Неожиданные контакты

Часть 97

20 апреля 1985 года, 8:15 мск, околоземное космическое пространство, линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Стон или всхлип в Мироздании, который я ощутил в тот момент, когда дядя Рональд предстал перед Святым Петром, оказался отголоском немного не того явления, что я предполагал. Нет, канал куда-то в начало девяностых годов действительно разблокировался и начал набирать энергию, но, судя по темпам процесса, дело это совсем не быстрое. Как доложил Колдун, тем странным звуком сопровождалось снятие логических блокировок с каналов в искусственные миры, ответвившиеся от Основного Потока, и неважно, что было причиной такого отделения: естественные флуктуации исторического процесса (бывает, оказывается, и такое) или целенаправленное воздействие моего Патрона.

И если раньше мне хотелось как можно скорее попасть в мир, где цивилизация Третьего уровня умеет открывать техногенные порталы, дабы полюбоваться на столь удивительный технологический прорыв, то теперь в подобной возможности нет ничего удивительного. Более того, тамошние обитатели выглядят кем-то вроде жильцов многоквартирного дома, затеявших самовольную перепланировку, из-за чего у соседей по стенам идут трещины. Отец наш Небесный такой художественной самодеятельностью крайне недоволен. Так, если не знать меры, можно доиграться до того, что земля уйдет из-под ног, а небо рухнет на голову. Ультраэнтропия, она же энергия Хаоса — не игрушка, а крайне опасное явление, пострашнее расщепленного атома. Однако совсем прерывать эту портальную деятельность не рекомендуется, нужно лишь повысить тамошним российским физикам квалификацию и перевести их представления о Мироздании на строго научную основу.

Однако мир с техногенными порталами — не единственный, раскрывшийся в результате последней коллизии. Теперь мы относительно легко и просто можем сходить домой к Елизавете Дмитриевне, чтобы она могла представить своего супруга, то есть меня, папеньке и маменьке, похвастать титулом императрицы и поблистать в тамошнем свете. Как поведал вышедший по этому поводу на связь Небесный Отец, канал на родину моей ненаглядной, причем сразу к ней домой, на верхние уровни, откроется из мира русско-японской войны, и оттуда же есть возможность проникнуть в историческую ветвь, где разворот Российской империи на новый курс совершила императрица Ольга Александровна. Из мира императора Александра Николаевича можно будет попасть в реальность югоросского контейнеровоза, а из мира восемнадцатого года — в родную реальность товарища Половцева и его курсантов. Из мира сорок второго года мы сможем открыть канал и в мир с техногенными порталами, и в реальность Великой Отечественной Войны Самых Старших Братьев, и туда, где обосновалась Советская Галактическая Империя, и в двойной мир с вторичными дырами в Мироздании, используемыми тамошними обитатели как естественные порталы (вот их я не могу осудить ни за что, ибо если подобное явление падает тебе прямо на голову, то не воспользоваться им было бы величайшей глупостью).

Изобилие возможностей такое, что глаза разбегаются, но при этом следует помнить, что для нас главное, а что второстепенное. Если соседу с фланга (а российские государства во всех открывающихся мирах воспринимаются именно таким образом) нужна помощь, то на это не стоит жалеть ни времени, ни усилий, а вот визиты с туристической целью я рассматриваю как неоправданную роскошь. Исключение можно сделать лишь для миров Елизаветы Дмитриевны и полковника Половцева, где у нас* имеется родня. Выход из Единства по личным обстоятельствам — явление, в общем-то, невероятное, но моя супруга, а также бывшие курсанты и их командиры наверняка могут пожелать известить родных, что они живы, здоровы и благополучны. Кроме того, все они военные люди, а следовательно, должны официально подать по команде рапорты об уходе в отставку, иначе никак.

Примечание авторов: * это Серегин расширительно трактует форму страшной встречной клятвы «Я — это ты, а ты — это я».

Мгновенная мысленная перекличка в Единстве подтверждает мои соображения. Никто не захотел бросить команду и вернуться домой, но все желают послать весточку папе с мамой, а офицеры-инструктора — еще и женам. Правда, надо понимать, что родители будут ждать пропавших детей до самой смерти, а вот жены таким постоянством обладают не всегда. Человека после трех лет безвестного отсутствия автоматически признают умершим, со всеми вытекающими юридическими последствиями. С той поры, как пропала курсантская рота, по нашему счету, прошло чуть меньше трех лет, но если время в мире Победившего Октября течет хотя бы на несколько процентов быстрее, чем в Подвалах и мире Содома, то парням долго и нудно придется в судебном порядке доказывать, что они — это действительно они. Но я помогу бывшим им чемсмогу, за исключением применения грубой вооруженной силы, ибо по отношению к своим это для меня табу. Впрочем, надеюсь, что командование Красной гвардии в том мире проявит дипломатическую гибкость и понимание момента, и не станет разводить излишней бюрократии.

Пока я так размышлял, ко мне подошла Елизавета Дмитриевна, обняла сзади за плечи и промурлыкала на ухо:

— О чем грустишь, Серенький? Ведь все идет так хорошо, что лучше не бывает!

— Когда дела идут плохо, возникают большие проблемы, — ответил я. — Когда слишком хорошо, проблемы становятся просто огромными, так как чересчур быстрый рост имеет свои издержки. Портальные установки спроектированы и испытаны, но я даже не знаю, в какие сроки мы сможем произвести их в достаточном количестве. Обустройство бывшего Царства Света идет полным ходом, но то, что уже сделано, это капля в море, а в связи с приглашением специалистов со стороны масштаб задач только растет. Людей надо обеспечить жильем и создать им соответствующие бытовые условия. Нужны учреждения культуры, досуга, торговли — одним словом, все то, что называется цивилизацией. При этом местные девочки в репродукционных лагерях и бывшие наложницы Воинов Света никоим образом не должны чувствовать себя ущемленными в сравнении с залетными варягами. Они мои любимые сестры, а я их старший брат, защитник и опекун. Все у них должно быть таким же, не хуже, чем у моих Верных из армий Велизария и Багратиона, и уж тем более и те, и другие должны иметь преимущество перед наемными работниками из других миров. А тем, в свою очередь, смотри пункт один, необходимо создавать достойные условия…

— А негры? — спросила меня супруга и тут же поправилась: — Я имею в виду местных афроамериканцев, а не то молодое чернокожее мясо, которое европейские колонизаторы выменяли у племенных вождей за бусы и побрякушки, а потом по дешевке, но втридорога запродали демону на пропитание.

— К этой категории мое отношение самое разное, — ответил я. — Такие, как Алиша, это мои сестры и братья, но их минимум. Однако есть там и такие, на кого глаза бы мои не глядели. Третьи — нечто среднее, не совсем плохие, но и не хорошие. Только время может дать ответ, смогут ли они подняться над собой или так и останутся вечными пеонами. Впрочем, как и в других версиях русских галактических империй, дети пеонов, независимо от их расовых особенностей, будут иметь такие же возможности по получению образования и сдаче экзамена на гражданство, как и дети граждан. Никаких наследственно замкнутых страт ни внизу, ни вверху социальной пирамиды в моем государстве быть не должно. От каждого по способностям, каждому по заслугам.

— Сказать честно, — промолвила Елизавета Дмитриевна, — среди наших имперских янычар и янычарок попадаются и представители чернокожих африканских народов. Вот только брать таких на воспитание желательно в самом раннем возрасте, лет до семи, а потом педагогически тщательно сводить на нет всю ту дурь, которой мальчики и девочки пропитались в родном племени. Иначе тут никак.

— Да, дорогая, — сказал я, не имея желания продолжать этот диалог «про негров», — иначе никак. И цвет кожи в подобных делах ни при чем. Я знавал некоторых белокожих, которые по уровню иждивенческих настроений могли дать сто очков вперед любым неграм. Все надо делать, как во всех других версиях русских галактических империй, то есть по науке и точно в срок. При достаточно высоком уровне социальной ответственности родителей дети могут воспитываться в семье до окончания средней школы. В противном случае маленьких мальчиков и девочек необходимо изымать у матерей в возрасте примерно трех лет, чтобы в специальных воспитательных заведениях, независимо от происхождения, вырастить из них будущих граждан, а не головную боль для государства. Ты мне лучше скажи вот что… По твоему мнению, в твой мир мы должны сходить в частном порядке, дабы дать знать твоим папеньке с маменькой, что их дочь жива, здорова и благополучна, вышла замуж и родила им внука, или, напротив, явиться туда официально, при полном параде, на борту «Неумолимого», как император и императрица Четвертой Русской Галактической Империи?

— Знаешь, милый, второй вариант, по крайней мере, сразу, может оказаться перебором, — ответила моя ненаглядная. — Не стоит даже в шутку пугать мой мир возможным инопланетным вторжением. Думаю, в первую очередь я должна буду представить мужа и сына папеньке с маменькой. А уже мой госбезопасный папенька, подав рапорт по команде, быстро согласует условия твоего официального визита, ибо в ГУГБ он не последний человек. Одно то, что искин штурмоносца признал в тебе Старшего Брата, делает твой статус в Российской Империи даже выше моего княжеского, а титулы самовластного Артанского князя и галактического императора способны только немного усилить блеск твоего величия…

— А может быть, не нужно никаких официальных визитов? — спросил я. — Тихо представимся твоим родным, потом ты так же тихо вернешь штурмоносец по принадлежности и запишешь рапорт о досрочном увольнении в запас по семейным обстоятельствам. И все. Не хотелось бы терять время на лишние парадные церемонии, когда в любой момент может вскрыться канал в девяносто первый год Основного Потока.

— Ты, Серенький, недооцениваешь важность момента, — вздохнула Елизавета Дмитриевна. — Наш мир хоть и не достиг пятого уровня цивилизованности, как твои любимые русские галактические империи, но все равно технически развит значительно больше, чем любой другой из тех, что тебе уже известны. И даже твой родной мир начала двадцать первого века в сравнении с нашим даже рядом не стоял. Это я говорю тебе не чтобы выпендриться, мол, какие мы умные, красивые и хорошие, а чтобы ты понял, что официальный контакт с моим миром добавит тебе дополнительных возможностей. Только на наших казенных имперских заводах ты сможешь заказывать то, что не изготовят больше нигде, даже в твоем родном мире — уж так хорошо в самом начале постарались император Михаил Великий, его бессменный премьер Иосиф Джугашвили и поддержавшие их во всем Старшие Братья. И временной гандикап у нас был куда более солидным, чем в любом другом мире, и абсолютная монархия к форсированному развитию пригодна намного более любой советской или буржуазной демократии…

— Последнее далеко не факт, — хмыкнул я. — Абсолютный монарх Николай Второй, лично знакомый нам с тобой аж в трех экземплярах, впустую спустил четверть века своего правления, все просрал, в Основном Потоке вместе с собственной жизнью, но так ничего не понял. С сохой страну принял, с сохой и оставил, как в каком-нибудь семнадцатом веке. А другой, тоже лично известный нам исторический персонаж, не обладая полномочиями абсолютного монарха, за чуть больший срок поднял отсталую лапотную Россию на высоту одной из двух сущих мировых сверхдержав. Так что не только в монархии как таковой дело. Неуверенный в себе человек, или просто дурак и бездельник, на высшем государственном посту будет ничуть не лучше какого-нибудь коллегиального комитета депутатов Государственной Думы, Политбюро ЦК КПСС или Совета Пятисот.

— После Михаила Великого дураков и бездельников, да и просто неуверенных в себе людей, на престоле у нас не бывало, — сказала моя ненаглядная, — уж так устроили дело Старшие Братья, что честно и гордо вознесли русскую славу на недосягаемую высоту.

— Старшие Братья — тут главное слово, — вздохнул я. — Кстати, Лиза, мир победившего Сталина, из которого происходит Просто Леня, а также оба двойных мира, с товарищем Сталиным на одном конце и президентом Путиным на другом, тоже представляют немалый интерес. При этом родной мир полковника Половцева исключительно важен с точки зрения идеологии и развития социальных технологий. Карл Маркс, Фридрих Энгельс и оба товарища Ленина ждут не дождутся, когда получат возможность ознакомиться с миром, где сказку успешно сделали былью. А ведь еще есть мир, где пришельцы из Русской Галактической Империи начали возводить свою цивилизацию пятого уровня на фундаменте сталинского Советского Союза. Это вам, массаракш, не глухие доисторические задворки Аквилонии, а индустриальная эра, когда каждый день ставятся новые рекорды — «выше, дальше, быстрее». На этом фоне мир императрицы Ольги Александровны может показаться дублем твоего мира, но, кто знает, быть может, там люди тоже смогли додуматься до чего-то особенного, чего не знают другие миры…

— Вот теперь, Сережа, ты мыслишь правильно, — кивнула супруга, — пока ты не освоишь все названное вместе, пакетом, дверь в девяносто первый год тебе не откроется, ибо к боям на таком уровне без поддержки местного русского государства ты пока не готов. Тебе нужно поднабраться сил и опыта, обзавестись союзниками и соседями с фланга, которые не нуждаются в помощи, а сами при необходимости смогут оказать поддержку вооруженной силой или промышленными мощностями. Да, не стоит забывать и про цивилизацию диких эйджел. В наиболее развитых мирах они уже могли обнаружить нежелательную активность, и теперь строят планы вторжения, дабы поставить зарвавшихся хумансов на место. И тут твой «Неумолимый» будет как раз незаменим…

— Да, Лизонька, — сказал я, — и такой фактор тоже имеет место, а я о нем не подумал. Нехорошо получается. Моя, так сказать, естественная обязанность — оберегать миры Старой Земли от набегов и нашествий диких эйджел, чтобы те ничего тут не воровали и не ссали человечеству в тапки. Комплект межмировой связной аппаратуры мне нужен, в числе прочего, и для того, чтобы вывешенная вокруг мира орбитальная сканирующая сеть могла своевременно передать на «Неумолимый» сигнал тревоги. И вот тогда кто не спрятался и не успел удрать, я не виноват. В грабительские набеги, и уж тем более нашествия с целью геноцида никто их сюда не звал. Впрочем, при случае надо поинтересоваться у специалистов, то есть цивилизованных темных эйджел, тактикой космических сражений, чтобы погибших в бою было поменьше, а плененных и прошедших через инверсию побольше. И темным, и серым, и светлым работа по специальности у меня найдется. Чем я хуже императора Шевцова?

— Правильно мыслите, Сергей Сергеевич, — кивнула Лиза. — А сейчас пора заканчивать эти разговоры в частном порядке, и в Тридесятом царстве в Башне Силы собирать совещание в узком составе: магическая пятерка, Мишель и Самые Старшие Братья, включая господина Османова. Все, больше никто не нужен.

— А почему в Башне Силы, а не, к примеру, здесь? — спросил я.

— Есть у меня предчувствие… — женушка сделала загадочное лицо. — Сами же говорили своей Лизоньке, что таким вещам нужно доверять.

И едва моя супруга произнесла эти слова, как где-то под потолком прогремел гром — тот самый, что с ясного неба.

Тысяча семьдесят пятый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Совещание в Башне Силы началось с того, что на какое-то время все пошло кувырком. Нет, дело было не в том, что на нас неожиданно напал злобный враг, просто Небесный Отец, никого не предупреждая, прислал нам в качестве пополнения очередного Самого Старшего Брата. Беспокойные это люди. И в ад их отправлять не за что, и в раю они лезут на стенку или на пальму, что, собственно, одно и то же. Просто, когда все уже были в сборе в моем кабинете, но ничего еще не началось, Вячеслав Николаевич (Бережной) выглянул через окно на площадь Фонтана, и углядел там преудивительное для этих мест явление — незнакомца, одетого в поношенное и выцветшее почти до белизны армейское полевое обмундирование примерно российско-советского образца. Дополняли образ следы от споротых погон и перекинутый через правое плечо почти пустой вещмешок-сидор. То есть незнакомым этот пожилой мужчина, с любопытством оглядывающийся по сторонам, был для всех, кроме самого товарища Бережного и отсутствующего в данный момент Просто Лени.

— Смотрите, Сергей Сергеевич, кто к нам пришел, — сказал Военный Лорд Самых Старших Братьев, — капитан Слон собственной персоной! Между прочим, тот самый, что однажды растоптал генерала Гота, и не заметил. Мол, бегали там разные в исподнем по огородам, и сортировать их, кто генерал, а кто простой топтун*, ему было некогда. Я вам о том случае, кстати, однажды рассказывал.

Примечание авторов: * топтун — прозвище рядового стрелка-пехотинца в германской армии.

— Да, Вячеслав Николаевич, помню, — сказал я, затем подошел к окну и бросил на незнакомца испытующий Истинный Взгляд.

— Сергей Александрович Рагуленко по прозвищу «гауптман Слон», — затараторила энергооболочка. — Любимая фраза: «Налечу — растопчу». Через это топтание многие нехорошие люди предстали перед Создателем, как говорится, в чем мать родила. В родном мире Основного Потока, несмотря на истовое несение службы и участие в боевых действиях, в силу непрерывно случавшихся залетов с битьем наглых морд, был обречен оставаться вечным капитаном. В искусственных мирах сумел подняться до звания полковника. На генеральский чин никогда не замахивался, ибо должности командира бригады или начальника кадетского училища считает верхним пределом своей компетенции. Единственный их всех Самых Старших Братьев, состоящий не из четырех, а из пяти компонент, ибо оригинальный капитан Рагуленко, помимо породившей Самых Старших Братьев экспедиции в Сирию в 2012 году, пятью годами позже участвовал в испытаниях системы маскировки, основанной на новых физических принципах, и во время нештатного завершения эксперимента со всеми прочими его участниками загремел в мир русско-японской войны, позже вылившийся в реальность императрицы Ольги Александровны. Четыре его воплощения совершали подвиги под руководством товарища Бережного, а пятая ипостась лично геройствовала в битве на реке Ялу, штурме Цусимы и в Балканской войне, которая в том мире была только одна.

