Обманный Дом

ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ

Даскин и Грегори устроились на привал под высоким куполом из оранжевого песчаника, в круге красноватого света, отбрасываемого газовыми светильниками. В полумраке невозможно было толком разглядеть зал, лишенный какого-либо стиля. Казалось, здесь расположилась кладовая, куда стаскивали всевозможный архитектурный хлам. В тридцати футах над головами друзей горели лампы, как бы подвешенные прямо в воздухе, но они не освещали ровным счетом ничего. Из центра зала вверх уводила лестница, и где она заканчивалась, было непонятно. Стропила и колонны перекрещивались между собой, но похоже, служили опорами для пустоты. В полу зияли черные провалы. Галереи, вместо того чтобы идти по горизонтали, торчали вертикально. По кругу тянулись чудовищные фрески, изображавшие плоские абстрактные фигуры – отдельные головы и руки, перемешанные с различными предметами, в результате чего рисунки производили впечатление обезумевших иероглифов. Из стен торчали головы горгулий правильной геометрической формы, на досках пола и карнизах были вырезаны обрывки математических формул, отдельные числа, какие-то бессмысленные слова. Под соединяющимися самыми немыслимыми углами стропилами вершили симметричные танцевальные па летучие мыши с квадратными крыльями и мордочками, вытянутыми и заостренными наподобие гусиных перьев. Их писк напоминал скрежет гвоздя по стеклу. По стенам ползали крошечные паучки с тельцами-палочками.

На время привала Даскин погасил свой фонарь. Он жутко устал, весь взмок и был уверен в том, что они с Грегори безнадежно заплутали. Уже трое суток они скитались по дому и не встретили ни души. Даскин бросил взгляд на кузена: тот крепко спал и во сне шевелил губами, но вдруг он испуганно вскрикнул и рывком сел, выпучив глаза.

– Что с тобой? – озабоченно спросил Даскин. Грегори оторопело огляделся по сторонам, сообразил, где находится, вздохнул и протер глаза.

– Просто дурной сон.

– Да кому бы здесь не снились кошмары? Ни мебели, ни людей, лампы еле светят – ни дать ни взять гигантский мавзолей.

– Дом пока не приспособлен для жилья, – заключил Грегори. – Он еще недостроен. Но я тоже думал, что мы здесь встретим не одного анархиста.

– Это просто воплощенное безумие, а не дом, – проворчал Даскин. – Комнаты невесть какой формы, коридоры, ведущие в никуда, низкие потолки, ходить под которыми можно только пригнувшись. Я-то думал, тут все будет по науке. Если анархисты стремятся насадить Порядок, то почему здесь все так хаотично?

– Может быть, они учатся в процессе работы, – пожал плечами Грегори. – Представь себе, что компания интеллектуалов собралась и поставила себе цель изменить Вселенную, перекроить физические законы природы. Мысль, спору нет, дурацкая, но смелая. Краеугольный Камень является для них средством для достижения цели, но они должны найти и метод, а поиски метода сопряжены с проведением экспериментов. Трансформация жителей Муммут Кетровиана – первый, пробный шаг. Наверняка это меньшее из того, чего стремятся добиться анархисты. Точно так же с этой частью дома. Для того чтобы создать совершенный мир, приходится идти путем проб и ошибок. А вот в способности видоизменять части Эвенмера они преуспели гораздо больше.

– И уж тем более – в способности прятаться от нас, – вздохнул Даскин и устремил взгляд вверх, к черным стропилам. – Послушать тебя, так они просто герои.

Грегори усмехнулся:

– Просто стараюсь быть объективным. Как ты можешь узнать, каково твое мнение по тому или иному вопросу, если не услышишь мнения своего противника?

– Не знаю, – покачал головой Даскин. – Но думаю, нам пора трогаться. Этот дом настолько велик, что мы тут еще несколько недель можем проплутать. – Он встал и зажег фонарь.

