Нелюди Великой реки. Полуэльф

ГЛАВА 10,

Очнулся я от боли. Под ребра, значит, ботинком…

— Что тут у нас? Полуэльф? Полусухое, значит… Фи, как примитивно… — Сказать, что дамочка, пнувшая меня, была одета вызывающе, означало погрешить против истины. Она была одета, как это… эпатажно, но в каком-то смысле стильно. Очень короткая зеленая переливающаяся юбчонка из магически обработанной ткани, черные лосины из тянущейся эластичной кожи виверны, жутко дорогие, красная шелковая мужская рубаха и жилетка из грубой беленой кожи. Завершали наряд огромные солдатские ботинки, надраенные, впрочем, до зеркального блеска, и желтая соломенная шляпка с зеленым бантом. Девочка-радуга такая… — Лучше взять нескольких человек, да чтобы разные группы крови… Коктейль, как я люблю, надо делать из крови высокого брутально-волосатого пузанчика лет сорока пяти с большими такими залысинами и молоденькой блондинки субтильного телосложения…

Стоящий рядом с ней худой и невысокий вампир лишь иронически усмехался — на него откровения подруги впечатления явно не производили… Или она с ним заигрывает так?

— И не полусухое, а полусладкое. И не просто полусладкое, а полусладкое игристое, — буркнул я, исключительно чтобы не молчать, — насыщенное углекислотой для скорейшего седативного воздействия! И сероводородом для изысканности фруктовых оттенков! Выпьете — не пожалеете!

— Игристое?.. Я люблю поиграть! — Из-под губы вампирши показались похожие на иглы клыки. — И я с тобой поиграю, мальчик, перед тем как выпить, обещаю!

— Ага, жду! — Подойди ко мне поближе, милая, и увидишь любимую шутку Петра Корнеева, которую он воспроизводит, только когда у него связаны руки и ноги…

Вампиры явно развлекались. Не знаю, что там у них происходит, но есть стойкое ощущение, что я попал на «пир», и его твари устроили неспроста. И слишком много народу притащили. Со своего места я видел еще, по крайней мере, с полдюжины человек, сваленных как дрова и связанных, как и я, по рукам и ногам. Многовато для ночной охоты. Точно, «пир»! Учудить такое — значит, сразу признаться, где у вампиров гнездо. Вычислят моментально. Придут — и всех осиновыми кольями… У меня даже пальцы ног в сапогах сладострастно подсогнулись, когда я представил, как опьяневших от крови и ничего не соображающих вампиров протыкают насквозь…

Похоже, вампиры собираются отсюда ноги делать и напоследок решили развлечься. Кто их знает, по каким причинам они выбирают место для гнезда, как происходят у них выборы мастера гнезда… Да и выборная ли это должность? Сомневаюсь… Но факт один — если они не полные идиоты, то должны после сегодняшнего пира бежать без оглядки. А это проблематично: после такого разнообразия крови, «коктейлей», как дамочка говорит, они правую руку от левой не отличат.

Лежащий рядом со мной мужичок из аборигенов тоже пришел в себя, стрельнул глазами направо, налево, пошевелил руками, попытался выпрямить ноги и подмигнул мне. Или это нервный тик был?

Заросший объемистой черной бородой, широкоплечий и жилистый, мужик производил довольно приятное впечатление. От его прищуренных глаз, постоянно перебегавших с предмета на предмет и обрамленных целой сеткой морщин, казалось, не могла укрыться ни одна деталь происходящего. Не такой взгляд должен быть у беспомощной жертвы вампиров, не такой…

То подтягивая колени к груди, «то вытянувшись, как налим», по выражению одного старого поэта, я подполз поближе к мужичку, усмехающемуся в бороду. Усмехаться и подмигивать он мог по тысяче причин, но я очень надеялся, что эти причины весомее того заряда хорошего настроения, который он получил от моей перепалки с вампиршей.

— Я — рыцарь Бонс Ингельмийский, — с готовностью сообщил мне мужичонка, подмигнув сразу двумя глазами, — я так и не понял, как у него это получилось.

На вид он был простым арендатором — не слишком образованным, но ловким и плутоватым. Такой «некондицию» за первый сорт впарит, потом догонит, скажет, что ошибся, второй сорт, не первый! второй! перерасчет сделает, деньги вернет, частично, и ты ему спасибо скажешь, удивляясь, что есть еще такие честные и благородные люди!

— Вы учились в Тверской академии? Мы знакомы? — Кажется, я повторяю ошибку другого рыцаря, Реймса, задавая слишком много вопросов одновременно. Но знакомство через Тверскую академию казалось единственным разумным предположением, почему мужик соизволил делать мне знаки.

— Я не учился в Академии, но мы знакомы, — шепотом признался мужик, косясь на вампиров, по счастью, увлеченных беседой, — друзья детства! Ты сын знаменитого эльфийского мага Лиинуэля Огненного, единственный, кстати, его наследник, хоть и полукровка.

— Позвольте, — я был несколько ошарашен, — я сын Андрея Корнеева и вижу вас в первый раз в жизни…

Потом я пригляделся к бегающим глазкам своего собеседника:

— То есть вы хотите сказать, что если вы рыцарь Бонс Как-его-там, то тогда я сын и наследник Лиинуэля…

— Точно, — посмотрев наконец-то мне прямо в глаза, произнес мужичок. — Приятно иметь дело с умным полуэльфом. — Ли-и-нуэля Огненного — запомни, это очень важно…

Когда к нам подошли вампиры, мы с мужиком, хм-хм, с рыцарем Бонсом, по-прежнему были единственными, кто находился в сознании. Естественно, что именно на нас умруны и обратили внимание. Удовольствие должно быть полным — чтобы жертвы мучились и боялись. Чтоб адреналинчик кипел… Я боялся и кипел.

Они специально подходили медленно. Наверное, улыбались… Мы не обратили на вампиров ровно никакого внимания, чем слегка их фраппировали. Мы были заняты «принципиальным» разговором.

— На сипаев нет надежды, они и нужны-то только ради минометов с пушками!

— Что вы говорите! Обученные войска, оказывается, никому не нужны? Крестьяне, ремесленники, контрабандисты — от них, значит, больше толку?! — Я начал распаляться. — Да от одного батальона сипаев толку больше, чем от пяти тысяч вашего сброда! И дружина твоя — тьфу! Дай мне полроты сипаев, и я разделаю твоих дружинников под орех!

Умрунов тоже было двое. Дамочка — та самая, только уже без жилета, рубаха слегка заляпана кровью, но красное на красном почти незаметно, глаза безумные, идет и подергивается вся, как под неслышную музыку… Полной ее противоположностью был уверенный в себе паренек из пришлых, лет тридцати по виду. Ровесник. Был. Сколько лет вампиру, я не знал и не стремился выяснить. Странно, но главным, то есть сильнейшим в этой паре оказался именно мужчина. Постарше? Когда «девочка-радуга» шагнула вперед, он остановил ее, приобняв за талию, и знаком попросил дать ему дослушать.

— Так дружина не только моя! Еще два рыцаря, у одного десять копий воинов, у другого — двадцать! Четверо копейных оруженосцев обученных! Полное вооружение, пулеметы, пушка полковая!

— Все они побегут, увидев «громовержец»!

