Глава 14

Настоящий гангстер никогда не любит быть в известности, это их главный минус и главный плюс — они отделяют себя от остального мира и доверяют лишь немногим.

Лоренцо Каркатерра «Гангстер»

— Нет! — жестко сказала Лада, ухватив меня за плечо. — Шагай вперед, времени на поиск нет.

Чуть было, не сбросил ее руку и не послал по матери суку! Опомнился. Перевел дух. Сосчитал до трех, потому что на счет до десяти времени не было.

Она была целиком права. Бросимся искать, и вместо одного трупа наш институт получит три.

Впереди замаячил полосатый столбик вешки. Но теперь каждый шаг давался мне тяжело вовсе не потому что на меня давило перегрузкой. Я мучительно пытался выгнать из памяти беспомощное лицо смуглого парня с простреленной ногой, которого бросили при отступлении. Растерянность. Обреченность.

Но есть приказ идти вперед. И я шел вслед за мускулистой фигурой Лады, обтянутой красно-оранжевым комбинезоном. И держал, как мне и полагалось, левую сторону. Чтобы никакой монстр…

Стоп. Что это?

Примятая трава. Сломанные ветки. Будто кто-то прополз между двумя валунами. Да, очень похоже на то… Здесь тропа поворачивала, а след вел прямо. Такое возможно, если человек полз в полубессознательном состоянии и поворот тропы не отсек.

— Лада! — окликнул я.

Девушка резко обернулась, правая рука на рукояти тазера, левая — на пушке.

— След, — я указал рукой направление. — Вон туда…

— Я же сказала… — Лада напряглась, потом быстро посмотрела на плюшку. — Двадцать минут.

— Он не мог далеко уползти, — сказал я и шагнул к поломанным кустам, не дожидаясь разрешения. — Я проверю!

— Стой! — раздалось мне в спину. Да к черту! Я не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь.

Осклизлое замшелое бревно… Россыпь круглых камней, с пробивающимися снизу травинками, среди которых затесалось несколько синих стебельков. «Синий!» — отметил я и стал ступать внимательнее.

Семейка трухлявых коричневых грибов. Кривой ствол дерева…

Сзади раздались тяжелые шаги Лады. А впереди мелькнуло неподвижное яркое пятно.

— Дорогу! — Лада тяжелым прыжком перескочила камни с предательским синим и склонилась над Эмилем. — Да что за…?!

Тащить рыжего здоровяка в условиях даже небольшой перегрузки было тем еще развлечением. Скользкая красно-оранжевая ткань норовила выскользнуть из пальцев, каждая нога весила, кажется, целую тонну. Путь до полосатого столбика казался бесконечным. Двадцать минут, она сказала? Да мы уже, кажется, часа три тащимся, не меньше! Да какое там три… По ощущениям — неделю. Глаза защипало от заливающего их пота. Надо в следующий раз придумать какую-нибудь повязку…

Когда отпустило, показалось, что Эмиль взлетел, как воздушный шарик.

От охватившей тело легкости захотелось прыгать, как первые космонавты на Луне.

Мы успели.

На последних секундах, тревожно мигающих нам с плюшек красными цифрами.

Но успели. Закинули в пластиковые створы бесчувственное тело Эмиля, а потом заскочили сами.

— Постой, — тихо сказала Лада, останавливая меня за плечо.

Я остановился и повернулся к ней. Она несколько долгих секунд испытующе смотрела мне в глаза.

— Не говори никому про того парня, — тихо прошептала она.

— Почему? — спросил я.

— Потом, — прочитал я по губам. — Вечером.

Я недоуменно нахмурился. Это были какие-то непонятные мне игры, но ок. Мое слово пока что сто двадцать пятое. Я же новичок. Я слегка кивнул и склонился к Эмилю. Проверил пульс на шее. Живой, все еще живой. Лицо измазано кровью и грязью. Левая рука тоже в крови. На запястье — длинная глубокая царапина. Как будто кто-то вырвал с мясом «плюшку».

С тихим жужжанием пластиковые створы ворот разошлись, пропуская вторую тройку. Палтус, кукла-Светка и Папай-Вася ввалились в шлюз с громким хохотом. На голове у Светки венок из пожухлых листьев папоротника, а Вася, как заправский Гэндальф, опирался, как на посох, на длинную сучковатую палку.

