Лестница петляла к вершине, один из этажей был закрыт, но к нему вел через проход и крепился один из длинных канатных мостов, который проводил, казалось, через все небеса. Лэниэль хотела остановиться и взглянуть на него, но король шел дальше, не обращая ни на что внимания. Сжимая в кармане острый и холодный кусок металла, она пыталась побороть свои сомнения. Она отдала очень мощное кольцо в жадные и эгоистичные руки. Она не смогла убедить короля присоединиться к битве. Она… проиграла.
Милтон падет.
Ничтожная маленькая эльфийка.
Длинная лестница сменилась ровной площадкой на свежем воздухе; они вылезли из люка и оказались на самой вершине статуи. Два эльфа, две маленькие точки затерялись на большой площади высеченных из гранита волос, а перед ними торчали великанского размера зубья короны, венчавшей голову, которая и оказалась самой верхушкой Храма.
— Проход в Храм с земли расположен у ног статуи, стоящей на коленях. Он вырублен из области ее коленных чашечек, и природа давно оплела его. Канатная дорога ведет к ее сердцу, проходя сквозь скрещенные в молитве ладони. Мы же стоим на ее голове.
— Кто это?
— Великий плод скульпторов, соединение Ленары и Герома. Их лик разделен надвое, но при этом они составляют единое целое. Мы зовем ее Ленром.
Лэниэль не стала выказывать своих мыслей о том, что это решение сильно граничило с богохульством, поэтому плотнее сжала губы и прикусила язык. Она встречала не первый рассвет за пределами своего дома, но этот действительно напугал ее.
С головы поистине высокой статуи открывался вид на пройденные земли, он поражал и ужасал единовременно. Дикие леса переходили в пустынные степи, а за ними, прямо на севере, блистали шпили родного замка — Филема. Кажется, купол начал сверкать над городом, значит народ не растерялся, и действительно решил взять всю власть в свои руки.
«Дорогая сестра, неужели ты погибла так несправедливо?»
Она окинула взглядом всю округу за пределами лесов — их окружала лишь степь, пустыня, песок. Выжженные и высохшие деревья торчали тут и там, иногда она могла различить туши больших животных или оставшиеся от них скелеты. Но чем дальше уходило проклятье, тем чернее и смертельнее выглядела земля.
— Неужели вы не хотите этого остановить? — она невольно обвела рукой гиблые просторы.
Гиреа лишь посмеялся над ней, опираясь руками на обод короны. Его печальный взор вперился в стены Милтона.
— Это не в наших силах, Лэниэль. Эта чернь поглощала нас долгие сотни и тысячи лет, и за несколько месяцев этого не остановить. Пришло время смириться с поражением.
Злость закипела в ней за сестру, за безразличие и бездействие, за алчность и эгоизм других. Речь полилась сама собой.
— Думая только о себе, вы не оставите ни единого шанса своим потомкам. Вы думали, что уже потеряли все, но на самом деле ваши потери лишь будут ждать вас впереди и нарастать, словно снежный ком. Да, может Боги и отвернулись от вас, но если мы вместе попытаемся сохранить то, что они бережно создавали и возносили на этой земле, вы еще сможете получить их прощение. Если же нет, вы хотя бы сможете дать шанс этой земле на очищение. Пустое собирательство магии не спасет вам жизнь, а лишь отсрочит вашу гибель.
Лицо ее побагровело от накала чувств, и голова закружилась. Лучи солнца били по глазам, она теряла ориентацию в пространстве, но голос лишь накалялся.
— Моя сестра, возможно, уже мертва. Я буду биться за нее, за свою мать, отца, павшего короля. Я отдам последнюю — и единственную! — свою жизнь за них. И за тех несчастных, кто будет сидеть во время битвы в катакомбах и молиться за наши души. Мне не жаль этого. Мне жаль лишь тех трусов, которые прикрывают свой страх добродетелью о народе.
