Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 2 Рекорд мартеновских печей

К полудню жар мартеновских печей раскалил воздух в цехе, несмотря на январский мороз за окнами. Я стоял на смотровой площадке, опершись на железные перила.

Да, кстати, сейчас на мне простая рабочая форма. Суконная куртка-френч «Ленинградодежда» с накладными карманами и кожаным ремнем, брюки из плотного молескина, заправленные в хромовые сапоги. На груди поблескивал значок ВСНХ, в нагрудном кармане — блокнот «Союз» и логарифмическая линейка. Не отличить от обычного сталевара.

После того памятного разговора со Сталиным я принципиально отказался от кабинетного костюма. Завод должен видеть, директор работает вместе со всеми. Только хронометр «Павел Буре» на цепочке напоминал о статусе, да и тот сейчас использовался для замера операций.

Головачев принес обед прямо к печи. Кувшин с горячими щами, черный хлеб, завернутый в вощеную бумагу, и котлеты в эмалированном судке. Секретарь неодобрительно качал головой, глядя, как я пристроил судок на краю пульта управления.

— Леонид Иванович, в кабинете-то посподручнее было бы…

— Некогда, Артурович, — ответил я, не отрывая глаз от показаний приборов. — Сейчас главная плавка пойдет.

У первой печи бригада Лебедева готовилась к рекордной плавке. Новая технология, разработанная Величковским, должна дать небывалый результат.

— Температура тысяча шестьсот сорок! — докладывал мастер, вглядываясь в пирометр «Арденн». — Шихта подготовлена по новому составу!

Сталевар Громов, черный от копоти, но в идеально чистых защитных очках «ЗН-1», колдовал у смотрового окна. Его движения, отточенные по системе Гастева, были точны как у хирурга.

— Засекаю время! — крикнул хронометрист, не отрывая глаз от секундомера.

Я быстро проглотил котлету, запив горячими щами из термоса. Сейчас было не до церемоний, каждая минута на счету.

Величковский, против обыкновения тоже в рабочей куртке поверх профессорского костюма, напряженно следил за показаниями приборов:

— Начинаем загрузку. Первая порция — пять тонн…

Огромный завалочный кран «Демаг» бесшумно двинулся под закопченными сводами. Молодой крановщик в новой системе защиты (разработка ЦИТа — особые очки и асбестовый капюшон) точными движениями подвел мульду к загрузочному окну.

— Пошла загрузка! — голос мастера эхом отразился от стен.

Раскаленная добела печь приняла первую порцию шихты. Громов и его подручные работали как единый механизм, ни одного лишнего движения, все по циклограмме.

— Семь минут от начала операции! — выкрикнул хронометрист. — На три минуты быстрее нормы!

Сорокин, весь взмокший от жара печи, быстро делал пометки в журнале наблюдений. Его очки в стальной оправе, как обычно, запотели, но он даже не замечал этого.

— Температура растет! — доложил лаборант, не отрываясь от пирометра. — Тысяча шестьсот пятьдесят… шестьдесят… семьдесят!

— Великолепно! — Величковский возбужденно потер ладони. — При такой температуре легирующие элементы войдут в расплав намного быстрее!

Я машинально отхлебнул остывший чай, не отрывая взгляда от печи. Сейчас решалось все, и будущее завода, и судьба оборонного заказа.

— Вторая порция! — скомандовал мастер.

Снова поплыл кран, снова точные, выверенные движения сталеваров. На огромной доске показателей секундомер неумолимо отсчитывал время плавки.

— Двенадцать минут! — голос хронометриста звенел от возбуждения. — Мы опережаем график на пять минут!

Вокруг печи уже собрались рабочие других бригад. Даже вальцовщики из прокатного цеха пришли посмотреть на рекорд.

— Анализ пробы! — Сорокин схватил протянутый лаборантом листок. — Состав идеальный! Углерод, марганец, хром — все по новой формуле!

Величковский схватил листок дрожащими руками:

— Поразительно! Такой гомогенной структуры я не видел даже в Германии!

Громов тем временем уже командовал завалкой третьей порции:

— Давай! По системе товарища Гастева, ни секунды промедления!

Его фигура четко вырисовывалась на фоне огненного зева печи. Капли пота испарялись, не долетая до пола.

— Пятнадцать минут! — хронометрист не скрывал восторга. — Немецкий рекорд побит!

Действительно, на заводах Круппа аналогичная плавка занимала двадцать две минуты. У нас гораздо быстрее.

