Оборванный след

ГЛАВА 11

Суббота. 28 августа 2004 года

Пендлтон, Орегон

Сэм предположила, что ОТР, фигурирующий в ежедневнике Алисии, значит Орегонский Торговый Ряд. Судя по виду из окон, место это должно было привлечь внимание девушки; Укия заметил корзины, платья из оленьей кожи, мокасины, раковины и перья. Он бы и сам с удовольствием побывал в этом магазине, так не похожем на все виденные им ранее.

Но двери оказались заперты. Красно-белая табличка «ЗАКРЫТО» висела на стекле; конечно, суббота была выходным днем. Странно, в воскресенье открыто, а в субботу нет. В Питтсбурге обычно бывало наоборот, нередко даже по субботам рабочий день длился на пару часов больше. Это что, черта местной культуры? Неужели для индейцев суббота священна? Или он вообще ошибся и магазином владеют иудеи? Укия знал, что в шабат иудеям запрещено работать. Офис детективного агентства в Питтсбурге находился по соседству с Беличьим холмом, где проживала ортодоксальная иудейская диаспора.

Укия прислонился лбом к стеклу, вспоминая, как иудейские семьи ходят в церковь: мрачные, черные одежды, пейсы, камилавки. Его родные тоже каждый день посещали храм, но в них не чувствовалось единства и сплоченности иудеев. Единства не только веры, но и генетической цепочки, которая отпечатывалась на их лицах, цвете волос и глаз.

Он подумал о Джареде и Кэссиди Брыкающихся Оленях. О своей семье, своем народе. К какой церкви они принадлежат? Во что верят? Ходили ли они в церковь сегодня? Какие читают молитвы? И вообще верят ли они в того же Бога? Вглядываясь в темные прилавки с вышитыми рубашками и повязками для головы, он почувствовал себя покинутым и одиноким.

Следующий магазин оказался открыт. В книжке Алисии он значился под названием «Бисер — 22 ЮЗ Дорион». На табличке у входа виднелась надпись «Изделия из бисера», которая объясняла интерес девушки к этому магазину. Из динамиков неслись резкие аккорды рок-музыки, в воздухе пахло благовониями. С правой стороны прилавок был завален пакетиками с бусинами, бисером, стеклярусом, а слева виднелись браслеты из камней и серебра, подвески, кулоны, сумочки, кошельки и пряжки. Настоящие сокровища.

Продавщица была занята другим покупателем, и поэтому Укия присел на корточки перед витриной с прекрасными экзотическими ножами. Рукояти у них были сделаны из оленьего рога, перевязанного яркой тесьмой, а сами клинки — из камня, остро сколотого по краям. К одному даже прилагались ножны из выделанной кожи, расшитые бисером.

— Могу я вам помочь?

Продавщица могла бы быть сестрой Алисии: ярко-красная шевелюра, высокая и крепкая фигура, сияющая улыбка и одежда, какой ни у кого нет. На женщине было облегающее, стянутое шнурками платье, которое внизу разлеталось широкой юбкой, ожерелье из яшмы, а в волосах виднелась нитка с бусинами, спускавшаяся на спину.

— Из чего сделаны эти клинки?

— Обсидиан. Красивые, правда? — Она подошла ближе и облокотилась на прилавок. — Мастер скалывает кусок на острие одним ударом камня.

— А для чего они?

— Думаю, мало кто использует их по назначению, скорее всего в качестве украшения. — Кажется, вопрос ее удивил. — Народный промысел. Эти ножи местные использовали еще до прихода белого человека. Они очень хрупкие, при ударе обо что-нибудь твердое лезвие треснет, и слишком дорогие, чтобы ими резать.

— А сколько?

Она назвала цену — около сотни долларов каждый. Укия подумал, что в модных магазинах на Шейдисайде за них бы взяли еще больше.

Он представился, крепко пожав девушке руку — как его учил Макс.

— Укия Орегон, да, как город. Я частный детектив.

— Неужели! Как ужасно!

— А вы кто?

— Сесилия. Как в песне. — И она запела. — «Сесилия, я на коленях, я умоляю тебя вернуться домой». — Девушка улыбнулась. — Моя мама была фанаткой Саймона и Гарфункеля.

— На самом деле я хотел задать несколько вопросов. — Он вытащил фотографию Алисии. — Это моя подруга, ее зовут Алисия Крэйнак. Она пропала, мы опасаемся, что ей грозит опасность.

Сесилия озадаченно смотрела на снимок.

— Я слышала, она потерялась в лесу. — Продавщица покопалась в пачке газет за прилавком и вытащила номер «Восточного орегонца» за среду, где была помещена фотография Алисии. — Они стояли лагерем в национальном парке.

Макс учил Укию «раскалывать» свидетелей. Насмотревшись детективных фильмов, американцы теперь опасались вдаваться в подробности. Макс использовал «графический», как он его называл, подход, при котором человеку дается только схематичный набросок, и пускай он сам добавляет детали. Но этот способ шел вразрез с природой Укии, и ему казалось неудобным задавать хитрые вопросы, как будто он таким образом обманывал собеседника.

— Мы думаем, ее похитили. Есть доказательства, что ее затолкали в машину. Вот краткий пересказ событий. Теперь наша задача — восстановить все ее действия в Пендлтоне. Быть может, кто-нибудь заметил что-то, сам того не осознавая.

— Похитили? О Боже, бедняга!

— Алисия собиралась побывать в вашем магазине где-то между первым августа и прошлым воскресеньем. Вы не помните, она была у вас?

— Да, заходила. В субботу, две недели назад. — Сесилия говорила медленно, словно не будучи уверенной в своих словах. Она открыла большую, переплетенную кожей книгу посетителей и пролистала несколько страниц. — Да, вот она. Алисия Крэйнак, университет Питтсбурга, Пенсильвания, 14 августа, 2004.

Да, это почерк Алисии, с кружочками над «i», в которых она школьницей рисовала рожицы. Сразу после нее записано было два имени, один человек жил в Портленде, другой приехал из Бойза в Айдахо.

— С ней кто-нибудь был?

— Нет. — Сесилия прищурилась, как будто всматривалась в прошлое. — Она пришла одна. Она была моей единственной посетительницей за час, поэтому мы долго болтали. Ей понравился диск, который я тогда поставила, и я записала ей на бумажку название. Но теперь забыла, что именно.

— О чем еще вы говорили?

— О бисере. Она купила браслеты из кожи и бусин, а также серьги из проволоки. — Глаза ее бродили по комнате, повторяя передвижения Алисии. — Купила нитку бирюзы и все волчьи фигурки, какие у меня были. Ей понравились ножи, впрочем, они всем нравятся, но ей были не по карману.

— Она не говорила, что ее кто-то преследует, следит за ней?

— Нет. Она спрашивала, где можно поесть. И хотела узнать о местных индейских племенах. Я дала ей газету, — она указала на стопку за спиной Укии, — и рассказала о Тамастсликте.

Заголовок газеты гласил «Объединенный журнал Уматиллы», а ниже «Ежемесячная газета конфедерации племен индейской резервации Уматилла, Пендлтон, Орегон».

