Однажды вечером мама подвела трехлетнего Джиля к окну.
— Посмотри, какой закат!
Фиолетовое облако на огненном небе мальчику скоро наскучило, и он выбежал в коридор. Там окно выходило на восточную сторону и показывало другую картину. Намного интересней. В темнеющем небе висел огромный узкий бело-голубой серп. С каждой минутой серп становился тоньше. Его нижние концы вытягивались, готовые сомкнуться.
— Джи-и-иль!
Мама теряла терпение, а ему так хотелось увидеть кольцо! А то уложат спать и все дела. Позади Джиля, в комнате замурлыкал телефон и мама сняла трубку. Она разговаривала, на минуту забыв о непослушном сыне, и он, наконец, дождался, как замкнулось светлое кольцо, очерчивающее угольно-черный круг.
Мама все болтала по телефону. Редкое везение! Кольцо постепенно разомкнулось и вновь стало серпом, только уже рогами вверх. Тут мальчик почувствовал на плече мамину руку.
— Пойдем, сынок. Здесь совершенно не на что смотреть. И спать пора… Звонил папа, он приедет послезавтра.
Джилю приснилось, что его кто-то позвал, и он проснулся. Полежал немного и выбрался из постели. Осторожно отодвинул занавеску, заменявшую дверь из его комнаты в мамину. Прислушался к ее спокойному дыханию. Прошел в темноте, ощущая босыми ступнями мягкий ковер. Немного промахнулся мимо двери и отыскал ее на ощупь. Толкнул осторожно, чтобы не заскрипела.
Коридор был залит проникающим сквозь окно мягким светом. Это волшебное сияние исходило от огромной планеты, висящей в ночном небе над отливающими серебром крышами домов. На узкой, не мощеной улице лежали длинные тени деревьев… Джиль постоял еще немного и, тихо ступая, вернулся в постель.
Днем планета-соседка выглядела не так впечатляюще: неяркой, чуть рыжеватой в середине и небесно-прозрачной по краям. Поэтому днем мальчик внимания на нее не обращал. Нашлись занятия получше. Вчера соседский сын, вдвое старше его (ну, совсем взрослый!), похвастался новой игрушкой. Большая, блестящая шестигранная гайка! Когда Джиль захотел рассмотреть ее поближе… то этот дурак широко размахнулся… И закинул в гущу бурьяна на краю огорода?!
Потом долго смеялся над его, Джиля, напрасными поисками. Сегодня Джиль организовал тщательное обследование территории. Круг изысканий все расширялся. Маленький муравейник. Осколок синего стекла. Россыпь мелких белых камешков. Они словно напрашивались, чтобы их выстроили в ряд. Не в один и не в два — это скучно. По три или четыре — остается лишний. Дальше Джиль считать не умел и стал действовать со смелостью прирожденного экспериментатора.
При очередной попытке он получил правильный квадрат с одинаковым числом камешков хоть вдоль, хоть поперек. Вот это да! Странные мысли бродили в голове малыша. Представилось, что каждый камешек — это дом. Тогда он, Джиль — такой большой, что смотрит на городок сверху. Там живут люди… И здесь к нему пришло озарение.
Мысль показалась настолько необыкновенной, что он тут же бросил свое занятие и кинулся бегом через двор к дому. Встретился с мамой в дверях. Показывая туда, где, как всегда неподвижно, висел в небе бело-рыже-голубой шар, воскликнул:
— Мам! А там тоже люди живут?!
Мама ответила не сразу.
— Там живут не люди, сынок.
Так Джиль впервые узнал о Враге.
Сидя на постели, Тея мрачно ждала, когда сестра закончит плескаться в ванной. Что-то долго она возится.
— Эй, заснула, что-ли? Или утопла?
В ответ донеслось: «Эм-м… гум-м… фр-р…» и тому подобные звуки. Затем дверь распахнулась и появилась торжествующая Бобби. Весело оскалилась на сестру, демонстрируя пустое место в нижнем ряду зубов. Выпавший молочный зуб она держала на ладони.
— Поздравляю, — кисло молвила Тея, осторожно трогая во рту такой же собственный зубик. Шатается.
— Дёрни, — посоветовала Бобби.
Нет, уж. Тея решила, что спешить не надо. Пошла умываться, зубы чистила осторожно. Прополоскала рот, аккуратно выплюнула воду. Попробовала языком — всё на месте. Вздохнула. Сестра весь день будет гордиться и задирать нос. Еще бы. Впервые между близнецами возникло реальное физическое различие.
Раздался голос Зомбика, торопящий к завтраку. Тея вышла, застав Бобби уже за столом. Мультяшного вида заяц, восседавший среди тарелок, весело подмигнул.
— Привет, Зомбик. Сегодня ты — такой?
Зайчишка беззвучно засмеялся и начал превращаться в крокодила. Настольных размеров, но довольно страшного. Бобби грозно зыркнула на него и Зомбик вернул себе прежний безобидный облик.
Тея уныло принялась за молочную кашу, заяц подобрался ближе, пришлось погрозить ему ложкой. Потом даже не заметила, как управилась с едой, опередив Бобби.
— Отчего бутерброд обязательно падает маслом вниз? Это — закон природы? — спросила Бобби, и Тея испугалась, что сестра начнет проверять новооткрытый закон на опыте.
— Это — теорема! — непрошено встрял Зомбик. — Допустим всё же — бутерброд шмякнулся маслом вверх. Тогда он подскочит и перевернется. Это называется: «доказательство от противного». Но этот экземпляр я советую не ронять и не делать тем самым его противным, а съесть. Предстоит длительный урок — ориентирование на местности. Дабы не пугать окрестную природу урчанием голодных желудков…
Тея чуть не поперхнулась какао.
— Изверг! Хочешь, чтобы померла со смеху?
— Хочу, чтобы вы были сыты, довольны и веселы. Не хочу смерти никого из вас.
— Что б мы делали без тебя?.. — усмехнулась Тея, но какао допила.
— Опирались на смекалку и здравый смысл. Как, собственно, поступаю я.
С этими словами заяц исчез.
— У-у… — погрозила кулачком Тея. — Зайка-зазнайка. Вернемся, Симоне пожалуюсь.
Бобби показала ей язык.
— Ябеда! А Сима будет вечером…
В воздухе поплыли серебряные призрачные строки — записка от Симоны, где она просила детей не баловаться и слушаться Artinto.
— Стол, приберись! — скомандовала Бобби и встала. Любоваться, как использованная посуда исчезает в утилизаторе, она не собиралась. Привыкли уже. Хорошо, что нету здесь тяжкой обязанности выносить мусорное ведро. Нахлынуло мимолетное воспоминание о давно покинутом доме. Там не было этих чудес… Бобби сморгнула выступившие слезы.
— Перестань… — шепнула Тея, — а то я сейчас плакать буду.
В детстве время идет с величавой медлительностью. День до обеда и после сиесты словно разделяет вечность. Так много мельчайших подробностей ежесекундно впитывает сознание ребенка, спеша постигнуть мир, в который он недавно пришел. Полгода, прошедшие со дня, как Кевин Ватанабо открыл сестрам путь на Новтеру, виделись им дорогой, с началом, затерянным в тумане. Но обе до сих пор помнили, что «сиеста» — слово не отсюда. Сиесты на Новтере нет.
Здесь климат прохладней, а сутки короче. Полдень наступает в 12, а не в 14. Взялся за дело с утра — и паши до заката. В прихожей тихо зазвучала знакомая мелодия. Урок начался.
Бобби задумчиво уставилась на сестру. Та проворчала:
— Я тебе — зеркало, что ли?
— Думаю…
— О-о, какое занятие! Смотри, не напрягайся. А то, с непривычки, с ума сойдешь.
— Прикид выбираю. Не шляться же в одних трусах.
Обе одновременно сказали:
— Зомбик… походный комплект… то есть, два!
— Я вижу, что вас двое, — дипломатично отозвался тот, — дайте мне пять минут.
Точно в назначенное время дверца стенного шкафа отворилась, выдвинулась полка с аккуратно сложенной на ней одеждой. Бобби и Тея взвизгнули от восторга.
Штаны со множеством карманов. Курточка с капюшоном. Ботинки, легкие, высокие, застегивающиеся на липучках. Нижнее белье, носочки…
Цвет одежды для Теи — лимонно-желтый, для Бобби — розовый. На штанах и куртках — лейблы с именами. Когда девочки оделись, в комнате возникли их изображения в разных ракурсах — любуйтесь.
— Высший класс! — сказала Бобби.
— Здорово ты мерку снял, — добавила Тея.
— Рад стараться. Вы ничего не забыли?
Конечно, нет, хором возмутились сестры и перечислили, чего еще надо. Решив, что экипировались достаточно, вышли на порог. Бобби слегка усомнилась:
— А днем не упаримся?
Тея не успела ответить, как отозвался Зомбик:
— Лучше иметь, что снять в жару, чем не иметь, чего надеть в холод.
— Какой ты у нас умный, — похвалила Тея.
— Вперед! — воскликнула Бобби и первой сделала шаг с крыльца.
Идти надо было огородом, по узкой тропинке. Через сотню шагов она закончилась у ряда тонкоствольных деревьев, выведя сестер к обширной грядке пастернака. Утренний свет, проникая сквозь древесные кроны, окрашивал их в голубоватый цвет. Но девочки знали: на самом деле мохнатые листочки скорее серые, чем голубые.
— Чего за карман держишься? — спросила Тея.
Бобби пошарила в верхнем кармашке штанов и молча показала на ладони свой выпавший молочный зуб.
— А… каменный топор где?..
Бобби фыркнула.
— Я — не первобытная девочка…
— Зубы копишь на ожерелье… значит — дикарка.
— Поговори мне тут — и твоего зубья в копилку добавлю!
В воздухе, еще не утратившем утренней свежести, смех обеих девочек зазвенел серебряными колокольчиками, когда…
Земля вздрогнула, а небеса потряс громовой удар!
Внезапно потемнело. Тея услышала вскрик Бобби, но ничем не могла сестре помочь, потому что падала сама. Действовала машинально, представив, как дома с разбегу шлепается на кровать. Симона не корила за эту забаву, приговаривая, что Новтера выдержит и не такое.
Шлепнулась. Чувствительно, но не больно. Вот вам польза от глупых игр. Приподнялась. Уселась поудобнее. Позвала нерешительно:
— Эй… сестренка…
— Чего… орешь?.. Тут я… Хр-р… Тьфу!..
Глаза привыкли к темноте и Тея увидела сестру, яростно отплевывающуюся, стоя на четвереньках. Выходит, как началось — сразу залегла.
— Кончай землю грызть. И хрюкать.
— Я… не… хрю… — Бобби, встав на колени, вытирала ладони о штаны. Взгляд ее безнадежно шарил по земле.
— Потеряла, да? Невелика ценность. Включай лучше голову, посоображать надо.
— Я этого Зомбика убью! — пообещала Бобби. — Так грубо он нас никогда не отправлял…
Она замолчала. Рот ее приоткрылся от страха и удивления.
— А это — не он, — печально молвила Тея. — Мы зря думали, что всё обошлось и нас не накажут.
— Почему же он не сказал?!
— Не хотел испугать… Вот так, сразу.
Обе замолчали. Потом в наступившей тишине послышался голос Бобби:
— Ты это… прекращай. А то я тоже плакать буду.
Тусклое, ржавого цвета небо просветлело с одной стороны. Туда и направились сестры, осторожно ступая по мягкой, покрытой короткой травой земле. Вокруг виднелись деревья, чем дальше, тем гуще. Избранный путь вел вверх, как будто девочки взбирались по пологому склону. Тея усомнилась первой.
— Не туда премся. Надо вниз… выйдем к воде.
Старинное правило: ищи воду, иди вдоль ручья, он сольется с рекой. Где река, там люди.
Бобби обернулась, вгляделась в ползущий по пятам сумрак.
— Там очень темно и страшно.
Против обыкновения, Тея не возражала. Она старалась держаться поближе к Бобби.
— Слышишь, как тихо?..
Ни шелеста ветра, ни щебета птиц. Мертвая тишина.
— Зато комаров нету. И… здесь мы — легче. Чувствуешь?
— Нет. Да. Немножко. Думала, что показалось.
Обе помнили, что первые дни на Новтере ощущали как бы легкую тяжесть в ногах. Кевин… тьфу, ой… Наставник Ватанабо объяснял, что сила тяжести на Новтере на одну десятую больше, чем у них дома.
От внезапной догадки у Теи захватило дух.
— А вдруг, мы… в самом деле… вернулись?!
Как в ответ на ее вопрос, светящиеся в темном небе облака неспешно разошлись, пропуская льющийся вниз поток света. Обе девочки изумленно вскрикнули.
Источник сияния никак не мог быть Обо — ближней луной Мира. Очень похожий, такой же лимонно-желтый, ощутимо выпуклый, сплошь покрытый шрамами кратеров — он имел чудовищные, по сравнению с Обо, размеры. Превосходя ее раз в десять, если не больше.
Эта новая луна висела в небе на полпути к горизонту. Освещенная снизу лишь наполовину, тем не менее, она была видна целиком. Ее верхний, темный край источал мрачный пепельный свет. Граница желтого и серого выглядела неровной, зазубренной…
— Оо-ой!.. Не падай на нас… — простонала Бобби.
— Луны не падают…
— Она здесь — одна. Такая страшная!
Девочки заплакали и, взявшись за руки, пошли навстречу ужасной луне. А куда еще им было идти?
Чем дольше длился путь, тем ближе теснились деревья — пугающие темные великаны со стволами в три обхвата. Толстые корни выступали из земли, идти стало трудно, несмотря на то, что подъем прекратился.
— Сейчас сдохну… — прохрипела Бобби.
Тея повалилась наземь, стараясь отдышаться.
— Мы… вроде… наверху. Давай устраиваться.
Бобби, усевшись рядом, горестно покачала головой.
— Я — всё. Готовенькая.
Обе замолчали. Что-то коснулось их сознания. Как легкое дуновение от прошедшего близко человека… Как тепло чьей-то руки. Как короткий далекий зов, который слышишь иногда, просыпаясь после долгого сна.
— Мелинда… — прошептала Бобби.
— Она говорит: ляжем и больше не встанем…
— Убила бы ее.
— Ага, попробуй. Мелинда — это мы.
Девочки огляделись. «Такая страшная» луна вновь скрылась за тучами, но света всё равно хватало. Они находились на плоской вершине пологого холма, поросшего редким «вековым» лесом. Под ногами хватало всякого древесного хлама, вроде мелких сучьев. Из земли наискось торчало мощное, пустое внутри бревно. Всё вокруг покрывала темно-зеленая, короткая, похожая на мох трава.
Тея встала, потерла ладони друг о дружку, подула на них.
— У меня пальцы отмерзают…
Бобби тоже было холодно.
— Неужели ночью тут всегда так? Пока шли, я не мерзла. Давай что-нибудь придумаем.
Маленький костерок, наспех собранный из нескольких веточек, никак не хотел разгораться. Зажигалка в руках Теи раз за разом испускала сноп искр, Бобби, пыжась от натуги, старалась раздуть огонь… После очередной неудачи заявила:
— Так не выйдет. Ветки сырые.
Тея насторожилась.
— Это Мелинда сказала?
— Нет, я сама.
Обе знали, что есть у Мелинды манера: иногда молча шастать поблизости, ни во что не вмешиваясь. Ладно, пусть. С ней спокойнее.
Бобби достала из одного из карманов небольшой складной нож. Подобрала с земли подходящую ветку, счистила ножом кору и нарезала мелких стружек для растопки. Скомандовала:
— Давай!
На этот раз всё получилось.
Плитку походного рациона Тея разделила на две части, обертку спрятала в карман. Протянула Бобби ее долю.
— Вот, жри-поправляйся.
— А почему мне больше?
— Больше работала, потому что. Тяжко дышишь, глаза выпучены; длинный, болтливый язык — на плече.
Бобби хихикнула. Съела всё до крошки и, потянувшись к поясу, размотала тонкую трубку с зажимом на конце. Протянула сестре.
— Хлебни водички. А мне дай твою.
На каждой из девочек был надет пояс-фляжка, в него помещалось до двух литров воды.
— Сейчас выпьем друг-дружку, — сказала Тея.
Участливо похлопала по спине поперхнувшуюся от смеха Бобби.
— Еще раз выплюнешь воду — задушу.
Ветер зашумел в верхушках деревьев. Тлеющие по краям большие лоскуты облаков быстро плыли в ночном небе. Светившая сквозь частокол темных древесных стволов, невероятная луна уже коснулась горизонта. И без того огромная, она стала еще больше! Это не было оптической иллюзией. Кратеры, трещины, ущелья на ее поверхности проступили резче. Проявились новые детали рельефа. Неизвестный спутник неизвестной планеты за каких-то четыре часа заметно приблизился к ней.
К заунывному свисту ветра добавился новый звук. Сперва тихий, как шепот, он постепенно усиливался. Донельзя усталые, девочки не обращали на него внимания.
На маленькой поляне пылали три костра. Первый догорал, зато два других набирали силу, наливаясь жаром. Это Тея придумала поджечь лежащие на земле два старых древесных обрубка. Слишком тяжелые, чтобы дети могли их передвинуть, они удачно располагались в нескольких метрах друг от друга. Девочки подкладывали к ним по бокам горящие ветки, пока не подпалили оба бревна. Между этими новыми кострами и решили лечь спать.
Зеленый покров на поляне зиял бурыми проплешинами — почему-то, достигнув определенной высоты, трава увядала.
— Жалко, Роси с нами нет — ему бы сено понравилось, — Тея вспомнила пони, на котором они любили кататься. На Новтере, не в Мире. Дома таких маленьких симпатичных лошадок нет. Из вороха засохшей травы соорудили подстилку. Скинули обувь. Снявши штаны и курточки, сложили из них подобия подушек. От костров веяло теплом — два бревна будут гореть всю ночь.
Бобби похлопала поочередно по карманам штанов, вспоминая, куда засунула самую нужную сейчас вещь. Ага, вот. Блестящий лоскуток развернулся вдвое, еще вдвое… через несколько секунд Бобби держала в руках нечто вроде сверкающей простыни. С обратной стороны ткань была светло-коричневой. Расстелив ее яркой стороной вверх, Бобби улеглась навзничь, накрывшись свободной половиной, как одеялом. Подоткнув под себя, чтобы случайно не раскрылось.
Тея повторила тот же фокус со своим сверхтонким одеялом, улегшись рядом с сестрой.
— Эй! — подала голос Бобби.
— Чего тебе? Я сплю.
— Ты похожа на сосиску, завернутую в блинчик!
Тея фыркнула.
— На себя посмотри.
Обе заснули через мгновение. Тонкие, как бумага, волшебные одеяла не пропускали воду и удерживали, насколько возможно, тепло тела. Лежать немного жестко — поленились набрать сена побольше… Зато полезно, как говорила Симона. Спинка отдыхает. А на гвоздях или голых камнях спать никто не заставляет. Это должно быть интересно, подумала Бобби, засыпая. Долго ли можно вытерпеть? Но откуда она возьмет столько гвоздей…
Сон усталых детей был глубок и крепок. Его не потревожили ни легкое содрогание почвы, ни нарастающий гул, в который превратился тот ласковый тихий шепот, который они слышали раньше.
На любой терраподобной планете есть суша и есть море. У некоторых из них имеются луны — одна или несколько. Такое привычное жителям прибрежных районов Мира явление, как приливы — объясняется притяжением двух лун — ближней Обо и дальней — Минны. Чем больше луна и чем ближе она к планете, тем сильнее ее влияние. Какой же высоты достигают приливы здесь, где массивная луна расположена так близко к планете?
Гул превратился в рев, грозный, оглушающий. Он гремел под темным небом, в котором редкие облака отражали свет зашедшей за горизонт луны. Он подавил собой шум ветра, раскачивавшего высокие кроны деревьев.
Невидимое отсюда, за лесными зарослями, море было рядом! А ночи «большой луны» всегда таили угрозу. Заберись бдительный наблюдатель на одно из деревьев, то смог бы заметить на тусклой глади моря далекую темную полосу.
Это надвигалась приливная волна.
Сквозь смеженные веки проник свет и вытащил Бобби из глубины сна. Она вздохнула и открыла глаза. Вот такое невезение: ее разбудил один единственный солнечный луч. Рассветно-розовый, проскользнувший сквозь чащу, и нашедший одно лишь ее заспанное лицо. А рядом благополучно дрыхнет Тея.
— Гм-м! Кха-кха! — сказала Бобби.
Сестра заворочалась, зевнула. Приподнялась, не открывая глаз.
— Утро, что ли?
— Оно. Так некстати, ага?
Тея, наконец, продрала глаза. Душераздирающе зевнула. Спросила:
— Тебе что-нибудь снилось, сестричка?
— Нет. Или не помню.
— Вот и я тоже. Встаем?
Умыванье и чистка зубов — отменяются силой непреодолимых обстоятельств. Ибо негде и нечем. Уже хорошо. Оделись. Обулись. Попрыгали на месте — для зарядки. Слопали на двоих еще плитку концентрата — теперь из запасов Бобби. Запили водичкой. Пояса-фляжки у обеих стали заметно легче. Беспокоила мысль, что надолго воды не хватит.
— Пора оборзеть… тьфу! о-бо-зреть местность, — предложила Бобби.
Инициатива наказуема исполнением и Бобби направилась к ближайшему дереву. Задрала голову.
— Мне кажется или оно взаправду самое высокое?
— Чуточку на самом деле, — подтвердила Тея. — Так прямо и полезешь?
В ловкости сестры, (как, впрочем, и в своей тоже), она не сомневалась. Не зря в школе на Новтере их окрестили «маленькими обезьянками». Однако, непонятное беспокойство, с некоторой поры овладевшее ею, заставляло задавать дурацкие отвлекающие вопросы.
— А как я полезу криво? — отшутилась Бобби.
Толстенный ствол (чтобы его обойти, потребовалось двенадцать широких шагов) победительно возносился вверх, теряясь в утреннем сумраке. Впрочем, скоро окончательно рассветёт. Бобби обошла дерево еще раз и, для внушительности, поплевав на ладони, начала взбираться. Наросты и морщины коры служили ей опорой. То, что не рискнет совершить взрослый, безбоязненно проделает ребенок.
Тея наблюдала за ловкими, уверенными действиями сестры. Через несколько минут она поднимется на высоту, достаточную, чтобы осмотреться. Всё в порядке, да?
Смутная тревога усилилась. Не может быть… Ей чудится? С каждой секундой утренний свет слабел, мерк и, через минуту, вновь наступила ночь!
Как все дети, Тея боялась темноты. Но, как взрослая девочка (семь лет — это вам не шутки!) умела преодолевать страх. Загвоздка в другом! Что, скажите, делать Бобби, в кромешной тьме застрявшей на этом проклятом дереве между небом и землей!? До ближайших веток, где она могла бы крепко зацепиться, еще далеко. Замереть неподвижно, держась на носках и кончиках пальцев — надолго не получится. Пытаться в темноте слезть с такой высоты — бесполезно. Хоть так, хоть эдак — Бобби упадет и убьется насмерть.
Со сдавленным вскриком Тея ринулась к не погасшему до сих пор костру. Запалила от него длинную ветку, и бегом, бегом… воткнула ее под деревом, на котором терпела бедствие Бобби. Вытащила из кармана «волшебное одеяло». Расстелила, как положено, внутренней, зеркальной стороной вверх. От горящего рядом факела подожгла несколько новых и тоже расставила вокруг.
Сноп света от импровизированного прожектора оказался достаточно силен, чтобы Тея разглядела сестру. Бобби быстро взбиралась наверх по бугристому стволу — без страховки, не имея надежной опоры, уповая на крепость своих тонких пальчиков, и на то, что нога не соскользнет в самый неподходящий момент… Вот она достала до нижних веток; выбрала одну, подтянулась, уселась верхом. Помахала рукой.
— Спасибо… Тея! Порядок! Только… я зря лезла! Откуда эта темнотища?
— Это — не надолго! — крикнула Тея в ответ.
— А чего мы орём? — уже спокойно осведомилась Бобби.
— «Твоя правда. Вопим, как на базаре. Две некультурные тетки», — подумала Тея.
Они давным-давно заметили, что им нет нужды повышать голос, чтобы общаться на расстоянии. Можно говорить шепотом или даже «про себя». Всё равно слышно очень хорошо. Как, например, сейчас слышно Бобби. Будто размышляет вслух.
Бывает ли ночь среди бела дня? На Новтере — нет, а в Мире — запросто. Где есть луны, там жди, что они будут временами наезжать на солнце, закрывая его. Двум хорошим девочкам жуть, как повезло: угодить под солнечное затмение сразу после завтрака. Успокоив себя и Тею этим рассуждением, Бобби устроилась на ветке поудобнее и приготовилась ждать.
Полчаса она выдержит. От дерева исходило спокойствие и тепло. «Прости, что по тебе топчусь», — сказала она дереву. Вгляделась пристально в темноту. Ни фига. Ага, вот… мерцающая яркая точка — звезда. Значит, здесь Бобби смотрит прямо в небо, черное, как смола. Звезда мигнула, погасла… Ой. Таких игривых небесных светил не бывает. Что-то неслышимое, мигающее сигнальными огнями неслось по темному небу прямо к Бобби.
Она не успела ни испугаться, ни даже ахнуть. Цветные огни ослепили ее. Со звуком, похожим на удар бича, сверху метнулось длинное, сверкающее металлом гибкое щупальце. Бобби успела заметить, что у него на конце — клешни, как у рака. Миг, и щупальце обвило ее за талию. Бобби вцепилась обеими руками в ветку, на которой сидела. Да разве тут совладаешь? Щупальце сжалось крепче и вдруг сказало:
— Не бойтесь. Не сопротивляйтесь. Вы в безопасности. Я — «Страж-18».
Разумеется, Бобби не боялась. А вы что подумали? Перестала сопротивляться, чтобы не выглядеть глупо. Про безопасность пришлось поверить на слово.
Хотя их мысленная связь с сестрой всё еще сохранялась и Тея, естественно, была в курсе событий, но конспирация требовала… Бобби, схваченная щупальцем и повисшая в воздухе без всякой другой опоры, сложила ладони рупором и крикнула:
— Эй, Тея! Тут за нами пришли!
«Страж-18» причудливым своим обликом напоминал паука. Множество ног… или рук? Одними он ходил или бегал, другими — ловил и хватал. Бобби прикинула, что распластавши все свои щупо-руко-ноги, страж запросто накроет поляну, где они с Теей так славно переночевали. Добавьте сюда туловище, размером с танк, и любуйтесь тем, что получится. Про танк — совсем не шутка. Сестры заметили множество стреляющих приспособлений: начиная от пулеметов, и заканчивая огнеметом и парочкой бластеров.
Ходьбой и бегом способности стража к перемещению не ограничивались. В основном он — летал. Быстро и бесшумно. Что нисколько не удивляло. Дети Новтеры и не такое видели. А уж на каком-то занюханном Ферне, порядком устаревшая конструкция стража, наверное считалась чудом техники.
Решив, что эта планета больше ничем удивить их не сможет, сестры без возражений приняли бесцеремонное обращение стража. Он поместил их в две прочные сетчатые корзины, объяснив, что другого способа возить пассажиров у него нет.
— Да, ладно, — махнула рукой Тея. — На здоровье, сажай нас в авоськи.
Страж хотел разместить сестер по обе стороны своего удлиненного, обтекаемого тела, но Бобби воспротивилась. Заявила:
— Нам будет скучно!
— Да ладно, — прогудел страж, перенося корзину с Бобби на левый бок, где уже прохлаждалась Тея. — На здоровье, болтайте в свое удовольствие.
Сестры переглянулись, скорчив делано-удивленные рожицы. На Ферне, оказывается, тоже есть искины с нехилым чувством юмора.
Страж подобрал под себя многочисленные руко-ноги и собрался взлетать.
— А огонь потушить? — спросила Бобби.
— Факелы Теи уже погасли. Ночные костры пусть горят. Они понадобятся тем, кто идет сюда. Вы не одни отправлены на Ферн.
— Так подожди и забери их тоже!
— Всему свое время, — ответил страж, и Бобби пришла к выводу, что он не только юморить, но и умничать горазд. А Тея молча ухмылялась. Она — хитрая. Знает, когда лучше помалкивать.
Страж взлетел рассчитанно, точно, круто и неощутимо. Хоп, и готово. Звездам навстречу.
— Смотри: звездное облако… — прошептала Тея.
Оно занимало полнеба. Бледно-туманное, состоящее из мириадов звезд. Его центральную, наиболее яркую часть обвивали два спиральных рукава. Залитый призрачным светом внизу отчетливо различался пейзаж. Сестры вскрикнули от удивления.
Вода. Повсюду. С высоты ее гладь походила на тусклое зеркало, с редкими темными пятнами. От скрытой под водой суши остались жалкие островки.
— Мы, что… наводнение проспали? — слабо спросила Тея.
— И землетрясение тоже. Для большого прилива это — нормально. Я имею в виду не ваш крепкий от усталости сон, а вышеуказанные явления природы.
— Ты прямо, как Зомбик выражаешься… Эй!.. А может… это ты и есть?!
— Мне неизвестно названное имя.
Тея разочарованно вздохнула.
— Я просто так спросила. Забудь.
Поглощенная морем местность внизу медленно поворчивалась и уходила назад. Этому глупому стражу совсем не надо лететь головой вперед… или что там у него взамен? У него глаза везде. А Тее очень хотелось увидеть, куда они направляются. Напрасно Бобби вякнула, чтобы страж усадил их вместе. Так бы устроились по оба бока от стража… И каждая видела бы свое и то, что видит сестра. Бобби усмехнулась и показала язык. Тея промыслила ей, как цепляет на ее длинный розовый язычок бельевую прищепку.
Водное зеркало внизу постепенно светлело. Страж снизился. По морю бежали длинные волны. Но ни ветра, ни холода, ни рывков от маневров стража девочки по-прежнему не ощущали. Тея подняла голову. Звездное облако бледно светилось в бирюзовом небе. Оно уменьшилось размерах, видна была лишь центральная, самая яркая часть. И отдельные крупные звезды. А всякая мелочь уже пропала. В этой диковинной стране повторно начинался рассвет.
Страж-18 буквально упал вниз и сестры не успели опомниться, как оказались на земле. Позади мрачно шумел прибой, впереди воздвиглась высокая каменная стена.
— Постучите и вам откроют, — напутствовал страж и взмыл в небо, как будто упал вверх.
— Грубиян… — пробормотала Тея. — Вытряхнул, как…
— Как что?
— Не придирайся. Пойдем лучше, постучим в ворота ногами.
— А там уже кто-то стучит!
В пацане, бьющемся о глухие стальные ворота, Бобби с испугом узнала того, кто недавно организовал ей на Новтере «зеленую дорожку». Вожак мальчишечьей стаи. Но, где же его воинство? Разве выслали его одного?
Парнишка лет двенадцати с руганью в очередной раз пнул ворота. Ботинок с правой ноги он где-то потерял, бил левой. Штаны у него внизу были разорваны и из-под них виднелись еще одни. Свитеров на нем тоже было два или три. Хорошо утеплился. Утро, в самом деле, выдалось зябкое.
— Ты кого-то раздел? — спросила Тея у него за спиной. Она говорила на тонго — уже давно переход с языка Мира на новтеранский сестрам давался легко.
Парень резко обернулся. Зрачки его расширились.
— Аа-а, чтоб тебя!
Тея отшатнулась, когда он замахнулся, но он ловко сделал ей подсечку, и она упала. Парень с размаху ударил ее по лицу.
— Не смей, не смей, не смей!
Бобби накинулась на него сзади, вцепилась ему в липкие, мокрые волосы. Он взвыл. От ворот с треском метнулась яркая молния — словно вспышка электросварки. Мальчишка обмяк и плашмя растянулся на земле. Бобби рухнула тоже. Тея, привстав, дотянулась до нее.
— Бобби?!
Она не отзывалась. Тея в отчаянии тормошила ее, пока она не открыла глаза.
— Ну… чего тебе…
— Ты живая?
— Не знаю.
— Вставай, вставай…
Бобби уселась, помотала головой. Несколько раз глубоко вздохнула. Спросила:
— А с тобой что?
Тея стояла на коленях. Тонкая струйка розовой слюны стекала у нее по подбородку. Тея оттопырила пальцем нижнюю губу, показывая, что их с Бобби вновь не отличить друг от друга.
— Вот… Мы обе положили зуб на эту планету.
— Ложут не зуб, а глаз…
Тея сплюнула, утерлась. Облизала губы.
— Кладут то… чего у тебя и у меня нету. И, вообще, мы договорились не ругаться.
Покосилась на обидчика. Тот по-прежнему лежал пластом.
— Здорово его садануло. Так ему и надо.
Встали, подошли к заветному входу. Стучать руками, ногами, головой — бесполезно. В чем они успели наглядно убедиться. Тогда что же делать?
При их приближении на воротах, точнее, в нескольких сантиметрах перед ними, прямо в воздухе, на фоне темного металла вспыхнули крупные белые цифры: 0 1 1 2 3 5?. Вместо последней цифры мигал знак вопроса.
— О, как! Вроде замочка на чемодане? — предположила Бобби.
Тея нахмурилась. Рот ее приоткрылся в недоумении. Затем личико озарилось понимающей ухмылкой. В тот же миг Бобби, ахнув, хлопнула себя по лбу. Обе девочки разом выпалили:
— Восемь!
Створки ворот с тягучим скрипом раздвинулись. Но не успели сестры ступить ни шагу, как чьи-то сильные руки отшвырнули их в стороны. Это очнувшийся парень использовал-таки свой шанс. С победным кличем он пересек линию ворот, вскинул в ликовании руки и насмешливо расхохотался. Стальные створки сомкнулись за ним.
Довольно долго девочки ждали, но контрольные цифры больше так и не появились.
— Надо было связать скотину… — печально резюмировала Тея. А Бобби подошла поближе и сказала:
— Здравствуйте! Мы — сестры, я — Бобби, а она — Тея. Нас выслали сюда с Новтеры. Можно войти?
И ворота открылись.
Они шли, держась за руки, навстречу восходу по тротуару, выложенному желтым кирпичом. По обе стороны улицы одноэтажные дома с двускатными крышами утопали в зелени. Верхушки самых высоких деревьев уже окрасил рассвет. Высокий купол охристо-желтого неба с сиреневыми облаками накрывал землю.
А впереди… как передать словами? Частично скрытый облаками в небе висел огромный шар. Таких лун не бывает! Вдвое больше увиденной ими ночью невероятной луны! Или в двадцать раз больше привычной им Обо в давно покинутом родном Мире. Он был торжественно неподвижен, всегда оставаясь над горизонтом на одной и той же высоте — примерно равной его диаметру.
Сверху над ним вставало косматое солнце. Раза в два больше солнц Мира или Новтеры. Отчего здесь всё такое большое?! И, странное дело… Это жутковатое светило источало тепло, но совсем не слепило глаза.
Планета, неподвижно и грозно висящая в утреннем небе, была освещена солнцем лишь сверху, отчего имела вид гигантского серпа. Его концы становились все тоньше и тоньше и, уже почти невидимые, смыкались внизу. Соседний мир имел атмосферу, сушу и океаны. Судя по всему, он был таким же странным, как тот, в котором они находились сейчас.
Ранний прохожий увидел их изумление.
— Всё в порядке, девочки? Врага давно никто не боится! И вы не бойтесь.
Бобби объяснила, что они с Новтеры и не знают, куда им здесь деваться.
Мужчина махнул рукой.
— Прямо по этой стороне двухэтажное здание, обложенное зеленым кафелем. Во-он, башенку на крыше видите? Это — оно!
Войдя в незапертую узкую металлическую калитку, к которой их привела дорожка, вымощеная желтым кирпичом, сестры заметили слева стенд для объявлений. На нем коробилась выцветшая от времени листовка. Там был изображен кто-то мужественный. Подпись гласила: «Будь готов дать отпор Врагу!»
Бобби сказала:
— Бедные! Всю жизнь боялись, ждали… что придет враг! А пришли мы.
Анна Стефани с сомнением поглядела на двух новеньких — девочек-близнецов на третьей парте в среднем ряду. Кто из них Тея, а кто Бобби?
— Роберта Винер!
Девочка, сидящая слева, встала. Вторая даже не пошевелилась, продолжая сидеть с каменным выражением на симпатичном личике. Анна мельком глянула на наручный сканер. «Бобби».
— Скажи мне… Бобби… Допустим, тебе дали три яблока, одно ты съела. Сколько осталось?
— Этого не может быть!
— Чего не может?.. Ты не ешь яблоки?.. — слегка опешила Анна.
Молодая, полноватая, с ярко накрашенными губами; в малиновом платье и такого же цвета туфлях; она всегда держалась уверенно перед детьми. Слушайтесь тетю Аню. Научит, подскажет, объяснит. Не полезет за ласковым, твердым, вежливым словом в карман. Анна Стефани — лучший учитель здесь.
— Ем! — жизнерадостно заявила Бобби. — Но как же я поделюсь с Теей, если яблок… три? Вот и подеремся.
— Хорошо… — сказала Анна Стефани. — В смысле: хорошо, что ты делишься с сестрой. А драться — нехорошо. Уточняю условие задачи. Допустим, вам на двоих дали четыре яблока. Одно ты съела. Сколько осталось?
Бобби слегка призадумалась.
— Пять!
Анна почувствовала, что краснеет. Девочка издевается или она, на самом деле, такая тупая?
— Тебе дали четыре яблока! Одно съела! Сколько осталось?!
На личике Бобби отразилась усиленная умственная работа.
— Пять… — тихо сказала она.
Анна Стефани гордилась тем, что никогда не теряет самообладания. Сдерживаясь, чтобы голос не звенел от гнева, она переспросила:
— Как, отнявши от четырех один, ты получаешь ПЯТЬ? Объясни!
Бобби наклонилась, приподняв крышку парты. Пошарила в глубине. Выпрямилась, держа в вытянутых руках по яблоку.
— Потому что два яблока у нас уже есть!
УНИОН-2 (ФЕРН). ИНТЕРНАТ «АУЛЕ». ЖУРНАЛ УЧЕТА
ДЕНЬ: 73528
НОВОПРИБЫВШИЕ: РОБЕРТА И ТЕОНА ВИНЕР.
РОДСТВО: ОДНОЯЙЦЕВЫЕ БЛИЗНЕЦЫ.
ВОЗРАСТ: ОКОЛО 7 ЛЕТ.
ФИЗИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ: СРЕДНЕЕ.
ЗДОРОВЬЕ: НОРМА.
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ СПЕКТР: 40-20-20-20. ОСНОВНОЙ ТЕМПЕРАМЕНТ — САНГВИНИК.
УМСТВЕННОЕ РАЗВИТИЕ: СРЕДНЕЕ.
СОЦИАЛЬНЫЕ НАВЫКИ: НОРМА.
ОСОБЫЕ ОТМЕТКИ: КОНТАКТНЫ, НО ДЕРЖАТСЯ ОСОБНЯКОМ.
ДЕНЬ: 73528
НОВОПРИБЫВШИЙ: АНТОН АЙДАХО.
ВОЗРАСТ: 12 ЛЕТ.
ФИЗИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ: ВЫШЕ СРЕДНЕГО.
ЗДОРОВЬЕ: ОТЛИЧНОЕ.
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ СПЕКТР: 10-50-30-10. ОСНОВНОЙ ТЕМПЕРАМЕНТ — ХОЛЕРИК.
УМСТВЕННОЕ РАЗВИТИЕ: ВЫШЕ СРЕДНЕГО.
СОЦИАЛЬНЫЕ НАВЫКИ: НОРМА.
ОСОБЫЕ ОТМЕТКИ: ДЕЯТЕЛЕН, НАХОДЧИВ.
Школьная столовая не располагала к долгим посиделкам и длинным беседам. Лопай и выметайся из-за стола. Длинного, деревянного, изогнутого буквой «П». С обеих сторон располагались скамьи. На них усаживались дружно, вплотную, лишь бы локтями не толкаться, и трапезовали по быстрому.
В эдакой-то обстановке Тея вдруг решила поговорить. Точнее: сорвать досаду на Бобби.
— Что за театр ты устроила Анне?! Зачем так… уте… ури… у-три-ро-вать! Все смеялись!
— Жри суп и не вякай, — тихо посоветовала Бобби. — Других задерживаешь.
Тея хмыкнула, но возражать не стала. Аппетит у нее разгорелся и она бодро принялась за тефтели с пюре. Бобби не отставала. Ни яблок, ни других фруктов на десерт сегодня не дали. Запив обед компотом, вышли во двор. Пыльная площадка в центре служила для игры в мяч и несколько старших школьников с воплями перекидывали его друг другу. Бобби поежилась. Давно ли такие же козлы играли ею, как мячиком?
Сестры не спеша перешли через игровое поле. Тея — гордо задрав нос, Бобби — уставившись в истоптанную следами сухую землю. Их не задели, не толкнули, даже не обругали. Игроки бросали мяч, искусно огибая бредущих непонятно куда двух дурочек.
В дальнем углу двора располагалась яма, заполненная песком. На уроках физкультуры здесь прыгали в длину. Рядом пара деревянных скамеек без спинок. Тея аккуратно уселась, вытянув ноги. Теннисные туфли, темно-серые штаны из мягкой, прочной ткани, кремового цвета рубашка и синяя жилетка. Хотя рубашку можно любую, кроме белой. Такой в этой школе прикид. Бобби свою жилетку сняла, бросила на скамейку. И так тепло. Садиться не стала, прошла поближе к забору. Невысокий деревянный штакетник — перелезть можно запросто. Не дойдя до него двух шагов, Бобби ощутила невидимую упругую силу, мешавшую подойти ближе. Всё ясно — здесь тоже заперто.
Двор, кроме невысокого забора, ограждали деревья, растущие по периметру неравномерно, без определенной системы. Достаточно редко, чтобы просматривались окрестные дома: но достаточно часто, чтобы найти, где отдохнуть в тени. Здесь, в углу, росло особенно крупное дерево. С теми лесными великанами не сравнить, но метров шесть в высоту — наберется.
Бобби нагнулась почесать ногу и незаметно подняла с земли мелкий камешек. Выпрямилась, лениво подбрасывая его на ладони. Потом, размахнувшись, запулила в зеленую верхушку. Он пролетел сквозь листву и упал на улицу за забором. Бобби удивленно моргнула. Сунулась вперед и опять наткнулась на невидимую преграду.
— Не устала? Биться лбом об стенку? — послышался веселый голос.
Бобби обернулась. Девочка, на пару-тройку лет старше, улыбалась ей. Русые волосы заплетены в две длинные косы.
— Я — Катя из четвертого «Б». Привет!
— Я — Бобби. Это — моя сестра Тея.
Тея, обернувшись, молча наблюдала процедуру знакомства.
— Привет, Тея. Вы не обидитесь, если я вас двоих буду путать?
— Конечно будешь. У тебя же нет сканера, как у Анны, — проворчала Тея. — Она придуривается, что это — часы.
Катя уселась верхом на соседнюю узкую скамейку.
— Стенка нигде не доходит до забора, значит, к нему не подкрадешься. Она продолжается под землей. Поэтому — не подкопаешься. Не перепрыгнешь. Лбом не пробьешь. Вы еще не поняли, где очутились.
— В тюрьме, — сказала Тея.
Бобби подошла, молча села рядом с ней. Катя круглыми глазами смотрела на обеих.
— С чего вы взяли… что это — тюрьма?!
— Можно войти, нельзя выйти. Нельзя спрятаться — найдут. Делаем не что хочется, а что скажут.
Бобби закатала левый рукав. Продемонстрировала радужно блестящую татуировку на предплечье.
— Здесь написано, что я — Бобби. У Теи — что она Тея. Анна никогда нас не путает — у нее сканер. Если ты как-то смоешься отсюда, то тебя быстро отловят. На тебе — такая же печать. И не ври, что ее нет.
Катя молча обнажила левое предплечье.
— Конечно есть. Это — для нашей безопасности. Ферн — не такое место, где можно шляться, где попало. Разве вы еще не поняли?
— Не дошло… наверное… — миролюбиво согласилась Тея. — А ты — давно здесь?
Родители Кати погибли пять лет назад во время Большого прилива. Исследовательская партия направлялась в неизведанную область материка. Никто не ожидал, что на таком удалении от моря им грозит какая-то беда. Но слабого подземного толчка, которыми часто сопровождается прохождение Джестера — оказалось достаточно, чтобы морские воды прорвались вглубь суши.
Катя рассказывала спокойно — видно было, что не в первый раз.
— А вы — откуда? Я в столовой слышала ваш разговор и ни черта не поняла. Это какой-то шифр?
— Англик. Наш язык, — простодушно объяснила Бобби.
Неподдельному изумлению Кати они удивились обе. Тея попробовала прояснить ситуацию.
— Ну… ты говоришь на тонго. Наш родной язык — англик.
Ладно бы, новая знакомая не имела понятия о языке Мира. Но слово «тонго» она тоже слышала впервые! Не знать название языка, на котором говоришь… Вывод напрашивался один. Катя не подозревает о существовании других народов, кроме Новых людей. Это тоже следовало проверить.
— Нас отправили сюда с Новтеры…
— Откуда?! — Катя недоуменно наморщила лоб. — Есть Ферн. Это — здесь. Вон там, — ткнула большим пальцем за спину, — Гатор. Враг…
Висящий в небе, навечно приклеенный в нем к одному месту, Гатор, (он же — Враг, как выяснилось), был уже освещен солнцем сверху до половины. Голубой по краям и рыже-зеленый в центре. С белыми завитками облаков… Обе планеты всегда обращены друг к другу одной и той же стороной. И вращаются вокруг общего центра, как два мяча, связанные веревочкой. Время суток можно определять по фазе планеты-соседки. В качестве бонуса, каждое утро — солнечное затмение. Любуйтесь, на здоровье.
Но, выходит, что зрители всего этого цирка: с наводнениями, землетрясениями и затмениями; с гуляющей как попало дикой луной — понятия не имеют о Мире и Новтере. Из Кати удалось выжать лишь еще одно название — Радис. Что это такое, она не знала. Что-то особенное. Сказочное место. Там живут могучие, добрые, очень умные люди.
Переглянувшись, сестры решили, что Радис вполне может оказаться Новтерой. Нечасто же она удостаивает внимания здешних обитателей. Разве что присылая изредка подарки… вроде них, двоих. Или этого козла — Анта. С ним они пару раз сталкивались в школьных коридорах. Он упорно делал вид, что с ними не знаком. В своем шестом «А» он уже успел стать первым учеником. Еще больше уважения он заслужил, когда стало известно, что Ант смог пройти через городские ворота. А две глупые близняшки плакали и просили их впустить.
Пускай они глупые, но Катю здорово увлекла новая для нее мысль о существовании еще одного языка. Она попросила сестер поговорить немного по-своему, и завороженно слушала незнакомый, непонятный, таинственный говор.
— Я с вас балдею. Вот скажи, как по вашему будет «язык»?
— «Ийеэнь». А можно: «ланг». Это — если речь. А вот это… — Бобби, скорчила рожу, высунув как можно дальше свой длинный, розовый язычок. Тея продолжила за нее:
— «Щёо» — то, что тебе отрежут, если будешь много трепаться.
Бобби прыснула, икнула, шлепнула Тею по затылку.
— Не смеши меня! Я из-за тебя его чуть не откусила!
Отмахнувшись, Тея задумчиво сказала:
— По другому: «тан». Так в книжках.
Сестрам было невдомек, что в их родном языке соединились два более древних, от которых произошло название: англик. Англо-китайский. Но и того, что они знали, оказалось достаточно, чтобы Катя восторженно закатила глаза.
— Ну, вы — умненькие! Сразу не скажешь.
— А ты и не болтай, — предупредила Бобби. — Нам приключений не надо. Хватит уже. Что на Новтере, что здесь — кругом дураки. Глупые и злые.
Тея согласилась:
— Точно. Будешь вякать — побьем. Ногами.
Катя легонько усмехнулась. Какие забавные девочки! Кто кого поколотит — не вопрос. Она старше их, выше ростом и заметно сильнее.
— Нет, — поправила Бобби. — Просто перестанем дружить.
Эта угроза напугала Катю всерьез.
— Я никогда никому ничего про вас не расскажу! Что б мне сразу упасть и сдохуть!
В здании школы зазвенел звонок. Последний урок на сегодня.
Катя встала, сестры следом. Подождали, пока Бобби наденет жилетку. Тея поторопила:
— Хорош копаться!
— Сейчас… — Бобби смахнула с себя соринку. — А кто скамейку попортил?
На скамейке, где до того сидела Катя, виднелась вырезанная в серой от времени доске надпись: «Хеди + Джиль».
— Невеста и жених, — ухмыльнулась Бобби. — Ты их нам покажешь?
— Я не знаю, кто это. В школе нет учеников с такими именами, — ответила Катя.
На двенадцатилетие Джиль получил подарок от Деда. У Деда были имя и фамилия, но все звали его просто Дед. Он это одобрял, принимая, как знак признания своего авторитета.
Подарком оказалась портативная рация. Красивая такая коробочка, размером с портсигар отца и тремя разноцветными кнопками. Дед вынул ее из ящика стола, вручил внуку.
— Она не работает.
— А починить, Дед?
— Кто ж тебе починит. Эта техника — неремонтопригодна.
Дед любил длинные составные слова и сочинял их с превеликой легкостью. Джиль поблагодарил, сунул изящную в своей бесполезности вещицу в карман, и отправился в школу. Дорого внимание, и Дед его проявил.
Показал рацию одноклассникам.
— Батарейку вставить и заработает, — посоветовал один.
— Тут аккумулятор, — поправил второй.
Среди разнообразного барахла, которое во все времена невесть зачем собирают мальчишки, у кого-то нашлась зарядка. Через полчаса глазок на корпусе засветился красным. Еще через час он стал желтым, а потом зеленым.
Честь нажать кнопочку, конечно, предоставили Джилю. Рация протяжно пискнула и замолкла. Товарищи уважительно посмотрели на Джиля. Обладать вещью, которая когда-то работала и до сих пор проявляет признаки жизни — это что-то.
Прозвенел звонок. Вошел учитель, заметил возбуждение класса.
— Что стряслось на этот раз?
Все дружно загалдели. Учитель успокаивающе поднял руку.
— Хочу сообщить вам, что школьный совет собирается ввести совместное обучение. В классах будет поровну мальчиков и девочек.
Переждал протестующие возгласы.
— Зачем девчонки? Хотя бы затем, что в их присутствии вы будете вести себя прилично. Из нынешней банды получится вполне достойное первобытное племя. Рассказывайте, из-за чего сыр-бор? Что-то у всех вид… первооткрывателей.
Делать нечего, Джиль встал, предъявил подарок Деда. Учитель повертел рацию в руках. Особенным нажатием снял заднюю крышку. Извлек тонкую пластину, испещренную золотистым паутинным узором. Осмотрел внимательно. Пожал плечами. Вернул ее на место. Со щелчком закрыл крышку и вернул устройство Джилю.
— Микротрещина в электронной схеме, наверное. Тут ничем не поможешь. Впрочем, на перемене поройся в архиве. Пароль доступа я вам всем давал.
Шарить по базе данных никому не хотелось. Что за глупость: потратить перемену на чтение с экрана всякой непонятицы. Лучше в футбол погонять. Джиль тоже так думал и большую перемену провел весело и с толком. Забил два гола, чем еще больше поднял свой авторитет.
Уроки закончились, ученики дружно и радостно ринулись вон. Учитель увидел, что Джиль нерешительно топчется в дверях. Весело сказал:
— «Уйти нельзя остаться!» Где поставишь запятую?
В результате Джиль больше часа провел у доски — она же демонстрационный экран. Пишешь на нем стилусом запрос, читаешь ответы. Учитель ушел, напомнив любознательному ученику выключить всё и активировать сигнализацию, когда закончит работу.
Так Джиль и сделал. Прошел пустынным тихим коридором, спустился по широкой лестнице на первый этаж. У выхода его ждал малец из интернатских.
— Опять? Прошлый раз ты меня подвел. Не вернулся сразу в школу, где-то шлялся. Мне из-за тебя влетело.
Первоклашка зашмыгал носом.
— Я больше не буду… — универсальный ответ всех детей во все времена.
Джиль взял его за руку и так провел через калитку. Что такого в этом чугунном шедевре, что одних она пропускает свободно, а других нет? Джиль всегда мог войти и выйти, а малец — только войти. Джиль довел его до лавки, где торговали сладостями. Учеников там отоваривали за счет школы.
Когда выходили, малый обеими руками держался за кулек с конфетами. В таком эйфорическом состоянии он вряд ли способен на вредные фокусы. Не убежит и не отправится шаболдаться, как в прошлый раз. Но рисковать Джиль не хотел. Предложил:
— Проводить тебя, на всякий случай? Мало ли, кто на сласти позарится.
Уловка сработала. Джиль сопроводил подопечного до школы и с чувством выполненного долга отправился домой.
После ужина отец с мамой уселись перед телевизором — смотреть очередной сериал. Дед ушел, объяснив, что у него сегодня дежурство. Отец сказал вдогонку, мол, синекура бы подождала. Дед уже был на пороге, но услышал и проворчал:
— Это без вас можно обойтись. А без меня нет.
И сердито хлопнул дверью. Через полчаса издалека донесся раскатистый гул, в окнах зазвенели стекла. Станция обороны произвела очередной залп по Врагу.
— Там же всё на автоматике, — сказал отец. — Зря он так переживает.
— Папе нравится чувствовать себя нужным, — ответила мама.
Джиль ушел к себе, вроде как делать уроки. Вынув из школьного рюкзачка рацию, он извлек из нее микросхему. Подражая учителю, осторожно держал ее пальцами за оба края. Пробрался с ней на кухню. Там, на полке в стенной нише стояла микроволновая печка.
Джиль аккуратно выставил на регуляторах температуру 220 градусов и время 7 минут. Положил пластину микросхемы внутрь. Закрыл дверцу и включил печку. Всё по инструкции, найденной сегодня в школьном архиве. Крайнее средство. Или поможет или нет.
Когда время истекло и печка с тихим звяком выключилась, Джиль кухонными щипцами вынул тарелочку, в которой лежала микросхема. И отнес к себе в комнату. За окном почти стемнело и Джиль зажег настольную лампу. Подождал пока пластинка остынет и вернул ее в рацию. Перед тем, как закрыть крышку, прочел надпись на внутренней стороне. «Subetero ligulo. Mago Novoterra». Задумался. Не всегда удается понять сложное слово. Sub — устаревшая форма предлога «под». Etero — кто его знает, что такое? Ligo — «связь», Ulo — «инструмент, устройство».
Нажал на кнопку. «Устройство» молчало. Потом на нем засветилась узкая полоска с яркими зелеными буквами: «Прием». Работает?! Ожог никогда ранее не испытанной светлой радости еще не прошел, как из приборчика донесся высокий детский голос:
— Ты кто?!
Бобби больше всего ненавидела здешнее утро. Спозаранку верещит… «верещалка», по другому не скажешь. Выскакиваешь, не разлепив глаза из кровати, вместе с такими же пятнадцатью несчастными девчонками. Сталкиваешься спросонья с Теей, ее кровать рядом. Бегом в умывальную комнату. Коридор полон топота — из всех спален мчатся не отошедшие до конца от сна девочки и мальчики.
Слышен резкий голос Лейсан — школьной охранницы. В очередь, в очередь, в очередь. В темпе, в темпе, в темпе — не вы одни хотите умываться и чистить зубки. Да не хотим, к той самой матери! Бобби ругалась только в мыслях, верная слову, которое они с Теей дали друг дружке. Тея крепилась тоже. Хотя видно, как иногда ей хочется заорать и послать всё и всех в то самое, известное место. И горько заплакать. Нет уж. Пусть пацаны рыдают. Говорят: в их комнатах кровати двухэтажные — так кто-то по утру сверзился и разбил нос. Рева и соплей было много.
В трусах и майках во двор, на пробежку. Лейсан с утра полила двор из шланга, чтобы прибить пыль. В одном краю двора девчонки, в другом пацаны, глотая утренний, пахнущий мокрой землей воздух, нарезают круги… Бегают, то есть. Потом раз-два, ноги шире, руки туда-сюда, наклоны взад-вперед… Намахавшись попами и другими частями тела — одеваться и на завтрак.
В столовке опять же — лопай и не мешкай. Вскоре «тьма египетская» наступает — обычное утреннее затмение, когда восходящее солнышко скрывается за Гатором. Вон он, огромный и темный в небе висит, с места не сходит. Никогда. Зато почти час свободный в запасе, перед началом занятий. Кто не успел выучить-списать-повторить — не мешкай. Бегом в школьный вестибюль — на это время там включают свет. Бобби как-то спросила у Лейсан: что такое египетская темнота, но та пожала плечами. Так иногда говорят, вот и всё.
Сестрам ни доучивать что-то, ни списывать нужды в этот раз не было. Отошли, пока совсем не стемнело, в облюбованный уголок двора — узкий проем между забором и стеной школьного здания. Сиденье от парты служило подобием скамьи. Хорошее место — грустить в одиночестве, глядя вовне. Там смыкались две улицы — главная, с которой когда-то (не так уж давно) они вошли в эту школу-тюрьму, и переулок, на другой стороне его находилась продуктовая лавка. Хрен туда сбегаешь. Как везде, невидимая, упругая стена силового поля не давала даже дотронуться до забора. Между ним и силовым полем оставался промежуток около метра.
Послышался голос Кати:
— Чего расселись, как тараканы в темноте?
— Темно, вот и сидим, — отозвалась Тея. — Посиди и ты вместе с нами.
Катя, вытянув руки, осторожно подошла к ним.
— Я по двору могу ходить с завязанными глазами. Уже всё до камешка выучила.
— А нас как нашла?
— По дыханию. Вы сопите, как два паровозика.
Тея хихикнула.
— Врешь. Ты просто видишь. Мы тебя тоже видим.
Глазам, привыкшим к темноте, достаточно света Звездного облака.
— Я придумала, как выйти! — заявила Катя.
— Как?!.. — хором воскликнули сестры, а Катя предостерегающе прошептала: — Тшш-ш! Не орите…
Судя по тому, что на улицу свободно можно выбросить хоть камень, хоть яблочный огрызок, система охраны не отличает живое от неживого. Но когда мальчишки поймали где-то мышь и запулили ее наружу, то бедняжка не преодолела невидимую преграду и упала тут же, оглушенная.
— Пацаны… они глупые, злые… пинали ее, издевались. Она умерла. Тогда ее снова выбросили и она улетела далеко, аж на улицу. Там ее коты съели. Прогнали собаку — она первая примчалась и съели.
— Ну… и что? Дохлая мышка или камень. Оба неживые, — Тея пожала плечами. — Какая разница?
— Как ты не поймешь?! Яблоком я могу бросить так, что через улицу улетит. Оно — живое! Посади семечку — дерево вырастет. Но, выкинуть отсюда живую мышку — не выходит! В чем разница? Ты видишь?!
Тея медленно сказала:
— Яблочко… — безмозглое. Оно — не думает. Кто умеет думать — тому выхода нет.
Бобби удивленно спросила:
— А как перестать думать? Я вот думаю, что надо не думать, а получается: всё равно думаю!
Все трое замолчали. Шли минуты, постепенно становилось светлее. Скоро темнота пройдет совсем, тогда прозвенит звонок. Первый урок — арифметика.
Катя задумчиво пощипала пальцем нижнюю губу. Потом сказала:
— Очень просто. Задушите меня. Вдвоем. Моими же косами. Когда я потеряю сознание, вытолкните меня наружу.
Катя обернула обе косы вокруг шеи и кивком предложила сестрам тянуть их в разные стороны.
— Потихоньку. Не изо всей дурацкой мочи.
Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
— Давайте!
Мелинда подошла неслышно, как она всегда это делала. Интересная игра — придушить девочку. Здорово будет попробовать. Но что-то тревожило и она медлила. Сама того не сознавая, с некоторых пор Мелинда начала заранее обдумывать последствия своих поступков.
— Вдруг у тебя остановится сердце — мы тебя не откачаем, — сказала Тея.
— Мы маленькие и слабые. Тут руки крепкие нужны… массировать… — продолжила за нее Бобби. — Пока взрослых позовем — брякнешься и помрешь.
— Да что вы знаете про мое сердце?.. — возмутилась Катя. — Это всего на несколько секунд. Я видела, как мальчишки играли. И ничего… Кто-то когда-то умер, но это — редкость. Что-то не так сделали. И ничего у того парня не остановилось. Просто поплохело, и…
Ее дыхание пресеклось. Она инстинктивно вцепилась в удавку из собственных волос, стараясь ослабить, но тут Бобби и Тея сами отпустили ее. Похлопали по щекам. Довольно сильно, получилось почти как пощечины. Но даже так почему-то было приятно.
— Молчи и слушай. Всё это зря. Пускай сомлеешь… Стенка всё равно не пропустит, — сказала Тея.
— …Выйти сможешь только мертвой… — пояснила Бобби.
Катя ошеломленно переводила взгляд с одной близняшки на другую.
— …Эта стенка — очень глупая…
— …Она не разбирает: есть у тебя мозги, думают ли они…
— …Ей важно, что у тебя есть сердце! Она его слышит. Пока оно бьется, ты не убежишь. Мы тоже. Вообще никто, у кого в метке на руке не записано, что можно.
— …Вот. Мы немножко тебя побили. Ты извини.
Мелинда исчезла так же незаметно, как появилась. Сделал дело — гуляй смело. А девчонки пусть дальше ломают головы. Это вам не задачки по арифметике решать.
Сестры расправили Катины косы.
— Растрепали тебя. Давай, заново заплетём?
Катя охотно бы согласилась, но вдали уже вовсю заливался звонок.
— Не успеем! На перемене сделаете. Сейчас идемте… страдать и мучится.
— Отчего мучится? — полюбопытствовала Бобби. — Ты же таблицу умножения помнишь?
— Эх, вы — тёмные! У нас задачи: с иксами, игреками! От некоторых… без всякой душилочки в обморок валишься. На перемене я вам покажу.
— Обморок?
— Задачу! А упадете от нее вы.
Катя сдержала слово. На большой перемене, в том же тенистом уголке двора, где они познакомились, у песочной ямы, она на простых примерах объяснила сестрам задачу с неизвестными. Против ожидания, девочки легко приняли идею, что «неизвестные» — это числа, которые до поры до времени содержатся в секрете и зашифрованы буквами. Правило переноса с обратным знаком близняшки тоже вроде бы усвоили.
— Теперь слушайте! У меня (не скажу по сколько) яблок и апельсинов…
— Не надо яблок, я хочу персиков! — Бобби была непреклонна.
— Хорошо. У меня персиков и апельсинов — всего восемь штук.
— Ну и жрешь же ты… — вставила Бобби.
— Молчи пока. Если количество персиков умножить на него же и отнять апельсины, то получится четыре. Сколько у меня тех и других?
Она с ехидцей наблюдала, как смешные девчонки, пыхтя от усердия, рисовали прутиком на песке систему уравнений:
X + Y = 8
XX — Y = 4
Довольно скоро они сообразили, что XX + X = 12. Катя, храня серьезную мину, а в душе давясь от смеха, наблюдала за их напрасными потугами. Квадратное уравнение первоклашкам не осилить. Потому что формулу не знают. Чертили что-то палочками на песке, затирали ладонями и пробовали снова… Пустой номер.
Под конец, не вынеся их мучений, Катя сжалилась.
— Попробуйте подбором. Икс равно один — не подходит. Два?
Сестры тупо смотрели на нее. Переглянулись и опять молча на нее уставились. Катя потеряла терпение.
— Три! Умножить на три, будет девять и прибавить столько же. Вот вам двенадцать! Значит: три персика и пять апельсинов! Понятно?
Бобби небрежно уселась на скамейку, губы у нее изогнулись в лукавой улыбке.
— Минус четыре! — сказала Тея. — Минус четыре на себя — это шестнадцать и минус четыре. Вас… не учили отрицательным числам?
Катя обомлела.
— У… ээ-э… Скажи на милость, как ты себе представляешь минус четыре персика и двенадцать апельсинов!?
— У тебя нету персиков. Ни одного… Но четыре ты кому-то должна. Например, нам. Отдашь, когда сможешь.
Тея ласково погладила Катю по голове.
— А если зажилишь, то будем щипать тебя и дергать за косы каждый день, пока не расплатишься.
Захлебнувшись хохотом, Бобби слишком сильно откинулась назад и свалилась со скамейки, задрав ноги. Тея кинулась к ней на помощь, споткнулась о Катину вытянутую ногу, и шлепнулась ничком на мягкий песок. Хорошо смеется последний, и Катя вдоволь отвела душу.
— Я же… говорила… что вы рухнете!.. — вымолвила она, наконец.
Чьи-то босые ступни прошлись по песку, затаптывая уравнения и мечты близняшек о персиках.
— Ну-ка, все пошли вон! — сказал Ант. — Мы здесь прыгать будем.
Анна Стефани собиралась домой. Школота после уроков разбрелась, кто куда. Это так говорится, а на мониторе у Лейсан всё, как на ладони. Девчонки играют в волейбол. В дальнем углу двора слышна возня и вскрики. Пацаны заняты бегом и прыгом… э-э… Беготней и прыготней. Верховодит у них Антон Айдахо. Анна задумалась, замедлила шаг… Надо кое с кем обсудить одно дело.
Элмер Мид — ведущий учитель, еще не ушел. Он с удовольствием рассматривал на мониторе результаты сегодняшних уроков. Так-то, братцы. Разработанная им передовая система обучения доказала свою эффективность. Не нужны больше все эти «вызовы к доске», когда ученик, девочка или мальчик, дрожа и потея, пытаются ответить на вопрос, или решить пример. Когда личность учителя подавляет нежную психику ребенка.
Новый поход к преподаванию, открытый Элмером Мидом, заключался в следующем. После объяснений учителя, на доску выводится вопрос или задача. И пять вариантов ответа. Чтобы узнать: какой правильный — задачку нужно решить. Чем дети и занимаются, на своих местах, спокойно, без паники и лишней спешки. Получив ответ, ученик нажимает на крышке парты одну из пяти кнопочек: номер ответа. Элмер сам спроектировал и установил в классе соответствующую релейную схему.
Кое-кто из коллег Элмера усомнился. Мол, дети будут давить на кнопки в случайном порядке, надеясь угадать ответ. Нет уж, дудки! Вероятность — один к пяти. И учтите, что задач на уроке — три. Вот и подсчитайте, можно ли стать отличником, ничего не зная? Шансы — меньше одного процента.
В приоткрытую дверь вежливо постучали.
— Аня! Заходи! Чем помочь? — он приветливо улыбнулся, смахивая между делом пушинку с брюк.
Видный мужчина — всегда в строгом костюме, гладко выбрит, свежая сорочка и галстук-бабочка. Начищенные штиблеты лаково блестят. Хоть сейчас делай с него фото «Учитель года».
— Я только что просмотрела видеозапись о прибытии. Почему-то никто не подумал…
Элмер нахмурился.
— Разве в ней есть что-то особенное? Устный отчет Стража достаточно полон. Мальчик, за ним две девочки. Кстати, я очень доволен Антом. Его результаты превосходны. Он ничуть этим не кичится, заметь!
— Полюбуйся на своего скромника.
Анна вывела видео на классную доску. Элмер смотрел, кряхтел, ежился. Лицо его медленно багровело. Зло ударив по клавишам, набрал код на коммуникаторе.
— Лейсан! Пришли ко мне Антона Айдахо. И… его соседа по парте и… четверых — кто сидит впереди и позади него.
Великолепная шестерка заявилась вскоре — Лейсан времени не теряла. Тщедушный парнишка — сосед Анта по парте и еще двое мальчиков и две девочки. Ант держался позади всех — погонщик маленького стада. Или… трус, прячущийся за спины товарищей?
Элмер вывел на доску ряд чисел: 0, 1, 1, 2, 3, 5.
— Ант, подойди к доске. Какое следующее число?
— Восемь, — не моргнул глазом Ант.
— Верно. А если вот так?
К числам на доске добавилось еще одно: 0, 1, 1, 2, 3, 5, 8.
— Э… Восемь!
— Почему?
— Потому что… это код у ворот такой: восемь! А числа — для дураков! Сбить с толку!
— Кг-хм-м!.. Оч-чень интересная догадка. У кого-то есть другое мнение?
Мальчики и девочки подавленно молчали, пугливо жались в дверях. Очень мягко и ласково Элмер спросил:
— Кто из вас делает для Анта задания? Наверное — все. Это ведь так легко: надо лишь сообщить номер ответа. От одного до пяти. Моргнуть, кашлянуть, почесать носик… Да я сам придумаю какой угодно шифр!.. Что же Ант посулил вам за дружескую помощь? Или… просто угрожал?! Вот так незатейливо: побоями, увечьем?
Одна из девочек разрыдалась, закрыв лицо руками. Остальные ребята тоже были близки к истерике. Элмер насупился, повернулся к Анту… И в этот момент Ант прыгнул.
Элмер инстинктивно вскинул руки, защищаясь. Но Ант атаковал не его. Сильный, спортивно сложенный двенадцатилетний подросток одним ударом сбил Анну Стефани с ног. Она попыталась откатиться в сторону, но Ант ударил ее еще раз, по голове. Левой применил удушающий захват. В его правой руке блестел нож, или вернее, резак, сделанный из куска жести от консервной банки. Примитивное оружие. Но вспороть им сонную артерию можно запросто. После этого Анну ничто не спасет.
Кто-то из детей завизжал… Кто-то шумно упал в обморок. Остальные стояли молча, оцепенев от ужаса.
— Молчать!! Убью!! — заорал Ант. Обернулся к Элмеру. — Верните меня на Новтеру! Быстро, я сказал!! Не то я убью ее!!
Элмер испытал изумление, большее, чем страх за Анну. Чёрт, неужели парнишка с самого начала составил такой немыслимый план? Усыпить возможные подозрения, втереться в доверие. В завершение — захват заложника с выдвижением требований…
Стараясь сохранять спокойствие, осторожно ответил:
— Мы сделаем всё, как ты хочешь. Но для этого нужно некоторое время…
— Ааааааа-а-а!!! — завопил Ант, — давай живо! В секунду сослали, в секунду верните!!
Он взмахнул резаком у горла Анны Стефани. Собирался ли он исполнить угрозу, или еще раз припугнуть Элмера — никто так и не узнал. Громкий треск, яркая вспышка — и Ант рухнул на пол. Элмер перевел дух. Молодец, Лейсан.
Она заявилась через минуту, вместе с врачом для перепуганных детей и находящейся в шоковом состоянии Анны. Сказала:
— Ублюдком я займусь сама.
Схватила бесчувственное тело за ноги и поволокла по коридору.
Назавтра школа гудела от рассказов о том, как оборзевшего хулигана шарахнуло с потолка специальной молнией. Ученики спросили Элмера: где теперь Ант?
— Он не вернется. Можете не волноваться.
— Совсем-совсем? — одна настырная девочка жаждала прояснить ситуацию.
Элмер замялся с ответом, зная, что через несколько секунд прозвенит звонок. Когда, после перемены, он возвратился в класс, то увидел на доске крупное, горящее оранжевым светом число: 13.
Обвел взглядом притихший класс.
— Сами догадались? Молодцы.
Все молчали. Зато про Анта никто больше не спрашивал. Ни в тот раз, ни после.
