Обмасонивание

Глава 535

Что я люблю «делать из дерьма конфетку» — говорил? А что мне цемент нужен — аж горит, а взять негде…? — Ну, так вы уже всё знаете!

Почему «горит»? — Растёт объём кирпичного строительства. Не крепостного или церковного — промышленного, общественного.

Активно идёт «деревянное». Как и во всей «Святой Руси» — почти всё. Из оставшегося, каменного, «почти ничего», в «Святой Руси» гражданских строений — 8 %.

У меня — чуть иначе. Монастырей — нет, крепостей — нет. Погосты и селения «закрываются» палисадами.

Особенности обеспечения безопасности: от хищников и неожиданных малых групп разных негодяев. «Ожиданные» — средние и крупные — «ловятся» на «периметре». Где и уничтожаются. Или — «разворачивается». Так было с булгарским и новгородским караванами, с сувашскими «зазипунщиками» в прошлом году, с «восстанием жрецов» у эрзя только что. С немалым напряжением сил, прямо говоря.

Не ново: «истребление ворогов» никогда не относились к лёгким «детским забавам».

Я предпочитаю вкладываться в связь, в коней, в кораблики, в обучение и вооружение моих воинов, в требушеты, наконец.

Такой подход требует постоянного внимания, менее стабилен. «Спать — некогда». Менее эффектен, нежели «мрачные громады бастионов и равелинов». Но более эффективен — обороной войну не выигрывают. Многофункционален — приносит пользу не только в военное, но и в мирное время. И, в моих условиях, существенно дешевле.

Да у меня просто нет стабильных границ! Сплошной фронтир по всем азимутам! Итить его ять…

Культовые здания в моих землях — церкви, часовни — бревенчатые. Пока. Надо бы переходить к строительству каменных храмов. Уже назрело. Масон Фриц сделал мне аж три проекта. Классическую базилику под Святую Софию Константинопольскую, однокупольную с луковкой типа Покрова-на-Нерли и что-то в духе аббата Сугерия, который в 1137–1144 гг. построил монастырскую церковь Сен-Дени — первое сооружение в готическом стиле. О чём и книжку написал.

После смерти Людовика VI оный аббат утратил влияние при дворе. Человеку стало скучно, сам он из крестьян — резать-грабить соседей как-то… не наследственно, вот и обратился к перестройке обветшавшей церкви аббатства в невиданном доселе стиле, позднее наречённом готическим. Нововведения объясняют личными пристрастиями Сугерия, его увлечением «ареопагитиками».

«Согласно „Ареопагитикам“ устройство мира иерархично, поскольку воссоздает Божественную гармонию, отражает невыразимый словами покой Божественной жизни».

«Тоска» по «покою божественной жизни» — «высокая». В смысле отношения высоты строения к его ширине. Отчего готика и появилась.

Мне, по моему личному хотению, видится во Всеволжске что-то типа Василия Блаженного. Или Питерский девятиглавый Спас-на-крови…

А ещё хорошо бы шатровую. Наш, чисто русский, «деревянный ответ Сугерию». Круглые купола из досок собирать — муторно. Брёвна костром поставить — куда веселее.

Э-эх… До 16 века — нигде нет. Первую поставит в Коломенском Василий Третий. Ренессансные пилястры и карнизы в сочетании с готическими вимпергами и килевидными московскими кокошниками. Каменную свечу несказанной красоты. Во здравие народившегося сына своего — Ивана Васильевича, Грозного.

Нужна куча разного кирпичного: склады, цеха, казармы… мой дворец, водонапорная башня, присутственные места… Более всего — по пожарной безопасности.

Повторю: не красы ради, не милости господней для. Даже — не из-за прочности. Просто — чтобы не горело. Я сюда не геройничать вляпнулся, а жить. На всю оставшуюся жизнь. И мне тошно понимать, что труды мои — в любой миг дымом пойдут. Не по вражде, бунту, нашествию… а так просто.

«От копеечной свечки — и Москва сгорела» — русское народное наблюдение. Не хочу.

Такие здания — не изба крестьянская, много тяжелее. Нужны фундаменты.

Факеншит! Коллеги! Я чего-то новое сказал?! — Ну, извините.

Для начала — а как это предки делают?

Отвечу сразу: по-разному. Фундаменты, например, на «Святой Руси» за два века сильно «поумнели».

Сначала, когда греки строили Киевскую Десятинную церковь, много копали: фундаментные рвы значительно шире самих фундаментов (рвы — 2.1 м, фундамент — 1.1 м). Выемка грунта — не только под фундаментами, но широким котлованом под всей площадью апсид.

Дно укрепляли: четыре-пять лежней, уложены вдоль направления стен, закреплены кольями. Поперек первого яруса — второй. Лежни дубовые, круглого или прямоугольного сечения, колья — диаметр 5–7 см, длина — 50 см.

Эта деревянная конструкция залита известково-цемяночным раствором, на ней — фундамент из крупных камней (кварцит, песчаник, валуны), залитых тем же.

Цемянка — керамическая крошка. Можно напрямую глину обжигать. Сперва так и делали. Но предки предпочли бить горшки и ломать кирпичи. Об голову? — Не знаю. Битое — растирали. Получалось… разноцветное.

Конструкция фундамента Десятинной церкви — обычный приём, обнаружен в провинциальных византийских постройках. В России и в XIX в.: «лежни составляют у нас самый употребительнейший способ укрепления деревом подошвы строений».

Сразу пошли вариации: в дворце к юго-западу от Десятинной — лежни дубовые и сосновые. В дворце к юго-востоку — не только закреплены кольями, но и соединены между собой железными костылями.

Следом — упрощение. Сами фундаменты по-прежнему из крупных камней на растворе, но лежни под ними укладывают в один слой, не укрепляют кольями — соединяют железными костылями. Так — в Полоцкой Софии.

В апсидах лежни обычно перекрещивались под прямым углом, вводились диагональные. В Михайловском в Переяславле иначе: короткие отрезки размещены радиально.

В XII в. лежни перестают использовать. Дольше всего приём удержался у новгородцев: в церкви Бориса и Глеба в новгородском детинце (прямо нынче — 1167 г.).

Есть странное исключение: Успенский собор во Владимире-на-Клязьме. Строят его немцы-масоны, уже почти вся Русь от приёма отказалась, но в основание храма закладываются брёвна по византийскому образцу. Других таких построек в Залесье нет.

Впрочем, про оригинальность Боголюбского — я уже… Рельефная композиция «Вознесение Александра Македонского на небо» там же — специально для князя-кавалериста? — Плевать, что язычник, но как воевал!

Отказ от лежней сперва не отразился на самих фундаментах. Применяли разные породы камня, крупные, мелкие, отёсанные блоки. На Волыни в середине XII в. (вот только что) стали употреблять кирпич.

Волынский опыт — принимаю. Мои работники, которые слышали как храмы и терема ставят, не начинают ныть, когда у меня идут кирпичные фундаменты. Наоборот, манера считается современной, продвинутой.

— Ванька-то, хоть и лысый, а не дурак. По-новомодному строит.

Мелочь мелкая, но хоть в этом людей «об колено ломать» не надо.

Валуны в траншеи укладывать… Кто работал с камнем, знает насколько это нетехнологично. Загляните в подвалы средневековых ливонских или шведских замков. Едва ли не половина площади стены — раствор. Простояв века, известковая смесь не уступит по твёрдости граниту. Но — сильно потом.

В русских кирпичных — не каменных — постройках воспроизводят сходное соотношение: толщина слоя раствора равна толщине кирпича. Говорят — «красивее».

Другой приём «красивости» — «скрытый ряд». Ряды кирпичей в кладке через один укладывается со сдвигом (1 см) внутрь здания. Получившийся «карман» замазывается раствором заподлицо со стеной. Прикол в том, что часто такую «красоту» — прячут: стены сплошняком покрывают раствором, расписывают фресками. И «скрытый ряд» становится «трижды скрытой красотой».

Раствор.

Фундаменты обязательно на растворе сохраняются в суздальской, галицкой, новгородской землях до монгол.

Иногда так сложен лишь верх, ниже камни лежат насухо: раствор проливали сверху, он не доходил донизу.

Местами раствор в качестве заполнителя содержит не цемянку, а песок (собор Выдубицкого монастыря в Киеве) или известковую крошку (несколько построек в Новгородской земле вт. пол. XII в.).

Ошибка снабженцев — кладка фундамента велась когда плинфу ещё не завезли: изготавливаемую на стройплощадке из кирпичного боя цемянку заменяли подручными материалами.

Замена валунов кирпичом (в РИ) даёт переход от известкового раствора к глиняному. В Киеве — фундамент церкви на Вознесенском спуске. В Смоленске фундамент «на глине» в «Немецкой божнице». С конца XII в. в Смоленске фундаменты — «из булыжников насухо».

В сер. XII в. так и в Полоцке: фундаменты из мелких булыжников насухо в храме-усыпальнице Евфросиньева монастыря.

Про Святую Евфросинию — я уже… Да у неё кирпичеобжигательные печи, полные уже остывших кирпичей, по молитве выскакивали! Такая женщина… Сон подходящий посмотрит — каменья и «на сухую» намертво сцепятся!

В Десятинной различные породы камня расположены раздельно: участки заполняли камнями сверху донизу.

Чаще различные сорта камня (или камни разного размера) разделены по глубине: заполняли послойно на всей площадке.

В церкви во Владимире-Волынском (60-е гг. XII в. — прямо сейчас) — слои битой плинфы и известковой массы. В Трубчевске чередуются камни, битый кирпич, песок; в Новгороде-Северском — крупные камни и мелкая щебенка. Такая слоистость в фундаменте западной стены, на других участках — крупные камни на растворе.

Ну, нечем было ребятам траншею засыпать! Кидали щебень, что под рукой был.

Так — не будем. Слой песка, пусть бы и пролитый раствором — ошибка. «Слоёный» фундамент — плохо. Это забота снабженцев. Не подготовил строительство — пойдёшь доступное по уму твоему дело делать — дерева ронять.

Есть локальные особенности: в княжеских теремах Смоленска и Полоцка фундаменты сложены на растворе, в одновременных им храмах — насухо. Разница — от полуподвальных этажей в теремах.

Одновременно переходят от ленточных фундаментов к раздельным. «Переходят»… кто во что горазд.

Сплошная сетка ленточных фундаментов — в Десятинной. Эту сетку и 21 в. видно. В XI в. — так во всех строительных центрах Руси. В узлах сетки — столбы.

На рубеже XI–XII вв. упрощают: в Большом храме Зарубского монастыря — только поперечные ленточные фундаменты, продольных нет. В церкви Спаса в Галиче (40-е гг. XII в.), наоборот — только продольные ленты, нет поперечных.

В XII в. используют фундаменты лишь соединяющие столбы со стенами. В Борисоглебском соборе Смядынского монастыря в Смоленске западные и восточные столбы соединены ленточными фундаментами с боковыми стенами, средние столбы имеют самостоятельные опоры.

В соборе Троицкого монастыря в Смоленске восточные столбы соединены с боковыми стенами, а западные — с западной стеной. Делают только под стенами и отдельно под каждым столбом: в церкви Пантелеймона в Новгороде, в Спасской церкви в Старой Рязани.

Фундамент и стена — взаимосвязаны. Уменьшаешь фундамент — надо облегчать стену. Лёгкая стена — лёгкий купол. Дальше изменение конструкции — нервюры с контрфорсами.

Другой способ облегчения — голосники.

Керамические сосуды в кладке верхних частей здания, в сводах. У византийцев — комплекс дворца Мангана в Константинополе (IX–XII вв.) — пазухи сводов заполнены амфорами.

Считают, что цель применения голосников — улучшение акустических свойств помещений. Отнюдь: лишь изредка часть сосудов вставляют в кладку «горлышком внутрь».

Голосники применены в Десятинной церкви. Использованы привозные греческие амфоры и горшки местного производства, специально изготовленные для строительства. Обычно в каждом храме — сосуды обоих типов. Местные — высокие, с вытянутым прямым горлом, сделаны из хорошо отмученной глины, сильно обожжены. Внутренняя поверхность не заглажена, сохраняет следы ленточного налепа.

Традиция продолжалась на Руси до монгол, но не применялась в галицкой и суздальской землях.

В Коложской церкви (гродненская архитектурная школа) от высоты 1.5 м — многочисленные сосуды, вставленные отверстиями внутрь помещения. Массовость свидетельствует: не для улучшения акустики, для этой цели достаточно небольшого количества сосудов, размещённых в парусах.

Здесь голосники — элемент декоративного оформления. А применение их в ступенях лестниц и в щеках сводиков, перекрывающих эти лестницы, показывает, что сосуды — пустотелый материал, облегчающий вес конструкции.

Используемые горшки — разные. В Смоленске — коричневато-серое тесто с примесью дресвы. Наружная поверхность — пятнистая, «обварная». В Гродно — спирально-ленточная техника без заглаживания внутренней поверхности, тесто желтое или красное, наружная поверхность покрыта параллельно-линейным рисунком; на плечиках — полоска волнистого орнамента.

Сосуды-голосники имеют вытянутое горло, чаще — прямое, иногда — с профилировкой. У новгородцев — обычные горшки. Поэтому венчик новгородских голосников невысокий.

«Святая Русь» дозрела до новых, облегчённых конструкций, до готики с её каркасной структурой, где свод перестал опираться на сплошные стены, массивный цилиндрический свод заменили ажурным нервюрным крестовым, давление свода передаётся нервюрами и арками на колонны, боковой распор воспринимается аркбутанами и контрфорсами.

Стена превращается в лёгкую «оболочку». «Крепость бога» становится «шатром веры».

От длинных фундаментов к точечным — перешли, стены и купола из пустых горшков — делали. Эти шаги «Святая Русь» прошла. Следующий… шатровая церковь в 16 веке?

Своего «Сугерия» у нас не нашлось. А потом… Батый. Даже то, что было построено — во множестве разрушено.

Хотя, конечно, никакого «ига» не было. Было «сотрудничество». Пепелища с огнемётом.

Ширина фундаментов обычно равна толщине стен. Для выступающих элементов (пилястры…) делают расширения. Иногда фундаменты сооружают ровной лентой, больше толщины стен. Выступ от плоскости стен значителен — 40 см в киевской Кирилловской церкви.

В 20 веке я сходно строил — так, чтобы край слоя гидроизоляции, укладываемый поверх фундамента, был виден. Бывало у меня и наоборот: когда стены шире фундамента. А вот сам фундамент всегда был прямоугольным в сечении.

В Борисоглебском соборе Вышгорода основание — подушка на дне 2.3 м, ширина самого фундамента 1.5–1.8 м. В новгородской «Ивана-на-Опоках» наоборот — боковые стенки вверху вертикальные, а в нижней части резко суженные.

В галицкой и суздальской Руси фундаменты значительно шире стен. В Успенском соборе Галича толщина стен 1.4–1.5 м, ширина фундамента 2.25 м. 2 м фундамент в церкви в Василеве, толщина стен 1.3 м. Значительная ширина только в верхней части, книзу заметно сужается.

В Спасском соборе Переславля-Залесского — фундамент шире стен более чем на 1 м (в восточной части — на 1.45 м). Значительно шире стен фундаменты ворот Владимирского детинца и Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.

Гостомысл, союзничая с Долгоруким, прислал ему толпу мастеров. Отсюда и название — Галич Мерский, и удивительное сходство построек в различных деталях.

Смысл нижнего расширения — понятен. Усечённые пирамиды в виде ЖБИ приходилось ставить под колонны. Под длинные стены…? На каких-то особо слабых грунтах? А вот смысл верхнего расширения…

Предки, а вы не заигрались часом? С такими… «напусками и выпусками»?

«Святорусские» мастера стремятся врезать фундамент в плотный материковый грунт.

Кто работал с насыпями на месте былых свалок, например, или с осыпями или плывунами — понимает. Когда под довольно лёгким общественным трёхэтажным зданием с одной стороны кинуть блоки на полтора метра — и достаточно. А с другой — забивать двадцатиметровые железобетонные сваи. Просто в этом месте когда-то, пару-тройку веков назад, крепостной ров проходил.

«Терра! Терра!» — так орут не только марсовые. Зодчие тоже ищут свои материки. Каждый — свой.

В Переяславльском Михайловском в южной части на глубине 0.5 м — слой чистого лёсса, на глубине 1.25 м сменяется жирным черным гумусом. На глубине 1.75 м вновь — плотный лёсс.

Фундамент южной стены глубиной 1.75 м — дошли до нижнего слоя. В восточной части той же южной стены лёсс начинается на 1.4 м — здесь ограничились глубиной 1.45 м.

Спасская церковь Евфросиньева монастыря в Полоцке. Здание стоит на небольшом возвышении — линзе красной глины. Строители прорезали глину и на глубине 1 м. опёрли фундамент на материковый песок.

В Смоленске фундаменты всюду прорезают культурный слой. Где материк на значительной глубине (1.2–1.3 м) — фундамент делали глубже.

Случаи, когда подошва фундамента не доходит до материка, очень редки. В церкви Климента в Старой Ладоге (1.5 м) — культурный слой здесь чрезвычайно мощный. Однако и в Ладоге там, где культурный слой меньше, достигали материка (Никольский собор — глубина фундамента около 1 м; Успенская и Георгиевская церкви — всего 50–70 см).

Предки до начала строительства проводили разведку грунта шурфами.

Уже говорил: я так не умею. Глянув на площадку, определить, что под полуметром «культурного слоя» лежит метр лёсса, ниже — полметра гумуса, а дальше опять лёсс да ещё с перекосом по горизонту…

Вот коллеги у меня… Те — да! Каждый — «такой певец кипяченой»… Или — «повелитель».

Для «повелеть» чего-нибудь — надо, хотя бы, знать. О такой необходимости.

«Бить шурфы»… Чего проще! Попандопулы и не заморачиваются.

Типа:

— Там туземцы есть. Дело не хитрое — сообразят.

Таких «соображающих» на всю «Святую Русь», на восемь миллионов душ — десяток человек. Их современники знают всех — поимённо. Никого из этих людей у вас, если только вы не вляпнулись прямиков в княжье корзно — нет и никогда не будет.

На всю «Святую Русь» нет и десятка строительных артелей. Сотни две-три человек. Работают на «гос. заказ». Крепости, церкви, терема. Обычный цикл строительства объекта — 3–5 лет. Второй артели — нет места. Работают поколениями, воспроизводя технологии предков. Вместе с ошибочными. Отказ от лежней — сто лет, отказ от ленточных фундаментов — ещё столетие. Уменьшение сроков стройки вдвое — столетие. И только в Новгороде.

В первой половине XII в. в Новгороде строили с такой же скоростью, как в других городах. Церковь «Ивана-на-Опоках» — 4 года (1127–1130). Во второй половине XII в. стали строить быстрее.