— А что такое Тамастсликт?

— Это культурный центр местных индейских племен, то есть кайюсов, уматилла и валла-валла. Резервация находится на востоке от города.

Укия вспомнил, что видел указатели по дороге к казино.

— Она не говорила, зачем ей эти сведения?

— Я отвечала на телефонный звонок, поэтому слушала вполуха. Она говорила что-то про Укию. В газете сказано, она пропала неподалеку оттуда, так что, наверное, хотела узнать о городе.

— В резервации?

— Ну, индейцы дольше всего задержались именно там. Слушай, подожди, ты сказал, тебя зовут Укия? Как странно! Я даже не знаю, она могла говорить о городе, а могла и о тебе. Черт, наверное, хотела купить тебе подарок. Я действительно не обратила внимания.

Укии стало не по себе. После июньского безумия он мало думал об Алисии до того момента, как она пропала. И очень больно было осознавать, что она вспоминала о нем прямо перед исчезновением.

— Ее дядя — лучший друг моего партнера. — На словах эта связь казалась нелепой. — Кажется, мы были неплохими друзьями. Нам многое пришлось пережить вместе.

Сесилия ухмыльнулась.

— Я бы и сама не против пережить что-нибудь с тобой.

— Ты говоришь, других покупателей не было? — Он был бы рад еще одному свидетелю.

— Я не припомню, чтобы кто-нибудь заходил, пока она была здесь. Мы в основном болтали об украшениях. И еще о еде. Она спросила, где можно пообедать, кроме фаст-фудов.

— И что ты ей посоветовала?

— «Шари» — неплохое и недорогое местечко. Еще сказала, что если поедет в резервацию, то чтобы заглянула в «Дикую лошадь», там очень приличная кухня.

— Алисия не говорила, что должна с кем-то встретиться? Или что хотела бы?

Сесилия покачала головой, пробежала глазами по комнате, но ничего не увидела.

— Больше я ничего не помню.

Он коротко описал похитителя, высокого блондина, предусмотрительно не упомянув о группе крови. Сесилия не назвала никого конкретного и вообще с трудом представляла, кто мог бы похитить девушку. Укия выписал на бумажку загадочный номер из ежедневника Алисии. Продавщица покачала головой. Зазвонил колокольчик на двери, предупреждая о появлении новых покупателей, и вошли несколько женщин. Укия достал свою визитку.

— Спасибо. Если припомнишь что-нибудь, найдешь меня по первому номеру.

— Конечно, никаких проблем. Надеюсь, вы ее разыщете. Она была очень мила.

Алисия написала только Подземка? Сэм расшифровала это как «Подземный мир Пендлтона, на углу Первой и Эмигрантов». Пропустить это огромное здание было невозможно: на стене издалека сияла большая рука, указующая на перекресток. Над дверью виднелась надпись «Сувениры и подарки», за ней открывалась комната с двумя окошками, как в банке. На подоконнике сидел манекен, изображающий Авраама Линкольна.

На стене висела карта мира, утыканная тысячами разноцветных флажков. Гости могли приколоть значок у того места, откуда они приехали, и Алисия воткнула желтый флажок в кучу около Питтсбурга.

На звон дверного колокольчика из бокового помещения вышла женщина.

— Добрый день. Должна вас огорчить, на сегодня и завтра все туры проданы. Могу заказать вам место на понедельник.

— Я частный детектив, пришел по поводу похищения. Могу я задать вам несколько вопросов?

— Похищение?

Укия достал фотографию Алисии.

— Это Алисия Крэйнак. Похищена в начале недели. Ее дядя нанял меня для поисков.

Женщина внимательно посмотрела на снимок.

— Я ее не узнаю, но ведь у нас каждый день бывает столько народу. Люди болтаются здесь, покупают подарки в лавке и уходят. Проводник тура проводит с посетителями полтора часа, так что, если она ходила на экскурсию, то ее мог запомнить гид.

— Могу я с ним поговорить?

— С ними. Их несколько. Все зависит от того, когда она здесь была.

— Скорее всего в субботу, где-то между первым августа и последним воскресеньем.

— У нас есть книга посетителей, и большинство вносят туда свои имена. Надо проверить, не вписала ли она туда себя.

Она провела Укию в маленький магазинчик с подарками, которые отличались большой оригинальностью. Некоторые относились к жизни ковбоев с Дикого Запада, другие вышли из рук индейских мастеров; еще там было удивительно много китайских безделушек.

Над всем этим возвышался стеклянный ящик с медведем гризли, который стоял на задних лапах, разинув пасть и готовясь издать пронзительный рык. Как всегда бывает, зверь показался ему слишком маленьким, по крайней мере в детстве медведи были больше. В редком меху на брюхе виднелся неровный шов, но клыки длиной в человеческий палец производили впечатление.

Билетерша стояла за медведем, она пролистывала толстую книгу посетителей и напевала:

— Алисия. Алисия. Алисия. Крэйнак. Ее так звали? Питтсбургский университет?

— Да, это она.

— Была у нас седьмого августа. — Женщина указала на строчку в книге. — Я посмотрю, кто тогда дежурил.

Та суббота выдалась очень хлопотной: седьмого августа расписались больше ста человек. Роза и Алисия посетили один и тот же тур, девушки занесли свои имена рядом. Большинство людей прибыли с Западного побережья, была одна супружеская пара из Австралии и еще одна из Бостона. Как ни странно, из местных не было никого — если, конечно, все посетители отметились в книге.

— Вам везет. — Билетерша вернулась. — В тот день дежурил Фрэнк, и сегодня он здесь. Он внизу, меняет лампы для следующей группы.

— Могу я с ним поговорить?

Она объяснила, что надо выйти на улицу и повернуть за угол. Снаружи Укия увидел две надписи «Уэбб» и «Грант», выбитые на углу дома.

Это же изначальные имена, какими их помнит Ренни!

На первом этаже раньше был игорный дом, а на втором располагался бордель. Юноше стало интересно, почему изменили старые названия. Он вошел в комнату и обнаружил, что она осталась прежней — в некотором роде. За столами сидели одетые в голубые джинсы и ковбойские шляпы манекены, в помещении царили все те же холод и мрак, как он и помнил. Откуда-то издалека донеслась ругань, и Укия сделал несколько шагов в сторону второй двери.

— Фрэнк?

— Кто там?

Он шел за голосом по лабиринту из комнат.

— Эй!

— В следующей комнате, — послышалось уже совсем близко.

Это оказался практически пустой полуподвал с высокими потолками. Посередине прямо под керамической люстрой стояла лестница, а на ней мужчина с лампой в одной руке и фонариком в другой. На полу лежало еще несколько коробок с лампами.

— Вы Фрэнк?

— Он самый. — Фрэнк наклонился и протянул Укии лампочку. — Можете подержать? Мне рук не хватает.

Тот взял лампочку и фонарь, и Фрэнк спокойно полез вниз. Это был высокий, крепко сбитый парень с темными волосами и добродушной улыбкой.

