Оборванный след

ГЛАВА 19

Пятница. 3 сентября 2004 года

Голубые горы. Восточный Орегон

Укия заметил оживление на лицах Сэм и Джареда и поморщился.

Впрочем, Макс понял, в чем дело.

— Укия раньше знал, где находится корабль. А теперь уже не помнит.

— Я не помню ничего из того, что было до убийства Волшебного Мальчика. У меня не осталось ни одного воспоминания о жизни с семьей.

Радостная улыбка мгновенно сползла с лица Джареда — он явно чувствовал себя обманутым. И что еще хуже, его начало трясти — это заработал чужеродный вирус. Укия чувствовал, как клетки Стаи штурмуют защитные силы организма, отыскивая природную слабость, свойственную всем Брыкающимся Оленям, которую они приобрели через Укию, когда тот еще пребывал в материнской утробе.

Юноша лихорадочно соображал, как бы ему подать Джареду хоть малейшую надежду. Судя по фотографиям, тело Волшебного Мальчика разлетелось на маленькие кусочки: ладони отдельно от рук, плечи — от тела. Настоящая головоломка.

Какая-то часть Волшебного Мальчика превратилась в Укию, именно часть, иначе он бы помнил все. Нога, или обезглавленный корпус, или руки — со временем они трансформировались в Укию.

Значит, где-то могут быть другие части, которые приняли иные формы. Если найти хотя бы один кусочек, возможно, удалось бы вспомнить, где находится корабль. Но останется ли Укия после этого самим собой?

— Может быть, если я найду где-нибудь память... — неуверенно предложил он.

Сэм удивленно на него посмотрела.

— А как именно ты находишь память?

Укия взглянул на Макса — тот кивнул, соглашаясь, что пришла пора раскрыть все карты.

— Я не столько личность, сколько колония одноклеточных существ. Если отрезать мне руку, она очень быстро перестроится и образует некий организм, приспособленный для самостоятельной жизни. Например, рыбу, или птицу, или мышь. А на теле вырастет еще одна рука.

Сэм передернулась.

— Ох, надеюсь, это чисто теоретические предположения, не подтвержденные практикой.

— Чистая теория, — кивнул Макс.

— На самом деле, — неохотно начал Укия, — может оказаться и практическим опытом.

— Волшебный Мальчик, — прошептал Джаред; у него в голове все явления. связались воедино. — Когда Волшебный Мальчик был разрезан на куски, все его части превратились в животных и разбежались. Вот почему тело исчезло.

— Именно, — подтвердил Укия.

Тут Макс осознал, что надежда еще есть.

— Но какие-то части Волшебного Мальчика могут до сих пор болтаться где-то поблизости и хранить в себе остатки генной памяти.

Джаред моргнул, не особенно веря в такой расклад.

— Ты считаешь, что не все части соединились в Укии?

— А зачем вообще они нам нужны? — Сэм пыталась понять. — Ты ведь не помнишь, так? А почему тогда они помнят?

— Вполне возможно, что я только часть Волшебного Мальчика. — Укия очень старательно подбирал слова. — Например, кусок ноги или голова. Неизвестно, что со мной происходило с момента его смерти до того, как я оказался в волчьей стае. Я мог бы лет пятьдесят просуществовать в виде двух кроликов, пока они не встретились и не слились в нечто достаточно большое, из которого потом сформировался человеческий ребенок.

Сэм прижала ладонь к губам.

— Все это та-а-ак странно.

— Когда я стал человеком, произошли изменения в способе хранения информации в организме. Сначала было достаточно клеток, чтобы превратиться во взрослую птицу, белку или рыбину. Но когда клетки захотели принять форму человека, их хватило только на организм ребенка. А поскольку я производитель, то должен был достичь полового созревания.

— И как у Киттаннинга, — вставил Макс, — твои воспоминания о «старом» пропадали по мере того, как ты рос.

Укия кивнул.

— Честно говоря, я очень рад, что мутация моего отца именно таким образом сказалась на Киттаннинге. Но самому мне хотелось бы сохранить воспоминания о прошлом.

— А каких животных нам нужно искать? — поинтересовался Джаред, уже готовый к выполнению задания.

Укия беспомощно развел руками.

— Любых. Мышей. Змей. Сусликов. Собак. Кошек.

Сэм посмотрела на юношу и покачала головой:

— Когда я вижу тебя, мне кажется, ты просто милый малыш. Я просто не могу поверить твоим словам.

— Он хороший парень, — усмехнулся Макс. — У каждого свои тараканы в голове. У него они просто более странные, чем у нормальных людей.

А вот Джареду было наплевать на все, кроме спасения Зои.

— Ты уверен, что потерянные части помнят что-то?

— Нет, — честно признался Укия. — Они, конечно, не могли сохранить все воспоминания Волшебного Мальчика. Все зависит от того, что произошло с этой группой после смерти. Чем меньше ранений и изменений она переживет, тем больше будет сведений.

— А эти инопланетные кошки и собаки, — поинтересовалась Сэм. — Они выглядят так же, как и обычные?

Укия неопределенно взмахнул рукой.

— Наверное, они черного цвета. И конечно, должны жить долго и никогда не болеть.

— Маленький Волшебный Ползун, — задумчиво протянул Джаред.

— Что? — не понял Укия.

— Это наше фамильное домашнее животное. — Дрожащей рукой шериф отер пот со лба. — У нас остались его фотографии, где мой отец еще младенец. Ползун никогда не болел, вынес все, что мы с ним делали, и не пострадал даже, когда мы случайно переехали его на машине.

