– Вы – это он, – вырвалось у Айана. – Ачарья Махавира!
Один из учеников кашлянул и выступил вперед.
Он был на несколько лет старше их, худой, как палка, лопоухий и с серьезным лицом.
– Ты ошибаешься, принц, – сказал он. – Это Айрия Дакш, сын Ачарьи Махавиры. Меня зовут Варун, я отвечаю за прием новичков.
Дакш. Он что, умер бы, если бы представился им сразу, при первой встрече? И почему он кажется таким злым? Его лицо выглядело так, словно было высечено из гранита. Может быть, это было его нормальное выражение лица? Даже убивая яту, он и бровью не повел.
Катьяни оторвала от него взгляд и протянула Варуну амфору, кошелек и ладду.
– Пожалуйста, примите эти скромные знаки нашего уважения, – продекламировала она, как и велела Хемлата.
Варун принял подношения и передал их другому ученику.
– Пойдемте со мной, и я покажу вам вашу хижину, – сказал он Айану и Бхайраву.
Катьяни собралась последовать за принцами, но Варун поднял ладонь.
– Не ты, леди. Пожалуйста, подожди здесь. Я попрошу одну из учениц отвести тебя в их покои.
– Я останусь с принцами, – быстро ответила Катьяни. – Я королевская телохранительница Чанделы.
Ученики ахнули и зашептались. Дакш усмирил их одним взглядом.
– Она наша приемная сестра, – поспешно добавил Айан. – Мы просим вас позволить ей остаться с нами.
– Крайне непозволительно, – сказал Варун. Он посмотрел на Дакша, и тот слегка кивнул. Если бы Катьяни пристально за ним не наблюдала, то не заметила бы этого жеста. – Что ж, хорошо. Ты можешь остаться со своими братьями.
Дакш не произнес ни слова. Он даже не взглянул на нее – по крайней мере, явно. И на его лице все еще читалось то же выражение холодного безразличия. Ты спас нас от яту, – хотелось ей крикнуть. – Ты дал мне те ароматные травы! Ты что, не можешь хотя бы поздороваться? Она знала, что должна последовать за принцами и Варуном, но ничего не могла с собой поделать.
Она сложила руки вместе и поклонилась:
– Спасибо вам за помощь в битве против яту, Айрия Дакш. Было бы весьма полезно, если бы вы задержались еще на минуту и указали нам, как добраться до гурукулы. Мы могли бы прибыть на несколько часов раньше.
Он ничего не сказал, лишь бесстрастно посмотрел на нее своими глубокими, темными глазами. Что ж, по крайней мере, она заставила его посмотреть в ее сторону. У нее возникло внезапное желание показать ему язык, чтобы добиться хоть какой-то реакции. Она закусила губу, чтобы подавить смешок, и с удовлетворением увидела, как на его лбу появилась небольшая складка.
– Леди, мы вмешиваемся только в том случае, если жизни наших гостей в опасности, – сказал Варун. – Что касается остального, предполагается, что вы должны сами найти сюда дорогу. Многие поворачивают назад при первом же намеке на опасность. Наша гурукула не для трусов или дураков. Воспринимайте ваше путешествие сюда как проверку вашей стойкости и духовной силы.
– Что? Яту были чем-то вроде вступительного испытания? – спросил ошеломленный Бхайрав. Без сомнения, в ту секунду он думал о том, как ятудхани тащила его за волосы и чуть не сожрала заживо.
– Лес населен разнообразными чудовищами и духами природы, – сказал Варун. – Все путешественники сталкиваются с той или иной проблемой. Например, принц Соланки подвергся нападению веталы, и только вмешательство Айрии Уттама, старшего сына Ачарьи, спасло ему жизнь. Если каким-то чудом ученик прибывает без происшествий, то мы не впускаем его, пока он неделю не проведет в лесу без запасов еды и пресной воды.
– Что ж, нам повезло, что мы отделались съеденным кучером, – саркастически сказал Бхайрав.
«Замолчи, позволь мне говорить», – произнесла Катьяни на языке жестов, и Бхайрав затих.
– Кучер стал невинной жертвой вашего испытания, – сказала она. – Мы выплатим компенсацию его семье, но его уже не вернуть. Вы должны были предупредить нас заранее; мы были бы лучше подготовлены, и никто не лишился бы жизни.
Варун обменялся взглядами с Дакшем.
– Мы сожалеем, что не прибыли вовремя, чтобы предотвратить эту трагедию. Но для нас это стало полной неожиданностью. Яту в Нандоване обычно не вмешиваются в дела людей. Мы держимся подальше от них, а они от нас. Похоже, что их заинтересовали именно вы.
