На утро реалистичность призраков развеялась вместе с ночной тьмой. Во снах всегда так — кажется, что они яркие и настоящие, но после пробуждения покрываются туманной дымкой и становятся нереальными.
После завтрака я позвонил старосте и предупредил ее, что меня не будет еще три дня. Она задавать вопросы не стала, так как была осведомлена, что я поехал на похороны дяди. Сказала лишь, что два зачета мне проставили без проблем — я отдал ей свою зачетку на время отъезда.
Что делать дальше я не знал. Идти к Але и триггерить своим присутствием ее бабушку? Что вообще имела ввиду Аля, прося меня остаться до ее свадьбы? Она хочет, чтобы я физически был рядом с ней или морально? Мне нужно идти к ней или ей будет достаточно осознания, что я нахожусь в деревне?
Я прислушался к своим ощущениям. Как и всегда, было глухо. Никаких сильных желаний и стремлений. Сидеть дома в холод — это комфортно. Выходить на мороз — некомфортно. Увидеть Алю — приятно. Увидеть бабу Шуру — неприятно.
Плюсов и минусов было поровну. Я хмыкнул и взял новую книгу — на этот раз увесистый роман «Граф Монте-Кристо». Однако не усел я прочесть и пары страниц, как в окно постучали.
Признаться, я готов был увидеть за ним даже призраков, но никак не Алю.
— Ты чего? — спросил я, распахнув створку и вздрогнув от ледяного ветра, что мгновенно ворвался в дом.
— Пойдем гулять? — просияла девушка.
Сегодня она выглядела иначе. Синяков под глазами больше не было. Лицо оставалось все еще бледным, но землистый оттенок исчез. На покрытых блеском губах красовалась искренняя улыбка, а глаза сияли от предвкушения прогулки.
— Пойдем, — ответил я, вопреки тому, что решил не покидать теплый дом с растопленной печью и выходить на мороз.
Однако спустя десять минут я уже шел рядом с Алей по белой от снега деревенской улочке. Никто из нас не произносил ни слова, исключая разве что постоянное «здравствуйте» в ответ на приветствия проходящих мимо жителей деревни.
Рядом с единственным магазинчиком, который размещался в небольшом частном доме, трое детей лепили снеговика. Среди них была и Ника. Увидев нас с Алей, она улыбнулась и подбежала к нам.
— Это твой жених? — воскликнула Ника, восторженно глядя на меня.
Аля выпучила глаза, бросила на меня смущенный взгляд и качнула головой. Ника заметно сникла.
— Тогда кто твой жених? — с обидой произнесла она.
— Секрет. — Аля натянуто улыбнулась.
— Бабушка с дедушкой тоже не называют его имени, — пожаловалась Ника. — А мне так любопытно!
— Скоро узнаешь. — От меня не укрылось, как в глазах Али блеснули слезы.
Девочка кивнула и вернулась к своим друзьям, а мы пошли дальше. На всякий случай я нащупал во внутреннем кармане платок, готовый в любой момент протянуть его Але. Однако слез не последовало.
Дойдя до пруда, из которого она меня однажды вытащила, Аля остановилась и вперила взгляд в запорошённую снегом ледяную корку.
— Я тут вспомнил, что так и не поблагодарил тебя за свое спасение, — произнес я, глядя на Алю.
Она вздрогнула от моих слов, будто они вернули ее в нашу реальность, и, повернувшись ко мне, рассеянно спросила:
— Разве?
Я кивнул.
— А еще спасибо за то, что научила меня, как правильно жить.
— Пустяки, — отмахнулась она. От ее улыбки, с которой она пришла ко мне, не осталось и следа. Если бы у меня были эмоции, то мне стало бы грустно из-за ее пропавшей улыбки.
— Для тебя, может, и пустяки, но для меня это нечто большее. База, которую закладывают родители своим детям. То, благодаря чему я не пошел по кривой дорожке. Уверен, что, если бы не ты, я бы превратился в серийного маньяка-психопата, на сериалы и книги о которых сейчас большой спрос.
Мои искренние и серьезные слова почему-то вызвали у Али смех.
— Да ладно тебе, — сказала она, забавно щуря глаза в момент смеха.
