Ноусфера

- Амнистия?

- Ну да, амнистия. За незначительные преступления скощуху всем ввели особым положением. Ну сам потом в ноусфере покопаешься, глянешь. Я к тому, что в семейных делах многие тогда тоже амнистию объявили друг другу. Вон Юлька, к примеру. Она же могла бы тебя вычеркнуть из жизни с концами. Ан нет, нашла в себе силы все позабыть и амнистировала! Видать, любила тебя, говнюка.

- Судя по тому, как она со мной разговаривала, уже разлюбила, - хмуро заметил я. - Непонятно только, с чего она за мной тут наблюдала, раз я ей безразличен.

- А чего ей не понаблюдать? - возразил Серый. - Вы хоть в одной постели не спали лет дцать, но живете-то вместе. Небось она тебе скорую и вызывала, чтоб тебя сюда укатали.

- Значит, беспокоится все-таки? - с надеждой спросил я.

- Конечно, беспокоится. Ты же неадекватный сейчас, можешь взять - и все "нолики" на барахло какое-нибудь списать. В фонд помощи малоимущим перевести или там на научные изыскания их пожертвовать. Так многие делают, когда жизни им на пару недель остается. Типа душу очистить и долги перед Богом загладить. Вот что ей в таком разе останется, когда ты от второго приступа крякнешь?

- Так, значит, она из-за наследства печется? - задохнулся я от возмущения.

- Имеет право, - Серега пожал плечами. - Если бы Юлька при смерти оказалась, ты бы тоже, наверное, за банковский счет переживал. Он же у вас общий. Юлька, кстати, может его заморозить согласно положению о гарантиях финансовой безопасности. Правда, ей для этого потребуется провозгласить тебя недееспособным и добиться признания от локального комитета общественной безопасности.

- Я ей заявлю, - пригрозил я недобрым голосом. - Такую липосакцию ей устрою - никакие салоны красоты потом не понадобятся!

- Ха-ха-ха-ха, - деланно и чересчур громко засмеялся приятель, - хорошая шутка, Марк, даже отличная! Посмейся скорее со мной... Посмейся, дурила.

Видя, как страшно Серый вращает глазами, я последовал рекомендации и выдавил из себя пару смешков.

- Во-о-от, другое дело, - одобрил Серега. - А то ведь если не посмеяться, твою шутку и за угрозу посчитать можно. Вот тогда тебе до признания неадекватности и недееспособности всего ничего останется. Избегай таких ситуаций по мере возможности. Вон посмотри лучше на медсестру свою. Эта ведь, кажется? Третья слева в нижнем ряду?

Я обрадовался возможности сменить тему и сосредоточился на взаимодействии с коммовским интерфейсом. Вычленив Цветика из представленной мне фотогалереи, я выбрал нужный портрет и запустил режим наблюдения в реальном времени. Корпоративный транспорт, что-то вроде маршрутного такси класса люкс, вез девушку с рабочей смены домой в компании еще нескольких медсестер и медбратьев. Светлана весело щебетала с кем-то по видеофону, глазки ее лучились весельем. Пытаясь высмотреть, кто там у нее в собеседниках, я неуклюже перебирал пальцами, чтобы изменить высоту и угол зрения.

- Ничего интересного, - сдался я.

- В прошлое загляни, почитай, посмотри, послушай, - посоветовал Серега учительским тоном. - Вот это - социальные маяки, их всем официально бюрократы штампуют, чтобы твой профессиональный путь был как на ладони. Здесь медицинская карта, прорисовки характера и темперамента. Можешь посмотреть, как твоя Света истерит, как хохочет, над чем рыдает, что приводит ее в тихий ужас. Вот это ее собственные маяки: такой она сама себя хочет видеть. А вот это ее френдвижн. Правда, маршруты в нем прокладывают не только френды. Разве что фарватер, хе-хе. А остальным занимаются все кому не лень. Даже ты можешь пару бакенов повесить на что-то, что тебе интересным покажется.

- И он там останется? - не поверил я.

- Конечно! - заверил Серега. - Правда, если, кроме тебя, событие никого не заинтересует, бакен через недельку утонет. Вот если еще хотя бы десятку человек картинка приглянется, то бакен проплавает месяц или полгода. Ну а если что-то такое отыщешь, что тысячи просмотров соберет, тогда тут маяк на все времена вырастет. Система наблюдает, а интерфейс все фиксирует, умница!

Глядя, как я неловко перебираю бакены, облепившие область френдвижн, Серый вздохнул и яростно почесал нос.

- Да вон, вон оно - то, что ты ищешь, - указал он на розовенькие бакены, крепкие и явно не собирающиеся тонуть. - Ты их потыкай, потыкай, сам все увидишь. Света с душевой лейкой; Света, Рома и Виталик...У всех одно и то же, смотреть не на что.

- Это ее недруги на всеобщее обозрение выставляют? - посочувствовал я. - Вуайеристы какие-нибудь?

- Зачем вуайеристы? Нормальные люди. Может, друзья ее, эти самые Ромики и Виталики. А может, сама она их выставляет.

- Но зачем?!

- Для пользы, конечно. Чем больше публичности - тем выше общественный статус, чем больше просмотров - тем больше на счет капает "ноликов".

- То есть деньги теперь полная виртуальность? Они вообще ничем не обеспечены, кроме внимания?

- Дурак ты, Марчелло, в сотый раз тебе говорю, - вздохнул Серый. - Общественное внимание и есть главный обеспечительный базис кредитно-денежной системы. Ничто так не балансирует спрос и предложение, как человеческий интерес. Просто раньше между вниманием и предметом внимания располагалось дополнительное звено в виде ракушек, монет или бумажных купюр. А теперь от них остались лишь символы - "нолики".

- Вот это да! - охнул я в неподдельном изумлении. - Расскажи поподробней!

- Старик, давай уж как-нибудь в другой раз? - взмолился Серый. - Видишь, свет уже гасят. Сейчас нас отсюда, похоже, попросят. Вон и халдей уже на цирлах бежит.

Мы не стали дожидаться, пока официант нас вытурит, и поднялись из-за стола. Серега показал мне, как нужно расплачиваться по счету, - никак. Плату за еду рестораторы спишут сами. И обсчитать не посмеют, потому что ты всегда можешь проверить их цены и сумму снятия.

- Но если кто-то хочет заплатить за всю компанию, ему просто достаточно поднять вверх большой палец. И все. Ты меценат, - небрежно бросил Серега, отдуваясь и производя некие манипуляции со своим комбинезоном (выглядело это так, будто он проводит пассы над пряжкой ремня).

Намек я понял, не дурак, что бы там ни твердил Серый. Жить мне осталось недолго, денег всех не потрачу. Да и не впервой за этого обормота платить. Прежде чем выйти из-за стола, я поднял вверх большой палец.

Провожая меня по прогулочной тропинке в сторону моего корпуса, Серега дружески положил мне ладонь на плечо. Даже сквозь комбинезон я почувствовал, как он потеет.

- Старик, я тебя, конечно, не брошу, но ты сам пойми: у меня тоже дел невпроворот, некогда с тобой тут ходить-бродить, - заранее оправдывался Серега.

- А чем ты таким занимаешься?

- Ну... - приятель замялся. - В принципе, я типа рантье. Ну и пособия, конечно. С голоду сейчас умереть никому не дадут. Но я же человек творческий, любознательный. Тут сам учусь, там кому-то лекцию могу провести. В общем, там-сям, на месте одном не сижу.

- Ну хорошо. А я-то чем хоть занимаюсь?

- Информацией торгуешь.

- Информацией? Ты шутишь?! Она и так у всех есть, всякая, какую пожелаешь...

- Есть. И какую не пожелаешь - тоже есть. Вокруг нас - горы песка, пустыня. А ты помогаешь среди барханов нужные песчинки находить. Экономишь людям время. Люди-то - они хоть и дольше жить стали, но не настолько, чтобы перестать ценить время, даже наоборот. Ты, дружище, профессионал экстра-класса. Я своим глазам не поверил, когда ты в ноусфере барахтался, как пятилетка. Ты же сам кучу маршрутов проложил для тысяч людей!

- Я сам прокладываю маршруты? - выпучил я глаза.

- Поначалу, конечно, сам прокладывал. А последние лет двадцать-тридцать на тебя целый штат работает. Странно, что клиенты тебя в покое оставили и не теребят. Хотя, глядя на тебя, я их понимаю. Кто к тебе за заказом обратится, пока ты в таком состоянии?

- А на кого я работал? Кто ко мне с заказами обращался?

- Да кто угодно. Ученому, предположим, для диссертации нужно хронологию жизненных событий какого-нибудь Марка Аврелия вытянуть. Сколько нужно времени убить, чтобы все связанное с Аврелием в ноусфере найти, высмотреть, пустые факты типа "помылся-побрился" отбросить? Уйму времени! К кому он обращается? К Марку Гурелию. Или там жена хочет неверного мужа на супружеской измене поймать. Она же не будет с утра до ночи глаза в ноусферу пялить, высматривать, что он в позатом лохматом году в среду вечером делал? А Марк Гурецкий только этим и занимается - сноровка плюс арендованные суперкомпьютеры. Отсыпали ему горсть "ноликов" - он и копается в ноусфере, маршруты прокладывает и бакены потом заказчику высылает.

- Здорово, - возгордился я собственными достижениями. - А про себя я тоже маяков наоставлял?

- Ну а как ты думаешь? - кисло усмехнулся Серега. - Залезь, посмотри. Что я тебе словами все объясняю? Ты из ноусферы быстрей и больше почерпнешь в десять раз, чем от меня, старого пердуна.

Я дал себе зарок, что по возвращении в палату не лягу спать, пока не загляну в свое прошлое. Да и не только в свое! Про Марка Аврелия Серега весьма кстати припомнил: сколько себя знаю, хотел посмотреть на убийство Гая Юлия. Неужели Марк Юний и в самом деле Цезаря предал? Обязательно сегодня проверю. А еще надо взглянуть на динозавров! Птеродактили, трицератопсы, брахиозавры - это ж вылезать не захочется из ноусферы!

- Ну ты особо губы-то не раскатывай, - во всю пасть зевнул Серый. - Впрошлое только на пять-шесть тысячелетий назад можно заглянуть. Ну немногим больше. И за пределы Солнечной системы не надейся смотреть: нет там ни фига. А если и есть, то, кроме как в телескопы и в оптику космических аппаратов, мы это никак не увидим.

- А почему так? - огорчился я. - Что же так мало?

- Кто знает? - пожал плечами Серега. - Верующие считают это подтверждением теории креационизма. Мол, как в Библии сказано, что мы пять тысяч лет существуем, так оно, значит, и есть. И ноусфера это типа доказывает.

- А ученые что?

- Ученые друг с другом бодаются, как всегда. Повестка дня, или, как они говорят, парадигма, такова, что ноусфера - это типа коллективного сознания. Или бессознательного, это уж кому как нравится. Пока люди за мамонтами с камнями и палками бегали, никакой ноусферы и не было. А как первые города-государства возникли, то бишь первые общинные поселения, - то ноусфера и образовалась. В общем, безотрывно от цивилизации. Но это все, друг, теории. Причем такие зубодробительные, что, если глубоко в них вникать, обязательно втыкаешься в метафизику. Так что лучше не надо. Тот же Волков, о котором я сегодня рассказывал, на склоне лет к верующим подался. Отказался от звания Героя России, принял постриг и схиму и сидит где-то на Соловках, с утра до вечера молится. Ну хоть к фанатикам не примкнул. Было бы обидно, если б такой великий ученый шахидом стал.

- Шахидом? Ты серьезно?

Серега снова раззявил рот в крокодильей зевоте. Мы уже подходили к входному лифту, из которого несколько часов назад я вылупился на прогулку.

- Завтра, завтра. Все завтра, - пообещал друг сонным голосом. - Греть тебе больничную койку я не намерен, это к Свете. А я завтра в районе полудня к тебе подгребу, еще покалякаем, - Серега мягонько подтолкнул меня к лифту.

***

Вернувшись в палату, я уселся в койку и поерзал на постели, устраиваясь поудобней перед сеансом погружения в ноусферу. Однако не успел я задать координаты поиска, как меня прервали внезапным вторжением. Сухонький чернявый мужчина, на вид лет сорока, с узким лицом и длинным носом, усеянным порами, смотрел на меня глубоко посаженными глазами без всякого выражения. Губы его были сжаты в прямую линию, а пальцы неустанно шевелились, взаимодействуя с коммовским интерфейсом, - ни дать ни взять два паука, ткущих липкую паутину.

- Вам чего? - опешил я. - Ты еще кто такой?

- Дежурный регистратор терапевтического отделения Артур Гущян, - представился мужчина голосом, который отдавал металлом автоответчика. - Пациент Гурецкий, согласно положению о медицинских услугах неявка на забор анализов перед процедурой нейрореновации расценивается как добровольный отказ от медицинской помощи...

- Эй-эй, погодите-ка! Меня никто не предупреждал, - забеспокоился я.

- ...И фиксируется в истории болезни. Согласно тому же положению нарушение больничного режима, в частности предписанной по медицинским показаниям гастрономической диеты, расценивается по умолчанию как взятие на себя ответственности за возможное ухудшение физического состояния и снимает с сотрудников медицинского учреждения...

- Это из-за рульки, что ли? - догадался я. - А вы чего, сволочи, меня не предупредили, что запрещено? Почему вообще у вас на территории больницы пиво наливают? Вы что, охренели совсем?

Рядом с Гущяном возник еще один незваный гость - седой мужчина в солидном костюме, заседающий в не менее солидном кабинете. На вид он мне показался типичным юристом. С первых слов его стало ясно, что я не ошибся.

- Согласно положению о добровольной индивидуальной ответственности никто не вправе ограничивать право гражданина вредить своему организму, - солидным голосом изрек солидный мужчина. - Гражданин Гурецкий, в случае если на тебя оказывают давление сотрудники медучреждения, ты можешь воспользоваться услугами профессионального адвоката. Меня зовут Игорь Клямкин. Если тебе потребуется консультация...

- Он опасен для самого себя! - вдруг включилась в беседу моя жена Юля. Ее образ возник в интерьере гостиной комнаты, как мне показалось, смутно знакомой. - Он не отдает отчета в своих действиях! Я требую признания Марка Гурецкого временно недееспособным!

