Нечестивые джентльмены

— Мы что, опять прощаемся? — спросил Сариэль.

— Всё равно это произошло бы рано или поздно. — Я шагнул в пустоту и мягко слетел на землю. Высоко над головой Сариэль прошептал слова прощания, и я шепотом ему ответил. Больше мне было нечего ему сказать.

Глава девятая: Перчатки

Утренний свет заливал гостиную Харпера и отражался от белоснежных стен. Несмотря на тёмные стёкла очков, я время от времени вздрагивал всем телом. Капитан вручил мне чашку кофе и сел напротив на стул с прямой спинкой.

Его волосы были влажными и чистыми. Одежда отглажена и накрахмалена до хруста. Свежесть и аккуратность лишь подчёркивали его усталый вид. Под глазами залегли тени, бескровные губы сжались в тонкую линию. Измождение странным образом ему шло. Я привык видеть его измотанным. Оттого что я ожидал увидеть его таким, создавалось впечатление, будто я его знаю.

— Как сегодня твоя спина? — спросил он.

— Нормально. — Порезы ещё болели, но какой смысл обсуждать это? Я отпил из чашки. Кофе был горячим и слишком крепким.

Харпер подлил себе сливок и всыпал три ложки сахара. Чёрные перчатки не мешали ему ловко управляться с маленькой серебряной ложечкой. Солнце освещало его со спины, и вокруг его тёмного силуэта обозначился яркий белый контур.

— Вчера ночью сгорел дом Эдварда, — сказал он. — Ему повезло, что поблизости оказалось двенадцать инквизиторов, когда начался пожар.

— Везение тут ни при чём.

— Что ты имеешь в виду? — удивился он.

— Я был там. Я видел девочку, которая подожгла дом. Она сказала, что хочет, чтобы Эдвард выбрался живым.

— Что? — потрясённо уставился на меня капитан. Приятно было видеть эмоции на его лице. Через несколько секунд он овладел собой. — Кто такая эта девочка?

— Она не назвалась. — Я отхлебнул немного кофе. — Она маленькая. Сначала я решил, что это ребёнок, но потом, когда смог рассмотреть её получше, понял, что она достаточно взрослая. Думаю, она состоит в Добрых Согражданах. Она упоминала Лили и Роуз, о которых Питер Роффкейл писал твоей сестре.

— Лили Абаддон, Роуз Хеспер. — Закрыв глаза, Харпер потёр лоб, будто у него болела голова. — Наверняка она из Сограждан. Что ещё она тебе говорила?

— Немного. Она была не в лучшей форме…

— Ранена?

— Физически нет, но мне она показалась слегка помешанной. — Я насыпал в чашку несколько ложек сахара. — Она сказала, что хотела помешать очередному убийству, но опоздала. Мальчика звали Том. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Томас Миллз, — нахмурился Харпер. — Тело обнаружили прошлой ночью, примерно за час до того, как начался пожар. Рана на животе была неглубокая. Девочка, наверное, спугнула убийцу, и он не успел закончить начатое.

— Убийц, — поправил я. — Она сказала, что Тома убили они. Так что убийц несколько.

— Но она не назвала никаких имён?

— Нет. Мне кажется, она думала совсем не об этом.

Я помешивал кофе, вспоминая Блудную. «Эдвард невиновен». Если она не собиралась причинять ему вред, зачем тогда подожгла дом? Я спросил себя, знает ли она об исчезновении Джоан Тальботт.

— Кто-нибудь пострадал при пожаре? — спросил я.

— К счастью, нет, — нахмурился Харпер. — Вчера я даже обрадовался, что Джоан пропала. Пожар начался в её комнате. Если бы она была дома, то скорей всего погибла бы.

— Думаешь, это совпадение? — Мне это казалось маловероятным.

— То, что первой загорелась её комната? — Харпер сделал глоток кофе. — Не знаю. Я так устал, что даже не пытался размышлять над этим.

Я ему не поверил. Я не раз замечал, что усталость нисколько не мешает ему думать. Другое дело, если он не хочет обсуждать свои догадки со мной. Это его право.

У меня тоже было предположение, зачем Блудная подожгла особняк доктора. Она хотела таким образом наказать Джоан, заставить её заплатить за то, что та бросила Добрых Сограждан. Интересно, девочка тоже ожидала — как и Питер Роффкейл, — что Джоан их всех защитит?

— Так ты вообще не спал? — спросил я.

— Да, — вздохнул капитан. — Не мог уснуть после того, как нашли тело Миллза. Остаток ночи я просидел над старыми делами.

— Ложись сейчас. — Я поставил чашку на стол.

— Нет, — покачал головой Харпер. — Вчера я нащупал зацепку в деле Томаса.

— Он тоже состоял в Добрых Согражданах? — догадался я.

— Да, — подтвердил Харпер. — Но кроме того, он пользовался услугами адвоката по имени Альберт Скотт-Бек.

Имя мне ни о чём не говорило. Я молча ждал продолжения.

— Этот же человек консультировал Роффкейла. Он даже навещал Питера в камере за час до того, как пришли мы с тобой.

— Думаешь, он его и убил? — Я не удержался и склонился к Харперу. Меня охватил азарт.

— Возможно. Я не обнаружил прямой связи между Скотт-Беком и Лили с Роуз, но обе они официально обращались за помощью в его фирму. Его партнёр, Льюис Браун, защищал Лили, когда прошлой весной против неё выдвинули обвинения. За несколько месяцев до этого он также консультировал Роуз.

Капитан отпил кофе.

— Фирма ведёт множество дел бесплатно, как правило, для Блудных, у которых нет возможности нанять адвоката. Почти все Добрые Сограждане получали юридическую помощь Скотт-Бека или Брауна.

— Кто-нибудь из них знаком с твоей сестрой? — спросил я.

— С Джоан? — Харпер отрицательно покачал головой. Его волосы высыхали и начинали виться. — Она никогда не участвовала в демонстрациях или публичных выступлениях. На неё ни разу не заводили дело.

— То есть она никак не связана с этим Скотт-Беком и его партнёром?

— Никак, — ответил капитан. — Честно говоря, я даже не знаю, куда ведёт эта зацепка. Но я просто не могу сидеть сложа руки, пока продолжаются убийства.

— Всё завязано на твоей сестре, скорее всего, мы на правильном пути, — заметил я.

— Может быть.

Что-то в словах Харпера привлекло моё внимание. Я не понял, что именно — сами слова или тон капитана, — но мне вдруг вспомнилась ночь, когда мы с ним впервые встретились. Я решил тогда, что он чего-то не договаривает. Я попытался всмотреться в его лицо, но слишком яркий утренний свет слепил глаза и мешал уловить запах его дыхания. Временами, если удавалось сосредоточиться, я мог таким образом почувствовать ложь.

Этим утром я ощущал лишь беспокойство. Я плохо знал Харпера, а его пропавшую сестру не знал вовсе. Тот факт, что её похитили, в то время как остальных Добрых Сограждан убили, должен что-то значить. Но я никак не мог понять, что. Мне не хватало чего-то — простого слова или факта, — чтобы разгадать эту загадку.

Я задумался, не это ли самое слово собирался произнести Харпер перед тем, как прикусил язык и выдал уклончивое «может быть».

Вряд ли Харпер единственный, кто знает что-то о похищении. Мне вспомнились пылающие огнём глаза Блудной, её кровавые слёзы и как от неё пахло. По сравнению с ароматом, который источали письма Джоан Тальботт, этот запах был отвратителен. Волосы девочки выглядели так, будто кто-то в ярости отхватил их тупым ножом. От одежды остались жалкие обгоревшие лохмотья. Ясно, что она не просто так подожгла дом Эдварда Тальботта. Ей что-то известно об убийствах и о Джоан.

— Так ты пойдёшь? — спросил Харпер, и я понял, что уже некоторое время его не слушаю.

— Куда? — Мне не понравилось, что я задумался, а он это заметил.

— В офис Скотт-Бека, — нахмурился капитан. — Ты меня совсем не слушал?

— Слушал, — солгал я. — Просто уточняю.

— Если к нему обратится за консультацией Блудный вроде тебя, это не покажется подозрительным. Так гораздо проще, чем добиваться ордера на обыск. Мой настоятель вообще не находит нужным расследовать смерти Блудных. — Харпер хмуро смотрел в чашку. — Я иногда сам не понимаю, зачем этим занимаюсь.

— Из-за денег? — предположил я.

Он рассмеялся в ответ на мои слова.

— Если бы дело было в деньгах, — сказал он, — я бы выбрал какой-нибудь из Золотых орденов и стал банкиром.

Я сощурился, рассматривая Харпера сквозь тёмные стёкла очков, которые чуть искажали его образ. Банкиры, которых мне доводилось встречать, были форменными тюфяками. Они всюду ходили кучками, как тучи в небе. Я попробовал представить капитана в белой мантии, с волосами, развевающимися вокруг головы, как нимб, но ничего не получалось, потому что мне стало смешно.

Я ни на секунду не мог вообразить его другим. В свете утреннего солнца его стройная фигура казалась особенно худой. На фоне белых стен и полированного пола его силуэт выделялся сплошным тёмным пятном. В собственном доме Харпер выглядел лишним.

Меня не должно было это волновать, но я чувствовал, что он что-то от меня скрывает. Он вообще производил впечатление очень скрытного человека. Даже за чаепитием он не снимал перчаток.

Что же он пытается сохранить в тайне, если и в родных стенах не может расслабиться? В гостиной не было ни картин, ни фотокарточек, ни книг, ни вещичек, которые люди обычно хранят с детства на память, ничего, что хоть что-то поведало бы о хозяине.

Единственным в комнате, что говорило о личности Харпера, был сам Харпер. Я внимательно смотрел в его карие глаза и размышлял, что он за человек на самом деле. Он тоже смотрел на меня.

— Снова где-то витаешь? — спросил он.

— Нет, — соврал я. — Просто вдруг подумал, что ты почти ничего не рассказывал мне о себе и сестре.

— Да нечего рассказывать. — Он поднялся. — Нам пора. Я хочу, чтобы ты как можно быстрее встретился со Скотт-Беком.

— Ловко ты сменил тему. — Я медленно встал со стула.

— Я слишком устал, чтобы хитрить, — возразил Харпер.

— Можно взглянуть на твои руки?

— Что?

— Руки. Ты скрываешь их под перчатками. Я хочу на них посмотреть.

— Зачем?

— Потому что ты их прячешь, — пожал плечами я. — Просто так.

— Ты уже их видел, — сказал он, понижая голос, будто нас могли подслушать. — Как и другие части моего тела.

— Тогда не будет вреда, если я взгляну ещё раз.

— Зачем тебе это вдруг понадобилось? — не сдавался Харпер.

— Не руки сами по себе, — объяснил я. — Мне важно знать, покажешь ты их или нет.

— Это что, какая-то проверка?

— Может быть. — Я с удовольствием бросил капитану в лицо его же ответ, но он, кажется, ничего не заметил.

Он покачал головой, но всё же снял перчатки и протянул мне руки. Я внимательно их осмотрел.

Во внешности Харпера не нашлось бы ничего благочестивого, но руки у него были, как у святого. Жемчужно-белая кожа без единого изъяна. Длинные изящные пальцы. Они казались девственно чистыми, будто даже солнце никогда их не касалось.

Мне вдруг захотелось с силой провести по его коже ногтем. Я коснулся его пальца, почти ожидая, что останется грязный отпечаток, но ничего не произошло. Я прижал наши ладони друг к другу. Его была теплой и мягкой. Без единой мозоли.

Я поднял голову и заглянул ему в лицо. Он не сводил с меня внимательного взгляда, явно ожидая услышать комплимент.

— Они совершенны, — вдруг произнёс я.

На его лице мелькнула улыбка. Он осторожно погладил мою ладонь, прошёлся по запястью и переплёл наши пальцы. Я вздрогнул от этой ласки и заметил, что он снова улыбается.

— У тебя очень красивые руки. Зачем тебе перчатки? — спросил я, пытаясь отвлечься от ощущений, которые во мне будили его легкие прикосновения.

— Не знаю, — ответил он. — Отец всегда их носил.

— А отчим?

Я не смог бы выбрать лучший момент, чтобы застигнуть капитана врасплох. На долю секунды он замер, как громом поражённый.

— Я его и имел в виду, — произнёс он. — Но как ты о нём узнал?

— Друг рассказал. — Харпер отстранился, не говоря ни слова. Когда мы соприкасались руками, между нами будто ненадолго установилось взаимопонимание. Мы оба испытывали удовольствие, и это нас сближало. С прикосновениями всё просто. Они ни к чему не обязывают. Но как только между нами возникал какой-нибудь вопрос, иллюзия доверия рассеивалась.

— Твой друг говорил о нём что-то конкретное? — Харпер взял перчатки со стола.

— Нет. А должен был?

— Нет, — твёрдо ответил он.

Я почувствовал, что разговор окончен.

— Пора навестить мистера Скотт-Бека. — Харпер натянул перчатки и пошевелил пальцами. Открытая ладонь сжалась в чёрный инквизиторский кулак.

Глава десятая: Пять часов

Конечно, я не мог зайти к мистеру Скотт-Беку просто так, без доклада. Пришлось ждать, пока у него освободится окно между клиентами. В приёмной я уселся на зелёный диванчик. Мимо туда-сюда ходили Блудные. Настенные часы каждые тридцать минут наигрывали известную песенку, и вскоре я начал её ненавидеть. Заняться мне было нечем, оставалось только ждать и представлять, как я разберу проклятые часы на запчасти.

Мне хотелось, чтобы Харпер тоже страдал от скуки, но ничего подобного. Он решил подождать меня в чайной напротив офиса фирмы. Мне было видно капитана в окно. Он сидел за столиком и о чём-то говорил со светловолосым официантом. Я несколько минут с неудовольствием их разглядывал, потом вернулся на диван.

От скуки я стал принюхиваться, ожидая учуять запах крови или страха. Первые два часа меня серьёзно тревожило ощущение близкой опасности. Я следил за каждым движением секретаря, ловил каждое его приветственное или прощальное слово так, будто он вот-вот на кого-нибудь бросится. Но наблюдая непрекращающийся поток Блудных, я почувствовал, что нервозность понемногу уступает место здравому смыслу.

Убитые пользовались услугами именно этой фирмы, и сначала это представлялось мне связующим звеном, но вдруг я понял, что сюда обращались абсолютно все Блудные. В этом городе им больше негде получить юридическую помощь. Они приходили по самым разным вопросам. Одним требовалось составить завещание, другим — заверить договор. Были и такие, кто явно совершил преступление. Мне показалось, что сегодня каждый житель Подземелий Преисподней прошёл через двери офиса.

