Оболенский: петля времени I. Часть 1 (СИ)

Глава 17

Вступительный экзамен в Императорскую академию. День, когда мечты сотен подростков и их родителей разбиваются в пух и прах. День, когда нервозность в Царьгороде такая густая, что кажется, будто скоро она превратится в какой-то тяжёлый, окутывающий всё вокруг плотными клубами туман. Хуже всего находиться в его эпицентре — я вроде и в толпе молодых людей, а тишина гробовая. Такое чувство, будто это гигантские похороны.

Похороны чьего-то будущего, очевидно.

Сам я старался не волноваться. Если что… нет, никаких если что! Я в себе уверен, мозги у меня работают как надо — что мне, расплакаться от напряжения, как одна из девочек, столпившихся неподалёку?

Да и вообще, за меня волнуется Миша — вон, кругов сто уже вокруг меня намотал: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…

Мы стояли во дворе Императорской академии, и будь я проклят, если тут не помещается не меньше тысячи человек за раз. Царьгород — город новый, красивый и благоустроенный, а таких, за неимением других слов, чтобы это описать, шикарных мест я всё равно ни разу не видел. Тут тебе и сосны где-то неподалёку, аккуратные зелёные насаждения и клумбы с ухоженными цветами, явно новенькая статуя императора, блестящая на солнце… Главное здание всё равно что дворец — и это я ещё других корпусов не видел.

В общем, сплошное богатство, из-за которого волей-неволей начинаешь думать: а правда ли сюда пустят простого человека, не княжича и не богача?

Впрочем, до вступительного экзамена и допустили-то не всех: слышал, чтобы оказаться на этом самом месте, нужно, чтобы проверили твоё личное дело, характеристику из школы и вообще всё, что можно на тебя найти. Повезло, что я в соцсетях не сижу: охотно верю, что были случаи недопуска из-за найденных там нелицеприятных вещей.

А я не то что отвык — и не привыкал ко всем этим социальным штучкам.

— Сколько ещё? — спросил Миша, когда оказался передо мной. А потом снова позади, и снова перед глазами… Скоро голова закружится от этого мельтешения.

Я глянул на часы.

— С последнего раза, как ты спросил, прошло две минуты. До экзамена тридцать семь минут.

— Целых тридцать семь! — чуть не взвыл парень. — Я думаю, у меня сердце остановится…

— Расслабься, — посоветовал я. — Экзаменаторы тебя не съедят.

— Ну а вдруг? — выпалил он.

В ответ я весело протянул:

— Действительно, а вдруг… Ну ты-то что так волнуешься? Мог же вообще не записываться.

Миша пожал плечами.

— Ну а что ты тут один, а я значит сиди потом, вытягивай из тебя клещами, что тут было? Ещё и Снежу с Серёжей отец решил ещё немного оставить, а мне что делать? Хоть посмотрю на Имперскую академию — я столько денег в одном месте ни разу не видел! Думаешь, ворота реально золотые были?

Я покачал головой.

— А как ты думаешь? Конечно, нет! И защиты никакой, и растащили бы уже давно.

— Блин, а я думала, золотые… — вздохнула какая-то девушка, стоявшая неподалёку и слышавшая наш разговор. Я разочарованно покачал головой: не очень-то приятно, когда тебя подслушивают.

Меньше, чем через десять минут нас начали пускать в классы. Двери тут огромные, коридоры будто на гигантов рассчитаны, а убранства всюду, как во дворце. Даже декоративных ваз понаставили, будто дети не поразбивают их в кратчайшие сроки. Подростки они такие — чуть на них не смотришь, уже чп…

А сам экзамен — не такая уж, в общем-то, и трагедия. Не сложно, скорее, средненько. Если готовился, то попробуй провалить — не получится.

Вышел из академии я совершенно другим человеком: полным энергии, счастливым из-за одного из немногих дней без «требующих перезагрузки провалов» и в целом будто заново родившимся.

С другой стороны, встретивший меня за воротами Миша был моей полной противоположностью: нервный до трясучки и почему-то очень удивлённый.

Завидев меня, он подбежал, схватил меня за плечи и принялся трясти. Я бы увернулся, да только как, от такого-то бульдозера?