Мое личное впечатление от неожиданного визитера тоже оказалось благоприятным. Наш человек — слуга царю, отец солдатам. И вообще, Отец Небесный ничего не делает зря, и если Он прислал к нам этого потенциального Верного, значит, тот нам в скором времени понадобится, причем позарез. Кстати, остальные Самые Старшие Братья если и были знакомы с товарищем Рагуленко, то поверхностно, поэтому и опознал его один товарищ Бережной. Но, в любом случае, теперь, раз уж так получилось, придется отложить наше совещание, спуститься вниз собственными ногами и встретить новоприбывшего как друга. Иное просто невместно.

— Значит, так, товарищи, — сказал я, — по всему видно, что капитан Слон, сиречь товарищ Рагуленко, это наш человек во всех смыслах этого слова, поэтому и встречать его следует лично, со всем почетом и уважением. Идемте, не стоит заставлять человека ждать.

Тогда же и почти там же, Площадь Фонтана перед Башней Силы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Когда мы вышли на крыльцо Башни Силы, бойцовые остроухие на посту вытянулись во фрунт, что сразу же было замечено товарищем Слоном, повернувшим голову в нашу сторону. Потом острый взгляд новоприбывшего выцепил среди нас товарища Бережного, и на его лице отразилось узнавание. Круто развернувшись на каблуках стоптанных сапог, новый знакомый решительно зашагал нам навстречу. Не дойдя пару шагов, он остановился, принял стойку смирно и отрапортовал:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, капитан Рагуленко прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!

— Вольно, товарищ Рагуленко! — ответил я. — Объявляю положение вне строя. А теперь вводная. Служба для вас, Сергей Александрович, начнется после периода адаптации и медицинской реабилитации, а пока вы мой гость, со всеми вытекающими последствиями. И, кстати, почему вы назвали себя капитаном? Как мне доложили, в большинстве миров крайним чином ваших воплощений было звание полковника, и именно в таком качестве вы и поступите ко мне на службу. Сейчас у нас тоже не время отсиживаться на маленькой и спокойной должности. Максимальный уровень вашей должностной компетенции я определю сам. У нас тут все точно, вплоть до грамма, мои возможности это позволяют.

— Чудно тут у вас, товарищ главнокомандующий, — сказал мой новый знакомый, оглядываясь по сторонам. — Девки повсюду эти остроухие, будто тут не армия, а пансион благородных девиц…

— Главного чуда ты, Слон, еще не видел, тут это только цветочки, — хмыкнул генерал Бережной. — Вот назначат тебя ко мне в корпус командовать бригадой штурмовой пехоты, тогда узнаешь, каковы они бывают, настоящие универсальные солдатки.

— И что там такого особенного в твоем корпусе? — с независимым видом, стараясь не показывать заинтересованности, спросил новоприбывший. — Конечно, служба под твоим началом — сама по себе рекомендация, но через такое я прошел не раз и не два. И, кстати, Вячеслав Николаевич, что значит «универсальные солдатки» — у вас в армии, что, мужики закончились?

— Мужиков у нас много, и выучка у них ничуть не хуже, чем во время оно в мехкорпусе особого назначения, — сказал генерал Бережной. — Но только вот остроухие гренадерши в ближней рукопашной схватке дадут им сразу сто очков вперед. Посмотри на часовых перед штабом, и убедись сам. Ярчайшие же образчики — как женской красоты, так и сокрушающей мощи…

— Не знаю, не знаю… — с сомнением произнес Сергей Рагуленко, то есть оберст Слон, снова оглядываясь по сторонам. — По мне, так бабам, как бы круто они ни выглядели, не место в первой линии.

Меня же этот разговор начал слегка раздражать.Не о том мы говорим, потому что начали не с того, с чего надо. Сначала человека требуется ввести в курс дела по полной программе, подготовить и телесно, и морально, и лишь потом ставить перед ним задачи.

— Лилия! Ты мне нужна, — сказал я в пространство.

Не прошло и нескольких секунд, как мелкая божественность с легким хлопком объявилась передо мной, как лист перед травой, причем не где-то позади товарища Рагуленко, а прямо у него под носом, чтобы тот не мог никак игнорировать ее поведение. Такая уж она шкода — обожает ставить взрослых людей в затруднительное положение.

— Да, папочка, я тебя слушаю! — сказала она, принимая облик Святой Лилии-Целительницы. — Кого тут надо вылечить?

— Нужно взять вот этого человека за ручку и отвести в госпиталь к товарищу Максимовой, — сказал я, кивком указав на новоприбывшего. — Все — и обследование и лечение — требуется проводить по высшему разряду. Это один из Самых Старших Братьев, и появился он тут тем же путем, что и остальные. И передай духу Города, чтобы на время нахождения в релаксационной ванне поставил этому человеку самый подробный обучающий сон о том, что и откуда у нас взялось.

— Будет исполнено, папочка, — ответила мелкая божественность и строго посмотрела на застывшего в недоумении товарища Рагуленко. — Идемте, больной, и не вздумайте возражать, я тут власть, то есть врач.

Тот еще раз огляделся по сторонам, пожал плечами и ответил:

— Да я, собственно, товарищ Лилия, чувствую себя здоровым, как конь перед скачкой.

— Для всех хороших людей, и вы тут не исключение, посещение Тридесятого царства начинается с посещения госпиталя и медосмотра, и вы тут не исключение, — важно пояснила Лилия. — Так что не возражайте. Дисциплина и порядок — это та основа, на которой двумя ногами стоит мой папочка. А уж мы потом разберемся, на самом деле вы здоровы или это вам только кажется по причине временной эйфории при выходе из посмертия. Жить вообще хорошо, а жить здоровым еще лучше.

— Да, Слон, — подтвердил Бережной, — товарищу Лилии у нас не возражают. Если она говорит «падай», то нужно падать, если говорит «беги», то требуется бежать. И не смотри, что она выглядит как маленькая девочка, на самом деле это дочь богини Венеры-Афродиты, с тысячелетним стажем жизни в вечно скандалящей и интригующей олимпийской семейке. И сама она — милейшей души человек, то есть богиня. Тут от нее всем бывает только добро, и тебя тоже не минует чаша сия.

— Да, я такая, — подбоченившись, заявила Лилия, — как причиню добро, потом догоню, и еще добавлю. За мной не заржавеет. Поэтому лучше плохо идти, чем хорошо стоять. Лет-с гоу, товарищ. Ножками, ножками. Или вы хотите, чтобы вас, как маленького или тяжелораненного, понесли на руках невидимые слуги? Стыда потом не оберешься.

— Ну, если так, девушка, — Рагуленко поднял вверх руки, — тогда сдаюсь. Ведите меня в свой медицинский плен, потому что разговаривать разговоры на солнцепеке несколько жарковато. А с товарищем Серегиным, как я понимаю, мы еще встретимся и поговорим…

— Вы все правильно понимаете, — сказал я, — только разговаривать нам лучше тогда, когда, как вы просмотрите обучающий сон. Тут у нас, в Тридесятом царстве, не бывает просто снов — это либо учебнаялекция, либо селекторное совещание, либо оскорбление действием — бывали и такие прецеденты в случае несанкционированного вмешательства в чужой сон. А сейчас идите…

Тогда же и там же

Сергей Александрович Рагуленко, с позывным «Слон», единый в пяти лицах

Ну вот я и в Хопре, то есть в Тридесятом царстве. Сказать честно, из своих предыдущих жизней я запомнил все, кроме момента смерти, а от посмертного райского существования «за заслуги в борьбе со злом» на память мне осталась только непроходящая скука. Для таких деятельных натур, как я, рай — это тоже ад, только политый сахарной водичкой и ароматизированный фимиамами. Спасение от этого липкого чувства я находил только в походах «налево», в магометанский рай, где было предостаточно бесхозных хорошеньких гурий, согласных на все и с кем угодно. Пока я употреблял девиц на месте, все было шито-крыто. Одеяния у всех праведников одинаковые, да и администрация Садов Джанны относилась к самоходчикам с нашей стороны снисходительно. Мол, никто этих гурий не считает, и вообще женщина, то есть гурия, это не человек, а сосуд для удовольствия праведника. Дикость, конечно, но в каждой избушке свои игрушки.

Однако один раз я попробовал провести одну такую красотку на свою сторону, и тут же влип. Официальный визит лисы в курятник — ничто по сравнению с поднявшимся вдруг переполохом. Потом был разговор с Самим, и Он в сердцах сказал, что одному из лучших его сыновей в раю не место, после чего я обнаружил себя шагающим в предрассветных сумерках по дороге, вымощенной массивными каменными плитами, а справа и слева возвышались деревья тропического леса. Мне следовало идти прямо, не сворачивая, в городе, находящемся в конце дороги, найти местного верховного главнокомандующего младшего архангела Сергея Сергеевича Серегина, капитана спецназа ГРУ и прочая, прочая, прочая (хорошо, хоть не короля Артура), представиться и получить дальнейшие указания. Мол, этот младший архангел — лицо доверенное и особо приближенное к Самому, и, самое главное, с ним, то есть под его командованием, мне теперь не будет скучноцелую вечность.

Так я и сделал, в полной уверенности, что еще нахожусь на том, а не на этом свете. Запретный город, затерянный где-то в чащобах, как мне тогда казалось, райских кущ, показался мне похожим на Сады Джанны. Наверное, такое впечатление создалось из-за превеликого обилия в том месте юных остроухих красавиц. К моему удивлению, часть тех девиц, что помоложе, была одета на манер школьниц, остальные же носили военную форму тропического образца. Встреча с генералом Бережным возле так называемой Башни Силы только подкрепила мое убеждение в потусторонности всего происходящего, ведь он, как и я, во всех мирах уже давно умер, и никак не мог находиться среди живых, а вот в окружении младшего архангела ему было самое место. Сам местный главнокомандующий показался мне похожим на одного из моих Командиров, Александра Владимировича Новикова, вместе с которым мы честно и гордо взметнули над миром трон императрицы Ольги. Сходство было столь сильным, что сначала мне показалось, что это он и есть.

Но потом, присмотревшись, я увидел мелкие отличия в пластике движений, говорящие о том, что это просто поразительно похожий человек. Еще товарищ Серегин, будучи самовластным монархом, имеет привычку брать все на себя и доводить дело до окончательной победы, а мой прежний Командир в основном полагался на супругу-императрицу и канцлера Одинцова, подключаясь только тогда, когда нужно было набить морду отдельным людям или целым государствам. К тому же, если присмотреться к моему новому главнокомандующему, чуть прищурив левый глаз, то вокруг него, хоть он и кажется обычным человеком, обнаруживается светящийся ореол, складывающийся в нимб и развернутые за спиной белоснежные крылья, а мой прежний Командир не демонстрировал ничего подобного, как на него ни гляди. А еще, едва взглянув на товарища Серегина, я остро ощутил, что действительно оказался среди своих, где не станут злословить, не бросят в беде, не предадут и не ударят в спину. Тут меня примут как своего, и не отпустят уже никуда.

И только рапортуя новому командующему о прибытии к новому месту службы, я вдруг понял, что никакими раем или адом тут и не пахнет: все присутствующие вполне живы и находятся в своих телах, а ароматы мирры и ладана — это, так сказать, «свойства местности». Это открытие оказалось убедительнее всего прочего. Дальнейшие события сполна подтвердили это ощущение. Меня занесло в такое место, где фантасмагория путалась с реальностью: командующий, в котором человеческая сущность смешивается с сутью младшего архангела, и тут же — античные боги и полубоги, вперемешку с обычными людьми, причем моими старыми знакомыми. Женщины-солдаты, по внешним данным готовы дать вперед сто очков самым признанным бойцам, а потом догнать и дать еще столько же. Девочка-богиня, появляющаяся ниоткуда и разговаривающая с такой властностью, будто ей и вправду тысяча лет. Госпиталь, в котором пациентов вместо кроватей укладывают в ванны с живой водой… Военный доктор Максимова, на первый взгляд, вполне обыкновенная, в белом халате поверх армейской формы, но ее обследование моей особы беглым взглядом, что точнее любого рентгена, привело меня в оторопь. Все смешалось в моей несчастной голове, когда я, под надзором мускулистых прелестниц, обнаженный, погружался в ту самую релаксационную ванну. Интересно, как это будет — обучающий сон? И что мне в нем покажут?

Тысяча семьдесят пятый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Встретив товарища Рагуленко и предварительно с ними переговорив, мы снова поднялись в мой кабинет в Башне Силы. Очевидно, это и был тот сюрприз, о возможности которого предупреждала моя Елизавета Дмитриевна. Теперь, когда все осталось позади, можно было начинать разговор по существу, но настроение было каким-то не таким.

— Зря вы, Сергей Сергеевич, отправили Слона в госпиталь, — выражая это тягостное чувство, заявил Бережной, — поговорили бы сейчас, ввели бы его в курс дела…

— Дух Города своей вводной лекцией сделает это быстрее и проще, — ответил я. — И, кроме того, было видно, что ваш товарищ еще не до конца верит, что вернулся в мир живых. То есть сознание это уже поняло, а подсознание сопротивляется. И для этой адаптации, и для полного восприятия Призыва человека на какое-то время требуется замочить в живой воде. Завтра утром, думаю, товарищ Рагуленко вполне будет готов к разговору. А пока это преждевременно.

— Ну хорошо, Сергей Сергеевич, вам виднее, — согласился Бережной. — А теперь давайте перейдем к разговору по существу. Какой из миров вы хотите открыть первым?

— Первыми у нас идут миры Елизаветы Дмитриевны и полковника Половцева, — сказал я. — Первым делом необходимо выяснить, что с ними произошло: провал в мир Подвалов или дублирование, как было с Самыми Старшими Братьями. В первом случае родным наших товарищей надо дать знать, что они живы и здоровы. Во втором ничего делать не рекомендуется, а претензии направлять непосредственно Небесному Отцу…

— Ты неправ, Сын Мой, — услышал я в своем сознании громыхающий голос Творца Всего Сущего. — Ни о каком дублировании в указанных тобой случаях не было и речи. Твою будущую супругу, на свою погибель, притянул в тот мир херр Тойфель, пожелавший ее в жертвы, а провал роты курсантов был отложенным следствием интриг Зевсия и Аполлонуса, желающих натравить их на тебя. Но ты поломал игру им всем,обернув враждебные действия себе на пользу, в чем тебе честь и хвала. Дублирование имело место с Самыми Старшими Братьями, югоросским контейнеровозом «Дмитрий Ономагулос» и галактическим дальним транспортом снабжения «Новый Тобол», и более пока ни в каком случае. Эксцесс при проведении операции «Слепой Туман» произошел естественным путем, хотя мне и любопытно было посмотреть на его результаты, и даже Бригитта Бергман катапультировалась в мир Подвалов вполне самостоятельно.

— Стоп, товарищи! — подняв руку, сказал я, выслушав этот комментарий. — Только что от Небесного Отца получена новая вводная. Из того, что выпадало в мир Подвалов, дублированию подвергался только контейнеровоз, остальные же случаи забросов представляли собой прямые переносы. С одной стороны, дело упрощается, ибо никто из наших товарищей не встретит в родных мирах своих двойников, и в то же время у них же могут возникнуть непростые проблемы с установлением личности.

— У меня никаких проблем с установлением личности не будет, — заявила Елизавета Дмитриевна. — Сканирование сетчатки глаза и анализ генетического кода по ключевым маркерам сразу установят, что я — это я. В случае возникновения сомнений папенька сможет вызвать бригаду с идентификационным оборудованием прямо на дом. Статус нашей семьи и служебное положение моего отца допускают такие действия. Кроме того, вся история наших приключений записана в памяти искина штурмоносца, и думаю, когда эти записи расшифруют, они вызовут определенный фурор в самых верхних эшелонах нашего общества, вплоть до священной особы всероссийского государя-императора. Но это я так, к слову, для начала официальных контактов будет достаточно и факта установления моей личности.

— Мне кажется, — сказал я, — что начать стоит именно с мира Елизаветы Дмитриевны, но прежде, чем принять окончательное решение, хотелось бы заслушать мнение Самых Старших Братьев. Нина Викторовна, вам слово.

— Никто из нас, — сказала товарищ Антонова, — не дотянул в том мире и до начала пятидесятых годов двадцатого века, так что эпоха Елизаветы Дмитриевны для нас все равно что терра инкогнита. Пока были живы мы сами, император Михаил Великий и его бессменный премьер Иосиф Джугашвили, темп промышленного и социального развития страны был максимальным, а что было после этого, нам неведомо.

— И после смерти императора Михаила Второго, которого у нас считают переоснователем государства, темпы развития не сократились ни на йоту, — ответила моя супруга. — Его внук Михаил Третий, воспитанный своим великим дедом, еще сильнее взвинтил темпы развития, благо за время предыдущего царствования были решены основные проблемы, одолевавшие Российскую империю в конце девятнадцатого, начале двадцатого века. Ушли в прошлое нищета народных масс, технологическая отсталость, извечный оппозиционный настрой интеллигенции, мздоимство и казнокрадство чиновничества, а также своеволие высших должностных лиц и членов императорской фамилии. Государство стало благополучным, легко управляемым и честным как с рядовыми подданными, так и с деловыми кругами.

— Да, — подтвердила Нина Антонова, — все вышеназванное изживалось буквально у нас на глазах, а еще с момента окончания Трансокеанской войны Российская империя набрала такую мощь, что на нее стали бояться даже просто косо смотреть…

— В мое время это тоже было так, — сказала Елизавета Дмитриевна. — Один раз взяв темп, наша Империя его больше не сбавляла. Уж очень хорошо нам внушили Старшие Братья ту истину, что спасение от возможного поражения может заключаться только в скорости развития. Они понятия не имели о существовании цивилизации кланов эйджел, но, несмотря на это, максимально хорошо подготовили нас к схватке за выживание человечества. Быть может, наш мир — единственный из всех сущих, способный самостоятельно отбиться от вторжения, без посторонней помощи освоить трофейные технологии и выйти в Галактику…

— Не стоит слишком хвастаться развитием своего мира, моя дорогая, — желчно произнесла Кобра. — Несмотря на бурную деятельность вашей штурмовой пехоты в подходящих для этого регионах, вы не смогли перехватить ни одного, даже самого завалящего, темного клана эйджел, отлавливающего пеонов для своих нужд. В противном случае вы лично об этом бы знали или хотя бы слышали краем уха. А они, то есть эйджел, несомненно, совершают к вам визиты, как и в любых других мирах, каждый раз проскальзывая между пальцев у ваших систем орбитального контроля. Так бывает всегда во время игр в пятнашки зрячих со слепыми: они вас видят, а вы их нет.

