Nekomonogatari(Black)

012

Демонический меч «Кокороватари», Убийца Кайи – как подсказывает имя, это клинок для убийства Кайи.

Только Кайи.

Смертоносное оружие для убийства одних лишь Кайи.

Иными словами, это смертоносное оружие не может убить человека, более того, это не только людей касается. Убийца Кайи не может рассечь ни одной формы жизни или объекта, не являющегося Кайи.

Несравненный меч, если ты стоишь перед Кайи, но бесполезная железка против любого другого существа. Можно сказать, даже хуже железки – он вообще не сталкивается физически с тем, что не являлось Кайи. Он был подобен бестелесному призраку, проходящему сквозь преграды.

Хотя, строго говоря, «Кокороватари», принадлежащий девочке-вампиру, был копией, подделкой, нужно заметить, что эта подделка обладала такими особенностями из-за того, что была создана фантастическими суперспособностями вампира в порыве безумия. Похоже, «настоящий» Убийца Кайи был подобен Зантецукену Исикавы Гоемона [79], способному разрезать всё, кроме аморфофаллуса.

Объяснять, зачем в моём нынешнем положении мне нужен был меч, убивавший только Кайи, не нужно.

Используя Убийцу Кайи, я смогу отделить Мартовскую кошку от Ханекавы Цубасы – от тела и разума Ханекавы Цубасы.

Рассечь только кошку – рассечь и освободить.

Я смогу рассечь её сдвоенную личность, как Гордиев узел, две стороны одной медали.

Я смогу изгнать только Мартовскую кошку, не раня Ханекаву, – можете считать это хвастовством, но это настоящий фокус уровня Ультра-С [80], недоступный даже специалисту Ошино Меме.

Оказалось, вышеупомянутый Ошино продолжал проигрывать Мартовской кошке. К концу Золотой Недели он проиграл уже сто битв. Только я мог дать ей отпор.

Только я.

Ну, поскольку я позаимствовал меч, постояв на коленях перед маленькой девочкой, хвастаться тут нечем – более того, нечем мне будет и гордиться.

И всё же.

Я могу закончить эту историю.

Без всякой подготовки.

Игнорируя намёки и логические связи, я могу положить конец этой истории.

И…

Этого достаточно.

– Этот демонический меч создан для вампира, так что я не могу им воспользоваться – только тебе это по силам. Так будет лучше. Хорошая идея.

Разрешение специалиста.

Получение одобрения – нет, едва ли, судя по голосу.

Даже если Убийца Кайи в самом деле создан для вампира, я думал, что специалист вроде Ошино всё равно сможет его использовать. А пусть бы и так… он не будет.

Столь удобный инструмент… результат без всякой компенсации – для него это будет нарушением принципов.

Обман, игра без правил. Будь проклят баланс.

– Да, именно. Похоже, ты сам понял. Лучше так, чем не зная, – ухмыляясь, сказал Ошино. – Как специалисту, мне нечего тебе сказать, но как другу – есть. Как твой лучший друг, я хочу предупредить тебя.

– Предупредить? О чём? – спросил я, чувствуя отвращение к его омерзительно неформальной, крайне дружеской манере речи.

Тогда он поднял три пальца.

– Не столько предупредить, сколько возразить. Во-первых. Если ты используешь этот меч, ты точно отделишь старосту-тян от Мартовской кошки – на первый взгляд, это отличная идея, можно сказать – ее реквием. Однако именно потому, что это лучшая идея, староста-тян будет готова к этому лучше всего. Мои сто поражений случились из-за её стратегий и тактик – и её знаний. Именно потому, что она была готова ко всем моим трюкам, я был связан по рукам и ногам. Разве то, до чего догадался даже ты, не будет первым, что учтёт Мартовская кошка и заранее примет меры?

Он загнул один палец.

– Возможно, – ответил я Ошино. Я поколебался и не стал возражать в ответ на его «даже ты», оставив это на потом.

– Если думать о вероятностях, она существует. Однако в этом я уверен – возможно, всё пройдёт хорошо. Я не могу ручаться, но у меня есть своего рода план.

– План?

– Ну, не совсем план. Ожидания.

Можно сказать, вера – если это произойдёт, я верю, что всё будет хорошо.

Не то чтобы у меня есть что-то на уме.

Но веры достаточно.

– …Хм. Хорошо, насчёт этого я тебе поверю, если ты сам не против.

– Не говори так, будто на что-то намекаешь. А как же ещё два предупреждения?

– О, нет – я отменю второе. Ничего не изменится, если я его озвучу. Так что скажу только третье, – ответил Ошино и согнул два оставшихся пальца.

Откуда эта нерешительность в последнюю минуту – нет, я так не подумал.

Потому что я мог догадаться, каким было второе предупреждение Ошино – я понимал его.

