Новая Земля

10

В обед раздали воду в пластиковых бутылках, разлили баланду в пластиковые глубокие тарелки, а ложек опять не дали. Сипа, я, да и другие тоже за время плавания приспособились: переливали жижу в сделанные из бутылок высокие стаканы, а гущу ели из тарелок. Из-за качки ели сидя на полу.

Вот и сейчас мы с Сипой положили на пол матрасы, на одном сидим, другой прислонили к борту, чтобы не упираться спинами в ледяное железо.

— Николай, ты сказал, будешь в аду следить за огнем, дела рассматривать, но все-таки специализироваться ты на чем собрался?

— Спасибо за вопрос, Иван Георгиевич. Я уже выбрал свою специализацию. Я буду в аду придумывать пытки. По креативности я не уступлю ни Азазелю, ни Вельзевулу, ну а Мефистофель никогда фантазией не отличался, торгаш, блядь, купи-продай. Моя работа в аду будет самой важной и самой востребованной. Грешникам назначают пытки, но пытают каждый раз по-разному. Согласись, Иван Георгиевич, если тебе 1000 лет каждую минуту в сердце нож втыкать, ты привыкнешь. И бесы следят, чтобы пытка не вошла в привычку. Сегодня раскаленный лом тебе в жопу, завтра — клизму серной кислоты. Согласись, для такого дела фантазия нужна особенная. А бесы устали, приелось, нет уже того азарта. Иногда просят, чтобы грешники сами себе пытки придумывали. Но из этого ерунда получается, сам никто не захочет, чтобы ему кишки на горло наматывали. В аду нужен креативный продюсер. Я про убийства знаю всё, со мной ни один бес не сравнится. Буду придумывать пытки. А мучить меня не будут, чтобы не отвлекать от работы.

Сипа рассказал, как он устроится в аду, как организует рабочее время, кто у него в подчинении будет и кому он будет подчиняться.

Слова летали по трюму, обдирались о ржавое железо, ранились об острые края параши. Из огненной плазмы сгустились имена ада: άδης, άιδης, аид, ужасный, infernus, hel, hell, helvete, преисподняя, место сокрытия, пекло, смола, тьма кромешная, серный огонь, смрад, мука вечная, Вайтарани, геенна огненная, зияющее болото под мостом Сират, Страна Эрешкигаль. Появился демон с головой лошади, за пояс у него были заткнуты трое детей, он размахивал булавой и кривым трезубцем и кричал на меня: «Я отниму твоих детей и жену, сука рваная!», «Я отниму у твоих близких память, о тебе никто никогда не вспомнит, сука красножопая!» Асур, взрезав татуированный живот Гоши Майонеза, достал циррозную его печень, посыпал глютаматом натрия и заставил сожрать. Шедим засунул в рот и в зад связанному по рукам и ногам Витамину 2000 баночек Ирбитского химфармзавода, позвякал возле уха ключной связкой и крикнул: «Доклад!!!» Шайтан загнал чечена Ису на раскаленную сковородку, подлил для легкого пара азотной кислоты и включил караоке-iPod, чечен Иса под музыку танцевал вприсядку обугленными ногами, смотрел на экран и пел, выгоняя русскую народную песню «А как в деревне девки спали» из сожженной кислотой дырявой глотки. Дэв надорвал Косте Ганшину естественные отверстия, отрезал гениталии, попенетрировал ими во все естественные отверстия, потом проткнул Костю Ганшина копьем и попенетрировал теми же гениталиями во вновь образованное отверстие, неестественное уже. Сипа работал рука об руку с дэвами, асурами, шедимами, демонами и шайтанами. При помощи острого ножа и иголки с нитками он превратил Гогу Звягинцева в женщину. Бесы-законники отвлеклись от рассмотрения дел. Они наблюдали за Сипой и аплодировали. Бес-официант на подносе принес Сипе баланду в красной пластиковой тарелке и поклонился в знак уважения. Сипа перелил баланду в сделанный из пластиковой бутылки стакан и выпил ее залпом за здоровье присутствующих, отдал тарелку и стакан бесу-официанту, но тот завертелся и исчез, тарелка и стакан упали на пол.

