Невеста замка Пендоррик

Глава 6

Я была очень занята все утро, а после ленча решила пойти посидеть во внутреннем дворике. Я давно там не была, а погода стояла теплая и солнечная.

Усевшись на свою любимую скамеечку под пальмой, я открыла книгу. Но почитать мне не пришлось. Распахнулась северная дверь и появилась одна из сестер. Ловелла? Хайсон? К своему стыду, я опять не смогла угадать.

Она подошла и встала рядом.

— Привет! Тебе и впрямь нравится это место. Но ты что-то давно сюда не выходила.

— Занята была очень.

Она взглянула на меня очень серьезно.

— Знаю. Вдруг оказаться внучкой лорда Полоргана — хлопот, надо думать, много будет.

Она запрыгала ко мне на одной ноге.

— Только представь себе, ты могла бы всегда здесь быть… если бы твоя мама с пап ой не уехали. И мы бы тебя всегда знали.

— Могло и так случиться, — согласилась я.

— Но так, как получилось, интереснее. А то и бала бы — никакого не было, будь ты здесь всегда. Если бы никто не уходил, то и возвращения блудного сына, то есть дочери, не было бы, верно?

Она энергично закивала.

— Ты ведь теперь богатая, верно? А раньше бедная была, хоть, наверное, помоев для свиней не ела.

Теперь я уверилась, что передо мной Ловелла, потому что она стала прыгать вокруг меня, потом остановилась сзади, дыша мне в затылок.

— Не все обрадовались, когда он вернулся. Брат, который дома оставался, он не понимал, с чего это отец теленка зарезал ради брата, который сбежал, когда захотелось.

— Не волнуйся, у меня нет никакого брата, кому бы мое возвращение не понравилось бы.

— Ты не понимаешь. Брат чтобы был, вовсе необязательно. Притча ведь не буквально все говорит, верно? Нужно самой догадаться — так Бекки говорила. Меня Кэрри ждет, платье примерить. Бальное.

— Она и тебе шьет?

— Ага. Оно золотою цвета. Она два делает, совсем одинаковых. Вот весело будет. Они не смогут отличить, где Ло, а где Хай.

— Ну, тогда иди, раз ждет.

— А пойдем со мной. Посмотришь. Платье ужасно красивое. Правда.

Она запрыгала к западной двери. Я поднялась и пошла за ней, так и не поняв, Ловелла это или Хайсон.

Взбегая вверх по лестнице, она напевала себе под нос. Я узнала песенку Офелии, которую пел тот странный голос, так напугавший меня недавно. Но ее пение было непохоже на то. Она пела монотонно, едва намечая мотив.

— Что это ты поешь? — спросила я.

Остановившись, она медленно повернулась и посмотрела на меня сверху долгим многозначительным взглядом. И я наконец узнала Хайсон.

— Это песня Офелии из «Гамлета».

— Ты в школе ее слышала?

Она мотнула головой.

— Мисс Бектив научила?

Я поняла, что мой голос звучал почти истерически, и она заметила это тоже и забавлялась.

Она опять помотала головой, ожидая следующего вопроса. Но я сказала лишь:

— Очень привязчивый мотив.

И поднялась по ступенькам.

Она побежала вперед по коридору и распахнула дверь в рабочую комнату Кэрри.

Кэрри сидела за старомодной швейной машинкой. Перед ней лежало платье золотистого цвета. В комнате стояло два портновских манекена, детский и взрослый. На детском было еще одно золотистое платье, на взрослом — вечернее платье из лилового крепдешина.

— А, вот и вы, мисс Хайсон, — сказала Кэрри. — Я вас ждала. Пойдите-ка сюда. Мне тут ворот что-то не нравится.

— Со мной и миссис Пендоррик, — сообщила Хайсон. — Она хотела взглянуть на платья.

Я подошла к маленькому манекену в золотистом платье.

— Прелестно! — похвалила я. — Это, конечно, платье Ловеллы.

— Пришлось на мисс Хайсон примерять тоже. Мисс Ловелла ни секунды не может стоять спокойно, — пробубнила Кэрри, зажав в губах булавки.

— Правда, — сказала Хайсон с важностью. — У нее ветер в голове. Ни на чем не в силах сосредоточиться. Бекки говорит, это просто несчастье.

— Идите же сюда, мисс Хайсон.

Хайсон чинно стояла, пока Кэрри снимала с нее старое платье, натягивала новое из золотистого шелка.

— Чудесное платье, — сказала я.

— Ворот надо исправить.

Кэрри тяжело дышала, подкалывая ворот и качала головой. Я подошла к другому манекену в лиловом крепдешине. Платье было мастерски сшито, как и все вещи Деборы, хотя и несколько старомодно, с оборками на подоле и кружевным воротником. Все вместе смотрелось очаровательно.

— Мне казалось, вы собирались шить розовое? — спросила я.

— Угу, — пробурчала Кэрри с зажатыми в губах булавками.

— Наверное, Дебора передумала. Но, помнится, она говорила о розовом.

Хайсон несколько раз кивнула и мотнула головой в сторону двери. Я взглянула. За дверью на распялке висело другое платье, точная копия этого, но розовое. Я не верила своим глазам.

— Кэрри их два сшила, правда, Кэрри? — сказала Хайсон. — Два золотых — мне с Ловеллой — и два этих — лиловое и розовое, потому что с той поры, как они уехали из Девона, они уже не носили одинаковые цвета. Все изменилось, когда они оттуда уехали, скажи, Кэрри.

Хайсон смотрела на меня почти торжествующе, и я разозлилась на нее.

— Да о чем ты говоришь, ради всего святого!?

Она уставилась на носки своих туфель и молчала.

— Кэрри! — потребовала я настойчиво. — Ведь мисс Дебора передумала, правда? Или она захотела сразу два платья, раз материал пролежал уже так долго, так ведь?

— Розовое — это для мисс Деборы. Ей идет розовое, — пробубнила Кэрри, не глядя на меня.

— А лиловое?

Хайсон вырвалась от Кэрри и подскочила ко мне, схватив меня за руку.

— Розовое она сшила для бабули Деборы, — прошептала она заговорчески, — а лиловое для бабули Барбарины.

Кэрри улыбалась, глядя на лиловое платье, и приговаривала:

— Лиловый твой цвет, дорогая. Я всегда говорила, что двух таких красивых леди, как мои мисс Дебора и мисс Барбарина, не отыщешь во всем Девоншире.

Я вдруг почувствовала, что в комнате жарко и душно.

— Мне пора, у меня еще много дел, — сказала я и вышла.

Я спрашивала себя, что кроется за таким странным поведением девочки, и не находила ответа. Я могла понять, что ум Кэрри слегка повредился от старости и от горя после смерти Барбарины, которую она очень любила. Но Хайсон-то тут причем? Просто она озорная девчонка, решила я. Может быть, по какой-то причине — но по какой же? — ее задело мое появление в Пендоррике? И эти намеки насчет блудного сына и ягненка…

Я оглянулась, с трудом удерживаясь, чтобы не вернуться в комнату. Вместо этого я прошла по коридору и остановилась перед дверью в комнату Деборы. Поколебавшись, я постучала.

— Войдите! — раздался голос Деборы.

Она сидела за столом и читала.

— Дорогуша, какой приятный сюрприз! — воскликнула она и добавила, внимательно всматриваясь мне в лицо. — Что-нибудь случилось?

— Нет… ничего особенного. Просто я слегка озадачена.

— Проходите же сюда, сядьте и расскажите мне, что вас озадачило.

— Хайсон… Она очень странная девочка, вы не думаете? Я ее совсем не понимаю.

Дебора пожала плечами.

— Порой очень трудно понять, что твориться в голове у ребенка.

— Но Хайсон так чудно ведет себя! Ловелла совсем другая.

— Экстроверт и интроверт. У них противоположные характеры, хоть они и близнецы. Это так обычно и бывает. Но скажите, чем она расстроила вас?

Я рассказала ей о том, что случилось только что в комнате у Кэрри.

Дебора вздохнула.

— Знаю. Она и раньше так делала, что бы я ни говорила. Я остановилась на розовом и выбрала фасон. И вдруг обнаружила, что она сшила и лиловое платье того же фасона. Ну что с ней поделаешь!

— Она что, действительно верит, что Барбарина жива?

— Только иногда. В другое время она соображает на хуже нас с вами. А порой живет в прошлом. Мне это не мешает. Пусть себе. К тому же платья совершенно одинаковые, так что я могу надеть любое.

— А что Хайсон? — настаивала я. — Кэрри с ней разговаривает, не так ли?

— Хайсон все прекрасно понимает. Я ей объяснила. И просила не обижать Кэрри. Она добрая девочка и жалеет Кэрри. Вы как будто не одобряете этого, дорогуша?

— Мне все же кажется, что это не… совсем здорово, — сказала я.

— Думаю, все вполне безобидно. И Кэрри доставляет радость. Зачем ей мешать, если ей нравится думать, что Барбарина жива. Когда ее мозг просветляется и она понимает, что произошло, она ужасно тоскует. В Девоншире ей легче воображать, что Барбарина здесь, в Пендоррике, и мы скоро поедем навестить ее. А здесь она беспокоится, ищет ее повсюду и ждет.

Я молчала, и она накрыла ладонью мою руку.

— Дорогая моя, — продолжала она мягко, — вы молоды и полны здравого смысла. Вам трудно понять тех, чей ум помутнен… Но пусть фантазии Кэрри вас не тревожат. Она уже давно такая. А я не вынесу видеть ее несчастной… Пусть себе говорит: «Мисс Дебора пойдет на бал в розовом, а мисс Барбарина в лиловом». Что с того?.. Кстати о платьях. А вы сама что наденете?

Я сказала, что буду в вечернем платье зеленом с золотом, которое купила в Париже во время свадебного путешествия и которое надеть у меня еще не было случая.

— Уверена, что вы в нем будете сногсшибательны, милая, — воскликнула Дебора. — И ваш дедушка, и ваш муж будут вами гордиться. Ах, Фэйвел, какая вы счастливая! Найти мужа и почти сразу же деда! Удивительно!

— Да, — проговорила я медленно. — Действительно очень странно.

Она залилась веселым смехом.

— Вот видите, с вами тоже стали случаться странные вещи, как только вы оказались в Пендоррике!

Мы с Роком должны были явиться в Полорган за полчаса до того, как начнут собираться гости, чтобы вместе с хозяином встречать их.

Я заранее приняла ванну и стала одеваться. Надев платье, я осталась очень довольна своим видом. Платье было из зеленого шелкового шифона на золотистом сатиновом чехле с пышной волнистой юбкой от колен и золотым поясом. Волосы я зачесала наверх и выглядела по-парижски элегантно.

Рок вошел, когда я стояла у зеркала. Он осторожно обнял меня, потом отстранил на длину вытянутой руки и придирчиво осмотрел.

— У меня нет ни малейшего сомнения, кто будет королевой бала, — сказал он. — Так и должно быть.

Он бережно обнял и поцеловал меня, осторожно, словно я была хрупкой фарфоровой фигуркой, которую он боялся разбить.

— Ты бы одевался, — забеспокоилась я. — Нам ведь надо быть пораньше.

— Да, но сначала я хочу дать тебе вот это, — сказал он, вынув из кармана футляр.

Открыв его, я увидала сверкающее изумрудами и бриллиантами ожерелье.

— Известно под именем — довольно высокопарным — Изумруды Пендорриков, — сообщил он. — Их надевала на свадьбу та, что стала зваться Первой Невестой.

— Они восхитительны, Рок!

— Я вспомнил о них, когда предложил тебе купить это платье. Я ничего в платьях не смыслю, но подумал, что зеленый цвет как раз подойдет к ожерелью.

— Значит, ты хочешь, чтобы я надела это сегодня?

— Конечно.

Он вынул ожерелье из футляра и надел мне на шею. Если до этого я выглядела, как дама высшего света, то теперь вид у меня стал просто царственный. Так мне показалось.

— Ты мне ничего не говорил об изумрудах.

— Во всех пьесах и фильмах драгоценности появляются в нужный и точный психологический момент.

— Чтобы получился необходимый театральный эффект, — закончила я, рассмеявшись. — Восхитительные изумруды, Рок. А что, если я их вдруг потеряю?

— Почему ты их должна потерять? Застежка надежная. Ни одна невеста их не теряла вот уж две сотни лет. Почему же ты потеряешь?

— Спасибо, Рок.

Он пожал плечами.