— Я частный детектив, — представился юноша. — Меня зовут Укия Орегон.

— Привет! — Фрэнк усмехнулся, и они пожали друг другу руки, причем Укии пришлось засунуть лампу и фонарь под мышку. — Давай заберу все это. Спасибо. На самом деле это работа для двоих, но сейчас все слишком заняты. Укия? Как город?

— Меня назвали в честь города, — лаконично объяснил он, опасаясь, что разговор уйдет в ненужную ему сторону. В Питтсбурге таких проблем никогда не возникало. — Я занимаюсь делом об исчезновении Алисии Крэйнак.

— Кого? — Фрэнк положил прогоревшую лампочку в пустую коробку.

Укия кратко изложил суть дела и подвел итог:

— Теперь все больше кажется, что ее похитили. Сейчас мы проверяем все места в Пендлтоне, где она была.

— Чтобы узнать, с кем она встречалась и кто мог за ней проследить и похитить.

— Да. — Укия неуютно поежился. — Но пока у нас никаких зацепок.

— А через три дня этот город взорвется туристами. Вам уже говорили о скачках?

Укия покопался в памяти.

— Да, население увеличивается втрое.

— Ага. У нас уже чувствуется суматоха. Фотография девушки есть?

Укия вытащил снимок Алисии и показал Фрэнку.

— Я помню ее. Не уверен, что скажу вам что-нибудь важное, но я ее помню.

— Все равно расскажите.

— Не помешает, если я продолжу разбираться с лампами? Многие перегорели во время утреннего тура, а уже через двадцать минут начнется новый.

— Конечно. — Укия убрал фотографию. Фрэнк сложил лестницу и уже приготовился ее нести, но взгляд его упал на брошенные на полу коробки с лампами.

— Можете их забрать?

Укия подхватил лампочки и пошел вслед за Фрэнком через несколько подвальных комнат. Из-за отсутствия окон он чувствовал себя страшно неуверенно: следопыт привык всегда знать, где запад, где восток, и видеть окружающий мир. Если и было на свете место, где он способен заблудиться, так именно в замкнутом подземелье. Они миновали макет китайской прачечной и магазин с мороженым. Укия поражался размерам подземного комплекса — создавалось ощущение, что они двигаются по целому городу.

— Что это за место? — спросил он.

— Подземка Пендлтона.

Фрэнк открыл дверь в совершенную темноту, включил фонарик и продолжил путь, освещая себе дорогу. Белый круг прыгал по стенам, заставленным коробками, с потолка свешивались туши животных; судя по всему, они попали в реконструированную лавку мясника.

— Когда город строили, все здания появлялись примерно в одно время. С дешевой рабочей силой проблем не было — множество китайцев, которые проводили железную дорогу. Поэтому решили построить подвалы, чтобы они были между собой связаны, и, как водится, двинулись на этой идее. Коридоры тянутся на семьдесят миль.

— И все соединены?

— Раньше было так. А теперь многих туннелей уже нет.

Сразу же за дверью комната резко поворачивала направо, и свет из предыдущего помещения туда едва проникал. Глаза Укии быстро привыкли к темноте, и он проследовал за Фрэнком.

Гид водил фонариком по потолку и наконец нашел три перегоревшие лампы.

— Эти три всегда перегорают одновременно. Я собираюсь на следующей неделе заменить одну из них, чтобы в следующий раз здесь был хоть какой-то свет. — Фрэнк обернулся на Укию. — Будьте осторожны, вон там неровный пол.

И он посветил фонариком в дальней половине комнаты.

Теперь Укия полностью разглядел помещение. Там, где светил Фрэнк, на полу четко вырисовывался большой квадрат. Когда-то, возможно, здесь был колодец, но теперь его завалили землей. На потолке прямо над этим местом висело несколько крюков.

— Что это было?

— Колодец глубиной футов десять, облицованный пробкой и заполненный соленой водой. — Фрэнк поставил лестницу под фонарем. — От пневматического компрессора шли две спирали. А соленая вода замерзает быстрее обычной.

— Зачем? — Укия придерживал шатающуюся лестницу.

— Это был единственный способ получать лед. — Фрэнк высветил из темноты высокую жестяную посудину. — Эти плошки наполнялись весенней водой, а потом опускались в яму. Вода замерзала за ночь, и наутро вы получали кусок льда весом в сто фунтов, который продавали по доллару за фунт. Дайте-ка мне новую лампочку.

Укия забрал у Фрэнка перегоревшую лампу. Он отвернулся, чтобы не травмировать чувствительные к свету глаза.

Прячущиеся в сумерках предметы были каким-то образом связаны с воспоминаниями Ренни. Движимый любопытством Укия попытался вызвать четкую картинку и выяснил, что может сделать член Стаи, имея в наличии яму с замерзающей водой и полудохлого Онтонгарда. Клетки инопланетянина могут или вырабатывать тепло, чтобы не замерзнуть, или лечить организм. Если еды мало, то сделать и то, и другое невозможно. Если еды нет совсем, они не могут ничего.

Укия отмахнулся от воспоминания и неожиданно перестал узнавать комнату.

— Здесь раньше были окна, через которые проникал лунный свет.

Фрэнк спустился с лестницы и странновато взглянул на собеседника.

— Лунный свет? Ну да. Нам пришлось кое-что здесь поменять. — Он подошел к стальной двери, ведущей в мясную лавку, и закрыл ее. — В целях противопожарной безопасности мы вынуждены были поставить эту дверь и все время держать ее запертой.

Фрэнк пересек комнату и оказался там, где раньше было окно, а теперь появилась дверь.

— Мы вышибли окно и вставили дверь. Туда мы попасть не можем. — Он махнул рукой вправо, охватывая всю стену. — Так что эта соединяет с баром.

За дверью оказалась маленькая комнатка треугольной формы. Солнечный свет лился через решетчатую стеклянную крышу.

— Обычно под самими зданиями находятся подвалы, а под тротуарами идут служебные туннели и световые колодцы. — Фрэнк указал на падающий сверху луч. — Здесь использован морской бинокль, лупы вставлены на поверхности около мостовой.

— А тротуар там? На улице?

Укия попытался восстановить в памяти все повороты и коридоры, чтобы понять, какая над ними улица.

— Да. Смотрите, потолок укреплен, чтобы выдержать асфальт. — Фрэнк повернулся и указал на второе окно, в котором вместо стекла была вставлена фанера. — Мы поставили его, чтобы защититься от пожаров. В стародавние времена тротуары были из дерева, а в окнах стояло стекло, чтобы впускать свет и препятствовать холоду.

На противоположной стороне комнаты была еще одна дверь, очевидно, ведущая в бар.

Укия долго смотрел туда — он почти вспомнил ее. Странно, обычно он или восстанавливал событие полностью, или вообще не вспоминал ничего. Быть может, это одно из воспоминаний Ренни, а теперь здесь все слишком изменилось, и поэтому сознание не желало узнавать.

— Там тоже было окно?