Да.

Я понял, Ошино.

Если ты не скажешь – мне это очень поможет.

Хотя ты никогда не хотел мне помогать.

Ни сейчас, ни когда-либо в прошлом.

Ты никогда мне не поможешь.

– Третье и последнее. Самое важное и самое практичное, как мне кажется. Арараги-кун. Ты готов к войне, я не буду тебя останавливать – но как ты найдёшь старосту-тян, прячущуюся в городе? Я смог сразиться с ней сто раз, потому что я специалист, я знаю техники для поиска Кайи – я могу найти их территорию и логово. И всё же я промахивался один раз из трёх. Сложно, потому что противник – староста-тян, и тебе, как любителю, будет ещё сложнее. Что будешь делать? Как начнёшь войну? Похоже, на этой стадии игры ты намерен положиться на меня?

– Ты говоришь так, будто готов выполнить мою просьбу, – сказал я, пожав плечами. – Не волнуйся, у меня есть план, а не только ожидания или вера. Я не буду трогать тебя. С этого момента мы пойдём разными путями. Ты ищи Мартовскую кошку как специалист, а я буду искать по-своему.

– Ха. По-своему, ну да.

– Ага. Это то, чего ты не можешь сделать, Ультра-С.

– Хм.

Тогда покажи, что ты можешь.

Делай что хочешь – будь то боевая сцена или драматичная, я не буду вмешиваться.

Так сказал Ошино, не пытаясь узнать, каким конкретно был мой план. Тот ещё у меня лучший друг…

Спустя тридцать минут после этой беседы…

Ровно тридцать минут.

Я не вышел искать Мартовскую кошку, как Ошино – я стоял посреди комнаты на втором этаже заброшенного здания, может, самого маленького класса из всех, и ничего не делал.

Я уже сделал всё, что было нужно.

Оставалось только ждать.

Казалось, если я отойду от девочки-вампира слишком далеко, демонический меч исчезнет раньше, чем его эффективность, он рассыплется на молекулы, так что мне нужно было оставаться внутри заброшенного здания, а выбор места сам по себе значения не имел. Класс школы должен был вполне подойти – да и привлекать много внимания было вредно.

Кроме этого, эта комната была на удивление хорошим выбором.

Потому что из разбитых, вероятно, детьми, окон этого класса, в которых осталось лишь одно целое стекло, была видна красивая луна, рассекавшая ночное небо, рассекавшая чёрное ночное небо, как будто это была картина, нарисованная известным художником…

– !…

Прямо рядом с этим шедевром, дробя бетон, пробивая его как пуля, появилась Мартовская кошка.

Игнорируя осколки, с рёвом пробив стальную арматуру, кошка легко приземлилась на четыре ноги передо мной.

Пол под ней треснул, а ударная волна сначала напугала обрушением здания, а затем прошла насквозь.

Появление сквозь пробитую тобой же стену. Подражаешь Шампу из Ранма½ в двадцать первом веке.

Если я не ошибаюсь, Шампу превращалась в кошку, если её облить водой.

Тогда она была довольно похожа на Ханекаву, которая превратилась в кошку, надев кошку.

Белые волосы.

Звериные уши.

Чёрное бельё, босые ноги.

Кошачьи глаза – Мартовская кошка.

Я задрожал, лишь увидев её.

Пока я стоял, Мартовская кошка подняла голову и…

– Арараги-кун! Ты в порядке? – спросила она.

Она позвала, не пытаясь скрыть волнения, так отчаянно, словно вот-вот разрыдается.

Даже сейчас она выглядела угрожающе – с такой же силой она могла прыгнуть на меня. Однако убедившись, что я просто стоял…

– Что такое? – произнесла она.

…она посмотрела вниз и медленно встала.

– Ты меня обманул [81].

– Ага…

«Похоже на то», – сказал я.

Я сделал очень простую вещь.

Кажется, на континенте игра в догонялки называется «ускользни от кошки» [82], но мне не хотелось играть ни в прятки, ни в догонялки.

Я бы предпочёл «пни банку».

А банкой буду я.

Я послал всего одно сообщение – написал Ханекаве: «Меня убивает вампир, спаси».

Это был крик о помощи, в котором не было ничего конкретного, и, следовательно, его можно было понять как угодно. Ханекаве этого было достаточно.

К счастью, я был человеком, дававшим бесчисленные поводы для волнения.

Обо мне нельзя было не беспокоиться.

Используя знания и силу воображения, Ханекава смогла нафантазировать себе всякого.

А затем она бросилась ко мне.

Как всегда.

Даже на весенних каникулах.

И вот так – умирал ли я, убивали ли меня, пытался ли я покончить с собой, она бросалась ко мне.

Эта ситуация была, так сказать, повтором – если забыть о том, что в этот раз сообщение было лживым.

