Невеста для демона страсти

ГЛАВА 11.

— Мы нашли их, ваше высочество, — немолодой черноволосый мужчина почтительно склонил голову в коротком поклоне, а затем вновь взглянул в лицо своему начальству.

— Нашли кого? — невозмутимо уточнил герцог, знаком отказывая трактирщику, жаждущему осчастливить его еще одним кувшином вина. Не того качества это вино, чтоб можно было пить его вечно. Да и голова нужна ему ясной.

— Карету, запряженную шестеркой вороных. Женщину по имени Роуз Ривербел, выдающую себя за герцогиню Раенскую. И мужчину, выдающего себя за вас. Наши люди утверждают, что сходство действительно весьма…

— Догадываюсь, — мрачно кивнул на это герцог, припоминая древние свитки. Там утверждалось, что твари, способные легко принимать любой облик, действительно существуют. Сыттары, многоликие демоны порока и грязных помыслов. Могущественны, неуловимы и неуязвимы. Почти. Дэус все же сумел обуздать их, поймав в сети божественной сделки. Пред ликом Дэуса не одному сыттару фальшивого лица не удержать. Потому и скрывают они их под маской. — И где же все эти личности? Уже арестованы?

— Никак нет, ваше высочество. Их видели несколько дней назад в городке Тэйхем, это к северо-западу отсюда. Там произошла какая-то странная история, ходят слухи, что герцогиня… женщина, выдающая себя за герцогиню, сбежала от своего… якобы супруга. По словам очевидцев, он был в страшном гневе, двое охранников, которые должны были присматривать за ней и не уследили… Никто не знает, что он с ними сделал, но они сошли с ума. Их задержали, ваше высочество, но рассказать они ничего не в состоянии — просто слюнявые мычащие идиоты…

— А остальные? Известно, что стало с ними дальше?

— Увы, ваше высочество. Так называемый герцог в тот же день покинул город…

— Не озадачившись поисками «жены»?

— По всему выходит, что так. Он уехал через западные ворота, и больше его не видели.

— А Роуз?

— По ней тоже больше никакой информации.

— Что ж… Скажи, если двигаться от Сторина — родной деревни этой девчонки — в сторону Аденских гор, этот самый Тэйхем по дороге?

— Да, ваше высочество, если двигаться по Торсунскому тракту… Вот, взгляните, — сдвинув миски с едой, на столе расстелили карту.

— А мы сейчас, выходит, южнее… Ехать в Тэйхем смысла нет, — заключил герцог, изучив подробности. — Самозванец явно направляется в горы. Либо сюда, — Александр указал на небольшую деревеньку в северной части гор. — Либо куда-то сюда, — и он обвел на карте участок гор значительно южнее.

— Но что там, ваше высочество? Вернее — что ему может быть там надо?

— Здесь, на юге, спрятан вход в заповедную долину, где Дэус запер отступников. Точное его расположение свитки, к сожалению, не указывают. Но если негодяй доберется туда — нам его не достать, — герцог задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. — А вот здесь, чуть повыше этой деревни, расположен тот самый замок Альк, что девица получила в приданое.

— Не так уж близко к долине, — заметил его офицер.

— Не близко, — согласился с ним герцог. — Значит, едем сюда, попробуем перехватить его у развилки.

— А сбежавшая девица Ривербелл?

— Сомневаюсь, что она и в самом деле сбежала. Уж слишком легко он ее отпустил. Но — на всякий случай пошлите вестника нашим людям в графство Хатор. Если девицы появится там — пусть ее арестуют, — распорядился начальник Сыска. — Она не опасна, справятся и без нас. Меня сейчас куда сильнее интересует сыттар.

— Кто?

— Наш самозванец. Вот этого отловить будет совсем непросто. Но, если он сунется в замок — у нас будет шанс.

— Вот и все, Роуз, тут мы выходим.

Я, видимо, задремала. Сидя на коленях у своего демона и положив голову ему на плечо. Потому что, когда его негромкий голос заставил меня открыть глаза, за окнами были сумерки. Мы ехали целый день. И целый день он держал меня на руках, бережно обнимал, чуть поглаживал по спине, утешал, рассказывая что-то невероятное про то, как все будет здорово и… все. Мы были полностью обнажены, мы были заперты в тесном пространстве кареты, мы были наедине — но сладострастный мой демон даже и не подумал о том, чтоб прельститься моею близостью.

— Ты больше меня не хочешь? — спросила его печально, не отводя взгляда от длинных теней за окошком. — У меня больше нет… того, что так привлекало тебя? Я потеряла свою… как это правильно? Человечность? Телесность? Жизнь?

— Ты мучаешь себя глупостями, моя Роза, — мягко отозвался мой демон. — Ничего ты не потеряла — ни привлекательности, ни телесности, ни жизни. Стал бы я часами держать на коленях ту, что больше мне не нужна? Ты ведь знаешь, Роззи, я не люблю кареты, я мог бы и долететь, — он нежно провел рукой по моим встрепанным волосам. — Но я предпочел быть с тобой. Мне нравится быть с тобой. Помнишь, ты мне говорила, что хотела бы спать со мной, а не только гореть от страсти?

Не помнила, чтоб говорила именно так, но недоумение высказывала, было дело.