— Кто он такой, черт его подери? — не выдержал Макс.

— Черепаха.

Во дворе фермы Брыкающихся Оленей Джареда стошнило. По дороге он слабел с каждой минутой, и когда «блейзер» наконец остановился, несчастный выскочил из машины и рухнул на траву. Тело его сотрясалось и корчилось, как будто в нем происходила борьба между двумя силами — впрочем, так оно и было.

На ферме в тот момент были только мама Джареда и Кэссиди. Женщины обрадовались, увидев его живым, но тут же страшно запаниковали из-за его болезни. Укия дотащил родича до дома и оставил его в спальне. От тела Джареда исходили волны жара, как будто он превратился в чистый огонь. В сознании Укии промелькнул образ солнечного существа, заточенного в клетку из плоти.

— Прости меня. — Укия старательно укутал Джареда и заправил одеяло. — Я вел себя как трус. Я не должен быть позволить им это сделать с тобой.

— А ты мог бы их на самом деле остановить?

— Не знаю. Но лучше уж было рискнуть, чем докатиться до такого.

— Щенок, а как твоя смерть помогла бы Зое?

— Я бы не умер.

И уж по крайней мере он совершенно не обязан выслушивать слова Ренни из уст Джареда.

Макс дожидался друга в сумрачной уютной гостиной.

— Мама Джареда отправилась за дедом. Он тут что-то вроде врача. Я попытался кое-что объяснить Кэссиди, не уверен, что получилось внятно, но она не задавала слишком много вопросов. Сейчас они с Сэм разыскивают черепаху. Похоже, она шастает по дому, где захочет.

Укия закрыл глаза и почувствовал. Как он и ожидал, Маленький Волшебный Ползун ощущался как и Киттаннинг — отдаленное эхо его самого. Но ответ приходил несколько более внятный, чем от малыша.

— Он где-то здесь.

Макс тревожно взглянул на юношу.

— После воспоминаний Ренни тебе было очень плохо. Ты уверен, что выдержишь?

Укия в который раз пожалел, что так плохо умеет лгать; ему было слишком страшно, чтобы убедительно произнести: «Со мной все в порядке». Да и Макс слишком хорошо его знал.

— Я не знаю. В Стае стараются не слишком часто меняться памятью. Как я понимаю, это стирает границу между тобой и другим.

— Ты никогда не говорил, что воспоминания Рении тебе мешают.

— Мы очень разные, поэтому я спокойно могу сказать, где он, а где я. Но я был Волшебным Мальчиком. Поэтому, когда я поглощу Маленького Ползуна, я могу снова в него превратиться.

— Вот дерьмо! — выругался Макс и резко потер подбородок. — Не уверен, что ты должен это делать. Ты рискуешь собственной личностью, чтобы отыскать пропавший космический корабль и какое-то устройство, которое, может быть, подсобит тебе в спасении других людей. А они, заметь, готовы убить тебя немедленно, если мы вообще доберемся до них раньше Стаи.

На какой-то момент Укия почувствовал облегчение — Макс прощал ему отступление перед лицом опасности. Но затем воспоминания окружили его — сколько раз они ничего не говорили Крэйнаку, как быстро и доброжелательно признала его Зоя, как спокойно Алисии было в его руках.

Защищай свой народ. Для этого ты был рожден.

Неужели медведь имел в виду именно это? Страх в сердце потихоньку улегся.

— Макс, я должен.

— А ты сумеешь определить, что тебе нужно? И как его использовать?

— Да. И скоро сможет Джаред.

Маленький Волшебный Ползун оказался большой черной черепахой, которая страшно разволновалась от встречи с «родичем». Из-под панциря показалась круглая любопытная голова на кожистой шее, от которой исходили волны недовольства.

Четыре пары глаз тревожно наблюдали, как Укия поднял черепаху на ладонь; сам он при этом ощущал знакомое покалывание. Неожиданно момент поглощения памяти показался Укии очень личным — и ему не хотелось сливаться с Ползуном на глазах у изумленной публики.

— Наверное, это лучше сделать в одиночестве. Держа черепаху, словно ребенка, Укия удалился в степь. Когда дом и прочие хозяйственные строения стали размером с детские игрушки, юноша сел на траву. Укия ждал, а страх тем временем сжимался внизу живота тугим комочком.

Он ждал.

И ждал...

Похоже, ничего не выйдет. В отличие от прочих воспоминаний этот совершенно не хотел воссоединения. Да, Ползун был страшно рад наконец-то увидеть родственника после стольких лет одиночества. Да, он жил в большой и дружной семье, но все равно не являлся ее частью. Для Ползуна Укия был кем-то вроде давно потерянного брата — он слишком долго жил самостоятельно, привык к этому и совершенно не воспринимал себя частью чего-то большего.

Укия горестно смотрел на черепаху. Мышь Ренни тоже не хотела с ним соединяться и покорилась, только когда он едва не убил ее. Но разорвать на части Ползуна — это действие требовало слишком много жестокости.

Неожиданно волны радости, исходящие от животного, прервались. Голова, хвост и все четыре лапы резко спрятались в панцире.

Укия внимательно оглядел скорлупу: да, расправиться с Маленьким Ползуном будет не так-то просто, он крайне силен, особенно для черепахи.

— Ты нужен мне. Помоги мне.

Укию не покидало ощущение, что он бросает камни в бездонный колодец и даже не слышит, как они ударяются о дно.

— Я не хочу сделать тебе больно. Зое грозит беда. Я хочу, чтобы ты ей помог.