— Это был худший день в моей жизни! Я думал, выпуск из школы дерьмо, а это было ещё хуже! — заверещал Морозов.

— Я понял, уймись, — всё же вырвался из железной хватки я. — Что, так плохо? Это было не так уж и сложно.

— Ты что это, — Миша прищурился. — Отличник что ли? Говорил же, не такой уж и выдающийся! Но там же вопросы были такие, ух! Будто университетские. И на выходе поймали, чего-то про семью расспрашивали, как будто опять у соцработника очутился…

Вздохнув, я резво вытянул руку и щёлкнул Мишу по лбу, прежде чем он успел опомниться. Когда он отскочил, глядя на меня, как на предателя, я пробурчал:

— Готовиться надо было. И не конец света, чего так убиваешься… Погоди, о чём это тебя расспрашивали? — переспросил я. — Со мной такого не было. Странно, не находишь.

Миша пожал плечами.

— Не знаю, может, потому что с родителями не живу. К таким как я всегда чуть-чуть с подозрением, хотя с родными тётей и дядей живу, не сирота ведь, — выпалил Миша с сердитым видом.

Какой иди…

…ничего не подозревающий, совершенно невинный человек!

Это как же можно жить без малейшей тени паранойи!

— Ты бы поосторожнее. Лишнего не сболтнул? — спросил я. — Про мелких просили рассказать?

Миша настороженно кивнул.

— Ну да. Типа, с кем живу, какие отношения, как себя ведут… Я что-то не подумал, что ими как-то сильно интересуются… Думаешь, они это, что-то подозревают? — он сморщил нос, крепко о чём-то задумавшись. — Так ведь академия такая серьёзная, да и зачем им лезть во всё это с суперсилами…

Я раздражённо потёр виски.

— Я не знаю. Честно говоря, я уже ничего не знаю, — вырвалось у меня. — Но ты лучше следи за близнецами. Не думаю, что от них отстали бы так просто.

Несмотря на то, что мы с Морозовым распрощались, доехав до города, мне было не суждено отвязаться от него больше, чем на сутки. В половину пятого утра следующего дня (хотя грех такую рань так называть!) он принялся мне трезвонить; когда я разлепил глаза, браслет запищал уже в третий раз, а моя правая рука была готова отвалиться от вибрации.

Зря я звук включил, как знал, что зря.

Но на звонок я всё-таки ответил. Не станет же адекватный человек названивать кому-то засветло без причины?

Голос Миши был настолько взволнованным, словно его вот-вот хватит удар. Он рвано объяснил, что отец близнецов не выходит на связь, да и вообще что-то не так. Проще говоря, Миша собрался на первый поезд, чтобы ехать за братом и сестрой. Почему в такое время, непонятно, что случилось, я тоже толком не понял, но прежде чем я успел это осознать, меня уже уговорили натягивать штаны и нестись на станцию с Новой на буксире.

Да к чёрту эту Риту Гейман — Морозова бы проверить на силу убеждения. Хотя, мне и самому хочется убедиться, не случилось ли с детьми того же, что и с телом Одувана.

Лучше бы ничего не было. А то придётся исправлять…

Так я и оказался в скоростном поезде. Никакой тряски, мягкие сидения, чистый воздух внутри, и всё равно я почувствовал себя странно. Слишком быстро сменяющийся пейзаж за окном почти сливался в единую смазанную картинку; всё это вызывала внутри то же чувство, как когда я возвращаюсь назад во времени: головокружительно, неприятно и почему-то липко.

— Ты извини, — сказал сидевший рядом со мной Миша. Рядом, потому что терпеть Нову прямо под боком всю поездку я бы не смог, потому она и устроилась напротив, сверля меня безжизненным взглядом таких же безжизненных глаз. И не то чтобы Нова мне неприятна; просто от старых привычек ой-как сложно избавиться. — Вчера такой нервный день был, а я ещё и сегодня пристал со своими проблемами.

Я махнул рукой.

— Одна поездка, туда да обратно — мне не сложно. И всё равно надо было куда-нибудь выбраться.

Миша ткнул меня локтем в бок. Локтем, стоит сказать, не острым, но силища в этом юном теле…

— Добрый ты парень, Вань! Только притворяешься сердитым: лицо такое кислое постоянно, а сам! — весело прокричал он.