— Смотри-ка, любители политики! — не мог не вмешаться вампир, поблескивая желтоватыми глазами. — О чем разговоры ведете? О заварушке в Твери?

— Об этом, — солидно подтвердил я, только сейчас замечая его в «пылу» спора. — И еще о том, что с вами Ашмаи сделает, когда узнает, кого вы схарчить собрались…

Вампир аж вздрогнул. Не знаю, как там с другими эмоциями, а вот страх никуда не делся. Боялся он, очень боялся… Кто ж такой Ашмаи, что его вампиры боятся?

— Вы знаете Ашмаи? — Вампир едва не поперхнулся именем этого загадочного человека, и я мгновенно вспомнил Виталю Стрекалова…

Бонс не ответил на вопрос. Даже головы не повернул. Боюсь, переигрываем мы. Я бы точно уже заподозрил розыгрыш.

— Спросить по-другому? — Вампир не угрожал — он, скорее, размышлял вслух.

— Ты обзовись для начала: все же с рыцарем говоришь… — елейным голосом проворковал Бонс, и мне стало смешно — вспомнил татуировку на руке пирата в «Острове сокровищ» Стивенсона. Сейчас мой подельник предъявит вампирам наколку «Удачи Билли Бонсу» — и этим докажет, что он рыцарь Бонс Как-его-там… Ингельмийский. А я предъявлю уши, доказывая, что я потомок славного эльфийского мага Лиинуэля Офигенного… Огненного, простите мой эльфийский…

Прокололись мы, прокололись сразу и по всем пунктам. Не может рыцарь сказать: «Обзовись». Рыцарь скажет: «Назовитесь, сударь!» или еще что-нибудь в том же роде.

Мой дурацкий смех только накалил обстановку. Вряд ли вампиры привыкли к тому, что их жертвы ехидно хихикали, перед тем как стать очередным блюдом на их вечеринке. Видно было, что верить нам никто не верит, но имя Ашмаи, вставленное мной в разговор из чистого хулиганства, неожиданно произвело на нежить определенное впечатление.

Вампир из пришлых махнул рукой, к нам подтянулось сразу несколько тварей, но после короткого перешептывания позиция наша не прояснилась. Зато сразу стало видно, что вампиры в этом кабаке не представляют некоего единого коллектива. И вампир-пришлый не является «мастером гнезда», если я точно помню звания и чины нежити. Их тут две группы, скорее, две компании. В одной — вампиры, одетые удобно, практично и неброско, «местные», как я окрестил их для себя, зато в другой! «Девочка-радуга» и еще несколько «гламурных» умрунов могли бы с полным правом претендовать на звание новогодней елки. Прям туристы, приехавшие развлекаться в «город греха»! Это у них от «человеческого» осталось — или благоприобретенное, вампирское? Если из меня вампира сделают, ни секунды, увы, не сомневаюсь, к какой группе примкнет мое неживое-немертвое тело…

Единственный плюс — праздник нежити мы подпортили. Умруны стали нервничать, кто-то побежал что-то выяснять, «девочка» попыталась вякнуть, требуя продолжения банкета, но ей дали такой подзатыльник, что она улетела куда-то в глубь помещения. Без сантиментов тут у них. Наконец трое умрунов сгрудились вокруг того самого вампира из пришлых и начали вполголоса совещаться. Я ничего не слышал, потому что эти заразы использовали какие-то свои чары, чтобы заглушить голоса, да и смарагд остался в кошеле. А кошель отняли умруны поганые… Мои шмотки, как и шмотки лежащих вповалку людей, лежали на барной стойке — их, конечно, вампиры между собой поделят, когда пир будет в самом разгаре. Рядом со стойкой ничком лежал тот, кто должен был мне помочь, — бармен этого заведения. Общипали «Гуся», выпотрошили и съели!..

Когда в расстройстве вернулся посланный, плотный такой и пожилой вампир-абориген с характерной внешностью коммивояжера, еще и обряженный в длинный, не по погоде плащ, стало ясно, что жизнь мы себе если и не сохранили, то хоть продолжительность ее на некоторое время увеличили.

— Этот с Белым говорил, — произнес незадачливый вестник, с ненавистью глядя на меня. Хотелось послать ему воздушный поцелуй, но руки были связаны. Хотел еще спросить как специалиста, почем нынче кубометр осиновых кольев брутто и нетто, без тары, но не решился, опасаясь испортить Бонсу игру.

Рыцарь Бонс, впрочем, смотрел на меня с не меньшим удивлением, чем умруны. А я пытался сообразить, кого имеет в виду вампир. С кем я говорил? Монахи отпадают. Реймс, трактирщик, но с тем два слова всего, Пантелей, жена Пантелея. Настя и Пантелей отпадают. Реймс — «Белый»? С чего он белый? Не блондин, в родовом его гербе есть что-то белое? Серебряное то есть. Нет, ничего нет. Да и знаю я его порядком. А вот хорошо ли знаю? И не потому ли он «белый», что как раз брюнет?.. Вполне в духе службистов. Но службисты и вампиры вряд ли заодно. Трактирщик? Трактирщик — это плохо, это значит, Сеня с Тимохиным в этом деле по уши замазаны… Нет, я не питал никаких иллюзий по поводу высоких моральных качеств чиновников Новых княжеств, особенно силовиков и контрразведчиков, но личности Василия Васильевича и вот Тимохина теперь, как выясняется, укрепили меня в мысли, что Новым княжествам нужна встряска.

— Ладно, эльфа на закуску, а вот рыцаря надо через меленькую терочку пропустить… — Это один из умрунов, черноволосый и горбоносый абориген в прошлом, высказал мнение, которое меня в общем-то устраивало. Правда, моего напарника оно не устраивало совсем. И вполне возможно, это высказанное вслух мнение было очередной проверкой меня на вшивость, поэтому я, прекрасно понимая, что самый тихий шепот не ускользнет от тонкого слуха нежити, успокаивающе пробормотал «рыцарю» на ухо:

— Не волнуйся, все выяснится… Ашмаи тебя в обиду не даст.

Главный вампир вежливо подождал конца моей пафосной речи, потом отпихнул меня ногой и указал своей девочке на моего напарника. Та, блеснув магической нитью на коленках, равно как и белками глаз, в которых не было уже ни одной мысли, подхватила Бонса за шиворот. Рывок — и «рыцарь» задергался в руке нежити сломанной марионеткой.

— Рыцарь, значит? — В голосе вампира звучало неприкрытое презрение. — И кто ж тебя в рыцари посвятил?

— Военная тайна! — Неожиданно твердый, даже торжественный ответ мужика не мог понравиться нежити, а я зауважал крестьянина: молодчага! Раз уж решил идти ва-банк, так не сворачивай! Ну, мальчиш, ну, кибальчиш!

Вампирша пару раз небрежно дернула кистью, словно в руках у нее был не живой человек, а половичок, который нужно было вытряхнуть, — «модная» внучка, прямо в своем навороченном прикиде, решила-таки сделать старенькому и полуспятившему дедуле одолжение, помочь по хозяйству…

У меня бы точно от таких рывков содержимое прямой кишки с мозгами смешалось, вот и мужичок только зубами заскрежетал, да по бороде у него поползла алая струйка. Не иначе, язык прокусил. Или из носа хлынула?

