Никта

Убивают!

Леонид знал по давнему опыту, что добраться из города до Волково можно за два часа, но сегодня вечером погода была настроена против них: на закате начался обильный снегопад, поэтому «Фольксвагену» приходилось ехать очень медленно. Поездка растянулась на три с лишним часа. Хотя Леонид в начале дороги был полон энтузиазма, но в конце он не выдержал и задремал на пассажирском кресле.

— Э, алё! — он очнулся, когда водитель щелкнул пальцами перед его носом. — Ты заснул, что ли?

— Просто немного укачало, — Леонид потёр глаза, отгоняя оцепенение. — О чём ты говорил?

— Вот, как раз мимо фермы проезжаем. Глянь направо.

Он повернул голову, но за едва видной обочиной была полная мгла.

— Что за ферма-то?

— Ну, здрасьте. Не помнишь, как мы летом туда каждый день мотались?

— А, так ты о Капитолии? Так бы и сказал, а то «ферма» … Как, кстати, там сейчас дела обстоят?

— Никак. Прикрыли его десять лет назад. Потом землю выкупил какой-то предприниматель, вроде хотел пашню на этом месте сделать. Снесли пару зданий, на этом всё и остановилось.

— И что, сейчас там ничего нет? — Леонид испытал разочарование.

— Часть зданий ещё стоит. Большой телятник сгорел три года назад — бомжи подожгли во время пьянки.

— Он совсем заброшен? Или всё-таки планируют что-то восстановить?

— Откуда? Это нерентабельно. Да и людей, которые работали бы в нём, в окрестных деревнях не осталось. Все разъехались, одни старики. Ну ты помнишь, что я тебе о Волково говорил…

— Да, — сказал Леонид, — помню.

Он посмотрел туда, где находилась бывшая ферма, и опять уперся взглядом в стену непроницаемой темноты. Капитолий, как их компашка называла когда-то ферму, оставался невидимым. Беспорядочное нагромождение стойбищ, ангаров, хранилищ и летних домов, которые в детстве казались им огромными. Территория фермы была так велика, что следить за всеми её закромами не представлялось возможным даже с сотней сторожей. Огорожен Капитолий был лишь невысоким дощатым забором. Доски можно было легко оторвать, пробраться внутрь через образовавшийся лаз, а потом вернуть их на место, как ни в чём не бывало. А со стороны пастбищ дело и вовсе ограничивалось изгородью из жердей, но там обычно бывало людно, так что Леонид и его друзья обычно проникали в Капитолий через забор со стороны стогов желтого сена. Среди лабиринтов, образованных высокими стогами, было здорово играть в прятки и салки, а когда это надоедало, они взбирались на сами стога и играли в «сенного царя», сталкивая друг друга вниз (за этим занятием обычно их и ловили, и тогда вся шестерка сломя головы мчалась обратно к забору, благо хитросплетения узких проходов были им на руку). Обычно, как самый сильный и цепкий, в игре побеждал Лёша — тот самый, который сейчас сидел за рулём «Фольксвагена». Однажды он в пылу борьбы с такой силой скинул Леонида вниз с трехметровой высоты, что тот на полной скорости врезался головой в землю. Леонид до сих пор удивлялся, как он тогда не сломал себе шею. Голова после этого болела целую неделю.

Значит, теперь того волшебного местечка нет. Хотя Леонид и ждал чего-то подобного, у него всё равно сердце защемило. «Вот почему лучше не возвращаться в детские места, — подумал он. — Чтобы не портить себе воспоминания. Может быть, оно и к лучшему, что сейчас темно и я так и не увидел, во что превратился наш Капитолий».

— Какой там час? — спросил он.

Алексей на секунду отпустил руль, чтобы посмотреть на часы на запястье.

— Без двадцати минут семь. Ничего, прибудем вовремя. А вот Кирилл с Людой наверняка припозднятся. Ты же знаешь, какой Кирюха у нас «пунктуальный».

— Уже тридцать пять лет прошло, — улыбнулся Леонид. — Его отношение ко времени могло измениться.

— Как же, — иронично хмыкнул Алексей. — Вот скажи честно: ты, например, чувствуешь, что так уж сильно поменялся с тех пор, как тебе было двенадцать?

— Ну…

— Вот видишь! А что касается меня, то ни капельки я не вырос. Всё тот же малолетний раздолбай, — он хохотнул. — Погоди, ты в этом ещё убедишься, когда я начну лезть на крышу, чтобы спрыгнуть оттуда, как в старые добрые времена.

— Да, помню твои выходки, — усмехнулся Леонид. — Никогда не понимал, как ты себе ноги не ломал.

— Весь секрет в том, чтобы правильно сгруппироваться. У меня была целая теория, какую позу принять при полёте, чтобы отделаться небольшими повреждениями — хоть диссертацию пиши. Сейчас, правда, уже мало что помню.

— Вот и хорошо. Значит, прыгать не будешь.

— Ой, не уверен, — ухабы пошли чаще; Алексей переключил автомобиль на первую передачу. — Рюмашка-другая водки, и меня может потянуть на подвиги. Говорю же, я всё ещё тот же мелкий ушлёпок, а ты не веришь.

Отсмеявшись, они несколько минут ехали молча: Алексей сосредоточился на вождении, а Леонид вновь уставился в лобовое стекло. Там, где электричество фар проигрывало борьбу с темнотой, кончалась и дорога… кончался, собственно, весь зримый мир. На Леонида нашло странное ощущение, будто на самом деле «Фольксваген» не движется вперёд, а стоит на месте, вращая колёсами, как на ленточном тренажёре, и эта дорога со снежными горками по краям будет виться вечно, сколько бы они ни ехали…

— Жалко будет, если Федик не приедет, — заговорил Алексей, когда машина завернула за крутой поворот. — Он сказал, что постарается быть, но может опоздать. Дела, понимаете ли.

— Так у кого из нас могут быть дела, если не у него? Всё-таки важная шишка, занятой человек.

— А на один вечер отложить их ради старых друзей никак не получится, да? Мы все ведь как-то нашли время, хотя тоже люди работящие, не балду пинаем.

— Э, нет, ты не понимаешь, — Леонид устроился на кресле поудобнее. — Где мы, а где Федик. Это раньше мы вместе мяч гоняли по двору, а теперь он на совсем другом уровне. Хорошо, что он вообще не отказался сходу, и на том спасибо. И, кстати, Лёша… если он приедет, наверное, не стоит называть его Федиком, обидеться ведь может.

— Это с чего вдруг?

— Мы же тогда детьми были, не знали ещё всех нехороших слов в своей святой простоте. Ну, созвучие там, всё такое…

— Ха! Обидчивый какой нашёлся.

— Ну, как знаешь. Я его Федей называть буду, и то наглость — он, наверное, давно уже привык к величанию именем-отчеством.

— Да ты, я вижу, прямо преклоняешься перед ним, — саркастически заметил Алексей.

— Не то чтобы преклоняюсь, но он всё-таки член Конклава…

— Конклав-шмонклав, — Алексей скривился. — Подхалимничать я не собираюсь. Федик для меня друг детства. Если будет важничать и строить из себя невесть кого, я так и скажу ему прямо — пусть катится к чертям со своим Конклавом.

Леонид благоразумно промолчал, подумав про себя, что Лёша, видимо, говорил правду в своих откровенничаниях, что он совсем не вырос. Он и тридцать пять лет назад был именно таким — нетерпеливым, прямолинейным и грубоватым. Наверное, эти качества сделали его лидером их маленькой компашки, её сердцем. Но теперь время было другое, и наивно будет со стороны Алексея по-прежнему продолжать вести себя как на сенном дворе. Впрочем, учить кого бы то ни было жизни Леонид не намеревался.