Я извиняюсь перед девочкой-вампиром за то, что обвинил её, но сейчас только она могла сыграть эту роль.

Подобный план был недоступен Ошино, откровенно ненавидевшему игру в спасителя и жертву – или, по крайней мере, Ошино, совершенно не дружившему с машинами.

Если Ханекава не просила у меня помощи, я попрошу у неё.

Если кто-то захочет найти слабость в этом плане, то она заключалась в том, будет ли Ханекава, ставшая Мартовской кошкой, читать сообщения, да и носит ли она с собой мобильник – но я об этом не беспокоился.

Для старшеклассницы телефон подобен злому духу…

Если ей доступна идея переодевания, то и зарядным устройством она смогла бы воспользоваться.

Если кому-то хватит воображения, можете в шутку представить, как она держала его между грудями.

– Хм… а ты быстро, Мартовская кошка. Поразительно, уложилась в полчаса. Ты и правда нечто.

– Ты ужасен, Арараги-кун.

Мартовская кошка бросила на меня взгляд.

Прожгла меня насквозь.

– Ты солгал и напугал меня – это плохо.

– Ха-ха…

Я рассмеялся.

Как злодей.

Как Асураман.

На моём лице появилась улыбка.

– Что такое? – угрожающе спросила девушка. – Кое-кто тут злится. Что смешного?

– А, понимаешь, – сказал я. Указал на кошку, Мартовскую кошку. – Ты спутала стиль речи… Ханекава.

Указал на Ханекаву Цубасу.

– …

– Что такое, отличница? Разве Мартовская кошка не добавляла «ня» в конце каждой фразы?!

Кошка… Ханекава замолчала ненадолго, но в итоге сдалась и сказала:

– Ну ладно.

Так же, как и в самом начале.

– Или мне лучше сказать «ладно-ня» – хотя неважно. Когда ты узнал?

Она вела себя странно, в ней не чувствовалось вины или сожаления.

Точно.

Обычная Ханекава.

Ханекавистая Ханекава.

Ничего непохожего на неё.

Нет.

Никогда Ханекава не была чем-то, кроме Ханекавы.

Никогда она не была непохожа на Ханекаву.

Никогда она не переставала напоминать Ханекаву.

Никогда.

Значительная часть её сознания сохранилась… ничего подобного.

Раздвоение личности – не было никакого раздвоения.

Не было ни внешнего, ни внутреннего, ни чёрного, ни белого.

Если вывернуть наизнанку обратную сторону, получишь переднюю.

Тёмная сторона была настоящей Ханекавой.

Изменяй её, выворачивай её, она была собой.

Ханекава была Ханекавой.

Всегда и везде.

Все злые поступки.

Все шутки.

Всё это она сделала сама.

Как в сказке про Мартовскую кошку.

Её никто никогда не подменял.

Ханекава никогда не была одержима кошкой…

Если приглядеться, призрак окажется увядшей серебристой травой.

– Почему-то я понял это с самого начала. Я же всё-таки твой друг. Так что я не мог тебя спутать с кем-нибудь другим. Поэтому… я не мог понять.

Я выложил факты, не вкладывая в слова эмоций.

Почти монотонно.

Если бы я не говорил так, я бы не смог вести этот абсурдный диалог.

По-настоящему абсурдный диалог.

– Была ты одержима Кайи или поглотила его, ты всё равно осталась собой, Ханекава. Как будто твоя суть изменится, если изменится характер. Это ты. Ты сама. Если друг попросит у тебя помощи, ты бросишься спасать его – как кошка катает клубок, так и ты инстинктивно кидаешься к другу! Такая уж ты есть.

– Это…

«Это я».

«Правда?»

Ханекава осмотрела своё тело.

Её тело превратилось в Кайи.

Внешность чудовища.

– Точно. Хоть ты и зла на меня за обман, ты на самом деле вздохнула с облегчением? Тебе стало легче? Ты рада, что я не умираю, что меня не убивают? Ты рада, что сообщение было ложью?

– …

– Поразительно добрая, поразительно сильная. Слишком добрая, слишком сильная. Настолько добрая, что даже жить тяжело. Настолько сильная, что продала душу Кайи. Настолько правая, что другим тяжело быть рядом с тобой. Я принимаю то, что ты хочешь поспорить с этим – я не понимаю, но принимаю. Но знаешь, Ханекава… знаешь, Ханекава… всё-таки, Ханекава, такая уж ты есть.

Неси эту ношу на своих плечах!

Возьми её на себя!

Не отпускай её!

Чёрт, я забыл о прошлом комментарии.

Я не смог говорить монотонно, сорвался на крик.

Я не смог не вложить чувств в слова.

Я не смог не поддаться буре эмоций.

Я не смог не признаться Ханекаве.

