Невеста наместника

Глава 14. Свадьба наместника

Рэта Темершана Итвена

Темери сказала Шионе, что хочет побыть одна и та, не расспрашивая, ушла. Вельву вызвали на допрос, ее не было, а прислуга только обрадовалась возможности покинуть «эту непонятную мальканку».

Да что с ней происходит? Вроде бы все закончилось неплохо: и гости успокоились, и все живы, даже большого скандала удалось избежать. Но почему ей никак не удается успокоиться? Почему хочется не то бежать куда-то и срочно что-то делать, не то — забраться с головой под одеяла и уж там, в тишине и темноте, ждать, что же будет. И лишь тихонько надеяться, что беда пройдет мимо, не заметив такую маленькую и слабую ее.

Маленькую и слабую?

Темери плеснула в таз воды. Притащила к зеркалу подсвечник. Быстро умылась.

Маленькую и слабую. Как десять лет назад. Тогда она послушалась собственного страха и взрослых. Тогда она предпочла спрятаться под одеяло.

Второй раз так не будет. Темершана Итвена… или все-таки просто Темершана та Сиверс?.. кое-чему научилась за прошедшие годы.

И пусть чеор та Хенвил сколько угодно повторяет, что она в монастыре Ленны попросту пряталась от жизни. Нет, все было не так — он жила там! Не боясь ни служения, ни тяжелой работы. Там был ее дом и ее родня. И то, что, в конце концов, та ее родня от нее отказалась, еще не значит, что сама она отказалась от родства. И не значит, что эти десять лет исчезли из памяти.

Да, в Тоненге воспоминания нахлынули, подхватили и почти утянули в водоворот прошлого. Но любой опыт — это сила. Ведь простить — не значит забыть. Да и с этим самым «простить» у нее все время выходит как-то неправильно.

Ничего она не забыла и не простила, но…

Но, кажется, снова запуталась.

В монастыре у нее был советчик и отдушина — Золотая Ленна слышит своих подопечных и всегда готова утешить тех, кто нуждается в утешении. А тем, кому надо всего лишь подтвердить их правоту… им она тоже всегда подскажет и поможет. Ведь не зря же она — мать. Мать всего, что в мире мыслит, чувствует, всего, что живет.

С того дня, что Темершана покинула монастырь, она ни разу не обращалась к Золотой матери ни с просьбой, ни за советом. Ей казалось — так будет честно. Ведь сестры без ее благословения никогда не отдали бы Темери ифленцам.

Темери тысячу раз повторила себе, что всеблагая Мать прозревает будущее, и точно знает, какпоступить правильней и лучше… повторила, но вот поверила ли?

Прикусив губу, Темери принялась искать свой простенький посох-эгу. Где она его оставила? Не в доме же чеора Ланнерика? Нет, она точно его привезла в цитадель… и даже… ах, да. Служанки. Чтобы служанки его не сожгли и не выкинули, Темери спрятала посох в складках балдахина кровати. Там можно было спрятать не только посох, но и целый небольшой алтарь с идольцами, а рядом еще осталось бы место для двух-трех некрупных пресветлых сестер…

Раньше она всегда говорила с Ленной храмовом зале. Там, ей казалось, она ближе к престолу богини и быстрей сможет услышать ответ. Здесь же… надежные каменные стены сейчас ей только мешали. И Темери убедила себя, что ей нужно выбраться куда-то на воздух. Куда-нибудь, где есть большие окна и сквозь них видно не такие же каменные замшелые стены, а небо и крыши. И солнце. Ну, или хотя бы луну.

Главная башня цитадели подходила идеально…

Подходила бы, если бы туда вели тайные ходы в стенах. Но ее перестраивали вместе со всей новой частью замка, так что идти придется на виду у всех.

Да и пусть смотрят! Они же все вслух так радостно говорят, что она здесь — хозяйка а не пленница. Вот и прогуляется. По-хозяйски. Даже…

Караульный у входа выпрямил спину, стоило двери приоткрыться. Но странный приказ мальканки выслушал с таким выражением лица, словно она каждый день ходила куда-то в его сопровождении.

То, что караульному гвардейцу любопытство не чуждо, она поняла, когда они уже поднялись на башню и остановились под закрытым на две задвижки люком.

— Мне сопроводить вас наверх? Там может быть холодно. И… птицы.

Чайки. Они любят гулять по стенам и крышам цитадели. Они никогда ей не мешали. Хотя отец — она помнила — грозился приказать своим солдатам перестрелять хотя бы половину. Чтобы не гадили.

— Нет, благодарю. Я хочу поговорить с Золотой Матерью, это не займет много времени.

Гвардеец едва сдержал разочарованный вздох — он знал, как молятся Ленне — долго стоят, опираясь двумя руками на ажурный деревянный посох лицом на восход, с закрытыми глазами… и все. Только губы, может, будут шевелиться.

Темери убедилась, что люк закрыт и несколько мгновений стояла, зажмурившись — вдыхая ночную весеннюю прохладу, напоенную привычными запахами ветхого дома — запахом гнилых досок, плесени, чаячьего помета. Все здесь было, как в тот раз, когда она поднялась сюда впервые, семилетней девочкой, показывающей свои владения гостю из соседнего Коанеррета. Гостю было девять, возиться с малолеткой ему не хотелось, но кажется, Темери все-таки заслужила толику уважения «большого мальчишки» — когда привела его сюда, под дощатую кровлю самой высокой из башен цитадели. И гордо заявила, что это ее любимое место для игр, и она сюда вообще-то часто сбегает.

Город внизу, посеребренный луной, казался нагромождением коробочек и сундучков. Он был весь у ее ног… и бухта, почти штормовая холодная, мерцающая в свете луны. Леса вдалеке на востоке. Все было близко, и одновременно так далеко, что не дотянешься.

И еще вдруг накатило внезапное чувство провала в прошлое. Город ночью был совсем другим. Совсем прежним. Не видно следов от пожаров, а окна в новых ифленских домах мерцают совсем так же как мерцали в тех, что стояли здесь десять лет назад.

И людей мало, и сверху не видно, какого цвета у них волосы и глаза…

Темери сжала посох между ладоней.