— Увы, это так, — сказала моя супруга, опустив голову. — Я признаю, что описанный мною контакт с перехватом может состояться только случайно или если эйджел откровенно начнут нарываться на грубость. Не зная об их существовании, мы просто не в состоянии начать охоту за охотниками.

— Значит, так, товарищи, — сказал я. — По оценке Клима Сервия, изучившего штурмоносец и вступившего в контакт с его искином, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, Российской империи мира Елизаветы Дмитриевны понадобится совсем немного дополнительных технологий и, что самое главное, усвоены они будут без особого напряжения. Залогом тому — десятки научных институтов, двигающих научный прогресс, и сотни заводов, способных воспроизвести в металле почти любое необходимое нам оборудование. И это факт. Вопрос только в том, как тамошние власти, и особенно государь-император Алексей Александрович, отреагируют на наше появление…

— Нормально отреагируют, — с жаром ответила Елизавета Дмитриевна. — Ты, Сергей Сергеевич, как и люди из твоей первоначальной команды, тестируетесь, как Старшие Братья, с которых однажды началось возрождение нашей Империи. Впрочем, и за настоящими Старшими Братьями в вашей команде далеко ходить не надо, а это для наших людей и самого государя-императора наилучшая рекомендация. И если вы не будете делать каких-нибудь самоочевидно глупых рекомендаций или просить произвести нечто сильно устаревшее, вроде вашего стрелкового вооружения, то и отношение к вам будет как к равновеликой силе, с которой можно заключать взаимовыгодные соглашения.

— Есть у меня опасение, что все версии Российской Федерации в мирах Основного Потока на уровне девяностых и, быть может, даже нулевых годов, до момента возвращения к нормальности придется брать под полный имперский протекторат, а для такого у меня сейчас банально не хватит кадрового ресурса. Не зря же Небесный Отец послал меня туда таким кружным путем, на людей посмотреть и обзавестись дополнительными связями.

— В таком случае почему бы нам не начать с мира, где на Землю прибыл крейсер из русской галактической империи? — бросив на Елизавету Дмитриевну острый взгляд, спросила меня Птица. — С подобными людьми мы дело уже имели, а потому нам известны их законы и главные директивы.

Я пожал плечами и сказал:

— Мир галактической империи имени товарища Сталина, скорее всего, находится в самом начале своей трансформации из цивилизации базового третьего уровня, а потому сам нуждается в поставках практически всех видов высокотехнологического оборудования. Мы эту помощь товарищам по борьбе, конечно, окажем, но только собственные ресурсы для этого у нас появятся после запуска полномасштабного промышленного кластераМетрополии. А это не так, чтобы очень близкий свет.

— В таком случае, — продолжила гнуть свою линию Птица, — почему бы не начать с парных миров с техногенными и вторичными Вратами? Пусть на одном конце пар там находятся миры товарища Сталина первой половины сороковых годов, зато с другой стороны — миры примерно нашего времени, где существует близкая нам и достаточно промышленно развитая Российская Федерация.

— Окстись, Птица, — устало сказал я, — близкая нам Российская Федерация, конечно, развита значительно сильнее миров семьдесят шестого и восемьдесят пятого годов, но ничего подобного штурмоносцу Елизаветы Дмитриевны там нет даже в проекте. Кроме того, будем уж честны, наше с вами родное государство еще не полностью переболело таким явлением, как либерализм, и люди, подобные Чубайсам и Гайдарам, кишат там, будто опарыши на навозной куче. И даже влияние товарища Сталина на российские внутренние дела в тех мирах, скорее всего, может иметь лишь косвенный характер и быть весьма ограниченным по масштабу. Так что поддержка с той стороны для нас будет не такой уж значительной, и в то же время от нас потребуется бросить свой меч, то есть «Неумолимый», на весы местной политики и спросить у обнаглевших западных элит: «А в чем, собственно, дело? К чему все это продвижение НАТО на восток?», и в случае необходимости дать в морду так, чтобы только зубы задымились. Если бы у нас не было доступа к миру Елизаветы Дмитриевны, я бы пошел именно этим путем, но в данном случае два этих канала отодвигаются на вторую-третью очередь. Возможно, вперед родных миров придется пропустить родной мир Просто Лени — тот самый, откуда сбежали предки тевтонов. Рассказывал он мне, как они там живут, и просто зависть берет, хотя у этого мира из всех искусственных к началу двадцать первого века была самая малая фора.

— Должна заметить, — сказала Елизавета Дмитриевна, — что именно наша версия Российской империи с наименьшими издержками может быть трансформирована в галактический формат. Для этого у нас имеется вся необходимая технологическая и социальная база.

— Да это действительно так, — подтвердил я, — и именно поэтому тот мир стоит у нас на первом месте, а вовсе не потому, что из него происходит моя дражайшая супруга. Если бы дело было только в этом, то к ней домой мы могли бы сходить и в частном порядке, чтобы успокоить родителей и показать им зятя и внука. Но дело гораздо больше и шире. Сосед с фланга, самостоятельно решающий все свои задачи и способный оказать нам поддержку на направлении главного удара, в настоящей ситуации стоит дорогого.

— Совершенно с вами согласна, — кивнула Нина Викторовна Антонова. — Я лично помню, что собой представляли девяностые годы, и разбирать эту клоаку голыми руками не пожелала бы и врагу. На самом деле то, что там творилось, будет пострашнее любого Царства Света, ибо народ в те времена был разочарован предыдущей советской действительностью, сбит с толку и озлоблен до крайности, а из каждого утюга неслась деморализующая и демобилизующая пропаганда. Там и настоящий Геракл сломал бы себе руки, ноги и шею заодно. Для вразумления того мира одного «Неумолимого» будет явно недостаточно, понадобятся значительные кадры гражданских администраторов…

— У моего императора такие кадры найдутся, — сказала Елизавета Дмитриевна. — Долг платежом красен, а мы понимаем, что именно неприятие реальности ваших «девяностых» превратило вас в тех самых непримиримых ко злу и неумолимых Старших Братьев. У нас в достаточном количестве имеются выпускники факультета прикладной политики Кадетского корпуса ГУГБ, способные решать задачи любого уровня сложности, в том числе и те, что закончили Императорскую Академию Управления. Между прочим, не имея дипломов «с отличием» двух этих учебных заведений, отпрыск правящего семейства, будь он даже самым старшим из сыновей, просто не сможет попасть в число наследников ни первой, ни второй очереди. Уж такую систему оставили нам на долгую память о себе присутствующие здесь уважаемые Старшие Братья, благодаря которой мы и процветаем. Низкий им за это поклон. Все никак не могу поверить, что каждый день встречаюсь с людьми, у меня на родине давно ставшими легендой.

И неожиданно для всех моя супруга встала со стула и низко в пояс поклонилась в сторону товарища Антоновой, генерала Бережного, адмирала Ларионова и Александра Тамбовцева. Нина Викторовна, в свою очередь, подошла к моей жене и обняла ее за плечи.

— Мы делали что должно, поступали по совести, а потому свершилось то, что было суждено, — сказала она. — Но самое главное заключается в том, что после нас этот механизм не засорился мелочными людьми, как в Основном Потоке, не сломался, а продолжил безупречное функционирование, честно и гордо вздымая к небесам знамя Российской Державы. Можно выиграть все бои и сражения, но из-за внутренней слабости проиграть войну. Можно выиграть все войны, но по той же причине проиграть мир. Ваша империя с нами и без нас шла от победы к победе. И за это вам, тамошним людям, именующим себя ее элитой, честь и хвала.

Кобра встала и зааплодировала.

— Браво, Нина Викторовна! — воскликнула она. — Лучше и не скажешь.

— Все это верно, — сказал я, — и именно поэтому начнем мы с начала, то есть с мира Елизаветы Дмитриевны. Тут двух мнений быть не может. На втором месте у нас, пожалуй, будет находиться мир Просто Лени, на третьем и четвертом местах оказываются парные миры с порталами. Взглянуть на почти наш двадцать первый век вблизи Истинным Взглядом тоже будет невредно для отработки дальнейших задач. На пятом месте — мир полковника Половцева, изучать который придется основоположникам марксизма-ленинизма и всем четырем правящим воплощениям товарища Сталина, на шестом — мир контейнеровоза — быть может, там подскажут, что можно сделать со зловредным вирусом-убийцей, придуманным американскими биотехнологами. На седьмом месте, как самый малозначимый — мир Советской Галактической империи. И на этом пока все. Позиции мира, в котором вместо Михаила Александровича Российскую империю на новый курс разворачивала его сестра Ольга Александровна, пока не определены. Решение по этому вопросу мы примем после того, как товарищ Рагуленко вступит в Единство и сообщит, как обстояли дела в том мире на момент его смерти. Других источников информации по этому вопросу у нас пока нет.

Тысяча семьдесят пятый день в мире Содома, Вечер, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, подвалы под Башней Терпения

Сергей Александрович Рагуленко, с позывным «Слон», единый в пяти лицах

Я спал и видел так называемый ознакомительный сон изумительной четкости, со вкусами и запахами. Можно сказать, что это был многосерийный фильм о том, как мой новый Командир из обычного капитана спецназа (хотя там обычных офицеров не бывает в принципе) шаг за шагом превращался в ужасающего Божьего Бича. Удар за ударом, операция за операцией он набирал мощь, будто горная лавина, сорвавшаяся со склона. И всех, кто попадал под этот сокрушительный поток, либо растирало в порошок, как Баяна, Батыя и Гитлера, либо вразумляло и отбрасывало в сторону, как Наполеона и двух Вильгельмов, чтобы не мешали Божьему Бичу делать правильный политик.

Понятно же, что наш человек, если он талантлив и его не хватают за руки и за ноги, становится способен на очень и очень многое. У моего нового Командира, как я понимаю, верхнего предела компетентности просто нет, раз уж почти сразу он сделался Божьим Бичом. Зато свой служебный потолок я знаю прекрасно: в мирное время ротный или комбат, во время войны командир полка или бригады, желательно в рейдирующем соединении. Обычно бывает наоборот — в военное время потолок компетентности среднестатистического командира только понижается. Но у меня слабые способности к выравниванию бордюров и подстрижке газонов, однако лучше всего получается громить застигнутого врасплох врага. При этом, что крайне радует, Свыше мне уже обещано, что мирного времени теперь не будет вовсе, а врагов станет превеликое множество.

Еще я умею в правильном ключе воспитывать юношество, и эта способность тоже может быть востребована моим новым Командиром. О том, что подлежащие воспитанию контингенты у товарища Серегина имеются в изрядном количестве, мне тоже уже известно. Он никогда не проходит мимо всяческих сирот (в том числе и детей бывших врагов), собирая их в некое подобие кадетских корпусов или суворовских училищ. И воспитателями там трудятся прокаленные войнами русские ветераны вроде меня, прививая юношеству правильный взгляд на жизнь и обучающие тому, что следует делать по обе стороны от мушки. Одним словом, какую бы стезю я ни выбрал на новой службе, без дела оберсту Слону сидеть не придется.

Кстати, я сразу узнал тех типов в черных мундирах, которых мой новый Командир сходу разгромил в мире Подвалов. Даже одичав до уровня средневековья, эсесовцы и живорезы остались сами собой. Я тоже лично имел дело с подобными мерзавцами на Великой Отечественной Войне, и еще больше слышал об их художествах. В самом конце войны эти гады куда-то бесследно подевались вместе со своим дурацким арийским божком, откормленным людской кровью, и никто не мог дознаться куда, даже ватиканские ищейки из их инквизиции (а эти искать умеют). Но оказалось, что вся эта нацистско-сатанинская публика бежала от возмездия в другой мир, где, как считалось, у нее не было естественных врагов. Однако прошло немного времени, и их догнало то, от чего нельзя ни убежать, ни спрятаться. Наши люди такие — они, как говорил Бисмарк, всегда приходят взыскать долги сторицей и дополнительно накласть по шеям, чтобы другим было неповадно.

То, что мой новый Командир, победив тевтонов, не стал истреблять их до последнего человека, я тоже одобрил. Вон и мы, разгромив Германию, быстро перестали испытывать к рядовым немцам и особенно немкам какие-либо отрицательные чувства. Виновников зверств и поджигателей войны (тех, кто не сдох сам) вздернули на виселицах иотправили в Гулаг, а остальных-то за что было ненавидеть? В самом конце войны набравшая мощь Красная Армия крыла остатки вермахта во все дыры, поэтому противник вызывал не ярость и злобу, а жалость, особенно немецкие бабы из фраубатальонов. Ну куда ж вы, дурочки, полезли? Вам бы суп варить и детишек нянчить, а не резаться глаза в глаза с советскими мехкорпусами ОСНАЗ, вращающими Землю в любом направлении, нужном товарищу Сталину. Проявив жалость и человечность, в случае с немцами мы нисколько не прогадали: уже на следующем витке Большой Игры не было у нас более надежных и мотивированных соратников и камрадов.

Вот и мой новый Командир, перейдя на следующий уровень, сразу начал получать пополнение со стороны переходящих на его сторону бывших врагов. Причем перебегали к нему не только рядовые, унтера, лейтенанты и гауптманы, но и подполковники с полковниками, почти что генералами. И там же, в следующем мире, я впервые увидел остроухих гренадер-девиц в естественной, так сказать, среде обитания. Подхлестываемые заклинанием Принуждения, они полуголые бежали с обреченным видом навстречу длинным граненым пикам тевтонской пехоты, сжимая в мозолистых руках бесполезные бронзовые топорики. Потом я впервые увидел, как работает Большая Магия, которую, объединившись, творили сразу пятеро волшебников, в том числе и мой новый Командир. Раз — и нет больше никакого Подчинения, остроухие разворачиваются и с яростным ревом демона, вырвавшегося из Бездны, бросаются в сторону своих мучителей, желая растерзать их на мелкие клочья. Два — и сменивших сторону остроухих накрывает волна Поддержки, которая не даст им умереть даже в случае смертельных ранений.

Тогда товарищ Серегин не просто отбил нападение местных злодеев-содомитов и выиграл битву, но и из оскорбленных и униженных обрел себе преданных солдат, готовых идти за ним куда угодно и, если потребуется, штурмовать сами Врата Ада. Слушая слова страшной встречной клятвы: «Я — это ты, а ты — это я», я проникался чувством единения вождя и массы. Другие мои Командиры, товарищ Бережной и князь-консорт Новиков, тоже излучали вокруг себя похожее чувство, только никто из них не был независимой фигурой, над всеми ними имелось высшее начальство с окружением разной степени вменяемости, и только потом над всем этим стоял Бог. Гарантировать подчиненным в таких условиях ничего нельзя, можно лишь надеяться, что при случае царь не выдаст, а псарь не съест.

А вот товарищ Серегин с самого начала, оторвавшись от родного командования, поставил себя как абсолютно самостоятельная фигура, над которой есть Бог, и более никого. И поступал он только так, как велит ему совесть, брал под защиту, карал и миловал исключительно по своим внутренним побуждениям, а не по указаниям начальства. Начальство у него, конечно, тоже было, но оно как раз и требует от своих людей, чтобы они поступали по совести, потому что именно наличие совести отличает человека от двуногого зверя. Мне это известно не хуже, чем другим Старшим Братьям, пережившим копирование и перенос в разные точки российской истории.

Таким образом, до момента той Битвы у Дороги у моего нового Командира имел место довольно рыхлый отряд, к которому примыкали союзники и попутчики, а после образовалась армия, сплоченная до монолитности. Вот это дело было самым главным, а все остальное заключалось в повышении квалификации командующего и увеличении мастерства бойцов. И ведь важна была не только преданность неофиток, вознесенных на вершины человеческого достоинства из глубин, где их состояние было даже хуже, чем у обычных рабынь. Остроухие действительно оказались универсальными солдатами, стойкими, сильными, храбрыми и не боящимися смерти, а их преданность Командующему была сродни самой искренней и нежной любви. Однако сам товарищ Серегин таким «благоприятным» случаем не воспользовался и стал относиться к своим солдатам женского пола как к любимым сестрам. Впрочем, остроухих воительниц такие платонические отношения с предметом их обожания совершенно не расстраивали, просто мужчин себе в постель они стали подбирать в соответствии с признаками максимального сходства с любимым Командующим. Тоже своего рода знак качества. Если остроухая воительница сама тебя обнимает и целует, значит, ты настоящий человек, а не дрожащая тварь.

Глядя, как этот корпус готовится к боям, я подумал, что напрасно кривил губы, едва услышав о женщинах-солдатах. Эти могут не просто сражаться на равных с мужчинами, но и, сверх того, и в конной сабельной схватке, и в рукопашной, и в стрелковом бою, которому остроухих солдаток тоже обучали, как с огнестрелом, так и с рычажными арбалетами, чтобы зазря не тратить патроны там, где не требуется. Тренировки шли по десять часов в сутки, до седьмого пота, как в лучших учебных подразделениях, а нарабатываемые навыки накладывались на особенности организма остроухих, делая их идеальными воинами.

Это мнение полностью подтвердилось на первой же боевой операции, когда воинство моего нового Командира, спасая племенной союз славян-антов, с хрустом разжевало в кровавую кашу аварскую орду хана Баяна. Авары на той войне выглядели ничуть не лучше гитлеровских фашистов, поэтому все мои симпатии были на стороне погибающих славянских поселенцев и остроухих воительниц товарища Серегина. А уж то, что случилось с трехглавым драконом, сдуру впутавшимся в войну на стороне авар, для меня было как медом по сердцу. Что-то такое огненное бумкнуло так, что бронированная зверюга разлетелась горящими клочьями. Знай, мол, наших, и не суйся куда не звали.