— Анализ готового металла! — Сорокин впился глазами в новые результаты. — Прочность превышает расчетную на двенадцать процентов!

Величковский схватился за сердце:

— Это… это переворот в металлургии! Такого качества при такой скорости еще никто не добивался!

— Время! — голос хронометриста перекрыл гул печи. — Восемнадцать минут сорок секунд! Абсолютный мировой рекорд!

Цех взорвался аплодисментами. Громов стянул защитные очки, его закопченное лицо светилось гордостью.

В этот момент заводское радио разнесло по цехам голос диктора:

«Внимание! Бригада товарища Лебедева установила мировой рекорд скоростной плавки! Качество металла превышает все известные стандарты! Да здравствует советская металлургия!»

Я пожал руки сталеварам, их ладони, даже сквозь рукавицы, были горячими от печи.

— Премия всей бригаде — тройной оклад. И представление к ордену Трудового Красного Знамени.

— Служим Советскому Союзу! — Громов вытянулся по-военному. — Разрешите начать следующую плавку?

— Действуйте, — кивнул я, и повернулся к Величковскому: — Николай Александрович, готовьте развернутый отчет. Это именно то, что нужно для оборонного заказа.

Профессор уже строчил в блокноте, бормоча что-то про «революцию в металлургии».

Глушков, незаметно возникший рядом, тихо доложил:

— На заводе Крестовского будет переполох. Их лучшая плавка — двадцать семь минут. А о качестве и говорить нечего.

— Понятно, — перебил я. — Передай Рожкову, пусть готовит материалы по бракованным поставкам. Теперь самое время ударить по конкуренту.

До сдачи первой партии оборонного заказа оставалось двенадцать дней. Но теперь я точно знал, что у нас появился шанс справиться с заказом.

После рекордной плавки настроение в заводоуправлении было приподнятое. Я даже позволил себе немного расслабиться, просматривая вечернюю почту в кабинете. Стрелки английских часов «Хендерсон» показывали начало шестого.

Величковский все еще строчил отчет о рекорде, его перо быстро бегало по бумаге. Сорокин колдовал над графиками в углу, то и дело хватаясь за логарифмическую линейку.

Вдруг резкий телефонный звонок разорвал тишину кабинета.

— Товарищ Краснов! — голос диспетчера станции звенел от тревоги. — ЧП на железнодорожной ветке! Сход состава с углем… Похоже, диверсия!

Я мгновенно подобрался:

— Где именно?

— Тупиковая ветка, за сортировочной. Восемнадцать вагонов под откос. Это весь наш стратегический запас!

Часы показывали семнадцать двадцать два. До конца рабочего дня — сорок минут. А без угля завтрашние плавки окажутся под угрозой.

— Глушкова ко мне! — рявкнул я в селектор «Красная заря». — Срочно!

Через минуту начальник заводской охраны уже прибежал в кабинет. Его кожаная тужурка поблескивала от мороза — видимо, только вернулся с обхода.

— Докладывайте.

— Предварительно — умышленное повреждение путей, — он достал из кармана и развернул схему железнодорожной ветки. — Здесь ослаблены болты крепления. И следы свежей смазки на рельсах.

— Люди Крестовского?

— Похоже на то. Час назад видели их агента, того самого хромого, что светился при аварии на кислородной станции.

Я быстро прикинул варианты. Без угля мартены встанут через двенадцать часов. График оборонного заказа полетит под откос вместе с вагонами.

— Так, — я схватил телефонную трубку. — Соединить с товарищем Ворошиловым!

Пришлось подождать. Все это время я сидел, как на иголках. Но Климент Ефремович ответил сразу, будто ждал звонка:

— Слушаю, товарищ Краснов.

— Клим Ефремович, нужна помощь. Срочно. Транспортный батальон с грузовиками. Иначе оборонный заказ под угрозой.

Конечно, я рисковал. Ворошилов мог послать меня ко всем чертям. В конце концов, я ему никто. Но он видел, что Сталин ко мне благоволит.

— Понял, — в трубке щелкнули клавиши полевого телефона. — Через час будет колонна «АМО-Ф-15». Двадцать машин с прицепами.

— Спасибо большое, выручили.

Следующий звонок — в Управление железной дороги:

— Соедините с товарищем Андреевым… Николай Петрович? Нужен маневровый паровоз и бригада ремонтников. Да, авария. Нет, ждать комиссию некогда.

Затем короткие, рубленые приказы:

— Глушков! Оцепить место крушения. Никого не подпускать. Следы сохранить.