Влияние епископа Нифонта — кроме «княжеских» строительных артелей на Руси есть и «епископские». Нифонт гонял своих сурово, как-то вообще загнал во Псков, потом — в Ладогу, остановив строительство в Новгороде.

Епископский «пинок» заставил найти технологические и конструктивные способы ускорения. А приток денег, в силу «голландской болезни», подгонял этот вид «сервиса» и дальше.

«Бегом-бегом! Кто не работает (быстро), тот не ест (сытно)».

Два сезона — церковь Успения в Аркажах (1188–1189). В церкви Воскресения (1195–1196) в первый сезон успели не только уложить фундамент, но «и възделаша до двьрии». Надвратная церковь в детинце (заложена 4 мая 1195 г.), церкви Кирилла (апрель 1196 г.), Спаса-Нередицы (8 июня 1198 г.). Строительство каждой — около трёх месяцев. Ещё быстрее постройка церкви Спаса в Старой Руссе — с 21 мая по 31 июля 1198 г., т. е. за 72 календарных дня. Учитывая воскресные и праздничные, рабочих дней было меньше. В одном случае летопись даёт точный счёт: церковь Благовещения на Мячине начали 21 мая и закончили 25 августа 1179 г., т. е. через 97 дней; однако в летописи отмечено: «А всего дела церковьнаго зьдания днии 70».

Скорость строительства, заставлявшая сразу же после укладки фундамента начинать возведение стен — причина отказа (в Новгороде, в отличие от других городов) от перехода на безрастворные фундаменты. Другое решение: уменьшение объёмов и упрощение конструкций храмов.

Строители называют себя «дружинами». Каменщик, плотник — дружинник, не путать с княжим дружинником — гриднем.

Все «дружины» — «на распиле бюджета». Перипетии русских усобиц видны не только по летописным движениям княжеских дружин, но и по движениям «дружин строительных». В XI в. существовала только одна артель — в Киеве. В конце XI в. появилась вторая — в Переяславле и ещё одна — в Чернигове, вскоре, впрочем, влившаяся в переяславльскую. Черниговцы перешли в Переяславль вслед за Мономахом?

В самом начале XII в. сложилась третья артель в Новгороде. На рубеже XI–XII вв. возникла самостоятельная артель в Чернигове, но вскоре она была переведена в Киев, а киевская переехала в Полоцк.

Переход киевских строителей в Полоцк — результат семимесячного Великого княжения Всеслава Чародея? Новый переход черниговцев (в Киев) — Великое княжение Мономаха?

В XII в. артели — в Киеве, Владимире, Новгороде, Полоцке, Смоленске, Галиче. Киевская — в середине XII в. целиком переехала во Владимир-Волынский, но затем возвратилась в Киев. Похождения Изи Блескучего в борьбе с Юрием Долгоруким?

В конце XII в. прекратилось монументальное строительство в Полоцке, но появилась вполне самостоятельная строительная артель в Гродно. Развал семейства Рогволдов и отделение Глебовичей Гродненских? Через земли которых и прорывался Даньслав из Новгорода в Киев за новым князем.

В Рязани так и не сложилось собственной строительной организации — работали мастера сперва из Чернигова, позднее из Смоленска.

Калауз, то изгоняемый Боголюбским из Рязани, то возвращающийся, ни сам, ни его несчастливое потомство, так и не смогли собрать достаточно денег для формирования стабильной дружины? И военной, и строительной.

Только к самому концу XII в. увеличилось количество артелей. Строители существовали в Киеве (в начале XIII в. они перешли в Чернигово-Северскую землю), Галиче, Новгороде, Гродно и по две артели в Суздальской земле (во Владимире и Ростове) и в Смоленске.

Артель возглавляет «мастер». Строившие Десятинную церковь — «мастери от грек», Успенский собор во Владимире — «из всех земель все мастеры», Успенский собор Киево-Печерского монастыря — «мастери церковнии».

Новгородский Георгиевский собор Юрьева монастыря — «мастер трудился Петр», в Кирилловской церкви там же — «а мастер бяше Коров Якович с Лубянеи улице». Петр-Милонег (стена у Выдубицкого монастыря в Киеве) поименован мастером и, кроме того, художником.

«Мастер» — не только зодчий: при построении г. Холма упомянуты «мастера всяции». Позднее, в XIV–XV вв. упомянуты «мастеры всякие, спроста реци плотници и горнчары».

Другой термин только для зодчего — «здатель». При строительстве церкви Бориса и Глеба в Вышгороде князь Олег «привед зьдатели, повеле им здати». В Десятинной церкви — «каменосечци и зиздателе полат каменных».

Встречается термин «хитрец», которым обозначали как зодчих, так и скульпторов-резчиков: «Двери же… украшены… некимь хытрецемь Авдьемь». Греческое слово «архитектор» переводили как «хитрец». Отмечая божественное происхождение Успенского собора Печерского монастыря, Печерский патерик перечислил термины: «Сея же (церкви) зижитель и хитрець, и художник, и творець — бог». В единственном случае зодчий упомянут как руководитель артели строителей: «Приставник над делатели церковными» — строитель Спасского собора полоцкого Евфросиньева монастыря Иоанн.

При белокаменном строительстве (в галицкой и суздальской архитектуре) кладку вели те же мастера, которые отесывали и обрабатывали камень («каменьници»). Для «Покрова-на-Нерли» обработка камня заняла более 7000 человеко-дней. Два строительных сезона не менее 30 каменщиков.

В артелях есть плотники для сооружения лесов, кружал и пр. В работаюших в кирпичной технике — плинфотворители (формовщики кирпича и обжигальщики).

Изготовление оконного стекла или свинцовых листов для кровли не в компетенции артелей — покупают на стороне.

Не входят в строительную артель живописцы-фрескисты и мозаичисты, составлявшие собственные артели. Эти трудятся независимо от строителей, их совместные работы не всегда совпадают. Строители, построившие киевский Софийский собор, после этого приступили к Софийскому собору в Новгороде, но мозаичисты, работавшие в Киеве, в Новгород не поехали. В Смоленске одна и та же артель живописцев исполнила роспись в соборе на Протоке и в церкви на Воскресенской горе, хотя эти две церкви построены разными строительными артелями.

Иногда наоборот: работа живописцев заранее согласована со строителями. Георгиевская церковь в Старой Ладоге, в южной апсиде которой изначала не сделали нижнего окна, чтобы оставить площадь для большой живописной композиции «Чудо святого Георгия».

Артель — 20–40 специалистов. Всегда есть подсобники, не входящие в артель, каждый раз набираемые заново.

Артели работают в полном составе — мастера всех специальностей. Перебазируются в другой город тоже, большей частью, целиком. Поэтому в Софийских соборах Новгорода и Полоцка, построенных артелью киевских строителей, совпадает с киевской Софией не только общая схема, но и детали, включая систему формовки кирпичей.

Так было в Киеве в 30-х гг. XI в., когда византийская строительная артель начала монументальное строительство в Руси. То же происходило, когда греки приезжали в кон. XI в. в Чернигов и Переяславль или в первой половине XII в. в Витебск.

Иногда артель переходит не целиком, пользуясь тем, что в городе, куда они переезжают, уже есть собственные кадры. Для постройки церкви Пятницы в Новгород приехала смоленская артель без плинфотворителей. Строительство целиком по смоленским образцам, но формовка кирпичей этой церкви новгородская. Смоленские каменщики проработали в Новгороде один сезон и уехали обратно, во втором сезоне кладку вели уже новгородцы под руководством смоленского зодчего.

Прекращение в конце XII в. монументального строительства в Полоцке привело к распаду артели на составные части. Зодчий начал строительство в Смоленске (церковь архангела Михаила), каменщики — кладка церкви Петра и Павла на Синичьей горе в Новгороде, плинфотворители обнаруживаются в Гродно.

Когда в 1139 г. киевская строительная артель переехала в Полоцк, туда переехали не киевские, а черниговские изготовители кирпича. Создание строительной артели в Гродно в 80-х гг. XII в. связано с переездом каменщиков с Волыни, но изготовители плинфы прибыли из Полоцка.

Артели возводили церкви, изредка — дворцовые здания. Для каменных крепостных стен (Изборск, Боголюбово…), применялась иная, гораздо более примитивная техника, позволявшая вести строительство с большей скоростью и с меньшим количеством квалифицированных каменщиков.

Создание строительной организации чаще всего совпадает с правлением сильного князя. В середине XII в. в Смоленске — князь Ростислав (Ростик), в Суздале — Юрий Долгорукий, во Владимире-Волынском — Мстислав Изяславич (Жиздор).

Монументальное строительство на Руси отвечало не экономическому значению города, а престижу правившей княжеской династии. Переезд мастеров-строителей совпадал не с торговыми или экономическими отношениями, а с династическими. Приезд галицких строителей в Суздаль был возможен благодаря военному союзу Юрия Долгорукого с галицким князем (Остомыслом), союзу, скрепленному династическим браком. Полоцк получил артель киевских строителей после того, как на киевском столе враждебных полоцким князьям Мономашичей сменил Всеволод Ольгович (с 1139 г.), женивший своего сына на дочери полоцкого князя Василька.

Быть зодчим почётно, летописец, отмечая строительство собора в Юрьеве-Польском, писал, что князь Святослав «сам бе мастер».

Петр-Милонег (стены у Выдубицкого монастыря в Киеве, 1199 г.) «во… приятелех» князя Рюрика Ростиславича. Новгородец Коров Якович назван с отчеством — достаточно высокое положение. Полоцкий зодчий Иван — монах, княжна Евфросинья обращается к нему «отче».

Зодчие — работают. Не только мозгами, или, например, отвесом проверяя правильность углов, но и мастерком на кладке.

Разделение функций архитектора и каменщика появится чуть позже. Никола де Биар (XIII в.) с удивлением сообщал: «Стало обычаем, что на больших стройках есть главный мастер, который руководит работой словами, очень редко или вовсе не прикладывает рук к делу». Мастер даёт указания, «держа в руках измерительный прут и перчатки».

Сколько князья и епископы платят своим артелям — секрет. Значительную часть, как и гридням, составляет натуральное содержание. Редкое упоминание о денежной оплате в Проложном сказании о постройке церкви Георгия в Киеве (середина XI в.): у церкви «не бе… много делателей… И возвестиша на торгу людем, да возмет кождо по наготе на день. И бысть много делающих». Речь не о строительной артели, о подсобниках.

Здят — без чертежей. Ни — плана, ни — разреза, ни — изометрии. Я, со своими рисунками — колдун, «Зверь Лютый». Местные «здуны» — просто не понимают о чём речь. Картинка (в обратной перспективе!) или макет здания — иллюстрация. Для промывания мозгов клиенту — что он получит за свои деньги. Даже в XVI–XVII вв. чертежи нужны не зодчему — заказчику «в целях предварительной наметки, распределения и учета работ».

Вы графики трендов, уходящие в «счастливое будущее» видели? — Здесь похоже.

Храм не рисуют, а считают. По плоскости и в высоту. Количеством саженей и локтей. Единица измерения — палка. У каждого зодчего — своя.

Результат… Один год копают и выкладывают фундаменты. На другой год план строения уточняют и… стены «съезжают» с уже готовых фундаментов. Поэтому так широко копают? Чтобы не совсем уехать…

Сходная ошибка в одной из церквей Павловска под Питером постройки самого начала 20 века. Строительная артель воспроизводит технологические приёмы (и ошибки) «славных предков». А «кровавое самодержавие» — наказывает. Не за «предканутость», конечно, а за бестолковость.

Зодчих таких у меня нет и не будет — не побегут они от князей, им и там хорошо. Масон Фриц — уникальная флуктуация, мой личный «рояль». Постепенно молодёжь подрастает. Но опыт… «сын ошибок трудных». Набраться «опыта», кроме как делая «ошибки» в моих постройках — им неоткуда.

Глава 536

Вернёмся к фундаментам. Кроме глубины залегания материка заложение фундаментов зависит от веса опирающейся части.

Глубина фундамента Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове 1.6 м, а его притворов — 1 м. В черниговском Борисоглебском соборе глубина фундамента основного объёма — 2.4 м, его галерей — 1.1 м; в смоленской церкви Ивана Богослова — соответственно 1.2 и 0.9 м.

Очень мелкие фундаменты гражданских построек. У дворцов рядом с Десятинной церковью — 60 и 45 см. Терем в Смоленске — 20–30 см, терем в Гродно — 30–40 см.

Ошибка предков. Фундамент должен быть глубже промерзания почвы. В Курске, Пскове, Смоленске — 1,2 м, Москва, Новгород — 1,4 м.

Не смертельно для теремов — они бревенчатые, «играют». Не критично для тяжёлых церквей — под ними и так глубоко роют. Но важно для моей промки.

В Десятинной глубина фундаментов — 1.4 м, в киевской Софии — 1.1 м, в полоцкой Софии — 1.35 м, в новгородской Софии — 1.8–2.5 м, в черниговском Спасе — более 2 м. В Переяславле церковь Андрея — 50 см. Не менее 1.4 м — фундаменты галицкого и суздальского производства. Мельче 80 см в Смоленске у церкви Василия.

«Однако во всех этих случаях подошва фундамента лежит на материковом плотном грунте или врезается в него. Закладка фундаментов выше уровня промерзания не может считаться признаком низкой квалификации строителей, поскольку такие фундаменты могут быть вполне рациональны в том случае, если под их подошвой находится плотный материковый грунт и нет грунтовых вод».

А вот это ошибка археолога: морозного пученья нет только на скальных грунтах.

Как на полях весной камни из земли вылезают — видели? Лезут-то они из «материка», из «ниже пахотного слоя». Каждый год собирают, кучи вдоль полей выкладывают… Вроде — чисто. Можно пахать. На следующий год — снова. С фундаментами — сходно.

Совершенно особый фундамент церкви Покрова на Нерли.

Мастера построили храм на участке заливаемой поймы. Заложив фундамент до материковой глины, поставили на него не само здание, а белокаменный цоколь, подняв его до 3.7 м, засыпали землей, превратив в искусственный холм. На вершине холма, выше уровня паводковых вод, на цоколе и построена церковь Покрова.

О склонности Боголюбского к «новизням» — я уже… Он — не строил. Но выбор площадки и согласие на такое «совершенно особое» решение, как и деньги — его. Исходя из его личного опыта, здравого смысла и представлений о возможном.

Есть на «Святой Руси» и другие «особые решения».

В церкви Климента Старой Ладоги (1153 г.) общая глубина фундамента — 1.5 м. Врезан в мощный культурный слой, далеко не достигая материка. До глубины 0.75 м котлован отрыт под всей площадью храма, фундаментные рвы — глубиной ещё около 0.75 м. После укладки фундаментов пространство котлована между ними заполнено слоями песка и известкового раствора.

Не цементом, не «в душе», но залили и засыпали.

Полоцк, церковь на Нижнем замке (пер. пол. XII в.). Фундаментные рвы врезаны в мощный культурный слой на 30–35 см и намного не доходят до материка. Затем вся площадка поднята на 70 см подсыпкой чистого ярко-желтого суглинка. Фундаменты также подняты на эту высоту, общая высота 1 м. В части, где фундаменты проходят сквозь подсыпку, стенки их вертикальные, ниже — слегка наклонённые, книзу сужаются. Есть дополнительные фундаменты, параллельные главным, но заглублённые только в искусственную подсыпку.

Этакий… «аэростат на привязи с утяжелением».

Причина: ниже жёлтой подсыпки слой горелого дерева, несколько погребений — остатки деревянной церкви на каменном основании, сгоревшей до постройки кирпичного храма.

Успения на Подоле в Киеве. Строят на месте более ранней церкви. Общий котлован под все здание, ниже — фундаментные рвы: ленточные фундаменты подняли до уровня дна котлована, выше — кладка только под стенами и столбами. Общая глубина фундаментов — 4 м.

Коллеги! Попандопанки и попандопинки. Вы такое…? Можете сами построить? Или объяснить «ребятам с лесу» как такое делается? Или, хотя бы, подумать, что надо спросить о таком у людей смысленных?

Верхнюю поверхность фундамента тщательно промазывают раствором. В моё время говорили — «стяжка».

В черниговском соборе Елецкого монастыря слой раствора выступает в сторону, закрывает стык фундамента и края фундаментного рва.

Выше — кирпичная вымостка, слой, выравнивающий фундамент, ровная платформа, на которой возводятся стены и столбы, шире фундамента, выступает как козырёк. Верх вымостки расположен в уровне окружающей почвы, козырёк защищает фундамент от дождевой воды.

Для всякого средневекового попандопулы — «горячая проблема»: гидроизоляцию в духе 21 века сделать не из чего. Нет рубероида, плёнок, битума… Только слой глины в качестве и вертикальной, и горизонтальной гидроизоляции, дренирование и вот такие козырьки.

Вымостка иногда — один слой кирпичей: церковь Спаса на Берестове. В киевской Кирилловской — шесть рядов. В черниговской Благовещенской — шесть-семь рядов, три выступают наружу в виде отмостки. В Смоленске — от одного до девяти рядов кирпичей, причём, спускаясь вниз от поверхности земли на значительную глубину, вымостка как бы частично заменяет собой каменный фундамент.

В уровне поверхности вымостка расширяется, создавая вокруг стен и, особенно, столбов кирпичную отмостку, лежащую на земле или на слое глины. Сама вымостка, как правило, сделана на растворе, но бывает на глине (в Смоленске — Воскресенская церковь). Покрывает фундамент не только там, где стоят стены, но и там, где стен нет.

Смысл — понятен. На Руси — не только холодно, но и мокро. Фундамент надо закрывать.

Всё — просто. Но об этом надо подумать.

Коллеги, вы как? Озаботились? — А мне приходится. Поскольку у меня в работниках — простые «хлопцы из чащобы», которые не только архитектурных академиев — даже ПТУ не оканчивали, церквей, во славу боголюбия своих князей — не ставили.

Удача великая! Радость «всея Святая Руси»! Что в первой жизни я успел, одновременно с аспирантурой, и училище закончить. Не по классу фортепиано, к сожалению, а по специальности каменщик-монтажник, к счастью.

Сугубо интимный вопрос: с чем вы вляпнулись? Не — куда, не — откуда, не — во что. С чем? — Со своим личным опытом.

В космической фантастике ситуация: пришелец — сбежавший клиент сумасшедшего дома — рассмотрена. Вечный двигатель построен и до сих пор крутиться. А вот попаданец из дурки…

Коллеги! Ваш персональный опыт, ваша личность — имеют значение. Для попадизма и прогрессизма. Почистите душу перед «вляпом». Если успеете.

Как говаривал Серафим Саровский:

«Разница между закоренелым грешником и святым праведником в том, что праведник успел раскаяться».

