Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира (СИ)

ПУСТОШИ. Удушающие объятия леса

Я ползла, отплевываясь от ледяной коричневой жижи. Руки по плечи тонули в грязи, я цеплялась за пожухлые длинные волосы травы. Они рвались в ладонях. Ноги всё глубже засасывало в чавкающую топь. Я рычала, стонала и ползла. «Раз, два, три, четыре, пять — будем в смерть с тобой играть», — отзывалось в ушах злым детским голоском эхо. След из сладостей привёл сюда, я видела впереди мою цель.

— Иорвет, я иду! — захлебываясь, срывающимся голосом крикнула я.

Передо мной разверзлась грязь, из неё вынырнула истлевшая грудная клетка, привязанная к спине сгорбленной водной бабы. Соски отвисших заплесневелых грудей чудовища касались воды. Грязь залепила глаза, грязь была везде.

— Проснись же, bloede het! Проснись! — и вновь мои лёгкие разорвало, я вдохнула нашатырный запах.

*Чёрт побери*

Иорвет навис надо мной и тормошил за плечи. На языке был привкус крови — во сне я прокусила губу. Я затрясла головой, лишь бы избавиться от видения.

— Что случилось? — спросила я, когда отдышалась.

— Ты стонала и кричала во сне. Я пытался разбудить тебя и не мог.

Начинало светать, костёр тлел, подёрнутый беловатым пеплом. Я сконцентрировалась — лес был недоволен.

— Ты рассказывал страшные сказки?

— Всю чёртову ночь! — гневно ответил Иорвет. — Только эти засранцы перестали вылезать!

Я нащупала под шкурой полупустую фляжку, припала к воде. Сон оставил вязкое, как то болото, тоскливое послевкусие, и хотелось побыстрее смыть его с языка. Иорвет шагал по поляне, сжимая и разжимая кулаки. С подозрением я прищурилась на него.

— А сказки точно были страшными?

— А ты как думаешь?! — взорвался эльф. — Отборные зверства, кишки и кровь, от которых любой нормальный ребёнок уже давно бы навалил в штаны! Но что я могу поделать, если мне не страшно, ни от одной из этих дурацких страшных сказок? Даже в детстве не было страшно! А потом появился призрак водной бабы, а я даже близко про неё не рассказывал!

Иорвет был возмущён до глубины души, как будто ему выдали группу детсадовской малышни, и вместо того, чтобы исполнять его приказания, они устроили весёлый кавардак.

— Ну ты и нянька, — плеснула я ещё топлива в огонь праведного скоя'таэльского гнева, — не смог ради детишек хоть чего-нибудь испугаться! Аминорнам даже бабу пришлось из моего сна тянуть.

— Посмотрим, какая из тебя нянька выйдет, vatt’ghern! — Иорвет фыркнул и полез в сумку за запасами мяса. — Следующая ночь твоя!

Посовещавшись, мы решили, что ночью, когда лес был особенно требователен к историям и, если что-то приходилось не по нраву, насылал на спящих жуткие кошмары, разумнее будет идти, а отдыхать днём. Иорвет тут же принялся воплощать решение в жизнь и завернулся в одеяло, бесцеремонно расстелив его прямо поверх моей шкуры. Он уснул в тот же миг, как голова опустилась на мешок с вещами, я же, в этот раз в полной боевой готовности, не отвлекаясь на самоанализ и задвинув поглубже все ненужные мысли, нарезала круги вокруг костра и бормотала сказки, которые могла вспомнить. Попутно по частоте хлопков вылезающих новых побегов я пыталась анализировать предпочтения нашей целевой аудитории и вычислила в итоге, что днём аминорнам больше всего нравились русские народные сказки про животных. У кого есть дети, помнит этого добра достаточно, так что я шагала и рассказывала о выходках хитрой лисы, вечно голодного простодушного волка, глуповатого, но доброго медведя и всеми обижаемого зайца. Над поляной висела зелёная пыль.

От непрерывного говорения в горле пересохло. Мы шли уже несколько часов. Я достала флягу, внутри громыхнул камешек — подарок Юланнэн — и на язык скатилась последняя капля воды. Иорвет протянул свою, я отрицательно замотала головой.