Часы на стене в очередной раз весело пропели, объявляя таким образом, что ещё один час моей жизни потрачен впустую. Интерьер приёмной лучился гостеприимством. Стулья и диванчики стояли вдоль стен так, чтобы клиенты, переговариваясь между собой, не мешали друг другу. С двух сторон от окна висели бледные акварели. За моей спиной непрерывно тикали часы. Казалось, эта комната физически поглощает время, которое я потратил бы на что угодно с гораздо большей радостью.

Я выглянул в окно. У столика капитана снова стоял официант. Я не мог видеть его лица, но заметил медленную многозначительную улыбку Харпера, и решил, что тот очень привлекательный. И тут же подумал, что с удовольствием запустил бы в него камнем.

Я повернулся к единственному, кроме меня, человеку в приёмной. Секретарь, оглянувшийся на меня в ответ, был похож на палтуса. Я попробовал занять себя тем, что вообразил, как в мутной глубине его зеленоватых глаз временами вспыхивает жажда крови. Секретарь моргнул и снова взялся рассортировывать стопки бумаг на столе. Казалось, папки с документами — его единственная в жизни страсть.

Для любого вошедшего в двери клиента у него находился специальный бланк. Я тоже заполнил такой, когда пришёл, и потратил на него всего минуту: большую часть вопросов я просто пропустил, а своё имя нацарапал вверху кривым, неразборчивым почерком, чтобы произвести впечатление малограмотного.

Тогда я посчитал удачным, что так ловко избавился от писанины, теперь же я об этом жалел. Анкета по крайней мере помогла бы мне скоротать время. Можно было бы для смеха вписать в бланк неверные ответы или даже откровенную ложь. Вместо этого я сидел на диване и неторопливо выцарапывал ногтем свои инициалы на кожаной обивке.

Когда часы пропели в десятый раз, я с раздражением осознал, что запомнил мелодию. Секретарь мычал её себе под нос, не замечая этого. Я стал сильнее скрести обивку.

В приёмную вошла супружеская пара, оба одетые в лучшее, как для воскресной службы. Они посмотрели, как я порчу мебель, и выбрали место подальше. Они разглядывали меня, но стоило поднять голову, тут же поспешно отводили глаза. Секретарь принёс им стопку бумаг для заполнения. Супруги немного посетовали на волокиту и несправедливость — ведь они пострадавшая сторона, а им приходится терпеть такие неудобства. Секретарь равнодушно извинился и отбыл обратно за свой стол.

Эти двое поминутно косились в мою сторону. Они явно считали, что понесли ущерб в том деле, из-за которого сюда обратились, а у меня как раз был вид закоренелого преступника. Я слышал, как они шёпотом меня обсуждают.

Я посмотрел на них в упор, и они придвинулись друг к другу, изо всех сил стараясь меня не замечать.

— Сайкс? — крикнул из-за спины секретаря мужчина средних лет.

— Бела… хм… Мистер Сайкс здесь? — повторил он, очевидно, не разобрав почерк в моём бланке.

— Тут. — Я поднялся и направился к мужчине.

Он был на пару дюймов ниже меня, но немного толще. Плечи и грудь, мускулистые и чуть заплывшие жиром, делали его похожим на бульдога. При таком телосложении элегантный костюм смотрелся на нём нелепо. Я бы счёл его вид забавным, но у меня возникло смутное ощущение, что он легко переломит мне хребет, если я засмеюсь. Сильные люди могут одеваться, как пожелают.

В нос ударил запах его кожи. Он вызывал неясную тревогу, но я не мог его распробовать из-за тяжёлого аромата одеколона, который висел облаком вокруг мужчины. Он крепко, по-военному пожал мне руку, и я заметил, что у него два пальца забинтованы.

— Кошки, — объяснил он, хотя я ни о чём не спрашивал. — Я Льюис Браун, партнёр мистера Скотт-Бека. На сегодня у меня больше нет клиентов, поэтому Альберт попросил, чтобы я вас проконсультировал. — Он говорил чуть громче, чем нужно, и довольно сильно тряс мою руку. Всё вместе производило фальшивое впечатление.

— Благодарю, — сказал я, заметив, что он ждёт ответа. Я улыбнулся, словно извиняясь за неловкую паузу, хотя думал только о том, как бы убраться из приёмной, пока снова не запели часы.

— Пойдёмте. — Браун рывком развернулся на каблуках и вышел за дверь. Я последовал за ним вверх по лестнице. Он шагал с таким воодушевлением, будто на последней ступеньке его ожидала награда. Я тащился позади.

— Вчера поздно лёг, — объяснил я, когда Браун обернулся и увидел, что я отстал. — Не выспался.

— Работаете в ночную смену? — Он опустил крупные руки на бёдра и уставился на меня сверху вниз.

— Нет, я был с девушкой. — Я ощутил удовольствие оттого, что ввожу Брауна в заблуждение и одновременно говорю чистую правду. Преодолев оставшиеся ступеньки, я вошёл вслед за адвокатом в его кабинет. Большая комната была заставлена стеллажами с папками. Возле единственного окна стоял рабочий стол. Вечернее солнце било в щель между шторами. Я сел напротив Брауна и передвинул стул так, чтобы свет не попадал мне в глаза.

— Ну что ж, начнём. Сначала я задам вам несколько вопросов. — Он положил перед собой мой полупустой бланк с неразборчиво накорябанным именем.

— Хорошо. — Я улыбнулся, чтобы скрыть скуку. Острый запах, исходивший от его костюма, теперь доносился откуда-то из угла кабинета.

— Ваше полное имя? — начал Браун.

— Белимай Сайкс, — ответил я, принюхиваясь.

— Второго имени нет?

— Что? Есть. Риммон.

Пахло с верхних полок. Сначала мне показалось, что это розовая вода, но чем дольше я находился в этой комнате, тем острее ощущал замаскированные ею резкие, неприятные ноты.

— Риммон. — Браун вписал имя в бланк и немного помолчал. — Полагаю, это ваше родовое имя.

— Верно, — согласился я, делая усилие, чтобы сосредоточиться на его словах.

— Посмотрим… — Он постучал кончиком ручки по подбородку. У него сделался такой вид, будто он читает невидимый мне текст в центре стола. — Сокрытый тьмою, явился он подле Сариэля, и тело его сияло, как молния, а голос был подобен раскатам грома, и звали его Риммон. Он также преклонил колена перед распятием…

Я молча смотрел на Брауна.

— Книга Блудных, — пояснил он. — Увлекаюсь родословной падших принцев. Очень познавательно, знаете ли.

— В самом деле? — Я не нашелся, что еще сказать. Если бы я обратился в фирму с настоящей проблемой, меня, наверное, рассердили бы эти посторонние разговоры. А так я лишь решил, что это интереснее, чем заполнять бланк. Так что я позволил Брауну продолжать.

— Да. Вы, возможно, считаете, что генеалогия оказалась в наше время не у дел, но многие Блудные до сих пор в том или ином виде наследуют черты предков. — Он окинул меня внимательным взглядом. — Вот вы, к примеру, редкий вид, вы умеете левитировать. В вас ощущается родство со стихией воздуха, так что, кроме умения летать, у вас наверняка потрясающее обоняние. — Браун сделал пометку в бланке. — Я бы предположил также, что вы держитесь особняком, даже среди своих.

— Вы всё это узнали только из моего имени? — спросил я, не подтверждая и не опровергая его слова.

— Совершенно верно, — с гордым видом подтвердил Браун. — Имён и описаний больше сотни, их не так легко упомнить. Я знаю большинство высших демонов, но Альберт помнит всех Блудных до единого.

— Мистер Скотт-Бек?

— Он самый. Он как ходячая энциклопедия, — сказал адвокат, возвращаясь к моему бланку. — У вас есть семья?

Я нюхал воздух в комнате.

— Нет.

— Вообще никого? — недоверчиво переспросил он. — Должны же у вас быть родители?

— Они умерли.

— О. Инквизиция? — В его голосе звучало фальшивое сочувствие. Я живо представил, как он тренирует эту интонацию за чтением вечерних газет.

— Нет. — Я предпочёл полуправду. — Отец погиб при обвале в шахте. — Мать так говорила, чтобы не уточнять, что его убили вместе с другими рабочими «Горнодобывающей компании Веллтона» во время забастовки. — Мама утонула двенадцать лет назад при прорыве сточных вод.

— Других родственников у вас нет? — допытывался Браун.

— Могу я спросить, зачем вам это? — Мне не хотелось грубить, но раздражающий запах в комнате и воспоминания о том, как труп матери покачивался в грязной воде, странным образом смешались. Боль и горечь едва не заставили меня встать и уйти. Я задержал дыхание, чтобы не чувствовать запах, и это желание прошло.

— Нам нужно будет с кем-то связаться на случай, если вас вызовут в суд, а мы не сможем вас найти, — объяснил адвокат.

— Понятно, — нахмурился я. — У меня никого нет. Придётся вам просто оставить записку консьержу.

— А где вы живёте?

— В настоящее время в доходном доме Добрых Сограждан, в Подземельях. — Произнося эти слова, я внимательно следил за лицом Брауна.

— Добрые Сограждане. — Он едва заметно улыбнулся и записал в бланк мой адрес. — Да, думаю, я знаю, где это. — И тут же, без промедления, спросил: — На вас уже заводили дело?

— Да.

— В таком случае, давайте на него взглянем. — Он поднялся, прошёл к полкам, пробежался пальцами по толстым корешкам и достал увесистую чёрную книгу для записей.

— Тогда вы носили эту же фамилию? — уточнил он.

— Да. — Я своими глазами видел, что он делает, но никак не мог поверить в происходящее. Я ещё раз обвёл взглядом бесконечные ряды папок.

— Нашёл. — Браун сел за стол, держа страницы раскрытыми. — Гм, полёты и сопротивление при допросе. — Он с любопытством изучал написанное. — И всё это, чтобы ваш друг не платил штраф. — Адвокат поднял голову. — Им потребовалось немало времени, чтобы заставить вас назвать его имя.

— У вас есть копия моего дела?

— Да. Альберт и настоятель из Брайтона дружат со школы, и тот был так любезен, что позволил нашей фирме снимать копии со всех дел, где фигурируют Блудные. — Браун перелистнул страницу, потом вернулся на предыдущую. — Тут ничего особенного. Похоже, что вам удавалось долгое время оставаться непойманным.

— Долгое время, да, — согласился я.

В глубине души я всегда знал, что существуют записи о моём рождении, образовании, даже обо всех арестах и пытках молитвенными машинами, но мне казалось, что они хранятся где-нибудь в дальнем углу сырого подвала. Мысль о том, что кто-то может из праздного любопытства копаться в моём прошлом, меня рассердила.

— Вы удивительная личность, мистер Сайкс. — Браун развернул книгу так, чтобы я мог прочитать. Он ткнул пальцем в маленькую фотографию. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы узнать собственное распростёртое на столе тело. Я без интереса рассматривал свои горящие яростью глаза. Мои воспоминания о том времени были гораздо более отчётливыми, чем эта мутная картинка.

Я поспешно просмотрел заметки, сделанные за время ареста. Я хотел узнать, что именно Браун — или любой, имеющий доступ к этому документу — может обо мне выяснить. Записи в основном касались всякой ерунды: размер обуви, длина ногтей, состояние банковского счёта и длинный столбик инициалов офицеров, которые запрашивали моё личное дело. У. И. Х. мелькнуло раз десять или больше.

Так вот как Харпер выяснил, сколько я беру за услуги. Он знал обо мне всё до того, как ступил на мой порог. Ничего удивительного.

Браун повернул книгу к себе и читал ещё несколько минут.

— Ввиду отказа сотрудничать и давать показания задержанный признан виновным… Упорно молчит… Допросы с применением серебряной воды… Ага, и офориума. — Браун тихонько щёлкнул языком. — Просто чтобы ваш друг не платил штраф в пятьдесят монет? Невероятно. Может, вы скрывали что-то ещё?

Я не мигая смотрел на адвоката.

— Полагаю, если вы ничего не сказали тогда, вряд ли сделаете это сейчас. — Казалось, он веселится. — Видите ли, мистер Сайкс, если наша фирма возьмётся вас защищать, в ваших же интересах рассказать нам всё без утайки.

— Буду иметь в виду. — Мне удалось произнести это вежливо. С той минуты, как он начал читать копию моего дела, я страстно хотел располосовать ему физиономию. Несколько месяцев ареста разрушили мою жизнь, а он лишь бегло их просмотрел, будто меню в ресторане. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

В лёгкие хлынул запах розовой воды с тошнотворной примесью кислоты и желчи. Я закашлялся, и Браун убрал книгу.

— Уже поздно, — сказал он.

— Мне уйти? — поднялся было я, но Браун вскинул руку.

— Нет. Наверняка Альберт захочет с вами побеседовать. — Он дружески мне улыбнулся. — Я просто подумал, что неплохо бы перекусить. Пошлю Тома за ужином, попрошу его захватить что-нибудь и для вас. — Он встал и пошёл к выходу. — Я угощаю. Подождите здесь. Скоро вернусь. — Он вышел и закрыл за собой дверь. Я подождал немного, потом попытался её открыть. Браун меня запер.

Глава одиннадцатая: Флаконы синего стекла

Только из-за того что меня заперли, захотелось сбежать. Я подошёл к окну. Стекло было закрашено, но казалось достаточно тонким, чтобы его разбить.

Я не стал ничего делать. Выпрыгивать со второго этажа — жест отчаяния. Я решил, что пока всё не настолько серьёзно.

Льюис Браун не обязательно собирается меня убить. Могли быть и другие причины закрыть меня в комнате. Например, чтобы помешать свободно разгуливать по зданию. Вдруг Браун не хочет, чтобы я встретил кого-то из клиентов. Или он запер дверь просто по привычке.

Инстинкт настойчиво требовал вырваться отсюда. Можно выбить окно стулом. Но мне платят не за инстинкты.

Я выглянул на улицу и подумал, хорошо бы увидеть Харпера. Со второго этажа удавалось разглядеть только крыши и шляпы прохожих. Люди торопились домой. Магазины и офисы закрывались. Скоро ночь. Темнеющее небо меня немного успокоило.

Я решил обыскать кабинет и выяснить, откуда исходит странный запах. Сделав глубокий вдох, я раскинул руки, а затем, выдохнув, чуть приподнялся над полом и медленно поплыл к потолку, пока не уперся в него головой.

Наверху воняло невыносимо. Меня едва не стошнило, глаза защипало. На шкафах стояли голубые стеклянные сосуды. Некоторые были большими, как аптекарские склянки, другие — поменьше, как флаконы для духов. И в каждом — густая тёмная жидкость.