Ей не нужно было ничего говорить вслух, ведь золотая мать Ленна всегда знает, когда к ней обращаются.

Привычно колыхнулись тени тонкого мира, звезды перестали быть холодными искрами, раздвинув пространство яркими разноцветными лучами…

Ленна никогда не являлась ей раньше.

Она всегда говорила лишь со старшими сестрами.

Темери и предположить не могла, что ответ на ее безмолвный зов будет таким быстрым.

И таким особенным…

Богиня, больше всего в мире чтящая прощение и любовь, богиня, которой Темери когда-то доверила свою жизнь, появилась рядом, словно из городского воздуха, из этих лохматых, тепло мерцающих созвездий над головой. И сразу стало понятно, почему ее называют Золотой.

У нее были огромные полупрозрачные золотистые крылья и темные, медовые глаза.

Золотая Мать Ленна была драконом — огромной прекрасной птицей.

Темери задохнулась от удивления и восторга. Раньше она никогда не задумывалась, почему главный храм украшен изображениями древних огненных ящеров, теперь знала.

Но это тоже был только образ, словно платье, которое примеряет модница, чтобы впечатлить подруг…

Потому что через мгновение, всего через миг, Темери вдруг ее узнала: узнала ее добрые, усталые, все прощающие глаза, ее улыбку. Ее протянутые навстречу руки…

— Мама… — сами собой шевельнулись губы.

Она стояла в свете звезд — в простом светлом платье, такая, какой ее Темери может быть и не помнила, но всегда представляла. Но как? Как такое возможно?

Или верно, что Покровители всегда приходят, когда они больше всего нужны, и именно сейчас настал такой миг?

Но сестры описывали их… иначе. Не как людей…

Об этом она подумает потом. Потом…

Сама не понимая как, Темери вдруг оказалась в ее объятиях. Столько мыслей, слов и вопросов подступило к горлу, но выплеснуть их мешал тугой ком из непролившихся слез…

Теплые пальцы голадили Темери по голове, гоня усталость и дурные предчувствия.

Так бы и стоять до скончания дней, на самом верху, над миром, рядом с самым дорогим и родным человеком…

«Мама, что я сделала не так? Почему я пытаюсь помочь, а получается только хуже? И почему мне кажется, что если бы меня не было, всем было бы легче?»

«Почему так хочется плакать?»

«Почему я ничего не могу сделать, чтобы завтра снова не началась война — потому лишь, что кто-то придумал использовать мое имя как знамя, а кто-то, как повод для очередного кровопролитья? И почему один из этих «кто-то» — я сама?»

«Завтра… завтра я попрошу Кинрика побыстрей закончить с обрядом… может, когда нас назовут мужем и женой, ифленские дворяне и вправду успокоятся? И малькане…»…

«Но что мне сделать, чтобы это получилось? Чтобы «завтра» наступило и не оказалось кровавым? Кому сказать, кого предупредить? Как помочь чеору та Хенвилу, и нужна ли ему моя помощь?»

Глупо. Что может подсказать Богиня, которая всего лишь откликнулась на призыв одной из своих бывших служительниц? Даже если она так похожа на маму…

Темери с легким сожалением отстранилась. Без обиды, скорей со светлой благодарностью к Золотой Матери Ленне. Ей, похоже, не хватало именно этого — родного человека радом, который одной улыбкой разгонит половину горестей и печалей.

И Ленна ей ответила — не вслух, а словно шепнула в самое ухо, щекотно и тепло:

— Оба брата сделают для тебя все, что в их силах… но они оба ходят по краю и если один хотя бы знает об этом, то второй — даже не хочет замечать. Не их нужно бояться…

— Я боюсь, — Темери всхлипнула, получилось совсем громко и по-детски, — я боюсь не их, а за них… и за себя. И за город…

— У тебя сердце Покровителя, но отчаиваться рано: ведь тебе не нужно предупреждать всех… достаточно предупредить одного.

Перед глазами Темери вдруг мклькнул чуть смазанный, словно мельком в толпе увиденный образ:

— Хозяин Каннег… Конечно! Я его найду. Прямо сейчас!

— Не нужно, — ласково шепнула Ленна. — Обернись!

Возле люка, обхватив себя за плечи, стоял Ровве. Выглядел он почти живым. Смотрел хмуро, но решительно.

— Я не встречал этого Каннега, — с легкой усмешкой сказал он, — но смогу найти дядю Янне. И, пожалуй, сделаю это прямо сейчас…

Ровве отступил поглубже в тень и просто исчез, как не было. Слился с тенью.

— Кажется, он не хотел идти, — сказала Темери вслух.

О своем покровителе она до сих пор ничего не знала. Подозревала даже, что он и покровителем-то ее стал только ради Шеддерика, и старалась на его помощь не очень расчитывать.

— Да. Покровители не любят надолго оставлять без присмотра тех, кого выбрали себе в подопечные. Пора прощаться, Темери.

Темери кивнула. Золотая Ленна больше не была так уж похожа на маму. Но все равно оставалась чем-то невероятно дорогим и теплым, чем-то, с чем невозможно расстаться и что нельзя забыть.

Она кивнула: если пора, значит пора. Но на прощание богиня задумчиво сказала:

— Я больше не умею провидеть будущее, мне ведомы даже не все вехи настоящего, но я все-таки знаю, что ты найдешь свой единственно верный путь. И если снова меня позовешь… я приду.

— Я позову… — совсем смутилась Темери.

Конечно, позовет ведь если не завтра, то послезавтра они с Кинриком будет стоять у купели и простить ее, Ленны, благословения…

Шкипер Янур и Джарк

Джарк замешкался на одном из перекрестков — все-таки в верхнем городе, даже в самой дальней от цитадели его части, он бывал редко. Но поколебавшись, все же свернул направо. Янур с неудовольствием отметил, что поспевать за резвым подростком ему стало тяжело. Надо же, а ведь он-то считал, что еще вполне может податься в матросы. Годы брали свое. А уж если быть честным с собой до конца, то не только годы, но и сытная еда и в целом спокойное существование. Конечно, спокойствие это было относительным, но Януру-то было с чем сравнивать, так что на судьбу он не жаловался, а с момента возвращения рэты Итвены и вовсе пребывал в состоянии постоянной легкой радости. Как будто от сердца отвалился тяжеленный камень.