От его слов по спине Катьяни пробежал холодок. Она и не подумала об этом.
– Что вы имеете в виду? – потребовал ответа Айан.
– Принц, ты должен знать это куда лучше меня, – сказал Варун.
Айан открыл рот, чтобы возразить, но Катьяни поймала его взгляд и покачала головой. Варун был прав. Короли Чанделы изгнали яту из своего королевства. Возможно, некоторые из них поселились в Нандоване. Тогда и они, и их потомки будут искать возможность отомстить ненавистной королевской семье Чанделы. Но не было никакого смысла обсуждать это при посторонних.
– Сколько новых учеников вы ожидаете в этом году? – спросила она вместо этого.
– Пятнадцать, включая вас троих, – сказал Варун. – Принца Соланки сопровождает его двоюродная сестра, так что вы будете не единственной девушкой.
– Какая удача, – пробормотала Катьяни. – Здесь всегда было так мало девушек?
Мгновение Варун колебался:
– Я не знаю. Пожалуйста, пойдемте уже со мной. У меня есть и другие обязанности, о которых нужно позаботиться.
Все трое поклонились Дакшу, получив в ответ едва заметный кивок, словно он был королем, а они – его скромными подданными. Катьяни раздраженно задрала подбородок. Вот так, значит, да? Я собираюсь заставить тебя пожалеть о таком отношении, и, вот увидишь, я сдержу свое слово!
Она бросила на него холодный взгляд – не то чтобы он это заметил, – и они последовали за Варуном вглубь огромного, вымощенного камнем двора гурукулы. Пока они шли, шею Катьяни покалывало от ощущения окружающей их сильной магии. Она посмотрела на принцев, и они оба с помощью языка жестов дали ей понять, что почувствовали то же самое. Мощные чары на стенах гурукулы, которые не пустят незваных гостей – людей и, как она предполагала, чудовищ. Что ж, это делало гурукулу весьма безопасным местом для принцев.
Древнее дерево пипал в центре двора укрывало под своими раскидистыми ветвями каменный колодец. Вокруг стояло множество белых хижин, но они были прижаты к внешней стене, оставляя посередине много открытого пространства.
Варун махнул рукой на пагоду в противоположном конце двора. Здание было окружено засаженной растениями верандой, справа от него росло небольшое цитрусовое дерево.
– Именно там Ачарья Махавира проводит свои занятия по воспитанию нравственности и государственному управлению. На втором этаже находится библиотека, которую вы можете посещать в сопровождении старшего ученика, например меня. На верхнем этаже находятся личные покои Ачарьи.
– А где кухня? – спросил Айан. – Где все едят?
Катьяни оживилась. Она умирала от голода. Хотя прямо сейчас ванна была куда предпочтительнее, чем еда. От нее наверняка пахло кровью яту и дохлыми лошадьми. Изнурительное путешествие по лесу ситуацию не исправило. Чайя бы заплакала при виде ее волос, которые сейчас представляли собой спутанное месиво из грязи, листьев и мертвых насекомых.
Варун указал на длинное низкое здание справа от пагоды.
– Это обеденный зал. Кухня находится за ним. Прием пищи осуществляется два раза в день – в полдень и в семь часов вечера. Сейчас шесть тридцать. У вас есть полчаса, чтобы умыться и собраться. Я уверен, что вы голодны.
Какое сильное преуменьшение, – подумала Катьяни, и в животе у нее заурчало.
Юноша указал на здание без окон напротив столовой.
– Это оружейный склад. Все оружие в гурукуле предано Ачарье, включая то, что вы принесли с собой.
– Что это значит? – спросил Бхайрав.
– Здесь никто не может поднять оружие против него, – самодовольно сказал Варун.
Это было невероятно. Ачарья оказался даже более могущественным, чем предполагала Катьяни.
– Хижина поменьше слева от оружейной – это женское общежитие, – продолжил Варун.
Женское общежитие было отделено от других хижин не только расстоянием, но и кирпичной стеной высотой в три фута с деревянной калиткой. Стена была увешана горшками с нарциссами, подсолнухами и ароматными травами. Хижина выглядела очень славно, но стена вокруг нее казалась неуместной.
– Почему там стена? – спросила Катьяни. – И почему стена такая низкая? Она никого не сможет остановить.
Варун надменно улыбнулся:
– Стена символична. Она олицетворяет пропасть между мужчиной и женщиной. Никто не смеет ее пересечь.
