НеМир. Книга первая

Глава 12 Вилен

Я врываюсь в кабинет Вилена, жестом спрашиваю, поставлена ли Защита, и, после их утвердительных кивков, кричу:

— Эврика!!! Я все поняла…

… Несколько дней назад у нас с ребятами состоялся серьезный разговор.

— Бэмби, мы сами многого не понимаем, и не в нашей власти разобраться в этом.

— Рэд, подожди, вы — умные образованные люди, говорите мне сейчас, что не можете выяснить, в чем здесь дело? Да вы хоть пытались сделать это?

— Пытались, но безрезультатно. Нас тоже напрягает тот факт, что все в Королевстве завязано на духовниках и то, что они до абсурда обожествили всю науку. Но, если ты не можешь изменить ситуацию, то надо принять ее такой, как есть.

— Они извратили науку, они извратили веру в Бога, а ты убеждаешь меня в том, что с этим надо мириться? Да они же — неумные ограниченные фанатики. Да как ты — Прим, можешь мириться с тем фактом, что именно они определяют стратегию научного и духовного развития во вверенном тебе Королевстве?

Вилен заинтересовано спрашивает:

— Бэмби, что ты предлагаешь?

— Почему ни один жизненно важный энергетический и промышленный объект Королевства не может работать без их ритуалов?

— Не знаю.

— Это первое, что мы должны выяснить. А там будем решать, что делать с этим знанием. Как говорится, упремся — разберемся.

Мы с Виленом, невидимые для окружающих благодаря Иллюзорам, каждый день посещали различные ритуалы по запуску тех или иных механизмов.

Я внимательно следила за всем, что происходило, и не видела в этом ничего волшебного. Каждый раз по окончании молитвы, впадения в транс, и завываний простых рабов и граждан, работающих на объектах, очередной Посвященный Духовник, подходил к механизму, включал его… и начиналась работа… или выключал его… и работа заканчивалась.

Бедные люди… они до такой степени слепо верят в то, что сам дух Божий запускает станки, аккамустанции, насосы, да и вообще все виды технологического оборудования….

Вилен сказал, что никто, кроме Посвященного Духовника, произведшего определенный ритуал, ничего не сможет сделать, и, что ходят предания о том, что грешники, посмевшие-таки что-то сделать, потом умирают не своей смертью.

Почему?

Я два дня ломала себе голову, и нашла ответ…

— Все гениальное — просто. На них находятся чипы допуска.

Рэд смотрит на меня в шоке:

— Это как?

— Вот послушай, я внимательно изучила в библиотеке принцип возведения духовника в Посвященного. Помимо разной ритуальной, ничего не значащей, чепухи, обнаружилась одна очень интересная деталь… В конце возведения, Настоятель одевает на шею каждого Посвященного цепь с массивным кулоном. На что спорим, что в этом кулоне спрятан чип доступа?

Вилен смотрит на меня с пониманием:

— Бэмби, ты — гений! Точно, по-другому же и быть не может. Настоятель, точнее не он, а кто-то из изначальных Первых Настоятелей, получили в свое распоряжение эти охранные системы, которые использовали в наше с Рэдом… в нашем с Рэдом родном королевстве на военных и стратегических объектах. Сами чипы были помещены в кулоны, а в непосредственной близости от пусковых механизмов были установлены считывающие устройства для этих чипов. Считывающее устройство не видит чип — запуск не происходит, видит — и процесс активируется. Блин, да они же всю систему благодаря этому замкнули на себе, чтобы поставить ее в полную зависимость от их религии.

— Вот-вот, добавь к этому поддержание низкого интеллектуального уровня нации и получишь, в результате, послушное легкоуправляемое стадо.

— Да-а-а, и что делать будем?

Закончив обсуждение, мы подводим итоги: Рэд (я говорю: «Нет, лучше Вилен — у него с намеками отношения более тесные»), тонко намекает Настоятелю на то, что не будет конфисковывать у Посвященных их кулоны, а взамен мы получаем под свой контроль систему образования (мне удалось убедить ребят, что надо начинать с причины, а не со следствия: «Рэд, Вилен, поймите, корень зла как раз в том, что люди не разбираются в элементарных явлениях физики, в простейших процессах химии»), и только лишь после того, как появятся первые наши плоды (в виде выпускников со светским, а не с духовным образованием), мы будем решать куда нам двигаться дальше.

Мой деверь поднимает шутливый тост:

— За нашу Приму и Министра Образования в одном лице!

Я отвечаю ему в тон:

— Спасибо за оказанное доверие и за то, что на этот раз не обозвал меня Серым Кардиналом.

Плюхаюсь рядом с Виленом на диван, и, откинувшись на спинку, устало прикрываю глаза…

Я что, умудрилась задремать? Если и так, то буквально на пять минут, не больше. Из дремоты меня вывел, вскочивший на ноги, и умчавшийся вон из комнаты, Вилен. Как он дернул — такое ощущение, что у него расстройство, и его вдруг резко прихватило в туалет.