А сейчас этот самый камень решил вернуться на привычное место. Янур даже представлял его себе — серый, плотный, холодный камень, с каждым моментом увеличивающийся в размерах и все больше теснящий из груди сердце. Может, оттого и одышка.

Янур наконец остановился, уперся руками в колени и попытался выровнять дыхание. Из ближайшей витрины на него смотрело не очень-то приятное перекошенное изображение его самого: шляпа сползла на бок, шейный платок сбился и торчит узлом из-под воротника, верхние крючки куртки успели расстегнуться. Пожалуй, с таким лицом и в таком виде не страшно встретить никаких разбойников. Или разбегутся от страха или передохнут от смеха.

И тут за спиной своего отражения Янур увидел что-то, что мигом заставило его выпрямиться и резко обернуться. Шкиперу показалось, кто-то стоит в трех шагах у него за спиной — стоит и внимательно смотрит в затылок, примериваясь для удара. Но за спиной была лишь пустота, залитая яркой луной. Янур выдохнул и медленно повернулся обратно, чтобы понять, что именно он увидел в кривоватом стекле витрины небольшой ткаческой лавки.

Может, кто-то подошел с той стороны стекла?

Янур сглотнул и невольно отступил на шаг: он не только хорошо разглядел в лунном свете, но и прекрасно узнал привидевшегося человека. Это был Ровве, картограф-ифленец, который погиб этой осенью где-то неподалеку от монастыря Золотой Матери Ленны.

С призраками Янур раньше никогда не сталкивался, да и вообще считал, что это из области страшных бабушкиных сказок, которыми те усмиряют непослушных детей, чтобы охотнее забирались под одеяло.

К тому же призраки в тех сказках всегда выглядели так, будто их только что убили: или с кровавыми ранами, или в цепях, или с веревкой на шее.

Этот же был таким, каким Янур его помнил: худой тонкокостный ифленец с прямыми жесткими волосами до плеч, как обычно, в чем-то темном и недорогом.

Жуть вызывало именно то, что он точно знал: за спиной никого нет. Есть только это размытое, но узнаваемое отражение. И вдруг — слова. Не услышанные, а как будто понятые сразу целиком. Появившиеся сразу как воспоминание о них, а не как звук или интонация:

— Дядя Янне, вы испугались. Почему?

— От неожиданности, — соврал Янур, и на этот раз подошел к стеклу ближе, разглядывая собеседника. Призрак с ним заговорил, значит, бояться нечего. Если помнить все те же бабкины сказки, можно успокоиться. Если призрак с тобой заговорил, значит, беды ждать от него не следует. И конечно, сразу проснулось неуемное любопытство, которое с возрастом у нормальных людей вообще-то проходит. Но, по мнению Тильвы, ее мужу это не грозит: он впадет в детство раньше, чем повзрослеет. — Так ты, значит, стал призраком? Говорят, призраками становятся лишь проклятые и те, кто не успел выполнить клятву…

— Я не призрак, — обиделся Ровве. — Я покровитель…

— Чей? Чеора та Хенвила?

— Рэты Итвены, — пожал плечами «не призрак». — И здесь я исключительно для того…

— Батюшка, — не то ворчливо, не то иронично окликнул вернувшийся от перекрестка Джарк, — Мы же вроде торопились? Что там такое, в этом стекле?

— Дай отдышаться старику, — проворчал Янне, бровями показывая Ровве, чтобы тот закончил свою мысль.

— Для того чтобы предупредить. Рэта жива и здорова, но очень просит вас найти хозяина Каннега и сказать ему об этом.

— А тебе-то можно верить?

Ровве вместо ответа вдруг шагнул вперед — словно бы приложил ладони к той стороне стекла, что выходит в комнату, и шкипер увидел Темершану, о чем-то мирно беседующую с высокой шатенкой в строгом ифленском платье, которое, тем не менее, нельзя было бы назвать форменным.

Длилось это одно мгновение и видимо, стоило покровителю немалых усилий, потому что он почти тут же исчез, оставив по себе память в виде прощального: «Обязательно предупреди!».

— Что ты сказал? — подбежал Джарк. — Кому верить? Идем, мы уже почти на месте.

— Н-да… знаешь, сын, придется вернуться на нашу сторону реки. Не того мы человека сегодня с тобой ищем.

— Почему?

«Потому что мне явился подозрительный призрак и сказал, что рэта в порядке, а наместника и его брата кто-то опять крепко подставляет!» Хотя, если подумать, Роверик всегда нравился Януру, если так вообще можно говорить об ифленце. Он был серьезен, ироничен и всегда безупречно рассчитывался и за еду и за вино. А уж морские течения вдоль побережья знал не хуже опытных моряков. И не поверишь сразу, что парень и моря-то побаивался, и на корабль всегда поднимался с большим сомнением и неохотой. И кстати, страдал морской болезнью. Но если того требовала его загадочная наука, он отбрасывал всякие сомнения. И тем был близок и понятен Януру: как понятен любой солдат или моряк, знающий, что такое верность долгу и чести офицера…

— Да пришла мне в голову мысль, что хозяин Каннег поверит мне гораздо быстрее, чем какому-то ифленцу, а уж тем более южанину. Так что поторопимся. До рассвета-то конечно в любом случае успеем, но если пробродим непонятно где аж до рассвета, то лучше бы нам домой не возвращаться.

Сын зябко поежился. Он был совершенно согласен с Януром. И матери боялся намного больше чем городской голытьбы.

Хозяин Каннег не только еще не ложился. Кажется, Янур отвлек его от какой-то тяжелой работы, и тот вышел навстречу потный, усталый и в рукавицах из грубой ткани.

Гостям он зримо удивился, но расспрашивать не стал: посторонился, пропуская в дом.

Янур с Джарком раньше здесь никогда не были, но если шкипер старался сохранять достоинство, то парень вовсю крутил головой, впитывая новые впечатления.