— Кто его знает? С 1870-х многое изменилось. Когда мы начали разрабатывать этот маршрут, здесь была просто дыра в стене. Ее использовали как тайный лаз во время полицейских рейдов.

Фрэнк открыл дальнюю дверь.

В комнату дохнуло запахом нафталиновых шариков. Укия поднял взгляд на жестяной потолок, и ужас сковал его сердце, потом, впрочем, так же быстро отпустило. Юноша подался назад, с трудом превозмогая желание убежать.

Что здесь было? Что произошло с Ренни?

Нет, Ренни никогда не появлялся в этом странном помещении за лавкой мясника.

Я помню это. Меня здесь мучили.

Укия прошел вперед, дрожа от страха и восторга: он наконец-то вспомнил что-то из своей прежней жизни.

Обстановкой комната походила на игорный зал. Запах нафталина источали мешки с одеждой, свешивающиеся с потолка. Укия огляделся, но, не увидев ничего примечательного, вернулся обратно к световому колодцу.

И тут его накрыло яркое воспоминание.

... пол в комнате находился на уровне подоконника. Он лежал в грязи, напуганный сверх всякой меры, и смотрел на дверь. Она была куда меньше и занимала место за буфетом...

На этом все обрывалось.

— Вы в порядке? — спросил Фрэнк, заметив, что лицо посетителя изменилось. — Некоторых здесь охватывает клаустрофобия. Люди просто не ожидают такого. Вообще-то это обычный подвал, но после всех поворотов иногда...

— Я был здесь еще ребенком, — потерянным голосом объяснил Укия. — Что-то произошло и очень меня испугало.

— Что же это было?

— Не помню. Я вообще ничего не помню о своем детстве, полная амнезия. Я найденыш, которому дали имя приемные родители.

— Значит, Укия Орегон не настоящее ваше имя?

— Нет.

Укия вдруг вспомнил, что Брыкающиеся Олени называли его исключительно дядюшкой. Как же его на самом деле зовут?

Судя по всему, Фрэнк готовился выяснить все подробности из жизни юноши.

— Расскажите мне об Алисии. — Укия вовремя успел прервать поток вопросов.

Фрэнк поманил его за собой, втащил лестницу в комнатушку и закрыл дверь.

— Она была одной из двадцати человек, которых я провел по выставке... м-м-м... примерно месяц назад, — продолжил он. — Она, кажется, была вместе с маленькой девушкой, похожей на итальянку. Смеялась над моими шутками. Вообще она вела себя как феминистка. Это сейчас индейцы спорят с китайцами за территории около города. А раньше все эти земли принадлежали равнинным индейцам. Приходившие с гор белые люди почти всегда голодали, а индейцы встречали их мирно и продавали еду.

— Какое отношение это имеет к Алисии?

Фрэнк остановился под следующей перегоревшей лампой, и его фонарик осветил старую карту города, где сохранились названия улиц, какими их помнил Ренни.

— Ну, в первой части экскурсии я рассказывал про ужасные условия жизни китайцев и индейцев. Китайцы служили по найму, то есть они поднялись на одну ступеньку над рабством. А индейцев согнали в резервации. Алисия спокойно прослушала всю эту историю. Во второй части мы пошли в «Уютные комнаты», в бордель. И неожиданно на лице ее появляется страдальческое выражение. Потому что здесь мучились белые женщины.

Фрэнк потянулся за следующей лампочкой.

Укия окинул Фрэнка яростным взглядом, недовольный, что какой-то незнакомец так резко судит Алисию.

— Хотите сказать, что она фанатик?

— Это упрощение, — ответил Фрэнк, глядя на собеседника сверху вниз. — Какое дело американке 2004 года до старого китайца, жившего сто лет назад? Ей жаль его, но он ведь уже умер. Вот она, Америка! Мы допустили много ошибок — того или иного рода, — но ведь теперь все в прошлом, да? Она не видела, как сегодня мучают китайцев, поэтому считает, что все плохое позади. С другой стороны, шлюхи есть по-прежнему.

— Да, наверное.

Гнев уступил место смущению. В семье Индиго никогда не говорили о дискриминации, но разве это значит, что ее вовсе не было?

Фрэнк потянулся за новой лампочкой.

— Так она ваша подруга? — спросил гид, не отрываясь от патрона люстры.

— Да.

— Очень вам сочувствую. Надеюсь, она отыщется. — Он передал перегоревшую лампочку. — Сюда приезжают люди, играют в казино, посещают Тамастсликт. Они видят гектары возделанной фермерской земли, резервацию, не огороженную колючей проволокой, а всего лишь отмеченную табличкой, и уезжают, сделав неправильный вывод.

— Какой же?

— Они думают, прошлое умерло. И не видят, что прошлое — это всего лишь начало будущего.

После сырого и холодного воздуха подземки Укия с радостью вышел на солнечный свет и ступил на теплый деревянный тротуар. Он стоял прямо на углу, разглядывая старинные имена улиц и сожалея, что не спросил о причине перемены всех названий.

И тут следопыт почувствовал запах Кэссиди. Легкий ветерок принес аромат кедровых стружек, а затем на дороге показался ее пикап. Она заметила Укию, помахала ему рукой, но не остановила машину. Неожиданно женщина передумала: она затормозила и нажала пару раз на клаксон.

— Хей, Укия! — Кэссиди высунулась из окна кабины.

Укия огляделся по сторонам дороги и быстро подбежал к пикапу.

На пассажирском сиденье обнаружилась младшая сестренка Кэссиди, Зоя, которая в свое время прославилась похищением анализов крови. Теперь же она приветливо улыбалась юноше. Между ними сидела собака, которая тревожно посматривала на незнакомца, готовая защищать хозяек. Укия кивнул всем троим.

— Привет!

— Как дела, волчонок? — усмехнулась Кэссиди. — Джаред рассказал нам о твоем друге. Мне очень жаль. Была ли тебе удача?

Он пожал плечами:

— Сложно сказать. Поиски пропавшего человека похожи на то, как собираешь головоломку. Держишь в руках кусочек, но не знаешь, куда его вставить. Конечно, картинку с пистолетом или связанным пленником ни с чем не спутаешь, но многие кусочки слишком нечетки или малы, и не поймешь, что на них нарисовано. Просто коричневый мазок, или красная искра, или кусок голубого неба.

— А ты ищешь пропавших людей, потому что сам однажды потерялся? — спросила Кэссиди.

— Нет. Я не ощущал себя потерявшимся. Все было естественно, как будто другого варианта быть не могло.

— Тогда почему же?

— Потому что это у меня хорошо получается.

— А ты нашел важные кусочки от своей мозаики? — поинтересовалась Кэссиди.

— И если да, то я должен все тебе рассказать?

— Может быть. — В ее улыбке появилось что-то лукавое. — Мы же одна семья.

— Неужели?

Улыбка мгновенно погасла, потому что Кэссиди поняла, что зашла слишком далеко.

— Может быть. Джаред запел по-другому, так что все возможно. Давай доверься мне. Все равно Джаред ничего от меня не скрывает. Да и вообще, возможно, я сумею тебе помочь.

