Глава третья

Либо Грек изначально так планировал, либо недавние обстоятельства заставили его изменить маршрут, но в любом случае я оказался не прав. Вместо того чтобы спуститься к ручью и затем оказаться в укрытии между скал, мы взяли много правее, обходя его далеко стороной. К ручью мы все-таки вышли, но теперь у меня не было никакой уверенности, что он именно тот.

— Привал, — объявил Грек.

Место было не самым удачным, но Светлана выглядела настолько уставшей, что привал стоило сделать только из-за нее. Иначе вскоре придется плестись черепашьим шагом, чтобы она не отставала.

Я помог снять девушке ее рюкзачок из дерюжного мешка и усадил на ствол дерева, после чего уселся рядом.

— Сильно устала? — Как будто без того не было видно.

Самым мудрым решением было бы оставить Светлану в любом подвернувшемся селении. Да, ничего хорошего там может ее и не ждать, одну, без знакомых, которые могли бы за нее заступиться в случае необходимости. Но зато останется живой, а ведь это самое главное. Проблема в том, что до Вокзала мы будем старательно обходить их. Как можно дальше, чтобы не нарваться на неприятности. Да и не так много их, поселений, попадется нам по пути, и все они расположены в стороне. Разве что Грек решит сделать крюк.

— Я привыкну, Игорь, я обязательно втянусь! — заверила она. — Еще день-другой, и вы за мной не угонитесь.

Пришлось кивнуть, мол, нисколько в этом не сомневаюсь. Вопрос только, сколько времени на это тебе понадобится. Сам я за тот срок, что провел здесь, исходил, не осмелюсь утверждать — столько же, сколько за всю свою предыдущую жизнь, но немало. Тем не менее иногда держусь только за счет усилия воли.

— Игорь, а как ты думаешь, Янис мне одно ружье отдаст? Зачем ему два?

— Обязательно отдаст. Не сейчас, позже. — Если Янис соберется его выкидывать, заберу и отдам тебе уже сам. С другой стороны, хотел бы, давно бы уже выкинул: открутить прицел — минутное дело, даже на ходу. — А чем тебя наган не устраивает?

— А что ты сам с ним не ходишь? Вернее, почему у тебя еще и винтовка есть? — резонно поинтересовалась она, и я не нашелся что ответить. Лишь повторил:

— Отдаст. Как только научишься с ним обращаться.

Иначе станет оно для тебя бесполезной железякой весом в четыре кило, а ты и без того уже едва ноги передвигаешь.

— А еще, Света, ты молодец! — искренне сказал я.

— Ты желаешь меня ободрить?

— И это тоже. Но главное в другом.

— В чем именно?

— В том, что держишься молодцом.

Другая на твоем месте совсем иначе могла бы себя повести. Давила бы на жалость, слезами исходила или еще что. А ты просто держишься. Хотя и совсем нелегко тебе приходится, видно издалека.


После получасового привала мы шли до самого вечера, ни разу больше не останавливаясь. Я давно уже нес на себе рюкзачок Светы, который в сравнении с моим собственным казался пушинкой. Светлана терпела, хотя по ней было видно, что дорога дается ей с огромным трудом. Она даже на мои ободряющие улыбки отвечала едва заметным кивком. Наконец показалось то, ради чего мы и совершили марш-бросок такой протяженности, пытаясь успеть к закату, — темный зев входа в пещеру. О ее существовании я даже не подозревал. Но не Гудрон, который нас к ней и вывел. Причем он клятвенно уверял, что о ее существовании знают считаные единицы.

Внутрь мы попали не сразу: некоторое время таились в кустах, в то время как Янис с Греком ее обследовали на предмет притаившейся твари. Или даже целого выводка, выбравшего эту естественную полость своим домом. Мне за время своего пребывания на этой планете довелось побывать уже в довольно многих из них, и все они давали хоть какую-то иллюзию безопасности.

В отличие от некоторых других в этой не пахло ничем. Слава однажды говорил, что существует теория, согласно которой наши предки практически полностью утратили обоняние именно из-за пещерного образа жизни. Еще бы, веками, а то и тысячелетиями проживать в какой-нибудь из них, при условии что о гигиене не могло быть и речи. К тому же им было невдомек, что совсем необязательно устраивать мусорные свалки именно там, где проживаешь. Тут поневоле нюха лишишься. Хотя он же сам в этой теории и усомнился. Еще Слава добавил, что во сне у человека обоняние не работает вообще, и вот уже это факт непреложный.


— Да уж, неважнецкие у нас дела, — сказал Гриша, после того как мы наскоро перекусили и позволили дать себе несколько минут отдыха. — Если уж на охоту на Теоретика вышли даже такие криворукие и косоглазые, как те, что нам встретились, значит, желающих объявилась куча. Но ты не боись, Игореха, мы тебя не бросим!

— Я и не боюсь. Хотели бы, давно бы уже бросили.