А посмотреть было на что. Дом напоминал одновременно и мастерскую и склад старинных вещей, и немного тетушкин загородный дом, где все выглядит ненужной рухлядью, но где ничего нельзя трогать. Джарк даже руки сцепил за спиной — чтобы ничего не потрогать чисто случайно.

Но хозяин сам выдвинул из-за заваленного книгами стола два ветхих стула (сделал это одновременно, двумя руками), снял варежки и предложил гостям сесть.

В зубах у него была ифленская трубка, но она не дымила. То ли не успел зажечь, то ли забыл набить.

— Судя по тому, шкипер, что вы пришли сюда среди ночи, вы тоже услышали свежие новости из цитадели, — без приветствий он сразу перешел к делу. — Печально, если это правда.

— Неправда. Я успел навести кое-какие справки. — Янур поймал озадаченный взгляд сына и повторил с нажимом — Расспросил одного старого знакомого. С рэтой все в порядке.

— Мне эту новость продолжают приносить со вчерашнего дня, и в основном — люди проверенные и толковые. Впрочем, ошибка, конечно, возможна…

— Мне сказал один ифленец. Он только что из цитадели — рэта сама отправила его, чтобы знакомые не переживали. Что-то действительно случилось во время вечернего празднества. Но что — я пока не знаю. Я не мог расспрашивать этого ифленца долго.

Джарк, который был поражен, как оказывается, невозмутимо и правдоподобно умеет врать его отец, сидел тихо, как мышка, и старался не поднимать взгляд от стола. Он не очень понимал, зачем Януру сдалась эта ложь, но считал, что в любом случае вмешиваться не стоит.

— Сам я, конечно, раньше узнал. Пришел один к нам в «Каракатицу». Раньше я его не видел. Встрепанный, худой. Про одежду ничего не скажу — в наше время мало есть честных малькан, которые бы хорошо одевались. Но осталось у меня чувство, что он сказал далеко не все, что знал. А уж как начал людей призывать иди с оружием на цитадель, так тут мои же гости его и повязали.

— Интересно. Но люди в основном доверчивы и склонны верить в дурное. Думаю, этой ночью многие решили прогуляться в сторону Речных ворот…

Янур с удивлением вспомнил, что ведь и правда видел издалека несколько человек, двигавшихся примерно в ту же сторону, что и он — в час, когда даже ночные воры или уже легли спать, или еще не проснулись.

Хозяин Каннег снял рукавицы и сильно потер виски.

— Жаль, поздно вы пришли. Часть купленных ружей уже ушла в город. Конечно, люди будут ждать приказа… и это была очень маленькая часть… в общем, хорошо было бы, очень хорошо было бы, если бы ты оказался прав и завтра рэта Итвена показалась бы людям. И лучше прямо на рассвете.

— Может, стоит как-то успокоить людей… — Янур сам понимал, что это безнадежная затея. Но промолчать все-таки не мог.

— Спать сегодня не придется, — вроде бы без связи с предыдущим сказал Каннег. — Угостить вас пирогом? У меня с вечера остался отличный капустный пирог.

Джарк может и не отказался бы от пирога. Но Янур покачал головой:

— И так давно бродим, моя хозяйка уже волнуется. Так что лучше нам домой не опаздывать.

— Ну, что ж, тогда легкой вам обоим дороги, — хозяин проводил гостей до порога. — И благодарю вас за добрые вести…

Рэта Темершана Итвена

Темери не спалось. Встреча на башне разогнала последние мысли об отдыхе.

Сначала она просто металась из угла в угол, иногда останавливаясь у окна и вглядываясь в звездное небо за ним, словно забыв, что кроме неба, дворика, и темных стен, из окна ничего и не разглядеть.

Доберется ли Роверик? Сможет ли поговорить со шкипером Януром, и поверит ли ему шкипер?

Удастся ли хозяину «Каракатицы» добраться до хозяина Каннега? И что скажет подозрительный мальканин уже на его слова?

Промаявшись так с полчаса, Темери наконец зажгла свечи в большом подсвечнике. Ободренная недавней прогулкой, она решила, что худого не будет, если она еще немного побродит по ночному замку. Все спят, тихо. В коридорах возле караульных горят масляные лампы.

Вряд ли кого-то удастся встретить в столь поздний час.

Караульный, кстати, у ее двери успел смениться. Теперь это был юноша, почти мальчик с легким пушком над верхней губой.

На этот раз в сопровождении Темершана не нуждалась, так что лишь кивнула ему — и получила в ответ понимающий взгляд. Слишком понимающий. И вроде даже немного завистливый.

— Впрочем, — вздохнула она, как бы продолжая мысленный диалог, — мне может понадобиться помощь. Идем!

Идти в сопровождении юного гвардейца было немного спокойней.

Ноги сами привели Темери в зал для торжеств. Сейчас в нем одиноко догорал камин, к самому камину было подвинуто кресло, возле которого помаргивала одинокая свеча.

Пожалуй, здесь должно хорошо думаться — сидя у камина, со свечкой, с бокалом легкого вина в руке…

За вином можно было послать гвардейца. Но он, следуя давней традиции, остался ждать снаружи.

Темери подошла к камину и обнаружила, что не одна она страдает сегодня бессонницей. Наместнику, оказывается, тоже не спалось.

Он полулежал в кресле, закутавшись в плед и ссутулив плечи. Темери вдруг увидела, что он вряд ли старше нее, что он устал и может быть даже простужен. Встрепанные волосы торчат сосульками, на виске — капелька пота.

— Рэта Итвена, — поприветствовал он. — Тоже не спится? Хотите вина?

Удивляясь себе, Темери подошла к камину, подбросила пару поленьев, пошевелила кочергой угли. Не ждать же, когда проснутся слуги? В зале было холодно и влажно. Все тепло от камина, окатив сухим воздухом пригревшегося в кресле наместника, улетало куда-то вверх, к потолку.

Поставив кочергу на место, она посмотрела наместнику прямо в лицо.

Он приподнял брови, но тут же потянулся пальцами к вискам, словно у него болела голова. Пояснил, точно пожаловался:

— День какой-то… плохой день. А у ворот собираются люди. Шпионы Шеддерика говорят — вооруженные. Ждут рассвета. И новостей.

