Обманный Дом

ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ

Грегори прождал три часа в комнате, принадлежащей Человеку в Черном, – тесной полутемной каморке, где стояли только два деревянных стула. Судя по всему, понятие комфорта Верховному Анархисту было чуждо, но Грегори мучило не отсутствие роскоши: за дверью комнаты его стерегли двое Превращенных, и он уже не мог понять, кто он – гость или пленник. Он думал о том, не суждено ли и ему в самом ближайшем времени жуткое превращение. Впервые Грегори лицом к лицу столкнулся со страшной реальностью того, как действовали на практике те догматы, которые он исповедовал. Одно дело – разглагольствовать о превращении людей в богов, а совсем другое – перспектива напрочь лишиться собственной свободы воли. Это наполняло Грегори невыразимым страхом.

Да, он всегда был готов к мысли о самопожертвовании, но… Если все анархисты подвергнутся превращению, кто же будет управлять процессом? Одному человеку, даже такому великому, как Человек в Черном, это не под силу. Тирания была одним из тех пережитков Высокого Дома, который следовало уничтожить. А здесь происходили события, вершившиеся без одобрения и санкций Совета Анархистов.

К тому времени как в комнату явился Верховный Анархист. Грегори шагал из угла в угол. Он приготовился к тому, чтобы потребовать у Человека в Черном объяснений.

– Хорошо ли ты провел время? – осведомился Человек в Черном.

– Я предавался раздумьям, – буркнул Грегори. – Тут у тебя не особо развлечешься.

– В этой комнате я наслаждаюсь природой и красотой Порядка. Это самая совершенная форма досуга, она приносит мне неизбывное наслаждение. Симметрия углов, ровные линии стульев. Они приносят такое умиротворение после хаоса, царящего в доме.

– Почему ты подверг превращению наших собратьев? Что ты задумал? Я требую ответа. Я занимаю не последнее место в Совете и…

– Сейчас не время задавать вопросы.

– Придется отвечать! – рявкнул Грегори и заехал кулаком по стене. – Неужели мы продали наши души ради амбиций деспота?

– Нет, – еле слышно, но властно отозвался Человек в Черном. – Уверяю тебя, когда наш труд будет завершен, мы обретем Порядок, с Порядком придут мир и спокойствие. Мы работаем с очень сложным оборудованием, мы должны поддерживать равновесие. Анархисты были подвергнуты превращению именно в целях поддержания равновесия. Для того чтобы убедить тебя в этом, мне бы потребовалось двое суток засыпать тебя математическими выкладками. Да и потом, разве ты понял бы все до конца? Или ты просто боишься, что тебе тоже грозит превращение? Пока это не нужно.

Гнев Грегори немного унялся. Уже почти десять лет он безраздельно верил этому человеку. Он знал: Человек в Черном – истинный Гений, ему можно доверять. Грегори вздохнул, протер глаза.

– Каковы наши ближайшие планы?

– Я получил важное известие, из которого следует, что нам нужно принять самые срочные меры. Наши надежды на то, чтобы уговорить Даскина перейти на нашу сторону, не оправдались.

– Не стоит слишком поспешно сбрасывать его со счетов. Человек в Черном предостерегающе поднял руку.

– События развиваются быстрее, чем мы предполагали. Картер Андерсон проник в Дом, и его следует найти. Следует захватить и Даскина, пока он не встретился с девчонкой. Мне не нужны независимые переменные. Я их терпеть не могу. Я отправил солдат в комнату Лизбет и вызвал сорок тысяч Превращенных с Ониксовой Равнины. Дом велик, но этого числа воинов должно хватить для того, чтобы самым тщательным образом прочесать все помещения.

– А мне что делать?

– Возьми несколько человек и найди Даскина. Попробуй договориться с ним, если сумеешь, но как только мы захватим Картера Андерсона, Даскин нам уже не будет нужен. Затем мы и Даскина подвергнем превращению, и больше он не станет нам мешать. Наступит Порядок.

Даскину снилось, будто его волокут по неровному полю, по колючей стерне, и его спину больно царапают торчащие из земли соломины. Небо было темным, он не видел, кто тащит его. Ему очень хотелось попросить, чтобы его бросили, но он не в силах был разжать губы. Миновало какое-то время, и руки, сжимавшие его запястья, разжались. Он лежал на невысоком холме посреди скошенной жухлой травы. Над его головой кружились ястребы, издававшие странный металлический клекот.

Долго-долго он лежал в темноте, но когда очнулся, увидел огонек свечи, окруженный золотистым ореолом. Сначала Даскин решил, что лежит, как ему и снилось, в сухой траве. Травинки упали на его лицо, на глаза. От них исходил странный, томительный, звериный аромат. Даскин пошевелился, странные травинки отодвинулись, и он увидел рядом с собой девушку со спутанными волосами. Лицо у нее было тонкое, осунувшееся и печальное, с высокими скулами и вздернутым носом, а глаза – нежно-голубые, казавшиеся непропорционально огромными. Более печального и пугающего лица Даскин не видел никогда в жизни.

– Лизбет? – хрипло проговорил он.

– Я не хотела, – жалобно отозвалась девушка. – Я не знала, что это ты.

– Все… хорошо, – попробовал улыбнуться Даскин и потрогал шишку на лбу. – А ты вовсе не маленькая девочка. Почему-то я думал, что ты – маленькая девочка. – Он устало рассмеялся. – Вот дурак! А ты такая красавица…

С этими словами он снова впал в забытье, и ему казалось, что он слышит тихий голос, напевающий детскую песенку.

Очнувшись вновь, Даскин не увидел рядом с собой Лизбет. Где-то вдалеке еле-еле горела красноватая лампа. Даскин повернул голову и обнаружил, что лежит в зарослях терний. Он не сразу вспомнил обо всем, что с ним произошло: о побеге от анархистов, о том, как он гнался за девушкой по полутемным коридорам и комнатам, о том, как на него упала тяжеленная статуя. Потом ему припомнилось ангельское лицо склонившейся над ним Лизбет.

