Обреченные души. Раздор (СИ)

Глава 7

Ранним утром из Морнингфроста выехала повозка, охраняемая десятью конными всадниками, облачёнными в кожаные доспехи с металлическими чешуями и шерстяные плащи. Воины были вооружены длинными мечами и алебардами. Король Форас Фрост, пребывая в глубоких раздумьях, с хмурым лицом сидел в повозке и курил трубку, не выпуская из рук меч покойного отца. Сопровождавший его рыцарь сэр Эрабор — зрелый мужчина с щетиной на увенчанном шрамами лице и вьющимися до груди светло-русыми волосами — точил меч. Оба сидели одетые в шерстяные плащи с воротом из медвежьего меха. Под серым невзрачным кафтаном Форас надёжно спрятал прочную кольчугу. Грудь Эрабора прикрывал нагрудник из дублёной кожи, руки — латные перчатки, ноги — стальные наколенники. Из-под нагрудника, до локтей, одетая поверх льняной чёрной рубахи, выглядывала плотная кольчуга. Кожаные сапоги обвивали железные кольца. Рыцарь угрюмо взирал на бедные приземистые крестьянские домики, на беззаботно спящих в грязи поросят, исхудалых голодных собак, шнырявших по дороге.

Солнце не успело ещё выплыть из-за сиренево-алого небосклона, как тут же утонуло в густых дымчато-белых облаках. В воздухе тянуло холодом и сыростью. Мимо проносились то вымокшие холмистые пустынные равнины, то чёрные изрезанные валуны, то крутые и обрывистые склоны утёсов и скал, то мрачные хвойные леса.

Границы Сноуглэйд оборвались. Вскоре каменистая избитая дорога сменилась глинистой и ухабистой, а потом и вовсе исчезла. Голубоглазый можжевельник с изящными лиственницами переменились на скромные карликовые кривые берёзы и мохнатые ивы. Лишь изредка через несколько сотен вёрст пути встречались одинокие деревеньки с брошенными покосившимися домиками и запустелыми полями. Оживлены были лишь гостиные дворы, где большая семья держала десяток-дюжину лошадей, и сдавала комнаты усталым путникам.

Чётвёртый день пути. Вокруг были лишь бесплодные сырые отлогие поля, где безустанно завывал жгучий холодный ветер. Природа казалось мёртвой, как и серые камни, поросшие бурым, зелёным и золотистым мхом. Куда не глянь, коварно скрывались среди осоки зыбкие мшистые болота. Земля была настолько дикой и пустой, что даже птицы не парили над ней. Ночью поднимался сильный штормовой ветер. Ютиться путешественникам пришлось в открытом поле, на ковре изо мха и лишайников, среди ледяных камней, грибов, голубики и редких стелющихся трав.

Наутро заморосил дождь. Вдалеке зловеще вздымались мрачные горные хребты Калькарóс, устремлённые ледяными вершинами в туманную пропасть густых облаков.

— Ваше Величество — Кальхéйм! — предупредил короля ямщик.

На обрывистый утёс вела избитая глинистая небезопасная тропа. Путь, как щупальце осьминога, пролегал через отлогие холмы. Повозка остановилась у подножия злополучного утёса.

— Почему встали? — спросил сэр Эрабор ямщика.

— Далее только на конях, путь слишком пологий, повозка не пройдёт, — объяснил извозчик.

Повозку решили оставить возле холмов, оставив на её охрану двух воинов и ямщика.

— Ваше Величество, как вы думаете, с этими дикарями можно договориться? — спросил с живым интересом Эрабор.

— Остаётся лишь уповать на волю Эзолуса и надеяться, что они будут слушать голос разума, — ответил Форас Фрост, вскочив на лошадь.

На утёсе царило спокойствие, лишь беспечный ветер трепал изумрудные кроны лиственниц и величавых смолистых сосен. В густой траве скромно блистали огнисто-рыжие ягоды морошки. Местами встречались торфяные зыбкие топи, богато поросшие клюквой и голубикой, скрывавшейся в кустиках багульника и вереска. Западнее пышный хвойный лес всё больше смешивался с изобильным роскошным кленовником и орешником. Неподалёку от капризной серебряно-синей реки Фреддо, на отвесном берегу развесистый ясень раскинул могучие ветви, утопая в жёлтом море горицвета и зверобоя. Берёзы, изумляя своей чарующей удивительной красотой, величаво высились над синим полем из василька, колокольчика и шалфея. Не так долго пришлось бродить путникам по дикой земле Кальхейм, поражаясь невообразимой красе цветистых полей и дремотных изумрудных лесов. Вскоре вдоль реки показались невысокие деревянные домики с соломенными крышами, обмазанные глиной — одна из деревень кальхеймцев. Люди в шерстяных рубахах и шароварах кто рубил дрова, кто потрошил рыбу, кто занимался выделкой шкур различных пушных зверей. Поселенцы были в основном среднего роста, широкоплечие и крепко слажены. Мужчины носили бороду, а женщины не распускали волос. Завидев чужаков, встревоженные их появлением, поселенцы отвлеклись от своих будничных дел и, беря в руки серпы, косы, топоры, и вилы, вставали в ряд. Бородатые и крепко сложённые мужчины, стоявшие впереди женщин, с ухмылкой поглядывали на всадников.

— Вы не из этих мест, что вам здесь нужно?! — с грозным взором требовательно спросил высокий широкоплечий серобородый мужчина с топором в руках.

— Ваша правда, — начал разговор Форас Фрост, слезая с коня, — мы прибыли с востока из королевства Сноуглэйд, а нужно нам, чтобы воины вашей земли выступили под нашим флагом против обоюдного врага.

Воцарилась тишина, которую вскоре прервал разразившийся дерзкий безудержный смех поселенцев.

— О чём ты думал, придя сюда с этой горсткой солдат? — посмеиваясь, спрашивал с надменностью серобородый мужчина.

— Нет смысла проливать кровь между нашими землями, мы пришли с миром и мы вам вовсе не враги! — твёрдо заявил Фрост, смотря в дикие глаза своему собеседнику.

Раздался высокомерный смех.

— Около двадцати лет назад, такие же, как вы, на серых лошадях и в плащах прибыли на нашу землю, мы доверились им, а к чему всё это привело? К разорению и запустению! — вмешался в разговор, молодой мужчина в кольчуге до колен и с полукруглым шлемом на голове.

— Мы не они! — уверял недружелюбных поселенцев Форас.

— Да все вы так говорите! — возмутился с лютым бешенством в глазах собеседник, обнажая меч, — во славу Крёльда мы обагрим нашу землю кровью чужеземцев, — вдруг закричал дикарь в кольчуге и сломя голову, бросился с занесённым над головой, клинком на короля Фроста. Форас даже не повёл глазом перед смертоносным лезвием. Эрабор бросился на помощь своему королю; оттолкнув его в сторону, рыцарь вырвал меч из ножен и, отбив неприятельскую сталь, тут же ударил врага ногой в грудь, после чего принял боевую стойку, ожидая последующую атаку. Противник, обезумев, ринулся в бой. Эрабор твёрдо стоял на ногах, готовясь принять удар. Раздался пронзительный звон стали, а следом за ним глухой лязг порубленной кольчуги. Рыцарь парировал удар и перешёл в контратаку, нанеся смертельную рану своему противнику. Из груди полилась кровь, обагрив зелёную траву. Раздался дикий озлобленный вопль поселенцев, и мужчины с холодной яростью в сердце бросить на чужеземцев. Завязался бой. Воздух рассекали лезвия мечей и алебард, топоров и кос. Кальхеймцы окружили неприятелей. Перепуганные кони метались из стороны в сторону. Всадники были готовы окропить кровью алебарды о тела рассвирепевших селян. Но вот из толпы нападающих отделился юный смельчак в кольчуге и бросился на Эрабора с боевым топором. Рыцарь ловко увернулся от первой атаки врага, но противник был настолько изворотлив, что, зацепившись изогнутым лезвием топора за меч, вырвал его из рук неприятеля. В юных глазах Кальхеймца пылали безумие и жажда боя. Эрабор отскочил назад, снял с пояса увесистый цеп и, что есть сил, с неким блеском отчаянья в глазах бросился на не ждавшего атаки соперника. Юноша, не успев нанести удар, упал. Мгновение и цеп рыцаря переломил запястье смельчаку. Раздался пронзительный воинственный крик — мужчина с топором ударил с правого фланга, резанув Эрабора в плечо. Тем временем, близко подобравшегося мужчину с рыжей бородой и лысиной, один из всадников пронзил копьём в сердце, но вскоре в него в ответ полетел серп, воткнувшись промеж глаз. Другой воин отмахивался мечом от безумно кричащих поселенцев. Форас Фрост взял у убитого кальхеймца клинок, отбиваясь от назойливых лезвий кос и зубцов вил. Эрабор в этот самый момент, не обращая на рану внимания, в порывах жестокой ярости, что есть сил, ударил противнику под колено. Враг в ужасе тут же схватился за переломанную ногу, из которой торчала окровавленная кость. Без долгих колебаний и раздумий рыцарь наотмашь саданул мужчину цепом по голове, проломив с глухим треском череп. Бессмысленный бой так бы и продолжался, если бы одна из женщин, в красном платье с русой косой, выглядывавшей из-под алого платка, не закричала, что есть мочи.

— Остановитесь! Прекратите! перестаньте немедленно! — громко кричала она, прямиком направляясь к месту жестокого раздора, — вы убьёте друг друга! Что же вы делаете?!

Обе стороны смотрели ненавистным взглядом друг на друга, как звери, не думая складывать оружие, но и не рвались более в бой. Завидев труп мужа с разбитой головой, женщина, забыв про всё на свете, бросилась к телу, вытирая своим рукавом кровь с его лица.

— Это на вашей совести! — обвинил Форас кальхеймцев.

Тут женщине на глаза попался окровавленный цеп, рукоять которого крепко сжимал в латной перчатке сэр Эрабор. Казалось, какая-то неведомая сила овладела вдовой. Она истерически закричала, подняла с земли меч и обезумев бросилась на убийцу её мужа. Хладнокровный рыцарь отбил атаку и оттолкнул женщину, но она не могла остановиться.

— Заберите же у неё меч, чего смотрите! — крикнул кто-то из кальхеймцев, не решаясь подойти самому.

Эрабор уловил момент и крепко схватил женщину за кисть. Вдова выронила меч, но продолжала испытывать гнев от причинённой ей боли. Она, то пыталась выцарапать глаза чужеземцу, то отчаянно била его кулаками, не переставая плакать и кричать. Когда силы покинули женщину, рыцарь отпустил её руку. Вдова обессилено упала возле трупа своего мужа и, лаская его лицо, разговаривала с ним.

— Ты жаждал пить медовуху со своими братьями под звон булата и всплески молний Глоригарда? Ты искренно это заслужил, — прошептала женщина, вложив в руку мертвеца меч и повязав ему на шею платок, запачканный кровью. После чего вдова положила голову на холодную кольчугу своего покойного мужа и продолжала безудержно плакать.

— Зачем? Зачем вы пришли сюда? Вновь убивать и грабить нас? — глухо спросила вдова, не поднимая головы.

— Уж лучше солнце нескончаемо утонет в чёрном рассвете, и наступит вечный непробудный сон, чем мы свершим такое безумие! — оскорблённым тоном ответил Король Фрост, — мы не те варвары, за которых вы нас сочли.

— А что ещё делать пришлым всадникам на нашей мирной земле? — возмутился серобородый кальхеймец.

— Чем устраивать резню, лучше бы выслушали нас, а то чуть что, так сразу мечами под рёбра колоть! Отведите нас к вашему правителю, большего не прошу, — решительно заявил Король Фрост, взяв под уздцы свою напуганную лошадь.

— Так и быть, чужеземец, мы отведём тебя к нашему ярлу, но твоя настойчивость тебе вряд ли принесёт плоды, — хладнокровно ответил серобородый муж, воткнув топор в неподалёку лежавшее от него бревно.

С резными фасадом, ставнями и периллами, дом ярла Элатóя Лодскрóка, сложенный из крепких брёвен ясеня, более походил на крепость. Здание стояло на возвышении, предельно приближаясь к подножиям гор Калькарос. Вокруг него — стройные лиственницы ютились посреди угрюмых изрезанных серых валунов. К дому вела крутая тропинка, извивавшаяся средь приземистых деревянных домиков поселенцев. Кальхеймцы, обычно усердно занятые своей работой, отвлекались от неё, чтобы поглазеть на чужаков. Одежда поселенцев была невзрачной и скудной: рубаха из льна или шерсти да мешковатые штаны, заправленные в кожаные сапоги с меховым обрамлением. Чужеземцы дивились красоте кальхеймских крепких русоволосых дев и их воинственному бесхитростному взгляду.

— Ваше Величество, — обратился к королю с изумлением сэр Эрабор, — вы видите их взор? Такое чувство, что мы для них кусок мяса.

— Я вижу, ты тоже это подметил, как бы нас не порубили здесь на части и не съели на ужин, — усмехнулся Фрост.

— Не хотелось бы, чтобы мои внутренности были на чьём-то столе угощением, — поддержал Фораса Эрабор.

— Если мы не такие как вы, это не значит, что мы едим человечину и пьём кровь вместо вина, — с возмущением сказал серобородый лысый мужчина, идущий впереди короля Фроста. — Пришли, — скупо бросил он через несколько минут, остановившись в шагах двадцати от тропы, ведущий к дому ярла.

— Ну, надо же, вот это красотища, — с восхищением посмотрев на бревенчатый «дворец», протянул Эрабор, впиваясь очарованным взглядом в постройку.

— Складывайте оружие — и один из вас может пройти, — пояснил серобородый кальхеймец.

— Ваше Величество, я иду с вами, — твёрдо заявил Сэр Эрабор, сбрасывая в кучу своё оружие.

— Я же сказал, только один! — рассерженно повторил мужчина.

— Мы прибыли сюда исключительно с благими намерениями, тем более что мы безоружны, — сказал Форас Фрост.

— Так и быть, пускай будет по-твоему, чужеземец, но если вдруг вздумаешь что-либо выкинуть, люди ярла повесят и выпотрошат вас, оставив на съедение воронам, — предупредил провожатый, после чего начал взбираться на возвышенность.

— Ждите здесь, — приказал проводник иноземцам, поднявшись на деревянные ступени.

Двери в дом ярла со скрипом и грохотом отворились, и в просторную залу вошёл серобородый мужчина. В здании царил полумрак, разгоняемый огнём, горевшим в бронзовых чашах. Резные колонны удерживали деревянные своды. Свет тускло лился в зал через единственное окно, находившееся над троном ярла. В воздухе веяло копчёной свининой, маслом, сушёными грибами и чесноком, который висел чуть ли не на каждой колонне. Перед троном стоял стол с яствами. Элатой Лодскрок — пожилой мужчина с длинными чёрными с проседью вьющимися волосами, полный безмятежности, неторопливо попивал из бронзового кубка вино и ел копчёного поросёнка, закусывая сдобной ржаной булкой.

— Мой ярл, — начал серобородый мужчина, припав на колено, — прошу простить меня за вторжение, но вас требуют чужеземцы, пришедшие с востока.

— Хм, с востока, говоришь, интересно…, - задумчиво и удивлённо произнёс Элатой после того, как вытер губы платком. Немного помолчав, ярл добавил, — впусти их, хочу узнать, что у них на уме.

Двери вновь заскрипели, и в залу вошли Король Форас и Сэр Эрабор.

— Чем обязан такому неожиданному и странному визиту? — с усмешкой спросил ярл.

— Королевству Сноуглэйд, что на северо-востоке от вас, нужна помощь в надвигающейся войне, — ответил Форас Фрост.

— Да неужели, — саркастически улыбнулся Элатой, — а кто же ты такой, чтобы просить у меня помощи? Когда нашу страну разоряли такие, как вы, мы не звали на помощь, а уповали лишь на волю богов! Неужто ты думаешь, что я окажу тебе такую честь? Я и так уже сделал много для чужеземцев, я прервал обед и принял вас в своём доме?! — рассерженно заявил Лодскрок.

— На вас напали наши враги, а не мы, уверяю вас, мы никогда не пытались захватить вашу землю! Теперь у вас появился шанс отомстить тем, кто двадцать лет назад разорял ваши земли, насиловал ваших женщин, убивал их мужей и уводил в рабство ни в чём неповинных детей и стариков! Или вы решили предать это забвению? — спросил с издёвкой Фрост.

— Экая дерзость, чужеземец! По-твоему, ради мести я должен губить свой народ? Насколько же ты наивен, если полагаешь, что я дам согласие мужчинам воевать под вашими знамёнами! — возразил ярл.

— Если вы думаете, что война обойдёт вас стороной, то вы глубоко заблуждаетесь, — ответил Форас.

— Не думай запугать меня! Подумать только, ты явно не любишь и не ценишь свою жизнь, если пришёл сюда с горстью солдат и намереваешься уйти, — усмехнулся Элатой с лукавой улыбкой.

Эти слова сильно задели Фроста. Сердце как будто бы полоснуло литым ножом. Не смея более сдерживать оскорбления, Форас надменно произнёс:

— Может быть ты и прав, ярл, но ты не учёл того, что перед тобой может стоять правитель из чуждых тебе земель.

— Ха-ха, что?! Да ты, стало быть, за идиота меня держишь? — рассмеялся Лодскрок, — правители ваших земель не имеют столько смелости, чтобы прибыть в чужую страну и тем более уж просить помощи, одни лишь признаки слабости! Попытайся меня одурачить ещё раз и вас тут же заколют, как свиней! — пригрозил ярл.

Наступила напряжённая тишина. Было слышно, лишь как трещит пламя в бронзовых чашах.

— Если я не вернусь, — нарушил тишину Форас, — то боги услышат ваш неистовый плачь и дикий вопль. Здесь всё будет сожжено, солдаты Сноуглэйд не оставят камня на камне, а о вашем народе даже не будет упоминаний в истории, — предупредил чужеземец.

— А что если мне отрезать твой язык? — сквозь зубы протянул ярл, смотря на собеседника ненавистным взглядом.

— Тсс, мой ярл, успокойтесь, вы же слышали, перед вами король, — раздался приятный женский голос. В это же мгновенье, будто бы из пустоты, из тёмной комнаты вышла стройная прекрасная длинноволосая рыжая девушка. Она бесшумно ступала босыми ногами по шерстяному красному ковру. Девушка двигалась лёгко и изящно, будто лебедь на безбрежной речной глади. Её стройное тело было укрыто просторной меховой курткой, сшитой из волчьей и медвежьей шкур, подпоясанной кожаным ремнём. На ноге была чёрная татуировка в виде изящного вьющегося распущенного цветка с множеством отростков. На правой стороне лица от виска, по щеке и шеи до ключицы тянулись загадочные сине-зелёные знаки. Внезапно изумрудно-голубые глаза девушки впились в сторону сэра Эрабора. Рыцарю даже на секунду показалось, что они сверкнули, как сталь блестит на солнце, а со спины подул обжигающий ветер.

— Мой ярл, вам нельзя марать клинок их кровью! — тревожно и в тоже время угрожающе сообщила девушка.

Элатой в недоумении посмотрел на неизвестную красавицу с распущенными огнисто рыжими волосами, ниспадавшими почти до пояса.

— Эти люди, — начала говорить таинственная незнакомка, не отрывая взгляда от Эрабора, — проделали путь от гор Эспалар и они, действительно не несут зла в своих сердцах и умыслах.

— Кто ты? — невнятно пробормотал Лодскрок.

— Вы не узнаёте меня, мой ярл, но прекрасно знаете, кто я, — усмехнулась девушка.

— То есть мне следует их отпустить? — с недоумением спросил незнакомку Элатой.

— Именно так, мой ярл, так велят сегодня боги, — сладким голосом прошептала девушка, приблизившись к трону и коснувшись жилистой сухой руки вождя. Вдруг все морщины на его ладони исчезли, кожа обрела молодость, но как только девушку оборвала касание, старость вновь завладела рукой Лодскрока.

— Как ты это сделала? — изумлённо прошептал ярл, не веря свершившемуся чуду. В ответ раздался лёгкий игривый женский смех. Девушка подула на свою ладонь и, в воздухе поплыл аромат календулы, ромашки и липы.

— С кем этот безумец разговаривает? — ошеломлённо сказал Фрост, ощущая приятный запах цветущих трав и видя, как бредит ярл.

— Мой король, а разве вы не видите эту прекрасную деву? — удивился Эрабор.

— Кажется, и ты не здоров, — покачал головой Форас. — Должно быть запах трав дурманящий, — предположил король.

— Эти люди, почти так же несчастны, как и вы, — произнесла с грустью в голосе незнакомка и, взмахнув густыми пушистыми волосами, так же эффектно скрылась в тёмной комнате, как и появилась, оставив на ковре лишь ворох берёзовых и ясеневых листьев.

— Прочь! Пошли прочь отсюда, пока я не повелел вас вздёрнуть, безбожные предвестники хаоса! — вдруг ни с того ни сего закричал озлобленно Элатой, схватившись за ладонь, которая вдруг начала сильно жечь, как ему казалось. Фрост безучастно посмотрел на ярла и с угрюмым лицом обозлено шагнул к двери.

— Вот же безумный самодовольный старик! — сквозь зубы, протянул рассержено Фрост.

— Видимо, и не стоило надеяться на помощь этих дикарей, — поддержал короля сэр Эрабор, с презрением посмотрев на Кальхеймцев столпившихся у подножия возвышенности.

— Верните наше оружие, мы немедленно уходим отсюда! — сказал озлобленно Фрост, глядя разъярённо на серобородого мужчину с лысиной, который вскоре расплылся в довольной улыбке. — И чего ты лыбишься? Война дойдёт и до вас, и ни один ваш бог вас не спасёт!

