Когда я открыла глаза, то с восторгом обнаружила, что всё ещё лежу в объятиях Полкана, что он укрыл нас своей рубахой и ласково перебирает мои волосы, что всё это мне не приснилось. Конечно, я бы предпочла, чтобы мы лежали в мягкой кровати, а не на земляном полу, и чтобы я могла рассмотреть его лицо при свете ночника, а не тусклого факела. И чтобы жить мне оставалось больше, чем несколько часов. Но наваждение пропало, и я прекрасно помнила, кто мы и в каком я положении.
— Ты побудешь со мной до утра? — спросила я.
Полкан не ответил, только крепче прижал меня к себе.
— Я понимаю, что ты не обязан, но, наверное, одна я сойду с ума от страха, — представить, что сейчас он уйдёт и в следующий раз я его увижу, наверное, уже из огня, было невыносимо. Хотя о предстоящей казни я думала довольно отстранённо.
— У тебя нет страха, я его забрал себе, — спокойно проговорил Полкан. — Как всю твою боль.
Я поверила сразу и даже не удивилась. Если он так легко вылечил мои ушибы и ссадины, почему бы и не контролировать эмоции? Что же они ещё умеют? И почему с такими способностями сидят на острове, питаясь репой, когда могли бы захватить власть над миром? Но меня беспокоило совсем не это.
— Забрал? То есть мой страх чувствуешь теперь ты? А боль ушла, потому что теперь рука и нога болят у тебя? Верни всё обратно, зачем тебе мучиться!
— Уже не болят, мои раны затягиваются быстрее, — улыбнулся Полкан. — И твой страх мне вреда не причинит, потому что я знаю, что заберу тебя, и ты не взойдёшь на костёр.
— Ты поможешь мне сбежать?
Я, конечно, надеялась на это. С первого момента нашей встречи на острове я верила, что Полкан мне поможет, но сомнения были. Разве так просто пойти против всех своих родных (или кто они ему там — соплеменники?) ради малознакомой девушки. Предназначение — это, конечно, хорошо и красиво, но слишком сказочно, чтобы жертвовать ради этого всем.
— Ты не веришь мне? — Полкан напрягся. — Не чувствуешь, как ты важна для меня? Ты бы оставила меня в беде?
— Нет, конечно, нет! — уверенно ответила я, на миг представив, что мы поменялись местами, и это Полкану угрожает опасность. Я бы сделала всё, чтобы вытащить его. Даже невозможное. Даже если бы знала, что никогда его больше не увижу.
Но не успела я полностью осознать, что после того, как я покину остров, мы с Полканом расстанемся, он быстро проговорил:
— Я уйду с тобой. Я хотел бы, чтобы мы жили здесь, в доме Матери, но Велигор не дозволит. Никто не дозволит. Значит, мне нет места среди моего рода. Пока Велигор наш отец, братья и сёстры исполняют его волю.
Странные родственные отношения в их племени меня заботили мало. Кто кому и кем приходится, кровное это родство или просто термины их общины — было неважно, оставаться среди этих мистических психов мне не хотелось всё равно. Забрать Полкана с собой — лучший вариант развития событий, о таком я даже мечтать не смела.
— Я пойду за тобой в твой мир, если ты захочешь, — проговорил он, но очень неуверенно, словно ждал, что я высмею это предложение.
— Ты не чувствуешь, как важен для меня? — усмехнулась я, повторяя его вопрос и поцеловала Полкана. — Конечно, я хочу.
А моя мысль уже заработала: как и к кому можно обратиться за документами для моего нового друга, наверняка, у него никаких бумаг. Как я его приодену, сделаю причёску. Жить он будет, естественно, со мной. Возможно, снимем квартиру побольше. Работа… На первое время сторожем куда-нибудь пристроим. И учиться ему надо. Интересно, читать-писать он умеет, или с нуля придётся всё осваивать? Не страшно. Справимся.
— Ты, правда, приняла меня, — с некоторым удивлением в голосе произнёс Полкан.
— Читаешь мои мысли, когда я должен доверять только твоим словам? — нахмурилась я. Но скорее притворно, на самом деле, я почему-то не сердилась, что он так запросто узнаёт, что я думаю, этот факт меня даже почти не смущал.
— Мысли прочесть нельзя — это не книга, только то, что чувствуешь на поверхности души, знать можно. Ты чувствуешь радость, ты видишь меня рядом с собой в своём мире, — Полкан улыбался и смотрел на меня с восторгом. — Ты — моя предназначенная, я не сомневался, но убеждаюсь снова и радуюсь.
Может быть, это бред, можно быть, он верит в какую-то свою сказку, а я ему настолько приглянулась, что он меня героиней этой сказки и сделал. И меня он околдовал, чтобы я поверила. Но я тоже хотела верить в эту сказку и не имела ничего против. Я хотела, чтобы Полкан был со мной.
