Некромантия. Практическое пособие

Глава 7

Кладбище преткновения, вернее, пустырь за ним, встретил огнями костров. Ветер пригнал с места стоянки табора запах дыма, шлейфом неслось разухабистое многоголосое цыканское пение, с бубнами и погремушками. И, да, ощутимо попахивало. Не сказать, чтоб прямо мертвечиной, но все же.

Наше появление не осталось незамеченным. А вы попробуйте не заметить орущий, как раненый бизон, древний колесный магмобиль, буксующий на кочках и брызжущий из-под колес дерном с ошметками земли и травы. Цыкане, собравшиеся у некой невидимой глазу черты, обозначающей, вероятно, границу становища, любовались нашим прибытием всем табором, включая детишек, старушек и кошек. Кошки осмелели первыми, посему мы с мастером, вооруженные, я — лопатой, он — мрачным взором и рюкзаком, подбирались к пестрым шатрам, путаясь ногами в шныряющих мохнатых тушках.

Несмотря на расхожее заблуждение, верховодили у цыкан женщины, потому первый вопрос был задан мне.

— Ой-вэй, зачем такой молодой-красивый ц лопатой и цтрашным мужиком к нам пришел? — завел речитативом цыканин, назначенный парламентером пинком в спину, и машинально брякнул по струнам треугольной китары.

— Трунь, — отозвался инструмент.

— Ой-вэй! — многоголосо воскликнули все, а следом надрывно завопил кошак, нечаянно затертый в сутолоке.

Я воссияла вечерней звездой и важно воткнула лопату в дерн.

— Одна добрая женщина подсказала, что у вас можно монстру купить, лопата и жуткий мужик у меня есть, только монстры для комплекта не хватает, — возвестила я и покосилась на Холина. Глаза некроманта обещали страшное, но волшебное слово “купить” сработало, и нас с музыкой и песнями повлекли за шатры, где в импровизированном загончике прогуливались… зомбокони. Четыре штуки.

У Холина натурально челюсть отвисла. Он потянулся потрогать ближайшую тварь, помахивающую огрызком хвоста у самой ограды. Подскочившая цыканка, выделенная табором для переговоров, звучно шлепнула некроманта по руке.

— Цразу купи, потом мацай!

Но мастеру было уже начхать на окружающих, он что-то плел — жесты неуловимо сменяли друг друга. Затем его руки замерли, я почувствовала толчок силы и увидела брошенную Холином сеть, аналог поисковой, но на пару порядков сложнее. Она оплела всех красноглазых созданий разом и подсветила управляющие схемы, как гирлянды.

— Эй, а твой цтрашный нам лошадков не попорцит?

— Нет. Видали, как понравились? — Холин восседал на ограде полуприкрыв глаза, балансируя на грани боевой трансформации. Костяка видно не было, но в опускающихся сумерках кожа некроманта источала потусторонний синеватый свет. — Сияет от восторга!

— Всцех купи тогда, ннэ?

— Обмен? — предложила я. — Ты мне четыре монстры, я тебе мобиль. — Мастеру же все равно за него ничего не будет, сам сказал.

— Цетыре за один?

— Четыре за четыре. Мобиль — повозка, колеса — лошадки, все честно, ннэ? — Я протянула руку. Цыканка важно пошевелила губами, сплюнула себе на ладонь и звучно шлепнула по моей.

— Обмен!

— Ой-вэй! — восторженно заголосили зрители сделки, затренькали китары, кто-то запел, жизнеутверждающе потянуло брагой.

Я подошла к загону и собиралась подергать вошедшего в транс Холина, но тот только притворялся. Тут же соскочил на землю, щелкнул пальцами по поперечине, и дерево рассыпалось пылью. Красноглазые твари потянулись к некромантской руке, как ласковые домашние песики. Затем он повернулся лицом, вернее, тем, что вместо него стало, к цыканам, и тролли молча раздались в стороны, пропуская Холина и мертвых лошадей. Я плелась в хвосте процессии с лопатой, внутренности завязывались узлом от исходящей от мастера мощи. У меня даже пальцы пощипывало, а кольцо на мизинце сделалось холодным.

— Ох и цтрашный у тебя мужик, — благоговейно выдохнула пристроившаяся рядом цыканка-переговорщица, вырвав меня из странного полусонного состояния, и поцокала. — А лопата тцебе зачем, э?

— А как с таким страшным мужиком и без лопаты?

Цыкане проводили нас до мобиля, дальше не пошли. Я обогнула зомбоэскорт и пристроилась чуть в стороне. Все-таки эта боевая форма жутенькая вещь и сквозняк оттуда через нее такой, что мутить начинает, как во время посмертного допроса.

— Мастер Холин, долго еще идти?

— До кладбища, там и прикопаешь.

— Кого?

— Их, — некромант кивнул на лошадок, плотоядно поглядывающих в мою сторону. Ближайшая вон и слюни попустила, но вожак стаи сигнала для трапезы не давал, и они не смели.

— Всех? — я вытаращилась на Холина в священном ужасе, даже его вид не пугал меня так, как перспектива рыть яму для четырех полноразмерных лошадей.

— Одну — обязательно.

— Да почему? — взвыла я.

— Считай, что меня чрезвычайно расстроило падение в рейтинге от ужасно привлекательного до просто страшного.

— Вы нормальный?

— Вообще или сейчас? — голос звучал иначе, неуловимое движение и Холин оказался рядом, тень под его ногами — подвижный сгусток мрака, шея выгнулась под неестественным для человека углом, а пряди черными змеями извивались от ветра с той стороны, потому что на этой ветер давно стих. В темном зрачке некроманта желтой точкой отразилась взобравшаяся в небо луна, заливающая пустырь медово-желтым светом. На другой половине лица в провале глазицы — синий огненный сгусток, холодный.