Воцарилась напряжённая тишина. Однако через минуту притворства разразился громкий бесцеремонный смех.

— Чужеземец, ты думаешь, нас пугает война? — удивился, не переставая хохотать, серобородый муж.

Таким поворотом событий Фрост и сопровождавшие его люди были сконфужены и обескуражены.

— В отличие от вас, мы не боимся смерти, а умереть в бою — почёт и вечное пребывание в нескончаемых боях Глоригарда!

— Ну и подыхайте, проклятые безумцы! — не сдержался Форас. Он оттолкнул от себя серобородого мужчину и, продираясь через толпу безудержно хохочущих кальхеймцев, поспешил поскорее убраться из этих мест.

День хмурился, казалось, вот-вот грянет гром и снова пойдёт уже надоевший дождь. С севера дул холодный хлёсткий ветер. Взбитые тучи надвигались на серое небо плотной свинцово-чёрной массой. Где-то вдалеке, над зубчатыми верхушками вечнозелёного ельника сверкнула молния, похожая на рубец.

Десять всадников покинули поселение кальхеймцев и направлялись к реке. Спускаясь с отлогого холма, путники услышали отдаленное глухое ворчанье грома. Внезапно лошади что-то учуяли и, в их глазах поселилась тревога. Вокруг не было ни души, только одинокие пихты и лиственницы, да исполинские чёрные валуны.

— Ваше Величество, боюсь, лошади что-то неладное почуяли, — с опаской сказал один из всадников.

— Сам вижу, — с беспокойством произнес Фрост.

— Брыкается, скотина такая… чувствую, боится, — недовольно говорил Эрабор, пытаясь усмирить взбунтовавшуюся лошадь. Неожиданно животное встало на дыбы, выбила рыцаря из седла и умчалась прочь.

— Что за чёрт! — выругался озлобленно Эрабор, благополучно поднявшись с земли. Вдруг до его ушей каким-то чудом донёся урчащий рык. Взгляд рыцаря почему-то приковали торчащие из земли огромные неровные валуны, от которых на фоне мрачного неба, тянуло страхом. Лошади ещё больше прежнего начали мотать головой из стороны в сторону, ржать и встревожено бить копытами по земле.

— Живо всем спешиться! — приказал обеспокоенно Фрост.

Вдруг из-за валунов раздалось жуткое пронзительное шипение, отчётливо донесшееся до путников.

— Что это было? — испуганно вопросил один из воинов.

— Что бы это ни было, будьте начеку, — предупредил соратников Форас, обнажив клинок. Все последовали действию короля.

— Подайте арбалет, — попросил сэр Эрабор. Получив в руки оружие, рыцарь намотал на болт лоскут платка, поджёг его и запустил тяжёлую стрелу в сторону валунов. По всему полю ветер разнёс резкий глухой гортанный рык. Путники сразу же всполошились. Вдруг из-за камней неспешно вылезло страшное чудовище с рогами и шипами на морде. Оно было похоже на огромную зелёную ящерицу с конусовидными загнутыми вовнутрь пасти зубами. Чешуя ужасного зверя переливалась при каждом сгибе тела. Его глаза горели жаждой крови, голод овладел им. Роговая чешуя на спине, похожая на коричневый гранит, спускалась до самого хвоста, переходя в пикообразные шипы. Ящер то и дело пронзительно шипел и издавал ужасный глухой гортанный рык.

— Что это за чудовище?! — вскричал испуганный северянин, пятясь обратно на холм.

— А ну стой, щенок, куда это ты собрался! — взревел недовольно другой воин, схватив труса за ворот плаща.

Чудовище приближалось. Чешуя на его морде дрожала от урчащего рыка. Лютый зверь, отчаянно ведомый голодом, вонзал свои мускулистые когтистые лапы в землю, при каждом шаге выворачивая дёрн.

— Приготовить арбалеты! — приказал Фрост, подняв верх руку. — Стрелять по моей команде!

Когда ужасающий ящер оказался шагах в тридцати от северян, Форас опустил руку. Пять арбалетных болтов со стальными наконечниками разлетелось в клочья о прочную чешую и роговые щитки зверя. В этот момент чудовище ощетинилось и приготовилось к броску. Воины перезаряжали арбалеты трясущимися руками. Эрабор вооружился цепом и начал его раскручивать.

— Штыки! — приказал Фрост, сжав меч обеими руками.

Тут чудовище издало страшный рёв и набросилось на свою добычу, жадно разинув клыкастую пасть. Северяне кинулись врассыпную. Эрабор промахнулся, но смог обломать ящеру рог, в ответ зверь сбил его с ног своим массивным хвостом, набросившись на испуганного до полусмерти северянина, крепко вонзив в него свои зубы. Поля наполнил пронзительный воль. Пока зверь разрывал на части бедолагу, Фрост попытался пронзить его мечом, лезвие впилось под чешую. Чудовище повернуло голову в сторону обидчика и угрожающе зарычало. Из пасти у зверя пахло смертью, кое-где между зубов застряли куски загнившего мяса. В это мгновенье король подумал, что его жизнь окончена, но откуда ни возьмись в плечо ящера вонзилось копьё. Дико зашипев, монстр отбросил когтистой лапой Фроста в сторону. Форас взволнованно ощупывал грудь, чувствуя как из-под разорванной кольчуги сочиться кровь. В это время Эрабор, будучи уже на ногах, выхватил меч и с безумным воплем кинулся на плотоядное существо, не ведая страха, а только отчаянье и злобу. Ящер обернулся на исступленный крик и приоткрыл окровавленную пасть, но вдруг, ощутив холод металла в лапе, развернулся и с приглушённым хрустом вонзил когти нападающему в ногу. У северянина во все стороны брызнула кровь, он истошно закричал от боли и в ужасе смотрел на чешуйчатую лапу, которая пронзила его бедро насквозь. Неожиданно в зверя вновь полетело копьё, но в этот раз пика с искрами отскочила от рогового панциря. Следом боевой топор ударился о чешую, лишь поцарапав её. Эрабор, не мешкая, начал наносить рубящие удары мечом по открытой ране на лапе ужасного ящера. Чудовище вновь пронзительно зарычало. В следующий момент оно с лёгкостью оторвало северянину ногу и пронзило его туловище шипастым хвостом, развернувшись в сторону назойливого рыцаря. Яростно зашипев, зверь открыл пасть, чтобы растерзать Эрабора. В ответ северянин с бесстрашием рубанул чудовище по ощетинившийся морде. Ящер гортанно зарычал, сбил обидчика с ног, прижав его массивной лапой к земле, приоткрыл ужасную пасть и облизнул раздвоенным языком лицо рыцаря. Эрабору было тяжело дышать, он чувствовал, как давящая боль сводит мускулы тела, всё больше ослабляя его.

— Это тебе за короля, тварь! — закричал рыцарь, чудом успев достать из-за пазухи кинжал и вонзить его в пасть ужасному зверю, прикрепив язык к нижней челюсти. Ящер пронзительно завопил и, разорвав когтями кольчугу своей добыче, отскочил от рыцаря и начал размахивать головой из стороны в сторону, пытаясь освободить язык. Эрабор немощно поднялся на четвереньки, утёр кровь с лица и вновь упал на землю. На руке у него была неглубокая рана от клыка. Глаза рыцаря странным образом слипались, в ушах появился резкий невыносимый звон, тело начало слегка покалывать. В этот момент к зверю с копьём в руках подбежал мужчина статного роста с распущенными вьющимися русыми волосами до груди, в куртке из волчьего меха, кожаных штанах и высоких сапогах, обрамлённых мехом и тёмно-зелёной чешуёй. Незнакомец ловко вонзил своё оружие ящеру в голову, в висок под роговую чешую, а после снял с пояса боевой топор и несколько раз ударил им монстра по горлу, перерубая кадык. Эрабор видел всё это как во сне. Последнее, что он узрел перед тем, как закрыть глаза, что незнакомец, подошёл к раненому королю и помог Форасу оправиться от потрясения и твёрдо встать на ноги.

— Что это за существо такое? — ошеломлённо спросил своего спасителя Фрост, тыча мечом в шею издыхавшему ящеру.

— Мы зовём их Дрэксоры, — пояснил незнакомец, вытаскивая глубоко всаженное в голову зверя копьё.

— Дрэксоры? — переспросил Форас.

— Да-да дрэксоры, — усмехнулся собеседник, подрубая топором рог ящера. — Эх, охотники, конечно же, из вас не ахти, такой рог испортить, — огорчённо и слегка недовольно пробурчал незнакомец.

— Охотники?! — в недоумении вскричал Фрост, — да я впервые вижу эту тварь! Хвала Эзóлусу, что ты убил это мерзкое чудовище, — потирая ноющую кровоточащую рану, сказал Форас.

— На самом деле настоящей похвалы достоин твой соратник, — искренне молвил незнакомец, — а рану-то, следовало бы перевязать и обработать.

— А чем бы я мог отплатить своему спасителю? — спросил король.

— Да вы и так уже нам достаточно помогли, — усмехнулся воитель, достав из-за пояса искривленный нож и сделав им глубокий надрез на шее поверженного зверя.

— Нам? — переспросил вновь потрясённо Фрост. В это самое время на бурых лошадях подоспело ещё четыре человека. Трое мужчин и одна женщина, одетых точь-в-точь как незнакомец.

— Ничего себе, вот это добыча! — изумился широкоплечий здоровый лысый кальхеймец, потирая на затылке косу, сплетённую в хвост.

- Óгильд, что же ты наделал, если люди ярла узнаю, они с нас шкуру спустят! — рассерженно произнесла девушка с остреньким носом и уложенными на затылок русыми волосами и парой косичек на висках.

— Си́львиа, перестань уже, он же для нас старается! А бросок достойный ярла! — ощупывая рану от копья, похвалил друга скуластый мускулистый кальхеймец с распущенными чёрными, как воронье крыло, волосами, ниспадавшими чуть ниже плеч.

— Не обращай внимания, Огильд, сам прекрасно знаешь, она мягкая… переживает с детства за любую зверушку, — засмеялся третий кальхеймец — русоволосый мужчина лет тридцати с бородой, заплетённой в две косички, похлопывая Огильда по чешуйчатому наплечнику.

— Ничего я не мягкая, если потребуется я без колебаний…

— Сильвиа, помоги раненому, — перебил возмущённую девушку Огильд, указывая в сторону сэра Эрабора, лежавшего без сознания.

— Пресвятая Áнрэль, как он ещё дышит после таких ран! — потрясено воскликнула Сильвиа, переворачивая израненное тело рыцаря к себе лицом.

— Жить-то хоть будет? — поинтересовался лысый здоровяк, не слезая с коня.

— Если выведем яд из его тела, — сообщила с опасением девушка, коснувшись горячей руки рыцаря, на которой зияла ужасными язвами глубокая рана, оставленная зубом Дрэксора.

— Ну чего же вы тогда возитесь?! скорее отвезите его к лекарю, я заплачу вам каждому золотом за его выздоровление, — пообещал взволнованно Фрост, после чего схватился за свою ноющую рану и утомлённо присел на камень.

— Давайте, закидывайте его ко мне, сейчас я его вмиг домчу! — вызвался помочь здоровый лысый кальхеймец, отпив из бурдюка медовухи. Русоволосый бородатый мужчина помог Сильвии уложить бесчувственное горячее тело Эрабора в седло.

— Встретимся в доме Áйсэль, — произнес здоровяк и помчался как угорелый по бездорожью, прямиком через поле, к деревне у реки Фреддо.

— Держи, — сказал бородатый мужчина, протягивая Фросту меховой бурдюк, — промой рану.

— Жжёт-то как! — вдруг вскрикнул удивлённо Фрост.

— Зато кальхеймская медовуха даже самого болезненного поднимет, — усмехнулся Огильд, сдирая с дрэксора шкуру.

— Ох, запамятовал совсем, — начал с извинений после минутной тишины, Форас, — должен же я знать хотя бы имена тех, кто спас мне жизнь.

— Ну, как ты уже слышал, моё имя Огильд, это моя жена Сильвиа, это, — указывая на бородатого кальхеймца, — её брат Сáлтус, здоровяк, что умчался, — Скóгур, а это мой друг детства Крóук, — указав на черноволосого мужчину, представил своих друзей Огильд.

— Вы, как я понимаю, выходит браконьеры? — предположил Фрост.

— Э, нет, мы охотники… каждый живет, как может, — поправил Салтус, свернув окровавленную чешую в маток и крепко связывая его конопляной верёвкой.

— А разве, охотясь, вы не нарушаете законы вашего ярла?

— Это, наверное, самый наиглупейший из ярлов Кальхейма! — высказался Кроук, уложив рога и части панциря дрэксора на лошадь.

— То, что он больной на всю голову я уже убедился, но разве может правитель быть таким узколобым? — удивился Фрост.

— Не всё так просто. Его влияние в Восточном Кальхейме слишком широко из-за его родового имени, — пояснил Огильд.

— Что значит в Восточном Кальхейме? Получается он у вас не самый главный? — уточнил Форас.

— Когда я был ребёнком, его дядя с сыновьями захватили ночью дом конунга и, убив его, объявили себя новыми правителями. Недовольных решено было казнить. С тех пор его братья, сыновья и сыны братьев правят Кальхеймом. Но ярл Элатой это… — покачал головой мужчина, — тщедушный пёс, тьфу на него, будь он неладен! — объяснил Скогур.

— А кто ты, мы тебя раньше здесь не встречали? — поинтересовался Огильд у короля, — значит, ты явно не из этих мест?

— Я Форас Фрост… Я и мои люди прибыли с востока, — пояснил Фрост, — из земель Сноуглэйд, что близ гор Эспалáр.

— Мы не слыхивали о тех местах, — пожал плечами Салтус.

— А зачем вы сюда пришли? — задал вопрос Огильд, пытаясь достать что-то из мёртвой туши. В это время Сильвиа начала перевязывать раны Фораса, из которых сочилась кровь.

— Мы пришли за помощью в ваши земли. Нам нужны воины. Назревает война, люди юга подумывают отнять наши плодородные земли. Без них мы сгинем с голода.

— Выходит, если у вас не будет пищи, вы можете выступить войной на наши земли? — предположил Огильд.

— В случае крайней необходимости, но нам не хотелось бы приносить семя войны в ваши земли, однако и умирать мы не желаем! А если бы у нас была мощная армия, способная дать отпор нашему врагу, мы могли бы не только предотвратить вражду и кровавую бойню, но и отобрать то, что по праву наше, то, что у нас давным-давно отобрали короли, склонившие колени перед южанами и обязавшиеся платить им дань. Отвоёванные земли избавили бы нас от голода, а вам могли бы достаться ценные трофеи, возможно, мы даже помогли бы вам избавиться от тяготящей вас власти.

— Хм,…а чужеземец дело говорит, — поддержал Салтус.

— Ты серьёзно? — ошеломлённо произнесла Сильвиа, хмуря брови в сторону брата.

— А почему бы и нет? Это же шанс отомстить этим ублюдкам голубой крови! Уже минуло около тридцати лет, а я не забыл, как эти мерзавцы ради потехи распяли моего отца! — ненавистно, сквозь зубы, выдавил Салтус, — я бы, не прочь посмотреть, как летают их железные головы.

— Месть ни к чему хорошему не приведёт! Ни ярлы, ни тем более уж конунг этого никогда не одобрят и не дадут нам людей! — стояла на своём женщина.

— В крайнем случае, если конунг откажет нам, армии севера могут пойти за нами, — уверенно заявил Огильд.

— Дружище, одумайся, что ты такое говоришь, после того, что ты сделал, их вождь нас даже не порог не пустит! Хорошо, если ещё не выпустит нам кишки или не бросит гнить в яму! — воскликнул Кроук.

В это время Фрост посмотрел с надеждой на Огильда и увидел в нём неоспоримого лидера, который может повести за собой армию. Тогда отчаянье развеялось в душе короля и он, решил пойти на всё, чтобы самоотверженность этого человека помогла сокрушить его ненавистного врага.

— Эти людоеды никому повиноваться не станут, кроме своего вождя! — категорично заявил Кроук.

— Подожди, ты забыл про его сына, друг мой.

— А тот ещё кровожаднее своего вождя, — добавил Салтус.

— Но все они до фанатизма суеверны, любая магия их склонит на колени, — закончил разговор Огильд.

— Ты так говоришь, будто бы каждый второй ими обладает, а мы чуть л инее каждый день видим чудо! — настаивал на своём Кроук.

— Если чужеземец встанет на ноги и будет сражаться — это уже будет чудо, сам знаешь, от яда Дрэксора мало кто выживал, а кто и выживал, то оставался беспомощным калекой.

После этих слов в душе короля будто бы что-то переменилось, а в мыслях родился коварный план, но для этого может даже пришлось бы пожертвовать собственной жизнью. Впрочем, Форас Фрост был готов пойти даже на такой риск, ведь в случае провала его народ всё равно ждало бы неминуемое рабство, а правление оказалось бы обречённым сгинуть в забвении.

— Если ты уверен в правильности своих решений, Огильд, я с тобой, — положив руку соратнику на плечо, поддержал Салтус.

— Если чужеземец поправиться, я поверю в чудо и вверю тебе свою жизнь, — пообещал Кроук.

— В нашей земле заведено ценить жизнь и желания каждого и помогать человеку, оказавшемуся в беде, поэтому поклянись нам Форас Фрост, что в случае победы ты избавишь нас от гнусной власти конунга Вéльтора Трáуга и его родичей! — потребовал Огильд.

— Клянусь перед всеми богами, я освобожу вас от тягостной власти вашего конунга и заключу союзную хартию с вашим народом, как только окончится война, Эзолус — солнца отец, ты свидетель моим словам! — пообещал Фрост.

— И всё равно одними словами доверие не возымеешь, — подытожил разговор Салтус.

— Огильд, надо бы спрятать чешую, иначе, если нас поймают патрульные ярла, нам несдобровать, — предупредил Кроук.

— Знаю, не в первой, — ответил Огильд, надёжно завернув в льняную ткань чёрную, как смола, печень дрэксора с желчным пузырём.

В свинцово-чёрном небе вспыхивали алые кнуты молний. Ветер становился всё сильнее, завывая в необъятных просторах Кальхейма. Протяжно рокотал гром. Редкие тяжёлые капли дождя стучали по спинам.

— Буря, чувствуется, будет, — подметил Салтус, — надо бы поторапливаться.

— Боишься промокнуть? — с издёвкой усмехнулся Кроук.

— Нет, за тебя боюсь, вдруг ураганом из седла выбьет, — засмеялся Салтус, при этом с тревогой смотря на беспросветные небеса, озаряемые вспышками молний.

— Да уж, Вьюнг явно сегодня чем-то недоволен, — с унынием в голосе, произнёс Огильд, прочно привязывая к седлу мешок с зубами дрэксора.

— Зато твой отец доволен, мы окропили сегодня клинки кровью, — сказал с надменным довольством Кроук.

— Криольд никакой мне не отец! — озлобленно протянул Огильд, сурово посмотрев на своего друга, — и хватит верить глупым россказням.

Друг промолчал.

— Запрыгивай, — позвал Фроста Салтус.

— Ваше Величество, а нам что делать? — растерянно спросили воины.

— Дорогу к деревне помните? — спросил угрюмо Фрост.

— Да.

— Ну, вот бегите за лошадьми, а если не поспеете, огненные темницы Анкаэльда с радостью примут никчёмных и безнадёжных мужей, — с ухмылкой высокомерно произнёс Фрост.

— Они прислуживают вам? — с подозрением поинтересовался Огильд.

— Я им никакой не господин и не ручаюсь за жизни этих трусов — схитрил король, решив сыграть роль обычного воина.

— У нас тоже не принято питать жалость к трусам и изменникам — сурово произнёс Огильд.

Мужчины кальхеймцы дружно кивнули в знак согласия, и вскоре все пятеро незамедлительно быстро скрылись за отлогими плечами холмов.

Глава 8

Величественный Собор святого Нэраэля в Вэйтстоун, отливавший на солнце узорчатыми белокаменными стенами, изумрудными переливающимися стеклянными пиками и причудливыми мозаичными окнами стал одной их военно-государственных опор Северного Форлианда. Однако жестокое искоренение язычества повлекло за собой разраставшееся, как ядовитый плющ, недовольство староверов, всё ещё остававшихся безукоризненно верным своим богам. И чтобы это возмущение не вылилось в религиозный бунт, глава собора — Отец Патри́р, молодой и амбициозный, по приказу императора принял карательные меры против язычников. Заблистали тогда на солнце лезвия узорчатых мечей, загрохотали и залязгали пластинчатые сапоги и латы, на ветру развевались алые, как кровь, плащи с изображением золотого ангела в доспехах с расправленными крыльями, вооружённого мечём и щитом. Соборники врывались в каждый дом, и если они находили хоть одну статуэтку языческого бога, семью, без исключений, ссылали на рудники, а рьяных заступников «правого» многобожия, привязывали к столбу и сжигали прилюдно на костре. С тех пор, минули уже более пятидесяти лет, и за всё это время язычество было искоренено и безвозвратно предано забвению.

В просторных залах собора царил аромат душистых трав и эфирных масел. Мозаичные окна были плотно затянуты синими шторами. Безгласный полумрак разгоняло пламя свечей в золотых подсвечниках и люстрах, подвешенных на золотых цепях под самые своды. От резных дубовых дверей тянулось две колоннады в виде скорбящих ангелов. В руках они держали золотой подсвечник, а крыльями поддерживали свод. Между ними тянулась беломраморная дорожка, укрытая алым махровым ковром, которая вела к обширному помосту. По обе стороны от колоннад располагалось два ряда дубовых лакированных скамей.

