Новый старый 1978-й. Книга четвертая

Глава 6

Пасха в СССР

Утром в воскресенье я спал без задних ног, да и передних тоже. Я даже не слышал, как встала Солнышко и приготовила завтрак. И только её долгий и нежный поцелуй сказал мне, что пора вставать. Когда тебя будит поцелуем любимая женщина, это вдвойне приятно. В квартире стоял густой цветочный аромат, напомнивший мне сказку Андерсена «Снежная королева», где маленькая Герда, разыскивая Кая, попала в «цветник женщины, умевшей колдовать». Кстати, в этом фильме Герду сыграла наша знакомая Елена Проклова. И в сказке, и у нас дома были собраны цветы всех сортов и времен года, а Солнышко была похожа на Герду из этой сказки.

— Христос Воскресе! — сказал я и поцеловал свою сказочную Герду.

— А разве можно так говорить? — удивилась она. — Мы же комсомольцы.

— В нашей стране религия не запрещена, просто церковь отделена от государства. Поэтому так говорить можно, но между близкими людьми. Ты должна была мне ответить: «Воистину воскресе!». А после этого люди три раза должны поцеловаться.

— А я и не знала. Я видела несколько раз в детстве, как бабушка в этот день красит яйца и рано утром уносит их куда-то. А потом они появлялись у нас на столе и мы их ели на завтрак.

— А для чего, как ты думаешь, я тогда вчера забежал к бабушке и вышел из подъезда со свёртком? Иди на кухню и найди этот свёрток в нижнем ящике у окна. Я тебе вчера сказал, что там сюрприз? Вот теперь можешь этот сюрприз развязать и посмотреть.

Солнышко пошла на кухню и чем-то там зашуршала, а потом радостно крикнула:

— Так это же яйца, такие же крашенные, как у меня в детстве и кекс с изюмом и глазурью.

— Это пасхальный кулич, — сказал я ей, когда она вернулась с кухни в спальню. — Помнишь, Алла два года назад спела: «Куда уходит детство, в какие города?» Так вот, детство никуда не уходит. Оно живёт внутри нас маленьким незаметным комочком и появляется снова из этого комочка, когда у нас рождаются дети.

— Ты так это говоришь, как будто у тебя уже были дети. Месяц назад мне в школе очень нравился один мальчик и этот мальчик за такой короткий срок стал настоящим мужчиной, в которого я теперь влюблена по уши и от которого безумно хочу детей. У этого любимого мужчины никогда в жизни ещё не было детей, но он знает о них всё. Ты постоянно меня поражаешь своими знаниями и умениями того, что пятнадцатилетний юноша просто не может знать. Ты что, инопланетянин?

— Да, я инопланетянин с Кассиопеи, как из одноимённого художественного фильма. Ты меня раскрыла и я должен тебя поцеловать. Потому, что у нас на Кассиопее дети рождаются от поцелуя.

— Да ну тебя, я думала ты серьезно. А то, что дети бывают от поцелуев, мы верили до четвёртого класса. Так что ты опоздал на четыре года. И пора бы знать, что у нас на Земле дети берутся из другого места, которое ты очень любишь использовать.

— Ну так это же так приятно?

— Мне с тобой везде приятно. А теперь пошли есть яйца, инопланетянин. А то умрешь от голода и не доживешь до обратного возвращения на свою Кассиопею.

И мы, аккуратно проходя мимо вёдер и ваз с цветами, стоящих даже в прихожей, пошли на кухню есть крашенные пасхальные яйца. Прежде чем их чистить, мы ударяли ими друг о друга и смотрели, у кого скорлупа треснула. А у кого не треснула, значит тот и победил. Два раза победила Солнышко, а я только один раз. Я сказал, что моя бабушка любит её больше, чем меня и подсунула нам, специально, какие-то краплёные, а не крашеные яйца.

Звонок телефона оторвал нас от очень интересной детской забавы. Звонил Краснов.

— Привет, — поздоровался Анатолий. — Как прошёл концерт?

— Отыграли хорошо, — ответил я, — только устали очень. Как прошли премьеры наших песен?

— На ура. Куча звонков с благодарностями и постоянными просьбами крутить только ваши песни. Твоя идея с придумыванием непосредственно в прямом эфире названия твоему альбому завела радиослушателей так, что ночные ведущие до утра отвечали на их звонки. В общем, мы приняли совместное решение, что ваша новая пластинка будет называться «Небо» по одноименному названию очень понравившейся всем песни. Как тебе такой вариант?