Таки вот что я вам скажу, уважаемые… «Царство божие» против «вляпа» — мелкие семечки. У престола Господнего — работать не надо. Даже петь не обязательно — профессиональные ангелы есть. А тут, факеншит, всё из себя.

Контур вымостки очень обобщенно передаёт очертания вышележащих частей здания.

В Борисоглебском соборе Смядынского монастыря в Смоленске вымостка на местах пилястр образует большие неправильные округлые расширения; в черниговском Елецком соборе — прямоугольные выступы. В соборе Троицкого монастыря в Смоленске в западной части здания вымостка под пилястрами — прямоугольные расширения, в восточной — детально прорисовывает форму вышележащих пучковых пилястр. В тереме в Гродно вымостка, имеющая толщину в три кирпича, покрывает в восточной части здания пространство шириной в 2.3 м, служа основанием двум параллельным стенкам и небольшому помещению между ними.

Позже мне довелось иметь дело с гродненскими князьями. Был случай поинтересоваться: а нафига вы так затейливо построили? Объяснение… несколько забавное. Но — убедительное. О чём позже скажу.

Итого.

Строители «Святой Руси» набрали, в части фундаментов, за два века каменного строительства «сумму технологий». Мне достаточно воспользоваться существующим опытом, лишь чуть-чуть его подправив. Преимущественно — давя проколы в снабжении.

«Всё что положено — должно быть положено».

Лежни — выкинуть, «на сухую» — давить, камни — исключить, раствором — не проливать. Из трёх параметров — вес-материк-промерзание — выбирать наихудший. Активнее использовать «точечные» фундаменты, толщину 2 м — не надо. Упростить профиль — подушка в основании может быть нужна, сужение в нижней части, платформы-выступы в верхней — избыточно.

Представьте кузнечно-прессовый цех. Точечные фундаменты под станки и опоры. Остальное — чтобы ветер не задувал. Сходно — мой собственный дворец, другие общественные и промышленные здания. А храм… Похоже — шатровый. Четверик в основании. С контрфорсами по углам.

В основе чуть опережающего (для Руси — века 4–6) «окирпичивания» — уже сделанные шаги. Мы перешли с плинфы на более толстый, менее квадратный кирпич — «совейский».

В XI в. для кирпичей использовали каолиновую глину, иногда возили издалека. Кирпичи — розовые, палевые, светло-желтые. Поэтому цемянка — разноцветная. В XII в. пошли местные глины. Иногда в кладке встречаются кирпичи разных цветов. В «Старой кафедре» Владимира-Волынского большинство — красные, но 30 % — светло-желтые и белые. Красные и светло-желтые в Благовещенской церкви Чернигова.

У меня кирпич красный — рядом с Всеволжском есть белая, жёлтая и красная глины. А в Городце Радиловом — серые. Но цветность — игры гончаров, а не кирпичников.

Отказались от «святорусской» технологии: перешли от открытой печи к закрытой, затем — к круговой. Вместо деревянного ножа, формовочной рамки, «постельной» доски — набивка в железные формы, в которых кирпич и печётся. Отпала необходимость держать заготовки пару недель в «банкетах», перекладывать то плашмя, то на ребро. Делаем круглый год, а не с 20 мая по 1 сентября, как в «Святой Руси» из-за сушки под открытом небом.

Другое выигранное время — остывание. Цикл работы святорусской печи — от загрузки до выгрузки продукции — около трёх недель. У меня — часы. Про экономию топлива… — и так понятно.

Результат: у меня — раз в сто производительнее. Внедрённая в Пердуновке и развёрнутая в индустрию во Всеволжске технология даёт поток продукта. Которого хватает не только на растущие как грибы «русские теплушки», не только на каменные подвалы, склады и обкладку амбаров, но и на крупные проекты. Вот, даже о храмах можно подумать.

Капитальные вложения, технологические приёмы. И — активно используемый принудительный труд, «каторга». Особенно — на самой трудоёмкой, тяжёлой операции — разминании глины. Механические глиномесы и ленточный пресс… пока рано.

«Дробление глины — в вальцах, перетирание — на бегунах, глиняное тесто — в ленточный вакуум-пресс, который непрерывно выделывает брус, режется струнным устройством на отдельные кирпичи, они укладываются на специальные полки и направляются в сушилку. Высушенный кирпич перегружается на печные вагонетки, поступающие в туннельные печи, где при температуре 900 °C обжигается…».

Мда… Можно помечтать. И не забыть рассказать Трифе. А то дашь тут внезапно дуба… Если сами не додумаются — пусть прочитают.

Другой материал — камень. Мы с камнем не работаем — тесать тяжело. Даниил Заточник подтверждает: «Лепши есть камень долотити, нежели зла жена учити».

Камень во владимиро-суздальских постройках хороший — крепкий, белый, морозоустойчивый. Известняк среднекаменноугольного возраста, нижней зоны мячковского горизонта. Так строил Боголюбский Успенский собор. Позже, когда его младший брат, Всеволод Большое Гнездо, галереи пристраивал — качество камня хуже.

Другая тема — отделка камнем.

В Киеве, Чернигове, Переяславле XI и частично XII в. — красный шифер (пирофиллитовый сланец). Использован для карнизных плит, покрытия пола, парапетов хор и т. д. В пер. пол. XII в. — применяли в Полоцке.

Тащили из Овруча, удобен в обработке, цвет — оттенки лилового, фиолетового, розового. Оттуда же и розовые пряслица — ходят по «Святой Руси» в качестве ден. знаков. Я про это уже…

Греки применяли красный шифер из-за сходства по цвету с популярным в Византии пурпуром. В Смоленске пирофиллитового сланца нет, заменитель — плиты красновато-лилового песчаника.

«Нашему дурачку — хоть кусочек, да кумачку» — русское народное.

В новгородской Софии — плиты из местного плотного светлосерого известняка. Во вт. пол. XII в. — более пористый ракушечник бурого, красноватого и зеленоватого цветов. Плиты обработаны начерно, без точной отески.

Про «голландскую болезнь» в Новгороде — я уже. Особенности денежных потоков и их распределения дали немедленную отдачу в технологии, материалах, конструкциях построек.

У меня задач декоративных очень мало. Где в здании судостроительной верфи жизненно необходим пирофиллитовый сланец?

Другое дело — спец. применения. Типа «ловушки для царицы Савской».

Рассказывают, что царь Соломон заманил царицу в помещение с полом из хорошо шлифованного чёрного камня. Царице показалось, что это вода, она в испуге вздёрнула юбки. И все увидели, что у неё волосатые ноги.

Интересно: сколько стоило такое знание в человеко-часах труда шлифовальщиков?

Как же далеко от царя Соломона ушёл прогресс! В 21 веке — даром. Всем! Смотри — не хочу.

Я — не Соломон, царицы Савской — нет, такие заморочки — не нужны.

Все мои рассуждения «про пользу кирпича» хороши только в одном случае — при наличии строительного раствора. Вы ещё не забыли, что «цемент — аж горит»?

Основной связующий материал в «Святой Руси» — известь. Получают обжигом известняка в специальных печах. В летописях: «пещи извистьныя».

В Киеве следы шести таких печей в 150–200 м от Софийского собора, в южной части «города Ярослава», над Крещатицким оврагом, 40-е гг. XI в.

Печь — цилиндр с внутренним диаметром 2.6–2.7 м. Стенки — из кирпичей на глине. Толщина — 60 см, кирпичи 3.5х25х35 см. В нижней части печи — устье шириной 0.8 м, немного расширявшееся наружу. Боковые стенки устья тянутся на 1 м; высота 30–40 см. На высоте 70–80 см от дна внутренние стенки имеют уступ.

Одна из печей брошена невыгруженной. Почему — неизвестно.

В Суздале печь для извести — на территории детинца, 20 м от северо-западного угла Рождественского собора. Круглая шахта, внутренний диаметр около 3 м. Стенки — из кирпичей на глине, сплошь ошлакованы от сильного огня. Размер кирпичей 3.5х20х37 см.

Дно печи — материковая глина, сильно прожжённая. На высоте 50–60 см от дна — уступ шириной 40 см. Стенки и основание толщиной 75 см. В дне печи — канавка, перед топкой — яма глубиной 1.2 м. После употребления печь специально засыпана.

Забавно: на «Святой Руси» явно различают строительный кирпич и вот такой — «индустриальный», печной. Почему продолжали складывать здания из тонкой, хрупкой, подквадратной плинфы (в Десятинной — 30в35в2.5 см, перед Батыем — 24-29в17-21 см, толщина прежняя), имея перед глазами более удобный «брусок»? «Некошерно»?

Обе печи — киевская и суздальская — расположены непосредственно на строительной площадке.

Возить по «Святой Руси» что-то полезное — накладно. Поэтому возят красивое — «предметы роскоши».

Следствие «изготовления по месту» — привязанность к этому месту. «Пойти на вольные хлеба» — свободно предлагать свои услуги всем желающим, означает и создавать эту «строй. индустрию» у такого желающего. Отчего сроки и цены…

Другое следствие — поскольку место всё равно менять придётся (хотя бы внутри города), то и нефиг вкладываться сильно — технологические улучшения не окупаются из-за малого срока применения.

Исключение — новгородцы с «голландской болезнью». Денег столько, что на цены плевать. Поэтому там к концу века появляются «вольные каменщики». Не «казённые» (княжеские, епископские), а «рыночные».

Но технологический скачок в части обжига извести — отсутствует.

Печи работают в двух вариантах: периодически («непроходная») или непрерывно («проходная»).

В «непроходной» над топочной камерой — дырявый свод из крупных камней. На него загружают мелкие куски известняка. Обжиг — 3–5 дней (с загрузкой и охлаждением после обжига).

В «проходной» над топочной камерой — решётка, поверх которой укладывают чередующиеся слои угля и известняка. Известь сквозь решётку падает вниз, выгребают через устье, сверху загружают новый слой. От загрузки до выгребания — неделя. В извести больше углей, чем при обжиге в «непроходной» печи.

Уступ на внутренних стенках может служить для укладки решётки («проходная») или для опоры свода («непроходная»).

Кажется, именно эти кусочки древесного угля находят археологи в кладке строений Боголюбова, считают их специальной добавкой — «фигурным болтом» русских каменщиков. А это просто… брачок-с технологии? Подобный 1.5 % неметаллических включений, постоянно наблюдаемых в русском чёрном металле от Владимира Крестителя до Александра Освободителя.

Сходство технологий: металлургическую домну и «проходную» известковую печь загружают через общее «горло» смесью сырья и горючего.

У меня на верхнем краю Дятловых гор две таких печки сделаны. Обоих типов. Интересно же!

Все эти годы они исправно работали. Но потребности растут лавинообразно. Ещё зимой я решил немножко прогресснуть. В части известеобжигательных печей.

Не могу вспомнить ни одного попандопулы, который бы в этом поле «явил чудеса изобретательности и трудового героизма». А зря — есть близкие по времени примеры.

Печь с улице Резиденс-лейн в английском Рипоне: «Обычно печи для извести в диаметре — всего три метра. Наша же — 5,7 метров». Датировка: в 1454 г. часть местного собора обрушилась. Для восстановление потребовалось большое количество извести.

Очень похожая, самого начала 20 века — «кувшин мелового периода», врезана в склон на берегу Волги у Саратова.

Сразу замечу: установки не соответствуют 21 веку — работали на мягких породах типа мела. Такое следует обжигать во вращающихся печах, не в шахтных.

У меня таких забот нет. Во-первых — твёрдый местный известняк. Во вторых… а чем стометровую (из 21 века) дуру крутить?

У шахтных 21 века принципиальный недостаток: топливо — газ или мазут. Чего у меня нет. Поэтому — по-святорусски. Но — лучше.

«Шахта печи состоит из стального кожуха и кладки»… — проехали. Стальной кожух здесь… невообразимая роскошь. Для обеспечения механической прочности врезаем в склон. Благо Дятловы горы дают подходящий рельеф.

«Рабочая высота шахты составляет 18–20 м» — не рискну. Девять метров… достаточно.

«Шахтные печи различают по виду применяемого в них топлива и по способу его сжигания. В пересыпных печах твёрдое топливо подается вместе с сырьём и сгорает между кусками обжигаемого материала. Здесь применяют топливо с малым содержанием „летучих“ — антрацит, кокс и тощие сорта каменного угля, дающие при горении короткое пламя».

Суздальские печки — вот такие. Вместо антрацита — древесный уголь.

«В печах с выносными топками последние расположены по внешнему периметру печи. В них сжигается твердое топливо и образующиеся горячие газы поступают в зону обжига. Применяют длиннопламенное топливо с высоким содержанием „летучих“, а также торф, дрова, горючие сланцы».

Похоже на киевские печи.

Похожи… Но не такие! Топки «расположены по внешнему периметру печи»! А в Киеве — внутри!

Сделать печку непрерывного действия… С выносными топками! Не надо полешки в печку подкидывать! Врезать рядом с печкой в склон топку… две… чуть выше дна…

Внутри — ничего не горит… не будет там «дна из материковой глины, прожжённой на 75 см». Печка без «огонька внутри»…

Во блин! Так не бывает! Это ж все знают!

Ага. Только у Петра Великого сыскался как-то повод выбить медаль с надписью «Небываемое бывает». У него — серьёзное дело, «пехота атакует флот». У меня-то всё проще.

Зону обжига разделить по высоте на части двумя решётками — известняк распадается на пластинки микронных размеров. Такое просыпется до самого прохладного дна. Где остывает и выгребается.

Почему предки так не делали? — А незачем. Печки — одноразовые. Городить такую «навороченную дуру» — смысла нет.

«Кладка шахты состоит из внутреннего защитного слоя — футеровки и наружного — теплоизоляционного… Чем более тщательно выполнена футеровка и выше качество примененных огнеупоров, тем более высокая температура обжига поддерживается в зоне обжига…».

Технология, факеншит! Материаловедение, итить его ять!

Эти, скучные многим попандопам и попандамам сущности — главные стимулы политики. И прочих… авантюрных историй.

Огнеупоры и являлись последнее время основным тормозом моего прогрессизма. Точнее — их отсутствие.

Нормальный красный глиняный кирпич более 1000 °C не держит — трескается.

У нас есть немного белой глины — каолина. Как я радовался, когда в первый год мои ребята нашли слой, вскрытый здешними оврагами! Потом — одна печка, другая, третья… Гончарная, стекольная, хрустальная… Домна! Факеншит! Тигли! Разъедрить! Вагранки! Япона мама! Металлургия жрёт футеровку как дракон девственниц! Да ещё и кочевряжется — то она сильно кислая, то сильно основная…

Тут мне попал в руки Сигурд.

Какая связь между огнеупором и бродячим нурманом? — Прямая!

Не-не-не! Не надо из последних викингов огнеупорные кирпичи лепить!

Часть пошла с ним в его «циклопический» поход, а часть я загнал разведывать реки к северу от Волги. Да я ж рассказывал! Речка такая есть — Керженец.

Когда знаешь что и где искать, то можно позвать к себе нурманов, и, старательно делая умный вид и уверенный тон, произнести:

— А идти вам вверх по Керженцу до слияния с первым сверху большим притоком. Приток будет слева, а чуть ниже, по правому берегу — глины голубые лежат. Сыскать их… — не сможете. А вот поделки такого цвета — у местных увидите. Расспросить и про место узнать.

Направление… «на деревню дедушке». Результат — Рыжковское месторождение. Ну это ж все знают!

«…Рыжковское месторождение тугоплавких глин… с запасами 1,56 млн. т… находятся в гос. резерве».

В 21 веке для разработки — не созрело, в стране и другие места есть. А у меня «страна» — маленькая, что нашёл под боком — то твоё.

Места там в эту эпоху… дебри лесные. Эпитеты: дремучие, гиблые, непролазные… Но для меня главное — речка. Транспорт. Там накопают, в плоскодонку кинут, в Волге поймаем да на место притянем.

Дальше сработала система.

— А кто это у нас из землепроходцев нынче свободный? О! Еремей Сенокрад! Старый знакомый! Возмужал, поширел, поумнел… Возьми-ка у Драгуна отчёт о походе нурманов на Керженец. Найди место, где они про голубые глины слышали, да осмотрись там. Не просто — глина, а как рудник поставить, пристань, лесосеку, казармы… обычные ваши дела — приголубливание, торговля, добровольцы на обучение, речку посмотреть, карту уточнить… Родине нужны футеровочные глины! Давай, парень!

Рутина. Которая составляет немалую часть моей жизни. Совсем уж рутинную рутину — взваливаю на подчинённых. Но дела фронтира, изыскательские — стараюсь контролировать.

Система. В которой конкретный Еремей — винтик. Обученный, мотивированный, экипированный… «заточенный».

Само-. В смысле — само-заточенный. В смысле — «творит что хотит». А «хотит» он — шляться по местам нехоженым, невиданным. У нас с ним — как у щуки с Емелей: «по моему велению, по твоему хотению…» — гребите, добры молодцы, по Керженцу вверх.

Есть ещё десяток таких умельцев. Сами рОстим! Смотрю на них и облизываюсь от восторга.

Не-не-не! Я не про то, про что вы подумали!

Такие ребята — моя гордость. Главный результат прогрессизма — люди. Которые умеют, могут, хотят… Факеншит уелбантуренный! Да что ж вы всё про одно и то же «хотение»?! Я-то про дело, а вы об чём?

У каждого — помощники-ученики, торговец, картограф, проповедник, охрана… Я ж рассказывал!

Еремей сходил, привёз кое-чего в рамках Усть-Ветлужского соглашения, пушнины чуток, пяток подростков-сирот. Которых тамошние кудо решили мне «скормить». И пудов десять этой глины для Горшени.

Горшеня, главный мой мастер по всякой керамике, сказал наше исконно-посконное «Ё!».

Почесал где зачесалось. То бишь — в затылке.

И пошёл делать «длянасовые кирпичи».

Скалы Динас, Craig-y-Dinas — здесь нет, не Уэльс, «динасовых кирпичей» не будет. Поэтому будут кирпичи «для нас». А идею добавлять 2–3 % извести — он воспринял.

Забавно: для обжига извести — нужен огнеупор, для огнеупора — известь. Разорвать эту цепочку без временного решения, без построения печей, которые предсказуемо прогорят — невозможно. Отчего и есть у меня святорусские печки со «сплошь отшлакованными стенками».

Предкам легче: у них печки одноразовые, под одно конкретное строение. Перебрались на другую площадку — заново сложили. Таскают за собой сырьё, горючее, кирпич. Не — продукт. На «Святой Руси» не только «кочевые земледельцы», но и «кочевые углежоги» есть. И вот — известежоги. А с кирпичом не так. Кирпичные печки чуть сложнее, чуть дольше технологический цикл — стационарны.

