Навклер Виал 6: Обязанности верных

Глава 3

Увлечь даная не составило труда. Аристогитон радовался каждой безделушке, что делала Хенельга. Он освободил рабыню от домашних обязанностей, зато изводил заказами. Сначала ей доверяли простое дерево из местных пород, потом Хенельге удалось потрогать другие.

Ценное дерево Аристогитон заказывал в южных городах. Данай умудрился с удивительной быстротой договориться о поставках. Обладая связями с торговцами, это не составляло труда.

Не имея связей, богатый данай не мог раздобыть тамкарумский кедр. Зато знакомые торговцы привозили мелкие брусочки, почти обрезки, что выпрашивали у мастеровых из Тирина. За мелкую монету ремесленники с радостью расставались с остатками.

Разные породы дерева обладали разными свойствами. Ценность заготовок Хенельгу нисколько не волновала. Она потеряла счет времени, увлекшаяся любимым делом. Дерево отличается от костей, известных резчикам. Дерево мягкое, надо привыкать. Но руки знают дело. Хенельга творила, почти не думая о процессе. Лишь отвлекалась на сон и перекусы.

Другие рабы не беспокоили самородок, что оказался в собственности хозяина. Они чувствовали, что эта женщина обеспечит не только хозяина, но всю его фамилию. Даже самый последний раб будет купаться в роскоши, когда Аристогитон займет положенное ему место.

Богатства достанутся, конечно, городским рабам.

Хенельга изготавливала чудных рыбок, морских гадов, что населяют южные моря. Она изготавливала лодочки и виденные в дальних городах диковины. Аристогитона вполне устраивали эти поделки, но потом он начал давать рабыне задания. Не проверяя ее навыки, а из желания побаловать друзей. Аристогитон раздавал подарки, не заботясь об их происхождении.

Откуда у рабыни навыки, даная ничуть не интересовало. Он это воспринимал лишь как удачу, внимание богов. Размышлять об источнике этой силы кощунственно.

Раз пришел успех, значит, человек заслужил.

Ни красота поделок, ни скорость, с которой они изготавливались, не удивляли Аристогитона. Он даже не видел их красоты. Точнее, видел, но не ощущал. Алчность и жажда власти застилали взор. Аристогитон грезил о будущем, и не видел того, на что смотрит.

Пусть не лезет с расспросами. Хенельгу устраивало положение дел. Вот Виал мог проявить любопытство, откуда у женщины умения, из какого она племени происходит и тому подобное. Любопытство данаев ограничено стенами, что защищают их города.

Мир за границами Саганиса не существовал для Аристогитона. И сотен таких же как он.

Может быть, в этом причина, что они проглядели чужаков, месяц обитавших в окрестностях. Те времена казались сном. Воспоминания заволакивал туман.

Прошло много времени, прежде чем Хенельга смогла расслабиться и отвлечься от работы.

Время зимних праздников. В праздничные дни рабам полагается кувшин вина и кусок жаренного мяса. Отдых от трудов.

Для граждан праздники означают обмен подарками, походы в театр, совместные пирушки. Затем последуют выборы в совет, распределение литургий между состоятельными гражданами.

Аристогитон собирался использовать это время на максимум. Он не мог расслабиться тогда, когда другие предавались веселью. Потому, сделав запас подарков, данай решил показать свое приобретение другим гражданам города.

Хенельга ждала этой возможности, стараясь скрыть нетерпение. Она стала вещью данаев, потому вела себя соответствующе.

А чтобы вести себя соответствующе, надо выглядеть соответствующе. Хозяин придерживался такого мнения. Сама Хенельга думала остаться в простой тунике, что надевала поверх короткой нижней. В этой одежде намного удобней, хотя она подчеркивает рабский статус.

Свободные граждане вынуждены носить тяжелые, громоздкие одеяния. Ведь им нет нужды работать. Одежда – это статус. И даже сандалии на ногах не просто защищают подошвы от ореховой скорлупы или битых черепков на улице.

– Фриза! – Аристогитон вошел в комнату рабыни, отвлекая ее от любимого занятия. – Оставь свои поделки. Ты пойдешь со мной.

– Я почти закончила.

Аристогитон улыбнулся в бороду.

– Понимаю, тяжело прерваться, когда создаешь столь прекрасные вещи. Все же, пойдем. Тебе понравится, что я задумал.

Хенельга на этот счет сильно сомневалась, но перечить господину не могла.

Отложив резец, она поспешно смела стружку со стола, за которым работала. Всего пара движений и новая статуэтка закончена. Хенельга вздохнула и отложила незаконченную работу, подумав, что уже никогда не вернется к ней.

Рабыню ждали на улице. Хозяина сопровождали рабыни, что прислуживали госпоже. Хенельга их почти не знала. Личные рабыни постоянно находятся при хозяйке.

Женщины чувствовали себя не в своей тарелке, словно писцы, которых впервые за два десятка лет вывели из темной каморки.

Хенельга кивнула им и остановилась рядом с господином. Тот стоял, уперев руки в бока, и улыбался. Его взгляд скользил по рабыне, оценивающе. Выглядело это так, будто женщину готовили к продаже или собирались преподнести в подарок.

