Небесные чернорабочие войны и Шёл четвёртый день войны

- Ой, ма ... - Радиоволны разносят далеко слабый, как вздох, шепот. Амет-Хан его едва расслышал.

Самолет пустельги идет как-то очень-очень прямо и совсем не в ту сторону, куда нужно. А куда на северо-восток. Минута-две - и самолеты вышли из зоны ПВО Новороссийской базы. Амет-Хан оглянулся - за ними терзала небо зенитная артиллерия. В кабине устойчивой запах сожженной взрывчатки. Все небо просмердилы, так не хотели фотографироваться. Но раздразнили мы улей, видимо, бьют в небо даже из пистолетов.

... Пустельги почувствовал, как нечто сдавило грудь, не хватает воздуха, перестали слушаться руки, ноги и в глазах все заслоняет желтая ватная полог. Желтоватое полог сгущается, перемешивается с чем-то грязным, серым, черным ... Исчезло солнце, небо, земля - все исчезло, весь мир куда-то исчез. Полог закрывает уж кабину и циферблаты приборной панели танцуют разноцветными кругами дикий канкан. Круги лопаются мыльными пузырями и голову сжимает раскаленный обруч. Потом все исчезло. Мрак, будто кабину закрыли черным чехлом, как при полетах вслепую, по приборам. И только краснеет последнее огоньком потухшего костра где-то глубоко в мозгу последняя мысль: "Только не выпустить управления ... только не выпустить ... "

Огонек погас. Председатель сержанта свесилась набок и струя воздуха из разбитого фонаря прижал голову к бронеспинки. Тело, сплетенное ремнями и парашютными лямками, зсудомилося в катапультного кресла. "Грифон", от резких движений пилота смикнувшись несколько раз, попал под власть автоматики и автопилот пилотажно-навигационного комплекса вывел его на заданный перед полетом курс и высоту. А вокруг машины, которая шла прямо и равномерно, уже сгущались взрывы зенитных снарядов, добивая жертву методично и неторопливо. От близких разрывов самолет вздрагивал, как испуганный конь ...

Владимир очнулся от холодка сильного воздушного потока. И страх уколол его тонкими иглами. "Грифон" мчался черт знает куда и вокруг бушевала огненная метель. От осколков барабанила по обшивке машина вздрагивала, а плоскости все больше становились похожи на дуршлаг. В кабине трески и осколки фонаря. С перебитых систем со свистом вырывается воздух и торчат во все стороны рваные провода. Темно-красные пятна пропитывают комбинезон и текут струйками по белым лямки парашюта. "Раненый" - пронеслось в голове как-то механически. В висках стучало так сильно, что казалось турбина гудит с перебоями. Руки-ноги тяжело налились свинцом и в горле сухо, язык жесткий, словно наждак.

Владимир посмотрел по сторонам: голубое небо, двигатель тянет машину вперед к белоснежной облачка. Главное - подальше от Новороссийска, видимо там уже взлетают на перехват истребители. Взгляд задержался на плоскостях. Пробоины, заусеницы рваного алюминия. Черт! Как побитая машина! Дырки небольшие, аккуратные. ПГО [15] однако слушается ручки управления, хотя и не так энергично, как всегда.

Но машина каким-то чудом еще жива и куда летит. Куда? Взгляд за борт, вперед, в стороны. Куда в сторону Ростова. Сбоку, слева появился знакомый силуэт. Амет-Хан, его самолет. Владимир пробует взять управление на себя, но "грифон" слушается его неохотно - летчик, ты думаешь, что управляешь мной? .. ты ошибаешься, дурак!, и надоел ты мне до безумия, иди к черту! - Машина поворачивает на нужный курс медленно, будто раздумывая, подчиняться пилоту или выйти из повиновения.

Амет-Хан подошел ближе и увидел сержанта, который свалился набок в кабине. Фонарь "грифона" не зря называют оранжереей или аквариумом. Сидишь в нем, видный по пояс. Зато и тебе все видно, что впереди, по бокам, сзади. Бронеспинки катапультного кресла прикрывает от огня по бокам и сзади. А впереди бронестекло толщиной в шестьдесят миллиметров, не всякий снаряд ШВАК пробьет. Но сейчас фонарь самолета ведомого разбит осколками зенитных снарядов и председатель сержанта в белом защитном шлема болтается из стороны в сторону под струями встречного потока воздуха.

- Вовчик, Вовчик, отвечай! - Нулевая реакция. Пилот сознания, самолет мчится сам собой ...

Разведчики и не подозревали, что за ними уже гонится дюжина "МиГов". О погоне узнают аж на подходе к побережью Азовского моря. "Кричат" наземные станции и воздушный пост наведения. Видно, "красные" не хотят выпустить разведчиков. А Пустельзи только над плавнями удалось развернуть машину в сторону Керчи и мощности двигателя не хватает, чтобы подняться на высоту, дать километров семьсот пятьдесят - восемьсот и оторваться от преследователей. Но преследователей еще не видно. Однако сообщение станций наведения все тревожнее. Значит, все же их догоняют.

А что это там, впереди? Плохи дела. Придется принимать бой. Один, два, три ... Ого! Целая эскадрилья. А со станций наведения кричали, что "красные" позади, догоняют. Вот тебе и настигли. Спереди зашли. Теперь не выпустят. Самолеты приближались и Амет-Хан вышел вперед, прикрывая раненую машину ведомого. Сначала со мной справьтесь, товарищи коммунисты!

Лейтенант сел поудобнее в кресле, плавно подвел световой кружок прицела под первую точку. Когда его "грифон" был с управляемыми ракетами, уже бы ссадил с неба трех-четырех. Вот только ракетные "грифоны" для учебной группы еще далека мечта, эти машины пока на вооружение только корабельных авиакрыльев поступают. Поэтому придется повоевать на одноместном, 30-мимилетрови пушки тоже неплохая баба для "сталинских соколов". "Как" или "мог" развалится от попадания и одного снаряда. А не попасть, имея автоматический прицел с радиолокатором и баллистическим вычислителем, для этого нужно очень постараться!

Амет-Хан погладил большими пальцем рифленую поверхность орудийной гашетки. Вот сейчас белое кольцо станет красным - знак разрешенной дальности, - и он нажмет боевую кнопку. Но в переломанных крыльях вгадалося то знакомое. Так еще же "грифон"! Черт, чуть по своим не врезал! Своим приплюснутым "W" наш "грифон" похож спереди на советский "мог-3". Наши! Командир авиагруппы выслал навстречу. Спасибо тебе, Отец! Эфир наполнен поздравлениями.

- Амет, Вовчик, даешь магарыч! - Кричит радостно Кутасова. Амет-Хан видит, как он шлет воздушный поцелуй. И отвечает Саше тем же. Пара Ляховского закладывает вираж вокруг разведчиков и лейтенант машет им рукой.

- "МиГи", "миги", "миги"! - Радостные возгласы прерывает станция наведения. Пищит в наушниках девичий испуганный голос. - Курс ..., высота ..., скорость ...

Два звена смыкаются - и навстречу "красным". Эх, присоединиться бы! Но нельзя, вздыхает про себя Амет-Хан. Дорогие эти снимки, черт бы их побрал. Да и в баках не густо. Две пары остаются прикрывать разведчиков, а ребята перехватывают погоню.

- Атакует ... На помощь Карась ... Бей, бей Леня! Саша, позади ... А-а-а, горишь, гад! - В наушниках отголосок боя. - Ага! Дай их, Паша, со всех ...

И не все высказывания здесь литературные. В бою всякое бывает, работа истребителя горячая, нервная ...

Когда пара Амет-Хана Султана вылетела на разведку, второй отряд заступил на дежурство. Советские бомбардировщики начали охоту за украинскими судами в акватории Черного и Азовского морей и прикрытие судоходства в районе Керченского полуострова было одной из основных задач авиагруппы подполковника Климова. И, конечно же, прикрытие аэродрома.

Чтобы состав отряда был полным, капитану Тарану добавили пару с штабной звена.

О том, что разведчики попали в трудное положение, сообщила станция воздушного пункта наблюдения. Дирижабли типа "Топаз" создавались именно для размещения РЛС ПВО. Патрулируя на высоте двенадцати с половиной тысяч метров, они могли вести наблюдение в радиусе двухсот километров. И все, что происходило в районе Новороссийска, где работали воздушные разведчики, операторы РЛС видели прекрасно.

Варианты действий на случай такого развития событий были разработаны заранее. Взлетали звеньями и отряд капитана Тарана был в воздухе уже через минуту после команды с КП. Сам командир отряда возглавил группу резерва, группу прикрытия вел лейтенант Ляховский. Он и повел назад пару Амет-Хана, когда оказалось, что ведомый лейтенанта ранен, а машина сержанта повреждена. Приданое отряду пара с штабной звена заняла позицию позади разведчиков, стригла пространство за ними, а пара Ляховского забралась выше на тысячу метров - когда придется вмешаться в драку с "красными", удар сверху даст им неслабый шанс отбиться ...

Впрочем, чего лейтенант сейчас меньше желал, так это встрять в бой с советскими истребителями.

Самолеты плелись еле: подбитый зенитками "грифон" упорно не желал разворачиваться в нужном направлении и лечь на курс удалось уже на подлете к азовского побережья. Лишь в сине-серой дали блеснуло голубым и Ляховский облегченно вздохнул, когда, оглянувшись назад, увидел две тройки быстрых темных теней, которые подходили с востока, со стороны Тимашевск [16]. Выше и справа шли еще два звена "ЛаГГ-3". Двенадцать истребителей против четырех! Амет-Хану Ляховский приказал немедленно на полном газу отходить на базу - его разведданные сейчас важнее пять "грифонов". "Впрочем, - поправил сам себя Леонид, - вести бой могут только две машины, моя и Саши, штабные будут прикрывать машину пустельги. М-да, не густо, одна надежда, что удастся их затянуть на вертикали и потом, по ходу дела, на высоту ... "

Не оправдалось. Советские "ЛаГГ" были нацелены именно на разведчиков. И когда Амет-Хана им догнать никак не светило - скорость "грифона" превышала скорость "ЛаГГ-3" километров на двести, шесть с половиной тысяч лошадей против тысячи двухсот все же дают такую-кое преимущество, то добить раненную машину сержанта эскадрилья "ЛаГГ" могла без проблем.

Пара Ляховского упала с высоты на атакующую шестерку "ЛаГГ" и "грифоны" сразу зажгли два советских истребителя. Лейтенанту и его ведомому повезло, они сбили ведущих ударной группы "красных" и их ведомые несколько растерялись. Они даже не попытались догнать два "грифоны", атаковавших две их звена, впрочем, это все равно не удалось бы тяжеловатым "лагам". "Грифон" в пикировании развивает свыше девятисот километров в час, тяжелом и инертной "ЛаГГ-3" такое просто не под силу, мощности двигателя не хватит. Эта растерянность "красных" длилась недолго, но ее хватило, чтобы пара "грифонов" успела перейти в набор высоты, развернуться, проскочить выше четверки "ЛаГГ" и атаковать их в лоб. На этот раз сбить никого не повезло, но "красные" бросились во все стороны, как воробьи при появлении коршуна. Все было ясно: потеряв лидеров, советские пилоты потеряли атакующий дух, теперь оставалось только не давать им близко подойти к подбитого самолета сержанта. Лейтенант сдал эти две потрепанные звена пилотам придан штабной пары, а сам с ведомым занялся двумя другими звеньями "ЛаГГ", которые выходили на атакующий курс.

Видно было, что летчики здесь произошли упорные и просто так они не отступятся от своего. Бой обещал быть тяжеловатым. Пока пилоты штабной звена отгоняли первую четверку, навязывая им лобовые атаки, лейтенант вновь поднялся выше второй группы "ЛаГГ", чтобы повторить удар.

Но на этот раз ведущие звеньев были опытными пилотами, они позаботились и о высоте, и про запас скорости. Советские пилоты ожидали такого от украинских летчиков и поэтому выигрыш от внезапности первой атаки отпадал сам собой. Не снижая скорости, самолеты закружились в бешеном танце. Руки пилотов крепче сжимали ручки управления, готовые в любое мгновение метнуть машину в тигриной бросок.

И она наступила, этот миг! "Грифон" резко срезал круг, сипнувшы горстью красных трасс. Рассыпал пушечный дробь. Ведущий "ЛаГГ" живо вывернулся, очередь прошла мимо. Самолет Ляховского проскочил вперед, прямо под его пушки сунулся ведущий второго звена. "ЛаГГ" исчез во вспышке взрыва, будто его никогда и не существовало. Все случилось так мгновенно, что никто из ведомых советских асов не успел среагировать. Ляховский тем временем проскочил вперед и теперь уже "красный" преследовал "Грифон". Бой начался ...

Мгновение решает в воздушном бою, все смешалось в один неистовый гул, сквозь который пробивалась мелкая россыпь пушечных очередей. Звук отставал от самолетов. Надрывались раскаленные двигатели. В каскаде фигур они гудели хриплыми басами, выли на самых высоких нотах, превращая гудение в свист, вой, умоляющий стон. Но казалось, что эту дикую какофонию создает именно небесный свод - сами же металлические птицы скользят в небесной вышине, в сияющем пространстве абсолютно бесшумно. Самолеты сновали один за другим ткацкими челноками, поднимались вверх свечами, прошивали воздух сверху вниз. Бой переходил на вертикали, шел на предельных скоростях, в самом темпе. Ляховский уже понял, что победа легко не достанется, и рвал машину до полного потемнения в глазах, а "ЛаГГ" таким же резким маневром ускользал из прицела. Впрочем, спокойствие не покидал Леонида, он уже знал, с кем имеет дело, советский ас воевал, как воюют большинство хороших пилотов, и Ляховскому удалось навязать ему свою тактику, используя значительное преимущество "грифона" в скоропидйомности. От мелькания земли и неба моментами летчику казалось, что самолет стоит неподвижно, а вокруг крутится в бешеном танце панорама, разрисованная под небо и землю.

