Нефилим. Том 1. Начало

Глава 4

Я то ныряла во тьму, то выныривала из неё. В момент очередного пробуждения, продираясь сквозь муть в голове, осознала, что кто-то держит меня за руку под нарастающий и очень знакомый низкий гул, сопровождающийся противным жужжанием.

А может быть, это жужжало в моей голове?

Думать было тяжело, почти невыносимо, поэтому я бросила это зряшное дело, поняв, что битву с собственным мозгом проиграю. Не разлепляя свинцовых век, заворочалась, пытаясь найти удобное положение, в котором не болели бы так сильно спина и шея. Но ничего не получалось. Что-то давило, ограничивая со всех сторон и не позволяя даже повернуться. Почувствовав себя в ловушке, я крепче вцепилась в чужую ладонь, прижав к себе в жалкой попытке найти в ней спасение, опору. Рука была непривычно большой и немного шершавой, но живой и тёплой, что принесло неожиданное облегчение.

Я замёрзла и дрожала. Это была очень неприятная дрожь, которая шла откуда-то изнутри, будто бы непосредственно от внутренностей, мелко-мелко сотрясающихся. Резко затошнило да так, что глаза распахнулись сами собой.

Дрожала не только я.

Дрожало всё вокруг, потому что… мы сидели внутри самолёта, и он взлетал!

– Ненавижу летать, – с трудом проговорила я, утыкаясь бессмысленным взглядом в невзрачный и весьма пыльный ковролин, покрывающий пол авиасалона.

– Что? – спросил голос, который моментально простимулировал жизнедеятельность в моём измученном организме.

Медленно повернула голову, слушая, как щёлкают позвонки, и уткнулась носом в иллюминатор. Гулко сглотнула, рассматривая сквозь стекло подрагивающее крыло, и с наслаждением выругалась. Потом повернулась налево и… выругалась ещё раз – громче, злее, грубее.

– Ты бы следила за языком, – лениво посоветовал мужчина в пальто, восседающий в соседнем кресле. Тот самый, который и отправил меня в продолжительный нокаут.

Глядя в неприязненное лицо, повторила:

– Я. Ненавижу. Летать.

Самолёт тряхнуло, моя душа в ответ на это провалилась в пятки, а после и вовсе улетела куда-то сквозь пол, в висках болезненно стрельнуло. Я попыталась сесть ровнее, но не смогла, с удивлением обнаружив, что моя левая рука застряла.

Застряла в кольце наручников, которыми была пристёгнута в ножке стола напротив!

– Что это? – выдохнула я, поворачиваясь к… как его там зовут? Забыла.

– Фиксация, – проронил нефилим, возвращаясь к неторопливому пролистыванию какой-то брошюры.

– Фиксировать своих эротических партнёров будешь, понял? – зло зашипела я и потребовала: – Отстегни меня, немедленно!

– О, Эмма! – появилась в проходе рядом с нами Стефа. – Ты проснулась!

– Я не то чтобы спала, – откликнулась хмуро, окинув сестру внимательным взглядом. Вид у младшенькой был вполне здоровый и даже довольный. Никаких внешних повреждений или других признаков, что к ней применяли силу или хотя бы пытались это сделать, не имелось.

Мне стало чуточку легче, а потому уже спокойнее спросила:

– Ты как?

Сестра правильно поняла суть вопроса.

Глядя мне в глаза, она просто кивнула.

– Принцесса, – обратился к ней щетинистый, – вернитесь, пожалуйста, на своё место. Полёт не продлится долго. У вас ещё будет время пообщаться.

Стефа закусила губу, бросила на меня неуверенный взгляд, но после одобрительного кивка молча отправилась дальше и села к нам спиной в одном из передних кресел. Мы с щетинистым находились в самом конце маленького частного самолёта, количество посадочных мест в котором едва превышало двадцать.

Быстро пробежавшись взглядом, я насчитала ещё пять макушек, торчащих над белыми спинками. Значит, все компаньоны щетинистого здесь же.

