Новичок в XIX веке. Снова в полиции!

Глава 1

Подполковник в полиции в отставке Георгий Васильевич Ливанов нехотя почесал уже давно лысеющую, вплоть до полного аллес капут, голову. Безволосую, как арбуз, но только не уныло полосато-зеленую, как на бахче или в прилавке магазина. А телесно-серую, с теплым тоном. Такую в крапинку, как он любил иногда говорить про свою голову с лютым сарказмом.

Посмотрел на светлеющую ранним утром, еще безмолвную улицу, глянул на себя в старом зеркале, некогда по забытой уже причине треснутом с низу до верху. А хорош, мать-перемать, только со сна надо волосы на голове расчесать. Все три волосика, нечаянно еще по какой-то причине оставшихся на оной бестолковке.

Когда-то очень давно Георгий Васильевич был в меру красивый (если не сказать смазливый, как говорили отдельные девушки). С каштановыми вьющимися волосами и чеканным обликом, он очень нравился таким же красивым прелестным особям женского пола. Вполне мог бы вполне сделать ладную семью с десятком или, хотя бы, с двумя обаятельными крохами, варианты вполне наличествовали.

Увы, не срослось. То, как всегда, презренных денег не было, то, наоборот, слишком их оказывалось много для спокойной семейной жизни. Женщины и деньги — это вещи далеко несовместимые. Так и прожил всю, в общем-то, долгую и интересную или не интересную (это кто как решит) жизнь.

И сейчас он, находясь в унылом и грустном одиночестве, все больше походил на того, кем, собственно, уже и был — человеком в конце жизненного пути. Сильно лысый, никому не нужный старик-пенсионер, И девушки его давно, к сожалению, стали грузными некрасивыми бабушками с массой старческих болезней и маразмов. Нянчат, воспитывают внуков и даже внуков, в нужное время ходят на кладбище к покойным мужьям. А кто особо не изменили свой гендерный статус те, скорее всего, уже старые девы, никому не интересные и не нужные. И даже не пополнившиеся жиром стали не стройными, а болезненно-худыми.

Будучи квелым стариком, он давно ничему активно не радовался и не возмущался. Ни громко, ни тихо, ни раздражительно, ни смирено. И даже этому новому осеннему дню, серому и почти дождливому, поскольку это всего лишь означало, что еще один день на матушке Земле он будет без привычной когда-то работы.

Ему опять придется без толку маяться: дома — из угла в угол, на улице — от мусорной урне к такой же уроне, чтобы зачем-то дотянуть до бессонного вечера и снова маяться от дармового ненужного времени. А потом понять, что еще один никчемный день из твоей жизни вычеркнут, и впереди их осталось очень мало, считанное количество ровных промежутков времени. А конкретная точка во всей жизни лишь небольшой могильный холмик — твоя скромная могила.

Как же эта жизнь идет быстро, почти, как текучая вода в местной речушке, пробежала и исчезла без следа. Вроде ведь сама по себе каждый день по отдельности идет очень медленно, еле плетется, застаивается. А в целом моментально вдруг походит — была проклятущая жизнь, и нет ее.

Ведь только вроде бы из беспечного детства вышел и образование получил (сначала общее среднее, как все в стране, потом высшее педагогическое, он по образованию историк), стал полноценно жить и работать, ловя воров и грабителей.

Начал когда-то зеленым лейтенантом, рядовым оперативником пока еще в милиции. Затем раз за разом росли многозвездные (до определенного уровня) звания и различные должности. Не понял, как уже стал подполковником и заместителем начальника оперотдела в небольшом городе в полиции.

Профессионально опытен, практически грамотен, теоретически подкован, политически сведущ. Кажется, все мог, все умел. Такими сотрудниками гордились и на таких обязательно опирались в следственной работе. А кто еще ловить будет! Расти дальше по административной лестнице (а, значит и в соответствующих званиях) Георгий Васильевич не захотел. Самонадеянно тогда решил, что будет всегда оперативником. Наивный! Ага, был опером до аж пенсии. А как только минул положенный срок, так сразу и пнули по старости. А ведь как работал! Не посмотрели, закон, мол, не положено. Спокойной старости тебе, Георгий Васильевич.