Я сонно прищуриваюсь и встречаюсь взглядом с Рэдом. Он коротко мне улыбается:

— Я сейчас, — и выходит вслед за братом.

Может, Вилену действительно нехорошо, и Рэд пошел ему помочь?

Вслед за этими мыслями, мне показалось, что в соседней комнате упало что-то из мебели… Нет, мне не показалось… Да что там происходит?…

— Вилен, сиди и не дергайся. Рэд, пожалуйста, оставь нас.

Это я повторяю уже не в первый раз с тех пор, как, войдя в комнату, увидела избивающего Вилена Рэда. Мне не хочется думать о том, чем бы все могло закончиться, не вмешайся я вовремя…

— Я никуда не уйду.

В который раз отвечает Рэд.

— Тогда уйдем мы, ясно?

Все, он меня достал… Точнее, меня достало его неумение, как подобает взрослому человеку, управлять своими эмоциями…

Мой муж изменился в лице, и я сразу почувствовала в горле комок из-за жалости к нему… усилием воли заставила взять себя в руки: Бэмби, с Рэдом расставишь точки над i после, сейчас же главное — разрулить ситуацию с Виленом.

Рэд говорит:

— Хорошо, я буду у нас.

Чего это, его «у нас» звучит так неуверенно? С чего вдруг? Бэмби… после, сначала — Вилен.

Я закончила делать последний шов возле надбровной дуги Вилена. Нос ему я тоже вправила неплохо. Аккуратно обхватываю его лицо руками, и вожу большими пальцами по его гематомам (я не удивляюсь скорости заживления ран на Вилене, потому что уже знаю, что им с Рэдом сделали операцию по генетической корректировке регенерации):

— Вил, ты уверен, что обошлось без сотрясения? Он же лупил тебя как боксерскую грушу…

Мой деверь кивает и благодарит:

— Бэмби, спасибо, со мной все будет в порядке и… иди к Рэду — ты нужна ему.

— Дорогой мой человек, а позволь мне спросить тебя вот о чем… С какой стати ты позволяешь своему брату распускать руки, а? Только не говори мне, что Рэд — сильнее тебя. Никогда не поверю, потому что не раз наблюдала за вами во время ваших тренировок в спортзале — вы с ним в единоборствах смотритесь практически на равных.

Вилен снимает мои руки со своего лица, целует мне пальчики, и говорит:

— Это неважно.

— Нет, важно. И я хочу знать…

Он выпускает мои руки:

— Бэмби, я очень виноват перед братом… Я так виноват… И поэтому не могу дать ему сдачи…

— Вил, что-то мне не очень…

Он проговаривает, глотая слова:

— Это я заставил его сделать ту операцию, это мой эгоизм взял верх над здравым смыслом, это моя жадность и тщеславие сделали из моего брата бездушное… бесчувственное… нечто. Его же и человеком-то можно было назвать с большой натяжкой… до того, как ты появилась в его жизни… Бэмби, я — последний подонок, понимаешь?… Мы с братом очень тяжело переживали гибель родителей, но Рэд особенно. Он так сильно тосковал по ним… Он каждый день рассматривал их фотографии, заставлял меня говорить с ним о маме с папой… Тогда, я использовал непростительный прием, чтобы уговорить его пойти на эту операцию… Бэмби, я сказал, что после нее, он не будет скучать по родителям… И Рэд сразу согласился…

Вилен жестоко страдает, вспоминая об этом своем поступке, и мне отчаянно хочется утешить его:

— Вил, что сделано, то сделано. Не надо, не смей пожизненно казнить себя за это. Мы все допускаем ужасные ошибки, но от нас и только от нас зависит то, как мы их исправляем и как учимся жить с их последствиями. Твоя жизнь принадлежит тебе, а жизнь Рэда принадлежит ему и только ему. Нельзя жить с чужим бременем, и ты должен прекратить жертвовать собой ради брата из-за своих прошлых ошибок. Чувство вины хорошо лишь для того, чтобы впредь не совершать не благие поступки, а не для того, чтобы держать его у себя перед носом, подобно морковке перед осликом, и тупо следовать за ним.

Вил опускает голову и качает ей из стороны в сторону:

— Бэмби, спасибо…

— Это уже второй раз за сегодня… Обычно ты не так щедр на проявление благодарности — может, все-таки, последствия от удара сильнее, чем тебе кажутся?…

Мой деверь улыбается:

— Спасибо.

— Нет, у тебя точно сотрясение…

— Бэмби…

Я его перебиваю:

— Вил, еще одно «спасибо», и я, как твой лечащий врач, пропишу тебе сутки постельного режима.

Он смотрит мне в глаза, берет меня за руку и говорит:

— Бэмби, я тебя люблю.