Укия мысленно сосредоточился на образе девочки, представил себе ее улыбку, темные веселые глаза, гордо вздернутый подбородок. Затем вспомнил, как она лежала в сарае у Онтонгардов, такая жалкая и беспомощная, безнадежно пытаясь противиться вирусу пришельцев.

— Я должен ее спасти.

В глубоком, темном колодце сознания Маленького Ползуна образ Зои вызвал слабый отклик — но только с уровня пола. Босые ноги Зои, которые поглаживали его шею, зеленые листья салата и голос девочки, которая жалуется на тяжелую женскую долю, крашеные ногти — десять Зоиных и двенадцать ползуновских.

— Мы, — донесся не голос, а скорее ощущение, — мы спасем ее.

И Маленький Волшебный Ползун вжался в ладони Укии, влился в них и потихоньку проникал все глубже в него. Юноша чувствовал, как образуются генные связки, как бурлит кровь, как будто кто-то вскрыл ему вены и вливает в них раскаленную лаву. У него перехватило дыхание, и он глубоко втянул воздух...

... куда чище и холоднее, чем обычно. Он был совсем младенец, всего лет двух или тех, что не мешало ему с гордостью скрываться от бдительного ока матери. Он стоял на берегу реки, где через много лет появится отель «Красный лев», что на скоростном шоссе И-84. С противоположной стороны до самой линии горизонта протянулось море золотых трав, в речной долине лежали камышовые маты, на которых сушилась форель, суля обильные запасы на зиму...

Разрыв в памяти.

... В камышах шелестел ветер. Все семья собралась вокруг костра на меховых шкурах. Четверо мальчишек жались друг к другу, словно щенки; среди них он был самый старший, но все равно еще очень юн. Лет восемь? Девять? Остальным ребятам было семь, пять и три года. Сбоку сидела женщина и кормила грудью младенца. Рядом прилег мужчина и не спускал с детей пристального взгляда.

— Мама, расскажи нам о людях-воронах, — попросил один из мальчишек.

— Да, Брыкающаяся Олениха, — поддержал мужчина. — Расскажи нам о них.

Женщина на шкурах подняла взгляд, и он узнал в ней свою мать. Она заметно повзрослела с того момента, как ее взял Прайм, теперь ей было сильно за двадцать.

— А-ай! — певуче воскликнула она, поправляя на груди одежду. — Неужели вы еще не устали от этой истории?

Дети возбужденно завопили, но она резко оборвала всех.

— Люди-вороны появились за одно лето до рождения Волшебного Мальчика. Всю зиму они гнездились по берегам реки, так близко к деревне, как никогда еще не было. Казалось, каждая ворона пригласила всех своих родственников, чтобы пережить холодное время вместе. Их карканье сливалось с шумом ветра и плеском реки.

Тем летом везде, куда ни взглянешь, можно было увидеть ворон. Они наблюдали за нами своими черными блестящими глазами. На улице ничего нельзя было оставить — ни еду, ни веревки, ни раковины, — потому что они тут же налетали и хватали, что плохо лежало. Их даже не успевали стрелять из лука — стоило натянуть тетиву и наложить стрелу, они тут же взмывали в воздух.

Однажды днем в небе прогремел гром и долго не смолкал. Мама закричала, и мы все выбежали на улицу — в небе парил буревестник. Он появился со стороны заходящего солнца и в клюве держал горящую головню; огненные язычки плясали совсем рядом с его перьями, но не задевали их. Мы все упали на землю в великом страхе. Буревестник сделал несколько кругов и приземлился где-то в горах — там раздался грохот, и в небо взвился высокий столб дыма. Вороны взметнулись в вышину с громким карканьем, как будто они что-то узнали и обрадовались.

Мы собрались в круг и недоумевали, что все это значит. Почему за буревестником не появились тучи? Почему эта птица украла кусок солнца? Мы долго не замечали, что все вороны исчезли.

На следующий день к нам пришел человек из племени людей-ворон. Он был наг, высок, с длинными тощими ногами и жесткими, черными как вороново крыло волосами. Глаза у него были черные, как бездна, без малейшего проблеска белого.

Сначала мы не испугались его. Он пришел один, а нас было много, вооруженных луками и стрелами. Мы дружелюбно приветствовали его, предложили подарки. Он не говорил, только указывал. И человек, на которого он показывал, мгновенно превращался в камень. Он поднял руку, и упала мама. Затем моя старшая сестра Песня Сороки. Мой брат, Ивовая Ветвь, выстрелил в него из лука, но человек показал на него, и Ивовая Ветвь рухнул на землю. Он вытащил из плеча стрелу и даже не кровоточил. Мы поняли, что не сможем убить человека из людей-воронов, и побежали в разные стороны. Я ринулась вниз к реке и спряталась в ягодных кустах.

Я услышала шум и подумала, что идет человек-ворон, но это оказался Койот. Он подполз ко мне и сказал: «Маленькая женщина, возьми этот камень и проглоти его. И тогда, если ворон укажет на тебя, ты не умрешь».

Тогда я проглотила камень, и он комком провалился мне в живот. Потом я пошла на помощь своей семье. А там человек-ворон собирал мертвые тела и складывал их в каменную лодку, стоящую на песке. Он увидел меня, поднял руку, и я начала превращаться в камень. Я упала и лежала неподвижно, но меня спас камешек, который я проглотила. Ворон поднял меня и бросил в лодку к остальным; лодка поднялась в воздух и полетела к горам.

Глубоко у горных корней лежал буревестник, птица пыталась скрыться от солнца, но оно настигло ее и убило. Человек-ворон принес меня в чрево буревестника, где его уже ждали сородичи.