Мне было непонятно, что в моих словах насмешило ее. Думаю, если бы я умел обижаться, то вполне бы обиделся. Но ее улыбка снова вернулась, а поэтому я быстро отмел вероятность обиды на эту девушку.
Чтобы Але было комфортно, я тоже улыбнулся — надеюсь, что не искусственно и не пугающе. Ее хорошее настроение сподвигло меня на новые расспросы.
— Ты тоже веришь в призраков, как и твоя бабушка? — начал я издалека.
Отсмеявшись, Аля кивнула.
— После летнего солнцестояния они каждую ночь бродят по деревне. И так до того, как день снова не начнет возрастать, а ночь убывать.
— Значит, в день твоей свадьбы они исчезнут?
— Это будет их последняя ночь, да. И потом они исчезнут на полгода.
— Твоя свадьба как-то связана с ними? Что тебе сказала бабушка? Что, если ты выйдешь замуж в этот день, то мертвые упокоятся?
Аля вскинула на меня карие глаза и нахмурилась. Видимо, я переборщил с вопросами.
— Не расспрашивай меня о свадьбе. Будет лучше, если ты будешь меньше об этом знать.
— Если не буду знать, то как смогу тебе помочь? — озвучил я то, о чем уже давно думал.
— Мне не нужна помощь, — тоном жертвы, которая смирилась со своей страшной участью, произнесла Аля.
Мне ее слова не понравились. И тон, которым она их сказала тоже. Ее будто бы полностью подчинили и лишили воли.
— Кто он, Аль? — Я подошел к ней так близко, что ощутил на лице ее дыхание.
Девушка нервно сглотнула, но взгляда от меня не оторвала и не отстранилась. В ее теплых карих глазах блестело сомнение. Внезапно меня пронзила догадка, и я немедленно озвучил ее:
— Жениха еще не выбрали, так? Им может быть любой, главное условие: пожениться в день зимнего солнцестояния?
На лице Али отразилась озадаченность, однако я не обратил на это особого внимания и выдал то, о чем еще ни разу не думал. Вернее, думал, но прямо сейчас, и еще не успел отфильтровать эту свежую мысль, мгновенно обличив ее в слова.
— Если все равно, за кого выходить замуж, то можешь выйти за меня!
Аля растерянно моргнула и отшатнулась. Замотала головой, закусила нижнюю губу. Ее глаза быстро покраснели, и по щекам покатились слезы.
Видимо, я не только выстрелил мимо со своей догадкой, но еще и напугал ее своим предложением. Ну, да, перефантазировал я. Мне бы писателем стать, а не математикой баловаться, потому что только в романах девушке может понравится такой, как я…
— Прости, — пробормотал я, глядя на плачущую Алю. Наверное, мне сейчас было бы очень больно морально. Интересно, душевная боль похожа на физическую? Говорят, что она намного сильнее, и что многие люди, чтобы заглушить душевную боль, намеренно причиняют себе боль физическую.
Надеюсь, Аля таким не занимается…
— Я глупый и бесчувственный мальчишка, — повторил я слова бабы Шуры. Мне было не обидно, потому что, во-первых, я не умел обижаться, а во-вторых, понимал, что слова эти правдивы.
— Вовсе нет, — пробормотала Аля между всхлипами.
Я нашарил во внутреннем кармане платок и протянул ей. Она вытерла щеки и взглянула на меня покрасневшими глазами.
— Тебе не за чем просить прощения, ты же ничего плохого не сделал.
— Но мои слова…
— Они прекрасные.
Аля вдруг улыбнулась, и мой пульс участился. Как приеду в город, запишусь к кардиологу. И куплю пульсометр. Потому что со мной явно что-то не так.
— Не каждый такое предложит, — продолжила Аля. После слез ее щеки быстро покраснели, и девушка стала похожа на снегиря. — Я тебе очень благодарна, однако вынуждена отказать, потому что жених у меня есть. Он давно уже выбрал меня.
— И кто же он? — в который раз спросил я, совсем не ожидая, что она мне ответит.
— Дух зимы, — вдруг произнесла Аля.
— Так, все ясно… — пробормотал я, сделав мысленное заключение: баба Шура сама сошла с ума и довела до такого же состояния внучку. У меня вдруг появилось странное, совершенно незнакомое мне желание ворваться в дом бабы Шуры и накричать на нее за то, что она промыла мозг Але. Кажется, подобное можно отнести к конфликту, а конфликт — это нехорошо. Я никогда ни с кем не конфликтовал, потому что у меня не возникало такого желания.