— Тут даже не в тебе дело, — признался он.

— А в ком?

— Не в ком, а в чем. Теперь хоть какая-то цель в жизни появилась. Раньше оно как было? Выполнил работу, получил за нее пиксели, славно оттопырился день, другой, третий, неделю, и все по новой. Какой в этом был смысл? Да никакого, если разобраться. Теперь он хоть какой-то, но есть.

— У меня немного другое, — присоединился к разговору Слава. — После заявления Игоря, что он не собирается наживаться на своем даре, куском дерьма себя будешь чувствовать, если не поможешь. И без того в этом гребаном мире много раз через себя переступать приходилось, должен же быть этому конец?

— Я примерно так же думаю, — согласился с ним Янис.

— А я — нет, — заявил Гудрон. — Мне его благородство до фени. Я все жду, когда к Теоретику дар вернется, а сам он образумится. Ох и заживем мы тогда!..

Он едва ли мечтательно глаза не закатывал. Хотя и не было полной уверенности в том, что Борис говорит всерьез. Впрочем, как и обычно, — манера у него такая.

Гриша уже растянул рот в полуулыбке, чтобы сказать ему нечто едкое, когда обратил внимание на Светлану.

— Так, — поднимаясь на ноги, начал он. — Света, без тебя справимся, сам все сделаю. Отдохни лучше.

Девушка, посчитав, что готовка — ее женская обязанность, принялась хлопотать над ужином.

— Я не устала! — горячо заверила она. — И готовить умею. Честное слово!

— Верю, — кивнул Гриша. — И все же лучше отдохни. Завтра нам предстоит не меньше пройти. Так что приляг до ужина. Затем поешь и снова поспи.

Света послушно отошла от очага и присела рядом со мной.

— Может, действительно приляжешь? Сейчас постелю.

Хотя чего там стелить? Выбрал ровную площадку, откинул в сторону камешки, чтобы в бока не впивались, и после такого марш-броска брошенная прямо на землю плащ-палатка покажется пуховой периной. Ну и рюкзак вместо подушки.

Что бы она там ни говорила и в чем ни убеждала, вид ее выдавал усталость. Лицо осунулось, и под глазами тени. Прав был Григорий, когда освободил ее от готовки. Вообще-то мне самому должна была эта мысль в голову прийти. Хотя толку было бы от нее? Повар из меня тот еще, и сейчас не самое подходящее время прокачивать этот навык. И приказать тому же Грише не получилось бы.

Теоретически — без проблем. Если разобраться, в нашей компании главный не Грек — я. И именно вокруг меня все должно крутиться. Конечно же в связи с моим даром эмоционала. И все же приказать не смогу. Возможно, лидерских качеств нет, характера не хватает, чего-то еще… нет, не смогу.

Существует всего два стиля руководства — авторитарный и демократический. Примером авторитарного прекрасно может послужить армия. В ней все устроено просто: выше по званию или должности, значит, и авторитета у тебя больше. А следовательно, будь добр, исполни приказ, каким бы нелепым или даже глупым он тебе ни показался. Для армии — стиль самый правильный.

При демократическом все строится на убеждении. Доводы должны быть такими, что никаких приказов и не понадобится: сам проникнешься и исполнишь.

Кое-кто утверждает, что существует и третий — либеральный. В котором все пущено на самотек. Недаром еще он называется попустительским. Ну и как его после всего этого назвать стилем? На мой взгляд, самоустранение это, а не стиль.

Но я не об этом. Проблемы начинаются тогда, когда не имеющий достаточного авторитета человек, при условии что вы не в армии, пытается отдавать приказы. Или наоборот, когда его достаточно отдать, а людей пытаются в чем-то убедить. Что, несомненно, сочтут за слабость.

Так вот, сам я убежден: нет у меня такого авторитета, чтобы приказывать. А убеждать будет и вовсе глупо. «Сноуден, девушка устала, будь добр, замени ее!» И что ему помешает сказать в ответ: «И верно, устала. Ну так сам и замени!» И он будет прав.

— Спасибо, Игорь, — отказалась от моего предложения Светлана. — Никто не спит и чего я одна буду?

— Потому что ты девушка. И наш долг как мужчин заботиться о тебе изо всех сил.

Сказал больше в шутку, но Света ее не поняла.

— Не надо обо мне заботиться, я сильная! Сама о себе прекрасно могу позаботиться.

Следующая моя шутка тоже оказалась неудачной.

— Так ты, случайно, не феминистка? Все сама, сама.

— Еще чего! Игорь, а когда Янис мне винтовку отдаст?

— После ужина, наверное, — предположил я. — Сейчас спрошу.


Даже спрашивать не пришлось. Вряд ли Янис услышал наш негромкий разговор, вероятно, решил, что подошло время.

— Красавица, не желаешь свой пугач на нормальное оружие поменять? — поинтересовался он.

— Хочу! — тут же откликнулась девушка. — Очень!