Заехав в узкую берёзовую лесополосу у въезда в деревню, автомобиль остановился на обочине. Поймав вопросительный взгляд Леонида, Алексей сказал:

— Сейчас дела сделаю, и поедем дальше. А то невтерпёж уже, напился чаем с малиной перед выездом.

Леонид тоже вышел из машины — немного подышать чистым деревенским воздухом не помешает. Рядом чернели стволы деревьев с голыми ветвями. Каждый выдох Леонида вырывался изо рта сизым облачком. Выл зверьём ветер, снег не собирался кончаться — по всем приметам начинался настоящий буран. Леонид забеспокоился, смогут ли они завтра утром вернуться в город. Не хотелось бы застрять в Волково на несколько дней.

— А погодка-то кошмарная! — крикнул он Алексею, орошающему берёзовый ствол по ту сторону «Фольксвагена». — Что там синоптики говорят, не интересовался?

— Да всё нормально! Если что, с утра вызовем сюда настоящий бульдозер, не боись! Зря, что ли, я в транспортной компании работаю?

Успокоившись, Леонид посмотрел вверх. Ничего, кроме тех же снежинок и ветвей, он там не увидел: облака преграждали луну и звёзды. Леонид вздохнул — он-то надеялся, что ночь выдастся ясной, чтобы вдоволь полюбоваться звёздами. В городе из-за освещенности их было почти не видать. А в детстве одним из любимых занятий Леонида в зимние вечера было стояние во дворе с отцовским биноклем и разглядывание звёзд. Окуляр запотевал от случайного дыхания, мерзли руки, но всё-таки это было настолько увлекательно, что иногда он торчал на улице часами, рискуя простудиться. Обычно это заканчивалось тем, что мать чуть ли не насильно втаскивала его обратно в дом и угрожала отобрать бинокль насовсем.

Вдалеке кто-то закричал.

Леонид не сразу понял, что это именно человеческий крик, а не очередное завывание бури. Но слух отметил какую-то неправильность, и он стал прислушиваться. Что это было? Померещилось?

Крик раздался снова, очень далеко, почти тонущий в шуме ветра. Тембр был очень высоким. Не верилось, что человеческое горло способно издавать такие звуки — разве что кричащий загнан в угол и понял, что вот-вот для него произойдёт непоправимое. Невозможно было понять, мужской это был голос или женский, но слово Леонид различил чётко.

«Убивают!».

Кто-то в снежной ночи молил о помощи, срываясь на истошный визг. Леонид почувствовал, как похолодела спина. Или это морозный воздух наконец забрался под пальто?

Он обернулся и посмотрел на Алексея, который отходил от дерева, застегивая ширинку. Судя по безмятежному выражению лица, крик его не побеспокоил, но Леонид всё-таки спросил:

— Ты слышал?

— Что слышал?

— Кто-то только что кричал.

— Где?

— Не знаю, не смог различить. Просили о помощи…

Мужчины затихли на несколько секунд, целиком превратившись в слух. Но, кроме привычного плача пурги, их уши ничего не уловили. Наконец Алексей указал пальцем на тёмное небо:

— Слышишь, как шумит? Прямо бесится. Может, ты что-то напутал?

— Да нет же! К тому же кричали дважды.

— Мужчина? Женщина?

— Да чёрт знает, слишком неожиданно было.

— Здесь в округе шатается много всякого сброда. Наверное, опять напились и подрались. Обычное дело. Ладно, поехали.

Леонид посмотрел на него с удивлением:

— Что значит «поехали»? Говорю же тебе, там точно кого-то убивать собирались. Пьяницы так не кричат.

— Ну так ты хотя бы направление запомнил, что ли. Что мы можем сделать? Стоять тут полчаса и ждать повтора? Я уже замерзаю.

— Подождём пару минут, — предложил Леонид. Алексей, ничего не говоря, отвернулся в сторону леса и засунул руки в карманы куртки. Леонид прислонился на теплый капот машины и стал ждать. Время проходило, но больше никто не кричал. Значило ли это, что уже поздно? Если кто-то закричал (и как закричал!), что его убивают, и тут же умолк, какие тут могут быть варианты?.. Леонид почувствовал тошноту.

— Ладно, всё, — Алексей взглянул на наручные часы. — Если даже кричали, то всё кончено, а мы опаздываем. Если я прибуду на место позже Кирюхи, то этого себе никогда не прощу.

Леонид без возражений вернулся в салон. Оказывается, он успел на улице порядком остыть. Он понял это, только оказавшись в тепле. Пока он растирал ладони и прикладывал их к щекам, Алексей тронул машину, и они поехали дальше.

Ехали молча, каждый погружённый в свои мысли, пока возле дороги не возникла знакомая обоим синяя табличка с надписью «Волково». Тут Леонид решил отвлечься от мрачных мыслей, навеянных происшествием у обочины:

— Вот мы и вернулись. Даже не верится, что столько лет пролетело.

— Я здесь уже трижды бывал за этот месяц. Домик снимал, уборку делал, дизель устанавливал. В общем, готовился к встрече.

— Это ты, конечно, молодец, здорово придумал. Мы сами вовек не смогли бы так собраться. А дизель зачем? Электричество же в деревне есть.

— Это как посмотреть. Формально-то оно так, но я поспрашивал в первый свой приезд местных — они сказали, что на практике они чаще сидят без света, чем со светом. Линии-то старые, столбы на честном слове держатся, что ни неделя, то обрыв, а электрики не спешат чинить… В общем, я подумал, что лучше поставить свой генератор, чем играть в рулетку.

Они заехали на главную улицу деревни, которая пронизывала селение насквозь, разделяя его на две половины — южную и северную. Впрочем, чаще жители пользовались словами «озерные» и «верхние», потому что у южной оконечности Волково располагалось длинное узкое озеро, в котором было страшно неудобно купаться из-за мягкого илистого дна, а дома к северу от дороги располагались на возвышенности. Между «озерными» и «верхними» детьми была смертельная вражда — Леонид с улыбкой вспомнил, как страшно ему бывало иногда в одиночку забредать на север. Вся их компания была из «озерных», поэтому половину лета они проводили, плескаясь в теплой воде и выпутывая ноги из хватки водорослей.

Уличных фонарей в Волково никогда не было. Дома вдоль улицы выглядели невыразительными чёрными силуэтами с тускло освещенными прямоугольниками окон. Большинство из них было занавешено, но через иные окна можно было видеть внутреннее убранство — шкафы, столы, кровати, кирпичные печи. А у одного окна стоял сгорбленный седой старик в белой одежде, похожей на ночную сорочку, и смотрел на улицу, словно кого-то ждал. Может, он тоже слышал тот крик в ночи, и теперь не может заснуть? Леониду пришла в голову пренеприятная мысль — в этот же вечер в деревню едут ещё трое их друзей. Кто может гарантировать, что не кричал кто-то из них?

«Фольксваген» покинул главную улицу, оказавшись на кочковатой и наполовину уже занесенной снегом дорожке. Места были хорошо знакомы Леониду — тут рядышком располагались продуктовый магазинчик и почта, а поодаль стояла пекарня. Леониду в свете фар во время поворота даже удалось мельком разглядеть синий палисадник почтового здания. Краска на нём выцвела, а ещё не хватало как минимум трети штакетников, из-за чего палисадник напоминал рот с выбитыми зубами. Приятной волны ностальгии зрелище у него не вызвало.

— Какой дом ты снял? — спросил он.

Алексей махнул вперёд:

— Да вот же он, почти приехали.

Леонид прищурился и вгляделся в высокий забор:

— Минутку, тут ведь раньше жили эти, как их…

— Герасимовы.

— Точно! Герасимовы. У них отец был плотником, во дворе постоянно циркулярка работала.

— Да уж, раздражало — просто жуть. А помнишь их дочь?