- Согласно положению о социальной безопасности близкие родственники имеют право требовать признания гражданина временно недееспособным, - заверил Юлю адвокат Клямкин. - Гражданка Гурецкая, для облегчения вашего участия в юридических процедурах ты можешь воспользоваться услугами профессионального адвоката. Меня зовут Игорь Клямкин. Если тебе нужна консультация...

- ...Сеанса нейрореновации. Если завтра утром ты не явишься на процедуру, отделение интенсивной терапии в моем лице будет вынуждено признать ваш отказ...

- ...Он не помнит даже, как в туалет ходить! Он домогается юных девушек! Ему нужна круглосуточная сиделка и...

- Да заткнитесь вы уже все!!! - заорал я, отчаянно замахав руками, чтобы смахнуть столпившихся в палате виртуальных собеседников к чертовой матери.

Однако ни один из образов не пропал - напротив, все участники конференции заговорили еще громче, пытаясь друг друга перекричать.

- Ты не имеешь права отказаться от обсуждения вопросов оказания медицинской помощи в соответствии с положением о добровольно-принудительном ознакомлении...- заладил Гущян нудным голосом.

- Не смей меня выключать! - завизжала Юля. - Ты всю жизнь так поступаешь- бежишь от проблем! Стоит возникнуть проблеме - как тебя тут же нет рядом. Будь мужиком! Хватит быть свиньей! Ты всю жизнь мне своим свинством испортил!

- Гражданин Гущян, если пациент Гурецкий поступает вопреки положению о медицинской помощи, клиника имеет право оказать на него давление. Рекомендую больничному руководству воспользоваться услугами профессионального юриста для разрешения возникшего конфликта. Меня зовут Игорь Клямкин, я...

Голова у меня пошла кругом. Я понял, что еще немного - и взвою от этого шума и гама, становившегося все настырней и громче.

- Внимание подключившимся: вы все нарушаете положение о конфиденциальности, - заявил тихим усталым голосом четвертый визитер, явившийся без приглашения.

Это был Хартли. Как ни странно, его тихое сообщение было услышано и все прочие разом замолкли. Клямкин быстро заморгал, прервав очередную тираду. Юля, бешено вращая глазами, подавилась новым обвинением, не осмелившись его выкрикнуть вслух. Меланхоличный Гущян только глянул в сторону босса - и незамедлительно смахнул сам себя, очистив палату от своей голограммы. Чуть помедлив, за ним это сделали Юля и Клямкин. Адвокат, прежде чем пропасть из виду, демонстративно подгрузил в мой интерфейс визитную карточку (я дал себе обещание выкинуть ее в мусорное ведро, как только поговорю с Хартли).

- Вы мой спаситель! - поблагодарил я врача. - Они что, с ума меня решили свести?

- Вряд ли в их действиях был злой умысел, - слабо улыбнулся Джон Викторович. - Такие накладки иногда случаются. Даже теперь. В первые годы после открытия ноусферы количество психозов выросло на порядок и немало людей тронулись умом как раз благодаря передозировке общения. Так что Совет был вынужден ограничить вторжение в частную жизнь на законодательном уровне. Правда, в связи с этим возникли некоторые юридические коллизии... но, как видите, здравый смысл торжествует, так как в конфликте положений предпочтение отдается тем, которые защищают права личности.

- Совет? Это правительство, что ли?

- Совет по надзору за ноусферой. Самая влиятельная на сегодняшний день международная организация, - пояснил Хартли. - Поскольку ноусфера теперь определяет общественную жизнь во всех сферах, с некоторых пор этот орган действительно обрел ряд властных полномочий. Так что ты прав, сегодня Совет можно рассматривать как мировое правительство. Или сверхправительство, поскольку в каждой стране сохранились и свои, национальные, органы управления. При желании можешь изучить их иерархию, если не поленишься заглянуть в ноусферу.

- Хартли... Джон, ты пришел, чтобы меня выручить, или у тебя тоже ко мне неотложное дело?

- И то и другое, - кивнул врач. - Сеанс нейрореновации, о котором говорил Артур, - очень важная процедура для переживших нейроколлапс. Я тебе настоятельно рекомендую не пропускать ее. Тем более что проводить его будет первоклассный специалист. Она вряд ли сотворит чудо, но, по крайней мере, сделает все, чтобы оно произошло.

- Светлана? - спросил я, лелея в душе огонек сексуальной надежды.

- Нет, - поморщился Хартли. - Светлана - обычная медсестра. Дежурит она послезавтра. Но ты ее все равно не увидишь: во исполнение положения о харрасменте я временно перевел ее на другой этаж. У тебя будет другая сиделка, более подходящая по возрасту.

Я насупился, записав про себя Хартли предателем.

- Еще что-нибудь? - спросил я грубовато.

- Нет. Если тебя снова попытаются достать конференц-связью или начнут сыпать положениями, просто провозгласи формулу "Согласно положению о конфиденциальности требую уединения". И тебя никто не посмеет тревожить в течение какого-то времени.

- То есть можно так сделать, чтобы меня все оставили в покое?

- Можно. Но не совсем. Если ты откажешься принимать участие в жизни социума, социум займется тобой сам. Без твоего согласия и разрешения.

- Это как?

- Ну, если, к примеру, Юлия добьется признания твоей недееспособности, за тобой придут.

- И куда меня отведут "те, кто придут"? - напрягся я.

- Посмотри в ноусфере маяк "карантин для социально опасных".

Вместо ответа я смахнул Хартли. Смотреть реалити-шоу про тюрягу мне хотелось не больше, чем участвовать в нем. По-хорошему, мне сейчас стоило лечь отоспаться, что я и не преминул сделать, оставив визит в ноусферу на утро.

***

В правоте Хартли я убедился за первые же полчаса знакомства с историей ноусферы. Ее открытие так потрясло основы общественного строя, что в течение нескольких лет человечество погрузилось в хаос войн, преступности и коллективных психозов. Мужья убивали неверных жен, жены - мужних любовниц, бывшие закадычные друзья вцеплялись друг другу в горло, чтобы вырвать кадык, а пожилые граждане заканчивали жизнь прыжком с моста либо вешались на собственных галстуках, не в силах перенести стыд за содеянное в годы молодости. Ноусфера обнажила все то, что принято было скрывать от других, - лицемерные маски перестали служить надежной защитой, десятилетиями складывавшиеся репутации сгорели в огне очевидности, а стыд и сожаление о совершенных ошибках на долгие годы стали спутниками отдельных людей и целых сообществ.

Но, к счастью, человек - такое существо, что адаптируется ко всему. Уже через десять лет после открытия ноусферы люди привыкли к новой реальности и видоизменившаяся общественная жизнь пошла своим ходом. Политические институты родились заново, освободившись от людей, замешанных в коррупции, и вобрав в себя самых толковых, достойных и этически благонадежных. Семейные отношения пришли в норму благодаря тому, что оба вступающих в брак могли детально изучить особенности характера и познакомиться с заскоками будущего супруга. Ну а политическая и экономическая реальность стали не определять социальную, а дополнять ее, отвечая запросам полностью открытого, не имеющего тайн общества.

Перед моими глазами вставали истории отдельных людей, семей, коллективов и целых народов, для которых открытие ноусферы стало шоком, переходящим в долговременный кризис. Каждая персона и каждая общность находили свой уникальный способ обрести себя в новой реальности, не растратив душевного покоя, социальной стабильности и индивидуальных особенностей. Испания и Бразилия превратились в сплошной нудистский пляж, отменив институт брака и другие формальные обязательства, Германия и Британия (потерявшая приставку "Великая" вместе с последними островами) забюрократизировали все общественные отношения до такой степени, что эмиграция из этих стран затопила Восточную Европу, ну а в Северной Корее сразу же после свержения династии Кимов сложилось новое закрытое общество - закрытое от доступа в ноусферу и упорно не желающее внедрять ее в повседневность. Всеобщая амнистия, простившая нетяжкие преступления большинству жителей развитых стран, не коснулась населения арабского мира, устроившего священный джихад своим же согражданам, чья неверность заветам Пророка оказалась у всех на виду. Впрочем, кодекс положений, выработанных всемирным Советом по надзору за ноусферой, в конце концов распространился почти повсеместно благодаря доминошной цепи революций, названных впоследствии Революцией правды.

Несмотря на жгучее желание отыскать в кладезе исторических сокровищ картины мартовских ид и 25 мессидора, взглянуть своими глазами на гибель Цезаря и Марата я не успел. Цепочки событий, протянувшихся от года открытия ноусферы и до нынешних дней, увлекали мое внимание за собой, не давая отвлечься ни на минуту, понуждая меня разматывать один за другим клубки причинно-следственных связей и застревать на изучении узелков-событий, всякий раз дававших новые ответвления. Я вызывал к жизни умерших политических деятелей, ученых, социологов и журналистов, наблюдал за ныне живущими и вполне здравствующими современниками, обращался к энциклопедическим сводкам в текстовом и визуальном форматах. В какой-то момент голова моя закружилась от обилия информации, и я решил, что еще немного, и меня настигнет второй приступ нейроколлапса. Пообещав себе прекратить серфинг и лечь наконец спать, я напоследок вызвал из цифрового небытия старенького профессора, который пытался популярным языком изложить сведения о нейроколлапсе. Рассказывал он все голой стенке, но, если верить яркости маяка, эту лекцию к настоящему времени прослушали миллионы студентов по всему миру.

- Старый, погоди. Я тебя плохо понял, - панибратски сказал я умершему лет пятнадцать назад профессору, перематывая его лекцию на пару реплик назад.

- Профессор Черезов иногда увлекался и забывал, что обращается к непрофессионалам, - грудным бархатным голосом заявила мне женщина, возникшая по соседству с профессором.

- Ты еще тут откуда? - проворчал я, небрежно смахивая видение.

Женщина, однако, никуда не пропала, хоть я усердно смахнул ее несколько раз подряд.

- Прости, Марк, но от меня не так просто избавиться, - улыбнулась пришелица.- Я здесь не в образе, а собственной персоной.

- То есть как? - не понял я.

- Ножками. Меня зовут Ольга Пехман. Я нейрофизиолог, одна из авторов метода нейрореновации, специалист по дисфункциям головного мозга. В частности, такой дисфункции, как нейроколлапс.

Смахнув старичка вместе со всеми открытыми текстовыми и визуальными окнами, я остался в палате один на один с гостьей и теперь мог спокойно ее рассмотреть. На вид женщина была не старше 30-35 лет. Шатенка, тонкие яркие губы, волевые черты лица. Темно-карие глаза ее смотрели на меня с обманчивой теплотой, во взгляде просматривалась жесткость характера и привычка добиваться поставленной цели. Одета Ольга была в деловой костюмчик нейтральной расцветки, шею тяготило ожерелье из массивных черных жемчужин, в ушах красовались серьги с камнями того же похоронного цвета.

- А где белый халат? - подколол я врачиху.

- Надену, как только мы пройдем в процедурный кабинет.

- Вы решили, что без вас я не нашел бы туда дорогу? Или вы обязанности врача совмещаете с функцией экскурсовода?

- Просто захотелось с тобой познакомиться, - ничуть не смутившись, ответила Ольга. - Вообще-то, я только что прилетела из Токио. Я не работаю в этой клинике ни врачом, ни администратором. Я ученый. Просто у меня хорошие отношения с департаментом медицины. В частности, практиковать в любых больницах, кроме детских, пенитенциарных и других специализированных учреждений. Врачам нужно больше информации о нейроколлапсе, а мне - источники информации. Такие, как ты.

- Ага, значит, ты меня решила сделать своим подопытным кроликом? - отозвался я, вдруг обнаружив, что переход на ты в этот раз дался мне без особых усилий.

- Кролики - милые существа, - проворковала Ольга, сделав голос еще бархатистее. - У них такие гладкие ушки, шелковистая шерстка, симпатичной пимпочкой хвостик... А еще они такие энергичные и так любят размножаться... обожаю кроликов!

Эта врачиха мне определенно нравилась. Я одарил ее заслуженной улыбкой и приосанился. Конечно, ее слова могли оказаться издевкой, но прозвучали все равно очень мило.

- Это правда, что мой маленький кролик не помнит ничего, кроме автокатастрофы, которая произошла с ним 60 лет назад? - проворковала Ольга, вперив в меня острый внимательный взгляд.

Я хотел ответить какой-нибудь пикантной шуточкой, но, как назло, мне ничего не приходило в голову. И я просто кивнул.

- Чудесно, - заулыбалась Ольга, как если бы я сообщил ей действительно хорошую новость.

- На фиг такие чудеса! - запротестовал я. - Вижу, что в мире полным-полно чудес, и вполне великолепных, да только со мной случилось самое гнусное. Это несправедливо, ты так не считаешь? Правду говорит Хартли, что мне жить осталось без году неделя? Или неделя без году... как там правильно?

Ольга придвинулась к моему ложу ровно настолько, чтобы я не посмел выдвинуть против нее обвинение в харрасменте.

- Давай-ка мы с тобой проведем одну процедуру, а уже по ее итогам решим, насколько безнадежен твой случай.

Провести с Ольгой некоторые процедуры я, признаться, захотел в тот же момент, как уловил от нее запах духов с тропическим ароматом - влажная древесина и буйно цветущие растения-мухоловки. Если так дальше пойдет, то из отряда ушастых я перейду в подвид бабочек-однодневок, которых девочки-вамп ловят сачком и нанизывают на булавку, чтобы повесить под стекло в коллекцию на бесконечной стене.

***

- Бояться уже можно? - оскалился я страдальчески, когда Ольга указала мне на узкое ложе - затянутую в пластиковый чехол горизонтальную панель, выдвинувшуюся из жерла большой трубы, утыканной разнообразными блоками и переключателями. Первая ассоциация, возникшая у меня при виде этого аппарата, - томограф. Я не замедлил поделиться с Ольгой своим наблюдением.

- Томографы давно вышли из употребления, - отозвалась Ольга. - Сложи руки вот так. Молодец. Голову выше. Еще выше.

Она воткнула пластиковую распорку между моим подбородком и ключичными пазухами, обездвижив мне шею. А затем нацепила на мою правую руку браслет, очень похожий на комм, но при этом состоявший всего из двух полукруглых сегментов.

- А чем сейчас лечат раковых больных? - пробубнил я, с трудом ворочая языком, поскольку медицинский ошейник мешал двигать нижней челюстью.

