Обсидиановая комната

5

Полетный план из Тетерборо в Гандер предусматривал беспосадочный полет протяженностью в тысячу сто миль через Кейп-Энн (штат Массачусетс), Новую Шотландию и Ньюфаундленд. Включая время на рулежку, взлет и сброс скорости при подлетном спуске, ожидаемое время полета составляло один час пятьдесят одну минуту. И только спустя час тридцать минут полета Проктор сумел переговорить с диспетчерской Гандера.

Проктор убедился, что Гандер и есть фактический пункт назначения Диогена. Больше никаких отклонений не было, и его самолет в настоящее время заходил на посадку. Хотя Диоген на старте имел выигрыш во времени, но, поскольку сначала он взял курс на Омаху и два самолета имели фактически одинаковую крейсерскую скорость, сейчас его отрыв от Проктора не превышал получаса. Однако пилоты «гольфстрима», Боуман и другой, по имени Рей Крисп, были строгими приверженцами протокола – как и все профессиональные пилоты, насколько было известно Проктору, – и они категорически не позволяли ему воспользоваться их радио, сколько бы денег он ни предлагал.

Наконец, когда самолет вышел на нисходящую траекторию и диспетчерская Гандера повела их, Боуман включил связь:

– Гандер, это тройка-девятка-семерка-браво на четыре тысячи пять сотен, запрашиваю информацию на посадку.

Послышался треск помех.

– Девятка-семерка-браво, четыре-четыре-пять-два, ваша полоса три. Точка установления связи с диспетчерской службой девять.

– Посадочная полоса три, девятка-семерка-браво, – сказал Боуман и повесил микрофон.

В тот же миг Проктор схватил микрофон и, отойдя настолько, чтобы пристегнутые пилоты не смогли дотянуться до него, нажал кнопку передачи.

– Диспетчерская Гандера, – быстро проговорил он. – «Лирджет сорок пять», повторяю, «Лирджет сорок пять», бортовой номер LN303P, прямо сейчас приземляется на третью полосу. Задержите самолет на рулежной дорожке.

Несколько секунд рация молчала, потом ответила:

– Диспетчерская Гандера. Повторите.

– Задержите «лирджет», бортовой номер LN303P, – сказал Проктор. – Не позволяйте пассажирам выйти. На борту заложник.

Боуман и Крисп поспешно расстегивали ремни.

– Кто говорит? – спросил диспетчер. – Это не полицейская частота.

– Я повторяю: на борту заложник. Сообщите властям.

– Любая просьба такого рода должна делаться по полицейскому каналу. Вы поняли, тройка-девятка-семерка-браво?

Боуман шагнул к Проктору с мрачным выражением на лице. Он без слов протянул руку к микрофону.

Проктор хотел сказать еще что-то, но, уже начав говорить, понял, что его попытка не удалась. Он уперся в стену канадской бюрократии, чего и следовало ожидать.

– Отдайте мне радио, – велел Боуман.

В этот момент радио снова затрещало:

– Тройка-девятка-семерка-браво, вы меня поняли?

– Вы только добьетесь того, что самолет будет захвачен, – сказал Боуман. – И не тот, который вы преследуете. И нам придется нести ответственность.

Проктор помедлил. Стрельнул глазами в сторону своей сумки, висящей на спинке одного из пассажирских сидений.

– И что вы собираетесь сделать? Застрелите нас? – спросил Боуман. – Это кончится только тем, что самолет разобьется. Отдайте мне радио.

Проктор без слов протянул ему микрофон.

Боуман быстро поднес его к губам:

– Говорит тройка-девятка-семерка-браво. Игнорируйте последнее. Пассажир проник в кабину.

Голос из диспетчерской Гандера ответил:

– Вас понял. Помощь при посадке понадобится?

– Ответ отрицательный. Пассажир немного навеселе. Мы его выставили из кабины и заперлись.

Вешая микрофон, Боуман не сводил глаз с Проктора, потом вернулся на свое сиденье.

– Это говорили ваши сорок тысяч, приятель, – сказал он. – Иначе мы бы сдали вас полиции за такой трюк.