На второй войне, против хана Батыя, картина повторилась почти во всех подробностях, только остроухие, набравшись опыта, действовали уже значительно смелее, да и сам Серегин низводил и курощал врага не только дерзкими кавалерийскими наскоками. Монголы во время той войны выглядели убийцами и насильниками, не лучше авар, поэтому, когда целый тумен слизнуло в ночи чем-то похожим на тактический ядерный боеприпас, я мысленно потер руки. Так мой новый Командир, оказывается, тоже может. Разгромив Орду, товарищ Серегин принялся сортировать русских князей, отделяя мух от полезного продукта. И по уверенности его действий стало понятно, что нянька в политических вопросах ему тоже не нужна. Прожженные местные политиканы смотрели ему в рот и делали все, что он скажет, потому что так хочет сам Господь Бог.

Наказав злых и возвеличив добрых, войско товарища Серегина перешло в следующий мир, где как раз начиналось Смутное Время, гадкое, как растоптанная какашка. И тут оказалось, что улаживать смуту и охлаждать воспаленные умы товарищ Серегин умеет так же хорошо, как отражать вражеские вторжения. Несколько точечных воздействий — и ситуация купирована, Лжедмитрий выкраден прямо из собственного шатра, а те деятели из бояр и польских агентов, что прежде разжигали Смуту, надеясь поймать в ее мутной воде жирную рыбку власти, дружно начали жрать друг друга, чем вывели себя из игры. В результате нескольких судорожных потуг единственным авторитетом на Руси остался патриарх Иов, а все остальные деятели, в том числе несостоявшаяся семибоярщина, впали в ничтожество. Когда ситуация созрела, товарищ Серегин выставил Самозванца перед толпой москвичей и заставил объяснить, кто он и что стало с настоящим царевичем Дмитрием Ивановичем. Фурор от этого выступления получился просто необыкновенный, куда там Филиппу Киркорову. Также, помимо всего прочего, с той поры больше никто не мог назваться чудесно спасшимся последним сыном Ивана Грозного, ибо всем чистейшим русским языком откровенно, как на исповеди, объяснили, что этот человек давно мертв, и более никогда не воскреснет.

Тем временем, пока бояре на Москве занимались междоусобными разборками, подготавливая крах Смуты, мой новый Командир, чтобы два раза не вставать, ликвидировал Крымское ханство, попутно набрав в свое войско новых униженных и оскорбленных. Вот это были настоящие мужчины, подневольные гребцы с турецких галер, которые с радостью пошли под руку Господнего Посланца, тысячами побивавшего врагов Христовой Веры. И польско-литовским панам от него тоже вдоволь досталось невкусных пряников, в битвах при Березне и Динабурге-Саласпилсе он нанес сокрушительные поражения гетманам Жолкевскому и Ходкевичу, обратив в прах воинскую мощь посполитого панства. И правильно! Пусть не лезут своим свиным католическим рылом в наши родные православные Палестины. И наконец, в самом конце, товарищ мой новый Командир показал фигу, кукиш и дулю (в одном флаконе) тем боярам и церковникам, которые, против всех договоренностей, решили на Земском Соборе избрать его московским царем. Оставил вместо себя царя-заместителя Михаила Скопина-Шуйского (вот, мол, вам, люди добрые, природный царь из Рюриковичей) с условием короновать того на царство через три года, и был таков.

И примерно в то же время, слазив на самый верх чужой для нас исторической линии, мой новый Командир со товарищи приволокли оттуда линкор планетарного подавления с брутальным названием «Неумолимый», ранее принадлежавший одной высокоразвитой галактической цивилизации, и тут же занялись его восстановлением. И это в дальнейшем имело далеко идущие последствия, без которых на уровнях двадцатого или двадцать первого века просто нечего было бы делать. Сказать честно, уже после «просмотра» этой серии мне неодолимо захотелось встать в общий строй, ибо, кроме кавалерии, в армии моего нового Командира завелась неплохо организованная пехота и артиллерия. Но это была даже не середина похода по мирам, а мне требовалось просмотреть все до конца.

Разрулив большую Смуту в начале семнадцатого века, товарищ Серегин перенесся на сто двадцать пять лет спустя, где сложилась схожая коллизия. Вот-вот от оспы умрет царственный псарь Петр Второй, последний потомок Петра Великого по мужской линии, после чего в России на долгие десятилетия воцарится бабий век с сопутствующими этому явлению куртизанами, партизанами* и прочими интриганами. В итоге несколько суматошные действия команды Серегина привели к тому, что все устроилось как нельзя лучше. Тело Петра Второго от оспы вылечили и, не обнаружив внутри него человеческой души, договорились с Самим о том, что в нем на всю оставшуюся жизнь поселится дух его великого деда, условно-досрочно освобожденный с адских галер. В напутственном слове Сам сказал духу Петра Великого, чтобы тот исправил то, чего наворотил по дури во время прежней жизни, а если не справится с этим простым заданием, то после второй смерти загремит туда, откуда и обыкновенный ад покажется раем. А если справится, то будет ему окончательная амнистия и райское блаженство (три раза ха**), ибо хорошего за время своего первого царствования Петр Великий тоже сделал немало.

Примечания авторов:

* куртизан — постоянный любовник, почти невенчанный муж; партизан — не то, что вы подумали, а визитер мужского пола на одну ночь в спальне императрицы.

** от скуки райского блаженства Сергей Рагуленко с позывным Слон и сбежал, собственно, в мир живых, и такому деятельному историческому персонажу, как Петр Великий, оно тоже быстро надоест.

В девятнадцатом веке у моего нового командира было два задания: Бородинская битва и Крымская война. Поддержав фланговым ударом армию Кутузова, товарищ Серегин привел наполеоновскую Великую Армию к полному разгрому, а русское воинство — к блистательной победе. Французы даже не могли бежать с поля боя, потому что в результатеобходного маневра пути их отхода оказались перерезаны. В плен попали и Наполеон со всеми своими прославленными маршалами, и Гвардия, и остатки полевых войск вместе с ранеными и обозом.

И только потом товарищ Серегин начал разговаривать разговоры, раздев милейшего Бонапартия до исподнего, и при этом оставшись с ним друзьями. Две трети уцелевшего французского войска добровольно решили присоединиться к моему новому Командиру в странствии по мирам, дабы на деле воевать за свободу, равенство и братство. Не меньшие потери понесла и русская армия. Почти сто тысяч солдат, офицеров и даже прославленных генералов, в том числе Петр Багратион, перешли под священные алые знамена Специального Исполнительного Агента Творца Всего Сущего и Защитника русских, сербов и болгар. И это право свободного выбора для обычно подневольных людей было той платой, какую мой будущий командир взял с тамошней Российской империи за разгром Наполеона и спасение Москвы от потока* и разрушения. С Бонапартом при этом у него была своя договоренность: англосаксам (что британцам, что американцам) в том мире явно не позавидуешь.

Примечание авторов: * поток — разграбление.

С Крымской войной случилась примерно та же история: стремительный визит Божьего Бича под Севастополь и молниеносный разгром господ коалиционеров — только брызги по окрестностям полетели. При этом англичан втоптали в землю так, чтобы их не было, а французов в силу договоренности с Наполеоном Бонапартом просто отогнали в сторону, чтобы не мешались под ногами. Потом в Британии в Виндзорском замке случилась молниеносная спецоперация, в результате которой в плен попал весь англо-французский бомонд, включая королеву Викторию и императора Наполеона Третьего, после чего война закончилась победой России, и начались танцы с бубнами.

Далее, в двадцатом веке, задания пошли косяком: четвертый год, четырнадцатый, сорок первый… Враги лезли на Россию толпами, а все усиливающаяся армия Божьего Бича давала им сокрушительный отлуп, брала в боях трофеи и ставила в строй добровольцев из местных. В следующих походах все повторялось сначала, тем более что примерно в это время «Неумолимый» стал превращаться из обузы в активную боевую единицу. Все началось с атмосферных флаеров-штурмовиков и больших десантных челноков, чье участие в боях было отмечено уже в мире Первой Мировой Войны. Наши «Крокодилы*» по сравнению с «Шершнями» — просто малые дети. Ну а в мире сорок первого года это было уже самое обыкновенное явление, и немцы плакали от него горючими слезами. Но кто им доктор, если они приперлись к нам незваными — в таком случае можно все, и даже немного больше.

Примечание авторов: * «Крокодил» — ударный вертолет Ми-24.

Из этого правила немного выбился восемнадцатый год, но и там мой новый командир все сделал правильно. Надавал германцам по шапке, чтобы не задавались и быстрее заключали мир, после чего, в общем и среднем, принялся разруливать наши российские послереволюционные неустройства. Мы в свое время делали примерно то же самое, только не было у нас такой силы, чтобы после каждого удара все разлеталось вдрызг.

Но самое интересное началось в мирах второй половины двадцатого века. Три матча в «Ред Алерт» — и счет на табло три-ноль. К этому моменту я уже изнывал от нетерпения, когда же закончится это кино. Мне хотелось вылезти из своей ванны, отряхнуть брызги былого существования и принести страшную встречную клятву, чтобы служить новому Командиру в первой линии командиром штурмовой бригады или хотя бы батальона, укомплектованного как раз остроухими воительцами. Я их научу, как правильно топтать ногами разных уродов, да так, что все ахнут. Я это умею, товарищ Бережной не даст соврать. Дайте только проснуться, принести клятву и встать в строй, а там, кто из разных натовцев не спрятался, я не виноват. Бить их будем больно и очень интересно.

Тысяча семьдесят шестой день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Сообщение о том, что полковник Рагуленко уже вышел из ванны и настойчиво требует встречи, настигло меня в рабочем кабинете. Я как раз вместе со всей магической пятеркой, при полном парадном мундире галактического императора, собирался отправиться в Зимний дворец мира тысяча девятьсот шестого года, чтобы оттуда попробовать открыть канал в мир Елизаветы Дмитриевны, первый из всех доступных нам искусственных миров. До этого вне Основного Потока нам доводилось вскрывать только тот несчастный мир, что был захвачен демоном Люци. И тут нас тоже могло ожидать подобное сопротивление, к которому мы, впрочем, вполне были готовы. И вдруг задержка. Однако все в «пятерке», а также приглашенные в качестве свидетелей Самые Старшие Братья понимают, что с Призывом не шутят. Как сообщила Лилия, товарищ Рагуленко сам себя разбудил (что звучит само по себе невероятно), отказался от релаксационного массажа госпитальными прелестницами, и теперь настоятельно требует, чтобы его проводили к Командиру, то есть ко мне. Как говорится, шок и трепет. Бывали у меня случаи экстренного принятия Призыва, но такой яркий случился в первый раз.

И вот дневальная по штабу вводит в мой кабинет будущего Верного, отдает честь и скрывается за закрывшейся дверью. Окидываю вошедшего Истинным Взглядом, и вижу, что, действительно, налицо Призыв в ярчайшем его проявлении. А еще я вижу, что в качестве наставника молодежи данный офицер для меня потерян, ибо он рвется в первую линию десантно-штурмовых подразделений. И пока не стихнет накал боев, не будут разгромлены Буши, Клинтоны, Трампы и эти, как их, Байдены, с передовой мой новый Верный не уйдет. А потом настанет очередь эйджел, и все начнется сначала.

— Товарищ Верховный главнокомандующий, — рапортует тем временем полковник Рагуленко, — разрешите принести вам страшную встречную клятву?

— Повторяй за мной, — отвечаю я. — Я — это ты, а ты — это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу. Я убью любого, кто попробует причинить тебе хоть малейшее зло. Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто. Я клянусь в верности тебе и спрашиваю, клянешься ли ты в верности мне?

— Клянусь! — отвечает мой визави, и мы с ним с грохотом проваливаемся в Командный центр Единства.

А там народу видимо-невидимо, ибо на данный момент у меня более полумиллиона Верных, как говорится, всех времен и народов. И в первом ряду стоят самые Старшие Братья, Велизарий, Багратион, Дмитрий Карбышев, псевдоличности «Неумолимого», корабль Рион и корабль Токан.

— Вот, — говорю я присутствующим, — это ваш новый брат. Прошу любить и жаловать, а также ввести в курс дела. А мне позвольте откланяться, ибо ждут неотложные дела, отчасти семейные, отчасти государственные.

Выныриваю на поверхность и тихонько говорю новому Верному, что дневальная покажет ему комнату, а когда настанет время обеда, отведет в столовую. Вечером, в крайнем случае, завтра утром, мы встретимся и поговорим, а сейчас, так уж совпало, меня и в самом деле ждет важнейший, отчасти государственный, отчасти семейный визит.

30 марта 1906 года Р. Х., полдень. Зимний дворец, Готическая библиотека

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Император Михаил Александрович встречает нас собственной персоной. Если полтора года назад, когда мы только закончили работать с этим миром, он находился в самом начале своего возмужания, то теперь это уже вполне зрелый мужчина и монарх, однако,к несчастью, до сих пор неженатый. Взгляд, который он бросил на Кобру, говорит сам за себя. Ну где я ему возьму еще одну такую роковую брюнетку и мага Огня, согласную разделить жизнь с императором Всероссийским, выйти за него замуж по всем правилам православной церкви и рожать ему детей? А иначе нельзя. Российской империи данного мира только очередной династической коллизии не хватает, пусть даже она окажется сдвинутой на одно поколение позже. Отвести, что ли, Мишкина ко мне в метрополию, туда, где проходят обучение и перевоспитание бывшие будущие наложницы, еще не разу не бывшие на руках, и устроить среди них брачный конкурс красоты с расчетом два миллиона человек на место? Но об этом надо говорить позже, лично, с глазу на глаз, а не сейчас, при всех.

Впрочем, Михаил делает над собой усилие, и его лицо снова выражает приветливую доброжелательность.

— Я очень рад вас видеть, господа, — говорит он. — С момента нашей последней встречи прошло больше года, а кажется, мы расстались только вчера. Скажу честно, это было непростое время, даже несмотря на то, что гром победы по большей части заглушил вопли разных недовольных. Положение с правами и благосостоянием рабочих и мужиков у нас непрерывно улучшается, а вот либеральной публике опять все не так.

— Либеральной публике ты никогда не угодишь, — говорит Кобра. — Держать этот малый народец следует в ежовых рукавицах и при малейшем подозрении в работе на иностранные державы сразу загонять за Можай.

— Самое главное, — добавил я, — ты, Михаил, со всеми делами способен справляться самостоятельно, без понукания извне, потому-то я и забрал из вашего мира твою мать, склонную кушать людям мозг по поводу и без повода, и сам не докучал советами, мне было достаточно знать, что все у тебя идет хорошо. Но если на тебя налезет хоть Германия, хоть Британия с Францией, хоть Североамериканские Штаты, хоть все они разом, я приду на помощь и выверну наизнанку их всех, хоть поодиночке, хоть вместе взятых.

— Ну хорошо, — кивнул Михаил, — а теперь к делу. Я, сказать честно, тоже хотел бы хоть одним глазком глянуть на мир, к которому должен стремиться как к идеалу.

— Я думаю, что у тебя должно получиться что-то свое, но ничуть не хуже, чем у твоего прототипа, — сказал я, — а сейчас хватит разговоров, мы начинаем.

Магическая пятерка встала в круг, и Елизавета Дмитриевна заняла место между мной и Колдуном. Активация связей, проверка, продувка, зажигание, поехали…

На этот раз все прошло самым обыкновенным способом, на раз-два, без необходимости взламывать запертую сейфовую дверь. Просмотровое окно открылось на высоте примерно километра над Санкт-Петербургом, прямо под космами низко зависших серых туч, сеющих нудный мелкий дождь. Обычная погода для Града на Неве. На мой выпуклый глаз, в том мире стояла либо ранняя осень, либо позднее лето. Исторический центр города выглядел тщательно отреставрированным и вымытым буквально до блеска. Корабль у Петроградской набережной, где в Основном Потоке обычно стояла «Аврора», оказался ракетным крейсером «Москва». А на окраинах стеклом и металлом отблескивали заводские корпуса, расстилалось летное поле космоавиапорта «Пулково» и втыкались в небо упирающиеся в облака шпили небоскребов спальных районов. Переход от ретро-стиля в центре, к футуристической фантастике окраин был резким, будто проведенным по линейке архитектора.

— Красиво, ничего не скажешь, — произнес Михаил Александрович, из-за наших спин оглядывая панораму столицы Российской империи двадцать первого века. — Интересно, сколько это лет будет тому вперед от нашего времени?

— Примерно сто пятнадцать, Ваше Императорское Величество, — ответила моя супруга и добавила: — Дима, а теперь слушай меня внимательно…

Мир «Рандеву с Варягом», 17 августа 2021 года, город Санкт-Петербург, городской дом семьи действительного статского советника Дмитрия Николаевича Волконского, следователя по особо важным делам в Главном Управлении Государственной Безопасности при священной особе государя императора

Княжна Елизавета Волконская, штурм-капитан ВКС Российской Империи, великая княгиня Артанская, императрица Четвертой Галактической империи

Ну вот я и дома. Проскользнув через крышу семейного особняка, просмотровое окно зависло у нас в гостиной, прямо перед столом, за которым папенька с маменькой, постаревшие, но по-прежнему любимые, усаживались за накрытый обеденный стол, а горничная Луша готовилась подавать. Черное траурное платье и скорбно поджатые губы маменьки, а также черная муаровая повязка на рукаве у папеньки и без дополнительных пояснений говорили о том, что мои родители носят траур по единственной беспутной дочери, безвестно сложившей голову за веру, отечество и государя-императора. Сюда, под отчий кров, я стремилась все три года, пока продолжалось мое злосчастное приключение в других мирах, и мой драгоценный супруг мог только отчасти сгладить горечь разлуки с родными людьми, которые, наверное, думали, что я давно умерла.

— Папенька, маменька, ваша Лиза здесь! — позвала я, почувствовав, что просмотровое окно раскрылось и превратилось в портал.

