Эпилог

Настоящая трагедия человеческой личности в том, что какие бы ужасные события с ней не произошли, жизнь вокруг будет продолжаться вопреки выматывающей душу боли, стальным обручам страха, перехватывающим горло. В такой момент с особой ясностью понимаешь, что никому нет до тебя дела. Ты доверчиво раскрываешь свою душу мирозданию, а оно никогда не знало о твоем существовании.

В те непростые для всех дни Маргарет спасло чувство долга. Ей пришлось направить всю свою энергию на спасение мужа. В первые сутки положение Эмиля было очень шатким. От быстрой расправы его спасло только заступничество профессора Тальбота. В свете последних событий он, как доверенное лицо Механика, приобрел значительный политический вес и с его мнением приходилось считаться.

Затем был скорый суд, на котором Эмиля признали душевнобольным и пожизненно приговорили к содержанию в закрытой психиатрической лечебнице. О смерти Механика объявили только спустя три дня, когда стало ясно, что Тальбот вместе с командой в состоянии взять проект под контроль. О выстрелах не сообщалось — широкая общественность узнала, что гениальный ученый скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности вызванной чрезмерными нагрузками.

Маргарет смогла увидеть Эмиля только на третий день после убийства. Она не стала отрицать факт замужества несмотря на то, что это автоматически делало ее женой психопата. Когда она добилась встречи с Эмилем, то едва узнала его. Он без движения сидел с открытыми глазами, изучая стену напротив, оживляясь немного только при звуках ее голоса. Немигающий застывший взгляд, устремленный в пустое пространство, свидетельствовал о том, что важная часть личности, некогда бывшая Эмилем Леманном, погибла вместе со своей жертвой.

Спустя два месяца его состояние немного улучшилось, но лечащий врач Эмиля заверил Маргарет, что он по-прежнему ничего не помнит о произошедшем и вряд ли вспомнит, учитывая поражение его разума «Синдромом Затемнения». Любые упоминания о Механике были связаны в голове Эмиля с тьмой и животным ужасом, а потому слишком болезненны. Его подсознание предпочло избавиться от них, спрятав так глубоко, как только возможно.

«Однажды мы сможем извлечь эти воспоминания, — уверял ее доктор. — И тогда ваш муж вернется к вам. Главное, не отчаиваться». Маргарет не отчаивалась, но она не хотела, чтобы Эмиль возвращался. Она не желала ему зла и была намерена до последнего вздоха поддерживать Эмиля, но не представляла, во чтобы превратилась их жизнь, появись он вдруг на ее пороге. У них больше не было ничего общего.

Путь домой из лечебницы занимал не больше часа, если на окраине свернуть в проулок и пересечь аллею, засаженную каштанами. За аллеей чуть в стороне виднелась хорошо знакомая Маргарет тропинка. Она вела к широким каменным ступеням лестницы, поросшим по краям одуванчиками. Возле крыльца ее дома росла старая липа, дававшая обильную тень. Много деревьев не смогло оправиться после Затемнения, они зачахли и погибли, но липа выстояла и зацвела в этом году, как ни в чем не бывало.

Вернувшись домой Маргарет с удовольствием закрыла дверь, оставив остальной мир за толстыми стенами. Она пару минут провела в прихожей, прислушиваясь. Как и все строения, чей почтенный возврат давно перевалил за черту в полвека, дом жил своей жизнью. Где-то в глубине дубовых панелей поскрипывали древоточцы. Наверху стучало чердачное окно, в давно не разжигаемом камине подвывал ветер. Поднимаясь по узкой лестнице на второй этаж, Маргарет чувствовала, как под ее весом прогибаются затертые ступени. Это было приятное ощущение. Ей казалось, что дом так здоровается с нею.

Внезапно во входную дверь уверенно постучали, заставив Маргарет вздрогнуть. Она не ждала посетителей, поэтому вернулась в коридор полная дурных предчувствий. До сих пор любое отклонение от привычного течения жизни воспринималось ею как признак надвигающейся катастрофы. Какого же было ее удивление, когда за дверью никого не оказалось.

— Что за глупые шутки? — пробормотала она, выглядывая наружу.