— …злостное нарушение правил техники безопасности! — почти сквозь слезы от хохота простонала Светка. — Шу, полоз, шу!

— Да он полудохлый какой-то был, наверное съел что-нибудь… — пробубнил Папай-Вася.

— Что с Летягой? — все еще широко улыбаясь спросил Палтус, поскакивая ко мне. Оттер плечом, схватил за левую руку. — А плюшка его где?

— Нештатная ситуация, — бросила Лада, глядя куда-то в сторону. — Сигма.

На последнее слово троица моих коллег отреагировала по-разному. Палтус сделал вид, что ничего не слышал. Пружинисто встал и направился к белому шкафчику с красным крестом. Глаза Светки на секунду расширились, улыбка завяла. Она села на скамейку и принялась расшнуровывать ботинки. Папай-Вася начал насвистывать мотивчик и обрывать со своего импровизированного посоха кусочки засохшей коры.

Ясно было одно. Они все поняли, что именно за нештатная ситуация случилась. И даже поняли, как именно им себя вести.

— Что-то ребята там долго, — сказал я и выразительно посмотрел на дверь шлюза.

— У них еще сорок три минуты, — проговорила Лада, потыкав пальцем в свою «плюшку».

Эмиль заворочался и застонал.

Светка стянула с себя комбинезон и скрылась в душевой.

По инструкции, сейчас нужно было снять униформу, сложить ее в специальный ящик и принять душ со спецсредствами. И только потом переодеться в нормальную одежду и возвращаться в реальный мир обратно.

Вроде бы, из «тридцать второй» никогда не выносили опасных бактерий, токсичных веществ или, там, высокой дозы радиации. Но береженого, как говорится…

«Тридцать вторая» все время как-то менялась, так что ритуал выхода из нее старались не нарушать.


В больничный корпус меня запустили без проблем. Собственно, «корпус» — это громко сказано. Скорее уж больничный коттедж. Но в отличие от той больницы, в которой я очнулся, никакой покрашенной масляной краской ламповостью тут и не пахло. Стекло и пластик. И кровати, больше похожие на кресла пилотов звездолета. Высокотехнологиные коконы, с мерцающими мониторами.

Невесомая фея в полупрозрачном белом халате поверх довольно-таки вызывающего фиолетового платья, проводила меня до палаты, куда положили Эмиля и ослепительно улыбнулась.

— Вот здесь в ручке кресла есть кнопка вызова, — сказала она. — Если захотите поесть или еще что-нибудь, то смело нажимайте.

— А что, как только я сяду в это кресло, у меня отсохнут ноги? — ухмыльнулся я.

— Нет конечно! — возмутилась фея-медсестра. — Просто может вам не захочется покидать друга в поисках еды…

— Ну разве что в этом смысле, — я кивнул и сел. Кресло для посетителя, надо же. А ведь явная реанимация же. Насколько я помню, в больницах, чтобы пробиться в палату к родственникам, нужно было преодолеть семью семь церберов, разбрасывая по дороге ворохи крупных купюр… Хотя ладно, что это я? Это у меня какие-то дремучие воспоминания из детства остались.

Я опустился в кресло, которое подо мной тихо вздохнуло и приняло еще более удобную форму, чем казалось в начале. Как бы тут не уснуть вообще.

— Ну я пошла? — спросила медсестра.

Я ничего не ответил, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Дверь едва слышно скрипнула, закрываясь.

Мышцы болезненно подрагивали, напоминая о том, что утро сегодня было на редкость бурным. Мозг… В голове вяло крутилась одна невнятная мысль. Как будто мячик ударялась о стенки черепа, отскакивала и вяло перемещалась к противоположной стороне.

Была еще одна часть ритуала выхода из «тридцать второй». Беседа с безликим человеком в штатском в маленькой невзрачной комнате. Вообще там их было двое, но спрашивал один, а второй — записывал. Но когда до меня дошла очередь, эти двое уже устали и торопились, так что я отделался чисто формальным «зашли и вышли, приключение на двадцать минут». Правда, когда я уже уходил, тот, что писал показал что-то тому, что спрашивал. И оба посмотрели на меня с каким-то нехорошим интересом. Но останавливать не стали.