Женщина с другого конца вагона цыкнула на нас. Я отвернулся к окну, решительно отказываясь отвечать. Добрый парень, да? Я ничего такого для таких похвал, вроде как, и не сделал.

Доехали в рекордные сроки — слава скоростных поездов оказалась полностью оправданной. Выйдя на потрёпанной, не в пример царьгородской, станции, я глубоко вдохнул и чуть было не закашлялся.

Такой грязный воздух! Если здесь дышать нечем, как тут люди живут?

— Так, здесь живёт твой от… ну, кто бы то ни был. Знатное местечко, — присвистнул я, осматривая покосившуюся кассу с облупившейся синей краской, старенькие вывески и скромного робота с лотком закусок. — Как там называется, Грозино?

— Вопреки всему, не деревня, а город, — важно сказал Морозов, прежде чем двинуться к дороге, частично скрытой за зелёными тополями. — Идём, тут недалеко.

— Действительно, вопреки, — пробурчал я себе под нос, топая за ним.

И под боком у Царьгорода обосновалось такое чудо? Спустя лесять минут прогулки я понял, что каждый второй дом тут под снос; кадому первому нужен капитальный ремонт, а дороги все в кочках да ямах. И дело ведь не в том, что я стал привередливым — мы ведь с мамой сами родом из почти такого же места. Но за столько лет я так привык к комфортной жизни, что совсем позабыл, какого бывать в таких… мягко говоря, требующих обширных ремонтных работ местах.

И не то чтобы неприятно — даже ностальгия какая-то проснулась.

Многоэтажка, оказавшаяся местом обитания отца близнецов, была совсем недалеко. Мы резво добрались до нужного этажа, позвонили в дверь и принялись ждать.

И ждать.

И ждать.

Миша позвонил ещё. Потом забарабанил в дверь. Ожидание не прекращалось.

— Нет что-ли никого? — возмутился Миша. — Так рано утром? Да и я его просил их никуда не водить…

— Внутри есть человек, — отрапортовала Нова, стоявшая позади. — Подошёл к двери двадцать секунд назад.

Миша чуть не подскочил и уставился на меня огромными глазами.

— Она у тебя что, сквозь стены видит? — спросил он полушёпотом.

Я весело ответил:

— Нет, конечно! Я похож на волшебника? Просто слух у неё отменный.

Услышав это, Миша задолбил в дверь пуще прежнего. В какой-то момент я подумал, что он её выбьет. И тот, кто прятался по ту сторону, тоже, потому что совсем скоро щёлкнул замок, образовалась маленькая щель, и оттуда на нас уставился обросший щетиной мужчина с мешками под глазами. Он оказался красноватым и тощим, как скелет, с затравленно-злым выражением лица.

— Мишка ты, проклятье моего существования! Кто тебя звал, а? Проваливай! — проорал он и снова захлопнул дверь. Точнее, попытался — я оперативно просунул ногу в щель и поморщился от давления. Благо, сил в этом мужчине поменьше, чем в Мише. — Проваливайте вы оба! Сказал, привезу спиногрызов, значит, привезу! Мишка, ну когда я тебе врал? Ну приболели они, на следующей неделе привезу домой — почему твоя тётка согласилась, а ты припёрся⁈

— Что значит заболели? — взревел Миша, врываясь в тесную прихожую. — И когда ты мне врал? Да с первого дня, как тебя мама привела в дом, ты вешал всем лапшу на уши! Где они? Повезу их в Царьгород и сам к врачу поведу, тебе и не то что хомячка — домашних тараканов никто не доверит.

Я деликатно отчалил обратно в подъезд. Крики начались знатные. С моего места было видно, как от ец близнецов прижался к стене, справедливо опасаясь, что пасынок (бывший?) вдвое больше пропишет ему по лицу.

Или ещё куда-нибудь.

— Могли бы просто посмотреть телевизор, — буркнул я Нове, наблюдая за действием в квартире. — Было бы то же самое.

— Разве нет личного интереса? — отозвалась Нова.

Я в замешательстве повернулся к ней.