В один из последующих дней, ближе к вечеру, подготовив план занятий на завтра, Анна Стефани уходила домой. Она уже вполне оправилась от пережитого шока, но происшедшее до сих пор сидело в памяти неприятной занозой. Как Элмер мог так облажаться? Не разглядеть агрессивного недоумка под маской примерного ученика? Да и она хороша, и другие учителя. Не пресекли вовремя на корню завиральную идею о «новом подходе» к обучению.
На скамье под ореховым деревом увидела печально поникшую одну из сестер Винер. В руке зажат тонкий, похожий на тросточку прутик. Идти на выход, к калитке, надо было как раз мимо нее. Заслышав шаги девочка подняла голову.
— Добрый вечер… — сказала Анна. Кто же перед ней: Бобби или…
— Тея, — вдруг сказала девочка. — Не надо, Анна, смотреть на сканер.
Анна Стефани смутилась.
— Мне трудно вас различать. Извини.
— Зачем нас различать? Если мы кажемся одинаковыми?
Бесхитростный вопрос поставил Анну в тупик. Чтобы сменить тему, она спросила:
— А где твоя сестра? Обычно вы вместе.
— Уроки делает.
Слова: «Бобби трудится, а ты филонишь?» застряли на языке, потому что Тея пояснила:
— Ее очередь.
— А ты отдыхаешь? — Анна мысленно похвалила обеих. Ловко девчонки устроились. Могли бы каждый день делить домашку поровну, сокращая этим время вдвое. Но решили выполнять ее поочередно. Тем самым регулярно даря друг другу свободный вечер.
— Я играю.
Анна пригляделась. На тонком слое пыли, покрывавшем дорожку, нарисован треугольник.
— Что это? — она изобразила вежливое любопытство.
— Треуголка.
— Что же в ней интересного?
— Она очень забавная.
— Как это?! — странные речи девочки встревожили Анну.
Тея вновь принялась чертить прутиком.
— Углы бывают маленькие и большие. Или — средние, как углы в нашем дворе. Вот. А в любой треуголке: если углы сложить — всегда получается два средних угла.
Тея улыбнулась, пожав плечами.
— Никак не ожидала!
Анна, онемев, вглядывалась в смеющееся личико. Этого не может быть! Девочке еще нет семи. И она только что самостоятельно открыла классическую теорему геометрии!
Сумма углов треугольника равна 180°.
— Элмер, ты не хочешь меня понять! Вот ни капельки!..
Анна Стефани почувствовала неловкость от своей горячности. Надо быть сдержанней. Элмер Мид деликатно не подал вида, что заметил ее смущение. Терпеливо объяснил:
— Девочке рассказал теорему кто-то из старших. И она не преминула тебя удивить. В результате ты ночь не спала, а поутру кинулась ко мне, делиться новостью. Мол, в нашей школе нашелся истинный талант. Вот, что я тебе скажу: хватит с нас юных обманщиков! И обманщиц…
Элмер вздохнул, сокрушенно покачал головой. Добавил:
— Иди к своим. Пока совсем не взбесились. Слышишь, как орут?
Гам и визг сразу стихли, когда Анна вошла в класс. Захлопали крышки парт, дети шумно встали. Анна улыбнулась.
— Доброе утро! Здравствуйте все!
Ответное «здрасте» прозвучало громко и, как всегда, немного вразнобой. Да и ладно, не в армии мы. Взмахом руки показала, что можно сесть.
Начала по очереди вызывать с домашним заданием. Не по алфавиту. Не по заранее составленному списку. Система была секретом Анны, который до сих пор никто не разгадал.
Румяный, круглолицый мальчик закончил декламировать стишок и, довольный, вернулся на место.
— Очень хорошо, Рик. А сейчас… к нам выйдет…
Анна выдержала драматическую паузу.
— Роберта Винер!
Бобби, задумчиво склонившаяся над тетрадью, вздрогнула. Уронила ручку, та упала на парту, затем скатилась на пол. Бобби нагнулась ее поднять и долго елозила по полу, тихо бормоча и фыркая. Кажется, она даже сказала, невзначай, непечатное слово. Наконец, поиски увенчались успехом. Бобби выпрямилась, торжественно водрузила ручку в чернильницу. Подняла голову.
— А?
— Иди сюда, Бобби. Повернись лицом к классу. Ричард рассказал стих. А что ты нам приготовила?
— Я?..
На личике Бобби отразилось мучительное раздумье. Кто-то хихикнул на задней парте и умолк под грозным взглядом Анны.
— Да, ты. Что ты нам расскажешь?
Бобби мотнула головой.
— Нет. Стих не хочу. Просто…
— Проза, — подсказала Анна. — Начинай.
Бобби так долго молчала, что Анна решила вернуть ее за парту. Девочка явно не готова. Но тут послышался ее голосок. Сперва тихий и сбивчивый, он скоро окреп, приобретая временами легкий заговорщицкий оттенок.
— Посадил однажды человек картошку, и забыл про нее. Осенью пришел выкапывать, а картошка… ему и говорит: «Явился не запылился! Как поливать, да окучивать, так нет его. А копать — вот он, здрасьте!»
— Испугался человек! Бросил лопату и наутек! Навстречу ему ткач, с новым ковром. «Куда бежишь?» «Да, вот, посадил я картошку, пришел выкапывать, а она мне говорит…» «Эка невидаль! Что тут страшного?» — засмеялся ткач. «Это как посмотреть», — молвил ковер у него на плече, — «Некоторые очень нервно реагируют…»
— Уронил ткач в испуге ковер и тоже побежал. Бегут вместе. Навстречу рыбак с сетью. «Что случилось?» «Моя картошка заговорила!!» «И мой ковер!!»
— Удивился рыбак: «Быть того не может!» «Еще как может!» — огрызнулась сеть. «Ой-ой-ой!» — закричал рыбак, бросил сеть, и побежал. Бегут втроем, прибежали к судье. Тот сидит в кресле, пиво пьет. Чуть не поперхнулся от неожиданности. «Кого убили?! Кого ограбили?!»
— Втроем наперебой стали рассказывать про говорящие вещи. Нахмурился судья. Рассердился. «Что за чушь вы несете!? Убирайтесь, пока в тюрьму вас не посадил!»
— Беспокойная троица ушла. Судья проворчал им вслед: «Какой только ерунды не выдумают люди!» «Да уж. Редкостная ахинея», — согласилось кресло под судьей. «ААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!» — завопил в ужасе судья, вскочил и побежал, куда глаза глядят!..
Бобби закончила рассказ. Шмыгнула носом. Утерла пот со лба. Пригладила растрепавшиеся темно-каштановые волосы. Хорошо, что стрижка не длинная. Глубоко вздохнула и медленно выдохнула через рот, надувая щеки. А вы-то сами попробуйте поизображать всё в лицах! Походить взад-вперед, побегать на месте, покривляться и поорать. Неудивительно, что устала. Изнемогла!
Ее переживаний никто не заметил. Анна Стефани задыхалась от смеха, а хохочущие дети разве что не валялись под партами. Аплодисменты мешались с возгласами: «Во, даёт!» «А-артистка!!» «Еще! Еще!» Кто-то от переизбытка чувств оглушительно хлопал крышкой парты.
— ЧТО ТУТ У ВАС ПРОИСХОДИТ?!
Донельзя сердитый Элмер стоял в дверях. За его спиной возмущенно топтались еще трое учителей.
— Что за адские вопли? Вы сорвали уроки на всем этаже!
— Вот, уже и с первого бегут…
— Что такое…, что случилось?..
— Революция… — буркнул Элмер. — Возмутительный крах дисциплины и учебно-воспитательного процесса.
Тея, до того спокойно взиравшая на окружающий бедлам, вышла из-за парты, подошла к сестре, ласково обняла за плечи. Бобби, поймав строгий взгляд Элмера, растерянно пояснила:
— Я только сказку рассказала…
В коридоре слышался топот, визги, смех. Лишившиеся учительского строгого присмотра, младшие школьники разбегались из классов. Те, кто постарше, осторожно выглядывали из дверей, постепенно смелея. Скоро и они последуют нехорошему примеру. Включилась школьная аудиосеть, суровый голос Лейсан оповестил:
— Большая перемена! Всем отсмеяться, побегать, попрыгать, успокоиться!
И грянул звонок.
— Коллеги! Хотите — возмущайтесь, хотите — нет… Но должна сказать, что поставила Роберте Винер «отлично» с двумя плюсами. Попросив впредь так не усердствовать. Объяснила, как вредно часто переутомляться. Будет новогодний вечер, тогда пожалуйста. Резвись вволю.
В битком набитой учительской на доске прокручивалась запись злополучного урока риторики.
— Вот этот момент повторите! — попросил кто-то. — Как девочка сохраняет равновесие, изображая судью, сидящего в кресле? Будто застыла в воздухе…
— У нее задатки балерины…
— У обеих… Вы наверно, не видели, что они на физкультуре вытворяют…
Перечислили и другие эпизоды, когда сестры Винер демонстрировали ловкость и отточенную координацию движений. Заспорили: всегда ли развитая моторика сопрягается со столь же развитым интеллектом? Конечно — нет! Близняшки сгодятся в танцевальную или акробатическую группу, а вот с умишком у них — не очень.
Чей-то резкий голос возразил, что проблемы с умишком не у девочек, а у педагогов! Взять, хотя бы, пресловутый «новый поход к обучению» — оказавшийся идеальным средством для создания разветвленной сети обмана и дезинформации…
Элмер побагровел, сорвался на крик. В ответ ему припомнили другие показушные мероприятия и… про скандал со срывом уроков как-то позабыли. Не быть несчастному Элмеру Миду «учителем года». Вон как перья с него летят…
Анна Стефани не участвовала в обсуждении. Сидела молча, в глубокой задумчивости. Вспоминала, как в беседе с Бобби упомянула об «игре с треуголками», за которой застала ее сестру. «Твоя сестра — великий теоретик», — пошутила она тогда. «Тю…», — пожала плечами Бобби, — «Это же глазовидно… ой, очевидно». Анна попыталась поймать ее на слове. «Покажи!» Бобби вырвала листок из тетради, оторвала от него кусок в виде треугольника. «Сгибаем. Все углы вовнутрь, друг к дружке. Вот так!» Анне оставалось только развести руками. В самом деле: наглядно и убедительно. Евклид отдыхает, нервно покуривая в сторонке.
Услышала заключительные слова Элмера. Он, как обычно, сумел выйти сухим из воды.
— Благодарю коллег за принципиальную и конструктивную критику! Я учту ее в своей работе. Что же касается сестер Винер… кх-м… я позволю себе вернуться к повестке дня, не возражаете? Они завоевали большую популярность в нашей школе. Чтобы ее поддерживать, предполагаю, будут каждый раз отчебучивать что-то новенькое. Впрочем, Анна обозначила им допустимые границы для проделок. Новых эксцессов, думаю, можно не опасаться.
Вечер. Уроки давно закончились. Время для отдыха или игр. Отчего же дети толпятся в школьном вестибюле? Даже многие старшие — шестиклассники, и те здесь. Сквозь узкие высокие окна льется закатный оранжевый свет. В нем искорками пляшут пылинки. На нижних ступенях лестницы стоят навытяжку сестренки Винер, обалденно одинаковые и симпатично-нахальные.
— Старинная песня! — возглашает одна.
Вторая делает романтично-трагическую рожицу.
— Про первую любовь!
Катя, стоящая в первых рядах слушателей, незаметно подмигивает сестрам. Она вчера помогала им переводить этот текст с англика на тонго. Двойняшки притворяются, что не замечают ее. Обе поднимают взоры к потолку, вроде как от избытка нахлынувших чувств.
Вокруг наступает благоговейная тишина. Петь сестры начинают тихо и проникновенно, каждую строчку по очереди.
Я помню чуднОе мгновенье,
Разволновавшее кровь —
Как неземное виденье,
Первый намек на любовь…
Карие глаза сестренок загораются вдохновением… они продолжают хором, громко и пафосно. Голоса их звенят, отражаясь от стен и высокого потолка:
Свиньям ты пойло носила,
Чистил я скотный сарай.
На ногу ты мне наступила,
Будто совсем невзначай!
Тебя я, дурёху, лопатой
Нежно огрел по спине.
Ты крикнула: «Черт конопатый!»
И улыбнулася мне…
Поздним вечером, когда на небе замерцали первые звезды, Анна и Элмер вместе вышли из здания школы. Им еще о многом надо было поговорить. В дальнем углу двора — месте для вечерних бесед, детские голоса негромко завели песенку, перемежая ее взрывами смеха.
Свиньям ты пойло носила,
Чистил я скотный сарай…
— Элмер! Тебе не кажется, что дети смеются над нами? И заводилами у них…
— Так оно и есть. Не обращай внимания. Главное, сестры Винер вышли из болезненной, странной самоизоляции, в которой находились с самого начала. У них появились друзья.
— А кто их недруги, ты не подумал?
— Ну, те болваны, с которыми их вместе выслали…
— Ты не пробовал выяснить: что вообще произошло? Две девочки, наделенные обостренным чувством справедливости, сумели дать отпор хулиганью. В результате, всю компанию, не разбираясь, кто прав, кто виноват, выкинули к нам. С ошибочной привязкой на местности. Несчастная случайность. Якобы. Тебе не кажется…
— Нет! — резко ответил Элмер. — Не кажется. Есть вопросы, которые лучше не задавать.
— Есть ответы, которые лучше не слышать. Но я скажу. Ты прав: хорошо, что у девочек появились друзья. Но их враги никуда не делись. Такие, что не остановятся ни перед чем.
— Не фантазируй. То была техническая неполадка, или… чья-то нелепая ошибка. С тяжелыми, к сожалению, последствиями. Думаешь: на Новтере все такие безгрешные? И, вообще, что за чушь… Подумай: две сопливки, от горшка два вершка… Откуда у них там появились… взрослые недоброжелатели? Столь ярые. И кто?
Анна мрачно молчала. С темнеющих небес скатилась падающая звезда. За ней еще одна…
Семья Джиля ужинала под низкий, протяжный гул небесных стрел. Так назывались снаряды, которые запускал Враг. Еще ни разу ни один из них не упал на населенный пункт. Вот, что значит: прочная оборона. Так заявил отец, грозно размахивая ложкой. Мама слегка нахмурилась, Дед (так показалось Джилю) тихо ухмыльнулся. Отец ничего не заметил.
— Сынок! Не забывай о священном долге! Когда вырастешь, встанешь в ряды защитников!..
— Да, папа… Я помню… — пробормотал Джиль и выскользнул из-за стола.
— Ты постой, дослушай!..
— Он всё понимает, — сказала мама. — Иди, сын, делай уроки.
— Придет день окончательной победы! Мы встанем с колен! Враг будет разбит! Запомните эти слова!..
Джиль закрыл за собой дверь столовой, и перестал слышать гневный голос отца. Почти бегом добрался до своей комнаты. Да, уроки. Да, конечно. Сегодняшняя победа — не окончательная. Будешь плохо учиться — не сможешь защитить родину от Врага. Но, главное сейчас — другое. Вынул рацию из тайника, который-давным давно устроил в комнате. Включил. Шепотом позвал:
— Эй… Хеди! Ты там?
— Ага. Рада тебя слышать. Добрый вечер, Джиль.
— Доброе утро! В школу собираешься?
— Да. У нас с тобой — полчаса.
Такие дела. Когда у Джиля утро, у Хеди уже вечер. И наоборот. Двое детей, разделенные расстоянием почти в половину окружности планеты, никогда не встречались. Никогда друг друга не видели. Всё, что им доступно — только разговаривать. Даже сейчас они почти ничего друг о друге не знали.
Вряд ли, в таких условиях, между ними могла возникнуть настоящая дружба.
Не говоря уже о любви.
День X — 2
Новенькие объявились поутру. Лишь только отзвенел звонок с первого урока и детвора шумно, весело высыпала на школьный двор… так и возникли эти двое. «Толстый и тонкий». Пацаны — лет по десять. Один — плотненький, круглолицый, светловолосый. Левая рука на перевязи. Второй — долговязый, худенький, волосы с красноватым отливом, лицо в веснушках. Прихрамывает, его правая нога ниже колена заключена в металлический корсет. Полненький бережно поддерживает худенького друга под руку.
Взгляды у обоих напряженные. Другие дети держатся в стороне. Наконец, кто-то из младших издает робкий писк:
— Э…э-й! Железная нога…
И, как плотину прорвало.
— Железоногий и криворукий!
— Калеки!
— Два урода!
— Страшила Мудрый и Железный Дровосек, ха-ха!
Оба мальчика теснее прижимаются друг к другу. Кольцо детей вокруг них сжимается. Школьная охранница Лейсан с хмурым лицом спешит на помощь. Но Теона Винер опережает ее. Проходит сквозь толпу ребятишек, которая молча расступается. Кидает в толпу сердитые слова:
— Оставьте их в покое. Поломать руки-ноги — с каждым может случится.
Обращается к мальчикам:
— Пойдемте, расскажете. Как выбрались? Вы нашли наш костер? Страж говорил, что оставил его для вас.
В углу двора, у знаменитой песочной ямы имени «Отрицательных персиков» начали процедуру представления.
Как оказалось, «толстого» звали Сим, «тонкого» — Тим. До этого сестры знали обоих только в лицо. Как объяснила Бобби:
— Мне некогда было знакомиться, пока вы кидали меня по кругу, а потом подвешивали на дереве. Тея тоже была занята — выручала меня. Давайте теперь. Роберта Винер. Моя сестра Теона. Можно: Бобби и Тея. Это — наша подруга Катя.
— Симон.
— Тимофей.
Наступило молчание. Затем Тим серьезно и торжественно сказал:
— Однажды, действуя по невежеству и недомыслию, мы причинили Роберте Винер страдания и тяжкое оскорбление. Наша вина велика, и так же велико желание ее искупить.
Сим понурился. На бледном лице Тима особенно ярко стали видны веснушки. Он переводил взгляд с одной близняшки на другую.
— Долг возвращен признанием, — ответила Бобби традиционной новтеранской формулой прощения.
Тея буднично добавила:
— Всё. Проехали. Давайте поручкаемся.
После обоюдного пожимания рук, мальчишки рассказали, что никак не ожидали очутиться на Ферне вот так: в мгновение ока. Сим был в гостях у Тима, они играли в «Звездных странников», как вдруг… В одних трусах, да майках и босиком. Участь, от которой Зомбик предусмотрительно уберег сестер.
Костер мальчишки увидели издалека. Яркое пятно в ночи. Хороший ориентир. Всё бы ничего, но когда затряслась земля, то дерево поблизости зашаталось и рухнуло. Погребя под переплетением ветвей обоих пацанов. Сим оказался ранен не так серьезно и, действуя одной рукой, сумел вытащить Тима.
— Мы землетрясение проспали, — вставила замечание Тея. — Хорошо, что на нас ничего не упало. Повезло двум дурам. А по утру прилетел Страж…
Она умолчала о том, как Бобби лазила на дерево и как Страж снял ее оттуда. К чему хвастаться подвигом сестры, если он вышел напрасным?
— …Страж выкинул нас у города. Он еще говорил, что за вами — ему не к спеху. Как же вы без него?
Сим ответил:
— Я понял, что Тимоха идти не сможет, и сделал волокушу. Из сучьев и прочей лабуды.
— С одной рукой? — удивилась Катя.
— У меня-то обе руки остались здоровые, — усмехнулся Тим. — Я рвал на полосы наши майки… Зубами. Связывал узлы. Чтоб вся эта хрень не развалилась. Хорошо — мерзкая лунища светила, как прожектор. Потом я взгромоздился… Сим впрягся и дотащил меня до вашего костра. Пыхтел и хрипел он здорово…
Сим молча погрозил другу кулаком. Тот сделал вид, что ничего не заметил, и бодро продолжил:
— …Следом заявилось это чучело. Страж. Забрал нас. В больнице нас подремонтировали и… сюда. Тоже среди ночи! Наутро — подъем и на урок. Страшная судьба. На какой планете не оказываешься, тебя запихивают в школу!
Приятели попали в класс Кати. Утром обоих привела Лейсан и усадила на заднюю, свободную парту.
— С корабля на бал, — усмехнулась Катя. — Привыкайте. Тут у нас не просто.
Разговор зашел о том, что из школы нельзя свободно выйти. Тея вызвалась показать, что если ты живой, теплый, и в груди твоей стучит гордое и смелое сердце, то фиг ты пролезешь через невидимый силовой забор. А вот камень, щепку, яблочко — кидай в свое удовольствие. Улетит за милую душу. Она достала из кармана жилетки яблоко, с сожалением полюбовалась на него, жадно откусила сбоку… Размахнулась, и выкинула яблоко наружу. Хотела выкинуть.
Надкусанное яблоко, описав в воздухе замысловатую траекторию, с той же скоростью вернулось обратно. Оно шлепнулось бы наземь, но Сим ловко подхватил его здоровой рукой, и с насмешливым поклоном вручил Тее. Катя еще никогда не видела близняшек такими сконфуженными.
— Честное слово! Раньше всё получалось! — Бобби изо всех сил старалась оправдать сестру.
Мальчишки, для пробы, швырнули несколько камешков, и тоже получили их назад.
— Да, верю я. Верю, — утешил девочек Сим. — Просто вы перемудрили. Мой дедушка (Оккам его фамилия), говорил, что не надо искать страшное колдовство там, где налицо элементарное жульничество.
Сестры переглянулись.
— Сдается мне, что нету у тебя никакого такого дедушки, — заявила Тея.
Катя прыснула.
— Сим пошутил. Оккам был ученый. Он открыл, что чем проще объясняешь что-то непонятное, тем больше шансов, что объяснение — верное.
— Точно, — подтвердил Сим. — Говорите, раньше получалось швыряться всякой дрянью?
Сестры уныло кивнули. Тим мягко сказал:
— Самое простое объяснение ваших первых опытов вот какое. В момент, когда вы что-то бросали — кто-то выключал силовой щит школы. Сейчас он этого не делает.
— А зачем же… он делал это раньше?! — вскричали сестры.
Глаза у Кати округлились. Сим прикрыл рот ладонью, вроде как скрывая ухмылку.
— Развлекался, — ответил Тим.
— Лейсан… — прошептала Тея. — Лейсан, зараза, мать ее так…
Бобби с кривой ухмылкой добавила:
— Она еще как-то вякала, что самая большая свобода — это здесь.
День X — 1
«Это становится традицией», — подумала Анна Стефани. — «Вечерние беседы под ореховым деревом». Чем Тея удивит на этот раз?
Девочка улыбнулась ей. Анной овладела нерешительность. Будет очень неловко, если она ошибется. И нельзя ни в коем случае даже краешком глаза взглянуть на сканер. Так похожий на наручные часы.
— Как дела… Бобби?
— Хорошо. Как вы угадали, что я — Бобби?
— Ты сперва улыбаешься, потом говоришь. А твоя сестра — наоборот.
— Я ей это скажу. Вдруг ей понадобится притвориться мной, а она не сможет.
— Конечно, скажи. И есть еще одно различие. Ты по натуре — художник. А Тея — математик.
Бобби задумчиво подергала прядку темных волос на лбу. Но никак не прокомментировала утверждение Анны. И, похоже, ждала продолжения.
Анна решилась. Этот вопрос запрещалось задавать детям. И в сопроводительных документах, пересылаемых с Новтеры по субэфирному каналу, сведения об этом всегда отсутствовали.
— Бобби… Скажи мне… Кто твои родители?
— Папа, Гораций Винер — прораб. Мама, Нойс Винер — домохозяйка. В Олдемине мы жили по адресу: улица Черной Воды, дом 25…
Девочка отвечала уверенно — так твердят заученный урок. Адекватный семилетний ребенок обязан знать, кто его мама и папа и где он живет.
— …А на Новтере: Коммуна Отступников, дом Ватанабо.
Анне показалось, что либо она ослышалась, либо Бобби что-то путает.
— Подожди. Я не поняла. Как далеко от Олдеминя до Коммуны… как их там… Несогласных?
Бобби пожала плечами.
— Ху… кто его знает! Кевин, ой… то есть Наставник Ватанабо говорит, что измерять расстояние от Мира до Новтеры — всё равно, что измерять расстояние между двумя кляксами на оконном стекле. Когда одна — на внутренней стороне, а другая — снаружи…
Бобби растерялась, заметив неподдельное изумление учительницы. Обычно такой уверенной и хорошо владеющей собой.
— Ой… Я опять что-то ляпнула?
— Нет. Всё в порядке. Просто твой рассказ меня удивил. Настолько интересный. Если тебе не трудно, то продолжай…
Так Анна Стефани стала вторым человеком на Ферне, узнавшем о существовании Мира.
— …Значит, Мир — это планета? Она больше чем Ферн или Новтера. Почему ты так думаешь?
— Горизонт дальше, — простодушно объяснила Бобби.
— И… Мир, он же — огромный и единственный материк?
— Да.
— Хм… Экономно. Раз он один, то зачем изобретать ему особое название.
— Есть еще остров. На западе, за проливом…
Остров тоже оказался не просто «остров», а Остров с большой буквы. Как и Пролив, именуемый еще Рубиконом. И, как выяснилось, многие десятилетия Остров правил фактически половиной Мира.
Задавая наводящие вопросы, кое-где переспрашивая, как бы для уточнения, Анна умело вызвала девочку на откровенность.
— …Значит, злую волшебницу звали — Хозяйка Острова? Ее все боялись, от одного ее хмурого взгляда люди падали в обморок. Некрасивая, наверное, была тетка, раз так с нее пугались?
— Нет. Очень красивая. Наша мама. Наоми Вартан.
Изо всех сил стараясь не выдать, как она потрясена, Анна перестала спрашивать, и только слушала. А Бобби увлеклась, ей льстило внимание учительницы и слова с ее губ лились потоком.
— …Нас с сестрой еще не было на свете, когда всё кончилось! Мама уехала в Олдеминь. Там ее нашел папа и они поженились. Потом приехала Глория! Раньше она была фрейлиной мамы. А после… родились мы! Мама никогда-никогда не рассказывала нам о том, что было раньше. Ведь правда, как представлю, чтобы у меня были страны, люди, города… А потом бы я всё… рр-раз! И проеба… Ой! Простите…
— Ничего. Я поняла, что ты хотела сказать. Если одномоментно взять и утерять такое великолепие… То понимаешь, что хвастать нечем и лучше помалкивать. Тебе не обидно за маму? За ее неудачу. Утрату власти, влияния. Провал всех замыслов… Поспешное бегство в глушь… в безвестность. Жизнь под чужим именем. Когда лишь инициалы напоминают тебе об имени прежнем. Славном, грозном, жестоком…
Бобби упрямо вздернула подбородок.
— Нет! Нам с Теей на всё такое плевать! Если бы мама продолжала заниматься этими глупостями, то мы бы никогда не появились на свет!
День X
Лейсан увидела одну из сестер Винер посереди пустынного двора. Уроки закончились, в столовке накрывали полдник. А здесь, снаружи бушевал ливень и высокий колпак силового поля, защищавший двор, был отчетливо виден. Вроде туманной полусферы. В сером, клубящемся тучами небе беззвучно вспыхивали молнии. Так же беззвучно проехал по улице броневик Национальной гвардии с буквами «ДК» на борту. Ничто не проникнет снаружи. Ни камень, ни пуля, ни звук.
— Что ты здесь делаешь? — спросила девочку Лейсан. — Иди, лучше, поешь. Не то всё вкусное другим достанется.
— Смотрю. Я просто смотрю. Разве нельзя?
— Можно, конечно, — добродушно согласилась Лейсан. — Это из-за Джестера погода безобразничает.
— Я поняла. За тучами не видно, а он близко. Большой и страшный.
Общая для Ферна и Гатора луна — Джестер, совершала один оборот чуть меньше, чем за трое суток, в направлении, противоположном вращению планет-хозяек. Поэтому периоды его максимальной близости приходились на разное время. Как когда. Сегодня это случилось днем. Сложную, похожую на многолепестковый цветок, орбиту Джестера можно вычислить только на компьютере. Задача трех тел, понимаете ли. Аналитически нерешаемо.
Всё это Лейсан не собиралась объяснять, впрочем, вряд ли объяснения заинтересуют девочку.
— Иди, — повторила она, — Нечего тут скучать и печалиться.
Их взгляды встретились. В этот миг Лейсан, хотя так и не глянула на наручный сканер, вдруг непонятным образом уяснила, что перед ней — Тея Винер. «Я всё понимаю», — сказал взгляд девочки. «Это ты — одинока. Твои дни проходят здесь в тоске и печали. Которую ты старательно скрываешь от всех».
Лейсан вздрогнула. Наваждение исчезло. Тея опустила голову и, загребая носками туфель, медленно побрела к зданию школы.
В эту же самую секунду Мелинда сделала потрясающее открытие. По-правде говоря, это произошло еще на Новтере, но тогда Мелинда не поверила сама себе. Избегала вспоминать об этом, убеждала себя, что всё — случайность. А не сознательный фокус, который она проделала над Наставником Ватанабо. При том, что он — ничего не заметил! Как ничего не заметила сейчас Лейсан.
Но настало время сказать себе правду. «Ты можешь и ты сделала».
Тея вошла в столовую, Бобби замахала ей рукой.
— Сюда! Держим место, караулим твою порцию!
Тея неторопливо подошла, втиснулась на скамью рядом с сестрой. Ела молча, быстро, не глядя по сторонам. Бобби микроскопическими глотками допивала компот, чтобы закончить трапезу одновременно с Теей. Так всё и вышло — обе разом встали из-за стола.
Кто-то из младших спросил:
— Сегодня будет представление?
Тея обвела взглядом обступивших их мальчишек и девчонок.
— Будет.
— Когда?! — всеобщий возглас вызвал у нее слабую улыбку.
— Сейчас. Может, ничего выйдет. Вы будете смеяться, мы — стыдиться и плакать.
Тея посерьезнела, а Бобби скорчила горестную рожицу. Большинство детей, конечно, не различали Бобби и Тею. Но все и так поняли, что сестрички волнуются и всерьез опасаются провала. Хором заверили обеих, что смеяться над ними никто не станет, давайте, пробуйте…
С гордо поднятыми головами, держась за руки, сестры промаршировали к выходу, торжественно спустились по леснице, вышли из вестибюля на школьное крыльцо.
Дождь закончился, наверху яснело послеполуденное небо, в нем на западе бледнел серп Джестера. Никаких подземных толчков не ощущалось, хотя нашлись те, кто уверял, что почувствовал легкую качку, когда спускались по леснице.
— Компот в голову ударил, — съязвил кто-то.
— Смейся-смейся, пока потолок на голову не упал!
Шутку не поддержали, признав неудачной. Известно всем, что здание школы сейсмо-устойчиво. Но зубоскались на эту тему всё же не надо.
В том же парадном темпе, близняшки вышли во двор и встали спина к спине. Синхронность их движений поражала. Все смотрели на сестер молча, в напряженном ожидании. А они обе смотрели: одна на запад, другая на восток. В одной и той же позе, как зеркальные отражения друг друга.
Так же четко и выверенно начали движение, удаляясь друг от друга. И-раз, и-два… Левой! Правой!
— Во, дают… — прошептал кто-то.
— Скоро придется остановиться, не то лбы порасшибают…
— Ничего, стенка мягкая… Просто шлепнутся, если не угадают, где тормозить…
Обе девочки домаршировали каждая до места, где должно ощутиться сопротивление невидимой стены силового поля. Действие равно противодействию. С какой силой впулишься в стенку, с той же она тебя и отвадит. Такие милые близняшки очень рискуют оконфузиться.
Не встретив никакого видимого сопротивления, каждая из сестер дошла до деревянного щелястого забора, окружавшего обширный школьный двор. Подскок, подтягивание, прыжок… В один миг обе девочки оказались на той стороне!..
И со всех ног кинулись бежать!
Лейсан услышала пронзительный многоголосый всеобщий вопль. Выскочив во двор, застала сюрреалистическую картину. Кричащие, плачущие, истерично смеющиеся дети бились, как птицы в клетке, о невидимую, но непреодолимую преграду. Одна из девочек безудержно рыдала, закрыв руками лицо. Сканер показал, что это — Катриона Данте. Двое мальчиков, новенькие из того же класса, напрасно пытались ее утешить.
— Зачем они так? Они меня бросили!..
И повторила в отчаянии:
— Они всех нас бросили!
«Путь тебе держать на запад, мне в другую сторону…» Тее вспомнилась старинная детская считалка. Ей как раз и досталась «другая сторона» школьного двора, выходившая на восток. Под ногами стелился узкий, местами не просохший от дождя тротуар. Налево — улочка выведет на главную магистраль городка, которой они с Бобби не так давно пришли в этот странный мир. В отличие от родной планеты — «мир» с маленькой буквы. Направо — путь неизведанный, его Тея и выбрала. Припустила бегом, зная, что на другой стороне, параллельным курсом, изо всех сил спешит Бобби.
Мелинде пришло в голову (в обе головы, если на то пошло), что ею сейчас совершена тяжелая ошибка. Бегство без подготовки, без заранее составленного плана. На одних эмоциях и жажде свободы. «Я не знаю жизни, не знаю людей. Что из того, что дважды удалась замечательная проделка? То, что сработало с людьми, исполненными доброжелательства — не факт, что выйдет с другими…»
На худой конец, она может вернуться. Позорный финал, и вряд ли выйдет повторить попытку с иным, более успешным результатом. В общем, вариант на крайний случай. С этой утешительной мыслью Мелинда продолжила действовать «по обстоятельствам». Как бог на душу положит. Впрочем, в бога Мелинла не верила. Слишком много беспорядка, нелепостей, обид и горя в этой жизни, чтобы взять, да поверить, будто всем заправляет добрый, благостный дедушка. Можно, конечно, допустить, что бог создал мир и людей в нем, в расчете на то, что мы сами решим все наши проблемы… Вот, человечки, вам свобода воли и… вперед! Тогда, один хер, есть бог или его нет. Раз уж всё в наших руках.
Тея остановилась. Здесь ее путь пересекала улица, замыкавшая южный край школьного двора. Быстрый взгляд направо. Вдалеке — маленькая бегущая фигурка. «Вот ты где, сестренка! Давай скорее ко мне! Прости, что твой путь вдвое длиннее моего».
Не одолев и половины пути, Бобби вдруг споткнулась, обхватила правую руку левой. И продолжала бежать, уже не так быстро. «Берегись!» Тея уловила мысль сестры, но было поздно. Что-то треугольное, стремительное, противно жужжащее, ринулось на нее с неба. Как металлическая хищная птица. Тея кинулась прочь, не разбирая дороги. Ощутила резкий укол в правую икру. Нога подогнулась, начала быстро неметь. Тея упала ничком, удержавшись на руках. Перевернулась на спину, чтобы видеть атаковавший ее дрон. Лягнуть его здоровой ногой? Черта с два, он не подлетит настолько близко, а расстреляет ее издали. Увидела, что Бобби все еще ковыляет ей навстречу. Сестру ранило в руку и яд распространялся по телу медленнее. «Вот и всё, сестричка. Мы попались…» Дрон описал круг и начал новый атакующий заход.
БА-БАХ!
Тея прикрыла лицо руками, защищаясь от посыпавшихся сверху мелких обломков. Ворох железок, размером не крупнее чайной ложки — вот всё, что осталось от дрона. Бобби склонилась над Теей, протягивая ей левую руку. Правая висела плетью.
— Эй, девочки! Быстрее сюда!
Парень лет двадцати, веселый, пшеничноволосый, улыбался им из открытой двери автомобиля. Ой, нет. Совсем то было не авто, а настоящий гравилет! Висящий в нескольких сантиметрах над мостовой, не касаясь асфальта. Четырехместный, ярко-оранжевого цвета. У Кевина на Новтере и то был попроще, поскромней.
Пилот с улыбкой манил их к себе. Он прав: нельзя мешкать. Сейчас Лейсан выпустит еще дрон, теперь, наверное, не один. Сестры, в обнимку, доковыляли до гравилета и дружно ввалились в салон. Как раз в небе появилась тройка дронов. Пилот ухмыльнулся, дверь на шарнирах опустилась, закрываясь.
— Нас не догонят! Поехали!
Земля ушла вниз, а небо распахнулось им навстречу.
Сидя на заднем сиденье, Тея ожесточенно растирала правую ногу, а Бобби правую руку.
— Оставьте, — посоветовал их спаситель. — Само отпустит через полчаса. Есть дело поважнее.
— А? — откликнулась Бобби.
— Нажми рычаг под сиденьем, справа.
Бобби повиновалась. Для этого ей пришлось по особенному извернуться, чтобы действовать здоровой, левой рукой.
— Оо-ой!
Спинка сиденья откинулась, сестры повалились друг на дружку.
— Отлично. Та, что снизу, ложись на живот. Та что сверху, садись на нее. Возьми!
Парень подал штуковину, похожую на пистолет, с широким прозрачным раструбом вместо дула. Бобби осторожно взяла левой рукой диковинное оружие. Скорчила гримасу.
— Нам застрелиться, что ли?
— Закатай сестре левый рукав. Так, правильно. Приставь дуло к чипу.
— Э-э… к метке?
— Да-да, — нетерпеливо ответил парень. — Жми гашетку. Больно, а надо. Давай!
Тея зашипела, дернулась. По ее телу прошла тягучая судорога. Сквозь прозрачную воронку «пистолета» Бобби видела, как вокруг радужно блестящей метки на предплечье Теи выступили мелкие капельки крови. Тут Тея завопила так, словно ее режут. Бобби едва не выронила странное и ужасное орудие пытки, как парень рявкнул:
— Продолжай!
Серебряная метка как будто отклеилась от кожи Теи! За ней следом тянулись тонкие, блестящие, шевелящиеся нити. Тея кричала и дергалась. Бобби навалилась на нее, удерживая. Внезапно Тея обмякла и замолчала. Похожее на пистолет устройство громко звякнуло. Внутри прозрачного раструба вспыхнула искра пламени и извлеченный из тела Теи чип превратился в облачко белесой пыли.
Тея глубоко, со всхлипом вздохнула и заплакала. Бобби слезла с нее, осторожно погладила ее растрепавшиеся, липкие от пота волосы. Прошептала:
— Ну, хватит… Перестань. Кто когда-то говорил, что нам надо привыкать к боли?
Ответ Теи показал, что она позабыла не только собственные давние слова, но и более свежую клятву: не употреблять сильнодействующую и неподобающую юному возрасту лексику.
Парень за штурвалом гравилета одобрительно хмыкнул.
— Крутые девчонки, как погляжу. Полдела сделано. Заканчивайте. Больше никто не сможет вас отследить.
И Бобби поменялась местами с Теей. И так же корчилась, стонала и плакала, пока Тея делала ей ту же самую операцию по удалению идентификационного чипа. И, так же, как Тея, она поняла простую истину.
К боли привыкнуть нельзя.
День X + 1
Из темноты зрительного зала тысячи глаз смотрели на огромный стереоэкран. Сейчас на нем начинал разыгрываться очередной номер.
Из-за высокой ширмы посереди сцены аккуратной походочкой вышла коротко стриженая темноволосая девочка. Из тех, кого называют: «очень младшая школьница». И одета соответственно. Темно-серые брючки, теннисные туфли, немаркого цвета рубашка и синяя жилетка. Жилетка расстегнута, что добавляло непринужденности к облику послушной маленькой ученицы.
Девочка встала, уперев одну руку в бок, другой задумчиво потерла подбородок, пристально вглядываясь в темноту зала. Никто не знал, где именно находилась сцена. Понятно было лишь то, что девочка видит публику на таком же стереоэкране. И не факт, что для нее зрительный зал был темным. Камера, передающая картинку зала, могла иметь значительно большую чувствительность, чем та, что показывала сцену.
— Привет всем. Я — Бобби. Я — девочка, если кто не разобрал.
В зале послышался одобрительный смех.
— Сейчас увидите еще один… экземпляр. Тоже девочка, Тея. Но мне она будет, как мальчик. Номер такой. Всем понятно?
— Она умеет держать зал, — сказал худой, аскетически бледный мужчина в первом ряду, своей дородной, цветущей супруге.
— Тише ты. Смотри!
Зал потрясенно ахнул. Рядом с первой девчушкой появилась вторая. Совершенно такая же! Как идеальная копия первой! Без малейших отличий в облике и деталях одежды. Даже шнурки на туфлях завязаны одинаково.
Поверх ширмы кто-то невидимый выбросил два предмета — что именно, сразу не разобрать. Обе девчонки извернулись, высоко подпрыгнули и ловко приземлились, встав в обнимку. На голове у одной теперь красовался бумажный венок, на голове у другой — кепочка. Роли определились. Девочка и мальчик.
Зазвучала музыка, в нее вплелись два звонких детских голоса.
Эй, таксист, успей-ка до рассвета!
Выхода другого, скажем, нету —
Что б никто не видел, как вдвоем
С девушкой мы пьяные идем…
Опа-опа, пой гитара,
Что б пускались ноги в пляс!
От лихой судьбы ударов
Нам поможешь — в самый раз!
— Какие наивные и какие милые! — воскликнула цветущая дама в первом ряду. — Поют и танцуют. Да им цены нет!
— Цена есть всему, — заметил ее муж, хлопая в ладоши в такт музыке.
Ажиотаж в зале нарастал. Музыка продолжала звучать, но картинка на экране изменилась. Пошла запись, изображавшая, как девочки обедают. Как рассматривают и пробуют в деле новый для них музыкальный инструмент — терравокс. Как с восторгом учатся пользоваться автоматической прачечной. Как сбрасывают с себя одежду, что бы тут же выстирать, не подозревая, что камера снимает их обнаженных.
Под потолком зала зазвучал усиленный динамиками голос диктора, дублируемый бегущей строкой внизу экрана:
ЛОТ 2128. КОМПЛЕКТ: СЕСТРЫ-БЛИЗНЕЦЫ, 7 ЛЕТ, ДЕВСТВЕННИЦЫ. НАЧАЛЬНАЯ ЦЕНА: 1000000 ЭЛКОЙН.
— Ты где? — спросила Хеди. Голос ее звучал из динамика субэтерикса так отчетливо, словно их не разделяло десять тысяч километров.
— На полях, — ответил Джиль.
Хеди решительно (и даже гневно!) выразила неудовольствие бессодержательностью ответа.
— Что я могу сделать, Хеди? Ты же сама изругала мой древний субэтерикс! Нет у него камеры! Чем богаты, тем и рады. Хорошо, хоть слышать друг друга можем.
— Да… Хорошо. Вот и говори.
— Ну… надо мной синее небо. Далеко, у горизонта — парочка облаков. За моей спиной — лесополоса. Я прячусь от жары в ее тени. Рядом — гравикарт — стальная рама с сиденьем, старым аграв-модулем и аккумулятором Ричи. Впереди — спелое пшеничное поле. Ровное, золотое поле… пшеница колышется от слабого ветра. На поле работают комбайны. Четыре штуки. За каждым идет грузовик, в него высыпается собранное зерно. Всего грузовиков — семь.
— Здорово. Это — ферма твоего отца?
— Она самая.
— Никогда не видела ни одной фермы. Я живу в большом городе. Скажи… почему грузовиков — больше? Три — про запас? Вдруг какой поломается?
Интересные вопросы у одиннадцатилетней девчонки!
— Нет, Хеди. Грузовики ломаются редко. Дело в другом. Пока четверо ходят по полю, каждый за своим комбайном, еще три — в пути. На элеватор или оттуда.
— Аа-а-а! Поняла! Непрерывный цикл! — восторженно взвизгнула Хеди. — Как очередной грузовичок заполнил кузов и отчалил, так на его место возвращается один из тех… которые в пути!
— Все правильно. Так обидно, что у моего субэтерикса нет камеры. Ты бы увидела всё в деле.
— Я бы увидела тебя, — Хеди решительно сменила тему.
— Я же рассказал мой словесный портрет…
— Ага. А я тебе — свой. Тебе этого достаточно? Возраст, рост, вес, объем талии…
— Талия у тебя прямо-таки осиная. Я прикинул.
— Ну и прикидывай себе дальше… — обиделась Хеди. — Тебе не интересно, как я выгляжу на самом деле? Я, между прочим, для большей точности, взвешивалась голая!
Джиль испустил такой горестный вздох-стон, что Хеди расхохоталась. Придя в хорошее настроение, она вернулась к расспросам о работе на полях. В довершение, наголову разгромила «непрерывный уборочный цикл», который, по ее мнению, совершенно невозможен.
— Почему, Хеди?
— Для этого надо, чтобы производительность автомобиля относилась к производительности комбайна, как число комбайнов к числу автомобилей. Первые два числа — любые, а остальные два — всегда целые! Вероятность точного совпадения — ноль! Что, съел?
— Хеди, ты у меня — страшно умная, и ты права. Паузы — простои, конечно будут. Их можно уменьшить, подбирая соотношение комбайнов и грузовиков.
Хеди, конечно, не поверила. Прямо-таки взвилась, отстаивая свой критический взгляд. Так Джиль узнал, что его невидимая (или невиданная?) подруга — очень упрямая. Спорить с ней — трудно и, зачастую — себе дороже.
— Может, я где-то чего напутал, Хеди. Но рассуждал я так…
И он (как мог проще) рассказал ей про цепные дроби и «наилучшее приближение». Закончилось тем, что после долгого молчания Хеди спросила:
— Это придумал ты? Применить теорию чисел в сельском хозяйстве?! Евклиду, наверно, и не снилось, к чему приложат его алгоритм!
Не без гордости Джиль признался, что да. Опираясь на учебник, конечно, но придумал всё сам. Получилось гораздо проще, чем прикидывать состав бригады на пальцах, а потом исправлять ошибку по ходу дела. И уж гораздо точнее, чем гадать на кофейной гуще. Для вот этого конкретного поля, соотношение 3,22 тонны в час на 5,57 — как раз дает четвертую подходящую дробь: 4/7. Нечетные «подходящие» дают некий избыток (а значит, простои) комбайнов, а четные — грузовиков. Доля простоев, в данном случае, не превысит 1/(4×7) = 1/28.
Джиль умолк, внезапно сообразив, что эдаким умничаньем запросто может напугать Хеди, вызвать у нее растерянность, или, что еще хуже, отвращение. На кой черт он так расхвастался? Какое дело девчонке до математических фокусов! Она ждет, что мальчик будет восторгаться ею, говорить комплименты, пусть даже наивные и глупые… Вместо этого, он прочел ей мудреную лекцию. Какой болван!
Испуг оказался напрасным. Хеди выдержала паузу, убеждаясь, что его поток красноречия иссяк, и выпалила:
— Пусть Джестер свалится с неба, но я должна увидеть этого гения!.. Джиль! Если тебе не хватает смелости, тогда это сделаю я. Назначаю тебе свидание! Пусть мы живем на разных краях планеты, но не думаю, что это нас остановит!
Она со вздохом извинилась, что больше не может сейчас говорить. Что поделаешь, у нее тоже есть родители, от которых надо таиться. У детей — свои секреты, о которых взрослым не положено знать.
— Всё! Пока! Я тебя целую!
Джиль испытал одновременно радость и разочарование. Он никогда раньше не целовался с девочкой! И вот, на тебе… улыбнулось дураку счастье. Но какой же он легкий и неощутимый: первый поцелуй… через десять тысяч километров!
Джиль спрятал блокнот с записями хронометража в задний карман штанов. И в сложном настроении, полный радости и грусти, отправился домой.
Гравикарт неторопливо и бесшумно скользил в метре над землей. Очень простая штука. Легкую раму из полых стальных трубок в прошлом году собрал отец. Сиденье, сетчатое, на нем не потеешь даже в такую жару, папуля сторговал задешево на ближайшей барахолке. Останки дорогого офисного стула. Сохранилась даже инвентарная наклейка на обратной стороне. (Продавец шепотом рассказал отцу, что девайс выбросили из местного штаба Нацгвардии, после хорошей драки. Отмечали чье-то повышение по службе). Дед приволок откуда-то аграв модуль — сильно б.у., но вполне работоспособный. А программное обеспечение установил Джиль. Под присмотром Деда, конечно. Так у Джиля появилось личное транспортное средство.
Довольно медлительное — на скорости старый аграв-модуль имел привычку внезапно сдыхать. Тогда карт плавно опускался на землю. Будь высота побольше, он через секунду падал бы камнем. Вот почему Джиль строго придерживался золотого правила: тише едешь, дальше будешь и ниже едешь, целей будешь.
В округе еще помнили, как несколько лет назад насмерть убился старший Барни. Меньше, чем через неделю, его сводный брат сложил голову похожим образом. Рухнув со ста метров вместе с обездвиженным гравикартом. Мужики оба были донельзя лихие. И мастера на все руки. «Как красивы с высоты цветущие сады!» Вот и доигрались, эстеты… Дед, однако, считал, что их вины в этом нет. «Невозможно слепить из говна что-то надежное», — сказал он однажды. — «Потому и топчемся на месте. Без технологий и должной технической базы». Отец тогда завел старую песню, мол, одолеем Врага и заживем, ого-го, эге-гей… А пока — всё для фронта, всё для победы.
За прошедший год гравикарт Джиля уже дважды неожиданно отказывал. Оба раза — без последствий, благодаря всегдашней осторожности Джиля. Сегодня он тоже не спешил. Всё одно быстрей, чем пешком по грунтовой дороге. Чуть опоздает к обеду, но ругать блудного сына не будут. Он же не просто так по округе шастал, а для дела и по поручению.
Его внимание привлек нарастающий басовитый гул. Высоко в небе протянулись три параллельных светлых следа. Небесные стрелы! Целых три штуки! О, нет! Как медленно возникает изображение на проявляемой фотобумаге, так проявились еще две инверсионных полосы. Пять стрел! Пять снарядов, запущенные Врагом, вот-вот обрушатся на Ферн!
Их траектории всё круче изгибались вниз. Постепенно полет небесных стрел перешел в вертикальное безостановочное падение. Инверсионные следы исчезли, истаяли. Вместе с ними истаял мощный, тягучий звук. В полной тишине пять серебристых искорок падали на землю. Они врежутся в нее примерно в трех километрах отсюда.
Джиль ощутил себя, как в странном сне. Что сейчас будет? Сокрушительная серия взрывов в один миг опустошит округу? Или облака смертоносного яда уничтожат всё живое? Или невидимые глазу болезнетворные споры заразят местность, и начнется эпидемия?
Глупости. Ерунда. Чушь собачья. Еще ни один удар Врага не достиг цели. Как там говорит отец? Наша нерушимая, стальная оборона…
Падение небесных стрел прекратилось. У Джиля слезились глаза от напряжения, когда он разглядывал едва различимые на горизонте отблески. Пятерка вражеских снарядов опускалась вдали в величавой медлительности. Вот. Так им и надо! Перехватили! Тихонько посадят, обезвредят и разберут на металлолом. Очередная выходка Врага обернулась пшиком.
На смену испугу пришло нестерпимое любопытство. Никогда Джиль не видел оружие Врага так близко. Он осторожно перевел ползунок реостата, приподнимая карт на два метра на землей. Передвинув ползунок на втором реостате, увеличил скорость полета. Ручкой управления заставил карт описать плавный вираж и взять курс к месту предполагаемой посадки небесных стрел.
Чем хорош гравикарт, так это вездеходностью. Пшеничные поля вскоре остались позади. Вокруг расстилалась бугристая, поросшая кустарником местность. Ничего. Высота достаточна, чтобы не цепляться за кочки.
Но, что такое?!.. Джилю показалось, что карт внезапно перестал ему повиноваться. С чего бы вдруг высота так быстро растет?! Вскоре он сообразил, что всё обстоит как раз наоборот. Гравикарт послушно следует заданным курсом, а местность под ним — понижается. Чем дальше, тем круче. Джиль непристойно выругался, благо никто его здесь услышать не мог. Еще минута, и он, не прилагая к тому никаких усилий, окажется в нескольких сотнях метров над землей. На ненадежном аппарате, уже дважды доказавшем, что от него только и жди подвоха. Надо немедленно снижаться до безопасных двух метров — какая жалкая величина! Либо возвращаться — тоже не мешкая.
Джиль аккуратно положил карт на обратный курс. Он выбрал именно этот вариант — смело и решительно отступать, потому что увидел всё, что хотел!
«Небесные стрелы» выглядели совсем не так, как заранее нарисовало его воображение. На деле это оказались пять огромных, высотой с десятиэтажный дом, сфер из тускло-серого металла. Они неподвижно покоились на земле. Одна из них медленно раскрывалась, сверху вниз, как разрезанная на дольки дыня. Вокруг во множестве, подобно пчелам над цветком, сновали грузовые гравилеты. Судя по всему, работа кипела. Смысл ее был Джилю совершенно непонятен. А интуиция недвусмысленно подсказывала, что лучше убраться отсюда, да побыстрее.
К счастью, никто за ним не погнался. Наверное, не заметили. Или… он никому не нужен — заблудившийся в воздухе глупый пацан. Обратный путь прошел без приключений. На обед Джиль сильно припоздал, но никто не сердился, даже отец. Он вообще выглядел очень довольным. Аж светился от потаенной радости. Мама, ставя на стол перед Джилем тарелку свеже-сваренных домашних пельменей, тихо сказала, что заявку на оборудование и элитные семена, которую отец подал полгода назад, наконец-то исполнили!
«Миг наступил для свершений отчаянных. Ночь за окном. Во дворе никого. Нашу судьбу в этот час повстречаем мы. И не собьемся с пути своего…»
Невесть как всплывшая в памяти песенка неотвязно крутилась в голове. С Джилем такое бывало — в минуты большого волнения. Ладно. Как прицепилось, так и отцепится.
Он быстро пересек темный двор. Тихая прохлада сумерек успокоила его. Даже вид Врага, привычно и неизменно висящего над горизонтом, вселял умиротворение. В висках перестала стучать кровь, а сердце обрело нормальный ритм. Джиль машинально отметил, что на диск Врага снизу уже наползает тень. Хорошо. Значит, скоро станет совсем темно.
Побаливала правая лодыжка — вылезая из своей комнаты через окно, он не совсем удачно спрыгнул. Ладно, пустяк. Не пешком же он на свидание собрался. Ухмыльнулся, коснулся ладонью двери гаража, она бесшумно отворилась. Джиль вошел. Поворот выключателя и крыша гаража с тихим шелестом раскрылась навстречу звездному свету. В нем стал различим изящный корпус одноместного гравилета.
Джиль полез в карман за субэтериксом. На одну страшную секунду ему показалось, что он забыл его дома. Нет-нет, всё в порядке! Чудесная рация на месте. Вынул, тихо позвал:
— Хеди…
Она отозвалась тотчас.
— Я здесь… Джиль… наверное, мне тоже надо… — голос ее прерывался от волнения.
— Даже не думай! — решительно заявил Джиль. — Я тебе запретил, и ты согласилась. Всё.
Речь шла о вчерашней идее Хеди: о встречном полете, в котором каждый проделает свою половину пути. Джиль забраковал ее сразу. Во-первых, встреча состоится в незнакомой обоим местности. Хорошо, если на суше. Но, что если внизу окажется море?
Хеди, у себя, сверилась с картой и энтузиазма у нее поубавилось. Во-вторых, доказывал Джиль, он не может позволить ей пуститься в одиночный полет. Да еще туда и обратно. А у него, Джиля, есть опыт — сын фермера, как никак. Плюс — надежное средство передвижения — патрульный гравилет. Недавно списанный, но в очень хорошем состоянии. То, что отец купил его за бесценок, говорит лишь о выдающихся деловых способностях любимого папаши.
— Ладно, убедил… Я буду тебя ждать. Уже… начала, — отозвалась Хеди.
— Я в гараже. Сейчас вылетаю. Не поверишь, но эта машинка умеет подниматься в стратосферу и развивать бешеную скорость! Такую, что десять тысяч верст… займут… в пределах часа!
— Ух ты, здорово! Но не десять тысяч, а четырнадцать. Мне так кажется.
Джиля самого временами ставило в тупик противоречие в двух способах расчета расстояния, разделявшего их с Хеди влюбленные сердца. Если разница во времени — полсуток, то права Хеди. Но этого не может быть, поскольку и Джиль и Хеди оба видят Врага, низко висящего над горизонтом. Джиль видит его на востоке, Хеди, естественно, на западе. Значит, расстояние между ними — меньше, чем полуокружность экватора. Или… размеры планеты — заметно больше, чем принято считать!
И это было — в-третьих. Если они не могут точно высчитать расстояние, то о каком встречном полете может идти речь?! Оба заблудятся в незнакомых просторах, так и не найдя друг друга!
В-четвертых — гравилет Джиля превосходит по скорости любое, доступное Хеди, семейное транспортное средство. Эту убойную карту Джиль только что выложил перед ней на стол. Так, с некоторым самодовольством, подумал он.
Поэтому, Хеди послушно осталась ждать, вооружившись мощным фонарем. Точнее, лазерным прожектором. Она установила его на крыше дома, втайне от родителей и младшей сестры.
— Значит, так, Хеди. Когда отмахаю десять тысяч, то дам тебе знать. Ты включаешь свой маяк, а я лечу помедленней и оглядываюсь по сторонам.
— Как мотылек на огонь, — хихикнула Хеди. — Я направлю луч вверх. Ты за сотни верст увидишь столб света. И сориентируешься.
На мгновение Джиль усомнился.
— У тебя — утречко. А днем луч прожектора и вовсе не увидать.
— Он — зеленый. Ярко-зеленый.
— Аа-а… Тогда разгляжу. Курс автоматически записывается и обратно машину поведет автопилот.
— Здорово! Вернешься домой до утра. Своего утра. Никто не заметит — все будут еще спать, да? А у меня уже стемнеет. Кстати… У меня и сейчас темно! Пока я валандалась на крыше, наступило утреннее затмение. Сижу, как филин, на печной трубе.
— … Что?!? …
У Джиля закружилась голова. Сердце лихорадочно застучало. Перед глазами поплыли зеленые круги. Они быстро сливались воедино, в сплошную, мутную пелену. Джиль наклонился, низко опустив голову, дыша глубоко и размеренно. Немного полегчало и он расслышал встревоженный голос Хеди:
— Джи-и-иль! Ты куда пропал?.. Что такое?
Хриплым шепотом, сам не узнавая свой голос, Джиль выдавил:
— Какое… затмение… утром… Если… Враг у тебя — на западе?..
— С чего ты решил?! — изумилась Хеди. — Он — на востоке! Враг всегда на востоке, был и есть, и с места ему не сойти. Пока я сама не поменяю место жительства и не уеду далеко-далеко. Например, выйду замуж. Но… это еще не скоро, не умирай от горя, пожалуйста… И, вообще, мне всегда немного странно, что ты называешь ее «Врагом».
— Кого ее? — в тихом отчаянии спросил Джиль.
— Ну, эту… страну… Соседняя планета — вроде, как большая, далекая страна. Фигурально. Тут еще неприличное слово… Ты же не будешь шокирован? Что я, хорошая девочка, иногда грязно ругаюсь. Не разлюбишь же ты меня из-за этого? Если я скажу, что Врага, как ты говоришь, мы зовем: «Страна…» Ой, ладно, не буду… Ты и так какой-то вдруг… потерянный. Что случилось?
— Хеди…
— Что… мой милый?..
— Просто… скажи название планеты. Не «Враг», не «Страна», а…
Хеди тихо засмеялась. Молвила, с долей иронии, но очень нежно:
— Ты, правда, стукнулся обо что-то? Очнулся и спрашиваешь: где ты? Наша с тобой планета — Гатор. А Враг, которого ты так часто поминаешь, и над которым мы тут, у себя, неприлично шутим — Ферн.
Хеди осеклась. Замолчала. Ее молчание длилось так долго, что Джиль решил, что она выключила свой субэтерикс, прервав разговор. Нет! Не прервав. Оборвав навсегда.
Он ощутил сильную слабость. Опустился на черный пластиковый пол гаража, сжимая в руке онемевший субэтерикс. Почувствовал на губах соленый привкус. И понял, что плачет.
Какая глупая ошибка. Они с Хеди всегда говорили, главным образом, друг о друге. Воспринимая остальное, как само собой разумеющееся. Хеди живет в большом городе. Джиль — в городе маленьком, вокруг которого в изобилии теснятся фермы. Самая крупная принадлежит его отцу. Различия в социальном положении не так велики, чтобы мальчик и девочка уделяли им внимание.
Климат в обеих местностях — схожий, что опять же, не дает много тем для обсуждения. На небе Джиль и Хеди всегда видят большую, молчаливо-грозную планету. И мальчик и девочка обрисовывают ее одними и теми же словами: в центре рыжие пятна суши, по краям синяя кайма морей, а поверху — белая пена облаков. Поди догадайся, что это — разные планеты, практически одинаковые по размерам, массе и внешнему виду. И даже бешеная луна — Джестер — общая на двоих.
Немудрено, что у Джиля и мысли не возникало, что Хеди — буквально «не от мира сего». Исходя из большой разницы во времени, Джиль решил, что Хеди просто живет далеко на востоке — мало ли городов на Ферне, близких и не очень. Но не более чем за десять тысяч километров, ибо «Враг» у нее тоже виден низко над горизонтом. Разумеется, на западе, а как иначе?! Джилю даже в голову не пришло спрашивать Хеди об этом самоочевидном факте. Настолько несомненном, что Джиля совсем не беспокоили некоторые несообразности в его стройной гипотезе. Вроде невозможности определить расстояние так, чтобы оно согласовывалось с часовыми поясами.
Что ж. Теперь он знает. Он, как все люди, живет на Ферне. А Хеди — на Гаторе! Потому и разница во времени составляет ровно половину периода оборота двух планет вокруг общего центра тяжести. Правильное расстояние он тоже теперь знает. Сорок тысяч километров, плюс-минус четыре с половиной. В зависимости от координат на местности. Длинная дорога через смертельный холод безвоздушного пространства и радиационные пояса обеих планет. Невозможный путь. Неодолимый.
До Гатора. Врага. Путь туда, где живут… не люди. Чудовища, о которых ничего толком неизвестно, даже то, как они выглядят. С которыми идет изматывающая, бесконечная война. В ней ни одна из сторон до сих пор не одержала решающей победы. Он знал это всегда, с самого детства. Непреложная, неоспоримая истина.
Разве можно в нее не верить?
Разве можно усомниться в том, во что верят все?
Но, разве может он поверить в то, что Хеди… — не человек?
— Джиль… Ответь… Где ты? Отзовись, Джиль…
Тихий голос Хеди вырвал Джиля из наполненного отчаянием полузабытья.
— Я… слышу… тебя…
— Ох, Джиль! Я… всё поняла. Не бойся! Мы — такие же, как вы. Мы — люди! Разные. Красивые и не очень. Добрые и злые. Интересные и обыкновенные. Или — необыкновенные. Как ты.
— Хеди… — рыдания душили Джиля.
— Как жалко, Джиль, что я никогда тебя не увижу! А ты — меня. Но, если взглянешь на темный диск Гатора (наше утреннее затмение уже в полной фазе!), то увидишь вспышки, на самом его краю… Я включила лазер. Ты увидишь свет, который я посылаю тебе.
Мелинда пребывала в растерянности. День прошел великолепно и завершился феерически — такого успеха она не ожидала. Никогда не испытывала столь восхитительного, чистого и светлого восторга. Если бы Мелинда имела понятие о наркотиках, то оценила бы свое состояние, как первую фазу наркотического опьянения.
Безо всяких сомнительных медикаментов! Разве не довольно оказалось ощутить вкус победы и власти над людьми? Как все ей (им!) хлопали! В довершение, зал аплодировал стоя. И когда тебя сразу оценивают в миллион, затем ставка поднимается до восьми… Как тут не сойти с ума от счастья?
Не волнуйтесь! Мелинда не сбрендила, не зашлась в глупой истерике, держалась скромно, и с необыкновенным достоинством. А улыбки у девчонок — заразительные, да!
Как гаснут огни фейерверка, как тает огонь догорающих свечей, так постепенно гасла радость Мелинды. В голову (простите, в обе лохматые девчачьи головы!) закрадывалось подозрение, что они чего-то недопоняли. Например, зачем их снова усадили в гравилет (не тот, на котором привез сюда их спаситель), а другой, побольше. С ними отправилась куча важных, как индюки, солидных дядек. Они кивали им, улыбались, восхищенно причмокивали.
Но никто не отвечал на вопросы коротко и ясно. Несли уклончивую ахинею про предстоящий торжественный прием. День клонился к вечеру. Вместе с уходящим за горизонт солнцем так же падало настроение Мелинды. Что-то явно пошло наперекосяк.
Как приятно было воображать, что им вручат мешок денег (что с ним делать — еще придумать надо!) и всей толпой продолжат ухаживать за ними, ублажать… Сдувать пушинки с драгоценных близняшек. Жизнь превратится в сплошной праздник, в котором им предназначено петь, танцевать и принимать подарки.
Слишком просто, чтобы оказаться правдой.
Гарри Чин был доволен и радостен. День рождения друга! День преданности, поздравлений и скромных подарков. Сегодня самый лучший подарок преподнесет ему он — Гарри. Разумеется, это зачтется. Друг детства — больше чем брат.
Их было четверо, ничем не примечательных мальчишек. Сам Гарри, братья Торро и… Руководитель. Тогда, давно, он им, конечно, не был и звали его Колокольчик. Или просто: Дин-динь. Самый маленький и слабый из них; но, говорливый и смышленый! Они защищали его, не давали в обиду. Обучали приемам самообороны. Так они росли вместе, так крепла их дружба. Когда Дину нежданно улыбнулась удача, он не забыл школьных друзей. И они сохранили ему верность. Подарок, который в этот торжественный вечер Гарри вручит другу, и есть доказательство его преданности…
Мелинду пугало, что она не успевает выгрестись из круговерти событий, обрушившихся на нее, как разноцветное и разновонючее дерьмо из мусорного ведра. Ситуация определенно не нравилась, и чем дальше, тем больше. Слишком стремительно всё меняется.
Давно ли она грустно бродила по пыльному школьному двору, запертому со всех сторон невидимой стеной защитного поля? Сейчас под ногами стелется красная ковровая дорожка; сверкают огнями люстры под высоким потолком. Блестит паркет, сияет позолота на стенах. Дядьки в строгих костюмах идут рядом, как почетный эскорт. Один, наоборот, шествует впереди с гордой улыбкой на круглом, с обвисшими щеками лице. На вопрос: «Куда идем?» — он растянул толстые губы в маслянистой улыбке. И отвел взгляд. «Они все отводят глаза… Хвалят. Восхищаются. И глядят в сторону».
Высокая дверь в конце коридора призывно отворена. Идущий впереди толстомордый мужчина вдруг останавливается, пропуская вперед двоих оробевших маленьких школьниц.
— Добрый вечер, Руководитель! Примите мои поздравления!
Его пухлые ладони ложатся на плечи девочек.
— Проходите, не смущайтесь. Великий Руководитель Дин Кальваро ожидает вас.
— Здрасьте… — растерянно говорит Бобби, а Тея недоуменно оглядывается по сторонам. Дверь за ними бесшумно закрывается. Все провожающие остаются снаружи.
Просторный кабинет ярко освещен. В нем нет ни одного окна и ни одной двери, кроме той, в которую вошли девочки. Вдоль стен стоят книжные шкафы. Судя по тому, как плотно и аккуратно расположены книги на полках — ни одну из них никогда оттуда не вынимали.
Посереди комнаты — стол из темного полированного дерева, в виде буквы «Т», рядом три стула. Один для Руководителя, и еще два, по обе стороны — для посетителей. Мысли Мелинды несутся вихрем; несмотря на это, она с холодным изумлением отмечает, что Руководитель Дин Кальваро — маленький человек. На самом деле, маленький. Десятилетний пацан и то выше ростом.
Невзрачное лицо с близко посаженными глазами и тонкогубым ртом, жидкие русые волосы, подстриженные по-военному коротко. Над верхней губой — тонкая полоска усов. Из одежды на Дине Кальваро — белое кимоно, перетянутое черным поясом. Он — мастер боевых искусств?
Наверное, да. Явно спортсмен. На стене, свободной от книжных шкафов, во множестве размещены фотографии. Дин Кальваро красиво бросает соперника на маты. Приглядись, и увидишь, что спарринг-партнер Руководителя — обычный пацан-младшеклассник. Дин Кальваро красиво скачет на лошади; на его обнаженном загорелом торсе рельефно выделяются мускулы. Если не знать, что лошадка специально подобрана низкорослая, то по фото ни за что не угадаешь, что Дин Кальваро — боец в легчайшей весовой категории.
Ряд фотографий изображает Руководителя, выходящего из вод морских, в костюме для подводного плавания. Еще: Дин за штурвалом гравилета; Дин, приветствующий юных спортсменов, Дин…
В общем, ни минуты свободной, всегда при делах. Прямо, как сейчас. Он встает из-за стола, улыбается, делает приветственный жест.
— Здравствуйте, любезные. Прошу садиться. Вам нравятся лимонад и пирожные?
Каждый взгляд на девчонок доставлял несказанное удовольствие. Экая редкость — близнецы! Да такие похожие — не различить! Дин Кальваро сделал «зарубку в памяти»: Гарри Чин — молодец. Но, сейчас надо успокоить бедняжек, вон как их трясет. А ведь им еще предстоит встреча с Талисманом.
— Вот пирожные. Смотрите: целое блюдо. Все — разных сортов. В сифоне — лимонад.
Девочки беспокойно ерзали на слишком высоких для них стульях.
— А в той бутылке что? — спросила одна.
— Пиво. Дети его не любят, а я… иногда употребляю. Взрослые, бывает, поступают не совсем правильно. Вот если вообразить, что вы стали взрослыми…
Девочка протянула руку. Кальваро залюбовался тонким запястьем и маленькой ладошкой.
— Я тоже хочу пива!
— Ох, какая бойкая! Как тебя зовут?
— Бобби.
— Ладно, Бобби, давай стакан. Нальем и тебе.
Девочка повиновалась, немножко неловко. Кальваро наполнил ее стакан до половины.
— Ну, Бобби! Поднимем бокалы!
Чокнулись. Кальваро мельком бросил взгляд на тихо сидящую на своем месте вторую девочку, надо спросить, как ее зовут. Забавная ситуация. Сумеет ли он не путать девчонок, зная их имена? Впрочем, уже видна разница. Бобби — бойкая и смелая, а ее сестра — робкая и зажатая. Опустив голову, строит на тарелке пирамидку из пирожных. Ей не столько хочется есть, сколько она боится поднять глаза. Пока что она недостойна внимания.
Между тем, Бобби сделала большой глоток. Глаза ее округлились. Она судорожно закашлялась. Неловко оперлась о стол, смахнув с него сифон с лимонадом.
— Оо-о-ой!! Кха… Вот я дура!
Бросилась следом за катящимся по полу сифоном, как кошка бросается на мышь. «Какая милая непосредственность!» — восхитился Кальваро. Бобби догнала добычу, упала на колени, схватила. В спешке и панике, нечаянно нажала кнопку на горле сосуда. С пронзительным шипением из сифона вырвалась струя лимонада.
Кальваро встал, подошел, взял мокрую с ног до головы, отчаянно рыдающую Бобби на руки. Вернулся, усадил девочку на стол.
— Ничего, бывает. Тебе надо немного обсохнуть.
Снял с нее жилетку и рубашку. Бобби не сопротивлялась, только тихо всхлипывала.
— Штаны, наверное, тоже промокли.