— Ты удивишься, но я так и планировал его назвать. Так что всё получилось очень даже хорошо.

— И не говори. У меня создалось впечатление, что придумыванием названия для вашей будущей пластинки занималась вся страна.

— А что нашему народу ещё делать в вечер выходного дня? Ты же сам просил отвлечь их от Крестного хода. Впереди ещё воскресенье и праздники, вот и гудели ночью плюс делом интересным и полезным занимались. Теперь и твой «Маяк» все круглосуточно слушают, и наши песни тоже.

После того, как мы закончили разговор, я обнял Солнышко и сказал:

— Вчерашний концерт был изматывающим, но я за ночь хорошо отдохнул и смогу спокойно отыграть и сегодняшний. А ты как?

— И я уже нормально себя чувствую, — ответила Солнышко, допивая кофе. — Чем займёмся до вечера?

— А давай доедем до церкови? Сегодня же Пасха. Только надо будет одеться попроще и головные уборы надеть, чтобы нас не узнали.

— А куда поедем?

— У нас же в Узком, недалёко от нашей школы, есть церковь Казанской иконы Божьей Матери, вот туда и поедем. Правда, она сейчас закрыта, так как с давних пор используется как хранилище книг, вывезенных из Германии после войны. Просто погуляем вокруг неё, подышим свежим воздухом. Мы с тобой давно на природе не были. Я то хоть в Завидово побывал и кабанов пострелял, а вот ты так никуда и не вырвалась.

— И правда, поедем. Погода хорошая, тепло и солнышко пригревает. С этими концертами мы ничего, что происходит вокруг нас, вообще не видим и не замечаем.

Мы собрались и на машине быстро доехали до этой церкви. По дороге я рассказал Солнышку, что по преданию, с её звонницы император Наполеон наблюдал за отступающей французской армией в 1812 году. Нам пришлось съехать с основной дороги и проехать сквозь красивую кирпичную арку начала 19-го века. Это знаменитые «Небесные» ворота, воспетые в стихотворении «Липовая аллея» поэтом Борисом Пастернаком в 1957 году. Я прочитал на память эти строки:

Ворота с полукруглой аркой.

Холмы, луга, леса, овсы.

В ограде — мрак и холод парка,

И дом невиданной красы.

Потом мы сначала спустились, переехав речку Чертановку, а потом поднялись вверх по липовой аллее на холм, где и стояла сама церковь.

Церковь была без крестов и предстала перед нами в плачевном состоянии. Но народ вокруг неё был и крестился на купола. Пять её куполов напоминали крест, поэтому люди поднимали голову вверх и осеняли себя крестным знамением. Мы, как комсомольцы, этого делать не могли.

Рядом с церковью мы заметили мужчину в рясе и рядом с ним женщину, которые что-то говорили окружившим их людям. В руках многие держали лукошки с крашенными яйцами и куличами, видимо, пришли освятить. Мы подошли поближе и услышали самый конец Нагорной проповеди, которую я хорошо знал по Новому Завету. Вокруг были только пожилые люди, поэтому мы заметно выделялись среди них своей молодостью. Священник, закончив говорить, обратился к нам:

— Вы веруете во Христа?

— Нет, — ответил я, — мы комсомольцы, но я хорошо знаю Новый Завет.

— Очень интересно. И зачем, позволите вас спросить, тогда вы его читали?

— Я увлекаюсь историей того периода и занимаюсь патрологией, то есть изучаю историю христианской письменности.

— Похвально, молодой человек. Даже просто читая Библию, вы проникаетесь любовью к Богу.

— Я историк и проникаюсь любовью к истине.

— И какую же истину вы открыли?

— Вы, я надеюсь, не станете отрицать, что в Библии более трёхсот тысяч ошибок.

— Да, я об этом знаю. Но она не перестаёт быть от этого мене божественной.

— Абсолютно с вами не согласен. Новый Завет написан людьми и, как любому человеку, его авторам было свойственно ошибаться. И писали они его на греческом, а не на иврите и не на арамейском, на котором говорил Иисус. На арамейском говорят сейчас только в одном месте — в Маалюля, это в Сирии.