– Проживи всю жизнь такой! Никогда не меняйся! Никогда не становись кем-то иным, кем-то другим! Ты родилась такой, ты выросла такой, ничего с этим не поделаешь! Ты уже завершена, закончена – пусть былое останется в прошлом. Можно сказать, это часть тебя! Даже если ты будешь отрицать это, ты не можешь отменить того, что это было! Не жалуйся, ты можешь только выдержать и продолжать жить!

– Что ты говоришь, Арараги-кун?

Ханекава услышала мой крик.

Она была в замешательстве.

Она была озадачена.

Наклонив голову, она выдавила из себя улыбку.

Напряжённую улыбку.

Жалобно выдавила.

– Не неси чушь – мне тоже бывает тяжело. Я могу что-то сделать, но что-то и не могу. Я человек.

– Ты не человек, – я перебил Ханекаву. – Ты доверила это тело Кайи. Не называй себя человеком.

– Это очень жестоко, Арараги-кун, – сказала Ханекава, продолжая улыбаться.

Как будто упрекая меня. – Ты должен знать, почему я стала такой. Просить меня продолжать так жить – очень жестоко. Слишком жестоко. Арараги-кун, пожалеешь меня?

– Нет.

Я ответил Ханекаве также, как ответил Ошино.

– Ты не знаешь своего настоящего отца, твоя настоящая мать покончила с жизнью, тебя кидало между семьями, в итоге ты оказалась с родителями, не связанными с тобой по крови, с кем ты не смогла создать семейных отношений. Ты росла в холодной семье, но заставляла себя быть нормальной, и из всего, что ты делала, это у тебя получилось – ты жила без проблем, как будто на военном положении, вот уж невезение! Тебе так не везёт, в смысле, ты такая несчастная! Но всё равно – даже такое нормально!

Это нормально!

Нормально!

Прекрати быть такой серьёзной!

– Всё хорошо, не думай об этом! Не беспокойся об этом! Ты не обязана думать о плохом просто потому, что ты несчастная, не нужно унывать потому, что не чувствуешь себя благословенной! Улыбайся, даже когда случается что-то плохое! Такой человек, как ты! Такой человек, как ты, после этого должен сделать вид, будто ничего не случилось, и вернуться домой, а потом жить со своими отцом и матерью, вернувшимися из больницы, такой же жизнью, как и раньше, без всяких изменений! Гарантирую, за всю свою жизнь, ты так и не помиришься с ними! Даже если в будущем ты станешь счастливой, это ничего тебе не даст, неважно, насколько счастлива ты будешь, плохое прошлое не исчезнет! Ты не сможешь заставить его исчезнуть, оно на тебя повлияет! Неважно, что ты будешь делать, неважно, что случится, несчастья будут копиться в твоём сердце вечно, всю твою жизнь! Ты будешь помнить, даже когда забудешь, мечтая всю жизнь! Ты будешь продолжать видеть кошмары все наши жизни! Мы будем видеть их – это факт, так что не убегай от реальности! Можешь играть с пешеходами или бегать в белье, но даже если ты выпустишь толику стресса, реальность не изменится!

– Не изменится…

Не изменится.

Не мутирует.

Не трансформируется.

Даже если ты наденешь маску, даже если наденешь кошку.

Даже если превратишься в Кайи – не изменится, не мутирует, не трансформируется.

Ты – это всё ещё ты.

– Мне вообще тебя не жаль, – повторил я.

Сказал так, будто требовал ответ.

Обвинил Ханекаву Цубасу.

– Разве не ты спасла меня? Если ты пошла по кривой дорожке, что мне делать?

Не делай из кошки повода.

Не пользуйся Кайи как предлогом.

Не делай вид, что чудовище было случайностью.

Не пользуйся несчастьями как топливом для взросления.

Даже если ты это сделаешь, в итоге только навредишь себе.

Кайи… его же на самом деле нет.

Кайи нет.

– Если ты говоришь, что хочешь высвободить свой стресс, я возьму это на себя. Я буду лапать тебя за грудь, когда ты захочешь, я буду смотреть на тебя в белье, когда ты захочешь. Поэтому – тебе нужно выдержать это.

У меня всегда будет на тебя время.

Потому что мы друзья.

Она молча выслушала моё предложение.

Ханекава Цубаса.

– Арараги-кун, ты ужасен.

«У меня голова болит, – сказала она. – Арараги-кун, даже если ты станешь звездой, героем тебе не бывать».

– Я не могу стать звездой, – я покачал головой. – Только вампиром.

И даже в этом я потерпел неудачу.

– Понятно.

Так ты не станешь… моим героем.

Не станешь.

– Я так думала раньше, но, Арараги-кун, должно быть, я тебе сильно не нравлюсь.

– Да, – кивнул я. – Я ненавижу тебя, Ханекава.