Пройдя под высоченным куполом, друзья вышли в унылый коридор, который незамедлительно разделился на три отдельных прохода. Через каждый дюйм на стенах висели резные маски. Свет фонаря выхватывал из мрака узкие прорези глазниц, из которых торчали зловещие шипы. На полу плясали тени, подобные то свернувшимся в клубок гадюкам, то ощетинившимся гвоздями крестам, то страшным ликам ведьм, то пастям морских змей. Воздух был холодным, но затхлым, что было неестественно, как, впрочем, и все в этом доме. Половицы, стены, дверные ручки – все выглядело нематериальным, неживым. Даскин не находил слов для описания того, что окружало его, – разве что мог назвать все это чужеродным. Дом угнетающе действовал на него, он безнадежно устал, утратил способность думать о главной задаче своего пребывания здесь и очень тревожился о брате. Прав ли был Грегори? Неужели в деяниях анархистов и правда есть рациональное зерно? Неужели они с Картером – лишь часть старого порядка и безнадежно отставшие от жизни лидеры отмирающего союза? Даскин вдруг понял, что совершенно ничего не знает о доктрине анархистов.

Еще восемь часов Даскин и Грегори брели среди хитросплетений безумной архитектуры, пересекали по хрупким мостикам бездонные пропасти, открывали двери, за которыми оказывались глухие кирпичные стены, сворачивали за углы и упирались в тупики, украшенные резьбой в виде страшных оскаленных морд. В конце концов оба путника измучились и изнемогли. У обоих разболелись глаза от необходимости непрерывно вглядываться в темноту. Кое-как перекусив скудными припасами, они расстелили одеяла на голом полу. Даскину снилось, будто он таскает землю столовой ложкой, пересыпая ее из одной ямы в другую. Когда наконец Грегори разбудил его шесть часов спустя, он обрадованно потянулся и пробормотал:

– Ненавижу темноту.

Друзья снова тронулись в путь и через пять часов миновали двустворчатую дверь, за которой их ждал забранный дубовыми панелями коридор с темно-зеленой ковровой дорожкой. У входа стояло палисандровое бюро. В канделябрах горели газовые светильники, на одной из стен висел щит, на котором был выгравирован девиз: «Mundus Vult Decipi» – «Мир хочет быть обманутым» (лат.). Чуть дальше на стене висел гобелен с изображением большой толпы людей в шляпах с высокими тульями. Казалось, люди с гобелена пристально вглядываются в тех, кто проходит по коридору.

– Тут больше порядка, – ошеломленно прошептал Даскин. Грегори улыбнулся:

– Пойдем.

Проходя мимо гобелена, Даскин невольно поежился – настолько неприятны были взгляды изображенных на нем людей, одетых в серые плащи анархистов.

Еще несколько дверей друзья миновали, так и не встретив врагов, и вскоре подошли к лестнице весьма необычной конструкции. Ее ступени покоились на металлических столбах, но ни перил, ни столбиков балюстрады не было, отчего лестница производила впечатление жестокое и грубое. Казалось, она пришла из воображаемого будущего. Друзья стояли на верхней площадке. Здесь под потолком висела абстрактная серебристая фигура хищной птицы с треугольным клювом и изогнутыми под острым углом крыльями. Даскин взглянул туда, где начинался коридор, обвел взглядом лестницу.

– Знаешь, а ведь это, похоже, копия бокового коридора во Внутренних Покоях Эвенмера, созданная по вкусу анархистов! – воскликнул он. – Удивительно!

– Точно, – кивнул Грегори. – Мы проникли в центральную часть дома.

Где-то вдалеке хлопнула дверь.

– Вниз по лестнице, – прошептал Грегори и первым поспешил по ступеням. На втором этаже они обнаружили еще один безлюдный коридор. Позади послышались чьи-то шаги.

Грегори потянул на себя ручку двустворчатой двери за лестницей. К счастью, там оказалась пустая комната. Друзья бросились бегом по анфиладам и коридорам и бежали до тех пор, пока Грегори не остановился в длинной полутемной комнате, где горел один-единственный красноватый газовый рожок. У стены, там где обрывался круг света, стояло какое-то странное оборудование. Посреди комнаты чернел ониксовый стол, вокруг – девять стульев. Даскин вглядывался в темноту. Почему-то ему не верилось, что в комнате никого нет. Грегори, тяжело дыша, плюхнулся на стул и положил ноги на стол.