Катьяни фыркнула. Принцы ничего не сказали, но она знала, что они едва сдерживаются, чтобы не рассмеяться. В королевстве Чандела мужчины и женщины жили бок о бок без каких-либо преград и куда чаще, чем в других местах, выходили за рамки положенных ролей. За исключением принцесс. Бедная Рева. Хотела бы Катьяни знать, как у нее идут дела. Стало ли Хемлате легче с ней справляться после того, как они уехали? А королева – скучала ли она по Катьяни так же, как Катьяни скучала по ней? Она потерла татуировку на своей шее, как будто могла призвать Хемлату. Но бабочка не пробудилась, и пространство в ее душе оставалось безмолвным. Подавив вздох, она опустила руку.
Они остановились перед маленькой хижиной, точно такой же, как и все прочие. Два окна, узкое крыльцо, увитое лианами, и вход, завешенный травяным ковриком.
– Вот отведенная вам комната, принцы, – сказал Варун. – Здесь только два тюфяка, но я попрошу кого-нибудь принести дополнительные постельные принадлежности для вашей сестры-телохранительницы.
– Где мы можем искупаться? – спросил Бхайрав.
– За гурукулой есть ручей, – сказал Варун. – Время купания для мужчин – с пяти до шести утра. В хижине вы найдете полотенца и антисептическую мазь из нима для обработки ваших ран.
Он поклонился и ушел прежде, чем они успели ответить.
Бхайрав невесело рассмеялся:
– Я скорее смирюсь с тем, что не буду мыться, пока мы не вернемся домой.
– Завтра утром перед уроками ты пойдешь и приведешь себя в порядок, – сказала Катьяни. Ей еще предстояло выяснить, где купаются женщины. Она была грязной, усталой и разгоряченной, а ноги болели так, словно она прошлась по раскаленным углям. – Мы должны обходиться тем, что у нас есть.
Бхайрав и Айан смотрели на хижину без капли энтузиазма. Даже у дворцовых слуг комнаты были побольше, чем эта. А в спальне Катьяни с легкостью могли бы поместиться три такие хижины. Но она не собиралась беспокоиться из-за таких мелочей и принцам тоже этого не позволит.
Она поднялась по ступенькам на крыльцо и откинула травяную занавеску. В углу стояла незажженная лампа, по сторонам комнаты расположились соломенные кровати. Здесь же стоял низкий столик, на нем пристроились кувшин с водой и маленькая баночка зеленовато-коричневой пасты – скорее всего, это и была мазь из нима. На каждой из постелей лежало по небесно-голубой робе. На торчащем из стены крючке висело несколько полотенец.
– Давайте, вы двое, – подозвала она. Принцы вошли и в удрученном молчании оглядели суровую обстановку.
– Давайте умоемся и воспользуемся этой пастой из нима, – быстро сказала она, прежде чем кто-то из них смог начать жаловаться. Она намочила одно из полотенец в кувшине и протерла лицо и руки, морщась от боли, когда задевала свои многочисленные порезы. Принцы последовали ее примеру. Она заставила их сидеть неподвижно и нанесла мазь на их раны, а затем Бхайрав сделал то же самое для нее. Когда он наносил мазь на рану на ее голове, его лицо сосредоточенно сморщилось. Сначала мазь немного жгла, но затем охладила кожу, уменьшив боль. Пока принцы переодевались в свои новые одежды, Катьяни вышла на крыльцо и, усевшись, начала пальцами распутывать волосы.
Вскоре к ней подошел молодой ученик с застенчивой улыбкой и вздернутым носом. Он принес для нее травяной коврик, хлопчатобумажную простыню и комплект одежды, которые Катьяни с благодарностью приняла.
– Где купаются женщины гурукулы? – спросила она.
– Там же, где и мужчины, – сказал он ей. – За гурукулой есть водопад и ручей. Поверни налево от ворот и иди, пока не дойдешь до манговой рощи. Ручей находится прямо за ней. Ты его не пропустишь.
Она отложила в сторону чистую одежду и решила, что наденет ее только после того, как искупается в ручье, и сделает она это в ту же ночь. В такой близости от гурукулы не должно было быть никаких чудовищ. Она, конечно же, будет в безопасности. А поскольку мужчины могли мыться лишь один жалкий час между пятью и шестью утра, ручей был в ее полном распоряжении.
