Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 22 Двойная игра

Середина марта выдалась на удивление теплой. Центральный аэродром на Ходынском поле встречал порывистым весенним ветром.

Я припарковал «Паккард» подальше от основной стоянки. Незачем привлекать лишнее внимание. Саму машину я временно взял на прокат у знакомых из наркомата.

Для сегодняшней роли я выбрал лучший костюм от Журкевича, темно-синий в тонкую полоску, и новый бежевый габардиновый плащ английского производства. Обычно я предпочитал более скромную одежду. Слишком дорогой костюм мог вызвать ненужные вопросы на партийных заседаниях. Но сегодня требовался другой образ.

Блестящий АНТ-3 выруливал на взлетную полосу. Вокруг огороженной площадки собралась небольшая группа приглашенных. Технические специалисты в кожаных тужурках, журналисты с блокнотами, представители наркоматов в строгих пальто и шляпах.

Я намеренно держался в стороне, изучая свою цель.

Я заметил ее сразу. Молодая женщина в светлом спортивном костюме и кожаной летной куртке увлеченно фотографировала самолет «Фотокором».

Анна Волжанская, по данным Рожкова, помощник технического директора «Сталь-треста», а на деле — негласный технический консультант всего объединения.

Ветер играл ее короткими темными волосами, на лице светилась азартная улыбка. Она постоянно меняла позицию, пытаясь поймать самолет в самом выигрышном положении.

В движениях чувствовалась какая-то порывистая энергия, совершенно не похожая на сдержанную грацию Лены. Я невольно поморщился от этого сравнения.

АНТ-3 начал разбег. Анна, закусив губу от волнения, припала к видоискателю фотоаппарата. Я выбрал момент и словно случайно оказался рядом:

— Простите, но с этой точки не самый удачный ракурс для съемки, — произнес я, чуть наклонившись к ней. — Солнце даст блик на фюзеляже.

Она обернулась, в карих глазах мелькнуло раздражение:

— Вы полагаете? — в голосе прозвучал вызов.

— Уверен. Вот отсюда, — я сделал пару шагов влево, — двигатели «Либерти» будут смотреться гораздо эффектнее. И свет падает правильно.

Анна с сомнением взглянула на меня, но все же передвинулась в указанном направлении. Самолет уже набирал скорость, и когда она сделала новый снимок, то не смогла сдержать возгласа восхищения:

— А ведь действительно лучше! Вы фотограф?

— Инженер. Леонид Иванович Северов, — я слегка поклонился. — Работаю в комиссии по авиационным сплавам. А фотография — просто хобби.

— А я знаю почти всех в комиссии, — она прищурилась, разглядывая меня с профессиональным интересом. — Странно, что мы раньше не встречались.

Я был готов к этому вопросу:

— Только вчера вернулся из командировки. Три месяца провел на уральских заводах, изучал новые методы производства сталей для двигателей «М-5».

Глаза девушки загорелись. Я точно попал в цель. По досье Рожкова я знал, что авиационные двигатели были страстью девушки,

— И что вы думаете о проблеме с клапанными пружинами? — спросила она, сразу переходя к сути. — Мы пробовали разные варианты легирования, но ничего не получилось.

АНТ-3 с ревом прошел над нашими головами, заглушая слова. К нам обернулось несколько человек.

Среди них я узнал известного авиаконструктора Поликарпова в потертом кожаном пальто и молодого инженера из ЦАГИ в студенческой тужурке.

Анна восторженно запрокинула голову, следя за полетом. Порыв ветра растрепал её волосы, на щеках появился румянец.

В этот момент девушка была удивительно хороша. Молодая, увлеченная, полная жизни.

— Потрясающе! — выдохнула она. — Вы только посмотрите, какая устойчивость на виражах! А ведь раньше у нас были серьезные проблемы с жесткостью крыла.

— Это благодаря новой технологии сварки лонжеронов, — заметил я. — И особому профилю крыла, разработанному в ЦАГИ.

— Да, я читала последний доклад профессора Жуковского, — подхватила она. — Но меня больше интересует, как решили проблему с перегревом двигателей. Ведь прежние сплавы не выдерживали температурный режим.

Мы увлеклись техническим разговором. Анна то и дело спорила, размахивала руками, мелодичный голос звенел от возбуждения. Она цитировала последние статьи из «Вестника металлопромышленности», упоминала эксперименты на заводе «Авиаработник».