Голова шла кругом, слишком много новых данных. Слишком много безумных событий и новостей. Слишком резко меняется моя жизнь. И не слишком ли большую ответственность я хочу взвалить на себя? Полкану современный мир может и не понравиться, может его напугать. Многих жителей сельской местности даже из нашей цивилизации жизнь в городе пугает, и они не могут адаптироваться. Вдруг Полкан будет себя чувствовать в городе, как я чувствую себя в этом земляном сарае? Да, может быть, мои объятия помогут ему немного скрасить существование, как его объятия помогают мне сейчас, но разве это жизнь?
— Ты когда-нибудь был хотя бы в деревне на той стороне реки? — спросила я.
— Был. И в городах был, — ответил Полкан. — Твой мир интересный, я жил там больше вёсен, чем в доме Матери. Я знаю его.
Я вздохнула с облегчением. Хотя могла бы догадаться: речь у него не так уж отличается от моей, поведение вполне обычное и он не выглядит дикарём. Может быть, не такая уж изолированная их община? Или…
— Ты тоже здесь пленник?
— Нет, — Полкан покачал головой. — Нельзя быть пленником в доме Матери, среди братьев и сестёр. Но если в доме порядок неправильный, а я изменить ничего не могу, как мне жить в этом доме?
Он сказал это с такой горечью, что мне стало не по себе. А ещё я осознала, что понятия не имею, кто он и что на самом деле представляет из себя его народ. Кровавые жертвы, про которые рассказывал Сергей, и туманные объяснения Влады — вот и всё, чем я располагаю. Возможно, Полкан не захочет мне рассказывать, но выяснить хоть что-то я должна.
— То, что я о вас слышала, это какой-то пугающий бред. Хотя больше всего пугает, что это может оказаться правдой. Ваша община на самом деле уже несколько веков сторонится остального мира?
Полкан кивнул. Я это скорее почувствовала, чем увидела в полумраке.
— Но ты непохож на отшельника, и если жил в каком-то городе, значит, вы всё-таки покидаете остров… Кто вы? И почему живёте здесь? И правда ли, что лет десять назад на острове произошло убийство местной девушки, которая хотела сбежать с парнем из деревни?..
«Не повторим ли мы их судьбы?» — едва не сорвалось у меня с языка. Но даже предполагать такое было страшно.
Полкан некоторое время молчал, мы по-прежнему лежали на полу, на его рубахе, прижавшись друг к другу. Было тепло. Я слышала, как бьётся его сердце, а где-то за сараем квакают лягушки. Завтра моя жизнь изменится, она уже изменилось, и у меня есть несколько часов, чтобы принять это.
— Не десять вёсен прошло — больше. Я был тогда совсем маленький, плохо помню Белёну, — заговорил вдруг Полкан. — Она была рождённой дочерью Могуты, нашего тогдашнего Отца. Наш род — последние дети последней Матери, мы остались только здесь и жили той жизнью, которая радовала Мать. Мы берегли её и себя. Но после того, как умерла Белёна, а Добряна не вынесла горя и сожгла себя и Могуту, Мать закрыла глаза и больше не смотрит на нас.
Ага, значит, версия следствия, что дом подпалил мужчина, убив ещё и жену — неверна! Но вряд ли островитяне делились своими наблюдениями с чужаками.
— Могута, как и Велигор, не слышал голос Матери или не хотел исполнять её волю, — продолжал Полкан. — Это привело нас к гибели, только это, а не любовь Белёны к безверцу! Велигор не понимает, что нашего рода больше нет. Божена верит Велигору и думает, что Мать однажды вновь откроет глаза. Она считает, что мир за пределами лишил меня разума, что Горислав не должен был увозить нас из дома Матери, должен был ждать, когда она простит своих последних детей.
— Божена… Она твоя мама? — поняла вдруг я, вспомнив суровую ведьму.
— Я родился от Божены и Горислава, — пояснил Полкан.
Ну да, Матерью они зовут свою богиню, а Отцом, вероятно, жреца (или кто он там?), а родителей, чтобы не запутаться, по именам.
— Но если вы всей семьёй отсюда уехали и жили какое-то время в городе, почему вернулись?
— Когда Мать закрыла глаза, а Отец сгорел, многие ушли с острова, — печально ответил Полкан. — Прежней жизни уже не было. Без защиты Матери рано или поздно всё разрушится: дети нашего рода перестали рождаться, наши силы с каждым днём иссякают. Велигор стал новым Отцом, но сам, а не по воле Матери, он никого не смог остановить, в общине остались самые слабые и те, кто побоялись идти в мир за пределами. Он замолчал, и я чувствовала, как дрожат его пальцы, лежащие на моём плече. Успокаивающе погладила его руку. Полкан прижал меня к себе чуть сильнее и продолжил рассказ: — Горислав одним из первых сказал, что мы должны попытаться выжить в большом мире. И увёз Божена и меня. Гориславу мир за пределами понравился, и я к нему быстро привык. Мы помнили Мать, чтили её, берегли память о ней, но Божене было сложнее, чем нам. Я ещё не ведал силы в полной мере, а Гориславу Мать не дала много сил. Божена говорила, что ему легко притворяться безверцем, потому что он не знал истинного благословения Матери и почти как безверец. Чем дальше от Матери, тем слабее становилась она. Божену это злило. И когда Горислав умер семь вёсен назад, мы с Боженой вернулась в дом Матери. Я обрёл силы, но, если бы я мог попросить Мать отнять их и вернуть Горислава, не думал бы ни мига, попросил бы её вернуть то время.