Я подлетел ближе. Запах стал нестерпимым. Я зажал нос рукой и принялся читать надписи. На одной большой склянке значилось «Сверхсила: Абаддон», на другой — «Вскипание воды: Рахаб». Озадаченно хмурясь, я просмотрел остальные: «Красота», «Процветание», «Власть над огнём» и даже «Повелитель насекомых», и на каждой имя. Многие флаконы оказались почти пусты. Тот, что стоял ближе всего ко мне, был полон до краёв.

Я взял в руки небольшую — чуть меньше чернильницы — бутылочку, плотно закупоренную и запечатанную воском. На белоснежной, совсем новой этикетке я прочитал: «Ясновидение: Роффкейл».

Сжимая флакон в руке, я опустился на пол. Я сломал восковую печать и едва не задохнулся. Из флакона пахло той же тошнотворной смесью крови, мочи и экскрементов, что и в камере, где убили Питера Роффкейла.

Волшебные зелья, изготовленные из трупов Блудных. Не о них ли говорил Сариэль? Дверь за моей спиной открылась, и я поспешно сунул флакон в карман пиджака. Я быстро обернулся и оказался нос к носу с вошедшим в комнату мужчиной. Он был намного выше Брауна, но такой же мускулистый. Волосы и борода седые, но лицо моложавое, румяное и загорелое. Он улыбнулся мне, как любимому племяннику.

— Сожалею, что задержался, мистер Сайкс, — сказал он, протягивая руку. — Я Альберт Скотт-Бек.

Я машинально ответил на рукопожатие. Он улыбнулся ещё лучезарнее, но не выпустил мои пальцы из крепкой тёплой ладони.

— Позвольте вас кое о чём спросить, мистер Сайкс? — Он стоял так близко, что я чувствовал сильный запах крови и розовой воды. Его рука обхватила мою, как стальные оковы. Внезапно я вспомнил пустую склянку из-под «Сверхсилы» и задумался, сколько зелья принял Скотт-Бек. — Кто вас сюда послал?

Он стиснул моё запястье. Я выбросил вперёд свободную руку и вонзил ногти ему в горло. Его кожа оказалась толстой, как шкура лошади. Я его едва оцарапал.

Скотт-Бек тут же шагнул в сторону и с силой выкрутил мне руку. Хрустнула кость, и запястье пронзила невыносимая боль. Он потянул моё плечо вверх. Я споткнулся и упал на колено.

Он ударил меня ногой в грудь и, кажется, сломал мне рёбра. Из лёгких вышибло весь воздух.

— Кто вас послал, мистер Сайкс? — Он продолжал улыбаться, будто у нас с ним завязалась небольшая дружеская потасовка.

— Всё равно ведь убьёте, — едва слышно прохрипел я.

— Разумеется. — Скотт-Бек сильнее сдавил моё сломанное запястье. — Но только от вас зависит, как именно вы умрёте.

— Прошу вас, не надо. — Я зажмурился, тщетно пытаясь справиться с болью. — Тот, кто меня нанял… — Я медленно полез свободной рукой в карман пиджака. — Он не назвался, но у него была прозекторская булавка. Молодой, светлые волосы. — Я крепко сжал флакон в руке.

— Прозекторская булавка? — переспросил Скотт-Бек.

Пользуясь тем, что он на секунду отвлёкся, я с размаху впечатал флакон в его пах. Тонкое стекло рассыпалось, и адвокат взревел от боли. Я вырвал руку и бросился к окну.

Со спины в меня врезалась гигантская туша, я упал и ударился о дощатый пол. Я не заметил, как в комнату вошёл Браун, но по запаху догадался, что именно он навалился на меня сверху. Я попробовал вывернуться из-под него, но не смог. Он вздёрнул мою голову вверх за волосы, заставляя смотреть себе в глаза, и я почувствовал, что мне вот-вот свернут шею.

— Похоже, вы так и не научились правильно отвечать на вопросы, мистер Сайкс. — Лицо Брауна сильно покраснело и выражало удовольствие, граничащее с плотским. Он ударил меня о пол. Голова взорвалась болью, всё вокруг поплыло. Он поднял меня за волосы и снова ударил. Я стал отбиваться. Браун навалился мне на шею, впечатывая в доски.

Плечи невыносимо болели. Одну сторону лица заливала кровь из рассеченной скулы. В глазах двоилось, кажется, я ненадолго потерял сознание.

Браун снова поднял меня за волосы, и на этот раз я обмяк в его руках.

— Как думаешь, Альберт? — спросил он. — Размозжить ему череп?

— Нужно узнать про девчонку. — Я услышал, как Скотт-Бек подошёл и встал слева. — Спроси-ка у него, кто она такая.

— Ну? — Браун сполз чуть ниже и потёрся о меня пахом, как о дешёвую шлюху. — Где девчонка, с которой ты работаешь, Сайкс? Как её зовут?

— Кажется, её зовут… пошёл в задницу! — Я едва соображал из-за побоев, но не собирался ничего им рассказывать.

— Послушай, Сайкс. Я могу заставить тебя пожалеть, что ты не попал к инквизиторам. — Браун чуть сильнее оттянул мою голову за волосы назад. Краем глаза я видел Скотт-Бека. Он поглаживал густую бороду и разглядывал меня. От боли мне вдруг показалось, что он похож на Батюшку Рождество. Он смотрел на меня с таким выражением, будто сожалел, что придётся внести меня в список непослушных детишек. — Не знаю, как далеко ты намереваешься с ним зайти… — Он вдруг осёкся, потому что в дверь быстро постучали.

Скотт-Бек отошёл, но Браун не шевельнулся. Я слышал, как открылась дверь.

— В чём дело, Тим?

— Внизу человек из Инквизиции. — В голосе секретаря слышалась лёгкая досада.

— И чего он хочет?

— Сказал, что ищет Блудного по имени Белимай Сайкс. — Секретарь перешёл на шёпот. — Он не уходит.

— Как не вовремя. — Скотт-Бек встал рядом с Брауном, который прижимал меня к полу. Он присел и сдавил мне шею обеими руками.

— Льюис, — обратился он к напарнику, — иди вниз с Тимом и избавься от инквизитора. Боюсь, у нас с мистером Сайксом меньше времени, чем хотелось бы.

Браун поднялся, и Скотт-Бек вздёрнул меня вверх за горло. Я забарахтался, пытаясь встать на ноги. Браун рывком завёл мои руки за спину. Сломанное запястье отозвалось жгучей болью.

— Я надеялся поиграть с ним чуть подольше, — сказал он.

— В другой раз, — пообещал Скотт-Бек. — Поиграешь с девчонкой.

— Ладно. — Браун вышел из кабинета вместе с секретарём.

Скотт-Бек вздохнул и швырнул меня на стол. На его лице отразилась усталость. Ни малейшего следа тревоги. По количеству бутылочек на полках было понятно, что до меня он убил множество Блудных. Если его когда-то и мучила совесть, то давно перестала. Как и дознаватели, которые истязали меня в Доме Инквизиции, он был в полном ладу с собой и своими поступками.

Я возненавидел Скотт-Бека за это.

Ярость придала мне сил. Я пнул его и толкнул всем телом. Он, спотыкаясь, сделал шаг назад, но восстановил равновесие, прежде чем я успел вырваться. Отточенным движением он ударил меня кулаком по голове.

В глазах потемнело. Накатила такая сильная дурнота, что на мгновение все остальные ощущения притупились. Я повалился на стол.

Последние шесть лет я часто думал о смерти как об избавлении. Я размышлял о ней, втыкая в кожу иглу и впрыскивая в кровь офориум. Мне представлялось, что умереть будет легко и приятно. Но сейчас я вдруг понял, что не хочу погибать. У меня и так слишком много отняли. Жизнь — единственное, что мне осталось.

Невыносимая боль немного отрезвила. Скотт-Бек стоял, склонившись надо мной и держа одной рукой за горло. Рубашку и жилет он разорвал. Он приставил к моему боку чашу и свободной рукой разрезал мне живот скальпелем.

Меня охватила ярость. Никогда в жизни я такого не испытывал. Из горла вырвался оглушительный рёв. Он прозвучал в комнате, как раскат грома. Оконное стекло рассыпалось. Скотт-Бек потрясённо выронил скальпель и отступил. На секунду мне показалось, что он так испугался моего крика.

Но тут я заметил, что пол горит. Я повернул голову и увидел в воздухе за окном маленькую Блудную из парка Святого Кристофера. Скотт-Бек сделал ещё один быстрый шаг назад.

Девочка влетела в комнату и села на подоконник. Её глаза с яркими всполохами огня в глубине внимательно следили за каждым движением Скотт-Бека. Думаю, меня она даже не заметила.

— От тебя пахнет его кровью, — сказала она. — Ты убил Питера.

Он бросился к двери, но девочка его опередила. Она вскочила и метнула один из своих ножей с чёрным лезвием. Скотт-Бек упал. Нож просвистел над его головой и вонзился в стену. Лезвие вспыхнуло, и обои тут же загорелись.

Скотт-Бек не терял ни секунды. Он подбежал к дальнему стеллажу и выхватил откуда-то коробку. Девочка рванула следом. Я скатился со стола, но не смог даже встать. Окно было совсем близко, но я понял, что не пройду сквозь огонь. Я ухватился за спинку стула и с трудом выпрямился. По телу прошла волна боли, но усилием воли я заставил себя стоять. Воздух, нагретый разгорающимся пожаром, колыхался. Лёгкие наполнились дымом. Были все шансы сгореть заживо.

Я увидел, что девочка бросилась на Скотт-Бека, и он поймал её за ногу. Резким тренированным движением он швырнул её на пол. И тут я понял, что лежало в коробке. В руке он держал револьвер.

Если он убьёт девочку, я тоже умру.

Я поднял с пола скальпель — сталь уже нагрелась, но я едва это заметил, — и с такой силой метнул его, что чуть не упал снова. Лезвие вошло глубоко в шею Скотт-Бека. Несколько мгновений он потрясённо смотрел на меня.

Девочка тут же проткнула ему руку одним из своих ножей. Револьвер упал, и прогремел выстрел.

Потом ещё один и ещё. Я понял, что они доносятся с лестницы. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Харпер.

— Белимай! — крикнул он и замер, увидев девочку. — Джоан?

Блудная не обернулась. Вырвавшись из хватки Скотт-Бека, она с размаху всадила нож ему в грудь.

— Джоан, нет! — Харпер рванул девочку на себя, та словно не замечала никого вокруг. Она не сводила глаз с адвоката.

Из его груди торчала рукоятка ножа. Она вспыхивала и будто плавилась. Скотт-Бек держал её обеими руками, пытаясь выдернуть. Его пальцы охватили языки пламени, запахло палёной плотью. Скотт-Бек в беззвучном крике раскрыл рот, и оттуда взметнулся огонь, в мгновение растекаясь по всему телу. Блудная улыбнулась.

— Забирай-ка своего друга отсюда, Уилл. — Она вывернулась из рук Харпера. — Ему здорово досталось.

Мне показалось, что Харпер хотел что-то ей сказать, но передумал и бросился ко мне.

— Идти можешь?

— Наверное, — ответил я, покачиваясь. Я удивился, как быстро распространился пожар. Дым щипал глаза. Хорошо, что Харпер находится в комнате всего несколько секунд. Его тело не приспособлено переносить такой жар и дым. Он закашлялся и обхватил меня рукой за талию.

— Обопрись на меня, — приказал он.

Я послушался. Мы поспешно выбрались из комнаты. Блудная дождалась, пока мы выйдем, потом взлетела к полкам. Я услышал, как одна за другой бьются склянки. Харпер почти волоком стащил меня по ступенькам. На середине лестницы он ногой отпихнул в сторону тело Брауна. В самом низу лежал секретарь Тим с пулей в голове.

— Отличный выстрел, — пробормотал я, но капитан, кажется, не расслышал меня из-за рёва пожарных сирен.

Когда мы наконец оказались на улице, снаружи уже собрались десятки инквизиторов и сестёр из Огненного Ордена. Орали сирены, гудели водяные насосы. Наверху лопались стёкла. Загорелась крыша. Сильно пахло палёным мясом и розовой водой.

Харпер передал меня с рук на руки одной из сестёр и повернулся к охваченному пожаром зданию.

— Можешь отпустить меня, Белимай, — мягко сказал он. — Ты в безопасности. — Я вцепился ногтями в рукав его пальто и потянул.

— Она ушла, — прошептал я.

— Ты не понимаешь, нужны улики… — Харпер осёкся, потому что его отодвинула в сторону одна из сестёр. Я отпустил его, чтобы нечаянно не повредить ему руку.

Появилась ещё одна сестра. На моё лицо она даже не взглянула. Я для неё представлял собой лишь раненое тело. Она прищурилась, осматривая глубокий порез на животе.

— Он истекает кровью. — Она прижала порез рукой. — Морфин и иглу мне. — Две молоденькие девушки в белом тут же подали то, что она попросила.

Когда сестра стала набирать лекарство в шприц, я вдруг понял, что Харпер исчез.

— Харпер… — Мой голос утонул в шуме вокруг.

Инквизиторы громогласно разгоняли зевак. Кто-то раздавал приказы. Шланги и насосы скрежетали, как поезда. Выли сирены.

Монахини из Огненного ордена в белых халатах и шапочках обступили меня стеной. Одна из них зажгла небольшой светильник. Я дёрнулся от яркой вспышки. Чьи-то ласковые руки уложили мою голову обратно, и я устремил взгляд в небо.

Я ощутил, как привычно проникает в вену игла. Сестры склонились над моим животом. Я смутно чувствовал прикосновения их рук. Одна из них что-то быстро говорила другим, но я не мог разобрать слов.

Боль и холод отступили. Я смотрел в темноту. Мне показалось, что высоко в небе парит тонкая чёрная фигурка. Над ней ярко сияла звезда, и хрупкий силуэт будто вспыхивал огнём, как светлячок.

Я подумал, видит ли её Харпер и смотрит ли она на него сверху. Так или иначе, это зрелище не для моих глаз. Я зажмурился и потерял сознание.

Глава двенадцатая: Швы и алкоголь

Швы, наложенные сёстрами, были такими изящными, а нитки — такими тонкими, что я не мог понять, как они спасли меня от смерти. После остались белые едва заметные шрамы. Запястье немного ныло. Казалось, моё тело жаждет уничтожить следы преступлений Скотт-Бека.

То же самое делали журналисты. Происшедшее описывали, как настоящую трагедию. Альберт Скотт-Бек, заслуживавший всяческого сочувствия, а также его партнёр, Льюис Браун и секретарь Тимоти Ховард погибли в страшном пожаре. У Скотт-Бека осталась убитая горем вдова, двое детей и множество друзей. Сотни Блудных организовали бдение в его честь и посетили поминальную службу. Мир, писали газеты, понёс невосполнимую утрату.

