Невеста для демона страсти

ГЛАВА 17.

Через Асрэй не поехала, рисковать не стала. Свернула в горы, едва город показался на горизонте. Конечно, это было рискованно — тут не просто не было дорог, тут даже прямых путей, что вели бы в нужную мне сторону, найти не ожидалось. Но полыхающий пламенем пожаров город вызывал все же куда большие опасения. Потому планировала просто объехать город со стороны гор, не слишком в них углубляясь, пока не выеду на нужную мне дорогу.

Однако, чем дальше я ехала, тем сильнее крепла во мне уверенность, что город — не нужен, ориентиры — не требуются, мне надо туда, вглубь… Через эту вот седловину… потом вверх по тому ручью… и вброд через эту реку… а тут — просто вверх, иначе никак. И через огромное это плато, и вновь вниз, опять вверх, и налево, мимо этих останцев…

Замок я увидела на закате. Не сразу поняла, что это он, приняла издалека за очередную группу останцев. Но нет, это были стены — полуразрушенные и заросшие мхом, но стены. И даже башни — пусть от них остался лишь остов, но они рукотворны, это не природное нагромождение камней. Отыскался и вход. Деревянные створы ворот давно истлели, и каменный проем приглашающе щерил темную пасть.

Осторожно спустившись с коня и ведя его в поводу, я медленно вошла в замковый двор. Он был невелик, частично засыпан землей и камнями — за прошедшую тьму веков здесь не раз случались обвалы. От бывших здесь некогда хозяйственных построек ничего не осталось, должно быть, все они были из дерева и давно отжили свой век. Из камня же внутри стен был только донжон, и он по-прежнему возвышался, гордый и неприступный. Почти, ведь входная дверь тоже давно сгнила.

Оставив Грома освобождать двор от лишней растительности, я нерешительно вошла внутрь. Что я должна была отыскать здесь, среди мусора и разрушений? Сквозь плиты пола давно пробился мох, а кое-где и трава, стены оплели гибкие ветви ползучих растений. Все, что осталось от внутреннего убранства — лишь мазки потемневшей краски, местами встречающиеся на стенах. Возможно, это были росписи когда-то, но что здесь изображалось — уже не понять. Кое-где сквозь траву и мох проглядывали плиты пола, кое-где из бесформенной кучи земли торчал обломок чего-то невнятного. Просто просыпавшийся трухой, стоило до него докоснуться.

Я добрела до лестницы вверх. Каменные ступени казались надежными, и я решила подняться. Несколько комнат, которые моя фантазия решила определить как личные покои владельцев замка, так же не содержали ничего примечательного. Солнце садилось. Мои силы тоже были на исходе. Забившись в угол, который показался мне чище других, и сжавшись в дрожащий комок, я забылась сном.

— Коня! — потребовал Александр, выбегая во двор. Вот только желающих исполнить его приказ попросту не было. Вокруг кипело безумное побоище, конюшня горела, несколько взбудораженных лошадей бестолково носились по двору в поисках спасения, порой сшибая и затаптывая копытами случайных людей.

От удара плетью герцог уклонился только чудом. Но сориентировался быстро — руку, державшую плеть, сломал, плеть забрал себе. И в дальнейшем расчищал ей себе дорогу ничуть не менее успешно, чем кинжалом — палаш, увы, так и остался в его покоях, поторопившись в темницу, он и не подумал его захватить. Теперь приходилось обходиться с тем, что есть.

Поседланного коня он все же нашел — правда, под седоком, но это не имело значения, Александру конь был сейчас нужнее. Земля дрожала, шквалистый ветер сбивал людей с ног, нечеловеческий вой наполнял души ужасом — демон все еще не признал своего поражения, он боролся и рвался из пут, Особняк шатался и скрежетал, с крыши слетала кровля, казалось, еще немного — и дом не выдержит, осыплется по камешку весь. И пентаграмма, в которую вложено было столько сил, не выдержит тоже и выпустит на волю свою чудовищную добычу.