- Ничем. Рак победили поколение назад. Теперь выявляем его на начальной стадии и лечим одним уколом.

- Какая-то супервакцина?

- Нет, обычная сыворотка для иммунитета. Заставляет защитные клетки работать правильно, уничтожая любые патогены. При появлении новых инфекций и вирусов в генетический код материала вносятся необходимые изменения, и организм вновь справляется сам, без всяких антивирусов и антибиотиков.

- Еще лучше: настоящая панацея! - одобрил я. - Слушай, а чего меня-то в трубу суют? Можно мне тоже волшебный укол?

- Ну у тебя же не СПИД и не насморк, - улыбнулась Ольга. - Заболевания мозга, к несчастью, так легко вылечить не получится.

Ольга начала дирижировать интерфейсом, и выдвижная панель со мной, распластанным поверху, покатилась в недра длинной трубы, скрывая от моих глаз процедурную комнату.

- Получается, тут все пациенты "с мозгами" лежат? - бросил я напоследок.

- Не все. Есть целый ряд патологий, которые сывороткой молодости не лечатся. Амнезия и другие последствия черепно-мозговых травм, конечно, самые распространенные хвори. Но куда чаще в больницу попадают с различными психиатрическими заболеваниями.

- Эй, погоди, так меня тут что - вместе с психами положили? - задергался я, ощутив внезапный приступ клаустрофобии.

"Не шевелись! - шепнула мне в ухо Ольга. - Сейчас включится высокочастотное электромагнитное поле, тебе лучше полежать неподвижно".

Послушавшись, я замер всем телом, позволив одним только глазам шнырять по едва подсвеченным стенкам медицинского аппарата. Куда они динамики тут воткнули?

Аппарат тем временем расшумелся, как взлетающий самолет. В воздухе запахло медью, а голова моя стала тяжелой, будто ее нагрузили свинцом. Теперь я испугался по-настоящему: а ну как мозг мой взорвется, как кукуруза в микроволновке? Или я окончательно перестану соображать и вылуплюсь из трубы бессмысленным идиотом, пускающим слюни и воспринимающим Ольгину грудь исключительно как источник питательной жидкости?

Я попытался шевельнуть пальцами, но тело мое онемело и отказалось подчиняться командам, отдаваемым мозгом. Уже через минуту я полностью утратил телесные ощущения и завис в немой пустоте. Будто во всей вселенной остался живым только мой мозг, парящий в киселе предвечного хаоса и пытающийся постичь, на фиг он там оказался. "Я мыслю, и, следовательно, мне полный трындец", - из последних сил сформулировал я про себя афоризм, который в тот момент показался мне незыблемой и окончательной истиной.

Приготовившись прожить в этом жутковатом космическом одиночестве ближайшую вечность, я стал вспоминать, кем я был раньше и за что мне выпало счастье кем-то когда-то зачем-то быть. Но окутавший меня туман бессознательности вскоре рассеялся, не прошло и двух-трех миллиардов лет. Вскоре я снова смог видеть. И то, что я видел, оказалось стенкой длинной сливочно-белой трубы, отползавшей от меня куда-то вверх. Еще через минуту я окончательно вернулся в сознание и обрел ориентацию в трехмерном пространстве. Это не труба ушла вверх, а я выдвинулся вперед на своей ползучей подложке. Вокруг снова была процедурная комната, а рядом со мной - цветущая молодая женщина, имя которой я вспомнил не сразу.

- Ты хоть раз сама туда залезала? - спросил я Ольгу, едва ворочая языком.

- Да, однажды отважилась, - ответила та, освобождая меня от распорки.

"Пожалуйста, помолчи. После нейрореновации когнитивные способности восстанавливаются не сразу", - шепнула Ольга прямо мне в ухо, хотя сама при этом стояла надо мной во весь рост, да и, к тому же, отвернулась к "томографу", чтобы выключить адский агрегат до следующей надобности.

- Что? - заворочался я. - Что ты сказала?

- Пожалуйста, помолчи, - повторила Ольга, на этот раз громко и внятно. - После нейрореновации когнитивные способности восстанавливаются не сразу. Ближайшие четверть часа тебе нужно провести в полном покое. Не беспокойся, все скоро придет в норму. Я тут посижу рядом и понаблюдаю.

Ольга уселась в удобное кресло. Простенький с виду офисный стул на колесиках принял в себя тонкое женское тело, изогнувшись под его формы и застыв в оптимально комфортабельном состоянии. Подирижировав интерфейсом, Ольга вызвала к визуальной действительности кучу окон с какими-то графиками, таблицами и диаграммами и погрузилась в их изучение, отвернувшись от меня и будто потеряв ко мне интерес.

"Марк! Закрой глаза и сделай вид, что ты отдыхаешь. Нет! Не дергайся! Не надо глазеть по сторонам! Да, это я, Ольга. Я общаюсь с тобой телепатическим способом. Просто прими как данность. Расслабься. Закрой глаза. Сейчас постараюсь все объяснить. Если захочешь что-то сказать или спросить, сформулируй это предельно четко, но про себя! Вслух ничего не произноси!".

К моему горлу подкатила тошнота. Проклятая недопереваренная рулька едва не изверглась наружу, но, по счастью, ухнула обратно в утробу, оставив по себе только мерзкий привкус во рту. Я почувствовал, как мою кожу покрыла тонкая пленка липкого пота. Переизбыток чудес был настолько запределен для моего восприятия, что я уже сам не понимал, что со мной - то ли я схожу с ума, то ли бредовое состояние вызвано только что пережитой процедурой, то ли нейроколлапс вбил последний гвоздь в крышку моего мозга. Перед глазами вновь пронеслось пугающее видение бесконечного одиночества в предвечном океане безмыслия.

"Ты меня слышишь?!!" - спросил я про себя, не обращаясь по имени, но адресуя вопрос Ольге.

"Да. И довольно неплохо. Не надо орать", - произнесла Ольга. Теперь я разобрал, что голос ее не шептал мне на ухо, а раздавался прямо внутри черепной коробки, минуя ушные раковины и добираясь до слуховых центров мозга с некоторыми искажениями, будто Ольга говорила в большую морскую раковину.

"Почему мы не можем поговорить вслух? Зачем эта секретность?" - спросил я.

"Затем, что высказанное вслух перестает быть секретом в тот миг, когда слова отрываются от языка. Технология ментальной коммуникации - единственная на сегодняшний день ширма, позволяющая скрыть намерения и планы".

"Что же мне раньше никто об этом не сказал?" - возмутился я мысленно.

"Потому что о существовании этой технологии знают всего несколько человек. Еще несколько десятков - догадываются и пытаются ей овладеть. Ну а прочим она станет доступна лишь тогда, когда кто-нибудь проболтается".

"Это ты изобрела?" - я невольно открыл глаза и восхищенно глянул на Ольгу.

"Не совсем. Отчасти это была счастливая случайность, побочный эффект другого медицинского эксперимента".

"Как ты влезла ко мне в мозги?"

"Фальшкомм".

"Вот эта штуковина, которую ты нацепила мне на руку? Так, значит, это не для сеанса нейрореновации?"

"Нет. Это прототип телепатического коммуникатора. К нейрореновации он имеет не больше отношения, чем к ноусфере".

"Ты говоришь, прототип?"

"Именно. Таких устройств на сегодняшний день ровно четыре. Одно из них - на тебе".

Я посмотрел на Ольгу, усердно делавшую вид, будто изучает столбцы данных, полученных из "томографа". Ее правое запястье было заковано в точно такой же матово-черный браслет.

"Почему я? Зачем ты меня посвящаешь в эти подробности? Я ведь могу всем растрепаться о сокровище, которым ты обладаешь!"

"Сейчас не время вдаваться в подробности. Если вкратце, то ты нужен мне в той же мере, в которой нуждаешься во мне сам".

"Объяснись", - попросил я.

"Нейрореновация прекрасно себя зарекомендовала для лечения ряда мозговых дисфункций. Но нейроколлапс она не вылечила ни разу. Процедуры могут успокоить родственников и дать больному шанс смириться с неминуемой гибелью. Однако специалисты в курсе, что шансы пациента на излечение не увеличиваются ни на йоту, сколько таких сеансов ни проводи. Этот метод полезен не более, чем древняя микстура от кашля".

"Хочешь сказать, что есть и другой метод?".

"Возможно".

- Ольга, не темни, - возгласил я, тут же прикусив себе язык.

Ольга бросила на меня короткий неприязненный взгляд и снова вернулась к изучению цифр и разноцветных кривых.

Прокашлявшись, я попытался выкрутиться из положения:

- Ольга, не темни, - повторил я. - Сколько мне так валяться? Почему мне так трудно шевелиться?

- Процесс нейрореновации как бы перегружает связи, устоявшиеся между командными центрами мозга, - объяснила Ольга академическим тоном. - В течение нескольких часов после сеанса мозг восстанавливает контроль над нервной системой. Моторика приходит в норму в течение первой четверти часа. Потерпи, Марк, скоро ты сможешь вернуться в палату.

Сделав вид, что удовлетворен объяснением, я отвернулся и закрыл глаза.

"Хватит секретничать, Ольга, - попросил я. - Скажи прямо: есть способ меня спасти? Я совсем не хочу умирать. Честное слово".

"Стопроцентной гарантии нет", - уклончиво ответила женщина.

"А сколько процентов?"

"Сложно об этом судить: недостаточно данных".

"А когда их будет достаточно?"

"Когда ты пройдешь тесты в одной из наших лабораторий. Мы ведь не только телепатические коммы изобретаем". В моей черепной коробке раздалось гулкое эхо - должно быть, Ольга мысленно рассмеялась.

"Это, наверное, стоит прорву денег? - нахмурился я как мысленно, так и всуе. - Вы ведь вряд ли благотворительностью занимаетесь?".

"Это уж точно, - заверила Ольга. - Но беспокоиться тебе не о чем. На твоем счету "ноликов" хватит. Разве что супругу твою ждет неприятный сюрприз".

"О, за это я готов даже доплатить!" - мстительно пообещал я.

"Значит, ты согласен поехать со мной на обследование?"

Мне почудилось, что Ольга затаила дыхание. С чего ей так волноваться? Что, я единственный пациент с нейроколлапсом, которого можно растрясти на круглую сумму? Я решил, что давать согласие слишком легко будет как-то не комильфо. Для порядка надо бы поторговаться.

"Ну и где твоя лаборатория?" - спросил я, мысленно изображая зевок и вслед за этим погрузившись в головоломные размышления: видит ли Ольга, как я зеваю, а если видит - то как?

"У нас их несколько. Самая крупная - в китайском Сяньтао. Две поменьше - в Токио и в Сингапуре. В Будапеште расположена самая маленькая. Ну а самая известная, работающая на масс-маркет и, можно сказать, имиджевая - в Цюрихе".

"Так, я за Цюрих! - начал я перебирать харчами. - Пхеньян отпадает, остальное оставим на крайний случай. Разница в цене есть?"

"Есть разница в сроках и в качестве... м-м-м... обслуживания".

"Ну а ты что рекомендуешь?"

"Я, конечно, за Токио. Все-таки там я работаю большую часть времени. Но мне нужно согласовать этот вопрос со своими нанимателями. Сейчас не могу сказать тебе точно. Если дашь свое согласие, полетим хоть сегодня".

"Так скоро? Что за спешка?"

"Я думала, это тебе неделя до смерти осталась, - холодно заметила Ольга. - Я-то хоть сейчас домой вернуться готова".

"Ладно-ладно, не торопись с выводами! Просто дела, знаешь ли. Ко мне тут старинный приятель должен нагрянуть. Не хотелось бы с ним разминуться".

"С приятелем ты можешь встретиться в любой момент: достаточно вызвать его через комм".

"Верно! - удивился я. - Как это я раньше не подумал, что встречаться теперь и вовсе ни к чему". "Странно, что Серега об этом не подумал и даже не намекнул", - подумал я еще про себя.

"Кто такой Серега?"

Ага, про себя я подумал. Про себя, блин. Вот как тут про себя думать, если тебя могут услышать? Это все равно что пытаться не думать о розовом слоне. Или о розовых сосках, контур которых так явно обрисовывается... "Нет, я не о твоих сиськах думаю, Ольга!"

"Перестань, Марк, ты же все равно не скроешь, как ни старайся! Образные представления тоже передаются, если мыслить их интенсивно. Я же вижу, что это моя грудь".

"Ну ладно, - сдался я. - Пусть будет твоя. Сейчас что, заявление на меня в Совет напишешь, или куда там в этих случаях принято обращаться?"

"Глупенький маленький кролик, - развратно хохотнула целительница. - Я выше этих глупостей. А либидо мое гораздо ниже порога ханжеского лицемерия. Мне нравится, что ты думаешь о моей заднице".

"Я вообще-то о сиськах думал!" - возмутился я.

"И только?"

"Ну... ладно, ладно, проехали. Так чего там я сказать тебе должен-то? Или ты мне?"

- Пациент Гурецкий, у меня для тебя две новости - одна не очень хорошая, другая получше, - изрекла Ольга во всеуслышание.

- Слушаю вас, - официально прокашлялся я.

- Нейрореновация незначительно улучшила состояние нейронных цепочек, но шансы на восстановление памяти и ремиссию оценить пока сложно. Требуется тестирование на более современном и мощном оборудовании. К сожалению, в этой клинике такого нет. Могу предложить вам госпитализацию на обследование в одной из лабораторий "Шаоми Рисерч".

- А это дорого? - спросил я, чувствуя приступ дежавю.

- Недешево. Примерно треть ваших накоплений придется списать.

- Ну что же, - изобразил я раздумье. - Похоже, что иного выхода мне все равно не остается. Чего мне терять? Я согласен. Когда едем?

- Как только я улажу административные вопросы, - отозвалась Ольга, поднявшись с кресла. - А пока что вернись в свою палату. Я за тобой зайду чуть позже.

Не без труда опустив ноги с ложа, я как следует помассировал их, прежде чем встать. Члены слегка одеревенели, внутри чувствовалось неприятное колотье.

- До встречи! - бросила Ольга, выходя наружу. - Провожать, надеюсь, не надо?

***

В палату я доковылял, следуя подсказкам коммовского интерфейса. По пути я несколько раз пытался выйти на телепатическую связь с Ольгой, но контакт не устанавливался. Должно быть, прототип работал только на короткой дистанции.