И засмущалась непонятно отчего.

— Ну тогда держи. Игорь, объяснишь, что и как?

— Может, сам?

СВТ я держал в руках единственный раз. В самом начале своего пребывания здесь, на нашей базе в Фартовом, когда подбирал себе оружие. Сомнений нет: и разберусь, и объяснить смогу. Но у Яниса получится куда доходчивей.

— Могу и сам, — не стал отказываться он. — Только подождать придется, мы с Георгичем хотим по окрестностям немного прогуляться. Ты вот что, попроси Гудрона. Боря, поможешь?

— Легко!

Этот вариант был еще лучше. Борис — в прошлом офицер, успевший повоевать в горячих точках, так что в подобных вопросах он любому фору даст. Кроме Грека, у которого биография была схожей. За исключением того, что, когда Гудрон в тюрьме, по его собственному выражению, чалился, Грек в арабских песках наемничал в ЧВК.

— Ну и чего тогда откладывать? — тут же подошел к нам Борис.

Заодно посмотрев в сторону Гриши Сноудена: как у того дела и сколько времени осталось до ужина. Судя по тому, что вода в котелках едва начала закипать, полчаса у него было точно.

— Ну, Светик-семицветик, слушай и запоминай. Это СВТ — самозарядная винтовка конструктора Токарева под патрон семь шестьдесят два на пятьдесят четыре.

— Ты ее еще полную разборку заставь сделать, — не сдержался Гриша. — Они Светлане нужны, твои калибры? Стрелять научи!

— Изыди, сатана, — отмахнулся от него Гудрон. — Без тебя разберемся, что именно нам нужно, а чего нет. Правильно, Света?

Девушка с готовностью кивнула.

— Рассказывайте все, что считаете нужным.

— Может, тогда без «вы» обойдемся? Не такая уж большая у нас с тобой разница в возрасте.

Григорий снова не смог утерпеть.

— Боря, ты точно об оружии собрался говорить? «Не такая уж у нас и разница в возрасте», — передразнил он его. — Парубок, мля! — И обидно заржал.

Дня без того не проходит, чтобы Григорий с Борисом не пикировались бы. Правда, до ссор у них никогда не доходит. Впрочем, как и тогда, когда Гудрон подначивает Славу Профа. Но там задача другая: расшевелить Славу и заставить его рассказать что-нибудь интересное об устройстве мозга. Эти же двое просто развлекаются.

— Сноуден, сказал же тебе — изыди! — И продолжил, обращаясь снова к Светлане: — Можешь не сомневаться, я учитель хороший. Смотри, какого из Игоря орла воспитал, посмотреть любо-дорого! Это со Сноуденом бьюсь как рыба об лед, но толку-то!

Гриша почему-то промолчал.

— Вот эта штука, — указал пальцем Гудрон, — называется ПСО — прицел снайперский оптический, с видимым четырехкратным увеличением. Но мы его сейчас снимем: зачем тебе лишняя морока? У винтовки и открытый прицел есть, чай, не какой-нибудь там «Блейзер».

— Не надо ничего снимать! Показывайте как есть. То есть показывай, — поправилась Света.

— Насчет оптики — это тебе к Янису, — пожал плечами Гудрон. — Я с ней не очень дружу. — И торопливо добавил: — Зато во всем остальном — мастер!

Гриша нарочито громко хмыкнул, но опять промолчал.


— Эх, покурить бы! — мечтательно вздохнул Гудрон.

Мы успели поужинать, самое время ложиться спать: для всех, за исключением девушки, ночь поделена на дежурства, но все пока бодрствовали.

— Сам бы не отказался, — присоединился к нему Гриша.

— У вас такие прекрасные условия отказаться от пагубной привычки, а вы: сигаретки нет? — улыбнулся Янис.

— Все к тому и идет, — буркнул Сноуден. — Хотя вряд ли получится. Слышал я, на какой-то ферме махорку выращивают. Из земных семян. Только не спрашивайте, как они здесь оказались.

— Так же, как и все остальное, — сказал Гудрон. — Как это, это, это, — по очереди ткнул он пальцем в окружающие нас вещи. — Целые дома умудряются сюда попадать. Что уж говорить про семена какой-то махры? Или у кого-нибудь пакетик с ними в кармане был, когда тот угодил сюда. А вот скажи мне, Профессор, — обратился он к Славе, — как ты думаешь, местный табак здесь может быть?

— Вполне вероятно, — не задумываясь ответил тот. — На Земле никотин появился как средство защиты от насекомых. Так почему бы и здесь эволюции не сотворить нечто подобное? С любым другим растением, необязательно с табаком.

— Никотин — яд! Про лошадь напомнить? Бросайте, дольше проживете, — снова влез Янис.

— Ну не совсем чтобы яд… — протянул Слава. — Там другое.