– Кронпринцесса, – сквозь крепко стиснутые зубы выдохнула я, искоса взглянув на соседа. – Я тебе это уже говорила. Трудно запомнить? Или твой крохотный мозг не способен усвоить такой большой объём информации?

Мужчина ничего не ответил. Вместо этого закрыл журнал, бросил на стол, а потом…

Его рука метнулась к моей голове, вцепилась в волосы и аккуратненько так ткнула лбом в стекло иллюминатора. Почти не сильно, почти ласково, очень нравоучительно и очень показательно.

Раздался треск… я не сразу сообразила, затрещало стекло или мой череп.

– Будешь хамить – и я выкину тебя из самолёта, поняла? – без намерения дождаться ответа спокойно поинтересовался нефилим, держа за натянутые волосы так, что у меня не оставалось выбора, куда смотреть: только на него. – Ты мне вообще не нужна, так, лишний балласт. Я согласился взять тебя с собой только потому, что леди Стефания рыдала и умоляла не бросать её сестру на улице, отказываясь уезжать. Так что, укроти свой гонор, у тебя прав – меньше, чем у тараканов на кухне.

И он убрал руку с моей головы, позволяя вцепиться в неё уже собственной.

Удар был болезненным как для моей многострадальной головушки, так и для самолюбия. Настолько, что аж выступили слёзы.

Но плакать было нельзя. Да и не работает это, по крайней мере, с нефилимами. С самого детства нас приучают к тому, что слёзы, боль, страх – всё это ничего не значит. Никого не волнует, насколько нам плохо, важно одно: что мы умеем и чем можем быть полезны для воинства.

Стараясь не показывать степень испытываемых страданий, я потёрла лоб, скрывая повлажневшие глаза. Отведя взгляд в сторону, с удивлением обнаружила сеточку трещин, расползшуюся по стеклу иллюминатора. Ещё чуть-чуть – и моей головой пробили бы дыру, нарушив герметичность салона, что привело бы к резкой потере высоты и вполне ожидаемой авиакатастрофе. Но, кажется, это никого, кроме меня, не волновало. С одной стороны, с чего бы нефилимам волноваться? Мы способны пережить такое происшествие почти со стопроцентной вероятностью. С другой – на борту находились не только нефилимы, а как минимум один вампир, чья выживаемость ниже, чем наша. Рисковать сестрой щетинистому не было никакого смысла, более того, с учётом её статуса и затраченных усилий на наши поиски, он должен был беречь Стефанию как зеницу ока. Суммируя, напрашивался только один вывод: он готов пойти на риск потерять кронпринцессу где-нибудь в лесах Коннектикута, рухнув с высоты десять тысяч метров, лишь бы проучить меня и потыкать моськой в пыльную обшивку школьного самолёта. И чем же я успела ему так насолить?

– Слушай, – повернулась я к светловолосому.

«Чёрт, как же его зовут-то?», – мне никак не удавалось вспомнить имя парня в пальто.

– М-м-м? – без заинтересованности откликнулся нефилим.

Познакомив моё лицо с иллюминатором, он не стал возвращаться к увлекательному разглядыванию глянцевых страниц. Вместо этого опустив сидение, устроил голову на подголовнике и прикрыл глаза с видом человека, намеревающегося качественно вздремнуть.

– Мне в туалет нужно, – заявила я, рассматривая его длинные густые чёрные ресницы, отбрасывающие выразительные тени на скулы. Я такие ресницы только в рекламе туши видела. А здесь всё натуральное, родное. Аж завистно стало.

– Что? – переспросил он, поморщившись.

– Писать хочу! – повысив голос, проорала я.

На нас моментально оглянулись несколько парней, сидящих впереди.

Мой надсмотрщик, ощутив чужое внимание, вызванное моим громким и весьма откровенным заявлением, сел, распахнул глаза и зло воззрился на меня. Я же постаралась свою злость спрятать, соорудив на лице выражение невинно-просящего недоумения.

– Что? – спросила, не выдержав его давящего на мозг взгляда.