В палате меня ждала здоровая и в меру вкусная пища - то ли завтрак, то ли уже обед. Я вспомнил, что за последние сутки не сомкнул глаз. А набраться сил стоило перед поездкой в полную неизвестность. Прикорнув на койке, я немедленно смежил веки, но прикорнуть мне снова не дали: в помещении возник Серый, мчавшийся куда-то в автомобильном транспорте. Я не разобрал, пассажирское это было сиденье или водительское, зато отметил, что костюмчик Серега не сменил со вчерашнего дня. То ли обычная его безалаберность, то ли дела с "ноликами" у приятеля совсем плохи.

- Эй, дружище, ты куда это вдруг засобирался? - выказал удивление Серый.

- Да так, полечиться. А что, у тебя есть варианты получше?

- Да уж получше, чем в логово к твоему китаезе соваться.

- Какому еще китаезе?

- Так ты не понял, откуда вылезла эта тетка? Это же "Шаоми", дурила! Пресловутый Лэй Чэнь, который технологию ноусферы у Штатов выкрал и Пекину загнал по сходной цене!

- Ну и что? Мне-то какая разница? - не понял я.

- Да ты, родной, поступай как хочешь, дело твое. Только вот ты на этого Лэя баллоны годами катил, а теперь сам к нему в пасть собираешься.

- А с чего мне на него баллоны катить? Мы что с ним, знакомы?

- Да вряд ли: где ты и где он! Но отзывался ты о нем так, как будто он Гитлер. Может, когда ты маяки прокладывал, что-нибудь про него раскопал?

- Понятия не имею, Серега, - честно признался я. - Но по мне сейчас - хоть Гитлер, хоть Лэй Чэнь, хоть мумия Ленина. Лишь бы дали шанс выжить. Или тебе на похороны мои явиться не терпится? Ты хоть пару гвоздичек мне принесешь? А костюм сменишь на траурный?

- Слушай, Марк, ты сам себя хоронить не спеши. Я тут общался с людьми... ну... влиятельные товарищи, из Совета. Короче, их медицинский департамент готов оказать тебе посильную помощь. Ты не думай, у них возможности не хуже, чем у твоего китаезы. И лаборатории нашпигованы по последнему слову техники, и специалисты высококлассные.

- И?

- И ни "нолика" с тебя не возьмут, приятель, все за государственный счет! Чуешь, в чем штука?

- Ты мне отказаться предлагаешь?

- Я тебе предлагаю головой думать и в первое попавшееся говно не вступать. А то ходят тут всякие...

Серега внезапно умолк: в палату явилась Ольга. Она скрестила на груди руки, холодно глянула на Серегу, затем изучила глазами - будто ощупала - мое лицо.

- Я вам не помешала? - издевательски спросила она.

- Эй, чувиха, ты этого парня знаешь без году два часа. А я его тыщу лет уже знаю. Так что ты не лезь, когда два старых пердуна свои вопросы решают, договорились?

- Как пожелаете, - с хищной улыбкой ответила Ольга и отвернулась от голограммы.

В моей голове тут же зазвучал ее голос:

"Марк, решение за тобой. Но, выбирая между двумя неизвестными, я бы остановилась на той, которую проще вычислить. Я, как уже упоминала раньше, признанный специалист в своей области. Не сочти за бахвальство, но меня вполне можно называть ученым светилом. А кто этот лысый боров, ты всяко получше меня знаешь!".

"Да уж, знаю, - нехотя согласился я. - Но, по крайней мере, я знаю, и каких подлянок от него ждать. А с тобой я, и правда ведь, познакомился лишь этим утром".

"Так ты во мне сомневаешься?" - промяукала у меня в голове Ольга.

- Эй, кореш, ты чего замолчал? - забеспокоился Серый.

- Серега, я думаю. Можно мне спокойно пораскинуть мозгами?

- Да думай, кто тебе мешает, - обиделся приятель. - Только побыстрей думай, пока тебя эта телка не охмурила!

"Бедный мой кроличек, - заворковала про себя Ольга. - Оказывается, я тебя охмуряю. Плохая Ольга, плохая. Очень плохая девочка. Ты даже не представляешь, насколько. Но я тебе обязательно покажу. Ты ведь поедешь со мной?"

Вот же наглая чувиха! Неужели она и впрямь думает, что я поведусь на такое откровенное соблазнение?

"Поеду!!!" - эта мысленная реплика сбила с ног предыдущую и втоптала ее в небытие. Вопрос был решен.

- Серый, я, пожалуй, гляну, что там у них. А если какое-то шило вылезет, я тебе маякну, ладно?

Серый засопел и пробуравил Ольгу глазами, прежде чем дать мне ответ.

- Я на связи, дружище, - сказал он наконец, вымучив из себя улыбку. - Не пропадай. Обращайся в любое время!

Я почувствовал, как моей щеки коснулось что-то теплое и ароматное. Похоже, это Ольга одарила меня воздушным поцелуем через телекомм.

***

Хартли напутствовал меня с таким радушием, будто ему не терпелось от меня избавиться. Гущян мертвым голосом попросил не оставлять в палате личные вещи. Хотя, если не считать двух разнокалиберных коммов, сковывавших меня с ноусферой подобно наручникам, никаких личных вещей у меня не было. Дежурная медсестра, в которой я опознал пожилого транссексуала, пожелала мне скорейшего выздоровления. "Дурища, ты хоть в мою медицинскую карту заглядывала?" - огрызнулся я на медсестру, после чего она скрылась из виду и больше не появлялась мне на глаза.

Делать в палате было решительно нечего, и я решил дождаться Ольгу под сенью сосен в больничном парке, наслаждаясь свежим воздухом с ароматом хвои. Мне уже не терпелось отправиться в путешествие, однако проводница c головой погрузилась в переговоры с чередой каких-то пожилых азиатов. Я украдкой понаблюдал через ноусферу за Ольгой, расположившейся в переговорной комнате рядом с кабинетом Хартли и загромоздившейся со всех сторон интерактивными окнами в человеческий рост. Зрелище наскучило мне через минуту, так что попытки насладиться созерцанием чужой работы я оставил без сожалений.

Сидеть на месте и радоваться очередному солнечному деньку оказалось делом немыслимым, невыносимым. Стоило остановиться хоть на минуту, и на меня могильной глыбой наваливалась тоска по непрожитой жизни, по упущенным возможностям и утраченным воспоминаниям. Чувство вселенской несправедливости и безадресная обида холодными щупальцами сдавливали мои внутренности, вселяя в меня тревогу за собственную жизнь, за короткое будущее, за свой игрушечный статус на игровом поле мироздания, почти не оставившего мне места для новых ходов. Послонявшись бесцельно по прогулочным тропкам, я уж было решил наведаться в кафе и залить тоску пивом или, на худой конец, вызвать на беседу Гущяна (чтобы отвращение к его бесстрастной манере ведения разговора вернуло мне желание побыть одному), когда ко мне присоединился незваный спутник. Впрочем, спутником его можно было назвать лишь с натяжкой, поскольку возникший рядом со мной мужчина никуда не передвигался: он сидел на вертящемся кресле, а его изображение двигалось вместе со мной.

- Здравствуй! Марк! - веско и, как мне показалось, по-военному поприветствовал меня гость.

Черная водолазка, брюки того же цвета, черные радужки глаз под смоляными бровями - пришельца я про себя тут же окрестил Черным, хотя в его облике и хватало цветового разнообразия: русые волосы, бледность лица и губы цвета лежалого мяса неприятно подчеркивали выбранный им похоронный стиль.

- Постараюсь. И тебе здравствовать, - сухо ответил я незнакомцу.

- Наверное, тебе интересно, кто я такой? - задавшись идиотским вопросом, мужчина поспешил ответить на него самостоятельно: - Я Петр.

- А я Марк. Мне девяносто два годика. Давай дружить?

Петр нахмурился, выдав тем самым отсутствие чувства юмора.

- Марк, я представляю национальный департамент Совета по надзору за ноусферой. Чиновники, ответственные за деятельность Совета в российской юрисдикции, поручили мне проработать твой вопрос.

- Спасибо, конечно. Вопрос только в том, что за вопрос. Не помню, чтобы я к вам обращался.

- Верно, к нам ты не обращался, - собеседник зачем-то сделал акцент на словосочетании "к нам". - Но это не значит, что ты должен решать свои проблемы в одиночку. Мы работаем для всеобщего блага. В том числе твоего. Тебе ведь не помешает пара-тройка друзей?

- О, у меня полно друзей! - воскликнул я. - У меня их так много, что я уже сутки пытаюсь найти укромный уголок, чтобы от всех них укрыться. Единственный товарищ, с кем я теперь готов общаться без приступов паники, - это свиная рулька. Ты знаком со свиной рулькой? Это, кстати, не она тебя ко мне подослала?

- Марк, я занятой человек, у меня не так много времени, - произнес Петр c плохо скрываемым раздражением. - Поэтому давай избежим болтовни и перейдем к делу? Совет предлагает тебе высококвалифицированную медицинскую помощь в одной из наших исследовательских лабораторий.

- Это за какие такие заслуги мне положены почести?

- Это не почести. Скорее, почетный долг.

- Не понял?

Подбирая слова, Петр помассировал пальцами щеки, выбритые подчистую.

- У тебя опасное и малоисследованное заболевание, Марк. Совет уже много лет ищет возможности спасти человечество от этой напасти. А значит, ты можешь помочь Совету и человечеству. Все, что тебе для этого нужно сделать, - это дать официальное согласие на обследование. За тобой приедут наши сотрудники и переместят тебя куда следует.

Лексические единицы, которыми жонглировал Петр, вызвали во мне явное беспокойство. Я, в конце концов, не ящик с опилками, чтобы куда-то меня перемещать.

- Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я стал вашей подопытной свинкой?

- Ты ни в чем не будешь нуждаться, Марк. С твоей головы не упадет ни один волос, а с твоего счета не пропадет ни единого "нолика". Все абсолютно бесплатно, - Черный уставился мне в глаза, как бы выманивая из меня утвердительный ответ.

- Где-то я это уже слышал, - почесал я затылок. - О, вспомнил! Выходит, вы не друг свиной рульки! Вы знакомый Сереги! Так?

- В эпоху ноусферы все друг с другом немножко знакомы, - уклончиво ответил мужчина в черном. - Правило двух кликов.

- Это как пять рукопожатий?

- Примерно. Только теснее.

- А вы всем нейроколлапсникам предлагаете бесплатную койку?

- Не всем. Но ради тебя сделаем исключение. Твой случай для нас важен, поскольку он несколько выдается из общего ряда.

- Чем же?

- Потерей памяти о двух третях жизни. Наши спецы считают, что это может быть признаком одного занимательного феномена. Синдром... эм-м-м... впрочем, врачи объяснят лучше меня.

- Какое-то осложнение? - забеспокоился я. - Что еще за синдром?

- Не обессудь, Марк, я вряд ли смогу тебе объяснить популярно: у меня нет медицинского образования. Я курирую вопросы общественной безопасности.

- И какое отношение общественная безопасность имеет ко мне? Или я к ней?

- Еще раз повторяю: тебе не о чем беспокоиться, - заверил Черный. - Просто в нашу компетенцию входит очень широкий круг вопросов. Мы вынуждены участвовать и в экономической деятельности, и в политической, ну и в том, что еще осталось от криминальной сферы. Так исторически сложилось. Не о чем переживать.

Слова Черного меня, естественно, не успокоили. Если мне не о чем переживать, тогда зачем он так часто это повторяет?

- Марк, пожалуйста, прими взвешенное решение. Я немного отойду от инструкций и скажу тебе напрямик, хоть у нас так не принято: мы озабочены твоим намерением лечь на обследование в "Шаоми".

- А в чем дело? Они нарушают закон? Представляют угрозу общественной безопасности?

- Сказать так было бы некорректно, - замялся Черный. - Но можно выразиться иначе: частные корпорации пытаются сохранить секреты в нашем мире, где тайны ушли в прошлое вместе с понятием конфиденциальности. Многие в Совете считают, что частников пора ограничить в правах, обязав их незамедлительно делиться всеми открытиями и наработками с человечеством. А "Шаоми" - один из оплотов противодействия этой благородной инициативе.

- А разве можно не делиться? Пароль же на папку не поставишь...

- Пароль... - Петр запнулся, но быстро сообразил, о чем речь. - О паролях все уже давно забыли. Первое время после открытия ноусферы ученые пытались придумать системы кодирования взамен тестовых паролей, использовали аппаратные ключи, но там тоже информация, быстро и ее из ноусферы достали. Я немного о другом противодействии, это сложней объяснить в два слова...

- Ага, значит, вы коммунизм тут решили устроить, пока я... пока я... - я не нашел слов, чтобы закончить фразу: все-таки мое отсутствие в общественной жизни последних пятидесяти лет было более чем условным.

- Речь не об уравниловке, - разъяснил Петр. - Речь идет о выживании нашего вида, безопасности жизни на всей планете и об общественном благе.

- Всякий раз, когда кто-нибудь произносит словосочетание "общественное благо", где-то совершается подлость. Благими намерениями... ты ведь и сам знаешь.

- Ты должен доверять нам, Марк, - потребовал Черный.

- Ничего я никому не должен! Захочу - соглашусь, не захочу - откажусь.

- Верно, выбор за тобой. Но я прошу тебя тщательно обдумать свое решение и сделать выбор в пользу общественного спокойствия. Скажи, пожалуйста: в поведении Ольги тебя ничего не насторожило? Может быть, какие-то странности? Что-нибудь необычное?

Я невольно потянулся к запястью, на котором висел телекомм, но вовремя пресек движение. Что-то мне подсказывало, что вести себя стоит непринужденно, а в откровенные разговоры с этим типом пускаться не следует. На смену безотчетной тревоге, терзавшей меня всего четверть часа назад, явилось и стало разрастаться в груди ощущение смутной угрозы. Должен признаться, оно мне понравилось еще меньше.

"В чем дело, Марк? Мой пушистый кролик решил заделаться свинкой у дядечек с Большой Фермы?"

Голос Ольги зазвучал в моей голове всего на мгновение раньше, нежели я уловил терпкий запах ее духов. Появление Ольги меня взбодрило, я снова взял себя в руки.