Выплеснув из себя свою жестокую правду, она более не хотела и не могла оставаться рядом с королем. Она спешно сбежала со ступеней в самый низ, пока ее ноги не почувствовали вновь холода влажной травы. В основном поселение еще дремало в рассветный час, но некоторые повара уже готовили ранний завтрак. Девушка огляделась в поисках своих соратников. Ни Марона, ни Отшельника не было видно. Их лошади еще гуляли у привязи, и она поспешила туда. Конюхов не было на месте, поэтому она самостоятельно надела сбрую на скакунов и нагрузила уцелевшие пожитки.
Пока она ласково наглаживала лошадей по мордам, ее окликнул знакомый голос, приближающийся со спины.
— Что-то ты рано, ночные эльфы совсем не спят?
Норд был в удивительно хорошем расположении духа. Лицо его посветлело, зарумянилось. Одежда была зашита и вычищена, на сапогах больше не было комьев грязи.
— Вижу, ты сам неплохо выспался, я рада за тебя. Не видел Марона? Мы срочно уезжаем отсюда.
— К чему такая спешка, принцесса? Не поедешь же ты босая, в самом деле. И твоя рука еще не в порядке.
— В порядке, — отрезала она. — Не хочу оставаться здесь.
Норд почесал подбородок и начал помогать привязывать пожитки. Услышав тон ее голоса, он понизил свой:
— Какие-то серьезные разногласия? Он тебе угрожал? А как же реликвия?
— Она уже у меня. А теперь уходим.
Рот его изумленно приоткрылся.
— Ты сумела выторговать осколок? Так быстро? Я удивлен и восхищен твоей ловкостью.
— Норд! — она резко обернулась к нему, едва не столкнувшись с ним нос к носу. — Не время для шуток.
Хоть и Норд вовсе не шутил, он тут же посерьезнел, а глаза его приобрели опасную красноту.
— Где ты видела его в последний раз? Я приведу его. Только…
— У озера, но… Что?
Он рвался между желанием рассыпаться в ненужных комплиментах и взглянуть на добытую часть, но вместо этого махнул рукой и углубился в лес, где, судя по журчаниям родничков, должно было быть озеро.
В действительности он не спал, дожидаясь пока уляжется основное население, и пока охрана будет занята или пойдет сменять пост, а затем проник в храм — по странному обстоятельству, почти в тот момент, когда король и Лэниэль направились туда же. Он притаился во тьме верхних этажей, и когда девушка попыталась рассмотреть какие-то очертания, он увидел ее обеспокоенное и удивленное лицо. Казалось, она его не заметила. Он поднялся на крышу и прогулялся по вершине. Если девушка с Гиреа оказалась в Храме, это неспроста, и не было нужды воровать.
Он спустился и выскользнул наружу до того, как они начали подниматься по лестнице.
Норд пнул шишку, и та отскочила от сапога, ударилась о ель, и отрикошетив, полетела по тропке. Он ухмыльнулся и пошел следом, выискивая подростка. Он знал тропу к озеру, и размашистым шагом следовал к ней. У вырисовывавшегося берега остались лишь сложенные в ряд ровные гладкие камни и какой-то лоскут ткани.
— Вот проходимец, шел бы он отсюда лесом, беды бы не знали, — сплюнул Норд, озираясь по сторонам в поисках светлой макушки.
Из кустов послышался девичий смех и до него долетели обрывки фраз:
— …но ты же вернешься?
— Настоящий воин… не… будущего…
Бахвальский голос молодого эльфа сложно было спутать с чьим-то другим, поэтому Отшельник без обиняков вытащил молодого любовника из кустов, невзирая на визги обнаженной молодухи, прикрывающей наготу руками. Марон спешно поправил сползающие штаны и покраснел, но тут же принял протестующую стойку:
— Эй, а ну пусти! Какого черта ты лезешь?
Норд посильнее сжал его плечи и развернул в сторону тропы:
— Иди, пока твоя шея цела, и не задавай глупых вопросов. Ты пришел сюда работать и помогать, так выполняй свои обещания.
Марон покорно заткнулся, но вырвался из хватки, чтобы поправить одежду и идти самостоятельно. Он все же изредка оглядывался назад, надеясь напоследок увидеть девушку, но она не показывалась.
Когда они добрели до опушки, лошади давно были готовы к путешествию, и били копытами от нетерпения. Лэниэль восседала верхом на Белобоке.