— А-а-а! — заорала вампирша, не смогла сдержаться при виде крови, потянулась к шее Бонса острейшими зубами, но была мгновенно отброшена от своей жертвы сильным ударом. Это их главарь вступил в дело. Вот тебе и дедуля. Железный малый, даже на кровь не повелся… Мой приятель мешком свалился на пол, от перелома шеи его спасло только то, что от его куртки оторвался воротник, оставшийся в руках вампирши-«радуги».

— Ты что?.. Я бы тебе оставила! — Визгливый голос девочки-вампирши был исполнен нешуточной обиды. — Ты же сам их мне обещал!

Вампир-мужчина даже не посмотрел на свою «подружку», ужасно напоминая мне многих моих знакомых, — на лице у него отпечаталась сакраментальная фраза: «Обещал — не значит женился». «Радуге» этот ответ явно был знаком, может, еще и по «невампирской» жизни, потому что она надулась как мышь на крупу.

«Старший» вампир присел на корточки, его отсутствующий взгляд, упершийся в Бонса, чем-то напоминал мне взгляд Аристарха. По счастью, не меня, а моего напарника вампир посчитал слабым звеном. Странно, а по моим ощущениям, слабым звеном был именно я.

Голос вампира был, что называется, «потусторонним», в самый раз для таких вот строк. Неужто из образованных, вампир-то! Это ж «Баллада о мести»! Древневиларская, и перевод, конечно, не мог дать той неизъяснимой заунывности, которой славились именно древневиларские баллады. Но неплохой перевод, под Жуковского. Выполнен Анатолием Александровичем Валюшиным, «Избранные баллады», издательство, само собой. Тверской академии, там еще эквиритмические варианты перевода были, год издания не помню, лет двадцать тому, страница… да кто ж ее знает? В начале где-то…

Все это промелькнуло в моем мозгу мгновенно, сбивая меня, впрочем, с какой-то важной мысли… Вот тут и проклянешь все на свете… Но Бонс не собирался отмалчиваться. Прямо глядя на вампира, он бодро закончил строфу:

Точнее, попытался закончить. Последний стих Бонс прочитать не успел: вампир закрыл ему рот рукой, оказавшись типом гордым и самолюбивым. Еще и оглядываться начал с самым вороватым видом. Не понравилось ему, что какой-то мужичишка рыцарские баллады знает? А вот Бонс удивляет меня все больше и больше.

— Так в какой стороне твой замок? — Что за странный вопрос вампир задает? Перефразируя балладу? Я бы на его месте не церемонился. А на этот вопрос я лично могу привести пятьсот вариантов, где может находиться замок… Скажу, например, что при Переносе развалился. Что враги захватили, что заложен за долги, да мало ли…

— Там! В Тверском пока еще княжестве. — Бонс паскудно усмехнулся, кивнув куда-то на север, в сторону Твери, а заодно с помощью кивка высвобождаясь из-под руки вампира. Крепкий орешек. Сейчас его убьют и выпьют, потом займутся мной. Как же я сразу не догадался: убей сильного — слабый сломается сам, — такая вот тактика будет.

Но вампир не проявлял признаков нетерпения. Он вопросительно и пристально смотрел на Бонса, а тот, ничуть не смущаясь, продолжил:

— Нам было обещано, что часть земель Тверского княжества будет разделена между рыцарями, получившими посвящение от… военная тайна, я же говорил…

То ли Бонс с вампиром знали что-то, о чем не имел представления я сам — вид у обоих был заговорщицким, — то ли мозг у вампиров в их мертвых телах ссыхается до размеров грецкого ореха. Ответы Бонса не удовлетворили бы и глупца Локтева из ярославской контрразведки, а вампир доволен, лыбится…

— Тогда почему ты здесь? — удивился вампир. — Почему не там? — Вампир издевательски повторил кивок Бонса. В сторону Твери.

— А из-за него… — «Рыцарь» скосил глаза на меня и замолк с видом человека, честно выполнившего свой долг.

— Еще интереснее! — Умрун повернулся ко мне, но не успел он продолжить своего идиотского допроса, как Бонс включился вновь:

— Я должен был встретить сына Лиинуэля Огненного и отвезти его… куда сказано.

— Это вот этого, что ли? — с брезгливой миной проговорил вампир, рассматривая меня с интересом, который я не рискнул бы назвать профессиональным. Скорее, гастрономическим. Жадный был такой взгляд и… липкий, что ли. Если бы на меня таким взглядом девушки смотрели, я и то бы сбежал, скорее всего.

— Точно! — Если бы Бонс мог ткнуть в меня пальцем, он бы это, несомненно, сделал.

— Сын самого Лиинуэля — полукровка? — А ведь фальшивит нежить, фальшивит. Я прям чую: словно подгоревшей яичницей воняет. Он знал заранее.

— И в этом была основная трудность! Узнали об этом случайно! — Бонса распирало от гордости. Вот этот играет — не придерешься! Плевать, что рожа на блин похожа, этот и Бориса Годунова сыграет в Нижегородском театре! Борода позволяет… Вроде бы Борис Годунов не носил бороды, брился, как европеец, а бороду придумал уже сам Федор Иванович Шаляпин — для оперы Мусоргского…

Главный умрун ненадолго задумался, кивнул своим мыслям, и я уже мысленно поздравил Бонсика с прекрасно проведенной комбинацией. В том, что наша кровь не достанется вампирам, я был почти уверен. Умрун усмехнулся — он принял уже какое-то решение, хотел распорядиться насчет нас, но неожиданно за его плечом оказалась молодая вампирша, и из груди старшего проклюнулось грубо и криво заточенное острие деревянного колышка.

Вид у девчонки был совершенно безумный. Кровью ее рубаха была заляпана теперь уже полностью, да вдобавок и пуговицы оторваны до пупа, так что нам с Бонсом открывался неплохой вид. Только оценить его по достоинству мы не могли — не в настроении были. Мы были в ужасе: наши ухищрения, тонкая игра Бонса, мои удачные импровизации — все пошло насмарку. «Радуга», очевидно, уже выпила нескольких человек, кабатчика и официанток, так что море ей было по колено.

— Ашмаи?!! — на губах «радуги» пузырилась розовая пена. — Да знает ли Ашмаи, что творит Белый? Знает?? Знает???

На каждое «знает» она втыкала кол в тело умруна. Если тот и знал ответ на этот вопрос, то скрывал это успешно. Партизан… Чуть поодаль слышались яростные крики вампиров, у «радуги» как-то неожиданно нашлись соратники, «гости» начали убивать «хозяев», и «пьяная драка» мгновенно переросла в «бытовуху». Умруны дрались друг с другом по всему залу кабака, причем «гламурные», как самые беспринципные беспредельщики, не брезговали осиновыми кольями. Или беспредельные беспринципники? Без осины соратники «радуги» проиграли бы моментально: хоть они и были в большинстве, но по силе не могли тягаться со своими старшими товарищами. Но и осина не всегда помогала: опьяненная кровью молодежь нарывалась на трезвых опытных бойцов, чьи удары и мгновенные передвижения сложно было даже разглядеть. Пока за спиной молодой нежити рычали бьющиеся насмерть вампиры, летали тела от наносимых умрунами тяжелых ударов, «радуга» с животным подвыванием тыкала и тыкала своего бывшего приятеля осиновым колом, причиняя ему раз за разом страшные раны, совсем не чувствуя, видимо, сопротивления мертвой плоти. Мертвый вампир — это смешно, помнится, говорила одна фэйри. Ничего смешного в многократно проткнутом трупе не было.