Они связали меня, и я утратила слух, зрение и не могла двигаться. Вороны заметили камень у меня в животе, очень разозлились и долго говорили меж собой на своем резком гортанном наречии. Прошло немного времени, и чей-то голос прошептал у меня над ухом: «Беги, маленькая женщина», и вот путы уже больше не связывали меня. Сверху лился дневной свет, и я поползла ему навстречу. Наконец я выбралась на вершину горы, где стояли два корабля ворон, и оба они уплывали. Люди-вороны стреляли друг в друга сверкающими стрелами с красным оперением. Они направились навстречу солнцу, а мне пришлось идти в противоположную сторону, надеясь, что дорога все же выведет меня к деревне. Шла я недолго и вдруг услышала за спиной страшный шум, земля содрогалась, огонь летел до небес.

Я бежала, покуда не кончились силы, заснула, а после опять бежала. Я много дней разыскивала путь к деревне. Те жители, которых враги не убили, сами убивали ворон — столько, сколько могли.

Но я поняла, что Койот меня обманул. Камень у меня в животе рос с каждым днем, а через девять месяцев родился Волшебный Мальчик.

Снова скачок во времени, обрывки воспоминаний утеряны...

... это, должно быть, белые люди, о которых уже давно ходят разговоры. Среди путешественников было несколько мужчин и одна женщина с ребенком на спине. Судя по количеству ног, рук, голов, глаз и носов, белый человек ничем не отличался от других людей. Он продирался сквозь толпу поселян, расставив руки и растопырив пальцы, словно пытаясь понять, такие же эти люди, как он сам, или они различаются, как лягушки и рыбы, хотя и те, и другие живут в воде. Женщина крепко сжала ладонь мальчика — судя по ощущению, она принадлежала к его роду.

— Дядя, — прошептала она, — даже не смотри на пришлецов. Говорят, они собираются спускаться по реке.

Внизу по течению проживали соседние племена, которые занимались работорговлей. Мальчик недовольно взглянул на спутницу: ему страстно хотелось проследить за странными людьми, и к тому же он не верил, что такой хлюпик привлечет внимание торговцев людьми. Кому вообще нужен мальчик, который никак не вырастет?..

Он так и не узнал ни имени женщины, ни кем она ему приходилась. Быть может, ее отец валялся на меховых подстилках около костра в ту ночь? Или между ними пролегло куда больше поколений? На предположения не было времени, так как уже через секунду на него нахлынула очередная волна из прошлого.

... Они лежали на берегу реки, болтая ногами и наблюдая за рыбешками. Где-то вдалеке пропел паровозный гудок. Сидящий рядом мальчик развернулся к нему и, как-то странно усмехнувшись, спросил:

— А что ты думаешь о Ханне?

Внутри у Волшебного Мальчика все оборвалось. Он знал, что это начало конца. Они всегда вырастали и оставляли егр позади, а сами вступали на путь, который для него никогда не откроется...

Прыжок через годы, и вот уже новая картинка.

... На этот раз он предавался одиноким размышлениям, валяясь на вершине горы. А внизу бегали остальные ребята и искали его...

У долгой жизни есть зато одно преимущество, утешал он себя. Можно видеть жизнь со всех сторон и хорошенько в ней разобраться.

Потом он подумал о детях, внуках и правнуках своей матери — число их перевалило за несколько сотен, и все они отличались крепким здоровьем, жизненной мудростью и долголетием. В их роду существовала загадочная склонность к послушанию и исполнению всех мыслимых и немыслимых законов, и дети очень быстро становились почтенными членами общества. Но, к счастью, в каждом поколении попадался непременно один бунтарь, начиная с его родного братца и заканчивая последним — Джеем.

Взрослые ни за что не одобрили бы план поиска сокровищ. Они бы стали занудствовать и предупреждать, что игра не стоит свеч, что оба они рискуют провести несколько месяцев в тюрьме, если их не вздернут на ближайшем суку при первой же возможности. Но Джей утверждал, что Волшебный Мальчик без труда отличит золотоносную жилу, едва прикоснувшись пальцами к воде. Со стороны это выглядело бы, как будто мальчишки то ли ловят рыбу, то ли просто дурака валяют. Дело это представлялось куда рискованней, чем разведение лошадей, которым Волшебный Мальчик занимался уже не первый год. Но зато в случае удачи за один день можно намыть столько золота, сколько не отвалят за десяток первосортных жеребцов.

Джей развернулся к другу, и от его улыбки все печальные мысли мгновенно развеялись.

— Знаешь, дядя, я тут подумал...

Тот рассмеялся, уже зная, какое продолжение предвещает подобное начало.

— Что такое? — возмутился Джей.

— Обещай мне, что, когда твой сын втянет меня в какое-нибудь приключение, ты не станешь вставать в позу и говорить: «Дядя, ты ведь должен следить за ним. И ни в коем случае не подвергать опасности». Но ведь это невозможно! Да и не нужно — все равно что рыб из воды вытаскивать, чтобы не задохнулись.

Джей рассмеялся, обнажая крепкие белые зубы, как у всех Брыкающихся Оленей.

— Честное слово. А теперь посмотри-ка туда. — Джей указал на впадину, которая позже получила название Большой Раковины. — Не похоже ли это место на скалы, из которых бежала твоя мать, когда пряталась от людей-ворон? Давай поищем, вдруг мы сможем пробраться к буревестнику.

