Одержимый Шон (1979)

Глава 1 КАБАН

С опушки еловой рощи открывалась большая часть долины.

В очень ясное утро, как говорили, можно было увидеть даже Мертвый Угол.

Хотя вряд ли.

Чаще всего, как и сегодня, горизонт был окутан мягкой красноватой дымкой, а лес казался далекой темной туманностью. Окружающая местность опускалась в долину широкими зелеными террасами. Над рощей возвышалась скала. Это был пик горной цепи, плотно окружающей долину, с юга и запада на севере она переходила в невысокие горы. Еще никто не перебирался через скалы.

Лес скрывал восточную часть долины, и за лесом лежала земля, выжженная, подобно пустыне. В этом направлении тоже никто не ходил. Так как река текла через лес с юга на север, и на ее восточном берегу…

Не стоило предаваться раздумьям о том, как было бы хорошо на том берегу реки, в ту сторону смотрели также редко.

Днем вообще никто не думал о племени Ворона.

Небо было светлое и голубое. Трава на террасах нежно зеленела, а листва деревьев казалась темно-зеленой. Повсюду виднелись протоптанные овцами тропы, видно было и колышущееся стадо овец — как текущее вниз облако. Между прямыми черными стволами елей Рощи струился дым костра; так же прямо поднимались дымки над хижинами.

Стояла отличная погода для охоты, как в общем-то и должно было быть. Поскольку сегодня был день кабаньей охоты. Охоты Трома — короля Еловой Рощи. Кабан считался принадлежащим Трому, если его убивали в лесу западнее реки.

Шон, сын Наула, стоял на краю террасы спиной к роще. Рядом замерла его изящная дикая собака, прислонившись в ожидании к длинным ногам Шона. Его волосы и шерсть собаки были почти одинакового цвета — цвета дубовой коры. Глаза Шона отливали холодной синевой, иногда они мерцали, подобно драгоценным камням, хотя он не часто смотрел на мир, широко раскрыв их.

— Привет, Шон! — крикнул кто-то, и собака навострила уши. — Ты уже мечтаешь о кабане?

Шон обернулся.

— Или ты мечтаешь только о себе?

По траве к Шону шел Лорт, такой же загорелый и темноволосый, но глаза у него были другие.

— Я мечтал о таком месте, где меня не могли бы найти ворчуны.

— Неужели?

С криками они кинулись друг на друга и кубарем покатились в траву. Собака — она понимала, что они дурачатся, — прыгала вокруг, усердно лая. Через некоторое время юноши отпустили друг друга так же внезапно, как и сцепились.

— Теперь мне придется идти на охоту со сломанным ребром, — сказал Лорт.

— С чего ты взял, что пойдешь на охоту? — возразил Шон.

— А тебя кто там ждет?

— Ну, конечно, не кабан.

— Это же замечательно, что дикие звери боятся Шона.

— Еще лучше, что они совершенно не боятся Лорта.

Глухой, гудящий звук наполнил воздух. Его издавала полая глыба, оставшаяся от ледника, под ударами каменного молота, глыба находилась в середине деревни, это был сигнал сбора. Юноши вскочили на ноги и пошли между елями назад, а собака прыгала вокруг них.

Шон и Лорт были ровесниками, им обоим шло семнадцатое лето. Лорт был чуть-чуть повыше. Оба были обуты в мокасины, одеты в одинаковые кожаные штаны и мокасины и в тонкие шерстяные безрукавки, которые обычно носили мужчины в долине. Женщины украшали их различными узорами, рубашка Шона была выкрашена с помощью ягод шелковицы и сока грецкого ореха в бледно-лиловый и ярко-янтарный цвета, рубашка Лорта — в различные оттенки желтого с помощью дикого шафрана. За кожаные пояса были заткнуты ножи из коричневого металла, их носили только воины короля. С тех пор, как Шон и Лорт стали воинами короля, времена года сменились шесть раз, однако друзьями они были гораздо дольше. Свою дружбу они пронесли через непрерывный поток колких шуток и бравады, что впрочем было обычным делом.

— Я все вспоминаю последнюю охоту, последним летом, — сказал Лорт, когда они шагали к каменному барабану, по дороге между хижинами. — Вспоминаю, что я слышал, как Шон умолял кабана остаться в своей шкуре и не обижать его.