У Даскина нестерпимо болели лоб, висок и подбородок, ныли плечо и левая лодыжка. Он ощупал ноги и удивился тому, что кости целы. Правда, поворачивать руку в запястье было больно. Он неуклюже сел и разглядел неподалеку фонтан, в центре которого возвышалось трехъярусное лепное украшение в виде человеческих голов. Открытые рты заросли мхом. Казалось, каменные головы жевали его и поперхнулись. Вода, переполнявшая чашу фонтана, вытекала по каменному желобу, вилявшему среди терний, разросшихся до самого верха замыкавших сад серых гранитных стен. Казалось, этот жуткий колючий лес непроходим, за исключснием клочка земли, на котором сидел Даскин. Над головой его в проеме между стеблями чернело беззвездное небо.

Услышав неподалеку шорох, Даскин потянулся за пистолетом, но вспомнил, что его отобрали анархисты. Тогда он повернулся на шорох и увидел Лизбет. Она пробиралась через колючие заросли по только ей ведомой тропе. Высокая, болезненно худая, она молча опустилась рядом с Даскином на колени и застенчиво протянула ему тарелку с сухарями и куском серого мяса и кувшин с водой.

– Спасибо, – сказал Даскин. – Где я нахожусь?

– Это мой сад, здесь я ращу мои тернии.

– А как я сюда попал?

Лизбет смущенно кашлянула и посмотрела ему в глаза.

– Я боялась, что нас увидят анархисты, вот и притащила тебя сюда.

Даскин огляделся по сторонам.

– Но как же ты протащила меня через эти колючки?

– «Как бы то ни было, Нелли, – рассеянно проговорила Лизбет, – после долгих скитаний я вошла в дом, и часы пробили двенадцать. Если бы я шла привычной дорогой, вышло бы, что каждую милю я преодолевала за час».

– Кто это – Нелли?

– Она из книги, – опустив глаза, пробормотала Лизбет. – Ты знаешь. Из книги.

– Из «Грозового перевала»? Она кивнула.

– А ведь это было опасно – тащить раненого. Ты могла еще сильнее поранить меня.

Лизбет в отчаянии понурилась, все тело ее содрогнулось от рыданий, но при этом она не издала ни звука и ни слезинки не проронила.

– Что с тобой? – участливо спросил Даскин. Она не отвечала.

Поняв свою ошибку, Даскин мысленно выругал себя. Он прикоснулся к плечу Лизбет, но та вздрогнула, как будто ее ударили.

– Прости, – сказал Даскин. – Я ляпнул, не подумав. Я благодарен тебе за заботу. Ну не надо. Разве мы не можем стать друзьями?

Но Лизбет словно не слышала его. Даскин, потрясенный тем, как она горько беззвучно плачет, в отчаянии вскричал:. – О, Лизбет, что же они сделали с тобой?

Мало-помалу рыдания Лизбет утихли, она устремила на Даскина изумленный взгляд.

– «Я не в бреду, ты ошибаешься. Я понимаю: сейчас ночь, и на столе горят две свечи, и от их света черное пресс-папье ярко блестит».

Даскин не понял, к чему она это сказала.

– Мы нашли твои записки в бутылках, – сказал он. – Чуть меньше месяца назад. Мы пришли сюда, чтобы разыскать тебя. Конечно, Картер искал тебя и раньше, он все время тебя искал, но он не знал, где ты.

Лизбет зашипела, как змея:

– Он здесь! Я его видела! Я ему не дамся! Не дамся!

– Кому? Ты про Картера? Но ведь он твой друг! Лизбет подтянула колени к груди.

– Нет! Он и тебя обманывал. Это он привел меня сюда. Он с ними заодно!

– Ты сказала, что видела его. Где?

– Внизу, в подземелье. Но он, наверное, выбрался оттуда. Сейчас он может быть где угодно в доме. О, не говори мне о нем! Я боюсь его больше всех на свете!

Даскин обескураженно молчал, не понимая, как разговаривать с теперешней Лизбет. Через некоторое время она заговорила снова.

– Все происходит не так, как должно было происходить. Не так все должно было случиться.

– А как должно было случиться? Лизбет снова смущенно потупилась.

– По-другому. Должно было случиться по-другому. Даскин вдруг ощутил страшную слабость. У него даже слегка закружилась и разболелась голова.

– Пожалуй, я снова прилягу. Спасибо тебе за еду. Лизбет молча кивнула и вдруг покраснела.

– Я тебе пела раньше. Пока ты спал.

– Да, мне кажется, я слышал. У тебя красивый голос.

Слова Даскина произвели на Лизбет сильное впечатление. Она просто расцвела в улыбке. Так улыбнулся бы в ответ на похвалу ребенок. Даскин понял, что во многом Лизбет осталась двенадцатилетней девочкой. Она принялась негромко напевать, и он сам не заметил, как задремал.

Когда он проснулся, Лизбет сидела рядом с ним. Когда он спал, ему снилось или казалось, что ее руки гладят его лицо. Но когда он снова принялся за еду, Лизбет стеснительно отодвинулась.

– Мне уже лучше, – признался Даскин, попив воды из глиняного кувшина. – А раньше голова кружилась. Спасибо тебе.

Лизбет ничего не ответила. Она только молча смотрела на него. Теперь Даскин разглядел ее оборванную, ветхую одежду и нечесаные волосы. Между тем взгляд девушки выдавал недюжинный ум.

– Расскажи мне, Лизбет, как ты сюда попала.

Лизбет опустила глаза, сгорбилась и болезненно скривилась.

– Это сделал Картер. Это он.

– Но это невозможно!

– Это он. Клянусь тебе!

– И как же это произошло?

– «Хватит! Хватит убегать! Куда ты пойдешь? Я пришел, чтобы отвести тебя домой!» Он хочет узнать, как это произошло, – пробормотала она, разговаривая как бы сама с собой, а затем проговорила громче: – Как это произошло? Он увел меня во время праздника. Он отвел меня к анархистам, а они привели сюда, к Человеку в Черном, и тот забрал мое сердце.