– Ничего, – процедил сквозь зубы нефилим, с ловкостью фокусника отстегнул меня от столика, защёлкнул металлическое кольцо на своём запястье, спрятал ключ в карман пальто и со вздохом поднялся. – Пойдём.

– Куда пойдём? – изумилась я и вцепилась в подлокотник. Если возьмётся отдирать силой, то как минимум оторвёт вместе с частью кресла. – Я с тобой никуда не пойду!

– Ты же сама сказала, что тебе нужно… – раздражённо начал нефилим, но запнулся на полуслове.

Я благодушно решила прийти ему на помощь, повторив громко и разборчиво:

– Да, я сказала, что хочу писать! – а дальше уже тише: – Но это не значит, что приглашаю тебя с собой. Это не концерт, чтобы зрителей звать. Я там петь не собираюсь!

Мужчина вновь молча уставился на меня. Злость в его глазах удвоилась, а мне вдруг очень захотелось испытать границы дозволенного. Самоубийственное такое желание, на грани отчаяния. Но эксперименты с чужой психикой решила отложить до следующего раза, если таковой состоится, а потому просто невинно моргнула в ответ. И сидела, моргала словно оглушённая сова, пока парень в пальто не заговорил, чем безмерно меня порадовал. Моргать, сохраняя на лице выражение ошалелой идиотки, оказалось неожиданно утомительным занятием.

– Закрой рот. Встань. И иди за мной, – распорядился он таким тоном, который должен был бы простимулировать опустошение мочевого пузыря прямо на месте. Но мне повезло, мой мочевой пузырь оказался крепким орешком.

– Послушай, – вновь начала я, но уже с гораздо меньшей уверенностью. – Я правда не заинтересована в твоей помощи. С тех пор как меня отучили от горшка, я справляюсь со всеми своими жизнеобеспечивающими потребностями самостоятельно…

Договорить мне не дали.

Грубо схватили за шиворот и поволокли за собой между кресел в направлении туалета, который находился в другом конце салона. Я пару раз дёрнулась в попытке вырваться, но безрезультатно. Нефилим держал крепко и отпускать не собирался.

Когда он проволок меня мимо сестры, глаза Стефы изумлённо округлились. И она уже поднялась, собираясь что-то сказать, но я покачала головой, прося её не вмешиваться. Сестра нерешительно села обратно, но продолжила наблюдать за нами с усиливающейся тревогой на лице.

Нефилим дотащил меня до отдёргивающейся шторки, остановился и указал рукой на двери туалетной кабинки, выпуская ворот моей куртки из своих пальцев.

Я молча изучила дверь, поставила руку на талию и развернулась к надсмотрщику. Несколько мгновений мы созерцали друг на друга. Не знаю, о чём думал он, а мне почему-то вспомнилось, как вспыхнули его глаза в момент нашего первого столкновения.

Некроманты рождаются с даром пробуждать и повелевать мёртвыми. Вампиры обладают ментальной магией, умея влиять на чужое сознание. Белые ведьмы с лёгкостью влияют на силы природы, чёрные – без проблем проклинают и убивают с помощью ритуалов. А главным козырем нефилимов является физическая сила. К ней бонусом идёт уникальная регенерация и устойчивость, магическая и ментальная. Фокусы вампиров с нами не проходят, как и ведьминское волшебство, направленное непосредственно на нас, не работает. И мы умеем оправляться от таких ран, которые убьют любое другое живое существо на планете.