На мгновение "грифон" пронесся на бреющем, заглушая ревом турбины земные шумы. Земля ровно текла из-под плоскостей. Ручку управления на себя, теперь, куда ни кинешь взгляд - только бездонное чистое небо. Не видно земной зелени. Самолеты взлетали в небесную даль. Гул стихал. Что ж, потягаемося на верхотуре! Щелкнула шторка шлема, автомат подал кислород в маску. Самолеты карабкались все выше и выше. Здесь скорость быстро угасала. В разреженном воздухе высоты винты молотили вхолостую, не добавляя тяги. Потолок!

Ляховский откинулся на бронеспинки кресла. Морозный воздух приятно освежило нервы и мышцы, наполнило тело энергией и силой. Леонид увидел "ЛаГГ", и засмеялся удовлетворенно: "А-а, не получилось!" "ЛаГГ" оказался значительно ниже. Для него граница высоты наступила раньше. Его поршневой двигатель изнемогал от недостатка воздуха, плевал с патрубков огнем несгораемой смеси и не мог больше ни на метр поднять машину.

"Грифон", используя преимущество в высоте, развернулся для атаки. Советский ас не упустил ни одного мгновения. У него сейчас одно спасение - отвесное пике. На высокой ноте завыло воздуха. Самолеты падали один за другим почти вертикально. В скоростном напоре дрожали плоскости крыльев, перегрузки придавило к бронеспинки. Выдержат машины и люди, которые находятся внутри, такое перегрузка? Может вот-вот отвалятся плоскости, и машины развалятся на куски? Черт возьми, они выдержали! Вслед за "красным" Леонид переломил пике над самой землей. Самолеты встали дыбом и снова завыли от перегрузки. Опять машины крутились волчками, пытаясь дотянуться друг к другу трассами пушечных очередей.

Леонид "сел" на хвост "ЛаГГ". Машина в глубоком вираже. В очередной раз доволен улыбку кривил губы Ляховскому - время виража "ЛаГГ-3" был больше, чем у "грифона", украинский самолет по этому параметру не превышал показателей знаменитого поликарповського И-16, шестнадцать секунд! Вот он, советский ас! Видны красные звездочки в три ряда. Еще мгновение, и ударю со всех точек ...

А "красный", предельно уменьшив радиус виража, выскальзывал из прицела, сам стремился зайти в хвост. Он, видно летчика в кабине. Глава "красного", зализана шлемом, отражает стеклом очков, когда ас оглядывается. Ну, ты же и вертлявый, никак в прицел попадать не хочешь ...

В прицеле! Очередь, очередь, очередь! Ду-дук ... ду-дук ... ду-ду-дук! Попал! Точно, попал! Из-под капота "ЛаГГ" вырвались пряди дыма, лизнули кабину языки пламени. Фонарь пошел назад по направляющим, из кабины вывалился черный клубок, стремительно полетел вниз, разматывая за собой белые нитки парашютных строп ...

А ведомые советского аса тем временем не ловили ворон. Кутасова одному было не под силу тягаться с четырьмя летчиками, пусть и не такими умелыми в пилотировании, как он, но упорными. А потом к этой четверки присоединили те, которые погнались за разведчиками. Преимущество у врага и так была двойная, а теперь она стала четырехкратной, тут даже опыт мало поможет. Этот момент Ляховский, захваченный боем с советским асом, то не учел, и немедленно за свой просчет поплатился. Провожая взглядом сбит "ЛаГГ", лейтенант на мгновение выпустил из виду картину боя, завершал красиво вираж ...

Вдруг снизу вырвалась трасса и он почувствовал мощный удар по корпусу своего "грифона". Сразу то неладное случилось с управлением. На вираже отказало руль высоты, ручка управления ходит вхолостую, никакой реакции на действия плота. Истребитель закрутился в небе, будто ввинчиваясь в его сияющую голубизну.

Остановить это вращение было невозможно, машина не повиновалась пилоту и Ляховский понял, что дела его плохи. "А когда дела плохи, ребята, - не раз говорил командир группы подполковник Климов, - помните, что вы нам дороже самолет. В таком случае дергай ручку и - кости за борт! "

И Ляховский решительно схватил рычаг катапульты.

Оглушительно хлопнуло воздуха: разгерметизация - улетел прочь фонарь кабины. В тот же миг надулся и плотно охватил тело ППК - протиперевантажувальний костюм. А в кабине уже свистел и скрежетало, ничего не видно. Пыль, пыль, пыль ... Где он только взялся ... Автоматически опустилось стекло на защитном шлеме. Толчок пороховых ускорителей. Выскочили сбоку щитки, фиксируя руки, чтобы их не вывернуло воздушным потоком. Ноги также прижаты захватами, Леонид сейчас был пристегнут к креслу намертво.

И в тот же миг непобедимая сила выбросила его из кабины. В грудь ударил тугая струя воздуха, прошла снизу мясорубка соосно винтов "грифона", но до летчика они не доставали. За спиной что-то зашуршало, хлопнуло и кресло выровнялось, скорость стала угасать. Уже нет ураганного напора воздуха, полет стабилизирована. Еще мгновение, резкий рывок фартука и его выбрасывает из кресла. Резко дергаются ремни. Тело будто подвергается преграду - мягкую, пружинистую и тихо плывет вниз. Лейтенант посмотрел вверх: где кресло? Только бы только не задело, в нем где-то с центнер веса. Вот оно, вместе с стабилизирующим парашютики несется к земле. После рев турбины, тяжелых перегрузок, катапультного пинка под зад летчика окутала тишина. Ниже он увидел самолет, он падал, беспорядочно вращаясь. И острая боль сожаления кольнул сердце пилота.

Ляховский удобнее уселся на лямке парашюта, осмотрелся. Нужно определить, куда его несет рок, приготовиться к приземлению. Парашют раскачивали порывами ветра и от этого земля уходила на Ляховского волнообразно, будто кто наклонял ее то одним боком, то другим. Плохи дела, несет его куда-то на юг. А внизу кубанские плавни, колючей щеткой торчат камыши. Поверхность предательская. Только бы удачно сесть, не поломать ноги в этой болотистой тины.

Внезапный порыв ветра развернул Леонида, бросил спиной на тростниковую стену. Как повезло! Купол парашюта погас, осел пробитой детской шариком. Над летчиком раскинулось бездонное небо, и в этой безграничной голубой парил одинокий беркут.

Встал, расстегнул замок подвесной системы, сбросил лямки, отверг стекло щитка вверх и снял шлем с головы. Адреналин еще шумел в крови и он не почувствовал острую боль в ногах. Боль пришла к нему позже. Сейчас же вокруг шумел густой камыш, но под ногами сухо, значит, попал на островок в этих плавнях. "Хорошо, потом буду определять, куда именно попал. А сейчас нужно сообщить своим ... "

С подвесной системы извлечение НАЗ - пластмассовую коробку в брезентовой сумке. Там медикаменты, продукты, вода, надувной одноместный лодка, портативная радиостанция и, конечно, оружие - 9-миллиметровый пистолет-пулемет ПКМ-40 [17]. Фонарик, сигнальная ракета, пила, тонкая, как струна, спички термические, обо что хочешь зажечь можно, и на ветру не гаснут, таблетки сухого спирта. Вода в пакетике из мягкого прочного пластика, целый литр. А среди медикаментов есть еще таблетки для обеззараживания воды.

Но главное - радиостанция. Включить ее, чтобы на установленной частоте передавала сигнал бедствия, работая в режиме радиомаяка. И Ляховский стал вслушиваться или не запульсуе воздуха под винтами поисково-спасательного вертолета.

... Пустельги сидит на носилках, около него суетятся медики - врач авиагруппы и фельдшер. Фельдшер придерживает левую руку, а врач бинтует ее. Ран много, но они не тяжелые, кости все целы. Владимир уже помолился врача не отправлять его в подземный госпиталь в Аджимушкайских каменоломнях - дал торжественное обещание аккуратно ходить на перевязки и соблюдать постельный режим до полного выздоровления.

(И несказанно сожалел по данному легкомысленно словом - в Аджимушкайских госпитале проходила медицинскую практику Яна Воскресенская, а кто же откажется покрасоваться перед любимой девушкой в роли калеченых воина-героя! Правду говорят, знал бы прикуп ...)

Врач начинает бинтовать следующую рану. Работает он артистично и скоро Владимира спеленали, как младенца. Пустельги героически переносит боль, но смотреть на него страшновато - губы синие, как у мертвеца, лицо бледное, ни кровинки, под глазами круги, глазные яблоки налились кровью. Говорить не может - в горле хрипит, сержант кривится и кивает на стакан с красным вином. Фельдшер щедро подливает.

- Ты еще счастливо состоялся, - приговаривает врач, - столько ран, столько крови потерял. Как только домой добрался ... М-да, откровенно говоря, не понимаю, на чем ты прилетел.

- На злости, товарищ майор. - Пустельги хочет улыбнуться и морщится от боли. - Дешево они меня взяли захотели, черт их побрал. Так дешево, что просто ...

От КП быстрым шагом идет командир авиагруппы. Он был занят - докладывал в штаб ВВС флота о результатах разведки. Вслед за ним - Амет-Хан, он приземлился раньше и вместе с Климовым докладывал о выявленных в Новороссийске цели. Об обстоятельствах боя с преследователями доложил только по радио капитан Таран и сейчас на полосу заходят друг за один "грифоны" второго отряда.

- Как дела, медицина? - Подходя, спрашивает подполковник.

- Порядок, еще не одного "красного освободителя" заставит носом переживают рыть. - Поднимается врач. Фельдшер отрезает кусок бинта и пустельги с облегчением ложится на носилки.

- Ну и хорошо, выздоравливай. - Качает головой командир группы. - Машину новую получишь, твоя в капремонт пойдет. Через полчаса вылет, сопровождаем штурмовики. По твоим данных работать будем, на Новороссийск пойдем. Как чувство, лейтенант? - Обращается подполковник к Амет-Хана.

- Нормально. - Лейтенант краснеет, словно чувствуя вину в чем.

- Вот и хорошо, ваш отряд прикрывает вторую группу. Первую прикрывают армейские истребители.

- Наконец! - Вздыхает Амет-Хан. - Хоть в ком зло сорвать.

- Хорошо, не будем отвлекать медицину. Вечером командующий ВВС флота обещал прилететь ...

... На долю Саши Кутасова выпало сдерживать боевой азарт потрепанных лейтенантом Ляховский "ЛаГГ". Ведущего третьего звена лейтенант сбил с ходу, не задерживаясь. А вот с четвертым ... Советский ас оказался зубастых воякой, Ляховский с ним сцепился не на шутку. И Кутасова благодарил судьбу, что приведены в "красной" оказались с таким же мизерным боевым опытом, как у него. Зелеными, одним словом. Правда, у него уже было еще с института более трехсот часов самостоятельного налета, а пилоты "лагов", по всему видно было, если бы все вместе было столько часов ... И поэтому на его долю выпало лишь сдерживать их порыв во что сбить поврежденный "грифон" и не дать преследовать Володьку пустельги.

(Впрочем, крутиться одному против восьмерки "ЛаГГ" также не мед. Спасали его превосходящие качества машины, исходил из передряги только за счет скорости и высоты, куда бежал, когда становилось туго.)

Однако долго эта карусель в поднебесье продолжаться не могла, рано или поздно "красные" должны были реализовать свое численное преимущество. Он еще держался, что "красные" все вместе бросились в драку, потеряв своих лидеров. Но вот-вот кто из них примет командование на себя, восьмерка разделится, и тогда его зажмут: либо внизу, либо вверху. А скорее всего, одна четверка блокирует его, закрутив на высоте, а остальные бросится в погоню. И не факт, что пилоты штабной пары успеют вовремя среагировать на появление противника. Нужно было заканчивать этот бой и заканчивать с музыкой. И он навязал "красным" лобовую атаку - смертный экзамен психики и нервов. Машины сближались и никому уже не избежать. Сейчас удар ...

Но в последний момент ведущий "ЛаГГ" рванул свою машину вверх. Не выдержал! И в тот же миг трасса прошила пузо краснозвездного истребителя. Он обвис, будто наткнулся на стену и исчез в сиянии ослепительной вспышки - взорвались бензобаки. Горящие куски посыпались на землю, оставляя дымные следы.

Финал и увидели летчики второго отряда, спеша на помощь своим товарищам. Отбив атаку "МиГов" ПВО Новороссийской базы, они не стали затягивать поединок с ними - не было смысла. Да и по радиосообщениям летчики слышали, что их товарищи вступили в неравный бой с противником. Необходимо было поторопиться и капитан Таран повел своих пилотов на помощь звене Ляховского. И застали одного только Кутасова - сбитый "грифон" лейтенанта догорал в камышах, сыпались вниз обломки сбитого "ЛаГГ", а в небе плыл только один парашют - это был квадратный купол советского образца ...

Потеряв численное преимущество, "красные" вышли из боя резким пикированием. Оставляя за собой дымный след, они мчались на восток, прижимаясь к земле. Но на прощание два "ЛаГГ" успели взять в клещи самолет Кутасова и всадить в него несколько снарядов из своих "ШВАК". Однако сбить не смогли.

Первым порывом капитана было немедленно броситься в погоню и дать "красным" чеса. Но доклад Кутасова оказалась печальной - его самолет получил повреждения, а сам пилот ранения от осколков снарядов. Да и счетчики топлива заставляли поглядывать на них чаще, а снарядные коробки самолетов достаточно опустели. И Таран с холодной яростью почувствовал, что немедленно сквитаться с врагом не успеет ...

Лейтенант Удовиченко только что закончил дежурство и сейчас смотрел, как парами заходят на посадку "грифоны" второго отряда капитана Тарана. Известие о том, что один из пилотов второго отряда загремел в госпиталь, изрядно подняла его. И не от душевной черствости или какой неприязни к сержанту. Просто на войне такая неудача сослуживца означает дальнейшее продвижение, но уже твое собственное. "На войне, как на войне ..." - говорят в таких случаях французы. И они правы. Лично для Сергея Удовиченко это был шанс попасть в строевые летчики. Дело в том, что в штабную звено сплавляли пилотов, ну, так сказать, не совсем перспективных. Это на авианосцах штабные летчики летают больше обычных строевых. А в учебных часть наоборот ... В авиагруппы подполковника Климова пилотов штабной звена за глаза называли "писарями", имея в виду, что это не совсем полноценные летчики. А кому охота быть неполноценным? Вот и старались пилоты штабных звеньев при любой возможности перейти в строевой отряд.