Но с демоном сражались монахи. Их было много, и у них были все шансы справиться. А Роуз ускользнула от всех. Она убежала, улетела, она свободна и спешит сейчас к своей проклятой Богине, и если добежит — миру конец! Не раздумывая больше, герцог послал коня в галоп в отчаянной надежде успеть, перехватить девчонку демона по дороге. Цепей он так и не нашел, их вырвали из стены, но с Роуз, видимо, так и не сняли. А значит, она все еще человек, и двигаться может лишь с человеческой скоростью.

Дорогу до замка он помнил прекрасно — изучил этот вопрос во всех подробностях, еще когда только разрабатывал операцию. И потому, если и останавливался по пути, то лишь чтоб уточнить, не видел ли кто его беглянку.

Ему повезло: сбежавшую из под ареста ведьму с цепями на руках и ногах видели летящей на огромном вороном жеребце в сторону Асрэя. Он не ошибся, она действительно спешила в замок. А главное — он не сильно от нее отставал. Догонит. Уже скоро.

В Асрэй он влетел на полном скаку, даже и не подумав придержать коня на переполненных народом улицах. Тут тоже что-то горело, люди бегали, толкались, орали, громили дома и лавки, сражались в жестоких и бессмысленных схватках. Все то же безумие, выпущенное на мир обнаглевшими от безнаказанности демонами, тот же хаос и мракобесие.

Раздавая удары плетью направо и налево, герцог почти пробился до нужных ему ворот. Но конь споткнулся об очередного безумца, бросившегося ему под копыта, и герцог вылетел через голову, больно приложившись затылком о булыжник мостовой. Встать не успел — по нему тут же промчались копыта его коня, а дальше на зазнавшегося аристократа, привыкшего топтать конями людей, набросилась и без того агрессивная толпа. Кого-то из них он, возможно, порезал. Но встать уже не смог.

Разбудил меня свет. Он проникал под закрытые веки, мягкий и теплый, и стекал, казалось, куда-то в душу. Согревал и ласкал, звал и манил — ведь там, где сокрыт источник этого света, тепла будет еще больше. И я поднялась и пошла, не открывая глаз, не выбирая дороги. Я просто чувствовала, куда. Куда надо сделать следующий шаг, чтоб не выйти за границы льющегося на меня тепла и света, чтоб стать еще ближе к его источнику.

Кажется, была лестница. Вверх. Или вниз, не помню. А может, их было две. Или не было вовсе, и я просто плыла по воздуху — легкая, свободная. Тяжелые цепи, что тянули меня к земле, до крови стирая кожу, исчезли, и я вновь ощущала себя почти что сильфой — еще не беззаботной, но уже невесомой.

Еще не исчезли, но стали неважными стены — они вставали легким маревом на моем пути и развеивались, стоило приблизиться вплотную. Свет вел меня, и не было мне препятствий… пока холодная каменная плита не встала между мной и источником света. Я билась об нее, мне было плохо и холодно здесь, я хотела туда — там был свет, там было тепло.

— Открой мне. Пожалуйста, открой мне, — шептала я непонятно кому, пока видение не развеялось, и я не забылась вновь глубоким сном без сновидений.

А проснулась я вовсе не там, где засыпала — в круглом зале с тяжелыми низкими сводами, так похожем на склеп, на чуть выступающей из пола прямоугольной каменной плите. На ней не было надписей, лишь вилась вырезанная в камне причудливая вязь непонятного мне рисунка. Что-то абстрактное — круги, треугольники, квадраты, они переходили один в другой, сливались, разделялись и смешивались. Они безмолвно вели какой-то свой разговор, танцевали какой-то свой неподвижный танец.

А у меня опять были цепи, болезненно кровоточащие раны, несвежее платье на истерзанном теле, да страх и отчаянье глубоко в душе.

— Ну, где же ты, Дэя? — прошептала беспомощно. — Как тебя отыскать, пробудить, вернуть? Мир гибнет без тебя, в нем безумствуют демоны, льется кровь, умирают люди…

— Мир гибнет… — эхом прошелестело в ответ безмолвие. И плита подо мной чуть дрогнула, вынудив сползти с нее на пол. — И ты что же, хочешь его спасти? — голос шел отовсюду и ниоткуда, громкий и еле слышный одновременно, он заставлял обмирать от страха и отчаянно надеяться на чудо.