Удовлетворившись осмотром, Аристогитон с рабынями отправился на рынок. Не тот, где затариваются обычные граждане, а расположенный за стенами верхнего города. Рынок на акрополе, чья площадь используется для собраний, голосований и судебных процессов. Чужаки, рабы и женщины туда не допускались.

За редким исключением.

Аристогитон решил позабыть о приличиях не ради рабынь.

Следуя за хозяином, Хенельга запоминала каждую увиденную мелочь. В верхний город вела узкая дорожка, проходящая под массивными воротами. Две квадратные башни возвышались над стеной и сжимали дорожку с двух сторон. Наверху дежурили лучники. То ли варвары, то ли местные ополченцы. Хорошо, если наемники. Ведь их всегда можно перекупить.

У ворот стоял единственный гоплит в полном вооружении. Металлические детали сверкали на солнце, подчеркивая фигуру воина. Грудь его защищал белый линоторакс. Зато шлем отличался от тех, что носили обычные воины. В колонии воины носили простые шлемы без гребней и нащечников. Простая конструкция, вынужденная мера в виду дороговизны снаряжения.

Шлем парня имел все необходимые элементы. Черно-белый гребень.

Броня на воине древняя, но в хорошем состоянии.

Простой лук отличал снаряжение воина. Оружие покоилось в украшенном горите варварского стиля. Данаи на юге презирают лук, считая использование его в бою нечестным. Лучники должны происходить из варварского племени. Как стражи в Тритогении.

Здесь же в Саганисе воины переняли привычки варваров. Ведь колонисты чаще сталкиваются с варварами, чем сходятся шеренгами против цивилизованных. Это тоже следует учитывать, в осаде лучник опаснее копейщика.

Двустворчатые ворота держали открытыми. Немудрено, чужаки ведь сюда не ходят. А отогнать посторонних сможет один воин. Створки ворот закреплены упорами, к стене прислонен брус засова. В потолке виднелась щель, из которой торчали зубы решетки. Других защитных приспособлений в строении не было.

Хенельга украдкой вздохнула. Она ожидала увидеть тот же ужас, что встречал ее и друзей в Виоренте. Штурмовать подобные ворота самоубийство. В Саганисе, если забыть о массивных башнях, ворота скромные. Больше из дерева, чем из камня. За внешней облицовкой видны тяжелые бревна.

В проходе пахло сосной и пылью. Снаружи на вошедших обрушился шквал запахов. Словно улицы акрополя опрыскивали ароматной водой, настоем душистых трав.

Хенельга споткнулась, пытаясь отдышаться. Другие рабыни тоже задержались, моргая, и недоуменно вертели головами. Для них выход в город уже шок, а оказаться в прекрасном месте, где не красный кирпич, а благородное дерево и редкий мрамор, украшенный прожилками, радуют взгляд.

От входа тянулась мощеная улица, на которой нет обычного мусора: ни шелухи, ни помета вьючных и двуногих животных, ни обломков керамики – ничего! Общественные рабы подмели улицы, помыли мостовую.

– Город готовится к празднику, – заметив удивление рабов, пояснил Аристогитон. – Но даже в другие дни здесь лучше, чем внизу. И селятся в тени акрополя лучшие из нас.

И он принялся расписывать красоты верхнего города, скорее для себя, чем для рабов. Ведь женщины не смели перебить господина. Никто не желал привлекать внимание хозяина, задавая вопросы. Даже Хенельга сдержалась, краем уха слушая разглагольствования Аристогитона. Пока в его болтовне ничего полезного. Хенельга кивала и глупо улыбалась.

Хозяин говорил о том, что каждый особняк в верхнем городе имеет источник воды. Рабам не приходится ходить к общественным фонтанам. Не столько радость для рабов, сколько удобство для хозяина. У каждого дома собственный перистиль, где в саду растут чудесные растения. Оттого весь район утопает в запахах.

Живущие здесь засаживают огородики не капустой и репой, а базиликом, чабрецом и душицей. Лишь лавр не согласился жить в столь отдаленной местности. Потому приходится его импортировать…

Под веселую болтовню хозяина они добрались до рынка. Обошли площадь, хотя Хенельга заметила массивную стелу, расположенную в центре. Камень, не дерево.

В Саганисе для статуй зачастую использовали дерево. Основу сверху покрывали гипсом, иногда добавляли мраморную крошку. Выглядит не очень, зато дешевле, чем искать каменотеса и материал для него.

Аристогитон так рассуждал о достоинствах акрополя, словно сам проживал рядом. В каменном особняке, чей портик поддерживают мраморные колоны. В мечтах данай уже открывал калитку нового дома, шел по галечной мозаике, стуча каблуками красных сапог.

А на самом деле у него деревянный дом, чью крышу подпирали сосновые брусья. Огородик, жена, которую редко видели даже слуги. В общем, обычная жизнь состоятельного даная.

Аристогитон шел в магазин одежды, где собирался заказать гиматий для рабыни. А служанки помогут рабыне одеться. Не будет ведь сам господин выбирать тряпки для «Фризы».

В магазине шили из отличных тканей. Не шелка, конечно. Продавался лен, что привозят из Кемила, цветные тиринские ткани и меха северян. Последнее, скорее использовалось для декорирования домов. Данаи считают ниже своего достоинства одеваться как варвары.

Широкий выбор тканей доказывает, что Саганис торгует с множеством городов и народов. Тут действительно сходятся торговые пути со всех сторон света.