— Очень похвально, что вы так серьезно изучаете историю христианства. Но храм, у которого мы стоим, это дом Бога, поэтому мы и Библию рассматриваем как книгу Бога.

— Апостол Павел в «Деяниях апостолов» в главе 17 стихах 24–25 сказал, что Бог «не в рукотворных храмах живет и не требует служения рук человеческих».

— А ты не прост. Вижу, что с тобой трудно спорить. Ты, видимо, в Бога не веришь?

— Иисус в трёх Евангелиях очень точно сказал: «Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог». А ещё в Евангелии от Матфея в главе 24 стих 36 Иисус сказал: «А о дне том и часе не знает никто: ни ангелы на небесах, ни Сын — знает только Отец». То есть, он конкретно дал всем понять, что он не Бог. Вы хотите поспорить с самим Иисусом?

— Откуда ты такой умный взялся?

— Ещё раз повторяю, что я историк. Славянские боги через жрецов своих называли нас, русских людей, детьми Божьими, а вы называете нас рабами. Так вот, я никогда не был и не собираюсь быть ни чьим рабом. Это первое. А второе, я русский и никакого отношения к еврейскому богу Яхве или Иегове не имею.

— Так то были жрецы языческих богов.

— Вы, наверное, иерей?

— Да, я иерей и слежу за храмом и паствой своей.

— А как переводится на русский язык слово «иерей»? Ага, вижу, что вы не готовы со знающим историю и иностранные языки человеком разговаривать. В переводе с греческого это означает жрец. Так что вы такой же обыкновенный жрец, на латыни pontifex ordinarium, какими были жрецы Гермеса Трисмегиста и Перуна. Мы, пожалуй, пойдём. Ничего нового вы нам сказать не можете, лучше продолжайте рассказывать, почему царство Божие на земле, о котором говорил Иисус, так на земле и не настало. В Евангелии от Луки глава 21 стих 31–32 Иисус сказал своим апостолам: «…знайте, что близко Царствие Божие. Истинно говорю вам: не пройдет это поколение, как все это будет». И попробуйте объяснить людям, на каком основании церковь заменила эти слова Иисуса о царстве Божием на земле на царство Божие на небесах. Всего вам хорошего.

И мы ушли от толпы людей, которые внимательно нас слушали. Очень просто рассказывать сказки людям, которые внимательно не читали до конца Новый Завет. А мне, который читал этот Завет не как обычные люди сверху вниз и всё подряд, а сначала, например, я читал часть из Евангелия от Матфея и потом сравнивал с подобной частью из Евангелия от Луки. Так читают историки, поэтому и находят такое огромное количество ошибок и более поздних правок в Библии. И как пел мой знакомый в этой жизни Андрей Макаревич: «Если веришь — то веришь, не зная, если знаешь — то знаешь, не веря».

Солнышко во время моей беседы со служителем церкви смотрела на меня удивленными глазами и, как только мы подошли к машине, сказала:

— Ты точно инопланетянин. Откуда ты всё это знаешь?

— У нас в Хельсинки рядом с нашим домом, — ответил я, открывая машину, — расположена огромная библиотека с книгами на многих языках мира. В ней книг по христианству на русском языке просто море. Там есть и другие интересные книги и журналы. Например «Континент» и «Посев». После того, как я заканчивал делать домашнее задание, я шёл туда и читал.

— Я от тебя таких глубоких знаний о христианстве не ожидала. Ты мне ещё что-нибудь расскажешь об Иисусе?

— Обязательно, любимая. Главное, что мы подышали чистым весенним воздухом и отдохнули. А ещё проголодались. Поэтому мы сейчас поедем домой, поедим и я расскажу, и даже покажу, как я сильно тебя люблю.

От первого и второго предложения улыбающаяся Солнышко отказываться не стала, поэтому после обеда мы занялись любовью. Что мне больше нравилось, обед или занятие любовью, я решить не мог, но без одного или другого я уже свою жизнь просто не представлял.

После того, как мы немного полежали и отдохнули, я заказал разговор с Лондоном. Необходимо было переговорить со Стивом и рассказать ему о моих предстоящих концертах в «Лужниках». Опять получается, что я ему звоню именно в воскресенье. На удивление, звонок межгорода раздался очень быстро, минут через пять. Как оказалось, это был действительно Лондон.