Матросы унесли пустые кастрюли, рексы прогрохотали берцами, поднялись на палубу, задраили дверь.

Мы с Сипой еще не доели, когда в дальней клетке что-то лопнуло со звоном, что-то грохотнуло тяжелое и кто-то всхлипнул и завыл придавленный. И крепко завоняло оттуда. Параша у них перевернулась, что ли?

Сипа завертел головой.

— Говном потянуло, Иван Георгиевич, не к столу будет сказано.

В дальних клетках заорали, что говно потекло, я понял, что угадал.

— Знаешь, Иван Георгиевич, почему у них параша перевернулась, а не у нас?

— Обручи плохо приварили. Плохие сварщики работали. Толя Слесарь сказал, что плохие. От качки обручи лопнули.

Сипу простое объяснение не устроило, его мозг не принимал простых объяснений.

— А у нас почему параша не перевернулась?

— Сначала у них, потом у нас.

— А почему сначала у них? Не знаешь? Ты подумай.

— Я не знаю, Николай, и думать не хочу. Перевернулась, значит, не повезло им.

— Перевернулась, потому что они в корме, а мы ближе к носу. Сзади всегда больше качает. В автобусе задние сиденья занимают в последнюю очередь, никто не хочет, чтоб мутило.

Вряд ли на корабле и в автобусе качает одинаково. На корабле два вида качки — килевая и бортовая, а в автобусе качает вверх-вниз, такая качка называется вертикальной, ее гасят рессоры, и еще, когда автобус тормозит, на очень короткое время может возникнуть килевая качка, ну и бортовая качка бывает тоже очень редко на плохой дороге при низкой скорости движения. В прошлом году Сипа задавал мне задачу, в которой требовалось определить, возможна ли, а если возможна, то при каких условиях, одновременно килевая и бортовая качка, я задачу не решил, ответ: невозможна ни при каких условиях. Сипа забыл, что задачу мне задавал про качку. Я не стал напоминать.

После недолгой возни и угроз чичи рекрутировали сокамерников толкать бочку, как таран, и разворотили свою клетку, выбили калитку. Чичи торопили рекрутов, грозили забить до смерти, и те старались, с одного удара выбили калитку соседней клетки, покатили бочку к лестнице, но оказалось, проход сужается, бочка застряла. Рекруты надрывались, обдирали руки, ломали ноги, чичи их били прутьями, пробивали головы, робы замызгали кровью, но бочка застряла намертво.

Чичи не успокоились, приказали разбить нары, выломали уголки — прутья короткие, уголки длиннее. По лестнице поднялись к шлюзовой двери, попытались взломать, но не смогли.

Чичи оставили засаду, они хотели схватить рекса или матроса, который вздумает сунуться в трюм, хотели, прикрываясь заложником, выйти на палубу, взять еще заложников, автоматы отобрать, садить очередями по рексам. Они прикидывали варианты, как да что, договорились меж собой, кто будет заложника держать, кто будет ему глаза выкалывать и требования выкрикивать.

Полосатые ломали замки клеток, открывали калитки и заполнили проход, не протолкнуться. Торопились куда-то, без разницы куда, лишь бы из клетки, из зарешеченного пространства выбраться, напирали на тех, кто оказался ближе к лестнице.

Чичи махали прутьями и уголками, что-то отнимали, хотя что можно отнять у полосатого в ржавом пустом трюме — матрас, тарелку пластиковую, бутылку воды? И раздевали они тех, кто послабее, хотя у всех одежда одинаковая.

По обрывкам фраз я понял, что кто-то из чичей — самый авторитетный в духовном смысле — захотел совершить намаз по всем правилам и для него рыскали по клеткам, отнимали воду. А зачем раздевали, я не понял.

— Адамчик?! Где тут у тебя пидорок говорливый?