Рапорт (с ударением на "о") о переводе во второй отряда лейтенант Удовиченко подал еще до начала войны, но возможность выпала только сейчас, с первой боевой потерей. И вот теперь он с нетерпением ждал возвращения второго отряда, чтобы напомнить его командиру о желании стать строевым летчиком.

Поскольку штабная звено была неполной - одну пару отправили вместе со вторым отрядом прикрывать разведчиков - прикрывать посадку самолетов подняли звено первого отряда, и чередование пара прекратилось. Поэтому сейчас Удовиченко топтался возле своего "грифона" на старте, ожидая посадки капитана Тарана ...

"Грифоны" планировали с задросельованимы турбинами, касались колесами полосы. Вздымали облака пыли и опускали острые носы, утверждая все три стойки на плитах взлетно-посадочной полосы. Первым садился самолет с цифрой "25" на остром киле. Ведомый лейтенанта Ляховского. А вот его самолета нет.

Сбили или сел где-то на вынужденную? "Сбили Ляховского, - сообщил, подойдя, техник Удовиченко, - и еще двух подловили в Тарана, пустельги и Кутасова. Капитан злой как черт, он, гляди, как сажает ... "

Последним приземлился самолет командира отряда. Его машина затормозила в нескольких метрах от стоянки очередной пары. Капитан оставил кабину, не дожидаясь, пока техник принесет трап.

- Ну что, лейтенант, не передумал переходить ко мне? Взгляд у капитана вопросительный, он будто ощупывал глазами. Глянул на напарника Удовиченко. - Лейтенант, я твой "ероплан" возьму, а ты доложи в штаб группы - я с лейтенантом Удовиченко на облет района погнал. Так и доложи ...

Времени на подготовку полета ушло минуты три, и все еще не верилось Сергею, что вот сейчас поднимется он в воздух, причем ведомым капитана Тарана, будет его прикрывать. Сердце стучало радостно. Привычное ощущение слияния с боевой машиной прямо-таки взывало к немедленному действию. Сдерживая "грифон" на тормозах, лейтенант начал докладывать ведущему по радио о готовности подробно, как положено ...

- Не болтай! - Прервал доклад Удовиченко капитан. - Делай, как я, молча ...

Тишину полевого аэродрома прервал спаренный гул авиационных турбин. И навстречу Сергею стремительно понеслась полоса, сверкая в косом солнечном луче металлическими бликами плит. Капитан вел его на юг, в сторону Черного моря. Он молчал и даже не смотрел в сторону лейтенанта, словно парит один. И так же, будто и вправду один, он резко развернул самолет в сторону берега и, форсируя двигатель, наращивая скорость ушел в горы, оставляя сбоку курортные города Кавказского побережья. Проскочили позвоночник и Таран пошел на снижение, лишь позволили густо заросшие лесом горы его северо-восточного склона.

Когда под плоскостями промелькнули последние лысые, аккуратно закругленные пригорбкы предгорья и впереди розчахнувся на всю необозримую ширь кубанский степь, лейтенант начал догадываться, куда они мчатся.

Таран знает откуда поднялись "ЛаГГ", которые сбили Ляховского. Вот почему торопился с вылетом. Он все рассчитал до секунды. Когда вывел отряд из боя, сколько времени понадобится "ЛаГГ", чтобы добраться до этого полевого аэродрома, сколько времени понадобится ему, капитану Тарана, чтобы вернуться домой, взять заправленный самолет с полным боекомплектом и успеть прийти на советский аэродром, пока самолеты "красных" будут заправляться. Именно поэтому и взял капитан самолета, которые стояли на дежурстве - они уже были готовы к бою. Ибо он, лейтенант Удовиченко, отказался лететь, капитан отправился бы отомстить "красным" с другим пилотом. Долго ждать он не мог. Все было у него продумано до мелочей ...

Поэтому он и сказал напарнику Удовиченко: "Доложишь, что мы пошли на облет района ..." Он знал, что командир группы не даст разрешение на штурмовку двумя истребителями вражеского аэродрома, особенно его ценит Климов, чтобы подвергать опасности в деле, которым должны заниматься бронированные штурмовики. Морской авиагруппы хватит работы. Но Тарана пик боль за Ляховского, которого сбили в тылу противника, а, следовательно, вероятно погиб. Поэтому он и переступил через запрет, и эта боль давала уверенность в успехе задуманного.

"Он действительно бешеный", - вспомнилась характеристика капитана, которое дали ему подчиненные. Так, бешеный, но в лучшем смысле этого слова. И его летчики гордились этим, шли за ним везде ...

Солнце светило теперь в затылок. Низкое, багровое солнце. Так же багрово отсвечивали столбы пыли, полосами стояли над вражеским аэродромом. Мирная вечерняя картина, но сейчас она вызывала у лейтенанта такую злорадство, которого не испытывал никогда. Да, это тот же аэродром. "И там нас не ждут, там не допускают даже мысли о том, что серо-серебристые" грифоны "морской отойдут так далеко от моря, решатся штурмовать сухопутный аэродром в степи ..." Теперь Удовиченко стало понятно и почему капитан прекратил его доклад резким: "Не болтай!", чтобы не разоблачить себя радиоперемовамы заблаговременно.

Низкое солнце светило в спину и тени "грифонов", которые шли на большой скорости, скользили впереди, удлинялись, убегали, то приближались, обтекая курганы, хутора и буераки. Место в строю справа капитана позволяло Удовиченко видеть только голову Тарана, его круглый белый шлем со щитком светофильтра. Лейтенант добавил обороты и вышел вперед, рядом с капитаном. Увидев ведомого боковым зрением, Таран вдруг улыбнулся. Совершенно неожиданно улыбнулся и, кажется, подмигнул ободряюще.

И лейтенант увидел, что лицо у него не сухое и жесткое, а хорошо. И он также улыбнулся в ответ своему командиру.

По курсу уже различались "ЛаГГ-3" с зализанными фюзеляжами, с закругленными плоскостями крыльев. Возле них толпились автозаправщики и технические машины, возились люди. Но все еще не замечали самолеты, которые уже легли на боевой курс. Их прятали в своих ослепительных лучах заходящего солнца. Они могли только слышать - гул пары самолетов. И они его услышали, но слишком поздно ...

Одним движением головы капитан приказал ведомом занять исходную позицию, его самолет скользнул чуть в сторону и вышел на одну прямую со взлетной полосой, где как раз готовилась взлететь тройка "ЛаГГ". На долю Удовиченко приходилось сложнее - удар по стоянкам самолетов противника, это было понятно и без команд.

Лейтенант ждал появления в прицеле крайней самолета, готовясь открыть со всех четырех стволов огонь по скоплению вражеской техники.

- Бей, лейтенант, бей смело! - Капитан нажал на гашетку раньше и уже не таясь включил рацию. - Выходи вперед и скважин, прикрою ...

В глазах мелькали и Удовиченко не видел, куда попадают его снаряды. Слишком велика была угловая скорость у земли. Когда он оглянулся, то мог бы увидеть, как вспыхивали и горели автомашины, самолеты, как в клубах дыма металась аэродромная обслуга. Мог бы, но для этого нужно было оглянуться, а он очень боялся потерять из виду своего командира и потому не решился взглянуть назад даже мельком. И ему показалось, что своей стрельбой не нанес врагу никакого вреда. Вот Таран - да, он не промахнулся. На старте горели три самолета. Прервав взлет, они широко разбросали свои тела, разобщенные на части по всему полю аэродрома, горят ясным пламенем. А он? Что он ...

Пройдя весь аэродром, капитан перевел "грифон" в набор высоты и развернул его на обратный курс, в сторону ослепительного солнца, к морю.

- Лейтенант, видишь меня. - Голос был веселый. - Давай курсом на солнце. Идем домой ...

На взлетной полосе полыхали отдельные очаги. А на стоянке огонь и дым стелился на всю ее ширину. Уже на обратном курсе Удовиченко видел, как стреляли зенитки из укрытий за чертой аэродрома. Там все еще что-то взрывалось, фонтанировало грязным пламенем.

Уже когда приземлились, капитан подошел к Удовиченко, дружески хлопнул по плечу.

- А ты, салага, вообще ничего истребитель ...

В далекий край товарищ улетает ...

С одной стороны стационарный аэродром примыкал к шоссе Москва-Минск. С другой стороны проходила линия пригородных электричек Минской железной дороги. С первого же взгляда на аэродром было видно, что Советская Родина не пожалела сил и средств на создание Военно-Воздушных Сил.

Аэродром имел бетонированные взлетно-посадочные полосы и асфальтированные площадки стоянок. Для самолетов были возведены ангары из гофрированного металла, авиаремонтные мастерские, склады и многое другое, без чего невозможно сложное авиационное хозяйство, и все это было расположено в капитальных зданиях.

В авиационном городке, где жил летный и технический состав, были возведены пятиэтажные дома, рядом было создано спортивный городок с настоящим футбольным полем. А в гарнизонном клубе - лучше столичные театры, между прочим - еженедельно выступали московские знаменитости, на концерты которых даже в первопрестольний билет было трудно достать.

Полк назывался весьма загадочно - Драп-2 ОН [18]. В штабе молодым сержантам, которые только что прибыли из училища объяснили эту загадочную название: "дальний разведывательный авиаполк". А почему цифра "2"? Потому, что созданный на базе второй эскадрильи учебного авиаполка, который перебазировали на восток, подальше от зоны боевых действий. Отсюда и номер.

Но самыми загадочными в названии были буквы "ОН". Молодым летчикам объяснили и это сокращение: "особого назначения". Однако это объяснение совершенно ясности не прибавило, оно так и осталось для молодых пилотов непонятным. И потому, что вторая эскадрилья была оснащена транспортными самолетами Ли-2 [19], лицензионный близнецом американского DC-3, с опознавательными знаками ГВФ [20], они не придали какого значения. Правда, укомплектована эта эскадрилья была опытными пилотами из Гражданского Воздушного Флота, которые провели в воздухе не одну сотню часов. И летали они больше в полку ...

Полк вооружали новыми скоростными бомбардировщиками Пе-2. И не просто новыми самолетами, а специальной разведывательной модификацией этой машины. Пе-2 были запущены в производство осенью 1940 года и только-только начали поступать в некоторые бомбардировочные полки. Но разведывательные части вооружались новыми машинами в первую очередь. "Пешко" в разведывательном варианте отличались от серийных пикирующих бомбардировщиков довольно существенно. У них была герметичная кабина, а экипаж состоял только из летчика и штурмана. На разведчики задавали полученные из США - пока в СССР не развернут собственно производства на одном из заволжских моторных заводов - английские лицензионные высотные двигатели "Мерлин", мощностью в полторы тысячи лошадиных сил с высотными турбокомпрессорами. Это позволяло Пе-2Р летать на высотах более двенадцати тысяч метров со скоростью в шестьсот двадцать километров в час! Никакой истребитель, никакая зенитка вероятного противника на такой высоте достать новый скоростной разведчик были несостоятельны и за свою безопасность летчикам можно было не беспокоиться. Правда, за эту роскошь пришлось заплатить отсутствием оборонительного вооружения и бомбардировочного нагрузки - бомбоотсеке был занят фотоаппаратурой и частично топливными баками. Нижний крупнокалиберный УБ сняли и стрелок-радист стал не нужен, на радиостанции работал штурман. Не было пулемета и в штурмана - считалось, что на такой высоте атаковать сверху разведчик не сможет ни один существующий истребитель. В случае опасности защититься от атаки истребителей разведчик мог только маневром. Впрочем, пилотов это не тревожило - просто у соседей, - то есть, вероятных противников - не существовало еще истребителей, которые могли бы забраться на высоту более десяти километров и догнать "Пешко".

Но в конце сорок первого года ситуация изменилась - в проклятых националистов появился высотный истребитель, который мог летать на таких высотах: "грифон" Симферопольского авиазавода, входивший в корпорацию Сикорского. Самолет был довольно необычным на внешний вид. Впрочем, таких истребителей было у хохлов очень мало и все почему шли в морскую авиацию, на авианосце. Очевидный просчет, будущему противнику не удастся исправить! Время существования независимого украинского государства заканчивался ...

С конца сорокового года, только-только освоили молодые пилоты новую машину - тем, кто быстро входил в строй, шли звания: сержант, получал допуск на самостоятельное пилотирование нового разведчика получал "кубарь" младшего лейтенанта, изрядно стимулировало учебный процесс, и соответственно большие должностные оклады и повышенная плата за вылета, - началась боевая работа. Вылет на рассвете - когда солнце всходит и тени на земле выразительные, и вечером - когда солнце заходит. В основном фотографировали пограничные с Советским Союзом территории Украины. Фотосъемку глубинных районов наиболее вероятного противника - они очень скоро станут театром военных действий! -Проводили летчиках Второй эскадрильи, замаскированные под самолеты Гражданского Воздушного Флота. Пилоты разведчиков чувствовали себя в полной безопасности - с высоты в десять-двенадцать километров одиночный самолет не видно и не слышно, заметить его можно было только случайно. А уж о том, чтобы поднять на перехват истребители и посадить разведчик или сбить - об этом даже и речи не было! В бессильной ярости хохлы могли только происходить дипломатическими нотами, но народная пословица правильно говорит: не пойман - не вор!

За зиму и весну сорок первого года налетали сотни часов и отсняли километры пленки. Уже летом все бывшие сержанты щеголяли лейтенантских "кубарями" в голубых петлицах, а у некоторых новоиспеченных лейтенантов даже появились правительственные награды - суровая Советская Родина умела достойно вознаграждать своих сынов ударный ратный труд.