— Как думаешь, сколько нам ещё идти по этому лесу? — севшим голосом спросила я.

— Я рассчитывал, что мы пройдём его за один дневной переход, — эльф присел близ ствола аминорна, разгрёб пальцами листву у корней, озадаченно нахмурился.

— Интересно… — я прикоснулась к каплевидному наплыву коры на дереве около Иорвета. — Я видела точно такой же чудной нарост на аминорне у стоянки. Ещё подумала, что он похож на нос гнома из подземелий у пещеры Скрытого.

— Тут тысячи деревьев, ничего удивительного, — не оборачиваясь, ответил он.

Я моргнула. Нарост больше не походил на нос гнома — теперь он был в виде раздувшейся картофелины. В растерянности я ещё раз провела пальцами по бугристой коре. Похоже, что недостаток сна или же удар по голове (либо и то и другое вместе) играли с моим разумом злые шутки.

— У гномов не такие носы, — бросил, подойдя, Иорвет. — Однако нам не помешало бы найти воду.

Он снова огляделся, определил направление и зашагал вперёд. Лес расступался перед нами, будто бы показывал дорогу, оберегал от тесной чащи. Тончайшие зелёные нити с мелкими перистыми листьями опутывали стволы. Я сорвала один листок и растёрла в пальцах, ощутив знакомый пряный травяной запах. Лоза духов. Странным был этот лес, будто аминорны вытеснили из него всякую жизнь, пустив в сожители только лозу духов: одни и те же одинаковые раскидистые деревья, оплетённые паутинами лозы, да бесконечный ковёр рыжих опавших листьев, оживляемый лишь пушистой, расцветающей вокруг нас зелёной дорожкой ростков.

— Рассказывай дальше, — сказал Иорвет.

— А? Что? — задумавшись, я потеряла нить истории.

— Тебе надо поспать, vatt’ghern, — он внимательно посмотрел мне в лицо, — скоро ночь.

— Вода! — воскликнула я и показала на дерево впереди.

По стволу, откуда-то изнутри, перекатываясь по бугоркам коры, сочилась прозрачная жидкость. Я макнула в неё палец, лизнула — слегка сладковатая вода отдавала берёзовым соком.

— Не знаю, откуда это взялось, но пить можно, — решила я и прислонила к коре горлышко фляги. — По-моему, лес решил вознаградить нас за сказки.

— Лучше бы вознаградил крольчатиной в яблоках, — съязвил Иорвет.

— Не жадничай, вода важнее.

Напившись, без лишних споров я улеглась на землю, расстелив шкуру прямо между тесно стоящих стволов. От недосыпа казалось, что реальность смазалась и всё стало далёким и мутноватым, тогда как кошмары в лесу аминорнов были реальнее яви. Иорвет принял сказочную эстафету. Судя по всему, лесу нравились его дневные легенды, потому что проспала я пару часов без сновидений, а проснулась в окружении свеженьких аминорновых побегов.

Мы снова шли и шли, но лес не кончался. От монотонности пейзажа я полностью потеряла всякое представление о направлении и времени. Иорвет останавливался, оглядывался, пытался высмотреть сквозь ветви отблеск заката. Как заведённая шарманка, я бормотала уже набившие оскомину истории про лису и волка. Мы вышли к кострищу.

— D’yeabl aep arse! — с выражением произнёс эльф. — Cad é an ifreann atá ar siúl anseo?

*Что за хрень тут происходит?*

— Ты просил что-то там в яблоках? — прошептала я и протянула руку в сторону от нашего бывшего костра.

С ветки аминорна свисала гроздь красных в желтых чёрточках, идеальных со всех сторон яблок. Я сорвала одно. Оно пахло слегка медовым запахом настоящего спелого летнего яблока, под тонкой кожицей виднелся наполнявший его сок. Я сглотнула.

— Предупреждаю, я не буду тебя целовать, — с расстановкой произнёс Иорвет, глядя мне в глаза, и от этих слов в груди больно кольнуло.

Я разозлилась.

