Нежить

Глава 5, в которой леший Афанасий знакомится со знахарем (ведуном) Силантием, а также неожиданно встречается с его дочерью.

– Входи смелее, гость нежданный!

И Афанасий в дом вошел,

Помедлив чуть. Был голос странный,

Из преисподней будто шел…

Снаружи дом дышал на ладан,

Казалось, ветер дунь – снесет.

Внутри увидел – анфилада

Пустынных комнат вдаль идет;

Не обойти их и в недели.

Повсюду пауки в углах

В сетях серебряных воссели,

И эхо бродит в потолках.

Нетопырей полет бесшумный

Картину эту дополнял…

Отшельник жил здесь иль безумный?

Судьбину Афанасий клял.

Не склеп могильный, не пещера,

И не острог, и не изба…

Какой изгоя мерить мерой?

Дом ведуна – его судьба.

Вновь Афанасий огляделся,

Но не увидел никого;

Куда-то даже голос делся…

И леший крикнул: «Ого-го!»

Но поперхнулся криком сразу.

Из сумрака его ожгли,

Стеснив дыхание, два глаза –

Как будто факелы зажгли.

Был дряхл ведун – живые мощи,

Но все ж огромен, как медведь.

Подумал леший: «Тощий-тощий,

А в ухо даст – убьет же ведь!»

– Куда уж мне, – был голос тих,

Как будто тьма сама шептала. –

Когда-то был Силантий лих,

Но старцу драться не пристало.

Себя как удержать от мысли?

К такому леший не привык.

В своем лесу вольготно мыслил,

А говорить почти отвык.

Но с ведуном будь начеку,

Моргнет – и поминайте духа:

Потом всю жизнь кричи «кукареку»

Иль выпью на болоте бухай глухо.

Известна лешим лишь простая ворожба –

Проникли знахари в глубины колдовства.

Дала им силы лютая борьба,

Что нежить некогда лишила божества.

Пусть нежитью забыта Та Война,

Но страх невольный в памяти остался.

Предав забвению заслуги ведуна,

Ту боль запомнили, что он лечить пытался.

Не потому ль изгнали ведуна?

Как рядом жить, скрывая ужас, вечность…

Довольно, что кровавая луна

Карает их за прошлую беспечность!

– Не голова, а улей диких пчел…

Не можешь мыслить – говори толково! -

Услышал леший? По губам прочел?

Рой мыслей обуздало слово.

Он рассказал, а кое-что домыслил,

Что лешего вдруг в город привело;

Злодейства водяного перечислил,

И как ему дорогу всю везло.

Ведун не перебил его ни разу.

Молчал и слушал. Слушал и молчал…

За ним исподтишка безбровым глазом

С тревогой тайной леший наблюдал.

Но вот он смолк, и пот отер со лба.

Тень на стене движенье повторила.

«Туманна наша, друг, с тобой судьба», -

Она безмолвно будто говорила.

– Все повторяется, – услышал леший вдруг. -

Проклятие над нежитью витает.

Оно лишь совершило новый круг,

И сам себя в пяту змий вновь кусает.

– Лесной я дух, – промолвил леший робко, -

И для меня слова твои темны.

От них мне только тягостно и знобко.

Мы, лешие, не очень-то умны!

– Жила бы нежить в мире меж собой,

Когда бы не страдала головой.

И миром правили бы леший, водяной…

Доступно излагаю, дух лесной?

Ведун сурово на него воззрился,

И леший, вздрогнув, второпях кивнул.

– Но, видно, шибко человек молился,

И разум ваш пропал или заснул.

Любя вас приютила мать-земля,

Ее вы чада, а отец – природа.

Когда-то реки, рощи и поля

Кишмя кишели вашего народа.

И лишь затем пришел к вам человек.

Но не сказал, зачем он и откуда,

И что он поселился здесь навек…

Для вас он просто гость был ниоткуда.

Почти бессмертны духи, в этом дело.

Но человек, в короткой жизни спешной,

В порочное вселенный наспех тело,

Забыл, что светит дух во тьме кромешной.

Из праха он. Что может понимать?!

И, заносив до дыр чужое платье,

Он принуждает мачехой стать мать,

Уже на душу наложив заклятье.

Природы выродок, изгой,

Не смевший прежде даже пикнуть,