Меня пробрало дрожью и… трепетом. Да, это нужное слово. Я трепещу. И не смею отвести взгляд от его лица. И вряд ли Холина сейчас можно в полной мере считать нормальным и в полной мере человеком. Некроманты вне категории, стоящие одной ногой за гранью, не люди, вернее, не только люди. Он протянул мне руку с проступающими сквозь кожу и светящимися синим фалангами костей, на безымянном пальце медленно в такт биению измененного сердца пульсировал зеленым камень-артефакт. Я коснулась ладони. Синяя молния выстрелила вверх и в землю, словно дерево проросло сквозь наши руки снизу и устремилось в небо. Я вдохнула, как перед прыжком в воду или как перед мигом слияния в тандеме. Холин не просил войти, я и так чувствовала его краем сознания.

— Сейчас. Нравлюсь?

— Очень, — честно ответила я, он знал, что я не вру, а я знала, что он знает. Я ждала… не знаю, чего, но ничего не случилось. Жаль. Зачем ему вообще надо было…

— Что ж, можно и не идти к самой ограде, здесь тоже неплохо, — проговорил куратор, стряхивая мою руку и отступая. Выглядел он уже практически, как обычно, разве что глаза синим отсвечивали. — Можешь начинать. Первую зароешь со всеми положенными для зомби мероприятиями, на остальных потренируешь “тлен”, который я так от тебя ни разу и не увидел.

— Глядь, как вы здорово придумали! — буркнула я, с хрустом вогнала лезвие лопаты в дерн, сложила пальцы щепотью и шарахнула в ближайшую зомболошадь ожидаемым “тленом” и жгучей обидой на мастера, который развел меня на откровенность и… И все!

Тварь закатила зенки и рухнула. Три другие тоже.

— …! Тьма изначальная! — Холин шарахнулся в сторону кашляя и зажимая нос одной рукой, а второй вслепую искал по кармашкам на поясе фильтры для носа. Как там гномка говорила? До слезы? Она не нюхала это! Я прятала нос в сгибе локтя и тоже искала фильтры. Нашла, еще и зелья отхлебнула. Того самого, чтоб обоняние отбивать. Я запасливая. Стало легче.

Вонь можно было увидеть, если бы я рискнула открыть слезящиеся глаза. Пошарила рукой, нашла лопату и схватилась за нее, как за руку помощи. Рука, впрочем, тоже нашлась. Только сцапала она меня и, кажется, так же не глядя, как я лопату. Но покидающие мой затылок волосы были сейчас меньшим из бед. Холин что-то раздраженно колданул и источник накрыло сферой. Полностью вонь не отсекло — коварные частицы умудрялись проникать даже через магический барьер. Мы с мастером стояли метрах в пяти от купола и наблюдали, как туши стремительно превращаются лужи.

— Я случайно, — обреченно выдала я, совсем не надеясь, что объяснение примут, но молчащий Холин был страшнее Холина ругающегося.

— У тебя все случайно, только с завидным постоянством.

Покосилась на некроманта: морда каменная, губы в щель, брови сдвинул, а на лбу заглавными буквами и бегущей строкой нецензурное. Слова цедит по три капли…

— Это что?

— “Тлен”, мастер Холин, как вы и просили.

Он прикрыл глаза, вздохнул, поднял лицо вверх, как будто чувствовал кожей лунный свет и ему было приятно. Посмотрел.

— Переменная по массе, переменная по типу материи объекта, локализация воздействия. Это ваши ошибки, стажер Ливиу. Магмат сознательно прогуливали или просто природная неспособность к вычислениям?

— Вы же сами про интуицию говорили…

— Самонадеянность, помноженная на дурь — не интуиция.

— Невозможно учесть все и сразу!

— Все — нет, но многое. Поэтому, когда вы вкладываете силу, вы должны четко понимать, что собираетесь делать, как это будет происходить, и к каким последствиям может привести. А также принимать во внимание место и время воздействия, ваше настроение, состояние вашего тела, фазу лунного цикла, гуля под кустом смородины и степень раздражения куратора по практике.

Последнее он прошипел мне в лицо и сквозь кожу местами просвечивали абрисы боевой формы — все-таки взбесила. Руки Холин держал в карманах, наверное, чтоб меня нечаянно не придушить. Сердце кувыркнулось и комом застряло в горле.

— Идите… идите домой, Митика.

Я и пошла. Недалеко. На пару шагов. Уселась на комковатую жесткую траву и уткнулась носом в коленки.

— Мастер Холин… Я правда такая безнадежная дура?

Отчаянно хотелось порыдать. Главное, чтоб никто утешать не стал, тогда не разревусь. У меня так всегда, стоит кому-то проявить сочувствие в тяжелый момент — и я тут же в три ручья. Но пока не жалеют — нормально, переживу.

— Нет, не дура, просто это ваше урезанное академическое образование мало как к реальности соотносится. Я бываю груб и, наверное, жесток, но не потому, что негативно отношусь лично к вам… Просто не всегда рядом будет кто-то, кто поможет, подскажет и направит. Поэтому намотала со… шнурки на кулак, встала и пошла исправлять. С… стажер, мать твоя темный маг.

— У меня мама, между прочим, герой, — огрызнулась я, чувствуя, как тает в груди горький ком.

— Тем более, нечего героическую родню позорить.

— А сами?

— Поумничай еще. Лопату взяла и вперед.

— Да зачем лопату!? Чего тут рыть?

— Физический труд хорошо мозги прочищает.

Да, мастер Холин, как скажете, мастер Холин… и далее по тексту, все всё помнят, вот только я поймала себя на том, что губы мои разъезжаются в довольной улыбке.