— Я тут ни при чем. Благодарить надо другого Петрока, который и купил их Ловелле, когда женился на ней. Так что они твои по наследству. Но я страшно рад, что мы можем показать твоему шикарному деду, что твой муж тоже может подарить тебе что-то стоящее.

— Ах, Рок, ты столько мне дал и без этого…

— Знаю, знаю, дорогая, добрые сердца дороже изумрудов. И совершенно согласен с этим. Но мы поговорим позднее, а сейчас мне действительно пора одеваться.

— Ты прав, Рок, надо спешить.

Он пошел в ванную, а я взглянула на часы и с ужасом обнаружила, что нам надо выходить через пятнадцать минут. Зная, что Рок имеет привычку разговаривать, когда одевается, и боясь, что это его задержит, я решила подождать его в коридоре. Остановившись у окна, я стала смотреть вниз на внутренний дворик. Я думала о дедушке, о событиях последней недели, о том, как вдруг изменилась моя жизнь, как, может быть, изменилась и я сама.

Несмотря ни на что, я была счастлива. Я все больше и больше любила мужа, я с каждым днем привязывалась к дедушке, и мысль, что я могу скрасить его одиночество, доставляла мне огромную радость. Я знала, что он очень изменился с тех пор, как я приехала, а особенно после того, как открылся мне. Как мальчишка, он радовался совсем простым вещам, и я вдруг поняла, что ему в жизни так и не довелось быть по-настоящему молодым.

Погруженная в эти размышления, я стояла у окна, глядя на пруд внизу, на пальму, на роскошные гортензии, когда вдруг что-то заставило меня поднять глаза. Это было то же самое чувство, какое я часто испытывала внизу, под окнами дома, и сейчас оно было очень сильно. Я совершенно явственно ощущала на себе чей-то взгляд, причем не праздный и не дружественный взгляд, но пристальный и, возможно, враждебный.

Мои глаза невольно обратились к восточным окнам… к окнам, где располагалась музыкальная комната Барбарины.

Какое-то движение… Кто-то стоял там, возле окна, но не вплотную, а чуть отступив в глубь коридора… Вдруг, как бы отвечая на мой немой вопрос, женщина подошла ближе. Я не видела ее лица, но знала, что это женщина, потому что узнала ее платье, то самое лиловое платье, которое я видела на манекене в комнате Кэрри.

— Барбарина… — прошептала я.

Колыхнулась штора, я увидела бледную тонкую руку, кружевной воротник, но лица на таком расстоянии я не могла различить… Или она специально прятала лицо в тени? Несколько секунд женщина стояла неподвижно, затем отступила назад и исчезла.

Я замерла, не в силах оторвать взгляда от окна.

«Конечно, — говорила я себе, — это Дебора. Решила надеть лиловое платье, вот и все. Разумеется, это она… Но почему она мне не помахала и… зачем прятала лицо?.. Правда, все произошло так быстро, она могла и не заметить меня. Да-да, она меня просто не заметила!»

Рок показался в дверях и крикнул, что готов. Я хотела было рассказать ему о том, что видела только что, но подумала, решив, что на балу увижу Дебору в лиловом платье и все встанет на свое место.

Бальный зал в Полоргане был великолепен. Трегей, старший садовник, постарался на славу и устроил целую выставку чудесных экзотических растений. Но никакие экзотические цветы не могли затмить роскошные гортензии, которыми славился Корнуолл.

Дедушка уже ждал нас в зале. Рядом, изящно опершись рукой о его кресло-каталку, стояла Альтэа Грей. На ней было очень открытое нежно-голубое платье, украшенное белой камелией. Альтэа была ослепительно красива.

— Сейчас ты еще больше похожа на свою мать, — сказал дедушка, и голос его прервался от волнения.

Я наклонилась и поцеловала его.

— Все будет замечательно, — сказала я. — Я так хочу познакомиться со всеми твоими друзьями.

Он ухмыльнулся.

— Ну уж моими друзьями никто из гостей никогда не был. Очень немногие из них вообще тут бывали. Все они соберутся поглазеть на миссис Пендоррик, а вовсе не на меня. Кстати, как тебе понравилась зала?

— Она великолепна.

— А в Пендоррике есть похожие, Рок?

— Боюсь, что до такой роскоши нам далеко. Залы в Пендоррике кажутся маленькими по сравнению с этой.

— Вам нравятся эти панели? Мне их специально доставили сюда из Мидлендс. Там сломали один старый дом. В молодости я частенько говорил себе, что когда-нибудь этот дом будет моим. Так оно и получилось в некотором роде.

— В этой истории есть мораль, — сказал Рок, — Бери, что хочешь, и плати за то, что взял.

— Я и заплатил.

— Лорд Полорган, не забывайте, что вам опасно волноваться и перевозбуждаться, — напомнила Альтэа. — Если вы не будете следить за собой, я отвезу вас назад, к вам в комнату.

— Вы только послушайте, как она меня воспитывает, — заворчал дедушка. — Можно подумать, я школьник какой-нибудь. Да, держу пари, сестра Грей именно так и думает.

— Я здесь именно для того, чтобы о вас позаботиться, — сказала она, — Лучше проверьте, с собой ли у вас таблетки?

Он вынул из кармана серебряную коробочку и показал.

— Прекрасно. Держите их наготове.

— Я тоже за ним присмотрю, — пообещала я.

— Вы счастливчик, сэр, — заметил Рок. — Две самые красивые женщины бала ухаживают за вами.

Дедушка взял меня за руку.

— Да, — согласился он, — мне ужасно повезло.

— А вот похоже, и первые гости, — сказала Альтэа.

Она не ошиблась. Доусон в черной ливрее с золотыми галунами и пуговицами объявил прибывших.

Я испытывала гордость, стоя в этом зале между мужем и дедом и приветствуя гостей. Дедушка здоровался чопорно и сухо, Рок наоборот был весел и шутил с друзьями. Естественно, что я была центром внимания. Все хотели видеть, что за женщину взял в жены Рок Пендоррик, да и романтическая история моей мамы тоже была всем известна.

Многие из гостей Поздравляли Рока и говорили, что ему чрезвычайно повезло. Иногда мне казалось, что, говоря это, они имеют в виду и дедушкино богатство. Это мне было неприятно, но я постаралась думать только о приятном и скоро забыла обо всем, кроме бала.

Уже играла музыка, но гости все подъезжали. Собралась не только молодежь, но и старики, так как приглашены были семьи целиком, со всеми родственниками.

Наконец прибыли и Пендоррики. Впереди, взявшись за руки, шли близнецы, похожие друг на друга, как две капли воды, в своих одинаковых золотых платьях, за ними — Чарльз с Морвенной и, наконец, Дебора. В своем крепдешиновом платье, сшитом Кэрри, она, казалось, сошла с обложки журнала двадцатипятилетней давности.

Я не верила своим глазам: платье было розовое. Но кто же тогда был там, у окна, в лиловом?

Я через силу улыбалась им, но перед моими глазами стояло видение женщины у окна в лиловом платье Барбарины.

Дебора взяла меня за руку.

— Вы прелестны, милочка. У вас все в порядке?

— Да, конечно.

— Мне показалось, что вы, будто, испугались, увидя меня.

— Нет-нет… почему вы решили?

— Что-то все же случилось. Вы мне непременно должны рассказать потом. А сейчас не стану вас отвлекать.

Я улыбалась гостям, пожимала протянутые руки, но мысли мои были далеко.

Танцевала я много — с Роком и со многими другими мужчинами. Но где бы я ни была, я все время чувствовала на себе взгляд дедушки.

Кажется, я была хорошей хозяйкой, и бал удался на славу.

Дебора воспользовалась первым же случаем, чтобы поговорить со мной. Как только выдался момент, когда я стояла рядом с дедушкой одна, а Рок танцевал с Альтэа Грей, она подошла к нам.

— Скажите же, Фэйвел, отчего вы испугались сегодня, увидя меня? — спросила она, отведя меня немного в сторону и понижая голос.

— Мне показалось, что я видела вас сегодня в Пендоррике… у окна в восточном крыле… На вас было лиловое платье, — призналась я после некоторого колебания.

Дебора молчала, и я продолжала:

— Я оделась и ждала Рока в коридоре. Случайно взглянула в окно и увидела лиловое платье.

— И вы не видели, кто это был?

— Нет, лица я не различила, только платье.

— И что же вы подумали?

— Что вы решили надеть лиловое платье, а не розовое.

— А когда я появилась-таки в розовом, вы ведь не подумали, что видели Барбарину?

— О нет, не подумала. Но я стала гадать, кто же…

Она тронула меня за руку.

— Конечно, милочка, вы этого не подумали. Вы слишком разумны. Она помолчала секунду, прежде чем продолжить:

— Есть очень простое объяснение: у меня два платья, так? Я ведь могу сначала надеть одно, а потом передумать и надеть другое, правда?

— Так это были вы?

Она не отвечала, задумчиво глядя на танцующих, и я вдруг поняла, что не верю в это. Она ведь и не сказала, что надевала это платье, а лишь то, что могла бы это сделать. Она не хотела говорить неправды, но хотела как-то успокоить меня.

Я постаралась отогнать от себя эти мысли. «Разумеется, то была Дебора, — говорила я себе, глядя на ее доброе милое лицо. — Она мерила лиловое платье, она сама так сказала. Это так естественно — примерить платье. И это единственно — возможное объяснение…»

Но отчего она пошла в восточное крыло? Ответ был очевиден: потому что Кэрри отнесла его туда.

И я выбросила пугающие мысли из головы. Дебора посмотрела на меня и довольно улыбнулась.

Дедушка настаивал, чтобы я не стояла с ним, а шла танцевать. Ему нравилось видеть меня среди танцующих. Мне показалось, что он возбужден больше, чем следует, потому что глаза у него блестели и на щеках выступил румянец.

— Мне все это страшно нравится, — воскликнул он. — Жаль, что я раньше не устраивал таких развлечений! Ну уж теперь, когда ты вернулась домой, мы это дело наверстаем, верно? Кстати, а где твой муж?

Рок танцевал с Альтэа Грей, и я указал на них дедушке. Они были здесь самой красивой и заметной парой — светлая воздушная Альтэа и смуглый, темноволосый Рок.

— Он с тобой должен был танцевать, — заметил дедушка.

— Он и собирался, но я сказала, что хочу остаться с тобой.

— Нет, так не пойдет! А вот и доктор. Рад видеть вас, так сказать, в непрофессиональном качестве, доктор Клемент.

Эндрю Клемент улыбнулся мне.

— Очень любезно было с вашей стороны пригласить нас с сестрой, — сказал он.

— Почему бы вам не пригласить ее на танец? — вмешался дедушка. — Нечего ей стоять тут, как привязанной, весь вечер!

Доктор улыбнулся, и мы присоединились к танцующим.

— Дедушка не слишком возбужден? Ему не вредно? Как вы считаете? — допытывалась я.

— Я считаю, что даже полезно, миссис Пендоррик. И скажу вам, что с тех пор, как вы приехали, ему вообще стало гораздо лучше.

— Правда? Вы уверены?

— У него снова появился интерес к жизни. Знаете, мне порой казалось, что он может умереть от тоски… сидя у себя в комнате, день заднем, в полном одиночестве, глядя вдаль из своего окна… Теперь его не узнать. Он, бесспорно, человек очень сильный. Привык бороться и получать все, чего он желает. Ну а теперь у него появилось желание жить.

— Это же просто здорово! Я так рада!

— Он вами так гордится! Просто не нахвалится. Вчера он пригласил меня быть свидетелем при подписании кое-каких важных бумаг, и я сказал потом сестре Грей, что давно не видел его в такой хорошей форме. Она говорит, что это все благодаря его внучке, в которой он души не чает.

— Вы не представляете, как вы меня порадовали! А ваша сестра с вами?

— О да, хотя, по правде сказать, балы не в ее стиле. Вот какие-нибудь народные гулянья, танцы — другое дело.

Он рассмеялся, и в этот момент темноволосый молодой человек похлопал его по плечу. Эндрю Клемент в притворном гневе блеснул глазами и вскричал:

— Как! Это разве такой танец?

— Боюсь, что да, — ответил молодой человек. — Смена партнеров, и я забираю у вас миссис Пендоррик.

Молодого человека звали Джон Полдри, и он жил в нескольких милях от нас.

— Я домой ненадолго, — сообщил он. — Я учусь в Лондоне. Изучаю право.