Появились принцы, одетые в свои новые одежды, форму гурукулы, и они все вместе, опасаясь пропустить угощение, поспешили в обеденный зал. Туда же направлялись и другие ученики, и с некоторыми из них они успели быстро друг другу представиться. Люди пялились на татуировку Катьяни, но были слишком вежливы, чтобы задавать вопросы. Наверное, они никогда раньше не видели людей с магической связью, так что ее присутствие в гурукуле в качестве то ли ученицы, то ли телохранительницы, не могло не вызывать любопытства.
Такое внимание ее смущало. Впервые в жизни она пожалела, что не обернула вокруг шеи дупатту. Она не стыдилась своей метки. Она была ее частью точно так же, как и частью королевы. Ей было интересно, что бы сказала Хемлата всем этим любознательным зрителям. Завидуют нашей связи, – прошептала бы она, поцеловав татуировку на своей ладони и одаривая Катьяни той особенной улыбкой, которая предназначалась лишь ей одной.
Мысль о Хемлате сняла груз с ее плеч, и она вошла в обеденный зал с высоко поднятой головой.
Зал представлял собой весьма уютное пространство, освещенное масляными лампами и наполненное ароматом трав. Открытые окна впускали свежий воздух, а висящая на них сетка защищала от комаров. На подоконниках теснились горшки с кориандром, мятой и священным базиликом, а центр зала занимал длинный низкий стол, окруженный подушками. Стол был уставлен медными тарелками и чашами, поблескивающими в свете ламп. Он легко мог бы вместить сотню человек, но в зале присутствовало менее половины от этого числа. Почти все из них были мужчинами, одетыми в одинаковые голубые робы. Никто еще не сел; все стояли у стен и разговаривали вполголоса, так что Катьяни и принцы тоже остались стоять. Служители подносили к столу блюда с дымящимся овощным супом, тарелки с фруктами, корзиночки с лепешками и кувшины с ласси. От их аромата у Катьяни потекли слюнки.
Наконец высокий, костлявый мужчина с копной седых волос, пронзительными черными глазами, длинной бородой и кривым деревянным посохом вошел в зал в сопровождении группы из полудюжины старших учеников. В отличие от всех остальных, он был одет в белые одежды. В нем чувствовалась такая сила, что она сразу догадалась, кто это такой. Еще до того, как все поклонились, и Варун подвел его во главу стола.
Итак, это был знаменитый Ачарья Махавира. Катьяни уставилась на него. Его одеяние было измято, волосы растрепаны, борода всклокочена, а его посох напоминал вовсе не отполированную палку, а грубую черную ветку.
Остановив на ней свой пристальный взгляд, он нахмурился. Она поспешно опустила глаза.
– Сядьте, – сказал он строгим голосом, и все тут же повиновались. Катьяни сидела на подушке между принцами в конце стола. Самые старшие ученики сидели рядом с Ачарьей. Несколько женщин кучковались в центре.
Справа от Ачарьи сидел красивый мужчина, который походил на него так, как молодое дерево походит на старого, корявого представителя своего вида. Должно быть, это был Уттам, его старший сын. Он был того же роста и телосложения, что и Дакш, но больше похож на своего отца. У него были такие же пронзительные глаза и такая же копна непослушных волос, за исключением того, что его волосы были черными. Однако самая большая разница между двумя братьями заключалась в выражении их лиц. Лицо Уттама было добрым, спокойным и серьезным, и в то же время приветливым. Именно к такому человеку хочется обратиться за помощью. Может, Дакш был не менее талантлив, чем его старший брат, но от него так сильно веяло холодом, что, прежде чем ты решишься обратиться к нему за помощью, твой дом уже успеет наполовину сгореть.
Катьяни оглядела обеденный зал в поисках младшего сына Ачарьи, но его нигде не было видно. Видимо, он был слишком высокого мнения о себе, чтобы сесть за стол с обычными учениками. Впрочем, среди этих обычных учеников было немало принцев Бхарата.
Ачарья прочитал над едой простую благодарственную молитву. После этого Варун встал и откашлялся.
– Я повторю несколько правил для новых учеников, которые прибыли сегодня. Прежде чем сесть, всегда ждите, пока это сделает Ачарья Махавира. Перед началом трапезы сбрызните тарелку несколькими каплями воды. Во время еды не должно быть никаких разговоров. Наполните свой желудок, но не будьте жадными. Всегда носите форму гурукулы.
Он сделал паузу, чтобы бросить многозначительный взгляд на Катьяни. Она сделала вид, что ничего не заметила.
– Мойте руки до и после еды. После еды расходитесь по своим хижинам. Ночью вы должны соблюдать покой и выходить лишь в случае необходимости.