На противоположной стороне улицы Маргарет заметила невысокого мужчину в сером плаще. Он явно спешил. Сначала она хотела окликнуть его, но сдержалась, заметив на коврике перед дверью сверток, обернутый слоями светлой бумаги и перетянутый бечевкой. На бумаге не значился адрес, зато стаяло ее имя. Маргарет перевернула сверток, несильно потрясла и, пожав плечами, унесла в дом. Чтобы это ни было, оно предназначалось ей.

На кухне, разрезав ножом бечевку, она в нетерпении развернула бумагу.

— Господи! — вырвалась у нее.

Незнакомец оставил на пороге ее дома черную шкатулку, украшенную кленовыми листьями. Маргарет осторожно провела пальцем по узнаваемым изгибам — эта вещь без сомнения некогда принадлежала Механику. Приоткрыв крышку, она услышала знакомое постукивание шестеренок. Под тихую ненавязчивую мелодию планеты внутри шкатулки возобновили свое бесконечное движение вокруг солнца.

Кто и зачем прислал ее?

Маргарет закрыла шкатулку, продолжа сосредоточенно буравить взглядом ее поверхность, пытаясь разгадать мотивы, двигавшие отправителем. Тут она вспомнила о потайном отделении и поспешно нажала на черенок листа. Ящичек выскочил с легким щелчком, но вместо медальона и детского фото в нем теперь лежало письмо. На лицевой стороне хорошо ей знакомым мелким корявым почерком было выведено всего одно слово: «Маргарет». Дрожащими руками она достала письмо и положила на стол.

Конечно, как она могла надеяться избежать посмертного послания? Механик способен связаться с ней и с того света. Глубоко вздохнув, Маргарет попыталась унять дрожь в пальцах, но тщетно. Так и не справившись с волнением, она аккуратно раскрыла конверт и извлекла оттуда несколько листов желтоватой бумаги.

«Милая Маргарет!

— ее имя Механик вывел с особым старанием, дважды обведя каждую букву.

— Я ведь могу позволить себе назвать вас подобным образом после сблизившего нас путешествия между звезд, не так ли? Если вы читаете эти строки, это значит, что иным способом я больше никогда не смогу к вам обратиться. Но я не слишком люблю это слово — «никогда», оно кажется мне чересчур поспешным для нашей изменчивой вселенной.

Хочется тешить себя надеждой, что моя смерть стала утратой для вас, и вы провели какое-то время с грустью воскрешая в памяти картину нашего знакомства. Видите, мне не чуждо ничто человеческое: я тоже надеюсь, что моя кончина огорчит кого-то настолько, что он прольет несколько скупых слез над моей могилой.

Не знаю, отчего я столь скоропостижно скончался, но предположу, что был убит. Вы удивлены? (На самом деле эта загадка разрешается просто — я заранее приготовил несколько писем с минимальными отличиями касающихся способа моей смерти, одно из которых и попало к вам в руки.) В любом случае, это не имеет значения. Хватит говорить обо мне, лучше поговорим о вас — вы то живы.

Как вы себя чувствуете? Надеюсь, что хорошо. Уж мне-то известно, сколько неприятностей может доставить физическое тело — эта проклятая темница человеческого духа. Не болейте, не нервничайте, встречайте каждый новый день с радостью. Кстати, о дне… Выгляните в окно — солнце ведь взошло, правда? Света в избытке, небо синее как прежде, облака большее не напоминают собой свинцовые крышки гробов. Война закончилась. Общество переполнено оптимистичными идеями, всем хочется успеть приобщиться к закладке фундамента прочного светлого будущего.

А что делаете вы, Маргарет? Сидите в одиночестве, пытаясь удержать утекающую между пальцами реальность? Заранее прошу извинить меня за эти слова, но ведь я знаю, что происходит с человеком, побывавшим в глубинах космоса. После этого нельзя смотреть на мир как прежде. Я единственный, кто может понять вас, Маргарет. Вернее, мог понять. Простите…

Искренне надеюсь, что вы еще не скомкали письмо и не растопили им печку. Дальше для вас есть кое-что интересное. Должен признаться, но с самой нашей первой встречи я следил за вами. Вы же понимаете, что агент отдела «Д» оказавшийся так близко к моей персоне заставил меня волноваться. Но чем больше я узнавал вас, тем больше вы мне нравились. Вы перестали быть безликим агентом… У меня есть маленькая слабость, мне нравится все, что способно меня заинтересовать, а вы заинтересовали меня всерьез.

