Первое что я почувствовал – это давление на себя со всех сторон. Не моральное – физическое, как будто меня пытались раздавить, как будто меня проглотила здоровенна змея и теперь ползая туда-суда, пытается помочь своему пищеварению механически выдавливая из меня все внутренности. При этом все остальные органы чувств – зрение, слух и обоняние все так же были недоступны. Да и вообще сознание, по правде говоря, в том момент было как будто заторможенно. Мысли текли медленно и лениво, как будто нырнув в тягучий кисель, а потом неожиданно выныривая обратно, иногда и вовсе обрываясь на полдороги. Странное ощущение, как после ноль семь водки, когда падать лицом в салат еще рано, но ясно выражать свои мысли – поздно.
Долго ли все это продолжалось – не сказал бы даже под дулом пистолета. Ощущение времени сбоило вместе с остальными чувствами, однако в какой-то момент давление резко ослабло, в глаза ударил яркий свет.
- «Ну слава Богу, во всяком случае я не ослеп и мои глаза как минимум физически присутствуют на своем, положенном природой месте», - впрочем на этом достижения и заканчивались. Качество картинки «транслируемой» в мозг этими самыми глазами, было совершенно ни к черту. Я видел только какие-то силуэты и контраст свет-тень. Зато прорезался слух, хотя и тоже не без проблем. Вокруг звучали какие-то явно человеческие голоса, однако понять что-то они не говорят никак не удавалось. Я как будто слышал их из-под воды: все звуки были странным образом смазаны.
В этот момент я почувствовал хороший такой пинок, отозвавшийся болью во всем теле. Не до конца осознавая, что происходит, я возмущённо закричал.
- «Эй, какого хрена! Вы что там все охренели что ли?», - вернее попытался закричать. Из горла же вырвался только детский крик на одной ноте.– А-а-а-а-а…
Первые месяцы жизни я помню плохо. Совершенно одинаковые дни, наполненные однообразными «делами» - поесть, поспасть. В промежутке – запачкать пеленки. Нагрузка на мозг – минимальная, даже захочешь запомнить происходящее – не получится.
Впрочем, нельзя сказать, что и бытовых проблем у маленького человека на было. Ну во-первых: меню, мягко говоря, однообразное. Природа, понятное дело, все предусмотрела, наличие всяких там питательных веществ, витаминов и прочих макро- и микроэлементов, но вы пробовали несколько месяцев подряд питаться исключительно одним молоком? При том, что в прошлой жизни я это самое молоко – ну не совсем это самое, коровье, конечно, в основном - никогда не любил и практически не употреблял. Какао там сварить или пюрешку приготовить – чуть ли не единственные случаи применения этого продукта в моей прошлой жизни. Только одно было в этом деле позитивное – молочная тара была более чем приятная.
Второй проблемой стал процесс обратный питанию. Для нормального взрослого человека смириться с тем, что ближайший год будешь гадить под себя, не имея в этом плане вообще никаких альтернатив – достаточно сложно. Тут, впрочем, по некоторому размышлению я сумел найти решение, пусть устраивающее меня не до конца, но хотя бы снимающее остроту проблемы. В отличие от других детей, начинающих плакать после того, как испачкали пеленки, я, чувствуя приближение необходимости облегчиться – а надо сказать, что детское тело терпеть нужду было практически неспособно – заранее начинал хныкать, зазывая таким образом взрослых, чтобы те пришли и помогли мне с оправлением естественных надобностей. Мамки, следящие за младенцем, сначала очень удивлялись такому необычному поведению ребенка, а потом привыкли.
И, надо сказать, что это в итоге так и осталось единственно успешной попыткой коммуникации с окружающими меня взрослыми. Доходило до смешного – при появлении в поле моего зрения какого-нибудь силуэта – зрение постепенно улучшалось, появлялась четкость, палитра цветов сначала тусклая постепенно начала приобретать знакомый из прошлой жизни состав – я честно пытался проплакать SOS азбукой Морзе. Три коротких, три длинных, три коротких, благо запомнить не сложно, как и воспроизвести даже при скудном наборе доступных к воспроизводству детским горлом звуков. Успеха эта попытка сообщить окружающим о моем бедственном положении не принесла, и в итоге, спустя некоторое время и десяток провалившихся попыток, я на это дело просто забил, посчитав, что раз я объективно не могу повлиять на окружающую реальность, то и переживать по этому поводу не стоит. Пусть все идет своим чередом.