— Вот, считай, я исполнил твою мечту. Позволил выспаться на своем плече. А страсть… Тебе нельзя сейчас, хрупкая моя девочка. Я выпью тебя до дна, если пригублю. Но там, куда нам обязательно нужно поскорее добраться, у тебя будет все — и страсть моя, и любовь.

— Разве демоны любят?

— А кто сказал, будто мы ущербны? Мы другие — и только, — он ответил все так же мягко, но мне все равно почудилась обида в его словах. — Пересаживайся на сиденье, Роуз. Буду придумывать тебе одежду. Вряд ли ты согласишься выходить из кареты так.

Пересела. И завороженно смотрела, как он сложил вместе ладони, и между ними начал расти искрящийся синий шарик, раздвигая его ладони все сильнее, сильнее… Внезапно Лис резко кинул свой шарик в меня. Я ойкнула, ожидая ожога… или просто удара. Но шар развернулся в тончайшую паутинку и осел на моей фигуре, превращаясь в легкое платье. Невесомое, местами похожее на клубящийся синий туман, оно ласково облегло мне грудь и талию и облаком окутало ноги.

Пока я разглядывала себя, Лис тоже преобразился. Торс укрыла белая сорочка, с контурами нечеткими, словно края у облака. На ногах оказались бриджи в цвет грозового неба, и я не знала ни одной ткани, которая могла бы выглядеть так. И высокие сапоги его тоже были теперь не из кожи. Все иллюзия, дым, туман. Но — красиво. В таком виде хотелось летать.

— Полетаем, — улыбнулся на это Лис. — Но — чуть позже. Пока нас ждут наши кони.

— Но кони…

— У-уу, — загадочно протянул на это мой демон. — Думаешь, я дарил тебе коня просто так?

Он открыл дверцу, приглашая меня наружу, и я вышла за ним следом, ощущая непривычную легкость во всем теле. Я больше не проваливалась, напротив, я словно парила над землей. Ставила босую ступню на дорогу, ожидая, что острые камни непременно вопьются — и едва ощущала их прикосновение. Словно бы и дорога, и камни на ней — просто мягкие сгустки тумана, а мое тело столь невесомо, что не может его продавить.

— Нам надо наверх, моя Роза, — привлек мое внимание Лис. — Во-он туда, видишь, где белеет широкий снежник? Там перевал, а дальше — земля, которой нет ни на одной карте. Мой дом.

— Но туда… — расстояние показалось огромным.

— Карета не пройдет, ты права. Поэтому мы поедем верхом.

— Но, Лис, темнеет. В горы ночью — безумие.

— Не для нас, моя Роззи. И не для наших коней, — качнул головой красноволосый демон. — Безумие — оставаться дальше среди людей. Ты меняешься, Роуз. И тебе нужна помощь.

Невозмутимый Гаррет подвел мне коня, и я послушно вспорхнула в седло, удивившись мимолетно, что и стальное стремя моя босая нога ощутила как мягкий упругий туман. Но упор он давал, да и ногу я точно об него не собью. Если, конечно, нормальная чувствительность не вернется.

— А почему ты себе сапоги создал, а мне нет?

— Тебе надо привыкнуть к новым ощущениям, прежде, чем множить иллюзии, Роуз, — ответил он без улыбки. — Иначе будешь терять попеременно то стремена, то сапоги. А следить надо будет за дорогой, — он тоже вскочил в седло, и махнул рукой, повелевая карете и сопровождению трогаться. Уехали все. Мы с демоном остались одни. — Не бойся, Роззи. Эти кони прекрасно видят в ночи. Да и ты теперь тоже. Просто не отставай.

Он тронул коня, заставив того сойти с дороги, и направил в сторону гор. Мне осталось только двигаться следом.

По высокой некошеной траве, высушенной летним солнцем; по каменистому руслу небольшого ручья, стекающего с далеких вершин; под кронами могучих сосен, по привычке пригибаясь от низкорастущих веток… Дальше были поросшие крупными цветами луга, и было так странно различать в сгущающихся сумерках каждый цветок на огромном лугу. Краски уже стерлись, и я могла лишь догадываться, как красиво и многоцветно здесь бывает при солнечном свете. Почуяв простор, лошади неслись вперед размеренной рысью, словно не замечая, что уже который час скачут исключительно вверх.

Луговые цветы сменил низкорослый кустарник. Мелкий, нашим коням едва ли по колено, он неожиданно заполнил собой все окрестности, насколько хватало взгляда, и продираться по бездорожью сквозь его бесконечные заросли оказалось не так-то просто. Но миновали и его. Остались лишь мхи да покрытые лишайником камни, и ветер, что завывал вокруг, и облака, наползающие на нас, словно туман, и уходящие дальше — вниз, в долину. И вот уже облака закрывают землю под нами, оставляя нам лишь вершины гор и звездное небо над головами.

— Почти добрались, моя Роза, — оборачивается ко мне Лис, и его волосы искрятся звездами, а мне больше не кажется это страшным. Красиво, да. Бесконечно красиво — звезды над головой и звезды в его волосах. И где-то в провалах его нечеловеческих глаз тоже искрятся звезды.

— Ты разве живешь на вершине горы?