— А давайте натянем всем нос. Всем, кто устроил это представление с ошейником и тем, кто раструбил о нем по всему Тоненгу?

— И как мы это сделаем?

— Ну, нам все равно завтра или на следующий день идти к Золотой Матери за благословением… так почему бы не сделать это на рассвете? Оденемся понарядней. Пусть трубачи на воротах встанут… и сделаем вид, что так все и было спланировано. А толпа нас с вами просто встречает.

— А не боитесь, что они нас тут же на радостях и расстреляют? — Кинрик выпрямился в кресле и заинтересованно подался вперед.

— Боюсь. Но вы будете рисковать сильней, чем я. Это же вести о моей трагической кончине, если ваш брат прав, вывели людей на улицы.

— У них могут быть ружья. Надо будет поставить оцепление и несколько стрелков по крышам. И горнисты пусть на воротах стоят. И нужно, чтобы флаги развернулись… и еще нужен какой-нибудь корабль, пусть даже рыбацкую лодку… А вы правы, может получиться красиво! Нам нужен церемониймейстер, начальник охраны, капитан гвардейской роты и Шеддерик… ай, каэ зар! Они ж с Гун-хе допрашивают ювелира.

— Я разбужу Шиону, она поможет мне собраться. Сделаем вид, что рады этой свадьбе, и пусть все, кто не рад этому, так же, как мы, скрипят от злости зубами!

Кинрик засмеялся так громко, что смех резко перешел в кашель. Вытер слезящиеся глаза и сообщил:

— Я понял, чем вы так зацепили моего брата, рэта Итвэна.

Настал черед Темершаны поднимать брови, в одно это движение вкладывая сразу два вопроса. «Чем же?» и «Что значит — зацепила?».

Вслух она, конечно, не задала ни тот, ни другой. Даже поспешно сменила тему:

— За дверью ждет гвардеец. Думаю, за капитаном можно отправить его.

— Конечно. Ну что, попробуем… как вы сказали? Натянуть им всем нос?

Темери казалось, что Кинрик уж слишком возбужден, и глаза у него блестели, как воспаленные… но загадочная простуда, казалось, отступила. Так что она решила пока забыть о ней. А потом осторожно рассказать о своих наблюдениях Шеддерику.

А ведь еще неизвестно, одобрит ли чеор та Хенвил эту авантюру.

Благородный чеор Шеддерик та Хенвил

Чеор та Хенвил, может и не одобрил бы. Если бы знал, что она уже появилась и начала воплощаться. Благородный чеор был занят: выяснял у мальканских кухонных бунтарей, откуда именно пошли гулять по городу сплетни и самое главное, не приплачивает ли кто-либо сплетникам за искренность и правдоподобность.

Ему удалось раскрутить довольно длинную цепочку, он даже сам удивился небывалой скорости получения информации. От пьянчуг по первому адресу (один выбитый зуб и одна совместно выпитая кружка какого-то крепкого деревенского пойла), он узнал, что «новость они подхватили на улице в нижнем городе, неподалеку от известного всему кварталу питейного заведения. Шеддерик отправился туда и обнаружил, что кабак еще открыт, и хотя народу в нем немного, среди этого самого народу есть и искомый «вестник справедливости».

Вестник встрече не обрадовался, но проявлять героизм и личным примером вдохновлять присутствующих малькан на уничтожение всего «белобрысого заморского племени» тоже почему-то отказался. Чеор та Хенвил его и пальцем не тронул, чему свидетелями были все присутствующие, но сумел узнать довольно много. О себе самом — это понятное дело, но и о том, откуда вести — тоже. «Сплетню» ему передал некий богатый и довольно известный малькан, имя которого он, к сожалению, запамятовал… так вот, этот чеор сам видел труп рэты Итвэны, в чем клялся собственным здоровьем… точно ли чеор? Только что был малькан? Да нет, малькане там тоже были, и даже трое или нет, больше… но и ифленец был, да тоже знатный. Не из самых известных, правда… нет, имени не вспомнить… а, описать смогу. Видел его как вас, благородный чеор…

Шеддерик вытянул из полутрезвого сплетника и описание, и адрес, где происходил разговор, и оставил его в покое. Горожанам, которые уже начали переглядываться и тянуться за оружием, посоветовал не спешить — завтра правда так или иначе все равно раскроется — и ушел. Горожане не поверили, но с этим придется смириться: ифленцам в Тоненге, как и прежде, верили меньше, чем торговцам.

По названному адресу пришлось вернуться почти что обратно к дому ювелира, а потом еще пройти несколько кварталов в сторону каменных городских окраин.

Эта часть города еще не успела превратиться в трущобы. Старые дома давно не ремонтировались, но были некогда так качественно построены, что держались на еще том заделе прочности. Принадлежали они частью — обедневшим ифленским дворянам из младших родов, чьи гербовые кольца были узкими и сверкали свежим металлом. Частью — мальканским дворянам и хозяевам. Правда и то, что настоящие владельцы здесь бывали редко. Часть домов сдавалась, часть — попросту пустовала, а в некоторых самовольно селилась окраинная голытьба. Патрули здесь бывали редко, а драки — часто. Но, тем не менее, район этот считался более безопасным, чем порт или трущобы за рекой. Здесь нечего было красть, стоимость товаров была невелика, а ифленское и мальканское население как-то за минувшее десятилетие научилось жить в вынужденном худом мире, который, по мнению и Шеддерика тоже, был все-таки лучше хорошей войны.

Темный двухэтажный дом под островерхой крышей, несколько узких окон. Шедде решительно толкнул калитку и поднялся на крыльцо. На стук вышел слуга, спросил, кого принесло среди ночи. Пришлось представиться и потребовать хозяина.

Шеддерик был уже морального готов встретиться с самим лордом Эммегилом, хоть и с трудом мог его представить себе в здешней убогой обстановке, но нет. Вышел к нему сутулый, когда-то высокий худой ифленец в сальном халате поверх серых солдатских штанов, на три размера больше, чем требовалось. Штаны прохудились на коленях, их тоже покрывали жирные пятна — верней всего хозяин имел привычку вытирать об них руки.