— Так, господин Ступин, вы продолжайте, продолжайте! — Гудрон разве что руки не потирал в предвкушении услышать от Славы нечто интересное.

— Что именно тебе продолжать?

— Все сразу! Как и обычно, все связано с мозгом?

— Не без того.

Я посмотрел на Свету: спит она, нет? Нет, лежит с открытыми глазами. Нам предстоит услышать из уст Славы нечто интересное. После чего начинаешь смотреть и на себя, и на окружающий мир несколько иначе. С большим пониманием, что ли.

— Не без чего? — продолжал допытываться Гудрон в стремлении Славу расшевелить.

Нашего Профа главное зажечь. Ну а затем он разговорится так, что обо всем на свете забудет. Кроме любимой темы — физиологии мозга.

— С мозгом связано все и всегда. — Ответ Славы был емким, но ничего не объясняющим.

— Что именно в случае с никотином?

— Тебе действительно интересно?

На лице Славы легко читалось: вместо того чтобы в очередной раз разразиться лекцией, он предпочел бы поспать.

— Очень, Проф, очень! Да и всем остальным тоже: ты даже не сомневайся.

— Ну тогда попробую вкратце. Как успел уже сказать, — Слава едва удержал зевок, — растение из семейства пасленовых табак приобрело в своем составе никотин для защиты. От насекомых прежде всего. Но и от травоядных тоже. Все дело в том, что никотин по своему химическому составу идентичен такому нейромедиатору, как ацетилхолин, с помощью которого живые существа и осуществляют свои двигательные реакции.

— Как это?

Гудрон — человек, безусловно, умный. Но сейчас он придал лицу настолько идиотское выражение, что я поневоле улыбнулся.

— Поясню на примере. Допустим, захотелось мне показать тебе несложную комбинацию из пальцев. — И Слава действительно ее показал: оттопыренный средний при сжатых в кулак остальных. — Каким образом это у меня получилось?

— Сам же сказал, что захотелось.

Гудрон на этот по сути своей оскорбительный жест не обратил внимания.

— Утрируя донельзя, все совершается так. Как известно, мозг общается с телом владельца с помощью электрохимических сигналов. От нужных нейронов исходит ионный электрический сигнал, поскольку все жидкости в нашем теле — электролиты. Вот он по нервам доходит до двигательных нейронов, которые находятся непосредственно в кисти. Ну а те уже с помощью нейромедиатора ацетилхолина заставляют наши пальцы двигаться так или иначе. В итоге, — Слава не без удовольствия продемонстрировал Гудрону ту же комбинацию еще раз, — чем бы ты ни двигал, рукой, ногой, головой или всем сразу, без ацетилхолина не обойтись. Вот отсюда и появляется пагубная привычка к курению. Организм попросту перестает ацетилхолин вырабатывать. Какой ему смысл, если его достаточно и даже с лихвой поступает извне, вместе с табачным дымом? Как следствие — никотиновая зависимость. Ну а сам табак в результате миллионов лет эволюции и создал в себе никотин тире ацетилхолин в качестве зашиты. Начинает какой-нибудь жучок кушать листик, и случаются у него страшные корчи. Крапива — жгучая, на других растениях колючки, а табак сделал по-своему. Да, хочу заметить, этот нейромедиатор используется мозгом не только для двигательных реакций. Еще и как возбуждающее, а также успокаивающее средство. В итоге волнуется человек — покурил, глядь, и как будто бы немного успокоился. Или поглотал дым, и вот уже бодрость почувствовал.

— Что-то я не до конца понял. Так никотин — яд или не яд? — спросил Янис.

— Яд, — кивнул Слава. — Впрочем, как и соль, и даже обычная питьевая вода, дело только в дозе. Основную угрозу при курении представляет другое: смолы, синильная кислота, высокая температура вдыхаемого дыма, канцерогены и прочее. Никотин не безвреден, но и не настолько ядовит, как о нем думают многие. Стоит поднатужиться, бросить курить, и, как следствие, рецепторы, которые следят за выработкой ацетилхолина, ожили. Организм начинает вырабатывать свой собственный, больше не нуждаясь в подачках извне, которые получал в виде никотина. По-настоящему страшно не табакокурение, хотя и его следует старательно избегать.

— А что тогда? — живо поинтересовался Гудрон.

Слава помедлил какое-то время, вероятно размышляя, не хватит ли на сегодня лекций и не пора ли прилечь, затем все же сказал:

— Опиаты.

— Герыч, что ли?

— И он в том числе. Любые наркотики на основе опиатов наносят непоправимый вред. По-настоящему непоправимый. Может, хватит уже на сегодня? — Он протяжно зевнул. — Иначе целая лекция о вреде пагубных привычек получается.

— Проф, давай уже, если начал, — попросил за всех Гриша Сноуден. — Интересно же! Никогда бы не подумал за табак. Ну никотин и никотин, а тут вон оно что!