Сегодня в соборе было чрезвычайно людно. Стоял страшный гул. Казалось, что весь Вэйтстоун собрался в этих стенах: крестьяне, ремесленники, купцы, стража, вельможи. Народ ютился, где только мог. Вдруг раздался грохот — опустился дверной засов. Две боковые двери напротив помоста, сходных со стенами, медленно отворились. Из скрытых комнат начали выходить люди в странных одеяниях. Первыми были послушники — бритоголовые чисто-выбритые юноши в белоснежно-белых жилетках с золотыми ангелами на спине, накинутых на белую рубаху, ниспадавшую, как платье, до самого пола. Послушники вставали возле помоста, друг напротив друга, в руках они держали по свече. Всего их было десять человек. Следом за ними вышло по двое послушников Нэраэля из каждой двери. Первые были с обшитыми золотым ангелом красными плащами, а шедшие за ними — с синими плащами. Один нёс небольшой золочёный таз с каким-то янтарным маслом, а другой две пустых золотых чаши. Затем из левой двери в чёрном плаще вышел мужчина средних лет с вьющимися до груди чёрными волосами и красивой аккуратной бородой, за ним в синем плаще юноша с короткими тёмно-русыми волосами, торчащими на затылке и густой чёлкой свисавшей до густых чёрных бровей, под которыми блистали изумрудно-голубые глаза. Третьим, в белых одеждах, бритоголовый, чисто-выбритый, следовал сын императора Тóральд, кареглазый юноша лет двадцати, скуластый с острым носом и слегка выпирающим вперёд подбородком. Из правой двери в это время в чёрных плащах и накинутыми на голову капюшонами вышло двое мужчин и женщина. Впереди шёл глава культа Нэраэля — Отец Патрир, полностью посвятивший себя служению. Из-под капюшона виделась светло-русая прядь волос с проседью и длинная борода, заплетённая в косичку. За отцом Патриром следовала зрелая женщина с уложенными на затылок каштановыми волосами, которые свисали у неё до пояса. На невысоком широком лбе красовался золотой узорчатый венец с ангелом посередине. На скуластом лице женщины не было ни одной морщинки, губы горели алым, будто лепестки роз, а карие глаза, пристально выглядывавшие из-под каштановых пышных бровей, в сочетании с небольшим остреньким носом были полны загадочности и незыблемого спокойствия. Третьим, вновь с накинутым на голову капюшоном в том же чёрном одеянии, следовал худощавый, но плечистый пожилой мужчина с седыми волосами, которые свисали ниже груди и длинной седой бородой, заплетённой в косу. Из-под плаща виднелась узорчатая серебряная рукоять, эфес которой был выполнен в форме ангела простирающего руки к небу.

Наступила тишина. Казалось даже время застыло, когда на помост ступил Отец Патрир, женщина с каштановыми волосами — Мать Летри́на, седой мужчина с необычным мечом в серебряных узорчатых ножнах — Отец Хрон и мужчина с вьющимися чёрными волосами — Отец Мáлиос.

— Сегодня, — начал громким восторженным голосом Патрир, — в нашем братстве появился ещё один благородный муж, предавший своё сердце, разум и душу нашей святой Обитель. Вздымайся же на помост, сын Торальд, — пригласил юношу Отец Патрир, при этом бросив грозный взгляд в сторону юношей в синих плащах, которые, словно каменные, недвижимо стояли перед послушниками и держали золочёный таз и кубки. Торальд взошел на помост и встал, опустившись на колено, перед Отцом Патриром, глядя ему прямо в серо-голубые глаза.

— Считаешь ли ты себя, сын Торальд, достойным называться нашим братом? — с суровым взглядом задал вопрос Отец Патрир.

— Я достоин лишь любить наше братство и быть ему преданным, как самому себе, — отвечал с гордостью Торальд, не опуская глаз от взора мужчины.

— Считаешь ли ты себя, сын Торальд, достойным нашей Обители? — вновь задал вопрос Отец Патрир.

— Пока я не заслужу уважения и любви нашего братства, я не достоин.

— Считаешь ли ты себя, сын Торальд, достойным плаща и меча?

— Пока не проявлю справедливость и благородство, я не достоин.

Отец Патрир с довольным взглядом посмотрел на юношу.

— Встань, сын Торальд, отныне ты обязан стоять на коленях лишь пред Отцом нашим Всевышним и более не перед кем.

— Сбрось одежду, сын Торальд, — спокойным нежным голосом произнесла Мать Летрина.

Торальд сбросил с себя одеяние и остался стоять перед толпой обнажённым. В это время один из юношей в синем плаще преподнёс Летрине золотой таз с ароматным янтарным маслом. Женщина внимательно оглядело молодое крепко-слажённое тело Торальда и, вытащив литой гравированный нож из-за пояса, вложила ему в правую руку.

— Кто ты, юноша? — спросила сурово Мать Летрина, сдерживая восхищённую улыбку.

— Я Торальд, сын Нэраэля, его верный слуга и неотступный защитник, — произнёс твёрдо юноша, после чего неглубоко перерезал себе левую ладонь литым кинжалом, терпя жгучую боль от соли, которая была на лезвии. Последователь Нэраэля в синем плаще подставил золотой таз под капающую с раны кровь. Не прошло и минуты, а масло загустело, поменяло свой янтарный цвет на бурый, и вместо сладкого возбуждающего аромата запахло гнилым мясом.

— Готов ли ты, сын Торальд, никогда не придаваться сладострастию, зная, что твой разврат приведёт к позору Всевышнего Отца? — вопрошала спокойным нежным, но требовательным тоном Мать Летрина.

— Клянусь, что поступки мои не приведут к позору нашего Отца Всевышнего! — отвечал твёрдо и с непоколебимостью Юноша.

В ответ Летрина окунула палец в бурое масло и грациозным движением руки нарисовала руну на груди Торальда.

— Готов ли ты, сын Нэраэля, отказаться от чувств и следовать пути разума, дабы не огорчать Отца Всевышнего?

— Клянусь следовать лишь голосу разума и обходить стороной пропасть чувств.

Теперь Летрина нарисовала руну на лбу и щеке Торальда.

— Готов ли ты, сын Торальд, забыть бесстрашие и неизменно следовать заведомой цели, дабы Отец Всевышний был горд тобой в полной мере.

— Клянусь, не поддаваться страху и дурманящим сомнениям, чтобы не было стыдно за меня Отцу Всевышнему.

Теперь Летрина нанесла по небольшой руне на плечах и бёдрах Торальда.

— Готов ли ты, сын Нэраэля, быть верным братом и нести добродетель и правильность в этот мир, дабы Отец Всевышний наш не испытывал гнева?

— Клянусь, пребывая в смирении, посвятить жизнь заступничеству, искореняя зло и неправду в этом мире, чтобы Отец наш Всевышний не думал гневиться на простой непросвещенный люд.

Летрина обошла Торальда и нарисовала во всю его спину последнюю руну.

— Теперь, ты среди нас, сын Торальд, — с довольной улыбкой произнесла Мать Летрина и горячо поцеловала юношу в лоб. В тот же миг на помост взошёл ещё один последователь культа Нэраэля и преподнёс Отцу Малиосу две золотых чаши. Мужчина вытянул из-под плаща золотое кадило и насыпал в него сначала из первой чаши какой-то серо-зелёный порошок, а затем из другой чаши, растерев в пальцах, сухие тёмно-зелёные листья душистой травы. После этого Малиос отошёл за спины своих собратьев к двухметровой золотой статуе ангела с расправленными крыльями, щитом и мечом в руках, взял из чугунка, стоявшего под ней, тлеющий уголёк и положил его в кадило. Подойдя к Торальду, мужчина со всех сторон начал окуривать его. Душистый дым окутал юношу, загустел, но уже через минуту рассеялся, а бурое масло на теле каким-то невообразимым чудом исчезло.

— Брат Вáльмус, — вежливо обратился Отец Малиос к служителю Нэраэля в синем плаще, — подайте рубаху брату Торальду. Молодой мужчина с улыбкой и восторгом в изумрудно-голубых глазах незамедлительно подал рубаху своему другу.

— Теперь ты один из нас, сын Торальд? — произнёс с задумчивостью Отец Патрир.

— Без меча и плаща я не считаю себя равным вам, — ответил Торальд.

— Хорошие слова от достойного мужа, — одобрительно согласился Патрир. После этих слов он медленно достал из-за пояса плеть и протянул её Торальду.

— Возьми, — приказал мужчина, со строгим лицом посмотрев на озадаченного юношу. Торальд безукоризненно повиновался приказу. Отец Патрир кивнул головой соборникам в красных плащах и дважды ударил в ладоши. Здоровяки загрохотали пластинчатыми латами и направились в одну из боковых дверей. Вскоре они вернулись, ведя за собой на верёвке стройную молодую девушку в чёрном льняном платье с путами на руках и мешком на голове.

— Вчера, — начал громким недовольным голосом Отец Патрир, обращаясь к толпе, — эта дева посмела пойти против устоявшихся законов, которые почитали наши предки и которые почитаем мы. Из-за своего высокомерия и себялюбия она совершила нелепый поступок, поступок, не имеющий в себе ни смысла, ни рассудка. Своим глупым действием эта дева, со слов оскорблённого ей человека, поставила наш город и наше королевство на грань вооружённого конфликта!

Все присутствующие в зале вздрогнули и засуетились, начав шептаться между собой. Королева Фаретра, сидевшая в первых рядах, уныло покачала головой. А Отец Патрир тем самым продолжал:

— Но имея ввиду мерзостность того человека, за которого эту опрометчивую невыносимо горделивую деву было обещано выдать замуж, смертный приговор решено было отменить. Однако без наказания она не останется! За своё высокомерие, дурное поведение и нарушение всеми признанных мужами законов эта дева приговаривается к десяти ударам плетью по обнажённому телу. Снимите мешок с её головы, пусть все знают её в лицо! — приказал с неким отвращением и презрением в хладнокровном взгляде Отец Патрир.

Толпа охнула от удивления, ведь девушка, приговорённая к наказанию, — королевская дочь Флёр. Торальд был в недоумении от увиденного, ведь это была его сестра. Она посмотрела на него, как обычно, милым удручённым взглядом. Её глаза были красны от слёз, а щёки горели. Торальд был в растерянности, он то и дело смотрел то на плеть, то на сестру. Толпа смолкла, когда Отец Патрир посмотрел недовольным взглядом на сомневающегося юношу. Королевский сын пустым взором оглядел толпу. Ему казалось, что он ягнёнок, на которого смотрят сотни голодных разъярённых волков. Вскоре, после коротких раздумий, Торальд кивнул головой соборникам в красных плащах. Они с грубой силой потащили вырывавшуюся девушку к юноше. Флёр плакала и умоляла брата не бить её, но Торальд будто бы был одурманен. Он обнажил спину сестры, с хладнокровием разорвав её платье.

— Прошу, не надо, — заливаясь слезами, твердила испуганно Флёр, которую Соборники в красных плащах крепко держали за руки, ехидно улыбаясь. Вальмус сочувствующе посмотрел на Торальда, словно он сам пережил когда-то подобное. Фаретра отвернулась и закрыла глаза.

— Прости, но я должен — чуть слышно прошептал королевский сын сестре на ухо, после чего нанёс первый удар. Раздался пронзительный женский крик.

— Ненавижу! — закричала что есть силы истошным голосом Флёр, ощущая как конопляные, туго перевязанные, верёвки разрывают кожу.

— Один! — начал считать Отец Патрир.

Плеть вновь просвистела в воздухе, и женский вопль вновь наполнил стены собора. Все ждали с нетерпением последнего удара. Когда девушка была наказана, Фаретра бросилась к измождённому измученному телу дочери и с омерзением посмотрела на сына:

— Разве мы растили тебя таким? Изверг! — бросила с ненавистью мать.

— Сын Торальд, добро пожаловать в семью! — довольно произнёс Отец Патрир, горячо обняв юношу и повесив ему на шею золотой кулон в виде ангела. — Брат Вальмус, выдайте брату Торальду то, что его по праву, — приказал главный Соборник, после чего удалился прочь, а вслед за ним последовали и другие прислужники культа Нэраэля. Проходя мимо королевского сына, Отец Хрон печально покачал головой. Народ начал расходиться, поднялся шум, затем началась оживлённая толкотня. Вальмус подошёл к другу и положил руку ему на плечо:

— Ты не первый, кому приходится так жестоко поступать, — удрученно сказал он, — пойдём за мной, ты заслужил отдых, брат.

Торальд был сдержан и безучастен, хотя ненависть и омерзение к самому себе переполняли его, как и слёзы. Фаретра с презрением смотрела на сына, пребывая в шоке от его жестокости и невозмутимости; она никогда не видела его таким. Юноша последовал за Вальмусом в одну из скрытых комнат, всё ещё крепко сдавливая деревянную рукоять окровавленной плети.

После произошедшего в соборе, Флёр доставили в замок Тронборг, где вокруг неё суетилось три служанки. Лекарь промыл раны, приложил лечебные травы и, когда девушка пришла в сознание, её успокаивающим отваром.

Королева была в ярости от поступка сына и в то же время страшно переживала за неродную дочь. Фаретра стремительной походкой шла в покои своего больного мужа.

Томад Тронэр — король Северного Форлианда, медленно умирал от неизвестного ни одному лекарю недуга. Когда королева Фаретра вошла в комнату, её муж, укутавшись одеялом, что-то неясно бормотал во сне. Окна были затянуты шторами шоколадного цвета, от чего в спальне царил полумрак. Вдруг Томад медленно приподнял веки и измождённым взглядом посмотрел на жену — улыбка скользнула по исхудалому лицу императора.

— Как вы, мой король? — заботливо спросила Фаретра, садясь на кровать возле своего мужа и нежно поглаживая его по седым густым волосам.

— Всё хорошо, моя королева, — прохрипел Томад, немощно отодвигая от себя одеяло. Супруга улыбнулась, увидев радость в глазах императора. — Даже умирая, он не показывает, что ему больно, — подумала про себя королева, продолжая поглаживать супруга и смотреть ему в глаза. — И как же я могу рассказать ему о поступке нашего сына?

— Что вас беспокоит, моя королева? — взволнованно спросил Томад.

— Да так… ничего… просто задумалась, — улыбнулась Фаретра, стараясь скрыть печаль, поселившуюся во взгляде.

— Пытаетесь обмануть меня? — огорчённо произнёс Томад, после чего тяжело закашлял. — Воды, — сипло протянул супруг, обессилено сжимая руку жены.

— Ни за что на свете, мой король, я просто беспокоюсь о наших детях. Наш сын… он вступил в ряды Соборников, а Флёр отвергла старшего сына Фаргоса Брогура, и мысль о том, что станется с королевством после твоей кончины, очень сильно тревожит меня, — понуро ответила Фаретра.

— Забота о королевстве…хм, — задумался Томад. — Простите, моя королева, что это бремя ложиться на ваши плечи. А дети,… дети избрали свой путь, и я не смею винить их за это, да и как я могу осудить свою плоть и кровь? Обидно, конечно же, что я не смог отплатить Брогурам такой же добротой, как и они мне. Но думается мне, что Фаргос всё поймёт, как никак, вы его младшая сестра, моя дорогая Фаретра. — улыбнулся король, вновь тяжело закашляв и от щемящей боли в груди сильно сдавил руку супруги.

— Я не могу поверить, что вас скоро не станет, — печально обронила королева, смахивая ладонью хлынувшие по щекам слёзы.

— Не нужно так убиваться, моя дорогая Фаретра, в конце концов, все мы смертны и каждый обязан держать ответ за свои поступки. Признаться, я чувствую, что мне недолго осталось пребывать в этом мире, да и, по правде сказать, я уже устал от всего этого, — прохрипел Томад. — Если бы я больше проводил время с семьёй, а не на скучных банкетах и переговорах, моя жизнь была бы лучше. Но, увы, не я выбирал себе эту судьбу. Да и вообще, я бы её никому не пожелал.

— Почему вы никогда не рассказывали мне о своей прошлой жизни? — вдруг спросила Фаретра.

— Вы никогда не спрашивали, моя королева, да и не было надобности в этом. Уж слишком тернист был мой жизненный путь, чтобы его потом вспоминать.

— Вы так говорите, как будто бы, жалеете о том, что сделали.

— К сожалению, это так и есть, — сознался король. — Я мало чего унаследовал от тирана отца, и, признаться, горжусь этим. Моя братья презирали меня и вечно твердили, что мне не стать королём. Отец смеялся над моим честолюбием и состраданием.

— Что же стало с вашими братьями и отцом?

— Мой старший брат покушался на честь моей жены, из-за чего та покончила с собой. За это я отравил его. Младшего брата пришлось насадить на меч, когда он изнасиловал кальхеймку и убил моего товарища. Позже его вдова подбросила моему отцу ядовитую змею в постель. Эту женщину я приказал повесить. Но я не жалею того, что с ними сделал. Мне больно лишь от того, что не смог уберечь близких людей от беды, ни тогда, ни сейчас, — обронив слезу, прошептал Томад.

— Почему вы так говорите, мой король? — не понимала Фаретра.

— Возможно, вам будет это нелегко понять, моя королева, но бремя, которое вы должны понести,… в этом повинен я, и только лишь я…. Это я продолжил постройку собора, значит, я помог создать этих чудовищ в человеческом обличии. Это из-за меня, мой сын примкнул к этим кровожадным фанатикам. К сожалению, я слишком поздно понял, кто они на самом деле.

— Мой король, вы ни в чём не виноваты, ведь вы же это делали не ради себя, а ради народа, — успокаивала Фаретра.

— Нет, моя королева, в этом и в судьбе Флёр виноват именно я. Поэтому я не вправе судить их выбор. Знаете, когда смерть так близко, о жизни начинаешь думать совсем по-иному. И самое ужасное то, что более я не смогу вас уберечь от этого завистливого лицемерного общества, в частности и от своего племянника, ведь вам по закону положено править вместе. Прости, что так всё получается, — прокашлявшись, обречённо протянул Томад. — Прошу, откройте ящик и возьмите лежащую там бумагу, — попросил Томад. Вдруг острая боль защемила сердце, мышцы свёло судорогой, глаза налились кровью, на лбу градом выступил холодный вязкий пот.

— Вам осталось только лишь подписать ту бумагу и всё это достанется вам, моя дорогая Фаретра, — обессилено пообещал Томад, с любовью посмотрев на супругу. Королева нежно убрала прядь поседелых волос с лица мужа. В туже минуту, король медленно опустил веки и хрипло тяжело задышал, впав в полузабытье. Фаретра ещё некоторое время сидело возле постели, затем она поцеловала мужа в лоб и почувствовала, что он уже не дышит, а руки стали холодны, как лёд. Королева зарыдала и упала покойнику на грудь.

В это время с книгой, завёрнутой в белую ткань, мимо покоев императора проходил высокий худощавый мужчина в коричневом платье, с короткими тёмными волосами и небольшой бородой и усами на скуластом лице. Этот человек в высших кругах был известен всем как Плут, на самом же деле его звали Брóмар. Он являлся советником императора. Заслышав громкий плач в комнате господина, Бромар остановился и, якобы задумавшись, встал у двери.

— Вам что-то надобно советник? — спросил, нахмурившись, чернобородый стражник.

— Нет, я просто мимо проходил, — выкрутился Бромар.

— Ну, вот и ступайте, — буркнул сердито стражник.

— Давно пора, старый чёрт, — усмехнулся советник себе под нос, направляясь к лестнице.

— Его больше… больше нет… — запинаясь от неудержимо льющихся слёз, горестно вымолвила Фаретра, сжимая ледяную руку мужа.

— Ваше Величество, что с королём? — тревожно воскликнули вбежавшие в комнату стражники.

— Поверить не могу, что вы покинули нас, — говорила с умершим супругом королева, не отпуская его руки.

— Значит вот, какова ваша судьба, Ваше Величество, — расстроившись, подумал чернобородый стражник, — пойдём, нужно созвать слуг, — сказал мужчина своему напарнику, который был сам не свой, видя смерть своего короля.

Советник Бромар, сделав огорченное лицо, приблизился к стражнику, охранявшим покои племянника Томада Тронэра.

— Лорд Крóмат приказал не беспокоить его! — угрожающе предупредил стражник, преградив копьём незваному гостю путь.

— У меня весьма важное дело, — понуро сообщил советник.

— Ничего не знаю, я не смею нарушать приказ лорда Кромата, — был неумолим стражник.

— Эх ты… королевство только что лишилось своего правителя, а племянник — дяди.

— Неужели это правда? — ужаснулся стражник.

— Сам не могу поверить в это.

— Но всё равно, я не могу вас впустить, Милорд сейчас сильно занят! — стоял на своём мужчина, не убирая копья от двери.

— Меня ждут, если не веришь, спроси сам, — с нотками недовольства сказал Бромар. Всё-таки стражник осмелился постучать в дверь.

— Чего тебе надо? Я же приказал никого не впускать! — возмутился Лорд.

— Прошу прощения, Милорд, но советник Бромар говорит у него к вам срочное дело.

— Пусть заходит, — разрешил барон.

С довольным лицом советник отворил дверь в покои Кромата. В комнате было сильно накурено и кроме пряного запаха табака, ощущался приторный аромат женских духов. Спальню наполняли пылкие девичьи стоны и возбужденный бесстыдный смех. На полу валялось нижнее женское бельё.

— Вечно вы не вовремя, советник! — усмехнулся Кромат, прикрывая обнажённое сухощавое тело тёмно-бардовым халатом. — Так, быстро одевайтесь и пошли вон! — укладывая растрёпанные русые волосы на затылок, приказал лорд двум стройным блондинкам с пышными формами. Девушки в спешке собрали вещи и выскользнули вон.

— У меня для вас очень занимательные и важные новости, — усмехнулся советник, с лукавством теребя бороду и усы.