— Привет, Стив, — сказал я моему английскому другу. — Как дела?

— Всё хорошо, — ответил мне Стив. — Тебе мой подарок передали?

— Да, вот он стоит передо мной, наш «Платиновый диск», мы со Sweetlane на него любуемся. Это было неожиданно, надо было нас, всё-таки, предупредить.

— Всё получилось спонтанно и я не успел с тобой связаться. Тебе передали, что продажи твоей пластинки продолжают расти и новый транш мы отправим в пятницу?

— Да, я уже знаю об этом. Тут появилось новое интересное предложение. У нас будут в середине июля три концерта в Москве на центральном стадионе в «Лужниках». Там вместимость около восьмидесяти тысяч зрителей.

— Ух ты, поздравляю. Я так понимаю, что ты хочешь предложить нашей фирме поучаствовать в этом?

— Ты настоящий бизнесмен, Стив, и зразу понял, к чему я это говорю.

— Идея очень хорошая. Мы можем неплохо на этом заработать.

— Руководство дало мне карт бланш на организацию этого дела. Я хочу дополнительно накормить и напоить зрителей, которые придут на наши концерты. Плюс устроить прямую телевизионную трансляцию с концертов, продав права показа и рекламы вашей фирме.

— О, это серьезно. Надо подумать, но, в принципе, мне твоя идея нравится. Завтра я переговорю со своим руководством и нужны будут точные данные по самому стадиону, по прилегающей территории и всему остальному.

— Это уже всё есть, мы к этому уже давно начали готовиться.

— Тогда я практически уверен, что руководство даст команду заняться этим делом. Только с вашими клерками долго придётся всё согласовывать. Ваша бюрократия любит очень долго раскачиваться.

— В этот раз нет. Добро дано на самом высоком уровне, поэтому проволочек не будет.

— Тогда считай, что мы согласны.

— Отлично. В конце мая я уже точно приеду и, возможно, не один.

— Ты меня заинтриговал. И кто это?

— Спроси того, с кем ты передал нам подарок.

— Ого, всё так серьёзно?

— Серьезней некуда. Так что готовьтесь, я еду второй раз покорять Англию.

— Не забудь, Англия ждёт твоих новых песен.

На такой мажорной ноте мы и закончили разговор. Солнышко сидела рядом со мной в гостиной и внимательно слушала нашу беседу со Стивом.

— Согласился? — задала она мне вопрос, больше похожий на утверждение.

— А куда он денется? — ответил я, радостно потирая руки. — Благодаря нам с тобой они станут первыми в этой нише на нашем рынке. В предверии Олимпиады это означает то, что если у них получится на высоком уровне организовать наши с тобой концерты, то и олимпийские контракты они тоже получат, а это уже десятки миллионов фунтов стерлингов.

Время было собираться, поэтому мы этим спокойно и занялись. К пяти мы были полностью готовы. Сегодня Димка пришёл не один, а с Машей.

— Привет, Маш, — сказал я. — Как вчера добралась до дома?

— Привет, Андрей, — ответила Маша и поцеловала меня в щеку демонстративно целомудренным поцелуем, хотя я по глазам видел, что ей хотелось большего. — С трудом. Цветов было так много, что моя мама была просто в шоке. Я ей объяснила, откуда их столько, и она минут двадцать расставляла их по вазам и разным трехлитровым банкам.

— Привет, Андрей, — это уже Димка со мной поздоровался, — мы готовы.

— Всем привет, — вышла в прихожую Солнышко и сразу чмокнулась с Машей, — я тоже уже готова. Маш, посмотри, прическа у меня нормальная?

И мы ещё пять минут с Димкой ждали, пока прическа Солнышка, на мой взгляд просто идеальная, стала ещё идеальней. И только после машиного одобрения мы смогли, подхватив сразу все сумки, спуститься к машинам. Всё было как вчера, и состав наших фанатов Димка не изменил. Видимо, эта двадцатка была самой лучшей среди наших фанатов. Серега был опять со своей Иркой, которая нет-нет, да бросала на меня взгляды. А Серега куда смотрит, он что, слепой? Да, значит я вчера не ошибся. Это не очень хорошо, но будем делать вид, что я такой деревянный, что ничего не замечаю, и люблю только Солнышко. Или Ирка прекратит на меня засматриваться, или попытается форсировать события. Второй вариант меня не очень устраивал, так как ссорится из-за неё с Серёгой я не собирался.