Я, стремясь к качественному продукту, давлю «бродячие» печки. И нарываюсь на проблемы, которые предки мило обходят. Типа «сплошного отшлакования». С крошением внутреннего слоя в готовый продукт.

Вот одна из моих «старушек» — первых известеобжигательных печей — «дала дуба». Скоро и вторая повалится. Поэтому и поторапливаю с запуском новой «великанши».

Горшеня уловил, после ряда моих «наездов», что «как с дедов-прадедов бысть есть» — наказуемо. Вот и экспериментирует: добавляет угольный порошок, известь… Должен дойти до 1800 °C.

Тут ему подкинули «дерьма голубого» от Сенокрада. Он так обрадовался…!

Но вернёмся к извести. Полученную в результате обжига «гасят» в творильных ямах. Ямы предки копают здоровенные. У недостроенной церкви в Волковыске слой извести толщиной 1 м на площади 50 м2.

Смысл «творения» — «просто добавь воды». Раза в 2–3 больше извести. Если нужно «тесто». Если «пушонка» — 1:1. Температура поднимется так, что возможно не только кипение воды, но и возгорание дерева.

Холодную воду — подливать, смесь — помешивать. У меня подливают слабенький рассол — 0.5 % NaCl. Заметно ускоряет.

Держать температуру 60–80 °C. Чтобы — без перегрева, но — интенсивно. Для предотвращения перегрева, особенно местного (в толще кусков) — измельчение сырья, интенсивное перемешивание, установление оптимального количества воды, добавляемой мелкими струями.

Нет, уважаемый, ваша струя не годится — недостаточно холодна. И состав… на сахар проверялись?

«Оптимум» — пусть Горшеня с Фрицом ищут. А мельничку для измельчения мы поставили. И не одну. Нужно крошить исходный известняк в куски 40–50 мм, нужно перетирать негашёную «кипелку» до 1-10 мм. И это ещё не всё, что нужно растереть.

Коллеги, у вас «счастливое детство» было? — Значит, знаете как в пустую бутылку набивается карбид, прокладка из травы или ткани, заливается вода, пробка. Всё это — кинуть и ждать. Когда оно рванёт. Бахает громко. Хотя, конечно, «поджаренный» кислородный баллон — громче. И улетает дальше.

Дальше — «выдерживают».

«Если известь нужна для кладки — выдерживать не менее 2 недель. Известь для штукатурки выдерживается месяц».

Факеншит! Как в пивном ларьке — «Ждите отстоя пены». И это — на стройплощадке. А дело когда делать?

«Выдержка» влияет на «пластичность». Существенный прирост «пластичности» — в первые 24 ч выдерживания в насыщенном водой состоянии. Известковое тесто продолжает повышать пластичность до года.

При длительном затвердевании (десятки лет) известь на открытом воздухе входит в реакцию с углекислым газом, образуется карбонат кальция.

Последняя фраза в просторечии звучит так:

— Известковый раствор — сохнет годами.

Чуть иначе с «пушонкой»:

«Убеждаемся, что вода залила все слои, выдерживаем полученную смесь 36 часов в темном помещении… Храним около месяца в холодном, темном помещении — только при таком условии она приобретёт свои качества».

Эти «ценные указания» в «Святой Руси»… Про «творило» в Волковыске не забыли? Представьте как на площади в 50 квадратов организовано интенсивное помешивание, как воду добавляют… Но хранить в «холодном, тёмном помещении»… Над «творилами» даже навесов не ставят: пойдёт дождик — хорошо, меньше с реки вёдрами таскать.

Негодная технология даёт негодный продукт.

На что накладывается систематическая невнимательность «святорусских зодчих».

Я кого-то обидел? Типа: «тупые предки»? — Ну, извините.

Хотя… Вы думаете, что потомки сильно «острее»?

Мда… Извините ещё раз.

Для остальных — объясняю.

Глава 537

У извести есть «гидравлический модуль». Высокий модуль — известь «жирная». Низкий — «тощая» или «серая». Из чистого известняка — жирная, из известняка с глинистыми примесями — серая. Такая — схватывается во влажной среде. Её именуют «гидравлической», в отличие от жирной, которая «воздушная».

Русские строители строят на Руси. А не в Каракумах, например. Уже разница во влажности между Степью и Центральной Россией — бьёт по глазам. Из выгоревших степей Донбасса или Таврии возвращаешься в русский лес летом и видишь — джунгли. Всё вокруг растёт, шелестит и размножается. Потому что мокро. Строя в таком климате, необходимо чётко понимать способность раствора к схватыванию во влажной — не в воздушной — среде.

В древнерусских фундаментах, заложенных во влажную почву, нередко используется не гидравлическая, а воздушная известь. Наоборот, в стенах, где гидравлические свойства менее нужны, часто применена гидравлическая известь. Более того, в одном строении на соседних участках стены, находящихся в одинаковых условиях влажности, использована известь от воздушной до сильногидравлической.

Свойство на «Святой Руси» — просто игнорируют.

«Лепили храмы из дерьма не глядя».

Странно. Здешние строители — не шабашники. Не «наваял — убежал».

Они живут среди построенного их отцами и дедами, молятся в вот так сложенных церквях. Видят строения через годы и десятилетия, ковыряют швы, пытаясь понять и превзойти «славных предков». Хоть и медленно, меняют технологии в сторону улучшения, удешевления… Но «гидравлический модуль» — не замечают.

Причина? — Выбор сырья для извести делает один человек — «головник» «дружины». Которому на «гидравлический модуль»… его этому не учили. Накопления информации — нет, письменные источники по теме — отсутствуют. Мастера — «секретничают». Даже понимающий в «гидравлическом модуле» приехавший издалека «здятель» не будет объяснять — почему он выбрал вот такой, «грязный» известняк.

«Се — тайна велика еси», наследственность профессий, тайные знания великих предков… «Сopyright» без «copy» и без «right-а». Результат — барахло.

Неслучайно «Янки» начинает с бюро патентов:

«…первое мое государственное мероприятие, проведенное мною в первый день моего вступления в должность, заключалось в том, что я основал бюро патентов, ибо я знал, что страна без бюро патентов и без твердых законов, защищающих права изобретателей, подобна раку, который может двигаться только вбок или назад».

Не могу вспомнить отечественного попандопулу, который бы повторил Твена.

— Чё? Бюра патентов? Нахрен. Не наше это, не исконно-посконное.

— А наше?

— А наше — скоммуниздить.

Поэтому на Руси — именно «вбок или назад»? С отягчающими обстоятельствами: низкая интенсивность профессиональной коммуникации. Твои «авторские права» не украдут. Ибо — некому. Прохожему мужичку они и нафиг не нужны — не корова, не продать. А профи… попробуй сперва его поймай.

Ну и много ты своей единственной головой, хоть бы и «семи пядей во лбу», про «тощие извести» надумаешь? А стройка-то — дело тяжёлое. Дорогое, долгое, ответственное… Артель, семьи их, которым кормиться надо… За ошибку — и свои выскажут, и власти взыщут. Нет уж, давай лучше по старине, по традиции. А ежели что — на всё воля божья, отмолим.

Результат — падающие стены. «Не схватывается».

Как упала стена Мономахова собора в Смоленске при Ростике — я уже… Пренебрежение к «гидравлическому модулю» приводит в «Святой Руси» к регулярным обрушениям с человеческими жертвами.

Что не менее регулярно отмаливается. Хорошо, ежели заблаговременно. Барма и Постник, строители «Василия Блаженного» — не два человека, а один. Имя — Барма, прозван — Постником. За чрезвычайное, даже по тем временам, благочестие и боголюбие. Помогло: ни храм Покрова в Москве, ни кремль в Казани, им поставленные — в обрушениях не замечены.

Ошибка предков воспроизводится столетиями. Уже и в Московскую эпоху в качестве причины разрушения ряда храмов и башен упоминают некачественность строительного раствора.

Какой-то вековой глюк «святорусских» мастеров.

Это видно и в эволюции заполнителя строительного раствора — цемянки.

Цемянка применялась в Византии согласно древним традициям. В русских растворах XI в. — специально обожжённая и затем размолотая глина. В XII в. — мелкотолченый кирпичный бой.

Выгодно — позволяет с пользой употребить брак кирпича, даёт более крупные фракции заполнителя. Что уменьшает усадку при твердении и обеспечивает большую стойкость от растрескивания.

Но заменяя мелкие керамические фракции более крупными, теряют другое: способность схватываться во влажной обстановке.

Все растворы Киева XI — начала XII в. — известково-цемяночные. Отношение вяжущего к заполнителю 1:1–2:1. Что резко отличается от растворов 20 века, где 1:3–4.

В Полоцке — киевские составы. Пока не приходит Евфросиния. Строила, понятно, не она. Но так мозги строителям промывала…! В растворе храма-усыпальницы её монастыря песок доходит до 10 % заполнителя.

В Смоленске — цемянка и песок. Цемянка — 40–80 % заполнителя, песок — 15–40 %. Много крупной фракции: крупнее 1 мм — 30–40 %, гравий (более 5 мм) — 10–30 % всего раствора. Часто встречаются кусочки угля.

Как такое по стенке мастерками размазывали…? Поэтому у них слой раствора толщиной в кирпич?

Когда, в первой жизни, в растворе с моей бетономешалки каменщикам попадались камешки — они всегда высказывались. Нелицеприятно. Уши горели.

В новгородских растворах очень мало песка, глинистых частиц — 20 % заполнителя.

Иначе у суздальцев. Цемянки меньше 1.5 %. Примесь попала в раствор вместе с известью? Крошащийся от перегрева кирпич внутренних стенок печей?

Основной заполнитель — песок, 70–80, иногда даже 99 %. Извести во суздальских растворах около 80 %.

Это не 1:4, как в 21 веке, а наоборот — 4:1. Зачем?! «Кашу маслом не испортишь»?

Меня совершенно не устраивает «гидравлический модуль» того, что получается из здешнего чистого известняка. «Воздушка» мне мало нужна. Начали подсыпать местные мергели, глины пошли. Особенно хороши оказались серые городецкие.

Очень неприлично, на мой взгляд, выглядит «святорусский процесс творение». С его «непросто добавь воды» и долгим выдерживанием «в тёмном, прохладном месте».

Я уж не говорю, что это опасное производство. Проз. одежду выдаём, учим, но каждую неделю — у кого-то ожог.

Главное: ждать отвердевания раствора годами… «ох, господи, не доживу».

Мне бы какой-нибудь аналог клея «Момент»…

Не, не нюхать. Для основного его применения.

Если с фундаментами я могу оставаться в обще-святорусском русле, если с кирпичом, я, хоть и ушёл от плинфы, но «святорусский индустриальный» как-то похож на мой, то с раствором — полный отказ. Надо изобретать что-то своё. Ну, или уже давно известное, но в 21 веке.

Основой цивилизации 21 века является цемент. В прямом смысле: почти всё, что вы видите, имеет в своей основе этот искусственный материал.

«И на Марсе будут яблоки цвести» — возможно. Но только после того, как кто-то выложит бетонными плитами стартовую площадку, зальёт бетоном фундаменты пусковых, поставит бетонные блоки в основания зданий и сооружений…

«Хлеб строительства».

Совершенно нерусский продукт.

Факеншит уелбантуренный! Куда мы попали?! Нам «повезло» с климатом, при котором добывать «хлеб насущный»… «дашь ума». И — труда. Так и с этим, строительным «хлебом»… пролёт.

Сильно древние римляне (во II веке до н. э.):

«…получали пуццолановый цемент совместным размолом извести и вулканического пепла, прозванного пуццоланой (по городку Поццуоли на берегу Неаполитанского залива, где он был впервые обнаружен)…

Греки применяли… туф с острова Санторин. Пуццолановые цементы изготовлялись путем простой добавки пуццоланового материала к извести в качестве заполнителя».

Где мы, а где Везувий с Санторином?! Вулканический пепел, туф, пемза (не путать с Пензой!)… Ну нету у нас такого!

«В средние века было случайно обнаружено, что продукты обжига загрязнённых глиной известняков по водостойкости не уступают римским пуццолановым смесям…».

Всякие славные готы с вандалами — не знали, не знали… и забыли. Но сооружения оставались перед глазами. Превратились в каменоломни. В дворцах, банях, храмах и амфитеатрах — камень добывали. Всё угробить и растащить не смогли — много римляне построили. Ругали древних за крепкую кладку — ломать тяжело. Расковыривали, растаскивали… И додумались сами сделать подобное.

Сильно постепенно. За тысячу лет.

На «Святой Руси» — ни сырья, типа туфа, ни повсеместных примеров каменной кладки тысячелетней давности. Нет и такой уж острой потребности строить из камня. С деревом работать куда как приятнее. И проще. Веками.

Потом ситуация изменилась: в 1584 г. в Москве учреждён «Каменный приказ», который наряду с заготовкой строительного камня и выпуском кирпича ведал изготовлением извести. Появились производители сухих строительных смесей. Использовали биодобавки — бычья кровь, творог, яичный белок, кизяк…

Тема в какой-то момент стала настолько «горячей», что филологи утверждают, будто часть храмов «на крови» получила прозвание из-за добавки крови в цемент.

Сакральность пролития крови… Как папа Авраам сыночка зарезать пытался… жертвенный агнец… Это ж все знают!

«Пожар Московский» заставил сделать следующий шаг: 1825 г., Е.Г.Челиев «Полное наставление, как приготовлять дешевый и лучший мертель или цемент, весьма прочный для подводных строений, как-то: каналов, мостов, бассейнов, плотин, подвалов, погребов и штукатурки каменных и деревянных строений».

Челиев обнаружил: при обжиге в горне на сухих дровах смеси извести и глины до «белого жару» (1100–1200 °C) получается спёкшийся продукт, обладающий в измельчённом виде способностью твердеть в воде.

«Портландцемент получают при нагревании гашеной извести и глины… до температуры 1450 °C. Происходит частичное плавление, образуются гранулы клинкера. Для получения цемента клинкер перемешивают с несколькими процентами гипса и тонко перемалывают».

Название — от Джозефа Aспдина. В 1824 году он получил патент: «Усовершенствованный способ производства искусственного камня». Нагрел смесь хорошо подробленного известняка с острова Портланд и глины в кухонной печи (900-1000 °C), раздробил комок смеси в порошок, который затвердел при добавлении воды.

Продукт не был ни первым, ни лучшим. Ни, вообще, портландцементом: Исаак Джонсон создал «настоящий» портланд, применив обжиг при 1450–1550 °C.

Как-то очень… не героически получается.

Не-не-не! Героизма полно! И боевого, и трудового. Но…

Бряхимовский бой — эпизод по получению доступа к залежам известняка? Берсерки-нурманы — геологический инструмент для поиска месторождений огнеупоров? Сложные умственные построения по проникновению в замыслы противника, кровавый бой, отрезанная голова посадника Радила… — способ получить серые глины для изготовления «тощей» извести?

Мда… Ну, типа — «да». Я стараюсь всякий «героический подвиг» превратить в «ресурсное достижение».

Связка подвиг-ресурс — героично, романтично… и — прибыльно. Хотя я бы предпочёл без романтики. Футеровочные глины хоть с подвигом, хоть без — необходимы. А герой без футеровки… только для поговорить.

Нынешний мой поход, подавление «восстания жрецов», грязевой марш, размышления о популяциях миног, «огненный смерч» над «саблевидным мысом»… — вот и для этого тоже. Для запуска «известеобжигательной печи с выносными топками».

Сотни захваченных мятежников попадут в каторгу. Конкретно — вот сюда, ломать в карьере известняк.

Три параметра: состав сырья, температура обжига, тонкость помола.

Последнее… даже сильно «утончённые» дамы — не годятся. Поскольку критерий «тонкости» — «сито 008».

Вогнать основную фракцию в такое сито ручками… можно. Как шлифовать ручками базальт, чтобы насладиться видом мохнатых ножек царицы Савской.

Две железных трубы… Фиг бы у меня чего получилось, если бы не Прокуй, не наша «сверх-домница» и прокатный стан, не смерть Калауза и доступ к глыбовой каменной железной руде…

Поставлены горизонтально. Внутри — округлые гранитные валуны. В той, что выше по склону — покрупнее, во второй — поменьше.

Моя готовая уже «великанша» будет давать обожжённую известь. Извёстка тоже нужна. Но основная часть пойдёт в её «соседку». Эту — только начали. Она даст нам клинкер.

Или — «нет». В смысле: клинкер дадут обе.

Тут тонкость, которую я пока не знаю. Челиев смешивал с глиной известь. Гашёную или негашёную? У Аспдина — известняк. Джонсон — гашёную. Какой вариант лучше, как это будет на нашем сырье… надо смотреть.

Тут ещё много чего надо смотреть:

«Сырье… для портландцемента должно иметь 75–78 % карбоната кальция и 22–25 % глины. Такое природное сырье встречается крайне редко, поэтому заводы… работают на искусственных смесях…

Сырьём… служит слой известняка зеленовато-жёлтого цвета… Залегания цементного известняка располагается на глубину до 10 м. неравномерными слоями до 0,7 м. Из опыта геологоразведочных работ таких слоёв, как правило, четыре».

У меня здесь чистый белый. Будем искать. Точнее — уже ищем.

Другая, уже видная тема: перенос производства. Как только технология будет отработана — производство надо отсюда выносить. По экологии, топливу, воде. И — по людям.

Коллеги! Вам такое место — Гусь-Хрустальный — знакомо? Городка ещё нет. А вот речка Гусь — уже течёт. Прямиком в Оку. И лежат там рядом особенные тамошние пески. Не зря, ох не зря, идут по Мещере мои егеря, метя «грань селений русских». Туда перейдут стекольное и хрустальное производство.

Не зря я выбивал из Боголюбского Волжское Левобережье. Зелёный известняк мы там найдём, леса на дрова — полно. Речек достаточно, мельниц поставить — место найдётся. В 17 в. там их считали четыре сотни. Цементное производство — вынесем туда…

«Туда» — куда?! — Ещё не знаю. Но — узнаю. И сделаю.

Спокойно, Ваня. Сперва — отработка режимов.

«Для изготовления цемента используют известняк и глину 3:1… Соотношение должно быть точным, 0,1 % значительно влияет на свойства цемента. Изготовленную смесь… обжигают в течение 2–4 часов при температуре 1450 °C. В результате обжига получают крупные комья — клинкер».

Который будут молоть шаровые мельницы. Скорость вращения невелика. Нам тут не сильно к спеху. «Мели Емеля, твоя неделя». 10–30 об/мин. Можно водой крутить. Может, наплавную мельницу сюда по Оке подтянуть? А как оно на водяную пыль отреагирует? Хотя есть же «мокрый способ производства портландцемента»…

Надо проверить, подумать, сделать. И получить нормальный портланд.