— Раз увидишь — не забудешь, — улыбнулся Леонид. — Таких жутких зубов я ни у одной девушки в жизни не видел. Думаешь, из-за чего это было? Может, какое-то заболевание? Или травма? Бедняжка стеснялась даже за забор выглянуть.

— Представляю, каково ей было, когда пришлось в школу пойти.

— Значит, Герасимовы тут больше не живут?

— Перебрались в город уже пятнадцать лет как. Даже дом не перепродали, да и кто его купит-то… Так что он ничейный. Сначала я хотел втихаря где-нибудь обосноваться, но меня вычислили — сам понимаешь, тут каждая машина на счету, и лишнюю сложно не заприметить. Пришёл глава администрации и заявил, мол, так вот и так, все покинутые дома — собственность муниципалитета, так что, если хочешь там что-то устроить, гони бабло, будь любезен. Я сильно сомневаюсь, что юридически это так, но к чему шум поднимать, верно? И просил он совсем немного, за такие деньги в городе разве что три раза сытно пообедаешь… Ё-моё, что это такое?

Резко притормозив перед забором, Алексей выругался и стремглав выскочил из машины. Леонид поспешил за ним. Спрашивать о причине недовольства друга не было нужды: чёрный провал там, где должна была быть калитка, говорил сам за себя. Подойдя ближе, он увидел в рассеянном свете фар желто-серые щепки, разбросанные по снегу. Сама дверь была прислонена к забору с внутренней стороны.

— Нет, ты видишь? — горячился Алексей. — Топором орудовали. Смотри, петли с мясом выкорчевали. Да что ж за люд такой, а?

— Но зачем?

— Зачем-зачем! Добром поживиться, зачем ещё! — Алексей вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. — Ах ж чёрт ты лысый!

Запустив руку в левый карман, он вынул электрический фонарик, зажёг его и побежал во двор. Луч маячил из стороны в сторону, выхватывая то нехоженый снег, то голый скелет теплицы, то прямоугольный бревенчатый монолит амбара, то крыльцо входа в жилой дом. Вдвоём они забежали за угол дома, и Алексей выругался снова, на этот раз куда более смачно. Фонарь высветил пустой прямоугольный кусок фанеры, на котором валялись спутанные разноцветные провода. Судя по тому, как фанера была вдавлена в снег, на ней раньше находилось что-то весьма массивное.

— Дизель? — сипло дыша после пробежки, спросил Леонид.

Алексей угрюмо кивнул.

— А чего ты его на улице оставил, балда? Затащил бы в дом, он тут в такую холодищу совсем замерз бы!

— Ничего бы с ним не сталось, — проворчал он. — Там ведь бензин ещё не налит, а механизм морозостойкий. Не раз уже пользовался им в дубак… Но какие сволочи, а? Всего день меня тут не было, только вчера приезжал растопить печь, всё нормально было! Нам теперь всю ночь без света сидеть?

— Так свет же пока вроде есть, — Леонид вспомнил окна. — Ты лучше скажи, оплатил ли восстановление электричества или полностью положился на свой дизель?

— Оплатил, конечно. Так же договаривались по телефону.

— Значит, всё не так уж плохо, — Леонид посмотрел на пустую фанеру. — А за эту штуку мы тебе деньги дадим. Скинемся и оплатим, не переживай.

— Да не надо, — Алексей сплюнул на снег. — Сам ведь виноват. Надо было только сейчас с собой его притащить, а не оставлять тут без присмотра…

— И всё же скинемся, — твёрдо сказал Леонид. — Никто не будет возражать, я уверен. А то ты тут всё организовывал, бегал, время и силы терял, дизель твой спёрли, а мы на всё готовенькое. Нет уж, справедливость хоть как-то надо восстановить.

Он бодро хлопнул Алексея по плечу:

— Ладно, дружище, не унывай! Пойдём в хоромы. Скоро Кирюха с Людой подтянутся, и Федя…

«… если, конечно, не они кричали тогда в лесу», — мысленно добавил он и раздражённо поморщился. Что за внезапная паранойя? Лёша ведь чётко сказал, что это кто-то из местных алкашей.

Они вернулись назад и забрались на крыльцо. Алексей в прошлые свои визиты, видимо, расчищал накопившиеся тут сугробы, но новая буря начала стирать результаты его трудов, и ботинки уже до половины утопали в мягком снегу. Пока Алексей отпирал дверь, Леонид краем глаза вслушивался в песню зимнего ветра — то ли надеялся услышать звук мотора подъезжающего автомобиля с друзьями, то ли боялся вновь различить смертельный крик…

Внутри было тепло, в воздухе носился приятный аромат лёгкого дровяного дымка. По щелчку выключателя включилась лампа, дающая свет с уютным оранжевым оттенком. Леонид с удовольствием сделал глубокий вдох. Как давно он не бывал в деревенском доме… Ночь, буря и непонятные пугающие явления остались за стенами, а тут было спокойно и безмятежно. Хотелось устроиться у печи на мягком кресле и читать книгу или газету, разгадывать кроссворды, потихоньку погружаясь в сонную негу.

Леонид разулся и обошёл комнаты, везде включая свет. Его поразило обилие мебели.

— Лёша? — он остановился в дальней комнате, бывшей, видимо, спальней для хозяев.

— А?

— Это всё ты принёс, что ли? Шкафы, кровати…

— Нет, мебель тут была. Я просто пыль вытер и убрался немножко.

— Странно как-то, — сказал Леонид, проводя указательным пальцем по дверце лакированного шкафа для одежды. Петли с готовностью скрипнули.

— Ну да, — согласился Алексей, появляясь в дверях. — Впрочем, половина оставленных вещей — настоящая рухлядь. Ты хоть видел этот шкаф-вешалку? Но другую половину бросать — вопиющее транжирство. Но мы же не Герасимовы, кто знает, о чём они думали. Всё-таки у них отец был плотником — может быть, отношение к мебели у них было лёгкое. Зачем тащить всё с собой, если на новом месте отец за пару вечеров новый комплект смастерит?

— Звучит разумно. Да, об этом я не подумал.

— Нам же лучше, — заявил Алексей. — Я тут, кстати, осмотрелся в доме. В дом вроде не проникали и ничего больше не спёрли, и на том спасибо. Как увидели дизель, загорелись глазки, утащили его с собой, не стали рыскать дольше… Ладно, теперь к делу. Я пойду, затоплю печку, а ты сходи на улицу, неси вещи из багажника. Надеюсь, хоть машину у нас ещё не украли…

Ловко поймав брошенные ему ключи, Леонид вышел на крыльцо. Снежинки, витающие в воздухе, больше не были пушистыми и мягкими — их колючая плеть так резко хлестнула по лицу расслабленного теплом Леонида, что он даже остановился и потёр щеки.

«Надо было взять фонарик, — спохватился он, но тут же успокоился. — Да ладно, тут пять шагов всего, не заблужусь».

Открыв багажник ключом и откинув крышку вверх, Леонид пошарил рукой внутри. Рука тут же наткнулась на край шершавого деревянного ящика, внутри которого радостно зазвенели бутылки.

— Че-го? — пробормотал он.

Вытащив вслепую две бутылки из ящика без верха — по одной в каждой руке, — Леонид обошёл машину, чтобы попасть в конус света от фар. Так и есть — это оказалась водка, заискрившаяся на свету слепящими бликами. И её был целый ящик. Целый, чёрт возьми, ящик!

— Да чтоб тебя, Алексей, — простонал Леонид. — За кого ты нас принимаешь?

Однако делать было нечего — пришлось тащить ящик из багажника и нести в дом. Там Алексей уже раздувал занимающийся в печи огонь, сидя на корточках. Запах дыма стал сильнее, весело трещали дрова. Поставив ящик водки на пол рядом с вешалкой, Леонид вытер лоб и спросил:

— Слушай, ты что это творишь?