Видя цветные ткани, Хенельга постаралась скрыть грусть. Друзья пытались сделать ей подарок, купив у тиринского купца яркую ткань. Подарок погиб во время путешествия. Гибель корабля, долгий путь через враждебные земли, а затем рабство – тут уж не сберечь свое.

Аристогитон обнялся с хозяином мастерской, указал на рабыню и попросил об услуге. Быстро переговорив об этом, граждане переключились на другие вопросы, забыв о рабах. А те уже занимались, подбирая ткани для Хенельги.

Выбрали скромный темно-синий льняной отрез. Хенельга удивилась, что ей не подобрали желтый или другой яркий оттенок. Спокойные цвета для матрон, а не рабынь.

Сняв мерки, Хенельгу оставили в покое. Она не знала, чем заняться, потому скромно стояла в сторонке. Все же, это мастерская, а не лавка, где торгуют тканями. Пришлось ждать, прежде чем вынесли гиматий. По мнению Хенельги ей принесли готовую одежду, но оказалось, что это заготовка.

Широкие рукава предполагалось скреплять бронзовыми пуговицами. Излишком ткани можно покрыть голову, полотно удерживается фибулой – пока вместо нее использовалась булавка. Одеяние закрывало ноги от любопытных взглядов. Не хватало только сандалий. Аристогитон предполагал заказать обувь позже. Не сражу же на рабыню тратить десятки монет.

Одеяние достойной женщины. Хенельга чувствовала себя в нем неуверенно. Непривычная на ощупь ткань пугала. Это не шерсть, тяжелая и грубая, а легкий лен, который словно струится и стекает по плечам.

Мастер и хозяин обменялись репликами, сетуя, что рабыне не хватает женственности.

– Но мальчиком я бы не советовал ее наряжать, – пошутил мастер.

– У меня мыслей таких не было! Как скоро будет готово?

– Пару дней, не больше.

Хенельга вернула привычную длинную тунику. В тяжелой ткани, слишком широкой для нее, свободнее. Ничто не ограничивает, не сковывает.

К сожалению, магазин стал единственной целью путешествия. Увидеть другие постройки акрополя Хенельга не сумела. Хозяин возвращался той же дорогой.

Гоплит на воротах не сменился. Он проводил даная и рабынь задумчивым взглядом. Любопытство разбирало паренька. Хенельга подумала, что хозяин намерено выбрал этот день и это время, чтобы его свита попала на глаза парня.

Тогда не случайно, что она увидела воина в качественной броне, а не простого гоплита.

Воин перевел взгляд с Аристогитона на Хенельгу, прищурился.

Как положено рабыне, Хенельга тут же потупила взор.

Все это показалось ей странным. Если это был знакомый Аристогитона, так почему он не приветствовал воина, не остановился с ним поговорить? Данаи ведь любят поговорить. Даже наткнувшись в пути на могильный столп, останавливаются, чтобы поговорить с мертвецами.

– Как тебе эта лавка? – спросил Аристогитон у Хенельги.

Она не ожидала, что хозяин начнет задавать ей вопросы. Смогла выдавить из себя одно слово.

– Чудесная, согласен. Самая крупная в Саганисе, а торгуют тем, что в Тритогении не сыщешь. Этот лен – ты касалась ткани из самого Кемила! Это золото, свернутое в рулон. Сколь много мореходов сгинуло, чтобы доставить его. И нет такого в Тритогении, нет! Ты, Фриза, имеешь честь стать частью богатейшего города!..

Хенельга кивала, не перебивая господина. Пусть болтает, можно не прислушиваться. Иногда в его речи проскальзывали мелочи, которые тут же привлекали внимание женщины.

– Друзья поражены твоим мастерством. Я не смею более скрывать такое чудо в своих стенах. Мне приходится сотрудничать с архонтом по вопросам снабжения Саганиса. Его весьма впечатлили твои скульптуры.

Он говорил, что Хенельга укрепляет славу Саганиса. С ее помощью удастся прославить полис. Удастся превзойти Вирент.

Аристогитон уже грезил собственной мастерской, в которой будет начальствовать женщина. Это заявление удивило Хенельгу, она даже осмелилась перебить хозяина, спросив:

– Разве не будет неприлично, что женщина станет мастером?

– Оставь. Это все ерунда. Кто бы ни работал в мастерской, пусть хоть раб, хоть варвар. Или женщина. До тех пор, пока мастерская приносит прибыль, не станут люди вмешиваться в работу. Ты ведь понимаешь, что нам всегда приходится задумываться о прибыли. Не потому что мы такие любители презренного металла. Такова жизнь. Наше отечество – торговый полис. Репутацию следует поддерживать.

У меня есть друг, зовут его Назелис, он сможет организовать предприятие. Я лишь как акционер выступлю. Ты мастер. Сама выбирай помощников. Твои навыки требуют, чтобы ремеслом занимались женщины? Так пусть!

– Нет, это наша семейная традиция…

Аристогитон не слушал, «успокаивая» рабыню. Он расписал красочные перспективы, как из мелкой мастерской постепенно вырастает целое предприятие. Мастерские резчиков займут квартал. Приблизятся к Священной улице. Вотивные предметы из Саганиса станут ценить везде в Обитаемых землях.