— Мы поклялись найти Белого! Нас никто не остановит! Никто! И я сама его обращу! — Вампирша не замечала, что ее жертва рассыпается прямо на ее руках могильным прахом. Наклюкалась! Скорчиться и замереть — авось не заметит! Пусть с другими вампирами дерется — «нашим» легче! Это было мое первое инстинктивное желание. У Бонса, как я успел мельком заметить, реакция была такая же. Только он успел картинно закатить глазки и грохнулся в обморок от избытка чувств. Притворяется, ловкач. Что называется, «в образе». Упал он так, чтобы оказаться поближе к рассыпающемуся телу вампира. Если тот совсем развалится, то как раз упадет на Бонса. А у вампира на поясе кольт военного образца в закрытой, правда, кобуре, а слева нож. Нож нам очень пригодился бы.

Вампирша, раскрыв пасть в страшной ухмылке, отбросила наконец тело своего бывшего напарника так, что он, перелетев через Бонсика и сводя на нет все его расчеты, упал на наших товарищей по несчастью, так и не пришедших в сознание. Отбросив в угол покрытый черной кровью колышек, словно он жег ей руки, красотка надвинулась на нас. А может, и вправду ручки жег?

Двое связанных мужчин и одна свободная, но безоружная девушка. Я так думаю, пятьдесят на пятьдесят. Если мужики «сработанные» и привыкли действовать в паре, то у них преимущество. Если девушка умеет не только шляпку носить и на каблуках ходить, чтобы ножки в коленях не подламывались, то преимущество у нее. В Великоречье все девушки умеют стрелять, но рукопашников из них сознательно редко кто воспитывает. Дочь ненормального эльфа Кемменамендура Арквейн — единственное известное мне исключение. Мараниек, фэйри и прочих полудемонов в расчет не принимаю. Но если девушка не совсем девушка, а вампирша неизвестного возраста, то два связанных мужика для нее просто мясо. Вот как мы с прилавка магазина забираем кусок грудинки или шинки, так и вампирша сейчас заберет наши жизни… Или, скорее, как в винном отделе два бутылки красненького по ноль сорок семь…

Пока в голове промелькнула эта не совсем радостная мысль, я успел переглянуться с Бонсом, согнувшимся так, что борода его почти касалась коленок. В эту же секунду раздались выстрелы: кто-то из вампиров «опустился» до огнестрела. Попасть даже под «дружественный» огонь никому не охота, поэтому «радуга», как ни пьяна была, а оглянулась, инстинктивно пригибаясь. Этим не замедлил воспользоваться Бонс. Разогнувшись, как стальная пружина, он всем корпусом ударил вампиршу под коленки, и мне ничего не оставалось делать, как выгнуться снизу вверх эдаким «прыжком лосося», только без копья между пальцами ног, в надежде зацепить тварь сапогами. Лососем, а может, и воблой, но в грудь я ей конкретно заехал. Получилось! «Радуга» завалилась назад, а я, оттолкнувшись от нежити, скользнул к выброшенному девкой осиновому колышку. Бонс, как я заметил краем глаза, попытался добраться до умруна из пришлых, чье тело так и лежало на связанных людях, предполагаемом «обеде». Не тут-то было. Меня потащило обратно с такой скоростью, что я чуть не зарыдал от бессилия. Проклятая нежить, с недостижимой для нормального человека скоростью вскочив на ноги, ухватила левой рукой меня за каблук сапога, а правой безошибочно схватилась за весьма потрепанный кирзач «рыцаря». Проклиная тугую шнуровку своей обувки, я попытался выдраться из цепкого захвата нежити, закручиваясь всем телом по часовой стрелке, по направлению к большому пальцу девчоночьей руки. Повезло, что вампирша «молодой» была, потом повезло, что она была правшой. И что девчоночьи ручки довольно-таки изящны… И еще повезло, что ловкий Бонс просто вынырнул из своего разношенного дерьмодава, сверкнув далеко не белоснежной портянкой, а нежить потянулась за ним вправо, пытаясь поймать желтую пятку «рыцаря» голенищем. Ну за двумя зайцами погонишься…

Я вновь, уже спиной вперед, толкнувшись пятками, рванулся к вожделенной деревяшке, врезался затылком в обшитый деревом угол, так что перед глазами заплясали золотистые искры! Но связанными за спиной руками я уже ухватил липкое от крови вампира оружие. Ухватил, чтобы немедленно выпустить его из онемевших пальцев. Слишком долго руки были связаны! Судорожно нашаривая колышек, я попытался окинуть взглядом схватку.

Пятка, конечно, не клинок, который мастер фехтования якобы может поймать ножнами… Уверен, «постановочная» схватка в исполнении Паолы Фэйри и тифлинга Игана, к примеру, могла бы включать в себя такой фантастический элемент. Но в «жизни» такого не бывает: вампирша промахнулась, вызвав у меня острый приступ злорадства, а потом с силой метнула злосчастный сапог точно в затылок ловкому рыцарю. Тот «поплыл», потерял темп, «радуга» бросилась к нему, а мне что делать? Я далеко, и руки связаны…

Помощь пришла, откуда не ждали. В стрельбу, раздающуюся со всех сторон, влился голос нового ствола. Видать, не только мы с Бонсиком умные. И не все, кто лежит без движения, так уж обязательно находится без сознания. Времени все-таки порядком прошло, и у одного из аборигенов, давненько уже, видать, очнувшегося смуглого харазца, предназначенного, как и мы, для «вампирского пира», хватило сообразительности, терпения и артистизма не проявлять себя до нужного момента. А когда прямо на пленника свалился мертвый умрун, харазец сперва снял нож с пояса нежити, а затем завладел его кольтом. Вот гаденыш! Он стрелял, опираясь на локоть, сжимая пистолет вампира тремя руками! Третья рука принадлежала самому вампиру, а вот поверху ее придерживал харазец, даже указательный палец вампира на спусковой крючок положил, защищаясь от «пост-посмертного» проклятия нежити. Да ведь не из аборигенов вампир — не стал бы он заклятия на оружие ставить… А все равно молодец харазец! Предусмотрительность и опыт! Меткости особой так не добьешься, но в двух шагах промахнуться невозможно. Пули рвали рубаху молодой вампирши, отбрасывая ее в сторону от Бонса. Упала! Ваш выход, Петр Андреевич! Я кувырнулся вперед, меня вынесло на колени, еще кувырок, а вот теперь — прыжок спиной. Не слишком удобно, но если упаду неудачно, так покачусь и попробую кувырок назад, но сейчас главное — не останавливаться! Закручиваюсь вдоль своей оси, спиной в неизвестность, в руках зажат злосчастный колышек, который я попытался установить перпендикулярно телу, и одна только мысль в башке: пусть кровь первого вампира не помешает осине сработать! Упал на мягкое, выгнулся, опираясь на затылок и пятки, вновь плюхнулся. Руки вроде бы оросило что-то теплое и липкое, так что еще раз, и еще, и еще! Если «радуга» протыкала своего дружка, дрожа от наслаждения, как маньяк, то основной моей эмоцией был ужас. Вдруг она жива! А я даже не вижу, попадаю я или нет! Вот сейчас тонкая рука в золотых браслетах перехватит меня за шею, оттянет подбородок, в артерию воткнутся острые клыки, и…

— Да хватит, хватит уже, сваливаем!