— Сорокин! Расчет необходимого количества угля на ближайшие сутки. По минимуму.

— Величковский! Прикиньте, можно ли часть плавок перевести на мазут.

Завертелась круговерть событий. По заводскому радио уже передавали:

«Внимание! Всем шоферам и грузчикам завода срочно прибыть к проходной! Начинается операция по спасению угля!»

К вечеру ворота въехала колонна армейских грузовиков «АМО-Ф-15». Брезентовые тенты припорошены снегом, из выхлопных труб вырываются облака пара. За рулем — красноармейцы в шлемах-буденовках.

На месте крушения уже гудел маневровый паровоз «Ов», знаменитая «овечка». Ремонтники в промасленных спецовках споро разбирали завал, расчищая путь к опрокинутым вагонам.

— Первая бригада — к переднему вагону! — командовал Сорокин, его очки запотели от мороза. — Грузим уголь вручную! Вторая готовит подъездные пути для машин!

Я влез на груду шпал, оглядывая фронт работ. Действовать нужно быстро через пять часов начнется ночная смена в мартеновском цехе.

— Товарищ Краснов! — Глушков протянул какой-то предмет. — Нашли у рельсов. Гаечный ключ. Это им устроили.

— Сохрани, — кивнул я. — Пригодится для разговора с товарищем Рожковым.

Глушков убежал, а я тоже, вооружившись лопатой, помог загрузить уголь.

Работа кипела. Грузчики, обвязавшись веревками, спускались в накренившиеся вагоны. Уголь перегружали в армейские грузовики. Машины, урча моторами, уходили к заводским бункерам.

— Четыре часа двадцать минут! — хронометрист с секундомером методично отсчитывал время. — Первая треть объема погружена!

Я отошел от вагона и вытер грязные руки. Одежда безнадежно испачкана. Зато рабочие, как я заметил, с одобрением косились на меня. Им понравилось, что я не остался в стороне.

Величковский, кутаясь в потертое пальто, протянул исписанный лист:

— Расчеты готовы. Если перевести вторую и третью печь на мазут, угля хватит. Правда, придется скорректировать технологию.

— Действуйте, — кивнул я. — Сорокин! Организуйте доставку мазута из резервного хранилища!

В свете прожекторов «Светлана» работа продолжалась. Я заметил, как несколько молодых инженеров из группы Гастева быстро набрасывали схему погрузки, размечая оптимальные движения грузчиков.

— Научная организация труда даже здесь, — усмехнулся Величковский, протирая заиндевевшее пенсне.

К полуночи основная часть угля была спасена. Паровоз оттащил пустые покореженные вагоны в тупик. Последние грузовики уходили к заводу.

К тому времени уже подъехали и следователи. Среди них оказался и Рожков.

— Завтра пришлю экспертов, — он неслышно, как всегда, подошел сбоку. — Зафиксируем следы диверсии. А пока… — он достал папку из потертого портфеля. — Любопытные документы о поставках бракованных огнеупоров.

— Отлично, — кивнул я. — Готовьте материалы. Пора преподать урок конкурентам.

Возвращаясь в заводоуправление, я мысленно перебирал варианты контрудара. Крестовский зарвался, пытаясь сорвать оборонный заказ. Теперь у нас есть повод нанести решительный удар.

Сталевары уже готовили первую ночную плавку. Мартеновские печи ревели, выбрасывая в январское небо снопы искр. До сдачи первой партии заказа оставалось одиннадцать дней и восемь часов.

Утро началось в шесть, едва рассвело. В кабинете, кроме настольной лампы под зеленым абажуром, горел камин, старинный, еще от прежних хозяев особняка. На столе чашка крепкого чая из фарфорового сервиза «Гарднер» и свежий номер «Торгово-промышленной газеты».

Когда я приехал на завод, первым делом встретился с Рожковым. Потертый портфель из свиной кожи агента за ночь заметно потолстел.

— Материалы по Крестовскому, — он выложил на стол несколько папок в картонных обложках. — Очень любопытное чтение.

Первая папка документы о поставках бракованных огнеупоров. Накладные, акты экспертизы, свидетельские показания. Но нигде нет подписи Крестовского на договорах. Грамотный, черт подери.

Вторая — доказательства связи с немецкими фирмами. Переписка через рижских посредников, тайные встречи в ресторане «Метрополь», копии банковских переводов. Тут уже мой соперник засветился.

Третья самая интересная. Схема вывода валюты через подставные фирмы в Прибалтике.