— Наконец-то, почему так долго?
Норд и Марон переглянулись, и губы Норда тронула улыбка, граничащая с издевательской.
— Просто твой друг нашел себе новый предмет обожания и долго утешался в ее руках.
— Заткнись, — вскипел Марон, упорно глядя себе под ноги. Ему хотелось провалиться под землю по многим причинам. Ему не хотелось, чтобы об этой ночи кто-либо узнал. Его чувства к Лэниэль еще не угасли, и поэтому он чувствовал себя предателем и лжецом. Саму девушку, это кажется и вовсе не тронуло. Она выглядела задумчивой и печальной.
Норд присоединился к девушке, хватая уздцы вместо нее, тем самым почти обнимая эльфийку. Она не возражала — голова ее была забита мрачными мыслями. Марон поехал в одиночестве, раскрасневшийся и пристыженный самим собой.
Они ни с кем не попрощались, выезжая в опасные джунгли.
Лишь король Гиреа провожал их взглядом с вершины статуи Ленром.
*** *** ***
По правде сказать, она была сбита с толку и совершенно не имела понятия, куда им держать путь, поэтому, когда они благополучно доехали до пустыни, она опустила руки в прямом и переносном смысле.
— Эй, не время раскисать, — шепнул Норд ей на ухо.
— Я не знаю, что делать, — призналась она. — Все идет не так.
Лэниэль выудила осколок из кармана, чтобы удостовериться, что все произошедшее — не просто затянувшийся плохой сон. Если у Норда действительно был план, проще было просто довериться ему.
Не ожидав от самой себя чего-то столь странного, она свесила одну ногу на другую сторону, чтобы ехать полубоком, и обернулась на парня, скороговоркой шепча молитву дарения. Несколько раз она сбивалась, забывая слова, и пришлось начинать заново, но когда ритуал завершился, она аккуратно водрузила вторую часть Тиары на его голову.
Внезапно лицо его смертельно побледнело; Норд попытался воспротивиться, но было поздно — магия освободила свой поток и направилась прямиком к нему. Темная вспышка и туман на секунду поглотили их, и когда он рассеялся, вся троица глядела друг на друга с ужасом. Марон завопил, и его напуганный конь перешел в галоп. Их сложно было винить.
Лицо Норда утратило все человеческие черты, и всю его кожу теперь покрывала чернь, шипы, рога и наросты. Трещины перешли на все лицо, а волосы стали иссиня-черными, слегка удлинившись. На нее смотрел демон с рыжими глазами, но теперь он больше не улыбался.
Лэниэль перестала дышать, пытаясь осознать происходящее с выпученными от изумления глазами.
— Я думала, что ты… Избавляешься от тьмы, а не наоборот…
— Таково условие пользования силой.
Голос его стал более низким и грубым, как если бы исходил из самых недр и пучин ада. Лэниэль почувствовала себя слабой и беззащитной — от него разило могуществом и силой, а еще потоки магии, казалось, теперь текли прямиком по его жилам. Он прочел все страхи на ее лице и легонько коснулся ее плеча. Перчатки его износились, и из дыры указательного пальца проглянул черный длинный коготь. Девушка содрогнулась, увидев его.
— Не бойся, внутри я остался прежним. Но теперь я могу использовать эту магию… Она течет во мне, ей нужен выход. Теперь я чувствую магические всплески.
Грудь его действительно с силой вздымалась. Тело его увеличилось в размерах, обдавало жаром, и лошади стало невмоготу нести такой вес. Он внезапно рванул поводья, дернулся всем телом, словно бы нападая на чей-то след, как дикий зверь.
— Постой, осколок… Я чувствую его!
— Где? — озадаченно уточнила она, заранее страшась услышать ответ. Ладони ее вспотели от ужаса, и поводья едва не выскользнули из рук.
— Он у мальчишки!
Демон спрыгнул с лошади на полном ходу, превращаясь в громадного лохматого вилна, и быстро развил стремительную скорость, нагоняя рысака Марона, которая успела оторваться от них на приличное расстояние.