— Я рада, что вы оказались дома и смогли прийти.

— Я тоже, здесь ужасно весело. И так интригующе то, что вы оказывается внучка Лорда Полоргана.

— Да. Так все думают.

— У вашего дедушки удивительно красивая медсестра, миссис Пендоррик.

— Да, она очень красива.

— Кто она, откуда? Я где-то уже видел ее.

— Ее зовут Альтэа Грей.

Он покачал головой.

— Нет, имя мне ничего не говорит… А вот лицо точно знакомо. Вроде бы было какое-то уголовное дело… Не могу вспомнить. А ведь я думал, у меня прекрасная память на профессиональные дела…

— Я бы сказала, что, раз встретив, ее не легко забыть.

— Согласен. Поэтому я был так уверен, что знаю ее. Ну, да ладно, потом само вспомнится.

— Почему бы вам не спросить ее саму?

— Дело в том, что я и спросил. Она меня таким холодом обдала, что ой-ой-ой! Меня она знать не знает и никогда не видела.

Снова объявили смену партнеров, и наконец я танцевала с Роком. Он был оживлен и весел, и было заметно, что ему тут нравится. Я была счастлива.

— Прекрасный бал, — сказал он, — но так редко удается завладеть вниманием хозяйки! Конечно, у нее есть обязанности…

— К тебе, кстати, это тоже относится.

— Ты разве не видела, как я стараюсь? Ни одну оставшуюся без кавалера даму не оставляю без внимания, не даю увять.

— Особенно, наверное, Альтэа Грей грозит остаться без кавалера. Ты ведь несколько раз с ней танцевал?

— На такого рода приемах люди, вроде Альтэа Грей или Рейчел, всегда в невыгодном положении. Сиделка и гувернантка. Снобизм еще достаточно силен здесь.

— Понятно. Об Альтэа ты позаботился. А что Рейчел?

— Хорошо, что ты мне напомнила. Надо и ее пригласить на танец.

— Прекрасно, — сказала я беззаботно. — Если ты так занят, надо этим воспользоваться и с толком провести время.

Он сжал мне руку.

— Не забывай, — прошептал он мне в самое ухо, — что все оставшееся время мы принадлежим друг другу. На всю жизнь.

Ужин прошел очень оживленно. Еда была великолепна. Столы накрыли в трех просторных комнатах, смежных с залом и выходящих на южную сторону. Стеклянные двери выходили на террасу, откуда открывался чудесный вид на сад и дальше на море, освещенное сейчас луной.

Как и бальная зала, комнаты были украшены прекрасными экзотическими цветами. Столы ломились от яств, Доусон и несколько других слуг в ливреях стояли за стойкой бара, а миссис Доусон следила за столами.

Я сидела за столом с дедушкой, Джоном Полдри, его братом, Деборой и близнецами.

Ловелла была непривычно тиха, совсем как Хайсон, и когда я ей шепотом сказала, что она на себя сегодня не похожа, Хайсон объяснила, что они поклялись вести себя тихо и не привлекать внимания, чтобы кто-нибудь не вспомнил, что им еще рано ходить по балам, и не велел Рейчел отвести их домой.

Они ускользнули от Рейчел, признались они, и от родителей.

— И, Фэйвел, пожалуйста, не надо, чтобы бабуля Дебора заметила, ладно?

Я обещала.

Пока мы беседовали, гости стали выходить на террасу. Я заметила, как прошли Рок и Альтэа и остановились у парапета, глядя на море и оживленно беседуя. Я снова почувствовала укол ревности.

В полночь гости стали расходиться, и вскоре остались только Пендоррики. Мы поздравили друг друга с успехом, попрощались с дедушкой, и Альтеэ Грей покатила его кресло к лифту, который он установил несколько лет назад, когда впервые проявилась его болезнь. Они поднялись наверх, а мы пошли к машинам.

Когда мы въезжали в ворота Пендоррика, было уже около часа, но миссис Пеналлиган поджидала нас и открыла нам дверь.

— Ой, миссис Пеналлиган, — сказала я, — почему вы не спите? Уже так поздно!

— Я полагала, мэм, — ответила она, — вы захотите все немного перекусить перед сном. Я вам супу приготовила.

— Суп! — вскричал Рок. — В жаркую летнюю ночь!

— Суп! Суп! Славный суп! — пропели близнецы.

— Это такая старая традиция, — прошептала мне Морвенна. — Никуда от этого не денешься, как ни старайся.

Мы прошествовали за миссис Пеналлиган через холл в маленькую зимнюю гостиную, где на столе уже стояли тарелки. При виде них Ловелла затанцевала по комнате, напевая: «И шум веселья слышался всю ночь».

— Ловелла, прошу тебя! — вздохнула Морвенна. — Неужели ты еще не устала? Ведь уже больше часа.

— Ни капельки не устала! — возмутилась та. — С чего бы мне уставать? Какой чудесный бал!

— Бал уже закончен, — напомнил Рок.

— И вовсе нет! — возразил а Ловелла. — Пока мы не легли. Вон еще суп будет!

— Пожалуй, Рейчел, не будите их завтра, — сказала Морвенна.

Вошла миссис Пеналлиган, неся в руках супницу.

— Как в добрые старые времена, — сказал Рок, с удовольствием потянув носом воздух. — Помнишь, Морвенна? Мы прятались на галерее и ждали их возвращения.

Морвенна кивнула.

— Кого «их»? — спросила Хайсон.

— Родителей, разумеется. Нам тогда было не больше…

— Пяти, — подсказала Хайсон. — Вам не могло быть больше пяти лет, ведь правда, дядя Рок?

— Ну и память у этих девчонок! — пробормотал Рок. — Тетя Дебора, вы их что, даты заставляете учить?

— А что это за суп? — спросила Ловелла.

— А ты попробуй, — ответил ей Рок.

Она съела ложку и восхищенно закатила глаза.

Все мы решили, что на самом деле не такая уж это плохая традиция — тарелка супа перед сном после бала, даже и в жаркую летнюю ночь.

Поев, мы почувствовали новый прилив сил, и никому не захотелось сразу идти в постель. Было приятно посидеть за столом и поговорить о Полоргане, обсудить гостей. Близнецы тоже остались и теперь отчаянно боролись со сном, напоминая увядающие желтые нарциссы.

— Им давно пора спать, — сказал Чарльз.

— Ну, папочка! — заныла Ловелла. — Ну не будь ты таким старомодным!

— Если вы не устали, — напомнил им Рок, — то другие здесь просто с ног валятся. Вон тетя Дебора уже почти спит. Да и у тебя, Морвенна, глаза закрываются.

— Ты прав, — согласилась Морвенна. — Но вечер такой чудесный, и так не хочется, чтобы он кончался! Давайте еще посидим немного, поболтаем.

— Да-да! — вскричала Ловелла. — Давайте, быстрее!

Все рассмеялись. Сон как рукой сняло.

— Мне все это напоминает Рождество, — сказал Рок, — когда мы сидим вот так же, клюем носом и все-таки ленимся идти в постель.

— И рассказываем страшные истории о привидениях, — добавил Чарльз.

— Расскажите что-нибудь сейчас, — взмолилась Ловелла. — Ну, пожалуйста, папа, дядя Рок! Я хочу про привидения.

Хайсон вдруг вся подалась вперед, застыв в ожидании.

— Сейчас не время, — сказал Рок. — Придется тебе подождать несколько месяцев.

— Не могу ждать! Я хочу сейчас!

— Нет, в самом деле, вам пора в постель, — заключила Морвенна.

Ловелла взглянула на меня задумчиво.

— У Невесты это ведь будет первое Рождество с нами, — объявила она. — Ей непременно понравится Рождество в Пендоррике. В прошлый раз мы не только рассказывали про привидения, но и песенки пели. Настоящие рождественские песни. Мне больше всего нравится…

— «Омеловая ветвь», — закончила за нее Хайсон.

— Ага. Тебе понравится. Она про другую невесту.

— Фэйвел и без тебя знает, — вмешалась Морвенна. — Ее все знают.

— Нет, я не слышала, — сказала я. — В Италии Рождество празднуют совсем по-другому, не как в Англии.

— Подумать только, она не слыхала про «Омеловую ветвь»! — поразилась Ловелла.

— Какая потеря! — рассмеялся Рок. — Удивительно, как она жила без «Омеловой ветви».

— Я ей расскажу сейчас, про что эта песенка, — заявила Ловелла. — Слушай, Невеста. Та, другая, невеста играла в прятки в старом замке, как его…

— «Приют монахов», — подсказала Хайсон.

— Плевать на название, глупая.

— Ловелла, — одернула ее мать, — как ты разговариваешь?

Но Ловелла и бровью не повела и затараторила дальше:

— Так вот, они играли там в прятки, и невеста залезла в дубовый шкаф, а замок защелкнулся, и она осталась там навсегда.

— Шкаф открыли только через двадцать лет, — вставила Хайсон. — И там нашли один ее скелет.

— Но ее платье и флердоранж остались как новые, — радостно заключила Ловелла.

— Единственный приятный момент во всей этой истории, — усмехнулся Рок. — То-то они обрадовались!

— И совсем не смешно, дядя Рок, а очень даже грустно.

— «За ней защелкнулся замок, — пропела Хайсон, — Закрыв ее навеки».

— Вот тебе и мораль, — сказал Рок, ухмыляясь. — Нечего прятаться по дубовым шкафам, особенно если ты невеста.

— Бр-р-р, — Морвенна поежилась. — Не нравится мне эта песенка. — Уж больно мрачная.

— Именно поэтому она нравится твоим дочерям, Венна, — заметил Рок.

— Вы как хотите, а я иду спать, — сказал Чарльз. — А девочкам и подавно пора.

Дебора зевнула.

— Я тоже.

— А у меня предложение, — воскликнула Ловелла. — Давайте, каждый споет по рождественской песенке.

— У меня другое предложение, получше — в постель, — сказал ее отец.

Рейчел встала.

— Все, пошли, — позвала она девочек. — Уже часа два, не меньше.

Не обращая внимание на возмущенные взгляды Ловеллы, мы все встали и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.

На следующий день я отправилась в Полорган проведать дедушку.

В холле меня встретила миссис Доусон, и я поблагодарила ее и похвалила за то, что они с мужем так хорошо подготовили все ко вчерашнему торжеству.

— Так приятно, мадам, если тебя ценят, — сказала она. — Не то, чтобы Доусону и мне нужны «спасибо». Это наши обязанности, и мы, смею надеяться, справляемся с ними, как надо.

— Вы великолепно справляетесь, миссис Доусон.

В этот момент вошел ее муж, и она сообщила ему мой отзыв. Доусон расплылся в улыбке.

Я спросила, как чувствует себя дедушка.

— Он спит, мадам. Вчера так радовался, но и устал, должно быть, немного.

— Тогда я пока не буду его беспокоить. Пойду погуляю в сад.

— Я понесу ему кофе через полчаса, мадам, — сказала миссис Доусон.

— Прекрасно. Я полчасика и погуляю.

Доусон вышел со мной. Мне показалось, что он хочет поговорить со мной наедине. И действительно, он прошел за мной до оранжереи и, когда я остановилась, заговорил:

— В доме все так рады, мадам, что вы приехали домой, — начал он, — за одним исключением, то есть…

Я в изумлении уставилась на него. Он избегал встречаться со мной взглядом. Впечатление было такое, что как верный слуга он чувствует себя обязанным предупредить меня и что обязанность эта ему не доставляет удовольствия, а дело очень деликатное.

— Спасибо, Доусон, — сказала я. — Кто же исключение?

— Сиделка.

— Сестра Грей?

Он оттопырил нижнюю губу и потряс головой.

— У нее были другие планы, уж я-то знаю.

— Доусон, — сказала я, — вы очень не любите сестру Грей, не так ли?

— В доме никто ее не любит, мадам… кроме молодых парней, которые не видят ничего, кроме хорошенького личика.

Его слова не произвели на меня особого впечатления. Обычная вражда между медсестрой и слугами, как я и предполагала и как говорила мне и сама Альтэа. Наверняка она любит подчеркивать свое превосходство и ставить слуг на место. Может быть, она пыталась отдавать приказы кухарке, как Рейчел в Пендоррике. Теперь Доусон и его жена считают меня хозяйкой, и поэтому решили мне пожаловаться.

— Миссис Доусон и я, мадам, мы всегда чувствовали себя в привилегированном положении тут. Мы ведь уже много лет служим у его светлости.