— Ну, тогда скажи мне, как добраться до Тамастсликта. Продавщица в магазине бисера сказала, что Алисия искала сведения об индейских племенах. Что-то связанное с моим прошлым.

Кэссиди призадумалась.

— То есть эта Алисия знала тебя?

— Да. Мы дружили.

Молодая женщина прищелкнула языком.

— Залезай в машину. Я тебя подброшу до института и там кое-что покажу.

Укия критически осмотрел забитую кабину.

— Здесь нет места.

Кэссиди открыла окно в задней стенке.

— Назад, Элвис, давай назад. — Пес перебрался в кузов. — Зоя, двигайся.

Девочка села ближе к сестре, и справа образовалось место как раз для еще одного пассажира.

Укия обошел пикап и сел в машину. В кабине стоял плотный запах кедровой смолы, а на полу лежали белые опилки, похожие на хлопья снега.

— Это моя младшая сестра Зоя. — Кэссиди аккуратно вывела пикап на вторую полосу. — Она самый младший ребенок в семье.

Уловив момент, когда сестра была полностью поглощена поворотом, Зоя повернулась к Укии и, приложив палец к губам, страшно округлила глаза.

Чего не говорить? — попытался он уяснить. Не думает же она, что он расскажет о похищении образцов его крови!

Темные глаза девочки расширились до совершенно невероятных размеров, и она опять приложила палец к губам, что он расшифровал как Ничего! Но Зоя уже как ни в чем не бывало смотрела вперед, когда Кэссиди строго взглянула на сестру, удивленная подозрительной тишиной.

— Привет! — улыбнулся Укия старой знакомой. Зоя ответила ему широченной улыбкой.

— Здрасьте. Я уже подсчитала: я твоя прапра-прапрапра... — Девочка загибала пальцы, чтобы не сбиться со счета. — Прапрапраправнучатая племянница.

То есть внучка моего брата или сестры. Мысль эта почему-то странно его поразила.

— Рад с тобой познакомиться, Зоя. Зови меня просто Укия. Так меня назвали мои приемные матери.

А как его назвала настоящая мать? Зоя сжала его руку.

— На ощупь ты самый настоящий.

— Он и есть настоящий, — пробормотала Кэссиди.

— Дедушка говорит, что все его части живые и что если их отделить, то они будут жить сами. Каждая капелька крови, как говорит дедушка, может превратиться во что-нибудь еще.

Кэссиди в отличие от Укии нисколько не удивилась этому заявлению. Она с любопытством взглянула на юношу и проговорила:

— Ну так что?

— Ну да, — неохотно признался Укия. — В общем, так оно и есть. Вот так и появляются мыши.

Зоя запустила руку в карман и вытащила маленькую коробочку. В ней лежал прямоугольный кусок стекла.

— Вот. Покажи мне.

— Что это? — удивилась Кэссиди.

— Стеклянная пластинка из моего микроскопа. — Заметив замешательство Укии, Зоя пояснила: — Я собираюсь стать врачом, поэтому попросила подарить мне настоящий микроскоп на день рождения. Я говорила дедушке о группах крови, а он сказал, что у дядюшки брать анализы крови нельзя, потому что он весь живой. Если его ранят, кровь тут же превращается во что-нибудь еще. — В черных глазах девочки светилась мольба. — Можно мне посмотреть?

Кэссиди с любопытством на него взглянула, но не сказала ни слова.

— Только не рассказывайте об этом другим людям, — осторожно попросил Укия.

— Нет, конечно. Это семейная тайна, — отозвалась Зоя. — Смотри, у меня даже есть ланцет и перчатки. — Она вытащила белые латексные перчатки, какими пользовались в больницах. — Надо быть очень аккуратной, когда берешь анализ крови. Можно? Будет больно всего секундочку.

— А ты тренировалась? — строго спросила Кэссиди.

— Конечно. — Зоя даже несколько обиделась. — Покашляй. Дыши глубоко. Скажи «а». — Девочка взяла его руку. — Пожалуйста.

— Ладно.

— Подожди минутку. — Кэссиди вывела машину на грунтовую дорогу. Они уже выехали за пределы города, и вокруг простирались желтые поля. — Я тоже хочу посмотреть.

Зоя надела перчатки, уколола Укии палец и выжала немного крови на стеклышко. Кровотечение прекратилось очень быстро, и ранка затянулась, несмотря на то что Зоя продолжала сдавливать палец. Девочка даже не успела достать пластинку пластыря, а заклеивать уже было нечего. Кэссиди держала стеклышко.

Кровь неестественно задрожала, собралась в шарик и с каждой секундой твердела и уплотнялась. Через пару минут на месте красноватого пятна сидела божья коровка. Насекомое распахнуло крылышки, покружило в воздухе и приземлилось на руку своего хозяина.

— У меня мурашки по коже, — выдохнула Кэссиди.

— А мне нравится, — отозвалась Зоя. — Это так кру-у-уто.

Кровь приобрела прежнюю форму и втянулась в руку Укии.

— Ух ты! — восторженно всхлипнула Зоя. — Я расскажу о тебе дедушке. Он должен тебя увидеть.

Кэссиди взглянула на юношу поверх головы сестренки.

— Да, я тоже так думаю.

Тамастсликт находился неподалеку от казино, за невысоким холмом. Это длинное низкое здание, выходящее на реку, само по себе являлось произведением современного искусства — что уж говорить об экспонатах. Зоя и Кэссиди прошли по карточкам постоянных посетителей, а Укии пришлось заплатить за билет. Сестры тем временем тихо переговаривались между собой, и сначала Зоя хмурилась, но в конце концов пожала плечами, соглашаясь со словами Кэссиди.

— Знаю, что ты страшно занят, — начала старшая женщина. — Но ты говоришь, что ничего не помнишь о жизни с нашей семьей. И я подумала, тебе было бы полезно увидеть кое-что в этом музее.

— Все?

Укия с тоской огляделся, уже похоронив несколько часов так необходимого времени.

— Ну, ты можешь обойтись без видео. Много времени не понадобится. Семейные предания гласят, что у тебя абсолютная память и ты запоминаешь все, увиденное однажды. Просто пробегись по залам и подумай обо всем позже, идет?

Предложение имело определенный смысл.

Зоя объявила, что все это она видела уже раз сто и, наверное, на сто первый умрет от «ску-у-у-уки». А потому девочка направилась в магазин сувениров. Кэссиди провела Укию через отделанный тиковым деревом холл, за которым показалась настоящая скала, преграждавшая вход в экспозицию. На камне виднелось множество выцарапанных рисунков, а на металлических табличках доступно объяснялась значимость наскальной живописи для мировой культуры.

— Музей разделен на три части, — поясняла Кэссиди. — Какими мы были до прихода белых, какие мы теперь и взгляд в будущее.

Далее располагались коллекции изделий из камня, дерева, кожи и тростника. Судя по количеству приспособлений для рыбной ловли — всяких крючков, грузил, гарпунов, — жизнь раньше вращалась вокруг лосося. Неподалеку стояли несколько тростниковых вигвамов, откуда доносились голоса, рассказывающие легенды о своем народе.