— Умеешь ты интриговать, Плут! — с огнём интереса в глазах, усмехнулся Кромат, закурив папиросу.

— Томад мёртв, — прошептал торжествующе Бромар.

— Неужели этот день настал?! — радостно рассмеялся лорд, после этого он открыл новую бутылку с вином.

— Милорд, «Око Мендры», — сообщил советник, положив на стол завёрнутую в белую ткань книгу.

— Глазам своим не верю, после стольких лет поисков… наконец-то, — восторженно произнёс Кромат, сорвав белую ткань и жадно поглаживая предмет. Обложка книги, окрашенная в фиолетовый цвет с багровыми символами, была скреплена из многообразной человеческой кожи, а корешок — из прямоугольных косточек, разрисованных таинственными символами. Спереди и сзади загадочного предмета был изображён большой закрытый глаз, заключённый в восьмиконечную звезду. Страницы книги, чёрные как уголь, были плотно запечатаны чем-то наподобие сжиженной крови, которая словно по жилам переливалась по всему устрашающему артефакту.

— Бромар, ты хоть представляешь мощь этой книги! — воскликнул, словно одержимый, лорд.

— Если не ошибаюсь, Милорд, страшилкой об ужасной ведьме Мендре пугают детей, в истории говорится, что тот, кто заключит выгодный для неё союз, получит безграничную мощь из её царства вечных кошмаров.

— О да, но это только часть той могучей силы, что сокрыта на этих страницах. Поговаривают они пропитаны слезами вдов и кровью павших мужей в войне против полчищ тьмы, которых призвала униженная и презираемая чародеями талантливая волшебница. С её силой ни один человек не смеет совладать, тот, в чьих руках этот древний артефакт, может получить власть над миром.

— Милорд, но разве взамен она требует души владельца? — поинтересовался советник.

— Молчи, Бромар, молчи! — приказал сердито Кромат. — Пока глаз закрыт, секреты этой книги нам не познать никогда. Снять печати подвластно лишь тому, кто запечатал душу Мендры внутри сей могучего артефакта, — удручённо протянул лорд, завернув книгу обратно в ткань и спрятав её в стол.

— Тогда что же вы намерены делать?

— Мне нужен лучший из палачей-магов Нэраэля, — решительно заявил собеседник. — Разузнай где он.

— Милорд, боюсь огорчать вас, но требовать каких-либо действий от Соборников имеет права только король, для начала нам следует занять престол, — напомнил Бромар.

— Да знаю, с этим, я думаю, проблем не будет, — беззаботно ответил Кромат, сделав несколько глотков вина, после чего сморщил лицо от ядрёного горького вкуса, — дрянь, какая, они что, хотят меня стравить этим пойлом? — возмутился лорд. После некоторого времени молчания, собеседник спросил:

— Как думаешь, Бромар, Вэтфэльд посмеет развязать с нами войну и каковы наши шансы на победу?

— Вообще это дурная затея, для Вэтфэльда это будут бессмысленные потери, но нам тоже без жертв не обойтись.

— А что если они объединяться с севером?

— Тогда… Милорд, я не могу ответить на этот вопрос, хотя… — задумался Бромар. Если же только уничтожить врага изнутри, посадив семя раздора прямо в их сердце, тогда эта война обойдётся для нас минимальными потерями.

— Значит в этом случае, мы сможем захватить тех, кто посмел поднять на нас меч, — заявил Кромат.

— Милорд, вы так говорите, как будто бы война и вправду начнётся.

— Нельзя ни в чём быть уверенным, следует не только просчитывать ходы врага и идти на шаг-два вперёд, но и готовиться к худшему, — поделился мыслями собеседник.

— Неужели вы намерены захватить весь мир? — удивился Бромар.

— А почему бы и нет? — усмехнулся Кромат. — Видишь ли, с силой этой книги Ардор будет мой, нужно только время и преданных людей. К тому же, я смогу доказать зазнавшемуся Фивисвэйлу, что род Тронэров — род властелинов!

— Милорд, это безумство,… но мысль владеть миром потрясает, — восхитился советник.

— Тогда, Бромар, позаботься о том, чтобы Фаретре не достался трон. — Приказал Кромат. — Да и не хотел бы я, чтобы Вэтфэльдское отрепье поганило священный трон в Вэйтстоун.

— Милорд… — протянул заинтригованно Бромар с коварной улыбкой.

— И вообще, дело женщины нести удовольствие мужчине и рожать детей, а не смешить народ, — закурив папиросу, бесцеремонно заявил Кромат. — Закон о двоевластие был огромнейшей ошибкой. Фросты были правы, власть должна быть жёсткой и строиться на деспотии, язык боли вот что понимают все живые существа. Всё это присуще совершенному монарху. История не раз доказала, что именно в руках монарха-единоправителя, империи расцветают.

— Результат не заставит себя долго ждать, уж поверьте, — пообещал хитроумный советник.

— Звучит убедительно. Теперь ступай и прикажи служанке пусть приберётся и принесёт мне свиные отбивные, — повелел Кромат, выпустив густое облако пряного едковатого дыма.

— Как будет угодно, Милорд, — учтиво поклонившись, лицемерно произнёс советник и затворил за собой дверь.

Глава 9

В тюрьмах Сильвербридж было сыро и темно. Завывая в трещинах, гулял холодноватый осенний ветер. Старые, отсыревшие каменные стены, треснувшие со временем, были укрыты ковром изо мха и плесени. С потолков капала вода, разлеталось эхо во все стороны, исходившее от грохота пластинчатых сапог стражников. Тусклые масляные факелы разгоняли подземный казематный мрак. К их усердному треску, разрезавшему глухую тишину, добавлялись дикие вопли и бесцеремонные ругательства, доносившиеся из сырой темноты камер.

Тáйрис тяжело приоткрыл глаза, заслышав звук шагов и звон ключей, открывавших замок решётки. Вокруг было темно. Тело, всё в синяках и ссадинах, сильно ныло и ломило.

— Вставай… живо — скомандовал стражник, толкнув пленника ногой в спину.

Тайрис ослабленно поднялся на ноги и медленно протянул дрожащие руки, закованные в цепи.

— Пить… — тихо протянул пленник, еле-еле шевеля посиневшими разбитыми губами.

— Даже не думай, отрепье! — рявкнул стражник, замахнувшись кулаком. После чего, пристегнул к ногам пленника цепь с большим чугунным ядром, а руки крепко обмотал конопляной верёвкой.

— Пошевеливайся! — раздражённо буркнул стражник, ведя по сырым заплесневелым коридорам каземата заключённого. Тайрис изнеможённо тянулся вслед за ним, кое-как волоча за собой чугунное ядро.

Стражник с пленником поднялись из мрачной смрадной темницы в светлые серокаменные казематные коридоры.

— Стой здесь, — скомандовал мужчина, бросив презрительный взгляд на заключённого.

— Капитан — почтительно сказал стражник, отворив дверь в комнату Дэкрия, который стоял у окна, одетый в красный халат, и курил туго набитую папиросу.

— Заводи, — прозвучал грубый ровный голос командира.

Подчинённый отстегнул чугунное ядро от ног заключённого и втолкнул Тайриса в комнату. Тот не удержался на ногах и упал.

— Ты свободен, — скомандовал спокойным тоном генерал, не отворачиваясь от окна. Как только дверь закрылась, Дэкрий развернулся и, продолжая курить, молча, посмотрел на избитого, чумазого и взъерошенного пленника, хмуря густые чёрные брови.

— Садись, — тихо сказал капитан, наливая себе из хрустального графина бокал красного вина.

Тайрис с трудом приподнялся с пола и доковылял до лакированного дубового стула. Воздух был насыщен ароматом женских духов и приятным зыбким дымком папирос. Возле окна свисали длинные алые занавеси, падавшие на дощатый пол, который устилал большой махровый красный ковёр, изрисованный зелёными розами. С одной стороны комнаты стоял дубовый резной шкаф, полностью забитый книгами, а с другой — шкаф с дорогим узорчатым фарфором, хрусталём и изделиями из золота и серебра.

— Хочешь пить? — предложил генерал, поднося к губам пленного бокал с вином.

— Воды, — тягостно попросил заключённый, отворачивая опухшее, избитое лицо в сторону от предложенной выпивки.

— Как пожелаешь, — усмехнулся Дэкрий, поглаживая свои длинные чёрные усы. Медленными шагами он приблизился к шкафу со всякой-всячиной и взял с верхней полки хрустальный кувшин с водой. После этого он встал напротив заключённого и внимательно посмотрел на него.

Тайрис жадно поглядел на кувшин с водой.

Капитан улыбнулся и, сделав глубокую затяжку, выдохнул дым в лицо своему собеседнику. Заключённый сильно закашлялся. Генерал снова улыбнулся, после того как поставил кувшин перед ним. Тайрис, грязными дрожащими руками, жадно вцепился в него и начал ненасытно пить, от страшной жажды, обливаясь водой.

— Я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — сев напротив заключённого, начал разговор Дэкрий, сбросив пепел с папиросы.

Тайрис, утолив жажду, принялся слушать генерала.

— Видишь ли в чём дело, за разбой, нападение и покушение на жизнь знатного человека, причём на очень влиятельного и состоятельного — вам как минимум грозит двадцать лет в каменоломнях, а ведь ни ты, ни твоя сестра и даже ни в чём не повинная твоя подружка, не заслуживают такой судьбы, не так ли? — куря папиросу, спокойным соразмерным тоном говорил Дэкрий. Глотнув вина, он продолжил:

— Вы будете приговорены к заключению, однако ты можешь всех спасти.

— Что я должен сделать? — спросил угрюмо Тайрис, смотря потерянным взором на пепельницу из хрусталя.

— Ну, как правило, ничего сложного. Всего-навсего, ты должен доставить мне то, что когда-то задолжал твой отец.

— Гм… — задумался собеседник.

— Тебя что-то смущает? — поинтересовался Дэкрий.

— Я плохо помню его, он пропал, когда мне было шесть лет, — понуро ответил мужчина.

Капитан задумчиво начал потирать пальцами лоб и после полуминутного молчания ответил:

— Как ты уже, наверное, понял, меня не интересую никакие детали, мне важен лишь результат, уяснил?

— Но как я буду искать то, чего не знаю?! — не сдержался собеседник.

— Слишком много опрометчивых и ненужных фраз! — буркнул недовольно капитан со стула и, повернувшись к заключённому спиной, отошёл к окну. Молчание воцарилось в комнате. Едковато-приятный дымок папиросы изящно поднимался к потолку. Тайрис нетерпеливо ждал ответа, с лёгким испугом окидывая взглядом генерала.

— Как я уже говорил, ты не сможешь не выполнить моего поручения, у тебя есть что терять, в отличии он того сброда, что подыхает в подвалах темницы — сказал Дэкрий, лукаво улыбнувшись в сторону собеседника.

— Мда… — растерянно прошептал заключённый и углубился в размышления.

— Так ты согласен? — допив вино, спросил капитан, нахмуривая брови.

— А что если я откажусь?

Дэкрий саркастически засмеялся.

— На твоём месте лучше не знать ответов на подобные вопросы, — недовольно ответил Дэкрий, пристально посмотрев в глаза собеседнику. После с язвительной улыбкой капитан добавил: — собачонке на цепи лучше слушаться своего хозяина и лишнего не тявкать.

— К чему это? — не понял Тайрис.

— А к тому, что ты по уши в дерьме и чтобы тебе вылезти из него, тебе следует не задавать вопросы, а только на них отвечать, щенок, — огрызнулся раздражённо Дэкрий. — Твой папаша нам крупно задолжал, очень крупно… теперь настало время должок вернуть, а будешь препираться, как твоя сестра, живого места на твоей шкуре не останется, — пригрозил капитан.

— Что ты сделал с моей сестрой?! — взволновался заключённый, вскакивая со стула.

— Неправильно ты делаешь, ох, неправильно, — разочарованно произнёс собеседник, качая головой из стороны в сторону. Затем, размахнувшись, Дэкрий саданул заключённого золотым перстнем по голове. Тайрис упал и зажал кровоточащую рану ладонью.

— Да как ты смеешь повышать на меня тон, сопляк! — крикнул разгневанно капитан. — Стража, немедленно отведите этого щенка в камеру к его сестре, может там он станет рассудительнее! — раздражённо приказал генерал, смяв тлеющую папиросу.

Загремели ключи, открывающие замок камеры, но девушка, подвешенная за руки цепями, стоя босыми изрезанными ногами на стуле, даже не шелохнулась. Бедняжка была по пояс раздета, а на её окровавленной спине зияли жуткие глубокие раны от кнута. Руки были изрезаны.

— Сибэль! — закричал ошеломлённо брат и, как безумный, бросился в камеру, но стражник, крепко державший его за руку, с жестокостью одёрнули назад.

Девушка тяжело приоткрыла веки, запачканные высохшей крови.

— Братик, — прошептала обессилено она, слегка улыбаясь разбитыми губами.

— Пустите, бесчеловечные изверги! — яростно закричал Тайрис, пытаясь подступить к своей сестре, но в ответ стражник наотмашь ударил заключённого по лицу, так что тот упал на пол. Но брат, движимый ненавистью и переживаниями за сестру, сплюнул кровь и, вновь поднявшись на ноги, ринулся вперёд, за что получил коленом в левый бок. Озлобленный стражник занёс кулак над головой заключенного, и только он хотел нанести очередной удар, как в коридоре раздался недовольный голос Дэкрия:

— Достаточно! В сторону, — приказал с суровостью в голосе капитан, подойдя к камере. Он был уже облачён в дорогущие пластинчатые доспехи с багровым нагрудником, где был выгравирован золотой рычащий лев. Алый плащ с таким же рисунком свисал, чуть ли не до самых пят.

Тайрис вновь поднялся на ноги и бросился обнимать свою сестру за ноги и целовать их. Девушка тихо стонала, пытаясь улыбаться.

— Братишка, — ласковым голосом измождено выдавила Сибэль, уронив слезу.

— Теперь-то ты согласен на содействие? Мм? — спросил сердито Дэкрий.

— Согласен, — не задумываясь, бросил в ответ Тайрис, не ослабляя страстных родственных объятий.

— Нет, они убьют тебя, нет, остановись, нет… — шептала еле слышно Сибэль, будто бы в бреду.

— Это всё ради нас, — успокаивал брат, — всё будет хорошо, вот увидишь.

— Ну, довольно, повидался и хватит. Я отпущу её и твою подружку, как только получу то, что мне нужно, — пояснил Дэкрий. — И не забывай, у тебя ровно три дня, ни больше, ни меньше, — добавил капитан, собираясь уходить.

— Я хочу убедиться, что Верлина жива и находится в этих стенах, — ровным тоном остановил собеседника Тайрис.

— Хорошо, — сквозь зубы выдавил Дэкрий — спускайся к вратам и жди, на этом всё, — отрезал с раздражённостью в голосе командир. После чего он подошёл к стражнику и с нахмуренными бровями отдал последующие указания.

В ответ стражник кивнул головой и, грубо взяв под руку заключённого, поволок за собой по коридору.

Возле ворот Тайрис встретил сопровождаемую стражниками, закованную в цепи Верлину. Она была в грязном изорванном платье без рукавов, растрёпанная с красными наплаканными глазами.

— Моя дорогая, — первое, что вырвалось из уст Тайриса. В ответ Верлина расплакалась и испуганно прижалась к груди мужчины.

— Мне страшно, — прошептала сквозь слёзы она, посмотрев в ласковые глаза Тайриса, взором, полным страха, горя и отчаянья.

— Я не брошу тебя, обещаю, я вытащу нас отсюда, — пообещал мужчина, горячо поцеловав девушку в потрескавшиеся губы.

— Ты самый добрый, кого я когда-либо встречала, — прошептала нежно Верлина и крепко обняла своего спасителя.

Вскоре они проводили друг друга ласковым заботливым взглядом, полным печали и восторга. В это время по черепичной крыше бешено забарабанил ливень. Тайрис с задумчивым, тоскливым взором, вышел за высокие дубовые стены душных каземат, и у него было такое чувство, что он остался один, а близких ему людей более не суждено увидеть.

Дождь бушевал весь оставшийся день. Тайрис в серой потрёпанной льняной рубахе, худых брюках и изношенных разбитых башмаках, промокнув до нитки, вернулся в старый семейный дом, который стоял, не привлекая глаз, на окраине города, близ лесной чащобы.

— Давненько я не бывал здесь, — шепнул себе устало под нос, мужчина, ступив на прогнившее разваленное крыльцо. Уже начало смеркаться. В доме царил ужасный беспорядок, как будто бы кто-то что-то старательно искал.

— Интересно, кто бы это мог быть? — подумал про себя мужчина, усаживаясь на стул, возле стола с вытащенными ящиками.

— И что им здесь могло понадобиться? — взяв в руки разбитые настенные часы, размышлял Тайрис.

— Отец давным-давно в могиле, сестра и любимая девушка в тюрьме,… если бы я только мог изменить свои поступки в прошлом, может быть, этого всего и не было бы… — огорчился мужчина. В его глазах читалась непреодолимая ненависть к самому себе и невыразимое разочарование.

— И как же я теперь спасу тех, кто мне дорог? — рассуждал про себя Тайрис. — Неужели они обречены? Нет, нет, нет! — вдруг возразил сам себе мужчина, вскочив со стула и, прижавшись к стене, начал ударять по ней кулаком.

— Чёрт, как же меня всё это достало! С раннего детства меня преследуют проблемы отца, и вот они настигли и поставили меня в тупик, что же теперь делать…

— Искать то, что твой отец когда-то спрятал, — твёрдо заявил спокойный мужской голос.

— Должно быть, я схожу с ума? — удивился Тайрис, отойдя от стены.

— В какой-то степени это так, — усмехнулся невидимый мужчина.

— Кто ты? Где ты? — занервничал охотник.

— Успокойся, я не представляю никакой опасности, — уверил голос. — Имени я тебе своего не назову, да и откуда я — тебе тоже не скажу, но прошу доверять мне.

— С чего вдруг мне доверять тому, кого я даже не вижу! — возмутился Тайрис.

— В тебе слишком много горячности, будь рассудительнее и хладнокровнее, — посоветовал незнакомец. — В своё время я хорошо знал твоего отца. Более того, мы работали вместе. Однако в один роковой день, вслед за удачей, произошла невосполнимая трагедия. Твой отец был рассекречен и пойман Дэкрием. В то время он был мелкой сошкой, но это не мешало ему нарушать закон.

— О чём ты вообще говоришь, подожди? — не понимал Тайрис.

— Ты весь в отца, та же манера перебивать, — усмехнулся собеседник, — однако учти, что вспыльчивость и излишняя эмоциональность оборвали его жизнь. Со временем ты поймёшь, кто я и кто был твой отец, но всё, чем ты жил ранее был обман, твоя сестра прекрасно знала это, мы просто не хотели тебя втягивать, но видно без тебя эта история не будет иметь окончания.

— Чёрт, да о чём ты вообще, я, правда, не понимаю!

— Я же сказал, со временем тебе всё будет ясно, а пока что просто слушай и действуй согласно моему указанию, если, конечно же, хочешь освободить сестру и свою любимую, — наставлял незнакомец.

— А откуда ты это знаешь?

— Мне многое известно о тебе, поэтому я и прошу доверять мне.

— Стало быть, у меня иного выбора нет, — вздохнул обречённо Тайрис.

— Начну с того, что за тобой следили от самых каземат, наверняка, работа Дэкрия, теперь здесь у него слишком много власти для простого капитана стражи. В былое время этот мерзавец пограбил немало мирных и ни в чём не повинных людей. Но важно совсем другое. Твою сестру и любимую никто уже не отпустит, это факт, поэтому…

— Как же так! Почему! — перебил Тайрис незнакомца, — может, ты ещё и приговор им вынесешь?!

— Не говори глупостей, будем надеяться, что они останутся живы, пойми, капитан из тех людей, кому плевать на чужие жизни и судьбы, он немало их искалечил.

— И что же тогда мне делать?

— Найти то, что спрятал твой отец, но ни в коем случае, ни при каких условиях не отдавать это Дэкрию, уразумел?

— Но тогда как я спасу дорогих мне людей?

— Теперь это решит время. Сожалею, но моя главная задача состоит в том, чтобы защитить тебя. Сибэль мне не меньше дорога, чем и тебе, но кто же знал, что погром в таверне приведёт к таким последствиям, — печально заявил незнакомец.

— Ответь мне, моего отца убил…

— Дэкрий. Именно он отдал приказ расправиться с твоим отцом.

— Спасибо, что ответил, — буркнул Тайрис.

— Не вини себя понапрасну и будь готов к тому, что люди Дэкрия в скором времени явятся за тобой, чтобы ты отдал им то, за что так рьяно боролся твой отец. Не мешало бы тебе как можно раньше убраться отсюда, нельзя чтобы жертва Джерола оказалась напрасной.

— А куда мне идти, если я найду то, что спрятал мой отец, и каковы гарантии, что ты не вонзишь мне нож в сердце? — поинтересовался собеседник.

— Если бы это было нужно, я бы уже этот сделал, — усмехнулся незнакомец, отворив дверь. Тайрис бросился следом, но собеседник будто бы растворился в воздухе, в спешке произнося напоследок:

— Я сам тебя отыщу.

Мужчина обозлено ударил кулаком по стене, затем зашёл в дом, запер дверь и измотанный дорогой шлёпнулся в кровать, упёршись на что-то твёрдое грудью. На ощупь это были камни. Тайрисом сразу же овладело любопытство:

— Что это ещё такое? — задался он вопросом, тщательнее ощупывая грани камней.