– Тут мы в полной безопасности, – наконец проговорил он почти безмятежно. Но, собственно, он всегда отличался храбростью и самонадеянностью.

– Ты уверен? Кто угодно может войти сюда.

– Да вряд ли. Тут так темно. Сомневаюсь, чтобы этой комнатой кто-то часто пользовался.

– Нужно продумать, как искать Краеугольный Камень, – сказал Даскин и тоже сел на стул.

Грегори опустил ноги на пол, расправил плечи и наклонился к кузену.

– Даскин, – проговорил он шепотом, – а что, если анархисты правы в том, что они задумали?

– Ты что, с ума сошел? У нас нет времени философствовать!

– А я и не философствую. Анархисты выпустили на волю силы, способные изменить цивилизацию. Неужели тебе никогда не приходила в голову мысль о том, что они могут быть столь же верны своему делу и столь же правы в своих убеждениях, как ты, Картер, Енох, как любой из нас? Безусловно, во имя анархии были совершены не самые праведные деяния, но неправедные деяния во все времена совершались во имя власти, религии и даже во имя милосердия.

– О чем ты говоришь? – в отчаянии проговорил Даскин. Он жутко устал и разозлился на друга. – Если на то пошло, в последние три дня я от тебя только и слышу, что речи в оправдание происков анархистов.

– Я всего лишь призываю тебя к тому, чтобы ты пересмотрел собственные убеждения. Почему твоя мать стала анархисткой?

– Из любви к власти. Грегори покачал головой.

– Слишком просто сказано, кузен. Ты никогда не задумывался о том, почему Полицейский заточил ее в Комнате Ужасов? Ведь у нее было столько связей в Эвенмере, и она могла бы быть ему полезной.

– Моя мать была зла и порочна, а Полицейским руководили ревность и зависть.

– Чушь! Полицейский не был склонен ни к каким эмоциям. Тетушка Мэрмер могла быть ему полезной хотя бы как орудие. О нет, она была наказана из-за того, что он перестал ей доверять.

Большую часть своей жизни она была участницей движения анархистов, она вступила в партию в детстве, когда жила в Межрии. Она выросла убежденной анархисткой.

Даскин не в силах был пошевелиться. Но и в самом деле, порой он гадал, почему анархисты отказались от его матери.

– Если ты говоришь правду, Полицейский должен был обожать ее.

– Верно, она была бы его ближайшей соратницей, если бы не предала его прежде. Когда она познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж, в лагере анархистов все были вне себя от радости. Замужество Мэрмер не входило в их замыслы. Тетушка познакомилась с твоим отцом случайно, хотя, безусловно, вращалась в соответствующих кругах. И само собой, анархисты решили воспользоваться таким удачным случаем и извлечь из ее замужества пользу для себя. Представь себе, каков же был для них удар, когда она отвернулась от них. Она действительно жаждала власти и ради власти была готова забыть о своих соратниках. Она забыла о великой цели, о грандиозной революции, поскольку главной ее мечтой стала мечта о том, чтобы стать первой леди Эвенмера. В конце концов она горько пожалела об этом. Дядюшка Эштон не дал ей власти, которой она так вожделела. И когда она пожелала избавиться от Картера, чтобы Хозяином стал ты, она связалась с Полицейским, надеясь, что вернет себе его расположение. Но Общество Анархистов требует от своих членов верности, самопожертвования и даже героизма, если потребуется. Она была предательницей и заплатила за это.

Даскин сидел, сжав кулаки.

Грегори испытующе смотрел на друга.

– Понимаю, это удар для тебя. Ты в порядке?