– Понятно. Я тебя тоже ненавижу, Арараги-кун.

С этими словами она с презрением отвернулась от меня и пробормотала едва слышным голосом:

– Сдохни. Cдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни…

Такая как я должна сдохнуть-ня.

«Ня», – сказала Ханекава как кошка и снова встала на четвереньки.

Двадцать когтей, изменивших форму, зарылись в бетонный пол. Недавно она такое же сделала в другом классе. Кошачьи когти можно втягивать и выпускать.

Умный ястреб прячет когти [83] – кошки такие же, хм.

Когти сами по себе – их таланты.

– Ня-ха. Примешь весь мой стресс, чудесно, – сказала Ханекава, стоя в той же позе.

Смотря на меня снизу вверх. – А можно мне убить тебя?

– Можно. Этого я и хочу, – ответил я девушке, разводя руки в стороны. – Я хочу умереть от твоей руки.

– Ладно.

Тогда, пожалуйста, умри.

Сразу после того, как я едва успел узнать этот голос – или, возможно, ещё до того.

Меня беззвучно разорвало.

Если быть точным, разорвало тело выше пояса.

Я не уверен, что она сделала со мной.

Может быть, меня рассекли её когти, может, пронзили её клыки, или же она протаранила меня.

Всё-таки кошка может атаковать только так – и ни одна из этих атак не смогла бы рассечь человека надвое.

Однако Кайи так дела и вели.

Удар в грудь вместе с болевым шоком, настолько сильным, что моё сердце чуть не остановилось, – моё тело было разрублено надвое, и со скоростью, сравнимой со скоростью синкансена, спина ударилась о стену.

Вот так.

Как в тот раз, когда Усуи-сан получил удар Гатоцу Зеросики, или в последние мгновения Фризер-сама, когда он сражался с супер-сайяном, что-то в этом духе.

Моя нижняя половина осталась стоять на том же месте, а я соскользнул по стене класса, в которую врезался, и упал на пол.

Ох.

Слишком низко.

– Ой.

Чувство боли начало работать с задержкой.

Глядя на разорванный бок, из которого вытекали мои органы, хлюпающие и блестящие, – боль, как будто издеваясь, пронзала всё моё тело, а не только рану.

– О-о-у-у-у.

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Однако в маленьком классе раздался вопль, мешающий мне остаться с болью наедине.

Похож был на крик кошки в яме.

Её вой стёр всё.

– Ня…НЯ-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я!

А-А-А-А-А-А-А.

Как будто отсутствие звука в момент удара было обманом.

Этот крик, казалось, можно было услышать по всему городу, крик, который мог разлететься по всему миру – и он принадлежал Ханекаве.

Нет.

В данном случае – Мартовской кошке.

Агония Кайи.

– А-арараги-кун! Что! Что ты… со мной сделал?!

Я увидел Ханекаву, лежащую на полу также, как я, спрашивающую меня вперемешку с криками. Вопрос в такой момент был знаком великого любопытства – но ответ был очевиден.

Я указал пальцем.

На мою нижнюю половину, продолжающую стоять.

– Что…

Ханекава лишилась дара речи.

В самом деле лишилась, потому что из нижней части моего тела, как замена позвоночнику, торчал японский меч.

Японский меч.

Разумеется, это был демонический меч Кокороватари.

Убийца Кайи.

– Ты… ты приготовил катану.

– Да. Проглотил её заранее – как какой-нибудь старомодный фокусник.

Как маленькая девочка-вампир.

Хотя девочка-вампир делала это иначе – используя свои способности, она превращала себя в ножны, я же просто запихнул катану в рот, как сваю, провёл её через живот вдоль позвоночника, через левую ногу и воткнул в пол.

Короче говоря, вертел.

Это было бы невозможно, если бы я не был вампиром – и даже тогда бесконечная регенерация, пока тебя убивает Кокороватари, была настоящим адом.

Поэтому я ждал Ханекаву стоя. Катана шла вдоль позвоночника, так что я не мог сесть. Если спросите, зачем я сделал то, что могло с адской болью убить меня, болью настолько сильной, что я почувствовал облегчение, когда меня разрубило надвое, – затем, чтобы спрятать Убийцу Кайи.

Чтобы спрятать её внутри своего тела.

И чтобы заставить Ханекаву расслабиться и неосторожно атаковать меня.

Можно сравнить это с набиванием боксёрской груши битым стеклом – Ханекава не удержалась и ударила её.

Поскольку это была бессмысленная стратегия, как и тогда, когда я лишился руки, спровоцировать её было сложно.

Мне правда жаль, что я наговорил кучу непристойных вещей, вроде того, что я хочу лапать её грудь или увидеть её в одном белье.