– Надо договориться со жрецами! – вдруг понял Аристогитон. – На ближайших играх мы сможем поговорить со святыми людьми.

– Мы?

– Я и мои друзья. Наша компания из девяти человек образовалась давно. Сегодня у нас пирушка, и ты, кстати, приглашена на нее.

Хенельга встретила это заявление с холодным спокойствием. Понятно, зачем приглашают женщин на мужские попойки. От хозяина не укрылось, что рабыня не оценила «подарка» и тут же заметил:

– Ты приглашена не в качестве флейтистки или танцовщицы, не в качестве гетеры. Мои друзья хотят познакомиться с той, из рук которой вышли все эти изделия. Наши пирушки наполнены не шумом музыки и сладострастными вздохами, коим открывает путь чрезмерное, варварское употребление вина! Нет! Ты услышишь музыку слов, что никогда не знала, коснешься света мудрости, лишенной в той глухомани, из которой происходишь…

Они уже давно добрались до особняка, где проживали, но Аристогитон продолжал бахвалиться любовью к мудростям. Чтения, декламации, разбавленное на три четверти вино и все в таком благородном, высоколобом духе.

Хенельга не спорила, выслушала хозяина и улыбнулась, когда он закончил.

– Согласна? – он обрадовался, словно действительно спрашивал ее мнения. – Так замечательно же! Тебе следует подготовиться к вечеру, эти рабыни помогут привести тебя в порядок. Пока твой гиматий не готов, придется взять что-нибудь из сундуков со второго этажа. Уверен, покопавшись в них, удастся найти и лен, и шелк. Цвета? Любые! Какие приглянутся.

Толкнув дверь калитки, Аристогитон быстрым шагом пересек двор, забыв о рабынях. Женщины робко пересекли порог, переглянулись, не зная, что делать.

– Наверное, это был приказ? – робко сказала одна.

Враждебности к Хенельге они не испытывали, хотя и пришлось делиться своими тряпками.

На втором этаже, где женская половина дома, рабыни осмелели и теперь не сутулились. Они постарались пройти мимо хозяйской спальни незамеченными. Хенельга боялась столкнуться нос к носу с хозяйкой. Узнав, что замыслил ее муженек, та наверняка взревнует. А нет ничего хуже этого. Человеческие эмоции и так способны нарушить всякий план, а уж ревность и безумие господ – уничтожат безвольных.

Обошлось, хозяйка занималась шитьем на террасе второго этажа, а не отдыхала в темной спальне.

Мельком взглянув в сторону спальни, Хенельга удивилась, как подобная темная с низким потолком каморка может быть объектом вожделения данайских мужчин. И кровать простая: деревянная коробка, с наброшенным поверх тюфяком и одеялом.

Из спальни доносился запах пыли, старого дерева, лакового покрытия. Не слишком соблазнительная атмосфера.

По наивности своей Хенельга полагала, что хозяева должны жить в лучших комнатах. Но зачем, если они приходят сюда просто переночевать.

В соседней комнате – большой, просторной с широкими окнами, находилась одна кровать. На ней по очереди спали служанки. У стены стояли сундуки с добром. Цветные, раскрашенные сундуки – для вещей хозяйки, а простые, естественно, для рабынь.

Здесь же находился столик, за которым хозяйка совершала утренний туалет.

Хенельгу усадили на кровать. Рабыни занялись ее волосами, лицом, руками. Результат Хенельга смогла рассмотреть в бронзовом зеркале. Одна сторона зеркала отполирована, а на другой располагался рельеф матерью богов, чье прикосновение дарует плодородие и людям, и животным, и земле.

С помощью женских инструментов рабыням удалось скрыть недостатки Хенельги. Свинцовые белила добавили свежести обветренной коже, тушь подчеркнула большие глаза, светло-красная помада вернула блеск губам и скрыла бледность.

Выбрали простую прическу – волосы убраны в узел, чтобы открыть шею. Спорное решение, учитывая рост и крепость плеч Хенельги.

Из сундука рабыни добыли серый гиматий из тонкой шерсти. Одежду пришлось подшивать под Хенельгу. Рабыни спорили, какие выбрать сандалии. Сошлись на самых простых. Все равно край гиматия закрывал стопы. Синий пояс стянул талию, лишив возможности дышать, зато подчеркнув грудь.

Туалет завершился, когда на уши Хенельге повесили тяжелые серьги на клипсах, а беленые руки украсили браслетами.

– Лучше тебе остаться здесь, чтобы не смазать белила, – посоветовала одна из рабынь.

– Нет, тут ее увидит хозяйка. Пусть идет во двор.

– Точно! Но сиди под балконом, в тени.

Хенельга поблагодарила женщин и спустилась на первый этаж. По лестнице пришлось идти медленно, поддерживая край гиматия. Понятно, почему женщины редко покидали второй этаж. По узким, коварным ступенькам в такой одежде не удастся быстро спуститься.

Помня указания рабынь, Хенельга нашла место в углу сада. Свежий воздух бодрил, снимал напряжение. Расслабиться в этих проклятых тряпках Хенельга не могла. Вспоминала о тех туниках, что носила в Циралисе.

Не верилось, что все женщины данаев носят такое? Безумие. Работать невозможно! Это еще одна из черт данаев. Они настолько кичатся богатством, что освободили женщин от работы. Данаи могут содержать их просто для любования и размножения.