Порывисто развернувшись, я зашагал прочь от пруда.
— Демид! — крикнула мне в спину Аля. — Ты куда?
— К твоей бабушке.
— Зачем? — она догнала меня и теперь шла по правую руку.
— Кажется, я хочу конфликтовать.
Небо за окном окрасилось в фиолетово-золотые оттенки, провожая севшее за горизонт солнце. Баба Шура, бубня себе под нос, задергивала шторы в просторной комнате с разобранным диваном. Я сидел в потрепанном кресле и ждал, когда хозяйка дома начнет говорить. Аля притихла рядом со мной, на подлокотнике кресла. Она могла сесть на соседнее кресло, на диван или стул, одиноко стоящий у стены, но девушка примостилась именно на подлокотнике кресла, в котором сидел я. Было приятно ощущать рядом ее тепло, слышать размеренное дыхание и ловить боковым зрением движения ее тела.
— Что именно ты хочешь знать? — проскрежетала баба Шура. Вид у нее был уставший, будто она весь день занималась тяжелой работой.
— Все, что касается ее, — я кивнул в сторону Али. — Хочу знать, что вы здесь мутите.
Баба Шура скривилась.
— Мутите, — с недовольством повторила она сказанное мной слово. — Это ты что-то непонятное мутишь. Вернулся спустя два года и прицепился к моей внучке. Сказала же тебе возвращаться, а ты остался и начал тут все разнюхивать!
— Вообще-то, это ваша внучка ко мне прицепилась. — Я повернулся к Але и произнес: — Без обид.
— Никаких обид, — сказала девушка. — Это правда. — Она посмотрела на бабушку и добавила: — Я сама попросила Демида остаться, потому что…
— … эгоистка, — закончил за нее я. И снова добавил: — Без обид.
— Моя внучка не эгоистка! — начала защищать Алю баба Шура. — Я не такой ее растила.
— Все люди в какой-то мере эгоисты, — заметил я.
— Демид прав, — кивнула Аля, зачем-то вцепившись пальцами в рукав моей толстовки — украдкой, чтоб не заметила баба Шура. — Просить его остаться — это эгоистично, однако я не жалею о своей просьбе и о его решении остаться. — Ее пальцы сильнее сдавили ткань толстовки.
— Ты понимаешь, что он может пострадать из-за тебя? — устало вздохнула баба Шура. — Если надумает сделать какую-то глупость, он его не пощадит. Как не пощадил твоих женихов.
Иначе произнесенное слово «он» резануло мой слух. Баба Шура имела ввиду нынешнего жениха Али, который, по всей видимости, что-то сделал с другими ее женихами. Кровожадный ревнивец? Может, это всего лишь психопат, а не дух? И больное сознание женщин воспринимает его как некую злую потустороннюю силу.
— Если мне может грозить опасность, почему бы вам не рассказать мне обо всем? — предложил я. — Как говорится, предупрежден — значит вооружен.
Взгляд бабы Шуры мог в ком угодно прожечь дыру, но только не во мне. Я спокойно вынес его на себе даже не моргнув.
Вздохнув, пожилая женщина тяжело опустилась в кресло.
— Не знаю, кто тебя к нам послал: добрые духи или злые. Однако ты меня уже порядком достал своими расспросами, — пробормотала она с недовольством. — Так и быть, расскажу тебе все от начала до конца, и тогда ты сам убежишь от Альки. Да так, что пятки засверкают.
Спиной я ощутил, как Аля напряглась. Вторая ее рука тоже вцепилась в мою толстовку. Странное желание промелькнуло у меня в сознании: взять ладони Али и крепко их сжать, показав, что никуда я не денусь и выполню свое обещание.
— Давным-давно, — начала баба Шура потусторонним голосом, — когда люди жили в гармонии с природой и почитали её как бога, случилась одна история. В бедной семье родилась очередная девочка. Мать вскоре после родов умерла, а один отец не мог прокормить и воспитать восьмерых детей. И вот решил он отнести девочку в лес, на съедение диким зверям.