Глаза маменьки округлились, она начала мелко креститься и неразборчиво бормотать молитвы, ведь ей, должно быть, казалось, что я обращаюсь к ней с того света. Выдержки у папеньки было явно побольше: глаза его, напротив, сузились, и он уставился на меня внимательным тяжелым взглядом, как на одного из своих подследственных. Мне это выражение лица тоже было знакомо: оно означало, что сейчас дражайшая дочурка получит выволочку по первое число за свои художественные безумства. Но страшнее всего было глядеть на Лушу: несчастная горничная буквально окаменела с супницей в руках, а лицо ее стало белее бумаги. Ведь не хотела же я никого пугать, Господи, само так получилось!

— Так, явилась наконец… — нарушил гробовую тишину папенька, с таким видом, будто собирался отчитать гимназистку Лизу за то, что она не ночевала дома, оставшись у «подруги». — А нам сообщили, что твой штурмоносец не смог затормозить после прыжка и разбился в джунглях на суборбитальной скорости, да так, что не нашли даже обломков. А искали на совесть, ведь ты же Волконская…

— Бесполезно было искать черную кошку в темной комнате, потому что ее там не было, — сказала я, делая шаг через границу между мирами. — Мой штурмоносец не разбился, а провалился в другой мир, где ваша дочь по неопытности сперва стала жертвой негодяев, а потом ее спас благородный герой и в тоже время очаровательный нахал, за которого она, то есть я, в итоге вышла замуж…

— И мужа нам своего ты, значит, тоже готова предъявить? — спросил папенька, при том, что маменька сидела тихо. — Надеюсь, это не какой-нибудь прохвост-забулдыга, который заморочил нашей дочери голову, воспользовавшись ее тяжелым положением?

Вот ведь папенька какой жук… Способностями госбезопасного физиогномиста он сразу установил, что я это я, его любимая дочь, которую он с пеленок знает как облупленную. Теперь сканирование сетчатки и анализ ключевых маркеров генетического кода будут для него лишь дополнительным подтверждением того, что он и так знает. Зато маменька, особа более легковесная, чьим основным предметом интереса являются оперные певцы и порхающие по воздуху балеринки, не знает, что и сказать. Рим, то есть глава семьи высказался, а потому ей лучше сидеть и помалкивать, ожидая поворота дела в ту или другую сторону.

— И никто мне ничего не морочил, — сгоряча заявила я. — Он был такой замечательный, очаровательный и надежный, что я сама его выбрала и женила на себе, а он всего лишь не возражал. Все как в обществе у одних наших добрых знакомых, где от женщины при заключении брака требуется желание, а от мужчины согласие.

Глаза у маменьки после этих слов округлились еще сильнее, а папенька только кивнул. Ничем-то его не удивить…

— Очень на тебя похоже, Лиза, — сказал он и тут же спросил: — И как вы там живете со своим любимым? Небось у твоего суженного да ряженого ни кола ни двора, мыкаетесь по чужим углам или ночуете в каюте на штурмоносце? Да и он тоже, хоть и чудо техники, но три года без обслуживания вряд ли протянул…

— На момент нашей свадьбы так и было, — честно призналась я. — Но с тех пор много воды утекло. Теперь у нас одно владение в Тридесятом царстве, целый запретный город Ниц, одно титульное владение в мире шестого века, где мой муж числится Великим князем Артанским, а я его княгиней, один почти полностью боеготовый линкор планетарного подавления галактической цивилизации пятого уровня с названием «Неумолимый», командные псевдоличности которого считают нас императором и императрицей четвертой Галактической империи, и один боковой депрессивный мир начала двадцать первого века, отданный нам с Сергеем Сергеевичем Творцом Всего Сущего в качестве наследуемого ленного владения. И венчал нас, кстати, не только православный священник отец Александр, но и Сам, для которого сей батюшка является глазами, ушами и голосом среди людей, что ходят ногами по земле. Я тогда чуть не умерла от страха и смущения, а вот мой супруг воспринял это как должное. И еще одна деталь: когда мы еще не были женаты, искин штурмоносца опознал в моем будущем муже и его спутниках Старших Братьев и в дальнейшем стелился перед ними ковриком, будто перед очень важными особами.

— Так, — сказал папенька, доставая из кармана свой хандифункен*. — Все это очень интересно, поэтому за дело надо браться всерьез.

Примечание авторов: * реконструированный перевод на немецкий язык термина «смартфон».

От обычной гражданской модели, пусть даже самой навороченной, папенькин ханди отличается встроенным генетическим опознавателем, а потому работает только в его собственных руках и предустановленными служебными программами, владение которыми для лиц, не имеющих соответствующего служебного допуска, карается от восьми лет каторги и выше. Первым делом папенька сфотографировал меня встроенной камерой, полюбовался на изображение, где в данный момент высветился процент его соответствия фотографиям Лизы Волконской в ее прошлой жизни и анализ сканирования рисунка сетчатки глаза. Удовлетворенно хмыкнул, пробормотал: «Ничего другого я не ожидал» и, положив прибор на стол перед собой, сказал:

— А теперь, Лиза, подходи сюда, клади указательный палец на панель опознавателя и повтори свою исповедь, желательно поподробнее. Луша! Да поставь ты, наконец, эту дурацкую супницу, никуда она от тебя не убежит, и подай моей дочери стул. То, что она это она, причем живая и во плоти, я знаю уже вполне определенно. Осталось только разобраться с достоверностью ее повествования.

Ой, Господи! Ведь сейчас, когда папенька ведет этот разговор, в его тишайшем заведении уже знают, что сначала он достоверно идентифицировал свою пропавшую три года назад дочь, а сейчас принимает у нее исповедь через детектор истины. В таком случае бригаду специалистов даже не потребуется вызывать, они приедут сами и, скорее всего, с силовым сопровождением. Одно радует: с той стороны портала за происходящим наблюдают муж и его друзья, которые в случае негативного развития событий сначала вытащат меня из заварушки, а потом начнут разговаривать с моим родным миром на повышенных тонах, применяя чисто армейские речевые обороты.

Но деваться некуда, ведь такая у меня семья, поэтому, сев на отодвинутый Лушей стул, я положила палец на опознаватель папенькиного ханди и начала подробнейший рассказ, начиная с того злосчастного суборбитального прыжка на нашу южноамериканскую базу…

Мир «Рандеву с Варягом», 17 августа 2021 года, город Санкт-Петербург, городской дом семьи действительного статского советника Дмитрия Николаевича Волконского, следователя по особо важным делам в Главном Управлении Государственной Безопасности при священной особе государя-императора

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Наблюдая, как дотошно и въедливо Дмитрий Николаевич допрашивает родную дочь, будто какую-нибудь государственную преступницу, я испытывал раздражение. Впрочем, с моей стороны это было предвзятое отношение, ибо жена — родной для меня человек, вторая половина, а тесть с тещей — понятия пока достаточно абстрактные. При всей своей дотошности и настырности, Дмитрий Николаевич все же не переходил определенной грани, отделяющей выяснение истины от навешивания на подследственного всех собак, оказавшихся под рукой. Или в местном ГУГБ вообще не принято «вешать собак» и «отбивать палки», а вся следственная работа как раз и заключается в выяснении истины?

Для человека с историческим опытом Основного Потока сие звучит просто невероятно. Такая негативная действительность, несмотря на борьбу с ней, у нас проскальзывала всегда, когда в меньших, а когда и в больших объемах, сколько товарищей Ежовых ни расстреляй. Сначала царские сатрапы противодействовали росту революционных настроений, а потом их антиподы из ЧК боролись с контрреволюцией, больше по классовым показаниям, чем на основании установленных фактов. И с уголовными делами то же самое. Попался подозрительный субчик, значит, на него можно вешать все, что на данный момент завалялось нераскрытого. Если у подследственного нет алиби, то не отвертится. Помнится, в свое время писали, что прежде чем был арестован известный маньяк Чикатило, осудили и расстреляли несколько подозрительных мужчин, у которых просто не оказалось доказательств того, что они не совершали этих зверских преступлений, но следственно-судебной машине требовалось отчитаться перед начальством о принятии мер к пресечению и искоренению. Я в своем государстве за такое в случае обнаружения буду нещадно отрывать головы у всех причастных, но мой случай, Адепта Силы и Порядка, совершенно особый, а потому не может повторяться в других мирах…

— Ты это, Серегин… только не сомневайся, — шепнула энергооболочка, успевшая через раскрывшийся портал подключиться к тамошней ноосфере. — Такие порядки в ГУГБ завел его основатель товарищ Тамбовцев — сначала досконально во всем разобраться, и только потом махать руками и ногами. И, что самое главное, больше сотни лет его преемники придерживаются этой линии, из-за чего местные обитатели полностью уверены не только в том, что зло непременно будет наказано, но и в том, что невиновный всегда будет оправдан, и в большинстве случаев дело даже не дойдет до суда.

— Да, — подумал я, — об этом я и забыл. Старшие Братья — все, а не только руководящая четверка — в своей массе являются моими единомышленниками, ибо так же нахлебались горькой действительности Основного Потока.

— То-то же, понял наконец, — хмыкнула энергооболочка. — Именно по этой причине на тебя так остро реагируют настоящие люди былых времен — он героев Бородина до твоих «крестников» из мира сорок первого года, которых ты вытащил из германских лагерей и снова поставил в строй. И даже неоримские патрицианки-лейтенантки млеют и тают в твоем обществе не только по причине мужского обаяния вашего императорского величества, но и потому, что в твоей Империи они впервые почувствовали себя полноценными людьми, а не щенятами, которых и топить нельзя, потому что религия не позволяет, и кормить не хочется. От Неоримской империи эпохи заката до Царства Света расстояние не так уж велико, как тебе кажется.

— В рождении и расцвете той Империи хорошего тоже было маловато, — ответил я. — Поголовный геноцид темных и выборочная насильственная ассимиляция светлых эйджел — явление непростительное и прямо омерзительное. Однако Патрон сам вынес эту историческую ветвь за скобки, так что наша задача — взять от нее все хорошее, вроде тех же лейтенанток, Конкордия Красса, четырехруких монтажников, инженера-гения товарища Пизона и прочая, прочая, прочая, и не впускать к себе оттуда никаких негативных явлений. И вообще, подозреваю, что «Солнечный Ветер» — не последняя такая посылка инженеру Сайрусу Смиту от капитана Немо.

— Я этого тоже не исключаю, — подтвердила энергооболочка. — Однако тихо, Серегин, кажется, они уже заканчивают.

И в самом деле, получив от дочери ответ на очередной наводящий вопрос, Дмитрий Николаевич откинулся в кресле и, побарабанив пальцами по столу, произнес:

— Значит, так, Лиза. Все, что ты мне рассказала, звучит совершенно невероятно, но это факт. Именно так. Я уверен, что ты со мной искренна и ничего не скрываешь. Впрочем, мне и без того известно, что ты не умеешь врать, особенно мне.

— А зачем тогда было нужно это? — моя супруга взглядом показала на смартфон, тьфу ты, хандифункен.

— А это, — сказал мой дорогой тестюшка, — нужно было потому, что наше семейное дело о пропавшей дочери стремительно становится государственным, ибо у меня в гостиной в данный момент сидит супруга государя-императора иностранной державы, обладающей невыясненными до конца возможностями и военной мощью. Такие контакты просто не мой уровень.

— Но я же твоя дочь, папа! — воскликнула Елизавета Дмитриевна.

— Я помню, — упрямо заявил Дмитрий Николаевич, — но тем не менее обязан поступать в соответствии с присягой.

И тут я понял, что пора выходить на сцену, ибо темечко зачесалось невероятно, и между лопатками тоже началось нечто подобное. Знакомые ощущения. Я тоже давал Елизавете Дмитриевне клятвы — и как супруге, и как своей Верной, члену Единства. Снова превратив просмотровое окно в полноценный портал, я полез оттуда, наверное, с тем же изяществом, с каким из пусковой шахты в простор активного участка траектории выходит стратегическая баллистическая ракета, несущая смертей примерно на сотню Хиросим. Не знаю уж, с чего у меня возникла такая аналогия, ведь я не собирался никого убивать, ни сейчас, ни потом. Наверное, потому, что с моим появлением даже для этого высокоразвитого и благополучного мира наступил момент, после которого он никогда больше не будет прежним.

На этот раз, несмотря на все самообладание, глаза округлились у Лизиного папеньки, а маменька и вовсе сомлела. Разъяренный Специальный Исполнительный Агент Творца Всего Сущего при всех своих атрибутах — зрелище отнюдь не для легковесных ислабонервных людей…

А моя Елизавета Дмитриевна, как ни в чем не бывало, поворачивается и елейным голоском говорит:

— Папенька и маменька, позвольте представить вам моего супруга, капитана сил специального назначения Генерального штаба Российской Федерации одного из верхних миров Основного Потока, Старшего Брата, победителя античного бога грабительской войны Ареса-Марса и сатанинского отродья херра Тойфеля, Адепта Силы и Адепта Порядка, Патрона Воинского Единства, господина Тридесятого Царства, Специального Исполнительного Агента Творца Всего Сущего и Божьего Бича, бога-полководца священной русской оборонительной войны, самовластного князя Великой Артании, победителя аварского кагана Бояна и монгольского хана Батыя, защитника русских, сербов и болгар, победителя демона Люци и императора Четвертой Русской Галактической империи, а также прочая, прочая, прочая.

Вот ведь хрень какая. Титул у меня, оказывается, длиннее и пышнее, чем хвост у павлина. Но тут, в монархическом мире, так положено: чем длиннее титул и пышнее парадный мундир, тем внимательнее тебя будут слушать при первой встрече. И ведь, в самом деле, стоило мне войти, как обстановка изменилась с точностью до наоборот. Теперь моя супруга чувствовала себя в родном доме хозяйкой, а ее папенька беспокойно ерзал на краю стула.

— Будем знакомы, Дмитрий Николаевич, — довольно неприветливо буркнул я и добавил в пространство свое коронное: — Лилия, ты мне нужна!

Хлоп! — и маленькая богинюшка стоит передо мной как лист перед травой.

— Тут я, папочка, — говорит она, — кого надо вылечить?

— Пока никого, — сказал я, глядя на торжествующую улыбку супруги и открытый в недоумении рот тестя, — а надо привести в чувство вон ту женщину, которая у меня числится тещей. Тут у нас началось все самое интересное, а она среди зрителей отсутствует.

— Не беспокойся, папенька, — сказала Елизавета Дмитриевна, — наша приемная дочь Лилия из числа олимпийских богинь — милейшее существо, и к тому же вполне квалифицированный доктор, состязаться с которым в мастерстве могут только профессора медицины цивилизации пятого уровня. Но они бессильны без своих диагностических машин и оборудования, а Лилия может почти все то же самое с голыми руками.

— Все то же с голыми руками я не могу, — проворчала Лилия. — В особо тяжелых случаях пациента нужно тащить в Тридесятое царство и погружать в живую воду магического Фонтана. Но в данном случае мы обойдемся и так. Случай сам по себе легчайший. Крекс! Пекс! Фекс! Готово!

Любезная теща открыла глаза, обвела присутствующих непонимающим взглядом, увидела такого красивого меня при полном параде, и чуть было снова не грохнулась в обморок. Однако Лилия рявкнула: «Сидеть!», и маменька Елизаветы Дмитриевны каким-то чудом удержалась на поверхности сознания.

— Ну вот, дорогие родственники, наконец-то вы все в сборе, а потому пора поговорить серьезно, — сказал я. — Вы, Дмитрий Николаевич, совершенно правы, говоря, что наше семейное дело в то же время является государственным. Однако трогать свою жену я не позволю никому — руки, ноги, головы оторву, и скажу, что так и было. Поэтому всем, а не только вам, рекомендуется стоять в сторонке и разговаривать вежливо. Я прибыл с дружественными намерениями, но в случае какого-либо недопонимания, особенно если мою доброту вдруг воспримут как слабость, готов на самые решительные действия по вразумлению возомнивших о себе высокопоставленных персон. Как Специальному Исполнительному Агенту Творца Всего Сущего, мне подвластны все миры — как на Основной Последовательности, так и вне ее. В миры, что не подлежат пока моему регулированию, меня просто не впускают, но там, куда дорога мне открыта, я обладаю всеми правами судить, карать и миловать. Я, знаете ли, тоже принес присягу, и исполняю приказы вышестоящего, да только это не смертный человек, император всероссийский, а сам Всевышний, Творец Всего Сущего, к которому Иисус Христос учил своих соратников обращаться как к Небесному Отцу. Аминь.

Едва я договорил, как в подтверждение моих полномочий грянул небесный гром, и почти сразу же на пороге гостиной объявился еще один высокопоставленный персонаж в сопровождении вооруженных людей в защитной экипировке и масках. Как я понимаю, это был или прямой начальник господина Волконского, или высокопоставленный руководитель другой ветви той богоугодной организации — например, глава отдела внутренней безопасности. Истинный Взгляд говорил, что этот тип склонен сначала без особой грубости хватать подозреваемого, и только потом разбираться, стоило ли это делать. При привычке системы чуть что сдавать назад и извиняться за содеянное тяжких последствий при таком образе действий обычно удается избегать, но дело в том, что я совсем не из их системы, а потому не обязан подчиняться грубым наездам. Более того, мой монарший статус диктует прямо противоположный образ действий. В общем, разговора с этим деятелем не получилось, то есть совсем. Едва он завидел такого красивого меня, при призрачном нимбе, крыльях и корзне, как скомандовал: «Взять его, парни!». Сопровождавшие этого типа тонтон-макуты кинулись вперед, не обнажая оружия, ибо не сочли меня опасным противником, и тут же, прямо набегу, окаменели в стасисе вместе со своим начальником. Честное слово, это не я, а Колдун с той стороны портала, я так быстро просто не умею. Зато любо-дорого было посмотреть на образовавшуюся скульптурную композицию, переплетшуюся в падении руками и ногами. И только начальничек стоял отдельно, ибо кидаться в мою сторону и не подумал.

— Ну вот и сходил познакомиться с родителями жены… — с раздражением сказал я. — Дмитрий Николаевич, ради Всех Святых, скажите, что это за люди и кем в вашей системе является тот дурак, что без всяческого прояснения обстановки приказал им кинуться на незнакомого человека?