Джей уже вскочил на ноги и понесся вниз. Волшебный Мальчик плелся позади, терзаемый сомнениями. С одной стороны, он понимал, что все это очень опасно. Но с другой — ему страшно хотелось узнать, как же он появился на свет. Кому, кроме матери, обязан он жизнью? Он не чувствовал близости ни с койотами, ни с воронами, ни вообще с кем-либо из ползающих, плавающих, бегающих и летающих тварей.

А в чреве буревестника, спрятанного глубоко под землей, возможно, он отыщет разгадку самого себя.

Чтобы найти едва заметный трубообразный вход в пещеру, Волшебному Мальчику приииюсь применить все свои способности. Склонившись над землей, он ощутил слабый-слабый след своей матери...

На этом все оборвалось. Со слов Джареда он знал, что они с Джеем побывали в пещере. Сознание мгновенно заполнялось новыми образами, и Укия изо всех сил пытался удержать последнюю картинку, чтобы осмыслить свою привязанность к Джею.

Джаред приходился Джею правнуком, они соединялись по мужской линии через Джесса и Джейкоба — отца Джареда.

... Следующее воспоминание нахлынуло на него как лавина. Он мог только порадоваться, что оно было не таким ярким, как события из его жизни. Так что он словно со стороны наблюдал, как Волшебный Мальчик преследует одинокого Онтонгарда по улицам Пендлтона. В прошлой жизни он ощущал только радость от того, что нашел кого-то сродни себе, и забыл об осторожности. Из памяти совершенно исчез момент, когда Онтонгард напал на него и как битва закончилась в подземных лабиринтах Пендлтона. Картинки походили на кадры из фильма «ужасов»: бесконечные коридоры, запертые двери и бегство от смертельной опасности. Его преследовало кошмарное существо, только внешне походившее на человека, и наконец загнало в дальний угол у мясной лавки. Набросилось на него...

Укия содрогнулся от жуткого зрелища, выскользнул из страшного сна, чтобы тут же оказаться в следующем.

... он снова рухнул на деревянную лестницу. Он знал каждую ступеньку — после бесчисленных попыток взобраться на нее и вырваться из ловушки. Но ему катастрофически не хватало сил. Он почувствовал покалывание, предвещающее появление... Приготовившись к худшему, он принюхался и ощутил знакомый запах. Джаред. Мальчик терпеливо ждал, когда сильная рука подхватит его и втянет наверх.

— Вот так-то, мазурик, — пророкотал родной голос, и Джаред нагнулся, чтобы нежно щелкнуть его по носу...

Укия моргнул, осознавая случившееся.

... Джаред! Перед его глазами развернулась лента жизни бывшего полисмена — первый крик новорожденного, младенческий смех, первые шаги, уверенность подростка, взрослое стремление защищать ближнего. До этого он только мельком видел этого человека, такого сильного снаружи, но при этом мягкого и внимательного, который всегда стремится поступать хорошо и правильно, и способного на глубокую, преданную любовь.

О Господи, Джаред!

Укия тряхнул головой и застонал: лишь теперь он узнал своего племянника, которого предал и потерял.

Укия услышал быстро приближающиеся шаги Макса, но не смог отнять ладоней от лица. Из глаз градом катились слезы.

Макс осторожно дотронулся до его плеча.

— Что с тобой?

Укия только отрицательно помотал головой.

— Знаешь, — мягко проговорил старший детектив, — если эта штука сработает с Онтонгардами, то и со Стаей тоже.

Укия поднял голову, недоуменно смотря на Макса и смаргивая слезы.

— Ты имеешь в виду вернуть Джареда обратно?

— Да. — Макс огляделся. — Все получилось? Ты поглотил черепаху?

Укия поднялся на ноги, размазывая по щекам мокрые дорожки.

— Ага. Я вспомнил, где корабль.

Суббота. 4 сентября 2004 года

Большая раковина

Голубые горы. Восточный Орегон

Видимо, Волшебный Мальчик с Джеем снова замуровали вход камнями, потому что дыра оказалась закрытой. Макс, Сэм и Укия быстро расчистили пространство, и перед ними открылся темный лаз.

Макс сразу же измерил давление и содержание газа в подземелье.

— Ты всегда возишь с собой столько оборудования, когда ищешь пропавших туристов? — спросила Сэм, удивленно оглядывая сумки с разнообразными приборами.

— Туристы суют носы в самые неподходящие места, — отозвался Макс и посмотрел на шкалу измерителя газа. — Самое неприятное в таких пещерах то, что кислород может очень легко вытесняться другим, более тяжелым газом.

— Неужели этот супермалыш не может прожить без кислорода? — насмешливо поинтересовалась Сэм.

— Я бы не хотел проверять на практике. — Макс отключил счетчик и по старой привычке поднес к входу горящую зажигалку. Огонек по-прежнему танцевал. — Внизу нормальный воздух, насколько я вообще могу судить. Здесь образуется сильная тяга, наверное, где-то есть другой выход.

— Отлично! — возрадовался Укия, проверяя горное снаряжение. — Не придется тащить кислородные баллоны — к тому же у нас их все равно нет.

— Неужели нет? — Сэм приподняла брови.

— С собой точно нет, — объяснил Макс, который, казалось, несколько смутился. — Их нельзя перевозить самолетом, а я не успел запастись баллоном здесь. Рассчитывал, что мы будем работать с командой спасателей и пользоваться их снаряжением.

— Там не должно быть слишком тяжко, раз моя мама вылезла просто так, — сказал Укия. — Да и мы с Джеем побывали там и вернулись на свет Божий, а значит, все не так плохо.

— Вы с Джеем? — переспросил Макс.

Укия сморгнул — воспоминание пришло так просто, как будто оно было его собственным.