— Таким был наш быт до прихода белого человека, — с некоторой грустью проговорила женщина. — Наши предки жили на этой равнине в течение десяти тысяч лет.

«Посмотри, чем они себя защищают», — и Гекс вытащил короткие копья с каменными наконечниками.

Стрелы, конечно, очень интересные предметы, но они не могли послужить настоящим оружием против Онтонгардов, если те применяли силу. Пускай даже стрела убьет инопланетянина, но очень скоро он снова восстанет к жизни.

— Задолго до появления в Орегоне белых людей их лошади изменили нашу жизнь.

Кэссиди указала на следующий экспонат — макет двух лошадей с всадниками в полный рост. Металлическая табличка сообщала, как вождь племени кайюсов начал войну против соседей и выиграл ее с помощью лошадей. Мгновенно осознав значимость этих умных животных, индейцы тут же предложили все имеющиеся у них ценности за кобылу и жеребца.

Укия глядел на конную пару и гадал, знал ли он сам этого древнего вождя? Быть может, они даже родственники?

— Потом появился и сам белый человек. Музей рассказывал о начале торговли, о том, как европейцы-французы продали эту землю американцам с Восточного побережья. Изучив размеры покупки, американское правительство открыло равнины для переселенцев. Любая белая семья могла получить целый гектар земли, и около полумиллиона человек отправились на поиски новых домов.

Прочитав про договор в Луизиане, Укия принялся рассматривать карту.

— А почему она была французской?

— Потому что они первыми сюда прибыли.

— А как же индейцы? Они ведь тут давно жили.

— Им пришлось ютиться на клочке земли, который правительство соблаговолило им выделить. — Кэссиди принялась водить пальцем по карте, где были нарисованы разноцветные участки и стрелки. — Раньше все это принадлежало нам, а потом нам велели переселиться вот сюда. Потом наши территории еще сократили. На сегодняшний день осталось вот столько.

Укия посмотрел, где на карте нарисованы реки: некоторые протекали через границы резерваций.

— Мы жили только рыбой. И голодали.

Да, Онтонгарды поступили бы с индейцами точно так же. Укия почувствовал, что его предали. Он читал дальше, и картина становилась все мрачнее. Белый человек принес с собой оспу и корь. Вымирали целые деревни. Один белый врач хотел спасти больных кайюсов, но не смог. А те, считая, что он отравляет несчастных, убили его и развязали тем самым войну, в которой их ждало только поражение.

Наконец Укия обессилел. Он быстро миновал следующий зал, глядя в пол, чтобы не видеть развешенных по стенам картин. В этом бегстве от правды он остановился только в тиковом холле. Но, как Кэссиди и говорила, все увиденное твердо запечатлелось в памяти.

— Зачем я должен был все это видеть? — яростно прошептал он. — Это все равно что яд пить.

— Ты все это пережил. — Кэссиди погладила его по плечу. — Белые воровали, лгали и убивали наших людей. Кайюсы больше уже не говорят на своем языке, нас лишили его в начале 1800-х.

— Я ничего не помню, — прошептал он. — Ничего из этого!

Даже если найти мышь со старыми воспоминаниями, захочу ли я восстановить их в своем сознании?

— Но если ты когда-нибудь вернешь свою память, — так же тихо отвечала Кэссиди, — именно это ты узнаешь. Ты был свидетелем, как белые люди совершали страшные преступления, а теперь ты живешь с ними.

Почему мама Джо и мама Лара не говорили об этом? Почему скрывали истинное наследие его племени? Почему Макс за последние несколько дней не рассказал о том, как обстоят дела на самом деле? Его вера в мам и Макса поколебалась.

Укия понял, что был прав, когда в первый раз увидел дом Брыкающихся Оленей и сравнил его с клеткой для людей. Жизнь его коренным образом переменилась. Единственный способ забыть все увиденное здесь — это потерять воспоминания вместе с кровью и никогда не найти их.

Кэссиди откинула волосы с его глаз.

— Ты предупрежден, и, наверное, уже будет не так больно.

Укия опустил голову, и черные пряди снова упали на лоб.

— А здесь что-нибудь связано с Алисией?

— Да. Фотография, которую она не могла не видеть.

Кэссиди указала на узкий коридор, ведущий в сторону от главного холла.

Справа по коридору находился магазин сувениров, слева — туалетные комнаты, а в конце несколько служебных помещений. На стене висели фотографии с временной выставки, посвященной массовым сборищам публики, металлические таблички гласили, что это семейные снимки, сделанные во время ежегодного родео. Будь Укия один, он бы и не подумал заглянуть сюда.

— Не уверена, что это важно, — медленно протянула Кэссиди. — Считай это моим кусочком неба или красным мазком. — Она напомнила их недавний разговор о собирании головоломок.

Большинство фотографий были цветными, на них изображались веселые люди в ярких костюмах. Но несколько снимков явно относились к более раннему времени; с одного из них, черно-белого, смотрело знакомое лицо.

— Это я.

— Ага. — Кэссиди вытащила копию фотографии, которую он дал ей еще в магазине. Очевидно, там стоял сканер, и странный шум издавал именно этот аппарат. Женщина приложила бумажку к большой фотографии: несмотря на разную длину волос, это был один и тот же человек. — Я догадалась вчера и проверила их. Если Алисия видела это, она точно тебя узнает. Ты с тех пор не сильно изменился.

В музее тоже была гостевая книга. Укия в душе благословил этот странный орегонский обычай — оставлять свое имя во всех посещенных местах. Поистине замечательная помощь для частного детектива. К сожалению, в Питтсбурге люди не имели такой полезной привычки.

Имя Алисии значилось 21 августа, то есть через неделю после магазина бисера и за несколько дней до исчезновения. Розы то ли вообще не было, то ли она не подписалась.

Зная конкретную дату, Укия принялся расспрашивать работников музея. Впрочем, не стоило надеяться, что кто-нибудь вспомнит девушку; к тому же они до сих пор вообще не встретили ни одного работника, за исключением продавщицы билетов на входе.

К счастью, продавщица в сувенирной лавке кое-что припомнила про Алисию.

Но юная индианка только покачала головой, когда ей показали фотографию пропавшей.

— В это время здесь бывает очень много людей. Но лицо ее мне кажется страшно знакомым.

Укия достал снимок, сделанный на Рождество, где он сам стоял радом с Алисией. Необычные люди запоминаются легче, а племянница Крэйнака обладала драгунским ростом.

— Да, я видела ее. Она спрашивала про какую-то фотографию с родео. Естественно, там нет имени человека, изображенного на снимке. Я рекомендовала ей обратиться к куратору, который должен был появиться в понедельник.

— Алисия не говорила с вами о чем-нибудь еще?

— Она купила одну книгу. Сказала, что в подарок другу, который родился в одном из местных племен.

Алисия купила мне книгу?

— А она не говорила, что этот друг имеет какое-то отношение к человеку на фотографии?

Женщина подумала и кивнула.