Такое объяснение показалось Хенельге безумным, что, впрочем, не безумнее всего остального.

Найти положение, чтобы пояс не сдавливал и не душил, не получилось. Ложиться нельзя. На деревянной скамье нет подушек, сидеть больно. Лубяные завязки сандалий натерли кожу.

Хенельга сходила с ума от сковавшего ее неудобства.

Ждать пришлось до вечера.

Лишь солнце начало скатываться за горизонт, скрывшись за высокими пиками Рифинских гор, как появился Аристогитон. Выглядел он веселым. Лицо раскраснелось, не от вина, а от предвкушения. Данай не считал нужным скрывать эмоции.

Найдя Хенельгу в саду, чуть не мертвую от усталости, хозяин схватил ее за руку и поднял на ноги.

– Ты готова? Вижу, готова! Идем, наш путь неблизкий, а я знаю, как вы женщины, неспешны.

«Снял бы с меня эти тряпки, я бы показала тебе, как спешно я откручу твою голову» – злорадно подумала Хенельга.

Но даже на злость не нашлось сил.

Мысль скользнула и унеслась.

Шли в сумерках. Раб с факелом указывал дорогу, приноравливаясь к походке провожаемых. Хенельга старалась запомнить дорогу, пока не поняла, что это бесполезно. Вокруг только серые заборы, с которых облетает побелка.

Фасады едва видны из-за заборов. Каждый такой особняк сам по себе крепость. В них могут укрыться защитники города, если вовремя не бросить факел на солому.

Огонь – он приведет город к гибели. Огонь, пришедший с моря. Печально, что придется бросать Саганис в жертву огню, но иного пути Хенельга не видела.

Особняк не производил впечатления. Простой вход, небольшой двор, а за домом сад, где началось пиршество. Аристогитон обманул, собравшихся все же развлекали девицы в легких одеяниях. Флейтистки и танцовщицы, словно цветы и венки на головах пирующих, служили украшением. Вид полуобнаженных женщин не распалил мужей.

Разговоры велись в основном вокруг торговых дел. Монологи разбавляли паршивыми декламациями. Эти люди следовали моде и постоянно сочиняли. К счастью, до издания своих виршей они не додумались.

В кругу друзей не находилось достойных критиков. Кроме Хенельги и других рабов, но они помалкивали, зная, что их мнение свободным ничуть не интересно.

Пирующие расположились на трех больших ложах. Аристогитон находился по правую сторону от хозяина на почетном месте. Хенельга сидела перед ложем на жестком табурете, ее колени упирались в столешницу.

Гостей баловали скромным угощением. Из кратера лилась вода с одной, двумя каплями вина.

Хенельга приглядывалась к хозяину дома. И первая, и вторая молодость прошли у него. Время и ветер смели с его головы все волосы, а оставшиеся выбелило. Этот человек не утратил зоркости глаз и ясности ума. На все вопросы он отвечал сразу, почти не задумываясь.

Торговлю он вел на юге, его суда заходили в Виорент, пересекая канал. С севера данай вывозил соленую рыбу и зерно – основной продукт экспорта Саганиса. Ни янтарь, ни меха, ни рабы так не ценились, как зерно. У этого товара только один недостаток – огромные объемы.

Обеспечение южных полисов едой основная обязанность колоний.

Разрастающееся население, готовящееся к войне, потребляло сотни тысяч медимов зерна. Один полис мог съесть корабль за день!

К сожалению, имени этого человека Хенельга не узнала. Пирушка друзей, которые друг друга знали, а рабыню никто не подумал знакомить со свободными. Она была предметом, что украшала стол. Возможно, Хенельга сейчас смотрела на своего нового хозяина.

Наконец, речь зашла и о ней.

– Вот мое сокровище, что боги послали в великой милости своей в мой дом, – сказал Аристогитон, указывая пальцем на женщину.

– Что ж, ее тело подстать тем творениям, что ты нам преподносил, – отметил один из гостей.

Он достал подвеску, на которой болтался священный карп. Хенельга узнала свою поделку. Как забавно, но именно священная рыба Мефона теперь находилась на шее даная. Скорей бы он вышел в море, эта подвеска станет камнем, что утянет его на дно во дворец Хозяина.

– Да, творить прекрасное прекрасным невозможно, – говорил другой.

– Напоминает мне коня, что своей формой отличен от человека…

– Естественно!

– А значит, конь не идеальное существо. Однако же, он прекрасен в беге своем, а как мы радуемся, видя двойку несущихся к финишу победителей.

– Заслуга в победе не только у тягловых животных, как фаланга без стратега, они не пришли бы к финишу первыми.

– Потому венком награждают возницу, а не коня.

– Потому и мы наградим нашего друга венком, – провозгласил хозяин дома, поднимая кубок, – того самого друга, готового разделить успех с равными. Он пробудил спящий в женщине успех.

– Право же, я только раскрыл ее таланты, – скромничал Аристогитон.

Как бы он ни спорил, но венок из местных цветов стал украшением его головы. Пирующие принялись петь песнь, прославляющую богиню Победы. Хенельга украдкой закатила глаза.