— А вы уверены насчет температуры плавления хромистой стали? — она вдруг остановилась и испытующе посмотрела на меня. — По-моему, у вас ошибка в расчетах.

Я мысленно улыбнулся. Она проверяла меня. Что ж, я готов и к этому:

— Вы правы, — признал я. — Я назвал температуру без учета содержания никеля. С ним будет на сто двадцать градусов выше.

— Именно! — она торжествующе улыбнулась. — Я как раз работаю над этой проблемой. У нас на заводе…

Анна осеклась, явно пожалев об откровенности. Я сделал вид, что не заметил ее замешательства:

— Знаете, у меня есть интересные материалы по новым авиационным сплавам из последнего американского французского журнала. Если хотите, могу показать. Я как раз собираюсь в Политехнический музей. Там сейчас выставка «Достижения советской авиации».

Она колебалась лишь секунду:

— С удовольствием! Только сначала досниму испытания. Осталось всего два захода.

— Тогда жду вас у выхода через полчаса, — я достал часы, старинные, на цепочке, в золотом корпусе. — И может быть, вы позволите угостить вас чаем в «Праге»? Там подают отличные пирожные от Филиппова.

— Посмотрим, — лукаво улыбнулась она, снова поднимая фотоаппарат. — Все зависит от того, насколько интересными окажутся ваши французские журналы.

Я оставил девушку, а сам отправился прочь. Через пять минут я ждал ее у парадного входа Центрального аэродрома, глядя на строгое здание аэроклуба с колоннами.

Мысли невольно вернулись к событиям прошлой недели.

Удар «Сталь-треста» и вправду оказался неожиданным и точным. Сначала отзыв немецких специалистов, потом проблемы с кредитом в Промбанке, и наконец письмо из ВСНХ о приостановке работ по новой броне.

Они ударили сразу по трем направлениям — технологии, финансы, административный ресурс. Красивая комбинация, ничего не скажешь.

Рожков принес полное досье на руководство треста два дня назад. Я до сих пор помнил, как просматривал эти документы в своем кабинете под мерное тиканье стенных часов.

Связи в Берлине и Риге, теневые схемы финансирования, покровители из правого крыла партии. Но главное, удалось получить сведения по людям. Сухие строчки личных дел, фотографии, характеристики…

Рожков постарался на славу — собрал буквально всё.

Директор-распорядитель — Аркадий Петрович Беспалов, пятьдесят два года. Бывший царский чиновник, после революции быстро перекрасился, вступил в партию.

Блестящий организатор, хитер, осторожен. Слабое место — патологическая страсть к коллекционированию. Тратит огромные деньги на антиквариат, особенно любит китайский фарфор династии Мин. Часть коллекции прячет в Риге.

Его заместитель и серый кардинал Игорь Владимирович Казаков, сорок пять лет. Внешне респектабельный управленец, выпускник Петербургского политехнического.

За безупречным фасадом темная история. Рожков раскопал его связи с притонами на Цветном бульваре. Неподтвержденная информация, что его особая слабость — совсем юные девушки. Шантажируют многие, но он откупается. Опасен беспринципностью, ради прикрытия готов на любое преступление.

Технический директор — Николай Александрович Пирогов, сорок восемь лет.

Талантливый инженер старой школы, работал еще у Круппа. Фанатик точности, требует идеального порядка во всем.

Слабое место — больная дочь в Германии, лечится в дорогой клинике. Ради денег на ее лечение продаст любые секреты.

Финансовый директор — Петр Алексеевич Шевцрв, пятьдесят лет. Гений финансовых махинаций, путает следы через десятки подставных фирм.

Много знает о теневых схемах правых в партии. Слабость — карточная игра. Проигрывает огромные суммы в подпольных клубах. Имеет тайные связи с банкирскими домами в Швейцарии.

В отдельной папке от Рожкова имелись материалы по зарубежным связям «Сталь-треста». Хитросплетение контактов впечатляло.

Герр Кригер, управляющий «Русско-Латвийским банком» в Риге. Настоящий кукловод теневых финансовых схем.