— Увы, Роуз. Мы близко, но не настолько. С вершины придется все же спуститься, — привычно рассмеялся он. — Но мы почти добрались до перевала. А сразу за ним — моя страна.

На перевале мы были уже на рассвете. Это было так странно — ехать всю ночь и совсем не ощущать усталости. И даже времени — всех этих многих часов, что скользили мимо, пока я, следом за Лисом, стремилась к вершине — я совершенно не ощутила. Звезды гасли, уступая место краскам нового дня, вокруг нас были лишь безжизненные серые камни, покрытые местами слоем слежавшегося старого снега, гулял ветер, завывая в щелях между валунами. Но холодно не было. Неуютно — тоже. Может быть, потому, что в лучах восходящего солнца пятна снежников казались розовыми? Или это сияние волос моего спутника бросало на них такой отсвет?

— Здесь холодно? — поинтересовалась у Лиса.

— Не знаю, Роззи. Никогда не был здесь человеком. Не довелось.

— И где же твой дом? Волшебная страна, что прекраснее всех на свете? — сколько я не смотрела по сторонам, ничего примечательного разглядеть не удавалось. Каменистый спуск, поросший местами лишь мхом да ягелем, бесконечные облака, затянувшие все, что ниже.

— Надо открыть вход. Вот здесь, — Лис помог мне спешиться и подвел к небольшой пирамидке из белых камней, сложенной посредине ровной площадки. — Мне нужна капля твоей крови, Роуз. Чтобы стражи границ распробовали в ней мою силу и впустили тебя.

— Кровь? — как-то не спешила я протягивать ему свою руку. — Мне кажется, у меня ее уже и нет, со всеми этими превращениями.

— Не фантазируй. Ты у меня самая что ни на есть живая девушка. Возможно, именно эта капля, что придется пожертвовать стражам, и убедит тебя в этом лучше моих слов. Ну же, — он требовательно протянул ладонь.

Я вздохнула, и вложила в нее свою. Порез он нанес мне мгновенно, и я даже не успела разглядеть, чем. Но вскрикнула от того, что боль я все же почувствовала, и с изумлением смотрела, как медленно тяжелая алая капля набухает и падает вниз — на белый блестящий камень. И впитывается. И исчезает бесследно.

— А вот теперь — смотри. Долина открыта для тебя, Роуз.

Я оглянулась. Облака исчезли, и теперь я могла в подробностях рассмотреть то место, куда нам с Лисом предстояло спуститься. Замерев от восторга, я любовалась на белоснежные вершины далеких гор, и розовые ручьи, сбегающие в долину. На бирюзовую гладь озер и белую пену бурных рек. На темную зелень лесов и яркое многоцветье светлого луга. И на сказочный дворец с многочисленными ажурными башенками и открытыми арочными галереями, расположившийся в самом центре этой долины.

— Нам туда, да? — кивнула я на строение. — Далеко. Мы, наверное, доберемся только к закату… А ведь я уже сутки не ела, — с удивлением сообразила, наконец. — И не хочется. Это нормально?

— Пока ты можешь наслаждаться тем, что видишь — вполне, Роззи, — успокоил меня мой демон. — И, кстати, ты не права: я тебя кормил.

— Когда? — недоуменно нахмурилась я в ответ.

— Когда целовал, разумеется, — рассмеялся он. — Привыкай. Здесь в ходу очень легкая пища. Невесомая, как ты и я.

— Мы разве невесомы?

— Конечно. Ты хотела летать, помнишь? Вот теперь действительно можно. Давай руку. Ну же!

Дала. Хотя было немного жутко. Когда тебе предлагают чуть-чуть полетать, стоя на вершине горы, как-то это… не слишком-то сильно хочется.

— А как же наши кони?

— Они найдут дорогу домой и сами. И ты угадала, доберутся как раз к закату. Мы же так долго тянуть не станем… Так что, поцеловать для храбрости?

Наверное, это не слишком правильно — выпрашивать поцелуй у того, кто даже не считает себя моим мужем, но я была уже действительно слишком далеко от людей со всеми их правилами.

— Желательно, — выдохнула я в ответ и сама прижалась к нему губами. И тут же пропала — в его объятьях, в его ласке, в его страсти. Крепко зажмурившись и запутавшись пальцами в невозможных его волосах, я пила нектар его податливых губ и все никак не могла напиться. А дыхание все не кончалось и поцелуй все длился… Пока он, наконец, не отстранился мягко и не прошептал мне в ушко:

— Открывай глазки, моя Роза. Поздно уже бояться.

Открыла. Чтобы тут же вцепиться в него еще крепче с испуганным вскриком. Мы летели. Вернее, нет, мы просто парили в воздухе, поднявшись над перевалом с его жертвенной белой пирамидкой, розоватыми языками снежников, нашими конями, что все еще стояли там, где мы их оставили, отдыхая после долгого пути.

— Отпускай меня, Роззи. Это не я держу тебя в воздухе, ты паришь в нем сама.

Пусть не сразу, но я все же поверила. Нашла в себе силы отцепиться от демона, даже сделала самостоятельно пару небольших кругов вокруг него.

— Ну а теперь — домой, — и, схватив меня за руку, он устремился вниз, и разноцветные ажурные башенки стали стремительно приближаться.