В начале июня полк переключился на другие цели - все лето и начало сентября летали на фотографирование Прибалтийских республик. В курилке это интерпретировали однозначно - скоро, очень скоро дружная семья советских республик пополнится новыми сестрами. Недолго уже осталось ждать подавленным пролетариям и сельской бедноте, что украинский, что эстонским или латвийским или латышским, освобождение из-под гнета кровопийц трудового народа: капиталистов и помещиков. Мощная Красная Армия вместе с Красным Флотом не сегодня-завтра осуществят свою освободительную миссию и принесут знамя освобожденного труда на многострадальную землю, которая только за слабости Страны Советов не вошла в состав Советского Союза в бурные двадцатые годы, когда развалилась на куски Российская империя - это тюрьма народов, как говорил великий Ленин. По крайней мере так сообщал личному составу на ежедневных политинформация заместитель командира полка по политической части. (Правда, капитан очень любил, когда его называли по-старому: комиссар!) Но никто и не сомневался в этом. Именно так и должно было быть! А как же иначе?

Однако уже в конце сентября, когда летчики вернулись к боевой работе по фотосъемке приграничных районов Украины, их ждал неприятный сюрприз - у хохлов появились высотные истребители. С первых вылетов они пробовали осуществить перехват разведчиков, но их вовремя замечали и, используя преимущество в высоте, разведывательные "Пешко" успевали отойти на свою территорию. К счастью, сбить или посадить противнику хотя бы одного разведчика не удалось. А на советскую территорию истребители вероятного противника залетать не решались. Однако энтузиазма и рвения у пилотов полка резко поубавилось. Впрочем, такого развития событий и следовало ожидать, на той стороне хорошо понимали, зачем летают над Украины воздушные разведчики. Следовательно, должны были принять соответствующие меры. А разработка высотных истребителей в Украине началась еще в тридцать шестом году, когда совершил первый полет тяжелый бомбардировщик ТБ-7. И вот ответ: высотные самолеты появились на вооружении истребительных частей будущего противника.

Первым с новыми истребителями встретился экипаж Евгения Смирнова. В тот день вместе со своим штурманом Плис Нурписовим он вылетел на разведку аэродромов противовоздушной обороны вокруг украинской столицы. И во время этого полета на подходе к вражеской столице его атаковали самолеты незнакомого типа. Хотя некоторые слухи уже ходили среди летчиков. Некоторые утверждал, что новый истребитель у хохлов летает ли не вдвое быстрее старого "ишака" и "потолок" у него в два раза выше. Но, успокаивали они, маневренность значительно хуже, чем у "яков" и "МиГов". Оторваться от них можно, а маневром можно и побеждать!

Сфотографировав пару передовых аэродромов, Смирнов взял курс на следующую цель - Васильковскую авиабазу, там находилось авиакрыло истребителей-перехватчиков П-40. Встреча с новыми истребителями произошла неожиданно для экипажа самолета-разведчика. Штурман вдруг закричал:

- Командир! Дело сверху четыре самолета! Идут на нас.

Смирнов поднял голову и увидел сначала четыре, а потом еще два самолета. Вид у них был необычный - воздушный винт находился сзади, между разнесенными килями. Самолеты подошли ближе и летчик увидел, что винт двойной. А еще странные самолеты не имели фюзеляжа - кабина с острым носом крепилась к отогнутых назад крыльев, которые имели форму латинской буквы "W". Два летчика тандемом сидели под прозрачным фонарем закрытой кабины и имели великолепный обзор во все стороны, не то что в тесном кабины "ишака" или "чайки", которые для того, чтобы летчик мог "крутить головой по сторонам" и то увидеть, сделали открытыми.

Разведчики отреагировали на угрозу мгновенно. Смирнов сразу же кинул "Пешко" в отвесное пикирование - так гарантированно можно было оторваться от любого истребителя противника, и стал бросать ее из стороны в сторону, пытаясь сбить вражеские самолеты с прицела. Обычно так удавалось на максимальной скорости оторваться от истребителей, но сейчас происходило нечто непонятное. Хохлы висели на хвосте и быстро сокращали расстояние. И тут Смирнов понял, что их атаковали те самые истребители о которых ходили слухи среди воздушных разведчиков. А высота уменьшалась, еще несколько секунд и "Пешко" врежется в землю.

- Я начал выводить самолет из пике. - Рассказывал потом Евгений. - Нагрузка огромная, ломит в ушах, из ушей идет кровь. Штурман чертыхается, помогает мне снять кислородную маску. Выхожу из пикирования, чуть не задеваю пузом верхушки деревьев. Вперед - линия границы. А летим на брее [21], из пистолета можно сбыта. Набрать высоту НЕТ времени. Бросаю «пешки» еще ниже. А вон, гад, заходит сверху и явно Готовится обстреливать. Наконец, проскочили границу. Так переволновался, что не смог сразу зайти на посадку. Сделал два «коробочки», прежде чем, наконец, пос.

- А как выглядит новый истребитель?

- Спроси мою бабушку! Все длилось считанные секунды. Я не успел, как следует разглядеть.

Довольно быстро нашли противодействие - большая высота и бдительность. Едва обнаружив вражеские истребители, разведчик разворачивался в сторону границы и отходил на свою территорию на большой скорости со снижением. Поймав несколько раз хлебавши, украинские летчики стали заходить со стороны границы, но и здесь можно было энергично маневрируя, избежать встречи с тридцятимилиметровимы снарядами четырех бортовых пушек "грифона" - такое название было у этого самолета, только-только запущенного в серию на Симферопольском авиазаводе, входившего в авиастроительную корпорацию Сикорского.

А некоторым даже нравилось играть в кошки-мышь с будущим противником. Оставить в дураках зеваку-истребителя считалось едва ли не самым шиком среди воздушных разведчиков. Этот нездоровый азарт охватил почти треть пилотов полка. И это сказалось на боевых потерях - за зиму и раннюю весну сорок второго года полк потерял четыре экипажа.

Дипломатам потом долго приходилось видбрихуватися от возмутительных обвинений украинского МИД о подготовке Советским Союзом войны против независимой Украины. Конечно же, это были только выдумки националистов! В Советском Союзе никто никакой войны ни против кого не задумывал. Всем известно: СССР - мирная страна! Согласно известной песни: "... чужой земли мы не хотим ни пяды, но и своей вершка не Отдадим!" - Советские люди были заняты мирным трудом и о захвате чужих земель не думали, как бы хотели вернуть свои законные, утраченные двадцать лет назад.

Но новые украинские истребители оказались не самым большим сюрпризом для советских воздушных разведчиков. Большая высота и высокая скорость, спасавших самолеты-разведчики от атак противника, не смогли защитить от нового оружия, которое хохлы применили в начале весны сорок второго года. И воздушная разведка будущего театра военных действий к середине лета быстренько сошла на нет.

Зенитные ракеты - вот что сделали невозможным дальнейшие полеты над вражеской территорией.

В середине апреля дальнем разведывательном авиаполка приказали провести плановое фотографирование украинской столицы. Все понимали значение этого приказа и его важность. А такие ответственные задачи поручали опытным мастерам воздушной разведки, ветеранам полка, получивших боевой опыт в небе Китая, в Испании, на Халхин-Голе. Подсчитали - оказалось, что летчикам приходилось сделать не менее тридцати вылетов. Работать придется с полной нагрузкой на каждый экипаж. Впрочем, и полковая молодежь также успела за короткое время проявить смелость и изобретательность в боевых полетах.

Да и опыт в полетах над столицей националистической Украине уже был. Летчики второй - "гражданской" - эскадрильи еще с тридцать девятого года делали боевые вылеты на фотографирование Киева. Но сейчас полк получил задачу подготовить фотопланшет - план националистической столицы. Вылет назначили на 18 апреля, когда начали прибывать в Белоруссию, на пограничье, новые танковые, стрелковые, артиллерийские, авиационные соединения Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Между собой поговаривали, что готовилось давно ожидаемое освобождение южной Белоруссии от двадцатилетней оккупации националистами.

Киев занимал большую площадь - все-таки восемь миллионов населения вместе с пригородными поселками и городками, и сфотографировать его одному экипажу, конечно же, было не под силу. Первый самолет Пе-2Р с подвесными баками поднял из минского аэроузлах командир первой эскадрильи Александр Дригин. Вступил одиннадцать тысяч метров и без приключений долетел до украинской столицы. Прошел над центром Киева со снижением, выполнив боевую задачу. Фотографирование велось с высоты восьми тысяч метров и АФА [22], фотоаппарат-"качалка", с этой высоты снимал полосу шириной 7025 метров. Этого было явно недостаточно для изготовления планшета - плана большого города. Но на смену первому разведчику уже вылетал следующий. И тут связь с самолетом комэск прекратился. Штурман успел только передать сообщение о взрыве вблизи самолета и связь прервалась. До выяснения обстоятельств второй экипаж вернули обратно на аэродром.

Так в ожидании ясности прошли майские праздники. А пятого мая боевой приказ снова получили летчики первой эскадрильи. На фотографирование Киева повели самолеты командиры звеньев. Результаты этой разведки были такими важными, что сообщение о ходе полета передавали по радио в штаб Белорусского военного округа командующему ВВС комкор Грендалю.

Ничто не предвещало несчастья, штурманы обоих самолетов каждые пять минут сообщали о течении полета и ничего угрожающего не замечали, а потом один из разведчиков сообщил, что наблюдает взрыв возле машины напарника, а за две минуты прекратилась связь и со вторым экипажем. Вылеты прекратили ...

Вот только об этих загадочных взрывов пошли плохие разговоры. Болтуны начали плести про "вредителей". И, как следовало ожидать, к делу немедленно подключились те, кого долг заставляет на такие слухи реагировать. Из этого, обычное дело, ничего хорошего быть не могло и командир полка вместе со своим заместителем по технической части, а также техниками погибших самолетов, попали под тяжелую руку "недримаючих органов". К счастью, пробыли они под следствием недолго - доблестные советские разведчики добыли сведения о гибели своих авиационных коллег. Оказались, что все три экипажа стали жертвами новой противовоздушной оружия - управляемых зенитных ракет. Летать на больших высотах оказалось очень и очень опасно, ракеты достигали высоты в двадцать километров и развивали скорость свыше пятисот метров в секунду. Не уйти ...

И всякие разведывательные полеты над территорией Украины прекратили. Однако командование требовало новых данных о том, что творится по ту сторону границы и полковые умники нашли выход - для проведения разведки привлекли звено учебных самолетов У-2. Сначала того, кто это предложил, подняли на смех, но уже после второго полета - понятное дело, летал тот, кто предложил это безумие! - Все возражения прекратились. Наскоро переработан У-2 привез такие снимки, летчик немедленно получил очередное звание и орден Красного Знамени. Оказалось, что малая высота, небольшая скорость полета и деревянно-перкалева конструкция В-2 делали его невидимым для радиолокаторов противника. Цельнометаллический Пе-2Р радары засекали сразу, а потому могли приводить на него ракеты и истребители ПВО. А для того, чтобы засечь В-2 на экране радиолокатора нужно было очень и очень постараться. Знакомые операторы с РУС-2 говорили, что при попытке обнаружить этот самолетик в кабинах стоял сплошной мат - так мигает то на экране, а что мигает, и не поймешь! Таким образом, и вышли из положения.

Однако о съемке украинской столицы пришлось на время забыть. Вот начнутся боевые действия, тогда можно будет, разбомбив стартовые позиции зенитных ракет, - а отснять их удалось на "невидимке" У-2 - выполнить эту сложную задачу. А пока проводили фотосъемку - в полку немедленно ввели четвёртые эскадрилью, вооруженную В-2Р, - аэродромов истребительной авиации на северо-запад от Киева. Все, что было на восток, то есть, все Левобережье, фотографировали разведчики Воронежского военного округа, который вот-вот должен превратиться в украинский фронт.

И, наконец, Великий День наступил шестого сентября тысяча девятьсот сорок второго года. В этот день разведчики не летали. Зато сделали тысячи вылетов бомбардировщики: дальние, средние, пикирующие и легкие, по выявленным летчиками разведывательного полка объектам. Удивительно, но авиация противника противодействия в первый день не оказывала! Это однозначно толковалось всеми, как полный разгром аэродромов в первые часы войны.

Однако действительность оказалась несколько строже. Наземная разведка обнаружила, что бомбардировщики в девяти случаях из десяти отработали по ложных аэродромах! Противник оказался не дураком, и подсунул летчикам-Скороспелка - а таковыми недоучка сержантами комплектовались полки ближних бомбардировщиков Су-2 - "дурилку картонную" вместо настоящих объектов. Как результат - большие потери.

Чтобы исправить положение, командование советских ВВС решило предоставлять бомбардировщикам лидеров из числа воздушных разведчиков. Это значительно повысило эффективность бомбовых ударов, но нагрузка на каждый экипаж был запредельное - выдержать по пять-семь боевых вылетов чрезвычайно трудно. Особенно лидерам - по ведущему, как правило, бьют все, кому не лень.

Ну и, конечно же, возросли потери. Плотная завеса зенитного огня встречала самолеты на подходах к объектам удара, а сойти с боевого курса лидер не имел права. За два последующих дня полк потерял шесть экипажей и десять самолетов. Что поделаешь, война жестокая и потери неизбежны. Самолетами полк пополнили в тот же день, а вот с подготовленными летчиками проблему так просто было не решить. Только чтобы изучить район боевых действий, нужно было не менее двух дней даже для опытных летчиков. А где этих опытных взять? Кто их даст, когда самим нужно? То-то и оно!

Да и обычные полеты на разведку были не сахар. Что поделать, мирная жизнь закончилась!

При разведке Коростенского железнодорожного узла экипаж Константина Дунаевского попал в плотную стену зенитного огня еще на подходе к цели. Энергично маневрируя, Костя подошел к объекту и приказал включить фотоаппарат. На боевом курсе в мотор попал снаряд. Машину сильно тряхнуло, "Пешко" дала крен и сошла с боевого курса. Фотографирование не получилось. Тогда Константин пошел на второй заход. Штурман хотел возразить - лезть в огненный шквал было безумием, но тон приказа командира отметал все возражения. Искусно маневрируя, Костя появился над целью. Вражеские зенитчики пожалуй опешили от такой наглости и прекратили огонь. Самолет с двигателем, дымов, казался неуправляемым и противник просто ждал момента, пока самолет рухнет в штопор и врежется в землю. А Костя умышленно шел с креном до земли. А когда цель была позади, сделал горку и скрылся в лучах солнца.