А вот это, попандопнутые дамы и господа, революция. Потому что нигде в мире такого «искусственного камня» — нет. Никто с ним работать не умеет, свойств его не понимает.

Чисто например. Разные мафии имеют, в 21 веке, гадскую привычку совать ноги своих жертв в тазик с цементом и кидать в море. Привнести в этот мир подобный обычай могу только я. Поскольку все прочие материалы — схватываются медленно.

Да фиг с ним, с тазиком! Скорость работ, качество, производительность. Принципиально новые возможности. Железобетон…

Исключить обязательное «здятство» арок над оконными и дверными проёмами… бесконечное примастыривание опалубок, по которым выкладываются своды, строительные леса к ним, месяца ожидания «когда засохнет»… Или — кинул перемычку и пошёл дальше.

Нормально портландцемент твердеет за 25–27 дней. А не годами, как известковый раствор. Месяц и десятилетие… почувствовали разницу?

Почему-то попандопнутые коллеги не понимают остроту необходимости портланда для «Святой Руси».

В списке авторов изобретения — преимущественно англичане. Понятно — морская держава, постоянно нужно что-то в воде строить: причалы, волноломы, маяки… Но у нас-то та же самая забота! «Русь — от русла»! Почти всё население живёт на границе «зоны затопления». При подъёме воды в половодье на 10–15 метров построить что-то капитальное…

Не-не-не! Церкви, крепости — пожалуйста! Их на высотах ставят. А вот что-то полезное… Всё снесёт в первую же весну.

Мне нужны разные… гидротехнические сооружения. «Святая Русь» — речная страна. Лезть в воду — необходимо. А набирать что-то из дубовых свай или клетей… Можно. Но задачи мои растут. Как суваши психанули, когда их послали дубы валять по воле эмира… Мне так — не надо.

Вот получу я портланд… И чего? — А всего. Сыпется почти вся «святорусская» технология каменной кладки.

Сейчас это делают так.

Пара каменщиков работают одновременно с наружной и внутренней сторон стены. Выводят стену сразу на всю толщину. С обслуживавшими подсобниками — «звено». Звено строит участок стены — «делянку».

Чудовищная толщина стен и фундаментов — прямое следствие «пластичности» известковых растворов. «Не схватывается». И каменщики делают эту «кучу кирпичей» — толще. В надежде, то уж такое-то — не сильно расползётся.

Несколько звеньев одновременно ведут кладку участка стены — «захватку». На границах «делянок» — вставленные в кладку неполные, оббитые кирпичи. Завершив работу на одной «захватке», бригада переходит на другую. Оставленную кладку нужно чем-то прикрыть от дождя. Ставят навесы или, чаще, покрывают слоем раствора.

Когда бригада возвращается и ведёт кладку выше, поверх защитного слоя укладывает новый, на него — кирпичи. Получается двойной шов. Такие швы толще в 1.5–2 раза, верхний слой раствора в них тоньше, чем нижний, между ними иногда заметна тонкая гумусная прослойка, образовавшаяся между окончанием ведения нижней кладки и началом верхней.

За год поднимают стены на 4–7 метров. «Петра и Павла» в Смоленске — 6 м, «архангела Михаила» — 7 м., в соборе Киево-Печерского монастыря — 4–5 м.

1-2 этажа в год плюс сезон на фундамент? Типовая «унылая» советская кирпичная пятиэтажка — три-пять лет? А «сталинскую» высотку? К наступлению «торжества коммунизма»?

Здешний каменщик за день выкладывает около 0.88 м3 кирпичной кладки. Производительность «святорусских» мастеров в 1.5 раза ниже, чем в 19 в. И на порядок — чем в 20 в.

Первый скачок — смена кирпича, второй — переход на цемент. Сама-то технология, основные инструменты, организация процесса — не изменились. «Производительность» оборачивается «трудоёмкостью». Уже и постройка каменного Московского кремля в 60-х гг. XIV в. — не менее 1 млн. чел. дн.

Это — стены. Арки и своды выкладывают по деревянным кружалам и опалубкам. Которые опираются на деревянные подкосы или связи в верхней части здания, проходящие поперек храма.

В церкви Спаса-Нередицы в камере западной стены опалубка свода не убрана, уцелела вместе с деревянным кружалом.

Есть лишь один пример («Немецкая божница» в Смоленске), где купол выкладывали с лесов, опёртых прямо на землю.

Арки окон и сводики внутристенных лестниц выводят по кружалам, вытесанным из одной доски. Их ставят непосредственно на обрезы стен, что придаёт арочным проемам подковообразную форму.

Плоский потолок — вечная проблема. Можно вспомнить «лес колонн» в тронном зале древних персидских царей в Персополе, сожжённый Таис Афинской.

Каменные здания на Руси перекрывают сводами — «комарами».

Деревянные балочные перекрытия — только в теремах Смоленска и Полоцка. Стены теремов гораздо меньшей толщины, чем стены даже небольших храмов — арки не опереть.

Общая схема сводов одинакова: арки, соединяющие столбы и стены здания.

В центре — четыре столба соединены арками. Крестчатая форма столбов отражает назначение — служить опорой четырем подпружным аркам. Со второй половины XII в. часты не крестчатые, а квадратные столбы. Пяты арок опирают уже не на пилястры столбов, а непосредственно врезают в сами столбы. Если опорные столбы круглые, в верхней части завершаются квадратной плитой, выше которой крестчатая или квадратная форма (Спасский собор Евфросиньева монастыря).

Упрощённый («одностолпный») известный гражданский вариант — Грановитая палата: квадратный тронный зал площадью 495 м², перекрыт четырьмя крестовыми сводами, опирающимися на центральный столп. Конец 15 в. Марко Руффо для Ивана III.

Красиво. Только зачем мне эта красота на скотобойне? Коров и бычков перед забоем умиротворять? А не сделать каменным — сгорит.

Как горят старые каменные здания с деревянными перекрытиями… Высокие «печки», набитые сухими дровами… Ряды «безглазых» выгоревших каменных коробок после «работы» люфтваффе или их противников…

Поработав когда-то плотником, я хорошо понимаю и удовольствие от работы хорошим инструментом по «доброму» дереву, от сбивания опалубок или вытёсывания кружал, и бессмысленную трудоёмкость этих, одноразовых обычно, работ. Выкинуть их, хотя бы — сократить существенно, означает ещё и сокращение кучи вспомогательных операций.

Например: убрать «двойной шов», с прослойкой гумуса, после каждых семи рядов кладки. Не только ускорение строительства, но и очередной удар по «святорусскому» менталитету. Теперь — в стройке.

«Особенностью работы древнерусских зодчих является их стремление полностью завершить строительство каждого объекта, включая наружную отделку фасадов, не считаясь с тем, что к фасаду сразу же (или в следующем сезоне) будет приложена кладка уже намеченного к строительству следующего объекта — галереи, притвора, придела».

Забавно. В моё время за такое наказывали. Не выпустить концы кирпичей для «перевязи» — связки с кладкой следующего элемента — огрех, глупость.

— Ты чего, плана не видел? Иди, выламывай.

«Эта особенность заставляла исследователей ошибочно считать наружную галерею киевского Софийского собора пристроенной значительно позже, чем был возведен основной объем храма с внутренней галереей. В смоленском соборе на Протоке каждое слагаемое комплекса заканчивалось полной отделкой: его затирали обмазкой со всех сторон, хотя заранее знали, что здесь примкнет пристройка (нартекс, галереи, притвор, капеллы). Портал нартекса был выполнен полным профилем, хотя этого не требовалось, поскольку пристройка притвора давала вторые двери, отчего внутренние четверти портала нартекса пришлось сразу же заложить плинфой.

В Боголюбове все элементы ансамбля — переход из церкви, башня, переход во дворец — пристраивали постепенно один к другому, к уже полностью законченным отделкой фасадам, на которых был даже исполнен аркатурно-колончатый пояс. Казалось бы, застройка резного пояса безусловно свидетельствует о том, что постройка нового объекта не была первоначально предусмотрена. Но попасть на хоры собора можно было только через башню, а в ней уже изначала была сделана дверь для выхода на переход к дворцу…

Объяснение такому нерациональному приему строительства следует искать в своеобразной системе мышления людей средневековья, в их чрезвычайно специфическом отношении к понятиям целесообразность и экономичность».

Прочувствуйте это, коллеги.

Ваше понимание «хорошо» — аборигенам не нужно. Вы-то будете стремиться к «целесообразности и экономичности». А здесь это не принято. Будете настаивать — зашибут. И пойдут делать «аркатурно-колончатый пояс». Зная, что через год его сбивать придётся. Для вас — глупость, пустой перевод сил и времени, для них — норма, часть «святорусского образа жизни». И ваши проповеди типа «быстрее, дешевле…» — им просто неинтересны.

Как же всё это… коряво. Мало того, что инструменты и материалы средневековые, так ещё и мозги… такие же.

Я предупреждал, что люблю «делать из дерьма конфетку»? Что — «оптимизатор всего, чего ни попадя»…?

Тогда вы и сами поняли, что пришла пора шлакового цемента.

Это — общее название цементов получаемых совместным помолом гранулированных доменных шлаков с добавками-активизаторами (известь, гипс…).

Что радует — эта хрень получается безобжиговым способом.

Цемент?! Без прожарки?! Аспдин в гробу перевернулся! А зря: ведь всё необходимое — уже…

Сырьем для портландцемента служат глина и известняк. Глина содержит три окисла:

SiO2 — двуокись кремния (кремнезем)

Al2O3 — окись алюминия (глинозем)

Fe2O3 — окись железа.

Известняк — углекислый кальций CaCO3, который:

СаО — окись кальция

СО2 — двуокись углерода (углекислый газ).

При обжиге — глина и углекислый кальций разлагаются. Газообразное (СО2…), удаляется, оставшиеся четыре окисла образуют клинкер.

В процентах:

CaO — 63–67 %;

Al2O3 — 4–7 %;

SiO2 — 21–24 %;

Fe2O3 — 2–4 %.

Сравним со шлаком:

CaO — 30–49 %;

Al2O3 — 4,5–8 %;

SiO2 — 33–44 %;

Fe2O3 — 0,3–1 %.

Хим. состав доменного шлака близок клинкеру.

«Дерьмо» — шлак, отходы выплавки железа — почти «конфетка», почти столь необходимый мне качественный цемент.

Для «производства дерьма» имеем металлургическую домну. Итить меня колотить! Самую большую в мире! Которую мы хитро-транспортным путём обеспечиваем всем необходимым. И гоняем всё интенсивнее. Закрывая не только стремительно растущие потребности в железе собственно Всеволжских земель, но и потихоньку вытесняя местных железоделателей, например, на Оке. Или — на Волге. Или, к примеру, собирая посылку в Кауп…

Железо — применяем. А шлак — сваливают в кучу.

«Никогда не разбогатеет тот, кто не заглядывает задумчиво в мусорный бак» — мудрость нью-йоркского миллионера.

А мне и заглядывать не надо. Как мимо не иду — вот она. Куча. Лежит, воняет, дымится. Больше становится. Раздражает. Я ж — зелёный! В смысле: люблю родную природу. В разумных пределах, конечно. А тут такая… фе, бяка. И — растёт!

«Для того чтобы продать что-нибудь ненужное — нужно сперва купить что-нибудь ненужное» — золотые слова кота Матроскина следует понимать расширено. Не обязательно «купить» — вот, само собой преумножается. Не обязательно «продать» — можно применить.

Молотый шлак твердеет при затворении водой, но содержание СаО мало, активность низка. Прямое введение оксида кальция (извести) недопустимо, т. к. оксиды кальция, кремния, алюминия и железа находятся в шлаке в виде минералов сложного состава (трёх- и двухкальциевых силикатов, трёхкальциевых алюминатов и четырёхкальциевых алюмоферритов) и введение извести приведёт к нарушению минералогического баланса, что крайне отрицательно скажется на скорости нарастания прочности, стойкости в водах, экзотермичности.

Проблема решается гипсом (сульфат кальция), который вступает во взаимодействие с продуктами гидратации шлаковых минералов, что приводит к получению полноценного цементного камня.

Чего тут непонятного?! — Бери и… и гидратируй.

Кроме того, в смесь шлака и гипса вводится немного готового портландцемента для активации взаимодействия. В результате смешивания и совместного помола шлака, гипса и портландцемента образуется сульфатно-шлаковый цемент марки М400.

Применим для всех видов строительных работ, растворов и бетонов, искусственных каменных материалов, в морских и речных гидросооружениях, для подземных конструкций, находящихся в условиях повышенной влажности.

На 1 тонну цемента:

Рецептура № 1:

Шлак доменный — 800 кг;

Гипс технический — 150 кг;

Портландцемент М400 — 50 кг.

Рецептура № 2:

Шлак доменный — 700 кг;

Гипс технический — 250 кг;

Портландцемент М400 — 50 кг.

Рецептура № 2 позволяет получать цементы марки М600.

«Цемент марки 600 благодаря своей прочности называется „военным“ или „фортификационным“… Применяется для строительства военных объектов, таких как бункеры, ракетные шахты…».

Тут я должен остановиться. И отдышаться. А то слюной от восторга захлебнусь.

Я, видите ли, работал с таким материалом. Имею представление о том, как такой бетон ведёт себя при укладке в опалубку или арматурную решётку, как его уплотняют вибраторами…

Не-не-не! Это не тот вибратор! Не трогай! Ложь в зад! Да не в тот! На место положь! О-ох… эта нынешняя молодёжь…

Ещё знаю, как подобный материал — голубоватый «сталинский» бетон — выглядит спустя полвека. Когда фраза жены:

— Дорогой, я хочу эту картинку повесить. Правда, красиво? Вбей сюда гвоздик.

превращается в часы «трудового подвига» и выкинутые останки свёрл. И, естественно, в поток собственных комментариев о несовместимости умственных способностей и эстетичности восприятия…

Чего я, дурак что ли?! — Шёпотом, конечно…

То, что мы сделаем из этой смеси — не будет разрушено ни наводнениями, ни пожарами, ни нашествиями. Землетрясение 1230 года, когда по всей Южной Руси храмы падали — фигня. Все тумены Чингисхана не смогут уничтожить пристани или акведуки, построенные на «Рецептуре № 2». Загадить, забросить… пожалуйста. Развалить? — Как вандалы и лонгобарды Рим — тысячелетие.

Но это ещё не конец.

Шлакощелочные цементы марочностью М400 — М1200.

Обязательное требование к шлакам — наличие стекловидной фазы, способной реагировать со щелочами. Щелочной компонент — сода, поташ. Оптимум — содержание в готовом цементе 2–5 %.

Соду у меня делают. А поташа просто девать некуда! Он же тоже «из дерьма»!

Рецептура № 3:

Шлак доменный — 900 кг;

Сода кальцинированная — 50 кг (в виде водного раствора) или 80 кг (в сухом виде);

Портландцемент М400 — 50 кг.

Высокопрочные смеси (до М1200) образуются при замене в рецептуре № 3 кальцинированной соды жидким стеклом (Na2OвnSiO2) из расчёта 1 часть жидкого стекла на 2 части шлака.

Смешивание — в обычной бетономешалке, 10 минут при 50–60 об/мин. Шлак — влажность не более 0,7 %. При более высокой — подсушить любым доступным способом (под солнцем…).

Я же говорил — у нас всё есть! Гипс на Волге — в нескольких местах в зоне досягаемости. Жидкое стекло… калиевое из поташа… можем. А уж подсушить на солнышке…

Важнейший этап — помол.

Тут плохо:

«Процесс тонкого помола в традиционных измельчающих механизмах (шаровых мельницах…) является весьма энергоёмким (до 800 кВт электроэнергии на 1 т. размалываемого продукта)… КПД не более 7 %. Тонкость помола составляет 0,06 — 0,08 мм. Сульфатно-шлаковый цемент с такой тонкостью помола будет иметь марочность не более М200».

Как это грустно… Особенно когда размечтался…

А чего грустить?! Думать надо! И вспоминать…

Знатоки из 21 века предлагают «секретное»:

«Для достижения тонкости помола 0,02-0,04 мм… принципиально новый метод измельчения — высокоскоростное ударное нагружение материала».

«… высокоскоростное… ударное…». Я и слов-то таких не знаю…

Но знаю как делали «пороховую мякоть» (пороховую пудру) в 17 веке на Руси!

В 21 веке для приготовления пороха используют шаровые мельницы. Чего это стоит — см. выше про 7 % КПД.

В старину обходились ступами. Растирание было долгим — сутками. Перетирание 5,0 г смеси в небольшой фарфоровой ступке — 20 минут.

В результате получается тончайшая пыль.

«Смесь растирайте как можно тщательнее, от этого напрямую зависит скорость горения и, следовательно, качество пороха. Грубый порошок горит медленно. Смесь должна быть совершенно однородна… прижать пестиком и взглянуть на отпечаток, он должен быть совершенно гладким: никаких крупинок…».

Ручками такой помол… возможен. Без «принципиально нового метода измельчения». Но умные предки, не имея «800 кВт на 1 т.» после двухступенчатого помола шаровыми мельницами, ставили вертикальные каменные жернова. Сверху засыпали струйкой порошок с предыдущей стадии, снизу, на каменную площадку, сыпалось требуемое: «пороховая пудра», «тончайшая пыль».

Понятно, что между мельницами нужны сита, что последнее должно быть 0.02 — 0.04, что 80 % просыпавшейся фракции, как по ГОСТам… вряд ли. Но 40–60 % — получить можно.

«0,02-0,04 мм»… Для сравнения: толщина человеческого волоса 40-120 мкм. Половина толщины тонкого волоса… Прокуй, возясь с балансировкой турбин, имеет уже микрометры. До «лорд-канцлера» Модсли, которым в первом десятилетии 19 века измеряли с точностью до десятитысячной доли дюйма (- 3 мкм) мы не дошли. Задержались на обычной для гладких микрометров 21 века — шаг 10 мкм.

А М1200…, да хоть М600! Сыпани врагу в лицо и наплюй в очи… Человек — существо гидравлическое, 2/3 — вода. Если у него глаза зацементировались, то… Или — пол-стакана порошка бедняге в рот и дать запить… или в какое другое естественное отверстие…

По ГОСТу схватывание начинается через 45 мин и заканчиваться через 12 ч. Но если подсыпать гипса выше 3,5 %… плюхнуть соды… подогреть цемент при помоле… можно дойти до нескольких минут?

А вы говорите: «ноги в тазик»… Работать надо с качественным материалом!

«Стоят дворцы стоят вокзалы.

И заводские корпуса, и заводские корпуса.

Могу назвать вам адреса.

А без меня, а без меня тут ничего бы не стояло

Тут ничего бы не стояло, когда бы не было меня».

«Стояло» — здесь про «здания и сооружения». А то, про что вы подумали, и без меня у местных не худо стоит. Хотя, конечно, не столь твёрдо, как изделия из «фортификационного бетона».