Слишком стремительно. И потому поначалу я не ощущала ничего, кроме ветра, свистящего в ушах, и была не в силах разглядеть что-либо, кроме ярких цветовых пятен приближающегося дворца. Но постепенно скорость стала восприниматься естественно, и в потоках воздуха, бурлящих вокруг, я начала улавливать чьи-то неясные тени, словно он был наполнен множеством прозрачных созданий, схожих со сгустками тумана, принявшего вдруг человекоподобную форму. А в шуме ветра явственно услышала голоса, повторявшие на все лады:

— Герлис-с-стэн… Герлис-с-стэн… Вернулс-с-ся… Он вернулс-с-ся…

— Что это? — спросила у своего спутника, стремясь перекричать ветер.

— Это не «что», Роззи, это «кто», — привычно рассмеялся он в ответ. — Привыкай, Роззи, это — подданные Долины. Духи воздуха, прелестные сильфы.

— Сильфы? Так ты тоже сильф?

Мне показалось, что воздух вокруг наполнился смехом.

— Что ты, Роззи, как можно? Я — сыттар, один из восьми повелителей Закатной Долины.

— Повелитель? — звучало внушительно. Вот только… — А восемь повелителей — это не слишком много для одной долины?

— Мы повелеваем не Долиной, Роззи, мы повелеваем всем миром, — без тени улыбки отозвался мой демон, и прозвучало это так внушительно и громогласно, что даже эхо подхватило его слова.

А мы, между тем, приземлились, мягко опустившись на мозаичные плиты одного из внутренних двориков замка. В его центре журчал фонтан, справа легкая ажурная колоннада отделяла дворик от цветущего сада. Слева над нами возвышалась глухая стена высокой белокаменной башни. А прямо напротив нас ждали гостеприимно распахнутые двери, куда Лис жестом и предложил мне последовать.

Войти, однако, мы не успели.

— Ты, в самом деле, вернулся? — голос, раздавшийся у нас за спиной, был не менее глубоким и завораживающим, чем у Лиса. Вот только привычной мне теплоты и мягкости в нем не ощущалось. Скорее, стало немного зябко, будто я оказалась на пути холодного северного ветра. — Неожиданно рано. Мы полагали, ты будешь гулять до последнего.

— Обязательно буду, Ландалиан, — Лис неторопливо развернулся, и я с ним вместе. — Ты ведь не думаешь, что я закончил?

Существо, что стояло перед нами (я, конечно, сказала бы «человек», но ведь это точно не так), казалось вполне материальным. Он не был прозрачен или бесцветен, как те, которых Лис назвал сильфами. Был облачен в сложную многослойную одежду — длиннополую, с откидными верхними рукавами, прорезными средними и ажурными нижними. Имел длинные снежно-белые волосы, отдающие в синеву и вспыхивающие знакомыми искрами. Мягкий тканевый валик, кольцом охватывающий его голову, смотрелся настолько странно, что поневоле вызывал улыбку. Однако темное пламя, пляшущее в глубине лишенных глаз глазниц, веселью не способствовало. Сколько бы я ни думала, что привыкла видеть подобное в глазах Лиса, при взгляде на лицо незнакомца стало настолько жутко, что я даже не смогла бы сказать, были ли черты его лица приятны или отталкивающи. Не сомневалась я лишь в одном — перед нами сыттар, соплеменник Лиса. А возможно и один из его соправителей.

— Я вообще не слишком задумываюсь о твоих гулянках, — чуть пренебрежительно подергивает плечом Ландалиан. — Хотя сильфочка твоя новая — вполне. Мила, не спорю. Только вот где моя? Ты одалживал у меня, припоминаешь? Блекленькая такая, совсем не в твоем вкусе… Однако мне она была дорога, так что неплохо было б вернуть.

— А она не вернулась? — мимолетно удивился Лис. — Странно. Я давно ее отпустил. Ну, посвисти, возможно, девочка заплутала. А мы пойдем, если не возражаешь, путь был долгий.

— Хорошего дня, Герлистэн, — учтиво кивает снежно-синий.

— И тебе, — возвратив любезность, Лис тянет меня прочь.

Иду, с трудом перебирая ногами. Не представил, не познакомил, вел себя так, словно меня с ним и вовсе нет… «Его новая сильфочка»… Как-то не слишком любезно.

Внезапно за спиной раздается протяжный переливистый свист. Резко обернувшись, вижу Ландалиана, дующего в странного вида свистульку, висящую на ремешке у него на шее.

— Что он делает? — недоуменно интересуюсь у Лиса, забыв на миг о своей обиде.

— Зовет домой свою сильфу, — спокойно поясняет мне демон. — Мир велик, а ветра сильны. Могут порой унести в слишком уж дальние дали. И тогда поможет лишь Зов.

— Не засиживайтесь. Выступаем на рассвете, — покончив с трапезой, герцог Раенский резко поднялся из-за стола и отправился наверх, в приготовленную для него комнату. Лучшую в этом заведении, как ему обещали. Впрочем, какое заведение, такие и комнаты. Особых удобств он не ждал, после целого дня скачки ему требовалось просто место, где можно поспать.