А кроме этого, была и другая неприятность для воздушных разведчиков.

На разведку летали без сопровождения истребителей. Пока боевые действия не велись, это было естественно. А когда война началась, оказалось, что радиус действия истребителей, даже новых "яков" и "МиГов" был значительно меньше радиуса действия разведчиков. Дальше, чем на пятьдесят, максимум сто километров истребители не могли сопровождать Пе-2Р. Кроме того, "которые" не были оснащены аппаратурой для высотных полетов. Действовать они могли только на высотах до четырех тысяч метров, а разведка велась, выше этого предела, на высоте свыше 7000 метров. Поэтому сопровождать разведчики могли высотные "миги", а они нужны были для прикрытия своей территории от воздушных ударов. Однако в первый день войны украинская авиация, казалось, вообще не поднимались в воздух, а понемногу проявлять активность начала только со второго дня войны ...

***

У берегов Азовского моря Прикубанской степи переходят в лиманы, плавни и протоки дельты Кубани и других рек, разделенные узкими участками суши. На азовском побережье расположен город Темрюк, возле которого Кубань впадает в море. В прошлом веке Кубань впадала в Черное море, но местные жители, задумав опреснить воду лиманов, прорыли от Кубани глубокий канал - Темрюкский устье. И большая часть воды потекла по новому руслу. Старое русло высохло и только широкая балка среди крутых берегов напоминает о полноводную реку, которая протекала здесь прежде. Не найти его ныне на земном твердые и на картах, так же, как нет и зажиточных кулацких хуторов: теперь здесь раскинулись виноградники.

Среди непаханой степи уныло торчали несколько мазанок - все, что осталось от богатого некогда хутора. Хутор недалеко от лимана и назывался Лиманским. Рядом проходит узкоколейка и поэтому здесь расположили полевой аэродром. На нем разместили штурмовой авиаполк и с первого дня войны бронированные "илы" поднимали отсюда штурмовать прибрежную полосу в Крыму между ветхозаветной крепостью Еникале и поселком бред. Сначала летали на Керчь. День, следующий, еще один ... А под вечер - новость: высажен десант севернее села Эльтиген. Морская пехота должна отрезать Керченский полуостров от Крыма. И всю авиацию фронта нацелили на поддержку десантников. И с этого дня полк работал по целям в Камыш-Бурун.

Давили береговые батареи националистов, зенитные установки и пулеметные точки, упор расстреливали десантников. Работали на износ, выполняли по пять вылетов в день. Что такое пять вылетов на штурмовике? Много это или мало? Для человека далекого от этого количество вылетов ничего не объясняет, так же, как и количество мероприятий на цель. А летчики полка делали их отчасти по шесть в одном вылете, тридцать атак за день! Немного пехотинцев, танкистов столько раз вообще ходили в атаку. То то и оно ...

... Пятый вылет по переднему краю националистов, захвативших в двадцатом году исконно русский Крым, приходится выполнять в вечерних сумерках. Навстречу штурмовикам ползет рваная облако, впереди - мутно-серая полоса земли, оттуда будут угощать сейчас от всего сердца. Летчики ждут гостинцев и целые гроздья взрывов возникают по курсу. Пальба зениток неистовствует с каждым мгновением и бронированные "илы" отчаянно маневрируют, жить всем охота. Цель набегает и стальные поплавки штурмовиков клонятся вниз ...

Вогненохвости ереси [23] протыкают темно-синее воздуха вечер и туманное плато земли начинает качаться. Сержант Журавлев ловит в перекрестье цель и нажимает гашетки. Выход направо с скольжением. "Молодец, - хвалит он сам себя, - хорошо, Что не влево, а то бы угодил под встречную трассу ..." И в тот же миг - шварк, в ушах резкую боль, а в кабине гуляют вихре. Форточки высадило взрывной волной, лобовое стекло чем залепило с внешней стороны. Тьфу, напасть! Чайки зшаленилы от пальбы, от огня и какая вляпалась прямо в лобовое стекло штурмовика. Уже совсем стемнело, только снизу отсвечивает вода в последних лучах солнца. А "ил" не приспособлен к полетам в сумерках, кисти светло-голубых выхлопов из моторных патрубков ослепляют пилота. А лететь-то нужно. Сержант нащупал очки, рывком опустил их на глаза. Фонарь - назад, придется лететь в открытую, выглядывая из кабины. Вот-вот должен появиться Таманский берег, а за ним хутор Лиманский. Уже совсем темно, как найти свой аэродром, как сесть в темноте?

- Горбатый, я - восьмой, ко мне. Все ко мне! Обозначает себя АНО. - Звучит в наушниках голос командира эскадрильи. - Садится будем с подсветкой прожекторов.

Журавлев видит рядом вспышки бортовых огней, довертае на них. Слева появляется еще один самолет, мигает аэронавигационными огнями. Самолеты размыты на фоне серебристых отблесков моря. Самолет комэск идет уверенно, он и в полной темноте видит лучше кота, без всякого прожектора приземлится, а другим как? Никто из летчиков эскадрильи еще не садился с подсветкой земли, туго придется ребятам.

Однако, вышли на аэродром. В воздухе катавасия, полно истребителей, патрулирующих над полосой. Правильно, чтобы не подловил какой гад националистический, как это произошло вчера в тридцатом полка. Тогда в баках штурмовиков плескался аварийный остаток бензина, а в снарядных ящиках уже не было боеприпасов. Двое заходили на посадку, а сверху свалился Украинская истребитель. Внезапное пике со стороны солнца и короткая очередь из всех огневых точек. Пока взлетала звено Як-1, на старте горели два "илы", а "беркут" [24], круто развернувшись, направился на запад и скрылся в голубой вышине. Внезапность была его копьем и щитом, которая помогала уцелеть в дикой вакханалии смерти, которая царила в небе над Азовом и Таманской проливом ...

Крытая машина с радиостанцией стоит в начале полосы, которую освещает прожектор на автомашине. Командир полка с микрофоном в руке пытается приземлять штурмовики с наименьшей опасностью. И пилоты и сами понимают сложность обстановки и подводят машины к земле осторожно, подсвечивают фарами, поддерживают самолет оборотами двигателя и садятся все хорошо.

Журавлев заруливает на стоянку, выключает двигатель и ... проваливается куда-то.

- Ты ранен? - Его трясут техник с механиком, а сержант не может понять, чего им нужно.

- Убит. Насмерть ... Дайте хоть минуту еще побыть на том свете, подняться не могу. - Оказывается, он примитивно заснул. "Долетался ты, Журавлева. До ручки ... "И сержант стал выбираться из кабины.

Не успели поужинать, как срочно собрали всех пилотов на командном пункте.

- Получен приказ: вместе с основной работой доставят десантникам в Эльтиген боеприпасы и продовольствие. У них там совсем плохо. Нечего есть, нечем стрелять, нечем раны перевязывать. - Сказал командир полка. - Будем сбрасывать десанта специальные мешки с высоты не более десяти метров.

Наутро небо было светлое, чистое, дул восточный ветер. Керченский пролив этим ветром была неустойчивое до дна, вода в Азовском море какого белого, мелового цвета. Но воздух оставалось прозрачным и видно все стороны далековато. Над Эльтиген происходило нечто невероятное: дым, огонь, трассы, взрывы ... С воздуха вражескую передовую четко видно по вспышкам выстрелов.

Эскадрилья Журавлева сегодня летит к десантников с мешками. Под плоскостями штурмовиков по два мешка, хотя назвать эту штукенцию мешком можно, только имея большую воображение. Метрового диаметра кишка из толстого брезента набита всякой всячиной, обвязана, как копченая колбаса веревками и прилажены под бомболюк. Ужас! Самолет с таким грузом - неповоротливая тварь из эры динозавров, своенравная, как дикая лошадь. Группу ведет сам командир полка, штурмовики прижимаемыми к воде, правым бортом к Эльтиген. С берега стреляют зенитки, стреляют настилочные, но все напрасно: снаряды летят в белый свет.

"Илы" почти не маневрируют по высоте, так можно потерять остойчивость и свалиться в море. А оно в десяти метрах под самолетами, старое и сморщенное. Журавлев косится взглядом на командира, бросать мешки будут по его расчета, майор все утро тренировался над аэродромом. Вот штурмовики довертають на берег и, наконец, сброс ...

Крутым разворотом "илы" направляются в море, первая и третья эскадрильи принимаются за враждебную передовую. В эфире шум, гам, шум и крик от множества радиостанций. Особенно выделяется радист десантников, глотка у него басиста, забивает радиостанции штурмовиков.

- Бр-р-ратва, штурма-р-рмовикы, хор-р-рошо СБР-р-росилы! Мор-р-рякы тобой-р-рят вас, ур-р-ра! .. - Орет, нажимая на "р". Но что значит два десятка мешков для огромной массы людей на том берегу - некая толика, ничтожная подачка. Проклятые националисты расстреливают морскую пехоту в упор из танков, самоходок, из железнодорожных крупнокалиберных артиллерийских установок, из ракетных систем залпового огня. Командного состава осталось считанные единицы, роты возглавляют сержанты, число раненых растет с каждым часом - такие неутешительные вести с Керченского полуострова.

Техник самолета лейтенант Петров, встретил Журавлева привычной утренней докладом.

- Товарищ командир, самолет к боевому вылет готов. Подвешено четыреста килограммов, пулеметы заряжены, фотоаппарат исправно, кассета с пленкой установлена.

Утренняя тишина была возбуждена выстрелом из ракетницы у штабной палатки: пора запускать двигатели. Журавлев показал технику, стоявший у крыла, большой палец. Техник и механик нырнули под крыло и убрали из-под колес колодки. Пара Ил-2, погнавшись винтами волнами ветер по траве, снялась в небо и легла курсом на юго-запад. Притискувалися к самой воде, чтобы не обнаружили станции радиолокационного наблюдения противника. Прошли около тридцати километров и вернули на Крым. Феодосийский залив несется навстречу, она лежит между двумя мысами на грани Крымских гор, в ней уже тянутся крымские степи. Горы здесь невысокие и Феодосия открыта и зимним ветрам, и весенним суховеями. Солнечные вспышки под крылом сразу же пропали. Восточнее города поднимались сопки Керченского полуострова. Туманные очертания Феодосии исчезают вдали. Самолеты повернули на восток, в направлении мыса Чауда, который выдается километров на тридцать с лишним в море. Под крылом штурмовиков однообразный степь, бухты и заливы, серые холмы на горизонте - таков пейзаж Восточного Крыма за Феодосией.

Мелькнула внизу гора Дюрмень, за ней раскинулся Долгое озеро, отделенное от моря узкой песчаной косой. От его северного берега начинается древний Киммерийский оборонительный вал, пересекающий весь Керченский полуостров от Черного моря до Азовского. Вверху собирались белоснежные облака, но они сейчас помочь не могли - оттуда разведку не проведешь. Однако, когда разведчикам станет трудно, эти белые облака спасут в трудную минуту, скроют тяжелые "илы" от истребителей врага.

В Керчь шли старые путевке и только проложены колонные пути. Войск на них было порядочно, и все двигалось на восток, в Эльтиген. Националисты не ожидали, видно, самолетов противника из своего тыла и зенитный огонь открывали поздно, разрывы снарядов оставались позади и не были помехой. Журавлев то включал фотоаппарат, то проводил запись увиденного на карте. Одновременно, выжимая из машины максимальную скорость, пристраивался в кабине по всякому, чтобы видеть, что творится в воздухе, особенно за хвостом. Главное для разведчиков сейчас не упустить истребители. Не увидишь - проиграешь бой, увидишь - есть шанс увернуться, сманеврировать и, возможно, спрятаться в облаках.

- Девятый, Еще тридцать километров - и наша территория. - Услышал сержант голос ведущего.

- Понял, восьмой. Если закончили район, давайте пройдемся по колонне. - Обрадовался Журавлев.

- Закончили. Выходи вперед, я посмотри за воздухом.

Прифронтовая полоса всегда насыщена войсками и техникой, поэтому искать долго врага не пришлось. Справа на проселке появилась колонна крытых грузовиков с пушками на прицепе. Журавлев довернув направо и пошел в атаку. Окончил стрельбу, вышел из пикирования и боевым разворотом занял исходное положение для повторного захода. Два грузовика горели. Вторая атака. Когда в прицеле появилась очередная машина, сержант увидел, как через задний борт вылезают и прыгают на землю солдаты. Длинная очередь из двух пушек и двух пулеметов - и грузовик заслонили яркие точки трассирующих пуль и снарядов. Он стрелял и стрелял, не видел сейчас ничего, кроме этих машин, солдат, которые падали и разбегались. И машины ускользали из прицела вниз, под самолет. И тут до его сознания донесся испуганный крик ведущего:

- Ваня, земля! Вывод! Вывод!

Сержант резко взял ручку управления на себя. Сначала он видел землю и грузовики, которые неслись на него, а потом все пропало. Сознание восприняла только страшное перегрузки, которое вдавливал его в сиденье и темноту в глазах. Самолет вышел из пикирования, высоты хватило и он жив. Перегрузка приходило и в глазах светлело. Земля была далеко и самолет шел вверх, в облака.

- Ваня, живой? Ты что, очумело? Чуть в землю не врезался. - Услышал он ведущего. И вдруг с тревогой в голосе. - Истребители! Круче разворот вправо и давай вверх, в облака.

Двигатель работал на полных оборотах. Разворачивая самолет с набором высоты, Журавлев увидел справа, километра за три, четыре самолета с характерным изгибом "обратная чайка", как на МиГ-3. Широкий лоб, короткий фюзеляж - Украинская С-250 "Беркут". Скорость у него километров на двести больше, чем у бронированного "Илюха". Не уйти. В облаках метров двести, нужно прятаться там. Все решат секунды ...