— Да, что-то такое было. Она хотела узнать имя той семьи и спросить их, не пропадал ли у них несколько лет назад ребенок. Спросила, не терялся ли в нашем районе маленький мальчик.

— И что вы ответили?

— Я выросла далеко отсюда. — Она прижала руку к сердцу. — Я из племени кри. На родео я встретила своего будущего мужа и три года назад переехала к нему сюда.

— Имя мы не написали, потому что не хотели давать искателям награды подсказок.

Кэссиди объяснила, почему фотография была анонимной. К ним уже присоединилась Зоя, которая раньше не видела снимков с родео.

— Они могли бы сделать копию, потом обработать на компьютере и сделать видеозапись или еще что-нибудь в этом роде. Дедушка бы поверил — ему уже больше ста лет, он родился еще до изобретения телевидения и не знает, что сегодня можно делать с фотографиями и пленками.

Укия одобрительно хмыкнул, но не оторвал глаз от собственного изображения. Что могла понять Алисия? Они с Максом не рассказывали Крэйнаку об истинной природе юноши, и Алисия не могла знать, что это он сам, но могла предположить, что это близкий родственник. И, судя по всему, она пришла к следующему выводу: Укия принадлежит к какому-то из местных индейских племен.

Трогала ли Алисия фотографию? Он коснулся рамки — едва ощутимый след говорил о том, что она скорее всего снимала ее со стены. Укия приподнял фотографию.

— Что ты делаешь? — зашипела Кэссиди.

— Алисия брала ее в руки, — ответил он, переворачивая картинку обратной стороной. — Она открыла застежки. — И Укия сам отделил рамку от фотографии. На обратной стороне виднелась старинная полустертая надпись: «Волшебный Мальчик Брыкающийся Олень, погиб 23 сентября 1933 года».

Джаред схватил правую руку Укии и большим пальцем сильно надавил на лучевую кость...

— Веди нас, Волшебный Мальчик.

Джаред назвал Укию настоящим именем, но тот не сразу понял. Даже и теперь оно не вызывало в нем никакого отклика.

— Меня зовут Волшебный Мальчик?

— А как еще ты стал бы называть двухсотлетнего подростка? — спросила Кэссиди.

23 сентября. В этот день Ренни приехал в Пендлтон.

Удивляясь странному совпадению, Укия повесил фотографию на место.

— Значит, Алисия знала имя.

— Мы никак не связаны с ее исчезновением. — Кэссиди подняла руки ладонями вверх.

— Я ничего такого и не говорил. — Он снова погрузился в рассуждения. — Она не поняла, что это я. Алисия считает, мне всего двадцать один. Наверное, она стала бы искать родственников Волшебного Мальчика, считая меня потомком.

— Она не обращалась ни к кому из семьи, насколько я знаю, — покачала головой Зоя. — А вот я бы спросила.

— Впрочем, мы не особенно любим говорить на эту тему, — заметила старшая женщина. — Смерть Волшебного Мальчика вызвала в семействе серьезные разногласия.

— Кстати, никого из вас нет в телефонной книге, — пробормотал Укия. — Так что она бы не знала, как с вами связаться. Наверное, обратилась бы к старым документам.

— Тогда пошли! — воскликнула Зоя.

— Сегодня там закрыто, — покачала головой Кэссиди. — Не уверена, что она могла что-нибудь найти. Волшебный Мальчик пропал на родео 33-го года через несколько часов после того, как была сделана эта фотография. Наша семья считала, что его убили, но полиция так и не начала расследования. Сказали, он просто сбежал. Алисия не нашла бы ни свидетельства о смерти, ни о рождении.

— Данные с переписи, — со значением произнесла Зоя. — В 2000 году мы вносили имена всех, кто живет в нашем доме. Она могла найти тех, с кем он жил, а потом посмотреть, какие у них потомки. Это же как паззл.

— В некрологах пишут имена ближайших родственников и указывают степень родства, — задумчиво проговорил Укия. — Если в библиотеке есть подшивка местной газеты и ваша семья поместила туда некролог Волшебного Мальчика, то Алисия непременно заглянула бы в сентябрьский номер 33-го года.

Кэссиди взглянула на часы.

— Наверное, библиотека еще открыта. Посмотрим, нашла ли она что-нибудь.

Библиотека, которая находилась в крыле большого представительного темно-красного здания, закрылась за двадцать минут до их приезда. Зоя стукнула кулаком по двери и торжественно объявила:

— Полный абзац!

— В воскресенье не работает, — с тоской протянул Укия, посмотрев на расписание.

— Можно в понедельник приехать, — предложила Кэссиди. — Если ты еще будешь здесь. Конечно, это не имеет никакого отношения к ее исчезновению.

— Здесь она была и, может быть, встретилась с кем-то, — отозвался тот. — Она была в городе всего три раза. Похитители присмотрели ее или в лагере, или в Пендлтоне.

В качестве места для встречи Сэм выбрала парк в дальнем конце города неподалеку от здания суда. Перед воротами стояла конная статуя, табличка объясняла, что в ней запечатлен Тил Тэйлор, первый шериф Пендлтона, убитый во время побега преступников из тюрьмы. Укия взглянул на монумент, и на ум ему пришли насмешливые слова Дегаса: «Многие считают «го святым мучеником или что-то в этом роде...»

Макс и Сэм сидели напротив статуи, склонив головы друг к другу и увлеченно ведя разговор. Укия уловил запах взаимного влечения: Сэм рассмеялась над словами Макса и спрятала лицо у него на плече. Лицо старшего детектива было мягким, каким Укия никогда его не видел, как будто внутреннее Максово напряжение исчезло. Оба они посмотрели на приблизившегося юношу со смешанным чувством вины и беспокойства.

Укия ощутил укол ревности и постарался отбросить неприятное чувство. За несколько последних дней он пережил столько потрясений, духовных и физических, что стал слишком чувствительным.

— Вот, все явились, не запылились.

— Отлично, — крякнул Макс. — Как насчет обеда?

— Крайне положительно, — отозвался Укия. Еда, сон и звонок Индиго вернут его в нормальное состояние.

Шатаясь по городу, Макс разыскал лучшее заведение, где можно пообедать.

— Я слышал, что в «Рафаэле» отлично готовят.

Сэм несколько поежилась.

— Отлично, но дороговато.

— Твоя награда, — значительно проговорил Макс. — За то, что приютила Укию прошлой ночью.

— Ох! — Сэм встала и замахала руками. — Хорошо, хорошо, ты меня уговорил. «Рафаэль» так «Рафаэль».

«Рафаэль» находился на первом этаже большого здания в стиле королевы Анны. В интерьере преобладали подкрашенное дерево, стекло и произведения современных художников. Прямо за дверью на подставке лежала неизменная гостевая книга.

— Мне это нравится, — пробормотал Макс, едва не насвистывая от радости. — Алисия вела себя как настоящий коп и записывалась во все встреченные книги.

— Да, я заметил, — кивнул Укия.

— Ты не проверял, нет ли рядом с ней повторяющихся имен?