– Удар? Ты только что сказал, что моя мать изменила не только Эвенмеру, но и анархистам. На что еще она была способна? Но откуда тебе может быть известно все это, если только ты… – Даскин вскочил. – А ты сам, случайно, не анархист?

– Большая часть твоих родственников – анархисты, – отозвался Грегори, откинувшись на спинку стула. – К примеру, твой дядя Кориний.

– Кориний? Этот добрый старикан? Ты шутишь!

– Прадедушка Горий дважды избирался Великим Маршалом Западного региона. Мой отец, большинство твоих двоюродных братьев. Я. Все анархисты.

В ярости Даскин бросился на своего кузена, стащил его со стула, повалил на пол.

Но в это мгновение в одном из углов комнаты вспыхнул свет. От неожиданности Даскин отпустил Грегори и выпрямился, а Грегори поднялся и небрежным жестом обвел комнату. На высокой галерее выстроились несколько десятков анархистов. Даскин потянулся за пистолетом, но Грегори шагнул к нему.

– Не глупи, кузен. Ты погубишь себя. Ты окружен. Убери оружие.

Даскин крепко сжал рукоятку кольта. Происходившее не укладывалось у него в голове. Но невзирая на предательство Грегори, Даскин все же не мог выстрелить в друга. Он разжал пальцы. Пистолет упал на пол.

– Что вы сделаете со мной? Грегори понимающе улыбнулся:

– Это зависит от тебя.

Он выжидательно посмотрел в сторону балкона. Открылась круглая дверь, и вышел человек, с головы до ног одетый в черные одежды. Лица его не было видно за широкими опущенными полями шляпы. Казалось, это древний бог Один, могущественный и величавый. Он спустился с галереи и подошел к столу.

– Это Человек в Черном, – сказал Грегори. – Верховный Анархист. Он возглавляет движение после гибели Полицейского.

– Маньяк, – процедил сквозь зубы Даскин.

– Нет, – не сводя глаз с кузена, покачал головой Грегори. – Святой. Он спасет мир.

– Ты славно потрудился, брат, – приглушенным голосом проговорил Человек в Черном и пожал Грегори руку. – Приветствую тебя, Даскин Андерсон. Не сомневаюсь, Грегори сказал тебе многое, о чем ты волен поразмышлять.

Даскин гневно взглянул на кузена.

– Так у тебя было задание шпионить за мной все эти годы?

– Ты ошибаешься, – ответил Грегори. – Моя миссия состояла в том, чтобы вернуть тебя в лоно семьи. И дружба наша не была фальшивой.

– Это верно, – подтвердил Верховный Анархист. – Грегори дважды спасал тебе жизнь. Первый раз он сделал это, отговорив Совет Анархистов от покушения на тебя, которое замышлялось с целью ослабления позиций твоего брата. Насколько мне известно, не так давно он уберег тебя от неминуемой гибели во время сражения с гнолингами.

– Последнее по крайней мере правда, – отозвался Даскин. – А вы неплохо информированы.

– Ты родился для великих свершений, – продолжал Человек в Черном. – Даже твоя мать некогда была патриоткой, хотя в конце ей недостало решимости. Именно с такими моральными недостатками мы и призваны бороться. Анархическая партия существует несколько десятков лет. Неужели ты никогда не задавался вопросом – почему? Высокий Дом – это монархия, как его ни называй. О да, в отдельных странах существуют советы и парламенты, у герцогов и баронов нет той власти, какой они располагали когда-то, но на самом верху Равновесием, определяющим действие законов природы, правит Хозяин.

– Это упрощенное определение, – возразил Даскин. – Хозяин служит Дому и не является истинным монархом. Страны, составляющие Эвенмер, самоуправляемы, а Хозяин координирует усилия, направленные на поддержание стабильности Творения. Но если даже то, о чем вы говорите, верно, что с того, если Хозяин справедлив?

Анархист торжественно кивнул. Его тяжелые одежды едва заметно колыхнулись.

– Вот-вот! Если хозяин справедлив. Картер – по-своему справедливый человек. Честный человек. Но существует высшая справедливость. Идеологи анархизма видели возможности создания мира, в котором царило бы истинное равенство, в котором не было бы страданий, болезней, нищеты, смерти. Разве это не высокая цель?