Не буду раскрывать все карты, скажу только, что я знал о Максимилиане Дорене и его бредовых идеях. Именно такие люди как он и сделали меня параноиком. Более того, я знал о цианиде, что он принес вам. Дорен давно привлекал к себе внимание нестандартным поведением. Как оказалось не зря.

Было немного обидно, что вы предпочли поверить этому мерзавцу, Маргарет. Да, я знаю, вы поверили ему, взяли порошок… Но я решил — будь что будет. Если вы отравите меня, значит, я в вас ошибся и мне больше незачем жить. В тот момент мне захотелось выпить яд, как вам это? Увы, тяга к саморазрушению живет в каждом из нас.

Но вы не отравили меня, милая Маргарет! Не стали убийцей и я начал надеяться на лучшее. К сожалению, я не мог знать всего, и допустил тот злосчастный инцидент, едва не стоявший вам зрения. Дорен, этот низкий подлый человек, решил обезопасить себя и избавиться от нас обоих.

Тогда я очень боялся потерять вас. Мне трудно выразить все гамму чувств, но в какой-то момент вы, Маргарет, стали для меня значить больше, чем проект. (Это признание звучит несколько странно, но вы же знаете, насколько велика моя одержимость наукой). В вашем присутствии я впервые после смерти дочери почувствовал себя человеком. Вы сумели проникнуть в мою крепость одиночества и сами того не подозревая, сделали меня счастливым.

Мне хотелось, чтобы вы тоже были счастливы, чтобы на небе снова сияло солнце, все были живы, поэтому я поклялся продолжить исследования, чего бы это ни стоило. Даже если бы мне целиком пришлось перейти на «Искусственную жизнь» и стать философствующим придатком к аппарату.

Теперь мне жаль, что я умер — не потому, что не успел воплотить все замыслы о которых рассказывал (большинство из них все равно было невозможно реализовать — признаюсь, это были откровенно бредовые идеи), а потому что у меня украли время, которое я мог провести в вашем обществе. Однако здравый смысл и жизненный опыт заставляет меня думать, что моя смерть станет благом для всех. Ведь теперь общество получило мертвого врага — отличную мишень, на которую можно повесить свои просчеты. Отныне я виновен не только в Затемнении, но и в войнах, голоде, многолетней конфронтации между материком и островами, в том, что богатые угнетают бедных и в том, что бедные ненавидят богатых. И во многом другом, вы сами можете продолжить список.

Меня не волнует, что будут говорить обо мне после смерти. Когда от тебя остается только инвентарный номер, ты становишься вещью, то теряешь всякую связь с обществом… Мне важно мнение лишь одного человека — ваше, Маргарет. Не думайте обо мне дурно. Я всегда был далек от политики и никогда не хотел становиться ключевой, хоть сколько-нибудь заметной фигурой. Меня устраивала жизнь искателя истины в науке. Если бы не внезапная болезнь моего брата, он взял бы ответственность на себя, а я так бы и остался в его тени. Вы же мне верите, правда? Я не всегда был честен с вами, но сейчас я вполне искренен. Мертвому незачем лгать.

Запомните меня как верного друга, странного мечтателя, чудаковатого астронома, наблюдавшего за движением звезд и пожелавшего их коснуться. Пускай я останусь в вашей памяти небесным механиком — в этих словах есть что-то поэтическое.

Что еще сказать? В вашей реальности я мертв, но где-то по-прежнему существую. Мы — всего лишь вибрация, потерянная и снова обретенная в разных телах, в разных мирах… Вселенная невероятно сложна, чуть-чуть приподняв завесу, я едва не лишился рассудка, но ведь есть ключ — я уверен в этом, некая универсальная формула, которая позволит понять все! Боюсь только, что те, кто узнают эту формулу, перестанут быть людьми.

