POV Вильмонт
Я лежала два дня в больнице — сорок восемь долгих, нудных часов, как труп в гробу, пялилась в потолок и мне было запрещено вставать, видите ли швы разойдутся. Слава всевышним поход в туалет был разрешен, но только под руководством сиделки, а за сиделку у нас выступала или мама, или Саша, или Алиса.
— Да бастард вас всех вздерни! Сколько я буду лежать! — не глядя на удивленную Алису, что почитывала роман и сидела рядом на стульчике, я заголосила на всю палату. Очень внимательно сестра посмотрела за моим кряхтением вовремя подъема, как я одевала тапочки, накидывала халат на пижаму. А потом скучающе опустила глаза к книжке, видимо поняла, что со мной спорить себе дороже.
— Сотрясение, — пропыхтела себе под нос. — Это у них сотрясение мозгов, сколько меня здесь будут держать! — Вышла в коридор и поковыляла не спеша. Я знала, что у Димы палат номер тридцать. У меня семь, куда идти не представляла.
Атмосфера больницы порядком достала: дяденьки в белых халатах, запах лекарств и разговоры семьи, словно с маленькой девочкой.
Я к Диме и пусть попробуют остановить.
— Анна Сергеевна! Анна Сергеевна! — ну что за невезение.
Пришлось прибавлять шагу, если вырвет, я убью врача. От сотрясения иногда мутило, даже когда в бок поворачивалась в кровати, а сейчас я ускорила шаг. По коридору завернула налево и на полном ходу врезалась видимо в пациента. Глаза подняла и… моя улыбка впервые искреннее засверкала за все время заточения в больнице.
— Привет, красавчик, что здесь забыл? — этот мой красавчик приостановился со смешинками на моих любимых ямочках. В шортах и футболке обыкновенных.
— Звучит как издевательство, Аня. Можно капельку уважения, благодаря этому мы спасены, — я очень хотела к нему в объятия, поэтому не устояла и не совсем поняла, почему он этого не сделал сразу.
Голос надоедливого врача послышался сзади с просьбой вернуться в палату.
— Я никуда не пойду, — обернулась назад. — Пока с ним не поговорю! — ткнула пальчиком в своего Диму, носом уткнувшись ему чуть ниже груди и обхватывая за спиной его ладонями.
И меня наконец приняли в объятия, тяжелыми руками обхватили и мягко погладили волосы.
— А мне, кстати, теперь навсегда привыкать к твоему новому виду? — мягко прощупала я почву, отодвигаясь от Димы подальше и оглядела «своеобразный» облик мужчины.
У него всё тело и лицо необычного серо-голубого оттенка, а кожа при ближайшем рассмотрении выглядела сгорбившейся, стянутой, будто Дима не вылазил из воды долгое время.
К моему удивлению любимый улыбнулся:
— Через пару дней приду в форму. Впервые понижал температуру тела не только себе, но и кому-то еще, поэтому себя переморозил. Боишься больше не буду красавчиком? — насмешливо скользнул пальцем мне по носу, в теплой ласке. Захотелось эти самые пальцы поймать губами и не сильно куснуть.
— Поверь, нет ничего страшнее твоего характера, а это так, — я повела пальцами возле его лица, очерчивая воображаемые контуры. — Недоразумение…
Продолжили разговор у Димы в палате, когда оба кое-как улеглись на одной маленькой кровати. Как оказалось он впервые очнулся только час назад, полностью выкачал поток энергии и ухитрился себя почти заморозить. Отогревался два дня в бессознательном состоянии. Шел ко мне, а я к нему. У дураков мысли сходятся, всегда так думала.
Дима действительно выглядел уставшим. Прикрыл глаза, но со мной разговаривал, лапу свою повалил мне на грудь, тяжеленная придавила к кровати, но я не ворчала, слишком было хорошо от его близости. А Дима подобным образом как бы держал рядом с собой и носом ухитрялся пощекотать за ухом, это абсолютный максимум его движений.
И вдруг возник вопрос. От чего Дима не получал урона ни от пуль, ни от молний? Любимый рассказал, что это Санек самостоятельно провернул за его спиной, когда Дима в отключке был после операции- восстановления рук. Польски соединил их тела. Поскольку у Санька непробиваемая кожа, то теперь и у Димы почти не пробиваемая броня.
И вот тут я поняла, что я дура! И меня вновь обвели вокруг пальца, как маленькую девочку, но сил чтобы орать не было, поэтому я ворчала ему в шею злобно:
— Значит, вот почему ты с такой легкостью сиганул в Белесье? Потому что тебе бы ничего не было? — я шипела очень тихо, как обычно гадюки шипели, прежде чем вцепиться и брызнуть ядом в жертву.
— Аня, я без ума от тебя, но я не дебил! — коротко сказали мне в шею, чувствовала как улыбался, водя губами еле заметно по шее, как становилось сразу «чувствительно» всему телу от его будоражащих прикосновений.
