Гарран
Полумесяц отбрасывал серебристый свет на шумный городской пейзаж, пока Гарран и Лурелла спускались по ступенькам дома. Гарран понял, что город гораздо менее ошеломляет в присутствии Луреллы. Он взглянул на то, как рыжеватые локоны подпрыгивали, когда она спускалась. Ему очень хотелось провести пальцами по её волосам.
По крайней мере, они могли стоять рядом и разговаривать друг с другом, как нормальные люди.
— Слушай, — резко начала Лурелла, озабоченно нахмурившись. — Никто не хочет снять это проклятие больше меня, но если я ничего не съем, то сойду с ума.
В животе у Гаррана заурчало. Ему удалось съесть лишь кусок пиццы у Ника, и это было несколько часов назад.
— Понимаю, — произнёс Гарран. — Дальше по улице есть закусочная с вкусными, органическими бургерами.
Лурелла выгнула бровь на него.
— Ты не похож на того, кто ест мюсли.
Они побрели по тротуару к закусочной, продолжая разговаривать.
— Я очень разборчив, — ответил Гарран.
— Да? — удивилась Лурелла, когда лёгкая усмешка растянула уголки её дерзкого рта, и покраснела. До Гаррана дошла двусмысленность его слов, и он поспешно попытался восстановить достоинство
— Я… хотел сказать, что предпочитаю еду, которая свободно паслась на лугу. Заводские животные сильно страдают, и это сказывается на мясе. Не выношу вкуса страдания.
Лурелла склонила голову набок, изучая его непроницаемым взглядом карих глаз. Гарран боролся с желанием нырнуть в их тёмные глубины и никогда больше оттуда не вылезать.
— Ты удивительный парень, Гарран, — сказала она.
Гарран прошёл вперёд и придержал дверь для Луреллы, когда они подошли к закусочной. Она резко остановилась, глядя на него с подозрением.
— В чём дело? — спросил Гарран
— Никто прежде не открывал мне дверь, — заметила она.
— Тогда мне приятно быть первым, — сказал он, широким жестом приглашая её войти.
Они выбрали места у окон, выходящих на дорогу. Спорткар газовал рядом, сотрясая окна двигателем, когда они разворачивали меню.
— Возьмём закуски? — спросил Гарран.
— Да, пожалуйста, — сказала Лурелла. — Я заплачу за себя.
— Об этом не беспокойся, — возразил Гарран. — Я накопил денег на эту поездку.
— Поездка? — Лурелла указала на чипсы и чили кон кесо1. — Обязательно нужно взять вот это и гуакамоле. То есть, ты не из города?
Гарран вежливо попросил официантку принести закуски и добавил горячие крылья.
— Нет, я из маленького городка в США, — сказал он. — Все остальные, как и мой кузен Ник, выросли и уехали, а я остался.
— Не хотел приключений? — спросила Лурелла, помешивая соломинкой лёд в стакане.
— Ну… думаю, не будь у меня авантюризма совсем, я бы не приехал в гости. — Он тепло улыбнулся. — И я очень рад, что приехал.
Лурелла раскраснелась и опустила взгляд на воду. Обхватив губами соломинку, она одним глотком проглотила треть.
— И как вы живёте в маленьком городке США? — спросила она, когда принесли закуски. Лурелла схватила чипсину и зачерпнула на него большую порцию кесо, чего, по оценке Гаррана, хватило бы примерно на четыре хрустящих треугольника.
— Я работаю офис-менеджером в единственном в городе банке, — ответил он, беря крылышко.
— Вот дерьмо, значит, у тебя хорошая работа, — сказала она со смехом. — Я торгую кофе в грёбаном «Старбаксе».
— Но, это ещё не всё, — возразил Гарран. — Ты ещё и музыкант. И это круто.
— Не особо, — вставила она. — Ну, я люблю своих друзей по группе, но очень хочу петь. Просто у меня нет ни харизмы, ни таланта для этого.
— Мне трудно в это поверить, — сказал Гарран. — Держу пари, у тебя прекрасный голос.
— Ой, перестань.
Принесли первые блюда, и на несколько мгновений их разговор прервался. Гарран чувствовал постоянный электрический трепет, просто находясь так близко от Луреллы. Её запах, улыбка и смех опьяняли.
— Так, — произнесла Лурелла. — Кажется, я придумала, где нам достать ледяную скульптуру.
— Правда? — спросил Гарран. — Его нужно достать последней, чтобы не растаяла.
— Согласна, — твёрдо сказала Лурелла. — Она сунула чипс в пиалу с кесо. Больше половины корзинки с чипсами всё ещё оставалось, хотя она съела соус. Он находил её небрежное обжорство, скорее милым, чем раздражающим. Она тихонько напевала незнакомую мелодию, вытирая пальцы салфеткой.
— Что это за мелодия? — спросил он.
— Что? — Её щеки снова порозовели. — О, прости, не знала, что напеваю.
— Не стоит извиняться. Ты прекрасно поёшь.
Лурелла вздохнула.
— Это моя песня. Я её написала, но не хватает силы духа спеть её Стэнли или кому-нибудь ещё.
— Я бы хотел послушать, — сказал Гарран. — Прошу.
— Здесь? — в ужасе спросила она.
— А почему нет? — спросил Гарран. — Только не говори, что пикси-певица боится аудитории из одного человека.
— Ладно, только не говори, что я тебя не предупреждала, — сказала Лурелла. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Её голос был сладок, как мёд, с глубоким меланхоличным оттенком, который заставил сердце Гаррана кровью обливаться. Он внимательно слушал, заворожённый песней Луреллы.
— Окей, — сказала она, покраснев как свёкла. — Вот тут-то и начинается соло на клавишах, так что тебе придётся вообразить эту часть.
Гарран захлопал в ладоши, открыв рот.
— Это потрясающе.
— Ты действительно так думаешь?
— Конечно, — ответил Гарран. — У тебя есть харизма.
— Спасибо, — сказала Лурелла, ковыряя вилкой в почти пустой тарелке.
У Гаррана пискнул телефон. Он достал его из кармана и проверил сообщение.
«Пишет тебе дружелюбная соседка-ведьма. Сегодня я планирую хорошенько напиться, так что, если хочешь, чтобы я произнесла заклинание до наступления утра, лучше поторопись».
— Кто это? — спросила Лурелла.
— Мэри Сью. Говорит, что лучше поторопиться.
— Хорошо, — сказала Лурелла. — Я знаю, где можно достать расстроенный тромбон — у одного из моих друзей-музыкантов висит такой на стене.
— Тогда, пошли, — произнёс Гарран.
Он поймал такси, и они забрались на заднее сиденье.
— Тебе действительно понравилось, как я пою? — уточнила Лурелла.
— Да, — ответил Гарран. — И это не всё, что мне нравится…
Они долго смотрели друг другу в глаза. Гарран, повинуясь внезапному порыву, наклонился, чтобы поцеловать её. Лурелла не отпрянула, даже подняла подбородок, чтобы встретить его…
Но тут каблук её туфли попал в голень. Гарран вскрикнул и потёр ногу, вспоминая предостерегающие слова Мэри Сью.
Никаких прикосновений!