— Одни и те же люди, которые приходят вместе с ней?

— Да.

Укия взял книгу и пролистал ее.

— Нет. Нет, никого.

Макс разочарованно хмыкнул.

Официантка провела их к столику у окна, принесла меню и подала круглый хлеб, еще горячий, с темной корочкой, посыпанной душистыми травами.

Сэм склонилась над столом и сладко промурлыкала Максу:

— Это твоя нога?

Тот несколько удивленно взглянул на молодую женщину поверх меню.

— Да.

— Вот и хорошо, — улыбнулась она. Макс самодовольно расхохотался.

Он заказал перепела под черничным соусом, Сэм — оленину в сладком красном вине, а Укия велел принести лосося в черничном пюре, суп и салат, а также еще каравай хлеба.

— Растущие мальчики, — усмехнулась официантка и пошла в кухню.

Сэм вытащила записную книжку.

— Если я когда-нибудь пропаду, надеюсь, что оставлю больше следов. Сегодняшний день меня практически убедил покрасить волосы в зеленый или красный.

— Однажды Алисия ходила с красной головой.

— Как жаль, что она перестала краситься, — вздохнула Сэм. — Почти нигде, где я была сегодня, не помнят ни Розу, ни Алисию.

Макс внимательно посмотрел на Сэм.

— Думаю, тебе пошел бы зеленый.

— Идиот, — пропела она, но уголки ее губ приподнялись в улыбке Моны Лизы. — «Жареный цыпленок из Кентукки» находится через несколько домов от прачечной; как я и думала, Алисия там проводила время, пока белье стиралось. Энди Генри помнит ее, но они ни о чем, кроме цыпленка и погоды, не говорили.

— А на что похож этот Генри? — спросил Макс.

— Очень маленького роста, с большими ногами, вылитый Микки-Маус, — ответила Сэм. — Он так хочет, чтобы женщины обращали на него внимание, что запоминает любую, которая поговорит с ним.

— Ну, такое описание не подходит ни к одному из похитителей, — покачал головой Укия.

— Я решила одну загадку. — Сэм постучала пальцем по листку в книжке. Алисия написала Большая Раковина во всю страницу среды, восемнадцатого августа. — Я позвонила в университет восточного Орегона в Ла-Гранде и попросила какого-нибудь профессора геологии. Оказалось, что «большая раковина» — это таинственный местный объект, о котором я раньше ничего не слышала. «Раковина» находится к югу от Юбилейного озера и выглядит как большой кусок земли, провалившийся вглубь. На прошлой неделе девушки выясняли в информационной службе, как добраться до озера. Оператор уверен, это произошло в среду утром, и они собирались отправляться немедленно. Но это всего лишь большая дыра в земле со странным магнитным полем, потому что там иногда барахлят компасы.

— Барахлят? — переспросил Макс. Сэм передернула плечами.

— Гарольд Гранц, профессор, считает, там находятся большие залежи железа, как если бы туда упал метеорит. Он рассказал, как ехать: лесная дорога № 63 и три мили к югу от озера. Там парк и лес.

— Что-то тут не так, — нахмурился Макс. — Получается, они провели целый день нигде.

— Ну, Юбилейное озеро пользуется большой популярностью у туристов. Там много радужной форели, есть причал для лодок, кемпинг, столики для пикника и тропинки. Они могли встретить кого-нибудь именно там.

Макс поморщился.

— Но неизвестно, кто именно там был, так что нам не удастся найти свидетелей встречи.

— Это произошло всего лишь на прошлой неделе, — заметил Укия. — Какие-нибудь туристы могут еще быть в кемпинге.

— Нужно съездить туда завтра, — кивнул Макс.

— А что с лагерем, где жила сама Алисия? — спросила Сэм.

— Я поговорил об этом с ФБР. — Тут Макс встретил удивленный взгляд Укии. — Поскольку это похищение и мы не обязательно останемся здесь до конца расследования, я подумал, что стоит работать с ними как можно плотнее.

Да уж, пускай лучше этим занимается Макс. И вообще в связи с ФБР есть определенный смысл: если частные детективы слишком старательно скрываются, можно подумать, они что-то замышляют. Как говорит мама Лара: сидящие тихо часто оказываются в большой беде.

— А они что-нибудь сказали? — Вот Сэм сочла эту затею пустой тратой времени.

Макс оторвался от перепелки.

— Не особенно много, только что постоянные поиски и особенно стрельба отогнали всех туристов с того кемпинга. У ФБР есть список всех, кто там останавливался, и теперь они пытаются их найти и расспросить. — Он взглянул на Укию. — А что у тебя, малыш?

— В подземке ничего особенного — гид ее помнит, и только. Торговый центр закрыт.

— Ах да, сегодня же суббота, — вспомнила Сэм. — По субботам они торгуют на блошином рынке.

Вот и еще одна загадка решена.

— Зато продавщица в магазине бисера вспомнила Алисию, в результате чего я побывал в местном культурном центре с Кэссиди Брыкающийся Олень. — Укия не совсем понимал, о чем можно говорить в присутствии Сэм, и уже готовился ходить вокруг да около правды. — Там висит фотография пропавшего мальчика Брыкающихся Оленей. Алисия должна была заметить, как он похож на меня. Она сняла фотографию и посмотрела на обратной стороне имя.

— И какое же? — Макс как-то напрягся.

— Волшебный Мальчик. Там еще есть дата смерти, но Кэссиди говорит, что свидетельства о смерти нет.

— Некрологи. У Алисии не было записано про некрологи? — Макс вытащил органайзер и пролистал его. — Вот оно! История Укии: некролог.

— Это ребенок, который пропал в 33-м году, да? — спросила Сэм и получила сразу два утвердительных ответа от Макса и Укии. — И ты на него сильно похож?

— Теперь уже нет. — Юноша попытался не особенно ерзать на стуле. — Но был, когда меня только нашли. Это Кэссиди предположила, что Алисия видела этот снимок и сделала выводы.

— Значит, в генах твоей семьи есть странная склонность пропадать в глуши и бегать с волками? — усмехнулась Сэм.

— Ну да, — горестно кивнул Укия. Сэм покачала головой.

— Странно, что ты находишь девушек, готовых не замечать этого недостатка и производить следующее поколение, которое опять должно будет пройти через это.

Макс кашлянул.

— Алисия спрашивала на почте, не знают ли они кого-нибудь по имени Брыкающийся Олень. — Он заглянул в ноутбук. — Ей сказали про Элейну Брыкающийся Олень, которая работает в «Речном истоке» по пятницам и субботам.

— Она официантка, — объяснила Сэм. — А «Речной исток» находится на другом конце города.

— Сегодня у нас как раз суббота, — решительно начал Макс. — И совсем не помешает проработать тамошнюю толпу, вдруг кто-нибудь видел Алисию и разговаривал с ней.

— Под конец народ там неслабо навеселе, — заметила Сэм. — Они пьют, чтобы напиться.

— Тогда мы все поедем туда, — невозмутимо проговорил Макс. — А то одному понадобилась бы помощь.