Холодной ночью в начале апреля отнёс мужчина ребенка в лес и оставил на пеньке. Долго плакала малышка горьким слезами. Услышал этот плачь зимний дух Карачун, который начал уже засыпать. Ворча, пошел он на плачь и увидел ребенка. Сжалился Карачун над крошкой и забрал её собой. На следующий день у пня на том месте, куда попали слезы ребёнка, выросли подснежники, что стали цвести круглый год.
Для смертной девочки Карачун построил богатую избу рядом с пеньком, на котором нашел крошку. Всегда оставался он подле нее, растил и заботился о ней, как мог. Девочка выросла и превратилась в красивую девушку. Влюбился в неё зимний дух, оттаяло его ледяное сердце от доброты смертной девушки, и сделал он её своей женой. Так и жили одни душа в душу, пока однажды ранней весной не ушёл Карачун по делам своим колдовским. Осталась девушка одна в избе. Вскоре набрёл на неё уставший и раненый путник. Не смогла девушка прогнать его, напоила, накормила и рану залечила травами чудодейственными. Вернулся путник в деревню и начал всем рассказывать, что в лесу живёт целительница. Народ послушал его, испугался и сделал вывод, что не целительница она вовсе, а ведьма. И что надо её убить.
Вооружившись, отправились люди вглубь леса. Нашли избу, выволокли за волосы девушку и убили на том же месте, где цвели круглый год подснежники. От крови девушки стали цветы красными.
Когда вернулся домой зимний дух и увидел мёртвую жену, завыл от боли и горечи над её холодным телом. Похоронив любимую в том месте, где её некогда оставил отец, Карачун отправился в деревню и проклял ее жителей. Отныне он будет выбирать среди деревенских девушек невесту для себя. И будет она жить с ним в его ледяных чертогах по ту сторону мира живых, а затем умрёт страшной смертью. И так будет продолжаться до скончания веков.
С той поры Карачун исправно выполнял свое обещание, беря в жены дев, что так боялись и ненавидели его. И ни с одной из них не мог забыть он своей убиенной жены, которую так любил. На том месте, где он её похоронил, выросла береза, но никогда на ней не появляются листья. Вокруг же берёзы цветут круглый год красные подснежники. Говорят, в дереве том живёт душа покойницы, а в подснежниках сохранилась ее кровь. Бережёт она своего мужа и уйти сможет только когда его снова кто-то полюбит. Тогда распустятся почки на березе, а подснежники снова станут белыми.
Баба Шура замолкла, сверля меня заинтересованным взглядом.
— Так значит, — медленно начал я, — что жених Али — это зимний дух Карачун?
Пожилая женщина кивнула.
Видимо, уборщица тетя Нюра из детского садика тоже сумасшедшая, раз в Карачунов всяких верит.
— И я должен бежать, узнав об этом?
— Узнав об этом и о том, что у Али были женихи и все они умерли, — добавила баба Шура.
Я повернулся к девушке и вопросительно взглянул на нее. Она закусила губу и кивнула, подтверждая слова бабушки.
— С Лешей мы встречались в одиннадцатом классе, но он утонул в реке во время рыбалки. А с Максимом мы планировали пожениться в этом году, но он попал в аварию и умер от кровопотери…
Так вот, почему она бросила учебу и приехала в эту глушь. Хотела сбежать от обстановки, которая напоминала ей о женихе.
— Хочешь сказать, что ты веришь, будто их убил зимний дух из легенды?
— Его проклятие, — кивнула Аля. Она выпустила мою толстовку из рук, и я подумал, что мне теперь не уютно без ее пальцев, хватающихся за мою одежду как за спасительный круг. — В густонаселенных местах у Карачуна нет власти, он питается силой природы, а в городах ее немного. От него можно убежать, но нельзя выжить. Его проклятие словно инфекция, а невесты — ее носители. Их жизнь не будет спокойной, пока они вдали от своего жениха, а всех, кто захочет занять его место, ждет неминуемая смерть.
— И все это вы узнали из…?
Я уставился на бабу Шуру в ожидании ответа.
— Из жизни, — сухо ответила она. — Уже более двухсот лет Карачун выбирает себе невест в нашей деревне и утаскивает с собой в свое ледяное царство. И каждая проживает несколько лет, а затем умирает. Та роща, что ты видел, — это их кладбище. На могиле каждой растет осина, на которой, как и на березе, не распускаются листья, потому что души невест Карачуна не обрели покоя и бродят неприкаянными по деревне.