Я уже жалела, что затеяла этот разговор, — не лучшая тема для постельной беседы. Тем более, явно болезненная для Полкана. Ещё бы! Кажется, отец у него был адекватный, в отличие от матери-фанатички. Я обняла его, потому что не знала, что тут можно сказать. Но он и без слов почувствовал мою поддержку, слабо улыбнулся и продолжил:
— Кроме нас, больше не вернулся никто. Велигор и Божена верят, что Мать проснётся и заставит всех детей прийти к ней. Но Мать глубоко спит, слишком велико было её горе, когда умерла Белёна. Могута нарушил её волю. Она хотела, чтобы Илья вошёл в наш род, он был предназначенный Белёны, их сын мог стать новым Отцом. Она призвала человека из мира за пределами. Так было во все времена, когда нам нужен был новый человек. Не могут же кровные братья и сёстры родить детей. Мать приводила нам новую кровь: мужчин, женщин, иногда семьи — их дети рождались уже детьми нашего рода с силами, дарованными Матерью. Но Могута не хотел, чтобы Белёна была женой безверца. И вышло, как вышло. Мать оставила нас.
— То есть ваша Мать никогда не проснётся?
Слишком уж обречённо рассказывал эту историю Полкан. Кажется, это для него такая же трагедия, как гибель папы.
— Божена говорит, что знает способ, — ответил он. — Но если за столько лет ничего не сделала, наверное, она тоже бессильна. А Велигор безумен, он не слышит Мать, а все свои слова называет её волей. Но безумцем считают меня, потому что я смею спорить с Отцом.
— Тогда ты не много потеряешь, если уйдёшь со мной.
— Я много приобрету, — улыбнулся Полкан, погладив меня, и со вздохом продолжил: — Но и оставлю здесь многое. Часть себя. Чем крепче спит Мать, тем меньше у меня сил, а в мире за пределами острова я лишусь их вовсе.
Я хотела было сказать, что так будет даже лучше, мне будет спокойней, но поняла, что это слишком эгоистично. Если он с детства колдует, то потерять эту способность будет так же невосполнимо, как мне потерять слух или зрение.
— Мы сможем сюда приезжать, когда они остынут, — предложила я. — Божена простит тебя, примет твой выбор. Она же всё-таки твоя мать.
— Божена отречётся от меня, если я уйду, — проговорил Полкан. — Она не верит, что моя предназначенная может быть безверкой. Она ждёт, что Мать приведёт ко мне, кого-то из сбежавших дочерей нашего рода, что мы родим детей, которые возродят общину. Когда я ей рассказал, что мне приснилась ты, она была неумолима, посчитала, что я лгу, чтобы разозлить Велигора. Конечно, когда ты пришла, я не сказал, что это ты. Если Мать захотела, чтобы это было так, если даже будучи во сне, она привела тебя, кто смеет с ней спорить? Но Божена не поняла бы.
Да уж, страшно представить, что бы эта ведьма со мной сделала, зная, что я — причина, по которой у неё не будет внуков-волшебников. Если уж даже мне было очень грустно, что такое крутое общество вырождается, каково им самим? Может быть, останься здесь самый цвет этого племени, они бы не были такими странными? Все были бы адекватными, как Полкан.
Но Полкана я им не оставлю. Он теперь мой. Я крепче прижалась к нему и спросила:
— А почему мы всё ещё лежим и никуда не торопимся? Бежать лучше ночью, пока никто не проснулся.
— Мы уйдём на рассвете. Нам нужно попросить благословения Матери, — объяснил Полкан. — Мы придём к ней, поклонимся, поблагодарим её. А там... неподалёку у меня спрятана лодка.
— А мои друзья? — вспомнила вдруг я о Наташке и Славе, почувствовав себя виноватой — я собираюсь бросить их! — разве друзья так поступают?
— Им не причинят вреда. Мы расскажем об их судьбе в деревне, Велигор не сможет не отдать их, когда приедет много людей. У него нет силы, чтобы противиться многим.
План мне понравился.
— А что мы будем делать до утра? — я провоцирующее провёла ладонью по его голой груди.
У живота он перехватил мою руку, мягко отстранил, поцеловал ладонь и ответил:
— Спать. Нам нужны будут силы. А любить я тебя буду в следующий раз на ковре из трав и мха. Когда не останется нашего страха.
Этот план мне нравился ещё больше, и, прижавшись к горячему крепкому телу моего предназначенного судьбой возлюбленного, я быстро провалилась в сон.