— Интересно, как ты мог это слышать, — ответил Шон слащавым голосом, — если ты так далеко оттуда умчался.

Королевские воины спешно собирались возле каменного барабана. Женщины приносили печеный хлеб, мясо дичи, фрукты и пиво, сваренное из трав. Перед охотой всегда был грандиозный завтрак. Сам Тром восседал на скале. Он был молодой король, здоровый и сильный, склонный к насмешкам. Его старший сын стоял рядом с ним, бедный Бэл был лишь двенадцати лет от роду и слишком молод, чтобы идти на кабанью охоту.

Правдивый Кай сидел на небольшом бочонке возле Трома. Отполированные и нанизанные на шейную цепочку кабаньи зубы свидетельствовали о многих успешных охотах. Хотя Кай был отцом Лорта, он не пошел к нему. Кай был предсказателем, волшебником Еловой Рощи — посредником между людьми и богами долины, — и Лорт лишь вежливо кивнул, как было положено, и подошел к пище вместе с Шоном, Наулом и старшим братом Шона — Джофом.

Джофу было девятнадцать, но выглядел он примерно также, как Наул: приземистый и с удивительно густой темной бородой. Он ухаживал за дочерью Трома Иррой, и потому он хотел сегодня особенно блеснуть, чтобы произвести впечатление на Трома — Ирра уже была покорена. Шон не очень-то походил на отца и брата, да и на свою мать Ати тоже. Джоф и Шон держались друг с другом подчеркнуто нейтрально: верный знак глубокой взаимности. Тут подошла Ати; ее золотисто-рыжые волосы были закреплены на голове заколкой из коричневого металла, отдаленно напоминавшей птичью голову. Она несла плетеную корзину, наполненную мелкими абрикосами, которые росли над хижиной Наула. Их было столько, что хватило и Лорту. Мать Лорта умерла десять зим назад. И для Ати, которая из двух своих сыновей Шона любила больше, Лорт, как друг Шона, был на втором месте.

— Ты не заслужил такую мать, — сказал Лорт.

— Точно, — ответил Шон.

Ати хихикнула как девочка, которую они оба обожали. Джоф и Наул обсуждали прошлогоднюю охоту и совершенно не замечали при этом Шона, Лорта и Ати, только машинально запихивали себе в рот абрикосы. И подчеркнуто — чтобы ввести в заблуждение Трома — они игнорировали Ирру, одетую в свежевыкрашенное шерстяное платье, застегивавшееся на плече брошью из белого металла.

Металл — коричневый, белый и желтый появлялся в Роще путем меновой торговли. Овцы Трома давали шерсть, кожу и мясо, все это обменивалось на иглы, ножи, броши, кольца и наконечники для копий из Пещерного Города, находящегося в дне пути на северо-восток, и на глиняную посуду и шлифованные камни из Джетбрюке, до которого было полдня пути — он располагался к югу у притока реки. Два лета назад Шон побывал в Джетбрюке, а в Пещерном Городе ни разу не был. Вообще мужчины Еловой Рощи вели торговлю с жителями Города в общем лагере, который находился на полпути между деревнями, так как находясь на востоке, Пещерный Город располагался на востоке слишком близко к гиблой стороне леса. И всегда, что ухо надо было держать востро. Как раз в прошлую весну в Пещерном Городе был один случай.

Шон как раз об этом подумал, увидев заколку в волосах матери. Была одна заколка для волос из красного металла в форме листа, появившаяся из Пещерного Города. Шон однажды отшлифовал для себя хороший обоюдоострый нож из кремня, однако, когда увидел заколку, решил выменять ее у Трома для Ати за свой нож. Некоторые мужчины из Еловой Рощи оставались в общем лагере на день дольше, вернувшись, они принесли весть, что за ночь один мальчик из Пещерного Города стал одержимым. Его поймали и хотели убить в тот же вечер; однако и сами торговцы из Пещерного Города внушали подозрение. Чего доброго, одержимый мальчик прикасался к какой-либо вещи или даже помогал при ее изготовлении, поэтому товар был закопан в месте под скалой, и Кай-вещун провел там ночь, выполняя ритуал оберега. Когда предметы на утро снова выкопали, заколка-лист исчезла.