– Картер не мог увести тебя. Он все время был дома. Как только ты исчезла, сразу же начались поиски. Меня там не было, но мне все рассказала Сара.

Лицо Лизбет стало непроницаемым, зрачки превратились в две крошечные черные точки.

– А я все так запомнила.

– Понятно, – кивнул Даскин. Он не решался упорствовать. – Но что ты имела в виду, сказав, что Человек в Черном забрал твое сердце?

– Он задает бесчувственные вопросы, – проговорила Лизбет, хотя лицо ее стало спокойнее. – «Глупый, несмышленый мальчишка! Надо же! Он весь дрожит, как будто боится, что я к нему притронусь!» Человек в Черном может все. Он великий и ужасный. Его нельзя победить. Он всегда знает, что и когда случится. Он каждый день дает мне еду, и я должна находиться здесь, потому что он так говорит. Он отобрал у меня сердце, чтобы я никогда не смогла никого любить. Никого на свете.

– И все же ты хочешь убежать из этого дома? Лизбет скорчилась, еще крепче обняла колени и стала совсем маленькой.

– Как Изабелла, когда бежала от Хитклиффа. Но все не может так закончиться. Все должно быть, как в книге. Я хочу убежать, но не могу.

Голос ее был полон тоски.

Даскин хотел взять ее за руку, но она отстранилась.

– Ты боишься меня? – спросил он. – Я так долго шел сюда, наш путь был так опасен, но мы пришли только для того, чтобы спасти тебя. Я твой друг. Ты говоришь, что сражаться с Человеком в Черном бесполезно, но я пришел именно для того, чтобы сразиться с ним. Он не забрал твое сердце. Это ложь. Неужели за все эти годы ты не знала прикосновения дружеской руки?

Робко, смущенно Лизбет придвинулась ближе к Даскину. Он сидел, протянув ей руку, как если бы приручал дикого зверька. Наконец их пальцы соединились. Потом Лизбет положила свою ладонь на его ладонь. Он сжал ее тонкие пальцы, и она вздрогнула.

А потом она внезапно обвила руками его шею и отчаянно расплакалась.

– Никто, никто не прикасался ко мне. Никто-никто!

Она плакала навзрыд, слезы текли по ее щекам, она все теснее прижималась к груди Даскина, а ее длинные острые ногти царапали его спину через толстую ткань плаща. Даскин не отстранялся, он смиренно терпел этот взрыв отчаяния. Он был в смятении. Лизбет плакала и прижималась к нему, как несчастное, заброшенное, всеми забытое дитя, и от жалости к ней у Даскина сжималось горло, и вес же… Все же Лизбет стала взрослой женщиной. Не зная, как быть, Даскин принялся утешать ее, как утешал бы ребенка. Он обнимал ее, нежно покачивал и шептал:

– Все хорошо. Я с тобой. Все хорошо. Я здесь.

– Не отпускай меня, – повторяла и повторяла она. – Прошу тебя, пожалуйста, не отпускай меня.

Но вот наконец ее рыдания стихли. Она отстранилась, и взгляд ее снова стал непроницаемым.

– Ты должен простить меня, – проговорила она. – Не знаю, что на меня нашло. Разве не странно, чтобы я, не плакавшая столько лет, вдруг так разревелась?

– Ничего странного.

Лизбет молчала, погрузившись в свои мысли, а Даскин принялся обдумывать, как быть дальше. Лизбет была важнейшей фигурой в планах анархистов, и ее следовало во что бы то ни стало увести из дома. Однако долг Даскина состоял не только в том, чтобы спасти девушку, нужно было разыскать Краеугольный Камень. И еще нужно было найти Картера.

Издалека послышался громкий топот и голос, выкрикивающий приказы. Даскин в испуге поднялся и сквозь сплетения стеблей и шипов увидел в проеме двери, ведущей в сад, несколько людских силуэтов. Лизбет схватила его за руку, заставила сесть. Глаза ее были широко открыты.

– Быстрее! – прошептала она. – Сюда! Она заползла в глубь колючих зарослей и мгновенно скрылась из виду. Даскин не был так проворен, но вскоре нашел Лизбет.

– Здесь мое убежище, – шепнула девушка. – Тут они нас никогда не найдут.

Даскин готов был ей поверить, поскольку вокруг видел только густые заросли терний. Он лежал и боялся шевельнуться, опасаясь, что поранится о шипы.

Несколько мгновений шагов анархистов не было слышно, но вот наконец со стороны забора донесся знакомый голос:

– Эти заросли непроходимы. Он не мог здесь спрятаться. Пойдемте отсюда.

Но даже после того, как шаги анархистов стихли, Даскин и Лизбет еще долго лежали не шевелясь, бок о бок под колючими стеблями, словно двое детей, играющих в прятки. Даскин видел только сверкающие глаза Лизбет, отражавшие тусклый свет далекого газового рожка.

– Это был Грегори, – наконец прошептал Даскин. – Мой двоюродный брат и до сегодняшнего дня – друг.

– Ты не уйдешь к нему? – взволнованным шепотом спросила Лизбет. – Ты не бросишь меня?

– Нет, не брошу, – ответил Даскин. – Не бойся. Мы убежим отсюда вместе.

Лизбет, похоже, ему не поверила.

– Просто не знаю, как я теперь вернусь одна в мою комнату. Теперь, когда я нашла тебя, мне нестерпима мысль об одиночестве. У меня так долго не было друзей.

Даскин улыбнулся. На сердце у него потеплело, и вдруг стало радостно и даже весело прятаться здесь, в колючих зарослях, несмотря на всю опасность того, что их могли найти. На какой-то миг Даскин забыл о долгом странствии, о своем побеге от анархистов, о том, что его ищут. Он ощутил неподдельное счастье, подобное тому, какое испытывал во время охоты на гнолингов. Его охватила радость приключения, в которое он угодил вместе со своей таинственной спутницей. Однако ожидание казалось Даскину бессмысленным.