Али перелез через бочку и, расталкивая полосатых, пробрался к нашей клетке. Недельная щетина придавала ему грозный вид, в руке он держал погнутый окровавленный уголок. Но оказалось, Али не был у чичей главным. Вслед за ним к нашей клетке прошел одноглазый, с изуродованным лицом, с неестественно маленькой головой старый чечен. Он был старше всех, кого я видел на этапе. Одноглазый показал на замок, и Али с размаху ударил уголком по дужке.

— Двумя руками бей, — сказал одноглазый.

Наверное, вот за такие мудрые советы чичи уважают своих стариков.

Али замахнулся и на замахе задел кого-то. Одноглазый обозвал Али по-чеченски, а тот, кого Али задел, обозвал его по-русски. Толпа в проходе колыхнулась, кто-то упал, подрались. Али, одноглазый и еще несколько чичей оказались прижаты к нашей калитке. Одноглазый просунул голову между прутьев, ему показалось, так легче дышать.

Почему-то Сипа первым начал их бить. Он, а не Моряк, который сидел на полу и пил баланду мелкими глотками и чавкал, как ибанашка в ГНЦП Сербского. Кого Моряк хотел обмануть? Лично я давно понял, что никакой он не псих, про топовые огни и красный бортовой ему радостно орать, он и орет, нравятся ему капитанские команды.

Сипа подошел к калитке и прутом ударил тех, до кого смог дотянуться, — одноглазого ударил, Али, еще одного чечена и еще такого же Борзыпиздыгирея с клочковатой бородой. Он бил по рукам, по головам, бородатого ткнул под кадык, сильно ткнул, прут вошел в горло наискось, бородатый всхлипнул, губами запердел, выплюнул кровь и умер. Он еще не упал, а лицо уже успокоилось.

— Сдох! — обрадовался Сипа. — Ты видел, Азазель? Ты видел, Вельзевул?

Вряд ли Азазель и Вельзевул успели увидеть, как Сипа убил чечена. Внезапно он его убил. И очень быстро. Удар получился мастерский. Это умудриться надо тупым прутом горло пробить. Это тренироваться надо. И у такого мастера 22 трупа следствием доказанных? А 222 не хотите? Не следствие, а смех детей в Сбербанке, как сказал бы Костя Ганшин.

— Ты видел, Иван Георгиевич?

— Да, Николай.

— А ты говоришь, не возьмут меня.

Я не говорил, возьмут Сипу креативным продюсером в ад или нет, но с психами, я повторюсь, лучше не спорить.

— Я был не прав.

Чичи пригнали рекрутов, и уже они, сменяясь, сбивали замок, а Сипа их бил. Боюсь ошибиться, но, думаю, ему было безразлично, кого бить.

Среди рекрутов я увидел Костю Ганшина. Но увидел уже мертвым. Убил его не Сипа, кто-то из чичей. Толпа подалась назад, он остался — с проломленной головой, роба кровью пропиталась, а лицо чистое и целое, глаза открыты. Легко дал себя убить.

18.06.2013 — твой особенный день, Костя. Сегодня твой день, а не 8.06.2013. Ты слабый человек, Костя Ганшин. Если бы мы остались в камере 8.06.2013, я бы убил тебя за ужином. Ты прожил лишних 9 дней.

Когда Сипа устал, я тоже стал бить тех, кто хотел залезть к нам в клетку, удачно сломал руку кому-то, наружу выткнулась сломанная кость, пару раз попал по голове. Когда рядом убивают, у самого появляется желание убивать. И если насилуют, хочется присоединиться. И не спорьте, так человек устроен, попытайтесь хоть раз честно посмотреть на жизнь и на смерть и хоть раз честно сказать себе, кто вы такие есть. А не хотите честно, тогда не попадайте в места, где убивают и насилуют, фильмы не смотрите, в которых убивают и насилуют, и книги не читайте, в которых правда написана.