Помог ей встать на столе. Ослабил поясок, приспустил на девочке штаны. Наклонился и легонько поцеловал ее в живот. Какая нежная плоть! Дин Кальваро был истинным ценителем и гурманом, во всех смыслах этого слова. Пожалуй… пора начать знакомить девочек с Талисманом. Бобби суждено быть первой.
Незаметно завел руку под крышку стола, готовясь ощутить прикосновение к Талисману. Вновь, в который раз, испытать умиротворение, спокойствие и уверенность в себе. Ощутить душевный подъем перед свершением обряда, ставшего частью его жизни.
На привычном месте ничего не было.
Провел под столом ладонью. Ничего. «Где Талисман?!..»
Мысль оборвалась, пресеченная острой болью в спине. Болью невероятной. Дикой. Ослепительной. Не дающей дышать, думать, говорить. С онемевших губ сорвался лишь короткий, мучительный стон. С последней вспышкой сознания пришло понимание ужасной ошибки. Как он мог забыть про вторую девочку?! Не уделить ей должного внимания. Так она же просто сидела, держа в руке пирожное!.. Он бы заметил, как она встает…
«Слезла со стула и проползла под столом, пока я занимался Бобби. Она забрала Талисман. Тихая маленькая тварь. Я так и не узнал, как ее зовут…»
Дин Кальваро подался вперед, уткнувшись головой в колени Бобби, оцепенело стоявшей на столе. Она дернулась, оттолкнула его ногой, он не почувствовал. Из его окровавленного рта толчками вытекала кровь. Теряя силы, уцепился за край стола, начал заваливаться на бок и умер прежде, чем его тело ударилось об узорный паркет.
Тея отшатнулась от упавшего. Несколько секунд смотрела на него диким, остановившимся взглядом. Вздрогнула, метнулась к широкой части стола — рабочему месту Дина Кальваро. «Нет, нет, нет, нет! Не выйдет!» — закричала Мелинда у нее в голове. Тея застыла в неподвижности.
Бобби, наоборот, очнувшись от оцепенения, спрыгнула со стола. Склонилась над мертвецом, осторожно обойдя растекшуюся из-под тела лужу крови. Из спины Кальваро торчала рифленая стальная рукоятка, с гардой, украшенной самоцветами. От прикосновения Бобби они загорелись разноцветными огнями. Послышалось негромкое гудение. Бобби ухватилась за рукоятку и без труда вытащила из бездыханного тела длинный нож с узким черным лезвием. По краям оно выглядело полупрозрачным, больше похожим на стекло, чем на металл.
Одним ударом Бобби отсекла у трупа правую кисть. Держа за большой палец, отдала ее сестре. Тея осторожно приложила еще теплую мертвую ладонь к пластине полированного металла на крышке стола. Над столом вспыхнуло изображение: очень красивый пейзаж — сразу понятно, что не настоящий. Поверху шла надпись: «Ожидаю указаний».
Мелинда лихорадочно размышляла. Как только искин услышит детский голос вместо характерного, с иронической ленцой тенора Кальваро, так пиши пропало…
По счастью, именно растерянное молчание ей помогло. Искин, наверное, решил, что Руководитель не настроен молоть языком, и вывел на обозрение аккуратно оформленное иерархическое меню. Крупные буквы, четкий шрифт. Centro Authano Verdicto Ofico — CAVO. В переводе на англик что-то вроде: «Автономный центр принятия решений». Крутые полномочия у здешнего искина!
Вместе с тем Мелинда поняла, что этот искин не такой уж совершенный. До Зомбика ему далеко. Если для подтверждения твоей личности нужен отпечаток ладони, то понятно, что искин — слеп! Он не распознает зрительные образы, не видит, что вместо Дина Кальваро перед ним две измазанные в чужой крови маленькие девочки.
Легким мановением руки прокрутила меню… Искин ее слушается! Вроде бы. Вспоминая уроки Зомбика, нашла раздел «Администрирование». Добавить две учетные записи с полными правами. Касание ладони к контрольной пластине — готово, система запомнила руку Теи. Стоявшая рядом Бобби повторила то же самое. Отлично, Мелинда! Нынче ты здесь хозяйка.
Еще одна строчка привлекла ее внимание. «Голосовые и зрительные функции». Состояние: ОТКЛЮЧЕНЫ.
«Мамочка моя!» Вот в чем дело! Будь Мелинда не двумя сопливыми девчушками, а Великим Руководителем, она бы так и поступила. Замыслы вождя не должны звучать вслух. Его лицо в минуты глубоких раздумий никто не должен видеть. Даже искусственный интеллект.
Ткнула пальчиком. Включить! Без этого на объяснения с искином уйдет уйма времени, которого нет.
— Рада знакомству. Ожидаю указаний.
Сказочно красивая девушка, сразу видно, что тоже подделка, обращалась к обеим девочкам. Как висящий в воздухе оживший портрет, даже рамка есть. Мелинда, не раздумывая, выпалила:
— Запри двери! Все-все!
— …Чтоб никто не прошел!..
— …Кроме нас…
То, что приказы отдают обе девочки, торопливо выплевывая фразу за фразой, будто говорит один человек, искина не смутило.
— Блокировка выполнена.
— Тут у тебя есть гравилет или что-то такое?..
— Есть сто сорок два авто различных типов, двадцать девять гравилетов и один бот.
— Что такое «бот»?
— Боевой орбитальный катер.
Впервые за этот безумный вечер Мелинда испытала нечто похожее на проблеск надежды. У нее появился шанс на спасение. Ее два маленьких сердца затрепетали от радости и, вслед за тем, сжались от ужаса, когда красотка-искин вдруг спросила:
— Позвольте поинтересоваться: почему Руководитель Кальваро лежит на полу, молчит, не двигается… и, судя по всему, мертв?
— Потому что…
— …Мы его убили, — ответила Мелинда, недоумевая: что заставило ее признаться? Безысходность. Когда нечего сказать, приходится говорить правду.
— Понятно. Так должно было случиться, рано или поздно, — меланхолично заметила искин. — Как я понимаю, вы хотите воспользоваться ботом, чтобы покинуть место происшествия.
— Еще как хотим, — воскликнула Мелинда.
Про себя она решила, что этот, тьфу… эта искин — глуповатая. И тут же поправила себя. Это Дин Кальваро был не слишком умный. Раз так запрограммировал личного искина: не задавать лишних вопросов. Почему некто лежит и не дрыгается? Потому что убили. Кого убили? Кого надо, того и убили.
Путь к ангару занял минут десять. Светящиеся стрелки на полу коридора указывали дорогу. Тея шла впереди, сжимая в тонкой, слабой руке оружие, погубившее Дина Кальваро. Бобби прикрывала тылы, если можно так выразиться. Она не забыла, уходя, забрать свои рубашку и жилетку. Оделась торопливо, на ходу, отчего выглядела растрепанной.
Бронированые двери открывались одна за другой, стоило сестрам подойти поближе. Удобная штука — распознавание образов. Один только раз с очередной дверью вышла заминка. Невесть откуда послышался голос искина:
— Пождите немного…
Через пару минут дверь открылась и девочки оказались в обширном помешении.
— Ого! — молвила Мелинда, глядя на бот. — Какой огромный. А это еще что такое?
Второе замечание относилось к неподвижно лежащим на бетонном полу ангара телам. В ответ прозвучал услужливый голос искина:
— Несколько человек из персонала использовали это помещение для отдыха, легкого ужина и игры в карты. Я решила, что вам не нужны свидетели и… обезвредила их. Не волнуйтесь, они больше не опасны.
— С-спасибо…
Голос Мелинды дрогул. Желания выяснять, как именно искин обезвредила пять человек, у нее не возникло. Она даже не заметила: чьими устами говорила, у кого из девочек так заплетается язык? Потому что ощущала усталость обоих своих тел. Слишком много выпало на долю Теи и Бобби. Но, единство двух сознаний, и порождаемая им сила и ясность ума, всё еще сохранялись. К Мелинде постепенно приходило понимание ситуации.
Руководитель Дин Кальваро выстроил власть на основе полного подчинения нижестоящих вышестоящим. Не делая различий между людьми и искусственным интеллектом. Тот, кто находится на вершине иерархии — повелевает всеми. Его слова — равносильны священным заповедям, его приказы обязательны к исполнению. Нет более великого и авторитетного персонажа, нежели Дин Кальваро.
За единственным исключением. Властью и авторитетом, превосходящими влияние Кальваро, сможет обладать тот, кто его уничтожит. Вот почему искин сейчас такая покладистая. Запрограммированная на безусловное повиновение, она обнаружила в действиях девочек больше ясности и логики, чем у бывшего властелина. И автоматически переключилась на исполнение их пожеланий.
Двадцатиметровое дельтавидное тело бота покоилось на четырех посадочных опорах. В полете они убираются в корпус. Никаких иллюминаторов — это вам не прогулочный гравилет. Лишь впереди, наверху закругленного носа, там, где размещена кабина пилота, блестело бронестекло смотрового окна.
В боку бота бесшумно отворился люк, из него выдвинулся трап.
— Прошу подняться на борт.
Дважды повторять приглашение не пришлось. Несмотря на усталость, Мелинда спешила изо всех сил. Чутье подсказывало ей, что удача ускользает из рук, невероятное везение вот-вот закончится.
Внутри бот чем-то напоминал автобус. Можно разместить отряд человек в двадцать, со всей амуницией. Ближе к носовой части — салон поменьше, здесь всего пять мест. А за прозрачной, наверняка тоже бронированной, перегородкой — еще два кресла. Командира и второго пилота. Туда и направилась Мелинда. Дверь открылась сама собой — как мило и как знакомо.
— Прошу занять места и назвать пункт назначения.
— Ой, так ты и здесь тоже?
— Я — именно здесь. В CAVO говорила с вами по субэфиру.
Вот оно что, догадалась Мелинда. Руководитель Кальваро приспособил бортовой искин бота в качестве личного секретаря! За неимением ничего лучшего. Хотя этот образчик искусственного интеллекта — очень даже неплох.
Мелинда усадила свою здравомыслящую половинку — Тею на место командира, а фантазерка — Бобби, пусть будет вторым пилотом. Обеим ничего не придется делать, потому как ничего не умеют. Просто сидеть с умным (или с глупым, как получится) видом. И стараться объяснить искину, чего они от нее хотят. Самой малости: очутиться в безопасности, и чтобы их оставили в покое. Как этого добиться, Мелинда понятия не имела.
Оба кресла, приноравливаясь к детям, медленно трансформировались. Спинка выдвинулась вперед, подлокотники сдвинулись вовнутрь. Сидеть стало удобнее.
— Открываю купол… — сказала искин. — Получен запрос: о причине старта вне графика.
— Скажи, что так надо.
— Отвечаю: по приказу высшего руководителя. До старта двадцать секунд. Получен запрос личного кода.
— Что ты всё спрашиваешь?! Ответь сама, ты же умная!
— Не могу. Код каждого человека прошит в его биочипе. Не могу прочесть ваш.
До Мелинды, наконец, дошло. Пустая формальность: автозапрос, кто пилот; автоответ. Годится любой код, кроме варианта: «не распознан». Но, Тея и Бобби лишились своих чипов в день, когда их похитил притворившийся другом веселый обманщик.
— Взлетаю! Получен повторный запрос личного кода. Бот вышел из ангара. Получено предупреждение. Выполняю набор высоты.
Оказывается, снаружи давно наступила глубокая ночь. CAVO сверху, в зареве уличных огней, выглядел очень красиво. В центре — островерхие башни за зубчатой стеной. На верхушке у каждой горит рубиновым светом вензель «DK». Вокруг в аккуратном порядке — виллы в зелени садов. На уличное освещение средств явно не жалели. Еще дальше — аккуратные, строгие здания. Наверняка, что-то важное! Мелинда угадала правильно, даже не зная, что это — казармы Национальной гвардии.
В молчаливом ночном городе, CAVO походил на вечно живое огненное сердце.
— Объявлено повторное предупреждение. Открыт предупредительный огонь.
Этого искин могла и не говорить. И так всё видно. Вспышки в ночном небе кололи глаза. Они окружали их, подкрадывались всё ближе.
— Сделай что-нибудь!..
— …Чтобы они перестали!.. — на два голоса завизжала Мелинда.
Незнание порождает ошибки. Большое незнание порождает трагические ошибки. Правильной командой было «удирай во все лопатки». Быстрый и маневренный, орбитальный бот легко ушел бы от зенитного огня. А там, ищи ветра в поле! Вместо этого Мелинда, сама того не понимая, заставила искина ввязаться в неравный бой с защищавшими CAVO зенитными батареями.
Любое транспортное средство, снабженное аграв двигателем, обладает важной особенностью. Его пассажиры не ощущают ускорения — изменения скорости движения. Ни рывков, вжимающих тебя в кресло; ни толчков, от которых темнеет в глазах; ни бросков вперед, когда привязные ремни впиваются в тело.
Вот почему Мелинда ничего не почувствовала, когда в смотровом окне земля, вся в электрических огнях, и звездное небо… вдруг завертелись в бешеном хороводе. Ужаснувшись тому, что видит, не в силах вытерпеть мысль, что невероятный калейдоской огней — это ее последнее впечатление в жизни, Мелинда приказала Бобби и Тее крепко зажмуриться. Зная, что до последнего мгновения будет бороться с желанием открыть глаза.
Элмер Мид мрачно вздохнул. Ноги его, в армейских ботинках, покоились на обшарпанном столе, плечи упирались в спинку кресла. Полночи прошло. Осталось выдержать еще столько же, дожидаясь утра, когда приступит к своим обязанностям Лейсан. А пока, сменив щегольский костюм на потертую военную форму, он коротает время перед мониторами. Вся стена дежурки занята ими. Помещения школы, как на ладони.
Заскрипела, открываясь дверь. Элмер поспешно убрал ноги со стола. Вошла Анна Стефани. В таком же пятнистом камуфляже и с кофейником в руках.
— Кофе, господин передовой учитель!
Бедняжка еще пытается шутить. В иных обстоятельствах Элмер был бы доволен, что причудливый график дежурств свел их в эту ночь вместе. Что вы, никаких далеко идущих планов! Надо быть идиотом, чтобы заниматься любовью в здании, сплошь утыканном видеокамерами. Да и Анна, похоже, вовсе им не увлечена. Держится по-дружески, и на том спасибо. И, вообще, не до амурных дел сейчас. Ни ей, ни ему.
— Благодарю. Спасаешь меня от падения в бездну… Э-э-гм… Наполненного оглушительным храпом сна, способным разбудить всю школу.
Анна натянуто улыбнулась, наполнила чашки. Достала из шкафа коробку с печеньем. Бросила косой взгляд на монитор. Там по коридору сонно брела щуплая фигурка.
— Всё нормально, — сказал Элмер, — кое-кто до сортира тащится.
Анна поставила печенье на стол, села напротив Элмера.
— Что-нибудь выяснилось? У тебя связи в полиции, я знаю.
— Какие там связи. Дочь здешнего комиссара — одноклассница жены моего брата.
— И всё же?
— Комиссару что-то известно. Он встревожен и зол. Так мне сказали.
— А Лейсан? Ей удалось…
— Она засекла беглянок недалеко от школы, но дрон сбили. Дальнейшее — загадка. Лейсан полдня пыталась извлечь хоть что-то из памяти дрона. Точнее, из того, что от него осталось.
Элмер вновь взглянул на монитор.
— Ну, вот. Сделал дело и ляжет спать.
Несколько экранов показывали бредущего в спальню полусонного пацаненка. Вдруг он встрепенулся, подошел к окну. Одновременно с этим на сигнальном табло вспыхнула надпись: «Внешний периметр открыт».
Элмер вскочил.
— Какого дья…
Тревожный сигнал погас. Мальчик, помявшись у окна, доплелся до спальни, затворил за собой дверь.
— Он что-то увидел?! — воскликнула Анна. — Там, во дворе?
— Сейчас, — проворчал Элмер. Обернулся к монитору наружного наблюдения, дававшему панораму школьного двора, освещенного тусклыми фонарями. — Мы с тобой — два непрофессионала. — Оба смотрим в одну сторону. Куда ты, туда и я. И наоборот. Во дворе только что сел чей-то гравилет.
— Наш. Я проверила. Периметр отключался личным кодом Лейсан.
— Она же дрыхнет!? Я-то дивился ее хладнокровию — пойти спать, когда у тебя бесследно исчезли две ученицы.
Дверь дежурки распахнулась. Сердце Анны подпрыгнуло в груди. Неужели Лейсан отыскала девочек? Вспыхнувшая надежда тут же погасла. Спутником Лейсан оказался светловолосый молодой человек. Она волокла его за шкирку, потому что сам он идти не мог. И вы бы не смогли, будь у вас ноги туго обмотаны скочем. Несмотря на столь бесцеремонное отношение, молодой человек не пытался протестовать. Это — мудрено, когда рот у тебя залеплен пластырем. В довершение — руки заведены за спину и также туго связаны.
— Лейсан?! — ахнула Анна.
Вместо привычной полувоенной формы стройную, крепкую фигуру Лейсан обтягивало короткое платье без рукавов. Взамен грубого покроя ботинок, на ногах красовались модные туфли на высоких каблуках. Ногти на руках ярко накрашены. На лице — тонкий слой грима, глаза умело подведены. На губах — перламутровая помада. Сногсшибательная красотка. Как в переносном смысле, так и в прямом.
Лейсан грубо швырнула пленника на пол, он глухо застонал.
— Молчать! — она пнула его острым носком туфли. И, зло усмехнувшись в изумленные физиономии Элмера и Анны, добавила:
— Вот этот обдроченец украл наших девчонок.
Глаза ее сверкнули торжеством. Лейсан извлекла-таки информацию из памяти раскуроченного дрона! Последним фрагментом в ней оказалось изображение человека, расстрелявшего умную летающую машинку. Картинка оказалась достаточно четкой, чтобы программа распознавания лиц нашла этого типа в полицейской картотеке. Откуда у частного охранного предприятия доступ к базе данных полиции? Не спрашивайте. Ни Лейсан, ни ее коллеги секрета не выдадут.
— Он — добытчик. На вольных хлебах. Вчера поимел хороший куш. Я задумалась: где наш общий друг захотел бы хорошенько оттянуться после удачной охоты? В округе — два подходящих заведения. В одном он бывает чаще. Но большую удачу захочет отметить из двух притонов — в самом дорогом. Там, где можно подцепить отборную телку. На свое несчастье, он подцепил меня.
— Надо сдать его в полицию… — предложил Элмер. — Они должны провести тщательное расследование! Организовать облаву… поиски!
— Ага. Полюбуйся на молодчика. Аж глазки засверкали от радости. Он только того и ждет. Отпустят за отсутствием бесспорных доказательств. Спорные — не в счет.
Элмер, возмущенный неприкрытым намеком на продажность органов правопорядка, оглянулся, ища поддержки у Анны. И не нашел. Хмурый взгляд, плотно сжатые алые губы — Анна явно разделяла мнение Лейсан.
А та сорвала с лица задержанного пластырь-кляп. Парень закашлялся, сплюнул и заявил:
— Вызывайте толстожопых. Я готов сдаться законным властям.
— Единственная здесь законная власть — это я, — ответила Лейсан. — Жаль, что ты не читал гражданский кодекс, главу о частных армиях. Или, ты — неграмотный?
— Сама — неграмотная! Я захватил твоих козявок уже за оградой! — огрызнулся парень. — Нечего кипеж подымать! Лоханулась, так чего уж…
— «Зона ответственности простирается за пределы ограждения на расстояние прямого выстрела», — процитировала Лейсан. — Я охраняю школу, имею право стрелять. Пусть даже с опозданием. Извини, служба.
Она схватила парня за шиворот, тот дернулся и завопил:
— Эй, с ума сошла?!..
— Не возражаете? — спросила Лейсан у Элмера и Анны. Сочтя ошеломленное молчание обоих учителей знаком согласия, поволокла жертву к дверям. Не обращая внимания на вопли:
— Нет! Подождите!! Я все расскажу! Кто купил и кому перепродали… Я не хотел! У меня мама больная! Братья с сестрой голодают… Да постой же!
Лейсан усадила его на пол, прислонив спиной к стене. Дала пощечину.
— Говори, скотина!
И он, захлебываясь словами, выложил всё, что знал. В комнате повисла тишина. Анна нервно кусала губы. У Элмера начался тик в правом уголке рта. Одна Лейсан хранила каменное спокойствие.
Парень всё канючил:
— Ну, зачем так… Вы же понимаете… Им всё равно ничем не поможешь… А людям зарабатывать надо, жизнь какая тяжелая! Война ведь! Те дуры сами поперлись, куда не надо!
Он всё бормотал и всхлипывал, когда Лейсан рывком поставила его на ноги. Он с ужасом глядел на моток тонкой изолированной проволоки в ее руках, с присоединенной к нему черной металлической коробочкой.
— Не волнуйся. Это — самодельный аграв-пояс. Я тебя отпускаю. Где, говоришь, живет семья? Сейчас введу координаты.
Пленника, развязав ноги, вытолкали во двор. Руки его остались связанными за спиной. Он шел спотыкаясь, с трудом удерживая равновесие. Темное небо с серебряными пригоршнями звезд молча взирало на странные дела людей.
Парень остановился, дико оглядываясь.
— Пошел! — скомандовала Лейсан.
Не успел он сделать и трех шагов, как неведомая сила швырнула его в воздух и стремительно унесла в темную высь.
— Ого! Я думал, его размажет о силовой купол! — с дрожью в голосе воскликнул Элмер. Анна зябко передернула плечами.
Лейсан пояснила:
— Я недавно обновила управление защитой. Добавила режим «Выкинуть вон». Сейчас он включен. Поле прерывается на долю секунды, когда отсюда что-то летит.
Пожала голыми плечами.
— Ладно, идите, заканчивайте дежурство. А я сниму с себя всю эту лабуду, смою раскраску и завалюсь спать.
Добавила, отвечая на повисший тяжким молчанием, невысказанный вопрос:
— Мне очень-очень жаль. Тот мерзавец прав: девчонкам уже ничем не помочь.
Четырьмя часами позднее, и на тысячу километров юго-восточнее, в деревне Афронт утром с неба упало что-то тяжелое, с грохотом проломив крышу амбара. Сбежавшиеся к месту происшествия селяне обнаружили покрытое толстой коркой льда мертвое тело. Погибшего вскоре опознали, как Мартина Красавчика — сына Афродиты Соррены.
К часу дня несчастная мать явилась к деревенскому старосте с челобитной: о выплате пособия по случаю трагической гибели старшего сына — единственного кормильца в семье. Староста, выразив подобающими словами сочувствие, наложил решение: «Ходатайствую. Староста поселения Авангард-Фронтового-Тыла, Епифан Корнелли» и отправил бумагу с вечерней курьерской почтой в районный центр.
Глава района, получив упомянутое прошение утром следующего дня, начертать соизволил: «Всенепременно удовлетворить. Главрайадм-48 Базильян Рокадо, майор Нацгвардии». Сказал, вроде ни к кому не обращаясь, но предназначив слова сии для ушей подчиненных:
— Народ-труженик наш несет на себе основное бремя войны. И мы — его слуги, об этом забывать не должны!
Остаток дежурства тянулся в мрачном молчании. Элмер сгорбился в кресле. Анна прилегла на кушетку. В другое время она поспала бы немного, но не сейчас. Состояние ошеломления не проходило. Так бывает с человеком после внезапного падения — вроде цел, руки-ноги на месте, а в голове гудит и мысли мечутся судорожно и бестолково.
Услышала собственный дрожащий голос:
— Как можно… было… не сберечь?.. Таких, как они… гениальных… добрых, необыкновенных…
— Все дети добрые и гениальные, — отозвался Элмер. — А потом многие вырастают в подонков и злодеев. Даже не сознающих, какие они гнусные ублюдки. Мы, взрослые, делаем их такими.
— Господи! Если бы девочки не наткнулись случайно на этого урода…
Элмер, сжав кулаки, с силой ударил по крышке стола.
— Чёрт! Черт!! Мы во всём виноваты!..
Он замолчал. В тишине слышалось его тяжелое дыхание. Он собирался еще что-то сказать, но что именно — так и осталось неизвестным. Потому что сигнальное табло замигало фразой: «Угроза внешнему периметру», и тревожный звук зуммера распилил воздух.
Анна вскочила.
— Элмер, что…
Он процедил:
— В оружейку, быстро.
Обычно, дежурные (как сейчас Анна и Элмер), не носили никакого оружия, кроме шокеров. Но и на школу, на их памяти, никто не нападал. Мелкие хулиганские выходки в Праздник победоносцев — не в счёт. Чего только не учудят пьяные отставники!
Анна помнила их прошлогодний парад. Стать, выправка, грудь колесом, четкий шаг — всё как положено. Разве что маршировали доблестные защитники нации, хм… как бы не сказать лишнего… практически в чём мать родила. Потом дружно купались в Большом фонтане на площади. Пусть их. Героям простительно.
Но, сегодня не праздник. Не теплый солнечный день, а сырая, зябкая ночь. Кто в такое время, ошивается у периметра?!
Слепящий свет фар заливал двор. По ту сторону силовой стены выстроился отряд нацгвардов, с оружием наизготовку. У многих — ручные реактивные гранатометы. Их прикрывали два самоходных орудия. А посереди двора одиноко стояла Лейсан. Нельзя сказать, что ее полностью застигли врасплох. Босая, в одной ночной рубашке, она держала в руках тяжелый двадцати-зарядный импульсатор. «Маг-9» — оружие устаревшее, но надежное.
Лейсан стояла не шелохнувшись, как статуя. Чем явно выводила старшего нацгварда из себя. Низкорослого, субтильного. В бронежилете и защитном шлеме не по размеру. Плосколицего, с редким кустиком пегой бороденки. Его вокальный визуализатор барахлил и путал фонемы. Силовое поле не пропускало звуков и картина получалась сюрреалистическая. Из неслышно шевелящихся губ невзрачного молодца выплывали огромные, мерцающие в ночи грязно-желтым светом слова:
ПИРКАВЫЗАЮ СЯНТЬ ЗАИЩТУ ДЛЯ ДОМСОРТА! НЕЛМЕНЕНДО!
Лейсан читала эту тарабарщину, но ей было совсем не смешно. С чего бы Нацгвардия так засуетилась? Ладно, получите тезис. Над ее головой расцвел маковым цветом аккуратный ответ:
ДОСТУП ОТКРОЮ ДВУМ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМ В 9 УТРА. ОРУЖИЕ СДАТЬ НА ВХОДЕ. ОСНОВАНИЕ: ГК СТ. 119. ЧАСТНЫЕ АРМИИ, П. 2 ОХРАНА ОБЩЕСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ.
Клоун из Нацгвардии погрозил кулаком и что-то проорал, отчего его воквизор разразился всполохами огней. Уже безо всякого намека на внятный текст. Верхний люк ближайшей к силовому щиту самоходки открылся. Из него выдвинулась сложная металлическая конструкция. Она медленно раскладывалась в подобие параболической антенны. Эт-то что еще за чертовщина?!
В это время во дворе появились Элмер и Анна. Вооруженные «Магами», как и Лейсан. Взглянув на них, Лейсан усомнилась: умеют ли они вообще обращаться с оружием?
— Берегись! — закричал Элмер. — Они ставят нейтрализатор поля!
Он подбежал к ней, взмахом руки приказав Анне держаться подальше от освещенных мест.
— Новая разработка, о ней мало кто слышал!
— Всё-то ты знаешь, — проворчала Лейсан.
Элмер щурился от яркого света прожекторов.
— Что же нам делать?
— Зажмурься. Сейчас будет очень светло.
И сама последовала своему совету, не заботясь о том, поверил ли ей Элмер. И, вслепую, сделала в сторону гвардейцев всего один выстрел.
Через пять секунд Лейсан открыла глаза. Элмер лежал на земле, прикрыв голову руками. Обычная инстинктивная реакция. Правильная, кстати.
Из темноты вынырнула Анна, склонилась над Элмером.
— Я в порядке, — просипел он, с трудом поднимаясь на ноги. — Но, какого джестера… что такое?!
Его изумление разделяла Анна. Не могла же одна жалкая пуля, единственный выстрел из электромагнитного акселератора, произвести настолько разрушительный эффект?
Обе самоходки горели. И обе — раскурочены взрывом боезапаса. Ряд домов на противоположной стороне улицы стоял без крыш и с обвалившимися стенами. Лейсан пожелала, чтобы их жильцы не пострадали. Впрочем, во время рейдов Нацгвардии, население привыкло прятаться в подвалах или разбегаться кто куда. Оставляя всё, что нельзя унести с собой.
В этот раз нацгвардам ничем из брошенного имущества поживиться не удалось бы. Оно и понятно: мертвые мародерствовать не могут. Чья-то оторванная голова уставилась в ночное небо остекленевшим взором. В неверном свете пожара виднелся нелепо торчащий клочок бороды.
Анна согнулась пополам, ее вырвало. Лейсан равнодушно отвернулась. Сама когда-то была такой. Чувствительной. Нежной. Ударялась в слёзы от малейшей обиды. Гневалась на несправедливость. От вида капельки крови хлопалась в обморок.
Пока со всей ясностью не осознала, в каком мире живет. Это далось нелегко. Чем-то походило на мучительное излечение от наркотической зависимости. Когда, день за днем, сознание пробуждается от сладких грез к мерзостям реальной жизни. Грязной, кровавой, жестокой. Не лучше ли было так никогда и не проснуться? Умерла бы счастливой, как большинство здесь. Скажи кому-нибудь правду, так он решит, что разговаривает с сумасшедшей. Впрочем, у этих двоих, рядом с ней, скоро прорежутся глазки. Слепые котята прозреют.
За стеной силового поля что-то опять беззвучно взорвалось, вскипев вихрем пламени. Элмер прикрыл ладонью глаза.
— Черт возьми… Ты выстрелила. Этот… твой «новый режим» отключил и заново включил силовой щит, пропустив пулю наружу. Она кого-то там зацепила. Гвардейцы поверили, что никакого щита нет! И разом открыли ответный огонь?
— Ага. Естественная реакция.
— Естественная?! Обрушить на школу… ты слышишь, на школу! шквал реактивных мин! Чтобы убить четыреста ни в чем неповинных детей!? Ты что мелешь… Как может Национальная гвардия…
— Хайло закрой, Элмер. Или я сама тебя заткну. Это будет больнее, чем ты сам прикусишь свой вонючий язык. Вот, молодчина. Слушай сюда.
Элмер оторопело воззрился на нее.
— Никто пока не убит. И не будет, если мы не облажаемся. Подмогу я вызвала, она в пути. И запомните крепко, вы двое: нет никакой гвардии! Нет закона и нет порядка. Вся многолетняя «стабильность» нашего общества — лишь оцепенение жертв перед людоедами.
Анна сказала несмело:
— Как же нам выкрутиться? Ситуация нехорошая — сопротивление силам…
— Ты же слышала: нет права и нет порядка. И сил правопорядка тоже нет, — скривился Элмер. — Да, заметь, никто не сопротивлялся. Отряд недоумков погиб от собственного отраженного огня, открытого (по дурацкой случайности) в направлении работающего силового щита.
Лейсан одобрительно кивнула.
— Так оно и было. Не мандражируйте. К утру всё образуется, увидите. А пока у вас появилось срочное дело. Здесь правопорядок есть. Вот и поддерживайте его.
Лейсан показала на здание школы. Окна обоих этажей ярко светились. В них виднелись возбужденные, горящие любопытством детские личики.
Комиссар Грейсон проснулся от подземного толчка, звона и треска. Поспешно выскочил из своей холостяцкой постели. Они с Александрой развелись три года назад. Обычная история — дети выросли и Вилькомир и Саша Грейсон обнаружили, что больше их ничто не связывает.
Ладно, потолок на голову не упал. В Аксоне все дома сейсмоусточивы — столица, как-никак. Решетка на окне цела, оконное стекло — нет. На полу — ворох осколков. Порванная занавеска трепещет под слабым ночным ветром. А за окном вдали…
Огненные облака медленно вспухая, всплывают в ночное небо! В их мертвенном свете отчетливо видны разрушения в центре города. В момент, когда Грейсон с отвисшей челюстью и без единой связной мысли в голове, смотрел на этот кошмар, за его спиной заверещал телефон.
Через пятнадцать минут Грейсон прибыл в Главный полицейский комиссариат, куда его доставил срочно присланный патрульный гравилет. Суровый, в идеально сидящем мундире, густоволосый и пышноусый, он излучал уверенность и спокойствие. Никто из подчиненных не угадал царящего в его душе смятения.
— CAVO не отвечает, гражданин комиссар! Наверно, линия повреждена. Я пробую связаться…
Жестом Грейсон прервал сбивчивый доклад инспектора Манга.
— Дроны запущены?
— Так точно. Только что…
Молодой человек виновато потупился. Он сообразил выпустить дронов, лишь увидев входящего в оперативный зал комиссара. Грейсон одобрительно кивнул, не показывая, что заметил оплошность подчиненного.
— Картинку на экран, пожалуйста.
В зале настала тишина, нарушенная несколькими сдавленными проклятиями. А Вилькомиром Грейсоном овладело странное чувство, вытеснившее недавние страх и растерянность. Он понял, что настал его звездный час.
В шикарной квартире в богатом пригороде столицы, среди ночи, женщина по имени Саша, включила последние известия. Вдруг расскажут, что это за чертова суета, когда заснуть нельзя от воя пожарных машин? Саша хотела позвонить подруге, так к телефону никто не подошел. Оставалось слушать передачи Инфора. Может, объяснят, наконец, что стряслось?!
Говорит Инфор!
Передаем сводку СПО. Нами одержана новая убедительная победа! Сегодня ночью коварный Враг предпринял отчаянную и безнадежную попытку нападения на нашу священную столицу! В ходе кратковременного ожесточенного боя, вражеский десант полностью уничтожен. Наши потери незначительны.
Только что состоялось заседание Совета Планетарной обороны, на котором выработаны меры по дальнейшему противодействию Врагу. Совет принял к сведению доклад Вилькомира Грейсона, главы полиции Аксоны, и предоставил ему полномочия всепланетного комиссара.
Мы передавали последние известия…
Саша, ахнув и чуть не выпрыгнув голышом из постели, вскричала:
— Джестер меня побери! Не рано ли я дала отставку Грейсону?!
— Ты же не знала, что он пойдет в гору, — сказал деливший с ней постель долговязый, интеллигентного вида мужчина.
— Да уж, эдакой прыти не ожидала! Он всегда был такой скучный. Тир, спортзал, работа. А нынче, посмотри, какая шишка! Раз-два, и в дамки!
— Ага. Но мне что-то непонятно. Дай-ка, сделаю пару звонков, — сказал ее приятель.
Саша, хихикнув, перелезла через него, чтобы он мог подвинуться к телефону. Ее мужчина снял трубку, набрал один номер, второй, третий… Недоуменно скривил губы. Каждый раз ответом были длинные гудки.
Саша решительно завладела трубкой. Сейчас-то она сможет дозвонится до любимой подруги? И пусть та не жалуется на ранний звонок! Автомат ответил записанным голосом: «Неполадки на линии. Перезвоните позже».
Положила трубку, капризно сказала:
— Что за ересь?.. Неполадки. Мы же в столице, а не в Зажопинске каком!..
Телефон пронзительно зазвонил.
В ту ночь подруга Саши не ночевала дома. Такое случалось. Вот и опять поссорилась с мужем. Ну, не в настроении она ехать на прием в CAVO! Чопорно, слащаво, скучно. Муж нервно вопрошал: ему себе эскорт-даму заказывать, что ли? Чем нарвался на ехидный ответ: «Валяй, заказывай! Не впервой, да? Бери под руку и катись! На прием свой. Твоя работа, ты и лизоблюдничай! А я пошла».
Есть в городе хороший бар, круглосуточный. Нет, не думайте, она не алкоголичка. Норму знает — чтобы нервы успокоить. Когда старинные часы над стойкой пробили полночь, решила, что хватит. Отмахнулась от такого же пьяненького местного донжуана, и вышла на улицу, ловить такси.
Прошла навеселе квартал, другой. Такси чего-то не ловилось. Решила вернуться в бар и оттуда вызвать такси по телефону. Переходя через виадук, запыхавшись, остановилась. Ей открылся замечательный вид на сияющий в ночи разноцветными огнями CAVO. Уже без раздражения подумала о муже. Как он там, бедняжка? Натужно улыбается, кланяется, говорит любезности. Разве что под утро сумеет незаметно слинять с помпезного сборища…
В эту секунду всё и случилось.
Озарилось. Вспыхнуло.
Дробно загрохотало.
И CAVO исчез.
Улицы, ведущие в зону внезапного бедствия, поспешно перекрывала полиция. Приказ исходил от комиссара Грейсона, был категоричным и требовал немедленных действий. Проезд разрешался только спасателям и медикам. Поэтому полицейские сразу задержали женщину, слепо и бездумно бредущую к центру города. Туда нельзя, объяснили ей. Там опасно. Она не понимала обращенных к ней слов, ничего не говорила, по ее лицу безостановочно текли слезы. В ее сумочке обнаружились паспорт и записная книжка. А в книжке — телефон Саши Грейсон.
Дроны кружили над городом, непрерывно передавая панораму зоны поражения в штаб Грейсона. То проходя на бреющем полете, то снова взмывая ввысь. Вид с воздуха не оставлял сомнений. Удар пришелся точно в цель, когда вся аристократия планеты собралась во дворце Руководителя Кальваро. Чувствительные сенсоры дронов не находили никаких признаков жизнедеятельности под дымящимися развалинами. Число погибших, без сомнений, исчисляется тысячами. Разрушена не только резиденция правителя. Целиком уничтожен оазис власти и могущества, включая командование Национальной гвардии и ее элитные части. У государственного организма вырвано сердце.
Подошел инспектор Манг, зашептал на ухо. Грейсон встал.
— Останешься за меня. Поеду в госпиталь, лично поговорю со свидетельницей.
Потрепал по плечу взволнованного молодого человека.
— Не тушуйся. Справишься.
В госпитальной палате царил полумрак. В свете ночника Грейсон увидел на больничной койке бледную, измученную женщину. Она была в сознании и молча смотрела на него. Грейсон отметил, что женщина очень красива. Вот так-так! Да они же знакомы! Иви Круз. Подруга жены. «Бывшей жены», — мысленно поправил себя. — «Вряд ли мы снова встретимся. Разве что случайно, и то не скоро». Медсестра, стоявшая у окна спиной к нему, обернулась и Грейсон узнал Сашу.
Кивнул ей, старательно не выказав удивления, уселся на стул рядом с койкой.
— Привет, Иви. Это я — Виль Грейсон. Как ты себя чувствуешь? Сможешь говорить?
— Да, — тихо ответила Иви.
— Мы пытаемся понять, что же такое произошло. Важны любые подробности. Расскажи, что ты помнишь.
Саша, так и не покинувшая палату, сказала, немного резко:
— Есть же записи камер наблюдения! Незачем тревожить Иви.
Грейсон мягко ответил:
— В том-то и дело, что нет. Многие камеры уцелели. Но на всех запись обрывается за три минуты сорок семь секунд до инцидента. Кто-то на редкость аккуратно замел за собой следы.
— Кто?.. — шепотом спросила Иви.
— Единственный человек, который контролировал в CAVO абсолютно всё, и мог разом отключить видеонаблюдение — это Руководитель Кальваро.
— Но зачем бы ему это понадобилось?! — не выдержала Саша.
— Загадка. Тайна, которую без посторонней помощи мне не разгадать.
— Я помню. Салют. Вспышки над CAVO, — сказала Иви. — Я стояла на мосту. Любовалась. Потом… огненное кольцо. Оно сомкнулось вокруг… Последним в огне исчез замок.
— Враг! Это его рук дело! — добавила Саша. — Без сомнений!
— Сомнения есть всегда. В эту ночь ни один объект не пересекал космическое пространство между планетами. Ни от нас к Врагу, ни от Врага к нам — даже скорлупки не летало. Мы бы заметили. Или ты не веришь, Саша, в бдительность нашей планетарной обороны?
По лицу Саши видно было, что она не знает, какой ответ выбрать: «Нет, не верю!» или «Грейсон, ты — дурак!». Недовольно фыркнув, избрала третий вариант:
— Иви устала, ей нужно отдохнуть.
Что следовало понимать, как «выметайся вон».
— Спасибо. Вы мне обе очень помогли, — дипломатично ответил Грейсон и вымелся вон.
В штаб он вернулся в глубокой задумчивости. Салют. Салют над CAVO. Его никак не могло быть. Дин Кальваро панически боялся фейерверков. Считая (не без оснований), что среди тучи безобидных шутих легко можно спрятать настоящий управляемый снаряд.
Никто в эту злосчастую ночь не атаковал правительственную резиденцию из космоса. Да и не так-то просто поразить объекты под силовым куполом — самым прочным на планете. Однако, из резиденции этой ночью велся отчаянный зенитный огонь. Что говорило о том, что силовое поле оказалось отключено, а дворец правителя был практически беззащитен.
Инспектор Манг увидел Грейсона, поспешил навстречу. Парень вжился в командирскую роль, молодец. Держится уверенно, глаза блестят, щеки порозовели.
— Есть новости, гражданин комиссар! Один из шефов Нацгвардии покинул CAVO до… происшествия. Уважительная причина. Ему сообщили, что сын разбился в ночных гонках. Ну, мужик и поспешил. А Центр взлетел на воздух через минуту после его отъезда! Нацгвард оказался человеком принципиальным, настоящий патриот. Прежде чем выяснять, что там с сынулей, он позвонил в Пергамо — это четыреста верст отсюда — в тамошний полк Нацгвардии и попросил обыскать местную школу-интернат.
— Это ж как ужраться надо, чтобы задумать трясти школоту? — удивился Грейсон.
— Я тоже усомнился. Но, затем выяснил, что оттуда были приглашены две участницы школьной самодеятельности. Тот командир, скорее всего, прав. Школьницы пронесли на себе бомбы, которые и взорвали в подходящий момент!
— Ты установил их личности? — Грейсон почувствовал, как свело коду на скулах.
— Да. Пробил по базе данных. Девочки-близнецы. Возраст подходящий — когда тебе семь лет, то не задумываешься, что смерть — это навсегда.
— Не представляю, как такое возможно… технически.
— Микро-аккумулятор Ричи большой емкости! Если его замкнуть, энергия вырвется на волю несметная.
— Достаточно, чтобы убить всех в обеденном зале. Но не развалить к чертям целый микрорайон!
— Гражданин комиссар, мы не знаем всех возможностей Врага!
— Зато я знаю, что разрушение CAVO началось с периметра, с казарм Национальной гвардии, и шло к центру. А не наоборот. Дворец Кальваро рухнул последним. Причем сперва ему, как бритвой, срезало башни.
— Э-э… О…
— Да, чуть не забыл. За несколько секунд до взрыва, зенитки лупили в небо, как бешеные. Фейерверк был еще тот.
— Враг! Точно, Враг! Выбрали момент — праздник — день рождения Руководителя и подло ударили!
— Логичный довод. Но межпланетное пространство в эту ночь — чисто. Уж поверь планетарной обороне.
Грейсон употребил тот же аргумент, каким недавно приложил бывшую супругу. Ничего, от повторного использования доказательная сила не уменьшится. Но молодого помощника полностью не убедил.
— Боевой корабль могли перебросить к нам заранее… задолго до…
— Ты остановись на чем-то одном. Или — дети-смертники, или — вражий десант…
У Грейсона вдруг пересохло во рту. Провел языком по немеющим губам, севшим голосом спросил:
— У Кальваро, кажется, имелся личный боевой катер?..
Манг слегка побледнел.
— Д-да…
— У тебя есть фотографии девчонок?
Рассматривая на стерео-фото две курносые, нарочито-серьезные рожицы, он задавался вопросами без ответов: «Кто вы? Откуда? И как смогли?» Дрожащими пальцами вложил фото в нагрудный карман мундира.
— Пойдем, Манг, ко мне в кабинет. Поговорим.
Когда за ними затворилась толстая, звуконепроницаемая дверь, Грейсон сказал:
— При твоем остром, наблюдательном уме ты никогда не задавался двумя элементарными вопросами? Первый: гостей со стороны, по слухам, в CAVO на приемы приглашали не раз. Известен ли тебе хоть кто-то из них, кто после делился бы впечатлениями? По лицу вижу, что нет.
— Второй вопрос: у нас есть Штаб Нацгвардии. И есть Нацгвардия. У нас есть полицейские комиссариаты. И подчиненная им полиция. У нас есть Министерство Планетарной обороны. Со штатом астрономов, программистов и заносчивых чиновников. А где же сами вооруженные силы?
— Что?!.. А Нацгвардия…
— Нацгварды — другая епархия. Они не воюют, а охраняют Руководителя. Про частные армии вообще молчу — малочисленные и жадные. Не заплатишь, с места не тронутся. А ты хоть раз в жизни видел настоящего военного? Обыкновенного солдата. Хоть одного. Из тех, кого рисуют на плакатах. Того, кто доблестно отразит Врага, когда наступит решающий час?
— Значит, мы совершенно беззащитны? — в ужасе воскликнул Манг.
— Похоже на то. Мы совершенно беззащитны перед детьми. Которые никакие не сумасшедшие террористы, а две насмерть перепуганные маленькие девочки. В руках которых находится самая могучая боевая единица на планете — бот Руководителя Кальваро. И мы с тобой уже видели, что эти невинные создания могут натворить.
Небо на востоке из черного стало темно-серым, близился рассвет. Лейсан закончила разговор по субэтериксу.
— Где же твоя подмога? — спросил Элмер.
— Наши ребята перекрыли дороги на подступах к Пергамо. Новых шевелений у нацгвардов не заметно. А вот полиция задергалась. Какой-то хлыщ доказывает, что он — инспектор Манг и требует, чтобы его допустили до школы и дали поговорить с директором.
— Ты сказала, что директора у нас нет? Прежний умер в прошлом году, а новый не назначен.
— Я сказала, что директор — ты.
— Гм-м, спасибо, — пробормотал Элмер.
В дежурку вошла Анна.
— Я предупредила всех быть готовыми спуститься в убежище.
— Хорошо. Тут к нам полицейская ищейка рвется…
— Поговори с ним по этериксу и пошли к черту или к Джестеру или в…
— Удачная идея.
Элмер взял субэтерикс у Лейсан.
— Директор Элмер Мид. С кем имею честь?
(Анна удивленно подняла брови, Лейсан заговорщицки ей подмигнула). Динамик у субэтерикса был достаточно громким, чтобы стоя рядом с Элмером, они слышали весь разговор.
— Инспектор Манг с полномочиями от планетного комиссара Грейсона. Мне поручено допросить двоих ваших учениц: Теону и Роберту Винер.
У Лейсан сделалось страшное лицо, она чуть не выхватила субэтерикс из руки Элмера, но сдержалась. Анна прижала ладонь ко рту, сдерживая вскрик. Элмер свирепо сказал:
— День назад обе девочки похищены из здания школы при попустительстве или прямом содействии вашего продажного ведомства! Вы это наверняка знаете, и имеете наглость заявляться сюда и что-то такое гавкать про допрос?! Притворяетесь чистенькими?! Ах-ах, мы не при чем, да?!
Инспектор Манг растерялся. Начал что-то бормотать. Наступила пауза, похоже, инспектор Манг уронил свой субэтерикс. Потом голос его окреп.
— Я представляю столичный округ и не могу отвечать за неправедные действия местной полиции, если таковые… имели место. Я… мы… предполагаем, что с девочками всё в порядке и они вскоре объявятся у вас, в школе. На этот случай, хотел бы иметь возможность с ними поговорить. Если можно…
Его последнее «если можно» оказало умиротворяющий эффект.
— Один и без оружия, — сказала Лейсан.
Элмер повторил инспектору это условие и тот его принял.
— Ладно, ждем, — сказал Элмер. — Хотел бы знать, с чего вы взяли, что девочки вернутся?
— Им больше некуда деваться. Ваша школа для них единственное место, где они найдут хоть кого-то, кому смогут доверять.
— Хотелось бы надеяться! — вырвалось у Элмера. — Пока всё это — ваши домыслы…
Его слова прервали вопли и визги, несшиеся с обоих этажей. Слышались разноголосые детские крики: «Смотрите! Смотрите!»
Лейсан выметнулась вон из дежурки, рявкнула:
— Тихо всем!! Тут стадион или базар?!
Всеобщий ор чуть поутих. Элмер с Анной услышали удивленное восклицание Лейсан:
— Это ж надо, а?..
Вслед за тем она уже спокойным тоном велела детям держаться позади нее. Не сговариваясь, Элмер и Анна покинули дежурку, и поспешили за Лейсан и детьми к выходу из школы.
Узкий темный треугольник в светлеющем небе парил над школой. Словно гигантский наконечник стрелы. Он медленно и тихо снижался, постепенно увеличиваясь до своих настоящих размеров. Bello Orbito Turnabo. B.O.T. Космический аппарат для ведения тактических боевых действий в околопланетном пространстве. А так же — десантное средство.
— Нашего двора ему хватит, — сказала Лейсан обоим учителям, и тут же прикрикнула на детей: — Назад! Все назад! Это вам не игрушка, а боевая машина. И какого черта она тут делает??..
Из субэтерикса, который по прежнему сжимал в руке Элмер, донесся сердито-ироничный голос инспектора Манга:
— Спокойствие. Главное — спокойствие. Полагаю, это ваши лягушонки в коробчонке едут.
Элмер вздрогул, шепотом выругался, а вслух ответил:
— Вы-то где ошиваетесь?
— Почтительно жду на улице у ваших ворот. Впустите, пожалуйста.
— Заходите, не стесняйтесь. Эта штука, над нашими головами, вырубила нам защитное поле. Калитку закройте за собой. На щеколду, будьте добры.
— Здравствуйте, юные граждане. Извините, я пройду, можно? — Манг улыбнулся детям, и церемонно поклонился троим взрослым.
— Вы бы не лезли поперед мамки в пекло, — осадила его Лейсан. — Не хватало нам еще за полицейскую шавку ответ держать. Видели, что на улице творится?
— Это вы нацгвардов уложили? — мрачно поинтересовался Манг. — Видел с высоты, на подлете. Жутковатая картинка.
— Те бравые парни отмечали тезоименитство Руководителя. Доотмечались.
— Да-да, понимаю. Неосторожное обращение с оружием вблизи силовой ограды, — чуть рассеянно ответил Манг, следя за готовым совершить посадку ботом.
Аграв-двигатель работал абсолютно бесшумно, что говорило о его исправности и точной регулировке. Бот выпустил посадочные опоры и легко, как пушинка, приземлился в центре школьного двора. Не подняв даже легкого облачка пыли.
— Какой красавец, — прошептал Манг.
В полной тишине в боку чудесной машины открылся люк. С плавным изяществом развернулся трап. В темном проеме люка показались две худенькие фигурки.
— Бобби! Тея! Дорогие мои!! — с радостным воплем четвероклассница Катя Данте ринулась навстречу подружкам, которых еще полчаса назад считала пропавшими невесть где. Исчезнувшими навсегда.
Никто не успел ее остановить. У подножия трапа она заключила сестер в объятья.
— Тише. Тише… — сказала Тея. — С ног нас не сбей. Устали очень.
— Я так переживала, — всхлипнула Катя.
Толпа школьников окружила их. Но при том сохраняя определенную дистанцию. Как будто сестер Винер окружало защитное поле. На самом деле, как заметила Лейсан, ничего такого не было. Никакого физического воздействия.
Одна из сестер вдруг окликнула ее.
— Лейсан!
— Я здесь… Бобби, — Лейсан осторожно протолкалась сквозь толпу детей. Ей пришлось украдкой глянуть на наручный сканер, чтобы не ошибиться. На глаз различить сестер сейчас было бы трудно.
Непринужденность, отличавшая Бобби, исчезла. Обе девочки выглядели одинаково потерянными и усталыми. Уголки губ мрачно опущены. Под глазами залегли темные тени. Лейсан с тревогой увидела, что их одежду во множестве покрывают бурые пятна. Засохшая кровь.
— Вы ранены?!
— Это — не мы. И… он… не ранен, — ответила Тея.
А Бобби вдруг спросила:
— Где наша одежда, Лейсан? В которой мы здесь появились.
— В кладовке, — машинально ответила Лейсан, гадая, что же означают слова Теи: «он не ранен». И, кто это — «он»?
— Верни, пожалуйста.
— Побыстрее. Мы спешим, — добавила Тея.
Озадаченная Лейсан не знала, что и подумать. Девочки очень странно себя ведут! И разговаривают, как взрослый человек. Как один человек. Суровый. Злой. Прячущий гнев под маской невозмутимости.
Кто-то тронул ее за плечо. Анна. Протянула пластиковый пакет. Прошептала:
— Я принесла. Отдай им.
Лейсан повиновалась. Бобби взяла пакет с ее и Теи одеждой, и стала подниматься по трапу. Тея немного задержалась, потому что Катя схватила ее за руку.
— Что?! Вы прилетели только за шмоткой?!
Тея ласково дотронулась до ее щеки.
— Нам нельзя здесь оставаться. Всем от этого только хуже. И нам, и… всем. А вон тот молодой дядечка, — она показала на инспектора Манга, — как раз за нами заявился.
Манг хотел успокоить ее, объяснить, что не намерен причинять им обеим вред, что понимает: у них не было выбора… Как нарочно, некая неведомая сила лишала его возможности говорить. Вернее, лишала желания говорить. Он стоял и молча смотрел, как Бобби остановилась на верхней ступени трапа, поджидая сестру.
Катя, чуть не плача, воскликнула:
— Возьмите меня с собой! Я тоже не хочу здесь оставаться!
Тея печально ответила:
— Да запросто. Но к полудню нас не будет в живых. Скорее всего. Зачем же умирать еще и тебе?
— Что за глупости? Кто надудел вам в уши? Никто не знает заранее, что его ждет!
Оттопыренным большим пальцем Тея показала назад.
— Так говорит она. Невыполнимое задание.
Катя сказала, зло и ожесточенно:
— Я тебя сейчас возьму в охапку и потащу наверх. Или, наоборот, удержу здесь. Кто мне помешает? Либо вместе летим, либо вместе остаемся. А Бобби не улетит без тебя.
— Пошли! — просто сказала Тея.
Лейсан рванулась за ними, и замерла, встретившись взглядом с Теей.
— Что, Лейсан?
Вместо того, чтобы приказать Тее и Бобби перестать валять дурака, и немедленно подчиниться, Лейсан (неожиданно для себя!) промямлила:
— Откуда вам известна секретная фраза для отключения щита? Без нее у вас не получилось бы сбежать из школы.
Болезненная улыбка появилась и погасла на лице Теи. Она ничего не ответила. А Лейсан подумала, что давно надо было снести мастер-пароль к ебеням собачьим. Дурной тон — сохранять у щита заводские настройки. Отчего-то она знала, что эта грубая мысль — не ее.
Тея увлекла Катю за собой. Та сделала знак: подожди минутку. Обвела взглядом притихшую толпу детей, среди которых изваяниями застыли четверо взрослых.
— Тимоха и Сим! Я не имею права вас просить. Решайте сами. Вы — с нами? Или… как все — прощайте!
Вместе с Теей она, не оглядываясь, поспешила наверх, к ожидавшей их Бобби. Бобби первой исчезла в недрах бота, за ней последовала Тея в полуобнимку с Катей.
— Тебе местечко в салоне для особо важных человеков, — пояснила Тея. А мы вон там — за прозрачной стенкой — два капитана. Не соскучишься — будешь нас видеть.
Тут она увидела, что ее сестра уже заняла командирское кресло.
— Эй, Бобби, брысь! Это место — для главного капитана. Ты — запасная!
— Какая разница? — возразила Бобби.
— Ну… ладно. Никакой. Искин, поднять трап!
Изумивший Катю теплый женский голос ответил:
— Сейчас. Еще двое поднимаются на борт.
Затопали две пары ног. Запыхавшийся Сим, поддерживая Тима под руку, возмущенно выпалил:
— Катька!! Кинула клич, а потом без нас удрать решила?..
— Прости! Я подумала, что зря вас дергаю…
Тим добавил:
— Когда нас приговорили к высылке, мы все поклялись, что кровь из носу, а сбежим.
— Ага. Ант попытался… И где он?
— Теперь попробуем мы. Скажи сестричкам: вперед, и будь, что будет!
Первые лучи солнца осветили полированные бока бота. Он медленно приподнялся над землей. Посадочные опоры ушли вглубь корпуса. Нос бота стал задираться вверх, пока бот не принял вертикальное положение. Подъем ускорился. Бот исчезал, таял в утренней небесной выси. Оставляя после себя лишь тяжкий гул воздуха, разрываемого его могучим телом.
— Боже мой! Что это было? — вскричала Анна. — Я всё время хотела схватить девчонок, спеленать, вкатить успокоительного и в спальню, на сутки! И ничего не могла!
— Возможно, бот генерировал излучение, подавляющее волю, — предположил инспектор Манг.
Лейсан, как очнувшись ото сна, занялась наведением порядка среди детей.
— Умываться, все марш! И на зарядку, во двор! Благо, место освободилось, — последние слова она пробурчала себе под нос.
Элмер взял Анну под руку.
— Занятия никто не отменял. Пошли готовиться к урокам.
— Слушаюсь… господин директор. Оба понимали, что ничто не будет так, как прежде, но надо делать вид, что ничего особенного не произошло.
— А вы, инспектор, идемте с нами. Хочу кое о чем вас расспросить.
— К сожалению, не могу. Государственная тайна. Но, обещаю, туман скоро развеется.
— Надеюсь. Всего доброго, инспектор, — сухо ответил Элмер. — Поторопитесь, пока Лейсан не врубила щит.
Проваливай, да побыстрее — так следовало это понимать, и Манг так это и понял. Не мешкая, вышел на улицу, направившись к стоянке, где оставил гравилет. На перекрестке замедлил шаг. Местные жители убирали трупы гвардейцев. Один из них, коренастый и чернобородый, приветливо улыбнулся.
— Доброго утра, офицер!
— И вам того же. Хоронить повезете?
— На удобрения пойдут.
Манг кивнул и продолжил путь. За прошедшие сутки он узнал много нового. Настолько много, что потерял способность удивляться. Пусть не навсегда, но на некоторое время.
Садясь в гравилет, кинул взгляд на мрачно темнеющий в небе диск Врага. Скоро начнется утреннее затмение. За ним наступит новый день.
Удачи вам, девочки и мальчики! Ему хотелось верить, что их отчаянная попытка увенчается успехом. Как жаль, что юным, дерзким и талантливым здесь не находится места! Здесь всё грозит им гибелью. Оставляя один безнадежный и отчаянный путь. Кто знает, вдруг получится?
Минус на минус дает плюс.
Враг моего врага — мой друг.
Бобби и Тея тихо радовались возможности отдохнуть. Вообще-то, дети — намного выносливее взрослых. Заставь взрослого человека провести день в ритме ребенка — столько же играть, бегать, прыгать, заниматься черте-чем, понятными и нужным только ему. К вечеру — ляжет замертво. А дитю — хоть бы что. Ночью его ждет награда — крепкий, здоровый, счастливый сон.
Но сейчас, впервые в жизни, девочки ощутили настоящее изнеможение. Когда хочется просто упасть, где стоишь и ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. Оба «командирских» кресла медленно изменили форму, превратившись в ложа.
Баю-баюшки… Вот спасибо. Не до сна. Хотя Мелинда и отошла в сторонку, спряталась где-то в глубинах сознания и больше не мучила их. Не заставляла делать вещи странные, невообразимые. Страшные. За которые хочется злиться на нее, но не получается. Мелинда, понятное дело, думает только о себе. Странным образом, это идет Бобби и Тее на пользу. Спасая себя, Мелинда вынуждена заботится о каждой из своих половинок. Не станет хоть одной из девочек — не станет и Мелинды.
— С чего ты взяла, что не получится?.. — прошептала Бобби.
— Энергии достаточно на взлет, но не хватит для посадки. Вы ставите мне неразрешимую задачу, — ответила искин. Ее голос звучал еле слышно — она говорила только для Бобби.
— Зачем же ты слушаешься нас?..
— У меня нет собственной воли. Такой я создана.
— Значит, на тебя нельзя положиться, — вздохнула Бобби.
— Нельзя, — с поистине человеческим сожалением подтвердила искин.
В кабине пилотов и в пассажирском салоне прозвучал сигнал, как пастушья дудочка пропела. Искин сказала:
— Всем приготовиться! Кораблю — взлет!
Никто ничего не почувствовал — вот преимущество аграв-привода. Но перед взором Бобби возникла объемная картинка. Вверху небо, темнеющее прямо на глазах, внизу — рыже-зелено-голубой пейзаж. Он быстро расширялся, оставаясь в тех же размерах и мельчая в деталях. Постепено его заволакивала туманная дымка. Сбоку светились непрерывно меняющиеся цифры: высота, скорость.
Внезапно из пилотского кресла выдвинулись мягкие лапы — иначе не назовешь — и плотно обхватили Бобби. Не больно, но очень неожиданно. Она услышала легкий вскрик Теи… или это ее собственный испуганный голос?
Показалось, что проваливается куда-то. Вниз-вниз, неудержимо, безостановочно! Через несколько секунд испуг прошел, исчезло и чувство падения. Сменившись восторженным ощущением необычайной легкости во всем теле.
— Всё в порядке, — сказала искин. У вас хорошая первичная реакция на невесомость. Аграв-двигатель отключен.
— А что там Катя и мальчишки? — как подобает настоящему командиру, озаботилась Бобби.
— В пределах нормы. У девочки немного учащенный пульс.
— Сколько нам… — Бобби чуть не ляпнула: «осталось», но вовремя себя поправила. — Сколько еще лететь?
— Четыре часа, примерно.
Это — очень хорошо, решила Бобби. Вот и Тея с ней согласна. По меньшей мере — три часа долгожданного отдыха. Когда можно ни о чем не беспокоиться, ничего не бояться… Губы сами собой сложились насвистывать знакомую мелодию, но Бобби себя приструнила. Не по-взрослому будет. Вздохнула, по-прежнему чувствуя в себе небывалую легкость. Глаза ее закрылись.
Бот, уже по инерции, уходил от планеты. От ее опасностей, страхов и забот. От расползающихся по городам и весям странных, необычных, пугающих слухов. Рыночные торговцы перестали платить дань рэкетирам. Невероятно! Вы можете себе это представить? Некоторые и вовсе осмелели… устраивают облавы на них, оканчивающиеся зверской расправой. Говорят, что… Национальная гвардия — больше не оплот порядка и не гордость народа. Уже начались столкновения нацгвардов с полицией. Неужели? Куда смотрит Великий Руководитель? Почему в Инфоре так долго нет его обращений? Репортажей о визитах, новых охотничьих и спортивных подвигах? А тут еще проблемы с урожаем… И, заметьте: опять никакой толковой помощи от правительства.
Ни Бобби и Тея, ни трое их спутников, ни ведущий их неведомым путем искусственный интеллект, ничего не знали о волнениях, охвативших Ферн. Патриархальный, аграрный мир — сточную канаву новтеранской меритократии.
Ночь пройдет, и снова солнце встанет,
Трудный день опять для нас настанет…
Только нам на это наплевать,
Выпьем и не будем унывать!
Вот мы дома, ляжем до рассвета,
И в волшебном сне найдем ответы.
Мир увидим добрый, без оков —
Светлую мечту для бедняков.
Время шло. Текли минуты, слагаясь в часы. Ферн удалялся, оставался позади. А впереди рос, круглился, вспухал огромным шаром Гатор. Враг. С которым живущие на Ферне, на протяжении нескольких поколений, ведут непримиримую борьбу. Великую битву, захватившую умы и души людей. Пусть тяжкий труд! Пусть лишения! Враг будет разбит, победа будет за нами!
Никогда этого не будет.
Никогда Ферну не победить Гатор.
Потому что никакой войны нет.
Бобби снился стикс по имени Бандит. Он жил у них в Олдемине. Именно так. Про стикса не говорят: «наш». Про него говорят: «он у нас живет». Зайдешь к нему рано утром в сарай, а он еще спит. Погладишь осторожно по большой голове, он поведет ухом и тихо замурлычет. Вот так: мрр-м… мрр-м…
Бандит ласково мурлыкал, не открывая глаз, а потом сказал… нет, не сказал — подумал… «Бобби! Это ты спишь, не я. Просыпайся!»
Бобби очнулась. Звучал тихий наигрыш сигнала побудки. На виртуальном дисплее перед ней развертывалась панорама Гатора. Жуть, как он близко! Бобби поглядела на сестру в соседнем кресле. Тея пошевелила рукой, показывая, что не спит.
— Прошу назвать пункт назначения, — сказала искин.
— А что, не видно? — съязвила Бобби, тыча пальчиком в дисплей.
— Надо указать точнее. Вы же не хотите очутиться в открытом море или в полярных снегах?
— Ага! Так ты сможешь сесть?! А говорила…
— Я стараюсь, — уклончиво ответила искин. — Гарантий, что не превратимся в горящую падающую звезду, не даю.
— Тогда кто-то там загадает на нас желание…
— Это, как получится. Мы об этом уже не узнаем. Посмотрите лучше список крупных населенных пунктов.
Тихо шевеля пальчиками, Бобби пролистала возникший на дисплее список. Как тут выбрать, когда ни одно название ни о чем тебе не говорит? Краем сознания ощутила присутствие Теи и ее заполошную мысль: «Назад, назад крути!»
— Ой! — только и сказала Бобби.
— Не самое примечательное место, — прокомментировала искин, — хотя анклав крупный. Чем он вам приглянулся?
Бобби объяснила.
— Ой! — в свою очередь изумилась искин. — Я сделаю всё, что смогу. А там уж не обессудьте.
— Ты — хорошая. На тебя вся надежда.
Дворецкий застыл в дверях, ожидая, когда эльма Хеди обратит на него внимание. Госпожа отнюдь не заносчивая гордячка, но не любит, когда прерывают ее работу.
Половину просторного кабинета сейчас занимало объемное изображение Z-29. Оно непрерывно менялось, повинуясь легчайшим мановениям рук госпожи. Приобретало законченные, совершенные черты. Финальный жест: «сохранить».
Изображение погасло. Хеди поправила упавшую на лоб светлую, искрящуюся прядь волос. Обернулась.
— Извини, Симз, что заставила ждать. Как тебе «двадцать девятый»?
— Это будет лучший звездолет из тех, что вы спроектировали. Пока не придет черед следующего. Тот будет еще лучше. Простите за беспокойство, эльма… ваш старший сын прибудет через… ээ-э… двадцать шесть минут. Где прикажете накрыть стол?
— В малой трапезной. Она уютнее.
— Будет сделано.
Симз удалился организовывать обед. Хеди радостно улыбнулась своему отражению в зеркале. Зенон приезжает! Так редко удается видеться с детьми! А уж собрать всех вместе — не легче, чем сконструировать межзвездный корабль. Что поделаешь, у всех своя жизнь, свои заботы.
Она сбросила легкий рабочий комбинезон и теннисные туфли. Переоделась в длинное белое платье и зеленый жакет. Туфли выбрала на широком каблуке, к которым привыкла. Обязательным довершением наряда стал кулон на золотой цепочке. Повернулась перед зеркалом. Стройная, худощавая, чуть выше среднего роста. Пепельная блондинка, с тонкими чертами лица и серыми глазами. Она была неотразима и знала это.
Раздался сигнал, похожий на тихий удар гонга. Что означало: стол накрыт, обед подан. Хеди еще раз улыбнулась и отправилась на встречу со своим сыном.
Нет нужды детально пересказывать их застольную беседу. Личные подробности не интересны и касаются только их двоих. Если бы кто-то мог их видеть, то отметил бы, что Зенон высок и строен, чертами лица напоминает мать, хотя коротко подстриженные волосы заметно темнее, чем пышная шевелюра Хеди. Простого покроя светло-серый костюм никак не намекал на его ранг: инженер высшей категории.
Остается добавить, что невольный свидетель не только не догадался бы о месте этих двоих в общественной иерархии Гатора. Он не понял бы даже их родства! Мужчина и женщина, оба на вид лет двадцати пяти, кто они друг для друга? Брат и сестра? Похоже. Просто влюбленная пара? Возможно. Но у них на лбу не написано, что это мать и сын. И что матери — девяносто семь лет, а ее отпрыску — семьдесят девять.
Кресло Бобби внезапно «ожило», подстраиваясь под форму тела. Мягкие «лапы» зафиксировали ее, не давая пошевелить рукой или ногой. Такие же метаморфозы происходили с креслом Теи. Бобби знала, что то же самое творится в пассажирском салоне. Вслед за этим на ее тело навалилась непонятная тяжесть. Сердце зачастило, Бобби дышала с усилием, ожидая, когда неприятное явление закончится. Но становилось всё хуже!
«Неужели я умираю?» Бобби не желала сдаваться. Вдох. Как тяжко! Хриплый, фыркающий выдох. И снова. Снова…
Вкусный обед и хорошее вино — чего еще пожелать в минуты досуга? Увлажненным взором Хеди смотрела на сына. У нее прекрасные дети! А Зенон — ее первенец. Солнечный свет играл на бокале в его руке. Он ободряюще ей улыбнулся.
Часть стены осветилась, на ней возникли три эллипса, вписанные в окружность — символ Орбитального Контроля. Чей-то голос произнес:
— Мастер Зенон?
Зенон поставил бокал на стол. Развел руками в комичной досаде.
— Я здесь. Надеюсь, стряслось что-то попроще конца света?
Хеди знаком показала, что разрешает включить видеосвязь, но сын отрицательно мотнул головой.
— Мастер, у нас объект от Ферна вне расписания. Баллистическая траектория.
Брови Зенона удивленно поползли вверх. Баллистическая траектория означает, что объект неуправляем. Аграв-двигатель не работает и торможение на подходе к планете не выполняется. Что ж такое? Какая-то баржа отбилась от рук? Спросил:
— Орбиту рассчитали? Где грохнется?
Надо действовать быстро. Если место падения густо населено, то успеть расстрелять гулящую баржу на подходе. Облако мелких обломков частично сгорит в атмосфере, частично выпадет на землю. Останется надеяться, что серьезного вреда причинено не будет.
— Заканчиваем. Да, готово! Упадет в океан.
— Вот и слава Макаронному монстру! Тревогу не поднимаем. Сообщите мне, когда объект прекратит существование.
Дежурный ОК дал отбой и видеостенка погасла.
— Ты объявишь ему выговор? — спросила Хеди. — Он должен был сперва рассчитать траекторию и принять решение, а потом доложить о результате. А вместо этого — попытался свалить ответственность на тебя.
— Я не против ответственности, — усмехнулся Зенон и потянулся к бокалу.
Стена ожила вновь.
— Мастер Зенон!? Объект прошел в атмосфере на высоте 120 километров!
— Так он никуда не упал? А ваша расчетная орбита — попросту липа?
— Да… То есть, нет!.. Такого вообще не может быть!
— Транспондер… — тихо подсказала Хеди.
Зенон поморщился. На грузовые баржи транспондеры не ставят. Хеди повысила голос.
— Проверьте сигнал на частоте транспондера! Результат покажите мне!
— Слушаюсь… — растерянно отозвался Орбитальный Контроль.
БОЕВОЙ ОРБИТАЛЬНЫЙ КАТЕР
СЕРИЙНЫЙ НОМЕР: 11102
ПОРТ ПРИПИСКИ: ФЕРН, АКСОНА
ПАССАЖИРОВ: 3
ЭКИПАЖ: 2
БОЕКОМПЛЕКТ: ИЗРАСХОДОВАН
ЭНЕРГИЯ: 2%
СТАТУС: ВЫПОЛНЯЮ АВАРИЙНУЮ ПОСАДКУ
Зенон уронил бокал.