— Но ведь это мой мир. Как же я могу не хотеть? Все эти люди — они же не виноваты. А они гибнут — так страшно, жестоко, безумно!

— А кто виноват?

— Я не знаю… Тот, кто наслал на них безумие… Тот, кто дал возможность так поступить… Тот, кто стал причиной… Я не богиня, я не знаю, как определяют вину. Но я знаю твердо: их надо остановить! Вразумить, успокоить, не допустить…

— Дай мне крови…

Растерянно огляделась. Как, зачем, кому? Но в склепе было пусто, лишь только плита… Положив на нее ладони, я почувствовала, что она теплая и чуть вибрирует. Тонкая струйка крови из моего раненного запястья пролилась на плиту и тут же впиталась в нее.

— Нет, не твоей, твоей довольно уже, — вновь раздался всепроникающий голос. — Твоя пробудила… Нужна его — того, кто запер…

— Запер? Но кто тебя запер? Дэус? — совсем растерялась я. — Разве у божества есть кровь?

— У его Рыцарей крови довольно. А запирали они…

— Рыцарей? Но где же я возьму кровь Рыцарей?

— Найди…

Особняк вздрогнул в последний раз — и рассыпался каменным крошевом от крыши и до основания, погребая под своими обломками всех, кто был внутри и поблизости. Огромный демон, чей рост сейчас раза в два превосходил человеческий, раздраженно встряхнулся, скидывая с себя обрывки пут и осевшую на плечи и волосы каменную крошку.

— Вот и все, мой герцог, — мрачно усмехнулся он. — Не стоило тебе убегать, не закончив.

Вытянув последние силы из разорванной пентаграммы, он закрутился огромным серым смерчем и исчез, чтобы секундой спустя появиться на улице охваченного безумием Асрэя.

Его нечеловеческий облик вызвал панику у тех, кто еще способен был воспринимать окружающее, и заставил их с криками ужаса метнуться прочь с улицы. Остальных привел ненадолго в чувство шквалистый ветер, колючий и злой, пронесшийся по улице, сбивая с ног и швыряя в лица пригоршни песка и пыли. С дороги ушли и они. И остались лишь те, кто подняться уже не мог — истерзанные, в лужах крови и с тучами черных мух, кружащими сверху.

Над телом, что интересовало демона, кружили не только мухи.

— Был уверен, что ты присмотришь, — бросил он сильфе вместо приветствия и нагнулся, чтобы поднять с земли окровавленное и обезображенное тело того, кто еще недавно гордо именовал себя вторым человеком в государстве. — Ты ведь не позволила им убить его, верно?

— Что я могу против толпы безумцев, перевозбужденных от крови и безнаказанности? — отчаянно заломила руки сильфа.

— Разогнать их, когда первый азарт чуть схлынет. Внушить, что перед ними уже труп, — чуть пожал призрачными плечами демон. — И, я вижу, ты справилась.

— Справилась? Да они почти убили его! Они надругались над ним, избивали, калечили…

— Он все еще дышит, а этого мне довольно, — вновь обернувшись смерчем, он закружил, исчезая…

— Куда ты забираешь его? Погоди, отдай! — она метнулась за герцогом в самую воронку черного смерча и исчезла вместе с демоном и его добычей.

Резкий порыв ветра заставил вздрогнуть и выйти из того оцепенения, в которое повергли меня слова богини. Кровь герцога. Я могла бы заполучить ее, только вздумай он отправиться за мной в погоню лично. Но он слишком умен, он не станет делать подобного. Обнаружив мою пропажу, он просто пошлет солдат. Конечно, остается надежда, что в ком-то из них тоже течет кровь Рыцарей Дэуса, но как я справлюсь с ними одна?

— Вот все и кончилось, Роззи, — негромко произнес за моей спиной самый дорогой для меня голос во вселенной.