- Что, Петр, обязательно во все нос надо сунуть? - бросила Ольга моему визави без тени приветливости.

- Занимайся своим делом, - грубо отозвался Черный, вновь повернувшись ко мне. - Ну так что, Марк?

- Вы разве знакомы? - изумился я.

Похоже, свиная рулька и вправду была моим единственным и самым близким другом в этом странном мире, где все были связаны незримыми нитями, в которых я уже успел запутаться, как в паутине.

- Сталкивались пару раз, - заметила Ольга.

- Марк? - Черный в очередной раз поторопил меня с ответом.

Я несколько раз перевел взгляд с Петра на Ольгу и обратно. В какой-то момент мне почудилось, будто оба они - зеркальные отражения друг друга. Но, так или иначе, отражение, физически находившееся со мной рядом, нравилось мне куда больше. От него приятно пахло, оно было женского пола, а еще оно только что пригладило свои шелковистые волосы, оторвав от меня взгляд и скосив глаза вбок. На языке мимики и жестов это всегда означает одно - сексуальную симпатию. Выбор был легок и очевиден, хотя себе я предпочел объяснить решение тем, что в серьезных намерениях женщины обычно менее опасны, чем мужчины с армейской выправкой.

- Петр, желаю тебе удачи в сохранении мира на планете и созидании блага для всего человечества! - напыщенно произнес я и смахнул Черного к чертовой матери.

Ольга не замедлила наградить меня новым телепатическим поцелуем.

***

Такси прибыло через пять минут после того, как мы вышли из арки, обозначавшей вход на территорию больничного комплекса, и расположились на обочине трассы. За это время Ольга успела выкурить ароматную фруктовую сигарету, в которой, как она мне объяснила, не содержалось ни капли канцерогенов. Я хотел было стрельнуть у нее одну, но потом вспомнил, что забыл, курил ли я последние пятьдесят лет. А восстанавливать дурные привычки, пусть и не грозящие вредом для здоровья, мне отчего-то не хотелось. С другой стороны, терять мне уже нечего: кури хоть старорежимную "Приму", здоровью не повредишь. Но к тому времени, когда я наконец принял решение и потянулся к подставленной Ольгой пачке, к нам с еле слышным журчанием двигателя подъехал мобиль на воздушной подушке. "Не на воздушной, а на дегравитационной", - поправила меня Ольга.

За рулем такси никого не было. Как, впрочем, не было и самого руля. "Вас приветствует транспортная компания "Скатертью дорога"", - заявил мужской баритон, как только мы загрузились в салон машины.

- Кто им такое название придумал? - усмехнулся я. - Они же так всех клиентов распугают!

- С чего бы это? - рассеянно ответила Ольга. - Скатерть - это ведь как красный ковер, какое-то древнее покрытие для дорогих гостей?

- Ну... типа того.

Я не стал пускаться в споры, дав себе зарок залезть в ноусферу и выяснить, какие изменения претерпели языковые конструкции за время моего вынужденного отсутствия.

Усевшись на сиденье, Ольга проследила за тем, чтобы я пристегнулся, после чего дала команду интерфейсу везти нас на железнодорожную станцию.

- Так куда мы в итоге едем? - поинтересовался я.

- В аэропорт.

- А почему на перекладных?

- Потому что поезд развивает скорость 800 километров в час, а электромобиль - всего 150.

- Убедительно. Ну а после? Из аэропорта мы куда полетим?

- В лабораторию, - ответила Ольга, недовольно поджав губы.

По всему было видно, что посвящать меня во все детали моего будущего она пока не намерена.

"Так нечестно!" - сварливо пожаловался я про себя.

"Зато безопасно", - парировала Ольга.

"Слушай, хватит темнить! Какие опасности нас тут могут подстерегать? Во что ты меня втягиваешь?".

"Я тебя не втягиваю а, скорее, вытягиваю. Ты хоть знаешь, с кем ты так мило общался в парке?".

"Он сказал, что занимается общественной безопасностью. Это не так?".

"Так. Только в понимании некоторых людей лучшей формой общественной безопасности является концентрационный лагерь".

Я испуганно примолк и погрузился в себя, размышляя над услышанным. Вдруг мое внимание привлек быстро оставшийся позади черный... Porsche Panamera. Я вывернул шею и захлопал глазами, порываясь прогнать глюк. Ольга заметила мое замешательство и пояснила:

- Ретромобиль. С двигателем внутреннего сгорания. Такие сейчас редко встретишь: дорогое и непрактичное удовольствие. Но бывают энтузиасты - ставят современную электронику, платят бешеный экологический налог... Моего знакомого буквально извели, старушка-соседка даже в Совет накляузничала, что от выхлопных газов у ее песика появилась аллергия, а у самой участились запоры.

- А почему машины еще не летают по небу?

Ольга на мгновение задумалась, но углубляться в технологические проблемы современности не стала и просто отшутилась:

- Чтобы птиц не тревожить. Они пугаются и доставляют прохожим внизу неудобства.

Лес за окном закончился, и нашим глазам предстали застройки: типовые симпатичные домики, обсадившие открытое пространство косыми рядками, - ни дать ни взять ульи на пасеке. Наверное, и люди в них живут точно такие же, типовые и однояйцевые - Кены и Барби из сказки про счастье, упакованное в стандартный пакет возможностей и потребностей.

Углубившись в один из крупных поселков и попетляв по проездам и улочкам, машина плавно остановилась подле небольшой полусферы, увенчанной навершием в виде фигурной буквы "М".

- Метро? - сообразил я.

- Вход на станцию монорельса, - ответила Ольга, не добавив мне ясности.

Внутри не оказалось ни турникетов, ни охраны, ни контролеров, вообще ничего лишнего. Только небольшой круглый зал с полом, покрытым мозаикой. И несколько вместительных лифтов, деловито принимавших в себя порции пассажиров. Присоединившись к одной из групп, мы спустились на станцию, но рассмотреть ее как следует я не успел: почти сразу подъехал наш поезд, и Ольга чуть не силком затолкала меня в чрево вагона.

Внутри было просторно и малолюдно. Пассажиры не обращали друг на друга никакого внимания, уткнувшись каждый в свои развлечения: кто-то общался с друзьями через комм, другие что-то читали или рассматривали. Сидения были мягкие, располагались поперек вагона. Раздался дзынь, двери закрылись. Я не сразу понял, что вагон тронулся. Через несколько секунд в окна полилось солнце. Я увидел синее летнее небо с легкими облаками и, наклонившись к окну, разглядел проплывающий внизу, метрах в пятидесяти под нами, город. Наш путь пролегал прямо над крышами.

- Так это подземка или воздушка?! - я открыл рот.

- Мы под землей. Здесь нет окон. То, что ты видишь на их месте, - иллюзия. Точнее, не иллюзия, а реальный вид на то место, где мы в данную секунду проезжаем, только не из-под земли, а сверху. Ноусфера и не такое позволяет. Если хочешь, включи то же самое, только минус 100 лет, посмотришь, как жили предки.

- Не нужно, как жили предки, я и сам хорошо помню, - я разглядывал проносящиеся внизу улицы, причудливые знания, скверы. Скорость лишь на секунду позволяла задержать взгляд, и картинка улетала прочь. - Зачем столько сложностей?

- Ты про окно? Для эстетики. Сделать несложно. А людям приятно, - Ольга отвечала отрывисто, погрузившись в свой комм.

Я отвернулся к "окну", продолжив созерцать пейзажи. Неожиданно картинка за окнами резко сменилась, разлилось тропическое спокойствие: лазурные океанские волны неторопливо накатывали на берег, покрытый мелким белым песком. За полоской песка шумели пальмы, а между ними носились в воздухе птицы ярких расцветок. "Попугаи, колибри, длиннохвостые ширококлювы, черноголовые питты..." - приятный женский голос стал нашептывать мне на ухо названия птиц, которые попадали в поле зрения. Опасаясь, что невидимый комментатор вот-вот сорвется на латынь и прочитает мне лекцию по орнитологии, я перевел взгляд на другое окно. Там под сенью высоких стволов с разлапыми кронами и в окружении кустистых деревцев ("Анакардия западная, макадамия, масличная пальма, олива...") уютно устроилось небольшое бунгало - настолько симпатичное с виду, что мне тут же захотелось шагнуть из вагона и сию же секунду оказаться в этом жарком раю. "Разве это не счастье, - продолжила орнитолог-невидимка, - провести последние дни в таком раю, своем, и только своем... не правда ли, Марк?" Я вздрогнул и закрутил головой по сторонам в поисках источника звука.

- Ольга, - позвал я шепотом, - что это за фигня? - я указал на голову и покрутил пальцем в воздухе. - Девушка какая-то, голос, тропический остров...

- Какой голос?.. - Ольга расхохоталась.

Несколько пассажиров, сидящих поблизости, отвлеклись на секунду от своих занятий, чтобы взглянуть на источник шума, но тут же потеряли к нам интерес.

- Персональная реклама, - отсмеявшись, пояснила Ольга.

- И за что мне такое счастье?

- За трудовые заслуги. Заработал на собственный остров - наслаждайся рекламой про жизнь в тропическом раю. Ленился всю жизнь - получи вид на Золотое кольцо и санаторий в Алуште. По размеру счета и предложение.

- А что, если я вообще не хочу смотреть на тропики? Почему меня никто не спрашивает?

- Потому что ты рекламу в общественном транспорте не отключил. Вероятно, ты им давно не пользовался. Найди иконку рекламы под любым из окон или дай голосовую команду. Со счета спишутся нолики, зато за окнами будут показывать что угодно по твоему выбору.

Пошарив глазами по созвездию иконок, прятавшемуся под окнами и неприметно перемещавшемуся вслед за моим взглядом, я нашел нужную и запустил интерактивное окно. "Только сегодня и только для тебя, Марк! Остров в Восточной Полинезии - всего за двадцать четыре миллиона девятьсот девяносто девять..." - радостно вещала невидимая рекламщица. Одновременно перед моим взглядом высветилось табло с личным денежным счетом. На этот раз я дал себе труд сосчитать количество "ноликов" и прикинул, что если позарюсь на личный остров, то денег мне хватит как раз, но питаться останется порхающими вокруг бунгало какаду и растущими на пальмах кокосами. Не вариант. Хотя... с учетом недолгого времени, которое мне осталось, я еще и пошиковать там успею!

- Слушай, Ольга, а давай рванем вместе на остров! - предложил я в приступе внезапного энтузиазма. - Выпишем твою лабораторию, ты меня будешь... эм-м-м... обследовать, а в свободное время будем загорать и купаться? И вложение хорошее: кто знает, какая покупательная способность будет завтра у "ноликов"! А остров никуда не денется: оставлю жене и детям в наследство, никто меня в расточительстве не упрекнет!

Ольга грустно поглядела на меня и, прибрав за ухо выбившуюся прядку волос, приподняла уголки губ в еле заметной улыбке:

- Ты, Марк, романтик, и это здорово. Но я скорее прагматик. И это тоже неплохо. Лаборатория, в которую мы поедем, стоит сотни таких островов. Так что забудь.

- Значит, мне не суждено окончить свои дни в раю, - мрачно заметил я.

- Философы говорят, что рай или ад мы создаем в своей душе сами. Если настроишь сознание правильно, то и в городских трущобах будешь чувствовать себя счастливым. А если на душе у тебя мрак и хмарь, то даже солнце и океан вряд ли помогут тебе забыться.

- Пиздеж, - грубо и чересчур громко ответил я.

На этот раз на меня подозрительно уставилась половина вагона. Пожилая дама в широкополой шляпке демонстративно отсела подальше, а господин в деловом костюме прикрыл рот и, опасливо поглядывая в мою сторону, стал что-то торопливо сообщать через комм невидимому собеседнику. Ольга выразительно поглядела мне в глаза и положила ладонь мне на запястье, будто предостерегая от необдуманных действий. Несколько банкнот вспорхнули яркими крылышками и удалились прочь.

От ее слов и последовавшей за ними сцены настроение мое испортилось пуще прежнего. Бросив тоскливый взгляд на тропический рай и выслушав по второму кругу соблазнительные нашептывания рекламщицы, я потратил несколько "ноликов" на то, чтобы избавиться от рекламы на ближайшую неделю. За окнами тут же вернулись прежние пейзажи проносящихся над нами строений и парков, полей и предместий небольших городков. Единственное, что ободряло, - мой личный счет позволял купить себе целый остров. Приятно, что ни говори, хоть я и подозревал, что за такие деньги мне бы втюхали самый маленький островок на последней линии от чего-нибудь престижного или на первой к ареалу обитания вечно голодных акул. Мир меняется, торговцы - нет.

***

Поезд то набирал дикую скорость, прорезая собой километры, как нож взбитые сливки, то принимался гудеть, тормозя перед редкими остановками. Через несколько таких остановок мы прибыли в аэропорт. Станция явно была конечной, поскольку все оставшиеся в вагоне соседи засобирались на выход. Мы тоже не стали задерживаться и проследовали к капсулам лифтов, неустанно доставлявшим пассажиров туда и обратно.

Наверху то и дело взмывали в воздух железные птицы с разноцветным оперением. Воздух пах битумом и металлом. Станция подземки, как и в месте нашей посадки, представляла собой небольшой купол с мозаичным полом. Невдалеке рос из земли его старший собрат - цельнолитой стеклянный купол исполинских размеров. Судя по всему, это и было здание аэропорта.

- Как это такие стеклянные пузыри выдувают? - поразился я.

Ольга пожала плечами:

- Не знаю, это технология давно устарела. Лет двадцать тому назад все общественные здания так строили. Мол, прозрачные здания для прозрачного общества.

- А сейчас как строят?

- Да уже практически никак. Зачем вообще нужен аэропорт? Кассы не нужны, проверки не нужны, зал ожидания ни к чему, поскольку погодные условия для перелетов давно не помеха. Добрался до аэродрома, сел в местный автобус до нужного самолета - и вперед на посадку!

- Круто, - одобрил я. - А мы билеты уже купили?

- Сейчас купим, - нахмурилась Ольга.

- А почему не заранее? Вдруг мест не хватит?

- Хватит. В Путиноград самолеты каждый час вылетают, один за другим. Редко такое бывает, чтобы салон на две трети заполнился.

- Куда-куда?