От него разило перегаром, табаком и еще чем-то кисло-тошнотным.

И, тем не менее, Шеддерик его узнал.

А ведь многие годы считал адмирала Кленнерика та Нурена мертвым.

И может быть, был бы рад и дальше так считать: адмирал в давние годы был боевым товарищем и сподвижником его отца, Великого Ифленского наместника в землях мальканских Хеверика та Хенвила. Правда тогда Хеверик еще не был наместником.

И про Танеррет и про Тоненг он рассуждал тогда исключительно как о цели очередной экспедиции, заманчивом жирном куске почти ничейной земли в теплых уютных широтах, которая лишь по недоразумению пока еще не принадлежит Ифлену, а тамошнее отсталое население только и ждет просветителей и мудрых наставников с севера.

Шеддерик едва заметно тряхнул головой, отгоняя полезные, но не слишком своевременные воспоминания об этом человеке, и сказал:

— Чеор адмирал та Нурен? Вот это встреча!

— Давно уже не адмирал. — Проворчал хозяин, отступая вглубь помещения, — разжалован еще вашим покойным отцом, если это вы и есть — благородный чеор та Хенвил.

«Тоже узнал», — с досадой подумал Шеддерик.

— Входите, что на пороге разговаривать. Давно ведь я вас жду… почитай, с самой безвременной смерти наместника. Все думал сначала — будут ли наследники искать убийц? Или сами руку приложили? А? Я бы от этого старого подлеца избавился не раздумывая. Это ж скольким он жизнь поломал, скольких благороднейших людей лишил кого жизни, кого земли, кого состояния… я-то еще легко отделался, да.

Дом бывшего адмирала ифленского флота был под стать ему нынешнему. Темные стены с остатками дорогих обоев по дальней стене. Мебель когда-то тоже была дорогой, но сейчас облезла и протерлась, да и было ее немного. Пол… во времена, когда этот дом построили, пол покрывал ценный паркет, но сейчас от него мало, что осталось. А дыры оказались где — заколочены дешевым горбылем, где просто прикрыты старой парусиной.

Интересно, откуда у него деньги на содержание слуги, между делом подумал Шеддерик, но почти сразу выкинул это из головы.

— Вина? — предложил хозяин и распахнул потертый резной бар. Внутри Шедде успел разглядеть несколько глиняных кувшинов с высоким горлом, в каких малькане продают те свои вина, которые сделаны все-таки из винограда, а не из яблок. Напитки подороже даже здесь, на Побережье, давно уже разливают в бутылки.

Посмотрев на заляпанные стаканы, которые со стола, похоже, не убирались никогда, Шедде предпочел отказаться.

— А я выпью, да. За те былые прекрасные времена, когда мне не нужно было клянчить деньги у ростовщика, а всякие ублюдки не могли являться ко мне без приглашения среди ночи и требовать каких-то ответов!

Шедде приподнял брови, ожидая, когда та Нурен выпутается из своего тоста, наполнит стакан и залпом его осушит.

Когда-то этот человек и в Императорский дворец входил, как к себе домой.

Шеддерик помнил надменного юношу, с которым в детстве его пару раз оставляли, считая, что моряку будет, что рассказать мальчишке. Но «моряк» тяготился этими обязанностями. И со временем его отношения с Шеддериком только ухудшались.

Правда, Шедде наивно полагал, что та Нурен его не помнит ни в лицо, ни по рассказам, ни по делам.

— Я ведь знаю о тебе, Шеддерик Хенвил, почти все. Даже больше, чем твой покойный отец знал… потому что кем бы меня ни считали при императорском дворе, а мне многие доверяли свои секреты, ибо я умел их хранить… в этой голове, юноша, столько чужих тайн, что захоти я разбогатеть шантажом, то обеспечил бы себя на долгие годы… и еще внукам бы досталось. Но нет! Потому что репутация дороже. Хотя, кому я говорю про репутацию.

Он снова наполнил стакан и отсалютовал им Шеддерику.

— Репутация! Ужасный гнет общества. Из-за нее многие расстались с жизнью и со свободой. Доброе имя в нашем обществе еще кое-что значит, и ради его сохранения люди иногда идут на такие поступки… на такие поступки… — он гортанно рассмеялся и вдруг громко поставил стакан на стол — так что вино пролилось на разостланную там тряпку, добавив еще одно пятно к уже существующим.

— Так какого морского жуфа тебе от меня понадобилось, Шеддерик та Хенвил, наследник Хеверика та Гулле, та Лемма, из Фронтовой бухты, брат молодого наместника Кинрика та Гулле? Что тебе понадобилось от бедного больного старика, о которого твой отец когда-то публично вытер ноги?

Шеддерик не знал до сих пор даже о том, что та Нурен еще жив, не то, что о ссоре между ним и покойным Хевериком.

— Вы разносите по городу вести о гибели рэты Итвены. Зачем?

— Рэта Итвэна? — Хохотнул бывший адмирал и нежно погладил пальцем свой замусоленный стакан. — Маленькая мальканская шлюха? Признаться, я был удивлен, когда понял, что то, что вы притащили из монастыря — и верно она. Я-то думал, мальчишке хватит толку ее добить. Но право, она и десять лет назад была горячей штучкой… жаль, кроме меня и подтвердить-то уже некому. Морду мне расцарапала, шрам остался даже…

— Что?

— А ты думал, вам с братом целка досталась? Да ее весь…

Договорить он не успел, вдруг оказавшись придавленным к полу коленом и ощутив на шее жесткий захват.

— Кто еще там был? Ну?

Та Нурен захрипел, дернулся в захвате, но тот стал только еще болезненней.

Шеддерику казалось, что та Нурен получает удовольствие, называя имена. Шесть имен.

Дослушав, чеор та Хенвил перехватил поудобней руки и резко дернул голову бывшего адмирала вбок и вверх. Шея хрустнула, стало тихо.

Он не спеша встал, отряхнул руки. Вспомнил про слугу, но того не оказалось ни в соседних комнатах ни в спальне этажом выше.

Во всех помещениях этого дома воняло грязью и несвежим потом.