Спустя несколько месяцев – по понятным причинам, точно сказать, сколько конкретно прошло дней с моего рождения было затруднительно – зрение более-менее пришло в норму, и я наконец приступил к изучению окружающего мира вокруг. Первое, на что я обратил внимание был высокий потолок, украшенный какой-то замысловатой лепниной. Явно не хрущевские два семьдесят, как бы не в полтора раза больше. Да и вообще обстановка в тех помещениях, в которых мне удалось побывать выглядела со всех сторон странно. Она куда больше походила на какой-то музей чем на жилую квартиру образца двадцать первого века. В принципе, после всего произошедшего со мной, начиная от гибели и заканчивая переселением души – для простоты я мысленно оперировал именно такими понятиями – удивляться еще и сменой эпохи было бы совсем глупо.
Кроме изысканных – хотя как на мой вкус, предпочитающий более простой «скандинавский» стиль, изысканными они не были, скорее аляповыми и перегруженными мелкими деталями – интерьеров в пользу того, что сознание мое попало не в простого крестьянина, говорило большое количество различной прислуги, постоянно находящееся близ тела младенца. Помимо откровенно крестьянского вида кормилицы, это было полдесятка всяких мамок, спешащих кормить-пеленать-укачивать мою тушку по первому же писку, а еще троица выглядящих более «официально» дам, которые меняясь по очереди дежурили рядом и днем, и ночью. Видимо нахождение рядом с ребенком было либо почетной, либо высокооплачиваемой работой. Впрочем, может быть, что и то, и другое. Еще иногда появлялись другие взрослые – мужчина и женщина, приходящие, впрочем, по-отдельности – видимо родители этого тела. Они, однако, никакого участия в повседневной моей жизни не принимали, ограничиваясь короткими визитами.
Тайна моего происхождения раскрылась, что называется, в рабочем порядке. В какой-то момент, когда мои уши более-менее адаптировались к нахождению вне материнской утробы, и я начал четко различать человеческую речь вокруг, одна из присматривающих за младенцем дам назвала своего подопечного «его императорским высочеством». Смешно, учитывая контекст.
- Его высочество снова хнычет, нужно поменять пеленки, - произнесено было на русском языке, хоть и с заметным английским акцентом. Гораздо позже я узнал, что главной нянькой, назначенной чтобы безотлучно находиться при малыше в течение первого года жизни была мисс Лайон – чистокровная шотландка – Бог весть какими судьбами занесенная в Петербург.
А еще меня называли Николаем, и это имя, если приложить его к обращению «ваше высочество», меня откровенно пугало. Времени на раздумья у меня было более чем достаточно – по сути все свободное время я мог посвятить только этому занятию – и из не слишком великих своих знаний истории я сумел вспомнить штук пять носителей этого имени.
Первым понятное дело, был Николай под номером 2, партийная кличка «кровавый». Вот уж в кого попадать бы мне совсем не хотелось. Кроме него, вроде в те же времена было еще пара Николаев – великих князей. Во всяком случае на ум приходит тот Николай Николаевич, он же НикНик, который до середины войны был главнокомандующим Русской Императорской Армии, и который был ответственен за Великое отступление. Его биографию я не помнил совершенно, но отдельные известные эпизоды намекали, что персонажем он был тем еще. Плюс, если он Николай Николаевич, это предполагает наличие еще одного великого князя того же имени, о котором я не мог вспомнить вообще ничего.
Четвертым был старший сын Александра Освободителя, умерший в молодом возрасте от какой-то хвори. Была ли она врожденная или благоприобретенная, без наличия под рукой интернета сказать было невозможно, и это тоже порождало тревожные мысли.
Последним был Николай, как это не странно, первый, по прозвищу «Палкин». Автор знаменитой закуски к коньяку, персонаж многочисленных исторических анекдотов, умудрившийся за неполных тридцать лет просрать все что Россия приобрела за время наполеоновских войн.
Определить в какого именно Николая меня занесло, было проблематично, хотя по отдельным отличительным чертам, постепенно у меня сложилось понимание, что вокруг скорее начало девятнадцатого века, чем его конец. Были ли в те времена еще какие-то обладатели сего имени кроме сына императора Павла, а конечно же не помнил, поэтому постепенно начал себя отождествлять именно с будущим одиннадцатым императором всероссийским. Впрочем, о порядковых номерах российских монархов говорить было пока откровенно рано, учитывая, что пока должен был править Павел, а я пока даже наследником не был.