- В Москву. Просто бакен хитовый вспомнила, как из Мавзолея Ленина выносили и...

- Да-да, мне уже рекомендовали посмотреть.

Пройдя в здание аэропорта, мы с Ольгой едва не потеряли друг друга, смешавшись с толпой туристов, только что прилетевших откуда-то из-за границы и гомонивших на незнакомом гортанном наречии.

- Это что, в нашей глуши международный аэропорт отгрохали? - удостоверился я, отыскав Ольгу и притиснувшись к ней поближе.

- Теперь все аэропорты международные. Просто направлений где-то больше, а где-то меньше. Из Москвы самолеты в любую точку планеты летают, а отсюда - только в Европу, ну и в некоторые страны Юго-Восточной Азии.

- А в Токио мы прямо отсюда не можем рвануть? Или куда мы там лететь собрались?

- Нет, чтобы в Китай и Японию попасть, нужно через всю страну перелететь. На такие дистанции только из крупнейших аэропортов вылететь можно. Постой-ка тут, я сейчас.

Ольга решительно отвернулась от меня, направившись к эскалатору, увозившему пассажиров на подземный этаж. Комм подсказал мне, что внизу расположены магазины, кафе, комнаты отдыха и, разумеется, туалеты. Глянув через ноусферу на то, что представляет собой нижний зал, я с удовольствием убедился, что хотя бы стены туалетов тут непрозрачны. Впрочем, какая разница, если интимности и так никакой?

Подавив в себе неэтичное желание проследить за Ольгой и понаблюдать за ее действиями внизу, я подошел к самой кромке купола, огороженной металлическими перилами, и устремил взгляд на летное поле. Никаких признаков рулежных дорожек или взлетных полос там даже не наблюдалось. Пустое до горизонта поле, некогда заасфальтированное идеально ровным покрытием, явно давно не использовалось. Напротив ряда терминальных выходов из здания аэропорта таким же рядком расположились самолеты. То, что это именно самолеты, было понятно: наличие крыльев, хвоста и носовой части не оставляло места для сомнений. Однако от тех самолетов, что я помнил по своему прошлому, нынешние отличались разительно. Ни дать ни взять летучие скаты: пузатое тулово фюзеляжа раздавалось в обе стороны широкими угловатыми крыльями. Борта сплошные, без единого иллюминатора (вот интересно, какую рекламу мне покажут в фиктивных окошках в салоне самолета?), а хвост куцый, как рыло подводной торпеды. Покопавшись в памяти, я понял, что мне напоминают хищные линии крылатых машин - новейшие истребители моей юности, сработанные по технологии "Стелс".

Приглядевшись к самолетам, я кроме прочего не обнаружил шасси. Машины стояли на плоских квадратных платформах. Время от времени некоторые самолеты отрывались от этих платформ и поднимались вертикально вверх, будто опираясь на воздух. Взяв плавный разгон, они внезапно взмывали в небо по крутой дуге и скрывались в заоблачной выси. Проверяя, не обмануло ли меня зрение, я нашел в ноусфере энциклопедическую справку по авиационной технике и незамедлительно выяснил, что аэродинамическая механика теперь работает в плотном симбиозе с антигравитационной: самолеты берут разгон прямо с места, задействуя во время посадки и взлета двигатели-антигравы. Они же используются в качестве воздушной подушки в случаях экстренной посадки на водную поверхность. Благодаря этой технологии, проинформировал меня виртуальный лектор, количество авиакатастроф в течение последних пятидесяти лет свелось к единицам.

Любопытства ради я просмотрел подробности о последних пяти катастрофах (произошедших в разных точках планеты на протяжении двадцати лет). В каждом случае причиной крушения оказывался человеческий, а если точнее - бесчеловечный фактор - терроризм. Всякий раз бомбу на борт проносил какой-нибудь религиозный фанатик, выражавший таким чудовищным образом протест против научно-технического прогресса. В соответствующей справке рассказывалось, что подобные террористические акты случались особенно часто в первые годы Последней войны, когда на фоне открытия ноусферы обострились религиозные противоречия и крупнейшие конфессии пустились в споры о том, от Бога ноусфера или от дьявола. Однако по мере того, как члены наиболее радикальных религиозных сект оказались занесены в информационные базы Совета, число терактов на религиозной почве резко устремилось к нулю. Помимо прочего в справочнике содержался онлайн-калькулятор, рассчитывавший для читателя его шансы погибнуть в авиакатастрофе. Получив цифру 1 : 46 000 000, я убедился, что бояться нам с Ольгой решительно нечего. Если, конечно, она не религиозный фанатик.

- Марк?

Подняв глаза, я увидел перед собой Черного. Он по-прежнему восседал на крутящемся кресле в скрытом от моих глаз интерьере. Если он и покидал свое помещение, то, видимо, вместе с любимым седалищем.

- Опять ты, Петр? Что еще?

- Хорошие новости, Марк, - зубасто улыбнулся сотрудник департамента безопасности. - Мы организовали для тебя встречу с членом Совета. Михаил Соломонович - один из влиятельнейших людей в стране. Да и в мире не самый последний человек. Он хотел бы с тобой пообщаться. Рекомендую не отказываться.

- Это мне что, в Кремль нужно будет явиться?

- Хм-хм-хм, - сухо и неприятно засмеялся Черный, будто поперхнулся куриной костью. - Кремль давно стал большим музейным комплексом. У правителей теперь нет специальных резиденций, поскольку правительство в буквальном смысле служит народу и не пользуется никакими особыми привилегиями. Михаил Соломонович ждет вас с Ольгой на своей даче в Завидово. Я лично встречу вас по прилете и быстренько доставлю к нему. Много времени это не займет.

- А отчего твой Соломоныч через ноусферу пообщаться не хочет? Слишком гордый?

- Марк, не дури, - приветливая мина соскользнула с лица Черного, как шелуха с жареного арахиса. - Уважаемые люди хотят с тобой познакомиться. Прогуляться, пообщаться, поручкаться. Михаилу Соломоновичу 132 года, ему простительны такие слабости. Он человек старой закалки, с техническими новинками вынужден мириться - такая уж у него работа, - однако предпочитает делать все по старинке. В общем, это не приглашение, если ты не понял. Это официальный вызов гражданина Гурецкого на собеседование с членом Совета. Мы друг друга поняли?

Я сухо кивнул, смахнув Черного долой из интерфейса. Мне вдруг захотелось вернуться в метро и включить рекламу полинезийского острова. В конце концов, жареные какаду не могут быть совсем несъедобными.

"Иди к четвертому терминалу", - вдруг услышал я в голове отдаленный голос, будто бы пробивавшийся в эфир сквозь помехи.

"Ольга, ты где?"

"Я пока внизу, но скоро подойду".

"Ты знаешь, кто мне сейчас звонил? В смысле не звонил, а..."

"Марк, иди по направлению к четвертому терминалу. Близко пока не подходи. Покрутись у вендоров с сувенирами".

"Ты что-то задумала?"

"Да. Но, если мы будем торчать на одном месте вдвоем, это может вызвать лишние подозрения. Так что продолжаем делать вид, будто каждый занят своими делами".

Я не отважился спорить и поступил по инструкции. Пройдя мимо третьего терминала, где открылась посадка в самолет до Москвы, я остановился у рядка торговых автоматов, продававших напитки, бутерброды и сувениры, и стал с ними забавляться. Приобрести желаемое оказалось проще простого: достаточно было указать через комм на нужную вещь, чтобы она выскочила наружу, слега облегчив мой электронный бумажник. Через пять минут я уже был настолько нагружен пахучими бутербродами, жвачками и матрешками из дерева и пластмассы, что выручить меня могло только мусорное ведро.

- Идем, - внезапно очутившаяся рядом Ольга схватила меня за локоть и решительно потащила вперед, по направлению к четвертому терминалу.

Я тут же растерял половину своего груза, но собрать припасы обратно Ольга мне не позволила, сказав, что на это нет времени. В какой-то момент мы перешли с пешего хода на бег и влетели в кишку терминального выхода за десять секунд до того, как автоматические двери закрылись. На той стороне коридора нас поторапливала жестами стюардесса. Вбежав в салон самолета, мы разыскали свободный ряд и уселись там, переводя дыхание.

"Уважаемые пассажиры! Наш самолет взлетает через минуту. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности, приведите спинки кресел в вертикальное положение и отключите мобильные коммуникаторы. Расчетное время полета - 14 минут 59 секунд, время прибытия в Будапешт - 14:30. Командир экипажа Яков Смирнов желает всем счастливого пути".

- Будапешт? - я посмотрел на Ольгу в полном недоумении. - Почему именно Будапешт?

- Так надо, - Ольга накрепко сомкнула челюсти, в очередной раз внушив мне опасение, что для меня она слишком крепкий орешек.

Гудение двигателей усилилось, самолет оторвался от земли и взял неторопливый разгон.

- Вот не надо было так делать, - послышался недовольный голос. Голос принадлежал Черному, виртуально усевшемуся в кресло по соседству с нами. Он обращался к Ольге, меня же будто вовсе не замечал. - Если я успею развернуть самолет до того, как вы пересечете границу, вы об этом пожалеете.

- Не успеешь, - презрительно выцедила из себя Ольга. - Пока, мальчик!

Она надавила на нужный сегмент своего браслета, затем проделала то же самое с моим коммом. Петр испарился из виду, успев на прощание сверкнуть недобрыми черными глазами. Через мгновение нас вдавило в кресла, а уши мне заложило ватой: мы рванули прямиком в небеса.

***

- Ольга. Ольга. Ольга!

- Ты не можешь потерпеть пятнадцать минут? - раздраженно отозвалась моя спутница, вновь отвернувшись к фальшивому иллюминатору, за которым якобы открывался вид на Землю с орбиты.

- Слушай, дорогуша, я же не в туалет собираюсь, а в гроб! - возмутился я. - На терпелки у меня особо нет времени. Выкладывай. Какой еще Будапешт? Мы же в Токио собирались, или где там у вас лаборатория? Что этому хмырю от меня надо? Как вы с ним связаны?

Ольга закатила глаза, всем видом показывая, что я уже начал ей докучать.

- В Будапеште у нас тоже есть лаборатория. Не такая большая, как в Токио или в Сяньтао, но довольно крупная. До Токио мы бы не добрались, если ты еще не понял. Туда лететь нужно через Москву, а из Москвы нас бы не выпустили. Тебя-то уж точно.

- Почему? Разве они имеют право нас задерживать? А как же все эти положения, установления и прочие меморандумы?

- Как дышло. Их же Совет и принимает. Покопаются пять минут - и найдут подходящее основание для того, чтобы задержать тебя хоть на несколько дней.

- Но зачем?!!

- В Венгрию нам лететь всего четверть часа, - невпопад ответила Ольга. - Если повезет и бюрократические процедуры в России по-прежнему съедают большую часть полезного времени, то мы успеем пересечь границу раньше, чем требование развернуть самолет поступит в наземные службы, а оттуда - пилоту. А за границей уже местный территориальный Совет действует. Там никакие плешивые старикашки тебя не достанут, можешь не беспокоиться.

Я почувствовал легкое головокружение. Может быть, это был результат перегрузки на взлете, но, скорее, дело в перегрузке сведениями и впечатлениями, которые не вносили в происходящее никакой ясности. А что, если я просто грежу? Такое ведь бывает в ночных кошмарах: бежишь по лестнице, ноги с каждым шагом все глубже увязают в ступеньках, а ты все продолжаешь тратить силы в бесплодной попытке скрыться от настигающего чудовища. Что, если сделать над собой волевое усилие, - вдруг мне удастся проснуться? Интересно, где я тогда очнусь? У себя дома? В постели Наташки, о которой так сладостно было грезить в последние дни, сохранившиеся в моей памяти? Или, быть может, снова очнусь на больничной койке - только уже будучи весь замотанным в гипс после автоаварии?

Черт, а что, если это лимб - между раем и адом?! Я похолодел от ужаса, припомнив прочитанные когда-то сведения о посмертных видениях. После физической смерти сознание человека угасает не сразу, отправляясь в последнее путешествие по закоулкам разрушающейся нейронной сети. Мозговые импульсы затухают в считанные минуты или даже секунды, но субъективно время может растягиваться в необозримой перспективе. Сознание умирающего погружается в сон, от которого нельзя пробудиться, причем сон этот становится все более гротескным и жутким с каждым новым шагом. Так что же, выходит, я уже помер?..

"Уважаемые пассажиры! Наш самолет набрал высоту. На время полета вы можете откинуть спинки ваших кресел и включить коммуникативные устройства", - сообщил салону бодрый автоматический голос.

Я искоса пригляделся к Ольге, занявшейся своей прической. Если я сейчас нахожусь в осознанном сновидении, то сам факт его осознания должен повлиять на события и декорации: я либо произвольно смогу их поменять, либо сама ткань воображаемой реальности начнет мяться и рваться на моих глазах под скальпелем ясного осознания.

- Ну и что ты на меня так смотришь? - усмехнулась Ольга. - Обещаю, я все тебе расскажу. В свое время. Не спеши заваливать мозг лишней информацией. Тебе это просто вредно, сам разве не понимаешь?

- Да знаю я, знаю. Меня Хартли предупреждал.

- Да, Хартли, - промолвила Ольга с оттенком презрения, будто выплюнула это имя.

Внезапно нахмурившись, она начала тыкать указательным пальцем свой комм, возвращая его к цифровой жизни.

- Знаешь, Ольга, мне тут в голову пришло, что ты мне снишься! Не могла бы ты...

- Не сейчас! - резко ответила та.

- Что ты там делаешь?

- Высматриваю кое-что нужное, - Ольгины пальцы запорхали по интерфейсу, как по клавишам фортепьяно. - Угу. Все ясно.

- Что ясно?

- Что ты, Хартли, вонючая гнида! - с остервенением бросила Ольга, выпучив глаза в пространство перед собой. - И что если ты надумал таким подлым образом выслужиться перед Советом, то это напрасно! Хрен тебе, а не место в департаменте здравоохранения! Пускай сначала общественный департамент глянет на лечение, которое ты прописал Морозовой Екатерине Васильевне в 2053-м году! Маяк прилагается! Жри, стукач, не обляпайся!

Ошарашенный этим приступом ярости, я на всякий случай примолк, опасаясь, как бы Ольга не накричала и на меня. Может, она и прям если не религиозный фанатик, то просто психопат, которых сейчас не изолируют от общества, так как общество само давно сошло с ума в этой свое ноусфере...