— Лис! — я порывисто обернулась. Он действительно стоял там — мой сыттар, чудовище и убийца. И тьма змеилась в провалах его глаз, и алые, словно кровь, волосы ежесекундно вспыхивали фиолетовым. Порыв броситься к нему на шею и обнять так крепко, как только получится обнять существо, чье тело клубится туманом, я подавила — с моих запястий все еще свисали цепи, а он говорил, что они для него губительны. — Ты жив! — выдохнула только, пожирая его глазами. — Ты невредим, ты свободен!..

— Я жив, пока ты жива, моя Роззи, о чем ты? Ведь это не мне грозил костер.

— Но они поймали тебя, ты кричал, я слышала.

— Все ерунда, — он лишь мягко мне улыбнулся. — Смотри, я подарок тебе принес. Сумеешь принять?

Только тут разглядела и его — Рыцаря Дэуса, начальника Тайного Сыска Иглезии, кузена самого короля — Александра Теодора Иоанна Аллери-Дамфри-Хейц, светлейшего герцога Раенского. Или то, что от него осталось. Он лежал у ног Лиса, израненный и избитый, с оплывшим от ударов лицом. А на нем, словно прозрачное одеяло, неподвижно лежало белесое облачко.

Оно вздрогнуло и отлетело с криком, едва я нагнулась, и концы цепей коснулись его.

— Не тронь! — раздался знакомый голос, и, конечно же, я узнала ее. Анабель.

— Разве я трогаю? Я смотрю… — потрясенно выдохнула, разглядывая «подарок». — Лис, во имя всего святого, я понимаю, он… не самый добрый на свете человек, но зачем же ТАК?

— Думаешь, это я? Увы, Роззи, но я то ли хуже, то ли лучше того, что ты обо мне думаешь. Я эту падаль не трогал. Побоялся, что если начну, то уже и не остановлюсь… Это добрые горожане Асрэя не разошлись с ним на узких улочках, — он нагнулся, хватая герцога за плечи и заставляя подняться: — Вставай, Рыцарь. Последнее, на что ты еще годен, ты все-таки сделаешь!

— Нет… — находившийся, казалось, без сознания, герцог отчаянным усилием воли открыл глаза. — Я не позволю тебе погубить мир, демон… Я не позволю… Я все равно остановлю тебя…

— Помоги положить его так, чтоб кровь текла на ее могилу, — на герцога Лис внимания не обратил. — Это должны сделать твои руки. И твоя воля. Ты ведь хочешь пробудить ее?

— После всего, что вы сотворили, разве остался у меня выбор? — тело герцога коснулось плиты, и кровь из колотой раны в боку потекла по желобкам узора, заставляя их сначала темнеть, а потом светиться. — Я хотела спасти себя. Я просто хотела спасти себя, Лис, от той участи, что казалась страшнее смерти. Но, воспользовавшись моим страхом, вы перевернули вверх дном весь мир. И кровь тысяч невинных теперь на ваших руках. На твоих руках, Лис! И думать теперь я могу лишь об этом. И молить и надеяться, что найдется сила, которая захочет и сможет все исправить. Оттолкнет мир от гибели. Не спасет мертвых, но хоть прекратит истребление живых. Запретит вам… проклянет… изгонит…

— На моих руках нет крови, Роззи! Это братья. Я пытался остановить их, убедить, заставить… Но они слишком сильно ненавидят Дэуса за его обман. И готовы использовать любой его промах, чтобы освободиться… Я никогда не планировал гибель людей. Мне слишком нравилось жить среди них. Быть одним из них, ты ведь знаешь! — горячо шептал Лис, стоя возле меня на коленях.

— Ложь, сыттар! — зашипела на него из дальнего угла Анабель. — На твоих руках его кровь! Я чуяла там твоих сильф, это они заставили толпу напасть на Александра. Они внушили ей кровожадность!

— А ты думала, кто-то из тех, кто обидит мою Роуз, сможет уйти от расплаты? Такого не будет, Ана, и, если он выживет, я лично прибью его, как только все кончится!