– Вы убивали людей во имя этой высокой цели.

В это мгновение на стол были поданы тарелки с дымящимся мясом и кувшины с вином. Человек в Черном уселся на стул и жестом пригласил Даскина и Грегори.

– Садитесь! Угощайтесь! Я знаю, как вы соскучились по настоящей еде. Это вам не ваши несчастные походные припасы. Даскин сел неохотно, но ни к еде, ни к вину не притронулся.

– Верно, мы убивали людей, – не стал спорить Человек в Черном. – Во время любой революции проливается кровь. Разве патриоты Нианара не выступили с оружием в руках против поработившего их Китинтима? Разве в Узе не вешали аристократов? А ведь наша цель гораздо более высока и благородна! Мы мечтаем о Вселенной, в которой не существовало бы ничего, кроме Добра, потому что она не сможет содержать ничего, кроме Добра, и люди в ней уподобятся богам. Они станут бессмертны, они будут исповедовать высшие моральные ценности, они смогут думать только об искусстве и науке. Ради такой цели не жалко погубить миллиарды! Но когда убийствам придет конец, они прекратятся навсегда. Когда война будет выиграна, воцарится вечный мир.

– Звучит весьма убедительно, – язвительно проговорил Даскин. – Но чего вы хотите от меня? Зачем вам нужно, чтобы я перешел на вашу сторону?

– Во-первых, ты наш по крови. Во-вторых, этому Дому, как и Эвенмеру, нужен Хозяин, тот человек, который сможет показать кулак Богу и всем святым, который крепко сожмет в руках поводья и, хлестнув ими, погонит вперед упряжку цивилизации, помчит кричащее от восторга человечество в Золотой Век.

– Вы богохульствуете, – заметил Даскин.

– Может быть. Но если Бог есть, то он создал мир неудачно. В нем слишком много тоски. Думаю, он бы только благословил тех, кто попытался бы изменить такой мир. И если Эвенмер, как говорят, сотворил Он, зачем же Он допустил, чтобы кто-то сумел отыскать Краеугольный Камень? Разве из этого не следует, что Он сам замыслил так, чтобы люди нашли Камень и воспользовались им для создания нового, лучшего мира? Не этап ли это нашей эволюции? А если так, то разве, противостоя нам, ты не противишься самой воле Божьей? Ты мог бы стать предводителем, повести всех к свету, к последнему мятежу перед окончательной победой.

– Вы предлагаете мне роль Люцифера. Я думал, эту роль вы приберегаете для себя.

– Ты недопонимаешь меня. У меня есть другие планы, куда более грандиозные, чем обретение власти. Никому из вас не под силу оценить моих амбиций. Я всегда был умнее и глубже тех, кто окружает меня. Простым смертным меня не понять.

– Но зачем вам я? Любой из ваших приспешников может стать Хозяином. Грегори, к примеру. Способностей ему не занимать – какой спектакль разыграл по пути к этой комнате! Наверное, время тянул, чтобы постараться провести со мной агитацию.

– Ты ошибаешься, – покачал головой Грегори. – За исключением потайного входа дом разительно переменился с последнего раза, как я побывал здесь. Но что правда, то правда: я пользовался любой возможностью уговорить тебя.

– Управление силой, заложенной в Краеугольном Камне, оказалось очень трудным, – признался анархист. – Эвенмер избирает Хозяев, но и этот Дом, как выяснилось, тоже. Мы испробовали… других Хозяев. Результаты отрицательны. Думаем, тебя этот Дом примет, если ты дашь согласие служить ему.

– Понятно, – сказал Даскин, мысленно содрогнувшись от смысла, который Человек в Черном мог вложить в слово «отрицательны». – Ваше создание обрело собственный разум. А тернии тоже вы задумали?

Верховный анархист мрачно скривился.