- Что это было? - осторожно спросил я, когда краска сошла с лица Ольги, а сама она вновь принялась ткать пальцами невидимую мне паутину.

- Выяснение отношений со старым приятелем. Этот козел надеялся сделать карьеру, указав на твой случай Инфоконтролю. А я ему только что зарубила надежды, - Ольга злобно улыбнулась, приняв сходство со сказочной ведьмой.

- Хартли тебя сейчас видел?

- Да какая разница? Не сейчас, так потом увидит. И он, и все остальные, кому это важно, - Ольга нахмурилась и вновь погрузилась с головой в свои исследования.

- Что ты там делаешь? Ищешь какую-то информацию в ноусфере? - тронул я ее за плечо.

- Неважно. Не отвлекай меня, пожалуйста, я занята.

- Ну а мне-то что делать?

- Не знаю! - огрызнулась Ольга. - Мультики посмотри.

- Какие мультики?

- Ну новости посмотри! У нас есть еще минут восемь, пока не начнем снижаться.

Затаив на Ольгу обиду, я поклялся себе, что отныне буду общаться с ней в том же тоне. В конце концов, я ей не малолетка, чтобы со мной так разговаривать. Впрочем... учитывая, как я себя веду, как общаюсь, разница, по всей видимости, невелика. Старый маразматик, очевидно впадающий в детство и хватающийся за первую попавшуюся юбку с требованием рассказать, показать, приголубить и взять на ручки. Устыдившись, я немедленно простил Ольгу и повесил на лицо выражение умудренного годами философа. Должно быть, со стороны это выглядело так, как если бы роденовский мыслитель раздумывал над тем, как ему вылечить геморрой.

Включив собственный комм, я сориентировался в интерфейсе и без труда разыскал иконку новостей: оказывается, я для нее когда-то выбрал листок La Gazette, изданный в мае 1631 года. Дальнейшее оказалось не более сложным: я затратил меньше минуты на то, чтобы разобраться в структуре информационных потоков, представленных моему вниманию в виде объемной диаграммы. Указывая на текстовые заголовки, я одновременно мог слышать их артикуляцию диктором. Голос, впрочем, наверняка принадлежал не живому человеку, а программе.

"Расследование Кевина Далла! Новые подробности в убийстве Кеннеди. Ставить точку в деле все еще рано?"

"Владелец и президент корпорации "Нейролайф" Билл Донахью завещал все свое состояние Фонду дикой природы и переехал жить в хоспис. Дети Донахью планируют подать на отца исковое заявление в суд".

"Шок! Гибель пятерых ученых на глубоководной станции у побережья Панамы! Отважные исследователи на протяжении двадцати минут безуспешно боролись за свои жизни!"

Движимый жаждой острых ощущений, я ткнул в последний заголовок. Моему взгляду тотчас предстала нарезка видеокадров, сделанных с разных ракурсов и в разные отрывки времени: исследовательская субмарина, команда молодых улыбчивых ученых.

"Испанский галеон, принадлежавший Южной королевской флотилии, затонул у берегов Панамы 434 года назад, - сообщил взволнованный диктор. - На борту находилось свыше 500 ящиков с серебряными монетами, более полутора тысяч серебряных слитков, а также значительное количество монет и украшений из золота. Более двадцати лет подряд считалось, что все подводные клады уже найдены и подняты из глубины на поверхность. Однако в прошлом году известный кладоискатель сирийского происхождения, восьмидесятилетний Закхей Санэ обнаружил это судно и снарядил за ним экспедицию. Согласно положению о научной значимости исторических памятников большую часть экспедиции составили исследователи из разных стран. Первая же попытка спуститься под воду закончилась трагедией: отказал двигатель субмарины. К моменту, когда прибыли спасатели, у группы подводников закончился кислород. Члены команды предприняли отчаянную попытку подняться на поверхность в аквалангах. Им оставалось меньше 30 метров до поверхности, когда отважные ученые получили баротравмы, несовместимые с жизнью. Тела извлечены спасательной группой. Представитель Совета по информационной безопасности заявил, что отрабатывается несколько версий случившегося, включая теракт на почве религиозного помешательства. В Сирии, Иране, США, Украине и Малайзии объявлен национальный траур. Закхей Санэ пообещал оказать помощь семьям погибших. В то же время кладоискатель не оставляет надежд добраться до сокровищ. Вот что он ответил на вопрос нашего корреспондента: "Жизнь продолжается. Все они были хорошими ребятами, но надо понимать, что...""

Я заткнул рот Закхею указательным пальцем и промотал сюжет ближе к концу. На кадрах видеохроники замелькали официальные представители Панамы, медики, родственники погибших ученых. Но перед глазами у меня по-прежнему стояли обезумевшие глаза молодых ученых Джереми Хоумса и Павло Ключаря, боровшихся за жизнь дольше всех. Гибель в прямом эфире. Хуже того - гибель, которую ты можешь увидеть множество раз, с разных ракурсов, во всех душераздирающих подробностях. Зачем такое смотреть? Зачем такое показывать?

Не в силах самостоятельно найти ответы на эти вопросы, я обратился за пояснениями к Ольге. По счастью, она уже нашла то, что искала, а потому не стала меня отгонять.

- Смерть естественна, - отрезала она. - Мы должны видеть и знать. Мы должны понимать, насколько хрупка человеческая жизнь, чтобы осознавать ее ценность.

- Но ведь это могут увидеть дети или люди со слабой психикой!

- Не могут, не беспокойся. Комм хорошо знает, кому он служит. Несовершеннолетний не вправе видеть ни сцены насилия, ни откровенные сексуальные образы. Хотя в урезанном виде он, конечно, может стать свидетелем и Холокоста, и Большого сталинского террора.

- Боже, ну на это-то зачем людям смотреть?

- Ну как ты не понимаешь? - Ольга округлила глаза. - Это ведь прививка от социальных болезней. Сколько раз человечество наступало на одни и те же грабли только из-за того, что у людей короткая память!

- Думаешь, изучая ошибки прошлого, человечество теперь может гарантировать себе спокойное будущее?

- Давать гарантии сегодня не берутся даже производители швейцарских часов, - заявила Ольга. - Мир зыбок, а люди непостоянны. Но шансы на повторение всемирных кошмаров вроде тоталитарных режимов, деструктивных религиозных сект или мировых войн мы, действительно, свели к абсолютному минимуму. Прошлое изучают в школах, не делая предпочтений светлым страницам истории перед самыми мрачными.

- Ладно, допустим. Но для чего вот эту жуткую историю про погибших ученых мне подсунули в топе новостей? Чему я тут должен научиться?

- Да ничему. Это так, пощекотать нервы. Журналисты же знают, чем привлечь зрителей и, соответственно, обеспечить рейтинг своему инфопотоку. Ты же выбрал именно эту новость.

- Я думал, профессия журналиста себя изжила. На кой они вовсе нужны, если любой может узнать факты самостоятельно, заглянув в ноусферу?

- Ну и как твой "любой" будет искать информационные поводы? А отбирать факты? А узнавать компетентные мнения? Никакой жизни не хватит, чтобы узнать все обо всем! Журналисты - те же пловцы, только они плавают не в реальном океане, а в информационном. Отбирают по крупинкам все самое интересное и монтируют сюжеты для своих потоков, обеспечивая рейтинг и "нолики". Крупные инфоканалы всеядны, а маленькие компании выживают за счет тематической специфики или особенностей подачи материала.

- Выходит, моя профессия сродни журналистской? Я ведь тоже отбирал информацию по заказу и делал подборку данных?

- Можно сказать и так. Конечно, крупным детективным конторам ты не был соперником, но туда, как правило, и заказчики обращаются крупные - корпорации, желающие обогнать конкурентов. Даже Совет через своих представителей иногда обращается к детективам, когда нужно проверить чью-то личность или какие-то факты, не вызывая при этом лишнего ажиотажа...

- А смысл? Все равно ведь при желании все всё узнают: кто, когда и на кого заказал расследование?

- Конечно, узнают! - засмеялась Ольга. - Но не сразу. Чем больше людей вовлечено в то или иное действие, тем быстрее оно станет очевидно для тех же журналистов. Однако осторожные действия могут дать главное сегодняшнее богатство - время. Как говорится, "кто владеет временем - владеет миром".

- Надо же. В моей молодости так говорили об информации.

- А что информация? Она теперь принадлежит всем. Как можно владеть воздухом или солнечным светом? Единственный способ им завладеть - это лишить всех прочих открытого доступа к фотонам и кислороду.

- И что, никто не пытался это сделать?

- Попытки, конечно, были и предпринимаются до сих пор. Но, как правило, они обречены на провал, - заметила Ольга, как мне показалось, печально.

- Времени не хватает? - догадался я.

- Именно.

"Уважаемые пассажиры! Наш скоростной самолет прибывает в порт Будапешта. Через тридцать секунд мы начинаем снижение. Просьба отключить на время посадки мобильные коммуникаторы и другие устройства связи!"

- А зачем коммы-то выключать? - проворчал я, лишив себя интерфейса, с которым успел уже свыкнуться. - Неужто навигационным приборам что-то в состоянии повредить?

- Да нет, разумеется! - поморщилась Ольга. - Какое-то дурацкое положение, принятое в прошлом веке. Уж сколько попыток было его отменить, а оно до сих пор действует. Приходится соблюдать видимость порядка.

Орбитальные виды в "иллюминаторе" сменились реальной картинкой - сплошной туман облаков, из которых внезапно выскочила земная твердь, надвигающаяся на нас с ошеломительной скоростью. Вскоре звук двигателей изменился и самолет начал плавное вертикальное приземление на посадочную площадку.

***

Снаружи все было серым, моросил мелкий дождь.

- А по-английски они не могут говорить? - спросил я Ольгу, устав от нашептываний гида на абракадабрском языке.

- Языковую платформу поправь. У тебя, наверное, локальный язык по умолчанию выставлен, - отозвалась моя спутница, увлекая меня через аэродромный плац по направлению к стоянке такси.

Мы уже присмотрели симпатичный маленький транспорт, стилизованный под Volkswagen Kдfer 1938 года выпуска, когда путь нам преградил Черный, соткавшийся прямо из воздуха. От неожиданности я оступился и налетел прямо на голографическое изображение, пустив по нему цветные ряби.

- О, мистер опоздание! - улыбнулась ему Ольга.

- Хорошо смеется тот, кого никто не слышит, - без тени улыбки отозвался Петр, после чего обратился ко мне: - Марк, ты в опасности, предупреждаю тебя официально. Ольга - не та, за кого себя выдает. И цели ее нисколько не совпадают с заявленными.

- Что это значит? - опешил я, переводя взгляд с Петра на Ольгу.

- Это значит, что Совету приспичило поиграть в шпионские игры, - похлопала ресницами спутница. - Знаешь, я не буду мешать его болтовне, пусть потреплет языком.

- Твой, кажется, не мешало бы укоротить, - глухо заметил Петр.

- Скажи так еще разик, пожалуйста! Мне всего пары слов не хватает, чтобы продекламировать официальное обвинение об угрозах здоровью и жизни. И тогда даже твой лысый черт за тебя не заступится! Ну? Покажи, какой ты храбрый!

- Ты играешь на чужом поле, - не поддался на провокацию Черный. - Найдем на тебя законную управу.

Устав от их перебранки, я остановил обоих поднятыми ладонями и потребовал от Петра разъяснений.

- Марк, я должен перед тобой извиниться за некоторую... эм-м-м... конспирацию. Дело в том, что Михаил Соломонович настаивал на личной встрече. А встреча так и не состоялась благодаря китайской шпионке, с которой ты так необдуманно спелся. Я в курсе того, что она тебе там наплела. Имей в виду: все это низкосортная китайская лапша на русские уши. Реальная угроза исходит от Ольги, а точнее - от человека, на которого она работает! Мы пытались тебя защитить, но не предусмотрели твоей импульсивности. Надо было нейтрализовать Ольгу еще на подъезде к больнице.

- Слушай, Петр, ты говоришь все больше, а я понимаю все меньше и меньше. Давай прямо: какая опасность исходит от Ольги? Если это хламидийный уретрит, прошу тебя, не молчи!

Ольга хмыкнула, явно одобрив мой тон.

- Хуже, - серьезно ответил Черный. - Во-первых, ты должен знать, что никакого лечения от нейроколлапса не существует. Если бы ты уделил внимание этому заболеванию вместо того, чтобы наблюдать за восстанием Спартака и гибелью авантюристов у берегов Панамы, то уже знал бы, что ни одного зарекомендовавшего себя метода лечения не существует в природе. У "Шаоми Рисерч" нет преимуществ даже перед общественными больницами, я уж не говорю о клинических центрах, курируемых Советом...

- Но зачем же тогда... - растерялся я.

- Затем, чтобы получить преимущество в изучении синдрома Черезова. Ольга "забыла" тебе объяснить, чем твой случай выдается из общего ряда, - хрюкнул Петр, изображая смешок. - Ты для ее корпорации - расходный материал. Они сделают подробное сканирование твоего мозга и в результате получат временную фору и сделают очередной шаг к монополии в области медицинских технологий.

- Что еще за глупость? - изумился я. - Если бы даже было, как ты говоришь, как они могут получить преимущество, когда результаты их сканирования будут очевидны для любого наблюдателя в любой точке планеты?

- Не будут, - Петр снова скривил рот в усмешке. - Я же сказал, "очередной" шаг. Предыдущим было изобретение телепатического коммуникатора. Что, Ольга, думала, мы не знаем?

Взглянув на Ольгу, я обнаружил на ее лице признаки легкой паники.

- Совет неустанно пытается ограничить власть корпораций, чтобы исключить монополию на научные открытия и таким образом обезопасить человечество от порабощения, - объяснил Черный. - Большинство разработчиков подписали меморандум о сотрудничестве ради всеобщего блага и так или иначе работают под эгидой Совета. Но несколько отщепенцев продолжают играть в свои темные игры. И самый опасный из этих людей - Лэй Чэнь, прямой наниматель твоей спутницы.

