Я ударилась спиной так, что вышибло дух. Перекувыркнулась несколько раз, едва не вывихнула плечо и со стоном скатилась на самое дно оврага.
Холодный ветерок коснулся щек, пощекотал голые ноги. Подол задрался до середины бедер, один чулок сполз, и на коленке красовалась свежая ссадина. С трудом я пошевелилась, пытаясь понять, не сломала ли себе чего, а потом села и огляделась: вокруг высились темные полуголые деревья. Кое-где на ветках виднелись ведьмины гнезда, в подлеске рос густой папоротник – уже пожелтевший, но не утративший красоты и пышности.
Где корзина?
Кряхтя, как древняя старуха, я добралась до несчастной корзинки, валявшейся неподалеку, и подняла ее. Не пропадать же добру!
И вдруг что-то осталось на дне. Хоть одна ягодка…
Внезапно руки разжались – я приложила пальцы к губам, чувствуя, как задрожали колени. На дне, меж тонких прутьев, застряло несколько ягод. Не брусники, нет.
Это была волчья ягода.
В корзинке, у меня под ногами, на мшистых кочках, в траве… Весь склон был густо усеян ею.
Внутри заворочался ужас вместе с недоумением. Как, почему? Я бруснику собирала, откуда здесь взялась волчья ягода? Ведь не совсем из ума выжила. И руки, они… не в красных пятнах сока, а темно-синие, почти черные!
Позади раздался звук, словно кто-то наступил на сухую ветку.
Я взвизгнула и медленно обернулась, надеясь, что звук мне почудился. Горло свело от немого ужаса, и я замерла, схваченная по рукам и ногам его путами.
Волк… Огромный волк глядел на меня, не мигая, страшными зелеными глазами и скалил зубы.
А я не могла пошевелиться. Руки и ноги не хотели слушаться, тело стало безвольным, кукольным. Да и что я могла сейчас сделать? Что противопоставить огромному зверю со вздыбленной шерстью и острыми, как бритвы, когтями?
Он скалился, утробно рыча. Картинки из прошлого проносились в голове с невероятной скоростью – верно говорят, за мгновение до смерти вспоминаешь всю свою жизнь. Да и сколько я прожила-то? Всего восемнадцать лет… И я не хотела умирать сегодня, сейчас.
Не была готова.
Словно в подтверждение горьких мыслей, зверь шагнул вперед, не сводя с моего лица сощуренных глаз. Я никогда не видела живого волка так близко, но отчего-то была уверена – он был просто громадным, намного крупнее своих сородичей.
Я судорожно сглотнула и попыталась отползти назад. Глупо, да, но я была на грани того, чтобы сорваться и с диким визгом помчаться прочь, позабыв о том, что тогда хищник точно на меня бросится и растерзает в клочья. Простейший инстинкт охотника, заложенный самой природой.
Волк зарычал и наклонил оскаленную морду. Шерсть на загривке встопорщилась, будто перед ним была не хрупкая девушка, а здоровенный мужик с ружьем. Зубы его казались такими огромными, что без труда перекусили бы человеческую руку.
Или оттяпали голову.
– Не ешь меня… – произнесла, нет, запищала мышкой. Голос, как и тело, не хотел повиноваться. – Не надо…
Я казалась себе такой жалкой, слабой, беспомощной. Подогнув колени, сидела на стылой осенней земле. Из-под юбки торчат ноги в дешевых ботинках и штопанных чулках, одежда вываляна в грязи, волосы растрепаны.
Утробный вибрирующий рык отозвался дрожью в животе и вскоре захватил все тело. Волк шагнул снова и оказался так близко, что даже в отсутствие ветра я ощутила звериный запах – влажная шкура, горечь, прелые листья и… кровь.
Я никогда не тряслась так, как сейчас, доживая последние мгновения. Хватая ртом воздух, поползла назад, но рычание стало громче – хищник не собирался меня отпускать. Я была готова взмолиться, чтобы он кинулся на меня прямо сейчас, вцепился в горло и лишил жизни быстро, не растягивая страшную пытку. Это было слишком жестоко, а я слишком малодушна, чтобы смотреть в глаза смерти без страха.
Вдруг взор затянуло пеленой, и горячая дорожка скользнула по щеке.
Одна, вторая.
Горло сдавил спазм – я судорожно разрыдалась. Просто сидела и плакала, даже не утирая слез, перед оскаленной мордой громадного серого волка. Чувствовала его голодный пробирающий до костей взгляд, чувствовала щекочущий ноздри запах, но сделать ничего не могла.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я поняла, что зверь больше не скалится и не рычит. Чуть наклонив голову, смотрит внимательно, почти осмысленно.
– Не ешь меня, Волчок, – повторила и шмыгнула носом. – Меня бабушка ждет дома. Она слепая и совершенно беспомощная. У нее нет никого, кроме меня.
Он слушал сбивчивую речь так, будто все понимал. Или это были игры моего испуганного сознания? Показалось, что хищник устало вздохнул, а потом сделал то, отчего сердце упало в пятки – подался вперед и ткнулся носом прямо мне в живот.