Шон вздрогнул, когда Джоф снисходительно хлопнул его по плечу.

— Привет, брат мой, — произнес Джоф, дожевывая абрикос, — на пару слов!

Они отошли немного в сторону под ели. Неподалеку громко булькал ручей и раздавалось дребезжание горшка, который был полон.

— Насчет кабана, — сказал Джоф. — Я сам хочу его убить и вручить Трому щетину и копыта. Если их будет больше, я хочу убить обоих. Из-за Ирры, ты знаешь. Остальные будут держаться в стороне и пропустят меня. Я дал им подарки. Как насчет тебя и Лорта?

— Мне не нужен подарок, брат, — тихо сказал Шон.

— Подарок? Я лишь хочу, чтобы ты стоял в стороне, если я его убью. Ты же мой брат, Лорт — твой друг. Мне незачем дарить подарки двум мальчикам.

— Значит, незачем?

— Незачем. Ну, ты сделаешь то, о чем я прошу?

— Ты мог бы заплатить выкуп за Ирру. Наверняка тебе не нужен еще и кабан.

— Я хотел бы сэкономить на выкупе, — сказал Джоф. Он заговорчески ухмыльнулся.

— Лорту и мне по семнадцать, — сказал Шон, — и мы еще не были первыми копьями на охоте. В это лето мы должны ими стать. За Лорта говорить никак не могу.

— Ты не хочешь этого делать? — обиженно спросил Джоф.

— Извини! — холодно сказал Шон, повернулся и пошел назад к Лорту.

— Ну и что случилось? — спросил Лорт. — Ревность твоего брата?

— Он хочет взять кабана себе, — ответил Шон, глядя на свою собаку. Ати отошла к хижине Наула. Наул сидел рядом с Тромом и Каем и беседовал с ними о кабаньей сети, сплетенной из шерсти и стеблей растений, и об отесанных деревянных кольях. — Он сказал, что задарил остальных, чтобы они оставались в стороне, все же у него ничего не получится, он слишком экономит свое добро. В последнее лето мы были едва ли не первыми копьями. Он боится, что я опережу его в глазах Трома.

— Ну и ладно, отдай ты ему этого кабана! — сказал Лорт.

Шон холодно глянул, и так же холодно произнес:

— Нет.

— Да почему?

— Ему нужна Ирра только потому, что она королевская дочь. Кроме того в этом году мы будем первыми в цепи. Это традиция. Если я останусь в стороне, я окажусь трусом.

Глаза Лорта широко распахнулись.

— Покажешься?

Шон ухмыльнулся и лед исчез из его голубых глаз. Как следует размахнувшись он дал Лорту легкого тумака. Ати стояла с пустой корзиной в дверях хижины Наула и смеялась над ними обоими.

Часом позже они спускались с террас по тропе, минуя пастбища, где паслись кремовые овцы. Поджарые охотничьи собаки, следовавшие за мужчинами по пятам, презрительно поводили носом и даже не смотрели на покорных овец. Далее тянулись наспех огороженные поля Рощи. Несколько женщин пололи грядки и сеяли озимые. Еще ниже росли дикие плодовые деревья, между ними стояли хижины, в которых всю осень жили сборщики фруктов. Примерно в миле оттуда террасы достигали дна долины, тянувшейся на восток к лесу.

Они шли еще час до опушки леса.

Между тем стало уже жарко. Люди Трома, которые несли свои копья, повесив за спину, сделали на опушке привал, чтобы влить в себя теплое травяное пиво из кожаных овечьих бурдюков. Сам Тром, окруженный своими старшими воинами, смеялся и пил вместе со всеми. Тром не убивал кабанов. Король представлял такую возможность молодым мужчинам своей деревни. Однако он замечал, кто был быстрым и ловким, а кто медлил. Конечно, он предполагал, что в этом году кабана первым настигнет Джоф. Хотя зверь принадлежал Трому, тот, кто его убивал получал копыта и щетину и мог подарить его кому угодно.

Вскоре они уже шагали в глухой тени деревьев.