Актуальность цемента возросла для меня скачком в тот момент, когда я «перешёл Рубикон». Хотя бы только в мозгах. Умозрительные рассуждения о «ЗБ» типа: «а вот хорошо бы…», начали разворачиваться в цепочку конкретных шагов. Производство цемента — один из них. Создаваемые возможности вызывали следующие примеры применения. Волго-Дон — из очевидного. Начатый при Петре Великом, проект был остановлен после того, как в ледоход снесло оголовье канала. Инженер-немец после этого тайком сбежал из России по паспорту своего слуги.

В голове закрутились и иные, нереализованные в РИ, проекты.

Я не могу строить большие высокие плотины, создавать водохранилища. Нет железных или асфальтовых дорог. Потом когда-нибудь… А пока — реки. И, как развитие речной сети — каналы.

Помимо каналов «волоковых», вроде «копанки» у Усвят, каналов дренажных, вроде моих в Пердуновке, воспоминания молодости об электронных устройствах с разными трактами отрицательной и положительной обратной связи, заставили подумать о совершенно отсутствующем в «Святой Руси» классе каналов — «обводных».

Идея напрочь отсутствовала на «Святой Руси», была потрясением для Боголюбского и многих других. Её реализация позволила решить тысячелетнюю(!) экономическую и, естественно — политическую проблему. Создав кучу новых. О чём — позже.

Были и некоторые другие… оказии.

Глава 538

Не прошло и года. В славном городе Кельне, в добром крепком доме, что располагался вблизи новых (1160 г. постройки) городских стен недалеко от монастырской церкви св. Пантелеймона, где похоронена императрица Священной Римской Империи Феофано, заменившая в роли супруги Отона Второго изначально предполагаемую царевну Анну, отправленную платой за помощь в жёны Владимиру Крестителю, трижды стукнуло дверное кольцо. Дверь бесшумно отворилась, пришедшего впустили. Никто из посторонних не видел, как у гостя забрали плащ с капюшоном, тяжёлую сумку, пояс с кинжалом, завязали глаза и, поддерживая под руку, повели внутрь.

Запутанные переходы, стёршиеся ступеньки каменных лестниц, привели к толстой, судя по звуку, дубовой двери. После семи ударов молотком старинная дверь, истошно скрипя петлями, отворилась. Гостя провели внутрь. Даже в повязке на глазах он ощутил мрачность большого пустого подземелья. Где-то вдали чуть слышно заиграла свирель. Ей грустно ответила арфа. Легкие покашливания, шёпот, шарканье ног свидетельствовали о присутствии вокруг немалого количества людей.

Повязку сняли, и гость увидел обширное помещение с низким потолком, поддерживаемым толстыми короткими колоннами кроваво-красного камня. Восковые свечи в высоких золотых подсвечниках очерчивали пятно света перед ним. Прямо перед ногами лежал ковёр. С весьма реалистически вышитым открытым гробом в разверстой могиле. Переливающиеся в свете свечей серебряные нити занавесей между колонн, с изображениями мастерков и молотков, линеек и наугольников, отвесов и уровней, звёзд Давида и глаз Гора, ограничивали пространство для ищущего по сторонам взгляда.

Напротив пришедшего, за ковром с вышитой могилой, стояли три резных кресла. Занимавшие их люди, в мертвенно белых масках и расшитых золотом и серебром мантиях с капюшонами, молчали. Наконец, средний из них протянул вперёд правую руку, ладонью кверху, и заговорил:

— Брат Фридрих, ты искал встречи с нами, и вот ты здесь.

— Я приветствую Великого Магистра Вольных Каменщиков, я рад видеть своих братьев по трудам на пользу и усилиям во благо. Идущих по путям, предначертанным великим мастером и учителем, строителем храма Соломона, мудрым Хирамом Аббифом.

И Фридрих Кельнерман (а это был он), указал кивком на гобелен за спинами магистров. Там были вышиты картины из жизненного пути великого строителя.

— Вот именно, — сказал грузный человек слева, — помнишь ли ты путь нашего основателя и вдохновителя, мудреца и пророка, величайшего из великих, заложившего краеугольный камень в здание нашего братства? Я напомню тебе, — продолжил он, не ожидая ответа.

Бедный Фриц тяжко вздохнул, попытался встать поудобнее, и приготовился внимать давно и неоднократно слышанной прежде истории.

Мастер-проповедник поднялся со своего места, огладил искусно завитую бороду, поколыхал выступающим из-под широкой мантии чревом, принял позу, подобающую провозглашателю сокровенных истин и открывателю сокрытых знаний, воздел вверх руку, прокашлялся и хорошо поставленным голосом с давно отработанными интонациями, принялся изливать повествование относительно событий двухтысячелетней давности.

— Опять. Что я узнаю нового в слышанном сто раз?! — уныло подумал Фриц.

Отнюдь. Новизна зависит не от рассказа, не от рассказчика, а от слушателя. В чём Фриц и убедился.

Хирам Аббиф был молодым человеком хорошего образования, художник, поэт и величайший фантазер. В Египте он принял посвящение в тайное общество и, после ряда страшных и тяжких испытаний, включая пытку жаждой в пустыне, пытку скорпионами в древних развалинах и пытку крокодилами в нильской воде, достиг степени мастера. Его не удовлетворяли пути самоуглубления и самосозерцания, ему хотелось найти достойное применение своим дарованиям, его манило строительство, он любил жизнь, мечтал о претворении в действительность тех чудес, которые открыла ему тайна посвящения.

Царь Тира, Хирам Первый Великий, не зря писал к царю Соломону:

«… я посылаю тебе человека умного, имеющего знания, Хирам-Авия, сына одной женщины из дочерей Дановых, — а отец его Тирянин, — умеющего делать изделия из золота и из серебра, из меди, из железа, из камней и из дерев, из пряжи пурпурового, яхонтового цвета, и из виссона, и из багряницы, и вырезать всякую резьбу, и исполнять всё, что будет поручено ему вместе с художниками твоими и с художниками господина моего Давида, отца твоего».

Аббиф был белокур, голубоглаз, строен, высок, силен, здоров, красив, честен, приветлив и одарён всеми талантами. Он родился среди кедров, кипарисов, высоких трав и светлых речных струй.

— Во врёт — подумал Фриц, — какие, нахрен, «светлые речные струи» в Тире?! Этот город лежит на острове, в полтыще саженей от берега, пресную воду доставляют на кораблях. Остальные «сокровенные знания» — такого же качества? И чего я раньше об этом не задумался?

На утренней заре Хирам смотрел, как просыпается живущее днем и засыпает жившее ночью. Как выправляются напряженные соками листья; как раскрывают глаза цветы, вздрагивая желтыми ресницами, как за любовью манящей и уклончивой гонится любовь настойчивая и настигающая.

Когда солнце восходило к зениту, все живущее склонялось долу и тяжко дышало, не зная, что земному светилу будет угодно испепелить, и что помиловать. Когда же само солнце увядало и на землю стекала прохлада — по всем злакам, кустам и деревьям пробегала игривым змеенышем улыбка радости и уверенности в завтрашнем дне. С вечерней зарёй просыпались цветы ночные, особенно ароматные; вылетали мотыльки, особо лакомые до редких медов и драгоценнейшей душистой пыли. Тогда же выныривали из логовищ звери с горящими глазами и пружинными мускулами.

Ночью небо зацветало звездами — и Хирам-посвященный читал по ходу светил и планет судьбу людей и царств. Он бродил среди звёзд, как по млечной аллее знакомого сада среди двенадцати цветочных зарослей. То, что вверху, как то, что внизу, единообразно создано по мысли Единого, придуманного человеком ради удобства и упрощения мысли. Создатель преклоняется перед своим созданием, как поэт слушает звуки лиры, считая их божественными. А так как нет ни начала, ни конца, ни рождения из ничего, ни ухода в ничто, и так как в вечном беге от истины к новой истине нет истины последней, то мысль и чувство человека подобны прорастающему зерну, совершенному растению и новому зерну, падающему в ту же землю, чтобы прорасти вновь и завершить круг вечного постижения.

— Не фига себе — удивился Фридрих, — так он что, атеист? «… по мысли Единого, придуманного человеком ради удобства». Или иудей? В единого бога в то время верили только иудеи. А в Тире были храм Мелькарта и храм Астарты. Хирам для местных — еретик и мерзость иноверная? Оба эти храма построены царём Хирамом. С участием тёзки? Так вот где Хирам-мастер ума-разума поднабрался! Молодой? Мы все когда-то были молоды. А годы ученичества в Египте, а строительство двух храмов в Тире? Белокурый, голубоглазый? «А отец его — Тирянин». С кем же его мамашка блуданула? Такой «белой вороне» в тех местах… мордобой без перерыва, сразу после первого кукареку.

Очень хотелось почесаться. Блохи в Германии совершенно озверели: едят беспрерывно. Но Фриц терпел, думая о своём, о профессиональном:

— Хирам-мастер был для жителей Тира ублюдком и еретиком. Интересно, а что конкретно он вставил Соломону из опыта отделки храмов Мелькарта и Астарты? Золотые огурцы? В смысле — фаллосы. Гранатовые яблоки? В смысле — каменные тестикулы? Символика морского бога в сухопутном Иерусалиме….. и воинствующей богини тотального плодородия с обязательной храмовой проституцией… в доме Иеговы… Забавно.

Аббиф обладал всеми достоинствами, которыми Господь награждает человека. Кроме одного: происхождения. Мул, порождённый похотью двух разных племён, кобылы и осла. А цвет волос и глаз вызывали толки о третьем… баране. Соседи в Тире, родня и отца, и матери, всегда относились к нему с презрением. Как к безродной собачонке, которая почему-то не сдохла сразу, а теперь скулит и просит объедков.

Лучше уж умереть от жажды в пустыне под палящим солнцем, наблюдая за сужающимися кругами стервятников, чем жить в жгучем презрении и злобе людей.

Но он выжил. Преумножив знания и умения свои, вернулся в родной город. Сограждане ценили вещи, сделанные рукой мастера. И плевали ему вслед. Он создавал шедевры для новых храмов. Ему платили. И — прогоняли.

Но однажды мастера позвали к царю. И Хирам-мастер услышал слова Хирама-царя:

— Шломо надумал построить два домика. Себе и своему богу. Говорит он:

«Вот я строю дом имени Господа Бога моего, для посвящения Ему, чтобы возжигать пред Ним благовонное курение, представлять постоянно хлебы предложения и возносить там всесожжения утром и вечером в субботы, и в новомесячия, и в праздники Господа Бога нашего, что навсегда заповедано Израилю. И дом, который я строю, велик, потому что велик Бог наш, выше всех богов».

Пожевал кусок рыбы, сплюнул в сторону. Подумал, глядя в письмо царя-соседа. Сплюнул ещё раз.

— Экий наглец. Как можно восхвалять его овечьего Адоная рядом с нашим Мелькартом, которому поклоняются многие народы по берегам всех морей. А уж с гневом Астарты… особенно — в критические дни… просто не сравнить. Мда… Шломо продаёт нам пшеницу и шерсть. Дорого. Надо бы сбить цены. Но… у него полторы тысячи колесниц и двенадцать тысяч конницы. Поэтому — пусть. Пусть они думают, что обдирают Тир до нитки. А мы сделаем так, что они сами вернут нам наше золото. С прибылью.

Двенадцать тысяч конных евреев… Казаки с пейсами… Потрясающее зрелище. Как, всё-таки, забавно изменился мир и народы в нём за какие-то два тысячелетия…

Царь Хирам плотоядно усмехнулся. Он — великий царь. Он умеет делать деньги. Точнее — он же царь! — он умеет давать своим поданным возможность делать деньги. А потом отбирает. На общее благо. В разумных пределах.

Он отогнал мух от тарелки, почесал ляжку и повелел:

— Ты пойдёшь к Шломо. И построишь ему… Ту хрень, которую он хочет. Ты будешь искусен и талантлив. И ни в чём себе не отказывай. Ты превысишь смету строительства втрое и впятеро. Соломон будет покупать у нас, в Тире. И мои богатства преумножаться. А его — расточатся. Иди.

Так и случилось, мудрейший Соломон перемудрил себя.

Вся его страна была выжата налогами досуха. Мытари отбирали у людей даже одежду, восемь городов отдал Соломон царю Хираму в обеспечение кредитов. А всего-то — один очень хороший архитектор и двадцать лет стройки.

Хирам-мудрый, Хирам-знающий, Хирам-всегда-творящий вышел с посохом из Тирской земли и пришел в землю противного царька Соломона, собравшего много кусков золота и меди, согнавшего в одно место стада мирных животных и толпы таких же людей, легко подчинявшихся окрику погонщиков. Хирам пришёл через пустыню, запылился, устал, одежда измята… Первым делом — выспался, а утречком омылся самой холодной водой, надел хитон египетский — и к Соломону.

Соломон толстый, губа отвислая. Он показал груды дерева, пригнанные с Ливана по волнам, кедры, кипарисы, сандальные деревья, золото в подземельях…

И Хирам сказал:

— Я тебе построю, царь Соломон, такой Храм, равного которому нет и не было на свете. Храм — не вечный, потому что вечного ничего нет; но такой Храм, что память о нем останется вечно.

С холма Хирам смотрел на людской муравейник: у каменных глыб и древесных стволов суетились кучки людей, хватая, толкая, подводя рычаги и машины, им, Хирамом, придуманные для поднятия тяжестей.

Движения каждого муравья были случайны, движенье всех их вместе предугадано и направлено волей мастера Хирама. Белым жаром сверкали свежетесанные камни, желтым румянцем ликовали доски, золотым солнцем слепил глаз металл.

Отупевшие от жары, от однообразной жизни подданные царя Соломона с удивлением и недоверием смотрели на работу Хирамовых учеников. Иной подходил и спрашивал:

— Как и чем обтесываете вы камни нужной величины и столь изумительной гладкости?

И хитрые рабочие, сделав из ладони створку раковины, шептали на ухо тупым дурням:

— То не мы, а чудесный червь шамир слизывает со строевых глыб всякую неровность.

— А где тот червь и велик ли он?

— Тот червь с ячменное зерно, и лежит он в свинцовом сосуде, наполненном ячменными отрубями и прикрытом шерстяным покровом. Видеть его нельзя. Он принесен царю Соломону орлом из рая, где хранился с вечера шестого дня творения. Только смотри — никому не рассказывай!

С радостью наблюдал Хирам, как кипит работа днем и как замирает, к вечеру. Только не затухает никогда огонь плавильных печей, и дым стелется над песками.

Тысячи строителей Храма выполняли единый план, никому из них целиком не известный. Ученики тесали камень, остругивали дерево и выливали в форму расплавленный металл. Обученные всем ремеслам подмастерья клали фундамент, подгоняя камень к камню, и возводили стены по чертежам мастеров, с которыми каждый день совещался сам великий мастер Хирам. Всякий рабочий делал свое — все вместе делали единое общее дело, радуясь невиданному доселе чуду строительства.

— Во бред, — подумал Фриц, — фундамент «кладут», если он кирпичный. Как на Волыни или нынче во Всеволжске. Тесать камень… Они про опалубки не слышали? Или если строить белокаменный цоколь, как у Покрова-на-Нерли. «В Иерусалиме на горе Мориа» — заливная пойма? Почему я раньше об этом не задумывался? И почему об этом не подумали братья-масоны?

Когда Соломон, покинув палату суда и расправы, расставшись с женами, коих было три сотни и первейшей из них была дочь самого фараона, и наложницами, коих было семь сотен и ни одна из них не была обойдена вниманием царя, выходил из покоев взглянуть на строившийся Храм Господен, Хирам показывал ему обкладку стен и ступени, и колонны с капителями, и золотых херувимов.

«Во Святом Святых сделал двух херувимов резной работы и покрыл их золотом. Крылья херувимов длиною в двадцать локтей. Одно крыло в пять локтей касалось стены дома, а другое крыло в пять же локтей сходилось с крылом другого херувима; равно и крыло другого херувима в пять локтей касалось стены дома, а другое крыло в пять локтей сходилось с крылом другого херувима. Крылья сих херувимов были распростерты на двадцать локтей; и они стояли на ногах своих, лицами своими к храму».

— Херувимы стояли лицом к храму. А задницами куда? К скинии? К богу? Интересно, Хирам контур херумских ягодиц циркулем рисовал или с натуры? А, факеншит, это ж иудеи, им ничего живого воспроизводить нельзя, «не сотвори себе кумира». Какую же абстракцию вставил в это место великий мастер? Шестиконечную звезду или треугольное око? — Пытался конкретизировать повествование Фридрих.

Ещё там были тысячи золотых огурцов и гранатовых яблок, и море литое, в десять локтей шириной, и царь подолгу стоял, разинув рот и развесив живот над волосатыми ногами, уверенный, что все это рождается его волей, чтобы веселить его и служить его богу. Он не знал, что Хирам разбросал повсюду блестящие игрушки, чтобы усыпить внимание царя и его слуг, и что подлинный Храм он строил не из дерева, камня и золота, а из человеческих душ, постепенно освобождавшихся от духовного рабства и возносившихся на высоты посвященного познания.

Многого не знал царь прославленной мудрости. Он не знал, что по единому слову Хирама, по его единому жесту, по единой букве, которую он начертит указательным пальцем в воздухе — все работники простым и привычным движением молотов, рычагов, отвесов, уровней, наугольников и циркулей опрокинут его царство и повергнут во прах тупых скотовладельцев, льстивых придворных, грубых солдат и ничтожного царька, кичливого профанской мудростью и мнящего себя царем царей. Соломон не знал этого — его уши были забиты серой лести, а глаза ослеплены блеском украшений. Под богатой обкладкой и игрой золота он не угадывал тайнописи видимых символов и связующей их великой идеи освобождения человечества от царей, жрецов, кощунственных молитв и кровавых жертв.

И кончил Хирам работу, которую производил в доме Божием: два столба, длиною по тридцати пяти локтей, и капитель на верху каждого в пять локтей. и две опояски венцов на верху столбов, и две сетки для покрытия двух опоясок венцов, которые на главе столбов, и четыреста гранатовых яблок на двух сетках, два ряда гранатовых яблок для каждой сетки, для покрытия двух опоясок венцов, которые на столбах. И подставы сделал он, и омывальницы сделал на подставах; и море, и двенадцать волов под ним.

И поставил столбы пред храмом, один по правую сторону, другой по левую, и дал имя правому Иахин, а левому — Воаз.

Любуясь двумя столбами, Соломон не знал, что истинное имя левого столба Красота, правого — Сила, и с ними в тройственном слиянии — Мудрость просвещённого строительства, воплощённая в лице великого мастера, сына вдовы из колена Данова.