— Разумеется, вы в привилегированном положении, — заверила я его. — Я в этом не сомневаюсь.

— Мы были тут, когда еще мисс Лилит была дома…

— Ой, так вы знали мою маму?

— Прекрасная молодая леди, и, если мне позволено будет заметить, вы очень на нее похожи.

— Спасибо, Доусон.

— Вот отчего, — продолжал он, — мы с миссис Доусон и решили поговорить с вами.

— Конечно, Доусон. Вы можете мне сказать, все, что вас беспокоит.

— Вот именно, беспокоит, мадам. Было время, мы боялись, что она за него замуж выйдет. Именно это у нее и было на уме, можете мне поверить. Мы с миссис Доусон решили, как только это случиться, искать другое место.

— Постойте-постойте… мисс Грей… выйти за моего дедушку?

— И не такое случается, мадам. Богатые старые джентльмены, бывает, женятся на молодых сиделках. Видите ли, они начинают чувствовать, что без них пропадут, а девицы, естественно льстятся на их денежки.

— Уверена, что дедушку не проведешь. Он для этого слишком умен!

— Да и мы то же самое говорили. У нее ничего и не вышло, хоть и старалась изо всех сил, смею вас уверить.

Он приблизился ко мне и зашептал:

— Только хочу вас предупредить, мадам, что она — чистой воды авантюристка.

— Понимаю.

— И еще кое-что. Наша дочка — она замужем — приезжала нас навестить недавно, как раз перед вашим возвращением, мадам. Так вот, она увидала сестру Грей и сказала, что ее фотография встречалась ей в газете. Она была в этом уверена, только ей казалось, что имя ее вовсе и не Грей.

— А почему ее фотография была в газете?

— Какое-то расследование. Морин точно не помнила, но что-то нехорошее, это точно.

— Но, может быть, она перепутала? Может, речь шла о конкурсе красоты или еще о чем-нибудь в этом роде?

— Нет-нет. Морин бы запомнила, если бы конкурс. Там было что-то про суд. И ее там звали медсестра такая-то, Морин не запомнила имени, но только не Грей. Вот лицо запомнила. Такое лицо трудно забыть.

— А вы ее саму не спрашивали?

— Ах, нет, мадам. Разве мы такое можем спрашивать. Она обиду разыграет, оскорбится. Доказательств ведь у нас нет. Не за что зацепиться. Да и теперь, когда вы тут, его светлость совсем другим стал. За него теперь можно не бояться. Так мы с миссис Доусон решили. Но только все равно мы смотрим за ней в оба.

— О! Миссис Пендоррик! Доброе утро! — раздался сзади мелодичный голос.

Я резко повернулась. Альтэа Грей улыбнулась мне. Я почувствовала, как краска стыда заливает щеки. «А что, если она все слышала? — подумала я. — Голоса ведь так разносятся на открытом воздухе».

— По вам и не скажешь, что вы полночи не спали, — продолжала она. — А ведь, держу пари, так оно и было. Ах, какой был вечер! Лорд Полорган просто в восторге, как все прекрасно прошло.

Доусон незаметно удалился, оставив нас вдвоем. Я вглядывалась в лицо молодой женщины, пытаясь понять, что делало его таким запоминающимся, таким необычным. Прекрасные светлые волосы, густые брови, гораздо темнее волос, живые темно-синие, как фиалки, глаза, прямой, почти египетский нос, неожиданный при таком бело-розовом, чисто саксонском цвете лица. Это было загадочное лицо, лицо женщины, знающей свет, женщины с прошлым, которая не желает, чтобы это прошлое влияло на ее настоящее и будущее. Я была уверена также, что, даже если она ничего и не слышала, она все равно знала, что Доусон говорил о ней и говорил отнюдь не доброжелательно.

Я вспомнила, что молодой человек, Джон Полдри, с которым я танцевала вчера, тоже был уверен, что лицо Альтэа Грей ему знакомо, и тоже связал его с каким-то судебным разбирательством.

Идя теперь к дому рядом с ней, я чувствовала некоторую настороженность.

— Лорд Полорган надеялся, что вы придете сегодня утром. Я сказала ему, что наверняка придете.

— Я немного волнуюсь, как он чувствует себя после вчерашнего?

— Ему это пошло на пользу. Положительные эмоции. Ему так понравилось, что бал в честь его красавицы внучки удался.

Улыбка не сходила с ее лица, и мне показалось, что улыбка эта слегка насмешливая. И хотя в ее словах не было ничего обидного, я почувствовала, что Альтэа Грей в душе смеется надо мной.

Неделей позже, ночью, меня разбудил звонок. Телефон стоял с моей стороны кровати, и я успела поднять трубку прежде, чем проснулся Рок.

— Это сестра Грей. Вы не могли бы сейчас подъехать? Это срочно. Лорд Полорган очень плох и просит вас.

Я вскочила с кровати.

— Что случилось? — спросил Рок встревоженно.

Я объяснила. Мы стали быстро натягивать на себя какую-то одежду. Он пытался успокоить меня.

— Который час? — поинтересовалась я в машине на пути в Полорган.

— Начало второго.

— Ему совсем плохо, раз она позвонила! — воскликнула я, чуть не плача.

Рок накрыл ладонью мою руку, как бы говоря, что он со мной, что бы ни случилось.

Доусон встретил нас у двери.

— Боюсь, мадам, что он совсем плох.

Я побежала вверх по лестнице. Рок следовал за мной, но в спальню не вошел, а остался ждать у двери.

Подошла Альтэа.

— Слава богу, вы пришли. Он вас все время спрашивает. Я позвонила тотчас же, как узнала.

Я приблизилась к кровати. Дедушка полулежал, откинувшись на подушках. Вид у него был совершенно измученный, и я заметила, что ему трудно дышать.

— Дедушка! — позвала я тихонько.

Он беззвучно зашевелил губами, пытаясь произнести мое имя.

Опустившись на колени, я взяла его руку в свои и поцеловала. Я была в отчаянии. Неужели я снова потеряю его, так скоро?

— Я здесь, дедушка. Я с тобой. Приехала сразу, как узнала.

По легкому движению головы я поняла, что он слышит и понимает меня.

Альтэа шепнула мне:

— Ему не больно сейчас. Я сделала укол морфия. Доктор Клемент прибудет с минуты на минуту.

Я взглянула на нее и по выражению ее лица поняла, что положение очень серьезное. Как в тумане, я видела Рока возле кровати. К нему подошла Альтэа и что-то сказала. Я перевела взгляд на дедушку.

— Фэйвел, — прошептал он чуть слышно, и его пальцы шевельнулись в моих.

Я приблизила лицо к его губам.

— Ты здесь, Фэйвел?

— Да, дедушка.

— Фэйвел… прощай, девочка моя.

— Нет!

Он улыбнулся слабой и грустной улыбкой.

— Так недолго… Но это было счастливое время… самое счастливое… Фэйвел, тебе следует быть…

Лицо его мучительно искривилось. Ему было трудно говорить.

— Не разговаривай, дедушка. Тебе нельзя напрягаться.

Он нетерпеливо поморщился.

— Быть… осторожнее… Фэйвел… будь… осторожна…. Теперь это… все… твое. Помни…

Я догадалась, о чем он хотел сказать. Теперь, когда я стала богатой, он боялся за меня.

— Дедушка, не волнуйся за меня. Не думай ни о чем. Только поправляйся. Ты должен поправиться! Я прошу тебя!

Он покачал головой.

— Не мог найти…

Но воздуху ему не хватило. Он закрыл глаза и отдохнул немного.

— Устал… Фэйвел… постарайся… Когда у тебя деньги… все по-другому. Может, я… был не прав… но я хотел… Ах, жаль, что я не смогу остаться еще ненадолго… чтобы помочь тебе, Фэйвел…

Он задыхался. Лицо его посерело, и он без сил откинулся на подушки.

Прибыл доктор Клемент, и по его лицу я поняла, что конец близок.

Мы сидели в той самой комнате, где было сыграно так много партий в шахматы и выпито так много чашек чая, — доктор Клемент, Рок, Альтэа Грей и я.

Говорил доктор Клемент:

— Такого ожидать можно было в любой момент, как это ни печально. Он позвонил в колокольчик?

— Нет. Я бы услышала. Моя комната рядом. Колокольчик всегда стоит на столике возле кровати на случай, если ему что-нибудь потребуется ночью. Доусон вошел к нему в комнату — закрывал на ночь окна и увидел свет в спальне. Он нашел лорда Полоргана на полу. Тот задыхался и у него были сильные боли. Доусон позвал меня, и я сделала укол морфия.

Доктор Клемент подошел к двери.

— Доусон! — позвал он. — Вы здесь, Доусон?

Доусон появился на пороге.

— Значит, вы вошли и увидели лорда Полоргана в беде.

— Совершенно верно, сэр. Я увидел свет и решил проверить, все ли в порядке. Я видел, что он просит чего-то, но не мог понять, чего именно. А когда понял, что ему нужны таблетки, то сначала не мог их найти и позвал сестру Грей. И она сделала укол морфия.

— Значит, припадок случился, потому что он не успел принять нитроглицерин.

— Я всегда говорила ему, чтобы он держал их под рукой, — сказала Альтэа.

Доусон посмотрел на нее с презрением.

— Я нашел их, сэр, уже потом. После того, как сестра сделала укол морфия. Коробочка валялась на полу, раскрытая, и таблетки рассыпались. Колокольчик тоже был на полу, сэр.

— Он, должно быть, все свалил, когда потянулся за таблетками, — предположила Альтэа Грей.

Я взглянула на Рока. Он сидел молча, уставившись прямо перед собой.

— Да. Все это очень печально, — пробормотал доктор Клемент. — Давайте-ка, миссис Пендоррик, я вам дам успокоительного. И непременно ложитесь в постель и постарайтесь хоть немного поспать.

— Доктор прав, дорогая. Я отвезу тебя домой. До утра ведь все равно ничего не сделать.

Доктор грустно улыбнулся мне.

— Ему уже ничем нельзя было помочь, — сказал он.

— Ах, если бы он сумел принять таблетки вовремя! — воскликнула я в отчаянии.

— Может быть, это помогло бы, а может, и нет. Так или иначе, теперь уже ничего не поправишь.

— И все-таки, если бы не роковая случайность… — начала я и вдруг встретила пристальный и многозначительный взгляд Доусона.

Страшное подозрение мелькнуло у меня в душе.

— Что же делать, дорогая, что же делать, — говорил между тем Рок. — Кто же мог предвидеть, что так случится. Он потянулся в спешке, опрокинул колокольчик, уронил коробочку…

Я поежилась, как от холода. Мне хотелось поскорей уйти из этой комнаты. Выражение лица Доусона испугало меня, и я избегала смотреть в спокойное красивое лицо Альтэа Грей.

Рок взял меня под руку и повел к машине. Как со стороны я видела все, что произошло с той минуты, как мы с Роком вошли в дом. Я видела себя возле умирающего дедушки, слышала его прерывающийся голос, умоляющий меня быть острожнее, предупреждающий об опасности впереди. Роки Альтэа вместе… она что-то говорит ему. Что?.. Какое выражение у них в глазах, когда они смотрят друг на друга?

— Пойдем, дорогая. Ты совсем без сил. Доктор Клемент прав. Это ужасное потрясение для тебя.

Горькими были для меня следующие недели. Только теперь, потеряв его, я поняла вполне, как дорог стал мне дедушка. Только теперь я почувствовала, чего лишилась. Мне недоставало не только его общества, не только моей радости — несколько даже самодовольной — от сознания своей нужности, необходимости ему. Я вдруг почувствовала, что лишилась той уверенности, того чувства защищенности, которые давал мне этот волевой и сильный человек, знающий жизнь и людей. Я всегда знала, не отдавая себе в этом отчета, что, окажись я в беде, он придет мне на помощь и сумеет защитить меня, свою плоть и кровь.

Это чувство незащищенности, одиночества пугало и удивляло меня сейчас. Ведь у меня был муж, которого я безумно любила, который был счастьем моей жизни. Разве не у него мне нужно было бы искать защиты? Но смерть дедушки вдруг заставила меня осознать правду о моих отношениях с Роком. Мысль о том, что я могу когда-нибудь потерять его, была для меня невыносима, дороже него и меня никого и ничего не было. И все же я не могла полностью доверять ему, я не знала его. Я ревновала и подозревала его…

Поскольку я была наследницей, я много раз встречалась с поверенными, ответственными за исполнение завещания, и была занята круглый день. Завещание было очень простое: мне переходило все состояние, которое оказалось огромным, Доусонам была назначена большая пожизненная пенсия, Альтэа Грей получила тысячу фунтов, все слуги также были вознаграждены в зависимости от длительности их службы в Полоргане. Большая сумма была оставлена на помощь сиротам (дедушка сам вырос без родителей), и я была до слез этим тронута. Налоги на наследство, мне сказали, будут огромны, но мое состояние все же останется очень внушительным..