Я вырезал одну такую статью, написал поперёк «ВРАНЬЁ» и добавил её к остальным в альбом. Наверное, это глупо, но меня ужасно расстраивала мысль о том, как сотни Блудных оплакивают человека, который кромсал на части их детей и друзей. Скотт-Бек навсегда останется в их памяти героем.

Мне было любопытно, что обо всём этом думает Харпер, но потом я пожалел о своих мыслях. Он получил от меня, что хотел, — хотя вряд ли его обрадовал достигнутый результат, — и исчез. Ничего удивительного. Было противно ощущать себя одиноким. Всё равно ничего бы не вышло. Нас связывало только общее дело. Так устроен мир. Но это до боли меня задевало.

Ночь была душной, надоедливо жужжала мошкара. В моей квартире каждый звук будто отдавался гулким эхом, хотя повсюду громоздились книги и газеты — постоянные свидетели моего одиночества. Так или иначе, уже сутки, как у меня закончился офориум. Рано или поздно придётся выйти из дома.

Я выбрался на улицу и отправился бродить по окрестностям. Меня окутывала темнота, но и она не помогала забыться. Я шёл и шёл, пока вдруг не заметил знакомую дверь. Я узнал намалёванную на ней собачью голову и спустился по ступенькам в пивную.

Я надеялся встретить Харпера, но из последних сил отрицал это даже перед самим собой.

Внутри его не было, но я не мог уйти — тогда пришлось бы признать свои желания. Я взял бутылку джина и сел за один из столиков в глубине зала. У джина оказался вкус растворителя. Я сделал большой глоток прямо из бутылки, чтобы побыстрее дойти до состояния, в котором находились остальные посетители заведения.

Как только алкоголь немного меня оглушил, я принялся наливать его в стакан и глотать чуть помедленнее. Вспомнилось, как после смерти отца пила мать. Тогда я этого не понимал. Сейчас же решил, что она делала глупость, когда пыталась бросить.

— Белимай?

Я опустошил бутылку на треть, когда вдруг услышал голос Харпера. Я обернулся слишком быстро и едва смог сфокусировать на нём взгляд.

Вид как всегда измученный, но вместо униформы — рабочая рубашка без воротничка и тёмно-серые брюки. Казалось, Харпер похудел и стал ещё бледнее. Самым странным в его внешности было отсутствие перчаток.

— Я бы угостил тебя выпивкой, но ты, по-моему, и сам неплохо справился, — сказал он. Я молча смотрел на его руки.

Я чуть отодвинулся и окинул его взглядом. Интересно, почему он так одет.

— Не возражаешь, если я присоединюсь? — спросил он.

— Как хочешь, — ответил я.

— Ладно.

Он пододвинул себе стул и налил джина из моей бутылки, не утруждаясь разрешением.

— Не ожидал, что ты так быстро встанешь на ноги, — начал он.

— Видимо, меня труднее убить, чем ты думал.

Харпер нахмурился и отхлебнул из стакана.

— Я не предполагал, что Скотт-Бек на тебя нападёт. — Он покрутил пустой стакан. — Прости, что втянул тебя в это, Белимай.

— Ты мне за это заплатил. — Я разозлился на себя, за искорки тепла, которые распространялись по всему телу, когда он произносил моё имя своим тихим хрипловатым голосом. И на то, что готов был простить его только за то, что он извинился. — Как дела у мистера Тальботта?

— Он убит горем.

— Ты сказал ему правду?

— Это не моя тайна, — вздохнул Харпер. — Понимаешь, о чём я?

— Думаю, да. — Я налил себе и капитану ещё. — Сначала это скрывал твой отчим. Потом Джоан. Ты не имеешь права никому об этом говорить.

Я точно также думал про Сариэля. Какой бы мелкий секрет мне не доверили, я пытался его сохранить. Хотя всё равно выдал. А Харпер — нет.

— Чем ты занимался последнее время? — поинтересовался я.

— Меня допрашивали. — Он покачал головой. — Настоятель не очень обрадовался, когда я сказал, что не знаю, кто убил мистера Льюиса Брауна и мистера Тимоти Ховарда. А также, что я не помнил ни твоего имени, ни как ты выглядишь.

— А молитвенные машины?

— Нет, — быстро сказал Харпер. — Боже, нет. Если бы они взялись пытать меня, я бы не смог молчать. Мне хватило того, что я стоял обнажённым и целыми днями отвечал на вопросы.

— Так что ты им сказал? — спросил я.

— Что почти ничего не помню. — Он невесело улыбнулся. — Настоятель предпочёл замять дело, как только я заговорил о том, что Скотт-Бек последним навещал Роффкейла. — Капитан сделал глоток джина. — Мы договорились, что я не стану копаться в делах Скотт-Бека, а меня больше не будут допрашивать о его смерти.

— Храним тайны и дальше?

— Пока да, — сказал Харпер, попуская пальцы сквозь волосы.

— Тебе выдали эту одежду перед тем, как отпустить? — Его вещи показались мне знакомыми.

— Да. — Харпер провел ладонью по рубашке. — Лучшее, что у них есть для отпущенных из-под стражи.

— И ты сразу пришёл сюда? — ухмыльнулся я.

— Нет, — ответил он, опуская глаза, будто от смущения. — Сначала я пошёл к тебе домой. Но тебя не было, и я направился сюда.

— Думал, что найдёшь меня здесь или просто рассчитывал напиться, чтобы справиться с разочарованием, что не застал меня?

— Интересный вопрос, — произнёс Харпер и замолчал. Я улыбнулся.

— Так зачем ты меня искал?

Харпер упорно смотрел на бутылку и стакан.

— Подумал, может, опять напьёмся, как в прошлый раз, — наконец сказал он.

Я вдруг вспомнил, как было с Сариэлем. Откажи я ему тогда, и ничего бы не случилось. Но я так устал оттого, что темнота — мой единственный друг. Бутылка джина была ещё наполовину полной.

Я налил Харперу и себе.

оставить свою «спасибу»

Часть вторая

Капитан Харпер и цикл из шестидесяти секунд

Глава первая: Дождь

Небо было тёмное, и лил дождь. На улицах канавы переполнились до краёв. Вода потоком хлестала на каменные плиты тротуаров и превращала утоптанные дороги в глубокие реки грязи.

Газовый фонарь на другой стороне улицы зашипел: через треснувший корпус на пламя попала вода. Клапан хлопнул, и подача газа прекратилась. Свет погас, а дождь всё шёл и шёл в осенних сумерках.

Харпер съёжился под навесом дорожной станции у часовни. Он и трое других вышли покурить и отдохнуть от шума, который подняли школьницы, стайкой ворвавшиеся в здание. Сквозь дыру в подмётке в ботинок попала вода. Левый носок намок. Чёрное инквизиторское пальто сильно пахло сырой шерстью. Харпер надвинул шляпу пониже.

Он не любил ждать, особенно дилижанса, в котором не хотелось ехать. В семейный особняк он возвращался каждый год, но не по зову сердца, а из чувства долга. Усадьба Фостер — единственное, что связывало его с родным отцом. Харперу следовало бы что-то ощущать по этому поводу, но он поймал себя на том, что ищет повод не ехать.

Если бы Белимай попросил остаться в столице, он бы с лёгкостью согласился, но Белимай не попросил.

Харпер затянулся сигаретой. Последняя. Остальные упакованы в чемодан. Закрыв глаза, он с удовольствием вдохнул дым.

Пономарь Стюартс стоял рядом, тоже курил и пытался вовлечь Харпера в разговор. Каждый раз, как Харпер обращал на него внимание, Стюартс отвечал чересчур радостной улыбкой. От этого было неловко и ещё сильнее хотелось сбежать из-под навеса. Через год-другой Стюартс станет очень симпатичным, и его восторженное внимание легко собьёт с толку доверчивого человека. У Харпера не было никакого желания становиться этим самым человеком.

— Первый день отпуска, а льёт как из ведра. Придётся сидеть дома с унылой тётушкой Люси. — Стюартс усталым движением вытер козырёк кепи, с которого на нос текла тонкая струйка.

Харпер чувствовал, что Стюартс вот-вот напросится на приглашение в особняк. Последнее время он несколько раз делал прозрачные намеки. Харпер не приглашал, но Стюартс был неисправимым оптимистом.

Они молчали, и тишину заполнял убаюкивающий шум дождя. Где-то вдалеке словно птица вскрикнула. Крик повторился, но голос Стюартса не давал сосредоточиться:

— Знаешь, что я думаю? — спросил он и добавил, хоть Харпер никак и не отреагировал: — Мне кажется, здорово будет уехать из столицы на весь отпуск. Например, поохотиться или покататься верхом с кем-нибудь. В мужской компании, понимаешь?

Чтобы не отвечать, Харпер ждал, не послышится ли странный звук снова. Чуть склонив голову, он пытался уловить его в шуме дождя. Яростный стук капель по плитам мостовых походил на шипение гигантского куска бекона на сковороде. Харпер высунулся из-под навеса. Ему показалось, что его окликнули издалека.

— Настоятель Грили говорил, что у тебя дом к северу от парка Святого Беннета. Там, наверное, красиво. — Стюарт ждал ответа. Потом он, кажется, заметил, что его не слушают. Он окинул взглядом тёмную улицу. Стук капель перекрывал все звуки. Вдруг сквозь этот шум послышался плач.

— Должно быть, девушка поскользнулась в грязи, — решил Стюартс.

— Пойду посмотрю, — сказал Харпер. Он вышел из-под навеса и зашагал вперёд.

— Капитан! — окликнул Стюартс. — Пойти с вами?

— Нет. Наслаждайтесь отпуском. Если я опоздаю на дилижанс, погрузите в него мой багаж! — ответил Харпер.

Он не обернулся и не увидел разочарованного лица Стюартса. Стюартс, дрянная погода и то, что Белимаю наплевать на его отъезд, — всё это больше не волновало Харпера. Он сосредоточился на поисках женщины.

Жижа брызгала в разные стороны и просачивалась в сапоги. Он перебежал через улицу и вскочил на мощёный тротуар. На мгновение замерев и прислушавшись, он двинулся дальше. Теперь голос слышался отчётливо.

— Прошу, помогите, кто-нибудь! Он убьёт её! Боже, пожалуйста! — Женщина замолчала и всхлипнула. Ее рыдания заглушил громкий раскат грома.

Харпер бежал на её отчаянный зов. Он всматривался в ряды внушительных особняков, кованых ворот и газонов, разыскивая её. Подъездные дорожки были пусты. Дождь и вечернее время разогнали людей по домам.

Он заметил движение, мутный белый силуэт, почти утонувший в грязи. Женщина встала и тут же едва не упала снова.

— Пожалуйста, помогите. — Голос сорвался, будто у неё не было сил говорить. Харпер бросился к ней.

— Слава богу, — простонала она, увидев инквизиторское пальто с нашивками.

Она качнулась к нему. Харпер подхватил её хрупкое тело и поддержал. Белое форменное платье было покрыто грязью и насквозь вымокло, изгвазданный подол кринолина мешал идти. Харпер чувствовал, как дрожат и подкашиваются от усталости её ноги.

— Вы не ранены? — спросил он.

— Мисс Летиция. Помогите ей. — Женщина рухнула ему на руки. Он легко поднял её, отнёс под навес и опустил на резную скамейку за коваными воротами. Окружающая их живая изгородь немного укрывала от дождя.

— Прошу вас, — шептала женщина, — помогите мисс Летиции.

— Где она? — Харпер понял, что ничего не добьётся, если начнёт выспрашивать подробности.

— Дом Роз, восемьсот тридцать четыре. — Женщина закрыла глаза, и по прорезанным морщинами щекам потекли слёзы. — В этот раз он её убьёт. Я знаю.

— Восемьсот тридцать четыре — это к северу или к югу от Чейпел? — быстро уточнил Харпер.

— К северу, — прошептала она. — Поспешите, умоляю вас.

— Непременно.

Он бросился бежать. Через два квартала Чейпел-стрит разделялась на северную и южную ветви. Харпер свернул на север. Дома становились всё роскошнее, а ворота — всё прочнее. Номер восемьсот появился через четыре квартала.

Харпер не знал, сколько времени женщина ковыляла по улице и звала на помощь. Он надеялся, что несколько минут, а не часов. Он бежал изо всех сил, но понимал, что время не на его стороне. Ранить человека можно за одно мгновение, убить — за пару секунд.

Добравшись до роскошных, с мраморными колоннами, ворот особняка восемьсот тридцать четыре, Харпер уж решил, что придётся через них перелезать. К его удивлению, они оказались не заперты. Он счёл это странным, но времени раздумывать не было. Он пробежал мимо высаженных в ряд курчавых ив, взлетел по каменным ступеням, прыгая через одну, и остановился наконец у дверей. Из всех окон первого этажа лился свет, на втором горели только два. Харпер громко стукнул дверным молотком.

Дверь тут же открыл хорошо одетый слуга. Он был бледен и подавлен. Бросив взгляд на серебряные нашивки Инквизиции на воротнике Харпера, он спешно отошёл в сторону и пропустил его.

— Спасибо, что пришли так быстро, капитан, — пробормотал он. — Проводить вас к мисс Ле… к телу?

Кажется, от собственных слов слуга пришёл в ужас.

— Я найду дорогу. — Едва услышав, что женщина мертва, Харпер внутренне подобрался. Бешеный пульс и грохот крови в ушах замедлились.

Время для спасения пострадавшей упущено. Жгучая надежда оборвалась, как клапан отсекает газ в фонаре.

— В какой она комнате? — спросил он слугу.

— Не знаю. Я не ходил наверх. Они… Она… Не знаю, сэр. — Дворецкий покраснел, по всей видимости не зная, как относиться к Харперу и в каких выражениях говорить о трупе. На случай убийства правил этикета не предусматривалось. Дворецкий принялся извиняться. Харпер, привычный к подобным неловким ситуациям, не растерялся.

— Всё в порядке. Я найду.

Почти весь холл занимала лестница. Она вела вверх, красиво изгибаясь, вся из мрамора и полированного дерева. Харпер пошёл на второй этаж. Он предпочитал осматривать чужие дома в первые часы после произошедшего, пока все ещё ошарашены. Поднимаясь, он оглядывался по сторонам. Пол был выложен черным и белым мрамором, как шахматная доска. Свет струился с хрустальных люстр, играя на золотистом узоре обоев.

На втором этаже Харпер задержался. Ступени перед ним были мокрыми и пахли мылом. Кто-то вымыл целый пролёт меньше часа назад. Харпер пошёл вверх медленнее, внимательно глядя, куда он ставит забрызганные грязью ботинки.