Не сказать, что ее смутила слепота данаев, но их общая окостенелость буквально сводила с ума. Значит, она всего лишь лошадь, которую мудрый хозяин поставил под ярмо. Сама лошадь до такого счастья не додумается.

Злости Хенельга не чувствовала. Узкий пояс не позволял ей появиться. Пояс придуман, чтобы держать спину прямо, поддерживал грудь.

Закончилась песнь, осушены кубки, пирующие продолжили беседу:

– Славная удача, подарок богов, почему ты дал ей имя Фризия? – спросил хозяин.

– Полагал, что она из окрестных варваров, – ответил Аристогитон, принимая кубок.

Виночерпий закончил раздачу и вернулся на место. В разговор мужей он не вмешивался, хотя и был свободным, но самым молодым среди них. Он встретился взглядом с Хенельгой и тут же отвел его.

Видать, потянуло на экзотику.

– Нет, местные не искушены в искусстве резьбы.

– Согласен, хотя их поделки тоже неплохие. Звериный стиль мне очень нравится.

– Пусть так. Дальше нашего славного Саганиса эти обереги не идут. Виорент не интересуется ими. Лишь рипены, купленные в качестве стражей, приобретают их.

Аристогитон кивнул, рассказав, чему стал свидетелем. Сколь чудные он изделия не привозил на юг, на них смотрели не как на самобытные изделия, а как на жалкие потуги повторить творения цивилизованных людей.

Всё, находящееся за кругом земель, есть тьма и грязь.

Варвары, использующие золото и серебро для брошей и амулетов, оскверняют благородные металлы.

– Потому наши собратья покупали их на вес, как металл, – закончил Аристогитон и добавил, подумав: – впрочем, я не остался без прибыли.

– Южане не жили в наших холодных краях, им не понять, – успокоил лежащий справа друг и поднял кубок. – За Саганис и его граждан!

Выпили, на время беседа прекратилась. Внимание граждан Саганиса переместилось к столу.

– И ты угощайся, Фриза, – разрешил Аристогитон.

Хенельга благодарно кивнула и взяла одну маринованную сливу. Долго ее мусолила, прежде чем съесть. Иначе бы не удалось протолкнуть через сжатый пищевод.

– Благородство души в неблагородном теле, – заметил данай.

– Даже варвары не чужды красоты. Их женщины понимают, как следует вести себя под взглядом мужей.

Хотя само по себе присутствие на пирушке уже неприлично. Она рабыня. Пусть изображает матрону, коль считает это необходимым.

Гости не удивились бы, начни Хенельга пожирать все, что находилось на столе, с жадностью волка.

Хенельга неспешно пила разбавленное вино. Ей наливали не из общего кратера, а принесли отдельный кувшин с напитком. Смесь крепче, чем у свободных.

– Красивая одежда едва ли сделает ее похожим на человека, – подал голос один из друзей.

– Фризийские рабыни в красивом гиматии лучше, чем без оного, – возразили ему.

– Не станет ли ее внешний вид оскорблением?

– О том я и желал спросить вас, друзья, – вздохнул Аристогитон. – Понимаю, что дарить намерен ее талант, боюсь, оскорбить достойного человека. Не каждый способен оценить подарок, со стороны как он будет выглядеть?

– Не беспокойся, я заранее предупрежу его, – махнул рукой хозяин пирушки, – в нашем возрасте уже не радуют сюрпризы. Мы жаждем внимания.

– Именно это я и намерен сделать, друг мой! – воскликнул Аристогитон, поднимая киаф.

– На том и сговоримся. За удачу! За удачу нашего друга! Пусть боги и каждому из нас преподнесут такой неожиданный подарок!

После возлияния, закрепившего сделку, Хенельгу увели. Ее показали благородному собранию. Более присутствие рабыни не требовалось. Мужчины желали отдохнуть, освободившись от назойливого внимания женщин. Даже рабыни могли нарушить чистоту их общения. В саду остались лишь прислужники, заботящиеся о господах.

Оказавшись снаружи, Хенельга ослабила пояс и вздохнула полной грудью. В животе булькало выпитое вино, которое все же ударило в голову. Никого во дворе, дом спит. Свет доносился с кухни, где на остывающих углях дожидался своей участи праздничный ужин.

Хорошая возможность, чтобы сбежать.

Хенельга отогнала мысль. Ей нужна удобная одежда, накопленные деньги и что-нибудь в качестве оружия. Искать все это здесь, бессмысленно.

Да и в голове шумело. На трезвую голову сбегать безопаснее.

Никто не наблюдал за женщиной. Хенельга пробралась на кухню, где стащила каравай и кусок сыра. Пока рабы обслуживали господ, сделать это не составило труда. Утолив голод, наконец-то, удалось избавиться от опьянения.

Пусть Виал часто ее баловал вином, все же это состояние не нравилось Хенельге. Она не отказывалась от подарков патрона, хотя в душе чувствуя опасность зелья. Само питье ей очень нравилось, но выпитое приводило в состояние, похожее, на болезнь. Менялось сознание и тело, происходили метаморфозы, о которых постоянно толковал Виал.

В кругу друзей изменения не приводили к плохому. Здесь же, в душе начал гореть огонь, более не сдерживаемый дурацким поясом. Хватило бы легкого касания, чтобы огонь вырвался наружу.