— Пфф, ты и не принц! Полежу, подожду настоящего очаровательного принца, и заметь, непременно белокурого и с круглыми ушами, — едко ответила я и уже приготовилась откусить, но увидела лицо эльфа, остановившимся взглядом смотрящего куда-то поверх моего плеча.

Обернувшись, я заметила мелькнувшего между деревьев упитанного белого кролика.

— Крольчатина, — сдавленным голосом выговорил Иорвет.

Я собрала яблоки в сумку. Хоть и были они подозрительно хороши, да и росли совсем не на яблонях, но и запасы еды у нас почти закончились. Потом осмотрели поляну. Кострище точно было нашим: тщательно прикрытое листвой, с торчащей с одной стороны непрогоревшей раздвоенной веткой. Однако дерева с гномьим носом на нужном месте не было, и исчезла выросшая в прошлую ночь поросль новых побегов.

— Яблоки настоящие, не иллюзия. Кролик, полагаю, тоже. Аминорны дают нам то, что мы просим, — я пыталась рассуждать здраво, насколько это было сейчас возможно.

— Тогда я прошу указать нам выход отсюда! — воскликнул Иорвет.

По листве прошла рябь, и в неосязаемое для органов чувств мгновение поляна слегка изменилась вновь — кострище осталось на месте, только ветка торчала в другую сторону, и там, где раньше деревья стояли тесно, теперь приглашающе звал в арку сплетённых ветвей проход.

— Туда! — решительно произнёс Иорвет.

Через пару сказок мы снова вышли к нашей стоянке.

— Кажется, у нас проблема, — сказала я. — Лес понимает всё, что мы говорим, и водит кругами. И значит, нам надо…

— Если он нас понимает, — перебил Иорвет, приложил палец к губам и многозначительно посмотрел на меня, — то рассказывай дальше. Сказкой.

Я прошлась по поляне.

— В итоге, лиса и волк заблудились, — произнесла я громко, остановилась и вернула эльфу такой же многозначительный взгляд. — Но тут они вспомнили про подарок их друга, погибшего хорька.

Иорвет едва заметно кивнул. Сунул руку в сумку и, не доставая волшебной стрелки, поглядел на неё. Зашагал вперёд, протиснулся между плотно стоящими стволами. Я продолжала говорить.

Мы продирались сквозь чащу, иногда останавливаясь, и я будто невзначай проводила рукой над сумкой Иорвета, зажигая Игни. Он в это время посматривал на компас. Стрелка вела мимо удобных широких троп, куда настойчиво направлял лес, и мы распутывали перед собой сплетённые ветки, пригибались под низко опущенными кронами. Но теперь мы хотя бы могли надеяться, что продвигаемся в нужном направлении, несмотря на постоянно изменяющуюся конфигурацию леса, который, казалось, переставлял деревья местами, сбивал ориентиры и мог деформировать пространство и прокручиваться.

Когда тьма окончательно сгустилась, мы вышли на поляну с присыпанным листвой костром с торчащей из него раздвоенной веткой.

— Довольно! — Иорвет сбросил с плеча сумку. — Лиса и волк в заднице. Нет смысла ходить, давай руку!

Я стянула перчатки и прикоснулась левой рукой к его ладони.

Собранная в мелкие складки земля мягко переливалась под ногами чёрно-белыми волнами, словно песчаное дно на мелководье. Стволы аминорнов опутывали пульсирующие сетки сосудов, по которым тёк светящийся белый сок. Чёрный волк привалился к моей ноге тяжёлым телом, и, повинуясь внезапному порыву, я опустилась на корточки, запустила пальцы в мохнатую шею. Морда с хищными светлыми глазами повернулась ко мне, и он совершенно по-собачьи лизнул меня в щёку мягким влажным языком. Я прижалась к нему и засмотрелась на белоснежного эльфа, на блики, идущие от кольчуги, на открытые точёные черты ясного лица, такого похожего и непохожего на себя, на нить, протянувшуюся между нашими ладонями. Я уж и забыла, какой он. Сияющие глаза Иорвета остановились на мне.

— Мы не для того сюда пришли, Яна.