Красивая сказка, не поспоришь. Можно книгу написать, а потом, глядишь, даже фильм снимут. Отечественный кинематограф любит в последнее время всякие сказки экранизировать.
— Вот тебе и вся история, Демид, — продолжила баба Шура. — Поэтому я тебя и отправляю обратно в город — если влюбишься в Альку, уничтожит тебя Карачун. Невест своих он ни с кем делить не собирается.
Я подумал, что слова бабы Шуры могли бы меня насмешить, поэтому криво улыбнулся.
— Вы забыли, что у меня тут не все в порядке? — Я постучал указательным пальцем по виску. — Я не могу испытывать чувства, а значит, не полюблю Алю. Из этого следует, что Карачун меня не тронет.
Поспорить с моей логикой было сложно. Баба Шура сузила морщинистые глаза и цокнула языком. Кажется, таким образом она признала мою правоту.
— Ладно, посмотрим, — сказала она, опершись руками о колени и тяжело поднявшись с кресла. — Пойду еды тебе соберу. Поди, жрать уже нечего…
Для меня всегда оставалось загадкой, как люди могли употреблять грубые слова, выражая при этом заботу. Живя с дядей и постоянно слыша от него грубость, я и подумать не мог, что подобные слова можно употреблять и в положительном ключе. Опять же, я понял это благодаря Але. Если бы не она, я бы точно стал нехорошим человеком. Я и сейчас-то себя не мог хорошим назвать, но зато точно знал, что я не плохой.
Именно в благодарность за то, что Аля для меня сделала, я хотел ей помочь. Вовсе не из-за привязанности или еще из-за чего. У меня же неразвитые миндалины, о каких чувствах может идти речь? Я просто хочу вернуть ей долг, так сказать. Отплатить добром за добро. Вот и вся история, как сказала бы баба Шура.
Проследив за тем, как бабушка скрылась за дверью, Аля соскользнула с подлокотника кресла и, опустившись передо мной на корточки, заглянула мне в лицо.
— Ты ведь особенный, и не испытываешь чувств, — прошептала она, положив ладони мне на колени.
— Это очевидный факт, — кивнул я, не понимая, к чему она клонит.
— Может, у нас получиться обдурить Карачуна? — в теплых глазах Али блестела надежда.
— Никого дурить не надо. Мы с тобой просто уедем в город сегодня вечером. На последнем автобусе, — поделился я своим планом.
Аля от удивления округлила глаза. Испуганно оглянулась на дверь, будто боялась, что баба Шура может подслушать.
— Не волнуйся, я буду рядом, — тихо произнес я, накрыв ее ладони своими. — Я всегда буду рядом. Ты не будешь страдать, обещаю.
Опасные обещания, но они слетели с моих губ прежде, чем я над ними поразмыслил. Снова. И почему рядом с этой девушкой я перестал обдумывать каждый свой шаг?
Аля принялась нервно покусывать нижнюю губу, размышляя над моим предложением. После длительной тишины она, наконец, нерешительно кивнула, и я крепче сжал ее ладони.
— Пойдем как только стемнеет, — сказал я. — Скажи бабушке, что у тебя разболелась голова, ты выпила таблетку и решила лечь раньше. Потом через окно выбирайся наружу и иди к дому моего дяди. Я буду ждать тебя. Все понятно?
Аля кивнула.
В назначенное время она послушно ждала меня у двери, вжав голову в шею и испуганно озираясь по сторонам. Никаких громоздких сумок у Али не было, лишь небольшой рюкзак за спиной, который не выглядел набитым до отказа.
— У тебя так мало вещей? — спросил я, полагая, что девушка возьмет с собой целый чемодан.
— Взяла все самое необходимое.
— Молодец, — одобрил я. — Налегке быстрее и проще идти.
Мы обошли дом и вышли через заднюю калитку. Уличных фонарей в деревне было мало, и в некоторых местах улицы освещались лишь от света, что лился из окон. От дома дяди до леса не было ни одного фонаря, поэтому шансов пройти незамеченными по этой дороге было больше.
Я взял Алю за руку и повел за собой. После заката деревня будто бы вымерла. Лишь свет в окнах напоминал о живущих здесь людях. На улице же было пустынно и тихо. Я старался идти по неосвещённым участкам улицы, постоянно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь.