За представительной внешностью респектабельного банкира (безупречные манеры, костюмы от лучших рижских портных, членство в яхт-клубе) скрывался хищник старой школы. Через его банк проходили многомиллионные транзакции между западными промышленниками и правым крылом партии.

Особые отношения с немецкими сталелитейными концернами. Личная слабость — страсть к редким драгоценным камням, особенно сапфирам. Коллекционирует их фанатично, не считаясь с затратами.

И еще Павел Николаевич Демидов, тридцать пять лет, внук последнего заводчика, сумел сохранить связи с европейской промышленной элитой. Формально — технический консультант шведской металлургической компании, на деле — негласный представитель интересов старых промышленных династий.

Блестяще образован (Оксфорд, затем Горная академия во Фрайберге), свободно говорит на пяти языках. Поддерживает тесные контакты с белоэмигрантскими кругами в Париже. Через него «Сталь-трест» получает новейшие технические разработки и организует поставки оборудования в обход официальных каналов.

Эти двое составляли идеальный тандем. Кригер обеспечивал финансовые схемы, Демидов — технические ноу-хау и связи с западными промышленниками. А «Сталь-трест» служил прекрасным прикрытием для их операций в СССР.

Но самое тревожное другое. В последней сводке Рожкова упоминалась секретная встреча в Риге — Кригер, Демидов и представители крупнейших германских концернов обсуждали план полного вытеснения моего объединения с рынка.

Методы предлагались любые, вплоть до… Я захлопнул папку. Некоторые подробности лучше не перечитывать. Но я их запомнил. И учитывал в предстоящих операциях против «Сталь-треста»

Что ж, теперь картина складывалась полностью. Международный капитал, старая промышленная элита и правые в партии объединились против меня. А милая девушка Анна, сама того не подозревая, стала важной частью их игры.

Среди прочих материалов имелась и тонкая папка с пометкой «Волжанская А. С.». Технический консультант, двадцать три года.

Круглая отличница Промакадемии. Незаурядный инженерный талант. Но что важнее, так это прямой доступ к секретной документации треста, присутствует на всех ключевых совещаниях. И при этом полное отсутствие опыта в закулисных играх. Идеальная мишень.

Я невольно поморщился. «Мишень», немного не то слово. Нет, Анна не мишень, она живой человек.

Но сейчас не время для сантиментов. Слишком многое поставлено на карту. Нужно знать, что готовит «Сталь-трест», какой следующий удар они планируют. И знают ли о моих ответных действиях. А для этого все средства хороши.

Я поправил воротник плана. Ветер трепал волосы. Дул в сторону летного поля.

Где-то там, среди облаков, АНТ-3 заходил на очередной вираж. Анна наверняка все еще снимает его «Фотокором», увлеченная и счастливая, даже не подозревая, что каждое ее движение просчитано заранее.

В досье много интересного. Увлечение авиацией. Отец работал на авиазаводе до революции.

Страсть к фотографии. Целая коллекция технических снимков. Одинока, потому что полностью ушла в работу после гибели жениха в Гражданскую. Независимый характер, любит спорить…

Я еще раз проверил подготовленные «французкие журналы», на самом деле искусно составленную подборку настоящих и поддельных материалов.

Нужно, чтобы девушка увлеклась, начала доверять. А там уже дело техники, как говорится.

Звук шагов прервал мои размышления. Анна шла через площадь, на ходу сворачивая ремешок фотоаппарата. Раскрасневшаяся от ветра, возбужденная после съемки.

— Надеюсь, я не слишком долго? — она улыбнулась, поправляя выбившуюся прядь волос.

— Нисколько, — я указал в сторону выхода. — Машина ждет у ворот. Политехнический музей или сразу в «Прагу»?

— Конечно музей! — в ее глазах загорелся азартный огонек. — Вы обещали показать материалы по новым сплавам.

Я галантно распахнул дверцу «Паккарда». Игра начиналась.

Когда мы выехали за ворота, я задумчиво сказал:

— Знаете, — сделал паузу, словно размышляя, — в музей мы всегда успеем. А вот такой момент может не повториться…

— Какой момент? — Анна вопросительно взглянула на меня.

— Я ведь не просто так работаю в комиссии по авиационным сплавам. У меня есть хороший друг, летчик-испытатель Громов. Он сейчас как раз готовит АНТ-3 к следующему полету. Хотите посмотреть на ваши любимые двигатели «Либерти» не на стенде, а в настоящем полете?