До «России» мы добрались быстро. Как и в Лондоне перед Одеоном, так и здесь, у билетных касс, стояли наши поклонники и спрашивали лишний билетик. Перекупщики кучковались отдельно и ждали массового наплыва зрителей, когда они смогут выручить максимальную цену за билеты на наш концерт. Видимо, через продажу билетов по завышенной цене Вольфсону и удаётся получать основную прибыль для нас, но это надо будет уточнить у него.

Мы проехали мимо Центрального входа чуть дальше и остановились около служебных ворот, у которых уже стоял и поджидал нас, легкий на помине, Вольфсон. Нас уже ждали и беспрепятственно пропустили в внутренний двор гостиницы. Там, около служебного входа, мы выгрузились и прошли через фойе, которое напоминало мне КДС по обилию мрамора, и через технический вход вышли на сцену.

Ещё утром я попросил Вольфсона подъехать пораньше и всё здесь к нашему приезду организовать, поэтому всё и прошло без задержек. Да, зал был хорош, но после Кремлевского Дворца съездов нас было уже ничем не удивить. Через пять минут появились мои светоинженеры. Им помогали наши фанаты, часть которых Димка оставил во дворе именно для этого. В центре довольно большой сцены нас ждал трон. Видимо, Александр Самуилович и об это успел предупредить администрацию зала. С Вольфсоном мне стало намного легче и проще всё делать, он начал полностью выполнять свою часть работы. Надо ему тоже, как Маше, премию будет выписать.

Процедура подготовки к концерту прошла намного быстрее, чем вчера, поэтому мы раньше ушли в нашу гримерную. Соседнюю заняли, как и до этого в ДК, Серега с Иркой. В нашей Маша только было взялась помогать надевать платье Солнышку, как тут раздался стук в дверь. Никаких конвертов с деньгами сегодня не должно было быть, поэтому я удивился, кого это принесло, но крикнул, чтоб входили.

На пороге появился «человек в чёрном» и сообщил, что на нашем концерте будет присутствовать товарищ Брежнев. Немая сцена из «Ревизора» в постановке группы «Демо» — вот что увидел этот сотрудник «девятки». Видимо, такие сцены он наблюдал не раз, поэтому молча вышел.

— А почему все замерли, — спросил я у подруг, которые ещё не отошли от известия, что к нам едет ревизор в лице Генсека. — Леонид Ильич уже, можно сказать, наш друг и мы уже не раз перед ним выступали. Так что не надо падать в обморок, это, прежде всего, касается Маши. Маш, отомри.

— Вам хорошо, — сказала ожившая Маша, — вы уже с ним давно знакомы. А я его только по телевизору и видела. А тут живой и совсем рядом.

— Да он нормальный и веселый человек, — сказала Солнышко уже абсолютно спокойным голосом. — Мне, поначалу, тоже было немного страшно, а как мы с ним расцеловались вчера, то всё прошло.

— Хочешь, Маш, он тебя тоже поцелует и ты превратишься в царевну?

— Да ну тебя, Андрей. За каким лешим мне надо с ним целоваться, у меня вон Толик из девятого класса для этого дела есть.

— Так, всё девчонки. Маш, сходи за Серёгой и скажи, что программу сегодня меняем. Брежнев весь концерт не высидит, максимум, первое отделение, но думаю только минут двадцать. Значит три наши понравившиеся ему песни пускаем первыми. Концерт открою я своей «Хоп Хэй Лала Лэй», потом Солнышко с «На-на-на», а затем я с «Песней музыканта». Испанская гитара есть, барабаны Бонго тоже взяли. Пётра я сегодня, как одним местом чувствовал, вызвал к началу выступления, поэтому он вот-вот должен быть.

Маша сбегала за Серёгой, ну а с ним, как хвост, притащилась и Ирка.

— Так, сообщаю новую вводную, — объявил я, когда все расселись. — К нам едет сам Брежнев.

Серега практически никак на это не отреагировал, вот же у человека железная нервная система, ну а Ирка чуть, на самом деле, в обморок не упала. Серега налил ей минеральной воды в стакан и после пары глотков она немного успокоилась.