До самого леса мы никого не увидели, а все, что слышали, — это завывание ветра и хруст снега под нашими ногами.
— Осталось пройти лес и все, — сказал я, повернувшись к Але.
Она робко улыбнулась и кивнула. Я невольно скопировал ее улыбку и тоже кивнул.
По притоптанной тропинке мы спокойно дошли до недостроенной часовни, как вдруг лесную тишину нарушил хриплое воронье каркание. Аля вздрогнула и прижалась ко мне сзади.
В окне часовни сидел большой черный ворон, тот самый, которого я видел в день приезда. Его льдисто-голубые глаза пристально следили за нами.
— Это всего лишь ворон, — сказал я Але. Хотел еще добавить, что его не стоит бояться, но почему-то промолчал.
Девушка высунулась из-за моей спины и посмотрела на ворона. Птица снова каркнула и захлопала крыльями. Позади нас раздался странный звук, от которого Аля вздрогнула и крепко сжала мою руку у локтя.
Я резко обернулся и увидел, как с пушистых лап высокой ели падают последние комочки снега.
— Это снег осыпался с ветвей, — шепнул я напуганной Але.
— Почему только с одной ели? — спросила она, обернувшись.
Я пожал плечами и, бросив ей «идем», потянул ее за собой. Однако не успел я сделать и пары шагов, как замер, удивленно уставившись себе под ноги.
Притоптанная тропинка, по которой мы шли все это время, вдруг резко оборвалась. Будто все люди без исключения доходили до этого места и, передумав, возвращались назад.
Аля проследила за моим взглядом, а затем устремила взор карих глаз дальше, вглубь леса.
— Куда делась тропинка? — спросила она, все еще не выпустив мою руку.
— Замело.
— И как же теперь…
— Иди за мной, — произнес я и уверенно направился вперед по сугробам, надеясь, что после стольких хождений туда-обратно, я уже запомнил эту дорогу.
Аля отпустила мою руку, но сразу же схватилась сзади за куртку. Ее хватка придавала мне уверенности. Я не должен был заплутать, у меня не было на это права, потому что сегодня я шел не один.
Не могу точно сказать, сколько мы шли по сугробам, которые доходили до середины наших икр, прежде чем вдалеке услышали вой.
— Это волки, — дрожащим голосом произнесла Аля.
— Разве они здесь водятся? — На моей памяти в наших лесах не было никого, крупнее лисицы.
— Нет, но это необычные волки. — Аля снова прижалась ко мне. Ее трясло. — Это слуги Карачуна.
Мне захотелось завыть, как и эти волки. Снова она за свое — верит во всякие сказки и дрожит, как осиновый лист. Бабка знатно ей промыла мозги своими фантазиями.
— Они далеко, — не стал я спорить с девушкой. — Идем.
Аля неуверенно двинулась за мной. Волки не попугали меня, потому что я не испытывал страха, однако в моей голове роились тревожные мысли, которые касались Али. Почему-то я не мог перестать думать о том, что ей может грозить опасность.
Казалось, что снега с каждым шагом становилось все больше и больше. Вот он уже доставал до наших колен, и я остро ощущал, что моя обувь и штаны промокли. В скором времени я уже не буду ощущать ступни, и, вероятно, с Алей случится то же самое. Но самое неприятное во всей этой ситуации то, что я совершенно не был уверен, правильно ли мы идем.
Вой стал громче, но я старался не обращать на него внимание, сосредоточившись на движении вперед. Движении в неизвестность.
Откуда ни возьмись появился порывистый ледяной ветер. Он колол лицо тысячью острых игл и не позволял сделать полноценный вдох. Позади меня Аля закашлялась. Ее хватка ослабла. Я остановился и повернулся к ней. Согнувшись пополам, девушка дрожала и смотрела на свои ноги.
Я наклонился к ней и хрипло спросил:
— Что случилось?
От раздавшегося совсем рядом волчьего воя Аля вздрогнула и резко выпрямилась. Выпучив глаза и приоткрыв рот с потрескавшимися на морозе губам девушка в ужасе смотрела поверх моего плеча. Я медленно обернулся и увидел трех крупных волков. Обнажив клыки и не сводя с нас злобного взгляда, они медленно приближались к нам.