— Ну если Грек будет не против, — сделал Слава еще одну попытку уклониться, очевидно рассчитывая, что наш командир заявит: «Так, пора закругляться, завтра снова весь день топать предстоит». Или что-нибудь в том же духе.

— Не против, — вопреки его ожиданиям отозвался Грек. — Если ты не устал. Сам бы я с удовольствием послушал, что там насчет опиатов.

Слава вздохнул обреченно.

— Ну тогда слушайте. И не говорите потом, что вы не слышали, — добавил он, сделав фразу похожей на ту, что произносит глашатай в «Тысяче и одной ночи». — Только коротенько, без лишних подробностей. Все дело в том, что даже у самого здорового человека постоянно что-нибудь да болит. Причем всегда. Но есть в нашем организме такая замечательная штука, как гематоэнцефалический барьер. Он находится здесь. — Слава коротко рубанул себя ребром ладони под основание черепа. — Этот барьер помимо многих других задач занимается еще и тем, что фильтрует болевые сигналы. Так ли они важны, чтобы знать о них и без того загруженному работой мозгу? Критичны ли они для организма, чтобы поставить головной мозг о них в известность? Если принимает решение, что нет, — обезболивает их самостоятельно. И для этого у нашего организма есть собственные средства. В той же слюне содержится особый белок, который по своему действию в несколько раз сильнее морфина. Так вот, строение у таких средств примерно такое же, что и у опиатов. Этим-то опиаты и страшны. Как и в случае с ацетилхолином, организм перестает их вырабатывать. Но боль-то никуда не девается! И так называемые ломки — это как раз то, что чувствовал бы нормальный человек, не будь у него такого замечательного барьера. Но в отличие от никотиновой зависимости шансов, что рецепторы восстановятся, практически нет. Утверждают даже, что их нет вообще, если дело зашло слишком далеко.

— Жуткую историю ты рассказал, Вячеслав, — некоторое время спустя сказал Сноуден.

— Сами напросились, — пожал плечами тот, с блаженной улыбкой укладываясь поудобнее.


— Света, чего не спишь?

— Игорь, а что именно имел в виду Борис, когда сказал, что ты авось да передумаешь?

— Ты о чем?

— Ну когда он еще добавил, что тогда, мол, заживем! Что это означает, не поняла.

Светлана, это я не понял: ты что, до сих пор не знаешь о моем даре эмоционала?

— Тебе и вправду интересно?

— Очень!

— Ну, в общем, я умею жадры эмоциями заполнять.

— Ты серьезно?! Ты что, самый настоящий эмоционал?!

— Был им. Правда, совсем недолго: все куда-то исчезло.

У меня в кармане постоянно находится несколько пустых жадров. И я время от времени сжимаю один из них в кулаке в надежде почувствовать болезненный укол, который не похож ни на что. Почувствовать, чтобы обнаружить свой вернувшийся дар. Хотя, возможно, и проклятие — это с какой стороны еще посмотреть.

— Света, а тебе что, никто ничего не рассказывал?

— Нет. Да и времени особенно не было.

— А почему сама у меня не спросила?

— Боялась.

— Боялась? Чего?!

— Тебя же пытаются убить. А вдруг ты и сам какой-нибудь убийца, за голову которого назначена награда? Мало, что ли, таких? Боялась в тебе разочароваться.

— Нет, Света, я не убийца — недоделанный эмоционал. Или переделанный.

Безусловно, есть и на моем личном счету несколько человек. Но у кого в этом мире их нет? Наверное, только у тех, кто за периметры поселений даже нос не высовывает. Да и то как сказать. Это только на Вокзале порядок. В других поселках перестрелки прямо на улицах не редкость. Но даже мой личный счет не делает меня убийцей. Это как на войне — там другие понятия.

— Игорь, а ты сильный эмоционал?

— Был им. Света, был. Говорят, был самым сильным из всех известных.

Мне и с этим не повезло. Для меня что пустой жадр, что заполненный самим мною или кем-то другим — разницы нет, ничего не чувствую. Так что сравнить себя с другими не получится.

— Все у тебя вернется, — горячо заверила девушка. — Обязательно вернется, вот увидишь! Главное, что ты не какой-нибудь там подонок. Сладких снов тебе, Игорь.


Сон, который мне приснился, был каким угодно, только не сладким. Во сне я проснулся, а вокруг никого. Ни Грека, ни Гудрона, также как и Славы, Яниса, Светы, Гриши. Вообще никого. И ничего. Ни оружия, ни рюкзака, ни разгрузочного жилета… даже одежды на мне. Судя потому, что угли в костре уже остыли, бросили меня давно. Хорошо хоть вообще не убили. Но что мне теперь делать?! Мало того, от входа в пещеру доносилось мяуканье. В этом мире кошечек нет, и мяукать в нем может только самый опасный хищник — гвайзел. В тот самый миг, когда показалась его скалящаяся морда, я и проснулся. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверняка бы я расшиб себе голову о низко нависший свод, если бы не руки Гудрона, которые прижали меня к земле.