— Интереса к чему? Эй, к чему? Ты решила меня игнорировать? Ну и пожалуйста, эволюционируй в молчаливый пылесос.

Некоторое время драма развивалась, затем сошла на нет, закончившись переломом носа. Миша вышел, хлопнул дверью и вдруг посмотрел на меня (и выглянувшую молодую соседку, перепуганно прятавшуюся за дверью) взглядом побитого щенка.

— Я не хотел вас с Новой втягивать… извини. И вы, девушка, извините, уже ничего не происходит!

Ну и ну — минуту назад человека чуть не убил, а сейчас сама невинность. Морозову бы в киллеры податься, его любой адвокат на раз-два оправдает.

Когда мы вышли на улицу, Миша заговорил снова. Хотелось бы сказать, что спокойнее, но за те несколько десятков секунд, что мы спускались по лестнице, он только взбесился ещё сильнее.

— Ну ты представляешь! — возмущённо выпалил он. — Их куда-то забрали! Что мне теперь делать, не понимаю, ну что⁈

— Куда забрали? — не понял я. — Давай по порядку — я из-за всего этого шума ничего толком не понял.

— Да мне бы самому кто объяснил — этому денег предложили, так он их и сдал за каких-то двести рублей! — выдал Морозов. — Мол, обследование, может быть инфекция. Это дня три назад было. Сейчас пойду в эту больницу выяснять — это же что, какая-то покупка! А вдруг это те — ну которые в день открытых дверей были. Ну, если увезли куда-то?

Я похлопал парню по плечу.

— Ничего-ничего, люди бесследно не пропадают, — мрачно сказал я. — В больницу так в больницу.

Миша посмотрел на меня с явным недоверием во взгляде.

— Что ж это, ты со мной что ли? В больницу? Уверен?

— Я уже здесь, — раздражённо выдохнул я. — Куда ты меня денешь? И ты не обольщайся, опять хорошим парнем что ли обзовёшь? Мне и самому интересно, куда малолетних эсперов собирают. Скажем так, хочу получить информацию из первых рук.

— Если ты хочешь хранить в тайне, что можешь быть отличным другом, то ничего не поделать, — покачал головой Миша. — Только пошли быстрее — а то у меня скоро сердце остановится!

Я закатил глаза от его драматичности, хотя у самого на душе неспокойно. Не для того я ради этих детей помер раз десять подряд, чтобы с ними что-то случилось, стоит только отвернуться! Мало было этому папаше нос сломать, ох как мало.

Конечно же, больница оказалась не детской, да и вообще выглядела не принадлежащей этому потрёпанному городку. Новенькая, с блестящей плиткой, большими окнами м огромным двором, она будто переместилась сюда из самого Царьгорода. Это и настораживало — хотя куда уж больше.

Оставив нас у входа, чтобы не толпиться, Морозов пулей рванул к регистратуре и принялся мучить стоявшего там андроида, чтобы его пустили к Мише и Снежане. Только вот машина ни в какую не соглашалась; через некоторое время к спору присоединилась медсестра, которой Миша успешно вынес мозги. Окончательно достав и напугав её, он чуть не оказался выгнанным на улицу.

Но в конце концов нам разрешили пройти в кабинет заведующего и подождать там. Точнее, разрешили Мише, а я отправился за компанию. Кабинет оказался удручающе пуст, и нам пришлось уныло сидеть на жёстком диванчике под отвратительно тикающими часами в полной тишине.

Миша молчал злобно, а я разъярённых тигров палками не тыкаю. Ещё чего, на нервах и мне что-нибудь сломает.

Через некоторое время из коридора послышались голоса. Тихо, совсем смутно, но вскоре это переросло в топот, крики и грохот. Мы с Мишей переглянулись и одновременно встали, чтобы посмотреть. В тот же момент мои ноги подкосились, и, не удержавшись, я упал на пол, чувствуя головокружение похлеще, чем после использования способности. Глаза застилало серой пеленой; как будто сквозь толщу воды, я слышал, как Миша зовёт меня и трясёт за плечо, прежде чем резко свалиться прямо на меня, окончательно выбив воздух у меня из лёгких.

Пока меня покидало сознание, я мог думать только об одном…

…в том, что у него немаленький вес я и не сомневался, но чтобы убийственно?