И снова, в который раз, мир вокруг меня переменился. Судьба давала мне богатство, отнимая при этом радость и беззаботность жизни, бескорыстную дружбу окружающих.

Мне чудилось, что Дарки и доктор Клемент с сестрой чувствуют себя со мной не очень ловко, что в деревне шепчутся за моей спиной, когда я прохожу. Я стала не просто миссис Пендоррик, но богатой миссис Пендоррик. Но более всего меня угнетали перемены в самом Пендоррике. Морвенна и Чарльз радовались втайне, близнецы поглядывали на меня искоса, как будто слышали про меня какую-то сплетню и увидели меня в новом свете.

Откровеннее всех высказалась Дебора.

— Барбарина тоже была наследницей, но ни в какое сравнение с вами ее состояние, разумеется, не идет, — сказала она.

Она была права. Теперь я уже не могла сказать себе, как прежде: «Рок любит меня. Иначе разве бы он женился на такой бедной девушке, когда в Пендоррике так нужны средства!» Я не могла отмахнуться, как прежде, от истории Барбарины.

Деньги дедушки коснулись и наших с Роком отношений. Через несколько недель после похорон со мной беседовал мой поверенный и указал мне на, как он выразился, «желательность составления завещания», что я и исполнила, завещав все, за немногим исключением, моему мужу.

Наступил сентябрь. Вечера стали короче, а по утрам стояли туманы, но дни были еще жаркими, почти как в июле.

Прошло два месяца, а я все еще оплакивала дедушку. Я ничего не предпринимала в Полоргане, и Доусоны, и все остальные слуги оставались там. Альтэа Грей решила отдохнуть, прежде чем искать другое место, и сняла небольшой коттедж в миле от Пендоррика, который хозяева сдавали отдыхающим на летние месяцы.

Я понимала, что надо что-то делать с домом, и после некоторых раздумий нашла выход. Я решила устроить в Полоргане приют для сирот, таких же брошенных, никому не нужных детей, каким был когда-то дедушка.

Когда я рассказала Року о своих планах, он покачал головой.

— Это не простое дело, — сказал он.

— Мне кажется, дедушка бы одобрил. Он ведь сам рос сиротой.

Рок отошел к окну — мы были в спальне — и стал смотреть вдаль на море.

— Рок, тебе что, не нравится моя идея?

— Дорогая, я считаю, что такое решение нельзя принимать, не подумав хорошенько. Это очень серьезное начинание.

— Кончено, Рок. Я и думаю пока…

— Сейчас все так усложнилось. Придется преодолевать множество бюрократических препон… И ты думала, во сколько обойдется содержание такого заведения?

— Я пока еще не продумала детали, просто у меня возникло такое желание или намерение. Но я, конечно же, все взвешу и потом решу.

— Нам много чего придется продумать, — заметил он.

Мне показалось, что такая перспектива не очень ему по душе, я решила некоторое время не говорить об этом, но так легко отступать я не собиралась.

В это время я часто заходила к старику Джессу Плейделлу, который всегда радовался моему приходу. Я редко приходила с пустыми руками, но мои визиты значили для него гораздо больше, чем подарки.

Тот сентябрьский день навсегда останется в моей памяти, потому что это был первый день настоящего страха, и именно тогда я осознала, что картина мира переменилась для меня — деталь за деталью — и я оказалась лицом к лицу с жестокой действительностью, полной страшных подозрений и настоящего ужаса.

День начался, как обычно. Утром я сбегала в магазинчик миссис Робинсон за табаком. Дебора попросила меня заодно купить ей шпилек, а Морвенна — немного мочала подвязывать растения в саду. Выходя из дома, я встретила Рейчел с девочками, и они проводили меня до самого магазина. Когда я вернулась, Рок с Чарльзом направлялись на ферму.

К Джессу я выбралась лишь к вечеру и застала его на месте, греющимся в последних лучах заходящего солнца.

Я присел а рядом, и мы поболтали немного, а потом вошли в дом выпить чаю, так как становилось прохладно. Ему нравилось самому готовить чай и ухаживать за мной, я знала это и не мешала ему хозяйничать.

Мы пили душистый крепкий чай, и Джесс рассказывал о старых днях, о том, какие сады были в Пендоррике в его время.

— Ах, мэм, если бы вы только видели, как там все было лет сорок назад! Под моим началом работали еще четыре садовника, весь день мы трудились. Какой цветник был на скалах, вы бы видели! Прямо картинка!

Он мог говорить об этом часами. Я многое узнала о жизни в Пендоррике сорок или пятьдесят лет назад, когда Джесс был молод и полон сил. Жизнь для хозяев дома была беззаботнее и лете, чем сейчас, но и тогда уже чувствовались перемены.

— А вот когда я мальчишкой еще был, тогда совсем другое дело, — вздыхал Джесс.

Я старалась представить себе жизнь в Пендоррике восемьдесят лет тому назад. Кто тогда был владельцем дома — дед Рока? Прадед?

— Тогда и мысли не было, чтобы могло чего-то не хватать, — рассказывал Джесс. — И думать не думали, что когда-нибудь по-другому будет, а не так, как спокон веку повелось. И бухта Полорган наша была, а дома этого и в помине не было…

За рассказами время пролетело незаметно, и было уже около шести, когда я собралась, наконец, уходить.

Уже стемнело. Туман, который весь день висел над морем, сгустился и местами почти скрывал дорогу. Пахло морем. Я остановилась у кладбищенских ворот, глядя на надгробные камни, которые, казалось, плыли по воздуху, то появляясь, то скрываясь в тумане. И вдруг я услышала голос, тот самый высокий, слегка не в тон голос. Казалось, он доносится с кладбища.

Сердце у меня бешено забилось, я почувствовала дрожь в коленях. Я огляделась кругом, но не увидела ни души.

Кто-то пел там, среди могил, и я должна была выяснить, кто. Я открыла калитку и вошла на кладбище. Кто бы это ни был, я была уверена, что это кто-то из обитателей Пендоррика, и потому направилась к фамильному склепу. «Должно быть, это Кэрри, — говорила я себе. — Именно она приносит венки Барбарине, а раньше она наверняка часто слышала, как Барбарина пела эту песенку, и запомнила ее. Это непременно Кэрри!»

Подойдя к склепу, я остановилась, пораженная: дверь была распахнута настежь. Такого раньше не случалось, и у меня сложилось впечатление, что открывают ее, только когда кто-нибудь из Пендорриков умирает.

Я приблизилась и снова услышала голос:

Мне показалось, что голос доносится из склепа.

— Кэрри? — позвала я, спускаясь по ступенькам. — Кто тут? Кэрри, вы здесь?

Я заглянула внутрь и опять позвала:

— Кэрри! Кэрри, откликнитесь!

Мой голос гулко отозвался в каменной пустоте склепа. Ответа не было. Внутрь вели еще ступеньки, и я осторожно спустилась, вглядываясь в темноту.

Когда глаза привыкли, я различила в слабом свете из открытой двери очертания каменных саркофагов по стенам. Пахло сырой землей. Я сделала несколько шагов, и вдруг наступила полная темнота. От испуга я несколько секунд не могла пошевелиться. Горло у меня перехватило, я задыхалась. Я даже не сразу поняла, что кто-то закрыл дверь в склеп, я поняв, содрогнулась от ужаса.

— Кто здесь? — закричала я. — Кто закрыл дверь?

Я повернулась, споткнулась о ступеньку и упала, больно ударившись о камень. В панике я вскочила на ноги и, добравшись до двери, толкнул а ее, что было силы. Дверь даже не дрогнула. Потеряв голову, я принялась колотить по двери кулаком и звать на помощь, но очень скоро поняла, что это бесполезно. Услыхать меня снаружи можно было, лишь вплотную приблизившись к двери.

Вдруг обессилив, я опустилась на холодные ступени. Кто-то специально заманил меня в склеп, кто-то, кто хочет уничтожить меня. Сколько я смогу пробыть здесь, пока не умру от голода, отчаяния и жажды? Но ведь меня хватятся очень скоро. Рок станет искать меня, он придет сюда…

— Рок! — позвала я в отчаянии. — О, Рок… приходи быстрее!

Я спрятала лицо в ладони, страшась взглянуть вокруг, старалась увидеть мертвецов Пендоррика. Кто-то и меня хочет видеть среди них…

Вдруг я почувствовала рядом какое-то движение. Я прислушалась. Чье-то дыхание?

Я почувствовала, как волосы зашевелились у меня на голове. Я попыталась взять себя в руки. Я не верю в привидения, говорила я себе. Но так легко было говорить наверху, при свете дня, в освещенной комнате. Я же оказалась погребенной заживо среди мертвецов. И кто-то двигался рядом в темноте…

Никогда в жизни мне еще не бывало так страшно. Способность думать почти оставила меня, я не чувствовала ничего, кроме животного ужаса.

Вдруг чья-то холодная рука коснулась моей. Как со стороны я услышала свой крик: «Барбарина!». В эту минуту я верила легенде Пендорриков, верила, что Барбарина заманила меня сюда, чтобы теперь мой призрак витал в доме, а сама она смогла отдохнуть.

— Фэйвел! — раздался рядом испуганный шепот, и я опомнилась.

— Хайсон! — воскликнула я. — Хайсон!

Я почувствовала огромное облегчение и одновременно стыд за то, что так ей обрадовалась. Но я ничего не могла с собой поделать. Как хорошо, что я не одна здесь! Никогда еще я не была так счастлива услышать человеческий голос.

— Хайсон, как ты сюда попала?

Она поднялась по ступенькам и села рядом, прижавшись ко мне.

— Бр-р-р! Тут страшно, когда закрыта дверь, — заметила она.

— Это ты закрыла дверь, Хайсон?

— Я? Так я же сама закрыта здесь вместе с тобой.

— Как же ты тут очутилась?

— Я знала, что-то произойдет…

— То есть, как это знала? Что знала?

— Да вот знала… И сюда пришла посмотреть, все ли с тобой в порядке.

— Что ты имеешь в виду? Как ты могла знать?

— Я уже говорила, что я чувствую… А потом я услышала пение, и дверь была открыта… Я и зашла.

— А меня ты видела?

— Ага. Я зашла сюда за минуту до тебя. Когда ты вошла, я спряталась за ступеньками.

— Ничего не понимаю. Кто же тогда пел? Что все это значит?

— Это значит, что Барбарина тебя заманила. Хочет, чтобы ты заняла ее место. Она не знала, что я тоже здесь.

— Барбарина умерла. Давно.

— Ее душа не может успокоиться. Из-за того проклятья.

Я уже совершенно владела собой и вновь обрела способность мыслить здраво. Удивительно, как много значит присутствие другого человека, пусть ребенка, в подобных ситуациях.

— Чепуха! — возразила я. — Барбарина умерла, а вся эта история о привидении — просто легенда, сказка.

— Она ждет, когда умрет следующая Невеста.

— Не собираюсь я умирать.

— Мы обе умрем, — заявила Хай сон беспечно, и я поняла, что она ничего не знает о том, что такое смерть. Она никогда не видела смерти. По телевизору она видела: человек бежит, потом упал — раз, и умер. В ее представлении смерть мгновенна и безболезненна, как игра. Хайсон ведь еще совсем ребенок, которому нравится изображать из себя ясновидящую.

— Не говори глупостей, Хайсон. Вовсе мы не умрем. Воздух сюда поступает. Нас скоро хватятся и станут искать.

— С какой стати нас станут искать в склепе?

— Нас везде будут искать.

— Кто станет искать в склепе? Никому и в голову не придет.

Я задумалась. Я пыталась догадаться, кто сделал это, кто дождался, когда я выйду от Джесса и пойду мимо кладбища, чтобы, как сирена, заманить и погубить меня. Кому-то я очень мешала. Этот кто-то дождался, пока я зайду в склеп, вышел из своего убежища и запер за мной дверь.

Страх совсем оставил меня. Теперь, когда я знала, что мой противник — живой человек, а не призрак, я могла помериться с ним силами. Я должна найти выход.