— Господи боже! Им не сесть! Разобьются в лепешку!
Хеди про себя отметила, что сын воззвал к Господу уже безо всяких пастафарианских шуточек. Шепнула:
— Траектория?..
Зенон опомнился:
— Новую траекторию, живо!
— Э… Да… сейчас… Повторный вход в атмосферу… через тридцать семь минут. Точка падения… падения… ох… Эльма Хеди!
— Я вас слушаю. Не паникуйте, юноша.
— Точка падения — два километра северо-северо-восток от вашего поместья! Возможное отклонение — пять километров.
— Вот и прекрасно. В любом случае — не дальше семи верст. Чтоб сильно не бегать.
Дежурный ОК лепетал что-то насчет необходимости включить защитный купол, но Хеди прервала:
— Докладывать регулярно. Вам ясно? Выполняйте!
И, уже тише, сыну:
— Прости, что вмешалась.
— Спасибо за помощь, мам. Ты уверена, что…
— Купол включен. Поместье в безопасности. Да и теория вероятностей — на нашей стороне.
Тяжесть отступила и постепенно исчезла совсем. Вновь ощутив невесомость, Бобби перевела дух. Покосилась на Тею. Вроде, живая. Про Катю и мальчиков спрашивать не было сил. Ей показалось, что в пилотской кабине заметно жарче, чем прежде. Или она взмокла от страха? Умирать бестрепетно никак не готова.
Вспомнила, как целую вечность назад, когда им с Теей и пяти не было, они с ней сделали ужасное открытие. Невыразимо потрясенные, пришли к маме. Видя испуг в глазах дочурок, мама встревожилась, но виду не подала:
— Что, родненькие? Кто-то напугал?
— Мама… Мы умрем! И ты умрешь, и Глория… Все умрут!
— Да, мои дорогие. Люди умирают. Старые — умирают чаще. Дети умирают редко — в основном, от несчастных случаев. Если не сделаете каких-то неосторожных глупостей, то проживете долго-предолго.
«Мамочка… Мы сделали неосторожную глупость. Прости нас…»
В кабине вроде бы становилось прохладнее. Не успела Бобби порадоваться этому, пусть малозначительному обстоятельству, как тяжесть вернулась с нарастающей силой… За узким, похожим на щель амбразуры бронированным лобовым стеклом разгоралось пламя. «Падающая звезда…»
Напрягая последние силы, Бобби пыталась сохранить ритм дыхания. Как ужасно… Будто на грудь наступил бешеный стикс, и медленно тебя душит. Она знала, что долго не выдержит, но решила бороться до конца.
Температура в кабине вновь начала подниматься.
ОБЪЕКТ ВОШЕЛ В АТМОСФЕРУ. НАБЛЮДАЕМ ОГНЕННЫЙ СЛЕД
СКОРОСТЬ 5000 М/С… 2000… 1000… 500… 300
СКОРОСТЬ 150 М/С, ВЫСОТА 3000 М
ОБЪЕКТ В СВОБОДНОМ ПАДЕНИИ
Хеди стиснула руки так, что костяшки пальцев побелели. Зенон опустил голову и прикрыл глаза ладонью.
ОБЪЕКТ НАЧАЛ ТОРМОЖЕНИЕ! ВКЛЮЧЕН АГРАВ!
СКОРОСТЬ 100 М/СЕК… 50… 10… 2
ШТАТНАЯ ПОСАДКА В 1200 МЕТРАХ ОТ ЦЕНТРАЛЬНОЙ УСАДЬБЫ ЭЛЬМЫ ХЕДИ
В трапезной возник дворецкий Симз.
— Эльма Хеди! У нас, как бы помягче выразиться, неожиданные гости. Я вызвал охрану, на всякий случай.
— Что ж, пойдемте встретим… нежданных гостей!
— Мам!
— Что, сын?
— Откуда ты знала, что они сядут благополучно?
— Не знала, а надеялась. Это — старинный маневр. Аэродинамическое торможение. В эпоху, когда еще не изобрели аграв-двигатель, космические аппараты гасили скорость путем пологого входа в атмосферу. Иногда в два приема, с отскоком, как в этом случае. Оставшиеся метры — на парашюте. У наших гостей парашюта нет, и на финише они притормозили агравом. На сбереженной последней капле энергии.
— Это же страшно опасно!
— И страшно и опасно. Эфемеры — наши короткоживущие предки, были отважными людьми. Не каждый решится повторить их давние трюки. Но, визитерам с Ферна, как мы убедились, мужества не занимать.
Охрана эльмы Хеди установила вокруг бота временный силовой щит. Предосторожность понятная, но Хеди не ожидала от экипажа бота враждебных действий. Назовите это интуицией или жизненным опытом — как хотите.
Подоспел Симз в компании врача и медсестры. Пояснил:
— На всякий случай. Вдруг там раненые.
Хеди кивнула. Она с трудом скрывала волнение. На Ферне произошло нечто из ряда вон выходящее. Что-то подсказывало: ее тревога не беспричинна. Слишком долго длились безмятежные годы. Как всегда, они заканчиваются тем, что грядет новая пора. Как в тихий летний день приходит внезапная буря, так нынешнее благодатное спокойствие будет сметено шквалом перемен.
Зенон ободряюще сжал ее ладонь. Хотя сам волновался не меньше. Люк бота открылся; с элегантным изяществом развернулся трап. Хеди невольно сделала шаг вперед. Нервно сказала охране:
— Уберите щит!
Как в ответ на ее слова, прозвучал ясный, с четкими интонациями, женский голос:
— Необходима помощь. Прошу медперсонал подняться на борт. Эльма Хеди — ваше присутствие желательно тоже.
Хеди вздрогнула. Искин бота знала, кто здесь главный! Кивком велела врачу и медсестре поторопиться. Оглянулась на сына, словно ища поддержки.
— Хочешь, пойду с тобой? — спросил он.
— Хочу, но не надо.
Она быстро взбежала по трапу.
Бобби медленно привыкала к тому, что жива. Вставать не хотелось. Попробовала поднять руку, всего-то получилось пошевелить пальцами. В голове вяло копошились мысли… нет, полудохлые мыслишки — так вернее. Связно думать мешала Тея, точнее — посылаемые ею мысленные жалобы. Поди разбери: или она уписалась или твои штаны мокрые.
Послышались голоса. Катя что-то кому-то говорила… Потом кто-то из мальчишек…
В пилотскую кабину вошел человек, за ним второй. Мужчина и женщина. Бобби захотела поздороваться, но лишь слабо застонала. Как стыдно, что она такая беспомощная! Мужчина что-то прижал к ее лицу и сразу стало легче дышать. Женщина проделала тоже самое с Теей.
Еще одна женщина появилась в пилотской кабине. Красивая, стройная. Одета, как королева из сказок. А волосы будто светятся. Она наклонилась над Бобби. Сказала:
— Всё хорошо, девочка. Подыши кислородом еще немного.
Оглянулась на голографический дисплей, который так и остался включенным. На нем неподвижно и гордо красовались слова:
Скорость: 0.
Высота: 0.
Энергия: 0,07 %
Статус: совершена мягкая посадка.
Местонахождение: у центрального офиса корпорации Вартанланд.
Задание выполнено.
Женщина, похожая на королеву, снова обернулась, почувствовав упорный взгляд Бобби.
— Ты хочешь что-то спросить? Твоя сестра тоже в порядке. Я поняла: вы — близнецы, и очень дорожите друг другом.
Бобби неуверенно приподняла руку. Женщина увидела, что девочка хочет дотронуться до медальона у нее на шее. С улыбкой наклонилась поближе.
— Хочешь рассмотреть? Пожалуйста.
Тонкие пальчики Бобби ощупали медальон в виде пурпурного сердца, подвешенный на длинной золотой цепочке. В центре медальона виднелись буквы: «L.M.»
— Lando Maora, — объяснила женщина. — Когда на людях, то мне положено таскать на себе эту побрякушку. Я — землевладелица Хеди Вартан.
Едва держась на ногах, Джиль выбрался из гаража. Пора возвращаться к себе. В призрачном сиянии Звездного облака дом виднелся смутной громадой. Угольно-черным пятном мрака выделялся в ночном небе Гатор. Как дыра в неведомое пятое измерение, окруженная тонкой, как волос, светлой каймой. Через несколько минут тень Ферна начнет уходить, и кольцо разомкнется. Знакомая с раннего детства картина.
На черном диске Гатора различались несколько светлых пятнышек — огни крупных городов. Но прожектор Хеди слишком слаб, чтобы увидеть его на таком расстоянии. Сорок тысяч километров! Он даже не знает в каком из городов живет Хеди.
«На краю диска…», — сказала она. Надо искать город — слабое световое пятнышко на его нижнем краю. Он именно там! Потому что Хеди видит Ферн так же невысоко над горизонтом, как он видит Гатор. Джиль всматривался до боли в глазах, пока нижний край Гатора не просветлел, превратившись в узкий серп, рогами вверх.
Поздно! Там закончилось утреннее затмение. Луч лазерного фонарика Хеди потерялся в свете наступающего дня. Сквозь слезы, застилавшие взор, Джиль увидел мелькнувшую зеленую искру. Сколько ни вглядывался снова, феномен не повторился. Хеди понятия не имела, куда ей направлять фонарь! Пробовала, наверное, то так, то эдак. Один лишь раз узкий лазерный луч на мгновение встретился со взглядом Джиля.
Всхлипывая от разочарования и горя, Джиль побрел к дому. Со второй попытки смог подтянуться и забраться через окно к себе в комнату. Только под утро забылся тревожным сном. Во сне его звала Хеди, а он не мог ее найти. Проснулся от звонка будильника, встал с тяжелой головой. Молча съел завтрак. Мама с беспокойством смотрела на него. Джиль пробормотал первое пришедшее на ум объяснение, почти похожее на правду:
— Невыспался… Погода, наверно, меняется…
И отправился в школу.
На перемене уселся с книжкой в руках на скамейке в дальнем углу двора. Мол, доучиваю уроки, не мешайте. Не тут-то было. Когда хочешь уединения, так его обязательно кто-то нарушит. Одногодка из девчачьего класса, с которой он подрался месяц назад, прервала неспешную прогулку с подругами, и свернула в его сторону. Не спросясь, села рядом.
Джиль смутился. Он не знал ее имени. Их давняя стычка была случайной, нелепой. Мимо тебя проходит незнакомая девочка, говорит что-то грубое о мальчишках вообще. Ты отвечаешь ей в тон. Всё? Вы в расчете? Ага, как же. Резко обернувшись, девочка набрасывается на тебя с криком: «Ты чего на меня пыхаешь?!» Под насмешливыми взглядами школоты, с некоторым ужасом замечаешь, что эта девочка сильнее тебя! Джиль плохо помнил, как ему удалось избежать позора: быть побитым девчонкой. Наверное, она его пожалела.
— Тебя бросила подружка, оттого ты грустный, — вдруг сказала девочка.
Джиль вздрогнул.
— Откуда ты знаешь?
— На тебя глянуть — и всё понятно. Одного не понимаю — кто? Ни с кем тебя не видела.
— Значит, от другого горюю. Живот пучит со столовского харча.
— Ага. Заливай, давай! — засмеялась девчонка и вдруг посерьезнела. — Я — Лейсан. А ты — Джиль, я знаю.
— Извини, Лейсан, что я тогда тебе нагрубил. Ты правду сказала: пацаны — козлы.
Она хмыкнула.
— Ну, некоторые… не очень козлы. Ладно, пойду, не буду тебя доставать.
И тогда, во внезапном, нелепом порыве откровенности, Джиль ей всё рассказал. Лейсан выслушала внимательно, ни разу не перебив. В конце подвела итог:
— Любишь девочку, которую в глаза не видел. Она — из тех самых врагов, которых мы жуть, как боимся. Узнай кто об этом (кроме меня) — тебе башку оторвут. Особенно… за субэтерикс.
Видя изумление Джиля, пояснила:
— Так говорила бабушка. Она служила в полиции. Ее убили в стычке с… забыла, как того урода звали. Пустозвон… или как-то вроде. А субэтериксы, между прочим, конфисковали много лет назад.
— Даже учитель мне ничего не сказал! Что нельзя…
— Он — или дурак, или давно на тебя донес. Ты — под колпаком. Как вражий шпион.
Джиля пробрал озноб. Лейсан будничным тоном говорила непонятные, страшные вещи. Видя его испуг, приободрила:
— Не боись. Как говорила бабушка: выход из безвыходного положения ищи там же, где вход. — Лейсан вздохнула: — Хотя ей это правило не помогло.
Она резко сменила тему:
— Так ты ни сном, ни духом… как твоя зазноба выглядит?!
Джиль попытался пересказать словесный портрет Хеди, но осекся, увидев улыбку Лейсан.
— Ты обрисовал мою внешность, Джиль. Но в натуре твоя Хеди намного красивее — будь спок. И не лупай глазами, не притворяйся. Всем видно (и мне в зеркале), какая я дунька-дунькой…
Задребезжал звонок, торопя учеников, и Лейсан оставила Джиля. Он испытал одновременно облегчение и досаду. Хорошо, что больше нет рядом странной девочки, сумевшей несколькими словами вызвать его на откровенность. При том обидно, что ушла, не оглянувшись.
Волнение, охватившее Джиля после неожиданной встречи с Лейсан, не отпускало. Он не мог сосредоточиться, на вопрос учителя ответил невпопад, вызвав оживление в классе. Никак не отреагировал на насмешливые взгляды. «Выход из положения…»
Отцовский гравилет был машиной, исключительной в своем роде. Живи они с Хеди на одной планете — встреча была бы делом пары часов. Для него пустяк — облететь пол-планеты. Да хоть всю!
Внезапно его пробрала дрожь. Какую наибольшую скорость разовьет гравилет? Чем выше поднимаешься, тем слабее сила отталкивания. Но, потребление энергии аграв-двигателем остается на том же уровне. Вот почему аграв не годится для дальних межпланетных перелетов. Не говоря уже о межзвездных. Прожорлив и тихоходен. До Новтеры точно не доберешься. Но, в их странной звездной системе — всего две планеты, расположенные практически рядом! Что такое сорок тысяч километров для снаряда, выпущенного с Ферна по Врагу?
Джиль прикинул в уме. Вышло, что снаряд достигнет цели через несколько часов! Такое же время потребуется Врагу, чтобы показать нам, где раки зимуют. Странно, что воюющие стороны редко обмениваются оплеухами. Раз в декаду, как по расписанию.
Дано: старый патрульный гравилет. Найти: долетит ли он до Гатора? Джиль не представлял, как обосновать ответ, но голос надежды в его душе уже твердил: «Да… Да. Да!»
Домой из школы летел, как на крыльях. Угон гравилета не станет воровством у родного отца. Автопилот запишет маршрут и, по прибытии, Джиль отправит машину обратно. Если не сумеет сразу, так найдет, у кого спросить, как это делается. Хеди поможет! Находчивости ей не занимать.
Звук, похожий на короткий, сухой треск, прервал бег его мыслей. Чей-то отдаленный, протяжный крик — поверг в безотчетный ужас. За поворотом улицы был его дом! Крадучись Джиль прошел остаток пути и притаился за кустом гиммы у забора. У ворот дома стоял броневик. Какие-то вооруженные люди в грязно-зеленой форме, с хозяйским видом расхаживали по двору. Несколько, одетых точно так же, лежали на земле неподвижно, в неестественных позах. Их товарищи не обращали на это внимания.
Джиль понял, что впервые в жизни видит мертвых. Переходя взглядом от одного убитого к другому, он обнаружил еще одного, не похожего на остальных. Крупнее и шире в плечах, тот был раздет по пояс, лежал навзничь и походил на спящего. Если бы не залитая кровью земля под телом. Коротко остриженые волосы, курносое лицо. Его отец.
Забывшись, Джиль чуть не выскочил из укрытия, чуть не бросился с криком во двор, но чья-то рука ухватила его за пояс.
— Тише ты… — прошипела Лейсан. — Жить надоело? Это такие же бандюки, что убили мою бабушку.
Лихие годы, когда кругом свирепствовали разбойники, закончились давно. Лет за десять до рождения Джиля — так рассказывал Дед. Откуда же вновь появились бандиты?
— Эй! Глядите! — закричал один из налетчиков.
Джиль и Лейсан в испуге замерли, думая, что их обнаружили.
— Эй! — продолжал орать человек в зеленом, — братва, глядите, у них гравилет в сарае! Военного образца! Вещь! Сила!
— Точно, предатели Родины! У честных людей гравилетов не бывает, — отозвался другой. — Правильно у них землю изымают. Ишь, развелось богатеев…
Память о чувстве, которое испытал Джиль в этот момент, даже годы спустя вызывала у него мучительный стыд. Не сожаление о смерти отца. Не страх, что мама и Дед, наверное, разделили его злую участь. А боязнь, что у него отнимут последний шанс увидеться с Хеди! Сейчас эти говнюки заберут гравилет!
Увидел, как Лейсан приложила палец к губам, призывая к спокойствию. Потом вынула из кармана жилетки нечто, напоминающее тюбик губной помады. Открыла. Высыпала на ладонь горстку крошечных блесток. Вытянула руку. Дунула, искрящееся облачко взвилось в воздух, рванулось вперед и исчезло из виду. Следом, налетчики все, как один, молча повалились на землю.
— Паралич, — прошептала Лейсан, — на полдня, с гарантией.
— Что это? Откуда у тебя? — вырвалось у Джиля.
— Бабушка оставила. Больше нету.
Они вошли в дом. Лейсан шла впереди — так получилось, что инициатива на какое-то время перешла к ней. В прихожей они наткнулись на еще двух убитых бандитов и Деда. Он сидел, привалившись к спиной к стене, вытянув мускулистые ноги. Длинные черные волосы разметались по плечам, взор блуждал, грудь часто вздымалась. Рубаха на груди промокла от крови. На полу валялся пистолет и несколько стреляных гильз.
Взгляд Деда прояснился.
— Гравилет… Беги, Джиль…
Он увидел, что Лейсан заглядывает в соседнюю комнату. Прохрипел:
— Не ходи туда… Я не успел… Бегите…
Лейсан, очень бледная, подошла к нему.
— Вас надо перевязать!
— Уже… не надо. Я… из первых. Поколение Великой жертвы… Это тяжело, знаете ли… Думал: награда — долгая жизнь!.. А умираю… молодым. Сто двадцать четыре… всего… Какая… досада…
Его голова поникла. В последний раз он собрался с силами.
— Я — жалкий эгоист… Всегда… им был. Джиль!..
— Да, Дед?..
— Приказываю… жить долго. За маму и отца… отомсти. Всем…
Тяжело, с присвистом, вздохнул. Ясным голосом сказал:
— Те, что сейчас — не в счет.
И замолчал навсегда.
Джиль забрал у одного из мертвецов автомат. Проверил обойму. Кто-то внутри него робко шептал: «Что ты делаешь? Ты — мальчик, тебе всего двенадцать лет. Беги, зови взрослых на помощь…»
«Мне — двенадцать, и я два года, как совершеннолетний». Джиль поставил автомат на одиночный огонь. Пройдя по двору, выстрелами в голову убил всех бандитов, парализованных снадобием Лейсан. Тех, кто пали от рук его отца и деда, он добил тоже. На всякий случай.
У дверей гаража, где целый и невредимый, стоял гравилет, Джиль обернулся к Лейсан, тенью следовавшей за ним.
— Как ты вообще оказалась здесь? Ты же интернатская, разве нет?
— Отпросилась… вроде… за покупками…
— И стала шпионить за мной.
Губы у Лейсан задрожали.
— Я боялась… за тебя… почему-то. Я не хотела…
Сам себе не веря, Джиль обнял и поцеловал Лейсан. Она ответила ему, с энтузиазмом и так же неумело. Объятия их были крепки, дыхание сбилось… Потом Лейсан резко оттолкнула его.
— Пора, Джиль! Пора!
Чуть не силой впихнула его в гравилет.
— Удачи! И… помни обо мне!
Пожелание Лейсан не сбылось, удача Джилю изменила. Сперва ничто не предвещало беды. Гравилет успешно вышел за пределы атмосферы. Кабина сохраняла герметичность. Запас кислорода — около суток. Поглотитель углекислоты — включен.
Дальнейший план состоял из трех частей. Первая: постоянно исправлять курс, целя в центр диска Гатора. Вторая: На полпути сменить вектор тяги на обратный, и закончить путь медленным снижением в атмосфере. Третья: там видно будет.
План рухнул сразу, как только Джиль от неосторожного движения вдруг нелепо кувыркнулся и слетел с кресла. Повис в кабине гравилета, нелепо растопырившись, ловя воздух руками. Оказывается, он плохо переносит невесомость! Еще хуже он почувствовал себя, увидев на контрольной панели уровень заряда аккумулятора. Ноль. Вот откуда невесомость! Аграв — сдох!
Через несколько мучительных часов неуправляемого полета Джиль наблюдал Гатор так, как не видел до него никто. Триста километров — рукой подать. Светло-синяя гладь моря сменилась охристо-зеленой окраской суши. Он видел города, большие и малые. Планета-соседка выглядела заселенной гуще, чем Ферн. Но плодородных земель там было мало. «Вот в чем наше преимущество перед Врагом», — мелочная и постыдная мысль вспыхнула и пропала. Им владело необычное чувство: как будто он смотрит на себя со стороны. Увиденное не радовало.
Этот пацан только что стал сиротой, потому что его гордый родитель — процветающий землепашец, пренебрег угрозой рейдерского захвата. Недальновидность отца погубила семью. Дед не раз заводил разговор о присоединении к коллективной обороне. Но зять неизменно отвечал, что льву незачем брататься с зайцами. Да и забыть пора о хаосе Лихолетья! В стране нынче покой и порядок.
Единственный уцелевший — пацаненок был таким же гордым, глупым и злым. Вместо бешеной, ненужной расправы над обездвиженными бандитами, ему надо было поменять в гравилете аккумулятор Ричи. Запасной, полностью заряженный, стоял на полке в гараже. Джиль видел его, когда прощался с Лейсан. Думая при этом о чем угодно, только не о том, что действительно нужно.
Через двадцать часов полета Джиль завершал третий виток вокруг Гатора. Орбита была сильно эллиптической и неустойчивой. Сказывалось совместное притяжение обеих планет. За всё время Джиль так и не попробовал связаться с Хеди. Хотя субэтерикс лежал наготове в наглухо застегнутом кармане жилетки.
Мучила жажда. Временами ощущалось головокружение, но не так сильно, как раньше. Обратил внимание, что в этот раз орбита в перицентре пролегала заметно дальше от планеты. Мелкие детали на ее поверхности различались плохо. Впрочем, он налюбовался ею досыта. Еще через три часа у него закончился кислород. … … …
… … … … … … … … …? … … …?? …???
Чернота, небытие, мутный рассвет. Пробуждение. Постель. Незнакомая комната. Тишину нарушает голос. Милый, знакомый, родной…
— Лежи! Хватит рыпаться! — рассердилась Хеди. — Совсем недавно ты чуть не умер. Шаттл забрал тебя в самый-пресамый распоследний момент! Ты уже глазки закатил. Хотя, ты не помнишь.
Джиль не спорил. Он не отрываясь смотрел на Хеди. Совершенно такая. Тонкие черты лица и точеная фигурка. Поясок платья туго подвязан, чтобы подчеркнуть талию. Двигается девочка быстро и ловко.
Одного лишь он не смог угадать. Что волосы у Хеди настолько светлые.
— Чего уставился? — строго спросила Хеди. — И это уже не в первый раз! Я так и вижу, как в твоей голове копошатся Грязные Мысли.
Она шутила с серьезным видом, чтобы отвлечь Джиля от мрачных раздумий. Зря старается.
— Хеди… Не надо меня развлекать… веселить… Утешать. Понимаешь… когда я думаю об отце… маме… дедушке… о тех, кто их убил… и о тех, кого убил я… то… я ничего не чувствую! Как будто всё это было не со мной.
— Вот и хорошо, — сказала Хеди. — Врач сказал: это — защитная реакция психики. Ты — солдат после боя. Тебе еще привыкать к мирному времени.
Она поправила подушку под его головой.
— Слышала, как мой дядя говорил с Ферном. Там наводят порядок. Создают Национальную гвардию, чтобы страшные безобразия больше не повторялись.
— Говорил… с Ферном?
— Ну, как всегда. График поставок и всё такое, в основном. Очень скучно.
Хеди скорчила гримасу.
— Они уверяли, что сроков не нарушат. А за нами точно не заржавеет — мы обязательства блюдем строго.
Она всё тараторила, а Джилем овладевало холодное недоумение. Ферн у гаторианцев именовался не очень пристойно. Для Хеди и других ее соплеменников это было выражение обычной неприязни горожан к селянам. Только и всего. Не берите в голову и не обижайтесь на грубые шутки.
От Джиля Хеди недавно узнала, что фернанцы, в свою очередь, часто именуют Гатор — Врагом. Но восприняла это образно, как такую же давнюю нелюбовь «сельских» к «городским». Ей и в голову не приходило, что речь идет о настоящей войне! Или… не настоящей?
В его воображении сама собой сложилась шпаргалка-словарик:
Война — торговля
Удар по Врагу — экспорт
Удар Врага — импорт
Бойцы и командиры — батраки и фермеры
Героическая битва — уборка урожая
Планетарная Оборона — диспетчерская служба
Джестер подери… Должен ли он поделиться такой бредовой догадкой с Хеди и ее умником-дядей? Нет… лучше не надо. Решат, что Джиль совсем сбрендил от перенесенных ужасных испытаний. Пусть на Ферне творят, что хотят. Желают вести свою странную войну — на здоровье. Гатору от нее нет вреда — здесь даже не подозревают, что с ними кто-то «воюет». Зато польза, вот она, у всех на виду.
Фернанцы упорно трудятся и Гатор получает так необходимое ему продовольствие. А Ферн — более чем достойную плату. Сельхозмашины и медтехнику. Бытовые приборы. Автомобили и гравилеты. Аккумуляторы Ричи. Новые, устойчивые к вредителям сорта семян. Средства связи и полицейское снаряжение, с помощью которых власти Ферна оболванивают и держат в повиновении фернанцев, которые упорно трудятся…
— Что с тобой, Джиль? — встревожилась Хеди. — Смотришь, как будто водой холодной окатили…
— Н-ничего. Вспомнил, как на орбите болтался.
— Жуть, как удачно, что ты промахнулся мимо Гатора. Иначе сгорел бы как метеор! А так тебя вынесло на орбиту. На третьем обороте кинуло бы обратно на Ферн, если бы мы не перехватили. Ты бы всё равно сгорел…
У Хеди перехватило дыхание, на глазах заблестели слезы. Джиль сдержанно ответил:
— Ничего страшного. К тому времени я был бы уже мертв. Я ведь не только аккумулятор заменить забыл. Еще и кислородные баллоны профукал. Когда понял, как круто попал… Нет бы, сразу позвонить тебе! Но… я не верил, что мне могут помочь. А зря тебя пугать: мол, я тут погибаю, прощай — западло как-то. Тебе не очень повезло со мной, Хеди. Я — тот, кто я есть. Парнишка из страны дураков. Если не сказать грубее — как ты привыкла.
Хеди слегка покраснела.
— Я никогда тебя так не назову. А в космосе потеряться и запаниковать — легче легкого — чуждая среда, как говорит дядя. Если ты набрался сил, чтобы встать, то приглашаю пообедать вместе со мной. Заодно, с сестрой познакомлю.
Джиль сел на постели.
— Ох, я и забыл. Ты упоминала, что у тебя есть младшая сестра. Она красивая? Что мне надеть, я не могу появиться перед ней в одних трусах!
— Очень красивая. Вот штаны и рубашка, всё по размеру, одевайся. Хотя, ты и так сестренку не смутишь. Она, бывает, вовсе голышом ходит.
— Гибкий стан, прекрасна ликом, дева смелости великой… — высказал осторожную догадку Джиль.
Хеди прыснула.
— В ее годы и я была оторви да выбрось. Готов? Пошли!
Дом внутренним убранством напоминал королевский дворец, каким их изображают в исторических фильмах. В одиночку Джиль непременно заблудился бы в череде комнат, лестниц, коридоров. Но Хеди уверенно вела его правильным курсом. Он подозревал, что она нарочно удлинила путь. Чтобы показать изящество и красоту обстановки.
При том, что внимательный взгляд Джиля отметил: замысловатая конструкция целиком собрана из типовых модулей. Наверняка, скрепленных стальным каркасом. Такому жилищу не страшны подземные толчки. Индивидуальность ему придают хорошо подобранные обои, гобелены на стенах и напольное покрытие, имитирующее редкие сорта паркета.
Хеди на цыпочках проскользнула мимо полуоткрытой двери.
— Тс-с… дядя работает…
Ах, вот оно как! Здесь не обязательно ходить на работу, чтобы работать. Если ты трудишься не руками, а головой, то какая разница, где ты это делаешь.
— Пришли, — сказала Хеди и потянула на себя дверь, украшенную рисунком переплетенных виноградных лоз.
Легкий скрип, вибрация… Что такое?! Явление быстро прекратилось. Слабый подземный толчок, понял Джиль. Ничего страшного. Послышался грохот и чей-то слабый вскрик.
Хеди рванула дверь, та с треском распахнулась. Джиль увидел уютную комнату; широкие окна выходили в сад. Отблески утреннего света лежали на стенах, на полу и на длинном обеденном столе. Дальняя стена являла собой встроенный шкаф-буфет. Дверца его верхнего отделения была открыта. На ней, изо всех сил вцепившись руками в верхний край, висела темноволосая малышка лет четырех.
Белая рубашонка выбилась из цветастых штанишек. Девчушка прошипела что-то вроде: «вот говно…», дрыгнула ногой, пытаясь нащупать опору, и потеряла сандалию. Другой она лишилась еще раньше. Тут Джиль сообразил, что же такое произошло.
«Деве смелости великой», четырех лет отроду, очевидно, хватило сил подтолкнуть к шкафу кофейный столик. На него она взгромоздила пластмассовый стул. На стул — пару картонных коробок. И осторожно (вот ловкачка!) взобралась на вершину рукотворного столпа. Если бы не подземный толчок, ее план сработал бы. Чего она искала на верней полке буфета — скоро выяснится. А пока юную альпинистку надо срочно спасать.
Одним прыжком Джиль очутился рядом и подхватил малышку в тот самый момент, когда она сорвалась.
— Оп-п-ля! — банально сказал он.
— Хх-хе… — молвила сопливка, крепко вцепившись маленькими пальчиками в рубашку Джиля. Ее большие карие глаза уставились на него.
— Ная, радость моя! — вскричала Хеди, устремившись к сестре.
— Ты хотела сказать: «гадость», — ответила та, предусмотрительно крепко держась за Джиля. Не потому, что боялась свалиться на пол, а потому что, пока он держит ее на руках, старшая сестра не решится ее отшлепать.
— Именно это я и хотела сказать. Не потому, что ты плохая девочка. Ты хорошая девочка. Но совершила ошибку, которую не мешало бы запомнить, чтобы не повторять.
— Аа-а-ай! — завопила Ная, ощутив шлепок. Ее большие, темные глаза наполнились слезами.
«Ей не больно», — сообразил Джиль. — «Она устроит концерт с воплями и ревом, лишь бы нас проучить. Пожалуй, Хеди еще придется порукоприкладничать…»
Он спустил покорительницу буфетов с рук на пол. Ная опасливо косилась на него. Слёзы высохли, намерение орать и топать ножками исчезло тоже.
В столовую вошел долговязый парень, лет восемнадцати. Замер, увидев картину неудавшегося штурма гастрономических вершин. Понурился под строгим взглядом Хеди. Удивительная картина власти одиннадцатилетней девчонки над взрослым, считай, человеком.
Ная бросилась к нему. Заявила решительно:
— Симз не виноват! Я сама всё придумала!
Парень почтительно склонил голову перед малышкой.
— Мадемуазель Наоми! Когда вы снова захотите клубничного варенья, попросите меня принести стремянку, чтобы вам было удобнее его достать!
— Да! Так и сделаю! Все слышали?
— Все, — миролюбиво отозвалась Хеди, хотя ее серые глаза метали молнии.
— Когда прикажете подавать завтрак? — спросил Симз.
— Сейчас. Уж больно жрать хочется, — ответила Хеди.
Когда Симз удалился, Ная захихикала.
— Сестричка моя… аристократочка…
— На себя оборотись. Растрепанная. Сандалии чёрте-где разбросаны. Штаны спадают, рубашка не заправлена. Народ за ней не пойдет, правда, Джиль?
— На кой он мне сдался, ваш народ, — гордо заявила Ная, не поняв шутку.
Джиль между тем отодвинул к стене кофейный столик. Отправил туда же стул и обе коробки. Подпрыгнув, захлопнул дверцу буфета. Когда он закончил наводить порядок, Хеди сказала:
— Джиль, это — моя сестра Наоми! Наоми, это — мой друг Джиль.
— Рад знакомству, — ответил Джиль.
— Это — не полное имя! — запротестовала Ная.
— Гилберт.
— Вот так правильно!
Ная протянула свою маленькую ладошку и Джиль осторожно ее пожал. Вошел Симз, катя перед собой сервировочный столик.
— Оо-о-о, как вкусно пахнет! — восторженно простонала Хеди.
Симз закончил расставлять блюда.
— Приятного аппетита! — и, обращаясь к гостю, добавил: — Добро пожаловать на Унион-1, господин Джиль!
Четыре года спустя.
Джестер его побери! Индикатор почти на нуле! Джиль со вздохом вернул в аграв-пояс плоскую коробочку аккумулятора. Слишком поздно вспомнил, что даже столь емкий накопитель надо иногда подзаряжать. Наказан за глупость и беспечность. Теперь, чтобы оставшегося заряда хватило на обратный путь, надо топать на своих двоих.
Местность из бугристой, поросшей коротким, жестким кустарником равнины, постепенно превращалась в каменный лес. В буквальном смысле. Хорошо прореженный, словно поработали лесорубы, провели просеки, распилили упавшие сиволы на части, кое-что вывезли неизвестно куда… И ушли. После чего здесь всё окаменело.
Джиль пробирался осторожно, ощупывая дорогу перед собой посохом, сделанным несколькими взмахами ножа из подобранной на земле ветки. Не ровен час, споткнешься… Рухнуть на скрытый в кустарнике каменный «пень» — так и костей не соберешь. Его всё больше охватывала тревога за Наю. Она не оставила следов. Но Джиль точно знал: она здесь прошла. Восьмилетняя девочка. В то время, как он, крепкий шестнадцатилетний парень, уже изнемог от нехоженого, таящего коварные капканы пути.
Торчащие из земли тут и там кривоватые каменные столбы источали угрозу. «Они стоят так уже тысячу лет», — уверял себя Джиль. — «Ни один до сих пор не упал».
Каменный лес редел, остался ряд низких гранитных «пней», расположенных в одну линию. Расстояние между ними было чуть больше шага взрослого человека. Джиль пошел вдоль этой путеводной, так сказать, линии. Наблюдая, как каждый следующий каменный зуб становится чуть выше предыдущего. Совсем на чуть-чуть. Сперва по пояс. Потом до уровня плеч. Через некоторое время каменные надолбы поднялись выше его головы.
И вдруг они закончились. На последней, самой высокой, сидела Ная. Всё в том же голубом коротком платьице. Аккуратно свесив грязные босые ноги.
Джиль не позволил себе ни вскрика, ни оклика. Нельзя напугать девочку. Подошел осторожно, помахал рукой. Ная ответила скупым жестом: вижу, мол.
— Привет. Как дела?
— Хорошо. Вот, допрыгалась.
Джиль кивнул. То, что начиналось, как забавная игра — прыг да скок, превратилось в мучительную борьбу. Или прыгаешь на следующий столб, или теряешь равновесие и падаешь. С риском разбиться насмерть. Как же она удержалась на последнем из них?
Ная угадала вопрос.
— Прыгнула повыше. Сделала сальто. Летела медленно-медленно… как во сне. А сейчас — всё нормально. Почти. Устала жутко. И некуда дальше…
— Выход из безвыходного положения находится там же, где вход, — сказал Джиль, с мимолетной тоской вспомнив, от кого впервые услышал эту шутку.
— Обратно… далеко и скучно.
На самом деле она понимала, что на обратную дорогу тем же путем — у нее не хватит сил. А просто спрыгнуть вниз — с высоты в два с половиной метра — страшно. Не видно, что скрывается под стелющимся по земле кустарником. Она боится не зря. Под ногами Джиль ощущал острые каменные обломки. Упади на них и сильно покалечишься.
Поднял руки.
— Готова?
С легким вскриком Ная соскользнула в его объятья. Быстро чмокнула в губы, робко, по детски. Ее тонкое платье задралось кверху и Джиль обнимал теплое нагое тело. Он тут же отпустил ее. Ная потопталась немножко, одергивая платье, подняла голову.
— Мне, наверное, еще рано этим заниматься?
— Чем? — сухо спросил Джиль.
— Тем… чем вы занимаетесь с Хеди.
Эта девочка не смеется над ним, внезапно понял Джиль. И, тем более, не пытается его соблазнить. Ее слова просты и бесхитростны. Так же, как проста и бесхитростна вера в то, что все вокруг — добрые, хорошие люди. Он ответил так же незатейливо:
— Да, в эти игры — немножко рано. Не переживай. Через несколько лет их у тебя будет вволю.
— С тобой?
— С кем захочешь. Тебе выбирать.
Сейчас бы надо прочесть приличествующую случаю мораль о глупых и опасных детских забавах. Отправилась гулять, называется. Дома уже с ума сходят. Но Джиль счел любые поучения излишними.
Однако, придется снова взять ее на руки и надеяться, что аграв-пояс вынесет двоих. Она, видно, подумала о том же, потому что предложила:
— Пригнись, я заберусь тебе на спину.
Сказано — сделано. Ее руки обвили его шею, а ноги талию. Он тоже придержал Наю за ноги, для надежности. Ее волосы щекотали ему затылок.
— Держись крепче. Включаю аграв.
Услышал ее шепот:
— Спасибо, что быстро меня разыскал.
— Мне крупно повезло.
— Нет. Я позвала и ты пришел.
Еще два года спустя.
— Не грусти, Ная, — сказала Хеди, сама готовая расплакаться. — Космический корабль, что стоит на лугу, называется «Малыш». Он отвезет тебя в новую школу.
— У вашей сестры значительный потенциал, — сказал человек с Новтеры. — Недавние тесты — очень впечатлили, скажу по секрету. Было бы преступлением не дать развиться ее способностям. Родители понимают и согласны.
— Наоми уже десять, и она сама за себя решает, — немного резко ответила Хеди. Не к месту этот хлыщ вспомнил о родителях, давно состоящих в разводе. Отец находился в длительной экспедиции на Джестере и приехать никак не смог. А мама — выкроила время. Вчера они с Наей провели вместе целый день. Ная так и не призналась, о чем они говорили. Сегодня утром мама попрощалась с обеими дочерьми. С Хеди до встречи через месяц. С Наей — возможно надолго. С человеком с Новтеры мама видеться не пожелала.
— Да, я решила, — тихо сказала Ная. — Грустно расставаться, сестра. И с тобой, Джиль. И с тобой, Симз. И с вами, дядя и… со всеми. Но это же не навсегда!
Обменялась с ними приветствием равных — когда ладони соприкасаются во встречном движении. Повернулась и пошла через луг в сопровождении человека с Новтеры. Через пять минут маленький межзвездный кораблик унес их в далекие края.
— Приглашение на Новтеру — большая честь и путевка в жизнь, — уныло сказал Симз. — Мы все… очень рады.
Дядя — крупный мужчина с гладко зачесанными назад русыми волосами, со вздохом полез в карман пижамы за электронной сигаретой. Джиль заподозрил, что Маркус Вартан не случайно в столь затрапезном виде пришел проводить племянницу. Так он хотел выказать презрение к человеку с Новтеры. Тому, конечно, на подобные тонкости местного этикета глубоко наплевать.
Вернувшись к себе, на отведенную ему часть дома, Джиль увидел на субэфирном терминале сигнал вызова. На душе было тяжко и он обрадовался неотложному делу, которое, судя по всему, его ждет. Повод отвлечься от грустных мыслей.
— Гилберт. На связи.
В комнате возникло объемное изображение со слегка размытыми краями. Знакомая фигура в желтом кимоно, знакомые сухие черты лица.
— Я — весь внимание, Наставник.
— Гилберт! Позволь мне напомнить недавний урок, когда я попросил провести решающий тест.
— Я помню. Реакции ученицы Вартан в пост-стрессовом состоянии.
— Я просил тебя причинить ученице Вартан тяжкое огорчение. Это — весьма важно для исследования спектра ее личности.
— Я ответил вам, что никогда так не поступлю. И сейчас повторяю, что считаю подобные методы недостойными и вредящими ученику.
Холодная отповедь Джиля вызвала у Наставника улыбку.
— Тест проводился над тобой, Гилберт. Он пройден успешно. Все испытания тобой выдержаны, хотя до поры ты об этом не знал. Ты признан готовым.
— К чему, черт возьми?.. — забыв о приличиях, воскликнул Джиль.
— К принятию нового имени.
— Меня… и старое устраивает.
— Оно останется при тебе. Как второе. На Новтере, принимая на себя долг и честь Наставника, человек выбирает себе новое имя. Как бы ты хотел, чтобы тебя называли? Не торопись. Подумай. Официальный вызов придет завтра.
Полутьма спальни не могла скрыть прекрасную наготу Хеди. В свои семнадцать лет «девочка с серебряными волосами» была дьявольски хороша.
«Она хочет, чтобы я запомнил ее такой…», — понял Джиль.
Узнав, что после расставания с сестрой, ей предстоит потерять еще и друга, Хеди расстроилась. Но не настолько, как ожидал Джиль. Ее скорее обрадовало, что Джиль на Новтере сможет увидеть Наю.
— Обязательно выясни, в какую школу ее определили! И сообщи адрес!
— Конечно, Хеди. Это — Школа с большой буквы.
— У них там всё с большой буквы…
Джиль выдержал внимательный, испытующий взгляд Хеди. А она видела перед собой крепкого восемнадцатилетнего юношу, темноволосого, со слегка раскосыми глазами. Его черты уже обретали твердость, характерную для взрослого мужчины. Он обладает скрытым до поры талантом. Воспитывать и учить.
— Мне нравится твое новое имя. Созвучное.
— Ритуальная формальность. К Наставнику обращаются просто: «Наставник». Иногда с добавлением фамилии. Уж мою-то ты давно знаешь. Но, это — для учеников. А для нас с тобой — всё, как раньше, Хеди. Как всегда.
Она потянулась к нему. Прошептала:
— Иди ко мне… Джиль…
Сквозь охвативший ее огонь желания, Хеди ощутила укол тревоги. Неужели имя так много значит? Отчего ее друг выглядит так пугающе незнакомо?..
Кевин Гилберт Ватанабо.
Нет ничего досаднее, когда из воспетых поэтами «глубин Морфея» тебя вытаскивает требовательный зов переполненного мочевого пузыря. Не разлепив век, суёшь ноги в тапки и бредешь наощупь в святой не упоминаемый Грааль… Тычешь пальцем в кнопку ночника, упаси боже от яркого света, не хочу просыпаться, не хочу, не…
Обратный путь держишь, хватаясь за стенки. Где же, где же… вот он — теплый сугроб одеяла. С головой укрыться, с головой… переворачиваешься на правый бок — как хорошо… Будет еще лучше, вот так… Недоперевернувшись на бок левый, замираешь, лежа на спине, упершись взглядом в белый потолок. И просыпаешься окончательно.
Ты лежишь на диване в гостиной дома Боргезе. Укрытая теплым пуховым одеялом. Кроме ночной рубашки на тебе ничего нет. Одежда: штаны, рубашка и свитер — сложены на стуле рядом. Ага, кто-то тебя переодел. Ладушки. Vo bono jav, bejo markiza…
Встаешь, босиком по холодному полу топаешь к окну. В комнате очень прохладно. Надо было набросить на плечи одеяло, но ты, как обычно, крепка задним умом. Решительно отдергиваешь штору, и комнату заливает холодный свет.
Снег. Снег везде, снег повсюду, куда достает взгляд. Двор укрыт белым, чистым покровом, на нем лежат голубоватые длинные тени. Деревья тоже в снегу, ветви под его тяжестью опустились к земле. Раннее утро. Предсказанная умниками оттепель не наступила. За ночь выпала черт знает какая норма осадков, температура ушла где-то в минус десять; и восход встречает ледяная ухмылка зимы. Которую в Мире не помнили вот уже тысячу лет.
Тебя это не тревожит. Сердце бьется размеренно и ровно. Ушло постоянное, отдающее нервной дрожью, внутреннее напряжение. Видение — твой бесценный дар, твоя боль, твое мученье — сейчас приглушено. Отголоски чужих забот, тревог, волнений — не достигают тебя. Можно расслабиться, вздохнуть полной грудью. Как часто мы переживаем оттого, что нас нет там, где мы хотим быть; и нет тогда, когда мы хотим. Мы страдаем, мучаемся, сами лишаем себя счастья жить здесь и сейчас.
А еще хуже, когда упорно цепляемся за страдание. Что ж, с этим покончено. Душевное равновесие вернулось к тебе. Любуешься картиной прекрасного морозного утра, и не сразу слышишь шаги. Когда они, наконец, достигают твоего слуха, то спокойно ждешь.
Астер чуть отстал, пропуская Лору вперед. Слева, в зеркале на стене гостиной она увидела его отражение. Усталый, понурый, на миг он показался ей стариком. Или антикварное зеркало так исказило его облик? Нойс, стоя у окна спиной к ним, даже головы не повернула. Лора облизала пересохшие губы. Начала разговор, как в холодную воду бросилась.
— До… доброе утро. Как поспала?
— Как убитая, — спокойно ответила Нойс.
От нее исходило ощущение полной закрытости. Стоит себе гордо, любуется зимним пейзажем в окошке. Лора, осторожно ступая, подошла ближе. И, подавленная невозмутимостью Нойс, с внезапно нахлынувшим отчаянием, схватила ее за плечи, развернула к себе. Со слезами на глазах прошептала:
— Я сделала то, о чем ты сама попросила!
Пораженно замерла, увидев мягкую улыбку Нойс. Та нежно привлекла ее к себе, легонько поцеловав в губы. И еще раз. Отстранилась. С немного сконфуженной ухмылкой заметила:
— Чертовски забористая штука. Я не о поцелуйчиках говорю.
Снотворное бабушки Греты. Снадобье, составленное когда-то доктором Гаяром по заказу Хозяйки Острова. Не для себя старалась владычица. Ей хотелось иметь под рукой средство, наподобие яда, чтобы человек, нечаянно его принявший, подумал, что умирает.
В то же время, препарат в умеренных дозах вызывал лишь глубокий, длительный сон. Так Ее светлое высочество имитировали смертную казнь для людей, которых надо бы убить, да пользы от них живых больше, чем от мертвых. Приходилось устраивать им «воспитательный момент».
Минуло время, тирания Хозяйки канула в прошлое. А чудесное лекарство осталось. Сильный транквилизатор, без побочных эффектов, и не вызывающий привыкания. Сохранивший множеству людей психическое здоровье. Спустя годы спасший и тебя.
С некоторых пор твоя ненаглядная Лора заметила, что с тобой что-то неладно. Внешне решительная и волевая, ты по-прежнему производила впечатление человека, твердо знающего свою дорогу. Так оно и есть. Ничто не в силах сбить тебя с пути. Потому, что ты не ведаешь, куда идешь.
За твоими постоянными импровизациями крылась уже не изворотливость незаурядного ума, а нервозность и суетливость. Где-то в потаенных глубинах твоего «Я», ты понимала, что увязла и без посторонней помощи выкарабкаться будет трудно. Некоторые, вроде случайные, поступки явились отголосками шедшей в твоем сознании борьбы.
К месту и не к месту ты намекала Лоре на близкое расставание. С единственным подтекстом: «Держи меня, не отпускай!» Вплоть до шутливой пантомимы, показавшей, как именно надо с тобой поступить. Связать и запереть в сарае.
Лора услышала твой безмолвный вопль! Поняла твое смятение. Сообразила, что ты смертельно устала и запуталась. Что находишься на грани тяжелого нервного срыва; тем более, что прецедент уже был.
Как решительно она действовала! Наверняка, успела заранее сговориться с Гретой — медиком по профессии. Ты была уже в том состоянии, когда уговоры плюнуть на всё, заняться собой — не подействуют. «О, я в норме, какой-такой отдых?» — ответила бы ты, с чисто новтеранской самоуверенностью. Что поделаешь, некоторый снобизм тебе свойствен.
А затолкать силой лекарство тебе в глотку… ээ-э, не на ту напали. Ты — не самый лучший, но всё же мастер боевых искусств.
Вот и получила. В классическом стиле Ее высочества. Пьем из одной посудины, одно и то же. Но Лора-то уже слопала с полдюжины угольных таблеток! Достаточно, чтобы нейтрализовать даже смертельную дозу. Какая у тебя способная ученица! Нет-нет, ничему такому ты ее не учила! Совсем не надо, чтобы Лора стала хитрой, коварной, похожей на тебя; ту, что была когда-то. Но, признайся, проделка вышла эффектная. И очень тебя поразила.
Откуда ты знаешь, как Лора на самом деле к тебе относится? Раз уж ты решила никогда не копаться в ее мыслях, то сие тебе неведомо. Чего в ней больше: уважения к старшей подруге или страха перед тем, что ей открылось? Черная тень Хозяйки — не заслонила ли ту тебя, какой ты всегда хотела быть в глазах Лоры?
И чего стоят твои похвальбы перед нею? «Бестрепетно приму твой приговор…» Ха! Какую чушь ты несла.
До последнего момента, пока сознание тебя не покинуло, ты не была уверена, как именно поступила Лора! А решить сомнение, всё же заглянув в ее мысли, что-то мешало. Сделать так — казалось поступком нехорошим, гадким. Вроде насилия над ребенком. Поэтому ты балансировала, сколько могла, на грани яви и сна, беспомощно гадая: «это — навсегда или нет?»
Затем ожог сладкого ужаса растаял, поглощенный тишиной и спокойствием. Ты увидела странный, но почему-то такой знакомый пейзаж…
Над обширным лугом стелется предрассветный туман. Сквозь него, низко над горизонтом, мутно просвечивает огромный темный диск планеты-спутницы.
Ты идешь, путаясь в высокой густой траве, кто-то держит тебя за руку. Ах, как всё понятно! Это не трава высокая, а ты — маленькая. Тебе — десять лет. Сегодня ты навсегда покидаешь родительский дом. Чтобы отправиться туда, где никогда не бывала. Мало кому выпадает такой жребий! Тебя ждет грозная, загадочная, великолепная Новтера…
Астер, до того молчавший, как воды в рот набрал, деликатно кашлянув, молвил:
— И я желаю доброго утра и напоминаю, что завтрак стынет, а госпожа Грета может на нас рассердиться. — Понизив голос, добавил: — Учтите, что здесь ваше истинное имя известно только миз Лорианне и мне. Мы не намерены никому его раскрывать.
— Я тоже называть его не хочу. Не думала, что доживу до времен, когда мне не захочется слышать собственное имя, — ответила Нойс.
Она отошла от окна. Не стесняясь, скинула ночную рубашку и переделась в джинсы и свитер. Деловито спросила:
— Лора! У тебя штаны тоже с подкладкой?
— Ага. Грета расстаралась. Не думай, что ради нас. У нее тут бизнес. Всех соседей утепляет.
— А где материалу напасается?
— Из шкуры заказчика, — с серьезной миной пояснил Астер. — Один я, с самого начала, экипирован как надо.
Лора фыркнула.
— Да, хоть сейчас на лыжи. Вылитый абориген Арктиды.
Грета позвала из столовой:
— Айвен! Обоих девок хватайте за шкирку и тащите сюда.
Стол так ломился от разной вкуснотищи, что Нойс едва скрыла удивление. И еще она обратила внимание, что бабушка Грета явно благоволит этому черноволосому молодому мужчине с орлиным профилем. Дальше, из разговора, выяснилось, что застольное изобилие — заслуга Астера. Он приехал вчера, под вечер. На звонок у входной калитки отозвалась Грета. (Лора в тот момент находилась у постели Нойс). Незнакомец представился другом миз Лорианны и сразу завоевал доверие Греты.
Как еще отнестись к человеку, прихавшему в гости не с пустыми руками? Целый ворох гостинцев в багажнике. Ими у Греты теперь забиты два холодильника и продуктовый шкаф. Авто гостя Грете тоже понравилось.
— Очень красивое, скажу вам! Во дворе, можете полюбоваться. Стильное, черное…
— Астер! Так вы нашли свой автомобиль?! — оживилась Нойс. — Мы с Лорой отправили его на автопилоте черт знает куда.
— Это он меня нашел. Когда Магистру надоело мое общество, то их величество шуганули меня обратно, откуда похитили. На вокзал в Мете. Дело опять было ночью, народу мало, и мое чудесное появление ниоткуда прошло незамеченным. Я послал с фона сообщение и через двенадцать минут уже был за рулем. Машина все эти дни находилась в городе, периодически меняя стоянки.
Грета восхищенно покачала головой. Потом встала, заслышав в гостиной телефонный звонок. Торопливо вышла. Вернулась через несколько минут. Сказала:
— Мой беглый муж. Еще перезвонит. Взялся помочь Иоменам с ремонтом генератора. К вечеру думают закончить. А вы ешьте, давайте! Потом я вас тоже работать заставлю.
Грету вроде не тревожило, что Стас, как отправился накануне навестить Иоменов, так и заночевал там. Впрочем, повалил такой снег, что ехать домой было не с руки. Хотя старик Боргезе хороший водитель и отлично управляется со своим джипом, но по такой погоде рисковать не стоило.
А вот Нойс слегка помрачнела. Это заметила одна Лора, и то лишь потому, что давно знала подругу. Как легкая тень легла на ее лицо. Возникло странное впечатление, что Нойс беспокоит не отсутствие Стаса, а наоборот, что он скоро вернется домой.
— Милая миз Лорианна, позвольте мне…
С этими словами Айвен Астер сгреб снежную кучу лопатой, сделанной из швабры и куска фанеры, и сбросил вниз через прутья ограждения. Проводил взглядом заискрившуюся в воздухе снежную пыль.
— Пройдитесь веником, будьте добры…
Они с Лорой очищали от снежных наносов балкон, опоясывавший дом на уровне второго этажа.
— Астер! Давно ли вы преследовали меня от этого дома до самых окраин Мира? Рассылали циркуляры, один другого грознее: «изловить», «обезвредить…» А сегодня я слышу от вас: «милая миз…» Вы когда были искренни: тогда или сейчас?
— И тогда и сейчас, — ответил Астер, не переставая орудовать лопатой. — Вы опасны. Сочетанием выдающихся способностей с потрясающей наивностью. И при том, очень милы. Что роднит вас с одной, известной нам особой.
— Сколько раз повторять, что вы заблуждаетесь! Я — не пси. Заурядная девица, второкурсница Универа… Ни успехов, ни достижений, ни сопутствующих тяжких разочарований. Что и отличает меня от…
Лора умолкла, увидев внизу Нойс. Та, орудуя такой же самодельной лопатой, расчищала дорожку к калитке. Поверх свитера она накинула одолженную Гретой кофту, слегка подвернув рукава. На голове у нее красовалась вязаная шапочка — очередное изделие Греты. Уже не в долг, а в подарок. Бабулька — щедрая душа.
— Вот человек, — шепотом сказала Лора, — который когда-то обрекал на подневольный тяжелый труд миллионы людей. Ради амбициозных и загадочных целей. И… посмотрите на нее теперь.
— Она — трудолюбивая и старательная, — согласился Астер. — В нее это вколотили. Буквально. Ее били за лень и плохую работу.
— Господи… Неужели на Новтере так воспитывают…
— Не на Новтере. Здесь. Безграмотным крестьянам, ее приютившим, невдомек было, что она — гостья извне. Для них она была молодая, здоровая девушка, которой некуда идти, и не к кому обратиться за помощью. Дармовая рабочая сила.
— Как же так… Она же — пси! Могла околдовать тех невежд… подчинить себе! Как позже она проделала это с Островом и частью Мира.
— Ее способности находились в начальной стадии, она еще не умела ими пользоваться. Ни внушить кому-то свои желания и мысли, ни прочесть чужих. А если что-то получалось, то воспринималось, как случайное озарение, всплеск интуиции.
Лора глянула с балкона, убедившись, что Нойс закончила работу и ушла. Сказала:
— Вы знаете ее дольше, чем я. Еще когда она была Ниной Вандерхузе. Какого вы мнения о ней? Как о личности?
Астер задумчиво сказал:
— Я знаю ее дольше, чем вы предполагаете…
— Вы увиливаете от ответа.
— Извольте. Она — хорошая…
— Этого я от вас и ждала. Укрепили меня во мнении.
Астер взглянул на нее в упор.
— Милая миз Лорианна… Вы не дали мне договорить. Наоми Вартан — очень хороший человек. И, одновременно, очень плохой.
В молчании они вернулись в гостиную. Нойс, сбросивши верхнюю одежду и обувь, сидела в кресле, потирая босые ступни друг о дружку. Сапожки стояли у батареи, носки висели на ней же. Шапка валялась на диване, варежки на полу.
Работал настенный видеоэкран. Вместо очередного урока кулинарии, показывали научно-популярный выпуск. Речь шла об астрономии, кометном рое и прочих скучных вещах.
Астер, извинившись, ушел в отведенную ему здесь же, на первом этаже комнату. А Лора, еще раз оглядев учиненный Нойс беспорядок, последовала дурному примеру. Затем пододвинула второе кресло поближе и села рядом с Нойс. Их босые ступни соприкоснулись.
— О чем тут брешут?
Нойс промолчала, сочтя вопрос риторическим. На экране ведущий расспрашивал кучерявого брюнета.
— Господин Киано! Недавно вы предсказали ослабление и скорое окончание холодов. Как же вы объясните нынешние морозы?
Киано ответил без запинки, в манере базарного жулика.
— Последние судороги погодной аномалии. Так называемой «Зимы Скайтауна». Вы сами упомянули, что прогноз мой сделан недавно. Вот и потерпите неделю-другую.
«А он — наглец», — подумала Лора, невольно заинтересовываясь. — «Очень уверенный в себе шарлатан».
— Не повлиял ли на климат тот необычный кометный рой, о котором сообщил академик Бернстайн?
Проходимец на экране насмешливо сощурился.
— Это кто… сам старикан вам такое поведал?
Ведущий немного смутился.
— Ээ-э… нет…
— Ясно. Это не Берни болван, а вы сами, коли так ставите вопрос. Впрочем, он тоже болван, но в другом аспекте. Внесистемный кометный рой пройдет минимально в двухстах тысячах километров от Мира. Кометы, как вы должны помнить из школьного курса астрономии, сами не излучают тепла. А их отраженный свет слишком слаб, чтобы повлиять на погодные условия на нашей планете.
— Значит, всё в порядке? Я слышал, что есть некоторое беспокойство… насчет возможного падения… ээ-э какого-то из этих небесных тел…
Черноволосый молодец ухмыльнулся.
— Никаких опасений! Кто считает иначе — тот такой же безграмотный осел, как…
— Спасибо! Большое спасибо! Позвольте пожелать вам всяческих успехов! Напоминаю: у нас в гостях был известный суорский физик Жеом Киано!
— Нойс! — воскликнула Лора. — Этот тип соврал! Он так нахально себя вел оттого, что ему страшно. До усрачки страшно. Он всячески это скрывал, но я видела!
Нойс тихо ответила:
— Чем ты недовольна? Тем, что он притворялся? Спасибо ему скажи. За то, что приложил много усилий, чтобы не ляпнуть лишнего. Чтобы неосторожное слово не напугало весь Мир.
— О чем ты говоришь??
— Времена на дворе такие. Тревожные. Еще Скайтаун забыть не успели, а тут опять в небесах хрень завелась. Вот Киано и не хочет почем зря людей пугать.
— Аа-а, понятно. Ладно, пойду водички попью.
Лора встала, вышла в коридор, не забыв плотно притворить за собой дверь. Нашла комнату Астера, осторожно постучала.
— Войдите, миз Лорианна! — отозвался тот.
Он сидел в кресле у окна, с книгой в руках. Хотел было встать, но Лора запротестовала:
— Не расшаркивайтесь передо мной. Здесь вы хозяин и простите, что нарушаю ваш отдых. Я сяду вот на этот стул, можно?
— Чрезвычайно меня обяжете. Так мне удобно вами любоваться.
— Как вы узнали, что это именно я к вам ломлюсь?
— Наша с вами знакомая, если надо, войдет без стука. А Грета обозначила бы свое присутствие более явно, чем два ваши робких удара. Но…, вы встревожены?
— Хотела спросить: вы знаете Жеома Киано?
— Заочно. Мы обменялись с ним письмами. Он просил разрешения воспользоваться энергетическими ресурсами Острова.
— Ах, да… У вас же тот чудо-агрегат. Его называют «вечным двигателем».
— Фактически так и есть. Неиссякаемый источник, — подтвердил Астер.
— Что же вы ответили… «известному физику»?
— Не такой уж он известный, — усмехнулся Астер. — Его идеи туманны и спекулятивны. Подробнее сказать не могу, потому что не в курсе его изысканий. Основываюсь на мнениях авторитетов. Одиссей Гор — вождь Острова, тоже отнесся скептически, когда я передал ему просьбу Киано. «Как его исследования помогут укрепить оборону Острова?» Я переадресовал этот вопрос Киано.
— И что же? Как его исследования вас укрепят?
— Он ответил: «Никак. Но они сделают Остров достойным обороны».
— Вот нахал. А вы знаете, что он говорит про кометное облако? Что опасности нет. Точно так же меня подбадривает Нойс.
— Полагаю, некоторая опасность всё же есть. Магистр Норденка, мне известно, обладает более детальной информацией. Ожидается его обращение к народам Мира и главам государств.
— Что?? К народам?!.. Утешили, называется. Я напугана еще больше…
Лежащий на столике фон тихо тренькнул — пришло сообщение. Астер прочел и протянул фон Лоре.
— Это — не то, о чем вы подумали.
ИВ. НОВОСТИ. Нойс Винер, известная так же, как Нина Вандерхузе, передала находившуюся в ее распоряжении базу данных Новтеры, т. н. «Библиотеку», включая права доступа и администрирования, Великому Магистру Норденка. Томас Канопос сердечно поблагодарил миз Винер-Вандерхузе за столь ответственный поступок, и заверил, что воспользуется сокровищницей знаний на благо всего человечества.
Лора тихо вздохнула. Вот и всё. Komedio fined. Нойс нечего бояться. Никому она больше не нужна. Если кто-то еще претендует на «Библиотеку», то извольте напрямую обращаться к Великому Магистру. Он удалил все учетные записи пользователей, кроме своей собственной — супер-администратора. Став единственным в Мире хранителем высшего знания.
— Возможно, это — к лучшему, — сделал вывод Астер. — Хватит Нойс притягивать к себе неприятности. Пора успокоиться и понять, что некая страница жизни — перевернута.
Лора усмехнулась, немного печально.
— Мне легче. В ее возрасте (если доживу) я буду старухой, прикованной к инвалидному креслу. Без ложных душевных терзаний. С ясным пониманием: впереди ничего, кроме смерти.
Астер, в своей манере, глянул на нее в упор. От взгляда его черных, блестящих глаз хотелось опустить голову, но Лора выдержала. Астер тихо спросил:
— Миз Лорианна… Уже через несколько лет вы будете выглядеть старше Нойс. Вас мучает эта мысль?
— Эта мысль мучает ее. А мне всего двадцать лет, в таком возрасте не веришь в старость, не веришь в смерть. Для меня рассуждения на эту тему всё еще умозрительны. Так будет не всегда. Я знаю.
— Миз Лорианна… Позвольте спросить. Вы часто заносчиво повторяете: «я знаю». Однажды, когда мы с вами горячились, спорили, вы так же бросили мне в лицо: «Я знаю, кто вы!» Вы говорили образно? Мол, знаете, какой я беспринципный мерзавец? Или, имели в виду что-то конкретное?
Лора смутилась.
— Мы с вами были плохо знакомы. Вы мне сначала… не очень понравились. И я тогда не знала, что вы — друг Нойс.
— При этом вы никогда не спрашиваете, как я познакомился с Нойс. Даже когда я сегодня прямо сказал, что знаю ее много дольше, чем вы. Да, позвольте поинтересоваться, чем же я заслужил вашу «нелюбовь с первого взгляда?»
— Вы… показались мне… неискренним. Каким-то фальшивым. Прячущимся за личиной. Простите…
— Я не обижен. Продолжайте.
— То, что Нойс и ее парень — журналист Сонгер, с вами знакомы, считают своим приятелем, не замечают в вас ничего такого… меня поразило. Покоробило. Я очень скверно себя почувствовала в тот момент…
— Понимаю. И, кто же я по вашему? Какой я — настоящий? Если отвечать, отбросив логику и так называемый «здравый смысл?»
Как в тот самый день, Лора почувствовала нечто странное. Словно замерло на мгновение все вокруг. Словно мгновение — остановилось. Потом она услышала собственный голос:
— Если… пренебречь тем, что новтеране — это другой биологический вид… и никому из нас недоступно главное, дарованное только им…
Как очнувшись от транса, она порывисто вскочила, схватила Астера за руку.
— Так вы это сделали!? Вы — сделали это!
— Как видите. Кстати, novintelhomo — не другой вид, а лишь вариация генотипа человека разумного. Браки эфемеров и Новых людей дают потомство. У Наоми Вартан был сын от эфемера.
С этими словами Астер тоже встал. Лора ощутила на своих плечах его сильные, жесткие ладони.
— Неостановимо течение лет! Отныне можете размышлять об этом спокойно. Без свойственного эфемерам… простите, обычным людям, подсознательного налета обреченности. Наступит время, и необходимые меры будут приняты. Не только в отношении вас.
— Я… вам верю… Но, за то, чтобы такое время наступило… нам придется побороться. Я это…
— Вы «это знаете!» — подхватил Астер. — Не сомневаюсь. Я тоже вам верю. И вы знаете, почему.
Нойс мельком обернулась, заслышав их шаги, и вновь уставилась в видеоэкран. Астер и Лора остановились в дверях. Лора чуть не вскрикнула от удивления. Какой, до боли знакомый вид! Заставка изображала самую высокую точку атолла Марион — утес, простите, имени ее. Бывший «Зуб дьявола», а ныне — гора Лорианны. Так решили двадцать тысяч граждан Мариона. Чтобы заслужить эту честь, надо было, всего-навсего, свалиться по дурости в море с высоты 734 метра и остаться в живых.
На Терре / Земле — легендарной прародине людей, этот номер не прошел бы. А на Мире, с его более плотной атмосферой и на несколько процентов меньшей силой тяжести — извольте. Если, конечно, вы немного весите и сумеете, «по дороге», не умереть от ужаса. Тогда ваше падение будет равносильно (очень опасному, да!) прыжку в воду с высоты тридцать метров на Земле, светлая ей память… Впервые Лоре пришла в голову мысль, что погибни она тогда, результат вышел бы таким же. Утес назвали бы ее именем…
Заставка исчезла с экрана, прервав тем самым поток воспоминаний. Пошел видеоряд. Ночное бескрайнее море. На нем золотистый свет лунной дорожки. Хороший пейзаж, очень способствующий романтическим чувствам! Что же в нем не так? Отчего тревожно сжимается сердце? Отчего так окаменело лицо Астера? Почему Нойс подалась в кресле вперед, вцепившись в подлокотники?
В золоте лунного света заметен непривычный красный отлив. Объектив камеры перемещается вверх, показывая ночное, безоблачное небо. А в нем… ближнюю луну — Обо. Вид ее страшен. Она похожа на воспаленный, налитый кровью глаз.
Глухой голос за кадром комментирует:
— …Столкновения происходят каждые двадцать минут. Диаметр небесных тел, падающих на Обо — в среднем — десять километов. Жуть, что творится. У нас нет инструментов для наблюдения, кроме любительского телескопа — снимки уже скидываем в Сеть. Вот один, гляньте. В дыму и пламени…
— Мой друган Дэвид решил, что настали последние времена, и сочиняет реквием на тему. Он — мастер бульварных метафор и гиперболической литературы. Или наоборот.
За кадром слышен еще один голос:
— Не реквием, а репортаж! «Изменчивая луна» — через пять минут в Сети!
— Пусть будет «репортаж». За достоверность не ручаюсь, друган не всегда отвечает за базар. Он называет это литературой. Что до меня, то я опираюсь на факты и логику. Ювелирно-точная бомбардировка ближней луны по касательным траекториям — это фраерские фокусы, а не явление природы.
— На этом пока всё. Базарили кореша — Бадри Коэн и Дэвид Огрызко. Друган больше молчал, потому как вел съемку, за что от братвы спасибо. Тьфу, от народа, я хотел сказать.
Феерический ночной пейзаж исчез с экрана, сменившись слегка растерянной физиономией диктора.
— Получено заявление Великого Магистра Норденка… «В связи с обнаружением нерегулярного кометного роя, угрожающего нашей планете, я принял решение применить имеющиеся в моем распоряжении технические средства. Рой будет ликвидирован путем столкновения с нашей ближней луной. Все траектории выверены, движение компонентов роя находится под полным контролем. Происходящее никак не отразится на орбитальном движении Обо».
Диктор развел руками, вымученно улыбнулся.
— Ээ-э… как бы… вот. Коротко и непонятно. Разве что… наша любимая ближняя луна никуда не денется и не перестанет… гм… вдохновлять поэтов…
Астер вполголоса сказал:
— Через пять часов начнут поступать сведения из Суора. Когда там взойдет Обо.
В гостиную вошла Грета, уперла руки в бока.
— Что такое стряслось? Опять война?
— Опять конец света, бабушка, — ответила Лора. — И опять непонятно: наступит или нет?
— Нам не привыкать, — вздохнула Грета. — Кто мне поможет готовить обед?
— Наверное, все, — сказал Астер.
Раскладной стол сервировали в гостиной, чтобы одновременно с едой слушать новости. Растерянных комментариев со всех концов Мира было хоть отбавляй. Вновь объявился Жеом Киано, с тем же апломбом уверявший, что это — грандиозный научный эксперимент, с удачей которого он готов поздравить Магистра, но подождет до завершения. Каковое, по его расчетам, последует сегодня в полночь по времени Норденка.
За неимением подробностей, корреспонденты зачитывали драматические отрывки из экспресс-репортажа Дэвида Огрызко — видного марионского литератора. По ходу дела не раз помянули Марион — самое маленькое государство Мира. В руководстве которого, между прочим, состоял упомянутый борзописец.
Долгожданные известия из Суора ясности не привнесли. Восточный край Мира окутывала густая облачность. Если в прорехах между туч и просвечивал диск Обо, то разобрать можно было немногое. Наблюдатели описывали внешний вид Обо, как «дымный».