Когда совсем почти прекратились попытки сбить замки, Адамчик заорал по-чеченски. Про него забыли, а он заорал, ветеран геройский.

Чичи застыдились, наверное, что из боя вышли, растолкали рекрутов, просунули уголки в клетку.

— Замки ломайте, — приказал одноглазый, он тоже подошел к клетке, но голову между прутьев больше не совал.

— Дайте размахнуться, — потребовал Али. — Не мешайте, отойдите.

— Эй, Моряк, — позвал Обезьян. — Разберись, надоело.

Моряк допил баланду, вытер руки о робу.

Али с размаху ударил по верхнему замку — и сбил.

Моряк встал возле Обезьяна и, не глядя на него, протянул руку. Обезьян вынул из-под матраса прут.

— Наведи-ка порядок.

Моряк подошел к решетке, неторопливо и расчетливо ударил чича, который активнее других орудовал уголком. Ударил по правой руке, потом по левой, сломал обе. Чич вскрикнул, уронил уголок, отшатнулся от решетки, повалился на спину и завыл так громко, что свои же заткнули рот.

Сипа наотмашь ударил еще одного, сломал нос и глаз выбил.

— Вот вам еще один одноглазый. Начинайте считать.

Это Сипа зря сказал. Не надо над людьми издеваться. Я много похожих ситуаций повидал, знаю, что говорю. Хочешь над кем-нибудь поиздеваться, сначала убей его, иначе будут неприятности.

Чичи били прутами и уголками, но бестолково, мешали друг другу, толкались. Сипа, я и Моряк доставали их чаще, им тесно было уворачиваться.

И другие из нашей клетки втянулись в драку, выломали пруты или вырвали у чичей. Аржанов дрался, Асланбек, Толя Слесарь, даже Махов дрался и звуки издавал воинственные, хотя и задыхался после каждого удара и после каждого крика тоже.

Адамчик подошел к Моряку, ударил в спину. Моряк осел от неожиданной боли. Адамчик замахнулся, чтобы добить, но его остановил Обезьян, отпихнул вглубь клетки, усадил на койку, придавил. Под тяжелыми лапами Адамчик смирился, затих.

Недавно лишившийся глаза чич промокшим насквозь куском саржи зажимал рану, жидкая кровь текла на щеку, на бороду, капала на грудь. Тот, которого ранил Моряк, кусал сломанные руки, проверял, наверное, не перебит ли нерв. Руки у него висели, не слушались.

— Можешь не проверять, оба нерва перебиты. Ампутация обеих рук выше локтя, — сказал ему Сипа. — Я санитаром работал в больнице.

— А мушкетером ты не работал? — спросил Али. — Вы, русские, все такие. Палками драться умеете, железками, лопатками саперными. А стрелять можете в положении лежа по неподвижной мишени с пяти шагов, иначе жертвы среди коров, мирного населения и небоевые потери собственного подразделения. В армии служил? Знаешь, как русских стрелять учат? Наклоняясь вперед, опустись на левое колено и поставь левую руку на землю впереди себя, пальцами вправо, затем, опираясь последовательно на бедро левой ноги и предплечье левой руки, ложись на левый бок и быстро повернись на живот, раскинув ноги слегка в стороны носками наружу, автомат при этом положи цевьем на ладонь левой руки. В собственный хуй может быть попадешь с таким обучением. Или промажешь!

Чичи засмеялись. Не все, конечно, раненые стонали и выли от боли.

Мы устали, чичи устали.

— Ладно, мушкетер, победил, — сказал Али. — Мы тебя не тронем. И гудок-пидорок пусть живет. Мы никого у вас не тронем. Земляка вынем и уйдем. Уйдем, да. Я дверь открою, ты мне не мешай.

Сипа дотянулся, ударил его по руке. Это было слишком даже для Али. Он уронил прут, зарычал, сел на корточки, прикрыл ладонью глаза, вытер слезы. Он ничего не соображал от боли.

Чичи загалдели, опять начали тыкать уголками, а Сипа лупил их по рукам, по головам, и они снова отступили.