В бороздке, там, где в мрамор были врезаны деревянные столбики перил, он заметил тоненькую кровавую кайму. Там же застряло несколько чёрных волосков. Харпер отметил про себя их длину и последовал дальше.

Лестница вывела его на широкую площадку. По обеим сторонам было шесть высоких дверей. Из-под двух ближайших к нему справа пробивался свет. На полу обнаружилось еще несколько мокрых пятен, явно после недавней уборки.

Харпер подошёл ближе и услышал два мужских голоса, доносящихся из-за дальней двери. Они звучали тихо, и слов было не разобрать. Харпер расстегнул пальто, чтобы облегчить доступ к револьверу, и двинулся вперёд.

Заметив, что у первой комнаты мокрый след оборвался, он замер. Затем толкнул дверь.

Явно спальня молоденькой девушки. Коврик на полу, обои, покачивающиеся занавески и даже большая кровать с пологом были абсолютно белыми. Ковёр украшали золотисто-розовые цветы. Комод прикрыт белой кружевной салфеткой. Кровать напоминала свадебный торт в витрине кондитерской.

Харпер медленно переступил порог, пристально изучая пол, прежде чем оставить на нём грязный отпечаток ботинок. Ярко-красные потёки тянулись от двери к дальнему краю кровати.

Девушка лежала на боку. Лужа крови вокруг головы напоминала нимб. Харпер присел рядом. Затылок представлял собой месиво из волос, крови и осколков костей.

Шея была странно изогнута. Осматривая тело, Харпер заметил наряду со свежими лиловыми кровоподтёками старые, желтоватые. Он задрал рукав ночной рубашки и снова увидел свежие багровые синяки, ещё не успевшие потемнеть.

Со слов пожилой женщины Харпер понял, что девушку избивали. Судя по синякам, это продолжалось довольно долго. Возможно, жертва решила сбежать и упала с лестницы. Или её столкнул убийца.

Харпер догадался, что с таким жаром обсуждали двое в соседней комнате. Можно отмыть от пятен лестницу и холл, но проломленный череп и безобразные синяки на теле никак не скрыть. Пора поговорить с этими мужчинами.

Он поднялся, собираясь уйти, и обнаружил, что кое в чём ошибся, когда вошёл комнату. Ему показалось, что стеклянные двери на балкон открыты. Но сейчас, глядя на хлопающие на ветру шторы, он понял, что оказался неправ. Стекло было выбито. Харпер осмотрел ковёр. Осколков не нашлось.

Он вышел на балкон. Было темно, шёл дождь, Харпер почти ничего не видел, разглядеть осколки не представлялось возможным. Он пошарил руками в перчатках по полу, пытаясь найти стекла на ощупь. И нашёл почти тут же.

— Она здесь, — произнёс мужской голос, и дверь в комнату открылась настежь. С погружённого в темноту балкона Харпер видел, как в комнату вошли трое мужчин. Двоих он узнал: капитан Брэндсон и настоятель Грили из Брайтонского отдела Инквизиции. За ними следом появился человек в тёмно-фиолетовом халате.

Бледное лицо Брэндсона было сплошь покрыто веснушками, а чёрное пальто, такое же, как у Харпера, насквозь промокло под дождём. С жидких рыжих волос капала вода.

Он наверняка забыл надеть кепи, когда его вызвали на убийство. Вполне в его духе.

Густая седая шевелюра настоятеля была совершенно сухой. Несмотря на возраст, он выглядел куда лучше Брэндсона. Он небрежным жестом указал на тело девушки, как на диковинку, которую уже видел прежде.

Третьего Харпер не узнал, но его лицо показалось знакомым. На вид ему было около пятидесяти, чуть меньше, чем настоятелю. Чёрные с проседью волосы красиво зачёсаны назад. Любуясь его стройной ладной фигурой, Харпер едва не проглядел, что правая рука замотана белым бинтом. Будто почувствовав его взгляд, мужчина спрятал руку в карман халата.

— Как видите… — Настоятель Грили показал Брэндсону, куда смотреть. — Вор выбил стекло в дверях и напал на неё, когда она готовилась лечь спать…

— Думаю, всё было совсем не так.

Услышав голос Харпера, все трое вздрогнули. Он вошёл в комнату с балкона.

— Капитан Харпер. — Загорелое лицо настоятеля Грили покраснело от гнева. — Что, бога ради, вы здесь делаете?

Даже в лучшие времена они с настоятелем глубоко и взаимно ненавидели друг друга. Харпер состоял у Грили в подчинении и скрывал свое отношение под маской профессионального равнодушия. Как правило, тот вёл себя точно так же. Пять лет оба успешно поддерживали видимость вежливого общения. Но после убийства Питера Роффкейла этому пришёл конец.

— Расследую убийство, сэр, — ответил Харпер.

— Четыре часа назад вы ушли в отпуск, — отрезал настоятель. — Вас не должно было быть в городе.

Харпер вдруг понял, что настоятель — один из тех двоих, что говорили в соседней комнате. Он задумался, сколько времени Грили уже находится на месте преступления. Очевидно, достаточно долго, раз одежда и волосы успели просохнуть, хотя снаружи льёт как из ведра.

— Я услышал, как женщина на улице зовёт на помощь. Она послала меня сюда в надежде, что я успею, пока девушку не убили. — Харпер сдержал обвиняющие интонации. — Можно спросить, каким образом вы здесь оказались? Разве вы не должны быть в это время дома?

— Мы с лордом Седриком большие друзья. — Грили жестом указал на мужчину в фиолетовом халате. — Он послал за мной, как только увидел, что его бедная племянница упала с лестницы.

— Примите мои соболезнования, сэр. — Харпер видел фотографии лорда Седрика в газетах в разделе светских новостей. Он вспомнил, что Седрик приходится двоюродным братом епископу Редстоуна, но больше ничего.

— Благодарю, — тихо ответил лорд. Харпер узнал его низкий глубокий голос. Он был в комнате с настоятелем Грили.

Скорее всего, Седрик послал за настоятелем задолго до того, как вызвал инквизиторов. Грили помог избавиться от улик. Тело девушки быстро перенесли в спальню, а старые синяки скрыли под длинной ночной рубашкой. Наверное, горничной приказали отмыть ступеньки. Затем, чтобы создать видимость того, что в дом проник посторонний, разбили стеклянные двери. Они действовали поспешно, и Грили, разумеется, понимал, что любой мало-мальски грамотный следователь обо всём догадается.

Но на его стороне было преимущество: он мог вызвать следователя по своему выбору. Харпер бросил на Брэндсона быстрый взгляд. Капитан отвёл со лба мокрые волосы. Он взял с трюмо расчёску, повертел в руках и, заметив взгляд Харпера, вернул её на место.

— Хорошо, что вы пришли, — начал настоятель. — Но мы уже обо всём позаботились. Можете отдыхать дальше.

— С удовольствием. — Харпер внимательно смотрел на Брэндсона. Он никогда не считал того особенно умным, но, может, получится навести его на определённые мысли. — Всё же не могу не спросить, куда девались следы взломщика и вода с его одежды?

— Ну. — Брэндсон указал на следы самого Харпера. — Вот ведь они, как я понимаю.

— Боюсь, Брэндсон, у меня железное алиби. — Харпер сложил руки на груди. — Эти следы оставил я. Более того, они ведут к телу не от балкона. От балкона вообще нет следов.

— Невозможно. Ковёр белоснежный, он бы непременно испачкался. Нельзя проникнуть в дом и не оставить ни единого отпечатка.

Брэндсон, нахмурившись, разглядывал белый ковёр.

— Блудный смог бы. Те, кто умеет летать, могут не наступать на пол. — Настоятель Грили злобно улыбнулся Харперу. — Спасибо, что подсказали, капитан. Теперь ясно, что искать нужно Блудного.

— А разве не следует рассмотреть вероятность того, что в дом никто не проникал? — спросил Харпер у Брэндсона. — Ведь стекло могли разбить для того, чтобы создать видимость взлома…

— Капитан Брэндсон, разумеется, сам способен сделать выводы, — перебил Грили. Он продолжал улыбаться, но гневно щурился. — Полагаю, мы достаточно вас задержали. Мы сами во всём разберёмся.

— Конечно. В таком случае, я пойду, — холодно ответил Харпер.

— А горничная? — спросил лорд Седрик из-за спин Брэндсона и Грили. Настоятель глянул на Седрика, потом на Харпера.

— Точно. Где женщина, которая послала вас сюда? Нам нужно будет с ней побеседовать.

Учитывая случившееся с Роффкейлом, Харпер не собирался сдавать женщину Инквизиции. С другой стороны, помешать настоятелю он не мог в силу подчинённого положения и отсутствия оснований. Женщина не обвиняла прямо лорда Седрика. В распоряжении Харпера были лишь его собственные домыслы, а этого недостаточно, чтобы препятствовать настоятелю.

— Я оставил её у монастыря Пронзённого сердца. — Он назвал самое правдоподобное место в округе. Монастырь был хорош ещё и тем, что находился далеко от того места, где он на самом деле в последний раз видел женщину. Не понятно, поверил ли настоятель, но это и не важно. Самое главное, что Харпер ответил. Пока он прямо не нарушает приказов, его нельзя отстранить или арестовать.

— Хорошо, — ответил Брэндсон. — Отправлю двоих опросить свидетельницу капитана Харпера.

— Пусть пойдут Рейнольдс и Миллер. Если её не найдут у монастыря, пусть поищут к северу от станции дилижансов на Чейпел-стрит, — сказал Грили.

Брэндсон кивнул.

— И ещё… — Настоятель быстро оглядел разбитые стеклянные двери. — Отправьте Кэмпа, Томаса и Уиллса опросить летающих Блудных, которые уже привлекались. Чтобы к концу недели один из них сознался.

Брэндсон снова кивнул, будто сам до этого додумался. Его словно и не волновало, что кого-то из Блудных обвинили в убийстве без суда и следствия. Казалось, он воспринимал лишь приказы Грили.

Харпер как-то задумался, каким образом Брэндсон дослужился до капитана. Похоже, он только что лицезрел, за какие именно качества того так ценит начальство.

— С вашего разрешения, сэр, полагаю, мне пора в отпуск. — Он по привычке слегка поклонился настоятелю.

— Отличная мысль, капитан Харпер. Не желаю вас видеть до конца отпуска. — Настоятель улыбнулся, как будто пошутил. Неужели правда решил, что кто-то купится?

— Что ж, будем надеяться, — ответил Харпер и вышел на улицу.

Глава вторая: Игла

Харпер нёс на руках обмякшее тело, облепленное грязными мокрыми тряпками. Изрезанное морщинами лицо старушки побелело и почти сравнялось цветом с кружевным чепцом и седыми волосами. Только по тихим вздохам можно было понять, что она жива.

Вернувшись за ней, он сперва решил, что женщина умерла, но потом нащупал на бледном запястье слабый пульс. Харпер встряхнул её, но она не пришла в себя, лишь негромко застонала. Кожа на ощупь казалась ледяной, тело сотрясала дрожь. Ей бы к врачу. Харпер быстро закутал её в своё пальто.

Она всё тряслась, и он крепче прижал её к груди. Чепец сполз и повис на спутанных волосах. Сбоку шею Харпера колола шпилька. Он поудобнее переложил женщину, и чепец соскользнул.

Нужно остановиться и поднять его. Чтобы их выследили, достаточно клочка кружева. Но время не на его стороне. Он не рискнул задерживаться и копаться в жиже — женщина умирает. Он пошёл вперёд, надеясь, что грязь и сумерки скроют их следы. Лучшее, что можно сделать — убраться с Чейпел-стрит как можно дальше и побыстрее.

Рейнольдс и Миллер сразу поймут, что никакой горничной у монастыря Пронзённого сердца нет. И тут же пустятся в погоню. Эта мысль придала Харперу сил, и он ускорил шаг.

Рейнольдс и Миллер работают быстро и с удовольствием. Вдвоём они больше похожи на гончих, чем на людей. Харпер как-то видел, как они поймали убийцу, располагая лишь отпечатком ботинка и едва уловимым запахом туалетной воды. Пощады преступнику не было. Его приволокли со сломанной ногой и резаной раной на голове, такой глубокой, что потребовалось наложить шестьдесят швов. Харпер любил, когда этих двоих назначали ему в помощь при расследовании.

Сейчас он мечтал, чтобы они нашли себе другое дело.

Когда он добрался до станции на углу Брайтон и Чейпел-стрит, колокола пробили следующий час. Южный дилижанс к этому времени уже должен был уехать, но его задержала непогода, и он появился почти одновременно с Харпером. Пришлось ждать минут десять с женщиной на руках, пока сменят лошадей, и кучер справит нужду прямо на улице.

В экипаже Харпер позволил себе немного расслабиться. Женщина уже не дрожала. Она лежала тихо — спала. Внутрь за ними влез только один пассажир — юноша, одетый в грязную форму с цветами колледжа Святого Кристофера. От него сильно и сладко пахло вином. Он повалился на сиденье напротив Харпера, потом резко выпрямился.

— Боже правый, вы собираетесь арестовать меня?

— Нет. — Харпер мельком глянул в окно, проверить, не добрались ли сюда Миллер и Рейнольдс. Ему показалось, что в двух кварталах к северу в свете одного из немногочисленных фонарей мелькнуло длинное инквизиторское пальто. Силуэт показался всего на мгновение и исчез в темноте.

— Я просто глотнул немного шерри, чтобы не простыть, — невнятно бормотал студент. — Экипаж запаздывал. Прошу, не нужно епитимьи.

— Тихо, — оборвал его Харпер.

Юноша смешно поджал губы и развалился на сиденье.

Харпер смотрел в маленькое окно. Он молча считал секунды. Ещё мальчиком он приучил себя мысленно считать, чтобы успокоиться. Он увидел Рейнольдса, когда дошёл до восьми.

Рейнольдс был удивительно низкого роста и с обманчиво моложавым лицом. Ступив в полосу света, который лился из окна с противоположной стороны улицы, он показался юным, как школьник.

Харпер досчитал до десяти, когда появился Миллер. Если бы не чёрные усы и чуть более тёмные, чем у Рейнольдса, волосы, их можно было бы принять за братьев-близнецов. Миллер бросил напарнику что-то белое, скомканное. Харпер почувствовал, как ускоряется пульс.

Двенадцать, считал он. Рейнольдс махнул рукой вперёд. Миллер кивнул. Тринадцать. Они побежали к навесу.

Четырнадцать. Харпер спокойно задвинул щеколду на ближайшей двери, потянулся мимо пьяного студента и запер дальнюю.

Пятнадцать. Миллер подбежал так близко, что видно было, несмотря на дождь, как поблёскивают круглые стёкла его очков под козырьком чёрной кепи. Рейнольдс мчался по грязи, будто посуху.