Поторопись, ты, напыщенный дурак, – подумала Катьяни. – Я умираю от голода.
– Раз в неделю, каждый понедельник, мы постимся, – продолжил Варун. – По понедельникам не готовят и не едят никакой еды. Любой, кого поймают за едой, будет строго наказан.
Айан раскрыл рот от ужаса.
«Я умру», – сказал Бхайрав на языке жестов.
«Нет, если я прежде сама с тобой расправлюсь», – парировала Катьяни.
До понедельника оставалось два дня. Итого – сегодняшний и завтрашний день на то, чтобы наесться впрок.
Наконец им разрешили поесть. Катьяни разбрызгала несколько капель воды по своей тарелке, как это сделали остальные, и принялась за еду. Какое-то время она была слишком занята тем, что наполняла свой изголодавшийся желудок, чтобы обращать внимание на кого-либо еще. Еда была вкусной, хотя и пресной по сравнению с той, к которой она привыкла. Очевидно, в гурукуле не одобряли специи, лук и чеснок. После третьей порции лепешек и овощной смеси она смогла замедлить темп и осмотреться.
Здесь были ученики всех возрастов. Она предположила, что самые молодые из них были в основном такими же новичками, как и она сама. Те, что постарше, наверняка возвращались сюда год за годом. А некоторые, видимо, живут здесь постоянно. Какой кошмар.
Ачарья Махавира закончил есть и поднялся вместе с Уттамом.
– Завтра в семь утра будет первое занятие, – объявил он грубым голосом. – Опоздавших на урок не допустят.
Он вышел в сопровождении своей свиты из старших учеников. Все остальные тоже встали, чтобы уйти. Болтая, они отодвигали подушки к стенам и складывали использованные тарелки на стол, чтобы помочь служителям их убрать. Время приема пищи закончилось, а значит, больше не нужно было соблюдать тишину. Бхайрав схватил лепешку и сунул ее в карман.
– Я почти уверена, что служитель все заметил, – прошептала ему Катьяни, складывая их тарелки аккуратной стопкой. – Не делай так больше.
– Это на понедельник, – сказал он ей. – Ты же знаешь, что я не могу поститься.
– Ты можешь и будешь, – сказала она, когда они вышли. – Помни, королева велела вам двоим проявить себя. Думайте об этом как о тренировке, которая проводится лишь раз в жизни.
– Тренировка, мать ее, – пробормотал Бхайрав себе под нос.
Оба принца слишком устали, чтобы задерживаться и разговаривать с остальными учениками. Но в любом случае большинство людей, кажется, сразу направились в свои комнаты. Троица вернулась в свою хижину.
– Я не выживу в этом месте, – объявил Бхайрав, бросаясь на свой тюфяк. Со стоном он начал крутиться и ворочаться. – Это похоже на ложе из гвоздей.
– Не говори глупостей, – пробормотал Айан, закрывая глаза. – Гвозди удобнее, чем это.
– Твоя мать нас ненавидит, так ведь? – спросил Бхайрав. – Она ненавидит нас и хочет, чтобы мы страдали.
– Она хочет, чтобы мы оставались сильными в любой ситуации.
Айан зевнул:
– Спи. Нам предстоит проснуться в пять, если мы хотим смыть с себя всю эту гадость яту.
Это напомнило Катьяни о невероятном подвиге Бхайрава, когда он обезглавил ятудхани. Он всегда был самым слабым из них троих, но в критической ситуации смог себя проявить. Таной гордился бы им. Все их дополнительные занятия себя оправдали.
– Я не могу поверить, что ты убил ятудхани, – сказала она. – Ты скрывал свои способности все эти годы? Так ведь, Айан?
Но Айан уже спал – его лицо обмякло, рот был приоткрыт.
Катьяни хихикнула:
– Помнишь, как мы клали ему в рот кузнечиков?
– Не искушай меня. Что ты за сестра такая? – проворчал Бхайрав себе под нос, ворочаясь.
Катьяни задула лампу и устроилась на своем травяном коврике у входа. Через несколько минут размеренное дыхание Бхайрава подсказало ей, что, несмотря на все жалобы по поводу неудобной постели, он все же заснул.
Было еще слишком рано, чтобы выходить наружу. Некоторые ученики могли до сих пор оставаться во дворе. Катьяни попыталась отдохнуть и помедитировать, чтобы опустошить свой разум. Купание в ручье можно было счесть необходимостью, но в любом случае, даже попади она из-за этого в неприятности, всегда можно сослаться на свое незнание. Ведь ей назвали часы купания для мужчин, а не для женщин. Но все же лучше было ни с кем не сталкиваться.