Более-менее разнообразной моя практически растительная до того жизнь начала становиться где-то в полгода, когда мышцы и позвоночник маленького тела окрепли достаточно, чтобы я смог уверенно сидеть. Маленькая победа маленького человека. До этого же вся физкультура, которую я мог себе позволить заключалась в разработке мелкой моторики рук, простейшими предназначенными для этого упражнениями.
Вообще ощущения от младенческого тела были крайне странными. То есть я отлично чувствовал свои руки и ноги, а вот нормально управлять ими не мог. Больше всего это напоминало ощущения, когда отсидишь ногу и не можешь нормально сделать шаг, только без неприятного покалывания.
Так вот после того, как я научился сидеть, жизнь стала куда более веселой.
В это же время я потихоньку начал задумываться о своем будущем. Очевидно, что имея знания о прошлом воплощении и вообще жизненный багаж пятидесятилетнего мужчины, притворяться обычным ребенком у меня не получится. Да просто не смогу я себя заставить делать то, что делают обычные дети: копаться в песочке там, ломать игрушки, носиться везде и кричать по поводу и без, играть с другими детьми моего возраста. Все это как бы элементы познания окружающего мира, а для меня-то этот этап уже давно пройден, поэтому нужно было как-то заранее продумать цельный образ, в рамках которого я и буду отыгрывать свою роль. Банально, чтобы не нарваться на проблемы, с которыми не получится справиться. Вряд ли меня отдадут церковникам для изгнания вселившегося в тело ребенка дьявола, - все-таки времена уже немного не те – однако признать сумасшедшим и законопатить куда-нибудь в дорогое заведение для скорбных разумом – легко.
Все это подводило меня к тому, что необычному ребенку с душой старика нужно создать хорошую легенду. К сожалению, хорошая легенда в эти времена невозможна без привлечения высших – вероятнее всего связанных так или иначе с православием – сил, что мне как убежденному атеисту было не слишком приятно. С другой стороны, мог ли я после всего, что со мной произошло называть себя атеистом – вопрос из вопросов. В отличие от всех остальных людей на земле, которые либо верили в то, что где-то там есть некий высший разум, либо не верили в него, я теперь точно знал. А все-таки знание и вера – немного разные вещи.
Вчерне, мной была продумана стратегия максимального отличия от всех остальных детей. Если не можешь затесаться в толпе, вести себя как все остальные, нужно развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов и наоборот настолько выделяться, чтобы отдельные мелкие ляпы, на которые окружающие могли бы обратить внимание, просто терялись в общем потоке.
На практике началось все с книг. Вернее, если говорить о самом начале, то это была даже не книга, а что-то типа газеты. С.-Петербургскія Вѣдомости.
- «Ну да, дореформенная орфография», - первое, что подумал я, дотянувшись своими маленькими загребущими ручонками до не слишком чистого листа отвратительно качества бумаги Бог знает какими путями попавшего в покои ребенка. – «Первое, что сделаю – это отменю долбанные «еры» с «ятями».
То ли кто-то из сиделок пока я спал приобщался к общественно-политической жизни, то ли для каких-то бытовых нужд ее принесли, однако отобрать ее у меня уже не вышло. Дальше были книги сначала бульварного характера – да, дамские романы и прочий ширпотреб существовал и в это время – и уже позже я смог добраться до более серьезной и интересной литературы.
Взрослые сначала умилялись тому, как неразумный ребенок «подражает старшим», делая вид что читает, однако спустя какое-то время всем стало очевидно, что проводящий часы за перелистыванием печатной продукции малыш, не просто играется, а действительно читает. Новость эта произвела настоящий фурор среди августейшей семьи и ко мне началось самое настоящее паломничество. Если раньше мамА – спустя некоторое время я разобрался к калейдоскопе похожих напудренных лиц, кто из них императрица - навещала меня раз в день, проводя у моего манежа по пятнадцать-двадцать минут, а сам Павел и того реже, то теперь, казалось, все допущенные к телу желали посмотреть на неожиданную диковинку.
А я же просто получал удовольствие от чтения, не слишком обращая внимание на хоровод вокруг, благо малый возраст это позволял. Информационный голод первых месяцев, когда я буквально не мог делать ничего – примерно представляю теперь, как себя чувствуют парализованные больные – немного отступил.
