Часть вечера прошла в бессмысленной тревоге. Я не понимала, что ждут родственники. Только ближе к утру, отец пошел вешаться. Мама скинула с себя мокрую нашлепку на лоб, и побежала уговаривать его повременить с решением.
– Мне так жаль! – плакала Аливия. – Я… я… бы такого не пережила!
– Ну, хорошо! – произнесла я, понимая, что внутри застыла горечь. – Ну что тут такого? Не будут приглашать на балы и чаепития? Так я ненавижу эти скучные разговоры ни о чем. Запрещено появляться в королевском дворце? Мне туда и не хотелось.
– Тебя теперь никто не возьмет замуж! – сдавленным голосом произнесла сестра.
– Ну и ничего страшного! – пожала я плечами. – Обзаведусь любовниками! К старости сменю любовников на кошек! Буду плести интриги и салфетки.
– Но это же ужасно! Где бы ты не появилась, в тебя будут тыкать пальцем! – выдохнула сквозь слезы сестра. – Это такой позор…
Не знаю, что меня расстраивало больше. Факт того, что придется искать любовников? Или то, что помолвка не состоялась, а я уже успела нарисовать картинку будущего?
Я понимала, что никогда не встречу такого, как он. И чувство отчаяния постепенно расползалось внутри.
В дверь постучали, и вошел отец.
– Мы тут с твоей мамой посовещались, и решили срочно выдать тебя замуж, чтобы пресечь слухи! – твердо объявил отец, ошарашив меня с порога. – Я только что списался с графом Шувэ. Он согласен. Приедет на свадьбу. Будь так любезна быть с ним ласковой и милой!
Мне кажется, у меня на лице было написано все, что я думаю о женихе! Даже Аливия побледнела.
О, боже мой! Я, кажется, поняла, о ком идет речь. Толстый, старый и облезлый граф, напоминавший старого сатира, который охотится за молодыми нимфами как жених приличными семействами не рассматривался вообще. Во- первых, он был намного беднее, чем полагалось быть графу. Во-вторых, он уже был женат не единожды. Спустив приданое одной, он переключался на другую, добиваясь развода с первой.
Решение окончательное. Я все сказал! – твердо произнес отец.
– Папа, ты говорил про публичный дом, – усмехнулась я, оценивая брачные перспективы.
– Я договорюсь, чтобы он не травил тебя, как других, а сдал в публичный дом, – вздохнул отец.
Он ушел, а я села на кровать.
Свадьба уже завтра, – прошептала Аливия, глядя на часы.
Сейчас стрелки старинных часов сместились с полуночи, отмеряя новый день.
– Итак, – пробормотала я. – Последний заход!
– И что ты собираешься делать? – прошептала сестра, заглядывая мне в глаза. Она нервничала, сидела, как на иголках.
Я постараюсь сделать так, чтобы он не открыл ящик, – выдохнула я, понимая, что сегодня я опоздала.
Я полезла в свои вещи, доставая неудачные зелья и книги. Сейчас мне нужно что-то вроде затвердевающей смолы.
– Ой, а что это? – спросила сестра, тонким пальчиком указывая на флакон с чем-то черным и прилипшим.
– Попытка создать зелье вечной жизни, – усмехнулась я. – Вечной жизни ботинок! Отлично клеит, между прочим. Но есть в нем один нюанс. Ботинок начинает вибрировать при ходьбе.
Аливия кивнула так, словно что-то в этом понимала. Я достала несколько порошков и освободила стол.
– А вы так всегда делаете? – спросила Аливия, рассматривая, как я рисую на столе ритуальный круг.
– Да, – выдохнула я.
А что ты собираешься делать? – спросила Аливия, глядя на то, как порошок вспыхивает и от него поднимается розовый, искрящийся дымок.
Если я не могу открыть стол, то придется сделасть так, чтобы его не смог открыть никто! – произнесла я, отмеряя несколько капель на кусок, похожий на кусок гудрона. – Ил хотя бы повозился день – два.
Я понимала, что эта встреча будет последней. И эта мысль меня огорчала. Она давила на меня, словно пресс, вызывая мучительное чувство тоски. Только сейчас я поняла, что буду по нему скучать. Скучать по долгим разговорам, скучать по его улыбке, скучать по каждому движению головы.
Я воскресила в памяти жесты, чувствуя прилив теплоты. И тут же наступило отрезвление.
– Ада, у тебя там что-то горит, – осторожно заметила Аливия.
Я опомнилась, видя, как голубой огонек весело потрескивает на куске неизвестно науке субстанции.
Бросившись его тушить, я дула и заливала его из колбы. Кусок растекся по столу.
Осторожно беря палочку, я стала трогать и наматывать на нее субстанцию. Сейчас она напоминала мед, который тянется а палочкой.
– Отлично, – прошептала я, осторожно собирая полученный клей в пузырек. Часть клея осталась на столе, быстро затвердевая. Для уверенности я постучала по нему палочкой!
– Отлично! – выдохнула я, понимая, что завтрашний день не даст покоя никому. Примеры, ушивания, букеты. Обязательно нагрянут родственники, словно и без них дел нет. В целом, день пройдет в суете и заботах, приправленных замечаниями родственников – блюстителей морали и этикета.
Я встала, достала форму и надела ее, сжимая в руках маленький пузырек. Он опустился на дно кармана.
– Ты сейчас? – спросила Аливия.
– Да, – кивнула я. А мысль о том, что это наша последняя встреча отравляла всю душу. Наверняка после свадьбы Аливии меня очень быстро выдадут замуж. Сомневаюсь, что все будет обставлено с такой же помпезностью, как на свадьбе сестры. Скорее всего это будет тихое венчание и с последующим отъездом в такую глушь, куда мода приходит с опозданием в два года. Меня ждет старенькое поместье, пара ворчливых служанок и много свежего воздуха, который я буду втягивать сквозь стиснутые зубы, узнав об очередном проигрыше мужа в карты.
Жизнь показалась ужасно тоскливой. А мысль о том, что в первую брачную мне придется терпеть приставая престарелого, вечно пахнущего, как загнанная лошадь, к тому же не самого красивого мужика, вызвала неприятное чувство. Никакая репутация такого не стоит! Бррр!
– Ада, – прошептала Аливия, а я снова вынырнула из грустных мыслей. – Я должна тебе кое в чем признаться.