— Ась? — Алексей закрыл дверку печки и повернулся к нему.

— Куда нам столько водки? Ты что нас тут, споить насмерть решил?

— Ну ты же знаешь, — лукаво усмехнулся он, — водки бывает или слишком мало, или слишком много. И гораздо лучше второй случай, чем первый.

— Слишком много — это ты в точку. Ты знаешь, что я, например, почти не пью?

— Ну так не пей, кто тебя заставляет-то. Я этот ящик даже не покупал. Есть у меня знакомый в винном складе, он мне его и толкнул по-дружески. А мне лень было высчитывать, сколько бутылок, вот всё и взял, в багажнике места много. Давай, неси остальное, там не только бухло.

Леонид совершил ещё три похода на улицу, прежде чем занёс все ящики и рюкзаки в дом. Провиант получился впечатляющим — куча консервов, компотов, походный рюкзак фруктов и овощей, десяток нарезных батонов, пять больших упаковок пиццы, расфасованные готовые гарниры… Был даже торт, до того огромный, что занял половину складского деревянного ящика. Сквозь прозрачный полиэтилен с вершины торта на Леонида смотрел желейный гномик в зелёном камзоле и с красным колпаком на голове.

— И как ты умудрился всё это купить на крохи, которыми мы скидывались? — удивился Леонид.

— Говорю же, у меня связи в складах. Многое досталось, как говорится, через чёрный вход за более чем божескую цену, — Алексей приоткрыл крышку упаковки пиццы и втянул носом воздух. — Амм… Я уже проголодался, как собака. Когда же Кирюха наконец приползёт? А ты говорил, что люди с годами меняются — чёрта с два!

— Слушай, как мы будем всё это добро разогревать? — забеспокоился Леонид. — Не холодными же их есть.

— Людочка обещала привезти с собой микроволновку. Ну и ещё немного вкуснотищи, разные там пирожки, салаты, винегреты, селёдки в шубе… В общем, сегодня будем пировать. Мы же оба неженатики, когда ещё выдастся случай вкусно поесть?

— Ну, я был женат, но она умерла.

— Ах да, извини, друг, как-то вырвалось. Не подумал, — Алексей покаянно приложил руку к сердцу. — Просто, знаешь, постоянно переношу свои убеждения на других — если мужик в моём возрасте ходит без кольца, то мне кажется, что он всегда был холостяком и даже не думал себя окольцевать… Ты не собираешься жениться второй раз? Извини, конечно, ещё раз, но мне правда интересно.

— Пока никаких планов нет.

— Ну, на нет и суда нет, не буду углубляться… Глянь-ка, что достал — манго называется. На вид просто кошмар, но я одну штуку пробовал — ничего так. Ты хоть раз ел в жизни такое чудо?

Леонид хотел ответить, что пробовал фрукт, похожий на картофель, лет десять назад на именинах у коллеги, но тут окно заблестело от сияния фар подъезжающей машины. Алексей хлопнул в ладони:

— А вот и наши прибыли! Выйдем, встретим.

Над крыльцом загорелась большая лампа, вкрученная в алюминиевый абажур. Пока они добирались с крыльца до забора, снег успел запорошить им волосы. Рядом с «Фольксвагеном» тихо урчал мотором высокий джип-внедорожник, чьи фары были такими мощными, что Леониду пришлось зажмуриться, чтобы не было больно глазам. Впрочем, режущий свет тут же потускнел, оставив после себя белые пятна, пляшущие перед глазами. Леонид почти слепо пошёл вперёд, ориентируясь на хруст шагов Алексея, и услышал его бодрый голос:

— Ну, с прибытием! Сколько лет-то, а?

— Лёшка! — ахнул женский голос. — Как вырос-то!

Выйдя из-за спины Алексея, Леонид увидел, как тот стискивает в могучих объятиях Людмилу, закутанную в меха. К Леониду же подошёл, стряхивая снежинки с плеча строгого тёмного пальто, высокий худощавый мужчина. Встреться они случайно на улице, Леонид ни за что не признал бы в нём того беспокойного мальчишку с рыжеватыми волосами из детства. Они неуклюже пожали друг другу руки, и Леонид спросил:

— Как добрались?

— Нормально, — ответил Кирилл и отошёл в сторону, чтобы поздороваться с Алексеем. Нарождающаяся в Леониде обескураженность была обращена в прах Людмилой, которая буквально налетела на него с объятием и поцелуями в обе щеки:

— Лёня, ты, что ли? Ну, тебя совсем не узнать!

Он растерянно улыбнулся и подумал с досадой, что представлял себе долгожданную встречу совсем не так. Он не знал, искренне ли Люда сказала, что его не узнать, но то, что он сам не увидел в этих двух людях своих давних друзей — это была правда. Крупная женщина в мехах ничем не напоминала худенькую девочку с косичками, которую он знал. Алексея Леонид признал сразу, едва услышал его голос по телефону — но с Людой и Кириллом вышло иначе. Они стали будто совсем чужими.

«Ничего, — успокоил себя Леонид, — сейчас войдём в дом, разговоримся, там-то и всё вспомнится. Это из-за темноты. Я их ещё толком не разглядел».

— Ну, как жизнь? — спросил он, когда Людмила отстранилась от него после объятия.

— Ой, не спрашивай, — отмахнулась она. — Жива пока, и только. Ну, и то радость. А у тебя как? Небось, уже большим начальником стал?

Леонид не успел ответить; между ними вклинился Алексей:

— Как, все поздоровались-поцеловались? Тогда милости просим в хоромы — там тепло, светло, мухи не кусают. Будем тут на улице детство вспоминать, так и замерзнуть недолго.

— Погоди, Лёша, нужно из машины вытащить наш «багаж», — Людмила повернулась к Кириллу. Тот, распахнув заднюю дверцу джипа, стал выгружать на землю с кресла пакеты и свертки. В итоге в руках Леонида оказалась довольно-таки тяжёлая микроволновая печь, завёрнутая в покрывало, а Алексей взял в обе руки все пакеты сразу, невзирая на протесты Людмилы. Так и пошли гуськом.

Пока возвращались в дом, Кирилл чуть отстал от других, поравнялся с Леонидом и тихо спросил:

— Слушай, подскажи, где тут уборная? После дороги приспичило.

Леонид вспомнил, как во время забега к дизелю он заметил в глубине двора постройку с тремя вырезанными ромбами на хлипкой дверце.

— Вон там, — он показал направление. — Только дорожки туда нет.

— Неважно, — Кирилл засунул руки в карманы и отошёл быстрым шагом. Алексей обернулся и вопросительно посмотрел на Леонида, и он указал пальцем вниз. Жест был не очень очевидным, но Алексей, видимо, всё понял. Леониду же вдруг стало хорошо — видимо, столь понятная и человеческая просьба Кирилла после чопорного приветствия разрушило отчуждение. Замешательство, возникшее у забора, куда-то испарилось, и по груди разлилось тепло. Они вновь все вместе после тридцати пяти лет! Целая жизнь… Конечно, друзья изменились — чего он ожидал? Нет тех проказников-детишек, все они взрослые, даже почти пожилые люди. Не стоит портить свой вечер из-за глупых ожиданий. С такой мыслью Леонид зашёл в дом.

После набирающей обороты вьюги на улице дом казался особенно уютным. Людмила воскликнула в прихожей:

— Господи, как тут хорошо-то! А запах, этот запах!

Она принюхалась с широкой улыбкой, расстегивая пуговицы на шубе.