Это Бонс, которому безымянный харазец перерезает веревки на запястьях. В нашу сторону тоже стреляют, но меньше, чем друг по другу: надеются, видать, на продолжение банкета! Кабак уже заволокло сизым дымом от частых выстрелов, запах сгоревшего пороха был невыносим, но перестрелка не унималась. «Молодые» тоже перешли к огнестрелу, укрывшись за баррикадами из столов и стульев. Прям как дети, занятые новой игрушкой! Скоро им надоест дырявить друг друга почем зря, или они выбьют парочку особо ретивых, решат, что численное преимущество достигнуто, а затем какая-нибудь группа пойдет в атаку. Нам бы вот тут желательно оказаться подальше. И всего-то нужно проползти до входа, а затем по ступенькам вверх… Нереально…

Входная дверь влетела в кабак с ужасающим грохотом, все здание вздрогнуло от взрыва, нас ударило тугой плетью воздуха, оглушило и запорошило пылью глаза. «Молодых» вампиров, сгрудившихся как раз у входа, разметало в стороны, чем не замедлили воспользоваться их противники. Странно, но нежить не торопилась забывать собственных разногласий перед лицом новой опасности, «старики» продолжали отстреливать своих врагов, оказавшихся в невыгодном положении. Поэтому-то и прозевали стремительный рывок тонкой фигурки вдоль стены. Одним летящим прыжком покрыв расстояние между искореженным дверным проемом и баррикадой «старичков», девушка просто промчалась вдоль нее, изящно маневрируя между обломками мебели, и вампиры, мимо которых она пробегала, осели на пол ссохшимися мумиями. Если и было в руках нашей нежданной спасительницы какое-то оружие, то я его просто не видел, с такой скоростью она им работала. «Молодые» не успели воспользоваться неожиданной подмогой, как в дверях показалась коренастая фигура мужчины в пыльнике, с коротким помповиком в руках. Стрелять он начал, кажется, еще до того, как вошел в помещение кабака, и задача у него была только одна: отвлечь внимание нежити от фэйри. Ее я не сразу узнал — богатой будет, но вот Семена ни с кем не перепутаешь. Зря я, что ли, присматривался к нему всю дорогу от Кемменамендура до Конкруда — все решал, как валить буду, случись чего… А теперь даже рад, да что там, счастлив его видеть!

— Сеня! — заорал я от избытка чувств, размахивая освобожденными руками. Семен отвлекся, пытаясь рассмотреть в дыму и пыли, что делается в нашем углу, к нему тотчас метнулся какой-то хлюст в некогда розовой, а теперь серой от пыли рубахе. Под ухом защелкал кольт, вампир на секунду остановился, и опомнившийся Сеня разрядил в него остаток обоймы «тарана». Потом рядом оказалась Паола, и хлюст упал на пол, окончательно посерев, но не превратившись в мумию, — «молодой» был, точно.

Легким прогулочным шагом фэйри прошлась вдоль изрядно потрепанных «молодых», легко приседая над каждым, и сразу стало понятно, что бой окончен. Семен засунул помповик куда-то под пыльник, а я обернулся к «рыцарю» Бонсу. Тот сидел, сгорбившись, на корточках, положив руки на колени, а перед ним лежал почерневший труп харазца. Ошибся я: не на пистолет, а скорее, на нож убитого «радугой» вампира было все-таки наложено проклятие. Харазцу не помогло и то, что он держал на рукояти кольта ладонь «мертвого» вампира. Да и что там от ладони оставалось? Косточки одни, да и те рассыпались небось от первого же выстрела. Так, для собственного успокоения держал… Нож-то все равно пришлось просто так вытаскивать… А что ему было делать? Он же не знал, что Семен и Паола нас спасать будут. Знал бы, так лежал бы тихо и жив остался. А вот мы с Бонсом — вряд ли.

— Даже имени не узнал… Жаль парня… — огорченно сказал Бонс, поднимаясь. — Это твои друзья?

Догадаться было несложно: Семен шел прямо ко мне, набычившись и воинственно топорща свою рыжеватую бороденку, которая, кстати, и по размерам и по объемам проигрывала черной бородище Бонса вчистую.

— Друзья, — подтвердил я. — С такими друзьями никаких врагов не надо!

Фэйри стояла, уперев руки в боки, и шевелила губами, подсчитывая поверженных умрунов. «Радуга» и вампир-пришлый — за нами, четверо «молодых» и трое «старичков» — за ней. Странно, мне казалось, что вампиров было больше в разы. Никто не удрал? Нет вроде бы. У страха глаза велики, вот что это значит.

— Ты что, опух, салажонок?! — начал Семен в своей характерной манере. — Тебе что сказано было? Сидишь по адресу, нас ждешь! А ты где целые сутки шарился? И что потом сделал???

Нет, не может быть! Не мог я прослушать! Ну да, я в первый раз спускался с девяностометровой высоты по паучьей нити, так что был слегка обалдевшим, перед этим почему-то Паолы застеснялся, но вот такого мне Семен не говорил. Или говорил?

— Брось, Сеня, — вмешалась Паола, подходя и кладя руку Семену на плечо. — Забыл, с кем дело имеешь? Эльфу надо три раза сказать, заставить повторить, тогда только спрашивать. Они же с головой не дружат!

— Зато они с рыцарями дружат, — пробормотал я, глубоко уязвленный. Если отдать фэйри и Семену «рыцаря Бонса Ингельмийского» на съедение, авось с темы спрыгнут.

«Рыцарь» выпрямился, приосанился, выпятил грудь и, изобразив неуклюжий полупоклон, подбоченился. Рта он предусмотрительно не раскрывал. «Нормальный» рыцарь, тот же Реймс, уже предложил бы мне представить его «даме», то есть Паоле, и горячо благодарил бы ее, не скупясь на комплименты, но Бонс предпочитал пыжиться — так высоко он ставил свое «рыцарское» достоинство. Пришлось представлять рыцаря безо всяких просьб с его стороны. Бонс только кивал на мое несколько цветистое представление и не смог скрыть улыбки, явно впервые слыша, как звучит его титул из чужих уст.

— Хорош! — заключил Семен, бесцеремонно ощупывая взглядом «рыцаря».

Особенное внимание заслужили ноги героя. На одной ноге Бонса красовался порыжевший от времени кирзовый сапог с подвернутым голенищем, другая нога сверкала желтой пяткой: сапог-то с «рыцаря» вампирша сняла во время драки. Семену было, очевидно, начихать на «титул» Бонса — он больше глазам доверял, а Бонс своего вида ничуть не стеснялся, полагая титул явлением самодостаточным.

— Охотники? — несколько высокомерно спросил он, оглядывая в свою очередь подручного Тимохина и Паолу, оружейника маркиза Конкруда. — Новые Кудин и Варвара? Вот этих, — тут Бонс прям-таки царским жестом указал на останки вампира-пришлого и «радуги», — мы уделали. Наша добыча!

Мне эти имена ничего не сказали, но в глазах Семена мелькнуло понимание.