– Лизбет, нам нельзя здесь оставаться, – прошептал он. – Нам нужно бежать из этого дома. Ты могла бы незаметно выйти из сада и вывести меня?

– Выбраться из терний можно сотней разных путей. Здесь, среди них, меня никто не поймает. Можно проникнуть в дом через входы, которые известны только мне одной. Но все двери, ведущие в дом, всегда заперты. Я много раз пробовала, – призналась она. – И до окон не доберешься.

Даскин медлил. Он вдруг понял, что Лизбет не представляет, насколько велик дом. Несомненно, анархисты держали ее в определенной части дома и не выпускали за ее пределы. Даскин устремил взгляд на забор и прикинул, нельзя ли через него перебраться. Увы, это было невозможно: вредные тернии встали перед забором непроходимой стеной. Вдобавок сам забор наверху был утыкан битым стеклом. Оставалось пробираться через Обманный Дом.

– Мы должны найти выход, – сказал он. – Ты готова попробовать?

Лизбет замерла, словно застигнутая врасплох лань. Похоже, эта мысль ей была не по силам. Она обвела взглядом тернии.

– Я вырастила их, – негромко проговорила она и широко развела руки. – Человек в Черном велел мне не растить их, но я все равно растила.

– Верно. Они заполонили весь дом.

– Они и есть дом, – уверенно проговорила Лизбет и добавила, снова заговорив сама с собой: – Но насчет моего сердца Даскин ошибается. Человек в Черном его точно забрал.

– Лизбет, почему ты говоришь обо мне так, словно меня здесь нет?

Лизбет нахмурилась.

– Правда? Я так давно ни с кем не разговаривала, вот и путаю внутренний голос с наружным.

– То есть мысли с речью?

– Да. Но у меня будет лучше получаться теперь, когда есть с кем разговаривать. Только если нам надо уйти, я должна забрать свои вещи.

– Какие вещи? Лизбет отвела взгляд.

– Я тебе покажу. Я не могу уйти без моих сокровищ.

Подумав и решив, что, вероятно, речь идет о каких-то предметах, которые могут оказаться нелишними для успешного побега, Даскин согласился. Лизбет взяла его за руку и повела среди терний. Они пошли рядом по тропинке, о существовании которой Даскин сам бы ни за что не догадался. Казалось, стебли расходятся в сторону и дают Лизбет дорогу. Прокравшись в круглый проем, спрятанный за колючками, они проникли в коридор, расположенный в главной части здания, затем миновали еще несколько коридоров и большой зал, но когда выглянули за угол, оказалось, что у двери комнаты Лизбет стоит на посту анархист.

Даскин и Лизбет попятились за угол.

– Этому что еще понадобилось? – прошептала Лизбет.

– Не сомневаюсь, они хотят взять тебя в плен как наживку для поимки меня.

– Есть другой вход в мою комнату, про который они не знают, – задорно усмехнулась Лизбет. Казалось, все происходящее для нее – увлекательная игра.

– Это слишком опасно, Лизбет.

– Я не могу уйти без моих сокровищ, – упрямо повторила она. – Пойдем.

Она увела Даскина назад тем путем, которым они пришли, и вскоре подвела к двери, за которой располагалась маленькая пустая гардеробная. Лизбет зажгла свечку от газового рожка, и они с Даскином скользнули за дверь и закрыли ее за собой. Лизбет присела на корточки, пошарила по стене над плинтусом. Послышался негромкий щелчок. Часть стены выехала вперед.

Ступив в образовавшееся отверстие, Даскин и Лизбет пошли по потайному ходу и через некоторое время добрались до глазка в стене. Лизбет заглянула в глазок и прошептала:

– Смотри.

Даскин заглянул в глазок и увидел комнату, где на полу лежал тонкий матрас, в углу стояли туалетный столик без зеркала да потрескавшийся стул. Даскином овладел гнев. Как жестоки были похитители Лизбет, если она жила в такой нищете! Еще страшнее было то, что один из этих людей – Грегори.

– Это моя комната, – прошептала Лизбет. – Анархисты сюда никогда не заходят, они появляются только за тем, чтобы отвести меня к Человеку в Черном. Как-то раз один из них явился, чтобы отобрать у меня мою ручную мышку, Рун. А матрас такой в доме один, других нет. Спать на нем очень удобно.

– Наверное, это ужасно – жить совсем одной.

– Сначала было страшно, пока я не стала давать названия комнатам. Теперь я знаю дом лучше кого бы то ни было. И я ничего не боюсь. Ничего на свете. Кроме моих страшных снов.

Иногда я от них просыпаюсь среди ночи. Но когда мне снится страшный сон, я молюсь, чтобы мне приснились балерины – они ведь такие красивые.

Даскин в изумлении смотрел на Лизбет. Тусклый огонек свечи освещал ее серьезное, задумчивое лицо. Пусть ее волосы были спутаны, пусть порой она вела себя дико и непредсказуемо, но в ней таилось непреодолимое очарование.

Лизбет еще раз заглянула в глазок, затем на ощупь нашла рычаг потайного механизма и открыла панель, ведущую в ее комнату. В подсвечнике горел единственный газовый рожок.

Даскин отчаянно жалел о том, что анархисты отняли у него пистолет. Он обвел взглядом комнату в поисках хоть какого-нибудь оружия, но, увы, ничего подходящего не обнаружил. К счастью, дверь была закрыта. Если им удастся не издать ни звука, можно будет забрать вещи Лизбет и уйти.

– Иди сюда, – прошептала Лизбет. – Я покажу тебе мои сокровища.

– Пожалуйста, скорее.

Лизбет, держа в руке свечу, медленно, бесшумно подошла к обшарпанному туалетному столику. Встав перед ним, она очертила свечой ритуальный прямоугольник и шепотом произнесла:

– «Я взял лопату, разрыл могилу Линтон, сбросил землю с крышки ее гроба. Затем я открыл его». – Обернувшись к Даскину, Лизбет сказала: – Ты должен дать мне слово, что никому не расскажешь.