— Не посмеешь! Ведь тогда…

Что случится тогда, она договорить не успела — кровь герцога пропитала все линии замысловатого рисунка на могильной плите. Он засиял ослепительным светом, заставляя не только зажмуриться, но и закрыть глаза руками. А дальше был дикий грохот, земля и стены дрожали, все разлеталось, взрывалось и сыпалось, и я падала куда-то, растеряв все представления о материи и пространстве. И чувствовала лишь только крепкие руки Лиса, обнимавшие меня, несмотря на все мои цепи. Чувствовала его тело, прижимавшееся к моему, стремящееся защитить, оградить, закрыть от всего, что угрожало мне в этой чудовищной круговерти.

Очнулась я на зеленом склоне. Мои цепи растаяли, как дым, мои раны затянулись. Замка больше не было, и последние камни, что остались от древних строений еще летели с грохотом вниз с обрыва. А над нами сияло солнце. И стояла, сияя в его лучах, Она — прекрасная, величественная, непостижимая. Она была человеческого роста, но казалась невероятно огромной. Казалась невообразимо красивой — но ее черт лица я не могла разглядеть, сколько ни пыталась. Ее голос был тих и мелодичен, но был подобен громогласному реву.

— Спасибо, что освободила меня, Роуз Элизабет! — обратилась она ко мне, и все мое тело пронзила сладкая дрожь наслаждения и боли, от того, что голос ее звучал, казалось, внутри меня, вибрируя в каждой клеточке моего тела. — Ты молила не о себе, а о других, и потому твоя молитва была услышана. Она пробудила меня ото сна, она дала мне сил подняться. Ведь Любовь может впустить в мир лишь тот, кто сам способен любить и сострадать.

— Любовь? Ты — Любовь?! — пораженно выдохнула я, пытаясь хотя бы сесть. Ее мощь и величие подавляли, о том, чтобы встать перед ней в полный рост, было страшно даже подумать.

— Ты не помнишь уже даже этого, дитя моей Лилит? — удивилась Богиня. — Почему же тогда ты пришла ко мне? Зачем разбудила? Отчего просила помочь?

— Но кого мне еще просить? Сыттары, — я взглянула на руку Лиса, лежащую на моей талии и, не без сожаления, но все же отвела ее прочь, — они прикрываются Договором, заключенным с Дэусом, и во всем кивают на него. Дэус… Дэус, отдавший потомков Лилит в услужение сыттарам… Дэус, не сумевший или не пожелавший остановить безумие, охватившее мир… Дэус, чей Рыцарь видит спасением для меня лишь костер и пытки… Как мне верить такому богу, на что надеяться?.. Лишь на то, что Та, которой служили мои предки не окажется Злом.

— Не окажется? Она и есть зло, несчастная! — хрипло выдохнул герцог. Как и я, он исцелился от ран, и теперь упорно пытался подняться. Но во взгляде его сквозила одна лишь ненависть. — Посмотри, как ликует твой демон: ты исполнила все, что он задумал, ты пробудила Его Госпожу и погубила мир!

Богиня смерила его долгим, очень долгим взглядом. Но заговорила не с ним.

— А что скажешь мне ты, Ветер Юга? С чего тебя вдруг так радует мое пробуждение? Я еще помню, как ты радовался, когда меня запирали.

— Я тоже помню тот день, Божественная, — почтительно стоя на одном колене, сыттар, тем не менее, смотрел ей прямо в глаза и взгляда не отводил. — Я был неправ тогда. Мы все были неправы. Мир без тебя не стал надежней и правильней. А сыттары, получив в этот мир доступ, не обрели здесь счастье. Только тюрьму.

— И что же ты хочешь теперь?