— Сто лет не была в доме с печным отоплением. Совсем забыла, как пахнут горящие дрова…

При свете у Леонида появилась возможность украдкой разглядеть подругу подробнее. Набрала она веса, конечно, прилично — пожалуй, Людмилу можно было называть дородной женщиной, но не более. В ней, несмотря на возраст, сохранилась какая-то детская живость черт и порывистость в движениях и выговариваемых словах, которые он хорошо помнил. А самое главное, отчего у Леонида на мгновение замерло сердце — серые глаза, которые ничуточку, казалось, не поменялись за три с половиной десятилетия. Огорчило же его то, что Людмила явно перебирала с косметикой — помада была приторно-красной, как брусничный сок, тушь обводила глаза, увеличивая их размер раза в два, духи распространяли благовоние за десять шагов, а волосы она покрасила в какой-то невыносимо раздражающий темно-рыжий цвет. «Должно быть, уже седина появилась, вот и красится, — подумал Леонид. — Но по мне, уж лучше бы она была седой, но черноволосой».

— Прекрасно выглядишь, Люда, — сказал он вслух, поставив микроволновку на табурет рядом с входом.

— Спасибо, Лёня, — она тоже кинула на него оценивающий взгляд. — Да и ты хорошо сохранился, подтянутый такой. Небось до сих пор каждое утро бегаешь?.. Помнишь, как в то лето прочитал какую-то книжку про спорт и едва не уморил нас, заставляя каждое утро бегать по полю? Это был кошмар!

— Было дело, — он рассмеялся. — Через две недели уже в одиночку бегал, а ещё спустя недельку самому надоело изображать из себя спортсмена.

— Ну, мы-то в самом начале все разленились, но Федик ещё оставался с тобой целых… — Люда всплеснула руками. — Кстати, а где он? Нема ещё?

— Скоро будет, — Алексей вернулся, расставив пакеты на столе. — А сейчас Федик едет-едет, да никак не доберётся. Ну а пока мы будем готовить застолье, чтобы наш друг пришёл на готовый праздник. Лёня, где микроволновка?

— Вот поставил, — он указал на табурет. Алексей развязал узел, развернул красное покрывало с ромбами и, кряхтя, поднял микроволновку:

— Тяжёлая, зараза…

— Н-но, — кивнула Люда. — Если бы Кирюха не помог, сама бы ни за что не вынесла её из дома. Кстати, куда он делся?

— Пошёл в туалет, — сказав это, Леонид осознал, что и сам не прочь справить нужду. — Ладно, ребята, вы тут пока это самое… я через минутку вернусь.

Выходить обратно в снежную ночь не хотелось, но Леонид, стиснув зубы, вышел на крыльцо. Судя по хрусту снега в темноте, Кирилл уже возвращался из уборной. Так и есть — он вынырнул из темноты, оказавшись в полукруге жидкого света от лампы над входом.

— Ну как, нашёл? — спросил Леонид, спускаясь навстречу.

— Угу. Ты тоже туда собрался?

— Да.

— Смотри, поосторожней. Там всё развалиться готово. Я сдуру хлопнул дверью, когда вошёл, и уборная чуть не рухнула. Да и пол ненадежный, доски скрипят — дай Бог.

— Думаю, выживу, — усмехнулся Леонид.

— Федика нет ещё, как я вижу?

— Да, осталось дождаться только его, — в уме всплыли слова Алексея «едет-едет, да никак не доберётся», произнесённые минуту назад, и Леониду вновь стало тревожно. Кирилл хотел пройти в дом, но он тронул его за рукав:

— Слушай…

Кирилл остановился.

— Вы там ничего не слышали, когда ехали сюда?

— Ты о чём?

— Мы остановку в лесу сделали на подходах к деревне, и там я… — Леонид покачал головой. — В общем, какой-то крик был. Кто-то помощи просил. Мы с Лёшей не смогли определить, откуда это — слишком далеко было.

— Понятно. Нет, мы не останавливались, так что, если даже кричали… — Кирилл пожал плечами.

— А-а. Ну ладно, я сейчас буду.

— Давай.

Дверь скрипнула, закрываясь, но Леонид ещё какое-то время простоял, глядя на то место, где только что была обтянутая дорогим пальто спина. Потом плюнул и направился в уборную, ориентируясь по следам Кирилла на снегу.

«Вот ведь примороженным стал. А ведь в детстве был первый плакса в мире. А сейчас вот скажи ему, что в пяти шагах кого-то прирезали — и хоть бы один мускул на лице шевельнулся. А что нас волнует, так это чтобы уборная не развалилась и не прищемила нас любимых…».

Пытаясь отогнать нахлынувшее раздражение, он вошёл в туалет, который и правда стоял угрожающе косо. Внутри всё заледенело; доски отозвались визгом, когда Леонид наступил на них. Смутно разглядев овальную дыру посредине, он расстегнул «молнию» на брюках и принялся делать своё дело. Темнота и мороз остудили его пыл, и секунд через десять Леонид окончательно успокоился. Закрыв глаза, он вслушивался в окружающую тишину, непривычную для городского жителя, нарушаемую лишь тихим журчанием и тоскливым собачьим воем где-то на окраине деревни.

Возвращаясь обратно, он размышлял о том, почему вообще так «зациклился» на этом крике. Ведь Алексей всё понятно объяснил — деревня, ночь, пьяницы, обычное дело. Если даже кого-то действительно убили, то нет повода сильно трястись: время такое, что смерть — дело, увы, не из ряда вон выходящее. Только за этот год в небольшом отделе, где работал Леонид, скончались двое коллег — и если один банально повесился в квартире, то смерть другого была жуткой — даже от мысли о возможности подобной смерти кружилась голова. Какая гарантия, что на днях смерть не придёт по его собственную душу?.. Какая разница, кто и как умирает в этом Богом и чёртом забытой дыре, единственная ценность которой заключается в том, что им с друзьями угораздило начать свой жизненный путь именно здесь?

Леонид выдохнул. Ему стало легче. Он запрокинул голову и посмотрел на небо. Звёзд по-прежнему не было. Чёрная пустота.

— Лишь бы это не оказался Федик, — прошептал он и пошёл к друзьям.

— Ну-у, за будущее! — провозгласил тост Алексей, высоко подняв рюмку с водкой. При этом он сделал неловкое движение, и содержимое рюмки чуть выплеснулось ему на рукав. Впрочем, он этого не заметил.

Чокнувшись последовательно со всеми, Леонид выпил водку, сел на место и стал жевать солёный огурец. Это был уже третий тост застолья, и он чувствовал, как внутрь закрадывается легкость, а цвета вокруг становятся мягче. Разговоры пошли веселее. Во время первых двух тостов — «за встречу» и «за нас», оба провозгласил Алексей — они задавали друг другу отдающие официозом обязательные вопросы: как жизнь, есть ли семья, чем занимаешься, где живёшь… Выяснилось, что Людмила стала главбухом в «Горсвете», но не очень довольна работой (скучно возиться с бумажками и циферками, платят копейки, зато коллектив хороший, девчонки все свои), что у неё уже второй муж и два сына — старший от первого брака, младший от второго; и, хотя отчим недолюбливает приёмного ребёнка, мальчишки оба между собой прекрасно ладят, а это главное. Кирилл поначалу отделывался короткими расплывчатыми фразами, но после второй рюмки Алексей с силой хлопнул его по плечу со словами: «Кирюх, ну чего шифруешься, ей-богу, это же мы!» — и Кирилл рассказал, что работает в некой частной фирме, которая занимается поставками самых различных товаров в муниципалитет — от цемента до продовольствия. «Золотая жила, — присвистнул Алексей. — Так вот откуда у тебя пальтишко-то! Поднялся, братан!». Кирилл лишь усмехнулся и перевёл разговор на Алексея, и тот стал говорить о трудностях работы в транспортной компании, основанной придурками, укомплектованной придурками и обслуживающей придурков. Леониду стало немного стыдно — его собственная история выглядела самой невзрачной из всех. Впрочем, друзья всё равно выслушали его с интересом.