Штурмовики набирали высоту, все время довертаючы так, чтобы видеть врага. И только убедившись в том, что атаковать его истребители противника не успеют, Журавлев сосредоточился на приборах, готовясь к полету в облаках. Облачность теперь была союзником и спасителем.

Но спасителем обманчивым. Минуты две, больше, три шли штурмовики в облаках, когда блеснул перед кабиной целый букет разрывов. Били зенитки, и били прицельно. Наверное, приводились радиолокационной станцией. Журавлев бросил "ил" справа, слева, ушел со снижением, бросая машину из стороны в сторону, чтобы не оказаться в прицеле. Розовые вспышки взрывов остались наверху, а внизу блеснули солнечным отблеском волны Керченского пролива. Вражеская территория осталась позади, он уцелел и на этот раз, обманул безносое. Таманский берег был впереди, километрах в пяти.

А где же ведущий? Однако, сколько ни вертел головой сержант, увидеть самолет командира не удалось. Пока вел штурмовик на базу - термин, который пришел в авиацию, как и многое другое, от моряков, не покидала надежда, что тот так же счастливо вывел свой бронированный "ил" из-под обстрела и уже дома, или по две- три минуты будет там. И гнал от себя злой догадку, что тот розовый вспышка в облаках впереди был именно от его машины.

И когда вступил четкие очертания перед сержантом игрушечный редут саманных построек, обозначавший стоянку полка, он почувствовал себя так, будто не вылезал из своего "Илюха" минимум сутки. Та тьма в глазах, которая на мгновение все покрыла, исчезла, в свете солнечного утра перед ним купались в лучах "яки", маленькие игрушечные самолетики. "Сдаю ..." - решил сержант. Истребители низко, будто стрижи перед дождем, кружились над крышами давно брошенного людьми поселения - они сами торопились сесть.

Хутор, сверху безлюдный, обнаружил признаки жилья. Натужно тянулись к стоянкам бензозаправникы, торопясь насытить горючим баки штурмовиков, приземлились в Лиманском.

В конце поля, куда бежали, теряя ход, самолеты, сели, пританцовывая человек с флажками - именно там, где летчику предстоит как можно быстрее покинуть посадочную полосу. Уклоняясь, как тореро, от машин, которые катились на него, он взмахами флажков - красным и белым, - направлял одни самолеты справа, другие слева от себя. Истребителей регулятор направил в недавно вырытых землянок. Штурмовика он повел в дальний конец аэродрома, в степь ... вековечная рвение наземной службы перед летчиками истребительной авиации. "Яки", как должное, принимали от этого молодца упорядоченную часть стоянки. А Ваня Журавлев вдовольняйся тем, что останется. На тебе боже, что нам негоже ... "Холуйская твоя душа!" - Покрыл регулировщика и не посадил, а хлопнул штурмовиком о землю. Сквозь шум двигателя еще раз высказался в адрес регулятора.

Авиационный жезл велел сержанту забираться в степь, в тот его конец, где под разводами отвратительного камуфляжа можно было разглядеть выходцев из перкально-деревянной эры летающей техники - аэропланы "У-2", "Р-5", "Р-Зет" ... Собранные с миру по нитке, они также были брошены на Керчь ...

К командиру полка сержант шел тяжело, объясниться с майором ему было под силу. Гибель ведущего, еще не пережитая, стояла у него перед глазами. Слетали с этого аэродрома двух, а вернулся он один. Подходит, волоча ноги, рука будто чугунная, никак к шлему не донесет.

- Что именинника, один вернулся? - Слова майора колючие, только пропускает их Журавлев мимо ушей. Не видит сейчас Иван командира полка. Другое стоит перед глазами. Возгорание на месте штурмовика, пламя, взрыв .. - Докладывай.

- Прямое попадания, товарищ майор ... Задание выполнено.

- Варежки в небе нечего было разевать! - Отчеканил командир полка, не зная ни к кому снисхождения. Сержант виновато опустил голову. Так и докладывал майору о полете, уставившись в землю.

Данные разведки еще не устарели.

***

Серый кот Гришка с вечера начинал нервно зевать. Это означало, что на обед для зенитчиков повар приготовит уху. Действительно, за полчаса воздух начинало басовито гудеть двигателями вражеских бомбардировщиков и тогда Гришка не спеша шел в командирский блиндаж (несмотря на молодой возраст, кот Гришка был далеко не дураком и хорошо понимал разницу между плохоньких землянкой пушечного расчета и командирским блиндажом в пять накатов ), залезал под шинель комбата и влягався спать. И хотя земля содрогалась от взрывов бомб - близких и отдаленных - он незворушливо спал до утра, только время от времени переваливаясь с боку на бок. (Это был довольно ленивый и неотесанный кот, правда, с философским уклоном, который более всего на свете любил хорошо поесть и в уюте поспать ... Но несмотря на свою неотесанностью, во время сна Гришко дышал только по системе древних индийских йогов. Такой вот жизненный парадокс!) Такая незворушливисть к бомбардировке серого кота Гришки объяснялась просто - он родился и рос на авиационном полигоне, и мама киса Мурка после каждого такого бомбардировки приносила своим котятам оглушенных взрывами мышей-полевок, которых водилось на полигоне множество. И жить бы Гришке до смерти на том полигоне, однако молодой котик любил сидеть на перилах смотровой вышки и наблюдать за тем, как отрабатывают летчики Красного Рабоче-Крестьянского Воздушного Флота боевые задачи, где-то весной и попал на глаза командиру зенитной батареи - как оказалось ожесточенном любителю кошек, - и с тех пор Гришко стал любимцем зенитчиков.

Уже в конце лета батарея, а вместе с ней и серый кот Гришка, переместились из волжских берегов на берега Тихого Дона, воспетого пролетарским писателем Михаилом Шолоховым, и стала на защите такого важного стратегического объекта, как железнодорожный мост в городе Батайске.

Назревала война с буржуазно-националистической Украины, поскольку наличие такого государственного образования на западных и южных границах Советского Союза угрожала не на шутку безопасности и процветанию первой страны, где к власти пришел пролетариат. Это было понятно всем, даже котам. А вот бессознательные украинском, которые не понимали, что их просто необходимо освободить от власти прожорливых капиталистов и помещиков, могли по своей хуторской бессознательности опираться благородном стремлению советских людей сделать их окончательно счастливыми, и наносить удары по стратегическим объектам в советском тылу. А какие удары могут угрожать тылу наступающих войск? Правильно, воздушные удары недобитой авиации противника. Нужно было эти объекты оборонять от воздушных ударов. Именно для этого и появилась на берегу Тихого Дона батарея зенитных орудий калибром 85 миллиметров.

Этот железнодорожный мост через Дон прикрывали две батареи 85-миллиметровых зениток, рота зенитных пулеметов-четверок и два взвода 37-миллиметровых зенитных автоматов. Только в первый день боевых действий с националистической Украины обошлось без стрельбы. А стемнело седьмого сентября, оно и началось.

Всю следующую ночь зенитки азартно лупили в черное небо, где гудели невидимые самолеты. Порой в луч прожектора попадал белый крестик вражеской машины и тогда к нему тянулись сверкающие трассы пуль зенитных пулеметов и снарядов зенитных автоматов. Но прежде, чем они успевали дотянуться до своей цели, самолет делал противозенитный маневр и вырывался из ослепительного прожекторного луча. И пули и снаряды гасли в вышине или рассыпались в вышине праздничным салютом. Правда, и для вражеских бомбардировщиков цель - железнодорожный мост - оставалась неуязвимой. Итак, можно сказать, зенитчики свою задачу выполняли.

Под утро стрельба стихала и расчеты орудий опускали стволы и, после короткого сна и отдыха, к вечеру занимались обслуживанием материальной части. Глушень взрывами бомб рыбу прибивало к берегу и тогда батарейный повар шел с большой корзиной собирать боевые трофеи. Две-три крупные рыбины повар - он не был скрягой - отдавал Гришке, в знак благодарности за то, что тот сопровождал его на берег Дона и обратно, к батарейной кухни. Но не подумайте, что Гришка мяукал или терся о ноги повара, выпрашивая жалкого пескаря! Совсем нет. Серый кот Гришка был котом степенным, он не опускался до вульгарного попрошайничества. Потому серый кот Гришка и зевал нервно - рыбу он попробовал впервые именно здесь, на донских берегах, и полюбил ее сразу и навсегда.

Уже в первый день Гришка попытался поделиться этим деликатесом со старшим лейтенантом - командиром зенитной батареи, и разложил две рыбы на аккуратно застеленном серой солдатским одеялом кровати комбата. Но его сразу же встретил неправедный гнев богов и уже два дня Гришко жил в землянке расчетах третьей пушки. Не сказать, чтобы это как-то расстроило Гришку. Так, вместо одного покровителя он приобрел целый десяток. Правда, каждый из зенитчиков имел какие-то свои определенные недостатки, но и неоспоримым достоинства также были в наличии. Так, Гришка не одобрял порывистый замашек командира орудия, хотя охотно лакомился салом, которое у сержанта всегда водилось. А еще он любил посидеть на теплом колене наводчика, явно склонного к философским размышлениям, кроме того, заряжающий тоже был не скряга и делился с Гришкой молоком и сметаной, которым его угощали местные удовичкы и солдатки. А во время отдыха можно было погреться под теплым шинелью замкового, которая сверху была, как обычная солдатская, а внутри имела ватную подкладку, как командирская. И это была большая тайна. Особенно, от старшины батареи ...

Вот и сейчас Гришко пригрелся у наводчика Прокопия Мышкина и мурлыкал от удовольствия - рука наводчика гладила его по спине, и подставлял живот, чтобы тот почесал мягкое кошачье пузо.

- Божья ты тварь, Гришко, живешь, и горя не знаешь. Равно тебя на уме, пожрать, как следует, да поспать. И забот-то других у тебя НЕТ и быть не может. - Будто к себе говорил наводчик. - И все-то тебя на батарее любят, Никто не пихнет сапоги, до всех-то ты ласково ... Ох, тварь ты Божья ...

Здесь Гришко мог бы и возразить, не ко всем он ласковый, не всем позволяет себя по спинке гладить, не всем мурлычет. Вот, например, есть во взводе управления один тип ... Но додумать он не успел, ухо кошачье уловило далекий басовитый гул - на большой высоте шли тяжелые самолеты, и шли именно на позицию батареи ...

А Прокопий чесал коту то мягкий живот, то за ухом Гришке это чрезвычайно нравилось и он даже изгибался, чтобы наводчика было удобнее чесать, - и думал свою тяжелую думу. Думать было о чем ...

Взяли его в армию в сороковом, осенью. Новый Закон вышел, принятый сессией Верховного Совета СССР о всеобщей воинской обязанности и в ряды Красной армии загребли всех, кто к этому еще не послужил Родине победившего пролетариата. Глухое тамбовском село, где Прокопий работал счетоводом в колхозе, имело репутацию гнезда сторонников убитого чоновцев в двадцать втором Антонова, а потому отсюда в армию брали только некоторых. Вот так и Прокопий дожил до двадцати восьми лет, семьей обзавелся, а в ряды РККА почему не призывали. Но вышел Закон и загребли всех, кто к этому еще не послужил. Ему якобы удалось, не в пехоту попал, которая, как известно (Халхин-Гол с Хасаном это показали очень хорошо) львиную долю звезд видгрибае, но то, в основном, звездочки над могилками, в зенитную артиллерию, где шанс выжить гораздо выше , чем в обычной артиллерии. Однако думать ему было о чем ...

Конечно, ему повезло, что не придется идти в полный рост на огонь хохляцким пулеметов. (А что украинская будут защищаться отчаянно у Прокопия сомнений не возникало - кто же захочет добровольно в колхозное ад лезть!) Но и здесь, в зенитной артиллерии, также не мед. Вон сколько хохлы бомб за два только ночью сбросили! А какая же и рядом может взорваться. Тогда как быть? Конечно, у него есть выбор ...

Можно под крик и мат комбата с политруком лупить в небо по Украинская самолетам. А в ответ ждать попадания бомбы. Скорее всего - убьет. В родное село пойдет сообщение-похоронка, что так и так, семья Мышкиным, крепитесь, погиб ваш муж и отец смертью храбрых в боях с оголтелым украинскими буржуазными националистами. Вдове дадут такую-какую помощь. Сыночек, Бог даст, позволят выехать из противного колхоза в город, там он в ФЗУ [25] поступит, человеком станет.

А если повезет, если не убьют до смерти? Когда только ранят, ногу оторвет или контузит тяжело? Когда санитары подберут до того, как кровью истечет? Тогда, возможно, и медальку какую дадут, позволят сапожничать, а? Как инвалиду войны ... Прокопий вплоть зажмурился от таких сладких грез. Все же лучше, чем в колхозе за палочки трудодней батракуваты ...

Впрочем, есть выбор. Можно послать на три веселых буквы и комбата, и политрука. В лес податься. Или в плавни. Вон они, рядом и, говорят, кое туда бросился же. От войны этой, пусть ей черт, спрятаться решил, болван. Тогда все совсем скверным становится, совсем скверным ... Чем война закончится, гадать не нужно. Сам видел сколько войска, сколько танков, пушек насобирали, сколько самолетов Краснозвездный в небе каждый день на запад идет. Правда, не все обратно возвращаются, но это уже значения не имеет. Заводы в тылу работают и меньше их не становится. Итак побрикаються хохлы, а потом все равно в рай советский попадут. Никуда не денутся. Хоть и жалко их, но своя кожа ближе, ее больше жалко. О себе думать надо.

Так, когда другой путь выбрать, все становится просто и понятно. После войны всех, кто в плен хохлам сдался, найдут и расстреляют. Или в лагерях сгноят. И правильно, тоже мне, хитрожопи нашлись! Всех, кто в лесу или вот, как здесь, в плавнях надумал скрыться, также найдут и расстреляют. Вся жизнь в плавнях не просидишь. На что леса на Тамбовщине густые, но и там до зимы мало кто досиживал. И никто тебя от чекистов и чоновцев не спрячет, о своей коже думать. Будьте надежны, найдут и шлепнуть. А уж о том, что с семьей "изменника и дезертира" будет и думать не хочется. Такой вот нехитрый оборот судьбы ...