— Того же, что, уверен, захочешь и ты сама: разорви договор, что обманом привязал сыттаров к этому миру. Верни нам свободу. Сними проклятие. И дай нам просто уйти. Изгони с позором, закрой сюда вход навеки — но дай уйти. Не мучай более — ни нас, ни людей, что вынуждены терпеть соседство с нами, ни верных своих дочерей, что твой муж обрек на служение, противное их природе. Уверен, это выход устроит всех. И доблестного Рыцаря Божественного Дэуса, чья ненависть к нам скоро заставит траву почернеть. И юную сильфу, что по-прежнему ищет любви и тепла у людей, а не у сыттаров, хотя давно уже стала куда ближе к последним. И мою… мою нареченную, что еще не стала моей женой. Не стала сильфой, и не хочет ей быть. Удали нас из мира, верни возможность быть собой не только близ Источника жизни — и Роуз освободится. Она все еще жива, и таковой останется. Сильфе жизнь не вернуть, но у Роуз ее достаточно просто не отнимать. Согласись, эту малость она заслужила.

— Она — без сомнения, Ветер Юга. Но ты… заслужил ли ты исполнения своих желаний? Кровь и обман выстилают твой путь ко мне.

— Не могу отрицать очевидного. Вот только что же мне было делать, Божественная? Как еще докричаться до тебя, дозваться? Как еще выполнить все условия, которыми ты и твой муж оплели возможность твоего пробуждения? Он сказал: «пока мир не покатится в пропасть», ты согласна поверить только мольбам своих верных… Но разве я желал этому миру зла? Разве цели мои темны, жестоки, бездушны? Разве мое вмешательство сделает этот мир хуже? Разве ты — Зло, как думает наш милейший герцог?

Она смотрела на него — долго-долго. И столь же долго молчала.

— Для кого-то, возможно, и зло, — произнесла задумчиво. — К тому, кто мучил моих дочерей, я вряд ли буду добра.

— Он не мучил меня, никогда! — испугавшись, я схватила за руку Лиса. — Он был добр ко мне, он любил, он заботился!..

— Сыттар, способный любить… — неприязненно фыркнул герцог. — Открой глаза, Роуз. Напряги мозг, если он вообще у тебя есть. Он использовал тебя, чтобы провернуть все это! Хладнокровно, расчетливо и бездушно.

— Бездушие ощущается чуть иначе, — упрямо качнула я головой. — Я видела его, к примеру, в тусклом взгляде одного герцога, чьи руки хладнокровно подносили огонь к моему обнаженному телу. Он не наслаждался пыткой, нет, он совсем не садист. Он просто не знает и не понимает, что можно иначе, — я не хотела говорить ему «вы», я не рвалась говорить ему «ты». Я вообще не желала более говорить с ним. И потому говорила «о нем», словно его больше не было в моей жизни. — Вот у этого герцога и в самом деле нет ни души, ни сердца. А Лис… Герлистэн, Ветер Юга… он всего лишь дал мне возможность сделать собственный выбор, совершить собственные ошибки, прийти к собственным выводам. А если это те выводы, на которые он и рассчитывал… Ну, что ж, он живет на земле не первую сотню лет, было бы странно, если б он все еще ошибался.

— Но я все еще ошибаюсь, моя белая роза, порой — фатально, — печально улыбнулся сыттар, чуть сжимая мои пальцы, все еще цеплявшиеся за него. Очень медленно поднес мои руки к губам, очень нежно поцеловал. — Прости меня, Роззи, за все, что я сделал и что не сделал. Я бы хотел, чтобы между нами были лишь свет и тепло. И мне бесконечно жаль, что для тебя все вышло так страшно.

— Ничего, — я порывисто вздохнула, пытаясь сдержать эмоции. Если то, о чем он мечтает, сбудется… То, о чем мечтает и он, и я, и даже ненавистный герцог… Если сыттары уйдут… будут изгнаны, развеются, словно дым… Я верну себе свою жизнь, но ведь в этой жизни уже не будет его… И это будет правильно, это будет верно, но все же… Смогу ли я когда забыть его улыбку, его голос?.. И бездонные провалы его нечеловеческих глаз, и искры в его пылающих волосах?..

— Что ж, я выслушала ваши слова, я вгляделась в ваши души и приняла решение, — произнесла, наконец, богиня после долгого молчания. — Роуз Элизабет! В благодарность за то, что ты сделала, я разрываю брачные клятвы, что опутали тебя помимо твоей воли. Ты отныне свободна! Ты больше не герцогиня Раенская, и брачную звездочку с ваших ладоней я стираю своей Божественной Волей. Ты больше не рабыня сыттара, я разрываю вашу связь и возвращаю тебе твою человеческую природу. Ты никогда не станешь сильфой и уже никогда не перестанешь быть человеком.