— Мы уже выступали перед Леонидом Ильичом, поэтому в этом ничего особенного нет. Я его приглашал на наши концерты в «Лужниках» в середине июля, а он решил заглянуть к нам раньше. Поэтому мы меняем только порядок исполнения песен и больше ничего. Серега, вот новый список с моими пометками, держи и не потеряй.

Тут в дверь опять постучали и после моего разрешения вошёл наш трубач Петр. Как потом выяснилось, наши двое фанатов стояли перед дверью и никого без моей команды к нам не пропускали. Молодец, Димка, армейские порядки начал наводить. Пётру я тоже объяснил, что мы выступаем с ним первыми, так как на концерте будет присутствовать Брежнев. Петр, как и Серега, воспринял эту новость абсолютно спокойно.

Потом мы пошли на сцену в сопровождении Димки и четырёх фанатов. Это я в машине по дороге сюда ему объяснил, что раз у нас с ним есть маленькая армия, то и порядки должны быть армейские. Самое главное отныне для него — это наша охрана. Вот он теперь и старается. А то мало ли кто за кулисами шастает. Даже рыцарский шлем не спасёт, если что. Да и не могу я в нём всё время ходить, под ним только хорошо возрастные прыщи прятать, которых у меня, слава Богу, нет. А всё потому, что я регулярно сексом занимаюсь и поэтому гормональная пубертальная перестройка протекает у меня так, как надо. Это пусть девственники прыщами покрываются, а мне это не грозит. Всем известно, что секс полезен не только для самого организма в целом, но и для кожи лица, в частности.

На сцене я обговорил с инженерами по свету изменённый порядок наших песен. Всё оборудование работало исправно, об этом мне сразу доложили. На сцене уже присутствовали сотрудники охраны Брежнева, поэтому было понятно, что он скоро прибудет. Один из них подошёл ко мне и попросил, чтобы пока Леонид Ильич будет находиться в зрительном зале, никаких спецэффектов не использовать. Я ответил, что все необходимые изменения уже внесены в сценарий концерта. Занавес был закрыт, но шум в зрительном зале уже был слышен. Публика потихоньку занимала свои места и мы тоже были почти готовы. Мы сегодня репетировать не стали, нам вчерашнего за глаза хватило.

Тут шум в партере усилился и раздались аплодисменты. Я понял, что это аплодируют не нам, а появившемуся в зале Леониду Ильичу Брежневу.

— Занавес, — скомандовал я и вышел вперёд на авансцену.

Брежнев только появился из левого входа в зал и, заметив, что занавес открылся и я стою на сцене, направился в мою сторону. Народ, собравшийся в зале, с открытыми ртами наблюдал эту неожиданную и фантастическую для них сцену. Чтобы сам Генеральный секретарь ЦК КПСС приехал к кому-либо на концерт, было равносильно тому, что ты уже, считай, получил высшую государственную награду. Я пошёл к нему на встречу и поздоровался первым.

— Здравствуйте, Леонид Ильич, — сказал я и пожал протянутую мне руку.

— Здравствуй, Андрей, — ответил на моё приветствие Генсек. — Приглашал меня на концерт? Вот я и решил заехать, благо Кремль рядом. Не прогонишь?

— Что вы, я очень рад вас видеть. Для меня и моей группы это большая честь.

— Ну и отлично. Я тебе позавчера говорил про Ленинскую премию в области музыки? Вот решил своё обещание выполнить.

Секретарь, который стоял рядом, достал из папки и передал Леониду Ильичу диплом, золотую нагрудную медаль в небольшом футляре с крышкой темно-бардового цвета и денежную премию.

— Теперь ты стал лауреатом Ленинской премии. Хотя мы её вручаем каждый год 22 апреля, но для тебя, как и многих других достойных людей, мы сделали исключение. Это тебе за музыку, а вот то, что ты просил неделю назад.

И он мне протянул красиво оформленную книгу в необычном подарочном футляре. Я сразу догадался, о чем идёт речь. Это были «Малая земля» и «Возрождение», изданные одной книгой. Какой-то спецвыпуск для членов ЦК. Но так как я тоже являлся членом ЦК, только ВЛКСМ, то может и мне было положено такое издание.

— Ты думал я забыл о книге? — спросил меня хитро улыбающийся Брежнев. — А я всё помню и ничего не забываю. Это подарочный вариант моих двух книг. Я её уже подписал, так что в антракте посмотришь.