— Нет, не охотники, — ответил он, усмехаясь. — И не знаю, понравится ли Арраве, если ее будут называть Варварой. Что по второму вопросу, то на награду мы не претендуем. Бери себе все, не жалко… Пошли, Петя.

Довольный рыцарь нагнулся и начал искать свой второй сапог, мне уже охота была выйти с Семеном на свежий воздух, тем более что фэйри закончила освобождать от пут прочих бедолаг, «заготовленных» вампирами для их пира. Досадно, но одному из них, высокому и худому армирцу с длиннющими черными усами, помощь уже не требовалась. Пленники были свалены, как дрова, армирец лежал сверху и во время перестрелки поймал не менее пяти пуль. Случайных пуль — понятно, что никто в него не целился. Целились, скорее всего, в нас с Бонсом. А стрелки из умрунов аховые…

Разложив уцелевших на полу, Фэйри бегло осмотрела каждого, покачивая головой. Всем нужна была помощь целителей, только двое очухались и завертели головами, когда Паола поднесла к их носам небольшой флакончик зеленого стекла. Нашатырь или что ядренее? Я нашел на барной стойке свой кошель среди прочих, проверил, на месте ли смарагд и коробочка с «Кремом», оттер рукавом от пыли обе тетради — Виталину и сборничек Игана, — перебрал валяющуюся тут же снарягу — ага, гранаты — и пошел искать свой «чекан» по залу. Револьвер обнаружился возле неприглядных останков «молодого» упыря. Судя по обтягивающей кости коже, этот был обращен лет семь-восемь назад, не раньше. Весело было бы сгинуть от собственного оружия… На удивление, из «чекана» умрун успел выстрелить всего один раз. Рядом валялся собственный револьвер вампира, и было ясно, что мое оружие гад захватил про запас. Ну и еще чтобы «старички» до него не добрались.

Дозарядив «чекан», я решил полюбопытствовать, каково настоящее имя Бонса, да и распрощаться с ним, потому что чувствовал себя обязанным Семену, недвусмысленно сигналившему «на выход».

— Как тебя зовут на самом-то деле? — протягивая руку для прощального пожатия, спросил я.

— Да Бонс! — как-то даже обиженно ответил чернобородый, пожимая мне руку. — Я ж говорю: Бонс Ингельмийский, рыцарь!

Вот упрямый какой! Все никак с образом не расстанется! Ну и ладно, «рыцарь», счастливо оставаться!

Наскоро пожелав своему бывшему уже товарищу по несчастью доброго здоровья, я шагнул в развороченный дверной проем вслед за Семеном и, поднявшись на пару ступенек, наткнулся на его спину. Фэйри, замершая еще на две ступеньки выше, вдруг выставила вверх сжатый кулак, обтянутый новенькой лиловой перчаткой, а потом развернула кисть, указывая — «назад». Назад? Да что такое? Пришлось скатиться вниз по лестнице и занять позицию за все той же барной стойкой. Бонс, стоящий там же и прилаживающий патронташ — явно чужой, не подходящий ни по цвету, ни по качеству к его потертому поясному ремню, — вопросительно посмотрел на меня и спросил, поблескивая глазами:

— Ну что там, доблестный сын Лиинуэля?

Я чуть языком не подавился от смеха. А вот Семену и Паоле Фэйри было не смешно.

— Собрались у входа, заняли позицию, — доложила фэйри. — Много их, входить не собираются…

— Все ты, Петя… копался тут! — не удержался от шпильки Семен, у которого во всех его жизненных неприятностях был виноват, конечно, один-единственный полуэльф!

— Так давайте мы выйдем! — Мое предложение показалось мне самому образцом логики, но фэйри только отрицательно покачала головой. Семен не протестовал — он, кажется, смирился всегда быть при девушке на вторых ролях. И это заставляет задуматься… Что ж, я тоже на рожон не полезу, и вообще, раз Семен так обо мне заботится, то стоит проверить, до каких пределов простирается его забота.

Подручный Тимохина со своей экстравагантной спутницей заняли позицию за баррикадой «старичков» и о чем-то тихо переговаривались. Вид у обоих был не слишком радостный. Я напряг слух и услышал кое-какие обрывки разговора, прерываемые ужасными стонами: один из аборигенов, лежащих на полу кабака, как раз очнулся и начал стонать, пребывая, очевидно, в состоянии между явью и бредом. Но то, что я расслышал, не дало мне ответа на действительно занимающий меня вопрос: влюблен Семен в фэйри или ловко притворяется? Или фэйри разыграла меня там, в подвале у Конкруда? В этом подвале парочка действовала заодно, понимая друг друга с полуслова. А какие чувства испытывает к бывшему унтеру Паола? Помоложе не нашла? Или есть у Семена какие-то скрытые достоинства? И почему она ему нос у Конкруда разбила? Или у них «любовные игры» такие? С полудемоницы станется…

Вообще-то все: их жесты, то, как фэйри подходит, как касается Семена, — не оставляло бы сомнения в том, что эти двое знакомы… очень близко, если бы не одно «но». Я многого не знаю о фэйри и нормах поведения этого народа. Так что поостережемся делать выводы… Ни о чем таком интересном Сеня с фэйри не говорили, отношений не выясняли, а пытались сообразить, кто из гуляйпольских бандитов «крышует» кабак, в котором мы застряли, и чего от них можно ожидать.

Бонс тем временем полностью экипировался — понятно за чей счет. Приятно посмотреть на хозяйственного человека: эльфы, даже очень старые, в таких вопросах перед людьми как младенцы… Дорогая кожаная куртка, принадлежащая раньше одному из «модных» вампиров, абсолютно целая, без единой дырочки, только запорошенная пылью от взрыва, оказалась Бонсу почти впору, если не застегивать ее на груди, деньги достойный рыцарь ссыпал себе в непомерно раздувшийся кошель, не обошел вниманием и кассу кабачка, справедливо полагая, что мертвецам деньги ни к чему, — с собой в могилу не заберешь… Оружия у него теперь было столько, что он свернул в мешок какую-то скатерть и ссыпал стволы туда, не забыв отложить для каждого из наших бывших «товарищей» по вампирскому «меню» пистолет или револьвер. Оказалось, Бонс прекрасно помнит, что у кого было. Талант… Сомнительно, конечно, но он заслужил, пусть пользуется.

Нагруженный богатой добычей, этот «рыцарь» бесстрашно шагнул в дверной проем и заорал, обращаясь к кому-то сверху:

— Здесь рыцарь Борис Ингельмийский со свитой! Мы уложили девятерых вампиров! С нами раненые, им целитель нужен! Шевелитесь! — Последнее слово он произнес с такой одушевляющей интонацией, что я вышел из-за стойки — ноги сами вынесли! Не иначе, талант такой у человека. Я даже засомневался на мгновение — может, Бонс действительно рыцарь?

— Про Бонса я слышал… — Голос на верхних ступеньках лестницы был глухим, но властным. — Пусть выходят по одному… целителя позовите!

Семен, дернувшийся было остановить «рыцаря» во время его речи, затормозил, ощутив на своей руке железные пальчики насторожившейся Паолы. Я тоже сбавил обороты, хотя собирался сделать ровно то, чего не успел Семен, — заткнуть рог новоявленному аристократу, пока бандиты с нас не потребовали выкупа по «дворянскому» тарифу. Хороши бы мы были! Я не против дерзкой шутки, только «за», если кто-то что-то приврет или приукрасит, — без этого вся жизнь была бы серой и скучной. Но врать безо всякой причины, по моему глубокому убеждению, глупо. А на шизофреника Бонс не похож. Что он опять задумал?