Конечно, не будь он вынужден скрывать свое имя, он остановился бы в городском особняке барона Даренгтона, и его комнаты действительно были бы лучшими. Во всем этом городе, разумеется, а не в данной невзрачной дыре.

Но все это мелочи, на войне он привык и не к такому. Главное — он был на верном пути, его агенты в городе подтвердили это. Роуз Ривербел видели на Летнем балу у местного барона. Бал был, понятно, не в городе — на природе, кого ж заставишь летом глотать городскую пыль? Но слухи до города дошли. Роуз на балу была настоящая, не самозванка — ее узнала тетка. А вот ее спутник и, как он представился, «муж» — личность весьма сомнительная. Герхард фон Шрок, граф альмарский… Насколько герцог Александр мог помнить (а помнить подобное входило в его обязанности), графа фон Шрок звали Эрик, как и альмарского короля. Конечно, он мог умереть, а титул перейти… Но жениться на девице Ривербел он все равно не мог, поскольку та давно не девица, а законная супруга одного иглезийского герцога… Сыттар, без сомнения. Сменил личину и развлекается! Безобразный скандал, нарочито спровоцированная дуэль — умело разведенное болото грязи для питания подобной низменной сущности… Вот только странно, что на дуэли пострадал он сам. Все, что герцог узнал о сыттарах в архиве храма, заставляло предположить иной исход событий… Что же не так? Почему эта злобная сущность позволила себя ранить? И почему так быстро сбежала из места, где могла бы неделю неплохо кормиться?..

Храмовый амулет на шее герцога предупреждающе звякнул. Герцог брезгливо дернулся, отступая. Опять? Нет, он, конечно, не ждал, что темные сущности оставят его в покое. Но неужели они полагали, что он хоть днем, хоть ночью снимет защиту? Он сунул руку во внутренний карман своего мундира и достал монокль с темно-синим стеклом. О, нет, эта вещь совсем не для бала! Поднеся монокль к правому глазу и прикрыв левый, герцог медленно огляделся.

Так и есть. Темный сгусток неразличимой обычным зрением субстанции медленно пятился от него прочь в сторону небольшого окна.

— Сбегаешь, мерзость? — усмехнулся Александр. — И на что ж ты надеялась, можно узнать? Разве тебе не видно, что ко мне уже не присосаться?

Ответа, понятно, не ждал, какой может быть ответ от сгустка незримого? Однако услышал печальный вздох. Тихий, едва различимый. А сгусток остановился, перестав пятиться, и даже колыхнулся… словно бы покачав головой.

— Даже так? — герцог неспеша прошелся по комнате, присел на колченогий табурет с таким видом, будто опустился на трон. — Хочешь поболтать? Ну что же, давай поговорим. Покажи себя. Ты ведь можешь, я знаю.

Призрачная субстанция вновь заколыхалась, отрицая. Затем метнулась к столу, медленно закружила вокруг стоящего там кувшина с водой.

— Воды? — не понял герцог. — Пить? Но пьешь ты не воду… Хочешь сказать, мерзость, ты слишком проголодалась? Настолько, что у тебя нет сил воплотиться?

Снова тихий, едва различимый вздох.

— Но ко мне тебе ни присосаться. А к другим что же?

Снова вздох. Александр задумался.

— Ну хорошо. А если я дам… немного, ты сможешь со мной поговорить?

Колыхание сущности можно было принять за согласие.

— И я тебя увижу?

Снова нечто, похожее на кивок.

— То есть, ждешь, что я это сниму? — он указал на свой амулет. — Пожалею тебя?

В ответ — вновь колыхание. И едва различимый смех. Скорее скорбный, нежели веселый.

— В мою жалость не веришь? Тоже верно, — кивнул герцог, не отрывая взгляда от необычного собеседника. — На что же надеешься? На любопытство?

Да, было похоже на то. Что ж, можно попробовать сыграть в любопытство. Александр неторопливо встал и подошел к кровати, куда еще перед ужином закинул свою дорожную сумку. Расстегнул пряжки, проверил содержимое.

— Ну, давай подкормлю, — обернулся к сущности, все так же мнущейся у стола. — Что мне для этого, снять амулет?

Нечто кивнуло. Впрочем, герцог и не сомневался. Идти на поводу у создания тьмы было рискованно. Но иногда бывает необходимо рискнуть. Очень медленно Александр снял с груди амулет.

Сгусток неведомого двинулся к нему. Медленно. Настолько медленно, что герцог не выдержал:

— Ну, что же ты? Давай!

И оно подлетело стремительно, будто решившись. Коснулось не груди, как ожидал Александр, губ. Он вздрогнул от отвращения и неожиданности, однако, уже в следующий миг его рука выхватила из сумки «ловчую сеть» и набросила на потерявшего осторожность врага.

И ничего не случилось. Сеть прошла насквозь, ударив по самому герцогу. А призрачный сгусток чуть отстранился от неудачливого ловца и рассмеялся. Значительно громче, чем смеялся прежде.

— Не выйдет, герцог, — послышался голос. Негромкий, мелодичный, девичий. — Я не твоя. Меня тебе не поймать.

— Разве? — не растерявшись, герцог немедленно вернул амулет на место. — Я пока не ловлю, я лишь не позволяю тебе выпить лишнего.