Когда на небе засияла половинка луны и Катьяни поняла, что время приблизилось к десяти, она схватила свою чистую синюю робу и полотенце. Отодвинув в сторону коврик, закрывающий дверной проем, она высунула голову, проверяя, нет ли кого поблизости.
Но залитый лунным светом двор был пуст. Ветерок шелестел в кронах дерева пипал, стрекотали сверчки. Она обогнула хижину и пошла вдоль стены гурукулы до тех пор, пока не добралась до главных ворот. Стражников не было; возможно, Ачарья не видел в них надобности. Но, будь решение за ней, она, несмотря на все магические чары, организовала бы ночной патруль, в котором все ученики могли дежурить по очереди.
Она выскользнула наружу и закрыла за собой калитку. Лунный свет падал на участки возделываемой земли, превращая скромный огород в нечто необычное и потустороннее. Она прошла вдоль передней стены и повернула налево, направляясь к задней части гурукулы.
Здесь возделываемой земли уже не было. Сал, пипал и шишам росли густо и так близко друг к другу, что их ветви закрывали небо. Она шла вдоль стены до самого конца, туда, где лес сменялся рощей манговых деревьев. Воздух был наполнен сладким, слегка мускусным запахом, заставившим ее чихнуть. Лунный свет отражался от листьев, и она на мгновение подумала о веталах. Манго и баньяны были их излюбленными местами обитания.
Катьяни следовала на звук воды, пока наконец не добралась до места своего назначения. Здесь был лишь небольшой водопад, едва ли вдвое выше ее, но в лунном свете он переливался так, словно был живым. Вода собиралась в маленький пруд, а затем, перекатываясь через камни, превращалась в сверкающий ручей. Над прудом склонился большой куст ночного жасмина, его белые звездообразные цветы наполняли воздух своим ароматом. Идеально. Чудовища ненавидят жасмин.
Катьяни положила робу на камень, развязала хлопчатобумажную повязку, удерживающую волосы, сняла грязные шальвар-камиз и нижнее белье. Хотела бы она их выбросить, но, учитывая, что вся ее одежда застряла в нескольких милях отсюда, в окруженном трупами экипаже, лучше было все это постирать. Но сначала она смоет со своей кожи запекшуюся кровь яту, всю до последней капли.
Обнаженная, она зашла в ручей и задрожала от восторга. Вода была прохладной, свежей и благоухала травами. Она зашла в пруд поглубже и погрузилась под воду с головой. Кусочки грязи начали отставать от ее кожи, из спутанных волос вымывалась пыль. Катьяни испытала чувство глубокого умиротворения. Если она сможет делать так хотя бы раз в неделю, ей удастся выжить в этом месте.
Воздух в легких у Катьяни закончился, и она спешно вынырнула на поверхность.
Но тут же вскрикнула от неожиданности, набрав полный рот воды.
На берегу ручья, раздетый по пояс, стоял Дакш. С обнаженным торсом он выглядел еще более впечатляюще, чем в одежде. У него были широкие плечи, рельефные мышцы и подтянутый плоский живот.
Видимо, он как раз начал снимать оставшуюся одежду, но теперь замер, смотря на нее с широко раскрытыми глазами и распахнутым от удивления ртом.
Наконец-то на лице у этой ледяной глыбы промелькнули хоть какие-то эмоции, – подумала она сквозь наполнившие ее замешательство и ужас, и это заставило ее рассмеяться – громким икающим смехом, от которого она потеряла равновесие и чуть не ушла под воду. Чтобы успокоиться, она выпрямилась и зажала рот рукой. О нет. Среди всех людей, кто мог застать ее в этой ситуации, этот вариант был самым худшим. А теперь он может решить, что она над ним смеялась. Впрочем, ее не волновало, что он о ней думает.
Он схватил свою робу и надел ее, скрывая от ее заинтересованного взгляда свое мускулистое тело.
– Ты не должна быть здесь, – сказал он ровным голосом, пытаясь нацепить маску холодного безразличия. Но она видела, что он все еще был взволнован.
– Купание – это необходимость, – запротестовала она, используя заготовленное оправдание. – Один из учеников сказал мне, что женщины гурукулы тоже купаются здесь.
– Между четырьмя и пятью утра, – отрезал он, одергивая рукава с излишней силой. – Не ночью.
Между четырьмя и пятью утра? С ума сойти!