— Спасибо огромное, Леонид Ильич. Ваш приезд на мой концерт и так для меня является дорогим подарком, а тут ещё два, да каких.

И тут я уловил своим сознанием отрывочные мысли, которые мелькали в голове Генсека. Это получилось у меня само собой, спонтанно, я даже и не собирался этого делать. Вот это да! Я что, теперь и мысли людей, которые не знают, что я вторгаюсь в их сознание, научился читать? Но я рано радовался. Это были только некие обрывки и только касающиеся меня. А я губу раскатал, решил, что я второй Мессинг. Но мне и этого было пока достаточно. Прогресс явно был, но очень медленный. А куда торопиться, у меня вся жизнь впереди.

Улавливая мысли Брежнева обо мне, я смог понять, что он относится ко мне действительно очень хорошо, как ещё к одному своему внуку. Это, конечно, выглядело странно, но всякое в жизни бывает. Вижу, что понравился я ему своей прямотой и откровенностью. Ага, вот оно что. Оказалось, я был прав на счёт Андропова. Это он рассказал часть информации обо мне Леониду Ильичу и я правильно сделал, что раскрыл сам немного правды о себе. То же самое, как оказалось, и Андропов сообщил Генсеку. Вот жук, сложно было позвонить и предупредить? Всё бы ему в шпионские игры играть. Мне просто повезло, что я интуитивно угадал, как и что рассказать Брежневу. А если бы соврал или вообще бы ничего не сказал? Тогда бы Леонид Ильич спросил в лоб и пришлось бы опять врать.

Я прочитал в голове Брежнева, что ему очень нравятся наши четыре песни, три из которых я и так знал и уже поставил первыми в концерте. А вот четвёртая была «Трава у дома». И не удивительно, её в этом времени космонавты уже сделали своим гимном.

Мы целоваться не стали, а крепко пожали друг другу руки. Брежнев на прощание сказал, что он здесь ненадолго и попросил нас сыграть три песни в испанском стиле, на что я ответил, что мы с них и начнём. Солнышку, как старой знакомой, он просто доброжелательно кивнул и пошёл спускаться в зал. Микрофоны служба охраны предусмотрительно отключила, поэтому наш разговор никто не слышал, так как мы говорили тихо, но видели все присутствующие в зале. Одно то, что они вживую увидели Брежнева, они будут рассказывать своим детям и внукам. А о наших с ним доверительных отношениях будет завтра знать вся страна. Зал, когда Леонид Ильич начал спускаться со сцены, отмер, встал и разразился бурей оваций.

Я передал подарок и папку с Ленинской премией Димке, который стоял за кулисами и по моему кивку подошёл ко мне. Потом я взял микрофон и обратился к опять притихшему залу. Леонид Ильич уже занял центральное место в первом ряду партера, поэтому я сказал:

— Дорогие товарищи и друзья. Я только что из рук Леонида Ильича Брежнева получил Ленинскую премию за большой вклад в развитие советской музыки. Спасибо партии, правительству и лично дорогому Леониду Ильичу Брежневу за столь высокую оценку моего скромного труда. Обязуюсь впредь достойно нести гордое звание лауреата Ленинской премии и написать много хороших песен для нашего народа.

На этот раз зал не встал, но овации были не менее бурными. Публика рукоплескала мне, как любимому исполнителю песен, отмеченному высокой наградой Родины. Брежнев мне кивнул, давая понять, что ему понравилась моя речь и мы начали свой концерт. А начали мы, как я и говорил, с «Хоп Хэй Лала Лэй». Надо было отрабатывать Ленинскую премию. И я решил схулиганить, но заранее показал знаками охране, то, что собираюсь сделать, чтобы меня не пристрелили ненароком. Последний припев я решил исполнить вместе с Брежневым, для чего я спрыснул со сцены с микрофоном в руке и подошёл к Леониду Ильичу, оставив гитару на сцене. Я знал, что слова он уже хорошо запомнил, поэтому я ничем не рисковал. Он встал и мы вдвоём, только под серёгино музыкальное сопровождение на синтезаторе и барабаны Солнышка, её спели. Зал сначала замер, а потом нас захлестнула буря аплодисментов. Мы с Генсеком стояли довольные и улыбались, а зрители были несказанно счастливы. Такого начала концерта они даже во сне представить себе не могли. Чтобы им пел сам Брежнев, от таком они будут помнить всю жизнь. Охрана смотрела на меня, как на врага народа, но видя, что Генсек доволен, молча стерпели мою выходку.