– ОХ, УХ, А-А-А-А-А! Но! Но… Арараги-кун, боль…

– Да. Ты сама не ранена, – сказал я. – Меч в моём теле называется Убийца Кайи. Я позаимствовал его у вампира. Это демонический меч, способный ранить лишь Кайи. Он ранил не тебя, а Мартовскую кошку в твоём теле.

Ханекава скрючилась и схватилась за правое запястье – судя по этому, она разорвала меня ударом правой руки.

Но на правой руке не было раны.

Естественно.

Он не ранил людей – Убийца Кайи резал лишь Кайи.

Убийца Кайи убивал лишь Кайи.

Это было одной из характеристик Мартовской кошки, из-за которой Ошино было так тяжело, – поглощением энергии, превращавшее царапины в смертельную рану.

Слабость.

Обморок.

Не будет таких жалких эффектов.

Спасения нет.

Убивает Кайи одной царапиной – в этом весь демонический меч Кокороватари.

– Ч-что?!

После моего объяснения на лице Ханекавы сложилось выражение искреннего удивления.

– Откуда вообще взялся этот нелепый меч?

– Ага. Ты никогда о нём не слышала.

Потому что я тебе не рассказывал.

Я узнал об Убийце Кайи прямо от девочки-вампира. Нет ни легенды, ничего – только тайный разговор.

История, рассказанная на весенних каникулах.

На крыше этого здания, наедине с девочкой вампиром в её высшей форме.

Время, проведённое вместе.

Воспоминания о беседе с Киссшот Ацерола Орион Хартандерблейд, одно из немногих сокровищ среди воспоминаний о том аду.

Поэтому я никогда не говорил об Убийце Кайи.

Даже тебе.

– Даже такой специалист, как Ошино, лишь недавно узнал, что она владела таким невероятным мечом. По-настоящему превосходящая человеческое знание катана.

– И Ошино-сан…

«Не знал о нём».

Ханекава застонала.

Ханекава не смогла скрыть замешательства. Я продолжил.

С гордостью.

– Если бы ты знала о существовании такого смертоносного артефакта, ты бы не заглотила столь примитивную наживку – любой бы догадался про ловушку с катаной, спрятанной в теле. Столь банально и примитивно, что даже стратегией назвать нельзя.

И Ханекава купилась на это.

Легко, бездумно.

С первой же попытки.

Потому что она не знала о ней.

Потому что… она не знала о ней.

– Ну, с другой стороны, это было лишь предположение – потому что ты могла узнать о существовании катаны не от меня. Радуйся, Ханекава – даже ты не знаешь всего.

– …

– Даже ты не знаешь всего, – сказал я, слабо дыша. – Поэтому не делай вид, что ты знала всё и потеряла надежду – сдохни, сказала ты, такая как я должна сдохнуть. Не говори такого, прекрати бегать от реальности. Ты тоже многого не знаешь! Вот почему! Я не знаю всего, я знаю то, что я знаю – ты так говоришь! Скажи мне это ещё раз, как всегда!

Кашель.

Мои последние слова смешались с потоком крови.

Огромный объём крови из живота и рта. С уличных фокусов я переключился на магию воды.

Не время для скучных шуток.

Я умирал.

И умирал жалко.

Я уничтожил Мартовскую кошку одной царапиной, но для этого нужно было получить удар, который пронзил бы меня насквозь (хотя я не ждал, что она оторвет верхнюю половину тела от нижней).

И, как и в случае с левой рукой, атаку Мартовской кошки сопровождало поглощение энергии, так что исцеление вампира не работало.

Более того, не было никаких намёков на регенерацию ниже моей груди – только кровь и внутренности бесконечно лились наружу.

Я бы мог силой присоединить нижнюю половину, пронзённую мечом, но в моём положении, это было невозможно.

Во-первых, когда я проглотил клинок и когда оторвало мою верхнюю часть, Убийца Кайи тяжело ранил меня, а я даже не заметил, насколько тяжела была рана. В любом случае, там уже началась регенерация бессмертного и неубиваемого вампира.

Я умирал.

Я умирал, сражённый рукой Ханекавы.

Я умирал ради Ханекавы.

Я на самом деле был счастлив.

– …

Конечно, я понимаю.

Я понимаю, что мои действия – это действия необычайного барана. Это очевидно.

Бесполезно.

То, что я сделал, – ужасно бесполезно.

Используя Убийцу Кайи, я могу изгнать Мартовскую кошку – но ничего более.

История закончится, проблема останется.

Стресс, висящий на Ханекаве, никуда не денется – также, как и проблемы в её семье.

Мартовская кошка будет уничтожена, вот и всё.

Иными словами, мы вернёмся туда, где были до Золотой Недели.

Эксперимент кошки по нападению на пятьсот людей ничего толком не изменит – хотя, возможно, это хоть немного поможет.