Вновь обратив взгляд на Ольгу, я заметил, как паника в ее глазах уступила место холодной ярости. Казалось, еще немного, и из них в Петра полетят белые молнии. Добавить к этому можно одно: в гневе Ольга прекрасна, неотразима и вампирически сексуальна! Мне вдруг захотелось схватить ее за тонкую талию, оторвать от земли, как пушинку, и бросить на капот "жука", чтобы, сорвав комбинезон одним резким движением, внедриться в плавильню ее эмоций физически.

Приступ похоти был столь же мощным, сколь неожиданным. Вероятно, дело было в злости, которую я испытывал по отношению к Ольге: если она и правда меня дурила все это время, то относиться к ней нежно и ласково я не смог бы при всем желании. Но откуда такие реакции? Неужели во мне дремлет садист? В прошлом я за собой не замечал ничего подобного. Должно быть, дело в возрастных трансформациях психики, нередко сопровождающихся изменениями сексуальности. Жаль только, эти трансформации прошли для меня незамеченными и теперь копание в собственной психике может стать равнозначным ходьбе по минному полю.

- Так или иначе, Совет на твоей стороне, Марк, - тем временем заверил меня Черный. - Твое дело поступило в ведение департамента информационного контроля. Итвое, Ольга, тоже.

- Сгинь, - ответила Ольга, решительно прогоняя изображение с нашего пути и забираясь в машину.

Немного помедлив, я последовал за ней. Ольга назвала адрес, и машина плавно выехала со стоянки. Мы расселись на широком сиденье, оставив между собой широкий просвет и храня напряженное молчание. Виды за окном, которые еще недавно могли привлечь мое внимание, теперь нисколько меня не трогали.

"Ну что, красавица, даю тебе последний шанс", - мысленно объявил я, не обращаясь к собеседнице по имени. Все равно, кроме нее, никто не мог меня слышать. Или мог? Если технология телепатической коммуникации больше не является секретом, значит, нас могут прослушивать?

"Это вряд ли, - кисло ответила Ольга, уловив мои сомнения. - Знать - еще не значит обладать. Полагаю, у нас есть еще время в запасе".

"Сколько?"

"Кто знает? На твой век, наверное, хватит".

"Спасибо за напоминание, - огрызнулся я. - Так что там с моей головой? Что еще за синдром?"

"Синдром Черезова, - вздохнула Ольга то ли мысленно, то ли наяву. - Академик Черезов исследовал нейроколлапс больше сорока лет подряд. И поскольку ни одна теория и ни один метод лечения себя не оправдал, это правда, то он сосредоточился на изучении нетипичных случаев, связанных с недугом лишь косвенно. Говоря по правде, половину исследованных им случаев вообще нельзя описать в истории болезни".

"Это еще почему?"

"У людей, о которых идет речь, не было никаких признаков нейроколлапса. Однако все они утверждали, что пережили нейроколлапс в прошлом. До того, как умерли".

"До того, как... Ты надо мной издеваешься?"

"Врачи, к которым обращались эти люди, тоже полагали, что над ними издеваются. Некоторых пациентов даже принудительно отправляли в психиатрические клиники на обследование, поскольку все они утверждали, будто прожили больше одной жизни".

"Реинкарнация? Тоже мне новость! В моей молодости дурдомы были переполнены воплотившимися Христами и Клеопатрами. При чем тут нейроколлапс?"

"При том, что эти люди не были психами. Они рассказывали, что проживают ту же самую жизнь второй раз. И что якобы в первый раз их постиг нейроколлапс, закончившийся не гибелью, а прыжком сознания в далекое прошлое. В один из экстремальных моментов их личной истории".

"Экстремальных? Что это значит?"

"Один пациент чуть не утонул в возрасте пяти лет, но его вовремя откачали. Другая в студенческие годы заблудилась в диком лесу и едва не сошла с ума. Третий впал в кому после ранения на войне. В общем, в каждом случае в прошлом пациента было зафиксировано некое происшествие, как правило сопровождавшееся клинической смертью и непродолжительной комой".

"Автоавария!" - осознал я.

"Так и есть".

"Все равно не понимаю... при чем тут я? Я-то ведь не второй раз живу!"

"Пока еще нет", - Ольга поджала губы.

- Так, значит, нейроколлапс меня не убьет? И я вернусь прямиком в свое прошлое? - воскликнул я вслух, поддавшись внезапно захлестнувшей меня надежде.

- Погоди радоваться, Марк! - Ольга остудила мой пыл, вновь переходя на телепатическое общение.

"Теория Черезова на то и теория, что никаких практических подтверждений у нее нет. Академик и сам не до конца верил в существование феномена, который он описал. Просто ряд свидетельств не вписывались ни в одну из существующих теорий, и ему пришлось создать собственную, которую большинство представителей научного сообщества до сих пор считают несостоятельной - дикой и фантастической".

"Расскажи подробней", - попросил я.

"За подробностями можешь обратиться к ноусфере. А если вкратце, то все уникумы, найденные Черезовым, в разное время обращались к медикам с просьбой предотвратить неизбежный, по их мнению, нейроколлапс. При этом ни малейших симптомов заболевания у них не наблюдалось. Но все они утверждали, что "предыдущую" жизнь они прожили экспрессом: все то, что происходило в их жизни после экстремального события, было скрыто беспамятством. И в себя они якобы приходили только незадолго до смерти, попав в больницу с приступом нейроколлапса".

"Это все очень запутанно, - пожаловался я. - То есть получается, что "первая" жизнь проходит в беспамятстве и заканчивается нейроколлапсом, а "вторая" течет как ни в чем не бывало?"

"Похоже, что так. Во всяком случае, ни один из пациентов, утверждавших, будто им посчастливилось вернуться в прошлое, не умер от нейроколлапса. Гораздо чаще их ждала насильственная смерть или гибель от несчастного случая".

- Думаешь, это неслучайно? - вновь забывшись, воскликнул я вслух. - Ведь если эти люди - и я в том числе! - могут быть ключом к загадке нейроколлапса...

- Если не сказать больше, - многозначительно ответила Ольга.

- Да куда уж больше! Разве остались еще какие-то тайны, недоступные для ноусферы?

- Ноусфера и есть самая главная тайна, - проронила Ольга. - Мы приехали, Марк. Вылезай.

Наша машина припарковалась у помпезного особняка середины XIX века, украшенного кариатидами и лепниной. Мой комм высветил над входом название отеля, пять золотых звезд и фотографическое изображение какого-то мужика, показавшегося мне смутно знакомым.

- Это отельер? - уточнил я на всякий случай.

- Нет, это террорист, - ответила Ольга, направляясь ко входу. - Карлос Шакал любил жить на широкую ногу. Перемещаясь по странам Восточной Европы, он останавливался в лучших гостиницах, в то время как его подручные торчали в крысиных норах конспиративных квартир и дешевых мотелей. Он это объяснял им "соображениями безопасности".

- И бойцы ему верили?

- Ну а как не поверить, - осклабилась Ольга. - Ильич Рамирес Санчес был такой обаяшка... Прямо как ты.

- Не надо сравнивать меня с террористами, - буркнул я. - И вообще, ты могла бы выбрать для отдыха и менее одиозное место.

- Место выбирала не я, а мой босс, страшный и ужасный, по словам Петра, Лэй Чэнь. Скоро он будет здесь. А быть ли тебе похожим на террориста - решать тебе самому.

Я попытался ухватить Ольгу за локоть, чтобы потребовать новых объяснений. Но Ольга ловко увернулась и ускорила шаг. Мне ничего не оставалось, кроме как протопать по ступенькам с позолоченными перилами прямо ко входу, где ливрейный швейцар прятал в усы фальшивое радушие.

***

Зеркала в багетах, китайские вазы, дюжина резных кресел под старину, расставленных вокруг колченогих журнальных столиков, - Китайца можно поблагодарить за выбор гостиницы. А то я уже подустал от хайтека, бросающегося на меня отовсюду с рекламной назойливостью.

Впрочем, судя по количеству гостей и постояльцев, я тут оказался не единственным ценителем старины. От стеклянных дверей к лифту ежеминутно курсировали люди с чемоданами и без, а у регистрационной стойки скопилась небольшая очередь. Боже, да тут настоящая регистрационная стойка! И портье в смешной красной шапочке.

Я твердо решил, что выписываться буду без помощи ноунета. Подойду прямо к стойке, потребую от дежурного клерка расчета и чек на бумаге с печатью. Интересно, как они будут выкручиваться?

Взглянув на часовые циферблаты над стойкой регистрации, я прикинул разницу часовых поясов между Пекином и Будапештом и с неудовольствием понял, что до встречи остается не менее часа, а на экскурсию по городу времени уже не хватит. Придется отложить прогулку на вечер.

Усевшись в одно из кресел, я заказал у подоспевшего стюарда пятьдесят грамм "Хеннеси". Пузатый бокал возник передо мной меньше чем через минуту. Был ли это "Хеннеси" - вопрос: уж слишком вопросительный взгляд я получил, озвучив заказ, - но похож.

- Если господин курит сигары, у нас есть для этого специальное помещение, - любезным тоном подсказал служащий.

От нечего делать я принялся разглядывать семейство крикливых румын, расположившихся в холле табором. Великанских размеров женщина распекала за что-то клерка за стойкой, в то время как ее худенький и чернявый, похожий на кузнечика муж гонялся за тремя непоседливыми детьми, устроившими игру в салочки вокруг горы из родительских чемоданов. В какой-то момент меня кольнул чужой взгляд. Обернувшись, я заметил пожилого господина в строгом костюме. Он сидел за соседним столиком и обжигал губы чаем. Встретившись со мной глазами, он тут же потупился.

Окей, ноусфера... Едва заметный клик кивком на повисшей вместо нимба пиктограмме полностью лишил его налета загадочности. Михаил Горский, научное светило, мой ровесник и соотечественник. Родом из Восточной Сибири. Полвека назад эмигрировал из России и окопался в Норвегии. Один из владельцев патента на какой-то конструктивный элемент комма. Живет в особняке под Энсхедом в компании горничной-малайки и двух афганских борзых. В ходе научных конференций расслабляется на банкетах до полной потери академического облика (спасибо за маячки благодарным студентам).

Занятный дядька. Еще утром читал в Твенте лекцию по квантовым коммуникациям, а ближе к обеду зачем-то возник в Будапеште. И теперь усердно делает вид, будто я - последнее, что его интересует. А ведь не далее как завтра утром ему выступать с речью в университетском клубе квантовых шахмат, где он 11 лет числится почетным председателем.

Будто услышав мои подозрения, Горский вновь скользнул по мне взглядом, а затем уставился прямо в глаза. Лицо его выдавало крайнюю степень волнения.

- Простите, Марк, - заговорил Горский, вставая. - Я ведь могу обращаться к вам по имени?

- Нет. Только с перечислением всех титулов и регалий.

Использование устаревшего "вы" без запинки говорило только об одном: он долго готовился к разговору и старается угодить мне даже в мелочах.

- Кхм. Разрешите подсесть?

- Пожалуйста, профессор. Располагайтесь, как вам удобно.

Едва оказавшись рядом, мужчина ушел в себя. Теперь я мог разглядеть его повнимательней. Аккуратно подстриженные брови, короткие волосы с проседью, узловатые пальцы музыканта. Выглядит достаточно молодо, но пахнет стариковским бальзамом с лавандой.

- У меня к вам дело, Марк, - заговорил наконец Горский, оторвавшись от изучения узоров напольной плитки. - Только вы можете мне помочь.

- Я теперь многим стал нужен, - ответил я уклончиво. - Одни пытаются меня убить, другие - свести с ума, третьи - посадить в клетку и препарировать, как лабораторную жабу...

- Я здесь не для того, чтобы навредить вам. У меня частный вопрос.

- Совет? - взял я быка за рога. - АНБ? Ангелы Судного дня? На кого вы работаете?

Горский вздохнул.

- Марк, я работаю на себя. Можешь залезть в ноусферу и перепроверить все данные. Мне нечего скрывать от людей. Кроме того, что я глубоко несчастен.

- Тогда вам, вероятно, нужен психоаналитик. Я-то чем могу вам помочь? - забытое за эти дни обращение на вы вернуло воспоминания о моем былом мире, поэтому я вовремя пресек намерение разрешить профессору не мучиться и перейти на ты.

- Вы можете отменить настоящее.

- Простите?

- Если теория Черезова верна, - пустился в объяснения Горский, - то... очень скоро вы можете оказаться в отправной точке. В том месте и времени, откуда мы оба родом. И тогда у вас появится шанс изменить мое будущее.

- А чем вас не устраивает настоящее?

Горский вновь принялся изучать напольную плитку. Глаза его предательски заблестели.

- Мне, конечно, не на что жаловаться, - сказал он после долгой паузы. - У меня есть имя, сотни опубликованных научных работ, внушительное количество "ноликов" на счете. Мои лекции в Твенте слушают через ноусферу молодые специалисты по всему миру. Вероятно, многие хотели бы поменяться со мной местами.

Насчет "ноликов" он не соврал: как только речь зашла про деньги, комм услужливо повесил над головой профессора неозвученные цифры.

- Но?

- Но я бы все отдал за то, чтобы поменяться местами с самим собой. В молодости.

- Вы не единственный, кто об этом мечтает, - заметил я. - Многие хотели бы исправить ошибки юности. Но кто знает, окажется ли иной жизненный путь менее тернистым?

- Я знаю. Мне не следовало тогда уезжать из России. Я приобрел все, о чем только мечтал... но при этом потерял то, что имел.

- Однокомнатную квартиру на улице Дианова? - продемонстрировал я знакомство с его биографией. - Должность младшего научного сотрудника на кафедре ОГТУ? Ведро с гайками, на котором вы ездили отдыхать в Птичью гавань?

- Больше. Неизмеримо больше.

- А, понятно. Речь о женщине?

- Не просто о женщине. О единственной женщине. Я обещал ей, что вышлю приглашение, как только обустроюсь на новом месте. Но фактически я ее бросил. Понимаете, все завертелось так быстро... Место на кафедре, собственная лаборатория, регистрация патента, выход компании на IPO в первый же год существования... Слава и деньги вскружили мне голову. Я забыл обо всем, что было действительно важно. Говоря по правде, я даже не понимал, насколько Рита была важна для меня.

- А что вам мешало воссоединиться с ней позже, когда вы все поняли?

- Поезд ушел. Через три месяца после моего отъезда Рита выскочила замуж за нашего общего друга. Еще через полгода родила близнецов.