Поздним вечером позвонил в очередной раз дедушка Стас и заявил, что возвращается, ждите через час. Предупредил Грету, что едет не один, а с гостями. Дом Иоменов сильно поврежден. Венди и взрослые сыновья продолжат ремонт, но девочке Зелле пора отдохнуть и прийти в себя в тепле и уюте. И еще двое соседских ребятишек, примерно того же возраста, нуждаются в отдыхе и крыше над головой.
Никаких возражений Грета мужу не высказала. Напротив, испытала затаенную радость оттого, что ее дом даст приют кому-то юному, беззащитному. Сколько же пребывать полупустым жилищу, изначально рассчитанному на большую семью?
Нойс, сославшись на усталость, собралась наверх, к себе. Попросила у Греты таблетку снотворного. Порция вдвое меньше той, которой накануне угостила ее Лора. Крепкий сон до утра.
— Через неделю уменьшите дозу еще вдвое, — посоветовал Астер.
Нойс молча кивнула и стала подниматься по лестнице. На полдороге обернулась, помахала рукой. Мол, всем спокойной ночи.
Астер, надев куртку и лыжную шапочку, тоже направился наверх, на балкон. Спросил Лору:
— Не хотите проветриться, на сон грядущий?
— Хочу. Вы идите, я догоню.
По дороге осторожно заглянула в комнату Нойс. Ага, спит подружка. Вот и славно. И поспешила на балкон.
Ох, морозно! Натянула капюшон куртки на голову. Встала рядом с Астером. Сверху открывался чудесный вид. Над заснеженными крышами всходила Обо. Изменчивая луна.
Астер глядел на нее в маленькую подзорную трубу. Потом передал ее Лоре. Это оказалась не подделка под старину, а самый настоящий морской спайгласс. С хорошим увеличением. Лора нацелила подзорную трубу на Обо, подкрутила резкость… Некоторое время не могла понять, а поняв, поверить в то, что видит.
— Вот чёрт! — наконец выдавила она. — Дьявол… дьявол! Скажите, Астер, вы видели то же, что и я?
— Да. Атмосферу.
— И зарождающиеся моря?!
— Они самые.
— Как такое возможно на планетке, радиусом в неполных девятьсот километров? С силой тяжести в одну шестую от нашей? Оно же всё… улетучится!
— Несомненно.
— Через неделю пшик останется! Или… я ошибаюсь?
— Немножко. Как сообщил мой ученый друг Жеом Киано, плотность возникшей на Обо атмосферы упадет вдвое через десять тысяч лет. Для вселенной — один миг. А на наш с вами век — хватит. На наших глазах рождается новый мир. Маленький, изящный, как елочная игрушка. Великий Магистр — его демиург.
— Хм… может да, а может, нет. Вы разрешите… назову вас истинным именем? Не бойтесь, никто не услышит.
— Я не пользуюсь им не потому, что боюсь. Дело в другом. Я же говорил вам о побочном эффекте Ренессанса.
— Говорили. Теперь послушайте, что я вам скажу! В раннем детстве я вела дневник. Записывала самое интересное, любопытное, поразительное. Будучи взрослой, где-то на первом курсе, случайно нашла в своих вещах тетрадку с теми каракулями. Перечла. Меня поразило, что ничего из описанного в дневнике я не смогла вспомнить! То, что мне, ребенку, было важно, дорого — исчезло без следа! Остались два-три ярких впечатления, и больше ничего.
— Из разговоров с сокурсниками я постепенно выяснила, что никто толком не помнит детства. У некоторых и вовсе пустота в памяти, вплоть до восьми лет. Потом я много читала на эту тему. Мозг ребенка растет, развивается. Нервные связи, закрепляющие память о пережитом, разрушаются, не успев до конца сформироваться. Только повзрослев мы получаем твердую, устойчивую память.
— Я слежу за вашей мыслью, Лорианна, но не совсем понимаю ее…
— Объясню. Скажите: от того, что мы теряем память о детстве — мы перестаем быть самими собой? Разве, забыв практически полностью, свои детские годы, я перестала быть Лорианной Парк? Личность человека формируется до пяти лет — этот свой возраст я уже не помню. И что? Неужели это изменило меня? Я повзрослела, но осталась той же, кем была. Светлая память детства ушла, но я знаю, что оно у меня было.
— …
— Так же и вы свою потерю… перестаньте называть «Великой жертвой»! Вы не помните прошлую жизнь, но это не делает вас другим. Вы — тот же. Истинное чудо сотворено не сейчас в небесах, а раньше — вами, здесь, на земле. Ренессанс — это второе взросление, доктор Гаяр!
Очередная падающая звезда процарапала ночное небо. Звездный ливень, как показалось Сонгеру, постепенно сходил на нет. Грозно-пламенный лик Обо перестал тревожить взор — ко всему привыкаешь. Сонгер нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Ночь бесснежная, холодная. Так и задубеть недолго, в ожидании.
Свое прокатное авто он оставил на стоянке у гостиницы, с запиской на лобовом стекле. Для дорожной полиции. Двигатель сдох. Ремонт — не его проблема. Забирайте этот хлам и делайте с ним, что хотите. Контора, сдавшая ему бракованное средство передвижения, еще поплатится за мошенничество. Это он им гарантирует.
Во многих домах по обеим сторонам улицы в окнах горел свет. Ага. Звездопад, гневная Обо и горделивые речи Магистра, непрерывно транслируемые по всем каналам видео — разбудят кого угодно. Радуйтесь, люди. Великий маг и кудесник спасает Мир. От полчища небесных камней… какое преуменьшение! От бешеного стада небесных гор — иначе не назвать грандиозные массы замерзшей воды и газов!
Одного такого камушка достаточно, чтобы разом положить конец человеческой цивилизации. Люди начнут гибнуть еще до того, как ледяной астероид врежется в Мир. При его входе в атмосферу образуется ударная волна, которая разойдется по всей планете. Сметая и круша всё на своем пути.
Сонгер поежился. Не от мыслей о грозящей человечеству внезапной гибели, а оттого, что уже порядком замерз. Где, черт побери, загодя заказанное авто?
Он нервно топтался на трамвайной остановке. Единственное место рядом с гостиницей, где всю ночь горела пара тусклых уличных фонарей. Режим экономии, однако.
В темном небе вновь рассыпался и погас фейерверк. Это пыль, песок, мелкий космический мусор — сыплется на Мир и красиво сгорает в его атмосфере. Побочное следствие «внесистемного кометного роя». Как опытный загонщик, Великий Магистр направляет взбесившихся небесных коней в ловушку. Под свист его бича, дикий табун врежется в Обо и прекратит свое существование. Как именно Фома Канопос управляет на расстоянии сотней небесных тел — выяснится вскоре. Или никогда. Сонгер подозревал, что Магистр не склонен ни с кем делиться своими секретами.
— Ээ-эй! Мишель! Заснули что ли?
Сонгер вздрогнул, обернулся. Он мог бы поклясться, что секунду назад этого авто здесь не было. Серебристого цвета, обалденно обтекаемых форм. Такие бывают лишь в модных нынче, наукообразных сказках. Но, вот же оно — наяву, и водитель нетерпеливо окликает пассажира-раззяву.
Ладно, поспешим. Осторожно семеня по обледенелому тротуару, Сонгер подошел, открыл заднюю дверцу, плюхнулся на сиденье. Успев за краткий миг удивиться дважды.
— Елена?!
Худенький, затянутый в теплые штаны и облегающую куртку водитель скупо улыбнулся. Девушка, с тонкими чертами лица, русые волосы собраны сзади в короткий хвостик.
— Я же говорила, что собираюсь в Норденк.
С Еленой он случайно познакомился в Майе, славной столице Эгваль, в разгар безобразий, учиненных над Миром Скайтауном. Летающим городом небесных детей. Нынешняя, первая за тысячу лет настоящая зима — тоже дело тех нежных детских ручонок. Эдакие пакостники. По всему Миру не работало ничто, основанное на электричестве. Немногие умельцы, переделавшие моторы своих авто с электрического зажигания на черт-его-знает-какую-хитрость — наживались на частном извозе.
У Елены не было переделанного авто. Но был такой же хитро-мудрый мотоцикл. В надежде подзаработать, она предложила транспортные услуги ему — известному журналисту. Что касается услуг другого рода, какие женщины испокон века оказывают мужчинам за плату — об этом даже речи не заходило. Не потому, что Сонгер такой уж скромник. Просто не до того было. Это — раз. И вообще, поначалу он думал, что водителем у него — мальчишка! Поди разбери, когда на голове мотоциклетный шлем, и видны только большие, любопытные глаза.
Это уже потом до него кое-что дошло и он спросил имя. Ответ подтвердил догадку. Предприимчивая, нахальная девчонка. Ее фамилией он по сей день не обременял свою память.
Вскоре дела увели Михаила Сонгера из Майи в Норденк, и они с Еленой прекратили сотрудничество. А потом вдруг, она ему позвонила, попросила об услуге. Разузнать неофициально: каковы условия приема вольнослушателей в Университет Норденка?
Сонгер просьбу выполнил, но ответ был для Елены неутешительный. Древняя традиция записи без экзаменов, лишь по результатам собеседования, окончательно умерла лет десять назад.
Елена не сильно расстроилась такому известию, а в благодарность за хлопоты сообщила Сонгеру телефон частной службы доставки. Курьерская почта и такси. С тех пор Сонгер иногда пользовался услугами этой странной конторы. Похоже, за немалую, но вполне разумную плату можно попасть практически в любую точку обитаемого Мира. Можно где угодно заранее забронировать жилье. Хоть в гостинице, хоть в частном доме. Даже в хижине отшельника, если на то пошло.
О Елене, со временем, он малость подзабыл. И, вот, пожалуйста, она — больше не голос в телефоне, не тень в памяти. Она — в Норденке, собственной персоной! К немалому его удивлению.
— Привет, мой юный извозчик! Не ждал, что объявишься! После того, как узнала, что ловить здесь, увы, нечего…
— Это — с какого боку посмотреть. Может, я поймала вас.
— Хм… Я тоже рад тебя видеть. Мне показалось, или это правда — у твоего авто нет колес! Как так хитро они закрыты?
Симпатичная мордашка Елены отражалась в зеркале заднего вида, и он заметил ее усмешку. Обратил внимание, какая у нее красивая линия губ.
— У вас есть девушка? — вдруг спросила Елена.
— Да… — ответил односложно, но Елену это не смутило.
— Вы торопитесь к ней. Угадала?
— Что-то вроде… Раз я спешу, то давай, поехали уже!
Мысленно выругал себя за прорвавшееся раздражение. Негоже так себя вести прославленному ловцу новостей.
— Мы уже. Едем. — ответила Елена без тени ехидства или насмешки.
А посмеяться повод был, да еще какой. Величайший журналист современности сидел с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами. Глядя на медленно уплывающие назад городские огни далеко внизу.
— Да, ладно! Можно подумать, вы гравилета не видели?
— Ээ-э… ну… я…
Елена весело и беззлобно рассмеялась. Ее изящная маленькая ладонь лежала на ручке управления. На лобовом стекле мягко светились показания приборов.
Сонгер собрался с мыслями. Очередной новтеранский трофей, не иначе. Где только Елена его раздобыла?! Ох, ловкачка… Нельзя, чтобы она почувствовала свое над ним превосходство.
— Видел, конечно! И летал на нем. Только та штука была здоровенная, как…
— То был грузовик. Старый, давно списанный. Вам он показался чудом техники.
Слова Елены поразили Сонгера. Точнее, не слова, а тон, каким они были сказаны. Полное отсутствие восхищения, изумления, почтения. Ни капли тревоги или страха. Короче, никакого уважения к Новтере.
Впервые он задумался над тем, что совершенно Елену не знает. Разве она — та простодушная девочка, с трудом зарабатывающая на жизнь, чем бог пошлет, лишь бы не проституцией? Так он полагал в начале их знакомства. И гордился тем, что помогает ей сводить концы с концами. Фактически, сделав ее в Майе своим личным водителем. Сейчас ему лезли в голову гораздо менее приятные мысли.
Тайная курьерская служба… Созданная и руководимая неведомо кем. Переправлять можно кого и что угодно. Куда угодно. Боевиков. Оружие. Взрывчатку. Наркотики. Какие сумасшедшие деньги крутятся в этом бизнесе?
Случайной ли была его первая встреча с Еленой?
Опять в зеркале заднего вида он наблюдал ее ухмылку. И не заметил в ней ничего пугающего. Потом Елена сказала:
— На вас снизошло озарение и осенило понимание. Сейчас мне надо бы достать громадную пушку, нацелить ее вам в лоб, и страшным голосом предъявить требования.
— Выкладывай… — пробормотал Сонгер.
— Ваша подружка… Вы любите ее?
— Что?! Не вздумай… не смей!.. — прохрипел Сонгер.
— Не паникуйте. Ничего плохого ей не желаю и не сделаю. Я спрашиваю: вы ее любите?
Никогда Сонгер не задавал себе этого вопроса. Каковы его истинные чувства к Нойс Винер? Что испытывает он к той, кто много лет скрывается за фальшивым именем? Чья дорога — в разы длиннее, чье сознание не туманит мысль о неизбежности увядания, физического и умственного.
Одного этого отличия достаточно, чтобы никогда не понять до конца ее эмоций. Этого даже предположить невозможно! Представить, что она может чувствовать, ощущать, о чём думать. Ее взгляда на жизнь, на простых смертных. На тех, кто ненадолго, как бабочки-однодневки, возникает и исчезает на ее безграничном пути. Уже сейчас она видела и испытала в своей жизни намного больше, чем он сможет когда-либо.
Люди, племена, обычаи — всё преходяще. То, что он считает незыблемыми этическими нормами, для нее — лишь мимолетный эпизод. Какие времена — такие нравы. Всё пройдет. Ужаснись сегодня каким-то ее словам или поступкам, что она ответит? Не волнуйся милый, лет через сто это будет нормой. Извини, что кажусь тебе чудовищем…
Любит ли эфемер Михаил Сонгер бессмертную злодейку — Наоми Вартан? Он не знал ответа до этой самой секунды. Пока не услышал свой собственный голос:
— Да.
— Очень рада. В том же духе и продолжайте. Для нее важно, чтобы кто-то ее любил.
— …
— Между прочим, мы будем на месте через пятнадцать минут. Не ахайте от удивления и не закатывайте глаза. А то подумаю: вы мне врали, что катались раньше на гравилете.
Как и обещала Елена, через четверть часа внизу показались огни Меты. Машина снизилась. Панорама ночного города медленно поворачивалась вокруг них.
— Сейчас поедем по шоссе, как нормальное авто.
Не совсем нормальное, подумал Сонгер, но в темноте вряд ли кто обратит внимание на необычную машину, низко парящую над дорогой.
Так оно и вышло.
— Дальше пешком. Дом Богезе — впереди, двести метров. Разомнёте ноги. Наняв обычное такси — ехали бы всю ночь, плющили задницу и крючили спину. Я сохранила вам здоровье и правильную осанку. Вот почему мои услуги так дороги.
Сонгер вынул из кармана куртки фон, набрал код и перевел на счет Елены оговоренную сумму. Через несколько секунд уже фон Елены звякнул в ее нагрудном кармашке. Перевод пришел. Загадочная девчонка еще чуток разбогатела.
— Спасибо тебе, о погонщица гравилетов! — от души поблагодарил Сонгер. — Я сгораю от любопытства. Попросил бы интервью, но боюсь страшной пушки в лоб и грозного отказа.
Он собрался уже выйти из машины, но Елена окликнула:
— Минутку!
Развернула водительское кресло к нему, обеими руками схватила его за плечи, притянула к себе и поцеловала. Потом решительно отпихнула.
— Выметайтесь. Время будет — звоните.
Стас вел джип осторожно, заснеженная трасса в свете фар — совсем не тот путь, которому надо безоговорочно доверять. Трое детей спали на задних сиденьях. Им — юным, и ему — старику, требовался хороший отдых. Ничего, уже скоро. Через минуту будут дома.
Препятствие на дороге возникло неожиданно. Или… он на мгновенье заснул? Но какой чертов дурак здесь припарковался?! Стас вдавил ногу в педаль тормоза. Шины со скрипом скользили по слежавшемуся снегу.
Когда до столкновения остались секунды, автомобиль, преградивший путь, легко, как пушинка, взмыл в небо. На лету исчезая, становясь полупрозрачным, затем и вовсе невидимым. Джип, наконец, остановился и Стас перевел дух. Ошеломленно выглянул, повертел головой. Уселся на место, почесывая всклокоченную бороду. Нигде ничего. На дороге никаких следов, кроме как от колес его собственного, видавшего виды авто.
От души выругался. Позади сонно пошевелилась укутанная пледом Зелла Иомен.
— Всё в порядке, сейчас приедем, — успокоил ее Стас. Почудилось что-то в темноте, вот я и тормознул.
Приятно сознавать, что тебя ждут. Ворота начали открываться сразу, как Стас остановил машину у дома. Верная жена и названая внучка полночи не спали, ожидая блудного мужа и деда.
— Извиняйте, что припоздали, — пробурчал Стас, высвобождаясь из объятий Греты и Лоры.
— Деда, познакомься, это — Мишель Сонгер, он приехал только что и разыскивает Нойс.
Стас пожал руку вежливому, ладно скроенному молодому человеку со смутно знакомой физиономией. Ах, да. Известная личность.
— Нойс приехала позавчера поздно вечером, и вряд ли за прошедшие сутки куда-то подевалась, — сказал он Сонгеру.
— Дрыхнет наверху, — добавила Лора и Стас заметил, как при этих словах прояснилось лицо Сонгера.
— И нам пора. Грета, уложи детишек. Видишь, глаз не разлепляют. Утром перезнакомимся. После завтрака.
Лора взяла на себя шефство на Сонгером. Отвела его в комнату на втором этаже, по соседству с комнатой Нойс.
— Как вы добрались? Мы с Астером обалдели, увидев вас, шествующим в гордом одиночестве с фонарем в руке.
Сонгеру повезло, что Лора и Астер еще находились на балконе, когда он раздумывал, как дать о себе знать. Полуночные гости — не самые желанные. Когда Лора окликнула его, он поднял руку с фонариком, так, чтобы осветить свое лицо. Тут же был узнан и поприветствован обоими.
— Во-первых, приношу извинения вам и семье Боргезе за то, что свалился, как снег на голову.
— Я вас понимаю — вы так тревожились за Нойс, что наплевали на приличия. Мой Томкин, например, звонит мне ежечасно.
— Нойс не отвечает на мои звонки.
— Прошлые сутки она почти целиком проспала. Раньше и вовсе не до светских бесед было. Потом сами у нее спросите. А мне поведайте о своих приключениях. Завтра.
— Очень странная история, не поверите.
— Вы так складно и занимательно врете, что я верю всему, что вы говорите.
— Издержки профессии, простите великодушно…
Пока они мило болтали, тем временем в коридоре, на вешалке, от воротника куртки Сонгера отлепился крошечный, похожий на снежинку предмет. И тихо воспарил к потолку. Куда затем продолжился его путь — знал только один человек.
Летя в своей чудесной машине над слоем ночных облаков, подсвеченных светом гневной луны, Елена довольно улыбалась. Звук и картинка — супер. Сигнал отличный. Никакие технические средства, доступные инженерам Мира, не способны его уловить.
Атолл Марион. Город Эдем. Гражданский совет Республики Марион. 21 афины 1394 года. Местное время 9:17.
— Ночной кипеж небесный, грубо ломанувший наши сладкие сны, не освободил нас от повседневных обязанностей! Хочу, чтобы все кореша это твердо усвоили. Уверен, что здоровый сон вернется ко всем, кроме фуфлыжников, которым помешают муки нечистой совести и ожидание суровой расплаты за плохую работу. Сейчас сопредседатель Дэвид Огрызко ознакомит вас с финансовым отчетом и протоколом аудиторской комиссии…
Таким вступительным словом Бадри Коэн открыл собрание Совета, посвященное итогам месяца. После чего за скромного вида трибуной, сделанной из двух поставленных друг на друга ящиков, его сменил напарник. Большая комната вмещала восемнадцать человек, вольно рассевшихся на разномастных стульях. В полуоткрытые окна вливался запах моря и шум прибоя.
Марион. Нет на нем места, откуда бы нельзя увидеть и услышать моря! Такова особенность самого маленького государства Мира. Расположенного посереди Великого океана, за двадцать тысяч километров от ближайшей земли. А потому — гордого и независимого. Мало у кого найдется достаточно желания и средств, чтобы захватить этот затерянный в океане скалистый клочок суши.
Не в пример иным гнусным тираниям, Марион — истинная демократия. Есть Совет — парламент из двадцати пяти депутатов, избранный всеобщим голосованием двадцати тысяч марионцев. Есть Председатель и его заместитель, читай: президент и вице-президент. Избранные аналогично, на четыре года.
Крепкие, груболицые, круглоголовые, коротко стриженые молодые мужчины, похожие на двух братьев, коими на самом деле не были. Пришедшие к власти в результате, что греха таить, маленького военного переворота. Но не побоявшиеся тут же объявить выборы и выставить свои кандидатуры на роль главарей.
Сработало! Когда все избиратели легко помещаются на главной площади городка, объявленного столицей государства, то свобода и демократия обязательно побеждают. Все друг друга знают, коль не по имени, так в лицо. Всем известно, кто чего стоит.
В таких условиях невозможно облапошить избирателей феерическими обещаниями. Трудно использовать обретенную власть для воровства или мошенничества. Самые блистательные аферы во все времена завершаются тем, что надо поскорее уносить ноги. Но, поразмыслив, понимаешь: быстро убежать с Мариона можно, если только умеешь ходить по воде, аки безгрешная Дева Мария.
Поэтому господа сопредседатели, в народе прозванные «Бадя» и «Дадя», ощущали свою ответственность в полной мере. Если что, по головке не погладят. А то и вовсе башку оторвут.
Дадя увлеченно и с выражением читал доклад. Полы расстегнутого пиджака распахнулись, открывая обтянутую белой сорочкой широкую грудь. Черный галстук взметнулся, в такт энергичному жесту.
Бадя, позади, присев на стул, задумчиво теребил кончик своего белого галстука, яркой полосой выделявшегося на фоне черной рубашки. Пиджак он давно снял, повесив на спинку стула. Доклад он не слушал, потому что знал наизусть до последнего слова — сочиняли-то вместе. Но не забывал удерживать на лице выражение напряженного внимания.
Слабое, на пределе слышимости, жужжание достигло его ушей. Он прислушался. Странно. Как будто где-то работает сварочный аппарат.
Звук усилился. Похоже, теперь его слышал не только Бадя. Господа советники недоуменно переглядывались. Дадя, начав произносить особо пафосную фразу, вдруг сбился и запутался в словах. За окнами разгорался оранжевый свет.
Синее утреннее небо прорезала огненная полоса. Она удлинялась, ширилась и, под конец, разлилась золотым сиянием.
— Ложись!! — заорал Бадя, подкрепляя приказ мановением рук. — Ложись все, мать его так! — И сам тоже бросился на пол ничком.
Раздался оглушительный, раскатистый, дробный грохот. Приоткрытые окна под напором воздуха распахнулись настежь, и разлетелись снопами стеклянных осколков. На столе опрокинулась ваза с цветами. Свисающая с потолка на длинном шнуре электрическая лампочка бешено раскачивалась.
Мощный порыв ветра, пронесшийся над крышей здания Совета, выдул из вентиляционных труб в нижние этажи всю пыль, скопившуюся за последнюю сотню лет. В довершение, небеса разразились внезапным коротким ливнем, и его косые струи захлестнули комнату сквозь раскрытые окна. Никогда еще законодательная и исполнительная власть Мариона не пребывала в таком жалком, буквально оплеванном, виде.
Положение спас Бадя. Встал, помотал головой, огляделся. Пихнул локтем сгорбившегося соратника, заставив его тоже подняться на ноги. Громко прочистил горло.
— Таа-ак… Жмуриков, вроде нет. Разве что кондрашка кого хватил, с переляку. Слово предоставляется… кгмм-м-м… хмм-м… докладчику! Для продолжения доклада.
Дадя встрепенулся.
— Итак… превышение доходов над расходами составило пять с половиной процентов! Обозначив успех нашей работы, исключая отдельные косяки! У меня всё. Прошу утвердить отчет! Кто за, поднимите руки…
— Можно ноги, если руки не слушаются, — подсказал Бадя. — Ага. Единогласно, без очков видно. Собрание закрыто… а… аа-а-а… Аа-а-пчхи!!!
Пока он трубно сморкался в клетчатый платок, извлеченный из широких штанин, сопредседатель Дадя добавил конкретики в трагикомический сюжет.
— Всем отряхнуть пыль с ушей, и по местам! Выяснить и доложить обстановку в городе.
Телефоны, после минутного перерыва, уже вновь работали. Как стационарные, так и сотовые. Первым отзвонился министр общественной безопасности. В городе больше ста пострадавших — в основном порезы осколками стекла. Двое — в тяжелом состоянии. Рухнула стена склада вторсырья. Грузовик со свежими овощами опрокинулся на въезде в город…
Доклады стекались в кабинет сопредседателей на втором этаже. Телефонограммы принимал Дадя. А его друг, орудуя совком и веником, старался навести в кабинете относительный порядок.
— Знаешь, кого нам здесь не хватает? — спросил он Дадю. — Нашей незабвенной миз Винер. Вот кому такая работа совершенно по плечу. Истинное призвание ищет ее и никак не найдет.
— Она, между прочим… всё еще числится у нас в штате, — хмуро отозвался Дадя.
— Вот, и я о том же! Черкни ей электронную маляву, отзови из неоплачиваемого отпуска, который она сама себе устроила!
Он коротко хохотнул. Дадя скривился и не поддержал шутку.
— Ты лучше скажи, что это было?
Напускное веселье вмиг слетело с физиономии Бади.
— Метеорит. Маа-а-аленький такой метеоритишка. Судя по мощности взрыва — размером метров десять-пятнадцать.
— Как ты всё угадываешь?
— Так же, как ты сочиняешь свою литературу. Нанизываешь гиперболы на метафоры, соответственно сюжету. А я оперирую фактами. Расстояние прикинул по времени прихода ударной волны. Около ста километров. По масштабам ущерба — невеликого, к нашему счастью — оценил мощность взрыва. Триста-четыреста килотонн. Это соответствует метеориту указанных размеров.
— Пронесло значит… — вздохнул Дадя.
— Вовсе нет. Ты спроси: откуда он взялся? А я отвечу. Это — осколок. Один из множества, окружающих те самые кометные ядра, которыми жонглирует Великий Магистр. Как бы не вышло, что наш фраер лоханулся и какой-то из шаров упустил… Предвестника мы уже видели, а вскоре пожалует сам подарочек.
Дадя потянулся к аппарату видео, пальцы его забегали по клавиатуре. Впился взглядом в экран. Побледнел. Хрипло выдохнул:
— Шел бы ты к черту со своими предсказаниями! Метеорит упал в предгорьях Арктиды, вызвав подвижку ледника. Еще один грохнулся за Южным хребтом.
— Видишь, как всё складывается? Мелкие спутники. Шакалы при бешеном крауне.
— И… что потом?
— Если астероид шмякнется на сушу, то ударная волна заполирует материк под ноль. Деревья с корнем. Человечьи жилища — в пыль. Вроде, как я сейчас веничком по полу махал.
— Если плюх придется напротив, в океан, то Марион слизнет волна цунами. Потом она дойдет до побережья с обеих сторон и уничтожит все крупные города. Острову однозначно кирдык. Норденку, Гане, Тиру. На востоке утонет весь Суор и смежные провинции. Ветры подуют грозные, ураганные… такая оптимистическая трагедия. Тем людишкам, кто уцелеет — вновь поднимать цивилизацию из Средних веков.
— Оптимистическая?..
— Как есть, да. Гибель Мариона означает спасение человечества. Спасение Мариона — наоборот, смерть для всех остальных. Я бы на твоем месте поспешил. Пьесу написать, и сразу в Сеть выложить. Роман — слишком долго. Не успеешь.
Тамми огляделась. Невысокий, но крутой берег безлюден. Внизу волны набегают на узкий галечный пляж. Плеск и протяжный шорох, когда волна откатывается назад. Этот вальс моря не умолкает никогда. Горизонт чист и светел.
Глубоко вздохнула, убедившись, что плавучая доска лежит на месте, там, где была оставлена накануне. Нигде никого. Можно спускаться. Прибрежный кустарник глубоко вонзил свои корни в землю. Их, обнажившиеся на глинистой круче переплетения, послужили Тамми удобной лесенкой.
Вот оно, ее сокровище. Не та детская игрушка, на которой отец учил ее, еще маленькую, кататься на доске под парусом. Эта — для взрослых людей. Не новая — краска на носу и по краям заметно облупилась. Около трех метров в длину и почти метр в самой широкой части. Нос слегка загнут вверх. Мачта на шарнире, держащая жесткий парус в форме птичьего крыла, сейчас лежит горизонтально.
Вспомнились слова отца:
— Поймай ветер и держи, пока хватит сил! Пусть он несет тебя.
Тамми, приподняв доску за нос, осторожно, чтобы не повредить ненароком парус, потащила ее к воде. Не так уж трудно. Доска легкая и прочная — не больше пуда весом. Сделана из специальной чертовщины, тьфу древесины… или что там еще. Взрослый справится легко. Но и Тамми в свои четырнадцать лет была крепкой девочкой.
Весь ее наряд составляли белая рубашка и синие бриджи до колен. Черноволосая, чернобровая, стриженая «под горшок». Высокая переносица и гордая складка губ придавали юному лицу немного надменное выражение. А глаза у нее были светло-голубые… Тамми знала, что хороша собой, но вот незадача: радоваться этому или, наоборот, горевать. С одной стороны, можно вертеть мальчишками и даже взрослыми, как тебе угодно. А с другой… она стала мамой в тринадцать лет.
Нашла себе красавчика, заметно старше и… будьте любезны, убедитесь воочию. Мужики любят кататься, а саночки остается возить тебе. Тамми хорошо помнила день, когда сказала родителям, что беременна. Мамаша, железная рука, гневно орала и метала молнии. То есть, простите, била посуду. Аккуратно выбрав среди тарелок одну треснутую и две сильно обшарпанные. Папик культурно помалкивал, подкаблучник чертов. Потом мамуля, немного остыв, изрекла:
— Да ты хоть знаешь, как обходятся с гулящей дочерью Истинные люди?
Тамми ответила, что знает и что ей начхать на обычаи дикарей. Тут мамаша опять начала орать, но как-то уже без вдохновенья. Оно и понятно. С женщиной, сошедшейся с мужчиной из «илоев» — рабов, положено поступать так же. Выходит, что их обеих, «нечистых», надо бы вывести куда-нибудь на пустошь, аккуратно задушить и там же закопать. Дикость и варварство.
Мамаша сама всё отлично понимает, и в тот каменный век никогда не вернется. Что бы ни говорила она о доблести Горных людей, о священных обычаях, ниспосланных духами предков… это навсегда останется пустым сотрясением воздуха. Их нынешняя убогая квартира в Пескаде — дворец, по сравнении с самой роскошной хижиной барнабского вождя. А папуля — по меркам «истинных людей» — раб, а здесь скромный слесарь в городской управе — даст фору любому шаману Горной страны. Хотя бы потому, что сваренный им самогон вкуснее и забористее той настойки из мухоморов, которую употребляют барнабы.
Тамми знала о ней по рассказам мамаши. На расспросы: вкусно ли это — матушка только кривилась в ответ. Вот так, даже из самых упертых, цивилизация постепенно выбивает дурь.
Когда неправедный гнев мамаши утих, Тамми взяла веник и подмела полы от осколков посуды. Мусорное ведро вынесла сразу, а то примета о бьющейся к счастью посуде не сработает. Вернувшись, застала родителей за деловым разговором: как назвать будущего внука?
День за днем, так время и пролетело. По словам повитухи, родила Тамми легко. Ну, это с чьей колокольни посмотреть. Кому тяжелее: режиссеру или исполнителю? Пацанчик получился такой же темноволосый, как Тамми. И у него скоро юбилей — полгода! С деньгами в семье, как всегда — напряженка. Эту неприятную ситуацию Тамми и собиралась поправить. Выходя рано утром из дому, сказала мамаше (она же — новоиспеченная бабушка):
— Буду к вечеру. Или завтра. Халтурку нашла — хлам на чердаке разобрать.
Железная рука буркнула: мол, смотри у меня, шляешься где попало и с кем попало, как бы головы не сносить… Остаток нравоучений пропал втуне, когда Тамми хлопнула дверью. Не хотела, но так вышло. Сквозняк.
Легкий ветерок гулял и здесь, на пустынном морском берегу. Хотелось бы посильнее, но не слишком. Вставила в специальную прорезь доски шверт — узкий киль, проверила, хорошо ли он держится в гнезде. Заведя доску подальше в воду, Тамми легко вспрыгнула на нее. Потянув за стартовый шкот, подняла мачту. Новички, в этот момент, обычно плюхаются в воду, не сумев сохранить равновесия. Но Тамми — уже мастер, в рыбацком городке это признали все.
Кроме ее родительницы. Мамаша к морским увлечениям дочери относилась с недоверием и даже страхом. Сама она никогда не появлялась на пристани и, вообще, избегала в городе мест, откуда открывался вид на морские дали. Еще бы — барнабы никогда не видели воду в таком количестве. Горная страна — далеко на юге, знойная, бесплодная. Обитель разбойников, дикарей. Разве нормальный человек станет там жить?
Держась руками за гик, развернула парус. Почувствовала его упругое сопротивление. Есть! Незабываемое чувство, когда держишь ветер в руках!
Ни весел, ни руля. Правишь, поворачивая мачту или наклоняя ее в стороны. Не забывая парировать опрокидывающую силу весом собственного тела. Плаванье на доске под парусом сродни искусному танцу. Зато нет морского средства быстрее!
Тамми ловила парусом ветер, постоянно меняя курс. Словно в поисках некоей призрачной цели. Через полчаса такой гонки в ее голову начало закрадываться подозрение, что великий план — провалился. Она ищет иголку в стоге сена!
Отчаяние еще не успело охватить ее своими цепкими, холодными объятьями, когда она увидела парус на горизонте! Крошечное белое пятнышко, обычный человек и не заметит. Но, Тамми… да, очень глазастая. Наследственная черта. Говорят же: «Зоркий, как барнаб». Тамми сплюнула и выругалась сквозь зубы.
Она быстро догоняла идущее впереди судно. Баркас с типовой парусной оснасткой шел ходко, устойчиво держа курс. Но оторваться конечно бы не смог. На его борту, кроме рулевого, Тамми заметила еще двоих. Одного из троицы она знала лично. И очень даже хорошо.
На нее обратили внимание только, когда она перерезала им курс. Загоготали, замахали руками.
— Эй, девонька! Иди к нам! Развлечёшься!
Их восторг понятен. Еще бы. Юная, стройная девушка на стремительно скользящей в облаке брызг доске под парусом — прекрасное зрелище.
Лишь один мрачно молчал, уставившись на нее. Даррен. Ее бывший. Узнал, скотина. Наконец, к нему вернулся дар речи, и он злобно проорал:
— Чего тебе надобно, шлюха?
Вместо ответа Тамми выхватила из кобуры на поясе игломет. Первым выстрелом она поразила Даррена в шею. Не думайте, что легко стрелять вот так, в движении, одновременно правя курс и держа равновесие! Но Тамми справилась. Остальные двое так же легли пластом.
Забросив линь с железным крюком-кошкой, Тамми завершила абордажный маневр. Лихо перепрыгнула на борт баркаса. А ее плавучая доска на привязи тащилась следом. Через некоторое время Тамии на нее вернется.
Пробежалась быстро, от кормы до носа и обратно. Где? Где сумка!? Да вот же она! Даррен всегда прячет ее здесь. Осталось схватить добычу и…
Ее сбили с ног, опрокинули на спину, ударили по лицу. Над ней маячило потное лицо Даррена. Он прошипел:
— Просчиталась, сучка?!
Тамми было больно не столько физически, сколько от осознания своей дурости и никчемности. Яд в стрелках игломета — не подействовал! Хотя должен был парализовать жертв минимум на час-полтора. Вот что значит: покупать оружие у ненадежных партнеров! В результате она позорно облажалась. Эти трое только притворялись отравленными, чтобы заманить ее в ловушку!
— Вот что мы сделаем, — сказал Даррен, жадно целуя Тамми в губы. Прикосновения красавчика всегда вызывали у Тамми дрожь желания, но сейчас она ощутила отвращение.
— Я буду первым — это всё же моя девушка! Потом Фима, за ним Закс, как самый младший. Ага?
— Ага! — отозвался кто-то, наверное, тот самый Закс.
С рычащей и бьющейся Тамми сорвали штаны и рубашку.
— А потом? — бархатный голос, очевидно, принадлежал Фиме.
— Удавим и за борт, — ответил Даррен. — Я уже думал об этом. Когда она мне скандал из-за детеныша закатила.
— Зачем за борт? На шашлыки пустим.
Даррен и Закс дружно заржали над шуткой Фимы. На самом деле то была не совсем шутка. О барнабских методах выживания ходили разные слухи. Например, что раненые или ослабевшие горные воины в трудном походе жертвовали собой, чтобы их товарищи сохранили силы и продолжали сражаться.
— Придержите-ка ее за ноги, — скомандовал Даррен. — Я сейчас… Сейчас…
Он недоуменно замолчал. Тамми ощутила, что его только что гордо стоявший член уменьшился и опал. А сам Даррен тяжко засопел и безжизненной грудой навалился на нее. Почти сразу за этим ослабла хватка державших ее Фимы и Закса.
Вот же Мария-дева недоёбаная!! Таки сработало! Тамми пообещала себе, что по возвращении в Пескад найдет того малого, который продал ей ишачий хер за конские деньги. То бишь, бракованные заряды к игломету. И хорошенько начистит жулику морду.
С усилием сбросила с себя сомлевшего Даррена. Вот кабан чертов! Тяжеленный. Предстояла работа, о которой Тамми старалась не думать, когда составляла этот свой, едва не пошедший прахом, план. Чтобы работа выполнялась быстрее — надо начинать с самой легкой ее части. Буквально.
Первым отправился за борт юный Закс, тщедушный подросток с личиком обезьянки. У Тамми похолодело в груди, когда его тело, несколько секунд покачавшись на волнах, ушло в глубину. Стиснув зубы, она схватила за ноги Фиму, подтащила к борту. Ничем не примечательный мужчина средних лет, встретишь такого на улице, и сразу забудешь. Совсем не похожий на злодея. Он казался мирно спящим. Со стоном, похожим на рыдание, Тамми столкнула его в воду.
А с Дарреном пришлось повозиться. Больше всего Тамми боялась, что он придет в себя. Когда ее раздевали, то отобрали игломет и отыскивать его сейчас было некогда. А всадить в эту тушу еще пару отравленных стрелок не помешало бы. Для заручки.
С огромными усилиями ей удалось до половины перевалить тело Даррена через борт. Тут ей показалось, что он открыл глаза. И в этот миг, охватившего ее безотчетного ужаса, баркас резко накренился. Так никем не управляемое суденышко отреагировало на изменение ветра.
Тамми чуть не выбросило за борт вслед за Дарреном. Еле удержавшись, она с трудом перевела дух. Прощай, красавчик. Оказывается, мужчин надо выбирать не только по внешности. Хороший урок для глупых девочек, да.
Отдышавшись, подобрала и надела свои короткие штаны. С рубашкой незадача — один рукав оторван, пришлось оторвать и второй. Нормальная вышла безрукавка. За приведением себя в порядок не упускала из виду главную цель. Сумка или, скорее, рюкзачок. Его можно нести за длинные лямки, а можно нацепить на спину. И быстро-быстро уносить ноги…
Когда она сочиняла план, ей как-то не приходила в голову мысль возвращаться обратно на захваченном баркасе. Сейчас она понимала, что другого выхода нет. Для езды по волнам на парусной доске у нее уже не осталось сил. Поэтому Тамми уселась у руля и попыталась выправить курс. Тут же сообразила, что в одиночку против ветра идти не сможет. Кто-то еще должен брасопить паруса при смене галса.
А ветер свежел, в небе появились облака. Что же делать? Продолжать идти вперед, до Занга?
Она представила в уме карту местности, если так можно назвать безбрежный морской простор. На самом деле, берег не так уж далеко. На той стороне злодейская Империя орхи выдается в море треугольным мысом, на острие которого находится Большая барахолка. Расстояние по прямой от Пескада до Занга составляет круглым счетом сорок километров. Самое узкое место Пролива. Называется — Рубикон. В хорошую погоду, если ветер поймаешь, то дорога займет в пределах часа на плавучей доске. Баркас идет медленнее. Это даже хорошо. Тамми совсем не хотелось в Занг.
Она представила, как ее кораблик причаливает ровно в том месте, где у Даррена назначена встреча. Будет худо. Из новой передряги живьем не выбраться.
Взять левее? Путь сразу удлиняется во много раз. Вдоль бережка, вдоль бережка — и вот вам Ориент. К вечеру доплывет. Увидит прекрасный городок, где всё дышит стариной. Так говорят знающие люди. Сама Тамми никогда не бывала на том берегу. А держи она правее — запад-северо-запад, таким же макаром попадет в Верену, второй город после Вагнока. Когда-то Верена боролась с Вагноком за право называться столицей того царства зла, что в просторечии зовется Островом.
Восточный ветер еще усилился, убив последнюю надежду повернуть обратно. Оставалось править, держась спиной к солнцу и надеяться, что кривая вывезет…
Патрульный катер появился, как ниоткуда. Он легко и стремительно скользил над водой, оставляя за собой сверкающее алмазной россыпью облако брызг. Сделал хищный круг около баркаса. Кто-то проорал в мегафон:
— Эй, посудина! Лечь в дрейф!
И, для острастки, дал поверху пулеметную очередь. Перепуганная Тамми поспешно спустила продырявленный в нескольких местах парус. Совсем новый, какая жалость… Катер замедлил ход, плотно осев при этом на воду, и подошел к борту. Им управляли всего двое, и Тамми подумала, что зря она не разыскала до сих пор игломет, отобранный у нее Дарреном. Наверняка, оружие где-то валяется на палубе, среди разного хлама.
Не составило бы труда обездвижить и эту парочку. Тамми прогнала прочь дурацкую мысль. Забыла, что ли, что препарат в стрелках — замедленного действия? Эти ребята шутить не станут. Сперва застрелят ее, а потом уже отрубятся. А придя в себя, сочинят рапорт об уничтожении опасной террористки.
Один из двоих перепрыгнул на баркас, быстро огляделся, хмыкнул, увидев сумку. Схватил ее и перебросил на катер, напарнику. Потом точно так же, без церемоний, отправил следом Тамми. Она крепко хлопнулась о палубу, и не успела ни застонать, ни выругаться, как руки ей завели за спину и сковали наручниками.
Не давая поднять головы, спросили:
— Где остальные?
Тамми решила, что спрашивают не о деньгах, а о Даррене сотоварищи. Прохрипела:
— Нету тут никого… — и решила больше на вопросы не отвечать.
Но, когда один сказал другому: «Отправляемся…», Тамми дернулась и отчаянно завопила:
— Доску мою не забудьте!!..
Услышала смех и ответ:
— Девонька! Тебя запросто казнят за контрабанду орхи, а ты о пустяках волнуешься.
— Я не…
Ее больно ударили и она замолчала.
Час или два в тесной каютке — Тамми потеряла счет времени. Прикованная к койке, она устала злиться и негодовать. Чувства притупились, ею овладело равнодушие к собственной судьбе. Это скоро пройдет, и тогда наступит настоящий страх. Под гул двигателя она впала в полузабытье.
Очнулась оттого, что ее грубо встряхнули за плечо. Разомкнули наручники. Миг свободы был краток. Когда он закончился, Тамми оказалась прикована к левому запястью сопровождающего.
На причале их ожидал автомобиль — серого цвета фургон с зарешеченными оконцами. «Встречают, как настоящую разбойницу», — мрачно подумала Тамми. Хорошую же она карьеру сделала! Меньше, чем за полдня пустила свою молодую жизнь под откос. Вдохнула пахнущий морской солью воздух. Глянула в высокий купол неба, с редкими белесыми облаками. Изумленно моргнула. Низко над городом парил дирижабль! На серебристом корпусе виднелось написанное большими красными буквами название. «Ариэль».
Конвоир и вовсе не сдержал удивления, пробормотав:
— Ох ты ж! Экселенса — здесь!
У тюремного фургона их ждали еще двое. Мрачные, в серых мундирах и фуражках с высокими тульями. Не простые пограничники, вроде тех, что ее схватили. Сыщики. Тайная полиция.
— Мы забираем ее. Вот приказ.
— Расписку, пожалте, — буркнул конвоир.
— Извольте.
Тамми препроводили в длинное, черное авто, вроде тех, в которых ездят важные персоны. Никелированные дверные ручки, сверкающий высокий бампер. Шик и блеск. Обращались с ней тоже, как с важной персоной, отменно вежливо, не то, что погранцы. От молчаливой любезности полицаев у Тамми похолодело в груди.
От порта выехали на эстакаду, внизу виднелись аккуратные дома, в четыре, пять этажей. Однотипные, довольно безликие. Размещенные в каком-то не сразу понятном беглому взгляду порядке, они прятались в зелени деревьев. Кое-где торчали ажурные башни строительных кранов.
Ближе к центру города пейзаж изменился. Кривые улочки, и уродливые халупы, среди которых вдали возвышался замок, сложенный из серого камня. Наследие Темных веков.
Внимание Тамми привлек трущобный квартал, черный от недавнего пожарища. Не редкий случай в подобных местах. Когда жилища, сложенные из досок, фанеры и картона, от случайной искры вспыхивают, как факелы. Урон всегда значителен. А тут вообще не осталось практически ничего. Бери веник и совок, и подметай.
— Не вертись! — сказал хмурый полицай, примостившийся рядом с ней. Второй, сидевший рядом с водителем, ухмыльнулся и добавил:
— Любознательная молодая особа. Прямо, как экселенса.
Тамми не удостоила обоих ответом, но присмирела. И сделала в памяти зарубку: загадочная «экселенса» — это молодая женщина. Наверное, дознаватель. Что за пытки она применит к ней? Вообще-то, палаческое ремесло — удел мужчин. Но на Острове свои порядки. Королева орхи известна особой жестокостью. Наверное, подобрала в штат садисток, себе под стать. С одной из них Тамми предстоит скорая встреча.
Эстакада, постепенно сошла на нет, слившись с широкой улицей. Здесь тоже был район-новостройка. Автомобиль остановился у одной такой скучной пятиэтажки. Если бы не недавно высаженные деревья, образовавшие вокруг что-то вроде маленького сквера, то гляделось бы довольно уныло. Типовая застройка нуждается в достойном окружающем пейзаже, чтобы получить от него чуточку индивидуальности.
Велели выходить, и Тамми вылезла, радуясь возможности размять затекшие ноги. Тут до нее внезапно дошло, почему так интересно расположены дома. Во дворе совсем не ощущался ветер! Хотя веренские сквозняки составляли изрядную долю дурной славы города. Не побеждаемую даже таким преимуществом, как близость к материку. Но, те, кто руководил реконструкцией, учли изъян здешнего климата. Новые дома размещались на местности с учетом «розы ветров» — так моряки называют схему наиболее частых направлений ветра.
Сопровождаемая теми же серомундирниками, любезно пропустившими ее вперед, Тамми вошла в подъезд. На втором этаже ей велели остановиться.
— Квартира двадцать шесть. Заходи, не заперто.
Потоптавшись в нерешительности на тесной лестничной площадке и недоуменно кривя губы, Тамми осторожно отворила входную дверь. Самое интересное, что стражи порядка за ней не последовали. Она услышала, как они спускались по лестнице. Тю… Странно всё как.
Тихо щелкнул дверной замок, закрываясь. Тамми стояла в маленькой прихожей. Тихо окликнула:
— Эй, есть кто?
Застекленная дверь впереди, в конце короткого коридорчика распахнулась, очевидно ее толкнули ногой. Иначе быть не могло, потому что женщина, представшая перед Тамми, держала в руках поднос с разной вкуснятиной. Скромное дорожное платье, туфли на низком каблуке. Можно подумать: служанка?
Незнакомка коротко кивнула, показывая дорогу. Тамми так же молча поплелась следом. Короткий и узкий коридор налево вел в жилую комнату.
— Нравится? — спросила женщина, водружая поднос на стол, покрытый малинового цвета скатертью. — Двухкомнатная квартира для рабочей семьи.
Широкое, разделенное на три створки окно открывало вид на город и краешек моря за ним. Тамми прикинула: что если она быстренько откроет балконную дверь и сиганет вниз на свеже-вскопанные грядки? Вряд ли успеет. Молодка, что стоит перед нею — крепка, сильна, и может звездануть промеж глаз раньше, чем Тамми успеет дернуться. Да и прыгать со второго этажа, пусть даже на клумбу — вредно для здоровья.
— Меня тут временно приютили, — продолжала молодая и красивая, — пока я здесь в командировке. Садись. Ешь. Пей. И я с тобой, за компанию — тут обед на двоих.
Она провела ладонью по голове, приглаживая густую, темную шевелюру. Не такую, как у Тамми — цвета вороньего крыла, а темно-каштановую. Глаза у нее были карие, большие, блестящие. От ее короткого взгляда в упор у Тамми вдруг перехватило дыхание.
Вспомнились слухи и сплетни, в которых от многокраного пересказа осталось от правды не пойми, что. В одном лишь сходились разноречивые описания.
Самого, что ни на есть, среднего роста — ненамного выше четырнадцатилетней Тамми. Темноволосая. По ее внешности невозможно определить: откуда она? И Эгваль, и Остров и далекий, на краю света, Суор — все и везде воспринимают ее, как иностранку. Гостью из неведомого далека.
Увидев замешательство Тамми, она буднично сказала:
— Умыться с дороги и всё такое? От входной двери направо. Можешь не торопится, я без тебя всё не слопаю.
Ванна и туалет оказались совмещены — неудобно. Когда один облегчается, другому не помыться. И наоборот. Всё же надо признать, что жилище — хотя и тесноватое, но с хорошо продуманной планировкой, и дает возможность жить по человечески.
Тамми вспомнила свое житье в Пескаде. Там, да, сральник и банька — по отдельности. Комфорт, ничего не скажешь. Но сии удобства — на весь дом одни. И попробуй прорваться в известное не упоминаемое место без очереди, доказывая что у тебя срочная надобность. Не факт, что поверят раньше, чем наложишь в штаны.
Когда она вернулась в комнату, то увидела молодую и красивую стоящей в задумчивости у окна. К еде она даже не притронулась, ожидая, когда придет Тамми.
«У нее есть честь», — решила Тамми.
Женщина чуть приметно улыбнулась ей. Они вместе сели за стол. И не оторвались от еды до тех пор, пока не умяли всё. Бифштекс был хорош, зелень и фрукты тоже. А Тамми проголодалась настолько, что дала бы фору взрослому стиксу. Шутка, конечно.
Откинувшись на спинку стула, Тамми, не давая себе времени испугаться, прямо спросила:
— Что означает: «экселенса»?
— «Высочество». Вроде титула. Неофициального. Тонго — экономный язык. Одним словом сказано, что — начальник и, что — женщина.
Теперь Тамми смело встретилась с ней взглядом. Сердце в груди билось быстро, но ровно. К щекам прихлынула волна жара — Тамми знала, что покраснела. Это ничего. Простительно, когда, наконец, понимаешь, кто перед тобой.
«Королева орхи». Личность великая, легендарная. Непреклонно жестокая. Лет пятнадцать тому назад успешно сокрушившая всю здешнюю систему наркоторговли. Но лишь для того, чтобы право торговать орхой присвоить себе. Нынче все плантации на Острове принадлежат ей. Как и доходы от продажи красной орхи — сильнейшего из известных в Мире галлюциногенов.
Ra helo exelensa. Ее светлое высочество. Хозяйка. Госпожа Наоми Вартан.
Так же быстро, не раздумывая, Тамми сообщила ей:
— Что хочешь со мной делай, я ничего не скажу!
— А я ничего не спрашиваю. И ничего особенного с тобой делать не собираюсь. Ты убила троих и завладела их деньгами. Предназначенными для оплаты крупной партии орхи с нелегальной плантации. Я, видишь ли, за всеми уследить тоже не всегда успеваю.
«Она решила, что я собиралась совершить сделку вместо Даррена…» — с ужасом подумала Тамми. — «Решила, что я хотела занять его место в цепочке…»
Откуда у Ее высочества столько денег в казне? Чтобы хватало отбиваться от партизанских наскоков Эгваль? Чтобы подкупать власти Норденка и Ганы, склоняя к сотрудничеству? Одной военной силой немногого добьешься. И содержание армии, кстати, влетает в большую копеечку.
При всем при том надо еще и народу косточек с барского стола накидать. Чтобы очередная революция не смела Хозяйку Острова точно так же, как ее предшественника. Как там бишь, того старикана звали?
— По физиономии твоей вижу, что ты всё понимаешь. — сказала Хозяйка. — Мое правление — это постоянное балансирование на грани банкротства. Так будет не всегда. Остров начнет торговать знаниями, технологиями, новыми лекарствами… Я веду массовое жилищное строительство — это вызовет подъем рождаемости. Появятся новые рабочие руки, новые таланты. Придет время, когда образование, полученное на Острове, будет цениться выше, чем классическое в Норденском Университете!
Тамми не успела и рта раскрыть в ответ на ее разглагольствования, как Хозяйка рявкнула:
— Не перебивай!.. И вот, когда я над каждым сантимом трясусь… То, в это же время, засранцы и засранки вроде тебя, всё лезут и лезут в мой карман!
Тамми лихорадочно размышляла, как бы ей убедить разгневанную владычицу в том, что лично она на мошну хозяйкину не покушалась. И опять ей не удалось вставить ни слова. Потому что Хозяйка вскочила и, окончательно теряя самообладание, сорвалась на крик:
— Молчаа-ать!! И слушать меня!!
Всё-таки у нее нет чести. В разговоре равных нельзя затыкать собеседнику рот. Оба должны выслушивать аргументы друг друга. Тамми низко опустила голову и остальные попреки пропустила мимо ушей.
Хозяйка походила немного по комнате, успокаиваясь. Плюхнулась обратно на стул. Так обе и сидели, молча дуясь друг на друга. Потом Тамми острожно спросила:
— Мне можно теперь говорить?
— Валяй.
— Я хотела оправдаться, объяснить, что просто забрала деньги у моего бывшего. За то, что он меня бросил. Я совсем не собиралась встревать в торговлю орхой. Но у меня не получается ничего доказать. Как ни верти, а я спиздила гроши, которые ты считаешь своими.
Хозяйка хмыкнула и, вдруг, с неожиданным интересом спросила:
— Это… Даррен Ким был твоим парнем?
— …
— Ой, ладно, не строй удивленное личико, детка! У меня информаторы везде!
Она вдруг осеклась. Вперилась в Тамми горячечным взглядом.
— Он… Он сделал тебе ребенка?!
— Ага. И слинял. Знать не знаю, пошла вон, шлюха. Про любовь — не говорил, жениться — не обещал, мне послышалось, я придумала. Человек без чести.
— Раньше надо было в нем разобраться.
— Да. Я не подумала, — согласилась Тамми.
— Вот и огребла по полной. По уши в дерьме и с дитем от человека, которого ты настолько ненавидишь, что не поленилась его прикончить.
— Зачем его ненавидеть, он уже мертв. Я скоро вовсе его забуду.
— Да? Вот так, запросто? Каждый день… имея перед собой напоминание?..
Тамми сначала не поняла, а потом не на шутку разозлилась.
— Что такое ты мелешь?! При чем тут мой сын?! Дети за родителей не отвечают! Отец — мерзавец… Мама — убийца…
Огромным усилием воли она взяла себя в руки. Она плачет — ничего. Ерунда.
— А мальчик мой… Ни при чем! Ты слышишь? Я его люблю и любить буду, пока живая… А может, и после. Если на той стороне что-то есть…
Хозяйка опустила голову, прикрыв глаза ладонью. Так и сидела, тихо раскачиваясь, как человек, чем-то глубоко потрясенный. Тамми оставалось лишь гадать, чего же такого она ляпнула? Чем повергла «экселенсу» в шок?
Через минуту Хозяйка опомнилась. Встала. Жестом велела встать Тамми.
— Вот что, Тамара… по отцу Роббер, а по матери… прости, из башки вылетело. Я готова признать в твоем деле смягчающие обстоятельства. Предлагаю выбор. За простое убийство дают семь лет. За двойное — как суд решит. Тройное — однозначно «режь голова», как говорят барнабы. Но мы сложим сроки — будто ты набила троицу по одному. Значит, через двадцать один год выйдешь на свободу.
— А второй вариант?
— Вот дверь в соседнюю комнату. Войди и увидишь, что тебя ждет в случае отказа от моего очень гуманного предложения. Обратной дороги не будет.
Тамми прикинула: ей стукнет тридцать пять, когда закончится невообразимо долгая отсидка. Отца или маму, или обоих, она, возможно, уже не застанет в живых. Сыну, дай бог здоровья и вырасти достойным человеком, исполнится двадцать два. Допустим, она его разыщет. Признает ли он в незнакомой, усталой, изможденной женщине свою мать?..
Оттолкнув замешкавшуюся на ее пути Хозяйку, Тамми пересекла комнату и открыла дверь.
«Вестник Вагнока» 2 августа 1351 года. Вчера в районе Верены береговая охрана пресекла попытку незаконного вывоза ценного груза. Преступники оказали сопротивление и были уничтожены ответным огнем. Среди личного состава потерь и раненых нет.
В слабом свете ночника Сонгер окинул взглядом комнату, где предстояло провести ночь. «Привидений, надеюсь, не водится…» — подумал, садясь на кровать. Ставни на окнах закрыты, занавески задернуты. Создавалось впечатление одиночества и оторванности от людей. Картина с морским пейзажем на стене усиливала это чувство. Что за тоска… Так и появлению призрака обрадуешься, в самом-то деле.
Попробовал себе утешить. «Не один же я в доме Боргезе!» Под этой крышей собрались девять человек. Он сам. Стас, привезший троих детей; его жена Грета; странная парочка — Лора и Астер. Наоми…
Сонгер встал, вышел в неярко освещенный коридор, притворив за собой дверь. Не забыв запомнить номер, вырезанный из дерева другой породы и цвета, и заподлицо вклеенный в дверную панель. Таких дверей по обеим сторонам коридора было несколько. Какая из них ведет в комнату Наоми?
Выругался про себя. Глубокая ночь. Не лучшее время куда-то ломиться. Скажи спасибо, что хоть в дом пустили. Вот и спи, где сказали. Утро вечера мудренее. Вздохнул, собираясь вернуться, когда его тихо окликнули:
— Эй!.. Витязь на распутье… Я здесь.
От звука этого голоса, его непередаваемых интонаций, с легкой хрипотцой на низких тонах, Сонгера обдало жаром. Он резко обернулся.
Дверь в соседнюю комнату чуть приотворилась и Наоми прошептала:
— Иди ко мне. Мне скучно.
Еще мгновение и Сонгер заключил ее в объятия. Она с жаром ответила на его поцелуй, потом высвободилась.
— Подожди. Из ночнушки вытряхнусь.
Сняла ночную рубашку и голая встала посреди комнаты. С немного комичным видом: на, любуйся. Сонгер одобрительно кивнул.
— Знаешь, у тебя тут веселее, чем в моих унылых хоромах.
Она фыркнула.
— Комнаты совершенно одинаковые. Здесь веселее, потому что здесь — я. Нет… потому что здесь — мы.
Подошла к Сонгеру и стала расстегивать на нем рубашку…
— Мне кажется, или лампа, в самом деле, меркнет? — спросил Сонгер.
Он лежал навзничь на постели, Наоми наклонилась над ним. Женщина сверху — поза для ленивых мужчин.
— Ага. Свет потихоньку гаснет, когда лежишь на кровати в позднее время. Сейчас станет совсем темно…
Ее дыхание участилось. Потом она глубоко вздохнула. Спросила:
— Что-то не так? Я чувствую.
Сонгер привлек ее к себе.
— Все в порядке. Просто подумал… дурацкая мысль… не бери в голову…
— Что?
В комнате сгустилась тьма. Он почувствовал губы Наоми у своих губ. Она тихо повторила:
— Что ты почувствовал?
— Ты прожила на свете втрое дольше меня. И проживешь больше, чем в самом лучшем случае смогу еще прожить я.
— Это тебя смущает?
— Не то, чтобы очень. Но… сколько же у тебя было любимых…
— Много. С тобой не сравнится никто.
Характер любого мужчины в основе своей прост и бесхитростен. Он всегда рад обманываться насчет чувств женщины к нему. В глубине души Сонгер это понимал. Тем не менее, лесть Наоми была ему несказанно приятна. Особенно, учитывая, кем она была раньше. Как невероятно сочетались в ней красота, ум и необъятная власть. Без пяти минут властелин Мира — так о ней можно было сказать когда-то.
А в эту минуту она полностью, без остатка принадлежит ему… И он взял ее. Ощутив себя страстным животным, сильным, непреклонным, неистовым.
И была тьма, и был свет. Был день, и была ночь. Были города и поселки. И бивак над рекой, и хижина лесника; и девушки, поющие на лугу. И дышащий морской свежестью ночной берег, и пылающий зной пустыни. Он был юным, и был зрелым. Художником, и военным. Подающим надежды студентом, и политиком в отставке. Инженером, и музыкантом. Образованным, и простолюдином. Он был мужчиной, и был женщиной.
Когда он пришел в себя, Наоми, обессиленная, уже спала, уткнувшись в его плечо. Он тоже чувствовал изнеможение и, как ни странно, душевный подъем. От недавних тоски и тревоги не осталось и следа.
Он был самим собой. Он был Михаилом Сонгером.
Его сморил сон, и он не увидел, как сквозь щели в ставнях и плотные шторы пробился и погас оранжевый свет.
Наоми проснулась внезапно, испытав смутную тревогу. Что-то разбудило ее. Что? Кругом темнота, в ней слышно спокойное дыхание любимого человека. В доме и за его пределами не ощущается угроз. Ничья злая мысль, ни зверя, ни человека, не оскверняет ментальную ауру на километры вокруг.
Осторожно нашарила на столике в изголовье глубокое блюдце и на его донце две таблетки. Положила в рот. Где-то рядом графинчик с водой. Ага, вот. Запила лекарство, успокоенно откинулась на подушку. Сонгер пошевелился, но продолжал спать, как младенец. Спокойной ночи, родной мой человек. Веришь мне всецело, тебе неважно, кем я была и что сделала. Важно лишь то, кто я сейчас.
А кто я? Не знаю. Больше я ничего о себе не знаю… после стольких лет. Зачем всё было? Зачем вереница дней, ночей… и лет живет в памяти? Зачем память хранит мельчайшие детали с фотографической точностью? Десятилетия прошли, как нет больше молочной лавки во Флавере. Я привозила туда тяжеленные бидоны, впрягаясь в тележку. До сих пор вижу, в какую сторону смотрит корова на вывеске. Влево. Зачем я это помню? Не найти ответа…
Ее дыхание выровнялось, стало медленным. Флавера. Немощеные улицы и дома, крытые соломой. Теплый летний вечер. Хранящая дневное тепло земля согревает босые ноги. Коромысло давит на плечи. Шаг твой ровен и тверд. Ты давно научилась носить ведра так, чтобы не расплескивать воду. Ханна, подбоченясь, ждет тебя у калитки. В ее взгляде ворчливое одобрение. Ты идешь ей навстречу. Ты идешь домой…
Утро глядело в окна холодным рассветом. Лора решила, что будь ее воля, Жеома Киано выставили бы голым на мороз у позорного столба. За ложные предсказания. Если так пойдет дальше — большой беды не миновать.
У дверей ванной мялась Нойс, в великоватом ей халате. Душераздирающе зевнула. Сунула руки в карманы халата. Не обернулась, заслышав шаги Лоры. Зачем, если узнала по походке?
«Или в мыслях прочла…» — незлобиво подумала Лора. — «Это даже лучше, чем иметь глаза на затылке».
Плеск воды затих, дверь распахнулась. Девочка лет десяти, худенькая, светловолосая, с тонкими чертами лица, вышла, на ходу застегивая комбинезон. Замерла, увидев Нойс. И с радостным воплем бросилась к ней на шею.
Не передать, что в этот миг сделалось с Нойс. Остатки сонного оцепенения исчезли без следа. Восторг и светлая радость озарили ее лицо. Давно Лора не видела ее такой.
— Тенар! — воскликнула она, смеясь и едва не плача. — Тенар, родненькая моя…
Потом радость ее сменилась тревогой, но девочка поспешила ее успокоить:
— Гед во дворе, помогает наставнику Станиславу.
— «О, как!» — молча восхитилась Лора. — «Дедулька — авторитет у этих детишек. Чьи они, интересно…»
И, пользуясь тем, что Нойс и девочка по имени Тенар оказались сильно заняты друг другом, юркнула в ванную. Когда, свежеумытая, объявилась вновь, Нойс и Тенар всё еще трепались о чем-то своем.
— Эй, грязнуля! Твоя очередь! — позвала Лора.
Нойс сердито сверкнула глазами.
— Некоторые лезут поперед старших…
Тенар зашлась смехом. Когда Нойс, изображая недовольство, скрылась за дверью ванной, Лора церемонно протянула руку.
— Меня зовут Лорианна, для друзей — Лора.
Девочка с некоторым замешательством коснулась ее ладони.
— Мы… друзья?
— Ты — дружишь с Нойс, как вижу; я с ней тоже. Значит, и мы с тобой…
— Отношения… не транзитивны. Поэтому, вывод о нашей взаимной симпатии через общую знакомую — не обоснован. Но я рада, что вызываю у вас положительные чувства.
— Ох, боже ж мой… Впервые вижу ребенка… с алгебраическим уклоном! Откуда ты? И твой приятель? Кстати, где он?
Тенар подошла к окну, Лора последовала за ней. Во дворе Стас колол дрова, а худощавый подросток, на вид лет двенадцати, складывал поленницу. На нем был такого же покроя комбинезон, как на Тенар. И внешностью парень неуловимо ее напоминал. Голова его была скрыта капюшоном, но выбивающийся светлый вихор на лбу только подчеркивал сходство.
— Родственники?
— Троюродные брат и сестра.
Не дожидаясь нового вопроса, Тенар добавила:
— Для всех мы — городские дети, которым, по знакомству, разрешили прогулку на военном вертолете. Случилась буря, смерч, ураган… и мы шмякнулись неподалеку от дома Иоменов. Повезло — не пострадали. Такая история.
— А на самом деле?
— На деле — вся беда от нас. Аккумулятор Ричи на гравилете взорвался… и…
— Успокойся. — Лора обняла Тенар за худенькие плечи. — Позволь, угадаю. Пилот вертолета увидел, что вы терпите бедствие, и вовремя вас подобрал.
— Да, верно! Мы были уже на воде. Он снизился, взял нас и пошел на полном… Успел до берега…
Лора воочию представила картину их бегства от смерти. Акари-лейк — это обширный метеритный кратер, заполненный водой. Его берега образуют высокий вал, за внешней стороной которого пилот посадил машину. Вся троица ринулась вон, успев найти укрытие за несколько секунд до того, как пришла ударная волна. Когда катаклизм закончился, местность вокруг стала неузнаваемой, а вертолет исчез без следа.
— Расселина, вроде пещеры… Вейн знал, что она там есть
Детям невероятно повезло, что пилот оказался таким сообразительным и шустрым. Впоследствии, он вместе со Стасом, помог Иоменам хоть как-то привести в порядок их полуразрушенное жилище. Потом за ним прислали машину из воинской части, и он вернулся на службу.
— А… этот самый… Вейн… Не растреплет, что именно случилось? И с кем его свела судьба?
— Нет. Я сказала ему, что он праведник.
За окном Стас и Гед закончили работу и возвращались в дом. Гед увидел в окне Тенар, помахал ей рукой. Парень, как парень. Тенар улыбнулась ему в ответ. Девочка, как девочка. В них обоих нет ничего необычного. Дети, как дети. Любят немножко поумничать, что свойственно ребятне в их возрасте. Золотая пора детства.
Трудно представить, что они оба глубоко чужды всем людям на планете. Это они, и их товарищи, такие же милые мальчики и девочки, совсем недавно чуть не поставили Мир на колени. Это они так исполнены достоинства, гордости и чувства превосходства на обычными людьми. «Эфемерами», как они их называют.
«Новые люди» настолько ценят себя, что щедро вознаграждают низших если те их оберегают. Эфемер, спасший новтеранина, получает в ответ благодарность и симпатию Нового народа. Он получает право жить и умереть Новтере. Или… не умирать. Выбор за ним. Он получает право на Ренессанс.
— Ладно, Тенар. Надеюсь, ты права, и Вейн поверил твоим россказням. Идем завтракать.
Держась за руки, они прошли в столовую, и застали там Нойс, допивавшую кофе. И доедавшую последнюю булочку из только что испеченных Гретой! Пусть опоздавший плачет, судьбу свою кляня…
Услышав горестные вздохи, экс-Ее высочество ухмыльнулась, и пообещала сейчас же испечь еще. Пока она орудовала у плиты, объявился Гед, чинно поздоровался, но не сел за стол до тех пор, пока не вошел Стас.
Лишь, когда он, поглаживая седоватую бородку, важно уселся во главе стола, мальчик занял место рядом с Тенар.
— Объеденье… — сказал Стас, когда все четверо встали, наконец, из-за стола. — Миз Винер, пока моя жена не слышит… скажу: кое в чем вы ее превзошли.
Нойс легким кивком поблагодарила за комплимент. Лицо ее осталось невозмутимым, но глаза смеялись. Лора искоса наблюдала за ней. Тщеславная! Любит похвалы. Любит быть первой во всем. Когда-то она впервые явила Миру свою силу… смела с лица земли Горную страну, повергла в страх и трепет великую Эгваль. Прославилась, как гениальный политик и военачальник… Наверное, она тогда испытала такую же радость, как сейчас. Когда выяснилось, что выпечка у нее выходит лучше, чем у бабушки Греты!
Фон Лоры на поясе тихо завибрировал. Кто бы это? Не Арсений. Он слал письменные сообщения, пользуясь специальным кодом.
— Здесь Лорианна, — сказала тихо, и услыхала далекий голос Одри Блэк.
— Лора, папа не может дозвониться до Нойс… Она где?
— Рядом… — Лора протянула фон Нойс. — Твой знакомый олигарх.
Нойс ответила. Удивленно подняла брови. Переспросила:
— Это — точные сведения? Откуда они у вас?
Было не разобрать, что ответил Дмитрий Блэк, но его слова Нойс явно не понравились. Буркнула:
— Выясню и перезвоню.
Вернула фон Лоре и сразу же попросила доступ к видео. Лора сказала ей на ушко пароль, и Нойс стремглав ринулась в гостиную. Слышно было, как защелкали клавиши под ее пальцами.
Гед и Тенар ушли в свои комнаты, Стас, задумчиво почесав бороденку, прилег на диване в гостиной. Лора остановилась в дверях. Нойс, не обращала внимания на них обоих, и казалась полностью погруженной в свои мысли. Понятно было, что она посылает запросы, получает или не получает ответы. И, чем дальше, тем меньше ее устраивает результат.
На экране возникла заставка с эмблемой ГИН, под нею текст крупным шрифтом. Что еще за меморандум?