Проктор ответил ему таким же пристальным взглядом и вернулся на свое место. Он сделал все, что мог, и его последнее действие было ошибкой. Его рассуждения оказались неверны. Он не был ни полицейским, ни федеральным агентом. Он не мог принудить власти к действию, в особенности власти чужой страны, глупо было даже пытаться. Ему придется самому иметь дело с Диогеном, когда он вернется на твердую землю.

И это было в его силах. Он уже и так далеко зашел. Гандер был самым крупным восточным портом Северо-Американского континента, он разве что не раскачивался на волнах Атлантики. Теперь вопрос состоял вот в чем: является ли Ньюфаундленд конечной точкой на пути Диогена? Или всего лишь промежуточной остановкой? Много аргументов имелось в пользу первой версии. Место было самое что ни на есть подходящее: у черта на рогах, бескрайний пустой ландшафт – идеальный уголок, чтобы залечь здесь на дно. Ограниченная дальность полета «лира» делала путешествие через Атлантику крайне опасным, на пределе возможности.

После посадки Проктор займется тем, что умеет лучше всего: начнет охоту на клиента. На это, вероятно, уйдет какое-то время. Но теперь Диогену негде будет скрыться, не будет у него и времени организовать что-то новое. Проктор не даст ему продыха. К тому же на руках у его противника опасный, не желающий подчиняться заложник. Нет, поиски не продлятся долго; вопрос только в том, каким будет их исход.

Проктор, конечно, понимал, что у него нет никаких убедительных доказательств того, что Диоген и Констанс находятся на том «лирджете», кроме сведений, полученных в летной школе Тетерборо. Но отсутствие потенциальных маршрутов бегства, возвратный чартер, неожиданное изменение конечного пункта маршрута прямо в воздухе – все это говорило о Диогене. Так подсказывало Проктору его чутье. К тому же других ниточек у него не имелось.

Эти мысли занимали его по мере снижения самолета к посадочной полосе три в аэропорту Гандера. В иллюминаторе он видел тусклую серо-зеленую растительность, уступавшую место широкой полосе асфальта. Раздался скрежет колес об асфальт, затем рев двигателей, переведенных в реверс. По мере падения их скорости на полосе Проктор сильнее прижимался к иллюминатору, высматривая самолеты, двигающиеся по рулежной дорожке или припаркованные у ворот, – искал «лир». Самолета нигде не было видно.

Но потом он увидел кое-что. Прямо по пересекающим их посадочную полосу асфальтовым лентам двигались два человека, появившиеся из ангара и направлявшиеся к припаркованному джету – «бомбардир-челленджеру», судя по его виду. Такой самолет легко пересекает океан, к тому же Проктор не смог бы эффективно преследовать его, учитывая свой чартер. Первой шла молодая женщина в оливковом плаще, с опущенной темноволосой головой. Констанс. Следом за ней, положив одну руку ей на плечо, а другую прижав к ее спине, шел мужчина. Он повернулся, посмотрел направо, налево… и даже на таком расстоянии Проктор безошибочно узнал высокую худую фигуру, аккуратно подстриженную бородку и рыжие волосы Диогена.

Констанс шла какой-то странной, скованной походкой. Не стоило и сомневаться, что Диоген прячет пистолет в руке, прижатой к ее спине.

Прилив адреналина обжег Проктора изнутри, и он отвернулся от иллюминатора, но их самолет все еще бежал по взлетно-посадочной полосе. Прежде чем он сумеет выпрыгнуть из аварийного выхода, пройдет насколько минут.

Он снова посмотрел в иллюминатор. Две фигуры поднимались по трапу в пассажирский отсек «бомбардира». В самый последний миг, прежде чем Констанс исчезла в темноте салона, она начала сопротивляться, и Проктор увидел, как Диоген молниеносным движением вытащил из кармана полотняный мешок и набросил ей на голову… Потом дверь за ними закрылась, и эта сцена насилия исчезла.

Когда самолет Проктора вырулил к остановке, «бомбардир» уже поднялся в воздух.