— Кто-то запер дверь, — сказала я. — Кто бы мог сделать это?

— Барбарина, — прошептала Хайсон.

— Оставь, Хайсон. Это сделал кто-то живой, а Барбарина давно мертва.

— Она здесь, Фэйвел… в гробу. Вон там, рядом с дедушкой. Она не может успокоиться и отдохнуть. Она устала… Поэтому она и закрыла тебя здесь.

— А кто, по-твоему, открыл дверь?

— Барбарина.

— Хайсон, не впадай в истерику. Мы должны попытаться выбраться отсюда.

— Мы никогда не выберемся. Почему она меня закрыла тоже? Любопытной Варваре… Бабуля меня предупреждала. Не надо было мне приходить.

— Конечно. Тогда бы я была единственной жертвой.

Голос мой звучал мрачно. Мне было стыдно, потому что, конечно же, для бедной девочки это ужасный шок, но мне и подумать было страшно, что бы я без нее делала и как бы чувствовала себя, не будь ее со мной.

— Мы здесь останемся навеки, — продолжала Хайсон. — Будет как в «Омеловой ветви». Откроют дверь и найдут наши скелеты.

— Глупости!

— Ты помнишь, после бала… мы говорили об этом.

Страшная догадка вдруг возникла у меня. Тогда ночью после бала один из них мог придумать этот план. Песенка подала идею. Там был дубовый шкаф, тут — каменный склеп.

Я поежилась. Кто хочет избавиться от меня? Есть ли другое объяснение?

— Послушай, Хайсон, нужно что-то делать, — сказала я, беря ее за плечо. — Давай еще раз попробуем толкнуть дверь. Может, ее просто заклинило.

— Дверь закрыла Бар…

— Ерунда!

Я осторожно поднялась на ноги.

— Давай, Хайсон, соберись!

— Она нам не позволит…

Мы снова попытались открыть дверь, но она даже не дрогнула.

— Интересно, сколько мы уже тут сидим?

— Час, — предположила Хайсон.

— Нет, должно быть, не больше пяти минут. Время ужасно медленно течет, когда ты в темноте и напуган. Они непременно хватятся нас, когда сядут ужинать. Сначала поищут в доме, потом припомнят, что я была в деревне… Здесь где-то должна быть вентиляционная решетка. Давай-ка поищем. Через нее мы можем покричать.

— Кому кричать? На кладбище никого нет.

— А вдруг есть. И если нас ищут…

Я дернула ее и поднял а на ноги, и мы осторожно, держась вместе, стали спускаться по ступенькам. Я почувствовала, что ее бьет дрожь.

— Тут такой холод! — пожаловалась она.

Я обняла ее за плечи. Мы двигались почти ощупью среди едва различимых в темноте каменных саркофагов с умершими Пендорриками.

Вдруг я увидела слабый свет и, подойдя, обнаружила вентиляционную решетку. Теперь я точно знала, что воздух в склеп поступает. Приблизив лицо к решетке, я закричала:

— На помощь! Мы в склепе. На помощь!

Голос мой звучал глухо, и я поняла, что меня можно услышать, только стоя почти вплотную к стене. Но все-таки я продолжала кричать, пока не охрипла. Хайсон стояла, прижавшись ко мне и дрожа от холода.

— Давай-ка сперва попробуем открыть дверь, — предложила я.

Мы опять толкали дверь, и опять она не поддалась. Хайсон всхлипывала и дрожала от холода. Я сняла кофту, и мы завернулись в нее вдвоем, сидя на ступеньках. Я старалась успокоить девочку, говорила, что нас скоро найдут, что здесь совсем не как в дубовом шкафу, потому что поступает воздух, — мы ведь видели решетку, не так ли? Так что нам нужно просто подождать. Мы, может быть, услышим их голоса и тогда будем кричать вдвоем.

Наконец она перестала дрожать и задремала.

Я же не могла спать, хотя была совершенно измучена. Я страшно замерзла, все тело затекло и болело. Так я сидела на ступеньках, прижимая к себе спящую девочку, вглядываясь в темноту и мучительно ища ответа на вопрос: кто сделал это?

Я не знала, сколько прошло времени — было слишком темно, чтобы различить стрелки на моих маленьких наручных часиках. Хайсон спала, иногда вздрагивая и всхлипывая во сне, и я крепче прижимала ее к себе, гладила по голове и шептала успокоительные слова. Сама же я сидела без сна, ломая голову, как выбраться отсюда.

Я представляла себе, как в Пендоррике они все спускаются к столу, как начинают волноваться, что нас долго нет, и наконец идут искать. Рок, наверное, с ума сходит от беспокойства, также как и Морвенна.

— Фэйвел?… Где мы? — прервал мои размышления голос Хайсон.

— Спи-спи. Все хорошо. Я с тобой.

— Мы в склепе… Фэйвел, мы еще не умерли?

— В чем-в чем, а в этом я совершенно уверена, — заверила я девочку, невольно улыбнувшись.

— Значит, мы не привидения?

Я потрепала ее по волосам.

— Нет! Привидений и не существует вовсе.

— Ах, Фэйвел, как это ты не боишься говорить такие вещи… здесь… среди них?

— Если бы они существовали, то дали бы нам о себе знать, ведь так? Хотя бы для того, чтобы доказать мне. Согласна?

Я почувствовала, как Хайсон задержала дыхание, вглядываясь в темноту. Помолчав немного, она спросила:

— Мы тут всю ночь просидели?

— Не знаю. Вряд ли.

— Здесь все время будет так темно, как ты думаешь?

— По идее, через решетку должен проникать свет, когда рассветет, конечно. Давай проверим?

Все тело у нас так затекло, что мы едва могли двинуться.

— Ой, — воскликнула вдруг Хайсон испуганно. — Что это? Ты слышала?

Я напрягла слух, но ничего не услыхала.

— Тебе, наверное, показалось.

Мы стали осторожно спускаться по ступенькам.

— Вот… опять, — сказала Хайсон шепотом. — Слышишь?

По моим расчетам, мы уже должны были дойти до места, где располагалась вентиляционная решетка. Света не было, и поэтому я заключила, что еще ночь. Я прислушалась.

— Фэйвел! Хайсон! — донесся до меня голос, и одновременно я увидала электрический свет, мелькнувший сквозь вентиляционное отверстие в стене.

Спотыкаясь, я бросилась туда, крича:

— Мы здесь… в склепе. Мы здесь!

Свет возвратился, и я услыхала голос Деборы:

— Фэйвел! Это вы, Фэйвел?

— Да. Мы тут!

— А Хайсон?

— Она со мной. Мы заперты в склепе.

— Заперты?

— Пожалуйста, найдите ключ… быстрее.

— Конечно-конечно! Я сейчас… я скоро!

Свет исчез, и мы с Хайсон остались стоять в темноте, прижавшись друг к другу и едва веря своему спасению.

Прошли, казалось, часы, прежде чем открылась дверь и Рок сбежал вниз по ступенькам. Мы бросились к нему — я и Хайсон, — и он прижал нас обеих к себе.

— Какого… — начал он, — как вы нас напугали!

Подоспели Морвенна с Чарльзом. Чарльз поднял Хайсон на руки и держал, как младенца.

В свете их фонарей внутренность склепа стала хорошо видна, но мне не хотелось смотреть, не хотелось оставаться тут ни секундой дольше.

— У тебя руки, как лед, — сказал Рок, растирая их. — Там у нас машины у ворот, так что скоро дома будем.

Я ехала в машине, прислонившись к нему, не в силах говорить от усталости. Я сумела спросить только, который час.

— Два, — ответил Рок, мы ищем вас с восьми.

Дома я сразу отправилась в постель. Миссис Пеналлиган принесла мне горячего супу. И хотя я думала, что не сумею заснуть, даже боялась спать, чтобы мне не приснилось, как я снова сижу в запертом склепе, уснула я сразу и проспала до утра без сновидений.

Я проснулась в девять часов на следующее утро оттого, что солнце светило мне в лицо. Рядом с кроватью на стуле сидел Рок и смотрел на меня.

«Я жива, — подумала я. — Какое счастье!»

— Так что случилось? — спросил Рок.

— Я услыхала пение. Дверь была открыта.

— И ты решила, что Пендоррики покинули свои гробы, чтобы подышать свежим воздухом и устроить небольшой концерт?

— Я не знала, кто поет… спустилась по ступенькам и… дверь вдруг закрылась. Кто-то запер ее.

— Что же ты стала делать?

— Колотила в дверь, кричала. Мы с Хайсон пытались открыть ее, толкали изо всех сил. Ах, Рок, это был такой ужас!

— Да уж. Не самое приятное времяпрепровождение, должен заметить.

— Рок, кто это мог быть? Кто мог запереть нас?

— Никто не мог.

— Но кто-то же запер! Если бы не Дебора, мы бы и сейчас там сидели. Бог весть, когда бы нас нашли.

— Мы решили обыскать окрестности метр за метром. Дебора с Морвенной прочесывали деревню, и Дарки подключились.

— Какая была радость, когда мы услышали Дебору. Но потом ее опять так долго не было.

— Она думала, что нужен ключ. А единственный ключ от склепа у меня в кабинете в шкафу. Шкаф заперт, вот ей и пришлось искать меня. Я представить себе не мог, кто бы мог раздобыть ключ и открыть дверь. Потом вспомнил, что церковный сторож брал его недели две назад. Должно быть, он и забыл запереть дверь. Решил, что запер, и отдал ключ.

— Рок, я тебе точно говорю, нас заперли там.

Рок покачал головой.

— Нет, душа моя, дверь не была заперта.

— Не была? Но…

— Я сам обнаружил это, когда пытался повернуть ключ.

— Но как же…

— Дорогая! Ну кому, скажи на милость, нужно было запирать тебя в склепе?

— Вот и я думаю.

— Ни у кого нет ключа, кроме меня. Я держу его в шкафу. Там я взял его на этот раз. На гвоздике висел.

— Но тогда… я не понимаю…

— Все очень просто. Дверь была открыта, потому что сторож забыл ее запереть и ее открыло ветром.

— Но вчера был полный штиль, Рок.

— Зато позавчера было ветренно. Дверь стояла открытой с позавчерашнего дня. Никто этого не заметил, потому что в нашу часть кладбища редко кто заходит. Ты увидела распахнутую дверь, зашла внутрь, дверь за тобой захлопнулась.

— Мы толкали из всех сил. Дверь даже не дрогнула.

— Должно быть, заклинило. Да к тому же ты запаниковала и убедила себя, что дверь заперта. В противном случае ты бы скоро обнаружила свою ошибку.

— Нет! Я не верю.

Он с удивлением воззрился на меня.

— Бога ради, что ты себе вообразила?

— Я ничего не знаю. Рок, я знаю только, что кто-то запер меня в склепе.

— Кто же?

— Не знаю!

Он вздохнул и отвел волосы с моего лица.

— Это мог сделать только один человек, — сказал он. — Я.

— Рок!.. Нет!

Он кинулся на кровать рядом со мной и схватил меня, прижав к себе.

— Послушай, душа моя, — прошептал он. — Мне куда больше нравится, когда ты дома со мной, чем в склепе с Хайсон.

Он смеялся, а я чувствовала, как холодная волна страха накрывает меня.

Больше я не могла себя обманывать. Я должна была взглянуть в глаза страхам, от которых я упорно отворачивалась в последние несколько недель.

Я совершенно точно знала, что кто-то заманил меня в склеп и запер там, что бы ни говорил Рок. Да, действительно, в первые минуты мною овладела паника, но потом, когда я нашла Хайсон, я совершенно пришла в себя. Мы обе пытались открыть дверь и не смогли — потому что дверь была заперта.

Это могло означать лишь одно: кто-то хотел, чтобы меня не было в Пендоррике.

А что, если бы Дебора не пришла? Или не услыхала моего крика? Как долго мы сумели бы там выжить? Задохнуться мы бы не задохнулись, но могли бы умереть с голоду через неделю-другую. В эту часть кладбища и в самом деле не часто заглядывают, да и мы бы не услышали ничего, если бы кто-нибудь не подошел вплотную к решетке и не покричал.

Кто-то хотел убить меня, я была уверена, но убить так, чтобы это выглядело, как несчастный случай.