Глаза девушки расширились:

— Вы имеете в виду… прямо сейчас? И прямо в небо?

— Именно. Места в кабине хватит на двоих пассажиров. Конечно, если вы не боитесь.

— Я? Боюсь? — она даже задохнулась от возмущения. — Да я с детства мечтала подняться в небо! Но разве это возможно?

— Все возможно, если захотеть, — улыбнулся я. — Нужно только заехать на минутку в штаб авиаотряда. Там для вас приготовлен специальный комбинезон и шлем.

В тесной кабине АНТ-3 мы сидели так близко, что я чувствовал тепло ее плеча и бока. Кожаный шлем делал Анну похожей на мальчишку, но глаза сияли совершенно девичьим восторгом. Громов, мой старый должник, подмигнул мне через плечо:

— Готовы?

Взлет, и Москва провалилась вниз, превращаясь в игрушечный макет. Анна вскрикнула от восторга, когда самолет сделал первый вираж. Ее рука непроизвольно схватилась за мою.

— Невероятно! — кричала она сквозь рев мотора. — Посмотрите, как работают элероны! А двигатель! Вы слышите, какой ровный звук?

Она вся светилась от счастья, и в этот момент была настолько искренней, настолько живой, что я снова почувствовал укол совести. Но времени на сомнения не было. Громов заложил крутой вираж, и Анна прижалась ко мне еще теснее.

Полет длился около часа. Мы облетели Москву по широкому кругу, поднялись к облакам, спустились так низко, что, казалось, можно разглядеть лица людей на улицах. Все это время Анна восторженно комментировала каждый маневр, демонстрируя прекрасное знание авиационной техники.

Когда мы приземлились, ее щеки пылали, глаза блестели, и она никак не могла перестать улыбаться:

— Это было… это было… — она не находила слов. — Спасибо вам! Вы даже не представляете, что для меня значил этот полет!

— Теперь, — произнес я, помогая ей выбраться из кабины, — может быть, всё-таки в «Прагу»? Нам есть что обсудить, и не только про авиацию.

— Конечно! — она все еще в эйфории от полета. — Я хочу знать все про эти двигатели, про сплавы, про технологии термообработки.

По дороге в ресторан я мысленно поблагодарил Громова. Такой полет стоил десятка музейных экскурсий. Теперь Анна точно будет более откровенна.

«Прага» встретила нас теплом, негромкой музыкой оркестра и запахом свежей выпечки. Метрдотель, знавший меня как постоянного гостя, провел нас к уютному столику в углу, где можно говорить, не опасаясь лишних ушей.

Анна все еще была возбуждена после полета. Карие глаза сияли, на щеках играл румянец.

Она то и дело встряхивала короткими темными волосами характерным порывистым движением. Такая живая, такая непосредственная, совсем не похожая на сдержанную, всегда собранную Лену.

— Это просто невероятно! — она отхлебнула горячий шоколад, оставив забавное пятнышко над верхней губой. — Вы не представляете, как давно я мечтала полетать на настоящем самолете!

В отличие от Лены с ее безупречными манерами, Анна была по-детски неуклюжа. Она умудрилась уронить салфетку, чуть не опрокинула чашку, а когда смеялась — запрокидывала голову, совершенно не заботясь о том, как это выглядит. И это странным образом делало ее еще привлекательнее.

— У вас тут… — я показал на пятнышко шоколада.

Она смутилась, быстро вытерла губы, и это простое движение вдруг показалось удивительно очаровательным. Как и маленькая родинка на шее, как и легкий беспорядок в прическе, как и эта милая привычка покусывать нижнюю губу, когда она о чем-то задумывалась.

— А знаете, — она вдруг наклонилась ко мне через стол, понизив голос до заговорщического шепота, — я ведь поняла, что вы не просто инженер из комиссии. Ваши знания слишком глубокие…

Вот черт, неужели она меня раскусила? Но в глазах девушки плясали озорные искорки.

Так непохоже на всегда серьезный взгляд Лены. Я невольно залюбовался этой живой мимикой, этой детской непосредственностью, за которой скрывался острый технический ум.

— Вы меня раскусили, — улыбнулся я. — Но и вы ведь тоже не просто увлеченный авиацией фотограф?