— Окажемся в заднице из-за твоих шуточек — пеняй на себя! — очень нейтральным тоном пообещал мне Семен, полагая, видимо, что Бонс — тоже моя шутка. — Что собираетесь предпринять? — Это уже к Бонсу, но тот только досадливо дернул плечом. А неплохой получился жест — и не похоже, что рыцарь тренировался перед зеркалом. Я попытался вспомнить, известно ли мне что-нибудь о рыцарях из Ингельма, — но нет, ничего неизвестно.

— По одному выходите, на счет! — Новый голос, молодой и задорный, был усилен магически. — Руки над головой, оружие за ствол держать! Над головой! Первый!

Не успели мы посовещаться и принять оптимальное решение, как Бонс воздел над головой руки с крепко зажатой в них «скатертью-самобранкой» и поскакал вверх по ступенькам.

— Второй!

А выхода-то нет… Не глядя на Семена, я подмигнул Паоле и не спеша, выбрался из подвала, едва не ставшего мне могилой. Солнце било в глаза, от яркого света они стали слезиться, но я не делал попытки вытереть слезы, с любопытством осматривая гоп-компанию, организовавшую нам встречу. Не то чтобы людно — толпа! Впереди всех люди «бандитской внешности»: смесь камуфляжа и черной клепаной кожи, шляпы, банданы, кепки всех фасонов, злые, какие-то рубленые лица, наколки на пальцах. У всех самозарядки, особенно много СВД-П — даже обидно.

Некий толстячок в балахонистой куртке направил на меня магический жезл и комбинацию из хитро скрученных пальцев. Типа, фига от сглаза. Колдун щелкнул пальцами — ничего не произошло, и меня сразу же оттеснили от входа, уверившись, видимо, что я не вновь обращенный вампир. А то незаметно было… Нормальный некромант за десять шагов бы отчитался, что «живых» вампиров в округе нет, но этот то ли этот в коленках слаб, то ли перестраховаться решил…

Главный среди набежавших бандитов, мордатый такой парень, похожий на поросенка-убийцу, что-то обсуждал со здоровенным норлингом в гномьей кольчуге со знаками солнца на зерцалах и арбалетом в руках. Охотник? Он предводительствовал целой компанией разношерстно вооруженных норлингов, загружавшихся в грузовичок с кунгом. А что, их работа сделана… В кабине уже сидела отменно некрасивая короткостриженая черноволосая девица, во внешности которой отчетливо проступали причудливо смешанные черты сразу нескольких рас. Эльфы точно начудили с ее предками, хотя уши и не того-этого… Девица окинула меня неприязненным взглядом и поджала губки, узенькие и невыразительные. Не знаю почему, но меня потянуло сказать ей гадость. Может, потому, что до сих пор эльфийка Арквейн и полуэльфийка Паола вызывали у меня исключительно теплые чувства, как, вероятно, и у всех окружающих их мужчин. Старинная иллюзия: красивая девушка обязательно должна быть доброй, честной, умной и талантливой, — и тут попыталась предательски толкнуть меня в спину. И ведь ничего плохого девица мне не сделала!

Решив начинать избавляться от иллюзий и жить «настоящей жизнью», я, как благополучно прошедший «медосмотр», оказался в непосредственной близости от Бонса, приветливо махнувшего мне рукой. Рот «рыцаря» не закрывался ни на минуту, вокруг него толпились люди, и Бонс… распоряжался! Точнее, это было что-то вроде импровизированного митинга, посвященного, как выяснилось, чудесному спасению Бонса из лап нежити. Неожиданное внимание бандитов, жадные взоры набежавших откуда-то людей, внешне похожих на самого Бонса, то есть на крестьян-арендаторов с одностволками или даже бывших крепостных из всевозможных приречных баронств, пытающиеся пробраться поближе калеки и уроды всех возрастов, — у меня, если честно, голова пошла кругом.

— …и тогда коварная нежить, устроившая засаду на рыцаря Бонса Ингельмийского, была повержена, а сам он спасен! — Некто узкоплечий, с лицом, как топор, оттопыренными немытыми ушами, в длинном, до пят пыльнике стандартного серого цвета завершал явно не обогащенный подробностями рассказ. Голос тоненький, но как верещит-то вдохновенно — сам верит, наверное!

Толпа взорвалась приветственными криками и залихватским свистом, и я было решил, что это они Паолу увидели, радуются. Нет, не Паолу. У меня как-то и воображения не хватило представить, чтобы клакеры, просочившиеся в современность еще из античности, были востребованы не в Нижегородском театре, а на улицах далекого от искусства Гуляйполя. Народец орал, вылезший из подвала Семен только щурился, а вот Бонс, сдержанно раскланявшийся на все стороны, неожиданно поднял руку, призывая к молчанию. Затем взобрался на капот «полевичка», служащего в Гуляйполе чем-то вроде такси.

вполголоса продекламировал я неудачный агитационный стишок пришлых, посвященный одному из самых отвратительных предателей в их истории. В разгар войны с немцами этот персонаж призывал к поражению русской армии… Стоп, стоп, стоп, неужели я «разгадал» Бонса? Шпион, предатель и провокатор? На кого работает «рыцарь»? На Нижний Новгород?

— Что стало с верой наших отцов?! — спросил Бонс с горечью, почти не возвышая своего слегка глуховатого, «проникновенного» голоса прирожденного оратора. Эк его кидануло! Недооценил я Бонсика, недооценил… — Где храмы Четырех богов? Что стало с храмовыми школами? Где жрецы? И почему все они такие толстомордые?

Публика сгрудилась вокруг нового «Иеремии» поплотнее: если кто-то взялся за жрецов, то это дорогого стоит… Неужели и здесь кризис веры?.. Познакомлю Бонса с Сашей из христианского скита — во взаимных горестях они найдут взаимное же утешение! Типа у соседа корова сдохла — пустячок, а приятно!

Переждав ропот «митингующих», Бонс продолжил:

— Когда в Гуляйполе пришли слуги Кали, где были жрецы Четырех богов? Втянули животы в позвоночник, а языки в задницу, да попрятались по норам, как мыши! А потом пришли туги! И стали брать на рынке детей для жертвоприношений! Наших детей!..