— Странно, на обычные камни это явно не похоже, — удивлённо буркнул себе под нос мужчина, пытаясь вытащить спрятанную в кровать диковинку. Через минуту упорных стараний, Тайрис отыскал в матрасе почти незаметно заштопанную дырку. Не мешкая, он разорвал её и вытащил из ваты и перьев небольшой замшевый мешочек, туго перемотанный конопляной нитью.

— Откуда он взялся, неужели это то, что спрятал мой отец? — подумал искатель и, развязав шнуровку, высыпал себе на руку крупные изумрудные камни с удивительными гранями.

— Что за!? — воскликнул от изумления, ошеломлённый находкой мужчина. В полутьме он начал рассматривать странно гравированные изумруды.

— Незнакомец советовал, чтобы я уходил, а что если он хочет их заполучить, однако странно, их же не трудно было найти, может он и подложил их, пока в доме было пусто? — размышлял Тайрис, завязывая мешочек.

— В любом случае, лучше разберусь утром, — решил охотник, положив мешочек под подушку. Улёгшись на спину, мужчина сомкнул отяжелевшие веки и уснул глубоким мертвецким сном.

Ночь была беззвёздной, полной мрака и молчания. Лишь изредка чёрную тишину разрывал протяжный волчий вой и бешеный лай какой-нибудь бездомной шавки. Казалось, будто бы город спит, убаюканный арфой недремлющего бога сна и обмана Сенэктуса и укутанный его узорчатым покрывалом, обращающим даже самые сладкие блаженные сны в лютые кошмары. Даже вечно гудевшая таверна в эту ночь стояла неприметно на фоне остальных утонувших в холодной темноте зданий, принимая сегодня лишь двух посетителей — мрак и тишину. Неусмеримый ветер трепал наряд деревьев, устрашающе завывая в трещинах городских стен и башен.

В округе было совершенно пусто. Огни в окнах давно погасли и спрятались за шторами. Глухое эхо разлеталось от скрипа новых кожаных сапог, нарушая величественное безмолвие. Пузатая тень скользила по кирпичным и деревянным стенам, то и дело, ныряя и выныривая из беспредельного океана владычицы ночи. Неторопливые ровные шаги, одышка и частое сморкание принадлежали купцу Биерушу, обтянутому в кожаный плащ с капюшоном. Невысокая и толстая фигура этого хитрого и зазнавшегося человека двигалась по мостовой. На противоположной стороне каменного моста, мирно стояла другая фигура в чёрном кожаном плаще, спокойно куря папиросу в тени от фонарей.

— Что за дело, капитан? — сухо произнёс Биеруш, вяло пожимая руку своему собеседнику.

Дэкрий кивнул головой, дымя папиросой. Поправив ворот плаща, собеседник предложил спуститься к свае моста.

— Ну, может, уже скажешь, за каким бесом ты меня выволок на холод? — поёживаясь, спросил недовольно Биеруш.

— Проблемы у нас, и очень крупные, смею признаться, — угрюмо начал капитан.

— Что стряслось?! — взволновался купец, потрясено взглянув на Дэкрия.

— Может, и волнуюсь понапрасну, но что-то нет новостей от Кроула. Посылка-то давно ушла, а известий никаких, уж не случилось ли чего?

— Что?! — опешил купец.

— Только не паникуй, — буркнул недовольно собеседник.

— Это же… чёрт, только скажи, что это шутка, — мямлил испуганно Биеруш.

— Самому бы хотелось в это верить, но видишь ли, я бы не думал так, если бы не это, — нервно покуривая папиросу, обеспокоенно произнёс Дэкрий, протягивая компаньону листок бумаги, испачканный засохшей кровью.

— Что, что это? — судорожным голосом вопросил купец, брезгливо взяв письмо в руки.

— За несколько дней до отправки посылки я получил это письмо с утренней почтой. Никогда не забуду этот злополучный день, — с тревогой в голосе начал рассказ капитан стражи.

— Почему на нём кровь и чья она? — поинтересовался Биеруш.

— Письмо повергло меня в неописуемый ужас,… на дне конверта лежал окровавленный палец пожилой женщины. И что самое страшное было, на нём было кольцо, которое я дарил своей матери.

— Ох, чёрт! — воскликнул ошеломлённо собеседник.

— Текст, который был в письме, теперь маячит у меня перед глазами и не даёт покоя. Во снах и то мерещится. Мол, «Вот и пришло время расплаты. Ты думал, тебе всё так просто сойдёт с рук, мерзавец? Теперь, когда я знаю обо всех твоих махинациях и тайных, настал момент превратить твою жизнь в ад. Для начала я уничтожу тебя, как личность, а затем отберу самое дорогое, и не надейся на милосердие, ты обречён! Сегодня, так и быть, радуйся жизни, проведай свою матушку, которая так соскучилась по своему сыну и прислала ему небольшой подарок». Я немедленно отправился навестить мать, но кроме окровавленных украшений ничего так и не смог найти.

— Не уж то и тело не нашли?

— Тремя днями позже то, что от него осталось, нашли в болоте, на окраине Сильвербридж, куда стекаются канализационные стоки, — подавлено ответил Дэкрий, начав курить следующую папиросу.

— Что же это за больной ублюдок?! — разгневался собеседник, — что нужно ему?

— В том то и дело, что ничего… — растерянно сказал капитан, — нет ничего кроме этой угрозы, да ты и сам знаешь, у нас нет врагов.

— А чего ты мне сразу не сказал? — возмутился Биеруш.

— Не хотел тебя втягивать.

— Но всё равно втянул! Если он знает всё о наших поставках, ты знаешь, чем нам это всё грозит, знаешь?! — занервничал собеседник, размахивая во все стороны руками.

— Успокойся! — потребовал капитан, — у него, наверняка, другое мнение на этот счёт, — предположил мужчина, выдохнув густой серый клуб дыма.

— Откуда тебе знать, что у этого психа на уме?

— Вот именно, что у психа, — озлобленно протянул Дэкрий. — В письме он грозился уничтожить меня как личность, а тут как раз нет известий от Кроула, я думаю, он перехватил посылку.

— Тогда нам конец! — заявил напугано Биеруш.

— Так просто сдаёшься? — возмутился капитан. Купец насупился и молчал.

— Я хочу, чтобы ты обратился к своим костоломам, — попросил Дэкрий. После этих слов лицо собеседника засияло от радости.

— Но ты ведь понимаешь, что за доброе слово они не станут работать?

— Само собой, разумеется, — сухо бросил в ответ капитан, вынимая из-под плаща мешочек с золотом. — Это аванс, а как только этот псих будет пойман, заплачу ещё четыре таких, идёт?

— От такого предложения глупо отказываться, — усмехнулся Биеруш, бережно забирая мешочек.

— Но учти, мне он нужен именно живым, — потребовал Дэкрий.

— На этот счёт я обещать не стану ничего, кто знает, как он может себя повести.

— Ладно, ладно, сколько ты ещё хочешь?

— Ещё триста серебряников за доставку живьём. Сейчас.

— Ну, и жук же ты, Биеруш, — буркнул собеседник. — Сейчас я пуст, но если ты наведаешься в таверну завтра днём, деньги будут, — уверил капитан.

— Так и быть, — улыбнулся купец. После этого мужчины пожали друг другу руки и поторопились по своим делам.

Тайрис проснулся от громкого шуршанья и шарканья. Потерев лицо руками, он медленно привстал с кровати и потянулся. Три маленькие упитанные серые мышки обеспокоенно уставились своими чёрными жемчужными глазёнками на человека, мгновенно прекратив свою утреннюю возню. Мужчина слегка улыбнулся милой картине и, глубоко зевнув, резко встал с кровати, загремев босыми ногами по дощатым полам. Мыши как ошалелые бросились в рассыпную, вороша на своём пути листы бумаги.

Солнце, горевшее тусклым золотым шаром, продираясь с трудом через молочно-кремовую пышно взбитую небесную пелену с разраставшимися на ней густыми пепельно-седыми пятнами. На горизонте тянулись караваны тёмно-серых туч, плавно изрезанных по краям. Ветер колыхал ветви деревьев, отрывая с каждым дуновением по желтеющему листу. Тайрис, отмывшись от запёкшейся крови и грязи, поставил дубовые вёдра на скамью и побрёл не торопясь в дом, наслаждаясь слегка тёплым ветром, обдувающим кожу. Закрыв за собой дверь, мужчина приподнял подушку и положил замшевый мешочек на стол.

— И что же мне с этим делать? — высыпав изумруды на стол, пробормотал мужчина, задумчиво поглядывая на удивительную находку.

Всего изумрудов было девять. Крупные, разной формы и диковинного гранения, они не давали охотнику покоя. Тайрис ещё раз посмотрел на драгоценные камни и упрятал их в мешочек, застыв на месте, словно контуженный.

— Не мешало бы надёжно перепрятать эти камни, — подумал мужчина, крепко сжав в руках находку и начав, спешно одеваться. Охотник высыпал из мешочка изумруды и разложил их по сапогам.

Затворив дверь, мужчина направился в центр города. Чтобы наверняка избежать слежки, Тайрис бросился в толпу горожан, а после быстро свернул за угол и прижался к стене.

— Да говорю же тебе, я видел, как какой-то парень вырвал кошелёк у женщины и бросился бежать, — пробасил стражник.

— Тебе просто на посту пить меньше надо, тогда и мерещиться ничего не будет, — усмехнулся его напарник.

— Знаешь что? — возмутился стражник, — я вот сейчас пойду и найду его, понял?

— Ну-ну, иди, — бросил в ответ мужчина.

Охотник слушал приближающиеся уверенные шаги стражника и терпеливо ожидал его появления. И как только подвыпивший мужчина начал проходить мимо цели своих поисков, Тайрис без колебаний ударил его по шее. Через секунду, другую, стражник потерял сознание и рухнул в объятия охотника. Тот, свою очередь, положил тело так, чтобы никто его не увидел и побежал по пустынному переулку к другой дороге. Вновь оказавшись среди людей, мужчина не торопясь пошёл к дому, где он обычно проживал со своей сестрой.

— Надеюсь, никто меня не видел, — облегчённо вздохнул охотник, заперев дверь и ощупывая рану на ноге. — Хорошо хоть порез неглубокий, — подумал мужчина, беря с полки бутылку спиртного. Промыв рану, он начал что-то усердно искать в куче бумаги и хозяйственной утвари.

— Ах, вот она где, — сказал Тайрис, взяв в руки узорчатую шкатулку из красного дуба. Затем он вновь уложил все изумруды в мешочек и положил его в этот узорчатый сундучок. После мужчина спустился в подпол, вытащил из кирпичного пола один из кирпичиков и поставил возле небольшой земляной ямки шкатулку. Прокопав эту ямку глубже, охотник поместил туда резной сундучок, засыпал его землёй и укрыл, как ни в чём не бывало, кирпичиком.

— Так будет надёжнее — сказал мужчина, отряхнув руки от земли. Захлопнув дверку подпола, Тайрис перевязал себе рану и начал собираться в обратную дорогу. Приготовив всё необходимое, мужчина лёг на кровать и стал дожидаться вечера. Раздумья терзали не только его разум, но и душу. Внезапно сон одолел Тайриса. Мужчина повернулся на бок и проспал до самого вечера. Когда солнце скрылось за горизонтом, он вышел через заднюю дверь во двор, перескочил через забор и под покровом надвигающейся темноты направился обратно к окраине города.

Ночь медленно укрывала своими тёмными крыльями Сильвербридж. Улицы пустели, загорались фонари, подвыпившие стражники вываливались из таверн, бандиты и воры, словно змеи, выползали из-за углов. Как только ворота в город захлопнулись, и мрак прокрался в каждый дом, всякий закон прекращал своё существование.

В таверне, как всегда, было шумно: песни, крики, пляски. Спёртый воздух, пропитанный перегаром, запахом едкого табака, жареного мяса и рыбы. Биеруш важно сидел за столом в центре таверны, окружённый со всех сторон ворами, стражниками, продажными женщинами и подвыпившими торговцами. Купец жадно уплетал мясо за обе щеки и запивал его красным вином, которое то и дело выплёскивалось из кружки.

— Ну, так ты говоришь, оружие из Альвионии прибыло сегодня, проблем никаких не произошло? — с подозрением спросил Биеруш смуглого верзилу с чёрной бородой, густыми вьющимися чёрными до ушей волосами и шрамом на крупном, похожим на чекушку, носе.

— Все подумали, что это сено для скота, — пробасил мужчина.

— Для вас что ли? — рассмеялся бесстыдно собеседник. Верзила сделал сердитое лицо.

— Да ладно тебе, шучу я, чего надулся, — хлопнув мужчину по плечу, сказал Биеруш. — Дело у меня для вас есть, причём дело очень важное и ответственное, капитан нам хорошенько за это заплатит.

Верзила заинтересованно посмотрел на собеседника.

— Вижу тебе это интересно, тогда слушай, — начал купец. — Появился в округе псих какой-то, значит, вооот… у капитана зарезал мать и прислал её палец с перстнем, и это всё ничего, если бы не письмо, в котором этот ненормальный заявил, мол, знает всё о наших незаконных поставках.

— Так, может, блефует, специально запугивает, — предположил верзила.

— Тебе, друг мой, думать нельзя, — буркнул Биеруш. — Я говорю, что знает, значит, так оно и есть, смекаешь?

— Да, — через недолгую паузу кивнул головой собеседник.

— Хорошо. На сей раз вам не придётся выступать в роли палача. Теперь твоя задача состоит в том, чтобы найти этого ненормального и спрятать подальше от капитана, — объяснил купец.

— Не знаю, зачем это вам, но мы постараемся, — пообещал верзила.

— Ты меня плохо слушал? — возмутился Биеруш. — Никаких постараемся! Если вы посмеете вернуться с куском разлагающегося мяса, то я вас положу рядом с ним, запомнил? — пригрозил собеседник. Верзила, насупившись, молчал.

— Какого чёрта ты молчишь, с кем я разговариваю вообще! — разгневался купец, опрокинув кружку с вином.

— Такое гарантировать невозможно, вдруг он и вправду настолько больной на голову, что иного варианта, как убийства не останется, — предположил мужчина. Биеруш надулся, как пузырь, подумал и бросил на стол десяток золотых монет. Верзила огорчённо посмотрел на собеседника.

— Вот ведь вымогатель! — с омерзением угрюмо протянул купец, бросив ещё десяток золотых.

— Как только он будет наш, мы сообщим вам, — довольно улыбнувшись, пообещал бандит, сгребая монеты к своему краю стола.

— А скажи-ка мне, Брунн, как там ваши поиски с изумрудами? — спросил обеспокоенно Биеруш.

— Дебошир, что напал на вас недавно в таверне, отпущен капитаном. За ним следили его люди, поэтому мы без труда выяснили, где он живёт, — поведал верзила.

— Хм, и где же? — заинтересовался купец.

— Верьте не верьте, но это дом Джерола.

— Чего? — поперхнувшись вином, удивился собеседник. — Он немедленно нужен мне! — потребовал Биеруш.

— Живым?

— Нет, дубина, буду тянуть информацию из мертвеца, конечно же живым! Сейчас же идите туда и разберитесь с ним, — приказал купец. Верзила озадаченно почесал затылок.

— Чего ты опять сидишь! — возмутился собеседник.

— Эм, — замямлил здоровяк, — днём, он вышел из дома и, его не удалось выследить. Он специально пошёл через пашни, а потом прыгнул в один из обозов с сеном и пропал, — объяснил мужчина.

— Твою же мать, идиот, ты хоть понимаешь, что это значит? — взорвался Биеруш, покидав в порывах ярости всё со стола. — Теперь он знает про контрабандное оружие!

— А может не догадается?

— Эх, Брунн, Брунн, у него вряд ли такая деревянная голова, как у тебя! Короче, посылай кого хочешь, но чтобы этот щенок был у меня в ближайшем времени, понял?

— Да, — ответил верзила.

— Тогда свободен, и скажи трактирщику пусть мне ещё пожрать и выпить принесёт, а то орать у меня горло устало, — приказал Биеруш.

— Угу, — пробормотал здоровяк и направился к выходу.

— Нет, Дэкрий, дружище, ты и так высоко уже сидишь, мне надоело быть у тебя на побегушках, — подумал про себя купец, сделав хитрую гримасу. — На этот раз я не совершу нелепую ошибку и получу то, что давным-давно должно было быть моим.

Глава 10

Королевство Вэтфэльд — это живописная земля удивительной и восхитительной природы. Тёплые зимы и нежаркое лето открывали огромные возможности для сельского хозяйства. Поэтому Вэтфэльд — это страна крупнейших ярмарок и фермеров. Но славилось она, по большей мере, отнюдь не крупным разнообразным рынком, а кузнечным и военным ремеслом. Хорошо обученная мощная армия требовала огромных затрат, из-за этого рабовладение стало чуть ли не обязательным для этой страны. Однако, по сравнению с соседями, здесь рабы не были чёрной силой, напротив, они считались низшим сословием и принадлежали лишь государству. Невольники не только трудились на рудниках и в шахтах, но и занимались различными видами строительства. Более того, каждый раб мог выкупить свою свободу через двадцать пять лет службы в течении пяти дней, пока длился праздник в честь бога войны и кузнечного ремесла Áрсида. В течении этого торжества днём устраивались рыцарские сражения, а вечером в театре ставились постановки на основе баллад и легенд. Казалось, Вэтфэльд не имеет изъянов, но у монеты, увы, две стороны. И эта вторая сторона выражалась в полной зависимости крестьян от несправедливых законов. Государство взимало налог за любой вид деятельности, будь то охота или рыболовство, и налог немалый. Именно это вынуждало мужчин наниматься в рекруты, и то, только при условии, что в хозяйстве есть хотя бы один юноша старше двенадцати лет. За сына, по закону, крестьянин получал небольшой клочок земли и, как следствие рос, налог. Если девушка старше семнадцати лет не выходила замуж, появлялся дополнительный оброк на её семью. А в случае свадьбы, новая семья получала небольшой участок земли и так же облагалась налогом. Таким образом, правительство Вэтфэльда не давало, и зачахнуть сельскому хозяйству, и иметь постоянный, почти бесплатный, рекрутский набор. Но самым ужасным было то, что по закону, любой зажиточный купец или ремесленник мог выкупить землю крестьянина, подарив хорошую сумму в казну.

После войны произошёл коренной перелом и в Вэтфэльде. Ужесточились наказания за воровство, пьянство и бездельничество. Теперь, чтобы жить и не беспокоиться о своём доме, было просто невозможно. За хозяйствами начал следить особый орден сакранистов — сообщество, поставившее своей целью высший порядок везде. Отныне, лишняя минута отдыха каралась ударом розги или кнута. С купцов начали взимать налоги за торговлю. Одним словом, упираться в деньги стало всё. А виной всему, вступивший на престол после войны род Брóгуров. Именно Брогуры задумали масштабные преобразования. Вэтфэльд медленно превратился в оплот неиссякаемой жажды золота, драгоценных камней и несравненной красоты. Первым делом благодаря непомерным усилиям рабов, столица Вэтфэльда превратилась в необычно красивый, с горделивыми багровыми черепичными и зубчатыми башнями, белокаменный город Старстоун. Изрезанность земли разбивала город на несколько крупных районов. На возвышенности величаво вздымались медно-золотистые шпили башен белокаменного замка Брогборг. С балконов свисали различные цветы. От замка к узорчатым чёрным воротам из стали вела аллея из вишнёвых деревьев, плавно переходившая в пышный сад из можжевельника, рябины и груши, который окружали высокие каменные стены. На отлогой плодородной земле, то резко обрывавшейся, то плавно опускавшейся к подножию Старстоун, располагались извитые каменистые улочки военного и торгового районов, красовавшиеся черепичными багрово-коричневыми башнями. Бедняки ютились в основном по окраинам города в небольших каменных домиках с дубовой крышей. Стены домов и оград оплетали змеевидные лозы вьюнка с голубыми, жёлтыми и сизыми цветками. За городом поодиночке располагались небольшие крестьянские фермы, количество которых, постоянно росло, причём этого требовало государство. Казалось, непомерные обязанности, возлагаемые на крестьян, и изнурительный труд должны были вызвать восстание, но мало кто мог решиться выступить против элитных солдат Вэтфэльда, сравниться с которыми на Ардоре, мало кто мог.

Утро, как и всегда, началось с торжественного марша войск и лязга скрещенных мечей. Замок пробудился от гула труб и грохота барабанов. Лучи солнца, выплывшего из-за сине-фиолетовых скульптур густых ночных облаков, коснулись коронованных медведей с мечём и щитом в неуклюжих лапах на медно-жёлтых знамёнах на мрачных, в утреннем неясном свете, башнях замка Брóгборг.

С первыми же петухами охраняемая десятком тяжеловооружённых элитных солдат к стенам Старстоун подъехала повозка, из которой непременно вышли озлобленный и недовольный принц Бахорн, его брат Хольдур, не выспавшийся, с угрюмым лицом и сопровождавший их рыцарь сэр Венсан. Не дожидаясь своей свиты из солдат и знаменосца, Бахорн торопливой походкой направился в замок. Принц без разбора сбивал и отталкивал мирных граждан на своём пути, преисполненный негодования и злости. Взойдя на ступени, мужчина приказал сэру Венсану никого не пропускать, после чего с грохотом отворил ворота замка и, как рассвирепелый медведь, ворвался внутрь.

В стенах замка было просторно и свежо, приятно веяло лёгких ароматом дуба. С больших прямоугольных окон свисали бронзово-золотистые атласные шторы, доходя своей роскошной красотой чуть ли не до самого пола из серо-белого мрамора. На плитках были изображены медно-жёлтые четырёхконечные звёзды. От входной резной дубовой двери к золочёному узорчатому трону через мраморные ступени тянулась длинная зала с серыми колоннадами, которые были оплетены солнечно-жёлтыми лентами. Только серые невзрачные стены разбавляли пасмурностью всю эту приторность роскоши тронного зала.