— Ах, значит это я дебил! — еще тише прошипела я, пытаясь игнорировать едва заметные теплые поцелуи за ухом. Здесь будто прозвучала барабанную дробь и теперь надо было перейти на ультразвук от злости, но раздался звонок или звук смс.
Дима не охотно перевернулся на другой бок, схватил телефон и прочитал сообщение:
— Выгляни в окно.
Так написано в смс? Я прошла к окну, задернула шторы. Как хорошо третий этаж, боюсь не скоро смогу подняться выше, чем на третий.
— Посмотри, — я улыбнулась, приглашая Диму. Он покряхтел но поднялся, слегка приобняв меня за плечо.
Моя Алиса с букетом цветов, Саша, рядом с ней Польски, вальяжно положив руку на ее талию что — то шептал и посмеиваился. Моя старшая сестра делала вид, что ей безразличны словоизлияния парня. Следом Польски обернулся в другую сторону и скорее всего попросил закурить у Беатриче. Тот дал сигарету и помог прикурить, а затем передал сигарету Колдуну. Я надеюсь, это обычные сигареты, а не наркотики!? Рядом с ним Маша, потом Кристина и Волчица. Между последними девушками стоял, в жизни бы не подумала. Младший Барс и что-то обоим девочкам шептал. Кристина подпустила к себе представителя мужского пола? А замыкал строй Виталик, который в этот момент увидел нас в окно и приветливо помахал.
— Где увидишь подобное разнообразие Бастардов и Аристократов? — повернулась я к Диме.
— Да, — согласился Дима. — А еще в наших рядах Баллиец!
— Точно.
Мы смотрели в окошко, пока ребята начали суетиться и что-то делать на асфальте. День был солнечный, от того очень приятный и заставлял ребят улыбаться. Сейчас Маша присела на корточки и, взяв в руки похоже мелок, принялась изображать из себя художника. Остальные посматривали на нее и что-то говорили будто диктовали.
— Ну и чем всё закончилось? — спросила я у Димы, пока наблюдала за изобразительным искусством теперь в исполнении Кристины.
— Медицинские центры уничтожены, корпорации уничтожены, почти все зверята уничтожены, город полуразрушен, много жертв, НО! Шмонт и Трески мертвы. А мне восстанавливать это дерьмо…
— И кто победил? — вопрос на засыпку.
Вместо ответа Дима улыбнулся глядя вниз через окно, мягко развернул меня туда и указал на рисунок:
Те, кому принадлежит народная любовь, — пояснил Дима, а я рассмотрела крупный рисунок, изображенный на асфальте. Розовое сердце, внутри него слева — голубая буква Х, справа — бордовое W. Раньше между нашими буквами всегда ставили знак vs, означавший прямое сопротивление. Теперь между буквами мы различили знак +.
Врач не смог прогнать меня из палаты Димы, и мы всё время разговаривали, поскольку ничем приятным не могли заняться, когда у нас подобная минутка свободная появится поговорить? Выздоровеем и начнется, а в тот день много разговаривали, иногда на повышенных тонах, иногда осторожно, трепетно, боясь обидеть другого.
Споры возникали на пустом месте, к примеру какую фамилию взять после свадьбы. Я хотела Вильмонт оставить, мне сразу по шеям надавали, и сказали тогда уж брать тройную фамилию. Ананина-Вильмонт-Хаски. А потом Дима заявил, что Ананина его первая любовь, а на мне он женится исключительно ради денег.
В тот же день Дима надел мне кольцом с именем Дима, а я ему с Аней.
Вспоминая историю нашей любви, честно говоря вздрагиваю местами от некоторых событий, но стараюсь стереть их из памяти. Нет, больше не злюсь на Диму. Он не только делал больно, но и много раз спасал. Я со счета сбилась сколько раз спасал с того света. Я уверена, в дальнейшем он не позволит себе ничего лишнего. И не заметно я как-то прониклась к нему доверием, даже не поняла в какой именно момент это произошло. Когда наши жизни висели на волоске пару дней назад или раньше, когда я нашла в себе силы простить его в Белесье? Главное я его не боюсь, и полностью доверяю, даже если иногда не согласна с его мыслями.
А еще мы договорились, что историю нашей любви никому и никогда не будем рассказывать. Кто какие подробности знает, пусть останется при этих знаниях. Но всех подробностей не расскажем никому, тем более нашим детям.
Пусть для всех мы останемся парочкой, которая решила скрепить миллионы семей, спит в разных комнатах и живет отдельной жизнью друг от друга. А всё остальное будем знать только мы.
Но когда мы покидали здание больницы с Димой внезапно впали в детство, и я нарисовала на асфальте новый рисунок, пусть весь мир узнает о нашей любви «Аня + Дима = любовь»