Папаша прям, многодетный… Отец народа…

Бонс раскраснелся, в ярости сорвал с себя «вампирскую» куртку, с размаху бросил ее на капот «полевичка» и придавил ногой. Прям как некий французский маршал, топтавший в приступе ярости свой маршальский берет. С утра, правда, этот герой требовал от лакея подавать ему старый берет…

— Все молчали и смотрели! А почему? Потому что не осталось веры! Так куда она подевалась? Не знаете? Я вам скажу! Она ушла, потому что сейчас правит это! — В вытянутой руке «рыцаря» блеснул золотой — не иначе, из кассы кабака. С этими словами Бонс опять-таки с размаху кинул под колеса «полевика» тот самый злосчастный рубль. Вся толпа проследила взглядом этот бросок, сам «бессребреник» тоже. К монете моментально подкатил безногий калека с всклокоченной полуседой шевелюрой на небольшой тележке. Вида он был самого разнесчастного: полы надетой на худое голое тело засаленной телогрейки волочились по земле, пустые штанины были, в противовес, аккуратно подколоты и уложены по краю тележки на всеобщее обозрение… От земли убогий отталкивался двумя рогульками, зажатыми в кулаках, и сам вид этих рогулек внушал мне почему-то смутные опасения. Судя по тому, что другие нищие не решились оспаривать этот куш, не только мне…

Удивляюсь я Бонсу: не мог найти другого места, чтобы проповедовать. В Гуляйполе разрешено все, и то, что туги, «слуги Кали», покупают детей для жертвоприношений, никого смутить не должно. Или должно? Вполне может быть, что недовольство было, что называется, подспудным, и Бонс умело этим пользуется… Бежал же из города этот овощ, Слива, а он со слугами Кали напрямую был связан, как Паисий утверждал… А чего бежал? Брата почикали? Тугов прижали? А Бонс оседлал новый тренд?

— …и пока мы позволим пришлым приносить наших детей в жертву их новому идолу — Золотому Рублю, — не будет на нашей земле вольной жизни! Все мы будем рабами рубля, если не встанем грудью за нашу веру!

Как это Бонс рубли, пришлых и жрецов Кали связал, я не понял даже — прослушал. Нелогично же! А к деньге «рыцарь» явно с пиететом относится — если не по речи видно, так по поведению…

Народишко заволновался, и Бонсу пришлось вновь поднять руку:

— Я верну старую веру! Я дам вам волю! — произнес он глухим торжественным голосом в наступившей тишине. Стенька Разин, в натуре! — Но воля стоит дорого! Уж дороже, чем ваши дырявые шкуры! Хэй!

— Хэй! — ответили «рыцарю» добрых две дюжины глоток. Еще дюжина сурово молчала. Охотники, как ни странно, не уезжали, а девица в кабине грузовичка смотрела на Бонса так же презрительно, как и на меня. Эдакое «приклеенное» выражение на лице…

— Сегодня я иду на Тверь! Я возьму волю и землю силой оружия для себя и для тех, кто пойдет со мной!

Мне оставалось только удивляться такой наглости. Если Бонс такой дурак, что хочет присоединиться к восстаниям сипаев в Твери, то должен же он отдавать себе отчет, что восстания эти не могут окончиться ничем, кроме полного разгрома. Ведь это не просто грызня за власть — это вызов всем пришлым. Всему народу то есть. И все это в пределах одного княжества: оккупантов нет. Значит, гражданская война, даже не война, а — так, попросту заварушка. Рассчитывает погреть руки? Несомненно, учитывая, как он наварился на вампирах.

Бонс не по-рыцарски спрыгнул с капота «полевика», перемигиваясь с «топором», и тот, вспрыгнув на подножку все того же многострадального автомобильчика, немедленно возвысил голос:

— Рыцарь Бонс Ингельмийский набирает дружину! Айда за рыцарем на Тверь! Погуляем!

Э, нет, так мы не договаривались, надо прощаться с Бонсом, по второму разу уже и навсегда. И сделать это надо по-английски, тем более что в сутолоке это несложно. Я решительно собирался наплевать на правила приличия и тихонько слинять, как подошедший сбоку Семен прошипел мне в ухо:

— Останемся, Петя, посмотрим, что дальше будет…

Налетевший порыв по-весеннему теплого ветерка не оставил сомнений в том, что за моей спиной стоит фэйри, да и она не стала отмалчиваться, просветив Семена:

— Двое на чердаке. Зеленый дом на конце улицы.

Ну и я услышал, понятное дело. Бросил только быстрый взгляд на чердак капитального дома, шестого по счету от нас, на противоположной стороне улицы. В нем расположились, судя по вывескам, аж два казино и кабаре. Но угол острый, сектор узкий, неудобный выстрел будет… Никого на чердаке я, конечно, не увидел, но раз фэйри говорит, что там сидят, значит, сидят. Только с чем сидят? Одно дело с винтовкой со скользящим затвором, другое — с «максимкой» на станке. Ливанут очередью — прощай, Петя! Говорят, лучшие телохранители этого мира — тифлинги — могут определить степень опасности для клиента по таким признакам, о существовании которых обычный человек и не догадывается.

Тифлинги чуют ауру жизни, поэтому могут сообразить, сколько противников им противостоит, даже если враг за углом. Скорее всего, фэйри тоже обладают схожими талантами. Но напрямую спросить как-то неудобно…

Пока я размышлял, как реагировать на полученную информацию, Семен действовал.

— Снайпер на чердаке! — заорал он, толкая Бонса в спину.

Тот завалился вперед, а «глашатай» сверзился с подножки маленького внедорожника, зажимая рану в плече. Винтовочный выстрел — самозарядка, не перепутаешь. По чердачному окну немедленно открыли огонь, но особенно отличилась та самая не понравившаяся мне девица из компании охотников. Из ее тяжелого маузера вырывались серебристые молнии, бьющие в цель или летящие мимо, не знаю, но, без сомнений, слепящие всех остальных стрелков. Спасибо… Никогда такого не видел! Интересно, мои смарагды ее молнии остановят или нет? Если заклинания на пули наложены, то, значит, и пуля там, и заклинание. И значит, не остановят. Умно…

Разбираться, что там случилось, у моих спутников не было ни времени, ни желания. В кого стреляли все-таки? Паола ткнула меня кулачком в плечо, разворачивая, и мы, рванув в противоположную от стрелка сторону, сразу же завернули налево, за первый попавшийся дом, с высоким глухим забором, украшенным аж тремя рядами «колючки». Прошли вдоль здания, свернули и столкнулись нос к носу с Бонсом и еще двумя аборигенами, похожими на арендаторов, тащившими матерно ругающегося «глашатая», прижимающего к плечу окровавленную тряпку. Видимо, они тоже нырнули за угол, но с другой стороны дома.

— Судьба постоянно сталкивает нас, сын Лиинуэля, — высокопарно заявил Бонс. — И твои спутники уже дважды спасают мне жизнь! Давай со мной на Тверь! Не пожалеешь!

Смешно, но Семена встреча с героем не вдохновила: вон как нос воротит. Хотел, чтобы Бонс наградил его орденом? Пусть Тимохин наградной лист подписывает. Смотрел Сеня волком, и мне ничего не оставалось делать, как сказать Бонсу деловым тоном:

— Как до комплекса Тверской академии доберетесь, дайте знать — я вам схемку системы обороны нарисую!

Глаза Бонса смеялись, но голос его был сух и торжественен:

— Мы будем в гостевом доме «Черный дрозд». Вам я всегда буду рад, приходите!

Легкому прощальному кивку «рыцаря» мог бы позавидовать сам Владимир Кириллович, отпускающий делегацию гномов, прибывшую с дружественным визитом. Потом эта компаха обошла нас по широкой дуге, а раненый, зараза, все продолжал материться при даме — при Паоле то есть.

Семен кривился, но фэйри легкомысленно заметила:

— Душка! И борода такая… большая. Интересно, женат?

Я думал, Семен выпадет в осадок, но он лишь пожал плечами и предложил пойти перекусить, а то приключений слишком много — не по возрасту ему.