Сволочи!

Только что осталось вспоминать, что при его участии прошли такие звонкие дела, которые в свое время освещались даже общероссийскими СМИ:

— дело о светлом клирике (о краже икон в Подмосковье);

— «милые мамочки» (о продаже детей на органы за границу);

— «голубой крокодил» (контрабанда животных через Прибалтику) и так далее,

Все уже и не упомнишь. Названия эти звонкие и громкие, разумеется, придумали в периодической печати. В самом полицейском следствии они были деловитее, скромнее. Да какая, в принципе, разница. Украденное вернули, преступников примерно наказали. Соответственно, справедливость восторжествовала.

А уж рядовых обыденных дел в повседневной работе милиции, а потом полиции были десятки в месяц, обычно каждый опер тянул сразу несколько дел.

Трудились, как могли, не за деревянные рубли и никчемные благодарности, а за никому уже не нужную совесть. И ведь не плакались, что денег не хватает, что хлеба и мяса мало.

И все равно, эффективная и очень результативная работа ничуть не помогла. Новое руководство, молодое, активное, не желающее видеть подчиненных умнее и старше себя, сначала стало намекать, а потом гневно твердить, что стар уже, не понимает специфику современности, из-за чего падает эффективность. Пора тебе, Георгий Васильевич, на заслуженную пенсию. Дадим максимальную по твоему положению.

А прежнее начальство, которое постоянно хвалило тебя и обещало многолетний стаж на работе, постепенно само оказалось на пенсии. Или на вышестоящих вакансиях в других регионах. И о клятвенных обещаниях и не помнило.

И на твое привычное, нагретое тобой место уже и молодой заместитель есть. Не очень опытный парнишка, ошибается много, но со временем образуется. И очень хочет работать. Опять же в министерстве существует этот дурацкий возрастной ценз. А вы на весь оперативный отдел картину портите. Давайте, давайте, не портите воздух в служебном помещении.

Вот и получалось в конце жизни, что от всех обещаний осталось только: смотреть цветной телевизор, читать книжки, рыться в новомодном интернете, если сумел обучиться и можешь работать. И периодически готовить себе вегетарианский обед. Животные жиры-то вредны.

Так и получилось, что за эффектную, даже красивую работу оказалась в награду грошовая пенсия и благодарственный клочок бумаги (грамота) за выслугу лет.

Поделом тебе, всю жизнь спешил, подгонял, старался, чтобы быть постарше, поопытнее, посолиднее. И вот теперь некуда уже бежать, добегался. Осталась только обещанная пенсия (нищая, несмотря на обещания) и приличное место на кладбище. Да и то не в качестве заслуги, а просто так получилось.

А в спину все тычут начальническим ботинком (туфлей, если быть точнее) — быстрей, скорей уходи! И хоть бы спасибо сказали напоследок. Нет, убирайся поскорее и все. Не нужен ты уже никому, старик и слишком болен.

Плюнул, ушел. Гордыня взыграла, не иначе. Мол, работали со мной хорошо, теперь поработайте-ка без меня. А им только надо было. Эх, начальники, столько лет работал, трудился в поте лица. А выкинули как ненужную ветошь на мизерную пенсию. Как бесполезную, грязную вещь. Что еще поделаешь?

А дальше что делать. Подрабатывать на пенсии сторожем или чстным детективом? Зачем? Себе на сухой хлеб и коммуналку хватает, водку он не пьет, колбасой не увлекается, детей не нажил. Живет на пенсии, как и предполагал его начальник, смотря телевизор, читая развлекательные книжки — романы Аккузина о нелегкой деятельности орденоносной полиции XIX века.

Потом пристрастился к романам о попаданцах в том же XIX веке. Вдумалось — вот было времечко — неторопливое, благородное, когда офицер полиции становился не ментом в начищенных сапогах, а вашим благородием. И под старость лет иногда и его превосходительством. Попробуй, сгони такого, хотелки не хватит! Сам пнешь, ха-ха!