Шестнадцать.

Внезапно Харпера отбросило на тощие подушки сиденья — экипаж тронулся. Они уезжали всё дальше, но Харпер не сводил глаз с инквизиторов. Лишь досчитав до шестидесяти, он откинулся на потёртую спинку и успокоился настолько, что вспомнил про студента. Юноша, покачиваясь, неуклюже пытался запихнуть полупустую бутылку вина под подушку сиденья.

Одни скрывают пороки лучше, чем другие, подумал Харпер, но ничего не сказал.

У парка Святого Кристофера он снова подхватил женщину на руки и осторожно выбрался из экипажа. Дома здесь были попроще, чем на Чейпел-стрит, но казались строгими и элегантными на фоне хмурого неба. Харпер шёл быстро, не обращая внимания на боль в усталой спине и ногах. Преодолев четыре квартала вдоль двухскатных крыш и низких розовых кустов, он достиг цели.

Дом недавно перестроили, и Харпер его не узнал. Прежде на крыльцо вели шесть ступеней. Теперь их было семь, и он едва не споткнулся на последней. Его встревожило, что женщина не очнулась, когда он оступился. Он дернул звонок чуть сильнее, чем нужно, и стал ждать.

В этот поздний час почти все слуги, скорее всего, спят или разошлись по домам. Харпер снова позвонил. В следующее мгновение дверь открылась.

Эдвард бросил быстрый взгляд на него, потом на женщину и впустил их.

— Что произошло? — спросил он, шагая вслед за Харпером из холла в кабинет.

— Думаю, обморожение. Она почти всю ночь провела на улице.

— Положи её сюда.

Эдвард отвёл с лица светлые волосы. Одна щека у него была краснее другой. Харпер подумал, что тот, наверное, снова уснул за столом.

Харпер опустил женщину на высокий смотровой стол, и Эдвард пощупал у неё пульс. Чуть нахмурившись, он прижал ладонь к её бледной холодной щеке. Аккуратно оттеснив Харпера, он стянул с пострадавшей мокрое чёрное пальто и бросил его на пол.

— Она потеряла сознание на улице. — Харпер отошёл в сторону, чтобы не мешать.

Рядом стоял стул, но Харпер был слишком взвинчен, чтобы сидеть. Он напряженно замер у Эдварда за спиной, ожидая, когда ему что-нибудь поручат. Эдвард поднял женщине веки и опустил их, потом осторожно ощупал пальцами её шею и голову.

Харперу хотелось ходить из угла в угол, но комната была слишком маленькой, и он понимал, что будет мешать осмотру. Он терпеть не мог стоять в стороне, пока другие занимаются делом, и сейчас с трудом сдерживался, чтобы не начать перебирать хирургические инструменты.

— С ней всё будет в порядке? — спросил он.

— Думаю, да… Похоже, падая, она не ушиблась головой. Шея тоже цела. Одежду нужно снять.

Эдвард взял ножницы и уверенным движением срезал с женщины остатки грязного платья. Несколько секунд он осматривал худое бледное тело.

— Мне не нравится рана на колене. Придётся зашивать. — Он быстро обошёл Харпера и принялся собирать необходимые инструменты. — Отёка нет, кость вроде не сломана. Если не считать этого и переохлаждения, с ней всё хорошо. — Он замолчал и посмотрел Харперу в глаза. — Кстати, я рад, что ты наконец заглянул.

Харпер кивнул, пытаясь замаскировать неловкость. Последние два месяца он почти не виделся с Эдвардом. Он понимал, что должен поддержать того после похорон Джоан. Но от одной мысли, что придётся изображать горе, в то время как Эдвард страдает по-настоящему, его начинало тошнить.

Проще завалить себя работой и выбросить случившееся из головы.

— Я был занят… Извини, — буркнул он.

— Понимаю. Я тоже стараюсь всё время чем-нибудь заниматься. — Эдвард налил воды в тазик и ополоснул руки. — В этом году собираешься в Фостер?

— Я как раз направлялся туда, когда обнаружил её.

Эдвард кивнул.

— Как думаешь, сможешь освободить пару дней после поездки? — спросил он.

— Я не намерен торчать там целый месяц, — ответил Харпер. — Дней пять, не больше. Давай встретимся на будущей неделе?

— С удовольствием. — Эдвард на мгновение просиял, потом сновал занялся женщиной. — Нельзя таскать на руках пожилых леди по такой погоде. Ты бы лучше послал за мной. Всё равно получилось бы не дольше, чем тебе самому сюда добираться.

— В следующий раз так и сделаю, — согласился Харпер.

— Не сделаешь, — улыбнулся Эдвард. — Не усидишь на месте.

Он говорил и смывал губкой грязь с тела женщины, а закончив, накрыл её толстым хлопковым одеялом. Раненую ногу он оставил открытой.

Харпер смотрел, как он раскладывает инструменты: длинные изогнутые иглы, шёлковую нить, иглу для инъекций и шприц. Он уставился на шприц, чувствуя, как сердце наполняется ужасом.

— Белимай, — прошептал он, и Эдвард поднял на него глаза.

— Что? — спросил он.

— Эдвард, мне пора. — Харпер бросился к двери.

— А женщина? — крикнул тот.

— Я за ней вернусь. Смотри не говори никому, что она здесь, ладно? Особенно инквизиторам.

Харпер понимал, что не имеет права требовать такое от Эдварда, но выбора не было.

— Мне нужно идти. Они убьют его, если я не найду его первым.

— Стой, Уилл! О ком ты говоришь?

— Позже расскажу.

Харпер вылетел из дома, забыв про пальто. Он думал лишь о том, что сегодня время играет против него. Как бы он ни спешил, как бы ни понукал своё измученное тело, короткие мгновения, отделяющие жизнь от смерти, безнадёжно ускользали.

Глава третья: Чёрные ногти

Дождь усилился, и притоптанная грязь превратилась в одно огромное болото величиной с город. Харпер нёсся со всех ног по приподнятым над землёй тротуарам. Рядом с ним на улице тягловые лошади с трудом тащили себя и свою ношу по толстому слою слякоти. Харпер пересёк дорогу на улице Мясников и провалился почти по колено. Глина пристала к ногам и тянула обратно, пока он с боем пробивался вперёд.

Ледяные струи хлестали. Мокрая одежда липла к коже, разнося холод ливня и ветра по телу. Сквозь трещину в подмётке просочилась грязная жижа. Если бы Харпер дал себе задуматься, то заметил бы, что уже почти не чувствует пальцев рук и ног.

Но он не думал. В том числе и о том, что могли сделать инквизиторы с Белимаем, если уже нашли его. В голове то и дело возникали яркие кровавые картинки, но Харпер гнал их прочь.

Он считал про себя, чтобы заглушить рвущийся наружу страх. Считать прошедшие мгновения было проще, чем представлять, что могло за них произойти. Дойдя до шестидесяти, он вновь начинал с единицы, заключив время в замкнутый цикл длиной в шестьдесят секунд. Когда-то он так перечислял имена дьяволов, чтобы не дать им над собой власти, а сейчас давал имена секундам. Другой на его месте, возможно, начал бы молиться, но Харпер оставил молитвы в далеком прошлом.

Самые сильные его страхи — те, что преследовали даже во снах — были порождены именно такой бесконечной, безнадёжной гонкой. В ночных кошмарах он всегда появлялся слишком поздно. И как бы быстро ни бежал, его обгоняли мгновения. Он добрался до матери спустя секунду после её смерти. Ворвался в кабинет приёмного отца, чтобы обнаружить лишь дымящуюся трубку и ни следа самого отчима, который исчез навсегда. И был непростительно далеко от сестры, когда её слезы превратились в потоки яростной крови.

Харпер свернул за угол улицы Мясников и рванулся к покосившемуся трёхэтажному дому, где жил Белимай. Перепрыгивая через ступеньки, взлетел по лестнице к его съемным комнатам. На верхней площадке силы разом покинули тело: сорванная с петель дверь висела криво, косяк превратился в груду щепок.

Его глазам открылись руины, в которые превратили жилище Белимая. Ободранные стены. Груды книг, валявшиеся на полу среди обломков мебели и кусков вспоротой обивки. Треснувший напополам стол сочился чернилами, которые широкой лужей натекли на пол. Всё кругом устилали листы с рисунками Белимая. Рядом с ногой Харпера лежал искусный набросок кузнечика, на бумаге отпечатался след от каблука.

Внезапно он ощутил, как дерёт в горле. Колючая боль прошила грудь. Ноги задрожали, и на какую-то секунду Харпер почувствовал, что не может стоять. Закрыв глаза, он привалился к дверному косяку.

А потом из глубины комнаты донеслось брошенное шёпотом ругательство.

Харпер пинком открыл дверь шире и обнаружил Белимая, который как раз влезал внутрь через выломанное окно. Первым порывом было ринуться вперед и притянуть того к себе, но выражение лица Блудного его остановило. Бледно-жёлтые глаза прищурены от гнева, тонкие губы растянуты в хищном оскале. Харпер замер, дав Белимаю пару мгновений для узнавания. Тот пусть и не улыбнулся по-настоящему, но с его лица стёрлись страх и злость.

С волос Белимая, изогнутыми черными ветвями лежащих на плечах, капала на голый торс вода. Из одежды на нём были только мокрые чёрные штаны и один носок. Скрестив руки на груди, он оглядел руины собственного дома.

— Ты разминулся со своими друзьями, — сказал он, пройдя к столу и роясь в его сломанном корпусе.

— Они наверняка вернутся.

Харперу хотелось хоть как-то подбодрить Белимая, но он знал, что тот не примет его утешения. Какое-то извращенное восприятие заставляло его презирать доброту. Он избегал комплиментов, словно извещений о взыскании долгов. Сочувствие попросту будило в нём ярость.

— Мне казалось, ты на этой неделе должен был уехать в поместье. — Белимай дернул за покорёженные ящики стола, но те застряли и не поддавались.

— Я не успел на дилижанс.

— Значит, день сегодня не задался у всех.

Белимай всё ещё возился с ящиком. В конце концов, он просто отодрал переднюю панель своими длинными черными ногтями.

— Ублюдки. — Он держал в ладонях треснутые стеклянные шприцы, словно тела любимых питомцев. — Вот ублюдки.

Белимай окинул яростным взглядом погнутые иголки и отшвырнул их в сторону.

— Нам нужно уходить, — напомнил ему Харпер. — Они наверняка опрашивают соседей о твоем предполагаемом местонахождении. И вернутся. Это стандартный протокол.

— Стандартный протокол для чего? — Белимай посмотрел на Харпера. — Я что, нарушил какой-то секретный закон, повесив картинки на стену? За каким бесом они это сделали? — обвел он бледными руками усыпающие пол обломки.

— Сегодня вечером была убита племянница лорда. Ты один из подозреваемых.

Сперва Харпер засомневался, понял ли его вообще Белимай. Тот ничего не сказал. Просто сидел, уставившись на широкую лужу чернил перед ним, а затем встал и прошёл в спальню. Было слышно, как он роется в том, что осталось от его вещей, и бормочет под нос ругательства.

Сам Харпер наблюдал за лестницей. Теперь, уже не на бегу, он почувствовал холод, просочившийся сквозь мокрую форму. И молча задался вопросом, собирается ли Белимай вообще выходить из спальни.

Будь это Эдвард, Харпер просто прошёл бы за ним в комнату посмотреть, что тот делает. Если пакует вещи, то он бы помог. Если плачет и проклинает свою судьбу — сказал бы отложить это на потом.

Но Белимай нисколько не походил на Эдварда. Белимай никого не подпускал близко. Даже прижимая к себе его обнажённое тело, касаясь и исследуя каждый дюйм, Харпер не был уверен, что имеет право спросить, нравится ли это Белимаю. Тело он изучил хорошо, но за рамками плоти о его чувствах Харперу было известно не больше, чем блохам в Белимаевой постели.

Мысль о блохах заставила его невольно почесать плечо, когда Белимай появился из спальни. Он оделся и держал в руках туго набитую заплечную сумку. Мокрые чёрные волосы были убраны под фуражку, которая — Харпер был практически уверен — когда-то принадлежала ему самому. Белимай предложил ему зелёное пальто неприглядного вида и перчатки.

Пальто не слишком согревало, но не давало ветру ещё больше охладить тело под вымокшей одеждой.

— Ты эти перчатки в последний раз забыл, — сказал Белимай.

Харпер надел их вместо своих мокрых, затолкав те в карман.

— Ты вроде бы говорил, что не смог их найти, — ответил он, сгибая и разгибая пальцы, плотно обтянутые кожей перчаток.

— Говорил, да, — пожал плечами Белимай. — Пошли?

— Всё взял, что нужно?

Пусть Харперу и не хотелось задерживаться, но возвращаться сюда он не хотел ещё больше.

— Всё, что могу унести. Значит, буду обходиться этим. — Бледно-жёлтые глаза пробежались по искорёженным вещам, которые приходилось бросить.

— Тогда идём. — Харпер придержал для Белимая дверь и почувствовал себя при этом крайне нелепо. Но тот казался слишком подавленным, чтобы отпустить издевательский комментарий.

Харпер шёл за ним по узким переулкам жилых и работных домов. Шум тяжёлых механизмов перемежался раскатами грома. Трубы изрыгали дым, который тут же сбивался вниз струями дождя. Большинство газовых фонарей потухли, но небо время от времени освещалось далёкими вспышками молний.

По мере продвижения, сквозь ветер и дождь до них начал доноситься запах реки. Миновав консервно-фабричный ряд, они осторожно пробрались между огромными водопроводными и канализационными трубами.

Наконец Белимай остановился около останков вытащенного на берег старого траулера. Он сдвинул в сторону лист проржавевшего металла и шагнул в тёмные глубины обветшалого корабельного корпуса. Из входа повеяло запахами мочи и водорослей. Харпер заметил тени людей, наблюдающих за ними изнутри. У большинства из них, как и у Белимая, были жёлтые глаза.

Он поймал того за руку.

— И ты вот здесь собирался ночевать?

— Тут сухо.

— Да это форменная дыра. — Харперу и жильё Белимая даже в лучшие времена казалось порядком запущенным, но увиденное сейчас вызывало только отвращение.

— Я не собираюсь сюда переезжать, — ответил Белимай. — Но здесь набирает людей Карга.

— Карга с улицы Мясников? — Харпер понизил голос, когда на него из корабля уставились несколько Блудных. Наверняка все беглые, как и Белимай, готовые продавать себя или убивать на службе у Карги в обмен на её защиту от Инквизиции.

— Ты серьёзно думаешь пойти к Карге? — Харпер ещё крепче перехватил тонкое запястье. — Да она в лучшем случае превратит тебя в шлюху. А скорее всего, заставит убивать честных граждан за офориум.