Сеть пришлось убрать с самым невозмутимым видом. Обидно. Ему обещали, что она поможет.

— Мы ведь собирались поговорить, нечисть, верно? — продолжил он, не выпуская неведомое из вида. — Так давай, проявись. Голос вон, я смотрю, уже прорезался. Давай и облик показывай. Познакомимся.

— Мы знакомы, — прошелестело в ответ, и призрак отстранился еще на пару шагов. — Немного.

Неведомая субстанция загустела, обретая формы и расцвечиваясь хоть призрачными, но все же красками. И перед напряженно ожидающим герцогом появилась дева. Совсем не та, увидеть которую он рассчитывал.

— Не смей! — с плохо сдерживаемой ненавистью прошипел Александр, а рука сама метнулась обратно за ловчей сетью. Пусть не поймать, но хотя бы хлестнуть! — Желаешь поговорить — так не претворяйся той, кем ты не являешься! Принимай свой собственный облик, Роуз, и возможно, мы сумеем договориться.

— Но я не Роуз, — чуть качнула красавица белыми локонами. — Я — Анабель.

— Ложь! — все так же возмущенно ответил герцог. — Анабель мертва, и уже давно.

— Конечно, — легко согласилась призрачная дева. — Именно поэтому ты и не смог поймать меня своей сетью. Роуз ты бы ей поймал. Она еще жива, я — нет.

— Прекрати морочить мне голову! Да, один раз тебе удалось меня задурить. Но неужели ты думаешь, что я вновь куплюсь на твое хорошенькое личико? Тем более, что оно — не твое!

— Мое, — упрямо качнула головой дева. — Я сильфа, нам не дано принимать чужой облик, — она отлетела еще чуть дальше и устроилась на широком подоконнике. Луна серебрила ее и без того нечеткую фигуру, делая ее еще более монохромной и будто сияющей. — Вот только разве ты купился — на личико?

— Ты не сильфа, — герцог только поморщился. — И ты не Анабель. Хотя, я готов поверить, что и не Роуз, — про то, что сильфы, действительно не способны принимать чужой облик, он, к стыду своему, вспомнил только сейчас. Слишком уж много совершенно новой для него информации вывалили на него в храме. И слишком уж неожиданным было увидеть Ее… Хотя — мог бы уже и понять, кто и во что с ним играет. — Ты — сыттар, да? Покопался в моем сознании, вытащил оттуда… самое дорогое и светлое, — он не признался бы в подобном никому, но какой смысл пытаться скрыть это от того, кто и так видит его насквозь? — И теперь терзаешь меня этим обликом, выжимаешь эмоции, сбиваешь с мыслей…

Было мерзко. Да, он уже знал, что сыттары — эти мерзкие демонские отродья — способны копаться в душе человека, как в своей шкатулке, вытягивая оттуда то, что пробьет человека на самые сильные, самые искренние эмоции. Но себя он считал неуязвимым. Бесстрастным. Человеком долга. Закостенелым, циничным. И потрошить его юношеские мечты — это было подло и грязно. Впрочем, подлость — их суть.

— Сыттар действительно считал тебя, — кивнула меж тем его непрошеная гостья. — И нашел твою слабость. Вот только потом он не стал притворяться ею. Зачем? Он просто прислал меня. Разве кто-то может быть Анабель лучше самой Анабель?

— Ты не Анабель, — упрямо повторил Александр, глядя, как ее тонкие прозрачные пальцы нежно расправляют прозрачные ленты на букете фиалок. — Ты — ложь! Весь твой облик ложь, начиная с проклятого букета! Почему ты с ними? Ты что, так любишь эти цветы? Так любила их в жизни, что таскала их в руках дни напролет, никогда не расставаясь?

— Нет, — качнула головой та, что упорно именовала себя Анабель. — Я даже не помню их в жизни. Не помню, рвала ли их, был ли у меня когда такой букет…

— Вот видишь.

— Но меня с ним нарисовали. И один юноша… он полюбил меня именно такой, как я была на портрете.

— Я не любил тебя, не обольщайся. И не люблю. Ты — нечисть. Зло, даже если когда-то ты и была…

— А знаешь, меня никогда не любили, — она продолжила, словно бы не услышав. — Мы жили уединенно и небогато. А я была слишком тихой, излишне скромной… Даже у моей служанки был ухажер, а я… Меня словно не замечали… Потом внезапная свадьба и Он… сыттар, да. А они не умеют любить. Они холодные и пустые. Способные только тянуть чужое, ведь ничего своего у них нет. И когда он вытянул все до последнего вздоха… Впрочем, дальше неинтересно, — Анабель чуть вздохнула. — А потом… потом мне показали тебя. Да, нарочно, специально, у Герлистэна был план…

— Герлистэн? — даже любуясь ее лунными локонами, главного он не упускал. — Твой сыттар?

— Не мой. Моему я давно не нужна. А Герлистэн коварен, ты его опасайся.

— Ну, пока твой коварный только бежит от меня, сверкая пятками… Так в чем был план?

— Если сыттар проигрывает, это не значит, что ты его побеждаешь. Это значит, ему захотелось выпить эмоций победителя, и только.

— В чем план, Анабель? — он и не заметил, что подошел к ней почти вплотную.