— Эх-х-х, ну и времена, — вздохнул Алексей, когда разговоры о взрослой жизни иссякли. — Вот, значит, кем мы в итоге стали. А помните, в детстве-то сколько мечтаний было… Людочка, ты же ветеринаром стать хотела, целыми днями с бродячими собаками возюкалась. Тебя даже родители отшлепали за то, что ты приносишь их в дом и там воняет псиной. Чего ж не стала?

— Мальчики, а ведь я и правда в медицинский поступала, — Людмила положила в рот черешню из компота «Ассорти». — Но вылетела на первом же курсе. То есть не вылетела, а сама бросила после похода в анатомичку. Оказалось, я совсем не выношу вида крови и трупов. Меня прямо там, во время занятия стошнило. Ужас, короче. Пришлось с мечтой распрощаться. Но котеек и собак до сих пор люблю. У меня дома их целый зоопарк. Три собачки и пять кошек. Муж просто счастлив.

— Вот, значит, мечта не совсем потеряна. А вот Кирюха хотел банкиром стать, — Алексей взглянул на Кирилла.

— Да-да, припоминаю, как Федик, когда узнал об этом, целый день за тобой бегал и кричал: «Кирюха хочет стать вампиром! Кирюха вырастет и станет вампиром!» — Леонид рассмеялся.

— Может, ещё и стану, — серьёзно сказал Кирилл. — Некоторые мыслишки в эту сторону есть, так-то…

— А возьми нас в партнеры! — воскликнул Алексей. — Тогда сможем собираться хоть каждую неделю, но это будет уже не тупо бухалово, а «заседание совета директоров», или как там это называется…

Под общий смех он вновь наполнил все рюмки, поднялся, держась рукой за спинку стула, и обвёл взглядом стол:

— Тост!

— Лёш, не слишком ли резво? — запротестовала Людмила. — Всё-таки мы не напиваться собрались, а поговорить. Да и Федика дождаться надо.

Алексей потер лоб мизинцем:

— Ладно, Людочка, ты права. Но раз уж я встал, так и быть, поднимем этот тост, а дальше попридержим коней. Идёт?

Людмила пожала плечами без особого энтузиазма. Алексей расценил это как знак согласия:

— Ладно, тост. Выпьем за… значит…

Свет в доме погас. Не плавно, не медленно, с затуханием, а мгновенно. Всё погрузилось в темноту — лишь долю секунду красной змейкой светилась нить накаливания в лампе над столом, но и она быстро остыла и исчезла во мгле. Единственным источником света осталась печь, догорающие поленья в которой, казалось, затрещали громче, радуясь гибели «конкурента».

— Вот чёрт, — процедил Леонид сквозь зубы.

— Ничего, спокойствие! — Алексей вернул рюмку на стол. — Я подготовился. Есть свечи — сейчас зажжём их, и всё будет тип-топ. С дизелем, конечно, было бы лучше, но что делать. У-у, скотины, вот узнаю, кто его спёр, мало не покажется…

Лампы вспыхнули вновь, и в первый момент яркость их была так велика, что свет, который они давали, казался белым, а не жёлтым. Лица сидящих за столом в этот миг смотрелись мертвенно-бледными, как бумажные. Не успел Леонид испугаться, что лампы не выдержат скачка напряжения и взорвутся, обрушившись на них осколками, как всё вернулось в норму. Алексей, собравшийся идти за свечами, замер на полушаге.

— Хорошие шуточки, — пробормотал Кирилл.

Леонид вздохнул:

— Боюсь, это не в последний раз за этот вечер. Вьюга… Думаю, свечи нам ещё пригодятся.

— Может, заранее достать их и положить на стол, чтобы в темноте потом искать не пришлось? — сказала Людмила.

— А-а, нужно будет — найдём, — Алексей снова взялся за рюмку. — Я вот как раз вспомнил, какой тост хотел поднять. За Санька! Как мы его забыли-то? Нужно было хотя бы вторую рюмку за него выпить.

За столом стало тихо. Алексей нахмурился:

— Я что-то не понял, ребята. Он же тоже был одним из нас, разве нет? Что, если он умер, то мы и вспоминать о нём не должны?

— Конечно, не так, — сказала Людмила, не касаясь своей рюмки. — Но ведь он не просто умер, а…

— А мне плевать! — Алексей стукнул по столу кулаком. Тарелки и ножи дружно зазвенели. — За Санька, и всё тут! Мы были друзьями, и ничто не может это изменить!

Он одним залпом вылил содержимое рюмки в рот, схватил кусок хлеба с середины стола и принялся яростно его жевать. Леонид для виду чуть отпил от рюмки, то же самое сделали остальные. Кирилл поскучнел и стал смотреть в сторону печи. Людмила сжимала губы, потом тихо сказала:

— Слушайте, а может, с Саньком всё-таки ошибка была? Писали же, что в ту ночь с ним и другие люди были. Может, перепутали…

— Это вряд ли, — Кирилл покачал головой. — Они раньше ушли, все потом говорили, что на момент их ухода жена и дочь Санька живы были… Никаких сомнений, он сам их и…

— Ужас какой, — вздохнула Людмила. — Как он до такого докатился? Таким милым, весёлым мальчиком был.

— Синька — страшное дело, — сказал Леонид. Он посмотрел на Алексея, но тот делал вид, что ничего не слышит — всё отрывал куски от хлеба и отправлял в рот, уставившись взглядом на стену. Вновь наступило тягостное молчание, и Леонид решил, что пора менять тему:

— Между прочим, я слышал, что раньше «синькой» называли обычный алкоголь, представляете? До того, как эта отрава появилась. И «синячить» тогда значило просто напиваться, а не то, что сейчас. Вот так смысл слова может меняться, оказывается.

— Говорят, синьку с собой грифы впервые принесли, — сказал Кирилл, накладывая себе на тарелку винегрет. — До них этой гадости не было. А они стали расплачиваться ею с чернорабочими. Специально подсадить всех людей на неё хотели, но не вышло. Коварные, да?

— Мальчики, давайте не будем говорить о грифах, — Людмила поморщила нос. — Я боюсь их до ужаса.

— А разве у тебя в начальстве нет ни одного грифа? — удивился Леонид.

— Есть, конечно, но они в верхах. Все мои прямые начальники — люди. Хотя в конце квартала прилетает один, с порванным правым крылом, вроде замдиректора, но с простым людом вроде нас не общается. Ну и слава богу, обойдусь без такой радости.

— А чего их бояться? — сказал Кирилл. — Большинство из них нормальные, можно запросто разговаривать. Есть, конечно, психанутые, но таких и сами грифы не любят. Вот у нас в конторе грифов целая куча, на все цвета радуги. Не проходит и трёх дней без совещания у кого-нибудь из них. И ничего, жив-здоров.

— Ну, Кирюха, железный ты человечище, — Алексей заговорил так громко и внезапно, что Леонид вздрогнул. — Мне от этих тварей тоже не по себе.

Кирилл презрительно улыбнулся:

— Да всё их могущество в прошлом. Лет тридцать назад они, наверное, сами себе казались богами, а сейчас всё у них прогнило. Думаю, им недолго осталось, скоро люди поднимутся и запросто их сбросят. Вот на днях…

— Мальчики, ну я же просила! — взмолилась Людмила.

— Люда, ну дай дорассказать человеку, — сказал Леонид, допивая остатки водки.