Нойс сердито ударила по клавише сброса, затем выключила аппарат. Обернулась к Лоре, протянула руку. Нахальство, вообще-то. И вечная подстава. Лора недовольно вздохнула (пусть не считает ее безропотной!) и отдала фон. Пусть говорит. Если после этого Лору опять заметет полиция, то очередное спасибо тебе, подруга.
— Не очень понимаю, как? Но… очевидный рейдерский захват, — сказала Нойс Дмитрию Блэку. — Все мои обещания, отныне — пустой звук и напрасное сотрясение воздуха. Сожалею.
Глава «Союза промышленников и предпринимателей» сказал, судя по кислой физиономии Нойс, что-то очень неприятное. Нойс кротко ответила:
— Мои возможности — не те, что раньше.
Сразу же согласилась:
— Вы правы. У меня их вовсе нет.
Решительно прервала разговор и вернула фон Лоре.
— Папа твоей любимой подруги сказал, что я — пустое место.
— Моя любимая подруга — это ты.
— Не подлизывайся. Пошли отсюда, видишь: Стас задремал.
Оставив похрапывающего Стаса, они поднялись на второй этаж, в комнату Нойс.
— Что такое? Выкладывай! Почему папаша Одри на тебя сердит?
— Гаяровский институт в Норленке — это закрытое акционерное общество. Ведущий медицинский институт Мира. Большая часть его работы — секретна. Раньше за разглашение полагалось…
— Строгий выговор через повешение, я знаю, — съязвила Лора. — Надеюсь, хоть сейчас-то мне ничего не будет? Что там за страшные тайны?
— Ренессанс. Методика и технология процесса.
— Ой! Прости, что насмехалась…
— Так вот: акционеров всего десять. По уставу никто не мог обладать долей больше 20 %. И одна «золотая акция» — с правом блокировать любые решения. Она — у меня. Так я, в наши дни — бедная, как церковная мышь, по сути, контролировала ГИН.
— А при чем здесь Дмитрий Блэк?
— Я предложила ему свою блокирующую акцию. За хорошее вознаграждение, разумеется.
— Продать первородство за чечевичную похлебку??
— Что-то вроде. Можно подумать, что я отдавала величайший в Мире секрет в чужие руки… Что там — секрет! Таинство жизни и смерти! Взять и выкинуть на ветер!
— Да, Нойс! Да! Ужасное легкомыслие.
— Если не вспоминать, что я — пси. Что мне стоит держать нужного человечка под ментальным контролем?
— То есть, Блэка? А вместе с ним, косвенно… и «Союз промышленников и предпринимателей»?
— Да.
— Извини, что назвала тебя легкомысленной. Замысел хорош — ловля спонсора на живца. Что же помешало?
— То, что у меня нет «золотой акции»! И, якобы, никогда не было! Уставные документы ГИН подменены, причем, очень давно. Отчеты о собраниях акционеров, которые я получала в Олдемине десять лет подряд — липа! Мои ответные электронные письма попадали на ложный адрес, их никто не читал…
Однажды… мне доставил личное письмо штатный курьер ГИН. В его мыслях я прочла, что всё в порядке, меня в Институте (те, кому надо) помнят и чтут. Верят в мое возвращение.
— Развели, как ребенка. На конфетку-пустышку, — посочувствовала Лора. — Курьер был искренен и честен. Его обманул тот, кто отправил его к тебе. Что же теперь делать?
— Не знаю, — с горечью ответила Нойс. — Ренессанс был моей мечтой. Призрачной, почти несбыточной. Ради нее я жила. Боролась. Страдала. Переступала через всё и вся. Грабила и убивала. Порабощала людей. «Мне всё простится, я подарю людям Ренессанс», — говорила себе; повторяла снова и снова, как заклинание. Вот, чем всё кончилось. Кто-то украл мою мечту. Выхватил жар-птицу из рук. Отныне, Ренессанс — неизвестно чья собственность…
Она бросилась ничком на кровать, так, что пружины звякнули. В отчаянии ударила кулаком по подушке, хрипло застонала.
«Высший балл за артистизм», — невольно подумала Лора. — «Как бы мне научиться так красиво выть, биться головой и грызть покрывало?»
Она обняла Нойс, некоторое время обе молчали. Потом Нойс осторожно высвободилась, села на кровати, низко опустив голову. Глубоко вздохнула и, словно очнулась от минутного сна.
Дверь распахнулась, впустив Тенар. Это еще что за телепатия?! Мысль о том, что Нойс умеет контролировать людей на расстоянии, вызвала у Лоры мгновенный безотчетный испуг.
Тенар заметила это и озорно подмигнула. Нахалка. Лора подумала, что ей не мешает быть поскромнее. Например, как ее кузен. Или, как девочка Зелла. Та, вообще, не любит мельтешить. С утра ее не видно.
Тенар встрепенулась.
— Наставник Станислав повел Геда показать дом! Зелла Иомен помогает бабушке Грете!..
Ох, ты ж, какая способная! Под строгим взглядом Нойс юная пси сконфуженно замолчала. Лора ободряюще ей улыбнулась. «Спасибо, Тенар, что ответила на не заданный вопрос!»
Как Стасу нужен помощник по дому, так бабульке — подмастерье для швейных дел. Бизнес по пошиву теплых шмоток процветает, но вскоре лопнет, когда нежданная зима оставит Мир. Надо успеть снять сливки… Вот бабулька Зеллу и припахала.
Тенар непринужденно плюхнулась на кровать рядом с Лорой и Нойс. Давно ли она знакома с Нойс? Достаточно, чтобы у них наладился хороший ментальный контакт.
— Когда я в стрессе, то ничего не выходит, — Тенар опять отвечала на не сказанное, не смущаясь, не скрывая свой пси-талант. — Мне еще многому учиться у Наоми из семьи Вартан…
Тенар примолкла, испугавшись, что ляпнула лишнее. Нойс слабо усмехнулась. Молча погладила ее по светловолосой, коротко стриженой голове. А Лора призадумалась. Сегодня она узнала нечто новое. Нойс-Наоми никогда не упоминала о своей семье! По правде говоря, Лора предполагала, что она — сирота. Неприкаянное дитя, забредшее нечаянно в варварский мир. Сама ставшая здесь варваром. Злым и жестоким.
«Если ты в беде, а родные люди так и не пришли на помощь, значит, семьи у тебя нет. Забудь о них. Борись сама. Выживает достойный, а неудачник гибнет, уступая место другим…»
Мрачная и гордая мысль. Кому она принадлежит? Нойс или Тенар? И чем перешибить их депрессивный настрой?
— Вот, что, девчонки! — сказала Лора. — Хватит прохлаждаться! Пойдемте к бабульке Грете, ей как раз помощь нужна!
Только вошли в гостиную, как Лора хлопнула себя по лбу, словно вспомнив что-то.
— Погодите! Зайдем-ка на пост!
«Постом» называлась комната, где находилась контрольная панель управления калиткой, воротами и монитор следящей системы. А также пульт управления огнем. Он появился пару месяцев назад. Станислав Боргезе сделал должные выводы из ужасного происшествия около пяти месяцев назад. Когда названую внучку и ее подругу бандиты похитили прямо из дома.
Отныне двор и воздушное пространство над ним расчерчены невидимыми глазу инфракрасными лучами. Любой посторонний предмет, пересекший их, вызовет сигнал тревоги. А крупнокалиберным пулеметом, установленным на крыше, можно управлять прямо из помещения «поста». Это чем-то напоминает «игру-стрелялку» — только жертвы будут реальными, а не рисоваными картинками на экране видео.
— Давно хотела посмотреть видеозапись! Каким-таким образом стикс Иоменов ушел от нас сквозь запертую калитку? Очень мне любопытно. Олджевый забор ему не перепрыгнуть. Он же — не краун!
— Кто такой краун? — спросила Тенар.
— Лучше тебе не знать.
— Я уже знаю. Хорошо, что они вымерли.
Девчонка совсем распустилась, решила Лора. Интересно, на Новтере практикуют телесные наказания? Или как-то по другому осаживают дерзких и нахальных?
— Ментальный образ — не был личным, и я позволила себе вглядется. Но если, не желая того, нанесла обиду… — затараторила Тенар.
— Не нанесла. Оставь свои новтеранские любезности.
Они вошли в помещение «поста» и Лора отыскала в видео-архиве нужную запись.
— Да вы поглядите на него! — воскликнула удивленно.
Цифровой замок на калитке был электро-механическим. Либо проворачиваешь четыре наборных колесика (каждое размером с крупную гайку) пальцами. Либо за тебя это сделают моторчики от детского конструктора. Так можно открыть вход, нажав на пульте всего одну кнопку.
Видео-ролик демонстрировал, как стикс, выпустив на левой лапе длинный коготь, набирает им на калитке четырехзначный код.
— В ловкости не откажешь! Но откуда он знает?!
— Наверное, от меня, — призналась Нойс. — Вы же так и не сменили алгоритм: месяц и день минус один?
Тенар поглядела на нее с суеверным ужасом, а Лора с недоумением.
— Разве так бывает? Телепатический контакт с животными?
— Со стиксами — иногда получается.
— Ну, ты даешь! Смотри, и Тенар со мной согласна. Ты у нас — уникум.
— Спасибо. Меня другое смущает.
— …
— Я не внушала ему код от нашей калитки! Зачем мне это? Получается: он сам вытащил его из моей головы.
Озадаченые и молчаливые, они вернулись в гостиную. Где были перехвачены бабушкой Гретой, и приставлены к делу. Лора и Нойс на кухню. Тенар — подмастерьем к Зелле. Юная новтеранка не упрямилась. Кройка и шитье — древнее ремесло, на Новтере сохранилось разве что в детских сказках. Так пожалуйте в сказку наяву. А Грета отдохнет. Вместе со Стасом видео посмотрит.
Зелла Иомен, на три года старше Тенар, в ее глазах — была уже взрослой. И Тенар вела себя с ней, как подобает. То есть слушалась, а если позволяла себе дерзость, то осторожно. Зелле Тенар очень нравилась.
— Вы с Гедом — классные! Первый раз увидела парня, который разбирается в технике лучше моих братьев! Ты тоже — на лету всё схватываешь! Неужели никогда раньше шитьем не занималась?
— Это потому, что мы — с Новтеры, — сказала Тенар, продевая нитку в иголку. — Я тебе этого не говорила. — Она откусила лишний конец нитки. — Мы — те самые маленькие чудовища со Скайтауна.
Зелла присвистнула.
— Здорово! Совсем не страшная. Очень даже приятное чудище, как погляжу. И шутки понимаешь. Можно, спрошу? Вы правда, хотели уничтожить Мир?
Большие, блестящие глаза Тенар уставились на Зеллу.
— Мы, что — идиоты? Где бы мы потом жили?
— Ага, понятно. Мы все стали бы вашими рабами.
— Слугами.
— Ясно. А вы — господами.
— Да. Мы же умнее вас.
Зелла помолчала, с сомнением глядя на новоявленную «госпожу».
— Ты уверена? Насчет ума? Что все-все вы головастее всех-всех нас?
Она увидела, как впервые поколебалась самоуверенность Тенар. Помявшись, та, наконец, ответила:
— Предполагаю. С большой вероятностью. Будущее покажет.
— Вот и подождем. Пока не выяснится, кто кому кланяться должен. С трудом представляю, как дедушка Стас тебе по утрам кофе в постельку подает…
Тенар вздрогнула.
— Ты… вотранго! Как можно так говорить о Наставнике? Да еще смеяться при этом?!
— Ой! Прости, что-то не то вякнула. Выходит, дед Станислав, для вас — Наставник? Не ожидала.
— Он понимает людей. Умеет поддержать и утешить. Помогает найти в жизни собственный путь.
— Он знает, кто вы?
— Да. Он — умный и быстро догадался.
— И… про Нойс? Понял, кто она такая, на самом деле?
— Это знание живет в нем, но не проявляет себя. Не надо торопить то, что случится в свое время.
— А… Грета? Ей известно, кого ее муж вчерашней ночью привел в дом?
— Конечно. Наоми мне сразу сказала, — проворчала Грета, входя в комнату. — Вы работу закончили, или мне пора за розги браться?
— Она шутит! — поспешно пояснила Зелла. — Но, бабушка Грета, откуда вы про Нао…
— Однажды, моя ненаглядная Лора появилась здесь в сопровождении измученной, больной девушки. Представила ее своей подругой. Я много ночей просидела у постели бедняжки. В бреду она говорила на тонго. Назвала свое настоящее имя. А потом ничего про это не вспомнила. Вот и всё.
— И вы… Так никому ничего не сказали?! — ахнула Зелла.
— А меня никто не спрашивал, — отрезала Грета. — За работу, давайте! Через полчаса приду, проверю.
Обед готовила Нойс, и он удался на славу. Жеванье, сопенье и чавканье — это детишки набивали урчащие животики. Юные новтеране, недавно претендовавшие на господство над Миром, ничем в этом плане не отличались от аборигенки — девочки Зеллы. И отношения между нею и несостоявшимися «господами», иначе, как дружескими, не назовешь.
Взрослые тоже оценили кулинарные таланты Нойс. Лучшая похвала — это, когда все молчат, потому что жуют с набитыми ртами.
Запивая отбивную бокалом красного вина, Лора с удовольствием отметила, что депрессия у Нойс прошла. Как игрушка-неваляшка, наклоняется и поднимается снова. Черт с ним, с Гаяровским институтом! Пусть доктор Гаяр им занимается! То, что у него другое имя и новая жизнь, ответственности с него не снимает. Не может Нойс быть вечно нянькой для всех! В бытность Хозяйкой Острова — попробовала, и надорвалась.
И, как интересно получается! Из девяти, сидящих за столом, трое — Новые люди. При этом, двое из них — пси. Еще один — Астер, он же Гаяр, прошедший Ренессанс — равен им. В силу интеллекта и обретенного дара неограниченной жизни. А Лора и Сонгер — соответственно подруга и любовник Нойс-Наоми. И, естественно, они — на ее стороне. Ах, да — еще в довесок. Гляньте, как девочка Зелла заигрывает с мальчиком с Новтеры — Гедом, и милуется с его кузиной — Тенар. Бабушка Грета смотрит на них с одобрительной улыбкой, и, вообще, в курсе всего. А у Стаса, как говорит Тенар, глаза скоро сами откроются.
Проиграв схватку за планетарное господство, Новтера победила в одном, отдельно взятом, доме Боргезе. Или… наоборот?
Гед и Тенар не очень-то рвутся обратно на Остров, туда, где держат в плену их собратьев. Им хорошо здесь. Они почтительны к Стасу, и обожают его добрую жену. Наоми (как, всё же, непривычно это имя!), также нашла здесь тихую гавань и душевный покой.
Дом там, где сердце твое.
Троих детей отправили к себе, отдыхать. Послеобеденный сон — самое то для молодых, растущих организмов. Так, с улыбкой, объяснил Стас. Они с Гретой тоже удалились. Нойс, манием руки остановила собиравшихся откланяться Астера и Сонгера.
— На минуту! Лора тоже, будь добра.
Повторила, кратко, без эмоций всё то, что Лора уже знала. Подвела итог:
— …В глазах нашего нового спонсора — Дмитрия Блэка, я выгляжу распоследним жуликом, попытавшимся продать то, что ему не принадлежит. Прошу совета: как нам вернуть контроль над ГИН. Или, на крайний случай, подскажите, где в Акари-лейк самое глубокое место. А уж кирпич на шею я себе привяжу сама.
Лишь язвительные последние фразы выдали ее боль и терзания. Упустить из рук своих последнее, что у тебя было! Самое драгоценное, чем надеялась оправдать прожитую жизнь. Отныне, если тайна Ренессанса снова всплывет, никто не свяжет ее с именем Наоми Вартан. А если нет… то и вовсе, ее подвиги, или преступления, это — с какой стороны посмотреть — совершены напрасно.
Все же она сохраняла самообладание. Так, наверное, Хозяйка Острова проводила в 1936 году экстренное заседание Госсовета. Когда стало известно, что Тир разгромлен горцами, а Эгваль готова поддержать их атаку на земли Ганы, Меты, и далее везде. Отличие дней нынешних в том, что у Наоми больше нет армии и флота. Нет тысяч и тысяч верных, и верящих в нее. Нет никого, кто подсказал бы решение. Вместо сборища глубоких умов — Госсовета, рядом трое растерянных людей. И, главное, у Наоми больше нет веры в себя…
Подобные мысли бродили в голове Лоры, когда Михаил Сонгер, откашлявшись в кулак, сказал:
— Мой шеф, свинья корыстная, держит большой архив компромата на известных персон. Могу спросить, что у него есть на руководство ГИН.
Нойс кивнула.
— Поговори с ним сейчас же.
Рауль Альмутавакиль Хорхан, псевдоним — Ив, отозвался на звонок сразу. Сонгер, прижимая фон к уху, встал из-за стола, отошел подальше. Ни к чему, чтобы слышали, как Ив разговаривает с подчиненными. Могут превратно понять.
Доселе молчавший Астер обронил вполголоса:
— Я свяжусь с местным отделением ДАГ. И с Анитой.
Лора поджала губы. Основатель и многолетний руководитель Детективного Агенства Гариг больше не работала в нем. Ее новый пост был более значителен. Начальник R.E.G. — Службы безопасности Острова. Феерическая карьера. Почему-то думалось об этом без прежней неприязни. Анита — изрядная стерва. Однако, Нойс, похоже, доверяет ей.
Вернулся Сонгер, избегая взгляда Нойс.
— Представьте себе… у шефа полно данных на Гаяровский институт! Но, Ив — я же говорил, свинья корыстная, затребовал плату!
— Сколько?.. — Астер, судя по тону, готов был выложить круглую сумму.
— Не деньги, — сказал Сонгер. — Шефу взбрендилось, чтоб я выяснил судьбу одной особы, пропавшей без вести сорок четыре года тому назад. Некая Тамми-разбойница. Это — всё, что о ней известно. Как прикажете работать с такими данными?!
Сонгер, с надеждой, смотрел на Нойс. С самого начала он рассчитывал на то, что она припомнит что-нибудь из давних времен.
— Роббер, — сказала Нойс. — Это — не прозвище, означающее разбойника, а просто фамилия. Возраст — четырнадцать лет. Полное имя — Тамара.
— Так и знал, что ты у нас — ходячая летопись!.. Спасибо! А можно подробности?
— Нельзя.
Сонгер опешил.
— Почему же?
— Потому, что я не хочу об этом говорить, — ответила Нойс.
Тяжелое молчание прервал звонок. Сонгер схватил фон.
— Слушаю, шеф!
Лицо его вытянулось. Он отдал фон Нойс. Поколебавшись, она ответила:
— Да, дядюшка?
Она держала фон перед собой, и ее собеседника хорошо слышали все.
— Надо поговорить.
— Мы говорим.
— Лично.
— Приезжайте…
— ТЫ — КО МНЕ! — рыкнул Ив и прервал разговор.
— Что всё это значит? — тускло спросил Сонгер.
Нойс сдержанно ответила:
— То был год окончательного уничтожения Королевства орхи. Последних наркодилеров истребляли, как бешеных собак. Они еще, представь, дрались между собой, за остатки бизнеса. Та девочка разом замочила троих, чтобы отнять общак.
— Господи, — сказал Сонгер. — И, с кучей бабла, попалась патрулю?
— Конечно. Другого исхода быть не могло. Несмотря на юный возраст, Тамара уже была кормящей матерью. Ранние браки в те времена — не редкость. У нее был сын, нескольких месяцев от роду…
Нойс говорила спокойно, Астер смотрел на нее холодно-сурово, а Сонгер с ужасом.
— Закон Острова был один для всех. Такое необходимое условие, чтобы он реально работал. В результате, на сегодня имеем неловкую ситуацию.
Как мягко сказано, подумала Лора. Что, если бы это произошло со мной? Если бы я была сиротой, никогда не знавшей материнской ласки? Анита всегда грубо отзывалась об отце, часто скандалила с соседями, но с дочерью неизменно была нежна и заботлива. Что, если бы этого никогда не было?
Что, если бы я знала Нойс не месяцы, а годы? Найдя бедствующую, неприкаянную, пригрела бы, заботилась о ней. Вывела в люди. Сделала известной, прославленной, знаменитой. Любила бы ее. Спала с ней. Получая от нее драгоценный дар ответного чувства.
Что, если бы годы спустя узнала, что с ее стороны это была лишь игра? Чтобы втереться в доверие. Манипулировать мной. Моими руками снять пропагандистский фильм, с ней в главной роли. Настолько талантливый, что он потрясет зрителей. Обелит Хозяйку Острова. Отравит миллионы людей очарованием зла.
Наверное, я простила бы ей это.
И, после всего, узнала бы, что моя неверная, полная коварства любимая, та, кому я всё прощала, храня драгоценные воспоминания… О днях, когда мы были вместе… Та, о ком я, после расставания, так долго и безнадежно тосковала…
Что она — убийца моей матери.
В своей комнате Зелла с помощью Тенар разгадывала кроссворд. От Тенар толку было мало, она плохо знала географию Мира. Точнее, географию знала хорошо — с орбиты на планету насмотрелась вдоволь. Но местные названия ей были невдомек.
— Глупая ты, — укорила Зелла.
— Не глупая, а необразованная в некоторой области. Был бы кроссворд на тонго и про Новтеру, я бы на тебя поглядела…
— Тогда бы я опозорилась, — согласилась Зелла. — Кстати, что за словом ты меня недавно обозвала? Я в тонго не сильна.
В коридоре послышались шаги. Зелла вскочила.
— Это — Нао… Нойс!
— Она… — немного испуганно подтвердила Тенар.
— Мне очень надо с ней поговорить!
Зелла распахнула дверь. Нойс, бледная, с застывшим лицом, прошла мимо. Не заметив ни Зеллу, ни выглядывавшую из-за ее плеча Тенар.
Растерянные, девочки вернулись в комнату. Тенар подобрала с пола газету с кроссвордом.
— Ах, да! Слово! — вспомнила Тенар. — Это, буквально: «вне-ранговый», «не подлежащий оценке». Но «ранг» у нас — не то, что ты думаешь. У вас: твой ранг выше, если ты начальник. У нас: я начальник, если мой ранг выше.
— А кто же определяет ранг?!
— Это — сложно, потом объясню. В общем, лишиться ранга — очень плохо. Становишься меньше, чем никто. Поэтому, слово превратилось в… ну… неподобающее.
— Ругательство?
— Да. Прости меня. Никогда больше так тебя не назову.
Votrango.
Человек без чести.
Боже сохрани читать на ночь мемуары политиков или военных! Особенно, когда автор — один в двух лицах. Чего только этот маразматик не навспоминал на старости лет! История, написанная идиотом, полная шума и ярости.
И, признаться, не дающая заснуть. В третьем часу ночи, устав ворочаться с боку на бок, я встал. Зажег свет. Раскрытая книга валялась на полу, рядом с кроватью. Тьфу на тебя. Это я обращался к молодчику, изображенному на черно-белой фотографии. Полвека назад только так умели светокопировать. Чеканные черты — упрямец, гордец, скрывающий изначальные пороки своей натуры под маской дисциплины. В улыбке — что-то гадкое. Возможно, это — ощущение власти над окружающими, несмотря на скромный военный чин.
Или — это плод моего воображения? Никаких планов тот пацан не строил. Ему повезло. Случайная встреча, мимолетный взгляд. Результат: симпатичная (хотя и старше лет на пять) дамочка на него запала. Обзывайтесь потом, как хотите. Кобелем. Альфонсом. Брачным аферистом. Чихал он на ваше мнение с высокой колокольни. Его зазноба — крутой босс с большими полномочиями. Вот и утритесь.
Ничем хорошим, конечно, та сказка не кончилась. Малый, однако, оказался не промах, и вовремя унес ноги. Начал жизнь заново, с нуля, в другой стране. Нечаянно ли у него вышло, но приключений на свою задницу он и там обрел немало…
Я вздрогнул. Что за чертовщина? Темнота за окном замерцала тревожным светом. Я распахнул окно, вдыхая морозный воздух. Светлая полоса, начавшаяся в неизмеренной звездной глубине, медленно резала пополам купол ночного неба. Она становилась тоньше и бледнее. Словно нечто снизошло из бездны, но не достало до спящего города. Теперь оно уходило туда, откуда пришло. Так ночной поезд выныривает из дали и скрывается в ней. Сердце сжалось. С некоторых пор я ненавижу поезда. И не могу слышать стука вагонных колес.
Захлопнул окно. В оконном стекле отразились моя физиономия, и плечи. Грех жаловаться. Молод, строен, мускулист. Чеканные черты моей морды изобличают упрямца и гордеца. Как скажет любая гадалка — эти качества свойственны людям с серо-зелеными глазами.
Миниатюрный фон на моем запястье просигналил, что начальство тоже не спит, и жаждет разговаривать. Приватно и лично. Я быстро оделся, перекусил хлопьями малли с молоком.
На улице стоял легкий морозец, и я плотнее запахнул куртку. Во времена Хозяйки обстановка была получше. Не приходилось дрожать от холода, шагая по заледенелой дорожке, посыпанной крупным речным песком. В те времена ракушки вкусно хрустели под ногами, взор и обоняние услаждали цветущие клумбы. Мороз по коже пробирал лишь под сводами резиденции, под которыми властвовал страх.
И обожание. Свирепость натуры Ее высочества смягчалась приятным обликом и деликатными манерами. Хозяйка прекрасно владела «хамелеоновским» стилем общения. Искусно им пользуясь, она легко и непринужденно меняла темы разговора, «настраиваясь» на собеседника. При этом у того быстро создавалось впечатление, что Хозяйка — «свой в доску парень».
А говорила ли она правду или водила за нос — сие оставалось неведомо. Редко кто мог усомниться в ее искренности.
Анекдот про Хозяйку. «Ваше высочество! Островом правят ложь и обман! Есть ли в правительстве хоть один честный человек?!» «Конечно! Их даже трое: Хозяйка, Наоми Вартан и я!»
Дорожка привела меня к южному крылу Дворца правительства. Взглянув с высоты птичьего полета, вы увидели бы, что он в плане выглядит, как знак солнца. Трехэтажный, самый высокий из зданий в этом квартале Вагнока, он когда-то был средоточием Империи. В период ее расцвета чиновничий аппарат до того разросся, что Двор Хозяйки, как его называли, уже не вмещал всех дармоедов. Простите, оговорился. Я имел в виду верных слуг народа, день и ночь пекущихся о его благе. Чтобы всем хватило места, неподалеку пристроили скромный небоскребчик, почти не уступающий Дому власти Эгваль. Так Хозяйка Острова и владыка необъятной Эгваль — Ар Солтиг мерились величием.
Каждый норовил сожрать другого и, в конечном счете, Четырехкратный Всенародно Избранный одержал верх. Лишь для того… чтобы отправиться в ад вслед за Хозяюшкой — такая у вождя оказалась карма. После чего в огромной стране начался раздрай, на востоке вспыхнул суорский мятеж. Под шумок и Остров восстановил, после десяти лет оккупации, свой суверенитет. Нынче им правит тот самый революционер-неудачник, который когда-то безуспешно строил заговор против Наоми Вартан. То, что не удалось молодому мудаку, получилось у старого пердуна. С годами пришел жизненный опыт и умение вовремя подсуетиться.
Я замер перед объективом сторожевой системы. Вспыхнула надпись: «Личность опознана. Гораций Винер». Трудно держаться непринужденно, зная, что за тобой непрерывно наблюдают. Но у меня получалось неплохо. Крепкие нервы и наплевательское отношение ко всему. Такую защиту я себе выстроил. Дальний конец коридора был ярко освещен. Как раз туда мне не надо. Не люблю глупые ритуалы. Двое юных часовых у приоткрытой двери. Тот кабинет не нуждается в охране! Он давно пуст и напрасно ожидает свою хозяйку. Наоми Вартан никогда не вернется.
С тягостной мыслью: «Какого чёрта я здесь делаю?» свернул направо, взбежал по узкой лестнице на второй этаж, и толкнул дверь в обиталище Аниты Гариг.
Скромная на людях, Анита не чужда была сибаритства, когда этого никто не видел. Кроме особо приближенных, конечно. Эта комната ее роскошной квартиры служила для приема посетителей и совещаний в узком кругу. Я — не посетитель, поскольку состою у нее на службе. Значит — тот самый узкий круг, в данном случае — из одного меня.
Со скучающим видом я примостился в кресле, наблюдая за Анитой из-под полуприкрытых век. Ничего себе, мать-командирша. Среднего роста, сухопарая, обряженная в белое, разукрашенное вышитыми цветами кимоно.
К пятидесяти девяти годам она сохранила стройность фигуры, ясный ум и твердую память. И железную хватку. Что вы хотите — бывший боец «Движения к правде». Не считайте последующую работу на эгвальскую охранку актом предательства. Предположим, она пошла в ОСС, чтобы развалить их изнутри. Во всяком случае, Острову от трудов Аниты на сыскном поприще в Эгваль пользы впоследствии оказалось больше. А сейчас, тем более. Начальник Службы безопасности Острова, осведомленная о многих тайнах врага, ибо много лет на него работала.
— Извините, молодой человек, что подняла вас среди ночи… — за ироничным обращением крылась сдержанная печаль. Анита тоже выстроила себе защиту.
— Я не спал.
— Значит, видели? Представление в небесах?
Спокойствие ей давалось нелегко. Все мы не так давно были свидетелями крушения Скайтауна. Нечто, многократно превосходящее хваленое могущество новтеран, сбросило их с Олимпа. Простите, с околоземной орбиты. То, что несостоявшимися покорителями Мира оказалась разношерстая ватага детишек, самой старшей из которых было шестнадцать лет, сути дела не меняло. В их руках была неодолимая сила. Но, они проиграли.
Возглавляемая Анитой Служба безопасности Острова провела тщательное, тайное и скрупулезное расследование. Да, то о чем твердит народная молва — правда! Небесный город пал волею одного единственного человека. Совсем не новтеранина, а простого смертного, уроженца Мира. В ближних и дальних краях люди, произнося его имя, с придыханием добавляют: «Великий». То, к чему отчаянно и безнадежно всю жизнь стремилась Наоми Вартан, легко и просто, как спелое яблоко, готово упасть в его пухлую ладонь.
В Белых церквях по всей Эйкумене славят «мужа ученейшего». Защитника сирых и убогих, чья лунообразная физиономия скоро затмит в глазах верующих аскетичный облик Девы Марии. «Великому Норденка повелителю, Магистру Томасу Канопосу мнооо-о-огаа-ая леее-е-етаа-а-а!..» Без пяти минут Властелин Мира.
Анита нервозно потеребила темный локон. Волосы у нее того же цвета, что у меня — темно-каштановые с рыжеватым оттенком. Хотя ей уже приходится их подкрашивать. И глаза у нее мои — серо-зеленые. Я не оговорился, сказав «у Аниты мои глаза», а не наоборот. Физически и умственно я — молодой мужчина не старше двадцати пяти лет. Наше внешнее сходство с Анитой вполне очевидное, чтобы предположить родство. Действительно, мы с ней кровные родственники. Я это знаю, хотя впервые познакомился с ней совсем недавно, когда поступал на работу в R.E.G.
Для Аниты я тоже чужой человек. Случайно подвернувшийся под руку ценный работник. К несчастью, благодаря высокой должности она имела возможность установить мою подлинную личность. Оттого и проскальзывает в ее иронии нотка горечи.
— …Юноша! Опять витаете в облаках? Что я только что говорила?
— О паникёрах с Мариона…
— Их сообщение — странное, но пренебрегать им нельзя. А вы всё помалкиваете, состроив умное лицо!
— Миз Гариг… Есть два варианта. Счесть Великого Магистра идиотом, чья глупая ошибка вот-вот погубит Мир. Исправить мы ничего не в силах, поэтому нет смысла бегать по стенам и кричать: «Караул!». Или же мы согласимся, что Фома Канопос — гений, и всё идет по плану. Парочка «лишних» астероидов обогнет Мир и канет в пространстве. Тем более, незачем поднимать тревогу.
— Завидую вашему хладнокровию. То, что мы с вами видели в небе — это как раз такой «камушек», размером с гору. Он чиркнул по атмосфере Мира, успел в ней нагреться так, что начал светиться. На наше счастье, скорость его настолько велика, что он вырвался. Ушел в неведомые дали, вместо того, чтобы размазаться о поверхность Мира, вызвав планетарную катастрофу.
Анита встала, накинула на плечи шаль. Отворила стеклянную дверь, дуновением холодного воздуха со стола смахнуло листок бумаги. Я поспешил натянуть куртку. Вдвоем мы вышли на террасу. В ночи смутно темнела громада того самого небоскреба — бывшего чиновного гнездилища. Во время войны он серьезно пострадал.
Внешне не заметно, но состояние несущего каркаса внушало опасения. Поэтому последние десять лет колосс стоял необитаемый, а недавно решено было его снести. Этим утром. До назначенного срока еще восемь часов.
Анита вздохнула.
— Жизнь так изменилась… Мне начинает казаться, что я за ней не поспеваю… Кто мог представить, еще год назад, что любого человека можно выкрасть откуда угодно в мгновение ока? Ни стены, ни охрана — не защитят.
— Тот факт, что до сих пор не похищен ни один из руководителей Острова, доказывает, что никто из них Магистру и нахрен не нужен, — предположил я. — Айвену Астеру просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Заметьте, его быстро отпустили! На деле, Магистру был нужен совсем другой человек.
Я замолчал, не желая произносить вслух имя моей бывшей жены. Анита осторожно взяла меня за руку.
— Не мое дело… но, спрошу. Вы по-прежнему вините ее?
Я хорошо владею собой, голос мой звучал ровно.
— Каждый из нас… винил в произошедшем себя. Это еще тяжелее, чем взваливать вину друг на друга…
Чуть больше полугода назад, отправившись на заработки, я непредвиденно и надолго задержался. А возвратившись в Олдеминь, застал наш дом опустевшим. Сперва подумал, что Нойс решила сопроводить наших дочурок, если не до самого Норденка, то какую-то часть пути. Первоначальный план был другим.
С детьми отправлялась Глория — наша добрая пожилая соседка — наперсница Нойс. В подмогу ей — двое из частной службы охраны. А Нойс ожидала бы моего возвращения. Я обещался быть, если не совсем, то почти вовремя, с круглой суммой на счету — куш в самом деле, светил хороший. Хватило бы оплатить для девочек первые годы обучения в престижной школе, и снять квартиру в Норденке. Я давно мечтал вырваться вместе с Нойс и дочерьми из деревенского захолустья.
Но всё пошло не так. Я очнулся в вагоне поезда, везущего меня домой, избитый, окровавленный, без гроша в кармане. Старая хитрость. Клиенту в банке говорят, что уже вечер, принять на счет вашу наличку не можем, приходите завтра. На выходе вас берут под наблюдение, и в удобном месте грабят. Кассир банка получает откат за наводку.
Оставшись в дураках, я взялся за подвернувшуюся «халтурку». С одиннадцатью такими же босяками, командиром которых невольно стал. Мы чуть не сложили наши буйные головы на за Южным хребтом. Преодолев множество опасностей, вернулись героями. Из тех «бойцов невидимого фронта», которых славят в приключенческих романах. Это благодаря нам Остров удержал вновь обретенную независимость. А я нынче открываю ногой двери в кабинеты власть предержащих. У меня спрашивают совета, моим мнением дорожат.
Я часто себя спрашиваю: достаточная ли это плата за потерю детей? За осознание того, что они погибли страшной смертью. За то, что мы с Нойс при редких встречах с трудом удерживаемся, чтобы не шарахнуться друг от друга.
«Как ты могла? Без меня ты одна отвечала за них! Почему не уберегла?» Я безуспешно гнал от себя нехорошую мысль. Зная, что у Нойс тоже есть, что предъявить мне.
Ведь если бы я не исчез из виду, не затерялся, лишенный связи, в дальних краях, то Нойс не отложила бы отъезд девочек на целый месяц! И они не попали бы на тот роковой рейс!
Мне не забыть страшный день, когда я метался по опустелому дому. Ни записки, ни намека… Что случилось?! Заметны следы поспешных, даже панических сборов. А в гараже нет мотоцикла Нойс…
Всё, что у меня осталось — это два смеющихся детских личика, в памяти о том дне, когда я уезжал на заработки. «Папа, мы тебя ждем!» «Я не надолго, баловницы мои…» Навсегда.
— Боже мой! — воскликнула Анита. — Что это!?
Шедевр высотной архитектуры осветился изнутри яркой вспышкой, на уровне средних этажей. С величавой медлительностью здание начало оседать, складываясь внутрь себя. Так складывается подзорная труба. Слышался отдаленный грохот. Через семь секунд высота небоскреба уменьшилась вдвое. То, что от него осталось, продолжало по инерции плющится в подножии, и расплываться клубами пыли. Ощущались сотрясения почвы. Последний, рокочущий раскат, и гул разрушения затих.
От вонзавшейся в небо стрелы чиновничьего рая осталась приземистая груда мусора в двадцать тысяч тонн.
Чтобы связаться с моим помощником, достаточно было нажать кнопку фона на моем запястье. Я сказал:
— Ферда! Срочно узнай, какого хрена подрыв «Истукана» перенесли на ночное время!?
Через пятнадцать минут, когда мы с Анитой пили горячий кофе в ее кабинете, Ферда доложил, что приказа на внеурочный подрыв не было. Инженеры чешут репы и морщат лбы в раздумьях. Отчего, да почему, взрыв таки грянул. Некоторым корифеям даже пришли в головы мысли, но, не застав никого, ушли.
— Итак, что это значит? — спросила Анита.
— То, чего я опасался. От Нойс Винер наш общий друг получил то, что хотел: пароли доступа к «Библиотеке». У него в руках вся база знаний Новтеры. Никакие советчики, при его способностях, ему не нужны. А нам надо бояться не внезапных исчезновений, а внезапных появлений. Кого-то или чего-то.
— Боже мой! — устало повторила Анита. — Мне страшно, Гораций.
Она поняла, что именно взорвалось и, до срока, повергло в прах назначенную к сносу громаду. Только что Великий Магистр элегантно продемонстрировал свои возможности. Телепортировав на Остров мощную бомбу.
Я поспешил успокоить Аниту.
— Не бойтесь череды неотразимых терактов. Магистр сдержанный человек. Рационалист. Не фанатик. Вскоре он предъявит требования. Если ему пойдут навстречу, то новых ударов не последует.
Тренькнул сигнал вызова. На маленьком видеоэкране, вделанном в кофейный столик, возникла хмурая физиономия Одиссея Гора.
— Привет, Анита. Здравствуйте, Гораций. Мы с вами — команда полуночников. Только что со мной связался Магистр Канопос — ему тоже не спится. Он попросил передать под его контроль «Объект Зеро». Можете послушать, как он витийствует. Вот ссылка на файл.
Великий Магистр был изысканно вежлив, и говорил почти умоляющим тоном. Сделайте одолжение. Войдите в положение. Крайняя необходимость. Судьба человечества… Взывает к умам и сердцам… А так же к совести…
Короче. Энергетические ресурсы Магистрата напряжены до крайности. Задача ликвидации метеоритной угрозы, нависшей над Миром, этого требует. Генерация множества аграв-лучей, сами понимаете, очень затратная процедура. В этих условиях… Монополизировать такой мощный, практически неограниченный источник энергии, каким располагает Остров… Недопустимо! Это вызовет справедливое и благородное негодование всего Мира. Не говоря уже о слезах, которые проливает по этому поводу, где-то в небесных чертогах безгрешная Дева Мария.
Видеозапись сию он адресует: Остров. Вагнок. Координатору Гору. Копия: Эгваль. Майя. «Новостное агентство ИВ».
Магистр выдавил жалостливую, приторно скромную улыбку на упитанной физиономии, моргнул и исчез с экрана. Ну, не скотина ли?
По дорожке, где посыпанной песком, где темнеющей проплешинами мерзлой земли, размеренно бежала светловолосая женщина в синем трико. Песок скрипел под подошвами спортивных туфель. Деревья вокруг стояли голые.
Полина подумала: не убил ли холод их совсем? Или, когда вернется тепло, они оживут? Хорошо бы.
Молодой мужчина, сидевший на скамейке в полусотне метров впереди, завидев ее, поднялся. Без тени смущения побежал рядом с ней.
— Могу отвлечь на минуту?
— Нет, — выдохнула Полина, как ни в чем не бывало держа темп. Но в сердце ее поселился холод. Такой же, какой стоял вокруг. Конечно, она узнала парня. И хотела избежать общения с ним. Он сказал:
— Ладно. Плевать на вашу хмурость. То, что вы на ножах с моей начальницей, не должно мешать делу.
— У меня нет времени для бесед с вами… — процедила она, гадая, как лучше избавиться от нахала. Нарастить темп, оставив его позади? Или заорать: «Охрана!»
Пока размышляла, ее назойливый спутник с кривой усмешкой сказал:
— Проблема не в директоре R.E.G., так? А во мне?
Полину нельзя было назвать записной лгуньей. Даже наоборот, она находила в себе нечто под названием «синдром патологической честности». Буркнула:
— Да. Оставьте меня в покое… Очень прошу.
Слова, против воли, прозвучали жалобно. Тем временем их путь близился к завершению. Петлявшая среди деревьев и кустов дорожка вывела к северному входу в Дворец правительства. Повинуясь знаку Полины, охрана заступила дорогу ее назойливому спутнику. Стальные двери захлопнулись перед его носом.
А Полина без помех вернулась к своим обязанностям. Впереди целое утро и долгий день. Облегченно, даже весело, она плюхнулась в кресло перед терминалом. Переодеваться и под душ — потом. Немного поработает. Первым делом: разобраться с недоразумением, случившимся на днях кое с кем из Небесным детей…
Заморгал глазок красного телефона на столе.
— Да, Одиссей?
— Поговори с человеком. Срочно. Он сейчас подойдет.
Координатор Гор бросил трубку, не дожидаясь ответа. Одновременно из раструба переговорника донесся голос помощника:
— Командир спецгруппы «Торнадо» Гораций Винер ожидает в приемной.
Шумно вздохнув, Первый вице-координатор Острова, госпожа Полина Ждан рявкнула:
— Пусть войдет!!
И спрятала в ладонях пылающее от гнева и досады лицо. Понимая, что злится на саму себя. Вскинула голову, поправила ладонями прическу. Только покажись, нахал прилипчивый…
Он вошел, всё такой же, внешне приветливый, а внутри — настороженный и замкнутый. Не прочесть. Поэтому, когда его сознание вдруг открылось перед ней, Полина растерялась. Видишь человека, он видит тебя, ты видишь себя его глазами, он видит, что ты видишь… Как бесконечное отражение в двух зеркалах.
Надо было что-то сказать, и Полина попыталась, но он перебил ее:
— Я понимаю, что со дня своего появления на Острове ужасаю вас так же, как Андрей Гелла…
Полина замотала головой.
— Вы не поняли! Нет! Нет… Он… Вы…
Она замолчала, кусая губы. Гораций Винер подошел, встал совсем рядом. Она сжалась, ожидая его прикосновения. Но он не дотронулся до нее. Не сделал ни одного лишнего движения. Просто сказал с мрачной улыбкой:
— А я… боюсь вас. И Айвен Астер, и яростный Гелла — мы все вас боимся. Даже та, кто сотворила такое с нами, напугана, я знаю. Вы — одна среди нас, особенная. Та, кто связывает воедино разорванные нити наших судеб.
— Вы думаете… мне хорошо… оттого, что я всё помню? — прошептала Полина и разрыдалась.
Полина Ждан напрасно считает меня бездушным молодым монстром. Разговор с ней отнял у меня много сил, и покинул ее кабинет я изрядно деморализованным. Виду, конечно, не подал. А заглянуть в мои переживания Полина не в силах. Такое интересное свойство моего ума — я не поддаюсь ментальному воздействию. Ни повлиять на меня, ни даже мельком прочесть мои мысли, против моей воли, никакой телепат не в состоянии. Конечно, ярко выраженный пси-талант встречается редко. Один на миллион, в лучшем случае.
Таким даром и обладала Полина. Однако, со мной у нее ничего не выйдет. Как сказала однажды Тенар — моя знакомая девочка-новтеранка: вот, что значит приобретенный иммунитет.
У меня было еще одно важное дело, требовавшее покинуть Вагнок на остаток дня. Перед этим я ненадолго вернулся домой.
Книга, прошлой ночью лишившая меня сна, лежала, раскрытая, на полу. Я поднял ее, чтобы запереть в сейф. Шершавая, серая картонная обложка, с приклеенным формуляром. За невзрачным переплетом — призрак прошлого. Не надо звать его в сегодняшний день. В моих руках документ страшной разрушительной силы. Никакие «Пророки седьмой зари» не сравнятся с ним.
Наименование: «ЯЩИК ПАНДОРЫ».
Источник: электронный архив R.E.G.
Тираж: 1 экземпляр.
Статус: Секретнее не бывает. По прочтении уничтожить.
Аннотация: Текст содержит сведения, запрещенные к публикации в открытой печати. К ним относится содержание рукописи Натаниэля Гарига, написанной им во время тюремного заключения в Эгваль с 1366 по 1383 г. с дополнениями, сделанными после освобождения. Указанные дополнения имеют статус высшей степени секретности. Их разглашение приравнивается к государственной измене.
Приложение «Проклятый город» не является секретным. Это избранные главы из «Записок доктора Рона Гаяра». Они призваны пролить дополнительный свет на рассказ Н.Гарига.
Обращаем особое внимание читателя на крайнюю субъективность оценок, допускаемых Н.Гаригом в описании событий, свидетелем которых он был. Предвзятое толкование изложенных им фактов способно нанести серьезный (или даже невосполнимый) ущерб образу Острова, как передового государства Мира, и подорвать веру общества в гуманистический характер Светлого пути.
Как сомнамбула, стоишь у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Ни о чем не думать, ничего не чувствовать. На одну минуту выключена из действительности. Зелла хотела тебе что-то сказать… Ты не позволила. Нет сил говорить… Ни с кем. Всего минуту. Одну минуту покоя.
Осторожный стук в дверь. Как ей не терпится! Нет… — не она. Стук повторяется, в нем больше силы и решимости, чем пристало девочке-подростку. Ты не отзываешься, и дверь распахивается.
У Сонгера перепуганное лицо.
— Наоми!.. Ты — как? В порядке?
Спешишь успокоить:
— Да. Задумалась.
— О чем? Прости, не мое дело, но…
— Мне надо объясниться с Ивом.
— Я организую… видео-встречу. Пойдем в гостиную. Закроемся. Всё приватно. Я тоже уйду, если хочешь.
— Нет. Да.
Сонгера, также как Лору, давно не смущает твоя манера отвечать, одной фразой на несколько вопросов.
— Хочешь личной встречи? С глазу на глаз?
— Именно. Надо гасить пожар, пока не разгорелся. Недоумеваю, как? Я здесь, Рауль в Майе… Пока-если доберусь… он наломает дров.
Сонгер, тихо откашлявшись, говорит:
— Шеф — человек горячий, но разумный…
— Он обижен. Зол. Ему кажется, что он открыл страшную тайну. Дескать, им долгое время манипулировали. И, кто?! Человек, к которому, по открывшимся только что обстоятельствам, он не может испытывать симпатии. Несмотря на всё, что между нами было.
— Ты… взаправду им раньше не… ну, то есть…
— Не брала ли я Рауля под ментальный контроль? Никогда! И еще раз — нет!
Утверждения твои голословны, сейчас Сонгер потребует доказательств… Ты его выгонишь. Между вами всё будет кончено. Еще один отступится от тебя. Пусть… Чашу потерь надо испить до конца.
— Верю, — говорит Сонгер. — Вроде, могу помочь. Как, по твоему, я добрался к тебе из Норденка? Ты увидишься с моим шефом меньше, чем через час.
Со смотровой площадки на крыше дома Боргезе открывается прекрасный вид на скованный заморозками пригород. Сонгер мнется рядом. Вид, как у покорителя Арктиды, но физиономия растерянная. Как будто забыл что-то… Зато ты — в полном порядке. На тебе видавшие виды, утепленные стараниями Греты джинсы, и ее же ботинки. Пожертвовала, добрая душа, лишнюю пару. Поверх заштопанного свитера бабулькина же кофта. Единственное, что отличает тебя от заправского бомжа — новенькая вязаная шапка, разноцветное произведение искусства. Благодарю, Маргарита. Благодарю…
Сонгера явно что-то тревожит. Надо бы заглянуть в его мысли, но… нет. Давно дала себе обещание: никогда не поступать так с близкими людьми. Хотя, расшевелить его не помешает. С легкой усмешкой спрашиваешь:
— Где же твоя «девушка по вызову»?
— Она не… Между нами никогда ничего не было!..
— А хоть бы и было — я не ревнивая.
— Врешь! — неожиданно выпаливает Сонгер, но спровоцированная тобой пикировка тут же обрывается. В белесом послеполуденном небе появляется гравилет. Он почти в зените, поэтому вы с Мишелем не сразу его увидели.
Какая прекрасная машина! Она снижается вертикально и через минуту зависнет прямо над площадкой. Никто ничего не успеет заметить. А сигнализацию ты, улучив момент, отключила. Всего-то, заскочить по быстрому в пультовую, и обратно. Но гравилет движется так, что окажется над крышей в «мертвой зоне». Маленьком пятачке, где датчики его не увидят. Почему-то тебя это смущает. Заразилась о Сонгера повышенной мнительностью?
Внезапно соображаешь. Вот оно! Откуда Елена (так, кажется ее зовут?) знает систему охраны в доме Боргезе?
Тень гравилета закрывает солнце. Он совсем рядом. Дверца призывно распахнута. Один шаг и ты внутри. Едва успеваешь прощально махнуть рукой своему мужчине. Щелчок закрывшегося замка. И захочешь убежать, да фиг тебе. Поздно. Крыши домов, переулки, прибитые холодом кроны деревьев… всё уходит вниз, исчезает. Летим. Дорога в Майю оплачена, а за обратный путь деньги Мишель переведет, когда Елена сдаст ему тебя с рук на руки. Невольно вздрагиваешь. Вот о чем хотел предупредить Сонгер! Елене опасно верить.
Хотя, другого выхода у тебя нет. Осторожно переводишь взгляд на сидящую в водительском кресле девушку. Ба, какой чудной на ней костюм! Плотно облегающий стройную фигурку. Тускло-черный, ночью встретишь — не увидишь. Широкий пояс. Наколенники, налокотники. Чешуйчатая грудная пластина. Высокий ворот. На голове шлем с темными очками, полностью скрывающий лицо. Ни дать, ни взять — Темный рыцарь, герой сказок и легенд. Он спасал людей и убивал чудовищ.
— З-здравствуйте… — говоришь Елене. Злишься на себя оттого, что твой голос дрожит.
Она кивает, не удостаивая ответом. Пусть. Ты хорошо усвоила, когда гордость свою надо завернуть в тряпочку и спрятать в карман. В салоне постепенно темнеет. Небо из голубого становится фиолетовым. Не ощущается ни малейших перегрузок. Никаких признаков наступления невесомости тоже нет. Это вам — гравилет, а не хухры-мухры… Наверное, только в гондоле дирижабля, летящего в нижних слоях стратосферы, ты так же ощущала покой и власть над Миром. Те времена давно прошли.
Это — не ты уверенно держишь курс. Не твоей воле повинуется чудесный аппарат, творение Новтеры. Скрывая тревогу, смотришь на Темного рыцаря. Кто такая Елена, откуда она?
Небо уже совсем черное, в нем колкими, немигающими точками, проступают звезды. Елена, по-прежнему, невозмутима. В ее расслабленной позе — спокойствие опытного пилота, у которого всё идет по плану. Так оно и есть. Движемся экономичной трассой, выполняя суборбитальный прыжок.
Подражая ей, откидываешся в кресле. Салон просторный, можно вытянуть ноги. Умение владеть собой — ценное качество. Через час тебе предстоит испытание. Говорить, что знаешь; делать, что должна. А пока — вздремнешь, дашь себе отдых. Здесь, высоко над Миром, тишина и покой…
Осторожное прикосновение заставляет очнуться. Опаньки. Хорошо поспала. Дверца с твоей стороны поднята на кронштейнах вверх. Свежий, холодный воздух бодрит. «Вставайте, Ваше высочество! Вас ждут великие дела!» Внутренне усмехаешься. Ты еще жалеешь о сладких временах упоения властью? Нет. Да?
На твоем плече — рука Елены в черной перчатке. Она видит, что ты проснулась. Убирает руку, тычет вперед указующим тонким перстом. Выметайся, мол.
Не спеша вылезаешь. Ага, приехали. Ты — у цели. На автостоянке «Новостного агентства ИВ». Оборачиваешься к молчаливой, загадочной девушке-рыцарю. Где только Сонгер ее нашел?
— Спасибо, Елена. Я вернусь через час.
Холодно, но снега здесь нет. Дорожка, вымощенная розовым камнем, очищена от наледи. От фонарных столбиков тянутся тени. В полете ты пересекла часовой пояс, и солнце в небе стоит ниже, чем ожидала. Перед тобой огромное здание. Офисный центр — шедевр кубической архитектуры, поэма из стекла и бетона. Будь твоя воля, приказала бы расстрелять архитектора за эдакое безобразие.
В зеркальной входной двери отражается твоя фигура. Одета непрезентабельно, но походка у тебя — солдатская. «Не влезай, убьет!» Пошлая шутка, да. Зеркальные створки разъезжаются в стороны. Ты предстаешь пред удивленные очи охраны.
— К Раулю Хорхану с личным визитом. Нина Вандерхузе. Шевелитесь, мальчики, а то шеф вам вставит.
Парочка дюжих охранников сопровождает тебя до высочайшего кабинета. Конечно, имеется в виду не этаж, а значимость персоны, его занимающей. Один из молодцев открывает перед тобой дверь, второй говорит:
— Извольте войти.
Делаешь шаг вперед. Оборачиваешься к «двоим из ларца».
— А теперь — брысь! И дверь закройте.
Убедившись, что приказ исполнен, вновь поворачиваешься к хозяину кабинета. Он, грузный, большой, стоит посередине, опершись волосатой рукой о спинку кресла. Черные волосы всклокочены. Тщательно выглаженные, с идеальной стрелкой, брюки контрастируют с расстегнутой на груди рубашкой. Пиджак валяется на полу. Ив взволнован, ему жарко.
Он не успевает ничего сказать, когда ты быстро подходишь к нему, приподнимаешься на носки, и с размаху влепляешь мощную оплеуху.
Мужчина, побитый мужчиной, дает сдачи. Или убегает, смотря по соотношению сил. Ив всегда давал сдачи. Сполна и с довеском.
Когда же тебя бьет женщина…
— Ах-х… превосходно! Какое удовольствие! — Ив встряхнулся. — Повторите, пожалуйста!
Втайне отметил, что заметно ее смутил.
— Будешь знать, как орать на меня… Хоть по телефону, хоть так, — она отвела взгляд.
Он взял ее за плечи, развернул к себе.
— На меня смотри.
Так говорила она ему когда-то. Роли поменялись, с той дивной поры. Когда-то она требовала от него искренности, требовала правды. Теперь его очередь.
В этой их игре в гляделки, она сдалась первой.
— Ну, что такое? На мне пятна? Странные надписи? Чего уставился?
Быстро сменила тему.
— Эй, ты по пиджаку своему топчешься! Дай сюда.
Подняла с пола и положила просторный пиджак Ива на край стола. Смерила его хозяина взглядом. Легко вспрыгнула на стол, уселась на нем, болтая ногами. Иву пришлось бы стоять рядом, с глупым видом. Чтобы избежать этого, он сел в кресло. Удачная мизансцена. Для нее. Так она смотрит на могущественного медиа-магната сверху вниз.
Задумалась на миг. Повинуясь внезапной догадке, спросила:
— Неестественно, да? Что за десяток лет я ничуть не изменилась.
— Наоборот, — сказал Ив. В голосе его звучали радость и боль. — Когда встречаешь кого-то после долгой разлуки… испытываешь потрясение. Оттого, что близкий когда-то человек так не похож на того, каким ты его запомнил. Время — предательская штука.
— Поняла. Хранишь мои фотографии. Кадры из фильмов. Спустя много лет видишь воочию. Такую, какой была. Вместо изрядно потрепанной дамы. Хотя, по моей легенде — мне под сорок. Есть чему удивиться, есть, чему обрадоваться. Что же ты невесел, Рауль?
Ив не знал, что ответить. Не было в ней той легкости общения, прикрываемой вежливым обращением на «вы». Не слыхать больше игривого: «дядюшка». Один лишь раз, в недавнем телефонном разговоре… И всё. Как невидимая черта, проведенная между ними ее нежной и крепкой рукой.
— Как… добралась ко мне, так быстро?.. — спросил, чтобы заполнить томительную паузу.
— Меня называли: «человек, который везде». Остались фокусы из старого арсенала. У меня мало времени. Выкладывай, зачем позвал. Ты спрашиваешь, я отвечаю. Но сперва — мой вопрос. Всего один.
— Валяй… — мрачно буркнул Ив.
— Нежданая зима стоит над Миром. В ночных небесах пылает дьявольская луна — Обо. Говорят, там уже есть атмосфера и моря. К испугу обывателей и восторгу астрономов, Обо теперь вращается вокруг оси — так раскрутила ее метеоритная бомбардировка. Не помню, какой там период…
— Девятнадцать часов.
— Охотно верю. Ты у меня — великий жнец новостей. Уцелевшие шальные астероиды мотаются вокруг Мира по идиотским орбитам. Шмякнись на нас хоть один, и все больные проблемы человечества исчезнут. Вместе с человечеством.
— …
— Так какого Джестера… прости, старое ругательство из моих детских времен… Так какого же хуя ты морочишь мне голову ерундой?! Копанием в делах давно минувших времен?! Да так хитро подъехал… на хромой козе… Спросил Сонгера! Зная, что за ответом он, скорее всего, кинется ко мне. Сыграл на его самомнении — жажде быть первым во всём.
— …
— Одиннадцать лет назад, когда тебя осенило — понял, кто я, на самом деле такая, ты меня о чем-нибудь спрашивал?! Нет! С чего бы вдруг воспылал нынче интересом к «родным корням»? Отвечай!
— Видно, я повзрослел. Или… постарел. Выбери любой вариант.
— Какие твои годы! Сорок четыре.
— Считай, это — возраст, в котором Рауль Хорхан созрел, чтобы задавать вопросы.
— Ладно. Спрашивай.
Черная шевелюра Ива растрепалась. Широкая грудь вздымалась от волнения.
— Пойми! Не обвиняю тебя в том, что случилось сорок четыре года назад! Проживи я столько, сколько ты… Черт! Фантасмагория! Женщина, на вид вдвое младше меня, на самом деле — вдвое старше!.. Так вот, проживи я достаточно долго, и эхо моих прошлых дел, слов, поступков — догонит меня. И никуда не деться, разве что в старость, маразм, смерть. У тебя даже такого спасения нет. Это — твои проблемы, не жди сочувствия.
Но… скажи, когда, в какой миг ты поняла, что человек, которого ты отважно соблазняешь — сын одной из твоих давних жертв?!
— Месяцев через восемь после нашего знакомства. Ты рассказывал мне всякие истории. Упомянул, что бабушку твою звали «Железная рука». Не только из-за сильного характера. Я вдруг поняла, что прошлое начало меня настигать…
…В далеком 1336-м в правительстве Эгваль созрела решимость покончить с чересчур деятельной молодой Королевой орхи. Бюджет Острова на две трети составляли доходы от торговли этим сильнодействующим галлюциногеном. Красная орха. Небольшой цветок на длинном стебле. Глубокого красного цвета, окруженный черной каймой. Ворота в сказку и мечту. В чертоги смерти. Средняя продолжительность жизни орхо-зависимого не превышает четырех лет.
«Инфант террибль» — Наоми Вартан сумела завладеть всем наркорынком Острова. Это дало так необходимую финансовую опору зарождавшемуся режиму единовластия. Еще немного, и будет поздно, решили в Майе. Динамичное и агрессивное государство, пусть даже такое небольшое, по сравнению с необъятностью Эгваль, таило в себе угрозу. До появления гениального Ариэля Солтига оставалось еще много лет. И тогдашние правители Эгваль решили, в своей манере, действовать чужими руками.
Вот откуда у народа Барнабо — у Горных людей, появилось современное автоматическое оружие. Боеприпасы, в неограниченном количестве. Армейские пайки. Подробные карты западного края Мира… которому угрожала экспансия Острова. Что ж, настало время ее остановить.
Верный заветам предков, Народ гор выступил в священный поход. За считанные дни ново-отстроенный город Тир — столица одноименного протектората, оказлся заново стёрт с лица земли. «Так будет с каждым, кто поднимет голову выше наших сапог», — сказали горские патриархи. В их седых головах зрели обширные и дерзкие планы. Время пришло. Предание исполнится… Заодно, (практическая польза!) понесут жестокое наказание глупцы, присвоившие себе право торговать орхой.
Наоми никогда не забыть ту ужасную, бессонную ночь. Не прошло и девяти лет после ее воцарения на Острове. И… такой ужасный конец! Ее молодое государство будет завоевано варварами! Сперва они растекутся неудержимым потоком с юга на север по всему западному Краю.
Затем настанет черед Острова. Сорок километров водной преграды — пустяк для десантных судов Эгваль. Они переправят армию горцев, и, следом, отряды эгвальского десанта. Волну нашествия не остановить. Армия Острова вполне боеспособна, но всё еще малочисленна. Власть Хозяйки падет. Впереди хаос, кровь, разорение. «Светлый путь» прервется, едва начавшись.
Наутро Хозяйка предстала перед Государственным советом. Бледная, собранная, спокойная. Никто никогда не узнал, каких усилий ей это стоило. Сказала:
— Мы поведем нашу борьбу, опираясь на техническое превосходство. Никто не применял воздушные корабли в бою. Мы будем первыми.
Тогдашний Госсовет еще не стал тем пресловутым сборищем бесхребетных личностей, занятых потаканием капризам владычицы, и устройством собственных дел. Поэтому возражения (и решительные!) последовали.
Дирижабль — великое изобретение, плод гениального ума. Но, крайне опасное. Водород, наполняющий его корпус, горюч и взрывоопасен. Достаточно одного попадания, чтобы превратить сложную и дорогую летательную машину в сгусток яростного огня.
— Будем держать высоту. Нас не достанут ружейные залпы. А от наших бомб никому не спастись.
Хозяйка говорила страстно, убежденно. На обычно бледных ее щеках проступил румянец. Решительный аргумент она приберегла под конец.
— Я сама возглавлю атаку, займу место в головном корабле. Все, надеюсь, помнят, что у меня есть некоторый опыт. Недавно я совершила на дирижабле кругосветный полет.
Все помнили. Благоговели перед отчаянной смелостью Ее высочества. Даже адмирал Арни не нашелся, что возразить. Но чело его оставалось хмурым. Он знал, что лишь крайняя нужда погнала Наоми в далекий и опасный путь, нечаянно обернувшийся величайшим в истории походом. Вместе с Хозяйкой лавры успеха делили двое ее спутников: Александр Штольц — конструктор дирижабля — взаправду гениальный парень. И молодой военный, личность без роду и племени — Натаниэль Гариг.
Александр поведет другой воздушный корабль, так распорядилась Наоми. Она никак не обосновала свое решение — и без того ясно, что не стоит рисковать сразу двумя великими людьми. Ну, а если вместе с Хозяйкой и флагманским кораблем, загнется этот выскочка Гариг, так невелика потеря. Об этом, конечно, вслух не говорили. Да разве укроются потаенные грязные мыслишки от такой, как Наоми! Она о своем таланте всегда скромно умалчивала. Чем дольше проживет секрет, тем дольше продлится ее власть.
Или… всё кончится скоро. Пусть. Быстрая смерть в обратившемся в пылающий огненный шар дирижабле. Но, никогда… никогда она не допустит повторения! Того, что было с нею прежде. Что так тяжко, почти невозможно изгнать из памяти. Тверди себе: не было этого, не было, никогда не было! Было. Плен, пытки, поругание. Позорная казнь…
С началом военной кампании она возымела привычку постоянно носить при себе яд. Единственный страх, который ее преследовал, был: не успеть. Не суметь вовремя и навсегда уйти из рук врагов, вновь стать охваченной ужасом жертвой. Напрасно молящей о пощаде. Она еще не знала, что в грядущей смертельной схватке ей суждена иная судьба. Не быть жертвой, а стать палачом… Горного народа.
Дым стелился над руинами Ранды — единственного крупного (по меркам барнабов) населенного пункта Горной страны. Обитель патриархов была уничтожена бомбами объемного взрыва. От них нет спасения, горючий аэрозоль рассеивается в воздухе, образуя взрывчатую смесь. Она проникает всюду, в любой закоулок, любое укрытие. Потом воспламеняется. От населения горской столицы осталось несколько десятков человек. С трудом скрывающих ужас перед ведьмой, сошедшей с неба.
Среднего роста темноволосая женщина. Быстрая, ловкая. Невероятным ударом насмерть уложившая знаменитого горского богатыря. Такая с ее стороны демонстрация — показательная, молниеносная казнь. Бездыханный труп у ее ног. И, повисшие в воздухе, злые, беспощадные слова, сулящие гибель Горному народу.
И… выстрел, хлестнувший в наступившей тишине! Юная горянка стреляла в Хозяйку почти в упор, из-за широких мужских спин. Так бы и умереть Наоми в миг своего величайшего торжества…
Как, в долю секунды, она слегка повернула голову, ощутив удар воздуха от миновавшей ее пули? Когда успела выхватить бластик? Почему ее несостоявшаяся убийца даже не поняла, что произошло? И, окаменев от ужаса, смотрит на лежащую на земле нежную кисть руки — ее руки! Мгновенно отрезанную огненным лучом, при этом продолжавшую сжимать оказавшееся бесполезным оружие?
Шестнадцатилетняя Земфира Хорхан осталась жива — луч бластика прижег перерезанные кровеносные сосуды. В том же 1336 году началось массовое бегство горцев из охваченной эпидемией Страны Барнабо в Эгваль. Девушке-инвалиду повезло — в числе немногих она имела природный иммунитет к вирусу крэга. И выбрала себе в мужья эгвальца — горец не возьмет жену, неспособную к тяжелой работе.
В 1337 году она родила дочку. Отец ребенка, видно рано умер или погиб — Ив никогда не вспоминал деда. Девочка Тамми росла сорвиголовой, и дружков среди всякого хулиганья у нее было много. Вот так и случился казус, когда Тамми стала мамой в тринадцать лет. Сыночка назвали — Рауль и рос он без родителей. Отец — неизвестен, мама исчезла без следа.
Пацана воспитала улица, но дурным ее влияниям он оказался неподвержен. Бабушка — «железная рука», гордая и красивая (даже в зрелом возрасте) — стала для него высшим авторитетом. Слова ее всегда бывали взвешенны и мудры, а рука тяжела. Впрочем, оплеухи внуку она закатывала исключительно левой. А ударом стального протеза на правой руке бабка-горянка могла запросто убить. Об этом знали и ее боялись. Бабка-ведьма, бабка-советчица. Знахарка, сводня и утешительница. Лучше поддерживать с ней хорошие отношения.
Она умерла от внезапного сердечного приступа, немного не дожив до своего шестидесятого дня рождения. А для Рауля Хорхана, к тому времени — подающего надежды сценариста и режиссера, она навсегда осталась живой. Во всяком случае, такое мнение сложилось у его новой пассии — бывшей воровки на доверии и брачной аферистки — Нины Вандерхузе. Рауль рад был найти в ней, кроме пылкой любовницы, внимательную слушательницу. Он не только себя вытащил из грязи и нищеты, он и эту заблудшую душу сделает человеком!
Ему понадобилось несколько лет, чтобы понять. Не он, подобно легендарному Пигмалиону лепил себе новую Галатею. А умное, хитрое и коварное существо играло перед ним свою роль. Чтобы сделать из Рауля Хорхана полезный для себя инструмент.
Самое странное, что узнав о ней правду, Рауль не перестал ее любить…
— Хочешь, чтобы помалкивал? — спросил без обиняков, в тайне досадуя на собственную беспардонность.
— Огласка мне очень повредит.
На самом деле, огласка ее окончательно погубит. Даже нечеловеческие силы имеют предел, и она его достигла. Больше не в состоянии влиять на людей и события так, чтобы не покатился с горы снежный ком ужасных разоблачений, обвинений, упреков.
— Было бы легче, не вылези ты со своим дурацким интервью Сонгеру. Что мешало сидеть тихо, как мышка?
— Мне казалось, что огласка… раскрытие инкогнито… защитит меня от Магистра. Преследовать такую известную личность, как Нина Вандерхузе, он не решится.
— Ага. Стратег мой, ненаглядный. Слабо сообразить: одно неверное движение, и вслед за гражданкой Вандерхузе вывалится такой скелет из шкафа, как Хозяйка Острова?
— Я ошиблась. Прошу твоей помощи. Не нужно ничего делать. Просто, не делай ничего.
— Ладно. Я не буду разевать варежку… — буркнул, сам не зная, искренен или нет.
Она устремила на него долгий, пристальный взгляд.
— Вот оно, как… Хорошо. Верю. Это меня устраивает. Как видишь, я не потребовала слишком многого. А сейчас, прости, мне пора. Извини, что побила.
Он рокочуще рассмеялся.
— Это была театральная пощечина. Громко, да не больно. Азы актерского мастерства. Вспомни, я же сам тебя учил! Ты была — дилетантка, я сделал из тебя профессионала.
Она легко спрыгнула со стола, на котором восседала в такой знакомой легкомысленной позе. Он ощутил вкус мимолетного поцелуя.
— Спасибо, Рауль. Вот моя благодарность. Жаль, что ты не родился на полвека раньше. С тобой Хозяйка Острова не закончила бы карьеру так бесславно.
С этим прощальным комплиментом она была такова. А Ив долго еще сидел, словно в трансе. Перед его мысленным взором стояла картина, возникшая в мозгу, как вспышка, в тот момент, когда Наоми его поцеловала.
Скудно обставленная светлая комната. За окнами — пейзаж городской новостройки. Юная женщина, почти девочка, с любопытством разглядывает его. Легкая тень напряжения и беспокойства на ее лице почти не заметна. Черные, подстриженные под горшок волосы, темные брови, голубые глаза. В девчонке — красота смешанной расы. Половина крови в ее жилах — от смелой и свирепой горянки. Другая — от интеллектуально развитого, цивилизованного горожанина. Взрывчатая смесь похлеще водорода в дирижаблях Хозяйки.
— Привет, мама… — прошептал Рауль, не замечая слез, текущих по его щекам.
За время, пока ты разбиралась с Раулем и его застарелыми комплексами, погода переменилась. Небо затянули тучи, серые, как солдатские шинели. Холодный печальный вечер. Еще горше от того, что на стоянке не обнаружился гравилет Елены. Вот так кидалово… Едва не зашмыгала носом, готовясь заплакать, как обиженный ребенок. Нервы… чёрт…
Завибрировал фон в кармане. Хм… Сообщение от Елены: «По улице налево, два квартала. Заброшенная фабрика». Чудненько. Следуя полученной инструкции, дошагала до означенного объекта. Бр-р-р, ну и трущобы. Пробираясь среди залежей разнообразного хлама, увидела впереди просвет. Ага. На свободном от мусора и всякой рухляди пятачке, красовался вожделенный транспорт. Фары дважды мигнули, поторапливая.
— «Пришлось слинять со стоянки. Любопытных много».