— Подожди!

Обезьян схватил Сипу за руку. Я и не заметил, как он подошел.

— Тихо все!

Чичи послушались, затихли.

И Сипа затих.

Обезьян подошел к решетке:

— Главный кто?

Али показал на одноглазого:

— Он старейшина наш.

— Чего тебе надо, старый?

Одноглазый молчал, и все в проходе молчали.

— Я тебя спросил, старый, ты ответь мне. Скажи, чего тебе надо, и прекратим драку.

Одноглазый мотнул головой, не смог выдержать тяжелого африканского взгляда.

— Давай спокойно разберемся, по порядку. Согласен, старый?

Одноглазый считал себя хитрым и мудрым чеченом.

— Согласен. Давай разберемся.

— Я предлагаю разойтись мирно. Просьбы, предложения?

— Земляка хотим обнять. Хотим поговорить, нам есть что вспомнить.

Обезьян показал пальцем на Адамчика:

— Этот зверек, про него говоришь?

— Он друг мой, сын мой, земляк.

— Понимаю. Если бы не этот зверек, ты бы к нам не лез, старый?

— Зачем плохое слово сказал?

— Извини, старый, повторю вопрос в корректной форме. Если бы твой друг, сын и земляк не сидел в нашей клетке, ты бы нам мешал отдыхать после обеда?

Одноглазый понял, что вопрос не простой и надо придумать, как ответить. Но не придумал. И ответил, как проще:

— Нет. Не мешал бы.

Обезьян пошел к нарам, поднял Адамчика за плечо.

— Вот этот сын твой и друг?

— Да.

Одноглазый все еще не понимал, что сейчас сделает Обезьян.

— Я драться не хочу, я мирный человек. Но я хочу спокойно поспать после обеда, а вы лезете, шумите, нехорошо.

Обезьян бодком свалил Адамчика, перевернул лицом в пол, уперся в спину коленом и надавил. С громким хрустом сломался позвоночник.

Одноглазый охнул. Всё произошло слишком быстро.

— Зачем ты так? Зачем?

Адамчик дергался в смертных судорогах, елозил по полу, гремел железом. Зря родители назвали сына именем первого человека. Назвали бы проще, вдруг бы да и жил проще и ой как хорошо бы жил: с неверными не пошел воевать, поехал в Москву, устроился на первое время мерчандайзером в сетевой магазин, любовницу завел, кассир-контролер в том же магазине, старше лет на 15, но зато квартиру не надо оплачивать, по сговору можно покупателям лишние суммы в чеках пробивать за некупленные товары, а товары эти воровать, потом зарегистрировался как индивидуальный предприниматель, на строительном рынке торговал сантехникой, продавщиц нанял и трахал их, когда хотел, и в подсобке и домой водил.

Адамчик затих.

Обезьян запихнул труп под нары.

— Не мешайте людям отдыхать после обеда.

Одноглазый закричал и повторял потом еще долго одно и то же:

— Всех убейте, всех!

Чичи и рекруты теперь не тыкали между решеток, не отвлекались, а били по замку, а мы били их по рукам. Все в нашей клетке поняли, если чичи прорвутся, будет плохо, и разломали шконки, вооружились уголками.

Чичи, даже те, что стояли на лестнице и ждали заложника, отвлеклись на драку и забыли про спецназ.

Внезапно распахнулась шлюзовая дверь. Наверное, смазали маслом запоры и маховики, и они не клацнули, не заскрипели.

Рекс просунул автомат, выпустил короткую очередь.

Чичу, который стоял ближе, снесло голову, тому, который стоял за ним, пули попали в грудь.

Еще очередь, и срикошетившие от потолка пули достали полосатых в проходе.

Полосатые затопали, поспешили укрыться в клетках. И только раненые не испугались выстрелов. Может быть, пули представлялись им избавлением от боли.

Рекс спустился на несколько ступенек, встал поудобнее и выстрелил прицельно.