Каждый раз, оказываясь тут, они открывали лес с его таинственными шорохами как бы заново. Кай произнес защитное заклинание, поскольку западный лес был не вполне безопасен, и хотя мужчины имели большой опыт охоты, они всегда шли очень осторожно. Вот уже 60-е лето, как ни один король не заходил западнее кромки деревьев. Тогда часто видели Крея, по крайней мере об этом рассказывалось в старых историях. В те времена было десять деревьев на плоскогорье севернее притока, и каждый год, как говорили, несколько мужчин и женщин становились одержимыми. В конце концов остались только Джетбрюк, Пещерный Город и Еловая Роща. В Джетбрюке уже 80 лет никто не становился одержимым, а в Еловой роще напасть не появлялась уже 50 лет. Лишь Пещерный Город оставался под властью несчастья…

Шон поймал себя на том, что думает об этих вещах в то время, как они продирались через переплетенные папоротники и подлесок. На мгновение он покрылся «гусиной кожей». Что с ним случилось? Мысли пришли тогда, когда он смотрел с опушки на восход солнца. Крей и его проклятье. Лорт нарушил эти мысли. Однако потом, во время завтрака, возле Барабанной скалы, когда он вспоминал о листе-заколке и об одержимом мальчике… Теперь в лесу, который скрывал его в тени, эти смутные фантазии ожили в его сознании вновь.

Да, лес всегда оказывал на него такое влияние. Начиная с тринадцатого лета, когда он впервые пошел на кабанью охоту. И не волнение вызвало это чувство. Во время облавной охоты на поросшей высокой травой пустоши он не испытывал ничего подобного.

А сейчас он был взбешен, что ухудшало дело. Честно говоря, он проснулся уже взбешенным. Он с самого утра как-то предчувствовал, что скажет ему Джоф.

Три собаки Джофа, а также по паре Наула и Стека использовались для выслеживания. Они проворно рыскали в папоротниках, с азартом, но без суеты.

Лорт был справа с сыновьями Стека. Джоф находился слева вместе с большинством мужчин, которые следовали за Наулом, Тромом и собаками. Шон приостановился, так как хотел занять позицию в середине, откуда он мог бы сделать внезапный рывок вперед, и Лорт уступил ему место.

Вскоре собаки начали рычать. В нескольких шагах на сырой земле стали заметны следы. Следы вели в просвет между дубами с молодыми елями. Там были густые заросли, задерживавшие зеленый солнечный свет. Однако ободранная кора на деревьях напоминала о монстре, который устроил здесь себе логово.

Шон отвлекся от своих мыслей. Мышцы его напряглись, когда он осознал, что должно сейчас произойти и что ему предстояло сделать. Он никогда не боялся, а если бы и боялся, то никогда не назвал бы свое чувство страхом и, конечно же, никогда ни от чего не убегал. Ни один воин деревни не мог себе этого позволить, нельзя было показать страх или хотя бы втайне поддаться ему.

Наул и Стек сдерживали ищеек, да и все, кто взял с собой собак, крепко держал их за ошейники. Это было трудно, потому что собаки рвались с поводков, гавкали и рычали, обезумев от запаха кабана. Джоф и двое других мужчин натягивали сеть, сплетенную из стеблей растений и шерсти, просвете чащи и привязывали ее к кольям, оставляя при этом достаточно места, чтобы пропустить собак.

Джоф глянул через плечо. Он заметил Лорта справа рядом с сыновьями Стека. Остальные молодые мужчины встали слева от сети. Джоф уставился на Шона.

Шон подождал немного. Затем он улыбнулся и направился в сторону группы, где стоял Лорт, где была и его собака. Джоф ухмыльнулся. Он кивнул Шону, одобрительный возглас прорвался сквозь его бороду.

По обе стороны сети теперь стояло шесть или семь мужчин, а остальные, с копьями наготове, рассыпались между деревьями; Тром в позе наблюдателя стоял рядом с ними. Обычно кабана останавливали, прежде чем он заходил так далеко. Мгновение все было тихо, лишь лаяли собаки.

Спустили собак.

Они стрелой метнулись в чащу. Гавканье превратилось в непрерывный грозный лай, сквозь который слышался треск сучьев и выдираемого с корнем кустарника.