Не дожидаясь его ответа, она бесшумно выдвинула верхний ящик.

– А что это ты такое сейчас делала со свечой? – спросил Даскин.

– Так я оберегаю мои сокровища. Для этого нужен ритуал. – шепотом объяснила Лизбет.

Лизбет принялась вынимать из ящика свои драгоценности: фотографию Сары, томик «Грозового перевала» в потрепанном кожаном переплете, грязный шелковый носовой платочек, несколько пуговок, каждой из которых она дала имя, ленточку для волос, пару детских туфелек, три самодельные тряпичные куклы. Забрав все это, Лизбет поманила Даскина к потайному выходу.

Скрывшись за вставшей на место панелью, Даскин и Лизбет ушли потайным ходом к другим, никому не ведомым комнатам, и наконец, отойдя на приличное расстояние от комнаты Лизбет, остановились.

– За этими стенами нас никто не услышит, – успокоила Даскина девушка. – Здесь мы в безопасности. Теперь можно показать тебе мои сокровища. Вот это – мои куклы. Эту зовут Кэтрин, – сказала она, показав Даскину куклу, изготовленную из розовых лоскутков. – А это – Эдгар. А вот это – Хэйртон, он похож на тебя. Когда я только попала в этот дом, я все время играла с ними.

Лица кукол были нарисованы чернилами.

– А почему Хэйртон похож на меня?

– Они с Кэти много лет были разлучены, но потом встретились вновь и жили долго и счастливо. Жаль, у меня нет сумки, куда можно сложить мои сокровища. Кое-что поместится в карманы. А можно положить кукол и туфельки в твой мешок?

– Конечно, – кивнул Даскин и улыбнулся, чтобы скрыть смущение и обиду. Ведь они рисковали жизнью ради того, чтобы забрать эти никчемные вещицы. Но когда Лизбет подала ему маленькие детские туфельки, раздражение Даскина сменилось жалостью.

Пока он развязывал мешок, Лизбет рассовывала по карманам пуговки, ленточку и платочек. Прежде чем убрать в карман фотографию Сары, она подержала ее перед собой.

– А знаешь, – прошептала она, – ведь она здесь, в доме.

– О чем ты? – непонимающе нахмурился Даскин. – Этого не может быть. Сара в Эвенмере, и никакая опасность ей не грозит.

– Я видела ее, – покачала головой Лизбет. – И Енох, и Фонарщик тоже здесь. Их всех… изменили, превратили в механические игрушки. Человек в Черном сказал мне, что заманил их сюда.

– Он обманывает тебя! – воскликнул Даскин. – Это невероятно!

– И все же это правда, – упрямо проговорила Лизбет. – Я говорила с Сарой.

Даскин молчал и думал о мутантах на равнине. Он не понимал, что может значить то, о чем сказала Лизбет, не знал, верить ей или нет. У него вдруг перехватило дыхание.

– Если это правда, мы должны спасти их. Лизбет согласно кивнула.

– Исчезла ее улыбка, а я так любила ее улыбку.

– Она – чудесная женщина, – сказал Даскин и, не подумав, добавил: – Их брак с Картером на пользу им обоим.

Лизбет напряглась, словно готовый к побегу зверек. Казалось, слова Даскина для нее нестерпимы. Она вдруг затряслась, как в лихорадке, зубы ее громко застучали.

– Ты заболела? – в страхе спросил Картер и сжал ее плечи.

Она вырвалась, рухнула на колени, уперлась лбом в стену и долго молчала. Даскин уже решил, что она потеряла сознание, но тут Лизбет глуховатым голосом спросила:

– Давно?

– Давно? – непонимающе переспросил Даскин, но тут понял, о чем спрашивает Лизбет. – Тебя похитили шесть лет назад, в октябре.

Лизбет резко поднялась.

– Так давно? – Она огляделась по сторонам. – Тут всегда темно. Я потеряла счет времени. – Помедлив, она пристально посмотрела на Даскина. – Я стала выше ростом.

Он рассмеялся.

– Намного выше. Когда мы с тобой познакомились, ты была маленькой девочкой, а теперь ты взрослая женщина.

– Как глупо. А я думала, что это я забыла, какого ты роста. Ведь ты носил меня на руках. Теперь у тебя это вряд ли получится. Я почти с тебя ростом.

Даскин улыбнулся. Лизбет была такой хрупкой, такой тоненькой.

– Не сомневайся, получится. Ты не тяжелее перышка.

– Сможешь, правда? – спросила Лизбет, глаза ее радостно сверкнули. – И покружить сможешь, как тогда?

– Ну… наверное. Но у нас мало времени.

– Ты не хочешь?

Лизбет помрачнела и отвернулась. Даскин не мог допустить и мысли о том, чтобы она опять разрыдалась.

– Нет-нет, что ты! Конечно, хочу. Но только недолго, ладно?

Лизбет повернулась, улыбнулась и застенчиво шагнула к Даскину. Он легко поднял ее. Она весила не более девяноста фунтов. Даскин медленно, бережно закружил ее, и Лизбет вдруг начала смеяться – невинно, совсем по-детски, и лицо у нее стало совсем детское. Наверняка эти стены никогда не слышали такого счастливого смеха. Оставалось только надеяться на то, что его не услышат и анархисты.

Лизбет подняла руки, потрогала волосы Даскина, прижала к прядям своих спутанных волос и опустила голову на его плечо, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Я люблю тебя, Даскин.

От неожиданности Даскин остановился и поставил Лизбет на пол.

– Нам нужно идти. Анархисты ищут нас.

– Я сказала что-то не то?

– Нет-нет, вовсе нет. Просто нам… грозит опасность. Тебе она грозит, потому что ты со мной. Нам нужно торопиться.

Вид у Лизбет был озадаченный. Но вот ее лицо снова превратилось в непроницаемую маску, лишенную каких-либо эмоций.