И то хлеб. Прежде чем что-то врать этим специалистам глубокого бурения, я бы предпочел хотя бы узнать, что именно следует врать. Ну и еще, желательно бы понять, почему мне следует им врать. Не только же потому, что они выглядят как типичные агенты из «Матрицы». Даже проводки за ухом имеются.

Но пишут при этом от руки зачем-то…

Впрочем, я уже, кажется, начал привыкать к этому коктейлю из высоких технологий и всяких милых архаизмов, типа той перьевой ручки, которой второй агент за мной записывал. У меня такая была. Чтобы ее заправить, нужно было погрузить перышко в чернила и вытянуть поршень, как будто шприц набираешь. Эта зараза еще и норовила пролиться где-нибудь в портфеле или в кармане. Но я все равно упрямо продолжал ее таскать, гордо игнорируя шариковые ручки. Хороший понт дороже денег, фигли…

Сидеть в кресле было хорошо. Тишина еще такая… больничная. Окно прикрыто плотными жалюзи, а жаль. С той стороны такой отличный вид. Больничный корпус стоит на возвышении, а чуть ниже по склону — ручей со старой плотиной из круглых валунов. И дождь как раз начался. Меланхоличный заоконный пейзаж сейчас был бы очень кстати.

Вставать не хотелось. Кресло было таким удобным, что я, наверное, в нем бы и уснул с удовольствием. Тут даже есть рычажок, которым можно откинуть спинку в почти лежачее положение…

Так, отставить! Я совершил над собой нечеловеческое усилие и встал. Подошел к монитору. Помимо всяких там жизненно-важных показателей, типа пульса, давления и еще каких-то цифр и букв, там было обозначено время, которое Эмиль проспит. Сорок две минуты. А потом этот кокон-кровать приведет его в чувство, и можно будет с ним поговорить.

Справа от окна стоял стеллаж с книгами. На тот случай, если вдруг посетителю станет скучно просто так сидеть. Умно…

У меня все-таки еще сорок минут. Можно что-нибудь и почитать…

Я провел пальцем по потертым корешкам. Томики явно пользовались успехом. Но названия были сплошь незнакомые. И совершенно непривычного формата.

«История двух друзей в полярной экспедиции Ивана Метелина».

«Дневник поимки преступника в Кивголове».

«Нарушения и последствия. Поучительные притчи для школьников старшего возраста и младших научных сотрудников».

«Высота и глубина. Творчество специалистов экстремальных профессий».

Я снял с полки книгу в синем переплете. «Хроники покорителей льдов двадцать первого века».

Странно, на самом деле. Я как-то привык, что в больницах предпочитают всякую беллетристику. Ну, там детективчики, мечи-магия-драконы и все такое прочее. А здесь, судя по названиям, публицистика какая-то.

Вернулся в кресло, открыл книгу.

Пролистал предисловие. Пробежался взглядом по странице.

И как-то зачитался даже.

Главным героем книги и рассказчиком был Мартин Иванов, ученый-глясеолог, который занимался организацией и обеспечением серии арктических экспедиций — на ледоколе, на вездеходах и на дирижабле. Написано было бодро и задорно, не хуже иных детективов читалось. Ну и публицистикой это никак не было. Нормальное художественное произведение. Сорок минут прошли как-то совсем незаметно. И когда Эмиль меня окликнул, я даже с некоторой неохотой оторвался от беседы главного героя с заводчиком хаски из Мурманска.

— Такой себе я оказался куратор, да? — сдавленно хихикнул Эмиль из своего кокона. — Вот тебе урок на будущее — «тридцать вторая» безжалостна к слабым. А ты чего тут сидишь-то? Вроде сегодня ребята собирались в Соловец двинуть после обеда. Не хочешь?

— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, — честно ответил я.

— Хорошего парня так просто не убьешь! — хохотнул Эмиль, нажал что-то там на внутренней стороне своей кровати, и она тут же пришла в движение — втянула борта, спинка поднялась в почти вертикальное положение. Эмиль спустил голые ноги на пол.

— А тебе разве можно вставать уже? — спросил я.

Выглядел он, на самом деле, неплохо. Собственно, о том, что еще пару часов назад он валялся весь в грязи и кровище, ничего вообще не напоминало. Ну, бледноват чуть-чуть, разве что. И запястье залито прозрачным клеем.

— Было бы нельзя, я бы и не смог, — хмыкнул Эмиль. — Слушай, я не очень помню, что там случилось… Вы меня у краулера нашли?