Эльфийка пришпорила своего скакуна, боясь, что без нее случится что-то непоправимое, и Белобок начал набирать быстрый темп. Ей нужно было остановить Марона и Норда, прежде чем демон в порыве страсти, не рассчитав своих возможностей, растерзает жеребца или проломит эльфу голову.
По правде сказать, она страшилась не «порыва страсти», а самой неизведанной сущности, которая могла пагубно повлиять на разум Отшельника. Темная магия была неизученным аспектом, от которой эльфы всегда держались на расстоянии. Слова Гиреа о воскрешении и последствиях после него красноречиво говорили об опасности.
Белобок был взмылен и тяжело дышал. Она с сожалением вновь сжала его бока, чтобы подогнать.
— Давай, мальчик, спеши, — взвыла она, глядя, как вилн загоняет лошадь Марона.
Они петляли, словно кот игрался с мышью, а мышь прекрасно осознавала, что если остановится — ее ждет званый ужин в качестве блюда. Марон завопил, когда вилн подошел слишком близко, и решился достать меч, но он лишь мазнул по шерсти, потому что демон уклонился. Он утробно зарычал, предупреждая, но не спешил нападать, держался поодаль, все же задавая направление.
Лошадь его начала понемногу замедляться, выбившись из сил, а пустыню уже успел сменить Нордшельский лес. Они мчались по западной стороне от Милтона, и даже успели проскочить озеро, снабжающее город. Теперь копыта погружались в речную воду, боролись с перекатывающимися камнями, и им пришлось сбавить ходу. Вилн и вовсе остановился, чтобы невозмутимо попить.
Лэниэль нагнала его и стала отчитывать, как непослушную собаку:
— Что ты творишь?! Норд! Что с тобой происходит?
Брови ее сошлись на переносице, а голос задрожал. В груди кололо от рьяной спешки, и она лишь сейчас заметила, что задыхается от нехватки кислорода. Легкие будто сжало от страха и переживаний, и она смогла прочесть во взгляде хищника какое-то чувство, отдаленно напоминающее сожаление.
Марон остановил и своего скакуна, который теперь отдыхал, настороженно покачивая хвостом. Парень уверенно шел к ним, меч в его руке покачивался в такт движению — шаг палача, готового показать зрелищную сцену зазевавшемуся народу.
Вилн и ухом не повел. Девушка спрыгнула между ними, выставляя руку в сторону подростка.
Демон перевоплотился, чтобы уверенно отодвинуть ее с места, и она не смогла воспротивиться — он сделал бы это даже одной рукой.
— Отдай его, — просипел Норд, протягивая к нему когтистую черную руку, похожую на лапу дракона.
— Что отдать? — хмуро спросил Марон, глядя на Лэниэль. Когда первый испуг спал, а лошадь успокоилась после погони, он забеспокоился за ее здоровье и сохранность сильнее, чем за свое.
— Последний осколок.
Когти его легли на правое плечо мальчишки, аккуратно, но цепко сомкнувшись на нем, а другая рука шмыгнула в длинный карман рубахи, выуживая из него небольшую лиственную веточку — заклепку.
Марон бесстрашно перехватил свою семейную реликвию, отбирая ее из когтей демона, и мгновенно побагровел.
— Ни за что! Это семейная ценность, передаваемая поколениями!
Чудовище засмеялось, грудь его заходила ходуном.
— Мне нуж-ж-жно это, — протянул он, словно назойливый шмель в летний день. — Поколениями? Не смеши меня. Я не настолько стар.
Диалог зашел в тупик, и он отступил, слегка дрожа от нетерпения. Но у него еще оставался последний шанс.
— Лэниэль, разве ты не веришь мне?
Это была нечестная игра на чувствах, которые постоянно сменяли гнев на милость, а милость на прощение. Но затем их борьба возобновлялась, распаленная яростью, и все начиналось сначала. Девушка поняла, что все будущее окружающих ее лесов и народов вновь зависит от одного ее слова, ведь без ее помощи демон не сможет раскрыть свою истинную мощь. Пока мирные ручейки реки текли вместе с затянувшимся молчанием, она кусала свои губы, вспоминая все хорошее, что они пережили вместе. Она пыталась убедить себя в том, что добро всегда побеждает зло, но прошептала лишь:
— Я не знаю…