– А Сара на самом деле замужем за Картером?

– Да, они очень счастливы.

– И он хорошо с ней обращается?

– Очень хорошо.

– Не понимаю…

– Лизбет, Картер не имеет никакого отношения к твоему похищению. Ты должна верить мне. И я непременно должен найти его. Может быть, он умирает. Он может все еще находиться там, где ты его видела в последний раз?

– Сомневаюсь, чтобы он оттуда выбрался. Бывало, заглянув через решетку в подвал, я видела, как он спит. А потом он вставал и уходил в темноту – наверное, искал выход, но оттуда один-единственный выход.

– Ты отведешь меня туда?

– Отведу? – негромко спросила Лизбет у себя самой. Мысль эта се явно напугала, но все же она ответила: – Отведу. Это недалеко.

Они вышли из потайного хода в другом месте и попали в полутемный коридор.

– Это коридор Джейбса, – пояснила Лизбет. – А за поворотом – переход Нэшера.

– Необычные названия. Ты стала лучше запоминать дорогу, дав названия коридорам и комнатам?

– Нет, но они стали мне больше нравиться. Вскоре они добрались до Зала Хозяина. Теперь Даскин ни за что бы самостоятельно не нашел дорогу к саду – слишком часто они сворачивали по пути. Зал, где алые светильники отбрасывали зловещие тени, произвел на Даскина угнетающее впечатление. Его внимание привлекла одна из скульптур – абстрактное изваяние ученого, скроенное из геометрических фигур. Только голова была выполнена реалистично. Даскин подошел поближе – что-то знакомое было в этой статуе.

– Кто это? – еле слышно спросил он. Здесь можно было говорить только шепотом из-за многократного эха.

– Это старик Эрншоу. Он когда-то сжалился над Хитклиффом, бедным сироткой, и взял его к себе в дом. С этого дня начались великие беды, но он был добрым человеком.

– А ведь лицом он напоминает графа Эгиса.

– Верно. Все персонажи «Грозового перевала» похожи на знакомых мне людей. Почему – не знаю.

– Я тоже. Невероятно, правда?

– Ты так думаешь? А я не придавала этому значения.

– Зачем бы анархистам изготавливать скульптуры твоих знакомых?

Даскин поспешно подошел еще к двум статуям, и в одной из них узнал подобие Сары, а в другой, внимательно приглядевшись, – себя, хотя сходство оказалось более отдаленным, чем у первых двух скульптур.

– Это Кэтрин, – объяснила Лизбет. – Они с Хитклиффом были влюблены друг в друга, но замуж она вышла за Эдгара Линтона, ради положения в обществе и богатства. А это Хэйртон, который любил Кэти, дочь Кэтрин, всем сердцем.

– Кто же высек все эти скульптуры?

– Не знаю. Они уже были здесь, когда я нашла этот зал. Даскин задумчиво кивнул. Статуи его не на шутку смутили.

– А вот этого я терпеть не могу, – сообщила Лизбет, когда они приблизились к следующей скульптуре – зловещему мужчине с жесткой линией губ, скривившихся в злобном оскале, в шляпе, надвинутой до бровей. В нем с большим трудом можно было признать Картера. – Это Хитклифф, который стремился уничтожить всех обитателей Трашкросс Гранджа и Грозового перевала.

В глубине зала послышались шаги. Даскин в темноте никого не увидел, но Лизбет прошептала:

– Это анархист. Надо спрятаться.

Они скользнули за статуи, стоявшие по всему залу. Притаившись за пьедесталами, сквозь скопления скрюченных рук и ног можно было спокойно наблюдать за всем, что происходило в зале. Поначалу Даскин ровным счетом никого не видел. Наверное, Лизбет лучше него видела в темноте. Но вот он различил силуэт первого из Превращенных – одного из тех мутантов, целое войско которых видел на Ониксовой Равнине. За первым появился еще один, и еще… Их было множество. Один за другим они входили в зал на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Превращенные спускались с парадной лестницы, шагали по темным галереям. Их движения были дергаными, механическими, их головы венчали конические шапки, а на лицах торчали конические носы. Серые, как у всех анархистов, плащи развевались и хлопали, словно крылья летучих мышей. Мимо статуй, за которыми прятались Лизбет и Даскин, прошла тысяча Превращенных, потом – еще тысяча, да так близко, что были хорошо видны их остекленевшие глаза и слышно хриплое, с присвистом дыхание – так дышат перед смертью. Стук шагов Превращенных эхом разносился по залу. Вытягивая головы, словно жуткие птицы с острыми клювами, они вглядывались во мрак, и искали, искали…

Миновала четверть часа, а поток Превращенных все не иссякал. Один из мутантов устремил взгляд, казалось, прямо на Даскина, и Даскин похолодел. Он даже дышать боялся. Но вот Превращенный отвел глаза. Тревоги он не поднял – по всей видимости, решил, что ему что-то померещилось, и зашагал дальше.

– Кто это такие? – прошептала Лизбет. – Откуда они взялись?

– Человек в Черном явно опустошил Ониксовую Равнину, – шепотом ответил ей Даскин. – Как же нам убежать от них?

– Должен найтись выход, – ответила Лизбет. – Но бежать нельзя – они нас сразу заметят. В доме есть много потайных дверей. Может быть, одна из них найдется и здесь, среди этих статуй.

Даскин недоверчиво поднял брови. Он не думал, что им может так несказанно повезти. Между тем Лизбет прикоснулась к руке ближайшей статуи. Рука едва заметно изогнулась, и в постаменте статуи открылась потайная дверца. За ней чернел туннель.

Обескураженный до последней степени, Даскин следом за Лизбет забрался в отверстие. Туннель был невероятно тесным и темным. Здесь пахло строительным раствором. Сначала туннель шел под уклон, но затем выровнялся. Миновав первые душераздирающие футы, Даскин передал Лизбет спички, и она зажгла свечу. Огонек разросся и озарил ее лицо. Она радостно улыбнулась.