У вас есть запись моего вибрационного кода, Маргарет. (Надеюсь, вы ее не выбросили и не потеряли.) Поступайте с ней так, как сочтете нужным. Если тоска по мириадам ослепительных огней горящих в бесконечности станет невыносимой, вы устанете от одиночества и непонимания окружающих, то можете вернуть к жизни некую часть меня. В приложении к письму я оставил все необходимые инструкции на этот счет. Если вы достаточно сильны духом, чтобы прожить без этого, вам стоит положить цилиндр в шкатулку, и забыть о моем существовании. Только прошу, не выбрасывайте саму шкатулку — она не является особо ценным произведением искусства, но я сделал ее своими руками для дочери. Теперь она принадлежит вам — мне больше нечего подарить, а как бы хотелось… Я дал бы вам все, как и обещал, но судьба распорядилась иначе.

Однако я позабочусь о вашем будущем. У меня еще остались верные люди, которые будут без лишней навязчивости интересоваться вашей жизнью, чтобы узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-либо. Вероятно, вы рассердитесь на меня за это, решите, что я слишком много на себя беру, но такая уж моя натура, я должен все контролировать. И ваше благополучие — это единственное, что по-настоящему меня беспокоит.

И последнее. Еще во время нашего последнего путешествия я хотел открыто сказать вам о своей любви, но такие вещи нужно говорить глаза в глаза, а мои были скрыты черными линзами очков. Сейчас я вынужден обойти этот вопрос по той же причине. Но вы же понимаете к чему я клоню, Маргарет? Уверен, что понимаете.

Наслаждайтесь свободой, солнцем, звездами, ветром, бесконечной, никогда не успевающей наскучить сменой дня и ночи и не забывайте, что ваше место в партере в самом первом ряду в этом вселенском театре. Не позволяйте унынию завладеть вашим сердцем, как некогда оно завладело моим. Прощайте.

Ваш друг навеки, В.».

Маргарет непонимающе смотрела на последнюю строчку и не сразу поняла, что «В», скорее всего, означает первую букву имени Механика.

— Я ведь так и не узнала его имя! — с горечью воскликнула она. — Как я смею называться его другом?

Теперь она никогда не спросит его об этом, возможность упущена навсегда.

Осознание невероятной несправедливости заставило ее сгорбиться, опустив голову. Какая злая ирония была в том, что она стала для ученого всем, и она же косвенно причастна к его смерти. Механик бы не погиб, не будь она женой Эмиля. Он бы не погиб, если бы ее муж не оказался слаб и не нажал на курок. Мысль об этом причиняла невероятные страдания. Горло сжало с такой силой, что она потеряла способность нормально дышать. Желая дать выход накопившемуся напряжению, Маргарет разрыдалась, пряча лицо в ладонях. Она стыдилась собственных слез, словно за ней могли наблюдать другие и осудить за проявленную слабость.

Прошло немало времени, прежде чем она успокоилась настолько, чтобы прочесть письмо во второй раз. К тому времени уже стемнело. Ей пришлось подняться наверх в спальню и зажечь лампу. Сидя в жестком кресле, при свете видавшего лучшие времена торшера под полинявшим льняным абажуром, она перечитывала письмо снова и снова, стараясь запечатлеть в сознании каждую строчку. Маргарет представляла, как рука Механика выводит букву за буквой, замирает на мгновение и снова возобновляет свой ход…

Когда содержание письма было выучено наизусть, она аккуратно сложила его и спрятала обратно в шкатулку. Отодвинув одну из каминных плиток, Маргарет достала из тайника подарок Механика. Потушив свет, она недвижимо сидела в благословенной темноте, сжимая в ладони прохладный цилиндр и воскрешая в памяти образ ученого, пытаясь осознать, что же он хотел сказать ей. Должна ли она дать им обоим еще один шанс?

Этой ночью Маргарет была не одна. Горящие сгустки раскаленного газа, мириады галактик, простирающихся сквозь бесконечное пространство, разноцветные огни, музыка сфер, начало и конец жизни наполнили ее сердце.

Когда серый предрассветный свет укрытого за холмами солнца мягко озарил комнату, она уже знала ответ на вопрос. Не колеблясь больше ни минуты Маргарет спрятала цилиндр в шкатулку и решительно распахнула окно, ведущее в сад.

Начинался новый день.

Загрузка...