Кот вскочил на уровне, выгнул спину дугой и, кратко нявкнувшы, стремительно выскочил из землянки. Здесь только Прокопий уловил далекий гул вражеских самолетов. Еще не видя их, наводчик определил, что самолетов много. Вслед за котом поспешил покинуть землянку. А на батарее уже звонили в пустую гильзу - тревога!

На большой высоте - пять-шесть тысяч метров - шла тройка четырехмоторных самолетов. На небольшом расстоянии от первой тройки - вторая, следом - третья. Три звена тяжелых бомбардировщиков. Видимо же на мост, а какая здесь еще есть цель, достойная таких бомбовозов! Отсюда, с земли, они казались белыми пятнышками, за которыми тянулся пушистый след инверсии. Воздух постепенно наполнялось тяжелым гулом их двигателей. Затем к чужому гула примешался высокое и звонкое рев моторов И-16. Четыре "ишака" рвались ввысь наперерез четырехмоторный бомбардировщикам, лобастыми, коротенькие. Они упорно карабкались вверх, поблескивая своими зелеными спинками, с коротенькими закругленными крыльями и скошенными под лепестков ромашки хвостами. Мышкин услышал выстрелы авиационных пушек, рев скорострельных пулеметов ШКАС и в ответ волнообразное постукивание бортовых пулеметов и пушек бомбовозов противника.

"Ишачкы", не дотянув до строю бомбардировщиков, накренившись на правое крыло, рухнули на спину, сверкнув на солнце синевой фюзеляжа и крыла. Успеют атаковать еще раз, до того, как бомбардировщики сбросят свой груз? Бомбовозы идут без прикрытия истребителей, надеются на большую высоту - потолок в таких бомбардировщиков более двенадцати километров - и свою скорость на этой высоте. Наряду с Прокопием застыл командир орудия, в бинокль он всматривался в белые пятнышки вражеских самолетов.

- Все, сбросили! - Сержант опустил бинокль, посмотрел ошалевшим взглядом вокруг. - В укрытие!

Из справочника Мышкин знал, что каждый такой бомбовоз несет сорок тонн бомб, а теперь в атаку на мост получалось аж три тройки таких бомбардировщиков. Все три звена бомбардировщиков начали разворот назад, домой.

Сбросили! Триста шестьдесят тонн с головокружительной высоты сейчас неслось прямо на голову. Что с того, что разлет бомб будет велик. При таком количестве какая и попадет в цель, а в же о том, что от позиции зенитной батареи на берегу останется только один воспоминание, и говорить не нужно. Дай Бог, самому уцелеть. Он оглянулся вокруг, в поисках щели [26]. Как коварно нанесли проклятые хохлы удара, день же ясен, только-только начался. Никто на батарее не ожидал сейчас налета, все настроились на ночной бой.

Прочь от батареи, гигантскими прыжками несся перепуганный кот Гришка, мчался куда подальше от этого страшного места. Прокопий о себе позавидовал коту, ему так не рвануть, сразу в дезертиры попадешь. И он в несколько прыжков оказался у ближайшей щели, рухнул в нее, прямо на голову командиру батареи. Едва успел. Земля затряслась, как в лихорадке, качало и подбрасывало не хуже, как во время шторма на море. Раз пришлось Прокопию попасть в такую передрягу. Только и того, что этот шторм был короткий.

- "Любимый город может спать спокойно ..." хотел бы я сейчас взглянуть на этого, блядь, поэта. - Комбат выругался между двумя близкими взрывами. - Попался бы он мне, сволочь такая ...

Когда закончилось это страшное качания земли, они выглянули из щели. Пейзаж вокруг странно изменился. Лениво дымили воронки от бомб - не менее двохсотп'ятдесятикілограмові бомбы, а то и пятисотки сбросили недавние бомбовозы. Воронок неисчислимо, все ими изрыта. От батареи остались самые "ножки и рожки", две пушки разбиты прямыми попаданиями, еще две-то подозрительно набекрень. А главное, один пролет моста исчез, только торчат из воды изуродованные балки.

Бомбардировщик уже исчезли в голубом мареве неба. "Ишачкы" убавили обороты - звук их моторов снизился, ослаб. Они сделали круг над разбитым мостом и пошли на восток.

Испытание боем

Вечером шестого сентября, оправившись от внезапного нападения, украинская авиация включилась в работу по прикрытию своих войск, объектов тыла, а также по нанесению ударов по наступающим советским войскам, ближним тылам противника, коммуникациям и пунктам оперативного управления.

Все ждали приказа. Всего за первый день войны украинская авиация совершила около тысячи самолето-вылетов, в основном, разведчиков. Было потеряно четыре машины, из них три сбили зенитчики и один разведывательный самолет - истребители.

Морская авиация на третий день войны готовилась нанести удар по военно-морских базах советского Черноморского флота и его кораблям. Именно для этого проводилась разведка Новороссийской ВМБ [27] самолетами морской авиагруппы подполковника Климова. По выявленным целям в Новороссийской бухте были нанести удар бомбардировщики авиадивизии, базировавшейся на аэродромы Херсонского аэроузлах ...

Воздушная разведка обнаружила 7 боевых кораблей в Новороссийской ВМБ и в торговом порту 10 транспортов. Командующий ВВС флота принял решение нанести авиаудар с целью максимального разрушения причальных сооружений и промышленных предприятий, уничтожение транспортов в порту и боевых кораблей в базе. Основной целью был лидер эсминцев "Ташкент" и два подводных лодки. Для выполнения удара было решено задействовать полк фронтовых бомбардировщиков и пять эскадрилий штурмовиков. Каждую группу самолетов прикрывали от тридцати до сорока истребителей. Согласно замыслу штурмовики в составе шести ударных групп должны были подавить береговую и корабельную зенитную артиллерию и уничтожить транспорты в аванпорту, фронтовые бомбардировщики уничтожать транспорты в торговой гавани и корабли в военной.

Взлет ударных групп, встреча с истребителями сопровождения и полет по маршруту проходили в соответствии с планом. А план воздушного удара по Новороссийску разработали в штабе ВВС флота еще до начала военных действий и сейчас он был только уточненный с учетом имеющегося количества транспортов и кораблей противника, а также зенитных средств, которые прикрывали военно-морскую базу и торговый порт. Наведение ударных групп на цель и управления действиями всех групп осуществлялось из специально оборудованного самолета без боевой нагрузки. Видимость в районе цели была отличной и самолет управления под прикрытием истребителей шел на высоте восьми тысяч метров ...

Бомбардировочный полк подняли по тревоге раньше, чем ожидали летчики. Приказ о перебазировании на полевой аэродром пришел уже к вечеру третьего дня войны. На стоянках рокочущим басом отзывались моторы бомбардировщиков. Сначала загудел один, второй, третий, приглушенно, на малом газу - для прогрева. Прибыл автобус с летчиками и заревели, засвистели двигатели бомбардировщиков в полную силу. Едва пилоты заняли места в кабинах, над вышкой КДП раздался выстрел и с шипением взвилась вверх сигнальная ракета. Она еще не успела догореть, как земля содрогнулась от злого, утробного рыка моторов. Поднимая огромными четырехлопастный винтами песчаная пыль с обочины бетонки, самолеты вереницей поползли на взлетную полосу. Эскадрильи одна за другой выруливала на взлетную полосу и готовились к старту. Огромные винты бомбардировщиков рожали бурю. Самолеты выстраивались в колонну и, натужно взревев лобастыми двигателями, звеньями по три рванули вперед.

Страшно было смотреть на этот групповой старт. Тяжелые машины, будто в неизвестное будущее, двинулись в туманную даль. Плоскость к плоскости, почти вплотную, тяжелые, как буйволы, с высокими килями бомбардировщики с февралем гулом поднимались вверх и холмы на горизонте, казалось, испуганно втягивали в плечи свои лысые головы. Самолеты исчезали, а вслед им потом долго ревело разъяренное небо.

Когда летное поле опустело, на стоянках еще долго топтались механики и техники.

Перелет от Чернобаевской авиабазы до аэродрома Багерово Керченского полуострова не занял много времени. Едва бомбардировщики приземлялись, как их немедленно брали в работу наземные службы. За короткое время машины были дозаправок, подвешенные бомбы, а каждый экипаж получил фотопланшет со своей целью. За час до захода солнца бомбардировочный полк поднялся в воздух.

... Пилоты второго отряда немного нервничали - их командир, капитан Таран, неожиданно полетел на облет района с новичком, а командир группы, подполковник Климов, приказал готовиться к боевому вылету по обеспечению удара бомбардировщиков по Новороссийской военно-морской базе. Хотя последний вылет и закончился победой - сбито шесть "МиГов", но и отряд во время боя потерял трех пилотов. Правда, двое вернулись на аэродром, но чтобы пустельги как минимум месяц просидит на земле и в Ляховского ведомый попал в санчасть. Сам лейтенант где-то на вражеской территории. Вполне возможно, что и погиб.

За тридцать две минуты командир отряда вернулся из облета и, пока капитан докладывал командиру группы о результатах, Сергей Удовиченко по секрету рассказал об ударе по аэродрому "лагов". Ему молодые пилоты позавидовали, но не так, чтобы очень. Подумаешь, фыркали мысленно зеленые сержанты, мы теперь сами в бою побывали и знаем почем фунт лиха!

Между тем техники докладывали о готовности машин к следующему вылету и оживление и шум среди молодых пилотов понемногу стихали. А потом вернулся капитан и довел до своих летчиков боевую задачу. Отряд получил задание провести отвлекающий налет на Новороссийск и связать боем истребители ПВО базы, чтобы дать возможность бомбардировщикам спокойно отработать по своим целям ...

Отряд находился в готовности к действию, ждали только вылета бомбардировщиков. Кабина подготовлена, техник топчется у легкой алюминиевой лестницы, Амет-Хан взлетает по ней, садится в кресло, застибуючы лямки парашюта, привязные ремни. Техник помогает пилоту, включает многочисленные тумблеры и переключатели. Поочередно пилоты докладывают на КП о готовности к вылету. Нетерпеливыми глазами смотрят летчики в предвечерний небо, ожидая появления ударных самолетов. Поступает команда: ждать ...

Над аэродромом синее небо уже начинает светать. Скоро сумерки. Над головой - месяц в полном блеске. Летчикам это не безразлично - в месячном небе очень приятно летать. Время тянулось медленно и пилоты отряда по распоряжению командного пункта продолжали сидели в кабинах своих самолетов. В наушниках шлемофон слышался один лишь треск от далеких грозовых разрядов. Каждый самолет телефонным - чтобы не нарушать радиомолчание - кабелем был соединен с командным пунктом группы.

Тихо. Техник вокруг самолета ходит, отверткой постукивает, лючки, проверяет крышки, разъемы ... Неугомонная душа - раз проверяет уже проверено.

Вдруг наушники ожили и голос командира группы скомандовал: "Беркут - воздух !"...

Повтора фразы они уже не услышали: кабель - за борт, фонарь толчком вперед, чтобы стал на замки, и полный газ! Мгновение, вторая и свист турбин перешел в грохот, и вот уже самолеты по рульожци направляются к взлетно-посадочной. Плывут навстречу металлические дырчатые плиты рулежной дорожки, вот и взлетно-посадочная. Взгляд назад - ведомый, новичок из штабной звена, направляется следом. Пара останавливается на секунду, полный газ - и через несколько секунд аэродром остается далеко позади. "Грифон" выносит Амет-Хана в сияющую вышину. Здесь день еще в полной силе, картина виденная множество раз, однако она не перестает поражать своей красотой. Вот только любоваться никогда, они на работе, в воздух их подняли для боя с совсем не условным противником.

Амет-Хан быстро осмотрелся. Второй отряд Морской авиагруппы - всего десять истребителей - идет на юг, а с запада подходят черные точки: бомбардировщики под прикрытием армейских истребителей идут на восток. Это, чтобы застать "красных" врасплох. Пока "грифоны" капитана Тарана будут отвлекать "миги" на себя, бомбардировщики зайдут с востока, на малой высоте, прикрытые до времени Кавказским хребтом. Небо уже светало, когда отряд - десяток самолетов - взял курс в открытое море. На траверсе Новороссийска легли курсом на восток. Там, на востоке у горизонта море светилось отраженным светом вечерней зари. И четко было видно на ее фоне силуэты пяти корабликов - пять сторожевиков шли в кильватерной колонны. А в вечернем сумеречном небе, на рядовых курсах, лейтенант насчитал два с лишним десятка черных точек - "красные" свои "миги" подняли им навстречу. Вражеские истребители шли на перехват тремя ярусами.

По спине невольно пробежал холодок: десять против двадцати четырех!

На самом же преимущество врага еще больше. Отряд разбит на две неравные части: ударную и резерв. Шесть "грифонов" - первое звено во главе с капитаном Тараном и пара Амет-Хана - в ударной группе, четыре "грифоны" третьего звена - в группе резерва. Они, кроме того, выполняют задачу прикрытия самолета управления, где сейчас находится командир Морской авиагруппы подполковник Климов. Он выполняет наведение всех самолетов: бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей, идущих на Новороссийск, и согласовывает выход ударных групп на свои цели.

Пятнышки впереди быстро увеличиваются, становятся видны тяжеловаты заостренные формы двенадцати "МиГов", еще две шестерки - две группы по два звена - идут с превышением на двести метров каждая. "Значит, по четыре штуки на брата, - лейтенант чувствует, как засосало под ложечкой, - богато ..."

Однако пока "миги" еще не видят шестерку "грифонов", их прячет в своем ослепительном свете солнце, которое заходит. А идут советские истребители явно на перехват украинских самолетов. Очевидно, их подняли по команде радиолокационной станции, стережет воздушное пространство над Новороссийском. Разведчики, которые перед этим сфотографировали советскую базу, хорошо разозлили "красных". Этот раз они решили встретить "грифоны" на подходе к Новороссийску.