Так и доживал бестолково последние дни жизни. А на четвертый год после выхода на никчемную пенсию ненароком умер, укрывшись очередным романом указанных авторов. Все равно уже никому не нужен. И даже не мешается ненароком бывшим коллегам и начальникам. Так и дожил остаток жизни и нечаянно умер.

Чужие люди из коммунального отдела прикрыли крышкой гроб и торопливо закидали скудной почвой с глиной.

Аминь! Перейдем к другим, более живым и не так сильно противно пахнущим мертвым телам. XXI век стремителен и молниеносен, только вертись. Спи спокойно, Георгий Васильевич, в своей могилке, тебе уже ничего не нужно

И ведь не знали все похоронившие и в миг забывшие, что тело покойного подполковника лежало на кладбище, тлело, как ему положено, а сознание вдруг оказалось в XIX столетии! И не просто в теле современника в сем древнем времени, а в потомке знатного, хоть и обедневшего рода.

Князь Константин Николаевич Долгорукий по-своему происхождению имел благородный, знатный род, именитый иных царских, не будем говорить чьих. Фамилия Долгоруких не раз звучала громко по всей России. Не один раз чуть государями в Московии становились. Или императорами России в последующие века. Совсем немного не хватало, самую малость.

И даже легендарный князь Юрий Долгорукий, некогда основатель самой Москвы, старой средневековой столицы России, по некоторым данным, происходил от их благословенного для нашей Родины рода.

Константин Николаевич отодвинул в сторону популярную в эти годы «Историю» Н. М. Карамзина. Знал бы профессор, преподающий историю, какие мечтания подвигнут экзальтированный юноша, читая сухие исторические труды, поостерегся бы их рекомендовать.

Впрочем, как предмет «история» в учебном плане на юридическом факультете уже давно прошла. Даже четыре получил на экзамене. Не за слабые знания. Профессору не понравилось, как он мрачно сказал, выпячивание князей Долгоруких в историческом прошлом России. И за самый подробный ответ на их курсе, студент Долгорукий получил всего лишь четверку!

А вот сейчас Константин Николаевич читал исторические труды сам, по собственной инициативе, и мечтал, мечтал.

Ведь даже если и без Юрия Долгорукова. Как-никак князья рюриковой крови. А в первой четверти XVIII века какие были люди! Генерал-фельдмаршалы, у императора Петра I подручными были! А во второй четверти того же века чуть не возвысились на самый верх. Если бы не хитрушка Анна, породнились бы с Романовыми и дали начало новой династии. Романовы крови Рюриковичей, а?

«Истоия» Н. М. Карамзин в этом отношении очень подходила. Не сухие «Примечания» Н. И. Болтина, не сложные силлогические сочинения князя Щербатова, понятные, похоже, только самому премудрому автору. Стиль легкий, даже элегантный. Сентиментальный подход, не совсем, правда, отдающийся подлинностью, как подозревал Константин Николаевич.

Но все равно, эти труды будили фантазию. Во всяком случае, у молодого князя Долгорукова, который читал «Историю России», почти как фамильную историю. И даже сентиментальность не ухудшала текст. Наоборот. Современность-то была как-никак гораздо хуже. Очень сильно, даже оглядываться не хочется.

Когда-то так цвели и благоухали, просто блеск! Однако все течет, все меняется и не всегда в лучшую сторону. Ко второй четверти XIX века как-то ненароком оскудела семья. Имущества оказалось немного, крепостных мало, сотни только ревизских душ, а не тысячи. Хотя, кто как поймет. Во всяком случае, конкретно его семья для родовитых дворян стала бедновата. Разорились, прожили на широкую ногу предки и потомкам почти ничего не оставили.

И окончательно закрепила в их движении вниз семья деда. И не в роскоши, а в плодовитости. Настругали детей, паразиты, никакого наследства не хватило!

Уж и его отец Николай Анатольевич неоднократно об это говорил. И сам Константин Николаевич не раз вдыхал и мечтал, сидя в студенческой аудитории юрфака МГУ, о славном прошлом княжеского рода.