— На днях вечерком, когда рабочее время кончилось, заходит ко мне один такой — я с ним всего пару раз общался, он работал на одного из наших контрагентов, складом заведовал. Колоритная тварюга: клюв кривой, вместо правого глаза — пустое место, говорит с шипением…

— Ля-ля-ля, я не слышу ничего, — Людмила приложила ладони к ушам. Кирилл продолжил:

— Я спрашиваю — чего надо? А сам сразу понял, что он что-то мутное хочет затеять, весь вид об этом говорит. Постоянно воровато оглядывается, крылья сложил, на большую курицу похож. И шепотком таким мне говорит — есть хорошее дело. Короче, он предложил мне устроить бухгалтерскую махинацию с большой партией стройматериалов, которые они должны нам поставить. Чтобы по бумагам всё было чисто, а сам товар толкнуть налево и прибыль напополам. «Со своей стороны я всё устрою, не волнуйся, у меня всё схвачено», — говорит. А я смотрю на него, и вот не вызывает он у меня доверия. Явно болен чем-то серьёзным: голос стал ещё более шипящим, а когда клюв открывает, видно, что на языке у него какие-то серые нарывы, и дыхание у него тяжкое, с гнильцой. Меня взяло отвращение, и я твёрдо ответил, что ничем подобным заниматься не буду, а если он ещё раз подойдёт, то сообщу его руководству. Его мигом из комнаты выдуло.

— М-да, — неопределённо замычал Алексей. Он встал, откупорил новую бутылку взамен опустевшей и стал наполнять рюмки.

— Вот такие они, ваши ужасные грифы, — подытожил Кирилл, откинувшись на спинку стула. — Поверьте моему слову — скоро им конец. Бояться их — себя не уважать. Слышишь, Люда?

— Выпьем за нас, людей! — гаркнул Алексей, вытянув вверх сжатый кулак. — Мы победим!

На этот раз все выпили без возражений. Несмотря на то, что Леонид старался закусывать плотнее, он почувствовал, что уже сильно пьян: пол под ногами стал чуть-чуть раскачиваться, к лицу прилила кровь, тело стало подозрительно невесомым. Он оглядел остальных. Алексей уже давно, что называется, был «в форме»; на губах Кирилла была блуждающая бескровная усмешка, которая представлялась немыслимой ещё полчаса назад; Людмила раскраснелась и вспотела, уложенные волосы разметались, и Леонид поймал себя на мысли, что в таком «расшатанном» виде она гораздо больше напоминает девочку из детства. Он улыбнулся этой забавной мысли, потом не удержался и хохотнул.

— Что-то смешное вспомнил? — спросил Алексей. — Лёня, а ведь ты раньше у нас был большой спец по анекдотам. Может, расскажешь что-нибудь для поднятия настроения?

— Не-е, я давно уже анекдоты не читаю. Да и вообще мало читаю…

— У кого-нибудь есть сигареты? — перебил Кирилл. Людмила посмотрела на него с удивлением:

— Так ты теперь куришь?

— Очень редко. Но вот как выпью, сразу тянет к сигарете. Неужели ни у кого нет?

— У меня в сумочке есть, — призналась она будто нехотя. — Я тоже редко, чисто с девочками за компанию… Но у меня тонкие сигареты. Мужикам, наверное, не понравятся.

— Сойдёт, — безразлично сказал Кирилл, и Леонид неожиданно для себя поднялся:

— Я тоже, пожалуй, покурю с вами.

Он и сам не понял, что заставило его это сказать. Отношения с табаком у него с детства не сложились. За всю свою жизнь он, наверное, выкурил едва ли десяток сигарет, причём последнюю из них — пятнадцать лет назад. Но сейчас идея выкурить сигаретку показалась ему очень привлекательной.

Странный вечер…

Алексей сказал:

— Ладно, идите, дымите, паровозы несчастные. А я пока дровишек в печь подкину.

— Лёш, ты только поосторожнее, пожар тут нам не устрой, — предупредила Людмила, снимая с вешалки шубу.

— Обижаешь! Я, если хочешь знать, после двух бутылок могу с хирургической точностью… — Алексей так и не закончил предложение, видимо, сам не разобравшись, что именно он может с указанной точностью делать.

Снегопад продолжался, к тому же ветер заметно набрал силу. Леонид поднял воротник пальто, то же самое сделал и Кирилл. Холод почти моментально выветрил большую часть хмеля из Леонида. В голове прояснилось. Приняв от Людмилы сигарету с розовой полосой фильтра, он вставил её меж зубов и наклонился к подставленной ею зажигалке. Дым с мятным привкусом наполнил рот, и он вдохнул его всей грудью, борясь с порывом закашляться. Нет, никогда не быть большой и чистой любви между ним и никотином.

— Да тут же самый настоящий буран, — сказала Людмила. — А мы ещё хотели пошататься по родным местам, посмотреть, что с ними стало…

— Прогулку лучше перенести на утро, — Леонид с сомнением посмотрел на небо. — И светлее будет, и снег, может, прекратится, да и пьяными бродить не самая лучшая идея… Запросто можем заблудиться.

— Это в Волково-то? — фыркнула она. — Не-е, Лёнь, это перебор. Я отлично помню тут все входы-выходы. Вот, например, в двухстах метрах, если идти дальше по дороге, пекарня была. Помнишь, мы стояли по утрам со старушками в очереди за хлебом?

— Как же, — улыбнулся он. — Меня бесило, что они постоянно проходили вперёд нас без очереди, мол, мы старые и больные, а вы дети, потерпите ещё. В итоге они разбирали самый лучший хлеб, а нам обычно доставались перегоревшие или, наоборот, полусырые.

— А мне нравились перегоревшие, — Кирилл повернулся к ним, замелькав во мгле красным глазком сигареты. — У них корочка была больше и вкуснее.

— Меня, наоборот, чуть-чуть сыроватые хлебушки больше устраивали, — призналась Людмила. — На вкус это не влияло, зато тесто было немножко тягучим, а я любила из мякиша всякие фигурки делать. Родители ругали меня за такое безобразие, но мне это занятие правда нравилось. А помните ещё…

— Тихо! — Леонид выпрямился и поднял ладонь в запрещающем жесте. Людмила обиженно замолкла. Пару-тройку секунд все напряжённо молчали, потом Леонид расслабился и вновь поднёс почти потухшую под ветром сигарету ко рту.

— Опять что-то услышал? — спросил Кирилл.

— Да нет, на этот раз точно показалось… Не обращайте внимания.

— Что значит «на этот раз»? — удивилась Людмила.

Леонид пересказал ей историю с криком по пути в деревню, но с уклоном в сторону собственной убеждённости, что ему просто померещилось, как и сейчас. Не хотелось, чтобы Людмила чувствовала себя не в своей тарелке. Впрочем, та всё равно округлила глаза:

— Ой, а ведь до нас Федик всё никак не доберётся! Может…

— Я уверен, что это был не он, — соврал Леонид. — Голос скорее старческий был, с хрипотцой… Нет, не он. К тому же он ведь теперь член Конклава, ему, наверное, и охрана полагается…

— Я его не понял бы, если бы он приехал на встречу с нами с охраной, — фыркнул Кирилл, щелчком пальца выкидывая сигарету в сугроб. — А я, если честно, думаю, что он вообще не приедет. Конклав сейчас сильно озабочен этими волнениями в западных регионах. Ходят слухи, что может стать ещё хуже. У Федика запросто может не оказаться времени на вылазку к нам.

— Но он ведь обещал Лёше, — сказала Людмила. — Федик всегда сдерживает обещания.

— Ты судишь о нём по детским воспоминаниям. А ведь мы все изменились. В высокую политику кристально честным людям не пробиться, тем более в Конклав. Я уверен, даже если Федик и приедет, это будет совсем другой человек.

— Когда ты успел стать таким пессимистом? — Людмила неприязненно посмотрела на него. Кирилл горько усмехнулся:

— Как видишь, стал. И это, кстати, ещё раз доказывает — люди меняются. Ты тоже здорово поменялась, хотя, может, тебе самой так не кажется.

— Ну что, в дом? — громко спросил Леонид, чтобы прервать становящийся нежелательным разговор. Людмила сделала последнюю затяжку, выпустила сигарету из пальцев и направилась к крыльцу. Кирилл наблюдал за ней со странным застывшим выражением лица.