— Почти, — кивнул я, быстро обегая взглядом палату. Вообще хотелось с ним обсудить, конечно, все, что произошло сегодня. Но в левом верхнем углу помаргивал красным стеклянный глаз камеры. Так что потерплю до вечера, подожду объяснений. — Ты с тропы сполз немного в сторону.

— Ох, — Эмиль вздохнул и покачал головой. — Вы когда за снежками ушли, я подумал, что если буду там прохлаждаться, то мы можем не успеть. Вот и пополз потихоньку к вешке.

— Все правильно сделал, да, — сказал я, перемещаясь так, чтобы глазок камеры смотрел мне в затылок. — Мы и так еле-еле успели.

— А снежков набрали? — спросил Эмиль, осторожно переступая с ноги на ногу.

— Полтора кило, — ответил я. И тут он нахмурился, лоб прочертили длинные складки. Он посмотрел на меня, будто пытаясь что-то вспомнить.

— Постой-постой… — медленно проговорил он. — Там ведь еще был этот…

— Полоз был, да, — быстро сказал я. — Сегодня всем трем группам везло на полозов. Вася своего палкой отогнал.

— Да нет же! — горячо возразил Эмиль и сцепил пальцы. — Я же тебе говорю про…

— О, кстати, а знаешь, как Обезьяна сегодня отличился? — затараторил я, снова его перебив. И скорчил страшную рожу, всеми возможными знаками показывая, чтобы он пока не обсуждал со мной встреченных в «тридцать второй» неизвестных человеков. — Он подсунул Гоше в карман пятикилограмовый противовес от маятника. Такую небольшую плоскую штуку. Паша обнаружил это после вешки. Ну и вместо того, чтобы выкинуть, на привале сунул его в карман Кости. А Костя…

— Ну да, старая шутка, — медленно проговорил Эмиль и усмехнулся. Кажется, он понял знаки, которые я ему всячески лицом пытался изобразить. Но я пока был не уверен. — А обратно они грузик принесли?

— Ага, — покивал я. — Костя с Гошей надавали Обезьяне поджопников и груз обратно нес он. И ему вообще не повезло, потому что их кувалдой накрыло на обратной дороге, а не как нас. Слушай, я не успел спросить вот только. А снежки эти самые — это вообще что? Это плоды какие-то? Или продукт жизнедеятельности какого-то живого существа?

— А шут его знает, — Эмиль прошелся по комнате. — Знаю только, что весь клубок — это одна большая молекула. И наши ученые к чему-то ее уже приспособили. Но получить в лабораторных условиях такую же штуку не могут, вот мы и таскаем им снежки. На самом деле, ты лучше со Стасом поговори. Он специально интересовался, какая добыча из «тридцать второй» уже нашла практическое применение, а что до сих пор в лабораториях изучают.

— Информация засекречена? — понимающе покивал я.

— Да нет, зачем? — Эмиль остановился возле кресла посетителя и облокотился на спинку. — Просто когда мне начинают объяснять, это звучит, как будто мне дельфин что-то рассказать пытается. Я знаю, что он очень умный, и что вот это его «уо-уо-уо» наверняка по делу. Вот только языка не знаю.

— Я думал, что «тридцать вторую» только изучают, — хмыкнул я. — Замеры там всякие, приборы…

— А это от миссии зависит, — Эмиль наклонился к ручке, нашаривая кнопку вызова медсестры. — Бывает, что только замеряем. Но в этот раз было вот так… Слушай, так жрать хочу, что уже бы коня съел. Ты обедал?

— Конечно, — кивнул я.

— А одежду мою случайно не догадался принести? — Эмиль несколько раз взмахнул руками. — И где моя «плюшка»?

— Одежду принес, в камере хранения оставил, — сказал я. — А плюшка… Эээ…

— Тогда я сейчас оденусь, и пойдем в столовую, лады? — Эмиль посмотрел на меня. — Ты же не против еще что-нибудь съесть?

В этот момент дверь открылась.

— Лапочка, принеси мою одежду, пожа… — разворачиваясь, начал Эмиль и замолчал.

— Здравствуйте, Эмиль Оттович, — бесцветно проговорил человек в сером костюме. Может быть и тот же, который меня сегодня опрашивал. А может и нет. Лицо и у того, и у другого было совершенно незапоминающимся.

Загрузка...