— Это подтверждено? — я постучал пальцем по банковским документам.

— Абсолютно, — Рожков присел в кресло, закурив «Герцеговину Флор». — Наш человек в рижском банке предоставил полную выписку. За последний год через «Baltic Trading» прошло около трехсот тысяч долларов. Все осело на личных счетах в швейцарских банках.

В этот момент в кабинет вошел Глушков, неся свежую подборку газет:

— Материалы о бракованных поставках готовы к публикации. «Известия» и «Правда» ставят в завтрашний номер.

— А «Торгово-промышленная газета»?

— Редактор просит встречи. Хочет более развернутый материал, с техническими подробностями.

Я кивнул:

— Организуйте. И пусть подключат их специального корреспондента по промышленности, того, что писал о «Шахтинском деле».

Рожков одобрительно хмыкнул, он оценил параллель с недавним процессом над вредителями.

Следующий звонок — в военную приемку:

— Соедините с товарищем Лазаревым… Петр Иванович? Да, документы будут у вас через час. Там все, экспертиза металла, акты испытаний, свидетельские показания.

В дверь постучали. Вошла Елена, неожиданно элегантная даже в этот ранний час. Серое платье от Ламановой, жемчужная нить на шее, в руках папка с документами.

— Леонид Иванович, материалы из архива наркомата, — она положила на стол новую пачку бумаг. — Довоенные связи Крестовского с «Круппом». Очень интересные детали о технологических патентах.

Я быстро просмотрел документы. Да, это серьезно, прямые доказательства промышленного шпионажа.

— Спасибо, — кивнул я. — Передайте копии товарищу Рожкову.

Елена чуть заметно улыбнулась и вышла, оставив легкий шлейф духов «Коти Шипр». Агент мечтательно поглядел ей вслед. Но долго отвлекаться не стал.

— А вот и первые результаты, — он развернул свежую телеграмму. — Сегодня ночью взяли троих диверсантов. По горячим следам. У одного нашли письмо с личными указаниями.

— Они говорят?

— Уже, — он усмехнулся. — Очень интересные показания. Особенно о подготовке крушения состава с углем.

В этот момент на столе зазвонил телефон. Голос секретаря:

— Леонид Иванович! Срочная телефонограмма из ВСНХ. Комиссия по оборонным заказам требует объяснений по поводу качества поставок Крестовского.

— Передайте — документы уже направлены. Пусть свяжутся с товарищем Лазаревым из военной приемки.

Рожков одобрительно кивнул:

— Грамотно. Пусть военные первыми поднимут вопрос. Это серьезнее, чем просто проблемы с качеством.

Я достал из сейфа еще одну папку:

— Вот, посмотрите. Документы о встречах Крестовского с представителями иностранных фирм. Места, даты, свидетели. А главное — темы переговоров.

Он быстро пробежал глазами список:

— Это же… — его бесцветные глаза сузились. — Технологии двойного назначения. И прямой выход на немецкую разведку через торгпредство.

— Именно, — я откинулся в кресле. — Как думаете, товарищ Рыков будет его защищать, когда всплывут эти материалы?

Рожков покачал головой:

— Политическое самоубийство. Особенно сейчас, когда партия взяла курс на укрепление обороноспособности.

В дверь снова постучали. Вошел Глушков:

— Сообщение от нашего человека на заводе Крестовского. Там паника, арестован главный инженер и двое начальников цехов. При обыске нашли документы о намеренном снижении качества военных заказов.

— Передайте в газету, — кивнул я. — Это удачно дополнит основной материал.

Рожков встал, собирая бумаги:

— Начинаем операцию сегодня в полдень. Все ключевые фигуры под наблюдением. Ордера на арест подписаны.

— Действуйте, — я протянул ему последнюю папку. — И вот еще. Материалы о связях с банковскими кругами в Риге. Думаю, самое время проверить и этот канал.

Когда все ушли, я подошел к окну. За заводской оградой занимался зимний рассвет. Из труб мартеновского цеха валил густой дым, шла очередная плавка для оборонного заказа.

Где-то в городе Крестовский еще не знал, что его империя доживает последние часы. Компромат, собранный по крупицам, вот-вот обрушится лавиной. У него уже нет влиятельных защитников. Даже Рыков не рискнет вступиться за человека, связанного с иностранной разведкой.

В приемной зазвонил телефон. Голос секретаря:

— Леонид Иванович! Звонок от товарища Орджоникидзе.

Я взял трубку. Что там опять стряслось?