— Тогда хотя бы не придётся покупать его самому.

Горячая боль вспыхнула в груди, стоило представить Белимая, лежащего со вспоротым животом на столе Инквизиции или кричащего на костре. Даже не приговорённые к казни Мясницкие Парни мало чем отличались от покойников. Пустые тела, живущие только чтобы подпитывать свои зависимости.

— Она тобою воспользуется, как вещью, Белимай. И оставит на милость Инквизиции, как только ты слишком поизносишься или постареешь.

— Я работал на Каргу, когда меня в первый раз выпустили на свободу. Тогда она обо мне хорошо позаботилась. — Белимай говорил нехарактерно сухо. — Меня обвиняют в убийстве племянницы лорда. Такого подозреваемого инквизиторы искать не перестанут, а прятаться всю жизнь в облаках я не смогу. Но у Карги есть связи. Если кто и способен вывести Блудного из столицы, то это она. Придётся только для начала выполнить для нее работу-другую. Не в первый раз.

Белимай выдернул руку и отвесил Харперу короткую деланную улыбку.

— Похоже, пора прощаться… — начал он.

— Чёрта с два. — Харпер подхватил его и вскинул себе на плечо. А затем развернулся и зашагал прочь от гниющего корабля.

— Харпер. — Белимай повис мешком. — Ты что, вообще, делаешь?

— То, что, чёрт возьми, должен был сделать ещё с самого начала, — сорвался Харпер. — Я не для того загнал себя до полусмерти, чтобы взять и передать тебя в лапы Карги. Я пришёл спасти тебе жизнь, и можешь хотеть что угодно, но другого от меня не жди.

— Харпер, если тебя поймают вместе со мной…

— Заткнись. — Харпер не желал выслушивать причины, по которым ему следовало прекратить происходящее. Он и сам их прекрасно знал.

— Хотя бы поставь меня, — потребовал Белимай. — Иначе именно на это инквизиторы и обратят внимание в первую очередь.

— Ты не будешь работать на Каргу, — отрезал Харпер.

— Ладно. Пусти уже.

Харпер решил послушаться. Частично из-за их подозрительного вида, но главным образом потому, что слишком устал. Он поставил Белимая на ноги и откинулся на стену здания фабрики. Небольшой козырёк её крыши прикрыл их от дождя. Белимай прислонился рядом.

— Если вскроется, что ты мне помогаешь, с тебя шкуру сдерут.

— Не мешай. Я думаю, — ответил Харпер. Он уставился на небо.

Отвести Белимая к себе домой не получится. Добропорядочные соседи доложат об этом в считанные часы. Безопаснее всего за пределами города, но на каждой дороге и каждом причале стоят посты. Охрану усилили после убийства. Сегодня не пропустят и Блудных со специальным разрешением покинуть столицу, а наутро вести разойдутся, и ужесточат даже облегчённые проверки для богатых путешественников.

Он мечтал о сигарете и сухой обуви.

— Если б только прошёл этот треклятый дождь… — пробормотал Харпер, словно во всех их бедах можно было обвинить погоду.

— На высоте ещё хуже. — Белимай невидяще смотрел на тучи. Вспышки молний отражались в его жёлтых глазах.

— Ты туда ушёл, когда они ворвались к тебе?

— Конечно. Я вылетел за окно, как только услышал треск дерева. При такой погоде у них не было шансов поймать меня сетью. — Белимай чуть нахмурился. — Но даже я не могу оставаться там вечно. Ещё чуть-чуть, и превратился бы в ледышку.

Харпер взвесил в голове мысль о том, чтобы спрятать Белимая в Подземельях Преисподней. Джоан возьмёт его к себе, если попросить, в этом он не сомневался. Может, она и сменила имя, но всё равно оставалась сестрой. Но Подземелья — первое место, куда любой отправится на поиски беглого Блудного. Да ещё и Ник Сариэль. Перспектива возобновления тесного общения между ним и Белимаем Харперу не нравилась. Он перевёл взгляд на острые черты Белимая. Нет, мысль о нём и Сариэле, живущих вместе среди Добрых Сограждан, не нравилась ему абсолютно.

— Это ведь на тебе моя фуражка, да? — спросил Харпер.

— Ты забыл её после той первой ночи. — Белимай чуть приподнял козырёк, чтобы тот поменьше скрывал его лицо. — Мне показалось, что им лучше не находить твои вещи в моих комнатах.

— Умно. — Харпер отступил на шаг в сторону, изучая худощавую фигуру Белимая — намокшее пальто превратилось из тёмно-синего в чёрное, вкупе с фуражкой можно было принять его за инквизитора. Жёлтые глаза и чёрные ногти, конечно, никого не проведут, но существовали способы спрятать и то, и другое.

— Мне спросить, что ты задумал? — осведомился Белимай.

— Тогда ты испортишь сюрприз, — ответил Харпер. — Подержи-ка.

Он снял своё пальто и передал его Белимаю. Ветер прошил мокрую одежду насквозь и послал по телу волну мурашек. Харпер быстро расстегнул форменную шинель, стащил её с плеч и тоже перекинул через руки Белимая.

— Этот план включает в себя нас, согревающих друг друга теплом своих тел? — послал ему сальную ухмылочку Белимай.

— Позже, может быть.

Харпер отстегнул жёсткий воротничок священника и одел его на шею Белимаю. Тот ответил выгнутой черной бровью.

— Теперь надень мою шинель.

— Скажи, что ты пошутил.

— Нет, — ответил Харпер.

Белимай пожал плечами и облачился в инквизиторскую шинель. Она не слишком подошла под его размеры, но тёмное пальто скрыло недочёты. Худой Блудный превратился в основательную чёрную фигуру, на фоне которой сразу бросались в глаза две серебряные инквизиторские эмблемы и белый воротничок священника.

— Тебе практически хочется отсалютовать. — Харпер забрал свое тёмно-зелёное пальто и быстро оделся.

— А что делать с ними? — поднял Белимай ладони. Свет газового фонаря вдалеке отразился от чёрных ногтей, словно от обсидиана.

— Перчатки. — Харпер принялся стаскивать их с рук. — Сестра и приёмный отец обходились ими годами, должно сработать и для тебя.

— Подожди минуту.

Белимай вытащил из сапога складной нож и щелчком открыл лезвие. Харпер инстинктивно отпрянул — не из-за Белимая, только из-за быстроты его движений и острого, как бритва, края ножа.

Белимай тем временем срезал ноготь на большом пальце, а затем принялся и за все остальные, подрезая прямо под корень. Нож соскользнул лишь однажды, когда по его руке прошла волна тремора. Лезвие задело край пальца, и на месте пореза тут же выступила ярко-красная кровь.

— Проклятье, — ощерился Белимай.

— Сильно порезался? — Харпер перехватил его ладонь, чтобы осмотреть палец.

— Нет, — ответил тот. — Ломка начинается.

— Надо было дать мне нож.

Харпер сжал палец с царапиной, пытаясь остановить кровь. Белимай зашипел в ответ:

— Ты что делаешь?

— Останавливаю кровотечение. В таких случаях надо сдавить рану.

— Ты что, кретин? Никогда не слыхал о поцеловать, чтобы прошло?

— Ну и шуточки у тебя, — не поверил Харпер.

— Да нет, это правда помогает. Берёшь в рот и сосёшь.

— Мне казалось, так делают только дети. — Харпер начал было смеяться, но заметил сузившиеся глаза Белимая. — Ну хорошо. Если хочешь, пожалуйста.

Он прижался губами к пальцу и осторожно поцеловал небольшой порез. В рот скользнула капля крови.

Она была жаркой и резкой на вкус, словно к ней примешали вина. Сглотнув, Харпер почувствовал, как по горлу стекает струйка жидкого пламени. Жар наполнил желудок и опустился ниже, вглубь паха, выплеснувшись оттуда через мышцы рук и ног.

Харпер с шумом втянул носом холодный воздух. Лёгкие окатило запахами рыбы, кошек, машинной смазки и его собственного едкого пота. Он почувствовал потоки ветра, скользящие и закручивающиеся вокруг него, словно ленты, которые можно поймать пальцами.

Он отступил от Белимая, но ощущения уже затухали. Секундой спустя от них осталось только едва различимое тепло где-то глубоко в животе.

— Что-то не так? — спросил Белимай.

— Нет. — Надо было думать головой, прежде чем пробовать Белимаеву кровь. — Давай надень. Он подал свои перчатки.

— Ты точно уверен…

— Глаза всё равно слишком заметны. — Харпер сдвинул фуражку пониже, пока тень от козырька не скрыла, с запасом, их желтизну. — Вот. Идеально.

— И что теперь? — спросил Белимай.

— Теперь мы идем к станции дилижансов на Грин Хилл и садимся на последний экипаж до Святого Беннета.

— Ты свихнулся? — уставился на него Белимай. — Если произошло убийство, люди Инквизиции будут наблюдать за каждой станцией, доком и городскими воротами.

— Они ищут Блудных, а не других инквизиторов. Когда спросят твоё имя, ты скажешь «Уильям И. Харпер»…

— Мне притворяться тобой? Да это никогда не сработает.

— Еще как сработает. Поверь мне.

— А что если они спросят, что означает «И»?

— Никто не будет спрашивать…

— Думаю, мне стоит знать, — резко перебил Белимай. — Уж если я выдаю себя за Уильяма И. Харпера, то хочу представлять, как в моем имени расшифровывается «И».

— Иувал, — в конце концов выдал Харпер.

— Иувал? — Белимай чуть склонил голову набок. — Что это, вообще, за имя?

— Иувал, сын Ламеха и Ады. «Отец всех играющих на арфе и свирели». Книга Бытия, глава четвёртая, стих двадцать первый.

— Значит, родители с самого твоего рождения знали, что ты будешь играть со «свирелью»? — ухмыльнулся Белимай.

— Ещё скажи, будто не рад, что они оказались правы, — бросил ему Харпер. Он с облегчением увидел ответную лёгкую улыбку Белимая.

— По-твоему никто не догадается, что я — это не ты?

— Нет, если мы пойдем на Арчерс-Грин. Там я никогда не бывал, и ни один из их домов правосудия не пересекается с нашими в Брайтоне. Кто-то может знать моё имя, но не больше. Мы дождёмся дилижанса, потом зайдём, представимся и скажем, куда направляемся. Оплатим проезд, сядем в экипаж и всё. Там не будет времени на какие-либо разговоры с инквизиторами. Идёт?

Белимай сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Харпер заметил лёгкую дрожь, пробежавшую по его телу. Впервые со времени их знакомства он пожалел, что у него нет с собой офориума, просто чтобы унять тремор. Белимай спрятал подрагивающие руки в карманы пальто.

— Притворюсь, что замёрз. Как думаешь, мне поверят на станции?

— Никто даже не спросит, — ответил Харпер.

— А что если спросят? Если взглянут на меня и тут же поймут, что я — это не ты?

— Тогда просто побежим, как будто за нами черти гонятся. — Харпер сжал плечо Белимая и шагнул обратно под дождь. — Пойдём. Всё будет хорошо.

— О да, как может быть иначе, с таким-то надёжным планом? Ты вообще зря прозябаешь в Инквизиции. С твоими талантами нужно работать на военный департамент.

Несмотря на сарказм, Белимай, кажется, расслабился.

Харпер почувствовал неоправданное облегчение. Возможно, он просто слишком устал, чтобы бояться. И был рад измерять проходящие секунды шагами, а не пытаться отчаянно угнаться за ними. Похоже, в этот раз он успел вовремя.

Они шли бок о бок под проливным дождём в темноте, озаряемой мерцанием газовых фонарей.

Глава четвёртая: Лихорадка

Харпер надеялся, что им удалось сесть на дилижанс, не привлекая лишнего внимания. Когда в тёмную скорлупку экипажа начали набиваться другие пассажиры, его прижало к Белимаю. Оба сиденья продолжали быстро заполняться людьми. После того, как внутрь протиснулся последний человек, Харпер напрягся, не давая мужчине слева навалиться на него всем весом. Белимай сидел молча, зажатый между Харпером и стеной дилижанса.

Харпер чувствовал каждую пробегавшую по телу Блудного волну жара и каждое содрогание. Ему хотелось видеть лицо Белимая, но внутри было слишком темно. Он кидал быстрые взгляды, когда окно озаряло светом газового фонаря с улицы, но успевал заметить лишь полоску посеревшей кожи и тонкие губы, а затем дилижанс снова погружался во тьму.

Молчание Белимая не давало Харперу покоя. Он скользнул рукой по худому плечу и попытался освободить чуть больше места, но едва смог сдвинуться, прежде чем невольно пихнул локтем соседа слева. К другому боку привалился Белимай, его кожа была обжигающе-горячей.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — прошептал он.

Сосед слева заёрзал и умудрился слегка отстраниться.

— Всё будет нормально, — сказал Харпер. — Просто попытайся расслабиться.

— Не могу, — простонал Белимай. — Меня правда стошнит.

— Потерпи.

Харпер знал, что его слова ничего не изменят, но большего он предложить не мог.

Его совсем не удивило, что мужчина слева, а с ним и ещё пара пассажиров спешно вышли на следующей же остановке. По сравнению с поездкой по соседству с человеком, которому настолько плохо, ожидание под дождём кажется уже не таким печальным уделом. Харпер облегчённо выдохнул, когда остальные пассажиры сошли вскоре после того, как дилижанс проверили и пропустили через городские ворота. До конца ехали только они с Белимаем.

Он попытался было отсесть, чтобы Белимай мог устроиться поудобнее, но тот перехватил его руку.

— Останься, — сказал он. — Ты тёплый.

— Тебе точно не нужно больше места?

— Не сейчас. Может, позже, — прошептал Белимай.

Он опустился ниже и примостил голову на ноге Харпера. Всё его тело дрожало, жар от щеки проникал даже сквозь плотную ткань брюк.

— Вот бы всегда было так же темно, — сказал Белимай. — Мне бы ещё только чуть-чуть…

— Чуть-чуть чего? — спросил Харпер, когда тот так и не договорил.

— Офориума. — Белимай резко подскочил. — Сейчас стошнит.

Он качнулся вперед и мешком упал на пол дилижанса. Харпер попытался поймать, но не смог разглядеть в темноте его фигуру. А затем послышался щелчок дверного замка. Внутрь полился свет от фонаря возницы. Белимай свесился из дверного проёма, держась за ручку, его рвало.

Харпер рванулся и перехватил его под грудью, не давая содрогающемуся телу выпасть из экипажа. Из открытой двери внутрь залетел ветер и ледяная крупа. Белимай трясся и надсадно кашлял, но тошнить его было уже нечем. Харпер втащил его обратно в дилижанс и захлопнул дверь. Быстрым отработанным движением руки он защёлкнул замок.