Вдруг чаща будто бы взорвалась. Из центра ее выломился кабан, собаки отлетали от него как сломанные балки рушащейся хижины. Он был очень большой и молодой, черный, как ночь. Он ломился прямо в сеть, которая выдержала три его удара, однако недолго. Затем колья были вырваны из земли или сломаны. Джоф прыгнул вперед, чтобы выйти навстречу кабану, однако тот зашел слева. Шон еще был на пятачке справа, куда он, казалось, отступил. Он ожидал, что кабан сломает колья: следы и экскременты указывали на величину зверя. Конечно, и другие тоже этого ожидали, но никто не хотел быть первым.

Когда запутавшийся в сети кабан рванулся, Шон прыгнул вперед.

Зверь поднял рыло, маленькие глазки горели жаждой крови. Не останавливаясь, он бросился на Шона. Это был так хорошо знакомый миг, длившийся, казалось, вечно, — миг равновесия между загнутыми кверху бивнями чудовища и копьем человека. Затем копье погрузилось, и начался страшный танец с пронзенным кабаном.

Кабан бросался в разные стороны и пытался ослабить хватку Шона. И каждый такой бросок почти достигал цели. Казалось, будто поймали материализовавшуюся молнию или смерч. Шон был слишком легок, чтобы удержать то, что он пронзил, и знал это. Он надеялся, что Лорт поможет ему, однако, казалось, тот вовсе не хотел этого делать. Вдруг справа к нему с криком прыгнул Лорт. Второе копье вонзилось так точно, будто было время рассчитать его движение: прямо в складку кожи над сердцем.

Кабан, чувствуя, что умирает, в последней яростной конвульсии встал на дыбы и рухнул в траву.

Лорт и Шон выдернули свое оружие из угольно-черной безжизненной туши. У Шона древко копья расщепилось, когда он его вынул. Еще один миг, и оно бы сломалось, и разъяренный кабан мог бы с ним сделать то же, что он сделал с деревьями, вверх корнями лежащими вокруг. Но все это длилось недолго и внезапный вихрь стих так быстро, что никто не смог вмешаться.

В том числе и Джоф.

С раскрасневшим лицом, раздосадованный и ошеломленный тем, что его опередили, он уставился на собственного брата. У него-то был необходимый вес, чтобы одному удержать и убить кабана. Но, очевидно, недоставало быстроты и сообразительности, чтобы сделать это.

Улыбаясь, подошел Тром. Он играючи потрепал по затылку Шона и Лорта.

— Так это и есть Шон, которому нужна моя дочь? — спросил Тром громко, показывая каждому, что он заметил разочарование Джофа и не придал этому никакого значения.

— Нет, король, — ответил Шон, — мне нужно лишь мое право.

Джоф что-то прорычал.

— Тихо, — рявкнул Тром. Он не только не придал значения разочарованию Джофа, казалось, он даже был обрадован этим. — Один брат был достаточно проворен, а другой нет. Это все, что тут можно сказать. Шон пошутил с тобой, Джоф, сын Наула.

Сам Наул стоял на коленях в папоротнике и осматривал одну из собак, которую оцарапал бивень кабана. Он даже не повернулся.

Джоф опустил голову. Остальные мужчины подошли к мертвому кабану, чтобы его разделать.

Четверо совсем молодых парней лет четырнадцати-пятнадцати тащили куски мяса к опушке леса. Здесь они сушили мясо на солнце. Они делали это, недовольно ворча, раздосадованные тем, что охота продолжается без них. В действительности оснований для ворчания не было. Воины короля Еловой рощи не загнали в тот день больше ни одного кабана. Пять часов рыскали они по лесу, на севере и на юге до самого Холодного Ручья. Еще треть западного леса лежала между ними и Опасной Рекой, однако такое далекое путешествие на восток, до ручья, было достаточно большим риском.

Дважды собаки брали след, но каждый раз теряли его снова в зарослях папоротника и корней. Однажды они нашли вторую лежку, однако следы были старые: кабан покинул ее или умер.

Золотисто-зеленое сияние окрасило кроны деревьев. Полуденные тени исчезали, как дым. Люди Трома бросили охоту и двинулись на запад.

Радужное настроение утра улетучилось. После первой охотничьей удачи счастье покинуло их. Наул был раздражен — охотничья собака, которую поранил кабан, хромала и, скорее всего, будет уже непригодна.