— Это Тайный Советник граф Владислав Никитич Воронцов, начальник отдела собственной безопасности ГУГБ, — с неохотой ответил мой тесть. — Честно говоря, затевая разговор со своей дочерью, я хотел, как положено, поставить о нем в известность собственное начальство, и совсем не подумал о том, что эти держиморды поспеют сюда первыми.

— Бывший Тайный Советник, бывший граф, и бывший начальник отдела собственной безопасности, — прокомментировал я слова Лизиного папеньки. — Этот тип нанес моей монаршей особе тягчайшее оскорбление, а потому я его забираю, чтобы отдать в свою службу безопасности на опыты. Это во-первых. Во-вторых, Лиза говорила, что в особых случаях вы имеете возможность выхода с докладом на самого государя-императора, например, если ваше расследование каким-то образом задевает тех, кто подвластен исключительно императорскому суду.

— Да, так и есть, дорогой зять, — подтвердил Дмитрий Николаевич. — Хоть сейчас судить вроде бы некого, но дело по своей сути таково, что целиком и полностью находится в компетенции исключительно государя-императора, и даже я, чин четвертого класса по Табели о рангах, чувству себя в нем так же неуютно, как кот на собачьей свадьбе. Не самая, знаете ли, удобная позиция.

— Давайте договоримся так, — сказал я, доставая из внутреннего кармана мундира карту со своим «портретом». — Мой официальный визит на линкоре галактического подавления состоится примерно через сутки. Линкор останется на орбите, чтобы все его видели, а сам я спущусь на поверхность в большом десантном челноке, в сопровождении истребительного эскорта. И тогда же состоится возвращение в ваше распоряжение штурмоносца моей супруги, а также моя личная встреча с императором Алексеем Александровичем. Сообщить мне, где и когда состоится это событие, можно будет при помощи переданного вам магического атрибута, достаточно только провести пальцем по моему портрету. При этом до завершения всех необходимых в таких случаях формальностей ваш дом обретает статус временного посольства, а сами вы получаете дипломатическую неприкосновенность вплоть до того момента, пока я не урегулирую вопрос с назначением постоянного посла. Ну вот, кажется, и все. Надеюсь, что ваш хандифункен полностью зафиксировал нашу беседу?

— Да, полностью, — подтвердил мой тесть, глянув на экран прибора. — При этом анализ спектра голоса подтвердил почти стопроцентную достоверность вашего рассказа, что немаловажно при докладе государю-императору.

— Ну вот и замечательно, — сказал я, доставая из воздуха похрустывающую бумагу. — И, кстати, вот это рапорт моей супруги о досрочном выходе в отставку по семейным обстоятельствам с правом ношения мундира. Статус императрицы Четвертой Галактической империи, жены и матери моего сына (и вашего внука) несовместим с ее службой в армии другого государства. Было бы желательно, чтобы уже к моменту нашей личной встречи Алексей Александрович уже решил этот вопрос самым положительным образом. А сейчас честь имею. Дорогая, мы уже уходим.

Пока мы так мило беседовали, бойцовые остроухие из числа Верных Михаила Александровича без особой натуги уволокли тушку господина Воронцова прямо в портал. Когда этот тип оттает, беседовать с ним будет сама Бригитта Бергман.

Но просто так уйти не получилось.

— А с этими что делать? — спросил дорогой тесть, указывая на перепутавшихся головорезов из внутренней безопасности.

— Через сутки они оттают и будут как новенькие, — сказал я. — Стасис, то есть временная остановка потока времени, не наносит вреда организму. Но держать их тут, в вашей гостиной, не обязательно. Вызывайте транспорт и грузите их как мебель. Пока не пройдет указанное время, повредить им невозможно. Вот, собственно, и все инструкции, а сейчас счастливо оставаться. Надеюсь, когда будут улажены все формальности, мы сможем познакомиться с вами поближе.

30 марта 1906 года Р. Х., час пополудни. Зимний дворец, Готическая библиотека

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Возвращение наше в мир тысяча девятьсот шестого года нельзя было назвать триумфальным, но и ничего позорного в нем тоже не было. Обычная разведка боем с захватом пленного, после которой всегда случается отступление для оценки ситуации и перегруппировки сил. Случаи, когда вместо запланированной разведки боем внезапно получается прорыв вражеской обороны, в военной истории буквально единичны. А мы ничего подобного даже не планировали, просто пошли к родственникам в гости и нарвались на непонимание и агрессию, в силу чего принялись импровизировать. Кстати, не исключено, что какая-нибудь местная баба Ванга напророчила по поводу Елизаветы Дмитриевны что-нибудь такое нехорошее, или, наоборот, ей хорошее, а кому-то из власть имущих — землю стекловатой. Иначе с чего бы это нас встречали с такой помпой, то есть визитом головорезов из внутренней безопасности, ведь мой тестюшка не последний человек в этом обществе. В связи с этим решительно интересны становятся мотивы действий господина Воронцова, ведь этот деятель кинулся хватать и не пущать, едва только увидел. Мысль о наводке со стороны приходит сама собой. Впрочем, оставим эти разбирательства Бригитте Бергман и ее сотрудникам: она выпотрошит персонажа до дна и представит материалы на тарелочке, что будущий покойник ел и пил, с кем спал, чем дышал. А сейчас улыбаемся и машем…

— Ничего особо плохого не произошло — подумаешь, пришлось немного пошуметь, — сказал я, шагнув обратно в Готическую библиотеку. — Ну, встретили дома блудную дочь немного неласково, сразу же припутав государственные дела к семейным. С кем, как говорится, не бывает. Моих планов это не меняет ни на йоту.

— А это? — спросила Кобра, кивком указав на замороженное чучело господина Воронцова.

— А с этого существа, — сказал я, — взять, кроме анализов, вообще нечего. Поэтому к Бригитте Бергман его, и ждать результатов вскрытия.

— А вы, Сергей Сергеевич, не боитесь ли, — прищурился Александр Тамбовцев, — что тамошний царь, так там его, Алексей Александрович, жестоко на вас обидится за то, что вы похитили его верного слугу?

— О том, насколько этот слуга верный, нам расскажет Бригитта Бергман по итогам следствия, — ответил я. — И вообще, его обиды меня задевают слабо. А вот если бы я просто так спустил нападение на свою священную особу, все было бы гораздо хуже. У монархов такое не принято, и серьезного разговора с тамошним императором всероссийским у меня бы не получилось. Вот и тесть мой тоже воспринял мою реакцию как нечто естественное, потому что детектор истины заверил его в полной правдивости рассказа Лизы и того, что сказал я. Завтра примерно в то же время состоятся мой второй уже официальный визит в тот мир и личная встреча с императором Алексеем Александровичем. Впрочем, я допускаю и то, что тамошний правящий монарх уйдет в глухой отказ по каким-то своим соображениям. Когда все хорошо, враг не стоит у ворот и от превосходящей враждебной силы не требуется отмахиваться оглоблей на все четыре стороны, местные начальники делаются дерзкими и независимыми. Мол, мы сами с усами, и черт нам не брат. К этому я тоже готов. Впрочем, не будем забегать вперед. Сейчас нам необходимо вернуться в мир восемьдесят пятого года, чтобы попробовать проложить канал в мир Елизаветы Дмитриевны оттуда. Сейчас, когда первичное открытие уже состоялось, это сложная, но не невозможная задача.

— Вы уже уходите? — спросил Михаил Александрович, явно расстроенный краткостью нашего визита.

— Да, Миша, дела неотложные, — ответил я. — Но прежде, чем мы уйдем, можно тебя на пару слов тет-а-тет под Пологом Тишины?

— Да, конечно, Сергей Сергеевич, — ответил Михаил и сделал два шага, чтобы я мог накрыть нас обоих колпаком непроницаемой тишины, а мои спутники деликатно отвернулись, демонстрируя отсутствие интереса к приватному разговору.

— Знаешь что, Миша,- сказал я, — жениться тебе надо…

— И ты, Брут… — вздохнул мой собеседник. — Мне уже этой женитьбой все уши прожужжали — то одну германскую принцессу подсунут, то другую. Или ты думаешь, что мне, как моему прототипу, следует жениться на старшей дочери микадо? Что-то я от этой идеи не в восторге.

— К черту германских принцесс, — ответил я, — за последнюю сотню лет ваши европейские монархи перекрестно опылились до полной гомогенности генетического поля. А там кого ни возьми, все друг другу родственники в том или ином колене, и даже для простолюдинов жениться на двоюродных-троюродных сестрах считается вполне нормальным, несмотря на то, что это изрядно портит наследственность… Что касается дочери микадо, то женитьбу на ней я тоже не имел в виду, ибо нельзя два раза войти в одну и ту же реку, можно только пересечь ее в том же самом месте. Ты, Миша, не идентичен своему прототипу, и должен идти своим путем.

— Вообще-то, — склонил голову Михаил, — кроме Кобры, мне не нужен никто, а потому я полностью согласен с твоими словами по поводу европейских и японских принцесс…

— Это в тебе, Миша, говорит юношеский максимализм, несмотря на двадцать семь прожитых лет, — возразил я. — Можешь обратиться к Птице, и она выдаст тебе все расклады, объяснив, как безвременная смерть отца и дрессура доминантной матери затормозили взросление твоей личности. А можно сделать умнее. Истинным Взглядом я тебя инициировал, осталось только устроить конкурс красоты среди молодых, очаровательных, полностью здоровых и еще не бывших на руках девушек европейского происхождения, юридически приходящихся мне названными сестрами, которых я поклялся холить и лелеять. Я имею в виду бывших будущих наложниц и мамочек моей Метрополии, так и не поступивших в оборот по причине безвременной кончины демона Люци, туда ему и дорога. Единственным членом жюри на этом мероприятии будешь ты. То есть все будут думать, что это конкурс красоты, но на самом деле Истинным взглядом ты будешь выбирать ту девушку, которая западет тебе прямо в душу и станет твоей Верной. Все прочее у конкурсанток и так будет примерно одинаковым, и только душа у них у каждой своя, уникальная и неповторимая…

— Ты это серьезно? — спросил Михаил с обалдевшим видом.

— Абсолютно серьезно, Миша, — ответил я. — При этом тебе следует иметь в виду, что будущих наложниц учили этикету, но они бесталанны в смысле магии, а мамочки, наоборот, талантливы, иногда даже очень, но ни ступить, ни молвить не умеют. Впрочем, несколько курсов гипнопедии, и с манерами у твоей избранницы все будет нормально. Вопрос только в том, чтобы девочка полюбила тебя всей душой, и у тебя с ней все было взаимно.

— Да, Сергей Сергеевич, умеешь ты ошарашить, — вздохнул мой собеседник. — Сказать честно, не ожидал от тебя такого предложения. Я думал, что ты будешь нудеть примерно как маман, чтобы я женился хоть на ком-нибудь из подходящих по статусу особ, а то мои молодые годы уходят, и потом будет поздно.

— Ой, Миша, а то ты меня плохо знаешь? — с одесским акцентом произнес я. — Нудеть — это просто не мой метод. Проблему надо решать, а не запихивать под лавку, ибо в том случае, когда женятся «хоть на ком-нибудь», потом скелеты начинают вылезать из шкафов толпами. Решать, на ком жениться, именно тебе, и выбор у тебя должен быть максимально широк, разумеется, при соблюдении всех прочих начальных условий, которым следует соответствовать законной супруге императора Всероссийского.

— Да, Сергей Сергеевич, знаю я тебя хорошо, — подтвердил Михаил. — Иногда твои предложения кажутся полным безумием, но если подумать хорошенько, то становится ясно, что это наилучший способ решить проблему. Вот только я сомневаюсь, что идея такого конкурса понравится моим подданным, особенно тем, что составляют так называемую либеральную оппозицию престолу.

— Наплюй, — сказал я. — А еще лучше объяви, что возвращаешь к жизни исконно русские обычаи глубокой старины. Ведь именно так, через конкурс девиц разных сословий, решали свои матримониальные проблемы русские цари в допетровском Московском царстве. Рассказать, как мы женили твоего тезку Михаила Скопина-Шуйского? И, хоть победительница в тот раз была предопределена заранее, от процедуры выбора царской невесты отклоняться было никак нельзя. Это потом, уже при Петре,брачный вопрос монарха пустили на самотек. Крестьянка Марта Скавронская, даже по моим достаточно мягким понятиям, в императрицах не лезла ни в какие ворота, хотя Анна Монс в этой роли была бы, наверное, еще хуже. В итоге все закончилась тем, что твой пращур Павел Первый пришел в ужас от этой чехарды, и замкнул Дом Романовых на изрядно выродившиеся к тому времени европейские правящие семейства. Если бы даже он тогда специально хотел навредить монархии в России, он не смог бы выдумать более сильного хода. Единственное, что я могу одобрить из его решений — запрет монарху жениться на своей подданной, хотя и в этом правиле тоже можно сделать исключение — например, для сиротки из приюта. Не должно быть у трона алчной хищной своры ближних и дальних родственников императрицы, по самые уши впутанных в политические интриги и расхищение казны.

— А если родственники девушки обнаружатся уже после того, как она станет императрицей? — спросил мой собеседник. — Это я спрашиваю так, из чисто умозрительного интереса. Ведь может же случиться и такое чудо?

— Тогда, — ответил я, — родство следует признавать фиктивным, ибо при наличии настоящих родственников девушка никак не могла оказаться в приюте. Более того, заявителей о родстве с сиротой следует беспощадно бичевать, вырвать язык и сослать на дикий крайний север к белым медведям и полярным песцам. Других вариантов действия в подобных обстоятельствах быть не может.

— Ну хорошо, Сергей Сергеевич, я с тобой не спорю, — кивнул Михаил. — Если это будет лишь мой выбор, тогда я только за. Теперь скажи, когда и где состоится означенный тобой конкурс девиц?

— В любой момент, — ответил я. — Сам я вместе с тобой ездить по репродукционным лагерям, а их около четырехсот, я не смогу, дам сопровождающего, и вперед. Девочки не кусаются. Возможно, отбор придется производить в несколько туров. Первый — отобрать тех, на кого упадет глаз просто потому, что они тебе симпатичны. А дальше из первично отобранных конкурсанток ты будешь смотреть, с кем тебе хочется разделить дальнейшую жизнь. А можно сделать еще проще. Из финалисток первого тура ты сформируешь свой секретариат и отложишь окончательное решение на некоторое время, за которое сможешь получше присмотреться и притереться к многосисечной массе и определить окончательную избранницу. И вообще, внедряй в своих подданных мысль, что место мужчины там, где трудно и опасно, где все горит и свистят пули, при этом оборотом бумаг в присутственных местах должны заниматься юные девицы. Как мне рассказывали, примерно таким образом было устроено организованное Старшими Братьями правительство Югороссии, одного из самых эффективных русскоязычных государственных образований во всех подлунных мирах…

— Я тебя понял, Сергей Сергеевич, и все хорошо обдумаю, — ответил Михаил. — Наверное, те девушки, на которых я не женюсь, станут и моими названными сестрами. Я, знаешь ли, тоже не большой любитель бросать доверившихся мне людей, мол, идите куда хотите. Если как ты говоришь, все эти девушки все умницы, красавицы и обладают отменным здоровьем, то без хороших мужей они не останутся.

— Я это знаю, а потому мы с тобой одной крови, — сказал я, — а сейчас разговор пора заканчивать, у меня и у тебя есть другие дела. Нелегкая это работа — из болота тащить бегемота…

Тысяча семьдесят шестой день в мире Содома, полдень, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи

Из дипломатической вылазки в мир Елизаветы Дмитриевны мы вернулись около полудня, и как раз успели к обеду, где за командирским столом я снова встретился с Сергеем Рагуленко. А там весь бомонд в наличии: прижившийся у нас Владимир Ильич и его брат-близнец, проходящий лечение «на водах», три Надежды Крупских сразу, Сосо с Ольгой Александровной под ручку, принцесса Виктория, что, королевствуя в Лондоне мира моей Метрополии, нередко совершает к нам частные визиты, а также… Владимир Высоцкий и Марина Влади. Но товарищ Рагуленко и глазом не повел, ведь разным его воплощениям эти личности были знакомы персонально. И тут в столовой появляемся мы с магической пятеркой и Самыми Старшими Братьями, после чего все очень важные персоны моей команды оказываются в сборе.

Обед прошел без умных разговоров и особых приключений, если не считать того, что Марина Влади уронила ложку. Прибор, конечно, до пола не долетел, будучи подхвачен невидимыми слугами, но конфуз заметили все, хотя и виду не подали: ну с кем не бывает. А когда прием пищи закончился, я пригласил нового Верного и его будущего начальника генерала Бережного к себе в кабинет для деловой беседы по душам. При этом больше всего меня интересовали воспоминания пятой ипостаси товарища Рагуленко, яростно геройствовавшего в мире императрицы Ольги Александровны. Кое-что о том мире нам стало известно от аквилонского подпоручика Акимова, но он покинул его в самом начале той истории во время наступательной операции по переделке турецкого Стамбула в российский Константинополь, а вот как события развивались дальше, сие нам было неведомо. На данный момент мы знаем только то, что канал в тот мир вполне проходим, и ведет он на верхний уровень, примерно соответствующий началу двадцатых годов двадцать первого века. Вскрыть мы его можем в любой момент, но надо ли, вот в чем вопрос.

И вот мы в кабинете командующего за плотно закрытыми дверями, дополнительно перекрытыми Пологом Тишины. Не то чтобы речь пойдет о каких-либо особо секретных вещах, которые надо держать в тайне даже от моих соратников, просто так положено. О том, что озвучивается в этом кабинете, знают только присутствующие, и более никто. С моими личными апартаментами на «Неумолимом» та же картина. Никто и никогда не узнает, что обсуждается внутри контура абсолютной секретности. Наружу отсюда выходят только готовые решения, чтобы в надлежащее время быть озвученными в качестве боевых приказов по военной части или императорских указов по гражданской линии.