Четвёртой песней, как я и увидел желание в голове Брежнева, мы исполнили «Траву у дома». Генсек был очень доволен. Сразу после того, как я её спел, Леонид Ильич встал, немного поаплодировал нам со всеми вместе, а потом махнул мне рукой и направился к выходу. Охрана и сопровождающие Генсека лица направились вслед за ним. Начальник охраны Брежнева всё-таки не выдержал и показал мне за спиной кулак. Конечно, я их заставил понервничать, но всё закончилось даже лучше, чем я ожидал.

Дальше всё пошло так, как и должно было быть. После такого знака уважения к нам со стороны главы нашего государства мы играли так, как не играли никогда. Публика здесь не отплясывала перед сценой, как вчера в ДК, но такое желание читалось в глазах у многих. Думаю, на втором нашем здесь концерте они не выдержат и тоже будут танцевать. Цветов нам несли не так много, как в первом отделении нашего вчерашнего концерта, но впереди ещё было второе отделение и наше секретное оружие — видеопроектор, хотя о нём кто-то мог уже и слышать.

На антракт мы уходили с большим желанием поскорей посмотреть мою награду с подарком, но и отдохнуть нам надо было. В гримерке мы сначала просто немного посидели, а потом Солнышко не выдержала и схватила со стола всё, что принёс Димка. Как была любопытной девчонкой, так ею и осталась. Говорят, что любопытство родилось раньше женщины.

— Ну что, — спросил я её, когда она всё внимательно изучила, — уталила своё любопытство.

— Так интересно же, — ответила она. — Там и пачка денег лежит в отдельной специальной коробочке. Книга тоже классно смотрится и автограф серьезный, тебе адресован. Юным другом тебя Брежнев назвал, это дорогого стоит.

— Да, всё что я сегодня получил, дорогого стоит. А дороже всего само появление Брежнева на нашем концерте. Теперь никто даже слова нам поперёк сказать не посмеет. Мы теперь неприкасаемые, как в Индии. Только там это изгои, а мы теперь, наоборот, элита элит.

— А мне можно посмотреть? — спросила ещё одна любопытная, которую я тоже сделал женщиной, по имени Маша. — Я тоже хочу.

— Да смотри на здоровье, мне не жалко.

Так и прошёл весь антракт. Во втором отделении мы уже играли поспокойнее, немного сказывалась накопившаяся за эти дни усталость. Но мы держались молодцом и своей усталости зрителям не показывали. Мы это с Солнышком давно научились делать. Видеопроектор и наши клипы произвели на зрителей ошеломляющее впечатление, особенно на фоне моих рыцарских доспехов и солнышкиного старинного платья. Но в самом конце нашего концерта молодёжь не выдержала и, всё-таки, побежала к сцене, так как мы исполнили давно полюбившиеся всем «Подожди — Дожди» и «Комарово». И сразу после этого нам понесли цветы. Как потом оказалось, цветов было намного больше, просто мы этого сразу не заметили.

После окончания выступления мы долго кланялись публике, а она нам всё хлопала и не хотела никак отпускать. На лицах зрителей мы видели восторг и обожание. «Демомания» приняла уже глобальные, можно даже сказать, мировые, масштабы. Приятно, когда тебя любят, а когда тебя любит и ценит твоя Родина — приятнее во много раз.

Вот так, сегодня, кроме того, что я получил всенародное признание и любовь зрителей, я стал ещё и лауреатом Ленинской премии. А впереди меня ждала вторая Звезда и прижизненный памятник. Я увидел это в мыслях Брежнева. И я также понял, что это будет скоро, но вот когда, не смог разобрать. Видимо, и сам Брежнев был ещё не в курсе, так как всё это должны были делать другие люди. Но то, что это будет в течение следующей недели, я понял точно. Такое указание дал своему помощнику Брежнев. И ещё я увидел, что на днях меня попросят написать и исполнить песню на девятое мая. Ну что ж, я это предвидел, поэтому завтра с утра надо будет заняться этим вопросом.

Copyright © Андрей Храмцов