Гости пировали долго, наступил новый день. Хенельга успела остыть и встречала господина легкой улыбкой. Аристогитон пошатывался, глаза блестели, а голос стал низким. Теперь он говорил медленно, речь стала понятной. За полетом мысли этого человека теперь удавалось поспевать.

– Пойдем, счастье мое, – Аристогитон взял Хенельгу под локоть и повел на выход.

Перед ним возник раб с факелом, который проводил их до дома.

Аристогитон еще распинался о перспективах, мечтать о которых не мог ни один раб. Хенельга слушала его вполуха, занимаясь на кухне тем, что собирала еду в узелок. Кроме того, ей понадобится несколько ножей, подходящие для самозащиты.

Настоящего оружия найти не удастся. Придется пользоваться бытовыми предметами.

Из одного угла в другой ходила Хенельга, оставляя на кухонном столе припасы.

– Твои умения найдут применение в мастерской, – повторил Аристогитон, закатив глаза к задымленному потолку, – нашем совместном предприятии. Уверен, что архонт Фокл согласится вложить в мастерскую свои средства. Слава Саганиса его извечная тема для дум. И тебе, моя девочка, это принесет пользу. Не только любимым делом ты будешь заниматься. Рано или поздно упорный труд принесет тебе свободу, сможешь выйти замуж, а твои дети даже станут гражданами!

Хенельга остановилась, словно прислушивалась к болтовне хозяина. Она заметила метлу, чей черенок вполне можно переделать.

Сбив прутья, Хенельга принялась остругивать черенок.

– О, тебе уже не терпится взяться за работу! Похвально, похвально, но все же отдохни, моя удача. Побереги свои ручки. Их еще предстоит показать архонту Фоклу. Скоро праздник, он будет рад увидеть, как ты творишь этими пальчиками столь прекрасные изделия.

Аристогитон встал, не боясь ни ножа, ни заостренной палки, приблизился к Хенельге. Взяв ее за руки, хозяин крепко их сжал и улыбнулся.

– Ты станешь прекрасным подарком для него.

– Каким еще подарком? – только тут Хенельга обратила внимание на болтовню хозяина.

Моргнув, Аристогитон сказал:

– Подарок для архонта и его сына. Я же весь вечер описывал, каким будет наше будущее.

– А, понятно. Я рада.

Хенельга не двигалась, ожидая, пока хозяин отпустит. Сейчас вино говорило за него, мешает уснуть. Он уже выговорился, зов плоти отвлечет и уведет из кухни. А потом он уползет в свою спальню. В общем, надо только дождаться, помеха сама уйдет.

– Рада? Ты должна быть счастлива! Счастлива за хозяина, за Саганис и даже за себя! Я дарю тебе свободу…

Аристогитон осекся, но свидетелей его слов поблизости не оказалось. Освобождение рабов у данаев проходит без глупых процедур, принятых у западных варваров. Хозяин отпускает раба, когда ему захочется и ни сенат, ни государство в целом не смогут заставить его платить за милость.

– Моя помощь в твоем предприятии принесет тебе свободу, уважение в обществе.

– Замечательно.

– Именно ты станешь основателем мастерских резчиков в Саганисе. Прославишься во всех Обитаемых землях!

В глазах хозяина читалось сомнение.

В свои-то слова он верил, но не видел отклика в глазах рабыни. Как бы ни пыталась Хенельга, она не могла заставить себя мыслить, как раб данаев. До поры туман скрывал ее мысли от взоров господ, а сейчас – словно в насмешку, – бог вина, славный Лиэй, так изменил восприятие Аристогитона, что данай смог увидеть истину.

Вино не ослепило его, а придало ясности рассудку.

Хозяин увидел набор ножей, узелок с едой и небольшой кувшин с вином на столе. Увидел заостренный черенок в руках рабыни.

– Что все это значит?

– Я ухожу, – вздохнула Хенельга, – мне тут надоело.

– Ты моя собственность, ты не можешь уйти.

– Я же из варваров, забыл? – она попыталась улыбнуться.

Говорить надо так, чтобы собеседник услышал то, что желает. Тогда ты сможешь его перехитрить.

В этот раз знания, приобретенные у Виала, не помогли. Винный бог вмешался, отравив своим зельем глухого и слепого гражданина. Вино способно не только развязывать языки, могущества изменяющего зелья хватит, чтобы сделать свободного, гражданина тем же варваром. Пусть на время, пока длится опьянение.

– Мне надоело, я тебе помогла, но мне пора уходить. Я здесь оставалась, чтобы перезимовать. У нас в степях лютые зимы. Пора вернуться в нашу хижину, на кочевья…

– Ты не из фризийцев, – возразил Аристогитон, отступив на шаг. – Не из рипенов.

– Ты же сам дал мне имя.

Он уже не слушал, медленно отступал. В сердце Аристогитона возник страх. Не понимая ситуацию, он пришел в ужас. Мозаика сама собой собралась, в уме возник ясный образ.

Внешность, умения женщины, а так же ее знание языка. На данайском она говорила лучше колонистов. В ее речи чувствовался акцент, а диалект она использовала пифенский. Но в славном полисе не встречаются подобные варвары. Она издалека.

Аристогитон взглянул на рабыню, зажмурился и открыл рот, чтобы позвать домашних. Пусть схватят шпионку! Свяжут! Перережут ей глотку! А после прикопают в саду.