Но кто способен на такое? Это должен был быть человек, которому выгодна моя смерть больше, чем всем остальным. Рок? Я не могла в это поверить. Может быть, я рассуждала нелогично, как обычно бывает с влюбленными женщинами, но я ни минуты не верила, что Рок может убить меня. Он никого не мог убить, а меня и подавно. Да, он игрок, я знала это. Может быть даже, он изменяет мне. Но никогда и ни при каких обстоятельствах он не мог бы убить.

Если бы я умерла, он стал бы богат. Он женился на мне, зная, что я — внучка миллионера, привез меня к дедушке и мог предполагать, что я наследую его состояние. В Пендоррике нужны деньги, это верно. Но деньги для Пендоррика были бы в любом случае, живи я или умри. В этом отношении дому ничто не угрожало.

Дальше я отказывалась думать в этом направлении. Рок не мог этого сделать. А кто мог?

Я снова и снова возвращалась мыслями к тому, что случилось с тех пор, как Рок Пендоррик появился у нас в мастерской. Папа должен был понять, кто он и откуда, едва услышав его имя. Но он ничего мне не сказал. Почему? Потому, что мой дедушка не хотел, чтобы я знала. Сначала Рок рассказал бы ему про меня, показал бы фотографии… Я грустно улыбнулась. Как это похоже на дедушку! Никому не доверять, проверять всех и вся… А папа? Он, я была уверена, делал все, что, по его мнению, было лучше для меня.

В день его смерти… Рок странно вел себя тогда. Или мне сейчас это только кажется? Нет, я помню, что он оставил папу на пляже и вернулся в студию, а потом, когда мы узнали о его гибели, я прочитала облегчение у него на лице… или я ошиблась?

Нет, я не должна так думать о Роке. Ведь я хочу узнать, кто хочет меня погубить, а это может быть кто угодно, только не Рок. Он же спас меня тогда, когда я шла по опасной горной тропинке во время дождя, и кто-то повалил табличку с предупреждением. Рок подумал об опасности и бросился меня выручать. Какое облегчение! Но отчего облегчение? Оттого, что это доказывает его любовь ко мне и желание меня защитить. Это говорит о том, что он никак не мог желать моей смерти.

Ну, разумеется, не мог! Я и так это знала… Кто же тогда?

Тут я вспомнила о женщинах, с которыми у Рока, как я подозревала, были когда-то, а, возможно, и сейчас продолжаются, близкие отношения… Рейчел? Альтэа? Дина Бонд?

Я вспомнила рассказ Дины о том, как однажды Рейчел заперла Морвенну в склепе… И подслушанный мною ее разговор с Чарльзом… Но что здесь такого? Вполне понятно, что они говорили о моем наследстве и радовались, что Рок все-таки женился на наследнице миллионера. Кто бы не радовался на их месте. Да и зачем Морвенне избавляться от меня? Что дала бы ей моя смерть?

А что дала бы моя смерть другим? Рок был бы богат и свободен… свободен жениться на… Рейчел… Альтэа?

Рейчел была с нами, когда мы говорили о невесте в дубовом шкафу. Она заперла Морвенну в склепе и знала, где ключ. Но ведь ключ только один, у Рока. Огромный ключ, который заперт в шкафчике. Чтобы взять ключ, пришлось сначала найти Рока.

Но в детстве Рейчел все же сумела раздобыть этот ключ. Значит, его можно взять так, чтобы никто не заметил.

Это может быть Рейчел. Мне она сразу не понравилась, с первой же минуты. Надо последить за Рейчел.

— Ах, лучше бы это была Ловелла, — сказала Морвенна, разгибаясь и отрываясь от клумбы, на которой она полола сорняки. — Хайсон и так слишком впечатлительная. На нее боюсь, это может сильно подействовать.

— Да, ощущение было жуткое.

— Могу себе представить. Вы обе натерпелись, бедняжки! Я бы, наверное, с ума сошла от страха.

Тень пробежала по ее лицу, и я догадалась, что она вспомнила, как давным-давно сама оказалась в склепе и должна была обещать Рейчел, что пригласит ее в Пендоррик снова.

Из дома вышла Дебора и прищурилась от солнца.

— Какой чудный денек, — сказала она. — Как-то там мой сад?

— Соскучилась по дому? — спросила Морвенна и улыбнулась мне. — Дебора всегда так. В Дартмуре она скучает по Пендоррику, а в Пендоррике — по Дартмуру.

— Да, я оба места люблю. У меня два дома, и оба любимые. Я все думала, Фэйвел, об этом ужасном случае… и ты что-то не очень хорошо выглядишь. Не правда ли, Морвенна?

— После такого потрясения нужно время, чтобы прийти в себя. Думаю, через день-другой Фэйвел совсем оправится.

— Я думаю на недельку-другую съездить к себе на болота. Почему бы вам не поехать со мной, Фэйвел? Мне так хочется показать вам дом.

— Спасибо… Вы очень добры…

Я колебалась. Конечно, провести недельку с Деборой в ее доме на болотах было бы хорошим отдыхом, сменой обстановки. Но как я могу спокойно отдыхать, пока я не выяснила, кому же я мешаю здесь в Пендоррике. К тому же это значило бы расстаться с Роком, оставить его — Альтэа? Рейчел?

— …Но боюсь, у меня тут сейчас очень много дел, — продолжала я. — И Рок…

— Не забывай, что они так еще недолго женаты, — напомнила Морвенна.

Дебора погрустнела.

— Ну что ж, тогда, может, как-нибудь в другой раз. Я думала просто, что вам не мешает отдохнуть и…

— Я, правда, вам ужасно благодарна, Дебора, и я очень хочу поехать, но только попозже. Хорошо?

— Возьми лучше Хайсон, — предложила Морвенна. — На нее все это произвело ужасное впечатление. Гораздо сильнее, чем ты думаешь…

— Хорошо. Хайсон я возьму само собой. А все же жаль, что вы не можете, Фэйвел. Вам бы у меня очень понравилось.

— Не обижайтесь, Дебора. Я обязательно приеду к вам в следующий раз, если вы пригласите меня.

— Конечно приглашу! Я вас в покое не оставлю, пока не вытащу вас в Дартмур. Вы собирались прогуляться?

— Я иду в Полорган. Мне нужно кое-что обсудить с миссис Доусон.

— Мне можно пройтись с вами?

— Ну разумеется. Я буду только рада.

Мы оставили Морвенну заниматься цветами и зашагали по дороге, ведущей в Полорган.

Я чувствовала себя неловко, из-за своего отказа принять приглашение Деборы, и снова попыталась объяснить ей свой отказ.

— Ну что вы, дорогуша, я понимаю, — успокоила меня Дебора. Да, думаю, и Рок не отпустил бы вас сейчас. Вы приедете, когда ему нужно будет самому уехать по делам, хорошо? Он уезжает иногда в конце недели. Просто я подумала, что после…

Она поежилась.

— Если бы не вы, мы могли бы до сих пор там сидеть.

— Я благодарю Бога, что пошла на кладбище. До сих пор опомниться не могу. Ведь мы могли бы не услышать друг друга, я походила бы вокруг склепа, да и ушла бы ни с чем.

— Я не хочу даже думать об этом… даже и теперь, средь бела дня. Странно все-таки… Рок вот утверждает, что дверь вовсе не была заперта, ее просто заклинило. Признаться, я чувствую себя довольно глупо из-за этого…

— Ну конечно, дверь могло заклинить.

— Но мы очень сильно толкали. Как же Рок открыл дверь с такой легкостью? Если мы не смогли? Не понимаю… И единственный ключ был на месте, заперт в шкафчике у Рока в кабинете.

— Таким образом, запереть вас мог бы только он сам.

Она засмеялась нелепости такого предположения, и я рассмеялась вместе с ней.

— Вообще-то, помнится, было два ключа, — продолжала она. — Один в кабинете у Петрока, там же, где сейчас Рок его держит, а другой…

— У кого другой?

Она молчала несколько секунд.

— Другой ключ был у Барбарины.

Оставшуюся часть пути мы шли молча и у ворот Полоргана попрощались.

После смерти дедушки я не любила приходить в Полорган. Дом выглядел пустым, осиротевшим. Казалось, в нем и не жили никогда. На меня это производило гнетущее впечатление — как от женщины, чья судьба не сложилась. Рок частенько надо мной посмеивался, говоря, что я отношусь к домам, как к людям, будто у них есть свои характеры. Для меня так оно и было, и я подумала, как повеселеет и оживет дом, если тут найдут приют и заботу несчастные заброшенные дети, которые никогда не видели моря, не знали тепла и заботы.

«Идеализм чистой воды, — слышался мне голос Рока. — Вот подожди, бюрократы преподадут тебе урок. Это государство — Робин Гуд — грабит богатых, чтобы помочь беднякам».

Но я уже решила создать приют и не собиралась отступать, чего бы мне это ни стоило. Даже если сирот в нем будет меньше, чем я первоначально предполагала.

Миссис Доусон вышла встретить меня.

— Доброе утро, миссис Пендоррик. Доусон и я все думали, когда вы придете. Не желаете ли чашечку кофе? У нас в гостиной, не возражаете? Мы должны вам кое-что сказать…

Я ответила, что с удовольствием выпью кофе, и десять минут спустя уже сидела в их уютной гостиной, а миссис Доусон хлопотала вокруг меня, угощая конфетами и печеньем.

Сам Доусон, казалось, был в некотором затруднении и начал разговор издалека.

— Видите ли, мэм, это не так-то просто выразить словами. Тут ведь опасно и лишнего наговорить и слишком мало сказать…

Доусон был типичный дворецкий, именно такой, какой должен был быть у дедушки — представительный, степенный, уверенный в себе. «Ходульный» дворецкий у «ходульного» нувориша-миллионера, как сказал бы Рок. Но мне он нравился.

— Вы можете быть со мной откровенным, Доусон, — сказала я. — Я не скажу никому, если вы не захотите.

Дворецкий вздохнул с облегчением.

— Благодарю вас, мэм. Я бы не хотел, чтобы дама, о которой пойдет речь, подала на меня в суд, ведь доказать что-либо здесь трудно. Правда, тот факт, что она сама была не в ладах с правосудием, может говорить в мою пользу.

— Вы говорите о сестре Грей?

— О ком же еще! Мне, мэм, совсем не нравится то, как умер их светлость. Совсем не нравится! Мы тут все обсудили с миссис Доусон, и вот, что я вам скажу, мэм: она специально это устроила.

— Вы имеете в виду, что… раз таблетки были найдены под кроватью…

— Вот именно, мэм. В течение дня у его светлости было несколько легких приступов. Мы давно заметили, что они обычно повторяются один за другим. Так что можно было быть уверенным, что ночью непременно случится еще один приступ.

— Разве дедушка не звал медсестру, когда у него случался приступ?

— Только если сильный. Сначала он просто принимал таблетку. Затем уж звонил в колокольчик, когда требовался укол морфия. Колокольчик тоже оказался на полу, мэм, вместе с таблетками.

— Я помню. Но, похоже, он уронил все, когда потянулся за коробочкой.

— Так и было задумано, мадам, чтобы именно это подумали.

— А вы предполагаете, что сестра Грей специально убрала таблетки и колокольчик?

— Только между нами, мадам. Под присягой я это не могу утверждать.

— Но зачем ей это было нужно? Она потеряла хорошее место.

— По завещанию она получила кругленькую сумму, — вмешалась миссис Доусон. — И что ей мешает найти новое место? И там тоже получить что-нибудь по завещанию?

— Но вы же не хотите сказать, что она убивает своих пациентов, чтобы получить деньги?

— А почему нет, мэм? Вполне может статься. Вот я и считаю своим долгом предупредить вас, что с ней надо держать ухо востро. Авантюристка она первостатейная, вот что.

— Доусон, — сказала я. — Дедушка умер, и уже ничего не изменишь. Доктор Клемент считает, что умер он своей смертью, от естественных причин.

— Мы с миссис Доусон и не сомневаемся в словах доктора. Что мы хотим сказать, так это то, что его подтолкнули к концу, так сказать.

— Это очень серьезное обвинение, Доусон.

— Я понимаю, мэм. Потому и не хочу, чтобы это шло дальше этих вот стен. Но, думаю, следует вам знать это, мэм, раз эта молодая дама обитает поблизости.

Миссис Доусон задумчиво смотрела в свою чашку.

— Я тут на днях разговаривала с миссис Гринок, — сказала она, — той, что коттедж сдает на лето.

— Это который сейчас сестра Грей снимает?