— Джей и Волшебный Мальчик.

Макс не стал ничего уточнять, решив, что сейчас это не столь важно. Вместо этого он принялся настраивать радиоприемник.

— Наушники.

Укия надел наушники и поправил микрофон.

— Проверка. Проверка.

— Есть зеленая метка на экране. Спускайся.

Макс крепко держал веревку, а Укия пополз внутрь, постепенно исчезая в черной дыре.

Только три человека бывали здесь до него: его мать, Джей и Волшебный Мальчик. Он нашел следы их всех, древние призраки родных существ. Особенно внимательно он ощупывал следы матери; несмотря на случайность выбора ее пришельцами, она была очень умной женщиной, терпеливой и мудрой. Как бы замечателен ни был он сам, она полностью затмевала его до самого конца жизни...

— Мама, я не как другие. — Он спрятал лицо у нее на коленях, наслаждаясь лаской рук, гладивших его по волосам.

— Ах, Волшебный Мальчик, давай я расскажу тебе сказку. Два койота повстречались на берегу реки. Первый койот коварно усмехнулся и провыл: «Я койот». «Ну, — ответил второй. — Я тоже койот». «Нет, нет, я койот». «Как это может быть? Мы оба койоты. Я могу быть койотом так же, как и ты». «Что ж, я докажу тебе», — сказал первый койот.

Они спустились в деревню; завидев первого койота, люди закричали: «А, это койот!» Тогда он вернулся к своему сородичу и сказал: «Вот видишь! Ты слышал, как они меня назвали?» «Это еще ничего не доказывает, — сказал второй. — Смотри вот». Он побежал в деревню, и люди закричали: «А, вот и второй!»

Волшебный Мальчик рассмеялся.

— Куда лучше, мой дорогой, быть самим собой, а не вторым...

Вернувшись в настоящее, Укия почувствовал прилив огромной любви к этой женщине. И куда сильнее, чем раньше, в нем горело желание не оставлять Зою и Джареда в беде. Его мама не одобрила бы этого.

Говорят, неисповедимы пути Господни.

Шлюпка-разведчик сделала вынужденную, но правильную посадку в Голубых горах и зарылась под гранитной скалой. То ли благодаря стараниям Прайма, то ли само так случилось, но корпус корабля лег как раз напротив трещины в камне. Дикий жар дюз превратил гранит в стекло, а горячий воздух уходил по трубе на самый верх.

Таким образом между корпусом корабля и скалой оставалось пустое место. Укия заглянул в трещину и увидел внизу кучу металлического лома. В этой свалке из металла, резины и пластика чернел проход.

— Черт подери! — пробормотал Укия в микрофон.

— Что такое, малыш? — поинтересовался бдительный Макс.

Голос его едва-едва проникал сквозь толщу камней.

— Коридор ведет прямиком к овипозитору, практически прямо над столом, куда Гекс с Праймом привязали мою мать.

— Значит, она освободилась и вылезла наружу, как и говорила.

— Последний раз, когда Прайм видел эту каюту, она была нормальной. — Укия внимательно осматривал разломанное оборудование. — Он неплохо потрудился, но я совершенно не помню, как он все это разрушил.

Макс тихонько выругался.

— Ты уверен, что найдешь там что-нибудь стоящее?

— Надеюсь, — пробормотал юноша, продираясь сквозь металлические конструкции и опускаясь на грязный пол шлюпки. — Отлично, вот я и на месте.

Он бегло осмотрел стол, где лежала его плененная мать. Там еще сохранились магнитные путы и замки; когда на корабле отключился блок питания, они сами раскрылись и выпустили женщину. Поскольку овипозитор работал от независимого энергоблока, то повредить его мог только сам Прайм, нанеся пару сокрушительных ударов.

По пути к Большой Раковине Укия размышлял, какие именно приборы понадобятся для воплощения их планов. В первую очередь ему встретился аппарат повторного упорядочения. Затем попалось некое устройство с детонатором, похожим на невинную банку газировки.

— Что такое, малыш? — спросил Макс в ответ на удивленный вопль Укии.

— А тут бомба.

— Вот дерьмо, тогда вылезай скорее.

— Подожди. Думаю, у меня получится ее обезвредить.

Укия осторожно разглядывал смертоубийственный подарочек. Судя по всему, этот механизм когда-то поставили, а «включить» забыли или плохо проверили. Батареи не работали, и если их особым образом не активизировать, то они век не взорвутся.

С замиранием сердца Укия поднял бомбу. Ничего не произошло. Держа ее на вытянутой руке, юноша опустил рычажок и очень быстро, но максимально осторожно добрался до мусорного отсека, открыл стальную дверь, положил туда взрывчатку и крепко-накрепко замуровал комнату.

— Все отлично. Я от нее избавился. Надо проверить, вдруг тут есть еще.

Укия вспомнил, как Прайм выключил все контрольные системы корабля: цепочка маленьких, но эффективных бомб вполне справилась с задачей.

Прайм должен был начинить взрывчаткой все приборы, и поскольку разрушения были самыми скромными, напрашивался вывод о том, что половина бомб еще спит. И может проснуться в любую минуту.

— Укия?

— Большинство систем разнесло на куски, — отозвался «Укия. — Но одна бомба не рванула, к счастью, в нужном нам отсеке.

— Ох, слава Тебе, Господи.

Укия знал, что Макс произносит эти слова по привычке, но сам он тем не менее молитвенно сложил ладони и прошептал:

— Благодарю Тебя, всемогущий Боже, за Твою милость к нам, грешным. Аминь.