Яна, Яна, Яна… Сердце ёкнуло. Понимает ли он, как действует на меня моё же собственное имя, сказанное его голосом? Он ни за что не должен этого узнать. Я для него друг, боевой товарищ. Вдруг вспомнился взгляд Бьянки, брошенный тайком на своего командира, который я ненароком перехватила в Каэр Морхене — отчаянный, полный жажды и невысказанных слов. Только не это! Секунды изнанки убегали. Быстро поцеловав преданную волчью морду, я встала. Иорвет задрал голову и поднял руку, показывая мне вверх.

Неба не было. Мы находились внутри исполинской сферы, слегка колышущейся в такт дыханию, густо покрытой изнутри шевелящимися отростками аминорновых деревьев. Спиралью по внутренней поверхности сферы шла яркая дорожка, и местами, словно бусины, на ней были нанизаны сияющие круги.

— Так мы шли, — Иорвет повёл рукой вдоль дорожки и указал на круги, — а это стоянки у костра.

Пока изнанка не побледнела, мы ходили, пытаясь высмотреть хоть одну прореху или отверстие в сфере, но безуспешно — она была абсолютно замкнута, мы были заперты внутри.

— Есть идеи? — спросил Иорвет, когда мы вернулись на засыпанную листьями поляну.

— Нам надо пережить ночь, — в задумчивости я обошла вокруг костра, чувствуя зарождающуюся с приходом вечера тревогу в груди.

Иорвет сложил ветки шалашиком, и моей силы едва хватило, чтобы зажечь огонь.

— Помню, ты была недовольна моими страшными сказками — твой выход, — мрачно распорядился эльф. — Только умоляю, без волков и лисиц, нет уже сил это слушать.

Аминорны поддержали Иорвета подбадривающим подрагиванием листьев. Я задумалась, вспоминая истории, что пугали меня в том мире, и села у костра. Заговорила. Лес перестал скрывать от нас свою волшебную сущность, и скоро по поляне заскользил, не касаясь земли, гроб с панночкой, которая медленно с прямой спиной садилась, а потом укладывалась обратно. Из леса вышел Пирамидоголовый монстр — ужасающее воплощение чувства вины и неосознанной жажды наказания Джеймса Сандерленда, убившего свою жену. За монстром тянулся, вспахивая лесную подстилку, гигантский нож. Пирамидоголовый обошёл поляну и остановился за спиной у Иорвета. Эльф оглянулся, усмехнулся. Мне очень хотелось его напугать, но Иорвета ничто не брало. А вот аминорны всячески показывали свое расположение, и вызванные мною привидения становились всё менее эфемерными и уже не растворялись в воздухе, как вчера.

Я пустила в ход тяжёлую артиллерию и принялась пересказывать «Кладбище домашних животных». Попутно пришлось пояснить историю освоения Америки, рассказать об индейских племенах, населявших её задолго до прихода белых людей. У меня самой от страха волосы вставали дыбом, когда я расписывала древнее кладбище индейцев племени микмаков, на котором чикагский доктор, несмотря на все предупреждения друга, похоронил любимого кота дочери, погибшего под колесами грузовика. Горло свело спазмом, когда из мрачного, тёмного леса к костру заторможенной походкой подошёл, припадая на лапы и держа голову под странным углом, неопрятный кот. В воздухе запахло гнилью. Иорвет отогнал кота веткой, тот зашипел, выгнув спину, ветка прошла сквозь его тело. Я рассказывала дальше: как сошедший с ума доктор похоронил на индейском кладбище маленького сына, и злобный дух вендиго вселился в тело ребенка и убил жену доктора. И что тот в безумии утраты, надеясь её воскресить, отнес труп на кладбище микмаков.

— Дорогой, — сказал скрипучий и какой-то недобрый голос, и на плечо Иорвета легла женская рука.

Эльф подпрыгнул на месте, молниеносно выхватил меч и рубанул призрака. Одновременно по всей поляне триумфальным фейерверком выстрелила зелёная пыль, словно все аминорны только и ждали, пока он хоть чего-нибудь испугается, и теперь рассыпались в бурных овациях. Измазанные в земле губы женщины скривились.