— Пошли все вон! — закричал раздражённо Бахорн, грозно посмотрев на советников в багровых камзолах и каких-то роскошно одетых в шелка белокурых женщин.

— Что за бесстыдное хамство? — возмутилась одна из трёх женщин, посмотрев ошеломлённо на запыхавшегося принца.

— Замолчи и уходи прочь! — оборвал негодование гостьи Бахорн, указав на дверь.

— Прошу простить моего сына, миледи, обычно он ведёт себя сдержанно и не бросает на ветер оскорбления, — извинился с приторной учтивостью король перед дамами. Фаргос Брогур — широкоплечий среднего роста мужчина, лет пятидесяти, со слегка впалыми зелёными глазами, пухлыми щеками, каштановой бородой и длинными вьющимися до плеч волосами. Медно-золотое платье с длинным подолом и высоким воротом подчёркивало надменность хладнокровного взгляда.

— Да полно вам, Ваше Величество, мы зайдём в более удобное время, — поклонившись, произнесла звонким голосом одна из юных дам.

— Вина! — вдруг вылетело из уст Бахорна, который трясся от злобы и не мог успокоиться.

— Не учтивый жеребец, что за спектакль ты тут устроил?! — взорвался негодованием король Брогур, когда посторонние покинули зал.

— Отец! — закричал с отчаянием принц, упав на колени и склонив голову, — я опозорён, раздавлен, уничтожен!

— Перестань вести себя как ребёнок! — потребовал Фаргос, — и скажи, что случилось?

— Свадьбы не будет! — ответил принц.

— И из-за этого ты устроил весь этот спектакль? — с некоторой усмешкой спросил король.

Бахорн медленно поднял подавленный взор на своего отца и застыл в молчании. Слеза скатилась по щеке принца и упала на мраморный пол. Потом Бахорн отвёл взгляд от отца и обречённо прошептал:

— Я абсолютно безразличен тебе…

Фаргос молчал, потирая густую каштановую бороду.

— Чего же ты молчишь, отец, ответь? — умоляющим тоном потребовал принц.

— Что тебе нужно ответить, чтобы ты наконец-таки понял, что у меня нет времени и желания слушать твою глупую речь, — хмуря брови, произнёс Брогур.

— Я понял, — вдруг усмехнулся язвительно Бахорн, — тебе, верно, стыдно считать меня своим сыном, если ты так говоришь.

— Что за ересь ты несёшь? — с омерзением протянул отец.

— Ересь?! — с саркастической улыбкой удивился принц, — у тебя никогда не было на меня времени! Вечно ты со своими проблемами и…

— Это проблемы Вэтфэльда! — оборвал сына Фаргос, — не строй из себя крестьянскую девку, которую обманом лишили девственности на сеновале! Ты мужчина, а ведёшь себя, как напыщенный индюк, о какой свадьбе может вообще идти речь?

— А как же тогда ваш уговор с Тронэрами? — с издёвкой вопросил Бахорн, — или слова короля — это всего лишь пустой звук?

— Не лишним бы было тебе сейчас отрезать твой поганый язык! — огрызнулся Брогур с презрением посмотрев на самодовольного сына.

— Ну, так вели мне отрезать его, — усмехнулся с кичливостью принц, встав с колен.

— Как же я вообще смог допустить, что ты стал таким самодовольным слюнтяем! — воскликнул разозленно король, вставая с трона и направляясь к одному из окон, возле которого стоял на изогнутых изящных ножках лакированный золотистый стол. Король Фаргос налил себе в кубок вина и, сделав жадный глоток, спокойно заговорил:

— Да ты даже и половины истины не знаешь, — угрюмо начал отец, потупив взор. Бахорн от нетерпения заскрипел зубами.

— Давно это всё было, да и не самые лучшие впечатления у меня остались от того времени. Кроме материнской груди ты ещё ничего и не знал в этом мире! Мою шестнадцатилетнюю сестру должны были выдать замуж за старшего сына Короля Тронэра, о котором, ходили не лучшие слухи. А тут ещё и бессмысленная война с Кальхеймцами близ гор Симпаль. Вообще Тронэры грезили прекрасными, как они говорили, порядками, и не ведали за собой грешков. Они всегда опирались на законы деспотии и неоспоримой монархии… — вздохнул Фаргос, отпив ещё вина и повернувшись в сторону сына.

— Но всё обошлось куда лучше, чем я ожидал, — с лёгкой усмешкой продолжил Брогур, — младший из Тронэров лишился головы на войне, а его обезумевшая вдова отравила старшего. Трон достался самому благоразумному из Тронэров — Томаду. Не спорю, я восхищаюсь его правлением, монарх с твёрдой волей и светлой головой. Форлианд при нём, несомненно, расцвёл, а моя сестра получила доброго, хоть и грубого супруга. И как-то на одной из ярмарок, Томад предложил объединить наши и земли, а после выйти войной на непокорный Сноуглэйд и возродить незапамятные времена. Поэтому он предложил выдать свою капризную дочь за тебя, но…

— Да, да, да, — перебил отца Бахорн, — и, конечно же, виноват только я. Она всего лишь женщина, её дело повиноваться, а не оспаривать решения! — заявил с надменностью принц.

— Она всего лишь королевская дочь, — ухмыльнулся Фаргос, — а ты избалованный толстокожий болван!

— То, что она королевских и очень знатных кровей не даёт ей права разбрасываться оскорблениями! — стоял на своём Бахорн.

— Хорошо, — уступил упрямому сыну отец, — чего ты от меня хочешь?

— Возмездия! — с дикостью в глазах ответил возмущённо принц, — я хочу увидеть их скорбные лица на могилах их мужей, а не лицемерные слащавые улыбки!

Король, хмуря брови, задумчиво посмотрел на сына, потом улыбнулся. Нарастающий смех, как гром, разбил напряжённую тишину и спокойствие в зале.

— Мальчишка! — с презрением бросил Брогур в ответ на слова сына, — только глупец, склонен так полагать. Это ещё раз подтверждает твою неподготовленность взять в руки целую страну и тем более уж, распоряжаться законами в ней, без малой доли на то мудрости!

— Откуда тебе знать о том, чем ты сам не обладаешь? — протянул Бахорн, с нахальством впившись в лицо отца.

— Разговор окончен! — твёрдо заявил Фаргос.

— Как же так, отец? Ты оставишь виновных безнаказанными? — удивлённо спросил сын.

— Я всё сказал! — настаивал на своём Брогур.

— Но… — Бахорн не успел договорить, как Король вызвал своего советника, которого принц всей душой яро ненавидел и избегал. Высокий стройный мужчина с уложенными на затылок иссиня чёрными волосами вошёл в залу. На нём, как влитой, сидел дорогой фиолетово-синий камзол, с пышными чёрными манжетами и высоким узорчатым воротником. Лицо советника — чисто выбритое, с острым носом и подбородком, худыми щеками и ярко выделявшимися скулами, с омерзением передёрнулось при виде принца.

— Ваша Милость, — выдавил из себя приветствие советник Нóрбэл, кланяясь перед Бахорном.

— Советник, — начал разговор требовательным тоном Король, — мой сын не может править этими землями.

— Что значит, не может?! — в недоумении вскричал принц, но его проигнорировали.

— Его манеры скверны, он не исправим, и это моя вина, — продолжал Фаргос. — Помогите моему сыну собрать вещи в дорогу. Не позднее чем через неделю он должен уже прибыть вместе с вами в поместье «Медовый лист», неподалёку от Риверглэйд, надеюсь, дорога вам известна?

— Известна, Ваше Величество. Можете не беспокоиться за своего сына, — услужливо пообещал Норбэл.

— Отец, что это значит?

— Это значит, что пока ты не докажешь, что достоин этого трона, он тебе никоим образом не достанется. Кстати, у тебя три дня, чтобы собрать вещи и уехать в поместье. Ключник встретит тебя, а теперь не отнимай моего времени и не пытайся оспаривать моего решения, ибо оно окончательно.

Бахорн с ненавистью посмотрел вслед своему отцу и неспешной походкой направился к выходу.

— Ваше Величество, к вам генерал Ролан Глэйд с гонцом из Сноуглэйд! — крикнул с порога Сэр Венсан.

— Я не ослышался? — ошеломлённо произнёс Фаргос, скорчив изумлённую гримасу, — дай им пройти, хочу знать, какого чёрта Глэйд знается с предателем.

Бахорн замедлил шаг после того, как в залу вошёл, поскрипывая кожаными сапогами и лязгая латными перчатками, генерал Ролан Глэйд, облачённый в коричневый бархатный плащ, из-под которого выглядывала подпоясанная ремнём кольчуга.

— Генерал Ролан Глэйд, какой сюрприз! — восторженно вскрикнул Фаргос Брогур с притворной улыбкой на лице.

— Ваше Величество, прошу простить меня за вторжение в Сноуглэйд и переговоры, без ведомого на то права, — приклонив колено и не смея смотреть в глаза королю, произнёс виновато Ролан.

— Оно, конечно же, хорошо, что вы признаёте себя виноватым за содеянное, но ответьте, Генерал, какого чёрта вы там забыли? — требовательным тоном спросил Фаргос.

— Ваше Величество, я желал лишь посмотреть, в каких условиях проживают люди Сноуглэйд, оценить тамошнюю военную мощь и узнать их намерения.

— Ну, и что же, утолили желание? — усмехнулся Брогур, усевшись поудобнее на трон.

— Сполна, — ответил Ролан, подняв взгляд на короля. Фаргос долго смотрел на непоколебимое виноватое лицо Глэйда.

— Ну, и что же вы молчите, генерал, расскажите, что же интересного происходит в Сноуглэйд, — разрушил тишину громкий высокомерный голос короля.

— Они голодают… — с прискорбием ответил Ролан.

— Ммм, надо же, — усмехнулся Брогур, — а я вижу, вам их жаль, не так ли генерал?

— Почему к ним нельзя испытывать сочувствие, они такие же люди, как и мы.

— Вздор! — рассерженно крикнул Фаргос, — они предатели, отверженные, как и их забытый бог Эзолус. О чём вы с ними договаривались? — с подозрением спросил Король.

— Люди Сноуглэйд хотели бы присоединиться к нам, платить исправно налоги, иметь общее войско, но при этом сохранить свои национальные богатства, культуру и автономию.

— Да неужели? — рассмеялся напыщенно Брогур, — после стольких лет притязаний на независимость, когда голод сковал им руки, они всё-таки решились? Смешно! — протянул с издёвкой последнее слово Фаргос. — Почему бы просто не отобрать у них плодородный Юг и дело с концом? — задался вопросом Король.

— У них есть обороноспособная армия, чтобы противостоять нападению, — ответил Ролан.

— Эх, генерал, генерал, — иронически протянул Брогур. — Я, конечно же, понимаю, вы человек в Вэтфэльде новый, но так заблуждаться в могуществе нашей армии… Полагаю, вам лучше не следует ей командовать.

Глэйд в недоумении посмотрел на короля.

— А что вы на меня так удивлённо смотрите? Я всего лишь снимаю с вас полномочия главнокомандующего моей армией, а не отбираю у вас чин, — пояснил Фаргос. Ах да, а гонец может передать своим господам: «зачем кормить ослабленного врага, когда можно сделать его рабом?» На этом всё, ступайте, генерал, а хотя нет, подождите, — остановил Ролана король. — Передайте Лорду Энсису, что я жду его и чем раньше, тем лучше. Нужно бы поговорить о вашем «слегка» неправильном поведении.

— Да, Ваше Величество, — ответил угрюмо Глэйд и с подавленным взором направился к выходу, а Брогур довольным надменным взором проводил незваного гостя.

Генерал Ролан был сильно разочарован. Он медленной апатичной походкой возвращался к лошадям. Проходя по «королевской аллее», мимо вишнёвых и сливовых деревьев, Глэйд вдруг услышал:

— Генерал, стойте! — крикнул Бахорн, торопливым шагом направляясь к собеседнику.

— Ваша Милость, — понуро сказал Ролан.

— Чего вы такой кислый? — поинтересовался принц, озорным взглядом впиваясь в задумчивые угрюмые глаза собеседника.

— Ну и молчите, себе, — усмехнулся Бахорн, — но я-то знаю, что ответ моего отца вас сильно огорчил, я бы даже сказал, разочаровал.

— Ваша Милость, вам что-то требуется от меня? — спросил Ролан.

— Не стану скрывать очевидного, мне нужна ваша помощь, — ответил Бахорн.

— Что я могу сделать?

— Сегодня вечером в трактире на окраине торгового района я буду вас ждать. Вы поможете мне, а я помогу вам, и не думайте сомневаться в моём слове, генерал, оно твёрдо и вечно, как надгробие, — прошептал на ухо собеседнику принц.

Ролан с подозрением посмотрел на Бахорна.

— Да не смотрите вы на меня таким взглядом, здесь нет никакого подвоха, только общая пересекающаяся проблема, — утешил неуверенность Глэйда, принц и протянул ему руку.

Недолго думая, без лишних слов, Ролан сделал дружественный жест в ответ. После этого генерал отправился к лошадям, а Бахорн ушёл в замок, готовиться к обеду.

Небо было ясным. Время близилось к обеду, от чего в стенах замка Брогборг поднялась суматоха среди кухарок и служанок. Семья Брогуров сидела в просторном помещении за длинным широким столом, укрытым расписной медно-золотистой скатертью. Багрово-коричневые стены, украшенные различными роскошными картинами в золотых рамках, большие окна, прикрытые молочно-жёлтыми шторами и мраморный пол, цвета шоколада, создавали уют в этой комнате. Было жарко и слегка душновато. В воздухе веяло терпкими и пряными ароматами специй и жареной утки.

Хольдур, сонный, сидел напротив своего старшего брата, на краю стола. Оба были одеты в белые просторные рубашки с пышным воротом и манжетами. По правую руку от Хольдура, в багровом роскошном платье с алыми рюшами, молча, с милым и кокетливым взором, сидела младшая сестра Жульена. Её медно-золотистые волосы были подвязаны жёлтыми лентами и собраны в некое подобие ракушки. Несколько закрученных прядей волос свисали у висков. На ушах сверкали изумрудами, похожие на сосульки, серьги. Возле сыновей и дочери, на краю стола восседала королева в золотистом, с медной каймой и манжетами, платье с пышными длинными рукавами. На шее блистало ромбовидными бриллиантами ожерелье. А серьги из чёрного жемчуга подчёркивали властность и безукоризненность всё ещё молодого очаровательного лица. Огнисто-медные кудри изящно ложились на плечи. Острый нос и карие надменные глаза придавали лицу кроме обаяния, ещё повелительный и властный вид. Эту женщину настолько боялись вельможи, что не смели поднять на неё своего взгляда без того на то ведома, а крестьяне вообще падали на колени и склоняли головы, как провинившиеся.

Стол для семьи Брогур был уже накрыт, но трапезу не начинали без отца. Вскоре в комнату важной неторопливой походкой вошёл Фаргос и, поцеловав жену в щёку, сел подле неё.

— Дорогой, об осеннем бале в Вэйтстоун ещё ничего не слышно? — после недолгого молчания за столом начала разговор королева, с некой слащавостью посматривая на мужа.

Фаргос тщательно пережевал кусок бекона, не торопясь запил его вином и, сделав задумчивое лицо, язвительно посмотрел на старшего сына. После чего, поглаживая руку жены, с насмешкой ответил:

— Спроси об этом любимого сына.

Шидэль Брогур бросила острый, как меч, недовольный взгляд в сторону Бахорна, который удручённо тыкал ножом в печёного цыплёнка.

— Сын, оторвись от тарелки и посмотри на меня, — повелела королева.

Бахорн с горделивостью встретил властный взгляд матери.

— Что ты опять натворил?

Принц молчал, стараясь не проронить ни слова. Негодование в его сердце нарастало, как грохот волн встревоженного бурей океана.

— Он нанёс оскорбление княжне Грэнн, угрожая ей ножом, опозорил себя и выставил круглым невоспитанным самодовольным идиотом пред принцессой Флёр, — усмехнулся язвительно отец, попивая вино.

Мать огорчённо покачала головой.

— Ты придал бесчестию имя нашей семьи, пресвятые отцы, как у тебя ума вообще хватило ножом-то угрожать? — с гневом в глазам, возмущалась рассерженно королева. — И что же, ты даже ничего не скажешь в своё оправдание? Будешь сидеть и нагло смотреть на меня, будто бы ничего и не было? — удивлялась мать.

— Да полно вам, Матушка, там была стража, мы все перепугались, — опрометчиво вступился за брата Хольдур.

— Вот даже как! — вскричала Шидэль.

— Значит так, сынок, — едко, с негодованием и презрением говорила Королева, — если я еще хоть раз узнаю, что ты спускаешь деньги на шлюх в борделе или на выпивку в кабаках, клянусь, я сошлю тебя в качестве рекрута в Вудвельд! — предупредила мать сына и, колко улыбнувшись, продолжила обеденную трапезу.

— А ведь не плохая идея, — усмехнулся Фаргос, хитро посмотрев на Бахорна, — но туда, куда он отправляется, нет, ни борделей, ни кабаков, только поле и лес.

— «Медовый лист»… — протянула королева, после помолчав, категорично добавила, — что заслужил, то и получил.

— Но самое смешное в этой нелепой истории, принёсшее, куда больший позор, — не сдерживая саркастической улыбки, продолжал унижать сына, отец, — это угрозы выступить войной на Вэйтстоун!

Жена не смогла сдержать смех.

— Что за бесчестное поколение, — возмущался Фаргос, доедая жареную утку, — один слабовольная тряпка и жуткий бабник, другой напыщенный самоуверенный индюк, который думает, что остриё меча можно вот так-то просто и беспрепятственно вовлекать в любую ситуацию. Абсолютный глупец тот, кто полагает, что оружие универсально подходит для решения любых проблем. Война — это конфликт, а его, в свою очередь, можно решить куда более радикальными и безопасными методами.

— Дорогой, а что нам с этим позором теперь делать? — поинтересовалась жена.

— Что делать, что делать… — промямлил муж, — жить с ним, надеясь, что он забудется в скором времени, в чём я сильно сомневаюсь.

На некоторое время наступила тишина. Было слышно только, как стучат ложки, вилки и ножи по золочёным тарелкам.

— Придётся ехать в Вэйтстоун и просить извинений у Королевы. А через год выдавать Жульéну замуж, — неожиданно для всех, сказал Фаргос.

В этот момент чаша терпения Бахорна переполнилась, и принц резко встал из-за стола, бросил вилку с ножом и пролил бокал вина в тарелку с курицей.

— Отец, — смотря на миленькое личико своей сестры, начал озлобленно сын, — ты не посмеешь так поступить.

— Надо же, у кого язык от нёба отсох, — саркастически усмехнулся Фаргос, — это почему же я не посмею?

— Я не хочу даже думать, что моя сестра возляжет с кем-то из Тронэров!

Король надменно засмеялся, вытер губы платком и, закончив трапезу, решил уходить, но сын преградил ему путь.

— Отец, пообещай, что Жульена не будет выдана за Тронэров, — потребовал Бахорн.

— Подумай ещё меня поучить, щенок, — с омерзением протянув последнее слово, ответил возмущённо Король.

— Да мне плевать, я не отдам сестру в лапы этих деспотов! — твёрдо заявил принц.

В этот момент Фаргос устало потёр виски пальцами, а затем резко повернулся к упрямому сыну и тыльной стороной ладони, что есть сил, ударил его по лицу. Бахорн с ненавистью смотрел на отца некоторое время, затем сплюнул кровь с разбитой губы и скорыми шагами направился к выходу.

— Дерзкий, самоуверенный и невоспитанный, тебе никогда не стать королём! — прозвучали слова Фаргоса, как проклятье, принцу вслед.

— А тебе отцом! — дерзко, сквозь зубы, бросил в ответ Бахорн.

Король ухмыльнулся и сочувствующе покачал головой.

— Он не исправим, — прошипел себе под нос рассерженный отец, по пути в тронный зал.

День сменился вечером. Алые и золотые волны заката разбавили нежное голубое небесное море. Лёгкий ветер проносился по закоулкам, вороша солому и августовскую траву. Когда солнце окончательно утонуло за зубчатыми ледяными апогеями гор, Бахорн вышел из замка и направился на окраину торгового района в таверну. Когда он стоял у её дверей, ночной мрак уже обнял своими беспредельными чёрно-бархатными крылами небосвод. Принц постоянно оглядывался и был чем-то обеспокоен, не смотря на то, что был неприметно одет: кожаные коричневые сапоги и груботканый плащ с большим капюшоном. В таверне как всегда было людно и шумно. Пахло жареной свининой, сушёной рыбой, чесноком и перегаром. Бахорн сел за самый дальний стол, где было меньше всего толкотни и возни, заказал себе кружку пива и начал ждать генерала Глэйда. Вскоре в таверну вошёл высокий мужчина в кожаном плаще с натянутым на голову капюшоном, из-под которого выглядывали пряди светло-русых волос. Принц сразу же узнал генерала по его походке и поднял кружку с пивом в сторону его взгляда.

— Милорд, — приветствовал Бахорна Ролан, усевшись за стол и также, не снимая капюшона.

— Я уж было подумал, что вы не придёте, — усмехнулся собеседник.

— Вы желали, чтобы я помог вам? — спросил Ролан.

— Ещё как, — протянул лукаво принц, — но сначала, генерал, поведайте мне, зачем вам помогать Сноуглэйд?

— Голод овладел их землёй, — коротко ответил Глэйд.

— Генерал, не разочаровывайте меня, — пробасил недовольно Бахорн, — и не думайте, что об этом разговоре кто-либо узнает.