— Укия! — фыркнул Макс. И объяснил Сэм: — Он там молиться вздумал! Нет, я не атеист. Малыш, ты сможешь сам вылезти?

Укия взвесил аппарат на ладони.

— Наверное, мне понадобится помощь.

Как ни странно, но Укии безумно хотелось знать, что же произошло между Гексом и Праймом сотни лет назад.

Когда Прайм покидал базовый корабль, он был ранен и постоянно терял кровь, а вместе с ней и воспоминания о недавних событиях. Время от времени Стая сталкивалась с опасностями, вызванными нехваткой сведений о прошлом. Например, они не знали, что базовый корабль потерпел на Марсе крушение. И что Гекс может вернуть команду к жизни из криогенного сна. И что Брыкающиеся Олени рождены специально для того, чтобы создавать Тварей.

Какие еще тайны покрыты мраком?

Осматривая корабль в поисках необходимых приборов, Укия получал все больше доказательств постоянного саботажа Прайма. Оружейная комната была опустошена до последнего патрона, а груда сломанного оружия валялась в одном из контейнеров. У многих дверей отсутствовали замки. Главную панель управления расстреляли из лазерных пистолетов, которые потом свалили горой на капитанском мостике. Лифт претерпел серьезные изменения в своей форме, а именно — стал непригоден для употребления и вообще опасен для жизни.

За Праймом тянулся след поломанного оружия. Он сделал все, чтобы и Гекс не смог воспользоваться пушками, и для этого расстрелял все магазины по высокочувствительной технике. Так он убил двух зайцев — и вооружение уничтожил, и все системы корабля привел в негодность.

Гекс скорее всего был ранен так же серьезно, как и Прайм. Последним воспоминанием бунтовщика было его бегство от врага. Раны Прайма были так серьезны, что он не помнил, ни что сделал с кораблем, ни даже где шлюпка находится.

Быть может, Гекс тогда же растерял память о местонахождении шлюпки? Или это произошло позже. Без оружия Гексу было очень нелегко выжить в этом опасном и враждебном мире, полном недружелюбных местных жителей, которые предпочитали скорее умереть, чем стать Тварью.

Хорошая работа, отец.

В самом конце Укия обнаружил пять Гексовых тел, сваренных в криогенных контейнерах и похожих на высушенные мумии. Тут-то он порадовался, что Прайм растерял часть воспоминаний о происходившем.

Юноша собрал все приборы, которые смог найти, и вернулся в каюту с овипозитором.

Когда Укия выбрался наружу, Макс наблюдал за Сэм, которая возвращалась из леса.

— Можно сколотить неплохое состояние на продаже билетов в это чудесное место, — приветствовал друга старший детектив. — Наверное, на Земле не так много подобных загадочных уголков.

Сэм плюхнулась на траву рядом с Максом.

— Хочу ли я знать, для чего нужна эта дребедень? — задумчиво протянул Макс.

— Для вивисекции, — вздохнул Укия. Мать немало ему об этом рассказывала. Интересно, память об этом была заложена в нее генетически, перейдя от сородичей, захваченных Гексом, — или происходила из личного опыта? — Машина копирует биообразцы живых тел.

— Если бы здешние машины выстраивались в очередь по степени вредности, эта бы заняла первое место, — отозвалась Сэм. — Ее бы я с радостью расколотила первой! Надеюсь, она нам не нужна.

— Совершенно. Ее применяют для распознавания репродуктивных систем природных жизнеформ, предназначенных для производства ребенка-полукровки. — Укия подвел всех к аппарату повторного упорядочения. — Зато вот это нам очень даже понадобится.

— И этот аппарат способен на такое?

— Если Онтонгард введет свои клетки в яйцеклетку, они поглотят ее, а не оплодотворят. Если такую яйцеклетку поместить в тело человеческой матери, она станет Тварью. Без всяких детей.

Укия вытащил из сломанного прибора оплодотворитель.

— С помощью этого они извлекают генетические образцы. Потом образцы помещаются в статическое поле — и извлекаются по мере надобности. В статическом поле клетки пребывают в состоянии полной недееспособности.

Сэм потрясенно помотала головой.

— Что за ирония! Ради блага многих эта штука паразитирует на благе одного. Обычно это считается положительной чертой.

— Из-за нее-то с Онтонгардами так трудно бороться, — вздохнул Макс.

Укия показал Максу, как отвинтить внешние болты и разобрать сломанные части станции, чтобы добраться до единственно нужной. Макс работал и ругался сквозь зубы. Наконец его глазам предстал тонкий, странно изогнутый аппарат.

— Я видел Гекса. На вид он был вполне человекообразен! Боже мой, да как хоть сколько-нибудь гуманоидная раса могла изобрести такое? Не сказал бы, что у меня толстые пальцы, но мой едва пролезает в дырку, чтобы нажать на рычаг. А подцепить его я могу только двумя средними пальцами. У них что, нет никаких представлений об эргономике?

Укия на миг оторвался от компьютера.

— А, вот ты о чем! Это изобрели гаххи. У них вместо пальцев щупальца.

— А почему Онтонгарды не адаптировали прибор под себя? — спросила Сэм.

— Онтонгарды оценивают себя в масштабе, слишком мелком для человеческого восприятия, — ответил Укия. — Может, следующая раса «хозяев», чьи тела они решат занять, снова окажется обладателями щупальцев? Так что им до этого нет дела.