Иорвет, тихо матерясь, пересел на мою сторону костра подальше от мертвечихи. Неожиданно тьму прорезал истошный петушиный крик. Начало светать. Панночка затравленно огляделась, сидя в своём летающем гробу, Пирамидоголовый отступил спиной вперёд в глубь леса, и остальная нечисть стала бледнеть, пока все они не растворились в воздухе.

Я перевела дух, но, как оказалось, преждевременно — на ветках аминорнов вдруг с неимоверной быстротой стали выпучиваться алые пузыри, которые росли и превращались в яблоки, и скоро все деревья вокруг были увешаны ими. Стволы заблестели от льющегося прозрачного сока. Послышался шелестящий гул бесчисленных лапок, и со всех сторон к нам начали стягиваться толстые белые кролики. Они останавливались на границе поляны, но сзади напирали следующие, подминали под себя. Иорвет выругался.

— Ты хочешь, чтобы лес удушил нас своей любовью? — прошипел он мне.

— Я просто старалась рассказывать хорошие истории, — озираясь, оправдывалась я.

— Ты перестаралась, — отрезал Иорвет.

Мы спешно подхватили сумки и зашагали, не разбирая дороги и распихивая ногами толкущихся кроликов, и, конечно, через полчаса ходьбы вышли к костру опять. Поляна была чиста — ни яблок, ни аминорновых побегов, ни кроликов. Иорвет снова скинул сумку.

Измученные бессонной ночью, мы молчали. Ненасытные аминорны требовательно шелестели листвой. Иорвет сел, достал трубку, не спеша набил. Расстелив шкуру, я улеглась на спину, сложила руки за головой и наблюдала за уплывавшими в серое небо завитушками дыма. И не заметила, как уснула, а проснувшись, обнаружила Иорвета, сидящего рядом в той же позе. Его остановившийся взгляд был прикован к моему лицу. Он вздрогнул, поднёс к губам потухшую трубку. Лицо его было усталым и бледным, а вокруг зеленела аминорновая поросль.

— Почему ты не разбудил меня?

— Тростниковые люди как-то возвращались отсюда, — будто не услышав вопроса, сказал он осипшим голосом. — И нам пора.

— Худшее, что может случиться, так это то, что мы будем ходить здесь, пока аминорны не прекратят размножаться и не станут обычными деревьями, — сказала я и протёрла глаза.

Начинало темнеть, я проспала весь день.

— Нет, — Иорвет поднёс к табаку огонёк, глубоко затянулся, исподлобья бросил на меня мрачный взгляд и выпустил густое облако дыма. — Я сойду с ума раньше.

Идей не было. Я лежала и смотрела в небо. Чтобы хоть как-то разбавить гнетущую тишину и разогнать охватившее нас оцепенение, я принялась вслух вспоминать, что успел сказать Хонза про аминорновый лес.

— Особые сказки! — воскликнули мы одновременно.

Иорвет закашлялся, глаз его мстительно заблестел. Поднявшись, он достал нож и подошёл к ближайшему дереву.

— Дьявол знает, что это за сказки! Попробуем поговорить по-другому, — он приложил острие ножа к коре с таким видом, будто это было горло врага.

Нажал.

Хлестнула ветка, и на губе Иорвета выступила алая капля. Он замахнулся ножом.

— Стой! — закричала я, — ты нас угробишь!

Лес ощерился колючими ветками. Иорвет тяжело дышал, опустив нож.

— D’yaebl! — эльф стёр с губы кровь. — Тогда я сожгу этот лес, если мы сегодня же не выберемся отсюда!

Нацелившиеся в нашу сторону ветки переплелись, образовав вокруг поляны сплошной забор, а сухие листья аминорнов, устилавшие землю, на глазах потемнели, набухли влагой.

— Всё бесполезно, — Иорвет вернулся к костру, опустился на землю. — Чёртов лес слишком нас полюбил.

— Особые сказки… — задумчиво повторила я. — Что это должно быть такое, чтобы аминорны сами захотели отпустить нас?

— Не знаю, — он сжал руками голову. — Какие-то сказки, которые будут так неприятны лесу, что ему захочется, чтобы мы ушли, несмотря на всю любовь.

Я смотрела на Иорвета. А что, если и правда? Лихорадочно заработала мысль.