– Этот путь выведет нас туда, где нам ничего не грозит.

А Даскина пробрал озноб. Он гадал: то ли этот туннель существовал всегда, то ли Лизбет, воспользовавшись энергией, передававшейся от нее к Краеугольному Камню, сотворила его исключительно силой желания.

Довольно долго они пробирались по тесному туннелю. Даскин в отличие от брата к клаустрофобии склонен не был, но все же нервничал из-за того, что не представлял, куда их выведет этот туннель. По его рукам бегали тараканы, с потолка на голову падали мелкие жучки, а стоило притронуться к стене – и рука касалась каких-то скользких тварей, которые испуганно уползали. А Лизбет уверенно шла вперед, словно радовалась небывалому приключению.

Через какое-то время они добрались до люка, открыли его и попали в такой же малосимпатичный коридор, но Лизбет сразу поняла, где они находятся. Оказалось, что отсюда совсем недалеко до узкой лестницы, ведущей вниз. Похоже, лестница вела к глухой стене.

– Там Картер, – сказала Лизбет. – Это тайная дверь.

Даскин спустился и обнаружил, что механизм заклинен досками. Разобрав их, он нажал рычаг, и часть стены с резким щелчком подскочила вверх. Впереди, за отверстием, лежала непроницаемая тьма. Даскин вытащил из мешка фонарь, зажег его и осветил испуганное лицо Лизбет.

– Лизбет, ты знаешь дорогу?

Она отвела взгляд, скрестила руки на груди. Она явно нервничала.

– Знаю, но не решаюсь идти. Там он. И не проси, я не пойду туда!

– Но мне ты веришь? – спросил Даскин. – Иди сюда, возьми меня за руку. Мы пойдем вместе. Тебе нельзя здесь оставаться, в доме полным-полно Превращенных. Не верь в ложь анархистов. Подумай. Вспомни о том времени, когда вы были вместе – Сара, ты и Картер. Он любит тебя. Они оба тебя любят. Твое исчезновение стало для них настоящим горем.

Казалось, Лизбет того и гляди разрыдается, но нет – лицо ее приняло то бесстрастное выражение, какое принимало всегда, когда она не в состоянии была противостоять собственным мыслям. Взгляд ее стал демоническим, холодным.

– Я сделаю это ради тебя, – сказала она. – Хотя сама из-за этого погибну. «Ты и Эдгар разбили мне сердце, Хитклифф! И оба просите, чтобы я вас пощадила, как будто вы достойны сожаления. О нет, я не стану жалеть вас. Ты убил меня – и, наверное, наслаждался этим».

Она сжала руку Даскина, а он не находил слов, чтобы ей ответить. Пальцы Лизбет были тоненькими и хрупкими, как у куклы.

Они вместе шагнули в подземелье, где не было ничего, кроме вездесущих терний. Как двое потерявшихся детей, они переходили из комнаты в комнату, шли по сырым и мрачным коридорам, и Даскин не осмеливался окликнуть Картера, опасаясь, что его оклик услышат враги. Так прошло несколько часов, и наконец они оказались в комнате, откуда наверх уводила лестница. Лизбет в изумлении остановилась.

– Ее тут раньше не было. А я хорошо знаю здесь все комнаты.

Даскин осмотрел дверной проем.

– Тут была потайная дверь. Видимо, Картер отыскал ее. Нам стоит пойти туда.

– Нет, туда нельзя, – покачала головой Лизбет. – Этот путь ведет наверх, к тому страшному зверю, что живет на чердаке.

– Зверю? Вроде Йормунганда? Неужели они его сотворили? Но ты откуда знаешь, куда ведет эта лестница? Ты же только что сама сказала, что ее тут раньше не было.

– Не было. Но порой почему-то знаю, куда ведет тот или иной путь. Мне как будто подсказывают мои тернии. Но если твой брат уцелеет, он попадет на верхние этажи. Я могу вывести тебя туда другим путем.

– Можешь? А что, если Картер пока не выбрался на чердак?

– Прошло много часов с тех пор, как я видела его сквозь решетку. Это я точно знаю. И на лестнице его уже нет.

– В таком случае нам следует вернуться тем путем, каким мы пришли сюда, а потом пойти другой дорогой.

– Хорошо, – кивнула Лизбет, но вдруг пошатнулась.

– Тебе нездоровится?

– Нет, я просто устала. Я не ела и не спала с той минуты, как увидела тебя.

– Но это было так давно! А когда ты принесла мне еду, разве ты сама ничего не поела?

– Анархисты оставляют еду в кухонном лифте. Я отдала тебе все, что там было.

– Почему же ты молчала? Но у меня остались дорожные припасы, и ты должна поесть. Потом ты поспишь, а я постерегу тебя. Отдохнем здесь – похоже, тут безопасно.

Даскин расстелил одеяло на каменном полу, они уселись и принялись за еду. Пережевывая жесткое вяленое мясо, Лизбет улыбнулась:

– Вкусно.

Даскин вскинул брови.

– Неужели тебя так дурно кормят, что это мясо тебе кажется вкусным?

– Та еда, что ты попробовал, была самой лучшей. Я долго думала: как это анархистам удается делать еду такой безвкусной. Помнится, Сара заставляла меня есть овощи, а я отказывалась. Тут мне приходится есть многое, что гораздо противнее овощей. Я была избалованным ребенком.

– Двенадцатилетние дети всегда избалованны.

– Может быть, – не слишком уверенно отозвалась Лизбет. Потом она улеглась и устремила на Даскина по-детски отчаянный взгляд.

– Ты не уйдешь?

– Я буду рядом с тобой. Куда я могу уйти?

Лизбет улыбнулась, повернулась на бок и закрыла глаза.

Даскин долго смотрел на ее лицо. Когда он увидел ее, очнувшись в терниевом саду, она представилась ему ангелом во плоти. Теперь, глядя на ее изможденное лицо и спутанные волосы, он думал о том, как она стала бы красива, если ее причесать и хорошо кормить.