В отличие от всех остальных, нефилимы не владеют магией в привычном понимании слова, но зато у нас есть своеобразный энергетический ресурс. Это что-то вроде неисчерпаемого запаса сил, скрытого глубоко внутри каждого нефилима. Использование ресурса всегда заметно визуально – мы будто бы озаряемся изнутри небесно-голубым светом. Интенсивность света говорит об уровне силы и потенциале. Но несмотря на то что ресурс имеется у каждого, потому что мы такими рождаемся, не каждый нефилим умеет им грамотно пользоваться или, более того, развивать. К сожалению, у нас нет кнопки с режимом «вкл./выкл.», в которую можно было бы тыкать при потребности. Умение задействовать и грамотно совершенствовать ресурс – особый, высоко ценимый навык, который показывает степень мастерства нефилима. И то, что щетинистый без особо труда смог обратиться к своему ресурсу, просто кричало о том, что парень далеко не так прост, как могло бы показаться. Я, конечно, сразу поняла, что сделал он это не для того, чтобы победить в очевидно неравном сражении. А для демонстрации силы и угрозы. При желании он мог бы свернуть мне шею одним ударом. И никто бы ему за это ничего не сделал. Потому что по факту я первая на него напала, то есть, первой нарушила закон, запрещающий атаковать своих. А он лишь защищался. Но удивляло во всей этой истории не его милосердие, а его возраст. Щетинистый был слишком молодым для той мощи, которую продемонстрировал. На вид ему было лет двадцать пять. И хотя нефилимам удавалось сохранять свежий вид до глубокой старости, которая наступала годам к ста, статистика была печальной. Практически никто из нас не доживал до естественного заката жизни. Большинство погибали в сражениях, не достигнув даже полувекового рубежа. С учётом этого, вряд ли моему конвойному стукнуло больше тридцати пяти. Но даже для этого возраста глубина его ресурса была впечатляющей.

Конечно, я могла существенно ошибаться в расчётах, он мог быть статистической ошибкой, исключением из правила, но что-то в его взгляде подсказывало – он ещё очень молод. Наверное, причина была в том, как он смотрел на меня: наплевательски и холодно. Но без этой усталости и потрёпанности, что поселяются в глазах у каждого, кто пожил достаточно. И кого уже ничто на этом свете не способно ни удивить, ни обрадовать. Лицо может долгое время оставаться молодым, но ничто не способно подделать взгляд. Он всегда говорит правду.

– Чего уставилась? – вдруг грубо оборвал нефилим мои размышления. – Нравлюсь?

– Ну, как тебе сказать? – протянула я и почесала затылок, ещё сильнее взъерошивая и так сбившиеся в один большой колтун волосы. – Если честно, то не очень.

– Ты тоже не в моём вкусе, – с насмешкой выдал он и широким жестом вновь указал на дверь. – Прошу.

Я переступила с ноги на ногу, хотела выразиться чуть более вежливо, чем обычно, но не сдержалась:

– Парень, я, конечно, понимаю, что большинство мужчин не сильны в понимании женской физиологии, но чтобы справить нужду, мне необходимо попасть в туалет целиком, capisci2?

Ответом мне был характерный скрип зубов.

И я сдалась.

– Да никуда я не денусь из этой кабинки! – устало взмахнула рукой. – Там помещение два на два метра, из всех подручных средств только вмонтированные рукомойник и унитаз! Дверь закрыта, за дверью – ты! Единственный путь отхода – это смыться в толчок, но, если ты не заметил, я – чуть крупнее божьей коровки!

– Я заметил, – странным тоном протянул нефилим и скользнул взглядом по моему телу, странным образом задержавшись на вырезе футболки.

Стало неловко. Мне. Стянув куртку на груди, я нервно спросила:

– Ну так и долго мне ждать, когда ты уже, наконец, отстегнёшь браслеты?

Задумавшись на пару долгих мгновений, он отрывисто приказал:

– Дай руку.

Подчинившись, я вытянула вперёд конечность и когда уже знакомо щёлкнул замок, с облегчением вздохнула.

– Начнёшь дурить, и я отправлю тебя в багажный отсек, – вновь взялся угрожать щетинистый, почему-то изменив намерения. Сперва вообще десантировать собирался. – Остаток пути проведёшь там.

И подкрепил свои слова скупой улыбкой, от которой у меня внутренности свело.

– Да поняла я, поняла, – проворчала и вошла в туалет, сразу же проверив надёжность дверного запора.

Кто его знает, что этому большому дяде взбредёт в голову? Ещё полезет документировать, чем я тут занимаюсь.