— Я не знаю, — очень осторожно она положила руки ему на плечи. — Но, если ты видишь его следы — он не бежит, он заманивает.

— Как заманила меня ты? — он тоже попытался ее коснуться. Ничего не почувствовал — руки свободно скользили сквозь ее видимый облик.

— Как я, — кивнул она, не отводя взгляда.

— Это было подло.

— Я знаю.

— И куда ты манишь меня сейчас? — ее он схватить не мог, пришлось схватиться за подоконник.

— Никуда. Просто греюсь, — ее глаза были слишком близко, голубые, бездонные. В самом деле бездонные, он видел сквозь них кроны деревьев, окаймлявших дорогу.

— Разве сильфы чувствуют холод?

— Они чувствуют нежность. И тепло, идущее из души.

— Во мне давно нет нежности, сильфа, — он качнул головой, но так и не отстранился.

— Может быть, но тот мальчик меня любил.

— Не тебя, образ.

— А я, по-твоему, что-то иное? Меня никто никогда не любил, только ты.

— Я не… — вновь попытался он воспротивиться.

— Я сильфа. Я тоже читаю в душах.

Ее губы шевелились так близко, что он не выдержал, качнулся вперед чуть сильнее. Звон амулета, ее болезненный вскрик, он дергается назад, она вылетает в окно.

— Ты это нарочно, — герцог нервно проводит рукой по короткому ежику своих волос. — Надеешься, я сниму амулет. Не сниму, не надейся.

— Не снимай, — она вернулась в комнату, легко пройдя сквозь стену. — Иначе он почувствует, и его лярга вновь присосется к тебе. Это опасно.

— А ты благородно не присосешься? — он усмехнулся, отворачиваясь. Смотреть ей в глаза было непозволительной глупостью, он едва не потонул в них, забыв обо всем на свете.

— Я — нет, — вздохнула она. И пояснила: — Я не могу, ты — его добыча. И ваша связь не разорвана, просто… затруднена.

— А что же ты делала только что? — не выдержал, повернулся к ней вновь. — С чего мы начали нашу беседу?

— Ну, — Анабель смутилась. Или талантливо изобразила смущение. — Я просто тебя поцеловала. Ведь по-другому ты бы не дал.

И прежде, чем он нашелся с ответом, упорхнула прочь. Сквозь стену, даже ее не заметив. Он подождал какое-то время. Вновь воспользовался храмовым моноклем и внимательно осмотрелся. Нет, не вернулась.

Герцог долго рылся в своих вещах, перебирал уникальные артефакты, полученные в хранилище Храма. Так ничего и не выбрал. Достал пухлую папку с изъятыми из Архива документами. Их изучение требовало времени, а сидеть в Храме вечно он не мог. Пришлось напоминать зарвавшимся служителям Деуса, что кузен короля и второй человек в государстве имеет достаточно полномочий, чтоб решить любой спор в свою пользу.

Пододвинул колченогий табурет к грубо сколоченному столу, зажег побольше свечей и углубился в изучение материалов. Прежде он акцентировался на сыттарах. Теперь пытался понять, что такое сильфа. Нет, в общих чертах он знал. Но остается ли в них что-то от человека, когда они перестают быть людьми? И реально ли вновь вдохнуть жизнь в ту, от которой остался лишь облик? И если для ответа на первый вопрос фактов все еще не хватало, то на второй ответ выходил отрицательным: по всему выходило, что нет. С Анабель он опоздал лет на восемнадцать. Она даже не призрак, она — «дыхание сыттара», его щупальце, выброшенное во внешний мир, его пищевод. Все, что она берет у людей, она берет не себе, ему. А сама существует лишь за счет его силы.

Ее возвращения он не почувствовал. Просто понял в какой-то миг, что опять не один.

— Тебе велено следить за мной? — поинтересовался, не оборачиваясь.

— Нет, — скрываться она не стала. — В этом нет нужды, ты не настолько ему интересен.

— Почему же ты здесь?

— Потому что ты интересен мне.

— У сильф бывают собственные интересы? — он недоверчиво хмыкнул.

— Порой, — очень плавно она подлетела и уселась на край стола. Или сделала вид, что уселась. — Если им хоть немножечко повезет, и о них забудут.

— О тебе, выходит, забыли?

— Выходит. Ландалиан полагает, что я все еще с Герлистэном, Герлистэн — что я вернулась к Ландалиану.

— А ты, значит, не вернулась… — не слишком вникая в собственные слова, Александр судорожно листал свои бумаги. Где ж это было? А, вот: — Ландалиан — это Северный Ветер, верно? А Герлистэн, получается, Южный?

— Людям известно даже это?

— Не всем людям. Что это значит? Почему они Ветры?

— Не знаю. Просто имена, отражающие сущность: они — лишь потоки воздуха, там внутри — ничего нет.

— А почему Северный, Южный?

— Их восемь. Надо ж им как-то различаться.

— Хорошо, тогда сравни их меж собой. Они похожи?

— У них нет внешности, кроме той, что они себе выдумали.

— Меня больше интересует характер. Привычки. Интересы.

— Ландалиан холоден. Вымораживающе равнодушен, непреклонно прямолинеен… Его пища — тоска, отчаянье, безысходность.