Она прикусила губу. Этот жест я уже начал замечать как особенный признак её волнения. Потом решительно тряхнула головой:

— Знаете что? Давайте начистоту. Вы мне нравитесь, Леонид Иванович. И дело не только в полете и технических разговорах.

Ее прямота обезоруживала. Никаких игр, никакого кокетства. Просто искреннее признание. В неверном свете свечей ее личико казалось особенно юным и беззащитным.

Оркестр заиграл медленный вальс. Я встал и протянул ей руку:

— Потанцуем?

Она танцевала так же, как и жила, порывисто, страстно, полностью отдаваясь музыке. Временами неловко наступала мне на ноги, смущенно шептала «простите» и тут же снова увлекалась ритмом. От нее пахло весной, полетом и немного шоколадом.

Где-то на третьем танце она вдруг подняла на меня глаза:

— А у вас есть автомобиль? Не хочу еще домой…

В ее взгляде читалось такое откровенное желание продолжить вечер, что у меня перехватило дыхание. Я молча кивнул, расплатился и помог ей надеть пальто.

«Паккард» ждал у входа. Анна забралась на переднее сиденье, по-девичьи подобрав ноги. В темноте салона ее глаза казались огромными.

— Куда едем? — спросил я, заводя мотор.

— Куда хотите, — прошептала она. — Мне все равно. Только не домой…

Мы ехали по вечерней Москве. Анна прижалась к моему плечу, и я чувствовал, как она слегка дрожит, то ли от прохлады, то ли от волнения.

— Вы так и не сказали, где именно работаете в комиссии, — пробормотала она.

— В специальном отделе, — уклончиво ответил я. — Занимаюсь перспективными разработками.

— Значит, в ВСНХ? — в голосе девушки прозвучало искреннее уважение. Она явно решила, что я один из тех молодых перспективных специалистов, которых продвигают на ответственные должности в наркомате.

Я промолчал, сосредоточившись на дороге. Мой особняк в Архангельском переулке слишком известен в определенных кругах. Туда нельзя. К счастью, у меня есть небольшая квартира на Пречистенке, которую я держал для подобных случаев.

— Какая красивая лестница, — прошептала Анна, когда мы поднимались по старинным мраморным ступеням. — Настоящий модерн.

В квартире пахло книгами и кожаной мебелью. Я зажег лампу под зеленым абажуром. Анна остановилась посреди комнаты, нервно теребя пуговицу на жакете.

— У вас тут… уютно, — она попыталась скрыть смущение за светской беседой. — О, у вас есть «Технический вестник»! А это что за журналы?

Она подошла к книжным полкам, провела пальцем по корешкам. В неярком свете лампы ее профиль казался особенно трогательным.

— Хотите вина? — спросил я. — Есть отличный «Мукузани».

— Да… то есть, нет… то есть… — она совсем смутилась, закусила губу. — Леонид Иванович, я…

Я подошел сзади, осторожно положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, но не отстранилась.

— Анна, — тихо произнес я. — Вы дрожите.

Она медленно повернулась ко мне. В глазах плескалась растерянность и что-то еще — такое юное, такое беззащитное.

— Я никогда… то есть… — она запнулась. — Вы подумаете, что я…

Вместо ответа я осторожно поцеловал девушку. Она ответила неумело, порывисто, совсем не так, как Лена. В этой неопытности было что-то невероятно притягательное.

Потом мы долго сидели у окна. Анна курила папиросы, пускала дым колечками и говорила, говорила, о работе, о технике, о своих мечтах. Голова уютно устроилась у меня на плече, растрепанные волосы щекотали шею.

— Знаешь, — вдруг сказала она, перейдя на «ты», — я ведь правда никогда… То есть, был жених, но он погиб в Гражданскую. А потом только работа, работа…

Я молча гладил ее плечо. Где-то в глубине души шевельнулось что-то похожее на укор совести, но я постарался не думать об этом. В конце концов, она действительно мне нравилась. Эта искренняя, порывистая девочка с мужским умом и детской душой.

Уже под утро она заснула у меня на груди. Я осторожно укрыл пледом и долго смотрел, как первые лучи солнца играют на ее лице. Такая юная, такая чистая… И такая полезная для моих планов.

Прости, мысленно произнес я, касаясь губами ее спутанных волос.