– Мы – не чародеи, мы всего лишь люди, пытающиеся создать Вселенную, которая зиждется на научном, рациональном подходе к вещам. А тернии – побочный продукт психики Лизбет. В ее полном распоряжении западное крыло дома, и мы не способны управлять всеми ее порывами.

– Значит, она – ваш катализатор? Человек в Черном пожал плечами:

– Да. Мы знали, что вы это заподозрите. Мы направляем силу Краеугольного Камня через нее. Этот дом – не только наше создание, но и ее. Мы держали ее в одиночестве в пустом доме, чтобы из Нового Творения ушли все страсти. Единственным учебником жизни для нее стала книга «Грозовой перевал», дабы она познала тщетность человеческих страстей.

– И вы используете ее как орудие для создания вечной зимы?

– Да. Я не стану просить у тебя за это прощения. Мы пользуемся любыми средствами для борьбы с лордом Андерсоном, дабы отвлечь его, пока наш труд не будет завершен. Жаль, что должны страдать невинные.

– Став Хозяином, я уподоблюсь механическим мутантам, что стоят на равнине?

– И да, и нет, потому что они не всегда будут оставаться такими, как сейчас. Признаю: они страшны и отвратительны, но они – всего лишь шаг на нашем пути, шаг к победе над смертью. Этого мы должны добиться прежде всего, ибо жизни одного поколения мало для достижения окончательного совершенства. Мутанты, которых ты видел на равнине, как бы ни были они отвратительны, – бессмертны, если только не станут жертвой несчастного случая. Впоследствии мы избавимся от любых случайностей. И когда их изменения свершатся в полной мере, они будут прекрасны. Прекрасны! Я говорю о полной метаморфозе, подобной той, что происходит с бабочкой, появляющейся на свет из кокона.

– Вы говорите об ограничении свободы выбора.

– Да! – Голос Человека в Черном зазвучал страстно, увлеченно. – Никто не станет выбирать Зло и Смерть. Какой человек не избрал бы для себя только Добро, если бы знал как? Все, что мы совершили, мы совершали ради высшего блага.

– Вот видишь, кузен, мы вовсе не чудовища, какими ты нас себе представлял, – вступил в разговор Грегори. – Анархисты во все времена были воинами-интеллектуалами в борьбе за благородное дело.

– А мой брат в таком случае кто? – прищурившись, спросил Даскин, думая о том, что Картер скорее всего уже в доме. – И какую судьбу вы уготовили ему?

– Он – человек непросвещенный, – небрежно отозвался Человек в Черном. – Однако со временем мы готовы и его принять в наше братство. А теперь Грегори проводит тебя в отведенную тебе комнату, там ты и подумаешь обо всем, о чем мы здесь говорили. В комнате ты найдешь книгу под названием «Культ сопротивления», написанную основателем анархического движения Людвигом Принном. Может быть, тебе захочется полистать се.

– Может быть, – неохотно проговорил Даскин. Человек в Черном проводил Даскина и Грегори до двери, за которой стояли двое вооруженных анархистов.

– Прежде чем мы уйдем, брат, – обратился Грегори к Человеку в Черном, – мне хотелось бы узнать, каково положение дел? Почему в доме так пусто? Ведь из Шинтогвина полным ходом отправляются строительные материалы. Куда их отвозят? Когда я вернусь в Эвенмер, я должен что-то сообщить нашим товарищам, которые озабочены отсутствием сведений.

– Материалы складируются на будущее. Что же до вновь прибывших людей, то их я отправил на равнину, – ворчливо отозвался Человек в Черном.

Грегори от удивления ахнул.

– На равнину? Ты… и их подверг превращению?

– Так они послушнее и ближе к совершенству. То, что сделано с одним, впоследствии будет сделано со всеми. Я не видел нужды в том, чтобы они томились в ожидании своей очереди.

Глаза Грегори гневно сверкнули.

– Что это значит? И это – человек, которому я присягнул на верность? Неужто от здешней тьмы у тебя помрачился рассудок?

– Мои планы более глубоки, чем ты думаешь. Ты должен доверять мне, если я веду мир к совершенству.