— Теоретик, что с тобой?! — спросил он, все еще удерживая меня за плечи.

И столько в его голосе было неподдельной тревоги, что мне поневоле стало стыдно. За то, что смог в них усомниться, пусть даже во сне.

— Сон дурацкий приснился.

— Со всеми случается, — как мог, успокоил он. — В себя пришел?

— Пришел, — ответил я, освобождая плечи от его рук.

— Слишком долго спать вредно, — заметил возящийся у очага Гриша.

И верно. Судя по положению светила, которое хорошо было видно через высокую щель входа, мы давно уже должны быть в пути. Что-то не так?

— А где остальные? — Кроме них двоих, никого не было видно.

— Грек с Профом ушли, будут не раньше вечера. А возможно, и завтра вернутся. Ну а твоя подружка уроки берет у Яниса. — Гудрон улыбнулся. Но не ехидно, как можно было бы предположить с его характером и с его языком.

— Куда ушли?

Вчера вечером даже разговора не было, что наша компания может разделиться.

— Дорогу разведать. Вернее, перевал. Посмотреть, что там, перед тем как всем кагалом туда отправляться.

Перевал я помнил отлично. Там даже не перевал — ущелье, которое разрезает горную гряду, образуя проход на другую сторону. Уходя от Вокзала, мы прошли его ночью. Та еще прогулка выдалась! В ущелье и при свете дня черт ногу сломит, а уж в темноте!.. Благо что на небе хватало звезд.

— Как бы в обход не пришлось топать, — высказал свои опасения Гриша. — Не хотелось бы.

Не то слово! Крюк получается тот еще. К тому же по таким местам, куда добровольно не сунешься.

Светлану с Янисом я обнаружил у самого входа в пещеру. Он что-то втолковывал девушке, а сама она целилась в невидимую для меня цель через оптику.

«Настойчивая, — думал я, глядя на ее сосредоточенное лицо. — С таким рвением действительно научится постоять за себя». И еще ко мне пришла мысль, что абсолютно ее не ревную. Почему? Настолько доверяю Янису? А может, все дело в том, что нету меня к ней особых чувств? Нет, она мне, безусловно, нравится. И характер хороший, и фигурка что надо. Но такого, чтобы при одной мысли «А вдруг они там!..» хотелось бы вскочить на ноги и броситься их разыскивать, нет и в помине. Настолько доверяю ей самой? Возможно, и так.

Первым меня заметил конечно же Янис. Это опыт, благодаря которому он, впрочем, как и другие, всё еще живы: чем бы ни занимался и насколько увлеченно это ни делал бы, не забывай контролировать обстановку вокруг себя. Опасность может возникнуть отовсюду: сзади, сверху, с боков, из-под земли… Клыкастая, когтистая, ядовитозубая… какая угодно. Причем настолько бесшумно, что можешь не услышать ее с расстояния в пару шагов. И потому необходимо постоянно крутить головой по сторонам и задирать ее вверх все то время, когда не смотришь под ноги и вперед.

— Толковая ученица! — сообщил мне Янис с таким видом, как будто полностью одобряет мой выбор. Мол, выбирал-выбирал я себе подругу, остановился на Светлане и не прогадал.

— Доброе утро, Игорь! — поприветствовала меня девушка. И тут же переключила внимание на своего наставника. — Янис, а упреждение — это что такое? — И, выслушав ответ, сказала: — Так, понятно. А от чего оно зависит? От скорости движения объектов? Ясненько. И сколько его нужно брать? В зависимости от дистанции? А как понять это в прицеле? Там столько галочек и всяких черточек разных.

Янис посмотрел на меня вопросительно: может быть, сам? Я развел руками. При всем желании у меня не получится так же замечательно, как у тебя самого: иметь дела с оптикой приходилось постольку-поскольку. И пошел назад в пещеру, откуда уже наносило запах варева. Приятно так наносило — Гриша готовить умеет.

Грек со Славой вернулись на следующий день к вечеру. По их лицам сразу стало понятно, что хороших вестей не ждать. Так и случилось.

— Ущельем не пройдем, — объявил Грек. — Там на выходе со стороны Вокзала сейчас пост на постоянной основе. Не по душу Теоретика конечно же — перквизиторы зачастили. Серьезный такой пост — человек десять, не меньше. Кстати, радиофицированный.

— Ну так и перквизиторы — опасность серьезная, — сказал Янис.

И все молча с ним согласились: серьезней некуда. Будь их вдвое больше, точно бы всех подмяли под себя.

— Может, стоит Теоретику внешность изменить? — предложил Сноуден.