Фух, я аж вздохнула от облегчения. Ну наконец-то… Если бы Вилен, не сказал это сам, то мне пришлось бы взять инициативу в свои руки, и затронуть эту тему в ближайшее время. А мне очень не хотелось говорить что-то на подобии: Э-э, Вил, мне кажется, что ты в меня влюбился и… э-э, Вил, нам надо поговорить об этом. Б-р-р-р, нет, так бы я поставила и его, и себя в неловкое положение. Ну, Бэмби, вперед:

— Вилен, хорошо, что ты сказал мне это… Стало лучше и легче, когда ты знаешь, что я знаю?

Он тепло улыбается:

— Да, именно так.

Конечно, так. Моему деверю теперь не придется гадать что было бы если бы… Не знаю, как для него, но для моего склада характера, довольно мучительно находиться в состоянии неопределенности. Да любой бы на его месте, влюбившись в жену родного, и по крови, и по эмоциональной близости, брата изводил бы себя вопросами: сказать-не-сказать? как себя вести? а есть ли у меня шанс? а тварь ли я дрожащая или право имею? И т. д. и т. п. Теперь же самое страшное — непосредственно признание — позади, теперь уже от него ничего не зависит, теперь уже все в моих руках.

— Вилен, ты во всех отношениях достоин любви. Если попросишь, то я на досуге составлю малюсенький списочек твоих достоинств, страничек эдак в двадцать… Но я никогда не буду играть твоими чувствами, никогда не позволю себе причинить тебе боль, и поэтому, никогда не подарю тебе надежду на взаимность… Я люблю тебя как близкого и дорогого мне человека. Более того, я не представляю своей жизни без тебя, но четко при этом представляю без кого не смогу жить. Вилен, это не в моих силах — изменить свои чувства к тебе, либо изменить твои чувства ко мне… И я не имею права давать оценку твоим чувствам или советовать тебе, что с ними делать. Как ты думаешь, справишься сам?

Он мягко говорит:

— Не знаю, но постараюсь научиться жить с этим, и не мешать жить с этим вам.

Я выпрямляюсь на стуле, смотрю на него, как бы сверху вниз, и шутливо копирую тон школьной учительницы, которая хвалит ученика за правильное домашнее задание:

— А я никогда и не сомневалась в твоих способностях.

Мы немного посмеялись, и я вспомнила:

— Чем ты выбесил Рэда на этот раз?

— Твоего редкостного кайфолома?

— Вилен…

— Прости, ну, в общем, я поцеловал тебя при нем, когда ты спала.

— Ты… поцеловал меня при нем, когда я спала? Самоубийца… Ведь даже я бы не позволила себе такого при Рэде!

— Чего?

— Поцеловать себя при нем, когда я сплю.

Вилен громко хохочет:

— С тобой не соскучишься… Бэмби — ты прелесть…

Я уже встаю:

— Знаю — знаю, Капитан Очевидность… а еще я — такая умница, такая красавица… и такая… скромница.

Выделяю интонацией последнее слово, посылаю Вилу воздушный поцелуй и направляюсь к двери.

Мой любимый неуверенно смотрит на меня и спрашивает:

— Мне уйти?

— Нет.

— Бэмби, я не собираюсь оправдываться и просить у тебя прощения за то, что начистил Вилу морду…

— А я тебя об этом не прошу. Вы — взрослые люди, вот и решайте самостоятельно свои проблемы в ваших взаимоотношениях.

— Но ты…

— Рэд, я попросила тебя оставить нас, потому что не могла чинить начищенную тобой морду под твоим «под руку» взглядом.

— Бэмби, ты злилась на меня…

— Опять ты меня неправильно понял. Злилась я не на тебя, а на то, что ты пока не научился справляться со своими эмоциями.

Мой тон с течением разговора становится мягче:

— Вот как ты себя повел? Да как ребенок, который видит, что его партнеру по игре в песочнице нравится его любимая игрушка, и из-за этого дубасит своего товарища в стиле «не тронь — мое». Любимый, только ты не подумай, что я этим хочу задеть твое чувство собственного достоинства, но… мне понятна причина твоего незрелого управления чувствами — ты же совсем недавно вновь обрел их, и у тебя пока было недостаточно времени на то, чтобы научиться с ними справляться…

— Бэмби, ты мне поможешь?

— Куда же я денусь? Конечно, да. Только чур зарубить себе на носу, что это — сделка, и что процесс обучения под моим чутким руководством будет долгим и тернистым. Ну что, не передумал?

Рэд улыбается и крепко прижимает меня к своему, уже такому для меня родному (как же я раньше жила без него?) телу.

— Любимый, это — да?

— Да, моя хорошая…

Я отстраняюсь и ехидно смотрю ему в глаза:

— А ведь ключевым словом было «сделка».

— Бэмби, я же не знал…

— В следующий раз будешь знать.

Вот так, мой дорогой, ты еще не знаешь, насколько я злопамятная.

— И что же ты потребуешь взамен?

— То же что и ты тогда… Я тебя сегодня попробую… на вкус…

— Бэмби…

И целует-целует-целует… Надо придумать закон о запрете таких с ума сводящих и с ног сшибающих поцелуев… Только вот в чем загвоздка — законы-то в королевстве пишет именно мой муж…