– Никто мне этого не говорил, – ответила она. – В любом случае разве мужчинам не положено мыться между пятью и шестью? Или для вас закон не писан?
Он скривил губы:
– Я не моюсь вместе с другими.
– Как и я.
Из-под воды выглядывали ее обнаженные плечи, так что он отвел взгляд. Катьяни подавила смешок. Это были всего лишь плечи.
– Слушайте, мне жаль. Это мой первый день, и я не знала о расписании. Я не думала, что нарушаю какие-то правила. Но четыре утра – это слишком ранний час. Несправедливость по отношению к женщинам. Я никому не причиняю вреда, так ведь? Я закончу мыться и вернусь в свою хижину.
– Возвращайся сейчас же, – приказал он.
– Айрия Дакш, по дороге на нас напали яту, – сказала она. – Вы должны помнить, ведь тоже были там. Я вся в запекшейся крови и пахну гнилыми яту и дохлыми лошадьми. Вы вините меня за то, что я хочу привести себя в порядок, прежде чем надеть эту прекрасную голубую робу?
– Я сказал, возвращайся сейчас же.
Он был тверд как камень.
Она скорчила гримасу.
– Когда мы встретились в первый раз, я была впечатлена вашим мастерством владения мечом и стрельбой из лука. Вы отличный боец и убийца яту. Но вы весьма неприятный человек.
– Разве я спрашивал твое мнение?
Он свирепо на нее посмотрел.
– Нет, но я хочу его высказать.
Она подняла руки из воды и неторопливо потянулась, ухмыляясь тому, что он был вынужден снова отвести взгляд.
– Там, откуда я родом, женщинам позволено высказывать свое мнение. Моя королева обладает такой же властью, что и мой король.
– Разве ты не ее рабыня? – сказал он, снова переводя на нее взгляд.
Она замерла, пораженная. Никто и никогда ее так не называл. По крайней мере, не в лицо. Грубиян!
– Да, я связана с ней узами, – сказала она, стараясь говорить ровным тоном.
– Этот вид магии запрещен не просто так, – ответил он.
– Она сделала это, чтобы спасти мою жизнь! И она заботливо воспитывала меня с самого детства.
Королева не просто спасла ей жизнь; она удочерила ее. Именно из-за нее у Катьяни были Айан, Бхайрав и Рева, которых она могла назвать братьями и сестрой. Она выросла с ними, училась с ними, играла с ними. Они были ее семьей, и неважно, что думали другие.
– Если бы она действительно заботилась о тебе, то дала бы свободу, – сказал он.
– Это не так просто.
Она запнулась. Сердце у нее в груди сжималось от смешанного чувства замешательства и гнева.
– Связь не может быть разорвана по одному лишь желанию. Прежде чем это случится, я должна выплатить свой долг.
Он нахмурился:
– Ты королевская телохранительница и, должно быть, не раз спасала всем им жизни. Разве ты еще не выплатила свой долг?
Катьяни не знала, что ответить. Она хотела защитить королеву, сказать ему, что он был не прав и что она находится перед Хемлатой в таком большом долгу, что никогда не сможет его выплатить.
Покинув Чанделу, она ни разу не почувствовала присутствия королевы. Ее рука метнулась к татуировке на шее.
– Я не ожидала, что вы поймете, в каких отношениях я нахожусь с королевской семьей Чанделы, – холодно сказала она. – Они основаны на взаимном уважении и любви. Вы знаете, что это значит?
Его глаза сузились.
– Эта дискуссия бессмысленна. Пожалуйста, возвращайся в свою хижину.
– Как я могу выйти из воды, пока вы на меня пялитесь? – спросила она, желая смутить его так же, как он смутил ее. – Или вы хотите увидеть меня обнаженной?
Он заметно сглотнул, затем повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.
– Спокойной ночи, – крикнула она.
Он не соизволил ответить. Она вылезла из пруда и направилась прямиком к своей одежде. Она не сомневалась, что юноша ушел; он был не из тех, кто стал бы подглядывать. И все же она чувствовала себя ужасно беззащитной. Она поспешно вытерлась полотенцем, выжала воду из волос и надела чистую робу. Та состояла из двух частей: короткой нижней юбки, завязывающейся вокруг талии, и длинной туники, в которую нужно было просунуть руки, как в свободную куртку.
Но у нее не было чистого нижнего белья. Ей нужно было постирать лиф и трусики и надеяться, что к утру они высохнут. А потом она пойдет в женскую хижину и попросит у них чистой одежды.