Я снова повернулся к Але и увидел за ее спиной еще четырех волков.
Над нами раздалось оглушительное каркание. Я инстинктивно поднял голову к небу и увидел черные очертания ворона. Почему-то я был уверен, что это тот самый, с льдисто-голубыми глазами.
— Демид, нам не уйти… — с отчаянием в голосе произнесла Аля. — Он не даст…
Я не понимал, как она в подобной ситуации верит в то, что все это колдовство. Это же совершенно нерационально, невозможно, абсурдно. Перед нами простые волки, здесь нет никакого колдовства. Мы просто… погибнем? В этом темном лесу, на холодном белом снегу. Вместе.
От этих мыслей я вздрогнул, почувствовав едва ощутимый холодок где-то внутри, под ребрами, ближе к сердцу.
За волками, в ельнике, что-то мелькнуло. Я устремил взор в ту сторону и увидел призрачную белую фигуру с длинными темными волосами. Затем еще, и еще. Они выплывали из-за деревьев и, неестественно склонив головы на бок, тянули к нам свои призрачные руки.
— Это невесты, — пролепетала Аля. — Он задействовал все свои силы, чтобы остановить нас…
— Нет, — произнес я, замотав головой. — Это не может быть реальностью…
— Они реальны, Демид. — В голосе Али уже не было страха, лишь отчаяние. Она приняла эту действительность, но я никак не мог этого сделать.
По мере того, как волки медленно приближались к нам, подплывали ближе и призраки. В реальности происходящего сложно было усомниться: мои ноги замерзли, ледяной ветер больно колол кожу, голова гудела и готова была взрываться. Во снах подобного не ощущается. Во снах такой боли нет.
— Аля… — Я нашел ее ладонь в вязаной варежке и крепко сжал. Впервые я не мог подобрать слов, впервые не знал, что делать. Впервые я был растерян.
Ворон продолжал летать над нами, зловеще каркая, словно отдавая приказы. Мне даже показалось, что несколько призраков и волков поглядывали вверх, на кружащую над нами птицу.
— Мы вернемся! — вдруг воскликнула Аля. — Мы вернемся в деревню, и я больше никуда не уйду, обещаю!
— Аля… — выдохнул я ее имя. Однако она не обратила на меня внимания.
Девушка выпустила мою ладонь и добавила:
— Не трогайте нас, мы возвращаемся! Свадьба в силе!
Я растерянно переводил взгляд с нее на волков и невест. Те замерли и притихли. Ветер тоже заметно стих, перестав дарить нам свои кусачие ледяные поцелуи.
Ворон в небе отрывисто каркнул. Один из волков, самый крупный, отступил назад. Остальные последовали его примеру. Невесты плавно заскользили к деревьям, откуда и появились.
— Что это? — спросил я. — Почему они уходят?
— Потому что я согласилась вернуться, — печально произнесла Аля. Казалось, она вот-вот заплачет.
— Нет, ты не должна! — чересчур громко воскликнул я.
Волки замерли и уставились на меня. Аля испуганно округлила глаза и прижала палец к губам, веля мне замолкнуть. Однако в меня будто кто-то вселился, и я не отдавал отчета своим действиям.
— Ты не вернешься! — Я схватил ее за руку и потянул за собой. — Я не позволю тебе сгинуть в этой дыре.
Вороний крик эхом прокатился по всему лесу. Волк, что был крупнее остальных, зарычал и кинулся на меня.
— Нет! — истошно крикнула Аля, но было поздно.
Волк вцепился в мою ногу. От резкой боли я вскрикнул и выпустил ладонь девушки.
— Мы уйдем! Обещаю! — закричала Аля. — Я сделаю все, что прикажешь! Только прошу, пощади его!
Кажется, она плакала. Я тоже плакал — чувствовал, как от пронизывающей все тело острой боли выступили слезы и покатились по обветренным щекам.
Снова послышалось каркание ворона. Волк разинул пасть и выпустил мою ногу. Аля сразу же кинулась ко мне, что-то бормоча. Я силился разобрать ее слова, но боль и отдающееся в висках сердцебиение не давали мне сосредоточиться.
— Все хорошо, Демид, — наконец смог разобрать я. — Все будет хорошо… Прости меня…