Аппарат повторного упорядочения оказался слишком велик, чтобы вынести его целиком. Укия обыскал корабль, но запасного выхода не нашел. Множество пробоин, выходящих наружу, были слишком малы даже для того, чтобы выкарабкаться через них самому. Пришлось разобрать аппарат на три части, завернуть их в мягкую упаковку, которую захватил с собою Макс, и переправить наружу через гранитный камин. За ними последовали силовые коннекторы и переносные гидрофузионные генераторы энергии. Макс предположил, что их друзья могут воспротивиться идее спасения, на что Укия молча продемонстрировал ему два целехоньких генератора статического поля и уцелевшие части еще трех таковых.

— Это все? — спросил Макс, когда Укия выкарабкался из дыры после завершающего рейда за приборами.

— Все, кроме Онтонгардов. — И Укия снова завалил отверстие камнями.

Сэм помогала по мере сил.

— А как мы собираемся найти Алисию, Зою и Крэйнака? ФБР заодно с полицией, помнится, всю страну вверх дном перевернули в поисках Бродиса и Квина!

— Онтонгарды избирают для укрытия места, известные людям, в чьих телах они поселились. Они не любят неизвестности. Обычно Онтонгарды следуют привычкам «хозяина».

Макс тихо выругался.

— Черт, мы же даже не знаем, кто такие остальные Онтонгарды! Их же, наверное, не одна дюжина...

— Если мы сможем вычислить, в чьи тела они подселились, то их без труда отыщем, — ответил Укия.

— Ну-у, — протянула Сэм. — Жертвы пожара и те, что утонули, скорее всего и похищены. Так что, возможно, в результате мы имеем целые семьи Онтонгардов — Броди, Уэлш, Ландин...

— Уэлш и Ландин. — Макс в раздумье потер лоб. — Где-то я видел эти имена, помещенные в едином списке...

— Карл Ландин и Сонни Уэлш оба утонули в конце июля, — сообщила Сэм. — Но что-то не припомню, чтобы я тебе раньше об этом говорила! Времени было мало — между всеми этими перестрелками!

— Они — дальние родственники, — продолжал хмуриться Макс.

— Об этом я ничего не знаю, — покачала головой Сэм.

Макс похрустел пальцами и склонился над багажником «блейзера».

— Я знаю, где я видел эти имена! Вот здесь! — Он вытащил наружу фотокопию «Смерти Магии», перелистал несколько страниц и коротко расхохотался. — Здесь не без Алисии! Все они — родственники Брыкающихся Оленей. Онтонгарды опускаются до обзаведения родословной.

По неизвестной причине автор включил в записи генеалогическое древо, берущее начало в клане Брыкающихся Оленей. Как ни странно, Волшебный Мальчик был из оного полностью вырезан. Зато Джей был вписан в родословную. Когда генеалогия доходила до Джесса, в ней оставалось не так уж много имен Брыкающихся Оленей.

Вот оно, богатство, заключенное в кровном родстве!

Сэм нахмурилась.

— Но здесь нет Броди! И Бриджес — а это девичья фамилия Вивиан!

Макс внезапно с шумом втянул воздух сквозь зубы. Его неожиданно осенила догадка.

— Автокатастрофа! Наверняка пострадавшим делали переливание крови!

— Да, — отозвалась Сэм. — Мэтту и Вивиан — точно. Но Гарри не попадал в ту аварию.

— Бедный мальчик, — вздохнул Макс. — У него не было шанса спастись.

Сэм взяла пачку фотокопий с книги.

— Раз уж от нас с Максом не будет большого толку в наладке машины, почему бы нам не заняться сравнительным анализом этих данных с файлами, которые у меня с собой? Посмотрим, что из этого получится...

Закрыв глаза, Укия извлек из памяти свой любимый образ Индиго — первый миг, когда они почувствовали взаимное влечение.

... Ее лицо вдруг изменилось от удивления и от чего-то еще, должно быть, от радости. Внезапно она стала так прекрасна — жесткие черты смягчились, и на нее нельзя было смотреть без замирания сердца. Она протянула ему руку, и Укия сжал ее тонкие пальцы. «Укия! — прошептала она, нежно стискивая его ладонь. — Как я рада, что ты остался жив!..»

Он снова ощутил в своей руке тепло ее пальцев, как будто бы в самом деле прикоснулся к ней. Потом пришло прекрасное продолжение, все наполнил великолепный покой, имя которому было — Индиго. В острой боли множества потерь он находил утешение только в воспоминаниях о ней.

Ему пришлось позвонить ей и предостеречь и, может быть, попрощаться навсегда. Она ответила — в голосе Индиго звучала улыбка.

— Я только что отвезла Киттаннинга обратно к твоим мамочкам. Все очень довольны. Я рада, что ты поделился с ними своими жуткими историями. Ты сам-то где? В Портленде? В Хьюстоне?

— Мы не можем вернуться. — Говорить это было больно. — Мы решили попытаться выручить Крэйнака, Алисию и Зою.

В трубке воцарилось долгое молчание. Наконец:

— Ты не шутишь?

— Нет. Мы нашли поисковый...

— Укия! — оборвала его Индиго. — Линия может прослушиваться. Скажи мне одно — я тебе там нужна?

— Я очень хотел бы, чтобы ты была здесь. Но ты нужнее мне там. Если до рассвета я не позвоню еще раз, за Киттаннингом может прийти Дегас. Позаботься о нем, хорошо? И не пытайся делать это в одиночку. Тебе поможет Хеллена.

Снова — продолжительное молчание.

— Я его в порошок сотру, если он тебе повредит.

Укия улыбнулся такому железному обещанию.

— Знаю. Я люблю тебя. И очень постараюсь к тебе вернуться.