Каждый играл свою игру. С теми картами, что сдала Судьба, с теми умениями, которая дала Жизнь.

— Мамочка, почему Соломон был такой мудрый?

— Потому, сынок, что у него было много жен и он со всеми советовался…

…

Бедный мастер Хирам — ему не с кем было посоветоваться. Ибо умные женщины избегают выходить замуж за ублюдков. Ему оставалось полюбить «революцию»

Царь Соломон исполнял заветы отца, восхвалял бога, объединял народ. Царь Хирам отбивал инвестиции в свои храмы, наполнял казну и ослаблял возможного противника. Говорят, что после визита царицы Савской и заключения торгового договора, Соломон получал 666 талантов золота каждый год. И всё это золото уходило в Тир.

А Хирам-мастер строил своё царство. Из людей. В котором ему не будут шипеть в спину, где он будет царём, а не не безродным ублюдком, смеском двух враждебных племён.

Хирам разделил всех рабочих на учеников, подмастерьев и мастеров, по степени их знаний и их посвященности в тайны строительного искусства. Им полагалась различная заработная плата, которая выдавалась по произнесении каждым слова его степени. Ученик не знал слова подмастерья, который не знал слова мастера. Тайна соблюдалась строго — за этим следили сами рабочие и мастер Хирам. Переход из низкой степени в высшую, от работы грубой к работе искусной, от ремесла к творчеству был делом общего сговора и проверки достигнутых успехов.

— Зарплату по паролю? В тайне от остальных? У нас за такое бьют, — думал Фриц, — верный способ поссорить людей, наградить любимчиков, придавить недовольных. Это что — братство трудящихся? А где публичность соревновательности? Где наглядность полезности самосовершенствования? Если плата за дело, то чего скрывать? Или дело настолько мерзкое, что и сказать нельзя? Конспираторы. Заговорщики. Причём здесь стройка? — Прикрытие подрывной деятельности. Подготовка переворота, формирование штурмовых отрядов. И как я этого прежде не замечал?

Тысяча прелестниц в гареме требовали постоянной заботы Соломона, справедливые решения в спорах между людьми, ставшие мудрыми притчами, занимали внимание, но в царе оказалось достаточно догадливости. чтобы сообразить: мастер Хирам, строитель Храма — опасен своим влиянием среди многих тысяч рабочих, занятых строительством под его руководством. Мудр был царь Соломон, особой ядовитой мудростью правителей. Желая знать всегда и все о действиях и намерениях мастера, царь избрал из среды верных троих вернейших, готовых пить кровь братьев своих и мясо их жевать, попросту говоря — шпионов, и научил их, как проникнуть в ряды близких Хирама под видом работников. И они стали каменщиками-учениками, а за усердие в работе были сделаны подмастерьями и узнали проходное слово подмастерьев, получавших плату у правой колонны Храма. Но мастерами они не стали, потому что не было в их помыслах чистоты, в разуме их света и в сердцах их творческой посвященности. И не была свойственна им готовность к жертвенной смерти.

Имена их — Юбелас, Юбелос, Юбелюм.

— «Рождённый ржать — летать не может». Царь обязан знать намерения своих поданных, а уж о действиях иностранцев на своей земле… Хирам не знал этого?! — продолжал удивляться Фриц, — Хороший строитель не означает хороший правитель. Умение резать гранатовые яблоки не есть умение резать яблоки адамовы. Сделать золотые крылья в двадцать локтей — потратить золото. А не приобрести его. Куда он полез?! Верно лысый Ванька говорил: «Беда, коль сапоги начнёт тачать пирожник». И вот это — наш отец-основатель! И эти люди, на его примере, вздумали учить меня жизни!

Три гнусных заговорщика прислонились за колоннами, чтобы подслушать слово. Жадным, завистливым глазом они подсмотрели семь совершенных точек касания, но священное слово великий мастер говорил и спрашивал на ухо. Получив свою плату, мастера разошлись из Храма, оставив учителя в одиночестве.

Хирам встал, выпрямился и взглянул на небо. Храм не был завершен крышей, светила ночи свободно и любовно озаряли работу вольных каменщиков. Хирам не знал усталости, — он был готов пройти отсюда в плавильню, провести ночь за чертёжной доской или посвятить ее размышлениям. Сняв свой рабочий кожаный передник, он направился к южному выходу.

И тогда из тьмы трусливой и гадкой походкой вышел ему навстречу подмастерье-заговорщик, прихвостень и слуга коварного Соломона, скрывая под передником тяжелую двадцатичетырехдюймовую линейку:

— Стой, Хирам!

— Кто ты?

— Я — Юбелас, подмастерье. Я устал ждать твоей милости. Я разуверился в путях познания, тобою указанных. Открой мне тайну, скажи мне мастерское слово!

Размахнувшись, Юбелас нанёс Хираму сокрушающий удар линейкой. Он метил в голову, но Хирам отклонился, и удар пришелся ему по ключице у самого горла.

Хирам мог бы защищаться, — но не мог преодолеть отвращения.

Фриц тяжело вздохнул.

— «Гнусный заговорщик с трусливой и гадкой походкой…». Ну какая же ещё может быть у заговорщиков походка? А Хирам? Разве не он обучил тысячи рабочих «простым и привычным движением молотов» опрокинуть и повергнуть во прах царство? Это ли не заговор? Соломон не сделал Хираму ничего плохого, он просто жил, так, как ему свойственно. Платил, предоставлял материалы и работников, а ему, за его же деньги… Или тут мания величия обиженного на весь мир бастарда? Хирам — не «гнусный» заговорщик, а «добропорядочный»? Со смелой и гордой походкой? Выплаты по паролю — финансирование боевиков? «Чистота помыслов» — вера пропаганде? — Работу-то они делали.

Одновременный скорбный вздох вырвался и из грудей множества присутвующих, ибо так было принято выражать печаль по поводу первого удара злобного негодяя, нанесённый любимому и великому учителю, истлевшему, вместе с негодяем, две тысячи лет назад за две тысячи миль отсюда.

Сдержав вопль боли, бросился Хирам к западной двери Храма, служившей общим выходом для всех рабочих. У самой двери перед лицом его блеснул медный наугольник, и дрожащий голос другого заговорщика дерзко оскорбил ухо великого мастера:

— Я Юбелос, подмастерье. Я слишком долго ждал и требую, чтобы ты открыл мне мастерское слово!

Хирам ответил твердо второму убийце:

— Раб и шпион Соломона. Я узнаю тебя, хитрый притворщик с личиной добряка и друга. Но мастером ты будешь не раньше, чем когда предательство и братоубийство будут признаны и объявлены верхом добродетели.

Страшный удар наугольника поразил Хирама в область сердца.

Хирам шатается. Хирам готов упасть. На высоком челе мастера капли холодного пота — сердце сейчас остановится. Почти без сознания он делает еще несколько шагов к восточной двери. Молодой и сильный, он мог бы спасти жизнь, выдав этим разбойникам мастерское слово, которое он может завтра же заменить другим. Немножко слабости, Хирам, и жизнь спасена!

У восточной двери перед ним вырастает фигура мрачного Юбелюма. Хирам угадывает требование третьего предателя. Слабеющим голосом он кричит:

— Никогда! Смерть лучше позора! Но ты ошибаешься, несчастный невежда: смерти нет, есть вечное возрожденье. В круге вечности ты никогда не будешь мастером!

Он падает, пораженный насмерть в лоб тяжелым молотком.

— Хирам учил людей «… движением молотов… повергнуть во прах» Соломона. И молоток прилетел в лоб ему самому. На Руси говорят: «не рой другому яму, сам в неё попадёшь». Но «вольные каменщики» не ходят по Руси, не знают таких простых мудростей. В отличие от меня, — думал Фриц, старательно удерживая скорбное выражение лица, давя улыбку превосходства знающего и повидавшего.

Последний убийца, подмастерье Юбелюм, не слышит окрика своих товарищей по злодеянию, спешащих скрыть труп убитого учителя. Он бежит, сжав виски руками, запинаясь за груды строительного мусора. Он потерял сабо, и осколки камней режут ему ноги. Он ищет, где укрыться от гнева верных братьев Хирама и от укоров совести. Он видит пещеру и бросается в неприветливую темноту. Пещера мала, и он прижимается к колючей и влажной каменной стене. С ужасом он видит горящие в ночи глаза собаки, подошедшей ко входу пещеры. Это животное выдаст его! И не своим голосом он кричит:

— Я не TОT, я не убийца, не раб и шпион Соломона. Я — Абибала, мирный труженик, отец семейства, усердный служака…

Праведный гнев и жгучее презрение блистали в глазах собравшихся, мобилизующим набатом звучал голос мастера-проповедника.

— Нет и не будет прощения изменникам, убившим величайшего мастера всех времён и народов!

— Смерть! Смерть!

дружно скандировали присутствующие. «Вольные каменщики» привычно утрачивали свои «воли», превращались в толпу, движимую лишь одной общей волей — убить, отомстить.

— Боже мой, — переживал Фриц. — Куда я попал?! Это — братья мои?! Злобные безмозглые болваны! Отомстить? — Кому?! Истлевшим две тысячи лет назад в окрестностях Иерусалима подмастерьям? Людям, которые, приняв присягу своему царю, исполняли её? Спасли свой народ, свою страну от бредней свихнувшегося на ущемлённом самолюбии агента соседнего царька? Отличившимся усердием в тяжёлой работе, но обойдённых повышением в силу каких-то идеологических представлений начальника о «чистоте помыслов», «света в разуме», «творческой посвященности»?

Услышанные за годы странствий по Руси, «крылатые фразы и афоризмы», подобно камешкам выскакивали из памяти, создавая тропу для мысли, подстёгиваемой эмоциями.

— «К пуговицам претензии есть?» — Так почему «зряплату» не повышают? Мордой не вышли? — Или учитель плох? «Помыслы», «свет», «посвящённость»… это ж не бурьян, который сам по себе произрастает, это результат научения. Хирам взялся учить и не смог. Вместо того, чтобы признаться в неудаче — «подвесил» ситуацию. Не объяснил, не изгнал, не научил… Да ещё в деньгах и карьере обидел. Что за «страусиная манера»? Если воткнуть голову в песок, то снаружи останется только задница. Что мы и наблюдаем.

Чуть успокоившись, Фриц сразу подумал о деньгах:

— Ни охраны, ни охранки. Там, случайно, те крылья золотые не спёрли? На строительстве часто воруют. Хотя… Соломон, зная свой народ, поставил, поди, охрану внешнего периметра.

Мысль об украденных двадцати локтях золотых крыльях, успокоила своей невообразимостью — и куда их деть?

Итак, — подводил в уме Фриц итоги нового осмысления многократно слышанной истории, — заговорщик из него никакой.«…ему было противно»… куда с такими замашками в правители?! Государь — «в крови по плечи, в дерьме по ноздри». В дерьме душ и дел человеческих. Яблочки из граната нарезать… да, нужен верный глаз и крепкая рука. Мудрость — не нужна. Та самая, «ядовитая мудрость» правителей. Которая была у Шломо и у Хирама Великого.

Фриц обвёл взглядом разгорячённые общим криком и общей ненавистью к давно покойным мертвецам лица «братьев».

— А нынешние… и яблока не вырежут толком. И вот такие люди запрещают нам ковырять в носу?

Глава 539

Старая шутка, услышанная как-то от «Зверя Лютого» за тысячи миль отсюда, добавила уверенности. Фриц почесал, где чешется, раздавил пойманную блоху, и шумно выбил нос.

— Брат наш, — начал Великий Магистр вытирая слёзы. Чувство единения, душевного слияния только что охватившее присутствующих, произвело неизгладимое впечатление на пожилого Магистра, заставило прослезится — Хирам, как вы знаете, не умер, но ушёл к Востоку Вечному.

— Чего? — удивился про себя Фриц, — Так его ещё и не убили?! Так об чём тогда весь этот сыр-бор? «Нет тела — нет дела». Факеншит! Почему я раньше об этом не думал?

— Ибо Великий Мастер, — продолжал, старчески шмыгая носом, Магистр, — пытался идти чистыми путями мистического созерцания. Он думал, что посвященный и его спутники, могут выйти на площадь и завоевать внешний мир. Но он не учел, что в мирских делах царь Соломон гораздо мудрее. Он любил жизнь для жизни, он мечтал о земном рае. Увы, это невозможно. Мы должны любить жизнь для смерти, ценить свой храм недостроенным, видеть блаженство в небытии и смиренном возрождении — в виде зерна, ростка и растения, которое расцветает, чтобы погибнуть.

— А вот фиг тебе! — совсем уже собрался сказать Фриц. Но вспомнил где находится и учтиво поклонился.

Магистр собрался с силами и тяжело поднялся с кресла. Высокая прямая фигура старого каменщика выросла меж двух светочей, стоявших за спинками кресел магистров, отбросила длинную чёрную тень на Фрица. Больные ноги делали тяжкие, медленные шаги, твёрдая рука согнулась в треугольник, — и вдруг, не в порядке обычая, без команды, только из почтения, сорок человек, стоящие вдоль длинных боковых занавесей, разом, в глубоком молчании, тем же жестом вздымают правые руки.

Позже, когда я читал это описание ритуала, присланное Фрицем, меня порадовало «в глубоком молчании». Хоть «хайль» не кричали.

От заката к Востоку шествует вольный каменщик ровным и упрямым шагом, опираясь на стучащую о плиты трость. Под его подошвами чередуются белые и чёрные квадраты, — как ночь сменяется днём, как зло побеждается благом в вечной борьбе Ормузда с Ариманом. С трудом, но и с неколебимым упорством, он одолевает ступени, семь ступеней символической лестницы, начертанной на полу зала, снисходя от non plus ultra della sapienza (крайняя степень мудрости), от очищающего душу познания законов, руководящих движением небесных светил, к Фрицу, к простому подмастерью. Пристален взгляд, которым он окидывает братьев, скользит по равнодушным, выискивает верных и стойких служителей и мастеров царственного искусства.

— Тебя долго не было, брат Фридрих. Не утратил ли ты чистоты помыслов, света в разуме, посвященности в сердце? Стремишься ли ты к знаниям, идёшь ли ты по пути добра? Верен ли клятве братства? Расскажи нам — где ты был?

— Я был на востоке. На том самом Великом Востоке, куда удалился великий мастер Хирам после нападения на него изменников. Удалился и пророс. Мастер Хирам был зерном. Из которого выросло растение, которое расцвело. Ибо государь, которому я служил последние годы, обладает великими знаниями. Он приблизил вечные звёзды к моим глазам, он научил меня строить не дома, но — города. Велики и удивительны его познания. Я же смог зачерпнуть лишь малую частицу той мудрости.

Лицо Великого Магистра напряглось. По рядам присутствующих прокатился ропот.

Бывало так, что братья исчезали на годы, иные путешествовали далеко, бывали и на Востоке, в Византии или в Святой Земле. Но никто из живущих не осмеливался утверждать, что видел сокрытое убежище мастера Хирама, ту страну обетованную, где «чудесный червь шамир слизывает со строевых глыб всякую неровность».

— Твои слова, подмастерье Фридрих, удивительны. И — дерзки. Докажи их.

— С готовностью. Моё доказательство будет очевидным, прежде всего, именно для вас, Великий Магистр. Ибо я прошу вас принять в нём участие. Но и все присутствующие смогут убедиться, что истина великого строителя приоткрылась мне. Пусть принесут сюда мой дорожный мешок, таз и ведро тёплой воды. А вас, учитель, прошу занять подобающее вашему высокому положению место.

Магистр снова уселся в своё кресло, Фриц, аккуратно обогнув ковёр с раскрытой могилой, подошёл и опустился на колени перед старцем. Он поместил тощие, в тёплых мягких сапогах с пряжками на лодыжках, ноги Магистра в таз и засыпал их голубовато-сероватой пылью из своего мешка, негромко объясняя присутствующим свои действия:

— Вы видите смесь. Большая часть её — простой речной песок, промытый и просеянный. Однако здесь присутствует вещество, которого не было и у самого Хирама во времена Соломона. Которого вообще не было в подлунном мире до прошлого года. Но сокровенные знания величайшего мастера мира возрастают. Использование этой смеси позволило бы закончить строительство великого храма лет за пять. При многократно меньшем количестве работников. Минутку.

Приподняв край мантии Магистра, Фридрих велел одному из мастеров осторожно подливать тёплую воду, а сам принялся старательно перемешивать образующуюся кашицу пальцами, одновременно осторожно массирую больные ноги старца.

— Это невозможно! Ибо сказал Соломон: не ничего нового в подлунном мире!

— Не странно ли, мастер-проповедник, что вы цитируете врага нашего? Но вы правы. И это тревожно, братья. Мы не ищем новых знаний. Мы лишь пытаемся узнать старое, сокрытое, утраченное. Но ведь даже великий мастер Хирам был довольно ограниченным человеком. Что он видел? Тир, Египет, Иерусалим… А Дамаск, Вавилон, Индия?

Высказанное утверждение звучало как богохульство, как оскорбление памяти величайшего из великих и мудрейшего из мудрых. Стоявший над Фрицом мастер едва не ударил его. Но мастер-проповедник отодвинул несдержанного своим необъятным брюхом и обратился к Фридриху довольно миролюбиво:

— Не бойся, брат мой, гнева человеков. Бойтесь одного всемогущего Творца. — Сказал толстяк спокойно и строго, входя в тон одушевления. — Никто один не может достигнуть до истины, только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений от праотца Адама и до нашего времени воздвигается храм Соломона, который должен быть достойным жилищем великого Бога. Ежели я знаю что-нибудь, ежели я дерзаю, сам ничтожный раб, то только оттого, что я есть составная часть великого целого, что я есмь звено невидимой цепи, начало которой пропадает в небесах. О каком «новом знании» говоришь ты? Оно — предвечно. Как и цель наша. Коя определена была еще до воплощения Сына Божия. Мастера нашего братства были у египтян, халдеев и древних евреев.

Как бы в душе своей ни смеялся Фриц, одновременно досадуя на себя и свою прежнюю веру в сей род масонских суждений, которые ему и прежде доводилось слышать, с упоминанием халдеев и таинств натуры, но с замиранием сердца слушал он напевный голос толстяка и уже не высмеивал его в мыслях своих, а верил тому, что тот говорил. Верил не тем разумным доводам, которые были в речи, давно уже знакомой и, отчасти, набившей оскомину, а верил, как верят дети, интонациям убежденности и сердечности, которые были в этой речи. Он верил тому дрожанию голоса, с которым толстяк выразил сожаление о незнании Фрицом истины, он верил этим блестящим глазам, состарившимся на том же убеждении, он верил тому спокойствию и жизнерадостности, которые светились из всего существа толстяка. Он верил той силе огромного общества людей, связанных веками одной мыслью, которой проповедник был многолетним представителем.