— А Герлистэн? Я так понимаю, ему я обязан, — герцог раздраженно потер звездочку на ладони, — вниманием к своей персоне.

— Ему, — она кивнула, и ее белые локоны чуть качнулись в такт. — Южный Ветер, что жар пустыни — горяч, неугомонен, любопытен. Братья его не любят — он редко способен остановиться в своих желаниях. Вечно недовлен тем, что имеет, а посему — склонен к интригам и коварству. Его пища — страсти, и они будоражат его, не давая покоя.

— Страсти — в смысле «похоть»?

— Ну почему, любые страсти. Все, что горячит кровь и возбуждает чувства. Все, что вызывает азарт и заставляет умолкнуть разум.

— Зачем ему Черный замок? Раньше сыттары не брали приданого.

— Я не знаю, — она равнодушно пожимает изящными плечиками. — Прежде, в самом деле, не брали.

— А что ты знаешь? — смотрит он пристально. Бесплотный призрак с пристрастием не допросишь. Чуть надавишь — улетит или развеется. А информатор ценный.

— Не слишком много, — свою ценность она демонстрировать не спешит.

— Дорогу в долину?

— Ты не сможешь туда войти, — сильфа спокойна, но категорична.

— Вот как? А моя «жена»? Сможет?

— Конечно, — и вновь ни капли сомнений. — Я же когда-то вошла, — сильфа изящно встает. На воздух, он видит это четко. Пола она не касается. — Но лучше бы тебе догнать ее прежде, — сорвавшись с места, Анабель облетает вокруг настороженно замершего герцога — медленно, словно разглядывая со всех сторон. — Твоя защита не идеальна. Он найдет, как ее обойти. И ты умрешь.

— Разве «мужья» умирали? — сильфа остановилась за спиной, и Александру приходится развернуться. Не настолько он этому духу верит. Да и смотреть он при разговоре привык в глаза. Пусть они и призрачные. — Данные архивов свидетельствуют о другом.

— И кто же из них стал известен? Чего-то добился? Где-то служил, быть может? — теперь сильфа оказывается слишком близко. И еще подается вперед. Почти вплотную, не отводя от него своих полупрозрачных глаз. И лишь амулет между ними. Несколько сантиметров, которые она легко преодолела бы, не обзаведись он в свое время данной игрушкой. — «Мужья» — доноры силы, из них качают — они лишь отдают. Вялость, слабость, апатия. Жизнь, бесцельно прожитая в кресле, а то и в постели.

— И чем мне, в таком случае, поможет встреча с «женой»? Почему мне нельзя позволить ей уйти в долину? — лишь когда край стола впивается ему в спину, герцог понимает, что пытается не позволить ей коснуться предупреждающе вибрирующего амулета. Ей было больно прошлый раз, он помнит. Еще развеется.

— Там он сделает ее сильфой, и она станет неуязвимой, — Анабель чуть подается назад и, склонив голову на бок, с легким удивлением улыбается герцогу. Словно прочла его мысли, поняла мотивы. Лучше него самого поняла. — Здесь же твоя «жена» смертна. А смерть рвет все связи.

— Вот как? То есть, если я стану свободен от нее, я смогу достаться тебе? В этом твой интерес?

Она лишь смеется:

— Глупый. Со мной тебя тоже ждет смерть. А я хочу, чтоб ты жил.

— Почему?

— Так. Считай, мой каприз, — передернув прозрачными плечиками, она легко отлетела к окну и привычно устроилась на подоконнике. — Ты вовсе не собираешься ложиться? Сам говорил: подъем будет ранний, а день долгий… Или я тебя настолько смущаю?

— А я тебя, значит, не смущаю, — он закрыл свою папку и убрал в дорожную сумку. — Совсем?

Она снова весело рассмеялась.

— Конечно, совсем. Я сильфа, мне нет дела до человеческих глупостей.

Ему тем более не было дела до призрака давно не существующей девицы. Поэтому, неспешно поднявшись, он спокойно расстегнул и сбросил сорочку, дав возможность приставучей нечисти полюбоваться своим мощным торсом. Тренированное тело воина, рельефные мышцы, подтянутый живот с кубиками пресса — ему было чем гордиться не только перед умертвиями. Столь же неторопливо он стянул сапоги, снял чулки и штаны, встал, потянувшись во весь рост и давая возможность любопытной сильфе разглядеть себя.

Она и не думала отворачиваться или таять в воздухе. Смотрела. С интересом, но без удивления или излишнего любопытства. И ему пришлось дать себе мысленного пинка, что не девица она. Давно. Совсем. И с чего он вообще решил перед ней красоваться? Досадуя, он упал на кровать и, закрыв глаза, дал себе команду погрузиться в сон. Столь полезному навыку жизнь давно научила.

А проснулся от резкого пронзительного звука рога. Далекого, но так отчетливо слышимого.

— Вот и все, — прошептала сильфа, встретившись с ним глазами. — Прощай.

Она вскинула руки, словно безвольная пленница, пойманная арканом, и, на глазах теряя человеческий облик, спиной вперед вылетела в окно. И лишь на грубом дощатом полу еще несколько секунд красовался оброненный ей букетик фиалок. Затем без следа растворился и он.