— Спасибо, — только и сумела я прошептать, наблюдая, как звездочка и в самом деле бесследно пропадает с моей ладони.

— Увы, даже я не смогу вернуть человеческую жизнь тем, кто уже потерял ее, — чуть вздохнула богиня, переведя взгляд на Анабель, бледной тенью замершей возле герцога. — Но своей Божественной волей я разрываю все связи, что соединили моих бедных перерожденных детей и сыттаров. Все сильфы отныне свободны и вольны жить там, где им вздумается. Они больше не лярги, разжигающие чужую похоть и тянущие чужие силы, эту пагубную способность я забираю у них. И дарую им возможность питаться солнечным светом. Пусть станут они отныне красою этого мира, пусть встреча с прекрасной сильфой дарует удачу.

— Благодарю, госпожа, — прошелестела в ответ Анабель, но не тронулась с места.

— Своя судьба давно волнует тебя мало, верно? — понимающе улыбнулась Дэя. — Что ж, дойдем и до него. Пока же… — она перевела взгляд на Лиса. — За преступления сыттаров, совершенные ими против людей, за безумие, хаос и кровь, пролитую без счета по их вине, я своей Божественной волей разрываю договор, заключенный ими с Пресветлым Дэусом, объявляю их врагами этого мира и изгоняю прочь. Пусть станут они вновь теми Вольными Ветрами, которыми были прежде, но никогда не возвращаются в эти земли.

— Благодарю, — склонил голову Лис.

— Не спеши, Ветер Юга, коварный интриган и бесстыжий соблазнитель. После всего, что ты сотворил, после того хаоса, что ты посеял, тех чувств, что разбередил в чужих душах, так просто тебе не отделаться. Тебе — приговор отдельный… — она многозначительно замолчала. — Вы странная пара, — продолжила Дэя через несколько мучительных секунд, и я вздрогнула, полагая, что она имеет в виду нас с Лисом. Но она говорила не обо мне. — Демон, любящий как человек, и человек, бездушный как демон… Как там говорилось в том Договоре, в той брачной клятве, что связала вас воедино? «Отражение в зеркале ветра»? Похоже, это было кривое зеркало. Вы не просто в нем отразились, вы перепутались. И теперь оба не на своем месте… — она чуть качнула головой, задумчиво разглядывая то одного, то другого. — Но внешность должна отражать суть, а не маскировать ее. И я приговариваю тебя, сыттар Герлистэн, бывший некогда Вольным Ветром, к жизни в человеческом теле. Ты проживешь человеком отпущенный людям век и человеком умрешь. И никогда уже не возродишься Ветром… Ты же, Александр Теодор Иоанн, станешь тем, кем давно уже стал по сути — бездушным демоном, Вольным Ветром. Займешь место того, кто отныне разучился летать. И навсегда уберешься вон из этого мира! Моей Божественной волей — да будет так!

А потом был гром, молнии, что-то еще, оглушающее и слепящее, что помешало мне видеть, что происходит, но так и не смогло перекрыть чудовищных криков боли, которых не смогли сдержать ни человек, ни сыттар.

— Лис! — я бросилась в марево тумана, скрывавшего от меня, кто стал мне всего дороже. И замерла. Сыттара более не было. На траве лежал безвольной куклой черноволосый мальчишка с синющими, как небо глазами, и капельки пота блестели у него на висках. — Как ты, Лис? — опустившись перед ним на колени, я неуверенно коснулась рукой его плеча.

— Так странно, — задумчиво отозвался он, не отрывая взгляда от облаков, — всегда так мечтал об этом, теперь же… Просто не в силах поверить, что это все же произошло.

— Ты мечтал — вот об этом? Но ведь это уже не игра. Ты не сможешь исчезнуть, когда тебе надоест. Сменить облик. Даже просто взлететь.