— Итак, Сергей Александрович, — сказал я, — прежде чем мы поговорим о вашей дальнейшей службе, хотелось бы услышать историю о том, как поднималась на престол государства Российского юная императрица Ольга Александровна. Ведь вы же, если я не ошибаюсь, входили в число первоначальных подчиненных майора Новикова, в итоге превратившегося в великого князя Цусимского и императорского консорта? Все дело в том, что верхние уровни того мира сейчас тоже доступны нам для проникновения, и хотелось бы знать, стоит ли пробиваться туда в первую очередь или отнестись к этому по остаточному принципу.

— И что случится после того, как я это расскажу? — с несколько настороженным интересом спросил полковник Рагуленко.

— В самом ближайшем будущем, — сказал я, — вы получите под командование укомплектованную новобранцами резервную бригаду штурмовой пехоты, а также кадровую инструкторскую закваску, и начнете готовить своих людей к боям, и заодно учиться отчасти новому для себя делу самым настоящим образом. В данный момент первый состав корпуса товарища Бережного в общем укомплектован и готов к применению в боевых условиях, но я считаю необходимым сформировать бригады второй, а может, даже и третьей линии, чтобы при необходимости можно было ротировать части на линии огня. В отличие от классической штурмовой пехоты галактических империй, мы не связаны в своих операциях наличием транспортного тоннажа и всегда имеем возможность перебросить подкрепления через порталы. Устроит вас, товарищ полковник, должность комбрига с возможностью выхода в первую линию в течение года-двух, или подобрать что-нибудь попроще?

— Да нет, товарищ командующий, — кивнул оберст Слон, — «что-нибудь попроще» можно не подбирать. Взять новобранцев и сделать из них настоящих бойцов — работа для меня вполне понятная и привычная.

— Бойцовые остроухие, как следует из их наименования, бойцами являются с самого рождения, — заметил генерал Бережной. — Учить бесстрашию перед лицом смерти, отваге, воинской дисциплине, боевой смекалке и умению бить врага наотмашь их не надо — все это заложено у них в генетике. Учить их надо носить форму, ибо в своем оригинальном виде они бегают почти голые, в одних передничках, а также новым для них приемам боевого мастерства, во всем остальном они дадут сто очков вперед любым обычным новобранцам. Только забудьте о том, что они «бабы», и все будет как в лучших домах Филадельфии.

— Ну что же, товарищи, — сказал мой новый Верный, — так даже интереснее. А теперь слушайте. Все началось в августе две тысячи семнадцатого года, когда роту, в которой я тянул лямку взводного командира, бросили на обеспечение испытаний новейшей сверхсекретной системы противорадарной маскировки, основанной на новых физических принципах. Что это за принципы, мне неведомо, увы. Если чего-то не знаешь, то никому этого и не расскажешь. Одним словом, группа кораблей должна была выйти в Тихий океан как бы на учения, включить эту хрень, смонтированную в трюме БДК «Вилков», и как по ниточке пройти трое суток прямо на восток. Как насчет радаров, не знаю, но когда эта штука заработала, то даже солнце стало светить тускло, будто через толстое тонированное стекло. Но запланированного парадного променада не получилось. В начале вторых суток испытаний налетел тропический тайфун, и в работающую установку ударила какая-то особенная супермолния. Вспышка была один в один как от тактического ядерного боеприпаса. И тут же стоп моторы, шторм прекратился как отрезанный, тайфуна будто не бывало, а корабельная группа по Емелину хотению, да щучьему велению перенеслась из две тысячи семнадцатого года на русско-японскую войну…

— Это мы уже знаем, — сказал я. — Один из ваших рядовых бойцов, Алексей Акимов, получивший в Российской империи звание прапорщика по причине наличия у него среднего образования, в ходе штурма Константинополя вместе со своим взводом загремел во вторичный заброс, оказавшись в дружественном нам мире Аквилонии. От него и его солдат-морпехов нам известна и история вашего попадания во времена русско-японской войны*, и то, что происходило в мире императрицы Ольги Александровны с момента отделения от Основного Потока до середины лета тысяча девятьсот седьмого года включительно. Должен сказать, что сделали вы тогда все хорошо. Но хочется знать, что же было дальше…

Примечание авторов: * события описаны в романе «Операция Слепой Туман».

— А дальше было интересно, — ответил полковник Рагуленко. — Сейчас, соединив в себе все свои воплощения, я могу сравнивать параллельные миры, берущие начало на русско-японской войне. И в том, где мы геройствовали под руководством Вячеслава Николаевича и Виктора Сергеевича, а в Петербурге императорствовал Михаил Александрович, и в том, где мой командир Александр Владимирович Новиков и канцлер Империи Павел Одинцов подпирали трон императрицы Ольги, события развивались как бы параллельно. Небольшие отличия имелись только в методологии, товарищ Одинцов, в отличие от адмирала Ларионова, в своем прошлом не имел восточногерманских сокурсников-камрадов, а потому к Германской империи кайзера Вильгельма относился с обоснованным подозрением — как к потенциальному агрессору, жаждущему наших лесов, полей и рек. Поэтому вместо Континентального альянса там возникли Брестские Соглашения, сформировавшие союз России, Британии и Франции, типа «Правильная Антанта». При этом слово русской императрицы среди договорившихся сторон было первым, а слово легкозаменяемых демократических французских политиканов — последним. Как писали в тогдашних газетах французской делегации, было заявлено: «Подписывайте, канальи, что дают, или возвращайтесь в Париж, ожидать визита германских гренадер, ибо с сего момента русско-французский союз утрачивает силу». Французские рептилоиды съели такое условие как миленькие, и даже с удовольствием облизали тарелку.

— Это мы тоже знаем, — кивнул я, — ибо наши источники тоже читали тамошние газеты, или соответствующие статьи им зачитывали на политинформациях, с последующим обсуждением. И о том, что Стамбул пал после короткого, но ожесточенного штурма, мы тоже догадываемся, ибо не было у Османской империи сил для отражения комбинированного удара русско-болгарских армий с суши и моря. Поэтому вам, Сергей Александрович, следует начинать рассказ с того, что случилось сразу после победоносного завершения русско-турецкой войны.

— Сразу после победоносного завершения войны начались пляски с бубнами, и мое воплощение приняло в них посильное участие, — ответил полковник Рагуленко. — За время боевых действий в Македонии я довольно близко сошелся с королевичем Джорджи, отчаянным храбрецом и болезненно честным человеком, и когда наша загранразведка получила информацию о том, что французское Второе Бюро «заказало» сербским радикалам эрцгерцога Франца-Фердинанда, эта боевая дружба нам сильно пригодилась. Контртеррористическая операция получилась что надо: покушавшихся скрутили, даже не дав им пикнуть, а не то что выстрелить или кинуть бомбу. И одновременно с этим преданные Джорджи бойцы арестовывали деятелей «Черной Руки», начиная с самых высокопоставленных персон и заканчивая мелкой шушерой. Всех взяли, никого не оставили на развод. И примерно в то же время в Вене гражданин Кондратий посетил императора Франца-Иосифа, организовав тому апоплексический удар. Мучился старик недолго, и через некоторое время отправился к праотцам, освободив трон для последнего австро-венгерского императора. Поскольку никакой общеевропейской войны не было еще и в помине, на похороны старого вампира съехался весь королевский бомонд, включая русскую императрицу, британского короля и кайзера Германии. Потом это монархическое сборище обозвали Вторым Венским Конгрессом, поскольку само собой получилось, что вместе с Францем-Иосифом тогда целиком схоронили весь старый мир. Первым отжег кайзер Вильгельм, сообразивший, что против правильной Антанты он не пляшет никак, в числе прочего, потому, что еще до начала боевых действий у Германии из союзников выбыли: Австро-Венгрия, утратившая желание конфликтовать с сербами и русскими, Италия и Болгария, перешедшие на сторону Антанты, и Турция, прекратившая существование. Сложив два и два, он пожелал присоединить Германию к Брестским соглашениям, чтобы превратить их в гарантию вечного мира на территории Европы. Взамен обещал быть паинькой и развернуть германскую экспансию в сторону… Аргентины. Мол, там близкий к европейскому климат, и вместе с тем крайне безалаберная система государственного управления…

— Да, — согласился я, — если кайзера Вильгельма хорошенько припереть в угол, то он горазд на подобные кунштюки. Только невнятная позиция британцев, обещавших оставаться нейтральными, побудила его ввязаться в авантюру в Основном Потоке. А у вас, как я понимаю, трудами товарища Одинцова все было более чем определенно.

— Именно так, — подтвердил мой новый Верный. — И одновременно с германским кайзером заявку на присоединение к Брестским соглашениям подал новый император Австро-Венгрии, который хотел только того, чтобы его империи дали спокойно помереть своей смертью. России эта война была не нужна, поэтому наша императрица согласилась сразу и уговорила на то же самое короля Эдика. Дело оставалось за французами, но они в связи с белградским инцидентом к тому моменту имели морду в пуху по самую ширинку. Это было второе дело, которое рассматривали монархи в Вене. В результате Парижу предъявили ультиматум под страхом строжайших экономических санкций и блокады границ выдать на русско-германо-британо-австрийский суд премьер-министра Клемансо и его подельников как международных террористов, для их дальнейшего вывешивания на просушку, а до этого времени право голоса Франции считалось приостановленным. Французское правительство было вольно выйти из Брестских соглашений и идти куда захочется, после чего руки кайзера Вильгельма были бы развязаны, но французы, покочевряжившись с полгода, явились на Нюрнбергский трибунал. А там по совокупности обвинений преступные руководители были осуждены на пожизненное заключение без права апелляции и помилования, а Франция как государство из действительного участника Брестских соглашений была низведена до статуса протектората. Но прежде чем это произошло, в результате бунта венгерских элит в муках гражданской войны скончалась Австро-Венгерская империя, а вместе с ней отдал концы и новый император, отравленный своими внутренними врагами…

— Как я понимаю, — сказал я, — гибель Австро-Венгрии — это детерминированное событие страшной силы, отодвинуть или отменить которое нельзя, можно только ускорить.

— Именно так, товарищ Серегин, — сказал полковник Рагуленко. — Но это еще не все. Как вишенка на торте той истории, тунгусское диво, ядро высохшей кометы, ударило не по сибирской тайге, а прямо по Нью-Йорку, отправив в небытие более четырех миллионов человек и ввергнув Североамериканские Соединенные Штаты в жесточайшую экономическую депрессию, ибо ничем иным уничтожение банковского сектора и самого ценного объекта недвижимости обернуться не могло. И никаких возможностей предотвратить эту стихийную трагедию у нас не имелось, ибо «Москитами» или «Раструбами», а также «Калибрами» по астероидам нельзя стрелять в принципе. А еще ни у кого из нас не было желания останавливать эту астероидную атаку, но это уж дело десятое. Предупреждение президенту Рузвельту императрица Ольга, конечно, послала, но придурок Тедди ответил, что не нуждается в указаниях из России, кого и откуда ему эвакуировать. В результате его мерзкая телеграммка осталась зафиксированной для истории, а когда рассеялся дым, несколько миллионов янки, в основном фермеров, заводских работяг и инженеров с концами переехали на российские просторы, потому что кушать людям хочется каждый день, а в Америке у них пропали почти все возможности для заработка. И тут же, в то время, как Штаты были до предела ослаблены, Германия со всем энтузиазмом влезла сначала в Южную Америку, а потом и в Карибский бассейн, еще сильнее урезая кормовую базу исключительной нации. Восстановление экономики в САСШ началось только через шесть лет после удара Кометы, то есть к четырнадцатому году, но оживление у них шло очень медленно и неуверенно, потому что в отсутствие войны в Европе американская промышленность и банкиры не имели возможности заработать Большие Деньги на военных поставках. К тому же, с точки зрения технического прогресса, за время Депрессии янки весьма сильно отстали от европейских держав, чуть ли не до уровня своего заднего двора. Какая уж тут экспансия, от настырных германцев бы кое-как отбиться.

— И что германцы? — спросил я. — Как-то не верится, что кайзера Вильгельма в Латинской Америке встретили цветами и оркестрами. Я, например, туда сунулся только один раз, с целью прикрыть пиночетовскую лавочку в Чили, и то лишь для того, чтобы по прошествии определенного времени передать власть обратно местному чилийскому самоуправлению.

— У германцев в их новых колониях дела тоже шли не очень хорошо, — подтвердил мой собеседник. — Управление в Аргентине оказалось чрезвычайно плохим не в силу низкого качества тамошних элит, а потому что таковы все аргентинцы снизу доверху и сверху донизу. В результате все усилия кайзера Вильгельма на южноамериканском направлении уходили, будто вода в песок, никаким орднунгом там и не пахло. Более того, в горах и пампасах даже завелось партизанское движение вроде мексиканской герильи, не так чтобы очень активное, но исправно отбивающее у рядовых немцев желание ехать на поселение в заокеанские владения Германской империи, потому что там стреляют. И в то же время возможность без всяких проблем эмигрировать на российские просторы у немцев имелась, а потому лишние люди истекали из Германии как раз в восточном направлении. Я лично по возрасту откинулся в тридцать пятом году, и на тот момент имела место довольно благостная картина, когда из всех стран-участниц Брестских соглашений Россия единственная постепенно усиливалась, а все остальные так же плавно слабели. А все потому, что, как и в мире царя Михаила, к нам ехали не только немцы, но и понемногу французы, англичане, итальянцы и даже испанцы. А еще должен сказать, что в двадцать пятом году товарищ Одинцов ушел на заслуженный отдых, и на его месте обосновался молодой и энергичный Иосиф Джугашвили. А у этого человека, как вы сами знаете, не забалуешь, и вообще он фанат ускоренного развития во всех его видах. Вот и все, что я могу сказать по поводу тамошний истории, которая, по сравнению с остальными вариантами, выглядит как тихий застойный пруд рядом с более-менее бурными реками. И только в мире, где все началось с русско-турецкой войны за освобождение Болгарии, историческая картина была похожей. Быть может, после смерти кайзера Вильгельма немцы еще найдут себе приключений на задницу, рыпнувшись в Дранг нах Остен, но это совсем необязательно.

— Понятно, — сказаля. — Ну что же, товарищ полковник, спасибо вам за занимательный рассказ. И вот что еще. С этого момента вы, как и в старые добрые времена, поступаете в распоряжение Вячеслава Николаевича, и будете вместе с ним и в верхних мирах Основного Потока, и в Галактике. Идите. Надеюсь слышать о вас только хорошее.

Тысяча семьдесят шестой день день в мире Содома, вечер, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости

Анна Сергеевна Струмилина, маг разума и главная вытирательница сопливых носов

Вот не хотела я наблюдать за этой парой… Но ничего не могу с собой поделать. Когда мы все вместе обедаем, взгляд мой нет-нет да и задержится на Высоцком и Влади. Владимир всякий раз улыбчив, оживлен, и видно, что в нашем обществе он как рыба в воде. Элегантно шутит. Раздает комплименты дамам — без пошлости и перебора, этак изящно. В его обществе млеет даже наша Зулечка.

Марина же исправно играет свою роль. Получается не то что гениально, но неплохо. На ее ухоженном лице всегда приветливое выражение, иногда она вставляет реплики по ходу светской беседы. Кажется, что она расслаблена и довольна, и даже весела. Но я знаю, что это не так. На самом деле она глубоко несчастна. Пасмурно у нее на душе… И однажды все это выльется в бурю… Не может не вылиться. Причем скоро. Вот сегодня она уронила ложку… А значит, развязка близка.

Ну а я… Я отчетливо улавливаю трепыхание крылышек тех бабочек, которые поселились у меня в животе. С тех пор, как состоялся тот ночной разговор с Белочкой, я позволила им свободно резвиться. Ах эти бабочки… Сколько раз я ощущала их порхание? Впервые это произошло в восьмом классе. Это было так удивительно… Я тогда даже не поняла, что со мной происходит. А было дело так: я нечаянно налетела на этого мальчика в школьном коридоре. Взглянула в его глаза — и… со мной что-то произошло. Я все время о нем думала, и внутри меня начиналась та самая странная щекотка… И тут я и услышала это выражение — «бабочки в животе», и что оно означает. И я прям испугалась. Влюбилась⁈ Как так⁈ Я же себе обещала, что не буду влюбляться, пока школу не закончу! И принялась сокрушаться: вот так беда… что ж делать-то теперь? Как заставить этих бабочек угомониться? Мне не надо никакой любви! Я серьезная девочка! Но, увы, оказалось, любовь не обходит стороной и серьезных девочек. Боролась я со своим чувством, но безуспешно. Я узнала имя того мальчика, его номер телефона. Но он не ответил мне взаимностью. У него была другая…

Эх… моя первая любовь была безответной. Долго я любила того мальчика, года два. А потом, к окончанию школы, все постепенно прошло. Бабочки мои умерли. Но все же эта любовь многое дала мне. Я полюбила стихи… Прочитала много хороших книг о любви. Это утешало меня, не давало почувствовать себя несчастной. Ни обиды, ни досады, ни щемящей боли не оставила во мне эта любовь. А только лишь благодарность и теплую грусть. Я открыла в себе что-то новое. Я стала лучше. Пока я была в состоянии влюбленности, я жила в удивительном мире! Теперь я понимаю, что то время было временем познания себя.

Потом со мной приключалось подобное еще несколько раз… Последняя любовная история в родном мире едва меня не сломала. После этого я боялась влюбляться. И в то же время так скучала по этим бабочкам… И вот они снова ожили во мне. Только бы никто не догадался! Влюбиться в самого Высоцкого — это довольно таки дерзновенно… А то, что он еще и женат, ставит мне запрет на всякие попытки сближения. Впрочем, у меня нет никаких оснований надеяться на какой-то особенный интерес с его стороны… Хотя надеяться хочется.

Собственно, пообщаться «по душам» нам еще ни разу не доводилось. Ведь при нем почти всегда была Марина, старавшаяся поддерживать репутацию «неразлучной пары». Впрочем, несколько раз мы сталкивались с Высоцким в коридоре башни… Он неизменно улыбался мне, говоря: «Приветствую, птичка райская! Как жизнь? Как твои гаврики?». Да, в неофициальной обстановке и без Марины он никогда не называл меня по имени-отчеству и обращался на «ты». И это говорило, во-первых, о его дружеской расположенности, и во-вторых, о том, что он замечает и ценит мою яркую индивидуальность. «Райская птичка»! Звучит мило, но почему именно такой эпитет? Разве что таким образом преломился в его сознании мой позывной «Птица» в команде Серегина… Едва ли я осмелюсь спросить его, так ли это. Если только мы не сблизимся… Да, размечталась я. Но что поделаешь: влюбленность неизменно влечет за собой мечты.