— «Леминги не могут быть неправы. Ибо их много. Так, в восторге от своей правоты, они и топятся», — вспомнились Фрицу мимолётные суждения своего прежнего начальника.

Равномерный голос проповедника убаюкивал. Мечталось уверовать и уснуть. Увы, замазываемая в этот момент пряжка сапога Великого Магистра уколола Фрица в палец. Он отдёрнул руку и глупо пососал палец. А проповедь продолжалась:

— Открыть профану таинство нашего ордена невозможно. Невозможно потому, что знание этой цели достигается только работами, медленно подвигающими истинного каменщика от одной ступени знания к другой, более высокой. Постигнуть все — значит постигнуть всю мудрость, коею обладает братство. Мы давно следили за тобой, несмотря на жалкое твое невежество и мрак, застилающий свет души твоей. Мы учили и растили тебя. Мы послали тебя на восток, в земли дикарей и схизматов. Так мы решили избрать тебя и спасти от самого себя. Что ты есть? — И толстяк начал излагать Фрицу всю его жизнь и его свойства ничего не скрашивающими прямыми и сильными словами. — Ты прошёл многие земли, ты видел десятки тысяч людей. Узнал ли ты об их нуждах, позаботился ли, подумал ли о том, в каком положении находятся их тело и душа, помог ли ты им, в чем состояла твоя прямая и священная обязанность, найти пути для достижения Царства Божия? Осушил ли ты слезы вдов и сирот; любил ли ты сердцем их хоть одну минуту? — Нет. Пользуясь плодами их трудов, ты предоставил их воле своекорыстных и невежественных людей.

Фриц уже совсем собрался прослезиться от неизбывного и безграничного чувства вины, уже и в носу его засвербило, как часто бывает перед приходом искренних и неостановимых слез. Как вдруг вспомнилось ему: «И эти люди запрещают мне ковырять в носу?!».

Скорбно склонив главу свою к коленям Великого Магистра, он продолжил старательно строить из быстро твердеющей кашицы возвышение вокруг сапог старца. Периодически ковыряя в носу для сохранения ясности мышления. Проповедь же над его головой лилась и лилась:

— Общество, отечество твое, дало тебе счастливейшее и высшее положение. Ты — вольный каменщик. Что есть выше в этом мире? Чем ты отплатил за эти блага? Старался ли ты в судах держать сторону правосудия или достигать близости к престолу царя для того, чтобы защищать правду и помогать ближнему? Нет, ты ничего этого не сделал, ты отдался самым ничтожным страстям человеческим. А когда несчастие, твоя болезнь, заставила тебя оставить братьев, когда одиночество твоё в дикой стране показало тебе всю ничтожность твоей жизни, ты обвиняешь не себя, а премудрого Творца.

— Что за хрень? — Удивился Фриц, уловив лишь часть сказанного. — Какое несчастье?! Это ж самая моя большая удача в жизни! Что я заболел, что отстал от артели, что «попал в лапы Зверя Лютого». Иначе бы я не научился, не сделал столь многое… Да я никогда не жил так хорошо, интересно, как в «дикой стране». Замшелые придурки! Знать — не знают. Но врут — как по-писанному.

Чуть скосив глаза, Фриц увидел, что, хотя мастер-проповедник обращается, вроде бы, к нему, но проповедь произносится для остальных, что он для этого потока сентенций — лишь малозначный информационный повод.

— Лучше бы он вместо меня кирпич поставил, — подумалось Фрицу, вспомнившему высказывания «Зверя Лютого»:

— О чём ты думаешь, глядя на кирпич?

— О женщинах.

— Почему??!!

— Я всегда о них думаю.

— Э-эх… Какие там были… красавицы. Да ты, поучатель, никогда в жизни не пробовал такого, чего мне Светана уделывала! И по сю пору мурашки бегают.

И, скрываю довольную улыбку, вызванную приятными воспоминаниями, Фриц снова склонился к сапогам Великого Магистра.

— Почему же мечтания эти не осуществились? — риторически вопросил толстяк, колыхая своим брюхом и обращаясь более всего к третьему магистру. — Я тебе скажу это, отвечая на тот вопрос, который ты мне сделал прежде. Ты сказал, что масонство учит тому же самому, чему учит и христианство. Христианство есть учение, масонство есть сила. Христианство не поддержало бы тебя, брат Фридрих, оно отвернулось бы от тебя с презрением, как скоро бы ты произнес те кощунственные слова, которые ты произнес сейчас при мне. Мы же не признаем различия вероисповеданий, как и не признаем различия наций, сословий; мы считаем всех равно своими братиями, всех тех, которые любят человечество и истину. Христианство не пришло и не могло прийти к тебе на помощь, а мы спасали и спасаем не таких преступников, как ты.

— Чего они мне шьют? Какое такое «преступление»? Неуплату членских взносов? — встревожился Фриц.

Но беглый взгляд в сторону показал, что над его головой магистры обмениваются мнениями по каким-то своим отношениям.

— Мы открываем многое, чего мы не знаем и не можем открыть неофитам. Вот оно, масонство.

И проповедник ткнул рукой в один из гобеленов.

— Человек должен стремиться быть центром. Стороны этого квадрата заключают все…

Удлинённый четырёхугольник означал видимый мир: запад и восток, север и юг. Вышитое рядом непознаваемое разумом — было включено в три грани Лучезарной Дельты: убегающие лучи возвращаются и образуют клубящуюся облачность.

Треугольник, в который вписан глаз, называют Лучезарной Дельтой, Глазом Гора. Символ провидения и божественного присутствия доступен масонам уже на первых степенях посвящения, когда происходит приобщение к божественному началу, погружение в вопросы веры и духовного познания.

— «Кирпич» придётся удлинить, — хмыкнул под нос Фриц, — я далеко на восток забирался. И подсветить сильнее — проистекать будет оттуда.

Между тем, мастер-проповедник, постепенно входя в раж, продолжал. Он говорил, что масонство есть учение мудрости, учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков, учение, признающее в человеке первенствующими его способность совершенствования себя, помощь ближнему, искоренение всякого зла и распространение учения равенства, любви и знания.

— Я знаю, что это мои убеждения и что в этих убеждениях я нахожу сочувствие единомышленников, которым нет числа в настоящем, нет числа в прошедшем и которым принадлежит будущее. Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; все остальное есть сон, — говорил он. — Вы поймите, братья мои, что вне этого союза все исполнено лжи и неправды, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте наши основные убеждения, дайте нам руку, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал, частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах.

Братья ответили на призыв дружным ропотом одобрения.

— Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом бесчисленном количестве существ, в котором проявляется божество, что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим? Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница, которой я не вижу конца внизу, она теряется в растениях, полипах. Отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше до высших существ.

— Не дай бог! — подумал Фриц. — Прорасти в бесплотного и… бесполого ангела? Б-р-р…

Риторические вопросы не требуют ответа, возражений тоже не последовало. Тогда, воздев руки в низкому потолку, так, что дорогая мантия встала колом на плечах и рельефно обтянула объёмное брюхо, проповедник воззвал:

— Господи великий! Помоги мне ходить по стезям твоим! Как то: 1) побеждать часть гневну — тихостью, медлением, 2) похоть — воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отучать себя от: а) службы, b) забот семейных, с) дружеских отношений и d) экономических занятий.

— Господи, — беззвучно воззвал и Фридрих, обращаясь непосредственно к сапогам Великого Магистра, — когда ж наконец, кончится этот бред, когда можно будет заняться чем-то осмысленным? Теми же «экономическими занятиями»?

Мысль показалась еретической даже ему самому.

— Откуда у меня такое отношение к святому? К предвечному? К «с детства впитанному»? — Хотя понятно: всё Ванька лысый виноват. Но как же тоскливо переводить жизнь на такое… барахло. Хочу домой. Только… это ж мой родной Кельн! И где ж тогда мой дом?

А над его головой мастер-проповедник приступил к заключительному пассажу:

— Ясно различие бедного учения наук с нашим святым, все обнимающим учением. Науки человеческие все подразделяют, чтобы понять, все убивают, чтобы рассмотреть. В святой науке братства все едино, все познается в своей совокупности и жизни. Троица — три начала вещей — сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью огненностью своею возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность — Христос, Дух Святой, Он.

— Ну вот, — произнёс громко Фридрих, резко врываясь энергичным голосом в установившееся после сакрального «Он» молчание, вставая с колен и счищая с пальцев своих налипшие частицы раствора. — Поблагодарим брата-проповедника за прекрасную проповедь. Он успешно развлёк нас своим красочным повествованием. Теперь же обратимся к делу. Вы видели смесь, которую я принёс в высокое собрание. Вы видели, как я затворил её водой в этом тазике. Вы все хорошо знаете, как годами твердеют наши растворы, изготовляемые на извести. Полагаю, что и великий мастер Хирам также скорбел о медленности схватывания. Иначе бы ему не потребовалось двадцати лет для постройки Храма. Увы, Хирам не додумался до такого материала, который я нынче показываю вам. За время вдохновенного повествования нашего магистра-проповедника, мой раствор уже схватился, приобрёл довольную прочность. Достопочтенный Великий Магистр, соизвольте поднять ножку. Дабы продемонстрировать.

Двусмысленность последних фраз не была по достоинству оценена присутствующими. Ибо они, с видом величайшего изумления, проще — раскрыв рты и выпучив глаза, наблюдали за манипуляциями Великого Магистра. Увы, нога не вынималась. Магистр сорвал с себя маску, явив из-под белой ткани своё истинное, покрывавшееся красными пятнами, морщинистое лицо. Которое отнюдь не носило выражения сокровенного познания, безграничной доброты и стремления к высокому, но отражало сильнейшую душевную растерянность:

— Оно… тысяча чертей… Оно не отлипает! Сними!

— С удовольствием, господин Великий Магистр. Однако и вы сами, и многие из числа присутствующих, выражали прежде сомнения в истинности сообщаемых мною знаний. Я предлагаю любому из братьев разрушить это, столь неудобное добавление к обуви нашего Великого Магистра. И тем сравнить степень посвящённости в истину. Прошу, братья.

И Фриц сделал широкий приглашающий жест.

Несколько мастеров, из более молодых и рьяных, кинулись на выручку Великому Магистру. Увы, тазик, представляющий, по правде, невысокую бадейку, обычное деревянное ведро с сужающимся верхом, вовсе не собирался отдавать свою добычу. Послали за инструментами, но снова увы — с их помощью удалось лишь разбить саму посуду. Сам Великий Магистр всё более впадал в панику и утрачивал самообладание. Когда перед его носом начали махать молотком, пытаясь разбить камень меж его голеней, он издал уже не только звуки, но и запахи.

Фриц стоял чуть в стороне, любуясь общей суетой. Наконец, он вспомнил, что место подмастерья в собрании мастеров — по ту сторону ковра с могилой и перебрался туда. Возня у кресла Великого Магистра продолжалась, но утратила уже первый накал. Вместе с надеждой на успех.

Третий магистр, до сей минуты не проронивший ни слова, поманил Фрица пальцем. Тот радостно улыбнулся и ткнул пальцем в открытую могилу, изображённую на ковре — подмастерье, не прошедший ритуал умирания и возрождения, не может находиться среди мастеров.

Всего в масонстве существует три степени (именуемых также градусами) — Ученик, Подмастерье и Мастер. Сама степень мастера является входом в систему Высших степеней, коих вместе с первыми тремя — 33.

Третий магистр мотнул головой в сторону и отправился к боковой занавеси. За которой и встретился с Фрицом.

— Здравствуй Рудольф. Маску-то сними.

— Как узнал?

— По левой руке. А то я не помню ту драку с «павианами», с добрыми жителями Павии, в который ты потерял два пальца, но вытащил меня, истекающего кровью, из города.

— Э-эх… были времена… Ладно. Чего ты хочешь, Фриц?

— Всего, Руди. Прежде всего — уважения. Как хотел его и великий мастер Хирам.

Из-за занавеса раздался новый поток звуков. Особенно выделялся ставший вдруг визгливым голос Великого Магистра. Собеседники оттянули край ткани, посмотрели на вдруг усилившуюся суету возле кресел.

— Мда… Лучше бы ты «Говорливое Брюхо» так…

— Язык в камень? Как Экскалибур… Сдохнет. А я стараюсь… без пролития крови.

— Жаль старика. Тебя заставят снять эту… привеску.

— Вряд ли. Второй мастер, который мог бы это сделать, в двух тысячах миль к востоку. А призывов не бояться смерти я сегодня наслушался. Слышь, Руди, я прорасту как зерно! И буду колоситься! Только не знаю чем.

— Чертополохом, Фриц. Это твой стиль. Чего ты хочешь? Посвящения?

— Ага. В высший градус. Ещё — доступ ко всем архивам братства. Тебя — Великим Магистром. Ещё гарантирую всем… м-м-м… нуждающимся — убежище. И — поток заказов.

— Ух ты! И откуда такие возможности?

— Руди, твоя недоверчивость меня оскорбляет! Я — главный советник по строительству всей Саксонии. Ты меня понимаешь?

— Однако… Это меняет дело… И зачем тебе было это представление? Кстати, как ты это сделал?

— Сие — тайна великая еси. «Сокровенное знание». Не приставай. Старика я заберу с собой — тут у меня нет инструментов. Ты — остаёшься на хозяйстве. Поработаем, брат масон?

Они обменялись рукопожатиями и вернулись в зал.

Великого Магистра служители, подняв как бревно на плечи, отнесли в его покои. Где помыли, переодели и, на другой день, погрузили в барку, на которой Фридрих Кельнерман отправился в свой новый саксонский дом. Снять камень с ног старца удалось, но пережитое потрясение привело к тому, что ноги его отказали уже сами по себе. Впрочем, в выделенных ему комнатах он получал пристойный уход, слуги, временами, выносили его на солнышко. А мальчишки-писари старательно записывали бесконечные воспоминания о долгой и многотрудной жизни Великого Магистра.

Следствие одного из таких рассказов проявилось однажды в архиепископском дворце в Бремене в виде пропылённого монаха на взмыленном осле.

— Ваше Преосвященство, Ваше Преподобное Превосходительство! Всё пропало! Всех поймали!

Из рассказа монаха стало известно, что доверенный слуга герцога Саксонского Генриха Льва, давно уже работавший на епископа, был схвачен во время подслушивания в тайном ходе возле герцогской спальни. Никто, кроме этого слуги, не знал о ходе. Однако его поймали, допросили, используя какие-то невиданные пытки, привезённые с Востока. И, переходя от одного члена агентурной сети к другому, выявили и уничтожили почти всех осведомителей Бремена.

Бременско-Гамбургская епархия в эту эпоху является самым мощным центром миссионерства в северном и восточном направлении. Первый епископ Риги был, например, племянником очередного епископа Бременского.

Обидевшийся на успех службы безопасности высокородного соседа, епископ вовсе не оставил, но наоборот — усилил свои козни. И был, вскоре, обнаружен в своей спальне зарезанным своей любовницей. Которая свершив сиё злодеяние, тут же заколола сама себя. Что однозначно подтверждал кинжал, воткнутый в её сердце и удерживаемый её, уже хладной, рукой.

Зрелище двух обнажённых окровавленных тел произвело столь сильное впечатление на приближенных иерарха, что попытки старого служки указать на отсутствие пыли на одной из деревянных резных стеновых панелей, были проигнорированы. Бедняга вскоре куда-то исчез. А Фриц, разглядывая план очередного замка, доставленный ему из архивов «вольных каменщиков», бормотал себе под нос:

— Эту хрень строила та же команда, что и в Бремене. Так где же здесь потайной ход? Должен быть прямо в спальню…

Старый Великий Магистр оказался живуч. Не скоро в том подземелье в Кельне прозвучали слова ритуала:

— Замкнут герметический круг, исчерпаны силы вольного каменщика. Уходящего мастера сменяет новый, работа не должна прекращаться! Идя путями посвященных братьев, к познанию вечных законов Природы — да не уклонится новый мастер на ложные окольные пути увлечения профанного мира! Не для того пронесен через века свет масонского посвящения! Не для того великий учитель Хирам пал от руки невежд и предателей, не выдав им священного Слова!

Тогда же услышали древние подземелья и другую фразу, обращённую к бывшему подмастерью Фридриху Кельнерману:

— Душевнейше поздравляю вас с новым важным и почетным званием мастера. Мастера-распрядителя высшего градуса.

Германия кипела, дети, рождённые от немногих выживших, вернувшихся из Второго Крестового похода, выросли. Эти юноши наполняли собой города, замки и дороги страны. Они хотели славы и чести, золота и серебра, женщин и коней, земель и замков, жить, а не прозябать. И ради этого были готовы перерезать глотки своим соседям. Поток конфликтов, внутренних и внешних, нарастал. Трудно было найти князя или барона, который бы не посматривал на владения соседа с вожделением. А поверх булькающего варева Империи, разрастался главный конфликт этих столетий — конфликт между римским папой и германским императором.

Простолюдины вообще и «вольные каменщики» особенно, оказывались заложниками амбиций аристократов и клириков. Масоны были «плохими», если работали на «вероятного противника», они были «плохими» если работали «на тебя». Потому что уйдут и расскажут о твоих секретах, потому что могут сделать что-то плохо. И стены твоего замка развалятся от громкого смеха вассалов противника, подобно стенам Иерихона. А спросить будет не с кого. Содержать же строительные артели, обеспечивать их работой и оплатой десятилетиями… могли очень немногие.

Союз Фрица и Руди, возглавившего масонов, дал братству главное в том момент — убежище. Изгоняемые, преследуемые как чужаки, шпионы, масоны бежали в Саксонию. Часть из них получала работу здесь, от «главного советника по строительству», часть же, особенно — молодёжь, вдовы, сироты и многодетные семьи, отправлялись дальше — «к Великому Востоку», что в тот момент означало «на Святую Русь». Где они, не отсекаемые властями от местного населения, не подозреваемые жителями, церковью, властью во всех смертных грехах, не ограничиваемые собственными уставами, впитывали новые знания, делились своими. Постепенно становились частью моего народа, «стрелочниками». Иным из них, более одарённым, не связанным семейными и религиозными узами, открывался путь в «братство русских масонов», созданное некогда мною в Пердуновке. Они бывали удивлены отсутствием долгих ритуалов или изощрённых испытаний. К чему они? Лучшим из испытаний всем нам — есть жизнь.

Разобравшись со «святорусским здятством», найдя «голубые» огнеупоры, мы запустили производство «искусственного камня». Качественный и дешёвый цемент и кирпич позволяли резко увеличить объёмы строительства. Для чего потребовалось множество опытных, обученных каменщиков — «масонов».

Обмасонили «Святую Русь». И сопредельные страны, кто заплатить может.

«Военный цемент»? Ну что ты, девочка, таскать такое в такую даль… Показали — и хватит.