Глава 34

Утром первым постучал Митрич. Он принёс оставленный на его попечительство вечером фрак. Подождав вчера возвращение барона, и поняв, что это надолго, загнал на подворье его карету. И объявил, удивлённым хозяевам дома, что приехал барон, муж Татьяны Николаевны. Но Татьяна не желала так рано подниматься. Серж послал доброго Митрича к чёрту. Не желая отпускать от себя Сержа, княжна бесстыдно требовала новых ласок. О, она была чрезвычайно благодарна судьбе за то, что подарила встречу с таким необыкновенным мужчиной. Для неё в жизни не было большего счастья, чем нежиться в его объятиях.

Спустившись только к обеду, они светились оба счастьем. К тому же утолив голод, решили бестолковое путешествие прекратить и вернуться домой. Обрадованный Митрич, кинулся запрягать обе кареты. Во второй, забитой вещами, предполагалось, что поедет служанка княжны. Не оттягивая часа назад, сразу же и выехали. Вскоре булыжные мостовые остались позади. Дорога весело бежала вперёд, карета, звеня на дуге бубенцами, старалась обогнать её и время. Редкий лес чередовался со степью, покрытой сизым ковылём, волнами гуляющего на ветру. Пепельные стебли играли на солнце, приковывая глаз. Но исчезли и они, дорога нырнув в дремучие угрюмые леса, потянулась напряжённо и молчаливо. А выскочив на господские пашни с копошащимися там холопами ехать стало веселее. Солнце играло в серпах. Бабы в подогнутых под пояс сарафанах, жнут овёс. Пахло скошенной травой. Мужики под лесом и вдоль дорог, косят траву и вершат стога. Пригорки один чередуясь с другим, розовеют то полевой гвоздикой, то белыми головками ромашек пересыпанных голубыми колокольчиками. И тогда она, останавливая карету, позволяла барону помочь ей спуститься и носилась по этому великолепию, визжа и что-то выкрикивая. Митрич с бароном переглядывались, посмеиваясь её ребячеству. Особенно долго стояли в роще из столетних лип. Она прислушивалась к их шуму. Вдыхала запах цветов, и устроившись на его колени, тулилась к груди. Её щека попала на что-то твёрдое, а проворная ручка тут же, нащупав на груди Сержа медальон, прежде чем он опомнился от изумления, вытянула его наружу.

— Это твоя мама Лиз?

— Да.

— Серж, можно мне посмотреть?

— Будь по-твоему, баловница. — Он, не спеша, раскрыл плоскую золотую капельку, и Таня наклонясь над его ладонью увидела портрет женщины, давшей ценой собственной жизни, жизнь Сержу.

— Очень красивая. Кого-то она мне напоминает…,- силилась вспомнить она, — причём встреча была совсем не так давно и женщина была намного старше, вот так, как выглядела бы Лиз будь она жива.

— Выдумщица.

— О, Серж, дорогой, я вспомнила… В тот вечер, у церкви, женщина-нищенка. Я тебе говорила об этом, а ты не поверил.

— Что говорила, о чём не поверил? — поцеловал её в подставленные солнцу голые плечи барон.

— Как можно забыть такое, Серж. Она сказала, что когда ты человек опасности нет, и мы можем быть счастливы. Проклятие действует на добермана, но теряет свою силу в человеке.

— Милая моя, ты фантазёрка, — уронил он её в траву.

— Нет же, Серж, нет. Поверь мне. Она сказала, что от человека, родиться человек, а ты ловчишь со мной ночью, я чувству это. А, тем не менее, у нас родится нормальный здоровый малыш.

— Не сочиняй…

— Упрямец, это была твоя мать и она, дав знак, предупредила меня, а ты так упрям… Отчего ж ты так упрям? Вот отчего?

— От жизни, какой я прожил свои дни. Не хочу для своего ребёнка того же. Хватит любовь моя, ты и так раскрутила меня на всю катушку, уймись.

— Помнишь, ты обещал открыть тайну проклятия…

— Ты считаешь, что сейчас самое время?… Ну, хорошо, — заметив её недовольную мордашку сдался барон. — И здесь ты меня переиграла. Какой-то мой прадед увёл невесту у своего друга. Тот и нажелал им, чтоб в день свадьбы брачное ложе его досталось псу.

— И что?

— Предание доносит, что так и случилось.

— Бог с ним с прошлым. Опять кукует кукушка, слышишь, давай спросим о будущем или о чём-нибудь постороннем?

— Ты уже раз спрашивала, помнишь? и она явно тебе надула, — посмеивался он, подобравшись к её прелестной шейки обвитой тоненькой золотой цепочкой.

— Та глупая была.