Ролан помолчал некоторое время и начал рассказывать собеседнику свою историю.

— В далёком прошлом, Форас Фрост, ныне Король Морнингфроста, был моим верным соратником и другом. Мы вместе сражались с религиозными фанатиками, которые устраивали жертвоприношения в честь бога хаоса Крадена. Они настолько задурили мозги жителям крупного посёлка Коулакс, ныне почивающего уже в руинах, что безумный фанатизм вылился в мятеж. Моргенштерн задел меня и перебил пару рёбер. Они пронзили лёгкое. Я бы умер, но Форас чудом вытащил меня из пекла, хотя и сам был ранен в ногу. С тех незапамятных пор я обязан ему жизнью, поэтому, когда голод пришёл в их земли, я помогал припасами как мог.

— Вижу вы человек сострадательный и признательный. В наше время, для зажиточного общества — это редкие качества, — позавидовал и одновременно восхитился Бахорн. В ответ еле заметная улыбка блеснула из-под капюшона Глэйда.

— Как я понимаю, Сноуглэйд нужна пища, и поэтому вы хотели убедить моего отца заключить мир? — предположил принц.

Ролан подтвердил догадки собеседника, кивнув головой.

— Полагаю, отец сказал вам, что лучше захватить территорию врага, чем быть ему другом.

— К сожалению, это так, — огорчённо произнёс Глэйд.

— Если бы я был королём, то проблему можно было бы решить в два счёта, — сказал решительно Бахорн, затем отпив пива с досадой добавил, — но я, всего, лишь неудачник, которого презирает и унижает отец.

— Милорд, я правильно понял, вы настраиваете меня против короля? — спросил ошеломлённо Глэйд.

— Тише… вы правильно понимаете, поэтому-то я вас и пригласил сюда, мне нужны такие люди, как вы, генерал.

— Но вы подталкиваете меня на измену, — с омерзением протянул Ролан, — а разве предателю потом следует доверять?

— Тут вы с одной стороны правы, генерал, но посудите сами. Мало знакомый человек в высоком чине, который без ведома короля вторгся в чуждые владения, разве он не предатель?

Эти слова сильно задели собеседника, от чего тот будто бы лишился дара речи.

— Чего вы притихли? Я не считаю ваш поступок предательским, а вот мой отец, весьма надменный и подражающей деспотии Тронэров, может, — подвёл итог Бахорн. — Сегодня он сказал, что снимет с вас полномочия, завтра отберёт чин, а затем и вовсе раздавит ваше доброе имя в грязи и окрестит изменником. И до чего потом больно будет понимать, что за сострадание и самоотверженность вы омоете своей кровью топор палача.

— Милорд, — вдруг сердито произнёс Ролан, — вы, кажется, привели за собой хвост.

— Что!? — испуганно произнёс Бахорн, — где он?

— Вон видите, с трактирщиком беседует, неприметный такой, на обычного крестьянина похож, нет-нет, а в нашу сторону так и норовит посмотреть, я таких в Вудвельде немало повидал, — пояснил Глэйд.

— Понятно, — протянул с задумчивостью принц, нервно теребя усы, — если моя мать узнает, что я был здесь, меня ждут рекруты Вудвельда. Видите ли, генерал, я считаю себя оплошностью семьи, такое чувство, что я был рождён, чтобы меня пинали и унижали. Я хотел, чтобы отец гордился мной, а не питал презрение. Если бы брак с Тронэрами удался — у меня был бы шанс стать к нему ближе, но всё рухнуло.… Да дело и не только во власти, — осушив кружку с пивом, удручённо проговорил Бахорн.

— Милорд, я прекрасно понимаю вас, мой отец, хоть был и не король, в упор не видел меня и моих достижений и, когда умерла моя мать, я добровольцем вступил в северный полк Сноуглэйд, остальное вы знаете, — признался Ролан.

— Значит, я могу доверять вам?

— Как самому себе.

— Тогда слушайте внимательнее, — приказал Бахорн собеседнику, придвинувшись поближе. — Отец, ужас как любит охоту. Мне велено уезжать в скором времени в Риверглэйд, и я мог бы пригласить его на последнюю для него охоту.

— Можете не продолжать даже, я знаю одного замечательного охотника, который мог бы поработать и наёмником за определённую плату.

— Гарантия?

— В такой ситуации всё пройдёт, как по маслу, — пообещал Глэйд.

— Ну, что ж, в таком случае, осталось решить последнюю загвоздку, — коварно заулыбался Бахорн. — Я пойду первым и, как только этот чёртов следопыт последует за мной, любым способом остановите его, а я буду вас ждать на следующей улице.

— Как угодно, Милорд, — сказал Ролан.

— Ну, всё, я пошёл, — предупредил собеседник и, слегка покачиваясь, вышел из таверны. Через некоторое время крестьянин, что мило беседовал с трактирщиком, сорвался с места и пошёл следом.

Глэйд, выйдя из трактира, сбросил с головы капюшон, растрепал волосы и прикинулся пьяницей. Шаткой походкой он догнал «следопыта» и несвязной речью что-то пробормотал.

— Пошёл прочь отсюда, попрошайка, — рявкнул озлобленно крестьянин, пригрозив кулаком. Ролан, недолго думая, схватил руку недоброжелателя:

— Попытаешься дёрнуться, и я сломаю тебе плечо, понял? — сказал Глэйд. «Следопыт» понимающе кивнул головой. Генерал держал своего пленника за вытянутую руку и говорил, куда ему идти, следуя за ним. На улицах уже царил мрак. В округе слышался лай собак. Изредка встречались по внешнему краю улицы железные чаши с горящим пламенем.

— Кто вы и зачем меня привели сюда? — в недоумении спросил испуганно шпион, видя перед собой знакомую фигуру Бахорна.

— Надо же, я его знаю! — воскликнул удивлённо принц, — это прислуга в нашем доме, я видел его пару раз на недавнем банкете.

Юноша хотел что-то сказать, по Бахорн приложил палец к его губам.

— Ты зачем здесь шлялся? — спросил сердито принц.

— Я просто зашёл в таверну, Ваше Сиятельство — ответил незадачливый прислуга.

— Твой ответ пропитан ложью, паршивый сорванец, говори, какого чёрта ты следил за мной?! — схватив жестоко юношу за ухо, потребовал ответа Бахорн.

— Ваша матушка приказала мне приглядеть за вами, — тут же отозвался прислуга, сморщив лицо от боли.

— Ах, вот оно как, генерал отпустите бедолагу, — сказал с хитрой улыбкой принц. Юноша потёр рукой затёкшее плечо и облегчённо выдохнул. Бахорн обнял прислугу, как давнего друга и подошёл к отвесному невысокому обрыву, под которым были густые заросли травы.

— Я освобождаю тебя от твоих обязанностей, теперь ты свободен, — спокойно сказал принц.

— Правда? — не веря своим ушам, беззаботно спросил юноша.

— Правдивее и быть не может, — ответил с ухмылкой Бахорн и, вытащив незаметно из-под плаща нож, перерезал юноше горло. Бедолага попытался закричать, но кроме хрипа, иных звуков издать не мог. Он схватился за горло, пытаясь остановить хлещущую из жуткой раны кровь, но всё было тщетно. Бахорн с презрением столкнул умирающего юношу с обрыва.

— Генерал, надеюсь, вы понимаете мой поступок, я устранил угрозу нашему плану, вы со мной до конца? — уточнил принц.

— Один человек не стоит тысячи, да и нет уже пути назад, — ответил решительно Глэйд.

— Тогда ждите от меня вестей, — улыбнулся довольно Бахорн и скорыми шагами удалился в непроглядную темноту ночных улиц.

Глава 11

Эрабор лежал на кровати в незнакомом ему месте. Всё его тело сводило болезненной судорогой. Кожа была красной, как у варёного рака. Через неё отчётливо виднелись набухшие пульсирующие вены. Мужчина чувствовал неприятную назойливую колкую боль в правом боку и груди. Голова сильно ломила. Слабость и изнеможение сковали лихорадящее горячее тело.

К Эрабору подошла женщина с распущенными, почти до пояса, русыми волосами и преподнесла к его синеющим губам деревянную кружку с каким-то отвратительно пахнущим отваром.

— Он выживет? — спросил обеспокоенно Фрост, зайдя в комнату.

— У него судорожный жар, я попытаюсь сбить его, но это мало чем поможет, только дарует время, — объяснила лекарка, вливая мерзкий отвар насильно Эрабору в горло.

— Значит, надеяться не на что, — огорчено протянул король.

— В его теле яд, однозначно ничего сказать нельзя. Нужно избавиться от отравы, но у меня нет нужного на то средства, — пояснила лекарка.

— А что это за средство? — поинтересовался Форас, как-то переменившись в лице.

— Сок алого шафрана.

— И где можно найти этот алый шафран?

— Высоко в горах, его очень тяжело отыскать в снегу, да и то место, где оно произрастает, проклято.

— Проклято? — переспросил, не сдержав смешок, Фрост, — цветок, растёт в снегу, это как? Должно быть ты меня дуришь.

Лекарка стояла с серьёзным лицом, выражавшим спокойную уверенность.

— Напрасна твоя надменность, в этом вся и загвоздка, что это так и есть на самом деле. То место — владение Халлота, бога холода и смерти, и этот цветок символизируют его капли крови.

— Что это за бред? — не понимал Фрост.

Никто не обратил на то, как скрипнула дверь и раздались медленные шаги.

— Это вовсе не бред, — вмешался в разговор Кроук, с волнением глядя на женщину.

— Чушь, какая, — продолжал не верить Форас.

— А зря, — сожалеюще бросила в ответ женщина, — если ты чего-то не видел в своей жизни, это не значит, что этого не существует.

— Да, да, конечно же, придумали сказку, — надменно рассмеялся Фрост.

— Здесь не над чем смеяться, она не обманывает тебя, — предупредил черноволосый кальхеймец, — раньше какой-то мужчина всё время приносил ей эти цветы в обмен на какой-то странный порошок и…

— Кроук! — перебила рассказчика лекарка.

— А что тут такого, я хочу знать, что с ним случилось, — заинтересованно спросил Фрост.

— Как обычно он ушёл в эти горы, но потом уже не вернулся, — окончил историю кальхеймец.

— Да бросьте, в горах с ним могло случиться что угодно! — продолжал не верить король.

— Думай, как хочешь, я смогу отварами поддерживать в нём жизнь три-четыре дня, — сообщила лекарка.

— Сколько дней пути до этого цветка? — спросил Форас.

— Если сейчас утро, то где-то к завтрашнему полудню ты достигнешь горы.

— Неужто, ты один собрался отправиться в горы? — удивился Кроук.

— Если это спасёт его, то да, — твёрдо произнёс король.

— Но ведь ты же не знаешь дороги, да и идёшь на верную смерть!

— У меня нет времени на поиски желающих меня сопроводить.

— Хотя бы поговори с Огильдом, — посоветовал Кроук.

— Коль уж ты идёшь в горы, то принеси мне ягоды можжевельника, цветы шалфея и кору берёзы, я сделала жаропонижающий отвар из последних запасов, что у меня были, — попросила женщина.

— А разве шалфей цветёт в августе? — удивился Фрост в очередной раз.

— Здесь всё не так, как на вашей земле, — ответил, улыбнувшись, Кроук.

Король озадаченно пожал плечами, подойдя к Эрабору.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты жил, — пообещал уверенно Форас, смотря рыцарю в слезящиеся раскрасневшиеся глаза, после чего покинул дом лекарки.

Пепельно-серое небо нагромоздилось над цветистыми холмами. Сухой едва тёплый ветер слегка хлестал по лицу.

— Как он там? — поинтересовался здоровьем рыцаря Огильд, провожая взглядом мрачную фигуру короля.

— Еле живой, — отозвался огорчённо Фрост.

— Никогда не доводилось знать случаев, когда человек выживал после укуса дрэксора, обычно израненные умирали на месте, — сказал кальхеймец, устремляя взгляд вдаль реки.

— Спасибо за то, что не обнадёживаешь понапрасну — ответил Форас, спускаясь с пригорка на тропу.

— Куда это ты? — спросил Огильд.

— В горы… Лекарка, сказала, его спасёт только алый шафран, — произнёс, не оборачиваясь, на ходу Фрост.

— И как же ты собрался его найти? — усмехнулся удивлённо Криольд, идя вслед за королём, — ты же не знаешь дороги!

— Сориентируюсь как-нибудь.

— В ваших землях все люди так самоуверенны?

Форас резко остановился и медленно повернулся к собеседнику со словами:

— Если ты хочешь помочь, то зачем тебе все эти вопросы?

В ответ Огильд кротко улыбнулся.

Посмотрев по сторонам, Фрост пребывал в замешательстве:

— А где все лошади? — смутился он, минуту погодя.

— Мы держим всех лошадей в конюшнях, а разве у вас не так? Или ты думал, что мы настолько дикие? — усмехнулся со скрытной наглостью кальхеймец.

— Признаться честно, я и понятия не имел, каков ваш народ и никогда не думал об этом, — искренне ответил Форас, глядя собеседнику в голубые глаза.

— Хм, — задумчиво буркнул Огильд, — конюшни там, — помолчав, сказал мужчина, указывая на большой деревянный дом, возле которого были разбросаны небольшие намокшие охапки сена.

Мужчины, не проронив ни единого слова, оседлали лошадей и выехали на размытую ливнем тропу. Путники долгое время были безгласны, пока кальхеймец не нарушил тишину неожиданным вопросом, сильно озадачившим короля:

— Человек, которого ты желаешь спасти, он ведь прислуживает тебе, не так ли?

— А с чего ты взял, что он мне прислуживает? — полюбопытствовал Фрост.

— Он бросился спасать тебя ценой своей жизни… у нас тех, кто так защищает ярла, называют Танху, в честь первого воина-прислужника. Но ярл никогда не стал бы так печься о Танху, как вы о своём воине, — ответил Огильд. — Скажу больше, я знаю, вы знатных кровей, не так ли?

— Ты, безусловно, прав, но я не хотел бы, чтобы ты это кому-то говорил, я вижу в твоих глазах негодование и презрение к таким, как я, но нам просто необходимо иметь у себя под боком слуг, — ответил Форас.

— Да, я ценю свободу и тех людей, которые готовы безукоризненно её подарить, среди знати таких нет, и никогда не будет! Нищий отдаст последний кусок несчастному, а богач пройдёт мимо, стараясь не поднимать своего напыщенного взора на бедолагу.

Фрост замолчал в растерянности.

— Но, а если ты из этой знати, я пожму тебе руку, потому что прийти в незнакомую землю, не боясь за свою голову, надо быть, либо смельчаком, либо самоуверенным безумцем. А что уж тут говорить про спасение слуги, здесь, однозначно, попахивает геройством, — усмехнулся Огильд.

— Я восхищён твоим рассуждением! — сказал Форас, — на самом деле, этот человек — мой придворный рыцарь, но он мне больше чем слуга. Так получилось, что однажды перед охотой он вбежал ко мне как безумный в покои и уверенно заявил, что против меня готовится заговор среди моих стражников. Я ему не поверил… мы жестоко поругались с ним, я поставил ультиматум, что, мол, лишу его всех рыцарских привилегий и посажу в клетку, как зверя, если он попытается меня преследовать. Но, оказалось, правда была на его стороне… меня хотел застрелить из лука капитан стражи. Человек, которому я искренне доверял. Он натянул тетиву и нацелил стрелу прямо мне в лицо. Я думал, что моя жизнь уже скоро будет обручена со смертью, как вдруг из кустов выскочил Эрабор и отрубил мерзавцу руку. Я отделался только лёгкой царапиной от стрелы, когда она пробила кожаный наплечник. С тех пор, этот поступок возвысил в моих глазах этого человека, и я поклялся перед богами отплатить ему тем же самым, если это будет в моих силах.

— Так значит вы правитель той самой земли, откуда прибыли?! — удивился Огильд, — как-то невдомек, получается, — слегка обескуражено произнёс молодой воитель.

— Перестань, я тоже был молод, тоже сражался, я знаю и вкус боли и вкус крови, я многим обязан за свою жизнь, убережённую от холодных рук смерти, жизнь во дворце меняет тебя, власть портит, делает тебя высокомерным и равнодушным к проблемам крестьян. Поверь, править — это что нести анафему на сердце. А в ваших землях я почувствовал себя свободным, равным, путь так и будет, пока я не вернусь домой, — с твёрдостью заявил Фрост.

— И всё же, признайтесь, вами движет отнюдь не чувство жалости к своему народу? — пытался добраться до истины Огильд.

— А что такое царство, когда в нём кроме тебя никого нет? — смутил встречным вопросом собеседника Форас. — И давай будем общаться на равных, давно я не испытывал такого удовольствия от свободы.

— Как скажешь, и всё же ты не ответил на вопрос, — улыбнулся Криольд.

— Каждый в этом мире, кроме своей шкуры, чем-нибудь, да дорожит, но это не повод забывать о других, которым кто-то так же дорог, как и тебе, — ответил Фрост.

— Неужто именно люди из ваших земель, которых я считал кровожадными чудовищами и бессердечными варварами и вандалами, пришли в наши мирные земли двадцать лет назад и начали убивать и уводить в рабство беззащитных детей, женщин и стариков?! — в замешательстве предположил спутник, припомнив изводившие его душу минувшие дни.

— Не смей так больше говорить! Наши господа хоть и бывают гнусными, но не до такой степени! — возмутился король с угрюмым оскорблённым лицом. Помолчав, он добавил: — не на нас этот грех, наша вера запрещает нам творить такие жестокие подлые вещи.

— А кто тогда были эти люди? Они, как и вы, прибыли на серых лошадях, на доспехах они носили изображения, а их спины прикрывали плащи, — подметил кальхеймец.

— Понимаешь, ту не всё так просто, — начал объяснения Фрост. — Наша земля — Тавриния, когда-то была целой, но потом разразилась война и держава раскололась на несколько независимых частей. Наша земля — Сноуглэйд, на юге нейтральный Вэтфэльд, на юго-западе враждебная страна бесчинства и изменников Форлианд, на юго-востоке обособленная от других стран неприступными горами Вудвельд. Люди Сноуглэйд остались верными издревле почитаемым богам, а Форлианд, наплевав на старину, уничтожили все священные храмы и создали новую религию. Но на самом юге материка находится ещё одна страна, куда более великая и сплочённая чем Тавриния — Альвиония. Как раз ей-то Форлианд и Вэтфэльд выплачивают ежегодную дань. Мой прадед выгнал Форлиандских гонцов из города, сняв с них все драгоценности и роскошные одежды, которыми они пришли красоваться и выказывать этим своё якобы превосходство. Для нас железо и вера всегда были ценнее золота.

— У нас золото — проклятый метал, тот, кто носит его, никогда не попадёт в Глоригард.… В царство бога солнца и жизни Энлода, в мир незыблемого покоя, — поддержал беседу Огильд.

— Я так толком-то и не понял, что произошло около двадцати лет назад, на нас накинулись поселенцы, озлобленные и ненавистные, как львы, над которыми будто бы издевались всю жизнь.

— В то время, похожие на вас люди, прибыли в наши мирные земли и учинили там ужасную бойню. Мы называем то место «кровавым полем», из-за алых маков, которые теперь там растут в память о погибших.

— Твой друг сказал, что ты сын бога, что это он имел ввиду?

— Ха-ха, это всё ерунда, бред, не больше, — усмехнулся Огильд, стараясь уйти от вопроса.

— А всё же у тебя есть отличия от своих соратников, — подметил Фрост.

— Это вы из-за глаз? — изумился кальхеймец.

— Да. Голубые глаза сразу обращают на себя внимание. Самые известные голубоглазые — это знатный род Тронэров из Форлианда. — поведал Форас.

— То есть ты хочешь сказать, что я бастард господ!? — в недоумении воскликнул ожесточенно Огильд, — да быть того не может!

— Да не тревожься ты. Совпадения и догадки не всегда дают нам истину, — улыбнулся Фрост.

— Когда я родился, у меня не было отца, — начал свой рассказ кальхеймец с опечаленным серьёзным лицом. — Я был не похож на остальных, из-за этого мать называли блудницей, и очень часто издевались над ней, да и чего уж там, презирали и питали омерзение. Тогда-то и родилось заблуждение, что, мол, я сын бога войны Криольда. А кто мой отец, я понятия не имею, да и не желаю знать, кто эта скотина, что обрекла мою мать на мучения.

— Рано или поздно истина откроет пред тобой свои врата, и ты всё узнаешь о своём прошлом, и неважно, хочешь ты этого или нет, — пообещал Фрост, похлопав собеседника по плечу.

Путники так увлеклись разговором, что не заметили, как скрылись за пузатыми холмами деревянные домики. Извилистая тропинка вела всё выше и выше, становясь менее приметной.

— Лекарка просила принести ей кору берёзы, ягоды можжевельника и цветки шалфея, — разрушил молчание Форас, залюбовавшись сапфирно-синими полями из васильков, шалфея и колокольчиков.

Огильд остановил лошадь, взял с седла замшевый мешочек и вошёл в сине-голубое море цветов.

— Можжевельник вон за тем утёсом — оповестил короля кальхеймец, указывая на огромную отвесную скалу, поросшую изумрудно-зелёным и бурым мхом. Набив до отказа мешочек розово-голубыми цветками шалфея, Огильд направился к одиноко стоящей в поле берёзе с поникшей пышной кроной. После того, как аккуратно срезав молодую кору ножом, мужчина взял ком земли и замазал небольшую ранку.

— Что за чудо природа! Уже осень почти наступила, а травы всё благоухают и ещё в цвету, поразительно! — восхитился с изумлением Фрост.

— Я удивлю вас ещё больше, в Кальхейме не бывает зим, — с улыбкой произнёс Огильд.