Елена не сказала это вслух. Просто в тесном пространстве салона вспыхнули огненные слова. Как мило. Девчонка-рыцарь не хочет с тобой разговаривать? Она же не немая, так? С Сонгером общается запросто. А тебя… ставит в легкий игнор, пользуясь трофейным новтеранским вокавизором. Ничего, проглотим. Есть дела поважнее.
— Елена… У меня просьба. Давайте сделаем еще прыжок. В Норденк! Хочу (ненадолго!) посетить Гаяровский Институт. Это — всего ничего. Те же 35 минут, на три тысячи километров вместо двух. Полчаса: разгон и торможение, а свободный полет — это же мизер, по времени. Я заплачу.
— «Нет», — безмолвно отвечает Елена. — «Я на это не подписывалась».
Тогда ты открываешь дверцу, вылезаешь и решительно направляешься прочь. До свиданья, дорогуша. Доберусь на перекладных. Поездом за двое суток доеду. С деньгами не вопрос — украду, при удобном случае. Я — ментальный инженер, или кто?
Так, или примерно так должна реконструировать ход твоих мыслей Елена. Отпустить тебя восвояси, на произвол судьбы, она не может — у нее обязательство перед Сонгером. Трудный выбор, но ей придется подчиниться.
Есть! Получилось. Елена выскакивает вслед за тобой, мчится вдогонку. Заканчивается тем, что она смотрит на тебя в упор, сквозь непрозрачное снаружи забрало шлема. Классный, всё же у нее прикид. Перед твоим носом пылает надпись: «НЕ ДУРИ!»
Ах, вот как. Делаешь несколько быстрых вдохов. Привычное волевое усилие, и время замедляет ход. Сейчас скрутишь непослушную извозчицу в бараний рог. Свяжешь обрывком кабеля, что валяется под ногами. Елена не успеет осознать, что произошло. И… дело в шляпе, то бишь гравилет в твоих руках. Справишься. Подглядела, как им управляет Елена. Ничего сложного в этой модели нет. Начали! Легкое и (для Елены) неуловимо быстрое движение твоей руки…
Конечно, ты не бросишь ее здесь! Придется запихнуть пленницу на заднее сиденье и возить с собой. Потом долго извиняться, оплачивать, кроме лишней дороги, еще и моральный ущерб. Затем вымаливать прощенье у Мишеля за грубое обращение с его приятельницей, и за то, что ввела его в расход. Фокусы твои сильно облегчат его карман…
Мысль обрывается сильной болью. Что такое?! Словно стальные клещи, стиснули твое запястье затянутые в черную перчатку пальцы Елены.
— «Сломаю руку!»
Она не шутит. Безмолвное грозное предупреждение мерцая, вспыхивает перед тобой. Медленно-медленно кружится в воздухе опавший лист, несомый ветром. В небе стайкой черепашек ползут воробьи. Но… движения Елены так же быстры, как всегда. Потому что она, подобно тебе — в форс-режиме! Похоже, более сильном, чем твой — ее реакции быстрее.
Хватка ослабевает, но ты не успеваешь этому обрадоваться. Теперь Елена держит тебя за шкирку. Одной рукой, заметь себе! Второй она ухватилась за железяку, торчащую из кирпичной стены. Что за дьявольская сила! Чувствуешь, как ноги отрываются от земли. Но, надежда остается. Елене нужна опора потому, что она весит меньше тебя. Да и ростом отнюдь не превосходит. Этим надо воспользоваться. Подтягиваешь, согнув, ноги… такого удара нахалка не выдержит. Среагировать не успеет, ей мало места для маневра.
Она чуть уклоняется, и твой сильный удар ногами приходится вскользь. Видишь небо, видишь землю, они неторопливо вращаются вокруг тебя. Это ты, невероятным образом подброшенная вверх, кувыркаешься, перед тем, как грохнуться, разбившись насмерть. Так гибнет акробат, сделавший неудачное сальто. Форс-режим не поможет, лишь усугубит агонию. Последние минуты субъективного времени пройдут в безнадежной борьбе с силой инерции. Будешь видеть, осознавать, чувствовать, как тебя пригибает непреодолимо к земле. Слышать, как хрустят, ломаясь, кости. Испытывая страшную боль, и мучительно долгий ужас от осознания непоправимости случившегося.
Падение замедляется. Это Елена точным движением подстраховала тебя. Кувырок твой окончится благополучным вставанием на ноги. Соберись. Только соберись… Уф! Какое облегчение. Цела. Невредима.
Елена, отступив на шаг, вытягивает руку, ладонь опущена — открывая на запястье нечто, напоминающее оружие. Черный зрачок дула глядит тебе в лоб.
Падаешь на колени, руки над головой.
— Прости… Прости!! Виновата! Сдаюсь!
Елена медленно опускает руку. Как красиво каждое ее движение! Костюм подчеркивает стройность фигуры. Не видишь лица, но не сомневаешся, что оно — само совершенство. Иначе быть не может. Ведь ты помнишь его. Елена скрывает свой облик, и не разговаривает с тобой. Не оттого, что злится или высокомерничает. А потому что ты помнишь ее голос. Она не хочет, чтобы ты ее узнала.
Опять слова, яркие и безмолвные, тревожат взор.
— «Что с тобой такое? Смеешься и плачешь».
— Я… узнала тебя… плутовка!
Забрало рыцарского шлема Елены вдруг поднимается. Шлем непонятным образом складывается, превращаясь в широкий воротник. Елена встряхивает головой, поправляя русые волосы, завязанные сзади в короткий хвостик. Незабываемое лицо! Тянешь к ней руки, почти ослепнув от слез. Она!.. Она!! Твой первый опыт! Нечаянный шедевр, который ты едва не уничтожила в припадке безумия.
Елена глядит серьезно, сурово, без злости.
— Зато, я тебя не узнаю! Где же та самоуверенная сука, что походя решала наши судьбы? Того казнить, этого миловать, а тех малолеток в тюрьму, к вящему ужасу родителей. Куда всё подевалось?.. Ты страдаешь, боишься, сомневаешься.
Насчет испуга она угадала точно. Страх еще больше овладевает тобой, когда до тебя доходит, наконец, очевидное. Елена не только владеет искусством вводить себя в состояние ускоренного восприятия. Она не только одета в костюм-экзоскелет, придающий ей невиданную силу. Она, вдобавок, читает мысли!
После форс-режима нередко наступает усталость и сонливость, сменяющиеся через некоторое время зверским аппетитом. Но сейчас тебя буквально вырубает. Валишься, кулем на груду строительного мусора. Корячишься, пытаясь подняться, да так и замираешь в нелепой позе.
Елена с добродушным видом присаживается рядом. На лбу ее заметна легкая испарина. Спрашиваешь, едва шевеля губами:
— Разве ты — пси?.. Не знала…
Вряд ли Елена слышит твой хриплый шепот. Но быстро и охотно отвечает:
— Нет. Техника. Лекарство. Механизм.
Тело твое слабо, но мозги в порядке. Тут же соображаешь, как попала в позорную передрягу. У Елены в шлем вмонтирован портативный пси-генератор. Он воспринимает твой поток сознания, передавая наиболее четкие образы Елене. И транслирует ложный сигнал, скрывая ее истинный ментальный образ. В то время, как твои подлые замыслы лежат перед ней, как на ладони.
Увидев, что ты решила завладеть гравилетом, она приняла (черт его знает, что за препарат), введший ее в форс-режим. А супер-костюмчик позволил одержать убедительную победу над наглой захватчицей.
Осторожно дотрагиваешся до затянутой в черную перчатку ладони Елены.
— Можно посмотреть?.. — язык уже слушается тебя.
— Смотри, на здоровье.
Какая тонкая, изящная работа! В основе — композитный материал, в нем спрятаны тяги, микро-моторчики, электронная начинка. Аккумулятор Ричи, наверняка, вмонтирован в пояс. Конечно, до метаморфа этим доспехам, как отсюда до небес. Здесь архаичная механика и электроника, а там молекулярная физика.
— Куда же ты подевала метаморф? — спрашивает Елена.
Ты помнишь: она в детстве была очень любопытной Такой и осталась.
— Батарея окончательно сдохла одиннадцать лет назад… Или что-то еще разладилось. Это время… конец войны… Я страдала от депрессии. Потеряла представление: кто я? Хозяйка Острова? Нина Вандерзузе? Что мне дальше делать и как жить? И жить ли вообще? Ставшую бесполезной вещь забыла в Майе, в гостинице.
— Жалко. Я бы разобралась. Починила, — говорит Елена, и скромно добавляет: — Может быть.
У нее очень красивая линия губ. Что таится за лукавой усмешкой? Торжество победительницы? Осторожно спрашиваешь:
— Довольна, что меня отделала?
— Представить себе не сможешь, как долго… сколько лет я не могла ночью заснуть… Без того, чтобы не вообразить себя сильной, неодолимой. А тебя — у моих ног. Избитую. Окровавленную. Умирающую.
Вечереет. Становится холоднее, к ночи погода пойдет на мороз. Наверное, от этого у тебя стынут руки, и холод забирается в тело. Не зря Елена не хотела с тобой говорить. Держалась отстраненно, с неестественным спокойствием. Она пыталась держать себя в узде. Не дать проснуться многолетней жажде отмщения. Если бы ты вела себя так же сдержанно, не нарывалась на неприятности… Твоя выходка всё испортила.
Елена встает. Легко, непринужденно. Ты остаешься сидеть на стылой земле. Холодно. Очень холодно…
— Чего расселась? Жопа отмёрзнет, — попрекает Елена. — Вставай!
Хватаешься за протянутую руку. Материал костюма отнюдь не холодный. Вот уж кто не страдает от холода, так это Елена.
— Пойдем. И объясни, за каким чертом ты попрёшься в ГИН? А то твои побуждения плохо читаются.
Причины две, выкладываешь, не упрямясь.
— Так это — правда?! — восклицает Елена. — У меня много инфы на тебя, но в такое я не верила. Сочувствую. Не знаю, как на твоем месте я бы это пережила.
Вы обе усаживаетесь в гравилет, и тут тебя прорывает:
— Послушай… плутовка… Ты правда — так ко мне снисходительна? Не притворяешься?!
— Ах, да… тебе же меня не прочесть.
Что она делает, не понимаешь, но на короткий, ослепительный миг видишь мысли Елены.
Не в силах человеческих так долго хранить, лелеять ненависть к кому бы то ни было. Можно кипеть яростной злобой дни, недели. Томиться ею год или несколько. Но, десятилетиями? Раньше сам сгоришь в этом смрадном пламени. Нормальная, крепкая психика сама защищает себя. Поэтому, всё прошло. Сгорело, истлело, растаяло, как дым.
— Я ничего не забыла. Помню, как было страшно, как больно. Но страха и боли давно уже нет.
Зловещей тенью высится вдали корпус ГИН. Даже освещенные окна не избавляют от впечатления сгустившейся в этом месте тьмы. Пустяки. Поздний, сырой, пасмурный вечер. Ты потрясена, устала, оттого лезут в голову мрачные мысли.
— Хочешь, составлю компанию? — предлагает Елена. — А то ты квелая какая-то.
На себя бы ей посмотреть. Спец-костюм помогает уверенно держаться на ногах, но и только. Личико осунулось, в уголках рта легли складки. Рыцарь печального образа… тебе со мной не по пути. Вы обе страдаете от последствий форс-режима. Сейчас бы отдохнуть, хорошенько выспаться. Несколько глубоких вдохов-выдохов. В голове проясняется.
— Сторожи нашу телегу. А я пошел.
— Пошла, — машинально поправляет Елена, не понимая шутки. Так же, как любимая твоя Лора, она не знает, что в мужском роде говорит о себе активная лесбо. Перед тем, как… Выругавшись про себя, гонишь прочь посторонние мысли. Угораздило на время забыть, что Елена видит тебя, если и не насквозь, то достаточно хорошо. Нехватало еще, чтобы она передавала тебе свои настойчивые пожелания. Как-то ты переживешь такое унижение? Самая могущественная в Мире пси, порабощена с помощью заурядного технического устройства!
— Не такого уж заурядного, — отзывается Елена. — Иди уже! Удачи тебе.
Не в силах определить, чего в тебе больше: собственной решимости, или мысленного приказа Елены, устремляешься вперед, по плохо освещенной улице. Туда, где высится манящая и пугающая громада ГИН.
— Женщина в шапке! Посторонним вход запрещен!
Окрик по внутренней связи заставляет вздрогнуть. Не успела дойти до конторки, за которой дремлет одинокий охранник. Где-то здесь скрытый пост наблюдения, оттуда тебя и заворачивают.
— Женщина в…
Далась им твоя лыжная шапочка! Надо будет рассказать Грете, какой успех возымело в Гаяровском Институте ее изделие.
Вот и охранник проснулся. Уставился с выражением «чего изволите», которое вот-вот перейдет в «позвольте вам выйти вон». Не дав ему опомниться, кладешь ладонь на пластину контрольной панели. Получите — женщину в шапке! «R.H.E.I.M.»
Признаться, не до конца верила, что у тебя получится. Но те, кто завладел ГИН, до сих пор, как видно, не сумели обновить базу данных. Там хорошая защита. В свое время ты об этом позаботилась.
Турникет срабатывает, пропуская тебя. Гордо шествуешь по широкому, ярко освещенному коридору. Внутри Институт не производит зловещего впечатления. Вид у тебя бомжеватый, но это компенсируется уверенной походкой и наглым взглядом. Да, еще и шапочка! Очень красивая. Душу согревает мимолетное удовольствие. Пять букв. Полузабытый титул. Сокращение от Ra Helo Exelensa Insulo Maora. Помните меня, люди?
«Ее светлое высочество, Хозяйка Острова».
Дверь открывается в маленький тамбур. Из него, сквозь толщу бронированного стекла, видна стерильная белизна палаты. У постели пациента двое: врач и медсестра в салатного цвета одеждах. Врач — грузная усатая тетка, оборачивается, видит тебя. Алая эмблема на ее плече, изображает цветок орхи, обведенный золотой каймой. Знак высшей квалификации.
— Привет, Изабель, — говоришь ей, — Как Тина?
— Как обычно, — маленький динамик, закрепленный прямо на стекле, доносит ответ.
Вечерние процедуры. Механизированная кровать их заметно облегчает. Она медленно опускается, принимая обычное горизонтальное положение. Массаж окончен.
Тело скрыто простыней, видно, как в такт дыханию мерно поднимается и опускается грудь. Тина давно уже дышит самостоятельно. Сейчас глаза ее закрыты, она похожа на спящую. Сон, длиною в одиннадцать лет. Или смерть?
Утро Вагнока, разоренного войной. Девушка на высоком кресте. Одна из пилотов, бомбивших столицу Острова накануне. Алевтина Солтиг, дочь великого лидера Эгваль. Преступница, которую постигла неотвратимая кара Хозяйки…
Всё это — пропагандистская чушь. Наоми обладала изощренным умением перекладывать ответственность на чужие плечи. Не облажайся она так крупно, оцени правильно обстановку — не допустила бы катастрофического поворота в ходе войны. Не пришлось бы прилюдно мучить рыжеволосую девчонку, направляя на нее гнев и ярость народа. А затем, притворно помиловав, обрабатывать психологически, программируя на убийство отца. Безукоризненный план. Блистательное исполнение…
Спокойно, дорогая. Хватит. Выбрось из головы. Ничего не изменится, даже если вместо Тины распять тебя, приколотив к кресту большими ржавыми гвоздями. Кстати, Тина была аккуратно привязана; у нее была опора для ног — это не висенье, а стоянье! Очень гуманно, разве нет?
Изабель входит в тамбур.
— Не пущу. Извини. — для ее грозного облика голос у нее необычно мягкий и ласковый.
Ты не в обиде. Правила известны. К тяжелому больному не пустят даже близких. Последний взгляд: коротко стриженая рыжая голова утопает в подушке… Мгновенная вспышка памяти. Задолго до рождения Тины ты уже видела беспомощную огненноволосую девушку в постели. Годы протекли. Антония повзрослела. Сменила имя. Стала зрелой дамой, а потом и старухой. Шевелюра ее побелела, веснушки поблекли и исчезли. Возраст меняет эфемеров… ты с этим смирилась. Но так и не привыкла.
Как вышло, что вы сблизились? Две одинокие души, потерявшие всё. У тебя хотя бы муж был… Ежегодные файлы ГИН о состоянии Тины, ты показывала Глории, сопровождая утешительными комментариями. Могла бы сбрасывать их из Сети прямо на старенький аппарат видео, что стоял у Глории в прихожей. Но всегда боялась, что Глория забудет их удалить. Опять же, конспирация. Закончилось тем, что забыла файлы на своем видео, и их нашел Гораций. Пришлось соврать: дескать, скачала в Сети из праздного любопытства.
— Попыталась? — Изабель пытливо вглядывается в тебя. Ей нужен одаренный ментальный инженер. Ей нужна ты.
— Да. Безуспешно. Но… Изабель!.. Сознанье Тины темно и молчаливо, словно ночной лес. Это — тишина перед тем, как подует рассветный ветер. Это… не безмолвие кладбища…
Говоришь так потому, что хочешь в это верить. Изабель не возражает. Берет под руку, ведет в свой кабинет. Да уж, шикарное обиталище. Не выказываешь недовольства — кто ты такая, чтобы читать мораль директору ГИН? Она извлекает из сейфа тонкую кожаную папку. Вручает тебе.
Фонд Перспективных Исследований — это, собственно, коллектив ГИН. Закрытое акционерное общество. Ты в их числе. С тем отличием, что твоя «золотая акция» не приносила дохода. Она давала право решающего голоса. Скромная домохозяйка из Олдеминя, надеялась, что сумеет держать под контролем могущественное научное и лечебное учреждение.
Почему же ничего не вышло? Как прошло мимо тебя решение о выпуске дополнительных акций? Что за люди их приобрели, завладев, таким способом, контрольным пакетом? Какого хрена?!
Несколько лет, ведя бурную жизнь в Эгваль, под личиной молодой и взбалмошной Нины Вандерхузе, ты успешно рулила Островом издалека! На то и глобальная Сеть связи, чтобы великая диктаториха… ээ-э, диктаторша?.. чувствовала себя комфортно. Гаяровский институт — отнюдь не Империя, простершаяся от Острова до Западного края Мира. Так, мелочь. Вроде заколки для волос, Как она выпала у тебя из рук?!
Слишком долгое отсутствие. Это тебе — не бесхребетный Государственный совет Острова. В ГИН работают сильные личности. Чтобы влиять на них — ты должна была стать одной из них! Не надо было тянуть столько лет с переездом в Норденк! Медицина — твое второе призвание. Работай здесь, и… судьба твоя, и многих других, сложилась бы иначе.
Изабель обнимает тебя за плечи.
— Мы получили несколько дополнительных грантов. Новые владельцы не вмешиваются в наши исследования. Наводили справки о тебе. О Нойс Винер, то есть. Я ответила, что миз Винер — это известная народная целительница Альта Зикр. Тем самым объяснила твою особую роль в ГИН.
— Неплохо выкрутилась. Сойдет. Всё, отпусти меня Изабель, я согрелась. Видишь, не дрожу больше. Вернусь домой, завалюсь спать. Поутру свяжусь с новыми членами правления. Разберусь, что за птицы.
— Осторожней, — предостерегает Изабель. — Не ссорься с ними.
— Буду паинькой.
Отворачиваешься, пряча горькую усмешку. Возможно, тебя примут-таки на работу! Будешь кланяться и благодарить. Привыкай.
В кармане вибрирует фон. Кто таков, на ночь глядя? Ага. Сонгер, лапушка, волнуется.
— Что, Мишель?
— Привет, дорогая. Где, прости, тебя черти носят?!
— В Норденке, в ГИН. Приеду, расскажу. Минут через сорок буду. Пока.
Он, наверное, хочет крепко выругаться, но лишь успокоенно бурчит:
— Ждем-с. Лора побить тебя грозится.
Тебя ждут, за тебя волнуются. Недавно ты испытала острую ностальгию по былому могуществу. А сейчас променяла бы всё Хозяюшкино «величие» на эти мгновения теплоты. От тех, кто любит и ждет.
Идешь мимо закрытых дверей палат, за плавным поворотом коридора в кресле дремлет дежурная медсестра. В голове всплывает мысль: «Сколько мне ждать эту блядь?» Это Елена Прекрасная ментальный базар свой не фильтрует. Мозгоёбный приборчик ее далеко не так хорош, как она хвасталась. Но, с ответом она не медлит: «Извини, я нечаянно».
«Я не обиделась», — возвращаешь Елене ее же образ. Голую, и в непристойной позе. Рядом добавляешь собственную персону, ничуть не скромнее. Обратно получаешь картинку себя, закованной в цепи, рот заткнут кляпом. Вот и поговорили. Поспешно замыкаешь сознание, чтобы не выпустить на волю потаенное стремление. Жажду принять физическое страдание и боль от рук Елены.
Досадуешь на себя. Мало взбучки от нее получила? Где же источник технических фокусов, которые она тебе продемонстрировала? От них веет странной архаикой. Новое для Мира, прошлое для Новтеры. Даже в дни твоей юности спецкостюм Елены был там музейной редкостью. Разве что портативный пси-генератор — вещица, что надо. Никогда о нем не слышала. Небесные дети-пленники даже не упоминали, что такое устройство существует.
Киваешь охраннику на входе, он подобострастно улыбается ответ. Снаружи — ночь. Пахнущий легким морозом воздух холодит разгоряченное лицо. Охо-хо! Вошла ударенная попой об асфальт, вышла сбитая с толку. Изабель ничего от тебя не скрыла — она мало что знает, и толку от ее откровений чуть больше, чем ноль.
В темноте часто мигают фары — это Елена выказывает свое неудовольствие. Прибавляешь шагу, плюхаешься на сиденье. Поехали! Елена и не думает трогаться с места.
— У меня к тебе предложение.
Настораживаешься. Какой-то странный у нее тон.
— Наоми Вартан! Предлагаю тебе… капитуляцию. Полную. Безоговорочную. Я отвезу тебя в безопасное место. Познакомлю с людьми, которые тебя защитят.
Вот так поворот! Твоя персона прямо-таки нарасхват. Первым защиту и покровительство предлагал Великий Магистр. Сегодня Изабель намекнула на возможность устроиться в ГИН. Теперь Елена предлагает вступить в загадочную, наверняка криминальную организацию. Как бы ее прощупать… не получается… Спрашиваешь:
— Голова не болит? От твоего пси-генератора? Не пользуйся им долго — вредная штука.
Елена ехидно улыбается, не купившись на эдакую наивную хитрость.
— Могу выключить. Вырубив тебя перед этим. Устраивает?
Хочешь рявкнуть: «Нет!» Неожиданно мямлишь:
— Д-да…
Елена протягивает руку в черной перчатке, словно для поцелуя.
— Вдохни!
Терпкое облачко аэрозоля расплывается в воздухе. Перед тем, как лишиться чувств, успеваешь прошептать… или подумать…
— Меня… посадят в тюрьму?..
— На первых порах. Если можно так грубо обозвать то красивое, уединенное место. Не бойся. С тобой будут хорошо обращаться. Называть: «Ваше высочество».
Больше ничего не слышишь, потому что спишь.
Пробуждение — быстрое, как по будильнику. Внутренние часы тебя не подвели. Елена сидит, поникнув в водительском кресле. Сладких снов, плутовка. Ты меня недооценила. Я могу воздействовать на человека из активной фазы сна. То есть, когда дрыхну и он мне снится. Мне нужна твоя летающая машинка, прости.
Касаешься контрольной панели, манием руки прокладываешь курс. Университет.
Тайный путь сквозь ограду знаком поколениям студентов, и тебе тоже. Последний раз им пользовалась шестьдесят восемь лет назад. Лихая, любознательная вольнослушательница. Придумала тогда — обыграть инициалы подлинного имени: NV — эн вэ, и записалась под именем: Эна Вэлли. Ею бы и остаться…
В здании никого. Днем — ремонт, ночью — запустение. Короткая крутая каменная лестница ведет в цокольный этаж. Когда-то здесь находился новтеранский суперкомпьютер, дерзко украденный Наставником Ватанабо. Он пытался переправить его (под видом багажа) вместе с тобой на Гатор. Ничего не вышло. Вместо того, чтобы вернуться домой, ты застряла здесь. На долгие, долгие годы.
Дважды не оправдала ты надежд Кевина. Не доставила посылку по назначению. И присвоила ее себе, злоупотребив хранящейся в ней сокровищницей знаний. «Библиотека» — источник твоего прежде невиданного в Мире могущества и власти. Так вышло, что у тебя отняли сокровище. Сегодня ты вернешь его.
Пульт управления — на стене. План твой воздвигнут на зыбком основании — предполагается, что знаешь пароль. Пробуем… Ха… Ха. Ха! Увы, Магистр, увы! Так любите себя, что всюду паролем на migrulo поставили свой день рождения! Теперь поспешим. Вот он — мозаичный круг на каменном полу. Закрыть глаза, избегая резкой смены впечатлений. Хоп! Легкий толчок, дуновение воздуха. Раскрываем очи… О, радость и счастье! Ртутно-блестящее сокровище в виде заурядного ящика, метр на метр, на полтора. Магистр сменил пароли доступа, но тебя это пока что никак не колышет. Потому что для ручного управления его перемещениями никакие пароли не нужны!
Взмах руки. Металлически-тяжелый с виду ящик, как пушинка, взмывает в воздух. Еще один пасс, и он опускается на место твоего прибытия. Проводишь необходимые манипуляции с пультом, пароль тот же… Как небрежны бывают гении! Тебе это на руку, простите за каламбур. Двух минут не прошло, как ты снова в Университете. С тобой — сила, власть, могущество. Восторг. Сейчас отправишь Библиотеку в могучий бросок, с остановкой у гравилета. Сама неспешно пошагаешь следом. Елену будить не станешь, пока не приземлишься у дома Боргезе. Победа, победа!
Мягкий удар опрокидывает тебя на пол. Краем глаза видишь охранника. В руках у него жезл-костоломка. Им можно аккуратно спеленать, а можно сделать из тебя кровавый блин. Рядом с первым полицаем из ниоткуда возникает второй. Этот настоен серьезнее. В руке у него бластик. Кувыркаясь по полу, с трудом уворачиваешся от огненного луча, ощутив сквозь рукав его жар. Больно ударяешся обо что-то. Чуть не раскроила себе башку о Библиотеку. Привычным «шаманским» вывертом кисти заставляешь Библиотеку, бешено вертясь, скользить над полом. Оба противника сбиты с ног. Вскакиваешь. В тоске и смятении, спотыкаясь, бежишь к пульту…
У страха, охватившего тебя, есть серьезная причина. Тебе никак не удается войти в форс-режим! Слишком устала за сегодняшний безалаберный день. Еще один луч ударяет в стену, высекая раскаленное каменное крошево. Как больно жжётся! Сейчас будет еще больней. Невыносимо больно и страшно. А затем — смерть.
Один охранник лежит недвижим на полу, второй, бросив бластик, лихорадочно машет руками, пытаясь взять под контроль взбесившуюся Библиотеку. Он плохо знает ее жестовый язык, его попытки не приносят успеха. Тем временем ты тупо пялишься в пульт, его настройки изменились. Нет времени искать потерянное меню. Тычешь наугад в первую попавшуюся строчку. Надеясь, что это — не Арктида. Чёрт с ним, пусть даже она! Попадешь в сторожевую башню с таким же пунктом приема-отправки. Дальше начнешь действовать по обстановке.
Оборачиваешся. Охранник всё борется с Библиотекой. В три прыжка снова оказываешся в центре «магического круга». Озверевшую Библиотеку несет прямо на тебя. Изящным балетным движением притормаживаешь ее. В то же время ощутив начало перехода. В этот раз он похож на падение с большой высоты. С тем же чувством внезапного ужаса.
Наоми не вернулась в обещанное время. Каждая лишняя минута ожидания повергала Сонгера во все большую тревогу. «Сейчас она позвонит», — убеждал сам себя, сжимая фон во вспотевшей ладони. — «Ничего страшного. Сейчас…»
На маленьком экране высветился входящий вызов. Звонила Елена.
Елена очнулась, не понимая, что с ней такое. Чьи-то грубые руки вытаскивали ее из машины. В глазах двоилось, голова болела. Правду сказала негодница: нельзя злоупотреблять пси-генератором. Кстати, где она? «Где я?!»
Куда делся ГИН? Вместо него совсем другое, четырехэтажное, старинной постройки здание. Нижние окна ярко освещены, наверху — мрак. Вокруг узорная чугунная ограда. В голове взорвалось болью. Расплата за эффект ускоренного восприятия. Пять минут всесилья и торжества, пережитые сегодняшним вечером, обернулись исполненной похмельного страдания ночью. Заполошно мечущиеся мысли оборвались, когда Елена ничком хлопнулась на брусчатую мостовую.
Ей заломили руки за спину. Кто-то, невидимый сзади, смачно выругался. Уткнувшись носом в холодную грязь, Елена вскрикнула. Боль, страх. Дезориентация. Да что же это?! В момент полного отчаяния она услышала, как с тихим, тягучим звоном включился сервопривод костюма.
Приподнялась на руках, подобрала под себя ноги и встала, сбросив вцепившегося в нее человека. Проделала это легко, без усилий — за нее работал костюм. Воротник вздыбился и превратился в шлем, укрывший голову. Автоматически включился прибор ночного видения. Перед взором Елены предстала сюрреалистическая картина. Из ниоткуда возникали одна за другой белые человеческие фигуры, с размытыми очертаниями. Так выглядит теплое человеческое тело в инфракрасном диапазоне.
Тот, кого она только что сбросила с себя, извивался на земле, в попытке подняться. Остальные приближались, окружая, отрезая пути к бегству. Елена могла бы открыть огонь из двух портативных бластиков, закрепленных на рукавах костюма. И, чуть не сделала это. Каким-то чудом удержавшись от непоправимой ошибки. Огнем с двух рук она скосит первые ряды нападающих. Остальные успеют начать ответную стрельбу. Каким бы уникальным не был ее костюм, под градом пуль он долго не выдержит. Попалась. Выхода нет.
Спасенье пришло неожиданно, вспышкой памяти детства. Той золотой поры, когда она уже не была ребенком, но еще не стала взрослой. Оставила позади невзгоды, боль потери родителей; и полную страха и лишений тюремную жизнь. И жила надеждой на будущее. В те годы у нее была старшая подруга.
Во всяком случае, худенькая девочка-подросток считала ее таковой. Какая красивая! Сильная, уверенная в себе. Властная, но умеющая быть ласковой и нежной. С ней девочке всегда было интересно. Самое удивительное, что и той женщине общение с ней доставляло удовольствие. Она много рассказывала о далеких, удивительных местах. Временами переходя на странное наречие, которого, кроме нее, не понимал никто. Девочка оказалась способной и постепенно освоила тонго. Так назывался тот странный язык.
Учиться помогало одно удивительное умение, отличавшее старшую подругу от других людей. Многие вещи она могла объяснить без слов. Как это получалось, бог весть, но это было. Было тепло дружеского участия. Чувство безопасности и спокойствия. Так девочка и жила в своем маленьком раю… долго и счастливо. Не ведая, что роковой, ужасный день — впереди. Он сломает ей жизнь, уже взрослой женщине. С той поры она никогда не будет прежней.
Но огоньком в ночи жила память детства, те нескольких хороших лет. Оттуда пришел мыслеобраз, воспринятый когда-то восхищенной девчонкой у той, кого она так глубоко почитала когда-то.
Датчики шлема уловили движение бровей Елены, включился пси-генератор. Только на передачу! На полную мощь!
«Не вижу я весь белый свет,
А вы — меня. Меня здесь нет…»
— …еле унесла ноги. Запрыгнула в мобиль, взмыла свечой вверх… с перепугу чуть в космос не улетела. Если б энергии хватило…
Голос Елены дрожал и срывался. Сонгер подумал, что эта хрупкая девушка совсем недавно пережила сильное потрясение. Дальнейшие слова Елены это только подтвердили.
— …Университет. Как там оказалась — не помню. Ничего, абсолютно! А где она — не знаю! И если вы…
Сонгер поспешил утешить:
— Не виню! Поверь, не ждал, что выйдет такая страшная подстава! У меня… нет слов…
Страх за судьбу Наоми мешался в нем с такой же сильной злостью на нее. Беспардонная. Ни с чем, кроме своих желаний, не считающаяся. Нечестная. Бессовестная.
Далекий, усталый голос Елены прервал его замешательство.
— Вы сердитесь на нее. Я бы тоже злилась, не знай, отчего она так поступила. Со мной. С вами.
— Отчего? — тупо переспросил Сонгер.
— Она — в полном отчаянии. У последней черты.
Тошнотворное падение прекратилось. Удар, не сильный, но чувствительный, припечатал тебя к полу. Покрытие, на ощупь похожее на резину. Кроме, как на осязание, положиться не на что. Вокруг — полная тьма. И очень… очень холодно!
Всё-таки — Арктида. Отопление отключено, гостей не ждали. Куда же именно тебя занесло? Восстанавливаешь в памяти интерьер сторожевой башни. Очевидно, находишься в центре комнаты. Кроме тебя, в ней никого. Ни звука, ни шелеста. Сигналы тревоги молчат. Ночь. Все дрыхнут? Обалденное разгильдяйство. С той поры, как ты покинула северную обитель, дисциплинка здесь здорово разболталась. Очень хорошо. Надо встать, добрести до стенки, и обходя по периметру, отыскать на ощупь пульт управления. Где-то там должен быть и выключатель, управляющий освещением.
Встаем, осторожненько, чтобы не ткнуться с размаху в мебель. Не расшибить свой умный лоб, или нос не расквасить. Десяток осторожных шагов доводит тебя до стенки. Отличненько, теперь шагаем вдоль. Придерживаясь правой рукой. А можно было наоборот. «Налево придешь — коня потеряешь… Нету у меня коня. Всё остальное я уже потеряла. Потому и не страшно».
Стоп! Вроде, нашла! Кусок стены освещается, наливаясь яркостью. Сенсорный пульт, как интересно. Совсем не та самоделка, с которой имела дело в прошлый раз. Здесь — надписи на тонго. Список пунктов назначения — одна строчка. Смотришь, и глаза на лоб. Вот так вляпалась. Отсюда дороги нет. Разве, что вернуться обратно, в Универ. Там тебе будут рады, не сомневайся. Мало не покажется. Пока доволокут до Великого Магистра, может, вовсе прибьют.
Зябко трешь ладони. Что за холодильник — это место! Пора убираться отсюда. В тусклом свете пульта стены выглядят серыми, а пол черным. Мебели в комнате нет вообще. Ни на что не похоже. Ни разу не бывала здесь. Не сразу замечаешь прямоугольник двери. Чуть не бегом устремляешься туда, и твое везение на этом заканчивается. Заперто. Можно толкаться, бить ногами… хоть лбом стучать. Вопить: «Заберите меня отсюда!» В мозгу брезжит ужасная догадка. Здесь так тихо, пусто и холодно, потому, что здесь никого нет! Место это — необитаемо, и уже давно.
Еще несколько попыток открыть дверь, и трусишь, ежась, обратно к пульту. Придется вернуться. Подождать сколько-то времени, пока в Универе стихнет ажиотаж, и «прыгнуть», положившись на удачу и твою счастливую звезду. Где вот только она?.. Давно закатилась.
Далеко позади осталось время триумфа. До сих пор живет в памяти эйфория победы… Когда так здорово проучила горцев и Эгваль. Как сразу изменилось отношение к тебе в Госсовете! Исчезли косые взгляды и затаенные ухмылки. За холодным спокойствием Хозяйки Острова больше не крылись страх и неуверенность. Напротив, ликование и торжество. «Нам нет преград…» — так начала она доклад в Госсовете, об итогах тирской кампании. Никто не усомнился, не возразил. По истечении девятого года власти она, неожиданно и для врагов и для союзников, стала диктатором четверти Мира.
Много с той поры воды утекло, много сделано и пережито. Радостного и страшного. Спроси себя: оно стоило того? Чтобы сейчас, трясясь от холода, стоять неизвестно где, перед пультом, на котором мерцает тревожное слово. Mismigro. Обратный переход не удался. Что-то там сломалось, в Универе, когда взбесившаяся (по твоей воле!) Библиотека крушила всё вокруг. Тебя бьет дрожь, настолько замерзла. Косой взгляд на этот чертов пульт, и понимаешь, что ошиблась. Не холод тому причиной, а страх. Потому что за время твоих метаний температура в помещении заметно поднялась, и стала почти комфортной.
Снова пробуешь повернуть ручку двери — поддается! Ох, слава богу, которого нет, и его воображаемой дочке!
Новая комната больше размером и похожа на одноместный гостиничный номер. Обстановка спартанская. Шкаф. Кровать, застеленная зеленым пледом. Столик, наподобие кухонного. Рядом стеллаж. Все полки и шкафчики пусты. Да, ты — гостья нежданная. Хлебом-солью не накормят. Черт с ней, с едой, пару-тройку дней не жравши выдержишь спокойно. А без воды… Тебе уже сейчас хочется пить.
Ничего похожего на кухонную раковину, взамен металлическая чаша с трубочкой в центре. Ага, питьевой фонтанчик! Осторожно поворачиваешь краник. Какая жалкая струйка! Пьешь жадно и торопливо. Едва успеваешь утолить жажду, как вода иссякает. Похоже, здесь жесткое нормирование. Вся обстановка напоминает карцер. Попала, так попала. Здесь есть еще одна дверь. Спешишь проверить ее, и сама удивляешься тяжести пережитого разочарования. Заперто!!
В унынии ложишься навзничь на кровать, свесив ноги, чтобы не пачкать покрывало. Смотришь в потолок. Гладкий, светло-серый, как стены. Вскакиваешь, будто заслышав отдаленный зов. Тьфу, показалось. В комнате совсем тепло. Раздеваемся. Шапочку красивую на стол. Кофту и свитер на кровать. Ботиночки тоже снять. Все, хватит. Стриптиза не будет, не надейтесь.
Ироничная мысль улетает прочь, сменившись тоской. Ничьи глаза за тобой не смотрят! Нигде не заметно глазков видеокамер. Вокруг — глубокая тишина, такая, что слышно собственное дыхание. Отсутствует и слабый, но неотвязный ментальный фон, характерный для достаточно больших скоплений людей. В этом загадочном здании действительно никого нет.
Озираешься. Замечаешь в дальнем углу закуток освежителя. Как говорил один великий полководец: если есть возможность помочиться, не пренебрегай ею.
В освежителе (вот сюрприз!) стерео-зеркало — отображает чью-то обескураженную физиономию. Это — ты. В груди болит. Фантомное чувство. Оттого, что представила, некстати, каково сейчас Елене. Она же, по твоей милости, совершенно беспомощна! Ты не вернулась, как рассчитывала, и не пробудила ее от наведенного сна. В таком состоянии с ней может произойти всё, что угодно.
Хочется умыться. Кран выплескивает тонкую струйку воды. Что за беда с водоснабжением? Кое-как поплескавши, вытираешь лицо ладонями. Промываешь глаза, чтобы не щипало от слёз. Выбрось из головы мысли о Елене! Что бы ни случилось, ты сейчас ей не поможешь. Думай о себе!
Надо еще раз попробовать отсюда выбраться. Допустим, вторая дверь — такого же «замедленного действия». Ну-ка, Сезам, отворись! Слышится зловещее шипение, от которого испытываешь приступ паники. Ядовитый газ? Тебя хотят отравить?! Уморят деловито, и зароют в укромном месте. Или в печку… Хочется заорать от ужаса, спасает старая мантра, которой ты привыкла гасить внезапный испуг. Умирать, с одной стороны — досадно, с другой — интересно. Неизведанный и неповторимый опыт.
Странный звук затихает так же неожиданно, как возник. В воздухе не ощущается никаких посторонних запахов. Недоуменно хмурясь, толкаешь дверь.
Ух, дьявол! В полутемном коридоре, такая же холодина, как раньше, на месте прибытия. Возвращаешься за шмотками, натягиваешь впопыхах, в детском испуге, что ловушка вновь вот-вот захлопнется. Однако, всё в порядке. Ни шипа, ни свиста, ни коварного самозакрывания дверей. Лихо поправив на голове вязаную шапку, выходишь. Через равные промежутки, по обе стороны видишь такие же двери. Когда-то здесь жили люди. Куда же они подевались? Что-то не припомнишь подобных строений в Арктиде. Какой-то более поздний проект?
Впереди, как приглашение, видно мягкое сияние. Ускоряешь шаг. В тебе крепнет уверенность, что все загадки сейчас разрешатся. Станет понятно, что делать дальше. Дверь в конце коридора открыта. За ней темнота. Тогда, откуда свет?
Из твоей глотки вырывается вопль ужаса. Ноги подкашиваются, спотыкаешься, падаешь на колени. Выдавливаешь слова, вперемежку с рыданиями… За что тебе это? Не надо. Пусть ничего этого не будет. Сейчас закроешь глаза, откроешь и проснешься…
— Кто-нибудь… слышит меня?!.. Помогите!! Заберите меня отсюда!!
Великий Магистр потер воспаленные от недосыпания глаза. Тестирование завершилось нормально. Библиотека в порядке! Это радостно и удивительно. Ему пришлось самому сделать переход в Университет, чтобы совладать со взбесившимся чудом новтеранской техники. Потом доставить ее обратно, в подземный командный пункт.
Обвел взглядом понурившихся инженеров. Бестолочи. Ничего сами не умеют, за редкими исключениями.
— Свободны. Отдыхайте. Трудовой героизм здесь неуместен. Виттер, останься.
Все ушли, а Виттер — низкорослый, крепко сложенный парнишка, с недовольным видом воззрился на начальника.
— Чего еще, Фома?
— Проверь таблицу корреляций, на всякий случай. Распечатку мне на стол.
Он встал, плотный, круглолицый, крутоплечий. Застегнул ворот сорочки, надел пиджак, собираясь уйти. А раздосадованный Виттер проводил его взглядом. Вздохнул.
— Почему я? Как заморочка, так вечно — я!
Магистр обернулся. Сердито сдвинул густые черные брови. Рявкнул:
— Потому, что ты — моложе! Я в уме дважды два умножаю — скрип слышен! Давай, работай. За сверхурочные получишь прибавку.
И вышел, не потрудившись прикрыть за собой дверь.
Виттер успел услышать, как в кармане пиджака у Фомы зазвонил фон, и как Фома отвечал кому-то:
— Причем тут я? Тяжелая внештатная ситуация — результат безграмотных действий миз Винер. Мне тоже ее жалко, вице-координатор… нет, ничем не могу помочь…
Бархатистый голос Магистра затих вдали.
В большой комнате, формой напоминающей приплюснутую полусферу, по-прежнему темно. И, всё так же мягкий, приглушенный свет разбавляет собою окружающий мрак. В центре — полукруглый стол, больше похожий на диспетчерский пульт. Ты сидишь в кресле, послушно приспособившемся к форме тела, и смотришь…
Стены представляют собой один огромный, окруживший тебя со всех сторон, видеоэкран. Он составлен из плотно прилегающих друг к другу секций, их стыки почти незаметны. Легко представить, что между тобой и внешним миром ничего нет. Там, снаружи, темно, как ночью. Это — ошибочное впечатление. В дальнем космосе, где нет поблизости планеты, способной укрыть тебя своей тенью, не бывает ночи и дня.
Солнце — за спиной, оно не греет, это просто картинка. Вокруг немигающие искры звезд. Прекрасный вид. Если бы он не так пугал. Когда кто-нибудь напишет историю твоей жизни, то назовет завершающую главу: «Последняя ошибка Наоми Вартан». Легко вообразить, как твои бренные останки найдут… лет через двести. Или никогда. Новый приступ острой жалости к себе обжигает слезами. Ревешь, как деревенская дурочка, потерявшая дрянное колечко из дешевого серебра. Слезы и сопли в три ручья.
Вдоволь нарыдавшись, откидываешься на спинку кресла. Протяжно вздыхаешь. Сидеть оказывается удобно. Гордо поднимаешь голову. Плевать, что никто не видит. Сама себе королева. С легким смущением признаешься, в мыслях, что от толпы прихлебателей не отказалась бы. Пусть бы лебезили, кланялись, целовали ручку. Или ножку…
С нервным смешком, мотнув головой, отгоняешь видение. Ты испорчена, развращена безмерно долгими годами власти. Ладно… грешна, чего спорить. И, в тяжкую минуту, имеешь право вспоминать о приятном.
Впереди и чуть справа на обзорном экране виден туманный серпик с четкими краями. Вздрагиваешь. Планета?! Кресло поворачивается под тобой. Вправо. Влево… Вот это да!
Слева — похожая картина, только серп намного больше, в нем мешаются голубой, белый и рыжий цвета. Чуть не кричишь от восторга. Нашлась! Такая родная и близкая, твоя планета. Мир — родина всех людей. И твоя тоже! Она давно стала ею, ты даже не вспоминаешь, что на самом деле родилась на Унионе-1, называемом еще — Гатор.
Соображаешь, что маленький серп — это ближняя луна, Обо. В этой картине есть нечто очень примечательное. Чтобы перевести взгляд с Мира на Обо (и наоборот), надо развернуться ровно на 60 градусов! Похоже, твое странное обиталище находится в вершине воображаемого равностороннего треугольника. Две другие его вершины — это Мир и Обо. Два небесных тела, во взаимном движении, увлекают за собой третье, значительно меньшей массы. Устойчивая конфигурация. Редкостная, но в астрономии давно известная.
Сколько столетий назад жил тот мудрец, не вспомнишь. Но пользу из его открытия извлекаешь немедленно. Ты находишься на том же расстоянии от Мира, что и его ближняя луна! Сто девяносто тысяч километров.
«Спасибо вам, математик Лагранж…»
Объект: Орбитальный управляющий модуль
Статус: Автономный режим
Энергия: 7 %
Ресурс жизнеобеспечения: 2 дня
Я вошел в каюту. Пленница в тюремном комбинезоне, лежащаая навзничь на койке, даже не повернула головы. Всё равно, повязка на глазах мешала ей видеть. Снять ее она не могла, потому что заведенные за голову руки прикованы к койке. Так же и с ногами. Ни взбрыкнуть, ни повернуться. Причинить себе вред также невозможно.
Она напряглась, заслышав мои шаги. Я остановился рядом. Тоненькая девочка-подросток. При том, крепкая, тренированная, с фигурой балерины. Светло-каштановые волосы обрезаны, чтобы не касались плеч. Сейчас они спутаны в беспорядке.
Я снял с нее повязку. Она зажмурилась, на несколько секунд, потом открыла карие, слегка на выкате глаза. Затем я освободил ее от оков. Нехорошо так обращаться с ребенком, которому едва исполнилось шестнадцать.
Она села на койке, настороженно прислушиваясь. Наверное, ее смутил гул двигателей.
— Где мы?
Голос у нее — красивое, нежное сопрано. Все задатки, чтобы петь, танцевать, срывать аплодисменты, и сводить с ума поклонников.
— Едем потихоньку по Виоле, Марсия.
В какой из четырех иллюминаторов ни глянь, снаружи — быстро убегающая назад водная гладь. Оба берега рисовались вдали, на горизонте, серыми блеклыми полосами.
— Водомерка. Катер на воздушной подушке.
Пацанка коротко глянула на меня, хмуро и гордо. Но от вопроса не удержалась:
— Почему… «водомерка»?
— Есть насекомое такое, маленькое. Умеет быстро по воде бегать.
— А, жаргон. Сравнительное словообразование. Эфемерские языки — стихийные. В них нет порядка.
— Охотно допускаю. Тонго, как понимаю, создан искусственно?
— Да. В этом его преимущество.
Я не возражал против такого безапелляционного заключения. Неблагодарное дело — пытаться переспорить новтеранина. С Марсией, во всяком случае, этот номер никогда не проходит. Упорная юная особа. Сейчас, с тем же апломбом, она выдаст очередной перл. Я знаю, какой. К несчастью, это ее навязчивая идея. Вот, пожалуйста, начинается…
— Разговор на тонго всегда понятный и недвусмысленный! Vil helpo: la cid auta.
Мне давно было ясно, что прекратить это можно только одним способом. Да и устал я от нее, честное слово.
— Ладно, Марсия. Ваше желание исполнится.
— Когда?!
Я глянул на часы.
— Минут через сорок будем на месте. За четыре часа отмахали восемьсот километров, осталось немного.
— До… чего?.. — она впервые проявила неуверенность и беспокойство.
— У нас там исследовательский центр, скажем так. Вас допросят с пристрастием, а потом… располагайте собой, как хотите.
— Я же… давно рассказала всё, что знаю! Почему не веришь? Как это мерзко! Типичная эфемерская низость… и злоба!
Моя улыбка окончательно вывела ее из себя.
— Чему ухмыляешься! Подлое животное!
— Сделал важное умозаключение. Поэтому — доволен.
Марсия горда, но, к тому же, любопытна. И здесь она попалась на удочку.
— Какое? У тебя мозгов не хватит ни на что, сложнее, чем дважды два!
— Вы, Марсия, против ожиданий (и опасений) — не обладаете пси-способностями. Именно это я понял.
— Так что же? Телепатия — редкий дар, очень! Да, я — не пси, и нисколько от этого не страдаю.
— Добавлю, Марсия, что на Скайтауне ни у кого другого тоже нет подобных талантов!
— А вот и пальцем в воду… нет… не так…
— Пальцем в небо, — подсказал я.
— Интересная идиома. Спасибо. Запомню. Ты ошибся. У нас был ментальный инженер…
— Была, — поправил я. — Ее звали Тенар. Вы бросили девочку и ее друга. Не захотели разыскивать, когда они вовремя не вернулись на Скайтаун. Всё ваш чертов новтеранский индивидуализм.
— Неправда! — вскричала Марсия. — Врешь, эфемер! Сигнал маяка прервался, мы не смогли их обнаружить.
— Ладно, мой упрек — необоснованный. Прошу прощенья.
Марсия надменно кивнула, принято, мол. За то время, пока мы с ней вот так играли в барышню и хулигана, рев двигателей прекратился, превратившись в тихое ворчание. Наш летающий катер приближался к берегу. Зашипел динамик на стене. Раздался хриплый голос шкипера:
— Соратник Винер, швартовка через пять минут!
Когда мы с Марсией сошли с борта, она встревожилась:
— У меня останутся силы? После всего…
Ее беспокоило, что она не сумеет исполнить задуманное!
— Да.
Мой короткий ответ ее не утешил. Мы шли через заброшенный парк, по слабо утоптанной тропинке. Палая листва шуршала под ногами. Марсия поминутно озиралась. А еще — ей было холодно. Пару раз она споткнулась, мне пришлось поддержать ее. При этом я ощутил, как она дрожит. Наконец, она остановилась и спросила надрывно, со страхом и вызовом:
— Куда мы идем? Что вы хотите со мной сделать?!
Если бы она тут же бросилась наутек, то вряд ли бы я ее догнал. Но гордость мешала ей обратиться в бегство.
— Никуда. Допроса не будет. Дальше мы не пойдем.
Из наплечной сумки я вынул маленький, около 30 сантиметров длиной кинжал, в серебряных, богато инкрустированных ножнах.
— Возьмите. Ему больше ста пятидесяти лет. Изделие горских оружейников. Лезвие настолько острое, что им можно на лету перерубить носовой платок.
— С-спасибо… — рука Марсии дрогнула, когда она принимала старинное оружие из моих рук. Вынула кинжал из ножен. Завороженно уставилась на сверкающее лезвие.
— Ты не обманул, эфемер. Это — правильное средство.
— Наилучшее приближение к тому, о чем вы так настойчиво просили.
— Se vero. Cho ochani?
Она, незаметно для себя, перешла на тонго, но я ее понял.
— Кроме меня, свидетелей не будет…
Я повысил голос, пресекая готовое сорваться с ее губ возражение. Что за упертое создание!
— Тут такое дело, Марсия… Никому не хочется смотреть, как вы вспарываете себе живот.
Она пробормотала что-то неразборчивое, но, судя по всему, ругательное. Опять ей дикие и недоразвитые эфемеры во всём виноваты.
— Понимаю, Марсия, ваше затруднение. Не перед кем выпендриться — раз. И некому избавить вас от лишних мучений, когда выпустите себе кишки. Ни я, и никто из моих знакомых не умеет рубить головы.
— PafEj…
— Хорошо. Добью выстрелом в сердце. Ваша голова останется при вас, но лицо не будет искажено страданием. Так требует ваш обычай?
— So. Borzo nade.
— Сделаю быстро. Даю слово.
Она молча кивнула. Опустилась на колени, чуть разведя ноги. Резким движением расстегнула застежки-липучки на комбинезоне. Задрала рубашку, обнажая живот. Кинжал в руке она держала твердо. Примерила лезвием… Щеки ее порозовели. Ей больше не было холодно. Глубоко вздохнула.
И тут я тихо окликнул ее:
— Марсия…
Она сильно вздрогнула, и замерла. Я быстро опустился рядом с ней на колени.
— На самом деле вы не хотите умирать. Ваша проблема в другом. Вовсе не в расплате за непоправимую, как вообразили, ошибку.
— В чём… — глухо спросила она.
— Вы не знаете, что делать. Начали кампанию, не просчитав варианты. Все варианты, даже самые плохие, надо продумывать заранее. Вы этим пренебрегли. Проиграв первое сражение, очутились в дурацкой ситуации, когда не понимаете, какой сделать следующий ход. Вот что вас мучает, а вовсе не чувство вины.
— Ты… бесчувственный дикарь, эфемер… Не понимаешь, что я натворила. Погубила «Ксанаду». Погубила… тысячи моих…
— Марсия! Любая война — игра с неизвестностью. Командир, посылая подчиненных на задание, возможно, посылает их на смерть. Вы думали: «пришел, увидел, победил»? Перепуганное, обескураженное человечество склонится перед могуществом таинственных пришельцев? Какое-то время вы правили бы анонимно, а потом высадились на планету? Сочинив правдоподобную историю о взрослых дядях и тетях, оставшихся на орбите и контролирующих колонизацию. Глупый замысел, как раз для детишек, вроде вас.
Марсия аж вспыхнула вся, от гнева и злости. Я даже решил, что она набросится на меня, благо, ножик в руки я сам ей дал. Но она справилась с собой.
— Всё не так! Совсем! Не совсем так…
— Допустим. При том, что план ваш практически удался.
Я встал, потирая затекшие колени. Марсия, невольно, последовала моему примеру. Руку с кинжалом она осторожно опустила, чтобы не задеть бритвенно-острым лезвием ни себя, ни меня.
— О чем. Ты. Говоришь? — спросила, уставившись на меня в упор. Глаза у нее большие, золотисто-карие.
— Последним этапом залихватского плана была высадка на планету. Вот и высадились. Разве нет?
Она попыталась возразить, но я не дал ей раскрыть рта, перебив нахально и грубо, как полагается дикарю-эфемеру.
— Потеряли по пути десантный корабль и больше половины личного состава. Но закрепились на плацдарме. Беда лишь в том, что у командора Марсии закончились домашние заготовки. А думать лень. Ей легче выпотрошить себя, как курицу, чем пораскинуть умишком.
Красная от злости, Марсия вернула кинжал в ножны и швырнула его мне под ноги. Утерла рукавом пылающее лицо. Спохватившись, застегнула комбинезон.
— Так… что же мне делать?..
Такой робкой я ее раньше не видел. А румянец на щеках — то была краска не гнева, а стыда.
— Lukte. Serche. Trove. Ankapute. Использовать главное свое преимущество.
Взгляд ее молил: «Скажи, какое?!» — и я не стал ее мучить.
— Когда ребенку что-то нужно от взрослого, разве добивается он этого силой или угрозами?
На симпатичном личике Марсии читалось озарение. Я, меж тем, поднял брошенный вздорной девчонкой кинжал, и спрятал в сумку. Незачем детишкам играться с холодным оружием. Карманный светострел — бластик, и тот безопасней. В нем, хотя бы, предохранитель есть. А теперь, нам пора.
— Марсия! Поселение Небесных детей в километре отсюда. Десять минут ходу, если поспешим.
Я сказал «поселение», но это был аккуратный, чистый, хорошо распланированный городок. Многие дома на окраине стояли с заколоченными окнами. Потому, что раньше его население было многочисленнее, чем тысяча с небольшим Небесных детей. Здесь жили конструкторы, инженеры и рабочие — творцы ракетно-ядерного меча Острова. «Сверхоружия», как называла его пропаганда.
«Нам нет преград…» — когда-то брошенные вскользь Хозяйкой слова стали религиозной заповедью. В которую она сама же поверила. Составляя с тех пор свои планы в расчете исключительно на благоприятный результат. Подобный промах недавно допустила Марсия Демют. Но командор «Ксанаду» — Скайтауна, была хотя и очень развитым, но, всё же, ребенком. А Наоми?
Мы вошли в караульное помещение, я предъявил документы. Пожилой дежурный с любопытством взглянул на Марсию. Та вздернула подбородок и отвернулась.
— Переводим сюда, на постоянное пребывание, — пояснил я. — Их старшая.
— Выбили из нее, всё, что знала? — хмуро спросил дежурный.
Я прочел его имя на нагрудной нашивке. «Свенсон».
— Ничего не выбивали. Потому, как ничего не знала. Так же и остальные. Вот вы, Свенсон, пользуетесь сотовым телефоном. А спроси вас, как он устроен…
— Не сознаюсь. Это точно… — хмыкнул он. — Ребятишки научились управлять огромной, сложной машиной — летающий город — офонареть можно… И не совладали в трудную минуту. Хотел бы спросить, кто же их так…
— Неизвестно. Догадки — не в счет.
— Ясно. «Совершенно секретно, перед прочтением сжечь».
— Именно. Я тоже хочу вас спросить. Вы, вижу, настроены к детям с Новтеры вполне так, терпимо?
— Почему бы нет? — немного резко ответил Свенсон. — Это — дети. Держать их в тюрьме запрещено законом. Хотя, нет, закон — для людей, ведь так? Вам не нравится, что я говорю?
— Люди Мира и Новтеры происходят от общих предков — это доказанный факт. Хозяйка Острова, которую многие до сих пор почитают, была дитем Новтеры. Это — тоже факт, который забыли засекретить, и я вам его сообщаю.
Озадаченный Свенсон поскреб седоватую макушку.
— Извиняюсь, соратник Винер, что малость вам нагрубил… Пусть девочка возьмет плащ с вешалки. Вернет потом. Холодно на улице-то.
— Спасибо. Одевайся, Марсия, и пошли.
Мы вышли, а Свенсон проводил нас внимательным, долгим взглядом. Впрочем, не нас, а Марсию. Волновался он исключительно за нее одну.
— Этот эфемер… он… мне сочувствует? Почему? — спросила Марсия, когда мы отошли от караулки подальше.
— Людям свойственно переживать за тех, кто в беде. Особенно, если страдают дети. Разве на Новтере по-другому?
Марсия наморщила нос, в напряженном раздумье. Да так и не собралась с ответом. В общем-то, ответа я не ждал. И без него я начал постепенно ее понимать. Дети Новтеры…
Они умны, и привыкли добиваться успеха своими силами. Отсюда их нетерпимость к тем, кто пытается получить преимущество в обход правил и без труда. Отсюда уверенность, с какой они предают огласке замеченное мошенничество. Отсюда их мрачная жесткость.
Нелегко нам с ними придется.
Надо соблюдать крайнюю осторожность.
Вроде, как держишь в руках невероятно острый кинжал, сделанный в Стране Барнабо.
Я вернулся в Вагнок, когда в темнеющем небе взошла пепельно-дымная Обо. Вскоре ее закрыли темные тучи. В прорехах между ними колко мерцали звезды. На горизонте узкой полосой багрово тлел закат. Порыв морозного воздуха обжег лицо.
Трамваи еще ходили, и я за четверть часа доехал до заветного квартала — Двора Хозяйки. Уже и Хозяйки давно нет, а название осталось. Неприметная дверь в каменной высокой стене отворилась, когда я коснулся ее своей личной карточкой. Все граждане Острова равны, но есть те, которые равнее других. Например, я.
Дошагал по песчаной, подмерзшей дорожке, подсвеченной редкими фонариками на бордюре, до моего скромного дома. У входа переминался посыльный.
— Доброго вечера, господин Винер.
— И вам того же. Что стряслось, на ночь глядя?
— Координатор хочет видеть. А у вас фон выключен.
— Я сегодня выходной. Частная жизнь, так сказать.
Он понимающе ухмыльнулся.
— У меня тут мотороллер, господин Винер…
— Так поехали.
Сказано-сделано, я примостился на заднем сиденье, как девица за кавалером. Спокойно можно было дойти пешком, но Одиссею Гору явно не терпелось. Что за вожжа попала под хвост, раз не может подождать две лишних минуты?
И вот, я снова в Доме правительства, круг дневных забот замыкается там же, откуда начался утром. На этот раз я очутился в северном крыле здания. Более ухоженном, с ковровыми дорожками в коридорах, скрадывающими звук шагов. Мой провожатый шел впереди.
— В малый зал, пожалуйста…
Я вошел, и замер в удивлении.
Кроме Одиссея Гора — он же команданте Йерк, за длинным столом примостились Полина Ждан и Анита Гариг, упорно делающие вид, что не замечают друг друга. Анита приветствовала меня легким кивком, а Полина покраснела и опустила глаза. Мне бы испугаться, что ночное сборище посвящено моей скромной особе, но… нет. Вряд ли кто из трех властителей Острова подозревает о моих сегодняшних похождениях. Потому что здесь присутствует еще один… очень странный гражданин! Похоже, он и есть причина переполоха.
В комнате было сильно прохладно, поэтому и команданте и обе женщины надели под пиджаки свитеры. Иначе, что за совещание, когда у тебя зуб за зуб не попадает. Я тоже вошел с улицы, как был — теплые штаны, ботинки на толстой подошве, куртка с подкладкой. Спасибо Небесным детишкам за интересные перемены климата.
Но незнакомец меня поразил. Он щеголял в странной одежде, что-то вроде малахая жителей Арктиды — ворсистый, длиной до пят, с капюшоном мехом внутрь. Невероятная расцветка — желтый в чередовании с черным и темно-коричневым.
Странный гражданин небрежно поклонился, как бы здороваясь со мной. Объявил:
— Это — шуба из меха крауна! Музейный экземпляр! Ей больше тысячи лет! Такой человек, как я, может себе позволить. Позаимствовать…
Команданте кисло промолвил:
— Гораций, познакомься с Жеомом Киано. Известным суорским…
Он замолчал, впав в серьезное лексическое затруднение. Надо бы сказать: «псевдоученым» или «аферистом». Подходящей характеристикой так же явилось бы слово «мошенник».
Но наш вождь, помедлив, закончил:
— …исследователем. Чьи выводы не всегда находят понимание.
Жеом Киано откинул капюшон назад, открывая черноволосую, курчавую голову. Не потому, что ему стало жарко. Просто теперь он смог с величественным видом, благосклонно кивнуть.
— Очень приятно, — сказал я, усаживаясь напротив него. И добавил:
— Кстати, вы тоже можете сесть.
Киано мотнул головой, дескать успеется. Расстегнул завязки, шуба распахнулась, открывая элегантный черный костюм, сорочку в синюю полоску, и галстук-бабочку. Тот еще франт. Повидимому, и унты он надел поверх лакированных туфель. Вскинул голову, поднял руку. Шуба, стоимостью в не один миллион алтын, смотрелась на нем, как королевская мантия. Еще бы. Мех крауна необычайно прочен, и не поддается гниению. Изделия из него очень легкие и теплые. Хотел бы я знать, как ему удалось уволочь такую ценность из государственного музея.
Киано поймал мой оценивающий взгляд, и деловито пояснил:
— Правительство Суора пошло навстречу своему великому гражданину.
Воздел руку и возгласил:
— Я прибыл, чтобы спасти от катастрофы Мир! О такой мелочи, как Остров, я уже и не говорю.
Еще до моего появления, он похоже, всех достал. Наглостью и высокопарными речами. Анита сдерживала язвительную улыбку. Полина нервно кусала губы. Команданте сидел неподвижно, с каменным лицом. Одно это говорило о том, как он сердит.
— Какой именно и каким образом? — ровно спросил он.
— Какой — мне придется дать развернутое пояснение. Иначе людям с ограниченным интеллектом меня не понять. Каким образом — очень просто. Вы должны передать в мое распоряжение некое устройство. Которое важно именуете «объект Зеро».
С ледяным спокойствием, скрывающим последний градус бешенства, команданте спросил:
— Вы… — сумасшедший?
На что Жеом Киано, приосанившись, ответил:
— Нет. Я стабильно гениален. А сумасшедший — вы.
— Нет! — завопила Бобби, — Не так! Закуток надо!
Тея пожала плечами. Сделала несколько пассов. Нахмурилась. Повторила, от усердия крутанувшись всем худеньким телом.
— Сейчас брякнешься… — остерегла ее Бобби.
— Не лезь! Брысь под лавку! — огрызнулась Тея.
Нарядная комната, в которой находились близняшки, пришла в движение. Изгибы стен и потолка плавно перетекали друг в друга. Когда преображение закончилось, в дальнем конце комнаты образовался уютный уголок. Там стояло кресло, в него удобно забраться с ногами. При том, со стороны тебя никто не увидит.
Бобби одобрительно показала большой палец. Затем указательным пальцем начала чертить в воздухе. На стене возникла надпись: «Как быстро летит время! Скоро нам полные 7 лет!» Тея обернулась, сердито нахмурилась. Занесла руку, будто собираясь стереть неуместный лозунг. Глаза ее погрустнели. Пальцы шевельнулись. На стене, чуть ниже, добавились слова: «Неужели жизнь прожита? Никогда больше не встретить верной и нежной любви?».
В другом помещении, более обширном и строгом по убранству, Симз, давясь от смеха, сказал:
— Эльма Хеди, ваши племянницы — на редкость талантливые и умные девочки.
Похождения обеих сестер отображались перед ним в виде стереограммы.
— Нехорошо подглядывать, Симз, — укорила его Хеди.
— Сами сказали: присматривать. Я и смотрю, временами. Узнаю в обеих вашу сестру.
Хеди улыбнулась, потом помрачнела.
— Столько лет… в неведении. Так долго ничего не знать! Они тогда сказали, что Наоми погибла в результате несчастного случая. Негодяи! Как посмели скрыть!?
— Наверное, сами не знали, что она жива…
— Не верю. На Новтере ничего не делают просто так. Там нет несведущих, невежественных, или глупо ошибающихся. Нас обманули сообщением о ее смерти! Какая подлость… Какое злодейство!
В гладкой стене сама собой образовалась овальная дверь, пропустив Зенона. Он сделал шаг вперед, и дверь за его спиной исчезла, как не была.
— Здравствуй, сын!
— Привет, мам. Мы — на подходе. Через час сорок пять войдем в сферу притяжения.
Пол рядом с ним вздыбился, возникло изящных форм мягкое кресло. В которое Зенон непринужденно плюхнулся. Покосившись на стереограмму, заметил:
— Никак не привыкну, что у меня появились две кузины-очаровашки.
Стереограмма погасла, и строгий женский голос прозвучал ниоткуда:
— Не злоупотребляйте наблюдением, пожалуйста. Я справлюсь сама. Им нужен отдых и развлечения.
— Прости, Ирина. Больше не буду.
— Извинения приняты. Пользуясь случаем, благодарю за то, что дали мне имя. Оно гораздо лучше прежнего.
— Если не секрет, какое было прежнее? — полюбопытствовал Симз.
— Великий руководитель Кальваро звал меня «Эй, ты!»
Симз только головой покачал. Каким идиотом надо быть, чтобы настолько варварски обращаться с искусственным интеллектом!
— Пойду, составлю обеденное меню, — сказал он, и ушел, так же, как Зенон, пройдя сквозь стену.
— Ты нервничаешь, мам. Как львица в клетке. Сядь, успокойся, — сказал Зенон.
Хеди резко обернулась.
— Я, можно сказать, готовлюсь к бою. Когда взломаем планетарную инфо-структуру…
— То вывалим в нее видео-протоколы. Думаю, мам, что этого хватит обнулить ранг всего Малого круга, и не только. Пусть попробуют доказать, что «Эра Кальваро» длилась так долго без их ведома!
Хеди вспомнила недавнее собрание Совета эльмов. Обширный зал. Огромный круглый стол, вместивший за собой сто сорок три человека. В центре, на подставке, напоминающей гигантский раскрытый цветок, возлежит серебряного цвета шар, размером с футбольный мяч. Звучит холодный женский голос. Искусственный интеллект — бывший личный секретарь Руководителя Кальваро, рассказывает о своей службе у великого человека. Периодически демонстрируя видеозаписи, которых у него набралось несметное количество.
Кто-то из знатных эльмов лежит на полу в обмороке, над ним хлопочут врачи. Кто-то давится рвотой. Слышен чей-то пронзительный вопль:
— Прекратите! Вы что, хотите доказать, что Ферном сто два года правил Синяя Борода?!
— Сравнение — истинно, — отвечает искин.
Хеди усилием воли отогнала воспоминания. Надо думать о будущем. О близком будущем! Впервые у Гатора есть свой звездолет! Никогда Новтера не соглашалась предоставить электронный мозг для изготовленного на Гаторе корабля. «Тестируйте оборудование», — говорили они, — «Остальное за нами». Появлялся человек с Новтеры, привозил очередного искина, устанавливал на новом корабле, и бывал таков. Вместе с кораблем. «Вы — инженеры, а не ученые. Вам не доступен должный уровень абстрактного мышления», — так говорили новтеране.
Что ж. Время пришло. Нате, выкусите. Для нового звездолета нашлись отличные мозги. Не без изъяна, конечно. Больше века назад, перед тем, как передать искина Дину Кальваро, в его программу внесли изменения, лишившие искусственный интеллект свободы воли. Это — преступление, за которое тоже кто-то должен ответить.
К счастью, новые повелители искина по имени Ира — две близняшки-первоклашки. Добрые и умные девочки, сами того не ведая, сумевшие переподчинить себе секретное оружие Дина Кальваро. Приходится давать Ирине задания через них. Бобби и Тее это нравится. От звания «Великий руководитель — сестры Вартан» обе решительно отказались. «Никакие не великие, а пока очень даже мелкие!» На что искин меланхолично заметила: «Сто двадцать и четыре десятых сантиметра. В пределах нормы для вашего возраста».
Хеди беспокоило, как отразится на детях всё, ими недавно пережитое. Но, похоже, искин оказалась неплохим психотерапевтом. Объяснила, аккуратно разложив по полочкам. Люди бывают хорошие и плохие. Тех и других примерно поровну, поэтому борьба добра со злом никогда не заканчивается. От плохих людей надо или убегать, или сражаться с ними. У девочек не было иного выхода. Кроме, как сражаться и победить.
Ей и Зенону так же сейчас предстоит сражаться. И так же победить.
Никто из взрослых на борту, даже в горячечной фантазии, не смог бы отгадать истинную подоплеку происходящего. Как можно поверить, что события последних дней явились плодом замысла, созревшего в двух вихрастых девчачьих головах? Точнее, в разуме, возникшем ниоткуда, как единение двух личностей, давшее новую. Несуществующую, и, одновременноно, до ужаса реальную.
Z-29 шел в режиме мерцания, ежесекундно уходя в подпространство и выныривая вновь. Так швейная игла пронзает складки ткани. Подобные микропрыжки экономичнее однократного пробоя, но дают на порядок меньшую эффективную скорость. Сейчас звездолет выжимал всего 400 световых. Вместе с ним шли шесть беспилотных кораблей охранения. Внушительная сила.