— А эта документ тебе принесла, что умнее, — хохотал он, пройдясь рукой по её разгорячённому под тонким платьем телу. Митрич, завидев такое, потянув за собой возницу со второй кареты, спрятались вовнутрь, прикинувшись спящими. Глаза барона лихорадочно блестели. Руки нетерпеливо комкали многочисленную одежду на ней, пытаясь добраться до тела. «Чёрт возьми, зачем столько тряпок, тем более такая жара? — металось в мозгу, — но какое это удовольствие иметь рядом любимую женщину, как сладко и жарко проходит с ней то, что было с камелиями лишь естественной необходимостью. Взять её тут и сейчас, в этой траве. Митрич отвернётся, а потом в речку искупаться, где-то она тут рядом в нескольких шагах, ветром свежий запах воды навеяло». Он даже не дал жене приподнять голову, чтоб посмотреть, что делает в этот момент Митрич. Завалив в роскошную цветением траву, осыпая страстными поцелуями, больше не выпустил до тех пор, пока не насытился сам, да и она не запросила пощады. Остыв и натянув на себя кое-какую одежду, а её горевшее и мягкое, как воск пылающей свечи тело, завернув в нижние юбки, пошёл напрямую, на запах воды.

— Ваша светлость куда? — тут же появился из кареты Митрич.

Барон махнул рукой в противоположную сторону.

— Мы покупаемся, по — моему предположению близко вода.

— Вот не сидится им на месте, всё куда-то тянет, спасай их потом, — ворчал под нос садовник. Заложив руки за спину, Митрич принялся ходить быстрыми шагами туда-сюда вдоль карет. Натыкаясь, словно, на стену останавливался и шёл обратно. Привыкнув по-хорошему к семейству, он волновался, когда пара удалялась далеко. Резонно прикидывая: «Мало ль что с ними может случиться…» Глубокие складки, от таких дум, бежали от переносицы вверх, складывая лоб в гармошку. Горничная Тани с камердинёром барона, ехавшие в карете, которая везла багаж, воспользовавшись минуткой ушли совсем в другую сторону. Митрич махнул рукой: «Живым живое».

Речка действительно была совсем недалеко от места стоянки. Не очень широкая и глубокая. От чего вода в ней прозрачная и тёплая. Таня плескалась и визжала, это доставляла ему удовольствие. Накупавшись, он собирался уже выносить её на укрытый мелкой травой берег, как она вдруг завизжав, дёрнулась из его рук и бултыхнулась в воду. Он оглянулся туда, куда в испуге были обращены её глаза, и чертыхнулся. Насторожённо всматриваясь в подъезжающих всадников, барон спрятал жену за себя. Из леса к берегу, не спеша подъехали верхом, на гладко чёрном и сером в яблочко добрых конях, два всадника. Сразу было видно, что наездники весьма умелые, к тому же путь их был не близок. Сапоги и штаны покрыты слоем пыли. Один, тронув шпорой коня, подвёл его к самой воде, давая возможность пить. А сам, наклонясь вперёд на холку, с ухмылкой заглядывал за спину Сержа, пытаясь рассмотреть прячущуюся в воде Таню. Сергей догадывался уже, что добром не кончится, но ещё по нежеланию портить хорошее настроение, надеялся на лучший исход.

— Господа, вы напугали мою жену, не могли бы выбрать для купания другое место.

Противный хохот встряхнул лес и застрял, выдохшись в верхушках вековых деревьев. Джентльмены спешились и, отпустив коней, подошли к самой кромке. Один, сняв грязную перчатку побултыхал пальцем в воде, а потом, облизав его, поманил им к себе, купальщиков. Серж, наклонившись к ней, велел, чтоб не произошло, оставаться на месте. А сам пошёл на берег. Разгорячённые всадники, не довольно поморщившись, на оставшуюся в воде женщину, сняли с него золотой кулон и, забрав одежду, воззрились на торчащую из воды голову Тани. Серж сделал знак, чтоб не выходила. А она и сама пошевелиться не могла. Чувствуя, как страх сковал тело, дрожала.

— Сударь, разрешите забрать ошейник в кармане, он для вас не представляет ценности, а для меня память о псе, — не надеясь на сентиментальность бандитов, а рассчитывая только на не имеющую ценности вещь, попросил барон. К тому же, если эти двое собрались его убить и забрать женщину, то они могут и кинуть ему ради потехи тот ошейник, как не верти, а он всё равно останется у них после их смерти. Надо пробовать и Серж попросил. Светлый рослый мужик, что держал его одежду, пытаясь свернуть и засунуть в сумку у седла, ухмыляясь, нырнул свободной от пистолета рукой в карман и, выдернув, кинул ему собачий ошейник. «На, подавись!» Второй не спуская глаз с Тани, стал, посмеиваясь раздеваться, собираясь лезть к ней. Его пистолет лежал у его ног на траве. Таня, предугадывая последствия, истошно завизжала. Она не могла плавать и от того не смела идти назад. Стоять на месте и ждать, когда вторая горилла доберётся до неё, она тоже не могла, поэтому и визжала от безысходности. Сергей хладнокровно дождавшись, когда жаждущий купания войдёт в воду, застегнул на шее ошейник. И огромный доберман в один прыжок метнулся на светловолосого негодяя. Он одним запалом перекусил руку державшую оружие, и в какую-то секунду зубы лязгнули на шее несчастного. От хруста шейных позвонков и резко оборвавшегося вопля собрата, обернулся в воде второй, так и не дойдя до теряющей сознания Тани, не поняв в чём дело, он всё же рванул к берегу, там оружие. Но пёс, бросив мёртвое тело первого, перехватил пытавшегося выскочить на берег второго мужика и, вцепившись в горло, принялся топить его. Таня зажала рот ладошкой, чтоб не визжать. Было страшно нетерпимо и жутко. Когда борьба была закончена и уставший пёс, отряхиваясь от воды, выскочил на берег, отмерев, пошла к берегу и Таня. Пёс ждал на траве, почти у кромки воды. Таня заторопилась, присев рядом с ним принялась, не послушными от страха руками, смывать с собачьей морды и языка кровь. Его горячая слюна капнула ей на руку, она подняла глаза и их взгляды пересеклись, Таня заволновалась. Добермана явно завела её нагота, усыпанная жемчугом сползающих по атласной коже капель, она была прекрасна.