Если бы это сработало, Ошино и не проиграл бы сотню раз. Он бы всё закончил в первом бою. Плоды компромисса – я уверен, его второе предупреждение было именно таким.

Столкнуть ответственность на Кайи и отменить случившееся.

Иными словами, пойти неправильным путём – выключить питание на секунду, и попытаться начать с точки сохранения.

Мистер Резетти [84] из Animal Crossing разозлился бы на меня.

Трусливый, временный метод.

Импровизация в самом настоящем смысле [85].

Но это хорошо.

Я не собираюсь спасать тебя, Ханекава.

Помешать тебе стать убийцей? Помешать тебе убить собственных родителей? Теперь это просто оправдания.

Я хочу умереть ради тебя, без всякой великой цели.

Вот и всё.

А, точно. Есть ещё одна вещь, как бы сказать.

Хм… ну, нет, я уже сказал всё, что хотел.

Точно.

Да. Всё так, как я и говорил.

Держись.

Держись.

Ты многое можешь сделать, многое – ненавидеть, и даже после этого их останется много – держись.

Держись, будь счастлива.

Я умру, но я Кайи, чудовище, вампир, так что моя смерть за убийство не считается. Просто забудь меня побыстрее.

Теперь сама по себе добейся успеха.

– Ох…НЯ-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я!

В тот миг, когда я с самодовольным видом закрыл глаза, начался изумивший меня феномен.

Тело Ханекавы продолжало превращаться.

Всё ближе к кошке – руки и ноги покрылись белым мехом.

Клыки и когти снова стали аномально длинными.

Теперь она была похожа не столько на кошку, сколько на белого тигра.

– НЯ-Я-Я-Я-Я-ЯЯ-Я-Я-Я!

– …

Прежде, чем свеча догорит, пламя разгорается ярче – точно также проявлялась сущность Мартовской кошки.

Настолько сильно, что она могла захватить Ханекаву.

Хоть она и была мелкой рыбёшкой, низкоуровневым чудовищем, она всё равно оставалась настоящим Кайи.

Умирающая кошка теперь разрывала, насиловала разум Ханекавы.

Разъярённая болью от раны, она царапала Ханекаву.

Из-за того, что демонический меч отделил Ханекаву от Мартовской кошки, их союз начал распадаться.

– А-А-А-А!

– НЯ-Я-Я!

Крик Ханекавы мешался с визгом кошки.

Они перекрылись и синхронизировались.

Я не мог спокойно умереть под аккомпанемент их криков.

– Что ты делаешь, кошка?

Это неправильно.

Что ты будешь делать, если навредишь Ханекаве?

Ты забыла, зачем вселилась в Ханекаву – почему ты позволила Ханекаве поглотить себя?

Или твоя кошачья память просто не сохранила этих воспоминаний.

Это было не кошачье желание.

Это не было ни похоже, ни непохоже на тебя.

Ты так беспокоилась о Ханекаве, так сильно, что протянула ей кошачью лапу [86] помощи, потому что она не жалела тебя, даже когда ты лежала на дороге.

Она подчинилась правилам, морали.

Абсолютно безэмоционально.

Ты так сказала, и это правда – но это не всё.

Даже в моём случае, когда я стал слугой вампира и перестал быть человеком, Ханекава вообще меня не жалела.

Она не жалела меня, она не пощадила меня.

И она не сочувствовала мне – и не смотрела на меня сверху вниз.

Она смотрела на меня как на равного.

Точно, Мартовская кошка.

Умрём мы на улице, или станем слугами вампира…

– Мы не жалкие!

Я знаю.

Это не каприз.

И не возвращение долга.

Ты стала слишком похожей на Ханекаву – и вот почему.

Почему ты должна отпустить её.

Остановимся.

Прямо сейчас.

Прошу, остановись.

Услышь мою просьбу.

Если это продолжится, я умру не ради Ханекавы.

– Глупый слуга. Если столь грубо отключить питание, естественно, машина сломается.

Внезапно у меня начались слуховые галлюцинации.

Слишком больно.

На грани смерти я начал слышать всякое.

И это был даже не мистер Резетти.

Слуховая галлюцинация, в которой она ругала меня.

– ?!

Более того, слуховые галлюцинации – самый правильный термин, потому что в тот же миг я заметил, что она появилась над моей головой, настолько внезапно, что вопрос был не в том, сколько она там была, а в том, была ли она там вообще даже сейчас. Неопределённая сущность, Кайи – но она молчала.

Эта мучительная… нет.

Эта демоническая девочка.

Тень бывшей Киссшот Ацерола Орион Хартандерблейд, златоволосая, златоглазая маленькая девочка.

Она не могла говорить.

– Если бы ты был также хорош, как Мусаси Миямото, ты мог бы пользоваться веслом вместо меча. Но ты – полная противоположность. Как абсурдно ты обошёлся с моим мечом.