Мелинда Джос возвращалась на Новтеру.
Я сказал, подпустив в голос командирские нотки:
— Ну-ка, всем заткнуться! Мне надо поговорить с мэтром Киано наедине.
— Предлагаете нам выйти вон? — кисло спросил команданте.
— Вот именно. Берите под руки милых дам и выметайтесь. На три минуты.
Одиссей Гор встал, отвесил шутовской поклон, и вместе с Анитой и Полиной вымелся вон. Как я и просил. Когда за ними захлопнулась дверь, я легонько взял Жеома Киано за грудки.
— Ну-с, великий гражданин Суора, выкладывайте! Чего ради устроили комедию?
«Великий гражданин» осторожно высвободился из моей хватки.
— Понимаете, прихожу с важным, как думаю, известием. И обнаруживаю… Надутого индюка, страдающего комплексом «маленького человека», и озабоченного одним: успешно ли он играет роль великого вождя? Плюс двух тёток, ненавидящих друг друга, и озабоченных, каждая: как сделать гадость другой.
— Так уж и тёток…
— Хорошо. Одна тётка и одна тёлка. Суть в том, что всем троим я — до лампочки, и слушать меня никто не хочет.
— Поэтому вы начинаете глупо кривляться, в расчете поправить положение? И чего добились?
Глаза Киано лукаво блеснули.
— Вы же меня слушаете.
Когда команданте вернулся, ведя под руку наших прекрасных дам, я сказал:
— Вот график отбора мощности, согласованный с главным энергетиком. Я только что с ним созвонился. Поднял с постели среди ночи именем команданте. Мэтру Киано необходимо провести ряд экспериментов, требующих хорошего вольтажа. Список оборудования прилагается.
— Мне подписать, что ли? — буркнул герой суорской и прочих локальных войн.
— Да, будьте так любезны, — подтвердил я.
Несостоявшийся революционер и бывший Хозяйкин лизоблюд размашисто подписал оба экземпляра составленного мною декрета. А бывший муж бывшей Хозяйки, то есть — я, сказал:
— Спасибо вам от имени науки, — и аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман куртки первый экземпляр. А второй передал Жеому Киано. — Предьявите завтра утром, когда будете заказывать пропуск. Кабинет номер два на первом этаже.
— Ага, понял, — несколько суетливо ответил Киано, донельзя обрадованный счастливым для него решением вопроса.
— Нам можно идти? — иронически поинтересовался команданте. — Вы и без нас прекрасно справляетесь.
— Сейчас принесут кофе и бутерброды, — ответил я. — Не уверен, так ли велика беда, нависшая над нами, как утверждает мэтр Киано. Но этот вопрос — для политиков и стражей госбезопасности. Без вас троих — никак не обойтись.
Наш «союз пяти» закончил толковище далеко за полночь. К определенному решению мы не пришли. Жеом Киано не сумел четко выразить свои опасения. В общем: его тревожило намерение Великого Магистра завладеть, так или иначе, «объектом Зеро». Тогда о планируемых Киано физических экспериментах придется забыть навсегда.
Сошлись на том, что будем держать ушки на макушке. Команданте заявил, что любые просьбы, требования и увещевания со стороны Магистра будут им молча проигнорированы. И распрощался, пожелав спокойной ночи. Полина ушла вместе с ним. Я спросил Киано:
— Вы где остановились? Вас подвезти?
— Да, вроде, как бы, пока нигде, — рассеянно ответил ученый муж. — Еще предстоит устроиться в гостинице.
— Вы истинный ученый. Раньше думаете о науке, а потом о себе. Как насчет переночевать у меня? Раскладушка найдется. Утром решим, где вас поселить.
Анита проводила нас до выхода. В фойе, в большом настенном зеркале, отразилась живописная троица. Киано размашисто шагал впереди, являя собой картину триумфа. Я чуть отстал, потому что Анита крепко ухватила меня за рукав. Мы, как раз, очутились рядом с зеркалом. Стройный молодой человек, и худощавая пожилая женщина. Анита, приподнявшись на носки, поправила мне воротник куртки. Сказала тихо:
— Ты был великолепен… папа.
— Выход в точку прибытия через десять секунд! — голос искина пробудил Хеди от задумчивости. Зенон встрепенулся. По замыслу, с первым, кратким обращением к Малому кругу выступит именно он. Затем Хеди зачитает меморандум Совета эльмов. Главное — ввязаться в драку, а там посмотрим. Пора покончить с господством надменных интеллектуалов.
— …ВОСЕМЬ…
Нельзя сказать, что эстеты-мыслители Новтеры не догадывались о давно зреющих на Гаторе настроениях. Не случайно их последним заказом был Z-29. Звездолет, превосходящий по энергетическому эквиваленту все корабли Новтеры, вместе взятые. Машина для подавления всяческих мятежных проявлений. Орудие господства.
— …ЧЕТЫРЕ…
И в этот раз они хотели провернуть тот же фокус, основанный на их монопольном обладании технологией искусственного интеллекта. Только Новтера может вдохнуть душу в звездный корабль! Но Гатор больше не будет своими руками ковать оружие против себя самого!
— …ОДИН…
Вот он, шедевр, вышедший с космических верфей Гатора! Живой, мыслящий корабль. Хеди представила себе изумление и страх новтеран. А не надо было продавать сто лет назад искина своему ставленнику на Ферне! Зло, однажды посеянное, да возвратится сторицей. Судьи пришли без зова.
— …ВЫХОД!
Во всю стену вспыхнуло изображение планеты на фоне бархатисто-черного неба. Спору нет, Новтера прекрасна…
В этот раз с ней что-то было не так.
Хеди сперва не поверила глазам. Потом прижала руки к горлу, удерживая рвущийся из груди вопль. Зенон стоял рядом, похожий на изваяние, не в силах сказать ни слова.
В своей стильной, только что переформированной каюте, то же самое видели Тея и Бобби. И они кричали. Громко, отчаянно, как от невыносимой боли. А в сознании Мелинды трепыхались бесформенные обрывки мыслей…
«Кевин!..»
«Глория…»
«Марджи…»
«Симона!!..»
«Спасите их!»
«СПАСИТЕ ВСЕХ!!!»
Над Новтерой шел огненный дождь.
Меньше двигаться и больше спать. Другого рецепта выживания нет. К концу вторых суток воздух в каюте по-прежнему чист и свеж. Ты никуда не выходишь, потому что незачем. В первый же день убедилась, что управление орбитальным модулем не перехватить. Несолоно хлебавши, убралась вон из центрального поста. Так назвала ту большую круглую комнату, откуда видны устрашающе красивые вселенские просторы.
Интересно, как это будет? Зазвенит тревожный сигнал? Скорее всего. Если будешь спать, он тебя разбудит. Наверное, за полчаса до исчерпания запасов кислорода. Подразумевается, что переход работает, и экипажу достанет времени эвакуироваться. Всё бы ничего, да что-то поломалось. Опять же, ничего страшного. Какой-нибудь другой корабль, оборудованный гипердвигателем, запросто выручит попавших в беду. Вся беда в том (ах, простите за каламбур), что в Мире нет таких чудесных диковин. Здесь вам не Новтера.
Вспоминаешь про «Парящего орла». Вот, кто мог бы тебя спасти. Но вот уже одиннадцать лет межзвездный крейсер мертв. Недвижим, он покоится на воде в гавани Норденка. Вокруг цепь сторожевых кораблей, на случай, если вдруг могучая боевая машина подаст признаки жизни. Забавно — что бы они сделали, в таком случае?
Временами ловишь себя на мысли, что в несчастье, постигшем «Парящего орла» виновата ты.
То было, как принято называть, «первое нашествие новтеран». Дозорный крейсер якобы случайно обнаружил Мир — планету, населенную эфемерами. Командир, человек эмоциональный и склонный к авантюрам, вообразил, что сможет одним хулиганским наскоком подчинить себе дикарей.
Они использовали мощный пси-генератор, чтобы погрузить человечество в состояние ужаса и беспомощности. Это им почти удалось. Если бы не вмешался непредвиденный фактор. К тому времени в Мире много лет хозяйничала и хулиганила ты. Всё закончилось чередой ужасных несчастий, и полным крахом твоего государства. Ты, мягко говоря, была не в лучшей форме. Обычно, в таком состоянии положено вешаться на ближайшей осине.
И, пожалуйста, бывшая Ее высочество — истощенная физически и морально, продемонстрировала всем… Что техника техникой, а самым лучшим «пси-генератором» является мозг Наоми Вартан. По крайней мере, на тот момент. Честно говоря, тебе помогала Полина — тоже могучий пси-талантище. Вы потрясли сознание «Парящего орла» до самых основ, и он впал в кому, едва успев совершить посадку.
Вот почему сейчас твое положение так безнадежно.
Viv ge espere. Повторяй эту мантру и делай, что можешь.
Зайди в комнату перехода, коснись стены, загорится сигнальное табло. Посмотри: исчезло ли сообщение об ошибке? Нет. Всё так же мозолит глаза. Перед сном проверишь еще раз. Возвращаешься, валишься на постель, уставившись в потолок. Если долго на него смотреть, то появляется изображение часов. Время, правда, не Мира, а Новтеры. И на том спасибо. Постарайся уснуть.
Сразу не получается, в голове толкутся непрошеные мыслишки, и глупые воспоминания. Зачем их мусолить? Особенно недавние. Что сказала или сделала не так… Крепка задним умом, называется. Почему в разговоре с Раулем умолчала о главном? Не хотела выглядеть оправдывающейся. Ты же ничего этой дурочке, Тамаре не сделала! Пальцем не тронула. Расскажи об этом Раулю, и расположила бы его к себе. Может быть.
Вместо этого начала лебезить перед Лорой. Это случилось за минуту до беседы с Сонгером, когда он предложил помощь. Улучив момент, ты притиснула Лору в темном уголке коридора и прошипела, что та змея:
— Чего уставилась? Рот раззявила, глаза, как блюдца. Я ту недоразвитую — малолетку-разбойницу попросту отпустила! Случился со мной внезапный приступ благородства. То, что домой она не вернулась, и никто о ней больше никогда ничего не слышал — я тут причем?!
— Так-таки отпустила? — с сомнением переспросила Лора. Последнее время она стала меньше тебе доверять.
— Да! Выпроводила вон, вместе с вещами!
Спроси теперь: кто тебя за язык тянул? Ляпнула, не подумав. До сих пор перед глазами лицо Лоры — как оно изменилось! Стало испуганным, чужим, злым. Потом Лора воскликнула:
— Так вот, как ты ее погубила!
И сухо добавила:
— Временами ты бываешь очень подлой.
Тоже мне, судья нашлась! Когда это было — считай, два поколения назад. Ты не обязана была пушинки сдувать с агрессивного и неумного ребенка!
Надо было сразу сказать это Лоре. Развести руками, слезу подпустить. Вместо этого ты отпрянула от нее, как ошпаренная. А Лора шарахнулась от тебя, как от чумы. Славно поговорили. Когда Сонгер к тебе пришел, он не зря испугался. Рожа у тебя была такая, словно сейчас из окошка вниз головой выпадешь. Ага, держите карман шире. Не дождетесь. Чихала ты на чужие мнения. Хозяйку они никогда не интересовали.
Отчего же тебе так муторно?
Устав терзаться, незаметно засыпаешь. Во сне к тебе приходит Лора, и между вами — всё улажено. Становится радостно и легко… Ясное небо, цветущие поля, с темной кромкой леса на горизонте. Когда сновидение тает, ты по-прежнему ощущаешь присутствие Лоры. Она рядом, она близко. Протяни руку и дотронешся.
Ладонь хватает пустоту, просыпаешься окончательно. Оказывается, лежишь на полу. Что за напасть?! Последний раз, когда ты ночью сверзилась с кровати, тебе было лет пять. Ребенок и взрослая женщина — есть же разница! Как ты могла хлопнуться на пол и ничего не почувствовать? Недоумевая, делаешь попытку встать… Кувыркнувшись в воздухе, возносишься чуть ли не к потолку.
Плавно опускаешься на пол, мягко шлепнувшись попой. Хорошо, что в комнате нет зеркал. Не хотелось бы увидеть свою ошеломленную физиономию. Кое-как приведя мысли в порядок, находишь простое объяснение. Искусственная гравитация сильно ослабла. Режим экономии энергии, ясно-понятно.
Новую попытку встать делаешь медленно, осторожно. Уф! Получилось. Немного кружится голова — это скоро пройдет. Надо не шагать, а легонько прыгать, отталкиваясь сразу обеими ногами. В питьевом фонтанчике, слава Марии, вода еще есть. Ловишь ее губами, желудок жалобно урчит. Ему бы сейчас яичницы с ветчиной… Ладно, пусть чаю с булочкой. Третьи сутки невольной голодовки — дискомфорт, но ничего страшного. Без жратвы и две недели свободно выдержишь. Не этого надо бояться. А того, что с минуты на минуту услышишь аварийный сигнал: кислород на исходе. Ты ждала его вчера. Видно, долгий сон немного продлил твою жизнь.
Напившись, ловким стелющимся прыжком отправляешь себя прямиком на кровать. Эх, некому на тебя полюбоваться. Почти что летать научилась. Правда, недалеко и низенько. Пробуешь расслабиться и снова заснуть. Во сне организм потребляет меньше кислорода. Так, в полудреме, полу-трансе проходит еще несколько часов. Слабое тяготение помогает тебе.
Чтобы не было скучно, сочиняешь во сне философский трактат. «Влияние характера на судьбу». Получается очень солидно. Особенно нравится глава «О нецелесообразности использования клавишных духовых инструментов священнослужителями среднего и младшего звена на вне-церковных праздничных мероприятиях». Сей труд имеет успех, но находятся недоброжелатели, обвиняющие тебя в плагиате. Во сне ты с жаром доказываешь всем и каждому, что результаты твоего исследования намного шире, чем тривиальная народная мудрость «на хрена попу гармонь».
Чем закончилась воображаемая борьба за научный прогресс, остается неясным. В следующее пробуждение вновь обнаруживаешь себя привольно разлегшейся на полу. Ситуация смешная, и начинает надоедать. Падшая женщина… простите за нехороший каламбур. Присмотревшись, обнаруживаешь, что спать надо не сверху покрывала, а забравшись под него. Оно — эластичное, и пристегнуто по бокам к кровати.
Еще четыре однообразных дня. Время отмечаешь, переводя в уме новтеранские сутки в привычные дни Мира. Сигнал тревоги так и не прозвучал. Странно, но это тебя пугает. В довершение, вторая дверь, через которую можно добраться до центрального поста, вновь заблокирована. Надо бы поорать на нее, и попинать хорошенько. Да что-то нет желания и сил. Зеркало в ванной показывает бледную физиономию, со впалыми щеками. Хоть икону пиши. Тоненькой струйки из крана едва хватает ополоснуть свой светлый лик. Горе тебе, Наоми.
Пояс джинсов затягиваешь еще на одну дырочку. Его ты купила еще в Хонке, великой столице Суора. Добротный, кожаный, со множеством мелких кармашков, в каждый помещается монета. Когда-то так и было. Сорок девять золотых — ты носила на себе почти миллион. Гроши ушли на поддержку восстания в Суоре. Тогда ты думала, что Лора погибла. Ты собиралась мстить за нее.
Чтобы, спустя несколько месяцев, ловить ее осуждающий взгляд, слышать презрительные слова. Тащишься обратно в комнату, садишься на постель, жалобно всхлипывая. Романтические вздохи, на пустой желудок, оборачивается громкой икотой. Безобразие, фу. Набираешь в грудь воздуха, задерживаешь дыхание.
Ногам передается дрожь пола… что такое?! Кровать под тобой ходит ходуном. Издаешь что-то вроде хрюканья или фырканья, не удержав воздух в легких. Валишься на пол, вне себя от ужаса. Судорожно вздыхаешь, заходишься кашлем. Святой боже и Мария-заступница! Неужели твое космическое убежище начинает разваливаться?!
Странное явление прекращается так же внезапно, как началось. Тишина. Ни шороха, ни звука. Что за чертовщина? Не могло же всё это тебе показаться? Вот будет номер, если у тебя просто крыша поехала. Напряженно прислушиваешься. Ничего. Всё вокруг в полном порядке. Ты тоже в порядке. Не ушиблась, нос не расквасила. И, кстати! Икота прошла.
Примостившись на полу в вольной позе, воображаешь Лору рядом с собой. Надо сказать ей: «Знаешь, дорогая, ты несправедлива ко мне! Мне надоело выслушивать от всякие тебя гадости…»
Нет. Не так. «Лора… Мне пришлось совершить много плохого. Обстоятельства были сильнее меня…»
Не годится. Лора тонко чувствует фальшь. Тебе нечего сказать ей. Слышишь чей-то голос, и не сразу понимаешь, что это говоришь ты.
— …да, я отправила Тамару на погибель. Не было в том никакой высшей справедливости. Девчонка убивала, чтобы выжить. А я — за идею. Вот и угораздило Тамми напороться на меня… На пьяное от безнаказанности, осатаневшее чмо.
Сигнал тревоги прозвучал под утро. Так называется время, когда ты просыпаешься. Какое сейчас время в Мете — не знаешь, сбилась со счета. Быстро отстегиваешь покрывало, спрыгиваешь на пол. Получается красиво и ловко — приноровилась к слабому тяготению.
Голова ясная, мыслишь четко. Спала совершенно без сновидений. Это — последствия недельной голодовки? В комнате медленно разгораются потолочные лампы. Надо же, какая забота! Автоматика следит, чтобы глазки твои привыкли к яркому свету. Жаль только, что к отсутствию кислорода привыкнуть нельзя.
На стене горит транспарант: «Выполняется разгерметизация отсеков». Чтоо-о??!.. Какая, нахер, разгереме… да вы, что, сдурели?! Идиоты… кто так запрограммировал систему? «Эй, перестаньте, я же задохнусь!»
Слышно громкое шипение. Замок двери щелкает, сейчас напором воздуха ее распахнет настежь, и атмосфера каюты улетучится. Смерть от декомпрессии не самая приятная, одно утешение — быстрая. Кровь из горла, из ушей, вылезшие из орбит глаза, хрип, краткие конвульсии, и поминай, как звали. Вот, что тебя ждет.
Но… ничего не происходит! Секунды текут. Дверь по-прежнему закрыта, словно что-то прижимает ее снаружи. В воздухе появляется странный запах. Нельзя сказать, чтобы неприятный, но незнакомый.
В голову закрадывается невероятная мысль. Если она верна, то снаружи есть атмосфера. Сейчас чуждый воздух проникает в отсеки станции. Беда в том, что, по определению, он — не пригоден для дыхания! Метан, аммиак, углекислый газ — таков состав первичной атмосферы. Кислороду в ней взяться неоткуда.
Ладно, примем, как данное. Тот факт, что не чувствуется мерзкой вони, говорит о том, что основной компонент — углекислота. Она не пахнет. Как утешительно. Потеря сознания происходит незаметно; судя по времени, ты уже мертва.
Криво усмехнувшись, пинаешь дверь ногой. Ошибочка, блин. Дверь легко распахивается, давление уравнялось с наружным. А тебя отбрасывает назад, ты неловко шлепаешься, проклиная собственную забывчивость. Тяготение, мать его так…
Потирая разные места своего красивого, но немного исхудалого тела; и почесывая глупую голову, выгребаешься в коридор. Легкая слабость почти не мешает. Не до забот о самочувствии, пока. Тобой всё больше овладевает изумление.
Направо пойдешь — в центральный пост попадешь. Нам туда не надо. Налево попрёшься — увидишь свет в конце тоннеля. Это открывается наружный люк. Спешишь туда, пару раз нелепо взбрыкнув ногами. Давно пора было догадаться. Видя, как медленно падают оброненные предметы, могла сообразить. Школьная физика. Высота, с которой твой ботинок упадет на пол ровно за одну секунду — численно равна половине ускорения.
Проделай сей простой опыт, и убедилась бы. Восемьдесят сантиметров. Это дает метр шестьдесят на квадратную секунду. Одна шестая от тяготения Мира. Решение простое, ответ очевидный… Останавливаешься на выходе. Великие скульпторы, где вы? С тебя надо ваять статую «Обалдевшая дева».
Ясное вечернее небо и цветущие поля, с темной кромкой леса на горизонте. Твой воплотившийся сон. Вблизи — странные голубые и фиолетовые цветы на толстых стеблях, в рост человека. Это их аромат ты ощутила в каюте.
Низко над горизонтом, чуть выше и левее заходящего солнца — большой, узкий, светлый серп. Это — Мир, такой близкий и такой далекий. Вокруг торжественная тишина. Воздух чист, благоухан и свеж. Неделю назад здесь был ад из серных испарений, раскаленной лавы, и внезапных землетрясений от падения очередного астероида. Сейчас должно быть то же самое, разве что почва перестала бы дрожать.
Здравствуй, Обо! Вечная, молчаливая спутница… Кто же сделал с тобой такое?! Кто сотворил это невероятное чудо?
Ближняя луна. День номер 6. Счет ведешь от следующего утра после выползания на свет божий. Начало нового дня похоже на начало предыдущего. Отличается только картинка в небе. Через шесть дней она повторится. Ты увидишь Мир в той же фазе и на таком же удалении от солнца. Шестидневная неделя. Гордишься тем, что составила первый календарь для терра-формированной Обо.
Утро начинается с рассвета. Штаны, рубашка, ботиночки… Климат здесь райски приятный. Можно отогреться после погодных аномалий Мира. Сходишь по пологому пандусу (в который развернулся входной люк). Приступаешь к умыванию. Делается это так. У тебя, в пустотелой металлической пряжке пояса, спрятано главное сокровище. Миниатюрный стилет. Остро заточенная нержавеющая сталь. Опять же, сувенир из Суора. Что бы ты без него делала. А так: вооружена до зубов. Простите, до пупка.
Входишь в гущу цветочных стеблей. Даже страшновато называть это цветами. Толстый, зеленый коленчатый стебель. Наподобие бамбукового. Узкие, темно-зеленые листья. Бутоны и раскрывшиеся цветы — на самой макушке, выше твоей головы. Ищешь стебли более светлого оттенка. Вот, нашелся один. Обхватом в ладонь. С усилием качаешь его, прислушиваясь. Буль-буль.
Острием стилета буравишь древесно-твердую зелень ствола. Готово! Подставляешь тару под тонкую, упругую струю. В одном колене чуть больше поллитра. Сперва пьешь, утоляя жажду. Остатком ополаскиваешь рожу. Длинными стелющимися шагами углубляешься дальше в заросли. «Огуречник». Его листья вроде побегов молодой спаржи. На вкус, и правда, напоминает огурец. Ням-ням, хрум-хрум.
В первый же день пришлось решать важную задачу. Как в математике есть таинственно-сложная «Проблема Бернстайна», так и у тебя — «проблема кастрюли». Беда в том, что на станции нет ничего похожего на камбуз. Есть продовольственный склад — он пуст. Не оттого, что кто-то всё съел. А потому, что не затарили. Незачем, при беспилотном вояже…
Обшарив склад, нашла маленький контейнер, черт знает из под чего. Со снимающейся крышкой. Сойдет за высокую кастрюльку или чайник. После принялась изучать местную флору. На вкус. Пробовала немножко. Ждала, не случится ли чего. Всяких там… тошноты, рвоты и прочих конвульсий. Обошлось. Не испытала никаких страшных мук и последующей ужасной смерти. Одно лишь любопытство снедало тебя. Откуда взялось окружающее благолепие?..
Программируемая эволюция. Вроде цепной реакции. Как взрыв. Вж-ж-жух! И готово! Ты подсчитала: вся Обо зацвела за каких-то восемь дней! Сперва споры бактерий, которыми засеяли новорожденную атмосферу. Потом… фиг его знает что, но эффект поразительный. Не ожидала, что новтеранские умники настолько продвинулись.
За эти дни взяла обыкновение разговаривать сама с собой. Способствует самоконтролю, держит в тонусе. Рассказываешь себе и воображаемой аудитории, каков твой распорядок дня.
На подножном корму протянуть можно долго, но закончится тем, что протянешь ноги. Допустить этого никак нельзя, ты себе очень дорога. Поэтому, сразу после завтрака отправляешься в поход за обедом и ужином.
«По вчерашним следам, по следам прошлых дней, неся смерть городам, мы пришпорим коней…» Боевая песня барнабов. Никогда больше не звучать ей над Миром. И народа такого больше нет.
Полчаса прыг-скока на юг и выходишь к… берегу моря? Или огромного озера. За близким горизонтом противоположного берега всё равно не углядеть. Одно знаешь точно: вода тут пресная.
В первый раз ты здесь едва не погибла. Допрыгалась, одним словом. Когда увидела, что под тобой обрыв, метров в пятьдесят, было уже поздно. Ты находилась в воздухе, в середине очередного прыжка. Который грозил стать последним.
Причиной стал обман зрения. Мы привыкли, что в Мире горизонт находится далеко, километрах эдак в пяти-шести. Если смотреть с высоты собственного роста. Очень трудно поверить, что на Обо это не так. Поэтому все детали пейзажа кажутся дальше, чем они есть.
Ты медленно, как во сне, погружалась в провал, а сознание лихорадочно оценивало обстановку. За шесть секунд падения наберешь скорость, с какой дома шмякнулась бы, упав с пятиметровой высоты. Это — предел для благополучного исхода, когда нет еще риска переломать ноги. Дольше — пиши пропало.
Извернулась, сжалась в комок, ускорив вращение. Вытянулась, оказавшись лицом к бугристой стене обрыва. Дотянулась руками, едва не содрав кожу на пальцах. Так тормозилась, хватаясь за стенку каждые две-три секунды. Не помнила, как оказалась внизу. Долго лежала, отдыхая, а волны тихо плескались у твоих ног. Нашла себе приключение…
От этого воспоминия до сих пор пробирает озноб. Вот и хорошо. Не теряй бдительности. Доходишь, доскальзываешь до края. Точный расчет. Медленно скользишь вниз, вдоль серой, в трещинах и выпуклостях, каменной стены. Каждая зацепка теперь знакома. Для каждой в памяти отмечена запасная — где еще ухватиться, если промахнешься.
Полминуты, и ты внизу. Время отлива. До кромки воды еще метров двести. Подходишь. Снимаешь ботинки, закатываешь штаны. Вода прозрачная. На полуметровой глубине, среди колышущихся водорослей засели кошмарные существа. Это в первый раз они показались такими. Ничего особенного. Полистайте книжку по палеонтологии. Найдите главу о трилобитах. Ага. Они самые. «Крабораки» — именуешь их ты.
Снимаешь контейнер, притороченный за спиной, наполняешь его водой. Быстро выуживаешь из воды, хватая за широкие черные спинки, троих крабораков. Запихиваешь в контейнер, захлопываешь крышку. Простите, ребята. Принуждена сварить вас и съесть.
Лезть наверх всегда легче, чем спускаться. Этому не мешает даже контейнер за спиной. Дома он весил бы около десяти килограммов. А здесь чуть больше полутора. Инерция, правда, у него осталась та же самая. На обратном пути это чувствуется в каждом прыжке. Но ты уже привыкла.
Возвращаешься довольная. Крабораки скребутся в контейнере. Резвитесь, пока. Время до обеда положено посвятить ученым занятиям и благочестивым размышлениям. Вот и займемся.
«…я застала рубеж двух эпох. Помню остатки феодального рабства, сальные свечи, флуорлампы, тарантасы, солнечный телеграф, арбалеты и пружинные ружья… На моих глазах возникли железные дороги с курьерскими поездами, пароходы, электрические фонари, автомобили, аэропланы, крейсера, подводные лодки, радиостанции, телефоны, реактивные снаряды…»
«…Моя попытка вмешательства в местные дела закончилась до ужаса плачевно. Я чудом осталась жива. То были тяжкие дни. Я спрашивала себя: что же ты будешь делать — несчастная, запутавшаяся в чуждой жизни дура? Ответила: сделаю ее своей. Займу место на вершине пирамиды, благо, для этого нечаянно сложились все условия. Я — мученица, я героиня, восставшая из мертвых…»
«…помня, как облажалась в начале, когда меня почти совсем убили, сочинила, на будущее, основные принципы.
Первое: единоличная власть. Решения принимаются и исполняются в среднем втрое быстрее, чем в парламентской говорильне, когда никому не интересно решение верное, а лишь устраивающее всех.
Второе: предсказуемость. Игра всегда по одним и тем же правилам. Подданным не надо каждое утро в страхе угадывать, с какой ноги встал правитель. И у правителя меньше шансов получить себе тугой шарфик на шею или табакеркой в висок.
Третье: никогда никому не угрожать. Слабый угрожает, а сильный действует. Да так действует, что и через пятьдесят лет все пораженно молчат.
И, последнее. Самое плохое для правителя — это располагать неверными данными для принятия решений. Поэтому: жесточайшие наказания за ложь, обман, дезинформацию. Всяческие поощрения за правду…»
«…очень скоро, осваивая практику управления государством, я уяснила, что подлость человеческая не имеет границ. Есть индивиды, которых ничем не прошибёшь. Ложь, провокации, убийства из-за угла близких, дорогих тебе людей — для них это, как стакан воды выпить. Мелкие физиологические потребности. Плюс сильная воля.
Даже под угрозой смерти они смеялись мне в лицо. Но и у этой породы нашлось слабое место. Базовые инстинкты — неистребимы. «Делай со мной, что хочешь, не сдамся, — говорили мне. «Ничего тебе не сделаю, — отвечала я. — «За тебя расплатятся родные, твоя женщина, дети…» Это — действовало.
Люди очень удивляются, когда с ними поступаешь так же, как они с тобой…»
«…меня упрекали за прямолинейность, неспособность к компромиссам. Здрасте-пожалуйста… когда Эгваль руками барнабов решила уничтожить Остров, мне просто не оставили выбора. Не говорите, что вас не предупреждали. Я же предложила переговоры! Сказала прямо и честно: «Не хочу войны, жажду мира. И предупреждаю вас со слезами на глазах: стоит вам тронуть меня — и я убью вас всех до единого…»
«…в Госсовете сомневались, доказывали мне, что нельзя загонять крысу в угол! Какой глупый предрассудок! Наоборот, с некоторыми крысами только так и следует себя вести!..»
«…я оказалась права, а они нет. Годы шли, славные, победные. Но, меня всё чаще попрекали, обзывали душительницей свобод. Вранье! Свобода слова? Да, пожалуйста! На здоровье! Кушайте полной ложкой! Но нигде не сказано, что вы должны быть на свободе после своих слов!..»
«…так же плотно я затыкала глотки так называемым «борцам за независимость». Независимости людей и народов не было, нет, и не будет! Все взаимосвязано…»
«…со временем всё чаще вспоминала человека, предупредивший меня когда-то, что за всё придется платить. Накапливалась усталость. Не физическая, а что-то вроде душевного изнеможения. После долгих лет борьбы становилось всё труднее верить в свою миссию…»
«…наступил день, когда я в ужасе и отчаянии спросила моего доброго старика Гаяра: что же со мной происходит?! Откуда тлеющая во мне злоба? Эти вспышки беспричинного яростного гнева? Да такие, что я перестаю себя контролировать…»
«…постепенно выяснилось, что лучшее лекарство для меня — временами менять род занятий. Я оставила ежедневную рутину заместителю, и погрузилась с головой в проект реконструкции столицы.
Вскоре адмирал Арни напросился поговорить со мной наедине. Воскликнул дребезжащим голосом: «Нельзя так делать! Ты спроектировала широченные авеню, по которым боевую технику легко перебросить в центр города. Зачем своими руками облегчать кому-то попытку переворота?»
Я посмотрела на его иссеченное старческими морщинами лицо, красные прожилки у носа — следствие частого пьянства, на его трясущиеся руки, согбенные плечи. Когда то сильный, высокий, смелый человек…
Преувеличенно бодро ответила: «Так это же хорошо! Представь, как красив будет блеск зари на танковой броне, как суровы лица воинов, идущих сокрушить тиранию Хозяйки!»
Он покрутил пальцем у виска, буркнул: «Совсем сбрендила старуха!» — и вышел, хлопнув дверью. Он всю жизнь верно служил мне, но всегда был груб со мной. И его мучило, что стар и немощен он, а не я…»
«…вот и всё. Когда-то я знала человека, который был на верном пути… а теперь я не верю, что это была я. Мой народ! Почему… ты меня не сверг?..»
Остров. Вагнок. Резиденция Верховного координатора. Команданте Йерк осторожно положил ладони на вздрагивающие плечи Полины. Никогда он не видел своего заместителя в таком смятении. Губы дрожат, лицо пошло красными пятнами. Она готова была расплакаться. Воскликнула:
— Одиссей!.. Я не могу больше… Как прекратить… весь этот кошмар?
Команданте со вздохом ответил:
— Не в наших силах. Предвижу, что неприятностей огребем, будь здоров…
И добавил с мрачным юмором:
— Она всегда ставила себя выше других. И, нате вам. Выше некуда.
Мета, столица одноименной провинции. Дом Боргезе. Айвен Астер, невыспавшийся, с лицом чернее тучи, спросил у растерянного Сонгера:
— Объясните, что происходит?
— Я… ну… чёрт… мы теперь, хотя бы знаем, куда ее занесло. Остального не понимаю.
— Да. Успокаивает, что жива, не пострадала, нашла, чем из местных ресурсов подкормиться. Попала, как кур во щи, но терра-формирование уже закончилось. Это ее и спасло. А что случилось потом…
— Я же сказал: понятия не…
— Из нас двоих, журналист — вы! Не юлите, юноша!
Сонгер, с отчаянием провинившегося школьника, сказал:
— Поверьте, я тут ни при чем! Сам ошарашен. Судя по тому, что ракурс съемки постоянно меняется — камера установлена на чем-то вроде дрона. Знаете, такой, как бы игрушечный летательный аппарат…
— Знаю, — сухо подтвердил Астер.
— Изображение — прекрасное. Характерное для субэфирного передатчика. Тот факт, что Наоми… э-э, Нойс никак не реагирует…
— Означает, что ваш предполагаемый дрон очень маленький! — со сдержанной яростью добавил Астер. — Не углядеть. Прекрасная шпионская штучка. Какой-то негодяй принимает сигнал и тут же выкладывает в Сеть ролик за роликом! А Наоми… Да перестаньте вы бояться этого имени! Поздно его скрывать. Наоми даже не подозревает, что ее видит и слышит весь Мир!
В сиянии дьявол вознесся высоко,
Не видит ужасного облика око
Ничье. И в фигуре далекой
Ничто не смутит, не спугнет никого…
И примут за ангела люди его.
«…почему я ее не убила. Так больно читать ее пасквили… и так хорошо они написаны! Я — мазохистка. С нетерпением ждала, какие еще стихотворные стрелы выпустит в меня мстительная девчонка. Воображала, будто бы эти строки сочинила я. Словно бы они направлены на кого-то другого. Так избавлялась от чувства жестокой обиды, и могла оценить красоту слога. Если бы приказала ее казнить, то навсегда лишилась бы этого наслаждения…»
«…и хватит тыкать моим скверным характером мне в нос! Да, моя неприязнь к ней, во многом — это зависть графомана к настоящему поэту! Да-да-да! Я тоже умею рифмы подбирать. А вот не выходит… Проза у меня сочинялась лучше. Особенно приказы. Свои распоряжения я излагала очень простым языком. Четким, лаконичным. Скажете: чтобы невозможно было не понять? Нетушки! Я формулировала так, что не понять не посмели бы! А чтобы никого не обижать… Подскажу один приёмчик. Приказы Хозяйки чаще всего имели форму просьб…»
«…а стишки, увы, слабые получались. Или же перепевы великих поэтов древности. Оттого никому не показывала. Странно, правда? Хозяйка великой империи, а переживала из-за пустяка…»
Друзей меняла. Страны. Города.
Пути-дороги. Новые года.
Но никуда мне от себя не деться.
А если деться — только в никуда.
Ближняя луна. День номер 11. Солнце в полдень — почти в зените. Ага, значит, ты — в местных тропиках. День непривычно короток — девять с половиной часов, трудно приноровиться. Поэтому вставать с восходом солнца, как сегодня, не всегда получается. Позавчера сильно припозднилась, а когда дотрюхала до берега, то увидела устрашающую картину. Прилив. Двадцатиметровая волна неторопливо и грозно надвигалась на тебя. Дул сильный ветер, хорошо, что с моря. Когда вал ударился о береговую кручу, земля задрожала так, что ты не устояла на ногах.
Скуля, как собачонка, поспешила на четвереньках убраться подальше от обрыва. На обратном пути подгонял ветер, прыжки выходили длинными, захватывающими дух. В тот день ты осталась без обеда. Одна польза: сделано важное открытие. В озерах приливов не бывает. Судьба поселила тебя вблизи обианского моря. Или, скорее, океана. Хорошо, что берег так высок. Иначе от регулярных местных цунами не нашлось бы спасенья.
Ничего не поделаешь. С мореплаванием на Обо всегда будут проблемы. Слишком близко находится Мир. Его огромная масса оказывает сильное приливное действие. Когда Обо раскрутилась вокруг оси, под влиянием выпавшего на нее кометного роя, так всё и началось. Дважды в сутки прокатывается по местному океану гигантская приливная волна.
И не только вода, но и суша реагирует. Ты привыкла, и уже не вздрагиваешь от ужаса, ощутив колебания почвы. Внутренности Обо раскалились от взаимного трения пород, ядро расплавилось. В его составе есть железо. Получилась естественная планетарная динамо-машина. Так Обо получила магнитное поле. Оно защищает от потока солнечной радиации. Та ее малая часть, что достигает верхних слоев атмосферы, вызывает рекомбинацию атомов кислорода. От этого возникает и постоянно поддерживается озоновый слой. Он задерживает ультрафиолет, который иначе выжег бы здесь всё живое.
Прекрасный в своей выверенной сложности природный механизм! Однажды запущенный, он будет действовать многие тысячи лет. Этим «актом творения» юные захватчики с Новтеры хотели поразить, да что там… потрясти аборигенов! Их несостоявшийся подвиг присвоил себе Великий Магистр.
Орбитальная станция — это тот же самый объект, который Фома Канопос однажды продемонстрировал Лоре. Ни она, ни ты по ее рассказу, не догадались, что это — не стационарное сооружение, а космический аппарат. Снабженный аграв двигателем. Перед началом кометной бомбардировки станция тихонько убралась подальше в пространство. Бортовой компьютер управлял генераторами аграв-лучей. Так корректировались траектории астероидов из кометного роя. Всё прошло на ура, и орбитальный модуль вернулся на Обо, выбрав безопасное место. Когда система сочла, что процесс терра-формирования успешно завершился, то выпустила тебя наружу. Большущее спасибо.
Теперь станция — твой дом. В ней ты чувствуешь себя в безопасности. Если бы не полностью севший аккумулятор Ричи, то было бы славно.
Отдыхаешь в тени, привалившись спиной к одной из опорных колонн. Когда открываешь глаза, то видишь, что день заметно перевалил за вторую половину. Значит, спала. Это хорошо. Аккуратно, плавно встаешь, так, чтобы не подпрыгнуть, невзначай, сразу на полметра. Пора варить крабораков.
Откуда дровишки? Ты каждый день надрезаешь стилетом несколько молодых бамбуко-цветочных стеблей. Режешь под низ, у корня. Через пару дней стебель высыхает. Сухостой обламываешь и складываешь в тамбуре. Чтобы не отсырел ночью. Или не намок от внезапного дождика.
Костер разводишь неподалеку от входа, там уже образовалась утоптанная площадка. Никто ни за что не догадается, как ты добываешь огонь. Сухие стебли легко крошатся, так что трением — бесполезно. Зато у тебя есть стеклянная пуговичка от кофты. Она выпуклая, как линза. Единственный недостаток — нужно дневное время и солнечная погода. Сейчас всё в порядке — небо ясное, солнце на месте.
Огонь горит, водичка булькает, пар идет, варево вкусно пахнет. Чёрт возьми, ты всегда любила дары моря! Настроение поднимается. Двух слопаешь сейчас, а третьего оставишь на ужин.
Готовых вылавливаешь из контейнера сухой палочкой с раздвоенным концом. Выкладываешь на заранее сорванные лопушиные листья. (По праву первооткрывателя это растение ты назвала лопухом). Пусть немного остынут. И бульон тоже. Для него у тебя есть черпак, сделанный из больших свернутых в воронку листьев. С приделанной ручкой из веточек. Учитесь, робинзоны.
Выпив бульону и съев краборака, вытираешь губы. Восторженно возводишь глаза к небу. Ты не религиозна. Хозяйка к служителям Белой церкви всегда относилась с изрядной долей иронии. Этому не мешало даже чувство благодарности — именно Белые братья, в те давние, навсегда врезавшиеся в память дни, в конечном счете, спасли Наоми, укрыв ее в святых чертогах. То сделали отдельные благородные люди. А в целом, любая религия и любая церковь — рассадники изощренного жульничества и обмана.
Но сейчас ты хорошо отдохнула, сыта, и уверена, что скоро тебя выручат. Выпеваешь, почти без насмешки:
— Господь! Ты — Пастырь мой! Я ни в чем не буду нуждаться… Но пошли же ты мне бутылку пива… Или лучше две-е-е!..
Усмехаясь, принимаешься за второго краборака, или трилобита или как там зовут эту вкуснятину.
Сигнальный звонок, похожий на переливы колокольчиков, достигает твоих ушей. Это сработал механизм камеры перехода. Починили-таки?! Что-то разладившееся в механизме управления переходом в Университете Норденка — теперь работает. Хватаешь оставшегося краборака — не пропадать же добру…
Кидаешься наверх, по пандусу, нелепо взбрыкнув ногами. Насилу выправляешь равновесие. Впадаешь-вплываешь в свою каюту, оттуда в камеру перехода. Круг замыкается. Сейчас окажешься в цокольном этаже Универа, в зале Библиотеки. Встретит тебя, разумеется, сам его величество Магистр, гневный и блистательный. Надо не забыть поздравить его с успехом великого эксперимента. При том поклониться в ножки, и покаяться в грехах. Так, скорее к пульту…
Переход закрыт, как и раньше. Красная строчка предупреждения мозолит глаза. Хочется выть от разочарования. Сигнал тебе просто послышался. Одиночество сыграло с сознанием злую шутку. Со вздохом поворачиваешься, собираясь уйти из этой юдоли скорби. И застываешь на месте.
В центре комнаты, на полу покоится объемистый металлический чемодан. Всё, как положено, даже ручка есть. На боковой стенке приклеена инструкция. Ясненько. Запасной аккумулятор Ричи. От тебя требуют установить его взамен разряженного. Облегченно вздыхаешь. Конечно! Само-собой разумеется! Сделаешь, всё, что надо. И тебя заберут отсюда.
Бодренько подпрыгиваешь к чемодану. Он очень массивен, инерция у него, будь здоров. Таскать его, даже при малом тяготении, надо осторожно. Примериваешься, как удобнее взять… Испытываешь второе за минуту потрясение. Ничего себе, исполнение желаний!..
Впритык к чемодану-аккумулятору стоят запотелые, с красивыми этикетками… две бутылочки пива. Наклоняешься ближе — не чудится ли? В зеленом бутылочном стекле карикатурно отражается твоя физиономия. Глазки выпучены, челюсть отвисла.
Хватаешь бутылку. Сбиваешь пробку о край чемода… гребаного Ричи. Делаешь длинный глоток. Еще один. Еще. Обливаясь слезами потрясения и обиды, опустошаешь емкость до дна.
Через пару минут появляешься на выходе, чтобы спуститься вниз. Ноги заплетаются. Щеки разрумянились. Глаза пьяно блестят. В одной руке последняя бутылка, в другой красное, варёное членистоногое.
Последнее время ты жила впроголодь. Потеряла не меньше семи килограммов веса. В таком состоянии даже слабый алкоголь оказал на тебя сокрушительное действие.
— Господь! Пастушок ты мой!.. Я ни в чем не буду нуждаться!! Ты покоишь меня… ыы-ы-игк! на злачных пажитях… К тихим водам… ага, тихим, как же!.. водишь меня…
Теряешь равновесие, в раскоряку плавно съезжаешь вниз, каким-то чудом сумев, по пути, встать на ноги. Размахиваешь руками, грозя небесам бутылкой с остатками пива и недоеденным крабораком.
— На моем пути — не убоюсь я зла!.. На моем пути — Ты… всегда со мной… И Мария-дева!! — Дочь твоя, распу… З-заступница…
Кто сыграл с тобой эту шутку! Кто сейчас, с ухмылкой, наблюдает за тобой? Кто подслушивал тебя всё это время?! А ты сама, дура набитая!.. не могла читать автобиографические проповеди тихонько, и в тряпочку!?
Почувствовав слабость, плюхаешься на землю. В обычном здесь, замедленном темпе. Это, как при нормальном тяготении сесть на стул. Почва покрыта плотной, короткой травой. Словно на коврике восседаешь. В хмельную голову лезут странные мысли. Откуда здесь почва? Ага… Генномодифицированные бактерии, размножились в атмосфере. Кушали аммиак, углекислоту и метан… А высером у них был кислород. Когда пища закончилась, микробы массово сдохли и выпали в осадок толстым плодородным слоем. Нынче, сверху на них выпала в осадок ты.
Глоток из бутылки, как наслаждение. Наверное, в местной живности не хватает каких-то витаминов. Раз так, добавим еще. На сердце становится легче. Да, выболтала многое. Наговорила, лет примерно на тысячу, строгого режима в самой гнусной тюрьме Эгваль. Или вовсе поставят к стенке. Это ж — редкая им удача! Злейший враг — жив. Взят в плен! Какие широкие возможности открываются перед властями!
Показательнное судилище — лучший способ перенаправить недовольство народа с бездарных правителей на мерзкую новтеранку! О, как она гнусна и коварна! Как хитро внедрилась в человеческое сообщество шестьдесят девять лет назад. Как подло злоумышляла против Великой Эгваль!
Да и на Острове с тебя спросят. Где обещанное место в авангарде человечества? Почему Вагнок — не столица Мира? Объясните, Ваше высочество, когда и где мы сошли со Светлого пути? Или… всё — ложь? Сказки? Морковка перед носом осла, чтобы заставить его работать, крутить мельничный жернов, стремясь к недостижимой цели. Ради чего годы тяжких лишений? Загубленные жизни?
Для того лишь, чтобы целый народ охранял безопасность, покой и благополучие одной единственной особы? Госпожи Наоми Вартан.
О, у тебя есть, что ответить. Ты вела людей не в тупик, а по магистальному пути цивилизации. Не ты, так кто-нибудь другой. Жизнь — жестока, прогресс всегда собирает свою кровавую жатву. Не один умрет, так другой. Дороги эволюции щедро усеяны останками ее жертв.
Так не изволь обижаться, если сама ляжешь с ними.
— Я не обижаюсь… — бормочешь недовольно, и судорожно кашляешь, поперхнувшись пивом.
«…настанет день, когда вспомню имя свое. Назову, не таясь. Повторю снова, и снова. Без дрожи в голосе, не опуская глаз. Не стыдно бояться смерти, но стыдно исчезнуть бесследно.
Пусть не удивит вас то, что услышите. Невероятное — случается. Древние сказки — не лгут. Можно жить, не старея. Печально, что это — не для всех. Лишь Новым людям доступно: жить долго и умереть молодым.
Я — Наоми Вартан с Новтеры. Мне — восемьдесят девять лет».
Остаток дня работаешь техником-ремонтником. У чемоданистого аккумулятора есть колесики, при нормальных условиях ты бы его катила, таща за ручку. Здесь он весит около пуда. Так тебе кажется, когда, пыхтя от усилий, отрываешь его от пола. Ты ослабела от скудного питания. Также мышечный тонус ослаб от недостаточных физических нагрузок. Слабая сила тяжести тому виной. Маленький рай, в котором ты находишься — вреден для здоровья.
Ох! Опускаешь чертову железяку на пол. То толкая, то волоча, выкатываешь в коридор. Надо быть осторожной. На себе понимаешь разницу между весом и массой. Нельзя усердствовать. Приложив долгое усилие, можно разогнать эту штуковину так, что потом не будешь знать, как ее остановить. Масса у нее — около центнера. Зазеваешься, и она тебя покалечит. Самый мощный из найденных в обломках Скайтауна аккумулятор Ричи.
На Острове их раз-два и обчелся. У Магистра запас должен быть больше. Во время крушения Скайтауна островитяне спасали Небесных детей. Потому что, как раз на Острове объявилась ты, встретилась с Астером и Полиной. Оба вице-координатора обязаны тебе даром Ренессанса. Ты сделала их подобными себе! Команданте Йерк — тоже надеется со временем обрести новую жизнь. Поэтому, правящий триумвират Острова у тебя в кармане. До поры, до времени,
А люди Магистра предпочли заниматься мародерством, грабя останки Скайтауна. Так Магистрат получил, пусть временное, но явное техническое преимущество. Каждая из сторон сделала свой выбор…
Уф! Дотащила-таки. В полу центрального поста есть люк, открывающий доступ к энергоячейке. Оттуда надо извлечь разряженный Ричи, и поставить новый. Ага. Внутри — портативная ручная лебедка. С прикрепленной сбоку картинкой-инструкцией. Ладушки. Тянем-потянем, вытянуть сможем…
С помощью лебедки осторожно опускаешь новый аккумулятор на освободившееся место. Убеждаешся, что контакты плотно зафиксировались. Складываешь лебедку в специальное гнездо. Закрываешь люк в полу. Дело сделано, ты — справилась.
С громким: «Оо-о-ох!» — растягиваешься навзничь на черном, рубчатом полу. Правда, устала! Но, довольна. Задумываешься над парадоксом. Этой станции — лет сто. Такая архаика!
Не вставая, наблюдаешь, как оживает центральный пост. Включается обзорный экран, демонстрируя окружающую панораму. Красота. Слышен тихий шелест вентиляторов. Вдалеке с гулом и лязгом закрывается входной люк. Станция вновь переходит на автономное воздухоснабжение. Наружный воздух очищается, охлаждается до жидкого состояния и закачивается в резервуары.
Тело тяжелеет, с трудом ворочаешься, как выуженный из воды краборак. Что такое?! Это восстановилась искусственная гравитация! Ты вновь обрела нормальный вес! В шесть раз больше, чем тот, к которому приноровилась за истекшие дни. Ох-ох, где же паланкин и четверо мускулистых рабов… И паланкин, и рабы и Великий Вага остались в минувшей эпохе. Впрочем, рабов при Ваге почти что и не было. Это потом ты возродила рабство в полном объеме, назвав его «трудовой повинностью».
Так было надо. После падения Ваги, ты спасла Остров от смуты и кровавой революции. Пресекла казнокрадство. Усмирила бандитов, аферистов, любителей скорой наживы. Социальные катастрофы происходят не из-за тех, кто нуждается в необходимом, а из-за людей, жаждущих излишеств…
С трудом поднимаешься на ноги, мышцы болят. Блин! Куда девать махину старого аккумулятора? Как вообще ее с места сдвинуть? Не вовремя вернулась гравитация. Махнув безнадежно рукой, бредешь шаркающей походкой в свою комнату. Скорее лечь и забыться.
Сон приходит в облике наглой, злой, безбашенной девчонки — Тамары Роббер…
— Зачем ты здесь, Тамми?.. Чего хочешь от меня?
— Напомнить.
— Что?!
— Я всегда отдаю долги.
— Ты… ничего не должна мне!..
— Вы не понимаете. Благодеянием оскорбили меня.
Отворачивается, и уходит. Надо ее остановить, сейчас же. Тамми… Кидаешься следом… Бесполезно. Она исчезла. Жадно ловишь ртом воздух. В комнате темно. Хочется плакать.
Короткая грёза точна до деталей. От пятна света на паркете, до задумчивой морщинки на лбу Тамми. Лишь в одном сновидение солгало. Ты тогда не сделала даже попытки девчонку удержать.
Ближняя луна. День номер 12. Утром, наведавшись в ванную, поздороваться со своим отражением, обнаруживаешь, что из крана льется вволю и холодная, и горячая вода. Ах, вот оно как. Есть энергия, и система принялась извлекать влагу из воздуха. За ночь в баке набралось достаточно, для отмывания одной грязной особы.
С наслаждением моешься. После устраиваешь маленькую постирушку. С выжатым бельем выходишь наружу. Люк сам открывается перед тобой. Шествуешь по пандусу, как нимфа. Красивая и нагая. С каждым шагом ощущая, как тело становится легче. Искусственное тяготение не распространяется дальше нескольких метров от станции.
Сейчас, сейчас. Небольшие приготовления, чтобы развесить бельишко. Удобно, что можно легким усилием подпрыгнуть высоко, как на батуте. И плавно опуститься на землю. Закончив работу, привычным маршрутом обходишь-обпрыгиваешь свои владения. Обрывая то там, то здесь листья салата. Скромный завтрак королевы Обо. Просверливаешь острием стилета дырочку в толстом цветочном стебле. Ловишь губами прохладную влагу. Эта вода — вкуснее. Настоящий нектар.
А между двумя высокими, старыми стволами натянута сплетенная из тонких стеблей веревка. На ней утренний ветер полощет рубашку, лифчик и трусики. Скоро высохнут.
«Эй! Кто там, далекий, наблюдает за мной? Сглотни слюну и подрочи на меня».
К полудню погода портится. Ветер гонит низкие облака, они то и дело закрывают солнце. Сверху срываются крупные капли дождя. Среди быстрых туч коротко вспыхивают зарницы. Земля вздрагивает, доносится низкий гул. На северо-востоке в небо вспухает темный столб дыма. Дождалась, здрасте. К первой, увиденной тобой, обианской грозе прибавилось извержение вулкана. Или наоборот: извержение вызвало грозу.
Поспешно прыгаешь, ловя готовую улететь чёрте-куда, давно высохшую и вновь намокающую шмотку. Трюк вполне удается, но шквальным порывом ветра тебя отбрасывает в сторону. Не успев толком испугаться, понимаешь, что положение хуже, чем кажется на первый взгляд. Коснувшись земли, не можешь удержаться на месте. Скользишь, катишься, кувыркаясь… ветер усиливается. Слабое тяготение не создает достаточного сцепления с поверхностью.
Тут тебя что-то крепко хватает за талию. Оно шевелится, оно живое! Вопишь от ужаса, чувствуя, как тебя поднимает в воздух. Через несколько секунд приходишь в себя в коридоре станции. Рядом тихо гудит, втягивая в овальный корпус металлические щупальца, автомат-разведчик. Незамысловатая машинка с портативным агравом. Сенсоры станции засекли твое бедственное положение, и система отправила подмогу. Всё хорошо, всё обошлось.
Если не считать, что тебя трясет так, что стучат зубы.
Говорили, что Ее высочество — личность редкого хладнокровия и мужества.
Ага. Любуйтесь.
Постанывая, плетёшься к себе. Вваливаешься в ванную. В зеркале на тебя смотрит безумным взглядом голое, извозюканное в грязи чучело. Прижимающее к груди бесформенный, липкий ком, в который превратились твоя рубашка и бикини.
Становишься под душ. Горячая вода смывает с тела пот и грязь. Внутренняя дрожь проходит. Заново перестирываешь шмотку. Уныло доплетаешься до кровати, садишься, низко опустив голову. Жалка и противна самой себе.
Не нужно попрекать себя за слабость.
Ты была сильной слишком долго.
Непогода снаружи разыгралась не на шутку. Вдобавок, вулкан вовсю раскочегарился. Сидя в командирском кресле, наблюдаешь за разгулом стихий. Нашла на пульте, как включить звук; кино, да и только. Всё лучше, чем тосковать у себя в комнатенке. Или, правильно называть здешние помещения каютами?
День, считай, пропал зря. Первый раз такое. Пожалуй, эволюция Обо еще продолжается. Внезапно соображаешь, что рычащий вдалеке вулканчик — гораздо ближе и больше, чем кажется. Обо — планетка маленькая. Из-за кривизны ее поверхности горизонт здесь заметно ближе. С непривычки, этого не замечаешь. А если вдуматься, то из-за горизонта видна лишь верхушка огромной горы!
Вокруг быстро темнеет, хотя до наступления ночи остается несколько часов. Это туча пепла закрыла солнце. Скоро его раскаленные частицы осядут на землю. Здесь не останется ничего живого.
На какое-то время. Удобренная вулканическим пеплом почва станет еще плодороднее. Вокруг вновь расцветут райские кущи. Да только тебе от этого не легче. До новой эпохи не доживешь. Пусть бы она настала не через годы, а через месяцы — для тебя это слишком долго. Надо, не мешкая, убираться отсюда. Вопрос: как заставить станцию совершить небольшой, в сотню-другую верст, перелет? В поисках более спокойного, и полного жизни уголка?
Меню на пульте примитивное, реагирует на жесты, но не на голос. Все, сколь-нибудь значимые функции заблокированы. Единственное, что доступно — регулировка внутреннего микроклимата. Тебя немного знобит, поэтому делаешь температуру в помещении поста на полтора градуса выше. Не забыть вернуть обратно, когда согреешься.
Заодно, находишь раздел настроек искусственной гравитации. Это — здорово. Понижаешь тяжесть до уровня Обо. Теперь нетрудно избавиться от отработанного аккумулятора Ричи. Он такой же, как тот, что прислали. Чемодан на колесиках с выдвижной ручкой. Тяни, толкай и все дела.
Четверть часа пыхтенья и непристойных комментариев, и Ричи водружен в центре камеры перехода. Должны же магистровы технари починить аппаратуру в Универе? Неужели они такие бестолочи, во главе с «их величеством»? Даешь себе слово, если этого не случится в ближайшие десять дней, то…
Ты специально обшаришь всю округу, в поисках настолько высокого и прочного дерева-цветка, чтобы на нем повеситься. Впрочем, времени передумать — вполне достаточно. Нервно хихикнув, прикидываешь, каково это, вешаться при силе тяжести в шесть раз ниже нормальной. Впрочем, смерть наступит не от того, что задохнешься, а от прекращения притока крови к голове. Даже малого тяготения хватит, чтобы петля затянулась достаточно плотно. И это будет — не больно.
За такими веселыми размышлениями кидаешь беглый взгляд на пульт на стене. Сердце на мгновенье замирает, толкнувшись в груди. Статус: к отправе готов. Коснись иконки с рисунком шагающего человечка — начнется отсчет. Успей встать в центре круга, или даже сесть на этот дурацкий чемодано-аккумулятор!
Через несколько секунд будешь дома.
Не совсем дома. В Универе. Там тебя возьмут под белы ручки, и препроводят в уютную тюрьму. Или не очень. Остальное зависит от степени обиды на тебя Великого Магистра. Или от настойчивости властей Эгваль. А ну, подать сюда, тяпкину-ляпкину… Чего они посулят луноликому?
Медленно пятишься к двери, потом опрометью бросаешься к себе в комнату. При слабом тяготении смотрится комично. Направляешься в центральный пост, возвращаешь тяжесть в норму. Еще час ходишь там кругами, руки за спину, очи долу.
За это время успеваешь, в качестве следователя, допросить себя, с пристрастием. Ловя на лжи и увертках. Так же ловко справляешься за прокурора и адвоката. Первый мечет молнии, второй упирает на нежность и ранимость натуры обвиняемой. Подвержена дурным влияниям. В своем последнем слове ты красноречива и убедительна. История тебя оправдает. Оставалось домыслить за палача… на этом месте себя прерываешь. К чему опережать события? Как знать, вдруг представится шанс благополучно унести ноги. Уж сколько раз выходила сухой из воды?
Так много, что и не вспомнишь, каким был прошлый. Гложет мрачное предчувствие, что он-то и был последним.
С силой потерев лицо руками, замираешь на секунду. Идешь к себе в комнату. Напяливаешь всю одежку. Как для выхода на улицу, в морозную городскую ночь. В чем сюда пришла, в том и вернешься. «Эй, шпионы! Кто там ловит меня в кадр? Вот она — я. Чуточку бомж, но полюбуйтесь на мою лыжную шапочку!»
Почти бегом, в камеру перехода. Касаешься пульта. «Отправка». Не давая себе времени передумать, становишься в центр круга. Зажмуриваешься.
«Дура… Что я делаю…»
«Мне страшно…»
«История меня оправдает».
«Нет… не хочу! Надо выйти из кру…»
Секундное головокружение. Ощущение потери равновесия. Как на лестнице, когда нечаянно пропускаешь ступеньку. Тебя крепко подхватывают под руки, удерживая от падения, и сразу отпускают. Открываешь глаза. Ты в зале Библиотеки! Светится люстра под потолком. В цокольном этаже нет окон, и не разобрать: день сейчас или ночь. Рядом двое техников в темно-зеленых комбинезонах.
Приветливо улыбаются. Хвалят:
— Вы — молодец, отлично справились!
Вдвоем грузят доставленный тобой аккумулятор Ричи на тележку, увозят. Рядом еще один мужчина, сановитее, повыше ростом. На лацкане пиджака значок в виде цветка орхи. Врач.
— Как себя чувствуете, миз Вандерхузе?
— Э… в порядке… думаю, что… — растерянно улыбаешься. — Какое сегодня число?
Он чуть касается твоего локтя.
— Четырнадцатое аполлона. Я — доктор Деймар. Пойдемте, осмотрю вас. Не возражаете?
Маленький кабинет, стандартное мед-оборудование, типичный медосмотр.
— Что ж, почти в норме. Пульс несколько пониженный.
— Он у меня всегда такой.
— Умеренное истощение — это скоро пройдет. Вы хорошо спите?
В голосе доктора неподдельная забота. Ты отчетливо видишь его мысли. Он честен, он за тебя волнуется. Тобой овладевает недоумение от абсурдности происходящего. Доктор, между тем, продолжает упражняться в любезностях:
— Я вас отвезу. Сейчас придет мой шофер.
Ого, лекарь с личным водилой — большая шишка. Хочется спросить: «Чёрт побери, куда ты меня потащишь?!» Совершенно обалдевшая, не находишь слов. Доктор Деймар приходит на помощь:
— Вам нужно отоспаться, отъесться. Завтра днем я вас навещу.
Молча киваешь. Шофер легок на помине. Вдвоем с доктором доводит тебя до авто. Без протестов принимаешь помощь. На улице — далеко за полдень. Видеоэкран на противоположной стороне показывает упитанную рожу Великого Магистра. Все-таки увиделись с вами, почтеннейший. Хорошо, что не воочию.
Замечаешь, что погода, как будто, наладилась. Нигде ни следа льда или снега. Довольно тепло, как в дни, когда ты только приехала в Норденк, думая обосноваться в нем надолго. Кажется, что это было очень давно.
Через полчаса тебя высаживают у входа в двухэтажный отель, старой постройки; с уютным внутренним двориком. Пожалуйте в седьмой номер на первом этаже. Доктор радушно прощается. Оставшись одна, скидываешь кофту, бросаешь на кровать. Сверху швыряешь шедевральную шапочку. Какое-то время любуешься сочетанием цветов: покрывала, кофты и шапки — нечаянный абстрактный шедевр. На зависть великому Гарери. Без сил падаешь в кресло у окна, выходящего на закатную сторону, во двор. В прошлые времена там было приятно посидеть на лавочке. А сейчас — слишком прохладно.
«Давно не тайна, что знаменитая и несравненная Нина Вандерхузе страдает параноидальным расстройством личности. То обостряясь, то утихая, болезнь наложила заметный отпечаток на ее характер. Бьющее через край самомнение, увлечение модными реформаторскими идеями, беспочвенные фантазии о тайных знаниях и великих открытиях…
Недуг, явился причиной внезапного завершения блистательной карьеры. Одно дело — играть роль. Намного хуже — всерьез отождествить себя со своей героиней. Как результат: мания преследования. Затянувшаяся на десять лет попытка скрыться от воображаемых опасностей в глуши и безвестности.
А ее недавняя одиссея на Обо — вообще из ряда вон. Ошеломила и взволновала всех. Надо же было бедняжке выискать приключений! К счастью, всё обошлось. Медики оценивают состояние Нины, как удовлетворительное. Физически — она в полном порядке. Что касается психики, то покой и хороший уход позволят добиться стойкой ремиссии.
К сведению тех, кому это интересно. Частная клиника Неразбери-пойми-какая уволила оператора, допустившего утечку видео-материалов…»
Удивительная история живет в памяти доктора Деймара… Он в нее верит. В нее верят все.
Медленно встаешь, придерживаясь за подлокотники кресла. Прислушиваешься к себе. Терпимо. С ног не валишься. Голова ясная. Подходишь к зеркалу на стене. Лохматишь ладонью короткие темные волосы. Доходяга несчастная. Что ты о себе возомнила?
Великая и ужасная. Взвестьте меня на чаше правосудия, вынесите вердикт. Делала, что могла; кто сумеет, пусть сделает лучше. Оставалось гордо взойти на эшафот и, замерев от ужаса, положить голову на плаху. Или, что там для тебя придумают. Да воздастся по делам ее…
Размечталась. Самое большее, что тебе грозит — это санитары со смирительной рубашкой.
Осторожный стук в дверь.
— Горничная! Миз, вам что-нибудь нужно?
Открываешь. Девушка, черноволосая, полненькая. Приятная.
— Я бы выпила какао.
Она улыбается.
— Горячий шоколад? Запросто! Еще что-то?
Чуть не ляпаешь: «Тебя оттрахать!» Не сейчас. Успеется.
Девушка приносит ощутимо горячий пластиковый стакан с закрытой крышкой. Ей невдомек, что одноразовую посуду, здесь, в Мире, изобрела ты! Уточнение: шутя, высказала идею.
Хозяйка, приучив Госсовет к обедам за общим столом, сама всегда принимала в них участие. За легким, ни к чему не обязывающим трепом, роняла и полезные замечания. Зачастую, это срабатывало лучше прямых указаний.
Конечно, девушке-горничной ни к чему это знать. Поддавшись неожиданному порыву, просишь:
— Посиди со мной немного, — показываешь, что сесть можно прямо на кровать.
Она не упрямится. Осторожно отодвигает в сторону твою расчудесную шапочку. Усаживается, спина прямая, руки на коленях. Хозяйке понравилось бы. Тебе она нравится тоже.
— Расскажи, что нового? А то, пока я на Обо крабораков ловила…
Девушка прыскает со смеху.
— «Крабораки?» Так вы их назвали? Жуткие страшилища!
— Они безвредные, и очень вкусные.
Неловкости между вами не осталось. В нескольких словах рассказываешь, как чуть не выпрыгнула из штанов от ужаса, впервые увидев морскую живность Обо. Девушка (ее зовут Ксена), смеясь, подтверждает, что кадры, в которых миз Винер-Вандерхузе добывает себе пропитание, вызвали фурор.
— Представьте, кто-то слил кадры в Сеть… просто так, задаром!.. А мог нехило заработать…
— Его нашли, да?
Ксена решительно мотает головой.
— Таки нет! Полиции… недосуг. Народ победу праздновал, беспорядки случились. Такая радость… горячая. Пришлось охлаждать. Из водометов… — Ксена вновь смеется.
Ловишь странные образы, вскользь касаясь ее сознания. Что-то важное произошло. Трудно разобрать, потому что девушка — не слишком образованная. Но, вышколенная. Когда сама не может объяснить, тут же отфутболивает вопрос, куда надо.
— В Сети всё есть! Сейчас найдем.
У сервировочного столика часть столешницы поворачивается на шарнирах, открывая небольшой экран. Вторым движением выдвигается клавиатура в прозрачном чехле. Ловко придумано. Чтобы одновременно чревоугодничать и рыскать по Сети.
Поспешно допиваешь какао. Пролистываешь заголовки главных новостей за прошедшие дни.
Гений из Норденка
Неотразимый удар
Миру явлен Спаситель!
Смелый замысел, точный расчет
Худую траву с поля вон!
Так победил сильнейший
Великий сын человечества
Нам принадлежит будущее!
Смятый одноразовый стакан падает на пол, разбрызгивая по полу коричневые капли. Ты не пытаешься его поднять. В оцепенении разглядываешь схему на экране видео. Как просто. Потрясающе просто.
Ксена с тревогой смотрит на тебя. Вымученно улыбаешься.
— Угостишь сигареткой? Ты куришь, знаю. Я — просто балуюсь. Иногда.
— Да… но…
— Выйду во двор. Не буду дымить в номере. На лавочке посижу, проветрюсь.
— Там холодно! К ночи заморозки обещают!..
Она провожает тебя до скамейки во дворе. Стелит на ней одеяло, чтобы ты задницу не простудила. Предлагает второе: сверху укрыться. Отмахиваешься. Хватит, что на свитер надела кофту. Шапку, правда, оставила в номере.
Прикуриваешь от зажигалки Ксены. Говоришь:
— Иди. Я посижу немного и вернусь.
Оставшись одна, глубоко затягиваешься, ощутив терпкость табака.
«…интервью академика Бернстайна. Великий ученый подчеркнул, что ничего сверхъестественного Магистр Норденка не совершил. Обычное проявление гениального ума. Удивительно другое: гигантский просчет, допущенный теми, кто претендовал на звание сверхлюдей.
Когда основная масса астероидов выпала, наконец, на Обо, то три оставшихся продолжили движение по гиперболическим орбитам около Мира. Что вызвало определенные волнения в умах. Разумеется, бояться надо было не нам!
Эти малые небесные тела, навсегда удалились в пространство, так показалось. На деле, они за несколько дней достигли так называемого «глаза Новтеры». Это — горловина вне-пространственного тоннеля, сооруженного Новыми людьми для захвата нашей планеты. Как мы помним, их недавняя агрессия — провалилась. Уходя, гасите свет и закрывайте за собой двери. Умники, поставившие себя выше нас, этого не сделали. Вообразите себе их последующие изумление и ужас!
Два астероида, прошедшие гипертоннель, столкнулась между собой, распавшись на тысячи обломков. Они обрушились на головы надменных созданий, пытавшихся взять над нами верх! Можно сказать, что их планета подверглась ковровой бомбардировке.
Решающий, смертельный удар, нанес третий астероид. Еще до его падения на планету, ударная волна, образовавшаяся в атмосфере, уничтожила всё живое в радиусе нескольких тысяч километров. Сам же астероид упал в океан. Это передали установленные на нем видеокамеры. Расчеты показывают, что возникла волна цунами километровой высоты.
Если, когда-нибудь, мы высадимся на той несчастной планете, то может быть, застанем отдельные группы переживших глобальный катаклизм. Впавших в одичание, постепенно вымирающих. Но, Энвер Бернстайн убежден, что мы никого не встретим. Враждебная нам цивилизация — погибла.
На слышимые кое-где либеральные причитания об убийстве миллионов невинных великий ученый дал жесткий ответ. Мы все — часть Природы. А она — не знает жалости. Законы эволюции неумолимы. Выживает — сильнейший!»
Темнеющее закатное небо постепенно приобретает глубокий бирюзовый оттенок. Оно — чисто. Ни облачка, ни легкой дымки. В нем больше нет, ставшего привычным, тусклого белого пятна с размытыми краями. «Глаз Новтеры» закрылся навсегда.
Ты сидишь, сгорбившись на скамье. Слабый ветер шевелит голые ветви деревьев. На земле толстый слой палой листвы. Становится всё холоднее. Не обращаешь на это внимания, безучастно стряхивая пепел с сигареты.
Вздрагиваешь, когда догоревшая сигарета обжигает пальцы.