Даскин обвел взглядом мрачные стены. «Ведь я мог умереть здесь, один-одинешенек. А она вырастила целый сад, пускай и из злобных терний». Он взглянул на Лизбет. «И все же она так ранима. Может быть, именно поэтому меня так тянет к ней. Она так наивна, но при этом мудра. Она состарилась душой в этой темнице. Какие у нее странные понятия обо всем! Помнит ли она солнце? Облака?»

Лизбет тихонько застонала и заметалась во сне. Пальцы ее подрагивали – ей что-то снилось. Сначала сон был, судя по всему, приятным – девушка улыбнулась. Но вскоре улыбка ее угасла и лицо исказилось гримасой страха.

В это же мгновение за кругом света, отбрасываемого горящим фонарем, возникло огромное, вчетверо больше обычного, призрачное лицо, черты которого принадлежали Картеру, но были полны ненависти. Кроме лица, из мрака проступили плечи и часть руки. Затем видение повернулось и ушло сквозь стену. Даскина по рукам и ногам сковал страх. Неужели Картер умер, и это был его призрак?

Лизбет негромко заплакала во сне. Даскин опустился на колени рядом с ней, и в это мгновение перед глазами у него поплыло. Стены закачались, раздвинулись… Каменный пол сменился паркетным. По обе стороны широкого коридора стояли статуи из слоновой кости, изображавшие Сару, графа Эгиса и самого Даскина. Лунный свет лился в распахнутые застекленные двери в конце коридора. Прохладный ветерок шевелил волосы Даскина. Он увидел девочку. Это была Лизбет – такая, какой он видел ее в Иннмэн-Пике. Она шла к открытым дверям. Но как только она ступила на порог, из темноты навстречу ей шагнул кто-то черный. Девочка вскрикнула, развернулась и побежала. Незнакомец не отставал. Блики света падали на его лицо, и Даскин видел то Картеpa, то кого-то другого. Настигнув Лизбет, преследователь схватил ее за руку, и она в ужасе дико закричала.

Даскин ошеломленно повернул голову и посмотрел на Лизбет. Та металась на одеяле и стонала в такт крикам, которые издавала в представшем перед Даскином видении. Он наклонился и коснулся руки Лизбет. Она очнулась, закричала, отпрянула.

– Это я, Даскин!. Он крепко обнял ее, чтобы она не исцарапала его ногтями.

Она вырывалась, глаза ее от страха были широко открыты. Но вот наконец, узнав Даскина, она забормотала:

– Это был Картер, это был Картер.

– Все хорошо. Его уже нет здесь, – уговаривал девушку Даскин. – Все хорошо.

– Мне нужно в сад! – вскричала она и снова попыталась вырваться. – Только в саду безопасно! Даскин пытался нежно удержать ее.

– Лизбет! Нет! Ты и здесь в безопасности!

Она вырывалась изо всех сил, напуганная, словно дикий зверек, но поняв, что сопротивляться бесполезно, утихомирилась. Ее все еще трясло, как в лихорадочном ознобе. Даскин сжал ее плечи – она не стала отстраняться. Тогда он нежно коснулся ладонями ее щек, пригладил ее волосы и принялся уговаривать:

– Тебе больше не надо возвращаться в сад. Я уведу тебя отсюда. Мы убежим.

Потом Даскин не мог вспомнить, кто из них кого первым поцеловал, но губы их слились в нежном поцелуе. Он первым отстранился, а Лизбет отвернулась от него, понурилась, прижала руки к груди.

– Прости меня, – сказал Даскин. – Я не хотел… то есть… Ты совсем одна. Я не должен был. Какой же я подлец! Это больше не повторится. Обещаю.

Лизбет резко обернулась. Она была жутко бледна.

– Нет! Это невероятно! Ведь он забрал у меня сердце! – Она поежилась, и лицо ее стало бесстрастным и невыразительным. – Мне опять снился страшный сон, в котором за мной гнался Картер. Вот только… порой это был он, а порой – кто-то еще.

Даскин огляделся. Никакого зала не было и в помине. Их окружали голые каменные стены.

– Ты видела во сне стеклянные двери?

– Да! Они мне всегда снятся! Я пытаюсь выйти, а он ждет меня за порогом. Но откуда ты знаешь про двери? Он гонится за мной и хватает меня, а потом я просыпаюсь и бегу в сад, чтобы спрятаться там. Даскин, у меня нет сил, чтобы помочь тебе найти Картера, я слишком сильно боюсь его! Ты говоришь, что он добрый, но как мне знать, правда ли это?

– Знаешь, это видение заставило меня кое о чем подумать, – признался Даскин. – Картер выбрался отсюда, и лучше всего я сумею ему помочь, если уведу тебя из дома, чтобы анархисты перестали использовать тебя для своих целей. Теперь я это понимаю. Как только я уведу тебя отсюда, я вернусь за братом.

Лизбет одарила его резким взглядом.

– Человек в Черном говорил мне, что, если я выйду из дома, я сразу умру, потому что у меня больше нет души. Нельзя жить в настоящем мире без души.

– Он солгал тебе. Я ему не верю.

Лизбет, вне себя от волнения, повернулась к Даскину.

– А если я пойду с тобой и если мы подойдем к той двери, за которой меня поджидает Картер, ты защитишь меня от него?

– Да. Но ты сможешь найти эту дверь?

– Смогу. Мне кажется, я всегда чувствовала, где она находится, но я никогда не осмеливалась туда пойти, потому что знала, что там поджидает меня он. Но если ты пойдешь со мной, я тоже пойду, потому что у меня нет другого выхода. Все получится, как у Кэтрин с Хитклиффом: они любят друг друга, но его жестокость погубит ее. Но я так надеялась, что ты станешь Хэйртоном, чья любовь была искренней.

Даскин молчал. Он не знал, что сказать.

– Не надо мне было целовать тебя, – обреченно проговорила Лизбет. – Потому что у меня нет сердца.