— Как же это так?

— Есть три времени года, — начал увлечённо рассказывать Криольд, запрыгнув в седло. — Сейчас подходит к концу «пора Плодородия». Когда же цветы начнут опадать, земля черстветь, а на холмах поднимется полынь, тогда начнётся «Сухая пора». В это время не бывает дождей, а ветер сгибает верхушки деревьев, а то бывает, срывает крыши и ломает хрупкие деревца и кустарники. Когда полынь пожелтеет, в траве появляется коричневая сухая колючая трава. Следующей порой будет «Водянистая». Его определяют с появлением первых гроз и яростных ливней. Река выходит из своих берегов, а возле болот начинают расти водяные колючки с листьями наполненными влагой. Полынь к этому времени уже высыхает. В полях же появляются синие лопухи, мы называем их «мокрянниками», а после тянутся ввысь розовые цветы водяники чёрной. Когда дожди затихают, мокрянники высыхают, зацветает чертополох, покрывается листьями ясень и начинается цветение всех этих изумительных трав.

— Странная, но великолепная земля! — сказал с восторгом Форас.

— С этим не поспоришь, — подтвердил Огильд, — но не всё так прекрасно, как кажется. Очень тяжело выжить в последующие две поры. Всё зависит от урожая. А в «Водянистую пору» многие люди, особенно дети и старики, страдают язвенной болезнью, от которой очень трудно потом оправиться. А в «Сухую пору» новорождённых и детей, особенно девочек, преследует «холодная костянка» — страшная болезнь, которая сильно ослабляет и истощает тело и размягчает кости. А во время цветения ветер разносит много пыльцы, от которой многие страдают, а некоторые даже умирают от удушения.

— Мой народ тоже живёт в не лёгких условиях. Голод терзает тела до изнеможения и смерти. А некоторые люди, и вовсе обезумев, начали поедать себе подобных, — с ужасом в глазах поведал путнику Фрост.

Путники поднялись на утёс и, перед ними открылась невероятной красоты картина. Величавые хребты Калькарос вздымались заснеженными вершинами под самое поднебесье. Вдалеке, на горных склонах можно было разглядеть барбарис, синие цветы горечавки и пурпурные стрелы аконита. Со всех сторон к подножию хребтов тянулись золотисто-жёлтые поля с голубыми и рыжими проблесками колокольчика и львиного зёва. Сосны и лиственницы возвышались над морем цветов.

— Ваша земля меня всё больше и больше поражает, — улыбнулся король, поглядывая по сторонам.

— Нужно спешить, уже полдень, путь не так уж и близок, — предупредил Огильд, — не успеем дотемна найти ночлег, рискуем быть разорванными на куски. С закатом солнца, в этих полях бродят ужасные кровожадные хищники.

Наконец мужчины достигли подножия хребтов Калькарос. Здесь, среди лиственниц, сосен и валунов, поросших мхом, разросся можжевельник. Кальхеймец спустился с коня и начал собирать голубые ягоды в мешочек. Вдруг издалека в сторону путников помчалось двое коренастых мужчин на конях в кожаных нагрудниках с медвежьим и волчьим мехом. Фрост сразу же обратил на них внимания, глядя с тревогой, как стремительно они приближаются.

— Огильд, посмотри туда, — отвлёк мужчину Форас, указывая на приближающихся кальхеймцев.

— Бес бы побрал этих патрульных Лодскрока! — ненавистно протянул Криольд, завязывая замшевый мешочек, набитый ягодами можжевельника.

— Интересно, зачем они патрулируют поля? — обескуражено произнёс Фрост.

— Они из Танху ярла, я знаю их, — присмотревшись, сказал Огильд.

— Это хорошо? — поинтересовался обеспокоенно спутник.

— Лучше повстречаться с Дрэксором, чем с ними, — ответил угрюмо кальхеймец.

Танху остановили лошадей и, не слезая с них, с надменностью начали докучливый выпытывающий разговор.

— О, Огильд! вот уж кого не ожидал увидеть в таких нелюдимых местах, — усмехнулся с удивлением лысый мужчина с серой бородой и тёмно-русыми усами.

— Что вы здесь делаете? — раздался грозный басовитый голос второго патрульного — тоже лысого мужчины, но со щетинистым лицом и длинным в пол спины русым хвостом.

— Да вот лекарка Айсэль попросила привезти ей ягоды можжевельника, — попытался отвязаться Огильд.

— А кто это с тобой? Я его никогда раньше не видел, — с подозрением спросил бородатый кальхеймец.

— А я знаю, кто это, я видел его вчера у нашего ярла, он из чужеземцев! — воскликнул второй патрульный, слезая с коня.

— Оставьте нас, — попросил Огильд.

— По закону ярла, любого чужеземца в землях Кальхейма ожидает смерть! — поддержал своего спутника бородатый мужчина, спрыгнув с лошади и приложив руку к рукояти меча.

— Не нужно так поступать, Янс — предупредил Криольд, схватив за руку Танху, желавшего выхватить меч из ножен.

— Отойди в сторону, если не желаешь лечь рядом с ним! — пригрозил патрульный с хвостом, обнажив клинок.

— Он же не желает вам зла! — сердился Криольд.

— Закон ярла есть закон, — спокойно произнёс Янс, смотря Огильду в глаза.

— В бездну эти глупые законы! — сорвался кальхеймец, — я не позволю вам его убить!

— Дорога в Шэдэльвинтер твоей предательской душе! — крикнул оскорблено Танху с хвостом.

— Не смей меня называть предателем, — сквозь зубы оскорблено выдавил Огильд.

— Молчал бы лучше, сын блудницы, — глумливо усмехнулся патрульный.

На эти слова, Криольд, ничего не сказал расхохотавшемуся обидчику, он только лишь отвернулся от него и приложил руку к древку боевого топора. Неожиданно мужчина резко развернулся и вонзил стальное лезвие Танху в голову. Лошади патрульных перепугались и бросились наутёк.

— О, чёрт! — закричал перепугано Янс, — Огильд, ты труп! — рассвирепел в ту же секунду он и, обнажив клинок, стремительно бросился в атаку. Криольд взял в руку второй топор и отпрыгнул от удара. Янс наступал на противника, совершая размашистые рубящие удары от плеча. Огильд ловко уклонялся и избегал нападений, выжидая благополучный момент для контратаки.

— Дерись, проклятый трус! — озлобленно заревел Танху. В этот момент Огильд сделал встречный удар по мечу обоими топорами. Отвёдя оружие соперника в сторону Криольд, ударом головы разбил противнику нос. После этого он саданул его топором в бедро. Янс отпрянул назад, провёл ладонью по кровоточащей ране, облизнул кровь и взбешённо вновь бросился в атаку. Огильд издал воинственный клич и скрестил оружие с противником. Танху попытался ударить Криольда ногой, но тот изловчился и не только избежал нападения, но и успел рубануть соперника по плечу. Янс зарычал, как дикий медведь — боль не останавливал его. В надежде пронзить противника, он совершил роковой выпад. Огильд уклонился и хладнокровно вогнал топор сопернику в лицо. Руки Танху тут же задрожали, ослабели, а пальцы отпустили рукоять. Сокрушённый противник рухнул на землю.

— Что же теперь будет? — спросил беспокойно Фрост, подходя к своему спутнику.

— Они сами напросились… — сухо ответил Огильд, утирая с лица кровь платком, — оттащим трупы в кусты, — предложил кальхеймец, волоча тело Янса к зарослям можжевельника. Форас потащил другого убитого следом. Незаметно уложив трупы в можжевельнике, путники оседлали лошадей и, как ни в чём не бывало, продолжили путь в горы.

К вечеру путники достигли небольшой деревушки, окружённой высоким плётнем, который обвивал колючий плющ с золотистыми цветочками. Без происшествий переночевав в таверне, ранним утром, едва зыбкий туман рассеялся, путники покинули деревушку и продолжили свой нелёгкий путь.

— Здесь придётся оставить лошадей, — сказал Огильд, привязывая верёвку уздечки за корявую невысокую пихту. Фрост последовал примеру спутника.

Каменистая горная тропинка становилась всё уже и уже. Кусты барбариса сменились синими цветками горечавки и пурпурными стрелами аконита. Вскоре и эта растительность исчезла. Встречались только серые угрюмые камни, обросшие бурым и золотистым мхом.

— Холодновато становится, — потирая оголенные плечи, сказал кальхеймец.

Король Форас огляделся вокруг. Внизу маячил зелёными верхушками сосновый и лиственничный лес. Вдали, за пузатыми пёстрыми холмами, виднелось извилистое серо-серебристое течение реки Фреддо.

Внезапно Огильд остановился.

— Что такое? — спросил Фрост.

— Дальше нет смысла идти, теперь придётся карабкаться, — пояснил кальхеймец, накинув на плечи шерстяную куртку, — взгляни наверх.

Король задрал голову и поразился увиденному. Вокруг горных пик, утопавших в густых молочно-серых облаках, кружилась безутешная метель. Отчётливо слышался свист бушевавшего на вершине ветра.

— Приходилось взбираться на горы? — поинтересовался Огильд, надевая на сапоги железные когти.

— Давным-давно, тогда я был ещё молод, — ответил Форас, так же облачивший в шерстяную куртку.

— Тогда вам это будет нужнее, — сказал кальхеймец, протягивая королю когти для сапог и крюки.

— А как же ты? — обеспокоенно произнёс Фрост.

— За меня не волнуйтесь, мне не привыкать, — усмехнулся Криольд и, вонзив боевой топор в скалу, начал взбираться до заветной цели. Его спутник, медленно и осторожно карабкался следом.

Когда же мужчины поднялись на очередную тропу, на их плечи падали крупные хлопья снега, которые, долго не задерживаясь на одежде, тут же исчезали. Со всех сторон завывал свирепый горный ветер, а над головой нависли мрачные серые облака, низвергавшие ливень из мелких колких кристалликов льда.

— Веет холодом, — поёжился Фрост.

— Значит, мы уже почти пришли, — пояснил Огильд, выдохнув густое облако пара.

— Надеюсь я не окоченею до того как мы найдём эти треклятые цветы, — буркнул король, время от времени потирая мерзнувшие руки.

Чем выше поднимались мужчины, тем мрачнее становилось вокруг. Ветер становился разъярённее, заставляя танцевать хлопья снега и кристаллики льда. Казалось, путники всё больше утопали в грозных пепельно-серых облаках, где властвовали безутешные зловещие метели. Угрюмые чёрные скалы и камни пребывали в плену у льда и снега. Промёрзшую каменистую землю схоронили сугробы.

— Чёрт побери, где же искать эти цветы!? Здесь кругом только снег и лёд! — рассердился Фрост, то и дело, увязая по колени в сугробах.

— Тот, кто ищёт, тот всегда найдёт. Мы пришли, нам сюда, — утешил Огильд, своего взволнованного спутника, указывая на огромную арку из крупных костей каких-то невиданных животных.

— А ты уверен, что нам туда? Как-то мне не по себе становится, — обеспокоенно протянул король.

— Отсюда начинаются владения бога смерти и холода Халлота, ступив за эту арку, мы попадём в его мир, где нас никто живыми не ожидает, — сообщил кальхеймец.

— Ну, не можем же мы уйти с пустыми руками? — заявил Фрост и уверенно пошёл к костяной арке.

Как только король ступил на проклятую землю, раздался жуткий раскат, будто бы где-то вдалеке раскололась скала. Со всех сторон, неизвестно откуда на мужчину, жадно разинув клыкастые пасти, ринулись змеи из ледяных, словно хрусталь, костей. Но сам Фрост их не видел, он лишь почувствовал ледяное дыхание свирепого ветра.

— Ложись! — закричал Огильд, видя надвигавшуюся опасность, и бросился, что есть сил, спасать своего спутника. Кальхеймец сбил короля с ног и повалил лицом в снег. Ледяные змеи, не имея сил остановится, разбились в клочья друг об друга, издав пронзительное надломленное звонкое шипение.

— Что за ужасный звук это был? — испуганно произнёс Фрост, немедленно поднимая ошеломлённое лицо из холодного снега.

— Уже не важно,… нужно как можно быстрее отыскать цветки алого шафрана! — скомандовал Криольд, поднимаясь из сугроба и обнажая топоры.

— Но где, же их искать, здесь же, кругом только скалы, да лёд?! — оторопел Форас, чувствуя приближение неотступного страха.

Огильд внимательно осмотрелся по сторонам. В глаза ему бросился обледенелый свисающий невысокий утёс, на который вела заснеженная тропа с обмёрзлыми чёрными валунами.

— Я думаю, они под тем утёсом, — сказал неуверенно кальхеймец, указывая на притягивающую взгляд скалу.

— Что-то ты не совсем уверен, — ответил недоверчиво Фрост.

— Если снег будет рыхлый, значит цветы там, — твёрдо произнёс Огильд и направился к обледенелому утёсу. Форас шёл следом, встревожено оглядываясь по сторонам.

Буря становилась всё ужаснее. В небе царило абсолютное столпотворение: мрачное чёрное небо низвергало град и крупные хлопья снега, гонимые дикими порывами обжигающего хладом ветра. Мороз покалывал лицо.

Как только путники достигли заветной цели, с утёса начали срываться хрустальные сосульки размером с меч. Огильд не успел увернуться от неожиданной напасти, отчего осколок льда вонзился ему в ногу.

— Чёрт! — яростно крикнул кальхеймец, судорожными руками вытянув сосульку из бедра.

В это время Фрост торопливо начал раскапывать рыхлый снег. Его руки почти оцепенели от холода, как вдруг он победно вскрикнул:

— Нашёл!

— Уходим скорее отсюда, пока живы ещё! — перекрикивая свирепый шум метели, произнёс Огильд, туго перевязав кровоточащую рану куском волчьей шкуры.

— Чёрт, кажется, я увяз! — прокричал обеспокоенно король, стараясь вырваться из снежного плена, но ноги как будто бы сковало змеиной хваткой.

— Держись! — подавая древко боевого топора на вытянутую руку, приказал Криольд. Как только Фрост уцепился за оружие, кальхеймец, что есть сил, потянул короля на себя. Форас, дрожа, с трудом поднялся на ноги. В руке было крепко сжато несколько алых цветков с чёрными жилками. Мужчины сквозь неистово бушующую метель начали искать дорогу обратно. Внезапно бешеные завывания ветра разрезал устрашающий хриплый хохот.

— А что это ещё такое?! — пятясь, испуганно произнёс король.

— Не смей далеко отходить от меня, иначе сгинешь здесь! — предупредил спутника Огильд, пытаясь что-нибудь разглядеть через снежную занавесь.

Неожиданно хриплый смех повторился и из мрака бури с мечом в костяных руках вышел разъярённый скелет, облачённый в железные проржавленные доспехи. Он незамедлительно нанёс рубящий удар от плеча по кальхеймцу, который, в свою очередь, успел парировать нападение и атаковать соперника свирепым выпадом. Топор пробил доспехи, но каким-то чудом застрял в костях. Скелет, не обращая внимания, нанёс следующий удар, и эту атаку Огильд смог отразить. Но мертвец не сдавался. Он упорно старался задержать мужчин и обречь их тела нескончаемому сну в горных снегах.

— Уходи! Я прикрою! — приказал Криольд, сражаясь с ожившим мертвецом.

Фрост, пробираясь с трудом через сугробы, направился к костяной арке. Но как только он прошёл несколько метров, за ногу его крепко схватила сухая рука мертвеца. Не прошло и полминуты, как снежный покров разверзся, и показалась костяная голова, прикрытая кольчужным шлемом.

— Огильд! — закричал испуганно Форас, пытаясь вырвать увязшую в сугробе ногу. Кальхеймец в этот момент отразил удар мертвеца и срубил ему его мерзкую извергающую холод и хрип голову. После этого Криольд помчался к спутнику на помощь, прихватив с собой ржавую шашку поверженного чудовища. Молодой воитель издал боевой клич и одним свирепым ударом разрубил хрупкий череп мертвецу, приготовившемуся вонзить секиру в Фроста. Кальхеймец отдал спутнику шашку и помог ему выбраться из зловещих козней мертвецов. По округе вновь пронёсся хриплый жуткий смех.

— Нужно скорее убираться отсюда! — встревожено произнёс Огильд, сдавливая замёрзшими руками рукояти боевых топоров. Форас кивнул в ответ и, держа оружие наготове, поспешил покинуть эти проклятые места.

Арка была не так уж и далека. Оставалось совсем немного, как вдруг из-под ледяной корки вырвались костлявые руки, затем показались головы мертвецов. Вскоре десяток разъярённых скелетов с топорами и мечами преградили путникам путь. Глаза мертвецов загорелись сапфирно-голубым сиянием и чудовища ринулись в атаку. Путники отбивались, как могли. Хотя мороз и холод сильно ослабили их тела, они не сломили боевой дух. От чудовищ во все стороны разлетались отсеченные кости и черепушки, но место поверженного противника тот час занимал другой.

Тяжёлая битва лишила Фроста сил сражаться. Выронив меч из оцепеневших рук, мужчина пошатнулся и упал лицом на ледяную корку. Огильд же всё ещё продолжал биться с нечестью. Из-под волчьей шкурки, закрывавшей рану на ноге, медленно сочилась кровь, а холодный ветер изматывал кальхеймца всё больше и больше.

Мертвец навис над Фростом, как тень лесов над поляной. Он надломлено хрипло засмеялся и, занеся над своей волосатой головой массивный двуручник, приготовился казнить Фораса, но внезапно раздался громкий хруст, а затем уставшее тяжёлое дыхание Огильда. Кальхеймец вырвал из позвоночника скелета топор и, чудовище своими ветхими костями рухнуло на корчившегося от стужи короля Фроста. Пока путь к выходу был свободен, Криольд взвалил тело Фораса на плечи и, что есть сил, превозмогая усталость, пошёл к костяной арке. За спиной воитель слышал пугающее хриплое рычание взбешённых мертвецов, бегущих за его головой. Когда до спасения осталась всего пара шагов, за ноги кальхеймца крепко схватили костяные руки, впивая пальцы в плоть. Огильд положил тело Фроста и начал рубить назойливые сухие кисти мертвецов. Орда скелетов стремительно приближалась, во мраке метели горели их ужасные голубые глаза.

— Чёрт побери! Фрост, спасайся! — дико закричал Криольд, отмахиваясь топором от пробивающихся из-под снежной корки костяных рук. Король в ту же минуту глубоко вздохнул и, дрожа от лютого холода, медленно пополз к арке. Вскоре он пересёк проклятую черту и, изнеможённо лежа на спине, закрыл остекленевшие от страха и мороза глаза.

А в это же самое время, мертвецы пытались утянуть Огильда под снег, чтобы их соратники смогли порубить его на куски, но кальхеймец не сдавался. Он неотступно боролся за свою жизнь. Отчаянье уже было охватило его сердце, но тут кальхеймец разбил выглянувший из-под снега череп топором и успел переползти заветную черту. Скелеты бросили свои оружия в Кальхеймца, но как только смертоносная сталь перелетела за костяную арку, она мгновенно развеялась в чёрную пыль и унеслась бешеным ветром в мрачные небеса. Мертвецы некоторое время ещё посматривали кровожадным свирепым взглядом на чудом спасшегося кальхеймца, после чего, хрипло прорычав, скрылись в необузданной дикости метели.

Огильд дрожащими от холода руками вытащил из-за пазухи меховой бурдюк с медовухой, сделал пару глотков и промыл рану на ноге, после чего, слегка отдышавшись, открыл бесчувственно лежавшему на снегу спутнику рот и медленно влил немного крепкого обжигающего напитка ему в горло. Мгновение и Фрост закашлялся, приподняв голову. На щеках розовый румянец начал разгонять мертвецкую бледность и синеву.

— Всё кончилось? — сам не свой спросил Форас у кальхеймца, с ничего не понимающим пустым взором.

— Нужно спешить, близятся сумерки, — угрюмо произнёс Огильд, ополоснув заледеневшие руки медовухой.

— Я совсем не чувствую пальцев! — взволновался Фрост, смотря на посиневшую кисть левой руки.

— Вот, возьми, — сказал Криольд, протягивая бурдюк королю, — оботри руки.

— И всё равно я не ощущаю пальцев левой руки! — испугался Форас, как безумный, потирая друг об друга ладони.

— Дааа, — протянул, смятённо Криольд, — видать, дело плохо.

— Не уж-то я сгину здесь?! — закричал отчаянно Фрост.

— Я не позволю, — сказал Огильд, — поднимайся, у меня есть идея, — вдруг решительно произнёс кальхеймец, подавая спутнику руку.

Когда мужчины наконец-таки вышли из заоблачной туманности гор и начали спускаться по отвесному склону, солнце пламенным золотисто-рыжим шаром уже утопало за горизонтом, оставляя на голубизне небосклона, вырвавшегося из пепельно-серого плена, горящие алые следы.

— Неужели нам удалось это сделать? — изумился Фрост, отвязывая от пояса верёвку. На этот вопрос Огильд с достоинством и уважением, положив руку спутнику на плечо, твёрдо ответил:

— Я буду сражаться под твоим флагом и готов пролить свою кровь, если потребуется за такого человека, как ты.

Король с некоторым восторгом благодарственно посмотрел на кальхеймца, после чего крепко обнял его, как родного брата.

— Солнце вот-вот зайдёт, нужно спешить, — предупредил с беспокойством в голосе Криольд.

Путники благополучно добрались до своих лошадей и под покровом заката стремительно поскакали в поселение. Фрост всё это время был занят мыслью о войне, несмотря на то, что левая кисть руки ужасно ныла, а побелевшие пальцы едва двигались. Король обрёл окрыляющую надежду, и хотя эта боль, как казалось королю, была разменной монетой, она, по сравнению с грёзами о победе, не стоила ничего.