— Зато я смогу быть с тобой. Выходи за меня, Роуз Элизабет. Я люблю тебя, я хочу провести с тобой всю свою жизнь.

— Ох, нет, — вздохнула я со счастливым смехом. — Я едва успела получить развод… К тому же, выходить за тебя опасно: можно оказаться замужем совсем не за тем, за кого выходила.

— Ни за что, Роззи, — он стремительно поднялся, заключая меня в объятия. — Больше никаких зеркал, ветров и подобий. Только ты и я. По-настоящему. Вместе. Вдвоем.

— Лис! — я не выдержала и тоже обняла его — крепко-крепко. — Ты все-таки сделал это. Все-таки смог…

— Ну, при чем тут я, моя нежная роза? Это Дэя.

Дэя. Вспомнив о богине, я обернулась. Но ее больше не было с нами. Как не было больше ни герцога, ни сильфы. Во исполнение воли богини он, должно быть, уже покинул наш мир. А она, конечно же, последовала за ним. Так я и не увидела, каким сыттаром он стал. Так и не узнала никогда, нашла ли Анабель с ним свое счастье. Но, признаться, меня это мало интересовало. Их больше не было в нашей жизни — и этого было довольно.

Губы Лиса ласкали мои — и все остальное было неважно. Ну, кроме, может быть, его пальцев, таких нежных и чутких, и, наконец-то, без всяких перчаток. Они гладили и ласкали, они стремились изучить каждый сантиметр моего тела. Я не возражала, напротив, я не менее жадно и трепетно стремилась изучить его. Того, кто никогда уже не изменится, кто навеки останется вот таким — со мной. Ну, разве что постареет. Но ведь стареть мы с ним будем вместе, и это случится еще не завтра, а когда-то далеко-далеко потом.

Наш новый и, на этот раз, самый настоящий брак был заключен именно там — высоко в горах, под синим небом, средь зеленых трав. В жарком сплетении наших тел, в сумасшедшем ритме дыхания, в хриплых выдохах: «я люблю тебя!» перемежавшихся поцелуями.

— А знаешь, ты угадал, — усталая, я лежала на его груди и, приподняв голову, все обводила кончиками пальцев его брови, скулы, губы. Все смотрела в его глаза, сиявшие теплотой и любовью. — Один наглый конюх все же увел у герцога его законнейшую супругу.

— Герцог ее не заслуживал, — он чуть потянулся губами и поцеловал мой шаловливый палец. — Тебе жалко титул? — спросил затем совершенно серьезно. — Жалеешь, что я не стал им?

— Нет, что ты! — ответила горячо и совершенно искренне. — Напротив, в какой-то момент я даже испугалась, что она превратит тебя в герцога. Отдаст его внешность, раз уж она решила поменять вас местами. Я… не знаю, как бы я смогла целовать его губы. Даже зная, что это ты.

— Напрасные страхи, — мягко улыбнулся на это Лис. — Я ведь говорил, Дэя видит суть. А я — не он, и потому просто не мог стать на него похожим.

— А стал похожим… на себя? На того, каким ты себя ощущал? Каким был в душе?

— На того, каким хотел быть рядом с тобой. Чтобы идти с тобой по жизни вместе — долго-долго. До самого ее конца.

— Но ведь у тебя теперь только одна эта жизнь. Не пожалеешь, что отдал за нее свою вечность?

— Пока ты со мною рядом — никогда.

Немного позднее в деревеньке Тосинай, расположенной в паре часов пути от несуществующего более замка, старый священник официально связал узами брака Стэнли Герберта Локвуда, эсквайра и девицу Роуз Элизабет Ривербел. За проведение обряда молодожены расплатились с ним небольшим алмазом и ушли прочь, ведя в поводу огромного черного коня.

Да, в замке, как выяснилось, все-таки было сокровище. А может быть Дэя, уходя, наколдовала его мне в приданое. Увесистый мешочек алмазов, именовавшихся когда-то «слезами Дэи», я нашла в седельной сумке своего коня, мирно пасшегося там, где его и оставили, несмотря на все перипетии.