— Сколько времени прошло с последней дозы?

— Слишком много, как видишь, — ответил Белимай тревожно тихим голосом. Он едва смог всползти обратно на сиденье. Харпер ждал в темноте, пока Белимай заново устраивался поудобнее и вновь укладывал голову ему на колени.

— Сейчас уже почти три дня, — вздохнул Белимай.

— Почему?

— Я не думал, что ты станешь возражать…

— Я и не возражаю, — быстро перебил Харпер, пока Белимай не ушёл от ответа. — Просто хочу знать, что смогло тебя заставить.

— Не нужно тебе знать, — глухо сказал Белимай.

— Было бы не нужно, не спросил.

Он коснулся лба Белимая и мягко провел пальцами по влажной копне курчавых волос. Белимай хранил молчание, и Харпер понимал, что силком заставить его отвечать не получится.

Возможно, он и прав. Может, Харперу и правда лучше не знать. Если Белимай завёл другого любовника, который вдохновил его на перемены, то эта новость Харпера не обрадует. Потому что в ответ хотелось услышать своё имя.

Он понимал, как это низко — желать, чтобы спасение Белимая пришло от его, Харпера, собственной руки. Всему виной его глубоко эгоистичная потребность стать спасителем, хотя бы для этого мужчины. И всё же, отрицать такое своё желание он не мог. И продолжал мечтать, зная в то же время, что мечты эти вряд ли сбудутся.

Только один мужчина столько значил для Белимая — он погубил себя ради Сариэля. Харпер никогда об этом не забывал. Когда он впервые прочитал личное дело Белимая, глубина преданности того Сариэлю привела его в ужас и одновременно заставила восхищаться. Эти записи он перечитывал снова и снова, рассматривая фотографию Белимая и горя от желания оказаться в тот момент рядом и спасти.

Молчание в экипаже затягивалось. Харпер гладил Белимая по волосам. Его кожа до сих пор горела, но дыхание стало глубоким и ровным. Неужели наконец-то уснул?

Но вдруг тот дёрнулся, словно схватился за электрический провод под напряжением. Из его горла вырывались сдавленные нечленораздельные звуки, пока грудь и живот сотрясали спазмы. Харперу удалось поймать колотящееся тело до того, как Белимай упал на пол. И так же внезапно, как начался, тремор прекратился. Белимай вновь осел у ног Харпера потный и обессиленный.

— Этого ты не должен был видеть, — пробормотал он.

— Я и так мало что вижу. Слишком темно.

— И ничего не упускаешь, поверь. — Белимай перевернулся на бок. — Я планировал разделаться со всем к тому времени, как ты вернёшься из своего отпуска.

— Мне доводилось наблюдать людей и в худшем состоянии. Ничего страшного. — Харпер убрал влажные пряди со лба Белимая. Его пот пах едко и с нотой сладости, как печёный ананас. Запах, несвойственный даже Блудным.

— О, я так рад попасть в твой мерзостный список людей, которых ты видел в паршивом состоянии. Надеюсь только, что однажды вознесусь на самую его вершину. Дай мне пару дней, и кто знает? Кажется, сейчас опять будет тошнить.

Белимай с трудом поднялся на ноги и, покачиваясь в такт трясущемуся экипажу, невольно ударился о плечо Харпера. Тот потянулся, чтобы помочь, но Белимай отбросил его руку.

— Нет, всё-таки прошло. — Он упал обратно на сиденье и вновь пристроил голову на бедре Харпера. — Тьфу, убожество.

— Поверить не могу, что ты собрался в таком состоянии идти к Карге, — покачал головой Харпер.

— Я не знал, что ещё сделать, — ответил Белимай слабым голосом. — Не хотелось тебя в это вмешивать.

— Понимаю. — Харпер продолжал гладить его по волосам. — Но я сам себя вмешал. Ты бы здесь всё равно никак не повлиял.

— Да, пожалуй, не повлиял бы. Меня это в тебе страшно раздражает, знаешь?

— Правда? — спросил Харпер, но Белимай не ответил.

Тёмную пустоту дилижанса наполнило молчание. Харпер не слышал даже шум дождя. Они проехали грозу. Ночную тишину нарушал только ровный перестук копыт. Харпер прикрыл глаза. Мысль о сне манила.

— Как там?

Голос Белимая его удивил. Он думал, что тот уже спит.

— Где?

— Куда мы едем… — Белимай говорил медленно и сонно. — Как там?

— В усадьбе Фостер? Она большая, пустая… довольно красивая, на самом деле. Там есть фруктовые сады, в основном с яблонями и лещиной. Из людей только летний штат прислуги. Бабушка живёт с семьёй моей тети в Рэдклиффе. Так что вся усадьба будет в нашем с тобой распоряжении.

— Звучит заманчиво. Если б я ещё не представлял из себя такую немощную развалину в мой единственный шанс увидеть мир за стенами столицы.

— Ничего, поправишься. Я же не собираюсь насильно тащить тебя обратно в город после восстановления.

— Да нет. Наверное, не потащишь. Боже, как холодно. — Белимая пробила дрожь.

— Тебя лихорадит, — прошептал Харпер.

— Как думаешь, в аду будет хуже, чем сейчас? — пробормотал Белимай, обхватив себя руками.

— Не знаю.

Харпер вновь закрыл глаза. Горячечное тело Белимая мелко тряслось, а он продолжал гладить его по голове. Ему хотелось, чтобы Белимай заснул — так будет лучше им обоим.

— Поговори со мной, — прошептал Белимай.

— О чём?

— Ты когда-нибудь думаешь об аде?

— Стараюсь этого не делать.

— Раньше я только о нём и думал. Гадал, как там сейчас, когда все демоны ушли.

— Бескрайнее заброшенное королевство безбрежной тишины, если верить Писанию, — с легкостью ответил Харпер.

— А вы верите Писанию, капитан Харпер?

По тону голоса Белимая он вообразил, что тот разглядывает его со своей косой усмешкой. Типичное выражение лица для его Блудного. Более того, оно ему даже шло. Он часто прикрывал такой улыбочкой свою искренность.

— По-моему, мы и так достаточно скоро сможем проверить лично, — сказал Харпер.

— Я все опишу письмом, если попаду туда раньше тебя. Бьюсь об заклад, там-то тепло.

Слова Белимая смазал длинный зевок. Он поёжился и устроился поудобнее.

— Прикрыть тебя моим пальто?

— Харпер. — Белимай сделал долгую паузу. — Ты не можешь вечно раздавать собственные вещи другим. Тебе стоит иногда побыть немного эгоистом.

— Ничего страшного, мне же не холодно.

— Нам обоим холодно… — Белимай умолк. Он мешком лежал под боком у Харпера, а потом наконец уснул.

Харпер знал, что так и будет. Белимай лишь в последние минуты перед тем, как провалиться в сон, полностью терял свой сарказм и цинизм. В некоторые ночи, если удавалось хорошенько его разговорить, голос Белимая звучал практически ласково.

Сам Харпер откинулся назад на спинку сиденья. Закрыл глаза и заснул.

Время шло, и ночь уступила место утру, а внутрь экипажа полился яркий свет. Белимай перевернулся, уткнувшись лицом в спинку сиденья. Харпер проснулся и смотрел на проезжающие в окне ряды яблонь. Воздух наполняли сладкие ароматы диких цветов и прошедшего дождя. Еще чуть-чуть, и он будет дома.

Глава пятая: Ангел

Дом был таким же, как и помнил Харпер. Темное здание возвышалось над внешними стенами и нависало над дубами, растущими вдоль подъездной аллеи. Огромные стены впервые построили, когда усадьба служила церковным гарнизоном. Как и много поколений назад, они стояли в ожидании последнего штурма древних еретиков. Все поместье, начиная от высоко расположенных узких окон и заканчивая необъятными конюшнями, до сих пор жило в воюющем прошлом. Вместо газовых фонарей над массивным каменным входом висели в железных кольцах факелы.

Хотя само здание и земли вокруг находились в безукоризненном состоянии и за порядком явно следили, из-за тишины всё казалось заброшенным. Крайне уединённым. Не просто расположенном на удалении от остальной цивилизации, а потерянным в прошлых веках.

В каждый свой приезд Харпер отмечал, что кольца с факелами надо переделать под газовые светильники. Но потом неизбежно забывал и откладывал это до следующего визита. Ему вдруг стало любопытно, не случалось ли то же самое у отца. Возможно, та же история происходила с целыми поколениями его предков, и дом постепенно всё больше и больше погружался в прошлое, пока не превратился в эту массивную реликвию.

Харпер постучал в покрытые резьбой двери. Звук вышел не слишком громким, но разнёсся далеко в царящем безмолвии. Несколькими секундами позже в одной из створок приоткрылось окошко, и из него с широкой улыбкой выглянул юноша в одежде родовых синего с белым цветов.

Его звали Джайлз, и он был старшим сыном экономки миссис Кейтли. Каждый свой ежегодный визит Харпер отмечал, как идет его взросление. В этом году Джайлз щеголял жидкими темными усами, которые смотрелись скорее купленными в костюмной лавке, нежели своими. Но по тому, как он поглаживал подбородок, Харперу стало ясно, что хозяин ими вполне гордится. Джайлз отодвинул массивный засов и налёг на дверь.

— Доброе утро, мастер Уильям. Рад снова видеть вас здесь, сэр.

Джайлз склонил голову и тут заметил Белимая.

В утреннем солнце плохо подходящие друг другу детали одежды явно с чужого плеча бросались в глаза. Кожа Белимая приобрела восковую бледность, а волосы превратились в одну всклокоченную черную массу. Он зажмурился от яркого света.

Джайлз уставился на гостя.

— И вам доброе утро, сэр, — после паузы сказал он.

Белимай слабо простонал в ответ.

— Джайлз, — напомнил о себе Харпер. — Пожалуйста, сообщи миссис Кейтли, что я прибыл с гостем и он болен. Есть мы будем наверху.

— Да, сэр, — поклонился Джайлз и тихо вышел из холла.

— Как ты? — спросил Харпер, когда они остались одни.

Белимай осторожно приоткрыл глаза настолько, чтобы осмотреться.

— Проклятый свет. Слишком ярко, — глухо сказал он.

Мраморный пол сверкал, отражая лучи света, падающие на него из окон. Хотя на стенах больше не висели гобелены со святыми мучениками, в доме всё ещё встречались пережитки его ранней истории. На каждой двери и над каждым проёмом были выгравированы позолоченные кресты. Узкие окна в витражах окрашивали утренний свет в яркие цвета. Изображения крошечных лучистых ангелов в разгаре боя и грешников в муках пыток сияли высоко под потолком.

Вслед за Белимаем Харпер поднял взгляд на яростного красноглазого ангела мести. Эту сцену, вместе с сотней других, он видел день за днём во времена своей юности и позже, когда учился в колледже Святого Беннета. Как и крест, ангелы стали ему настолько знакомы, что теперь он их едва замечал.

Зрачки Белимая расширились и сузились. Губы дрогнули, но рот не издал ни звука. Харпер про себя задался вопросом, не мерещатся ли ему галлюцинации.

— Белимай, это всего лишь витраж.

— Она похожа на твою сестру, — в конце концов ответил он.

Харпер вновь поднял взгляд на окно. Белимай был прав. Ангел с витража и правда напоминал Джоан. Не милую кареглазую девочку из его воспоминаний, а разгневанную женщину, в которую она превратилась после убийства Питера Роффкейла. Ангел парил над ним и словно зачитывал обвинительный приговор.

— Харпер, — прошептал Белимай.

— Что? — перевел на него взгляд Харпер.

Лицо Блудного совсем побелело. Он пошатнулся, и Харпер придержал его за плечо.

— Ничего, — прошептал Белимай, — я просто… — и осел на пол.

Харпер успел его поймать и поднял на руки.

Ближайшей к ним спальней оказалась детская. Харпер сомневался, что Белимай высоко оценит обстановку, но в тот момент он бы вряд ли обратил на неё внимание. Стены комнаты были выкрашены в яркие цвета, а кровать устилало покрывало с вышитым по краям именем Харпера.

Положив Белимая на постель и выпрямившись, Харпер увидел, что тот пришёл в себя. И рассматривал дальнюю стену.

— Господи боже, — пробормотал он, — это что, правда облака на стенах?

— Да. Давай, надо тебя раздеть.

Но когда Харпер потянулся расстегнуть пальто Белимая, тот отпрянул. А затем вдруг закрыл ладонями лицо.

— Снова тошнит?

Харпер почувствовал легкую панику, пытаясь найти в комнате что-то, подходящее на роль таза.

— Нет, — медленно опустил руки Белимай. — Но на секунду показалось, что я опять попал в Дом Инквизиции.

Он хмуро уставился на дальнюю стену с ее пушистыми белыми облачками.

— Где я, чёрт побери? — требовательно спросил он.

— Мы в детской. И тебе нужно раздеться и лечь. — Харпер осторожно потянул на себя сапоги Белимая, а затем снял с него пальто. — Это единственные комнаты, которые по-настоящему обновили за последние сто лет. Надеюсь, ради труб, подающих воду прямо сюда, и обогрева ты сможешь потерпеть раскрашенные под небо в облаках стены с потолком.

— Личинки, — пробормотал Белимай.

— Личинки?

— Липкие кучки личинок. Они проедают стены.

— Они ненастоящие, — сказал Харпер.

— Знаю, — ответил Белимай, не отрывая взгляда, — Но галлюцинация очень убедительная.

Он казался до странного спокойным. Харпер не знал, то ли дело в усталости или же галлюцинации были Белимаю далеко не в новинку. Он понаблюдал ещё немного: Белимай продолжал прожигать взглядом стены, словно винил их за то, что видел.

— А знаешь, что самое плохое? — спросил он, не переводя глаза на Харпера.

— Что?

— То, что они идут из моего собственного сознания. — Белимай выдавил из себя по-напускному широкую улыбку. — Эти уродливые тельца выползают из уродливого меня.

Он по-прежнему смотрел вперёд. Харпер начал волноваться.

— Я раньше и не осознавал, насколько хорошо знаком с личинками, — продолжал Белимай. — Такие белые и мягкотелые. Их влажные ротики никогда не перестают жевать. Они лоснятся.

— Постарайся о них не думать. Спи. — Харпер мягко перехватил руку Белимая и стащил с него рубаху. Мокрую от пота. Он отбросил её в сторону. Кожа на груди Белимая была мертвенно-бледной, а шрамы от молитвенных машин — тревожно покрасневшими.

— Я не хочу закрывать глаза, — сказал Белимай. — Не хочу видеть их у себя в голове.

— Они исчезнут, обещаю.