— Зря ты так, — укорил Леонид, когда они остались одни. — К чему такой цинизм? У нас ведь сегодня ностальгический вечер, не надо его портить.

— Да, сболтнул немного лишнего. Чертова водка… Давно не пил так много, мозги в кашу расплылись. Ну, надеюсь, она сильно не обиделась, я же ничего такого плохого не сказал. Только правду.

— Ты действительно думаешь, что Федика не будет?

— Да, — коротко ответил Кирилл и ушёл. Леонид наклонился, чтобы потушить бычок о снег, потом по обыкновению посмотрел на небо. Никаких звёзд. Вряд ли этой ночью они вообще прольют на землю хоть лучик света.

— Ну и пусть Федика не будет, — вслух сказал он. — Тоже мне, шишкой стал. Прав был Лёша, когда говорил о нём.

Он пошёл в тёплый дом, чтобы продолжить застолье.

Сидели долго. Ощущение времени потерялось. Алексей всё наливал и наливал, открывая новые бутылки и поднимая новые тосты, и все послушно вливали в себя содержимое рюмок. В какой-то момент погас свет и уже не зажигался снова. Собравшиеся, матерясь, бродили по темной комнате, натыкаясь на вещи и друг на друга, и никак не могли найти заветные свечи. Наконец, их удалось отыскать. Три свечи были поставлены в опустевшие недавно банки из-под солёных огурцов. Освещение было скудным, но стол и пару шагов пространства за его пределами можно было разглядеть. В доверительном полумраке Леонида прорвало на разговоры о своей жизни, и он долго объяснял Кириллу (который, как ему время от времени казалось, совсем его не слушал), что ему давеча влепили на работе строгий выговор, который он совсем не заслужил. Людмила часто и громко смеялась, беседуя с Алексеем. Когда тот, доставая из-под стола новую бутылку, неловким движением скинул на пол стеклянную салатницу, разбив её вдребезги, Леонид услышал, как кто-то неуверенно сказал: «Может, нам хватит на сегодня?» — и не сразу понял, что это его собственный голос. Но на него никто внимания не обратил, как, впрочем, и сам Леонид, который минуту спустя уже удивлялся, зачем он вообще это произнёс. А вскоре возникла новая проблема — что-то не понравилось Алексею, когда он разговаривал с Кириллом, душевно приобняв того за плечи, и он внезапно оттолкнул его, свалив со стула. Оба тут же вскочили и вцепились друг в друга, как псы. Людмила кричала и просила их успокоиться, Леонид пытался вклиниться между ними и разнять их. Кирилл молча рвался к противнику, а Алексей размахивал кулаками и кричал: «Вы что, не видите, каким он дерьмом стал? Родную мать продаст, барыга паршивая! Всех нас пустым местом считает!». После этого в памяти Леонида следовал провал, а когда он вынырнул из него, то обнаружилось, что он полулежит на стуле, Людмила прикладывает к его лбу снег, завернутый в марлю, а Алексей стоит рядом и слёзно просит у него прощения: «Я случайно, Лёня, просто ты под кулак подвернулся». Леонид великодушно его простил, хотя голова раскалывалась, а при ощупывании лба обнаружилась нехилая такая шишка. Впрочем, после пары рюмок водки его самочувствие улучшилось. Все помирились и вновь сели за стол. Свечи стали короче, тени — длиннее. Леониду чудилось за тёмными окнами какое-то копошение, звуки, шорохи, но он напоминал себе, что на улице буран. Потом Алексей вышел из дома, как он выразился, «потошнить». Кирилл, веки которого опускались сами собой, сначала подставлял под подбородок кулак, опершись локтём о столешницу, но затем сдался, опустил голову на пустую тарелку и захрапел. У Леонида, наоборот, в это время был подъем настроения и прилив жизненных сил. Он невероятно смешно рассказывал старые анекдоты Людмиле, хохмил, отпускал комплименты, а она смеялась и хлопала в ладони, а потом стала нежно поглаживать его по руке. Непонятно как они оказались голыми, лежащими на полу в спальне. Рядом в склянке горела свеча. Леонид был сверху и чувствовал горячие ладони Людмилы на своей спине. Сама она постанывала с полуприкрытыми глазами под ним. Он целовал её груди, гладил живот и восторженно думал — вот оно, вот, это случилось, Людочка стала моей, как я и мечтал. Ну и что, что прошло много лет, ну и что, что она не похожа на ту худенькую девочку, ну и что, что мы пьяны — но она моя, моя, и больше я её никуда не отпущу.

Пришёл в себя он внезапно, будто по лбу ударили обухом топора. Попытавшись подняться, он почувствовал дурноту и головокружение и со стоном опустился на пол. Было темно и прохладно — свеча, видимо, догорела уже давно, как и дрова в печи. Леонид позвал Людмилу, но она не ответила. Он протянул руку вперёд и наткнулся на неё. Она была холодной и неподвижной, испачканной в чём-то мокром. Чувствуя, как кожа пошла пупырышками, Леонид тут же вскочил, забыв о похмелье, и выбежал в гостиную. Там ещё горела одна-единственная свеча, причём её зажгли совсем недавно — она успела укоротиться всего на пару сантиметров. За столом никого не было. Леонид взглянул на свои пальцы, которыми он касался Людмилы, и увидел, что они в крови.

— Боже, — сказал он, и его вырвало на пол.

«Где Лёша? Кирюха? Что за бред?».

Когда спазмы в желудке отпустили, Леонид надел пальто и обувь, начисто забыв о шапке, и вышел наружу. Жестокая метель продолжала бушевать, снежинки бились в глаза, ветер ревел, и ничего было не видать. Выкрикивая имена друзей, Леонид пошёл наугад в эту темноту, но никто не откликался — да что там, он и собственный голос едва слышал в этом безумии природы. Но он всё равно кричал и шёл, шёл и кричал. Уши, нос и щёки сначала горели огнём, потом перестали ощущаться вовсе. Леонид понял, что отморозил их, но вернуться в дом, где лежала мёртвая Людмила, он не мог. Его надеждой было отыскать машину, залезть в неё, включить обогреватель. Но что это такое — он даже забор не мог найти, чтобы выйти за него. Может быть, он настолько растерян, что ходит кругами? Леонид остановился и закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. Голова работала плохо, пары алкоголя ещё не полностью выветрились. Но сосредоточиться не удалось, потому что в этот момент глубоко в спину проникло что-то острое, проникло и повернулось, царапнув ребра. Леонида почти оглушил этот скрежет. Боль полыхнула, как взрыв, и тут же повторилась ещё сильнее — его ударили ножом второй раз. Упав на колени, он закричал и оглянулся, успев каким-то непонятным образом в почти полной темноте заметить две высокие тени, скрывающиеся за завесой вьюги. По спине потекли тёплые потоки, рот наполнился чем-то сладковатым. Нечеловеческим усилием Леонид поднялся обратно на ноги и пошёл вслед за теми, кто напал на него, будто надеялся догнать их и отомстить. Но с каждым шагом становилось всё труднее двигаться, и в конце концов он без сил свалился на живот, хватая ртом снег, устилающий землю.

«Вот так и убивают, — промелькнула бессмысленная фраза в меркнущем разуме. — Вот так… и убивают…».

Что-то было существенное, очень важное в этих четырёх словах, и если бы он разгадал эту загадку, то это бы всё объяснило. Леонид попытался вновь напрячь мозги, но в нынешнем состоянии это не удалось ему и подавно. Он лежал, скрючившись, посреди ледяного безбрежного холода, пока дыхание его не прервалось, и смерть, вышедшая из белой, как саван, метели, не зевнула ему в лицо.

2014 г.