Ты приготовил из Кайи сашими.

Я думал, эта разговорчивая галлюцинация продолжится, но с хлопком, абсолютно безумным движением, она оторвала собственную левую руку. Как будто это была часть пластиковой модели. Конечно же, её рука не была частью пластиковой модели, так что из раны полилась тёмно-красная кровь.

Эта картина напомнила мне меня самого восемь дней назад. Девочка-вампир взмахнула своей левой рукой, держа её правой, и облила моё тело своей кровью.

– !…

Как я уже говорил, кровь вампира обладает исцеляющими свойствами – более того, это была кровь девочки-вампира, когда-то бывшей чистокровным благородным вампиром.

Эффект был мгновенным – из раны в животе, как хвост ящерицы, отросла нижняя половина тела.

В то же время, в центре комнаты, моя нижняя половина, пронзённая демоническим мечом, исчезла, будто бы испарилась, оставив лишь одежду, обувь и демонический меч Кокороватари.

В любом случае, как я мог так восстановиться, когда она должна быть тенью себя… понятно.

Я сразу нашёл ответ на свой вопрос.

Во время Золотой недели я как-то умудрился перекормить её кровью – перестарался, находя разные предлоги для того, чтобы напоить её. Даже после того, как я получил катану, я заставил её выпить еще. Не для того, чтобы выразить благодарность, а в качестве прощального подарка – и вот почему.

Вот почему сейчас происходит то, что происходит.

Именно по этой причине.

Она вернула себе слишком много вампирских сил.

Не так много, как на весенних каникулах – но вполне сравнимо.

Столько, что поглощение энергии Мартовской кошки было ей безразлично.

Я просчитался.

Я слишком полагался на интуицию, когда поил её – я переборщил с оценкой, крови оказалось слишком много.

– В самом деле, как всегда видишь только то, что прямо перед твоими глазами, слуга. Ты заставил меня жить – не думай, что я позволю тебе умереть.

«Глупец», – сказала она.

Сказала, не пытаясь скрыть неудовольствия.

Сказала без своей пугающей улыбки.

– Я покажу, как это нужно делать, узри же. Смотри, как нужно пользоваться Убийцей Кайи.

Это была последняя слуховая галлюцинация.

С самого начала я не мог ничего слышать.

Я только представил, что она мне это сказала.

Эгоистичное, чрезмерно оптимистичное желание.

Однако слуховые галлюцинации вполне хороши.

Слуховые галлюцинации – это отлично.

Если, конечно, эта девочка сейчас не была оптической галлюцинацией.

Она была здесь.

Она пришла ко мне.

Этого было достаточно – у меня из глаз полились слёзы.

– У… ня?

Девочка-вампир молча – также молча, как до этого момента, медленно приближалась к Мартовской кошке с видом короля, хотя она была лишь маленькой девочкой. По пути она мимоходом захватила демонический меч, торчавший в полу, и, будто бы не нуждаясь в нём, спрятала его в своём теле одним движением.

Не благодаря никого за еду.

Она вцепилась в шею кошки.

Начался обед.

У Мартовской кошки и так хватало забот с болью от пореза, у неё не было сил на то, чтобы стряхнуть её. Поглощение энергии начало работать в тот момент, когда клыки впились в её тело – но это не помогло.

Как будто поглощение энергии помогает против вампира.

Неважно, сколько энергии она высасывала, эта энергия тут же возвращалась.

Казалось, будто они поглощали друг друга, но разница в их способностях была слишком велика.

Красивый белый мех, начавший покрывать всё тело, медленно исчезал – Кайи Мартовская кошка, только Кайи, поглощался.

Его поглощала девочка-вампир.

Поглощался стресс Ханекавы.

– Всё хорошо… – пробормотал я.

Не желая вставать даже с восстановленным телом, я говорил, будто читал монолог.

Но это был не монолог.

Эти слова были обращены к Ханекаве.

– Всё хорошо, Ханекава. Мы оба не на должной высоте… мы невероятно несчастны, до смешного недооценены, сломаны настолько, что бесполезно нас чинить, но… мы будем такими всю жизнь, но это даже хорошо!

Не имея никакого к ней отношения, девочка-вампир исчезла, не оставив и тени себя. В классе были только я и Ханекава.

Кошачьи уши исчезли, волосы почернели.

Отпущенная девочкой-вампиром Ханекава стала такой, как раньше. Лёжа на полу, как будто спала, всё ещё в белье…

– И в каком месте это хорошо?… – сказала она, как будто ей снился кошмар.

Ох.

Ты права.

Всегда права.

В любом случае, счастливые, будто в мечте, залитые кровью, как в кошмаре, безумные, словно в вещем сне.

Мы смогли временно решить проблему.