Нет бы, ему родиться чуть раньше! Или, наоборот, родится очень давно, хотя бы во времена Ивана Грозного. Хотя бы на век, а лучше бы на два или три раньше. Тогда бы он сверкал доспехами на боевых вороных, ведя за собой сотни, тысячи воинов, а не протирал понапрасну штаны студенческого вицмундира, в серой тишине университетской аудитории.

Ведь еще в XVIII веке Долгорукие ярко блистали. Генералы, фельдмаршалы, сенаторы, богатейшие люди России! Ордена, звания, деньги — все притекало легко. Где теперь все? Куда все исчезло? Уже отец еле сводил концы с концами с не больших поместий. А у него ничего. Ни блестящей карьеры, ни больших денег, ни, в конце концов, счастливой жизни. Зачем он живет?

А что поделать, отец был пятый ребенок в многолюдной семье. Куда рожали, если не могли обеспечить. В итоге его родитель даже одного ребенка не мог снабдить в Гвардию. Там уходили такие бешеные деньги, что ужас! Константину Николаевичу пришлось пойти, немного послужив по традиции в армии, но не в столице в Преображенском или Семеновском полках, как полагается Долгоруким, а записавшись в почти любой провинциальный пехотный полк (он дешевле, чем конный), а затем, приличия ради став поручиком, уйти в отставку. А там начав учиться на юридическом факультете МГУ. Та еще клоака. Грязь и мат, представители из подлых сословий, нехорошие запахи, от которых воротит в его благородной душе.

Толкаться с нищими чернильными дворянами, получившими благородство от штатской службы, и даже (о господи!) с простонародьем?

А дальше куда, как отец, служить бедным задрипанным чиновником? А затем, что еще остается, женится на богатой купчихе, чтобы она помыкала тебя своими деньгами и пожитками? Настругать детишек полудворян с сальными мордашками и манерами подлога народа? Мы же Долгорукие!

Вот если бы он родился и жил раньше! Эта крамольная мысль так, видимо, часто и прочно приходила к нему, так плотно засела молодому князю в буйную голову, что в один прекрасный день, когда до окончания университета оставалось почти ничего, его забубенное сознание незаметно так исчезло, отдыхая после утомительных университетских занятий и хорошего обеда. Куда оно улетело, в какой забралось век, так и осталось незамеченным. Наука, как говорится, такими мелочами не интересуется. А ненаучными методами мы не занимаемся. Не наш метод!

Тело Константина Николаевича, оставшись без разума, какое-то время бессмысленно смотрело на обстановку комнаты. Окружающие могли бы привести модных в XIX веке эскулапов, которые быстро бы выявили, что лечить Константина Николаевича не имеет смысла по причине отсутствия в теле самого князя. Души не было и, значит, тело нужно поскорее похоронить, пока оно не сгнило, портя свежий воздух. А если боитесь нечистой силы, то совсем сжечь, а пепел развеять!

В общем, полный кошмар! К счастью, ни благородные родители, проживающие в своих комнатах, ни чуткие домашние слуги на это не обратили внимания. Ведь в таком состоянии он был недолго — буквально несколько минут.

А затем взор тела (чье теперь — совершенно неважно) прояснился, но уже с другим хозяином. Природа (или Бог) не терпит космической пустоты. Раз одна человеческая душа добровольно ушла из здорового тела, значит, надо поместить туда другую, не имеющую своей природной емкости по причине общей дряхлости.

Так Георгий Васильевич неожиданно для себя получил вторую жизнь, не менее интересную, хотя и в пошлом патриархальном XIX веке. Это несколько выпадало из общего течения времени человеческой цивилизации. Ведь житель ХХI века никак не может оказаться в XIX столетии. Если повезет, только в XXII веке, если не умрет от старости и изношенности тела.

Впрочем, в качестве исключения можно рассмотреть и такой вариант. Всегда есть особый путь развития отдельных индивидуумов. Это частности и они лишь подчеркивают магистральное развитие человечества.