Полосатые побросали прутья и уголки, легли на пол, забились под уцелевшие нары.

Рекс поменял рожок. Он стрелял, пока в проходе не осталось живых.

И наконец ему с палубы:

— Хватит!

— Борта прострелишь, утонем. Прекращай!

И еще на палубе разговор:

— Они решетки сломали.

— Говорил, сломают, а кто меня слушал? Как всегда, подешевле хотят, побыстрее. И теплоход дали ржавый.

— Это бунт у нас? Как перевести?

— Вроде того. Беспорядки. Но не бунт. Вот выбрались бы на палубу, тогда бунт.

— That's not a riot, but disorders, it's a commonplace, everything is under control.[3]

— Стреляли по людям?

— Да. По ногам.

— They've shot at legs.[4]

— By live cartriges?[5]

— Патроны боевые?

— Боевыми патронами из говна в оболочке из мозгов дубовых. В детстве учат сначала подумать, потом спрашивать! Это не переводи.

— Хорошо, не переведу. Но про патроны что сказать?

— Скажи, я несу ответственность.

— The colonel takes overall responsibility.[6]

Рекс снял с разгрузки газовую гранату:

— Разрешите?

— Давно пора!

Рекс сделал глубокий вдох, бросил гранату. И выбежал на палубу.

Хлопнула шлюзовая дверь.

Трюм заволокло ядовитым туманом. Полосатые уткнулись в матрасы, но все равно дышать было нечем.

Махов забился в истерике:

— Воды дайте! Воды!

Полосатые чихали, терли глаза, корчились от блевоты.

С закрытыми глазами, стараясь не дышать, я подошел к борту, нащупал иллюминатор, ударил прутом, бил, пока стекло не лопнуло. Потом еще несколько раз ударил, вытащил осколок. Времени не было, я торопился, вытаскивал осколки, бил, кровавил руки и — прислонил лицо к рваной дыре, всосал воздух. Лицо стало мокрым от брызг. Но я заставил себя отойти. Надо потерпеть немного, не дышать и глаза не открывать, газ вытечет за борт. Давно надо было разбить иллюминаторы. У меня вчера была такая мысль, но холода испугался и сырости.

Над головой топали, у шлюзовой двери тоже, железки какие-то перебирали и тянули, что-то противно скрипнуло. Они готовились к чему-то там наверху. К чему? По звуку разве поймешь.