— Ага, сделаем ему пластическую операцию, — согласился с ним Гудрон. — Иди, Гриша, стерилизуй инструменты. Ножи, топоры, клещи на всякий случай тоже не забудь. А заодно и всем остальным — Греку, мне и так далее. Чтобы уж точно никого не признали. Недельки три здесь отсидимся, чтобы опухоль с рож спала, и пойдем. Еще можно с боем прорваться. Нет, ну а что? Положим их всех на посту, затем заявимся на Вокзал, а в нем убивать никого нельзя, и потому нас не тронут. Там и будем сидеть, пока не сдохнем от старости.

— Ладно, завелся, успокойся! — Гриша уже и сам был не рад своему предложению.

— А если в обход вдоль хребта? — предложил Слава Проф. — Как будто бы там еще проход имеется.

— Ты дорогу к нему знаешь? — живо поинтересовался Грек.

— Я — нет. Но Борис однажды говорил, что ему известно.

Все посмотрели на Гудрона.

Тот покачал головой.

— Что, от своих слов отказываешься? — Гриша был рад отомстить.

— Не отказываюсь. Тут в другом дело. Слышал я, что он действительно есть. И даже примерно представляю, где его искать. Но не более того. Мы его месяц можем искать и не найти.

Помолчали. Затем Грек заговорил снова:

— Ничего в голову не идет. Знаю только, что и здесь долго оставаться нельзя. Вопрос времени, и на пещеру наткнутся.

— Может, не всем на Вокзал пойти? Паре-тройке, как тогда, на Самолет? — высказал идею Янис. — Закупиться и они смогут. — И сам же ее отринул: — Признают ведь, даже если одного послать. Со всеми вытекающими.

— Мозговой штурм? — предложил Слава. И пояснил, как я понял, для одного Сноудена: — Это когда, чтобы решить проблему, которая кажется нерешаемой, предлагаются самые бредовые или даже абсурдные варианты. Сами по себе они мало что значат, но каждый из них может дать толчок к какой-нибудь стоящей мысли. Вот она-то и станет выходом. Игорь, ты чего улыбаешься?

— Да так, — сделал я попытку уклониться от ответа. — Вспомнился мне один свой собственный бред. Потому и смешно.

— Говори-говори! — начал настаивать Слава. — В том-то вся и суть, что любой бред может оказаться выходом. Или, по крайней мере, ключом к нему.

А подумалось мне после слов Грека про голову, в которую ничего не идет, вот что. Голова необязательно должна быть моей. Достаточно заменить ее похожей. Еще и награду потребовать.

Мол, думали они, думали, да и решили, что плетью обуха не перешибешь, после чего оставили Теоретика без головы. Не тащить же меня полностью в качестве доказательства? Ну а то, что она по дороге попортилась, в здешнем климате легко допустимо. Анализа ДНК в этом мире не сделает никто. И зубной карты, в которой написано, что третий нижний моляр с пломбой, тоже не достать. Тут даже цвет глаз необязательно должен быть идентичным. Так, общее сходство черт лица. Ну а я пережду, сколько понадобится, где-нибудь в безопасном месте. В идеале — со Светланой. В том случае, если она сама будет согласна. Все-таки наилучший выход для нее — оказаться со всеми на Вокзале. Света нарочно или ненамеренно проболтается там, что голова совсем не моя? Так ведь не в самый же первый день. Должно хватить времени, чтобы запастись всем необходимым, а потом вернуться и меня забрать. Есть и еще вариант. Если постараться, все можно обстряпать так, что девушка полностью будет уверена — голова именно моя. Получится лишнее подтверждение, в сущности, от постороннего нам человека.

— Все равно ее негде взять, — вместо всех объяснений сказал я.

— Кого именно?

— Голову, похожую на мою. Чтобы принести ее в качестве доказательства. Не убивать же ни в чем не повинных людей?

Мне казалось, придется объяснять все подробно. Но нет. Они переглянулись между собой, после чего Янис уверенно заявил:

— Не поверят.

— Так она же испортиться успеет.

— Игорь, дело не в этом.

— А в чем тогда?

— В том, что никто не поверит, что мы смогли так поступить. У нас есть определенная репутация, которой мы дорожим. Именно в связи с ней и не поверят. Безусловно, мы не Праведники, но края наблюдаем отчетливо. И еще. Кто из нормальных людей после такого захочет с нами дела иметь? Никто. И опустимся мы тогда на уровень того же Кощея. Или хуже того — перквизиторов.

Все они как один согласно кивнули. Синхронно так, как будто бы отрепетировали, а затем дождались нужного сигнала, чтобы уж точно вместе.

О Кощее, кстати, моем тезке — Игоре, я слышал. Если судить по рассказам о нем — удивительной беспринципности человек. И жаден невероятно. Ну а с перквизиторами мне даже сталкиваться приходилось. Те вообще за гранью. Отмороженные бандиты в сравнении с ними — ангелочки с крылышками.

И о Праведниках Янис не просто вспомнил. Есть здесь такие, именно с большой буквы. Считают, что угодили сюда за грехи. Действительные ли, мнимые, но именно за них. Как сказал Гудрон: «Правильные они чересчур. Причем настолько, что тошнит от них. Отсюда и Праведники».