Может, и стоило его обыскать. Раз уж поспешил и не задал этому ублюдку все задуманные вопросы… хотя, какие вопросы… ясно, что он в сговоре со светлым лордом Эммегилом. Кто еще рвется успеть в наместники до прибытия флота? Правда доказательств все-таки нет… а обыск…

Он не смог себя заставить. Вышел, оставив калитку на распашку: предстояло еще многое успеть до рассвета. Слишком много успеть.

Рэта Темершана Итвена

Шеддерик так и не появился, но Ровве уверенно сказал, что чеор та Хенвил жив, и ему ничего не угрожает. И что Темери нужно бы подумать о собственной безопасности. Выглядел призрак каким-то уж слишком печальным, но расспрашивать было некогда, и Темери и это оставила на потом.

Наблюдатель, отправленный Кинриком следить за воротами, сообщал, что туда стекается все больше хмурого народу, но оружия у них не видно (еще бы, в верхний город вооруженным мальканам путь заказан!).

Спешные приготовления походили на аврал на судне перед штормом: все куда-то спешат, кто-то отрывисто раздает команды, кто-то торопливо найтует палубный груз. Темершана однажды видела такие приготовления. В тот день Янур велел ей спуститься в каюту и не выходить оттуда, пока шторм не кончится. Она так и сделала, потому что уже научилась выполнять команды капитана, хотя и обиделась на него: коль скоро она тут что-то вроде юнги, то тоже не желает сидеть в каюте без дела! И ей казалось еще, что среди матросов (всех четверых!) ей будет не так страшно даже на открытой палубе и даже в сильный шторм.

В тот день непогода прошла мимо «Блесны» лишь чуть замочив палубный настил.

Но нынче причиной бури, хоть и частично, была она сама. Так что оказаться в центре водоворота событий оказалось проще простого.

За два часа до рассвета в цитадель был доставлен заспанный Янур, но Темери едва успела его уверить в том, что с ней все хорошо, как пришлось тут же попрощаться: Янур отправился знакомиться с судном, которому предстояло сыграть ключевую роль в ифленском свадебном обряде.

По островным традициям, жених должен привести невесту первым делом не в новый дом, а на новый корабль, который, по идее, должен стать залогом будущего благосостояния молодой семьи.

Были проинструктированы герольды и горнисты.

Вельва и Шиона, бледные от чувства ответственности, почти два часа потратили на то, чтобы хоть как-то уложить волосы Темери в подобие традиционной ифленской свадебной прически.

Ближе к утру объявился Гун-хе. Выслушал торопливый инструктаж от Кинрика, быстро и без суеты отдал необходимые распоряжения (его подчиненных не требовалось разыскивать и собрались они куда быстрей, чем офицеры обоих гвардейских полков и внутренней охраны цитадели), и только потом поинтересовался, где, собственно, Шеддерик.

Наместник напомнил, что глава тайной управы отправился в город вместе со своим помощником, так что по идее, южанин сам должен был лучше знать, где его искать. Не утратив природной невозмутимости, Гун-хе отдал своим подчиненным еще несколько распоряжений и, принялся с пристрастием расспрашивать Кинрика о том, по каким улицам пройдет свадебная процессия и у какой именно божьей крепи остановится.

Служительницам Ленны Кинрик отдал три здания в городе, одно уже стало известно как центральный храм Золотой Матери, и именно там должен был свершиться свадебный обряд. Сестер уже предупредили и получили однозначный ответ, что они готовы встретить наместника и его невесту возле купелей.

Все эти события, сменяя друг друга, проносились мимо Темери в виде тех самых, спешащих успеть до бури матросов, и она вдруг поняла, что участвует в происходящем с каким-то даже удовольствием. Кинрик, переставший морщить нос при каждом взгляде в ее сторону, перестал и пугать. А сейчас, когда им приходилось все делать слаженно, быстро, а главное — вместе, он ей даже нравился.

Впрочем, разбираться в себе было некогда, и Темери лишь заразилась от него лихорадочной, нервной, но почему-то веселой спешкой.

Ее даже не расстроило, что Вельва куда-то задевала подаренные наместником туфельки. Подумаешь! Под длинным платьем все равно не видно, что у нее на ногах.

Начало светать, Шеддерика все не было, а в цитадели, кажется, уже не спала ни одна живая душа. Многие товарищи Кинрика решили сопровождать жениха и невесту. Среди малькан такие желающие тоже нашлись…

Когда солнце показало край над горизонтом, ждать дальше стало и опасно и бессмысленно. Все было готово. И все были готовы.

Идти к храму предстояло пешком, так что рядом с Темери помимо Кинрика все время были люди Гун-хе. Одетые в цивильное платье, они все равно были легко узнаваемы — по сосредоточенным лицам и еще по тому, как они внимательно вглядываются в лица встреченных людей.

Таковых было внутри крепостной стены мало: кто-то спал, а кто-то уже успел присоединиться к процессии.

Впереди — гвардейцы при полном параде. Далее — знатнейшие дворяне Ифлена.

Потом — Кинрик и Темершана. Рядом с ними, по идее, должны были двигаться родственники. Но таковых немного нашлось, так что там оказались компаньонки Темершаны и друзья Кинрика, сотрудники тайной управы и почему-то невозмутимая чеора Ольтра та Роа вся в черном бархате и в брильянтах размером с чаячье яйцо.

Дальше — снова военные, а за ними уж — все желающие. Чем больше, тем веселее!

У ворот процессия замерла.

Сердце Темери забилось быстрее: получится? Услышат ли в толпе герольдов? Удастся ли переломить гнев толпы, превратить его из гнева в облегчение, а из облегчения — в радость?

За воротами раздался гул десятков возбужденных голосов. Если что-то пойдет не так, ворота не будут открыты.

Ну, что там? Как?!

Закрутились, поворачиваясь, старинные колеса. Ворота начали расходиться в стороны, а решетка перед ними уже много лет как была поднята — механизм сломался еще при власти рэтаха.

Щель наполнилась светом, косой луч, расширяясь, лег на каменную мостовую.