— Ты гений, — прошептала я, — чёртов эльфийский гений.

Я полезла в сумку и, покопавшись, достала миниатюрную деревянную лошадку, выструганную Лето. Спрятала в ладони.

— Жил был Змей, — начала я, и аминорны незамедлительно сменили гнев на милость и радостно затрепыхали листьями, сплетённые ветки чуть распустились. — И не было на всем Севере существа ужаснее, потому что был он столяром. Он пытал и убивал дубы и сосны и вытачивал из их тел шкафы, кровати и даже табуретки. Ни к одному дереву не было у него жалости.

По лесу прошёл шелест, деревья будто отпрянули. Иорвет поднял голову и, прищурившись, с интересом посмотрел на меня.

— В ту пору заболела в королевстве юная принцесса, и чтобы порадовать её, король приказал Змею изготовить самую прекрасную игрушку, и чтобы была она крохотная, но как настоящая. Для этого подходила только древесина аминорнов. А у Змея не было нужного инструмента для такой тонкой работы. Пошел он к гномам, те послали его к колодцу желаний. «Если скажешь в колодец то, чего боишься больше всего на свете, он даст тебе инструмент». Пришёл Змей к колодцу, наклонился над ним и прошипел: «Больше всего в жизни я боюсь попасть на перевал Эльскердег». Но не заметил столяр, что рядом с колодцем росла молодая берёзка, которая всё слышала. Змей взял инструмент и ушёл.

Вокруг наступила полнейшая тишина. Листья больше не шевелились, лес замер, не дыша. Я громко и заунывно продолжила:

— И решили деревья, что нужно отомстить Змею и выкинуть его на перевал. А тот тем временем срубил под корень молодого аминорна и расчленил острой пилой. Наслаждаясь новым инструментом, убийца соскабливал с полена мягкую свежую кору…

— Вгонял лезвие в источающую сок живую древесную плоть, — с кровожадным выражением на лице подхватил Иорвет, оглядевшись по сторонам.

— О да! Он выпотрошил нежную сердцевину, воздух наполнился смрадом свежих опилок. А потом погрузил изуродованное тело в чан с кислотой…

По земле прошла дрожь, нас подкинуло на месте.

— Змей приступил к вырезанию деталей, глубоко вгрызался в плоть, сверлил дырки, вбивал острое долото. Он издевался над трупом, пока не сделал это — отвратительное изделие извращенного садиста!

Я высоко подняла руку с деревянной лошадкой, чтобы лес увидел её. Затрясло, земля конвульсивно содрогалась и вспучивалась под ногами, со скрежетом и скрипом острые концы веток нацелились в нашу сторону. Поняв, что медлить нельзя, я прыгнула, складывая на ходу Усиленный Квен, и вцепилась в Иорвета руками и ногами. Поляна в спазме сплющилась, и оранжевый шар с нами внутри, словно ядро из пушки, выплюнуло из леса. От перегрузки в полёте сжало грудь, но уже через миг пузырь врезался в скалу и с треском лопнул. С высоты мы повалились на камни. Я не шевелилась и пыталась понять, все ли части тела на месте.

— Слезь с меня, — наконец, раздался голос снизу.

— Чёрт, а было так удобно. Не знала, что это ты.

Кряхтя, я поднялась на руках, сползла с Иорвета и села, подобрав выпавшую из руки лошадку. В сотне шагов от нас темнела кромка леса аминорнов.

— Лес нас выблевал, — растерянно обратилась я к Иорвету, который поднимался с земли.

— Сдаётся мне, что туземцы рассказывали какие-то другие особые сказки, — он потянулся, наклонил взад-вперед голову и хрустнул позвонками. Тихонько засмеялся. — «Смрад свежих опилок…» Я всегда знал, что у тебя беда с головой, vatt’ghern!

— Кто бы говорил! «Источающая сок древесная плоть»!

— И это мы ещё до фигурного выжигания по дереву не дошли.

— Да ты маньяк! — с притворным ужасом воскликнула я.

— С кем поведёшься, vatt’ghern, — парировал Иорвет и принялся собирать рассыпанные вокруг, как после крушения, вещи, — с кем поведёшься.