Еще одним значительным с какой стороны не посмотри событием для меня в этот период стало прививание оспой. О том, что это такое я понял сильно не сразу, поскольку медицинские процедуры в будущем выглядели совершенно по-другому. Мало того что ни о какой протирке кожи и инструментов спиртом речи даже не шло, так и руки этот, с позволения сказать доктор, мыл последний раз неизвестно когда. Понятно дело, что мои попытки протестовать, взрослые списали на обычную детскую боязнь всего нового, а учитывая, что говорить у меня тогда еще не получалось, отстоять свою без сомнения разумную позицию у меня не вышло. Ну и физические силы тоже были не сравнимы.
После прививки – как я понял в последствии, прививали нам с сестрой Анной не коровью оспу, а что ни на есть смертельно опасную черную или натуральную – я несколько дней болел. Все тело прилично обсыпало и чесалось, так же была высокая температура, но, к счастью, в итоге ни к каким негативным последствиям это не привело. Молодой сильный организм успешно переварил заразу, а я сделал себе зарубку в памяти на будущее насчет прививок. Не секрет, что оспа каждый год забирает сотни и тысячи жизней и внедрение обязательной вакцинации, стало бы серьезным шагом к повышению общего здоровья страны. Впрочем, думать об этом было еще сильно рано, вряд ли мне кто-то даст принимать такие решения до того, как я надену на голову императорский венец.
Второй же ситуацией, которая привела к тому, что вскоре буквально весь Петербург – приближенная ко двору его часть естественно - обсуждал необычного ребенка императора стала игра в шахматы. В то время я только учился ходить – как бы это смешно не звучало, учитывая мой внутренний возраст. Для этого была выделена целая комната в Зимнем дворце, стены которой на высоту около полуметра были обтянуты шерстяными подушками зеленого цвета, так чтобы ребенок – сначала я, а потом и родившийся через некоторое время мой брат Михаил – учились ходить с меньшими для себя рисками. Все-таки в жизни императорского сына были свои преимущества, вряд ли так много детей в это время имели подобные условия.
Так вот, получив возможность передвигаться на своих двоих, я обнаружил на верхней полке в своей комнате подозрительно знакомый предмет. Чего мне стоило добиться от взрослых чтобы этот шахматный набор определили в мое личное владение, не буду даже рассказывать, однако на следующий день пришедшего навестить сына Павла ждало приглашение подвигать фигуры за доской.
Сказать, что император удивился – сильно приуменьшить тот шок, который испытал венценосец, когда понял, что я собираюсь не просто переставлять фигурки, а действительно сыграть партию по всем правилам. Не знаю, какой был реальный уровень игры Павла – я сам на самом деле тот еще игрок, второй разряд был получен совершенно случайно сорок лет назад или двести с копейками вперед – однако он был настолько обескуражен, что проиграл буквально в пятнадцать ходов.
Вторую партию, а император был не тем человеком, который так просто проиграет годовалому ребенку в шахматы и примет это как должное, я выиграл уже в упорной борьбе, проведя ферзя в легкофигурном эндшпиле.
Третью партию Павел, играя белыми свел в ничью, постаравшись как можно быстрее разменять все фигуры и выхолостить позицию. Я против этого ничего не имел, перфоманс и так удался на славу, а сводить окончательно «отца» с ума у меня намерений не было. Ему еще этой головой скоро табакерку ловить, тем более что, как показала история, на что-то большее Павел был мало способен.
Начет будущего переворота под предводительством моего старшего брата Александра мне пришлось изрядно поломать голову. Нужно ли предупреждать отца - на этом можно было заработать не мало очков влияния - или нет и пусть все идет как было в знакомой истории: вопрос, что называется на миллион.
В итоге после длительных размышлений я пришел к выводу, что послезнание мне гораздо важнее чем спасение императора Павла, тем более что, если мне не изменяет память, он о заговоре догадывался и готовился к нему. Вот только за достаточно короткий срок правления сын Екатерины великой умудрился настроить против себя буквально всех и даже если я вмешаюсь, вряд ли смогу глобально на что-то повлиять. Ну а раз так-то пусть все идет своим чередом, глядишь и для Александра у меня найдется пара предсказаний, которые повысят мои акции в глазах будущего императора.