Вот, наконец, дорога была свободна. Когда они с Кинриком подошли к воротам, Темери смогла оценить, что там происходило. Гвардейцы выстроились в плотное оцепление вдоль моста. И за их спинами действительно толпились люди — много. Горожане, в основном мальканы. Больше, конечно мужчин, но были и женщины. Темери различила даже несколько любопытных детских мордашек.

При виде нее толпа снова разразилась громким приветственным криком, раздалось даже несколько выстрелов в небо. Вспугнутые чайки взвились над домами.

Темери знала, что на крышах прячутся стрелки Гун-хе, да и в толпе тоже есть его люди, но это ничуть не мешало насладиться триумфом: они в кои-то веки приняли верное решение! Все получилось. Осталось только довести дело до конца.

Улица вела к мосту и вдоль нее всюду ждали люди. Они махали в приветствии руками, и, кажется, лентами. Или шапками? Они радовались тому, что дурные ночные вести оказались ложью и рассыпались в прах с первыми лучами рассвета.

— Как здорово! Как же это здорово! — услышала Темери рядом искренний восторженный голос Вельвы.

Путь до главного храма Ленны был недолог: в прежние времена это здание тоже принадлежало сестрам, и располагалось в центре Тоненга. Старинное, высокое, оно обладало при том большими светлыми окнами и широким двором. И все равно всех желающих вместить не сумело.

Темери все больше волновалась — где Шеддерик? Не случилось ли чего? Почему даже люди Гун-хе ничего не успели разузнать?

Кинрик уже несколько раз спрашивал, что ее беспокоит и, в конце концов, она была вынуждена признаться. Кинрик только кивнул — его беспокоило ровно то же самое.

Внутри храма было полутемно, пахло свечами и сеном, журчала вода, пополняя купели.

Незнакомые сестры в светлых переливчатых облачениях зажгли огни по краям святильни и за купелями, так, чтобы их лучи отражались в воде.

Люди расступились к стенам, по знаку старшей сестры Кинроик и Темери шагнули вперед и приняли в руки по медному кувшину. Все происходило в полной тишине, но и так каждый знал, что нужно делать.

Темери подошла к той из купелей, что была ближе к ней, и зачерпнула воды. Кинрик сделал то же самое. Воду они перелили одновременно в большую свадебную чашу. Медленно-медленно. Так, чтобы не расплескать. Потом, по знаку служительницы, опустили руки в эту «смешанную» воду.

По залу словно разлился едва слышный мелодичный звон, Темери не знала, слышат ли его другие люди, но всегда радовалась ему, как будто это был знак — Золотая Мать ее услышала.

Вода в первый момент показалась ей ледяной. Но вдруг ее ладонь встретилась там, под поверхностью с ладонью Кинрика. Их пальцы переплелись. В свете свечей стало казаться, что светится уже сама вода.

Одна из сестер подала им белое сухое полотенце. Так и не разжав пальцы, завернули их в полотнище.

Если останется заметный след от воды, брак будет счастливым. А опытные сестры по следам от рук могут угадать даже, сколько в этом браке родится детишек.

Снаружи снова пропели трубы.

Еще немного, и надо выходить. Темери разжала пальцы. Обратила внимание, что Кинрик долго не выпускает ее руку — и как-то слишком внимательно смотрит куда-то ей в переносицу.

— чеор та Гулле… Кинрик! Все хорошо?

Он нахмурился, тряхнул головой.

— Рэта Итвена… что со мной не так? Я почему-то совсем не хочу думать ни о завтрашнем дне, ни о Нейтри… сегодня.

Он поморщился, но, наконец, выпустил пальцы Темершаны.

— Устал просто. Все хорошо…

Одна сестра встала рядом с Темери, вторая — с Кинриком. Дальше во двор, где ждут остальные участники процессии, они последуют вместе. И там же, у ворот, должен их ждать Янур с ключами от «какого-нибудь» корабля.

Янур Текар в красивом темном кафтане — даже и не скажешь, что с чужого плеча — действительно стоял там. Но руки его были пусты. Зато рядом с ним, с выражением лица, достойным Гун-хе, застыл Шеддерик та Хенвил. И это в его руках была небольшая, украшенная самоцветами шкатулка.

Темери сбилась с шага, внезапно оробев.

Шедде не знал, что они задумали, не мог знать — почему, и все-таки пришел сюда и зачем-то отнял у шкипера Янура его роль. Словно хотел упрекнуть Темери в чем-то. Или это она опять себе что-то придумывает? Бессонная ночь не прошла даром, возбуждение схлынуло, и теперь мысли Темершаны прыгали, словно лесные белки, как им заблагорассудится, с одной темы-веточки на другую.

Янур был бледен, Шеддерик… Шеддерик улыбался. При том улыбался так безмятежно, что волей-неволей начнешь думать о том, куда можно надежней спрятаться, когда свадьба, наконец, закончится.

— Пусть это судно станет лишь первым в будущей армаде, — ритуальная фраза в устах чеора та Хенвила прозвучала серьезно, но в комплекте с лучезарной улыбкой вызвала еще большее желание скрыться. — И станет вам вторым домом, приносящим удачу!

Шкатулка открылась. Шеддерик достал ключ и поспешно протянул его Темершане.

Ключ был холодным, пальцы Шедде — тоже. Она, как ни странно, успела это почувствовать.

Повернулась к Кинрику. Он с улыбкой принял ключ. Спина прямая, в глазах — усмешка. До порта идти всего квартал, а там, на борту дареного корабля можно будет отдохнуть. Может быть…

— Благодарю, — сказала Темери Шеддерику, — за оказанную честь, благородный чеор.

Шеддерик поклонился, отступая в толпу. Темери только надеялась, что он сейчас же куда-нибудь не исчезнет. Когда Шеддерик та Хенвил рядом — ей и спокойней и легче. Правильней.

— Идем, — шепнул Кинрик. — Скоро все закончится.

Темери кивнула и вместе с ними двинулась к порту вся процессия.

Процессия утекала в ворота. Янур покачал головой, глядя на Шеддерика все понимающим печальным взглядом. Потом достал из кармана фляжку и протянул ее главе тайной управы. Шедде благодарно кивнул и сделал большой глоток. Несмотря ни на что, он все еще был уверен, что все идет так, как должно. Сегодня даже больше, чем раньше.