— Так совсем же необязательно, что вы меня. Мало ли что может со мной произойти? Упал — шею свернул, бахнул в себя от безысходности, на гвайзела нарвался…

И снова никто не даже задумался.

— Тоже не вариант. Ты бы сам в это поверил?

— Если честно, не знаю.

— Вот и я не знаю, — сказал Грек. — Ясно одно: назад, на базу в Фартовый, нам пути нет. Туда дорога вдвое длиннее, даже если пойти на Вокзал в обход. И в ущелье не сунешься. Давайте действительно мозгами пошевелим. Глядишь, что-нибудь да получится.

Не получилось. Спать легли далеко за полночь, и все это время судорожно пытались придумать что-нибудь толковое. В конце концов инициатор мозгового штурма Слава Проф согласился с тем, что даже такой метод срабатывает не всегда.

— Хотя, возможно, нам единственной мысли и не хватило. Единственной, — в заключение сказал он.

Но, как все ни тужились, родить еще одну так и не смогли.

Тем не менее решение было принято: попытаться найти в горах проход, о существовании которого Гудрон знал лишь понаслышке. Или обнаружить перевал, который позволил бы нам оказаться на другой стороне горной гряды. Глядя на заснеженные вершины гор, я размышлял над тем, что хотелось бы все-таки обнаружить проход. Лезть в горы без надлежащего снаряжения или даже просто теплой одежды попахивало самоубийством.


— Ну что, потопали?

Это фраза Грека была мне так же привычна, как, например, манера Гриши постоянно морщить лоб во время разговора. Или Светланы вначале улыбаться на каждый заданный ей вопрос, а уже затем отвечать. Или как особенность Славы Профа — тот, когда размышляет, шевелит указательным пальцем правой руки, как будто перебирает им пришедшие ему в голову мысли и отбрасывает ненужные. Сам я, когда о чем-нибудь думаю, почему-то держу сжатым правый кулак. Еще и прячу внутри его большой палец.

Согласно представлениям восточной медицины, каждый палец соответствует внутреннему органу. Мизинцы, например, сердцу. Заболит оно, и тогда следует начать их массировать. Не помню, что там насчет указательного, среднего и безымянного, но большой палец имеет связь с мозгом. Получается, пряча его внутрь кулака, я подсознательно пытаюсь спрятать свои мысли. Но почему прячу всегда один? Логичней было бы оба. Кстати, левая рука — это правое полушарие. Убей не помню, за что оно отвечает, за логику или креатив. Что именно я пытаюсь скрыть?

Правда, Слава был категоричен — полнейший бред. При решении любых задач мозг ничего не делит на полушария. И вообще, куда важнее количество нейронов в тех полях, которые отвечают за то или иное. Отсюда, как ни старайся, не быть тебе великим футболистом или скрипачом, если природа не наделила большим, чем обычно, количеством нейронов в центрах тонкой моторики. А такие вещи даются нам от рождения, и тут как лотерея — либо выпадет, либо нет.

— Путем невероятных усилий — ежедневными многочасовыми занятиями можно достичь высокого уровня, примеров хватает. Вот только одаренному от рождения повышенным количеством нейронов в нужных полях человеку, даже не прилагай он особых усилий, этот уровень дастся легко. А затем он уйдет еще выше, скажем так — на недосягаемую высоту.

— Что, настолько все грустно? — спросил Янис.

— Не настолько, как казалось бы, — пожал плечами наш Проф. — Каждый человек по-своему индивидуален. Главное, помочь ему определиться с тем, в чем именно его индивидуальность заключается. Ведь в таком случае не будет горьких разочарований, когда на что-либо потрачено немало времени и усилий, а результат — так себе. Хотя и там все не слава богу.

— Это еще почему?

— Потому что человек встанет перед выбором: заниматься тем, к чему лежит душа, но особого мастерства он не достигнет, или тем, к чему предрасположен, но никакого удовольствия это занятие не доставляет. Такие вещи совпадают далеко не всегда.

— А помочь с определением ему уже можно?

— Потенциально великих чемпионов в спорте научились определять с достаточно большой степенью вероятности. С другим — сложнее, но все к тому и идет.

Когда монотонно вышагиваешь в середине цепочки, не забывая, однако, зорко поглядывать по сторонам, в голову лезет всякое. Но, по крайней мере, хоть немного абстрагируешься от окружающей тебя действительности. От одуряющей жары, постоянно лезущих в глаза москитов, от пропотевшей под разгрузкой футболки и постоянно прибавляющего в весе рюкзака. А самое главное, забываешь о том, что в любой момент откуда-нибудь издалека или, наоборот, из-за ближайшего куста может раздаться выстрел, и тяжелая пуля разорвет мою глупую голову так, что только ошметки в разные стороны полетят.

Загрузка...