По очереди она погружала свое белье в поток воды, затем выжимала и повторяла все заново. Когда она уже заканчивала, в последний раз отжимая лиф, то услышала голос у себя за спиной.
– Ты все еще не ушла?
Она подскочила, чуть не упав в ручей. Дакш, нахмурившись, стоял у нее за спиной.
Катьяни глубоко вздохнула и сосчитала до десяти. Когда ее сердцебиение успокоилось, она, тщательно выговаривая каждое слово, сказала:
– Я стираю свое нижнее белье. Вы же понимаете, что людям нужно нижнее белье? Все мои вещи остались в экипаже.
– Тебе следовало попросить его у других учениц, – сказал он неодобрительно.
Она закатила глаза. Он говорил очевидные вещи.
– Да, я знаю. Я сделаю это завтра. А теперь будьте хорошим мальчиком и оставьте меня в покое.
Она снова обратила все внимание на свою одежду, выжимая из нее последние капли воды. По крайней мере, вещи больше ничем не пахли.
Чья-то рука схватила ее за предплечье и потянула вверх.
Годы тренировок дали о себе знать, и ее тело отреагировало прежде, чем она успела подумать. Катьяни развернулась и ударила его в грудь тыльной стороной ладони. Недостаточно сильно, чтобы навредить, но достаточно, чтобы заставить его схватиться за грудь и отшатнуться.
Ее рука взлетела ко рту. Она ударила младшего сына Ачарьи.
– Вы застали меня врасплох, – сказала она, не найдя другого способа извиниться. Будь прокляты последствия.
Тяжело дыша, он выпрямился:
– Уходи. Сейчас же.
Его глаза гневно сверкнули.
Он выглядел таким расстроенным, и она подумала, что он может толкнуть ее обратно в воду. Если дело дойдет до драки, она выложится на полную, но тогда ей придется с позором вернуться в Аджайгарх. Королева будет этому совсем не рада.
– Я ухожу, ухожу.
Она демонстративно смахнула пыль с того места, за которое он ее схватил.
– Или это было предлогом, чтобы ко мне прикоснуться?
Она знала, что не должна его дразнить, но он был сам виноват в том, что дотронулся до нее без разрешения. Так что он заслужил, чтобы его немного подразнили. Его губы задрожали и сжались. Глядя на него, она поняла, что ошиблась, когда судила о его возрасте. Сначала девушка решила, что он на несколько лет старше ее. Но ему явно было не больше девятнадцати.
– Почему вы вернулись? – спросила она, собирая свою мокрую одежду. – Только чтобы меня прогнать?
Он отвел от нее взгляд:
– Я хочу искупаться.
– Ну так я вам не мешаю. Ручей достаточно большой для того, чтобы вместить и вас, и одежду, которую я стираю, – заметила она.
– Как ты можешь быть такой бесстыдной, – пробормотал он, устремив взгляд на куст жасмина.
– Люди в моем королевстве не зациклены на подобных вещах. Вы слышали о храмах в Кхаджурахо?[6] Скульптуры там весьма реалистичны. О, я забыла…
Она пристально посмотрела на него:
– Ученики гурукулы обязаны соблюдать брахмачарью до двадцати пяти лет, верно? Добродетель, сдержанность, безбрачие и так далее. Вы даже не должны думать о голых женщинах, не говоря уже о том, чтобы на них смотреть.
Он сжал губы:
– Просто уходи.
Самодовольно улыбаясь, она откинула волосы назад. Пора уходить. Она выиграла этот раунд без особых усилий. Но она не смогла удержаться от последнего выпада.
– Но когда я была в воде и вы со мной говорили… разве вы не думали о том, как я выгляжу обнаженной?
Наконец он повернул голову и пронзил ее взглядом. Дрожь пробежала по ее телу от макушки до самых пяток. Неужели ночь стала теплее?
– Ты не должна быть здесь. Ты не принадлежишь этому месту.
– Почему? Потому что я женщина? – с вызовом спросила она. – Или потому, что я рабыня? В любом случае это лишь ваши предубеждения.
– Ты не принадлежишь этому месту, потому что ты безнравственна, – заявил он. – Спокойной ночи, леди.
Она зашагала прочь, что-то бормоча себе под нос. Кем себя возомнил этот юноша? Юноша с божественно мускулистым телом, идеальными пухлыми губами и такими длинными ресницами, что о них можно было бы споткнуться? Высокомерное, замкнутое создание! Ей бы хотелось смутить его еще сильнее. Но хуже всего то, что ей придется отказаться от идеи снова купаться здесь ночью.