Грегори, сжав кулаки, шагнул к своему предводителю. Казалось, в следующее мгновение он ударит Человека в Черном.

– Я требую объяснения!

Даскин ждал такого момента. Грегори оказался между ним и пистолетами анархистов. Помог опыт, накопленный во время охоты на гнолингов. Как только Грегори шагнул к Человеку в Черном, Даскин выхватил из внутреннего кармана пальто нож, обхватил другой рукой Грегори и прижал лезвие ножа к его горлу.

– Назад! – вскричал Даскин, когда к нему метнулись анархисты. – Я любил его, как брата, но убью его ради блага Эвенмера!

– Брось нож! – приказал Верховный Анархист, однако своим подручным, взмахнув рукой, велел отойти подальше. – Тебе все равно не убежать отсюда.

При обычных обстоятельствах Даскин ни за что бы не смог так легко захватить Грегори в плен. Ему помогло замешательство кузена, вызванное разговором с Человеком в Черном. Даскин, не отпуская Грегори, стал, пятясь, отходить по коридору. Человек в Черном и двое охранников застыли в дверях. Дойдя до угла, Даскин отпустил Грегори и со всех ног бросился к следующему повороту. Позади он слышал топот ног и выстрелы.

– Нет! – прокричал Грегори ему вслед.

Прямо над головой Даскина в потолок со свистом вонзилась пуля. Только он успел свернуть за угол, как еще несколько пуль ударилось о стену.

Даскин бежал, то и дело поворачивая, и вскоре заблудился в бесконечных коридорах. В конце концов, тяжело дыша, весь мокрый от пота, он остановился.

«Спасибо тебе, братец, – с горечью думал он. – Ты снова спас мне жизнь. Но когда мы с тобой снова встретимся, я тебя не пощажу».

Однако гнев его вскоре утих и сменился тоской. Подумать только! Грегори – весельчак, повеса и отважный малый еще во времена их совместной учебы в колледже то и дело препарировал анархическую философию, все сводя к диспутам и светским беседам, а на самом деле, как выяснилось теперь, уже тогда пытался переманить его на свою сторону!

Нужно было разыскать Лизбет, которая, как теперь знал Даскин, была ключом от этого жуткого дома. Он не знал, куда идти, чтобы найти ее, но Лизбет явно была где-то неподалеку. Ведь она писала ему о том, что выращивает тернии в своем саду. Если стебли этих колючек тянулись оттуда, значит, до сада можно добраться, следуя вдоль них.

Даскин торопливо пошел вдоль стены, поросшей терниями. Мысли его метались. Он думал о Грегори, о Беллгроуве, о своих дядях, о прадеде, обо всех анархистах. Именно Грегори настоял на том, чтобы Даскин посещал лекции Беллгроува. Чем еще в его жизни манипулировал Грегори? Они были так близки и до, и после совместной учебы – охотились на гнолингов, занимались спортом, и оба были, казалось, самыми обычными повесами, баловнями жизни. Да, Даскина в отличие от Грегори никогда не интересовала политика, а вот Грегори всегда держался начеку и в любой момент был готов предложить ему то, что предложил теперь.

Даскин остановился. Предательство Грегори ранило его в самое сердце. Да уж, теперь им никогда вместе не охотиться на гнолингов…

Что же до анархической доктрины… Действительно, общество должно совершенствоваться, но если Верховный Анархист решил сотворить мир, лишенный эгоистических устремлений, из мечтаний эгоистичных людей, то разве может быть сумма больше своих слагаемых? Утрата свободы воли не стоит ничьей боли, ничьей смерти, и подтверждение тому – жуткие создания на равнине. Однако несмотря на уверенные речи анархиста, и с самим домом, и с Человеком в Черном что-то было не так, иначе он никогда не додумался бы до того, чтобы подвергать трансформации собственных соратников.

Даскин ускорил шаг. Он должен был как можно скорее разыскать Лизбет и помешать этим идеалистам уничтожить мир.