Лейтенант включил автоматический прицел и услышал в шлемофон голос капитана:

- "Беркуты-18, 23", атакуем нижних. - Смирно пятнышки принимали четкие очертания истребителей.

Лейтенант оценил тактическую обстановку: "грифоны" идут выше противника по косой линии на пересечение. Солнце за ними. Лучше не придумаешь! И сразу понял замысел своего командира: большая группа "МиГов" - они идут строем "пеленг звеньев" - идет на две тысячи метров ниже шестерки "грифонов", Таран решил набрать на пикировании скорость и ударить сразу всей шестеркой по "мигами", затем боевым разворотом, реализуя преимущество в скорости, атаковать снизу одну из двух шестерок, которые идут выше. Таким маневром можно свести на нет численное превосходство врага. И пока советские истребители будут воевать с "грифонами" капитана Тарана, самолеты ударных групп сделают свое дело в гаванях Новороссийской базы и порта.

Сердце застучало чаще, лейтенант чувствовал, как его охватывает азарт боя.

Амет-Хан проверил, снят оружие с предохранителя. Его цель - права звено "МиГов", левую атакует вторая пара из звена командира отряда, сам капитан с ведомым атакует центральное звено. "Грифоны" строем фронта выходили на кривую атаки, сближались с целями. В прицеле "мог" насыщается недвижимым ромбическим кругом, Амет-Хан выдерживает две-три секунды центральную марку на кабине пилота и нажимает курок.

"Тр-р-рык! Тр-р-рик! "- Рычат орудия, коротко вибрирует машина, раскаленные угольки трассирующих снарядов тянутся к" МиГа "и тот исчезает во вспышке взрыва. Для "МиГа" достаточно и одного снаряда авиационной пушки, размером с хороший банан. А во вражеский самолет попало минимум два таких "бананы". Тридцятимилиметрови снаряды - страшная вещь, осколочно-фугасный легко пробивает насквозь бетонную стенку в тридцать сантиметров, а тут всего-всего лишь алюминиевый самолетик.

Еще мгновение - и "грифоны" вышли из атаки, пронеслись мимо, оставив позади обломки четырех "МиГов", которые падали в море, два повлекшие дымные хвосты. Лейтенант бросил на них прощальный взгляд в перископ: "Возможно, этим горемыкам повезет и они дотянут до своего берега."

Разворот с набором высоты. Выше - два звена "Миг-3". Их отчетливо видно на розовом фоне вечернего неба. Они прямо над головой и их не спрячет лучи солнца. Лейтенант находит новую цель, руки привычно делают дело: автоматический прицел захватывает свою цель, марка на обтекателе радиатора. Снова звучит короткое: "Тр-р-рык ...", от" МиГа "летят куски обшивки и обломки фюзеляжа, он разваливается прямо на глазах. Из обломков машины выпадает черный клубок, лейтенант провожает его взглядом, пока над ним не вспухает квадратный купол парашюта. На этот раз счет выше: шесть-ноль в нашу пользу.

Остается еще одна шестерка, которая идет сверху ...

Два звена "МиГов", которые шли выше двух первых групп, замешкалась всего на секунду. Они все вместе, строем - выражая прекрасную выучку - перебрасываются на спину и, сверкнув в лучах заходящего солнца, голубым "пузом", несутся в атаку на шестерку "грифонов". Однако Таран не принимает боя, он бросает свои самолеты в крутое пикирование, на скорости отрываясь от "МиГов". Однако противник не отстает, он намерен взять реванш маневрированием на вертикалях, хотя и начинает осознавать, что бой - по крайней мере первая его часть - проигранный им безусловно. Но потягаться с "грифонами" на вертикалях все равно хотели.

Две шестерки самолетов продолжали падать, словно обезумев от скорости. С плоскостей полосами отходили белые инверсионные струи. Навстречу быстро неслись волны Черного моря. Кабины наполнял красноватый отблеск лучей заходящего солнца. Неожиданно Таран уменьшил угол падения и вышел разворотом на горизонталь. Здесь уже "мигами" ничего не светило - по радиусу горизонтального маневра значительно легче "миги" превосходили более тяжелые "грифоны". А значит гарантированно попадали в прицелы украинский истребителей. Советские пилоты это уже знали и потому предпочли выйти из боя. А когда мимо них на скорости пронеслась звено, которая прикрывала самолет управления, они бросились во все стороны, как воробьи при появлении коршуна. Однако командир группы, наблюдавший за боем, сообщил, что в "красных" подходит подкрепление - четыре звена "Миг-3". И капитан повел свои самолеты снова вверх, переводя энергию скорости в высоту. На высоте "грифоны" будут иметь все преимущества перед "мигами", хоть это и высотный истребитель. Но поршневой двигатель на высоте в восемь километров проигрывает турбовинтовом по всем параметрам, поэтому покрутимося!

Вот-вот должен закрутиться-завертитися воздушный бой. "Собачья драка", одним словом ...

Подполковник Климов наблюдал за ходом боя на экране "веки" - выносного индикатора кругового обзора. Самолет управления имел в своем "брюхе" компактную радиолокационную станцию, которая позволяла уверенно управлять группами самолетов на расстоянии до ста километров. Именно это сейчас и выполнял командир Морской авиагруппы. Удар нескольких десятков самолетов по морской базе требовал точной координации действий ударных групп, точного согласования времени выхода каждого самолета на свою цель, а это можно было сделать только с воздушного командного пункта.

Первыми по плану должны нанести удар штурмовики. Их задача - подавить зенитные батареи на берегу и кораблях. Пять эскадрилий - это двадцать звеньев по три машины в каждой. А Новороссийск прикрывает всего четырнадцать батарей, зенитки среднего калибра - 85 и 76 миллиметров. Маловато для такого объекта, но это уже головная боль красных маршàлив ". Штурмовики выйдут на свои цели за три-четыре минуты до удара бомбардировщиков по кораблям и транспортам. С высоты восьми километров радар легко брал все, что было даже за Кавказским хребтом. На экране ВЕКО даже прикубанских равнину видно. И тем более, колонны бомбардировщиков и штурмовиков, которые шли на малой высоте. Климов короткими командами направлял ударные группы, когда они уклонялись от маршрута. Вот самолеты начали набор высоты, чтобы перевалить горы. Через минуту-другую они увидят свои цели ...

- "Клен", "Граб", доложить о своих целях. По очереди. "Клен-1"? - Вызвал ведущих ударных групп подполковник. На экране видно, как расходились по целям из колонны звена штурмовиков. Бомбардировщики еще только начинали набор высоты.

- Я - "Клен-1", цель вижу ... "Клен-2", цель вижу ... "Граб-10", цель вижу ... "Граб-18", цель ...

- Внимание, "Клен", "Граб". Атака! Начали! - Голос у Климова звенел. - Удачи вам, ребята!

Штурмовики, атаковавшие зенитные батареи, были дальнейшей модернизацией среднего бомбардировщика К-2, конструктора Константина Калинина, самолета-одноклассника советского ВБ. Испания показала, что эти бомбардировщики уже устарели. Но обе машины имели немалый запас прочности и их можно было модернизировать. Советский ВБ до сорок второго года превратился в пикирующий бомбардировщик Ар-2, а машина Калинина прошла глубокую модернизацию и явилась миру в двух ипостасях: пикирующего бомбардировщика К-2П и тяжелого штурмовика К-2А [28] "Гризли". В ударе по Новороссийску принимали участие именно штурмовые варианты старого заслуженного трудяги К-2. Машина была вооружена двумя 30-миллиметровыми пушками в корнях крыльев и могла нести до пятисот килограммов бомб в бомбоотсеке, а также по двести пятьдесят килограммов бомб на четырех бомбодержатели внешней подвески. А на близкое расстояние можно было подвесить одну двухтонную бомбу в бомбоотсеке. Сейчас бомбовая загрузка каждого штурмовика составляли по два разовые бомбовые контейнеры РБК-250 [29] с осколочными бомбами весом 1200 граммов и два РБК-250 с кумулятивно-осколочными бомбами для уничтожения зенитных орудий и их обслуги. А в бомбоотсеке каждый штурмовик нес по двадцать восемь осколочных бомб калибром двадцать пять килограммов.

Основной удар - по кораблям в базе и транспортам в порту - наносили фронтовые бомбардировщики Б-39 [30]. Эти бомбардировщики могли нести уже до трех тонн бомбовой нагрузки на близкую дальность. А это как раз соответствовало расстоянии до Новороссийска с аэродрома Багерово. Авиаполк наносил удар по основным целям в Новороссийской бухте. Три эскадрильи в составе трех звеньев по три бомбардировщика каждая должны были нанести удар по обнаруженным в базе кораблях и транспортах, а также по плавучем доке, складам и причалом Новороссийского порта.

Удар бомбардировщиков по своим целям координировался командиром полка, машина которого не несла боевой нагрузки. Но двадцать семь бомбардировщиков, удар которых он координировал, бомбы имели. И не одну тонну. Ведущий каждого звена нос по две тонне фугасные бомбы в бомбоотсеке и на внешней подвеске по четыре 250-килограммовые бронебойно-фугасные бомбы. Ведомые - по четыре 500-килограммовые бомбы в бомбоотсеке и 250-килограммовые на внешней подвеске. Всего на корабле, транспорты и причалы должно было упасть ровно двести бомб общим весом восемьдесят одна тонна.

Военно-морскую базу в Новороссийске прикрывали только одиннадцать батарей, еще три зенитные батареи прикрывали порт и город. По плану по ним должны были отработать четырнадцать звеньев штурмовиков. Еще четыре звена должны были подавить зенитную артиллерию лидера "Ташкент" и трех эсминцев, которые находились в базе. Два звена штурмовиков оставались в Климова в резерве. На выполнение задания по плану штурмовикам отводилось два мероприятия: первое - сброс РБК, второй заход планировался в случае необходимости, когда какая зенитка все же уцелеет - тогда еще один удар по батарее осколочными бомбами.

Воздушный удар со стороны гор оказался для противника совершенно неожиданным. "Красные" ждали удара и зенитные батареи были приведены в боевую готовность, но ждали удара украинских самолетов со стороны моря. Предупреждены радиолокационной станцией РУС-2 о приближении большой группы самолетов с запада, расчеты зенитных орудий находились на своих местах и стволы зениток заранее были развернуты в сторону обнаруженного противника. А в это время на них рухнул удар с совершенно противоположной стороны.

За минуту на позициях зенитных пушек бушевало ад. Тысячу двести осколочных и девятьсот кумулятивных, сброшенных на крошечный площадка, занимали четыре зенитные пушки, превратили их расчеты на кровавый фарш, а зенитки на изуродованное железо. Второй удар не понадобился и штурмовики высыпали остаток бомб на запасные цели в городе - цементные, судостроительный и судоремонтный заводы.

На кораблях творилось тоже самое. Зенитные автоматы на лидере и эсминцах не имели броневой прикрытия и здесь до прямого удара добавился еще и рикошет от стальных стенок надстроек корабля. На три-пять минут противовоздушная оборона и базы и кораблей перестала существовать. Вот этих трех минут и хватило бомбардировщикам, чтобы выйти на цели и нанести удар по кораблям в гавани. Самолеты отбомбились, как на учебном полигоне, не встречая, по сути, никакой сопротивления. Бомбардировщики сбросили 200 бомб по двести пятьдесят тысячу килограммов. Удар длился всего четыре минуты, но результаты его были ужасными для советских моряков.

Самолеты, добавив к грохоту взрывов рев своих двигателей, улетели, оставив после себя разрушения, смерть и воронки, которые дымились дымом. От взрывов бомб возникли пожары в порту, на элеваторе, складах и причалах. Была начисто уничтожена противовоздушная оборона базы и выведен из строя проводной связи в порту. В результате воздушного удара были потоплены лидер "Ташкент", два подводных лодки, два эсминца типа "Новик" [31] и семь транспортных судов. Повреждения получили еще семь кораблей, три транспорты и плавучий док - это показала фотосъемка Новороссийской базы через час после удара.

После бомбардировщики нанесли удар, они спокойно улетели. Советские истребители появились только после ухода ударных групп, но были отбиты истребителями прикрытия, потеряв три "МиГа". Потери украинский составили три бомбардировщика и два истребителя П-40. Экипажи сбитых самолетов потом подобрали в море спасательно-поисковые вертолеты и гидросамолеты, двух пилотов извлекли корабли Абрам [32] ...

***

Когда командир группы повел второй отряд на северо-восток, в Бердянск, летчики испытали легкую досаду - "красные" явно наносили главный удар через пролив, а подполковник Климов ведет их прочь от основных событий. Но километров за пятьдесят от побережья горизонт на востоке весь покрылся темными пятнышками вражеских самолетов. К бердянского побережья эшелонами идут СБ и Пе-2 в сопровождении "яков" и "лагов". И сколько их! Будто клопы лезут из всех щелей. Вот почему Морской авиаотряд так спешил, выжимая всю силенки из турбин "грифонов". Мчались на перехват и поспели вовремя. Впереди уже сражаются с "яками" П-40 и С-250 с Таврического авиакорпуса ПВО. У них характерно полосатое окраски плоскостей и килей.

Все ближе и четче очертания вражеских самолетов. В эфире - хаос. Сотни радиостанций на самолетах вопят, кричат, выкрикивают позывные, команды, а то и просто: "Бей, Ванька! Врежет, Саша! Прикрой! А-а-а-а, горишь гад ...". Предчувствие близкого боя жгучим током бьет по телу, будоражит кровь, от этого предчувствия нервно напрягаются мышцы. Впереди острием клина - машина командира группы. Попробуй в том радиолементи, в этой стоголосый оратории распоряжений, команд, бурных поздравлений и безумных "разносов", когда в небе бушует ненависть и восторг, когда "Ваньки" с "Сашка" возбуждены до предела и командуют парадом, уловить его голос. Это кажется невозможным. Но каким чудом ухо улавливает его команду: "Держаться сомкнутым строем. Атакуем бомбардировщики. "Замысел командира группы понятен: нужно заставить советские бомбовозы сбросить свой груз в море.