Нельзя сообщать о том, что она шпионка западных варваров. Такой позор разрушит карьеру гражданина, низвергнет его в нищету. Архонт Фокл заявит на собрании об изгнании! Вечный позор будет преследовать потомков…

Крикнуть данай не успел. Заточенный черенок не пробил кожу. Хенельга навалилась на черенок, придавив Аристогитона к стене. Давила точно в центр груди, сжимая грудную клетку. Крик перешел в сиплый выдох, боль от удара лишила даная сознания.

Умирать он не торопился, свалился на пол, закатив глаза. Изо рта текла то ли пена, то ли слюна.

– Проклятье, – выругалась Хенельга.

Она надеялась, что импровизированное копье поможет разобраться с этим болтуном. Быстро, безболезненно и даже будто в бою.

Уйти теперь никто не мешал. Хенельга взглянула на обездвиженное тело, размышляя.

Его нельзя оставлять тут. Он придет в себя. Расскажет.

Покачав головой, Хенельга вернулась к столу, взяла нож. Убивать человека вот так, словно свинью, она не умела, не обучена. Это гадкое убийство, нельзя лишать жизни того, кто не представляет прямой угрозы.

Дожидаться, пока Аристогитон очнется, Хенельга тоже не могла. В любой момент в кухню могла прийти какая-нибудь рабыня.

Занеся нож над лежащим, Хенельга остановилась в самый последний момент. Она вспомнила о законах, что связывают по рукам и ногам этих странных людей, называющих себя цивилизованными.

Смерть господина, в его собственном доме, под крышей с другими рабами…

Хенельга покачала головой. Эти люди ничего для нее не сделали плохого. Пусть в будущем они могут погибнуть от рук воинов из Гирции. Убив их хозяина сейчас, Хенельга бы приговорила к смерти два десятка человек.

Взглянув на припасы, женщина вновь вздохнула. Опять план пошел в Бездну. Вернув собранные вещи на их места, Хенельга привела кухню в порядок. Остатки метлы бросила в очаг, с собой взяла нож и самодельное копье.

Хозяин начал приходить в сознание. Времени мало.

Хенельга порезала гиматий, обрезками связала Аристогитона и заткнула ему рот. Следовало бы придушить болтуна, но на такое она уже не осмелилась. Открыв дверь, ведущую во двор, Хенельга взвалила даная себе на плечи и пошла к воротам. Проклятая калитка бесконечно далеко. Надо пересечь весь двор, где наверняка ее заметят.

Зато через центральные ворота удалось выйти незаметно. Сбросив на время груз, чтобы разобраться с запорами.

Тяжел данай. Хенельга спотыкалась под весом пьяной туши, но не могла остановиться. Да, темно на улице. Все спят. Мефон бережет поклонницу. Рисковать Хенельга не могла. Закончить работу, потом отдыхать.

Женщина добралась до стока, по которому из города выводилась грязь. Давно Хенельга приметила это место, рассчитывая использовать его для бегтства. Женщина знала, что в конце пути будет располагаться решетка, которую невозможно отомкнуть.

Бросив Аристогитона в воду, Хенельга спрыгнула в канаву. Оттащила тело дальше. Канавку закрывал деревянный настил, низ которого подгнил и серебрился плесенью. Едкий запах давил на грудь, забивал горло, вынуждая кашлять.

Мимолетно Хенельга подумала, что если это и есть их цивилизация, то лучше бы она осталась дома.

Оглушив Аристогитона, Хенельга взвалила его на плечи и понесла дальше. Она намеревалась нести его, пока опора под ногами будет надежной. Дальше – она знала, стенки канавы станут скользкими, увеличится уклон.

Добравшись до этого места, Хенельга бросила Аристогитона и, отвернувшись, перерезала пленнику горло. Кровь гражданина Саганиса смешалась с жидкостями, что текли из сердца города. Аристогитон покинул полис с тем, от чего добровольно и с наслаждением избавлялись все жители. Темные воды смыли кровь, тело в руках Хенельги перестало дергаться.

Сняв с трупа одежду, Хенельга ушла. Надеялась, что крысы вскоре расправятся с убитым. Обезобразят его лицо. Пусть Аристогитон пропадет, растворится в ночи.

Да, был свидетель – раб с факелом. Его будут пытать, чтобы он рассказал то, что и так рассказал бы. Но он скажет, что гражданин и его рабыня дошли до дома. Что случилось дальше – могут сказать боги. Пусть Мефон скроет эту истину.

Вот и решетка, Хенельга разделась. К сожалению, масло она не смогла взять, как задумала. Пришлось пользоваться иной смазкой. Еще не замерзшей, скопившейся на дне канавки.

На этот раз Хенельга оценила достоинства худобы. Хотя успела восстановить формы за месяцы, что жила среди данаев.

Ей удалось протиснуться сквозь прутья. Копье, нож и тряпки она выбросила на ту сторону.

Сток выходил в ручей, текущий за стенами Саганиса. По топкой жиже Хенельга пересекла ручей и вышла на берег.

Берег друзей. Берег, где творились чудеса. Где люди из ничего создали существо, покоряющее воду!

Идя вдоль берега, Хенельга взглядом выискивала черные паруса судов, подкрадывающихся к спящему полису.