Когда я проходил первую КСППЭ в ПБ № 3 имени Скворцова-Степанова, к нам в спецпалату привели парнишку — избитого, в изодранной армейской форме. Он месяц прослужил на срочной и в первом же карауле расстрелял разводящего и дежурную смену. Звали его необычно — Лука. Ему выделили койку рядом со мной, и мы разговаривали до отбоя. Он мне сказал, что у него абсолютный слух. Не такой, как у музыкантов, а по-настоящему абсолютный: саданут очередь на стрельбище, он слышит, сколько пуль вылетело из ствола. Вы скажете, это не такая уж, хер с горы, фантастика, и я соглашусь. Сколько пуль в очереди, опытный боец может определить. Но Лука слышал, какой автомат стреляет быстрее, а какой медленнее. То есть он мог по звуку оценить скорострельность каждого автомата, для справки, у «АКС74У», например, средняя скорострельность 12 выстрелов в секунду. Больше того, Лука мог по звуку определить модель автоматау например, «АКС74У» стреляет или «АКС74УН», а модели эти отличаются тем, что на одной из них укреплен ночной прицел, то есть почти ничем не отличаются. Из ушей у Луки тек гной, он сказал, что абсолютный слух мучит его с детства. Почему я ему поверил? Из окна был виден край железнодорожного моста. Но Лука не смотрел в окно. По стуку колес, по трению о гравий прогибающихся шпал, по цоканью и скрипу крепежных подошв, костылей и шпилек он определял, какой тепловоз идет, груженый или пустой, чем груженный — лесом или углем, или цистерны тащит. Но и этого мало, он определял, какие цистерны идут — с нефтью, мазутом, цементом, кислотой или аммиаком. Ему не надо было в окно смотреть, он слышал. Никакой мистики. Мазут давил равномерно на колеса, цемент прогибал дно и давление смещалось внутрь по ходу движения, цистерны с мазутом были тяжелее, чем цистерны с нефтью, аммиак бултыхался — его недоливали на четверть, чтобы пары не вышибли люк, серную кислоту заливали под обрез, но она тоже бултыхалась, однако с большей амплитудой, чем аммиак. Когда провозили на платформах машины, или трактора, или военную технику, Лука слышал, как ветер скользит по обводам, подвывает на крыльях и фарах, полощет брезент или нетканый текстиль фирмы «Du Pont», тормозит и глохнет на некачественной отечественной военной краске или ласкает импортный аналог матовой «Olive Drab». Ночью его убили. У психов в спецпалатах есть жестокая традиция или игра, как хотите. Называется «проверка», ее устраивают новичкам, но не всем, только слабым, или опущенным, или странным. Нет, все-таки это игра, во врача и пациента. Психи любят играть, но больше всего остального их волнует распределение ролей. Я много раз наблюдал, как они играют, например, в салочки. Сперва спорят, какой считалкой салу выбирать, потом считают и пересчитывают, чуть ли не через час, когда салу все-таки выберут и он с выбором смирится и позволит себе глаза завязать, он, вместо того чтобы салить, сядет на койку и улыбается или не улыбается, просто так сидит с завязанными глазами. И остальные вместо того, чтобы растормошить его и заставить за ними бегать, забывают про салки, начинают своими делами заниматься. Смысл игры «проверка» — поставить диагноз пациенту при помощи испытания. Диагнозов может быть три: годен, мертв, инвалид. Когда и кому пришло в голову ставить диагнозы новичкам, в ПБ № 3 Скворцова-Степанова никто не помнил. Психи помнят то, что их касается напрямую, то есть прежде всего свои фобии, а также состояние мяса, кишок, костей, волос, прыщей, болячек, синяков — всего того, что содержится у них под кожей и на коже. Обычно проверка была всего лишь игрой, хотя и жестокой. «Врачи» заводили «пациента» в туалет, вставали вокруг него, брали за руки и за ноги и подбрасывали к потолку. Потолки невысокие, жертва ударялась о потолок, психи разбегались, жертва падала на пол — на спине синяк, нога вывихнута, рука сломана, ничего страшного.

Когда в середине ночи дежурный и уборщики вошли в туалет, Лука был уже мертв. Он лежал, а вокруг всё было в крови — стены, потолок, пол. На этот раз психи привели новичка в туалет не играть, а убивать. Лука был самым необычным человеком, которого я встретил в своей жизни. Он был человеком далекого прошлого, того грубого века, когда люди боролись за выживание, не знали ремесел и наук, а для познания мира пользовались своими натренированными чувствами. Или инопланетянином он был. Или человеком далекого будущего. Поэтому его убили в первую же ночь в ПБ № 3 Скворцова-Степанова. Могли и раньше убить, в воинской части, где он служил. Но там у него в руках был автомат, а в Скворцова-Степанова он был безоружен. Может быть, он не был человеком, а был ангелом или бесом.

Если бы сейчас Лука был с нами в трюме на теплоходе «Двинск», он бы нам рассказал, что там на палубе затеяли, и мы бы знали, к чему нам готовиться — вооружаться, прятаться или перед смертью жизнь вспоминать.

Моряк подошел к иллюминатору, высунулся наружу, засмеялся от радости.

— Огни прямо по носу! Подвахтенным зайти в дизельный отсек! Форсировать дизеля!

Моряк облизал губы, засмеялся.

— Вода соленая.

«Двинск» пробивал волны, падал и поднимался. Железо у него оказалось хоть и ржавое, но толстое, пули не пробили.

Я лежал на полу, на матрасе. Над головой дрожал провисший кабель. И лампочка дрожала.