Сегодня мы всей Пятеркой сходили в дипломатическую миссию, в ходе которой Серегин пытался наладить контакт с родным миром супруги. Нельзя сказать, что его вылазка была особо успешной, но и провальной ее не назовешь. Впрочем, я как и другие члены Магической Пятерки, нужна была Серегину только в момент открытия первоначального портала, а дальнейшие контакты с тем миром обойдутся без нашего участия. Потом был обед, а после него и до самого вечера я делала кое-какие дела вместе со своими гавриками.

В свою комнату я поднялась, когда уже стало темнеть. На Заброшенный Город опускались фиолетовые сумерки. Я любила, выйдя на балкон, полюбоваться вечерней панорамой и подышать влажной прохладой. В это время повсюду зажигаются огоньки и улицы наполняются прохожими. Кто-то спешит на танцы, кто-то просто прогуливается перед сном. Повсюду звучат веселые голоса, и издалека уже доносится ритмичная музыка.

Вот и в этот вечер я, стоя на балконе, наслаждалась дивным вечером, стараясь не думать о том, что настойчиво лезло в голову. Получалось плохо. Спокойная философская созерцательность никак не хотела сбивать мой романтический настрой. Во всем мне слышался зов Любви: в тихом шелесте гигантских деревьев, в мелодичном смехе девушек, в звуках незнакомой, но такой прекрасной мелодии… И казалось, что стою я перед какой-то чертой, перешагнуть которую и страшно, и очень хочется… Могу ли я, маг Разума, быть счастливой в любви? Сумею ли сберечь этот дар, если он будет мне преподнесен? Да, я хорошо разбираюсь в чужих душах, но вот своя для меня потемки… Но ведь так и должно быть? Если бы я знала себя в полной мере, то и жить было бы неинтересно… В этом и заключается острота и прелесть бытия: бесконечно познавать себя, делать выбор, приобретать опыт.

В момент этих размышлений я услышала какой-то шорох прямо под балконом, и через мгновение увидела перед собой Белочку… Маленькая проныра ловко вскарабкалась на перила и уселась на них, свесив ножки внутрь. Личико у нее было лукавое, глазки горели, и становилось ясно, что она принесла потрясающие новости. Однако выкладывать она их не спешила.

— Привет, Аннушка. Чудесный вечер, не правда ли? — произнесла она, и хитринка в ее глазах стала еще явственней.

— Привет, моя малышка! — ответила я и с нарочитым равнодушием пожала плечами. — Вечер как вечер…Тут все вечера чудесные.

— А для кого-то он совсем не чудесный… — произнесла кукла, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Вот как? И для кого же? — спросила я, делая вид, что любуюсь розовыми облаками на горизонте, подсвеченными уже севшим солнцем.

— Угадай!

— Ну не знаю…

— Ой, не притворяйся! Не знает она! — Куколка ехидно захихикала.

Я, конечно, уже обо всем догадалась. Но мне так не хотелось выглядеть в собственных глазах любительницей обсудить чужую личную жизнь… Я старалась быть невозмутимой. Но… мне и вправду было интересно. Да и не стоило забывать, что Белочка — это часть моей личности, и если ей что-то известно, значит, я сама неосознанно хотела это знать.

Я уперла руки в перила и склонилась к своей малышке.

— Ну давай, выкладывай уже, маленькая шпионка… — улыбнулась я. — Просто сгораю от нетерпения узнать, что там у них произошло…

Белочка сложила ручки на груди, прокашлялась для важности и начала голосом завзятой сплетницы:

— Ой, что было… что было… Заламывание рук, рыдания, гром и молнии, летающие предметы! Короче, Маринку прорвало…

То, что рассказывала маленькая проныра, я как будто бы видела собственными глазами — настолько красочен был ее рассказ…

…После обеда чета Высоцкий-Влади отправилась в свои апартаменты, и Владимир стал рассказывать супруге о своих планах. Он был очень воодушевлен и весел, намереваясь сразу, как появится возможность, посетить мир Елизаветы Дмитриевны, чтобы посмотреть на тамошних людей и, если будет возможность, показать себя. Говоря об этом, он ходил по комнате, даже не глядя на жену, не замечая, что на ее лицо наползает все большее уныние.

И тут она выдавила из себя: «Володя… Нам нужно серьезно поговорить…».

Он взглянул на нее и нахмурился. Вся веселость мигом слетела с него. Марина сидела в кресле, вжавшись в спинку, и нервно теребила руки, безотрывно глядя на супруга «драматическим» взглядом.

«Ну чего ты, Марин…»

«А ничего! — воскликнула она с нотками истерики. — Я так больше не могу! Понимаешь⁈ Мне все надоело, надоело!»

«Марин, успокойся, в чем дело, я не понимаю…»

Растерянный, он стоял перед ней, машинально шаря по карманам в поисках сигарет. Хлоп! — и новенькая пачка, доставленная невидимыми слугами, уже лежит на столе. Почетным гостям в Тридесятом царстве можно все, и даже немного более. Высоцкий торопливо достал сигарету и закурил.

И тут Маринка зарыдала:

«Не понимаешь? Куда уж тебе понять… Ты совершенно не обращаешь на меня внимания! Меня как будто и нет для тебя! Что вообще происходит? Тебя будто подменили! Я думала, все будет иначе!»

«Марин… я не понимаю, что не так? — удивился Высоцкий. — Я не пью больше, и мне даже не хочется! Ты же этого хотела? Все нормально у нас, живи да радуйся! Так чем ты недовольна?»

«Да, ты не пьешь! — плаксиво загундела Влади. — Но ты стал другим! Я тебя вообще не интересую! Ты весь в каких-то других делах, которые меня не касаются! Ты бываешь где захочешь, таскаешь меня за собой, а меня ты разве спрашиваешь, хочу ли я этого⁈»

Потрясенный бард смотрел на свою жену и мрачнел все больше. С его сигареты падал пепел, но, не долетая до пола, растворялся в воздухе.

А Марина продолжала выплескивать все то, что так долго в себе сдерживала:

«Меня словно больше не существует для тебя! Я будто лишняя, приложение к великому Высоцкому!»

«Это не так, Марина…»

«Это так! Ты стал бесчувственным чурбаном, а ведь раньше ты был не таким! Ты на меня и не смотришь даже, а раньше любовался, как Мадонной Рафаэлевой! Ты любил меня раньше, а теперь… а теперь…» — бурные рыдания стали продолжением ее фразы. Она закрыла лицо руками и вздрагивала всем телом.

Высоцкий не подошел, не обнял супругу. Он неподвижно стоял в шаге от нее, скрестив на груди руки, и она ощущала исходящий от него холод. Остаток выкуренной сигареты дымился в его руке. Он посмотрел по сторонам в поисках пепельницы. Увидел ее на серванте, подошел, затушил окурок. И снова встал в трех шагах от жены. Немного помолчал, а потом тихо спросил:

«Что ты хочешь?»

Марина отняла руки от лица и проговорила:

«Я хочу, чтоб ты любил меня!»

«Я люблю…»

Марина безошибочно уловила новые нотки, прозвучавшие в этой фразе. Но ей не хотелось верить… Любовь была для нее святыней, и она приносила себя ей в жертву. Но жертвы больше не требовалось… Однако Марина отчаянно цеплялась за надежду, что все еще можно вернуть.

«Тогда давай уедем, Володя! — взмолилась она. — Уедем отсюда, вернемся в Москву, в свой родной мир, и заживем как прежде…»

«Нет, — решительно отрезал Высоцкий. — Я пока не готов вернуться».

Она перестала всхлипывать и посмотрела ему в глаза. И он показался ей пугающе чужим…

Поза его выражала упрямство и готовность стоять на своем.

«Мне здесь не нравится, Володя… — простонала Марина. — Мне надоело здесь! Я страдаю — разве ты не видишь? Мне нет здесь места, среди этих людей! Я чужая здесь, а ты предпочитаешь их общество моему! Прошу тебя, умоляю — давай вернемся!»

Высоцкий помолчал. Отошел к окну, посмотрел на залитую солнцем площадь, и вернулся на прежнее место.

«Нет, Марина, — твердо произнес он. — Мы вернемся тогда, когда решу я».

«Тогда я вернусь одна!» — выкрикнула Влади.

«Как хочешь… — с ледяным спокойствием ответил Высоцкий. — Я не могу тебя удерживать. Ты вправе поступать так, как считаешь нужным».

Марина молча смотрела на него, пытаясь осознать слова, придавившие ее тяжелой глыбой. Все рушилось… безнадежно, безвозвратно. Неужели… это конец? Он даже не пытается ее удержать, убедить не оставлять его. Она ему больше не нужна. А ведь когда-то, во времена «до», все было по-другому…

И безумие отчаяния овладело этой в общем-то разумной и сдержанной женщиной. Обида, досада, злость и ревность поднялись со дна души и, мигом высушив слезы, зажгли в ее глазах адский огонек. Она вскочила. Ее искаженное лицо ошарашило Высоцкого — она была похожа на ведьму. Такой он ее еще не видел, и в растерянности отступил на шаг.

«Ааа… так ты только рад будешь, когда я перестану мешать тебе жить как тебе хочется⁈ — глухим голосом, в котором клокотала ярость, произнесла она. — Да? Надоевшая жена самоустранится, чтобы ты мог беспрепятственно заводить шашни… Я же вижу, как ты смотришь на всех этих женщин, и как они смотрят на тебя. Остроухие всегда готовы на „это“ с любым мужиком, если он не педик и не урод, а амазонки видят в тебе великолепного самца, способного подарить им „хорошую дочь“! О да, ты всегда был бабником… Ни одной юбки не пропускал! А потом просил у меня прощения, на коленях ползал… И я все прощала тебе! Я, дура, любила тебя! Мчалась к любимому мужу, когда ему было плохо, выручала, решала проблемы! Благодаря мне ты увидел мир! А теперь, когда тебе больше не нужна моя помощь и поддержка, когда у тебя есть все, о чем ты мечтал, и даже больше, я стала лишней! Ты пользовался мной! Говорил, что будешь любить вечно, но ты лгал, лгал! Ты гадкий лицемер! Мерзавец! Я тебя ненавижу!»

Голос Маринки сорвался на визг. Она бросилась к мужу, чтобы залепить пощечину. Он перехватил ее руку, встряхнул и толкнул супругу обратно в кресло.

«Пусть я был не идеальный, это не дает тебе права оскорблять меня! — сказал Высоцкий. — Да, я любил тебя. Я нуждался в тебе, это правда. И я благодарен тебе за все. Но твои упреки несправедливы. Я был нужен тебе не менее, чем ты мне. Успокойся… И знай: я не намерен терпеть твои беспочвенные обвинения. С тех пор, как я… завязал с Зеленым Змием, у меня и мысли не возникало завести с кем-то шашни — и без них жизнь моя прекрасна. И я думал, что ты разделишь мои радости — это же естественно, черт возьми! Думал, ты станешь счастлива наконец, теперь, когда все плохое позади. Но ты, оказывается, притворялась, что тебе все это нравится… Это ты лицемерила, а не я. Зачем ты это делала, ради чего? Марина, я должен тебе честно сказать: если мы не можем смотреть в одном направлении, нет смысла длить наши отношения… Похоже, наши дороги разошлись. Мне очень жаль. Я не придавал значениям мыслям, иногда посещавшим меня, но сегодня я понял отчетливо, что нам… что нам нужно развестись, Марина…»

Влади, окаменев, смотрела на своего мужа. Развестись⁈ Уж этого она точно не ожидала. Этот козырь она оставила для себя. Ведь всякое бывало у них и раньше… Ссорились, расставались, потом мирились… Но сейчас все серьезно. И ей нечем манипулировать. Он больше не зависит от нее. Хрупка была их связь, хоть и казалась прочной… В этом Анна Сергеевна была тысячу раз права!

Но как, как он смеет говорить о разводе⁈ С какой легкостью он причиняет ей боль! Ведь он мог сказать: «Давай поживем раздельно»…

«Ты… ты говоришь мне о разводе⁈ — произнесла она задыхающимся шепотом. — Так легко перечеркиваешь наш брак, нашу любовь… Ты уже не мой Володя! Ты возгордился, ты перестал считаться со мной! А ведь у меня есть и свои желания! Тебе плевать на меня! Эгоист!»

«Да, Марина, конечно, у тебя есть свои желания, — кивнул Высоцкий, — и я их уважаю. Тебе хочется сниматься в кино, общаться со своими друзьями и родными, хочется стабильной жизни в привычном окружении… Но, знаешь, я теперь так далек от всего этого… Прежним я уже не стану. Меня влечет мощный поток, а ты… ты осталась на берегу… Я не разлюбил тебя, просто мы стали слишком разными, Марина. Наверное, дальше нам не по пути… Прости меня. Не держи зла…»

Так значит, он сказал про развод не в сердцах, он окончательно это решил! И новая волна отчаяния и ярости накатила на Марину Влади, сметая остатки здравомыслия. Она бросила взгляд на журнальный столик справа от кресла. На нем стояла хрустальная ваза необыкновенной красоты. Не думая, Марина схватила ее и метнула в голову своего мужа… Высоцкий этого не ожидал, и потому даже не попытался увернуться. Однако ваза, несмотря на близкое расстояние, пролетела выше его головы и с жалобным звоном разбилась о стену за его спиной… И никому из этих двоих в этот момент не пришла в голову мысль, почему невидимые слуги не спасли дорогой хрусталь. А они, эти бесплотные помощники, просто очень хорошо уловили эмоциональный фон и позволили выплеснуть напряжение таким вот образом, лишь слегка отклонив траекторию летящего предмета.

Но неудачное метание только еще больше распалило француженку. Она озиралась вокруг в поисках еще чего-нибудь подходящего для метания.

«Хватит, Марина, уймись! — крикнул ее супруг. — Иди лучше охладись!».

На этом месте Белочка сделала паузу. Она сидела и качала ногой, глядя на меня с интригующей улыбочкой. Очевидно, дальше произошло нечто пикантное, и она желала насладиться моим любопытством.

— Ну? И что было потом? — поторопила я ее.

— Ну что-что… Вот ни за что не угадаешь! — решила подразнить меня тряпичная шалунья.

— Неужели помирились? — высказала я предположение, хотя и догадывалась, что все было намного интересней.

— Нет, не помирились, не переживай… — ехидно рассмеялась Белочка.

Вот ведь язва!

— Так рассказывай!Пожалуйста, прошу тебя! Чем все закончилось?

— Ну чем-чем… — торжествующе хихикнула кукла и наконец решила уже сжалиться надо мной: — а тем, что в итоге Маринка оказалась в Фонтане! Бултых — и поплыла… — Белочка развела в стороны свои маленькие тряпичные ручки и закатила глаза.

— Да ну⁈ — Я была просто ошарашена. Однако эта информация отнюдь не проливала свет на то, каким образом Влади очутилась в объятиях нашего водяного соблазнителя.

— Это Володяее туда отнес? — спросила я, и тут же сообразила, что сморозила глупость. — Или сама — утопиться решила? — Вот это уже была годная версия.

— Эх, какая ты недогадливая, Аннушка… — с укоризной произнесла кукла, постучав себя пальцем по лбу. — Ну ладно, я скажу тебе. Не собиралась она вовсе топиться — дура дурой, но не до такой степени. Короче, после слов «иди охладись» невидимые слуги подхватили Маринку под белы руки и повлекли к Фонтану… Да-да! Она и сообразить ничего не успела. Так удивилась, что даже не сопротивлялась, да и скандал ее изрядно вымотал. Только глаза вытаращила и заойкала. Я так поняла, что слова те — это вроде заклинания-пожелания. Если их сказать скандалящей женщине, то невидимые слуги мигом утаскивают ее прямо в Фонтан и сдают с рук на руки его духу, вот так. Ну чтоб успокоилась наверняка, хи-хи, и расслабилась… Логично же? Ну так я тебе больше скажу — она до сих пор там это самое… релаксирует, забыв обо всем на свете. А как доволен Дух Фонтана, и не передать…

Вот это да… Я даже и не знала, как реагировать на это все. А Белочка, довольная, что принесла такую вкусную новость, смотрела на меня в ожидании комментариев.

— Ну и… — осторожно начала я, — и что теперь дальше, как ты думаешь?

— Да ясен пень — свалит Маринка, — уверенно заявила кукла. — Сегодня же и свалит. Сейчас у нее в мозгах прояснится, адекватность вернется… И ту-ту до милой Франции. Так что не теряйся… — И она мне заговорщически подмигнула.

Я, кажется, даже покраснела.

— Нет, Белочка, — решительно замотала я головой, — я так не могу. Пусть она и вернется в свой мир, они все равно останутся еще какое-то время супругами.

— А я тебе что, сразу грешить предлагаю? — возмутилась кукла. — А просто пообщаться, погулять вместе? Чисто по-дружески. Ну?

— Это можно, — согласилась я. — Да только я как-то не решаюсь инициативу проявить, ему, наверное, как-то еще отойти от произошедшего надо…

— Ну смотри сама, — не стала Белочка спорить. — Если что, обращайся ко мне, я все устрою.

— Нет-нет, не надо! — поспешно произнесла я. — Спасибо, конечно, но я сама…

— Вот и славненько! — Кукла вскочила на ноги. — Ну я побегу. Есть кое-какие дела…

— Спасибо, Белочка… И да… ты прости, но я должна это сказать… — Я немного помялась. — Нехорошо шпионить за людьми. В чужих скандалах нет ничего интересного…

— Ну да, а сама как слушала! — рассмеялась Белочка. — Да и не специально я… Просто так получилось… Правда-правда.

— Не оправдывайся. Просто не делай так больше.

— Ладно, — легко согласилась кукла. — Это было последний раз. Пока!