— Нет, — только успела вымолвить она, непослушными от страха губами, как он, толкнув её лбом, повалил на траву. Нет, Серж нельзя. — Завопила она, помня слова женщины у церкви и пробуя отбиться. Она была напугана, но чувств не теряла. Наконец, ей удалось изловчиться и снять ошейник. Серж, хрипя и забыв про все предосторожности, вжимал её в траву. Такой любви Таня от него ещё не получала. Когда он упал рядом, то был без сил. Без сил осталась и она. Но как только он остыл и пришёл в себя, то глянув на счастливо улыбающуюся жену, принялся вколачивать лбом траву обратно в землю.

— Серж, ну хватит самобичевания, а то лоб от зелени не отмоешь и мне не по себе с этими двумя мёртвыми злодеями. Забери у этого мерзавца медальон Лиз и идём.

— Ты не представляешь, что я натворил, у тебя может появиться ребёнок. — Купая её в воде и вынося на берег, мычал он. — Почему ты меня не остановила?

— Зачем? Я приняла меры, не дав к себе прикоснуться доберману, а мужу, да сколько угодно. — Сияла она, не желая разбираться в тоне его стенаний.

— Ты интриганка, — не успокаивался, перемежая слова стонами он при этом накидывая на себя одежду.

Но прежде чем поднять на руки завёрнутую в юбку жену, он осмотрел из грубой кожи сумку, прикреплённую к седлу лошади. Забрав медальон и найдя попавшееся на глаза письмо, с заинтересовавшей его печатью, вскрыл. Потому, как после прочтения лицо его почернело, Таня поняла, что в руки ему попал не простой документ.

— Серж, что?

Барон процедил сквозь зубы:

— Господа, курьеры шпионов. Находка выше крыши.

— Серж, откуда такие берутся? — спросила Таня, пытаясь между тем приладить на себя одежду.

— Со света белого не иначе, откуда ж ещё, — не задержался с ответом барон.

Шуганув лошадей и подхватив жену на руки, барон вернулся на поляну. Даже издалека было видно, как Митрич, завидя их, облегчённо перевёл дух. По крайней мере, прекратил беготню и встал, изображая любование облаками у кареты. Долгое отсутствие барона начинало его беспокоить. Когда они подошли, одевшись, он, имитируя подтягивание подпруги и скрывая улыбку, проворчал:

— Накупались, душеньку натешили?

— Митрич, какой ты глазастый, — обняла его Таня. — Не сердись, сейчас тронемся. Ах, Серж такой чудесный купальщик.

— Я так понял, барон утонул в твоих ласках и нежности, княжна и забыл о времени.

— Митрич, байки кончай, дело серьёзное открылось, поторопиться в Москву надо, — постучал ладонью по дверце Серж.

— Откуда делу появиться. С утра вроде порожние без дел ехали с одним удовольствием?

— Считай, что птичка скинула. Давай, шевелись.

Митрич дал сигнал второму кучеру готовиться, а служанке занять своё место.

— Опять значит, во что-то одной ногой попали, ваше сиятельство. Не зря сердце щемило, когда долго задерживались у воды.

— А чего одной ногой? — ухмыльнулся Серж, обнимая жену.

— Так выбрались же. Если б двумя, конец. — Хмуро сомкнул брови Митрич.

— Философ.

— Так ведь с вами станешь.

Серж хотел ответить, но Таня, приложив ладошку, смеясь, закрыла мужу рот.

— Так и будете всю дорогу перекоряться. Расскажи лучше, что в том письме?

— Вам, красавица моя, про то лучше не знать. Неприятная и весьма опасная корреспонденция.

— Серж, давай выбросим её и забудем?

— Не говори глупости, сокровище моё. Это важно для страны.

Серж заботливо помог жене подняться в экипаж. Сам задержался только на несколько минут, чтоб обменяться парой слов с Митричем, и потом впрыгнул в карету, заняв с Таней место рядом на сиденье с подушками. Митрич закрыл дверцу, забрался на своё место и экипаж двинулся вперёд. Куда они направлялись сейчас, у Тани не было ни малейшего понятия, да это и не тревожило её ум. Ехать с ним одно удовольствие, а какая разница куда.

Загрузка...