Джоф, который с оскорбленным видом плелся рядом с Наулом, тащил сеть, разорванную кабаном. Он ворчал про себя, что Шон ответит за все, что случилось.

Что касается Шона, то его охватило страшное уныние. Победив, он стал терзаться сомнениями, не поступил ли он все-таки неправильно с Джофом. Лорт молчал, чувствуя настроение Шона, а его рыжая собака подавленно поджала хвост.

День потерял свой блеск, подобно потемневшему лесу.

Вдруг Джоф раздраженно огрызнулся на Наула и исчез один между деревьями. Проходя мимо Шона, он что-то нечленораздельно прорычал.

— Если бы взгляды могли убивать… — заметил Лорт дружелюбно.

— Куда это он? — спросил Шон, ни к кому не обращаясь.

Лорт развеселился.

— Кто знает? Порыв души, я бы сказал, ты так не считаешь?

Они шли вместе с другими дальше, однако у Шона начала зудеть шея в ожидании треска и топота тяжелых ног преследующего его старшего брата. Но ничто не нарушало тишину в узкой заросшей лощине, кроме их собственных шагов.

Деревья теперь стояли немного гуще, и тонкие закатные лучи света едва проникали сюда. Еще полмили, и они должны были достичь временного охотничьего лагеря, который разбили мальчики. Там бы они сидели и смотрели, как солнце медленно склоняется к скале высоко над долиной, допивали пиво и ели маленькие куски наскоро пожаренного кабана, чтобы отведать добычу. На дне долины еще два или три часа должно было быть светло, а выше — еще дольше. Более чем достаточно, чтобы добраться домой.

Вдруг Наул остановился и посмотрел назад на дорогу, которую они уже прошли, потом взглянул на Шона, раздраженно наморщив лоб.

— Где Джоф, мальчик?

Шон остановился и Лорт тоже. Остальные продолжали свой путь.

— Не знаю, — сказал Шон.

— Боги сегодня отвернулись от меня, — пробормотал Наул. — Сыновья, которые ненавидят друг друга, собака с раной на ноге… Ты не видел, как прошел Джоф, мальчик? Его уже давно не видно.

— Да, отец.

— Это твой брат, — сказал Наул многозначительно. Если у Ати был любимый сын, то и у Наула тоже.

— Я должен пойти искать его, отец?

— Я пойду с тобой, — сказал Лорт.

— Нет.

Лорт усмехнулся. Он держал собаку Шона, понуро вилявшую хвостом.

— Одному тебе будет страшно, — сказал Лорт, но Шон не ответил — разъяренный взгляд Наула, как и взгляд Джофа, жег его огнем. Даже если ты ушел на запад — лес есть лес. А Джоф, оглушенный собственной яростью, мог быть неосторожным…

— Я найду его отец, — сказал Шон, — и заключу с ним мир.

— Сомневаюсь я, — буркнул себе под нос Наул. — Хочешь быть первым копьем, не так ли, ты, заносчивый цыпленок, и разрушаешь счастье Джофа. Иди! И не возвращайся без брата.

Шон отвернулся. Глазам его было больно, и жгло одно место под ребрами, как будто у него болело сердце. Он слышал, как Наул, Лорт и собака поспешили на запад, в то время как он пошел в противоположную сторону.

Почти сразу, как только охотники исчезли из виду, он нашел Джофа. Это не было случайностью, так как Джоф, притаившись за широким замшелым стволом дуба, явно ждал его.

— Я говорил об этом с Наулом, — сразу сказал Джоф и медленно вышел на дорогу. — Ты подвел меня с кабаном. Ты виноват.

— Что? — спросил Шон. Он дрожал, но не от того, что нервничал — его обуревали противоречивые чувства.

— Только это, — сказал Джоф.

Затем он, наконец, стремительно бросился на него, а Шон застыл на месте, охваченный непонятным смятением, которое хотел бы, но не мог подавить. Он попытался уклониться от огромного кулака, в котором сконцентрировалась сила всего массивного тела Джофа. Однако ему показалось, что он почувствовал удар раньше, чем кулак достиг его.

Шон слышал, как он издал беспомощный хрюкающий звук, голова наполнилась болью и мир исчез.