— Тот самый. Отдыхает, пока новое место не найдет, так она говорит. Так вот, миссис Гринок не больно-то хотела ее пускать. Она хотела сдать дом надолго, еще и на зиму, а сестра Грей снимает, как она выразилась, на неопределенное время. Но потом мистер Пендоррик убедил миссис Гринок сдать коттедж сестре Грей.

Я начала понимать, почему Доусоны сочли необходимым поговорить со мной. Дело было не только в подозрениях, связанных с обстоятельствами смерти дедушки. Они хотели предупредить меня, что Альтэа Грей — авантюристка, что она слишком дружна с моим мужем и что дружба эта довольно опасна. И если они хотели меня смутить и встревожить, они преуспели в этом.

Я постаралась незаметно перевести разговор на другую тему и заговорила о проблемах Полоргана, о том, что я хочу, чтобы они продолжали тут служить, пока я не решу окончательно, что делать с домом. Я заверила их, что не собираюсь продавать дом и что хотела бы, чтобы они оставались в Полоргане и дальше.

Миссис Доусон со слезами на глазах, а ее муж, сохраняя вполне свою степенность, поблагодарили меня и сказали, что о такой хозяйке они могли лишь мечтать.

Я же чувствовала себя очень несчастной. Я понимала, что они говорили со мной, искренне желая помочь мне и предостеречь.

Днем я отправилась повидать доктора Клемента, чтобы еще раз поговорить с ним о причинах смерти дедушки.

Подойдя к дому, я встретила Мэйбел Клемент. Она выходила из бывшей конюшни, которую гордо называла гончарной мастерской. На ней была ситцевая блуза и широкая желтая юбка, волосы она заколола наверх, но, как обычно, они выбились из прически и рассыпались по плечам, так что вид у нее был такой, словно она начала причесываться, а потом отвлеклась да и забыла о начатом деле.

— Какой приятный сюрприз, — воскликнула она с живостью. — Заходите, Эндрю рад будет. Я вас чаем напою. У меня сегодня на редкость удачный день, давно такого не было.

Ее брат показался в дверях.

— Вы очень вовремя пришли, — сказал он. — Я сегодня свободен. Мой партнер, доктор Ли, дежурит.

Мэйбел угощала нас чаем со слегка подгоревшими тостами и несколько недопеченным пирогом.

— Пирог напоминает рождественский пудинг, — предупредила она.

— Я люблю рождественский пудинг, — заверила я ее.

Мне нравилась Мэйбел. Она принадлежала к тем немногим людям, на которых мое внезапное богатство не произвело никакого впечатления.

Я призналась доктору, что меня беспокоит то, как умер дедушка.

— Если бы не этот приступ, он мог бы прожить еще долго, не правда ли?

— Мог бы. Но приступы неизбежно повторялись бы, а их последствия непредсказуемы. Я нисколько не удивился, когда сестра Грей мне позвонила.

— Но он мог бы остаться жив, сумей он достать таблетки.

— Это Доусон вам что-то наговорил?

— Доусон ведь и вам говорил о свих подозрениях, не так ли?

— Да, намекал. Сразу же. Он нашел таблетки на полу и колокольчик тоже. И сделал свои выводы.

— Если бы дедушка смог добраться до таблеток или до колокольчика, он остался бы жив.

— Я убежден, что он попытался это сделать и уронил все на пол. У меня нет оснований думать иначе.

Мэйбел пододвинула мне пирог.

— Все уже прошло, Фэйвел, — сказала она мягко. — Зачем ворошить? Только зря себя изводить.

— И все-таки, мне бы так хотелось знать наверняка…

— Скорее всего, — продолжала Мэйбел, — Доусоны не ладили с сестрой Грей. Медсестры обычно любят распоряжаться, хотят, чтобы их слушались, а дворецкие переполнены чувством собственного достоинства и не желают, чтобы ими распоряжался кто-то, кроме хозяина, экономки же считают дом своим владением и терпеть не могут, когда кто-то вмешивается в их дела и ставит себя выше их. В этих обстоятельствах домашняя вражда неизбежна. И теперь Доусоны решили, может быть, отыграться.

— Видите ли, — добавил Эндрю Клемент, — Доусон может сколько угодно утверждать, что она убрала таблетки нарочно. Грей станет опровергать это. Ни он, ни она не имеют доказательств.

— Выглядит она словно статуэтка из дрезденского фарфора, но, держу пари, она сильна и вынослива, как хорошая глиняная посуда, — заметила его сестра. — Ухаживать за лордом Полорганом было не трудно и не хлопотно, мне кажется, она была довольна этим местом. Как долго она с ним была?

— Больше восемнадцати месяцев, — ответил доктор.

— Она хорошая медсестра? — спросила я.

— Вполне.

— Мне показалось, в ней не хватает… ну, мягкости, что ли.

— Она ведь профессиональная медсестра и по роду своей профессии видит много страданий. Врачи… сестры… мы не так относимся к этому, как вы, например. Иначе мы просто не смогли бы работать.

— Я знаю, что я вам могу доверять, — сказала я. — Я хочу спросить поэтому: вы не думаете, что, узнав о тысяче фунтов, завещанных ей дедушкой, она ускорила его смерть?

Последовала тишина. Мэйбел достала длинный янтарный мундштук, открыла серебряный портсигар и предложила мне сигарету.

— Потому что, — сказала я мед ленно, — если так, то меня пугает мысль, что эта женщина скоро снова будет дежурить у постели больного, и кто знает…

Доктор Клемент пристально на меня посмотрел.

— В данный момент она на отдыхе, — наконец сказал он. — И я считаю, что обсуждать этот вопрос вне этих стен было бы очень неразумно.

Мэйбел заговорила о другом.

— Надеюсь, вы уже оправились от своего ночного приключения, — заявила она вдруг.

— Что?.. Ах, да.

— Очень неприятное происшествие, — заметил ее брат.

— У меня и сейчас мороз по коже, когда я вспоминаю.

— Я слышал, дверь заклинило, верно?

— Я была уверена, что нас заперли.

— В такую сырую погоду не мудрено, что дверь заклинило, — сказал он.

— И все-таки…

Мэйбел задумчиво стряхнула пепел.

— Кому же могло прийти в голову запирать вас?

— Об этом я и думаю с тех пор.

Эндрю подался вперед.

— Значит, вы не верите, что заклинило дверь?

Я колебалась. Что они могут подумать обо мне? Сначала я повторяю обвинения Доусона, теперь рассказываю о том, что кто-то запер меня в склепе. Оба они трезвые разумные люди. Они наверняка решат, что у меня развивается мания преследования. Нет, этого нельзя допустить!

— Не знаю… С другой стороны, ключ всего один — у Рока в кабинете заперт в шкафчике. Он оттуда и взял его и хотел отпереть дверь. Он утверждает, что она не была заперта.

— Слава Богу, вас нашли.

— Если бы Дебора не подошла к склепу почти вплотную — совершенно случайно — мы бы, возможно, и до сих пор сидели бы там.

— Ах, не говорите так! — воскликнула Мэйбел.

— Такое ведь случалось уже, не правда ли?

Эндрю пожал плечами.

— Но с вами не случилось, и не будем об этом.

— Но в будущем, — сказала Мэйбел, — будьте осторожнее.

В глазах ее брата читалось удивление и растерянность.

— Да, — сказал он, — будьте, пожалуйста, осторожнее.

Мэйбел довольно нервно рассмеялась и заговорила о каком-то совершенно необыкновенном, по ее мнению, горшке, который она делала. Когда обжиг будет закончен, она бы хотела узнать о нем мое мнение.

Я чувствовала, что, когда я уйду, они будут говорить обо мне. Им покажется странным, что дверь не была заперта и единственный ключ хранился у Рока. Они наверняка слышали, что Рок уговорил миссис Гринок сдать Альтэа коттедж. И они неминуемо спросят себя: что же происходит в Пендоррике?

Чувство неловкости и тревоги нарастало во мне.

Я ни с кем больше не заговаривала о своих сомнениях и тревогах. Я боялась, что и так уже наговорила Клементам липшего. Я с удовольствием призналась бы в своих страхах Року, но боялась, что он станет смеяться надо мной, да к тому же он был заинтересованным лицом и участником событий.

Я старалась вести себя, как ни в чем ни бывало, и ничего не менять в своей жизни. И ровно через неделю я снова отправилась навестить старика Джесса Плейделла. Он приветствовал меня еще теплее, чем обычно, из чего я заключила, что он тоже наслышан о том, что произошло на кладбище.

На этот раз мы сразу прошли в дом, потому что день был слишком холодный, чтобы сидеть на улице. Джесс настоял, чтобы я заняла его кресло, а сам занялся чаем.

Он разрешил мне разлить чай по чашкам, и, усевшись напротив меня, произнес:

— Я так испугался, мэм, когда услышал.

— Вы имеете в виду…

— Про то, что случилось, когда вы здесь в тот раз были.

— Так глупо получилось.

Он покачал головой.

— Не нравится мне все это, — пробормотал он.

— Мне и самой не нравится, — призналась я.

— Прямо как будто…

— Мы решили, что церковный сторож забыл запереть дверь. Он брал ключ от склепа недели две назад. Наверное, дверь с тех пор и стояла открытой. Никто не заметил этого, потому что никто Не заходил в ту часть кладбища.

— Не знаю, не знаю, — проворчал Джесс и, помолчав немного, добавил. — Но, скажу вам, голубушка, вам надо очень поостеречься… Как бы беды какой не вышло.

— Джесс, что у вас на уме?

— Ах, если бы я мог тогда увидеть, кто там был с ней наверху на галерее. Ах, если б не глаза!

— И никаких предположений, кто это был?

Джесс болезненно сморщился и ударил себя по колену.

— То-то и оно, что есть предположения. Боюсь, я знаю, кто, — прошептал он.

— Вы думаете, Джесс, там была Ловелла Пендоррик, которая умерла задолго до этого.

— Видеть я уже не мог, да только не одна она была. И потом говорили, что, как она Невеста Пендоррика, на ней проклятье лежит и судьба ей была, значит, умереть.

— И вы считаете, что я…

— Я считаю, миссис Пендоррик, что вам негоже ходить туда, где с вами может беда случиться.

— Возможно, вы правы, Джесс, — сказала я и, помолчав, заметила. — Какие чудесные маргаритки у вас в саду, просто загляденье!

— Надо думать, мэм. Со всеми пчелами, что над ними стараются… Я всегда любил маргаритки, хоть и грустно бывает видеть их, как они отцветут, значит конец лету пришел.

Скоро я простилась с ним и по дороге домой остановилась у кладбищенских ворот, не решаясь зайти на само кладбище.

— Как поживаете, миссис Пендоррик!

Ко мне приближалась Дина Бонд.

— Слыхала, слыхала про ваше приключение, — сказала она. — То-то вы, верно, натерпелись в этом склепе!

Она почти открыто смеялась надо мной.

— Зря вы отказались тогда, чтобы я погадала вам. Глядишь, и предупредила бы.

— А вы, случайно, не гуляли тут поблизости, когда это случилось? — спросила я.

— О нет. Мой Джим брал меня с собой на рынок. Мы вернулись поздно, наутро только узнали обо всем. Мне вас ужасно жаль было, потому могу представить, как там сидеть в темноте.

Она подошла и облокотилась о ворота.

— Я вот все думала, — продолжала она, — что-то тут не так. Вам не пришло в голову, что все в Пендоррике повторяется.

— Вы хотите сказать… Что вы имеет в виду?

— Ага, я хочу сказать, что Морвенну заперли однажды в склепе, а теперь вот вас с Хайсон. Будто кто-то запомнил, да и решил попробовать еще раз.

— Вы считаете, что меня заперли? Все думают, что заклинило дверь. Было очень сыро.

Она пожала плечами.

— Как знать? Потом еще одно: когда-то наследницей была Барбарина, и она стала Невестой, а Луиза Селлик поселилась на болотах. Сейчас вы ужасно разбогатели, как говорят, миссис Пендоррик, и Невеста — вы, в то время как…

— Пожалуйста, продолжайте.

Она рассмеялась.

— Вот не захотели, чтобы я погадала! Думали, я все совру. Ну да ладно. Можете мне не верить, но я вам скажу, что здесь все связано, если вы меня понимаете.

— Боюсь, что не понимаю.

Она вышла через ворота и прошла мимо меня.

— Вы, может, и богаты, миссис Пендоррик, — бросила она мне через плечо, — но, думаю, не больно-то умны.

И она зашагала к кузнице своей грациозной и вызывающей походкой пантеры.