Небеса подождут

ГЛАВА 6

Я сбежала вниз по скрипучей лестнице, рывком открыла входную дверь и увидела перед собой улицу. Небо было расчерчено оранжевыми, красными и золотыми облаками, со всех сторон слышалось жужжание загорающихся фонарей. План. Мне нужен был план. Как насчет… Стоп. Почему у меня так стучат зубы? И почему старик, остановившийся на другой стороне улицы, глазеет на меня так, словно к нему разом пришли все Рождества в его жизни?

Проклятье! На мне по-прежнему была простыня, и ее края распахнулись!

Зажав простыню на груди, я захлопнула дверь и помчалась назад, в свою комнату. Одежда. Мне нужна была одежда. Хорошая, подходящая. Но как следует одеться, если собираешься навестить своего горюющего возлюбленного и сказать ему: «Приветик! А вот и я! Небось думал, что больше никогда меня не увидишь?»

Я рванула на себя ящик комода, выхватила из него черные трусики и бюстгальтер, из другого ящика достала джинсы «Gap», полосатые носки и мягкий серый джемпер. Я быстро оделась. Натянув джинсы, я втянула живот — так, словно все было совершенно обычно. Заметив свое отражение в большом зеркале у двери, я улыбнулась. Я снова стала похожей на себя. На себя — Люси Браун, ростом пять футов и семь дюймов, размер одежды сорок второй (а перед месячными — сорок четвертый), зеленые глаза и каштановые волосы до плеч. Я выглядела в точности такой, какой меня помнил Дэн.

Только тогда, когда за мной захлопнулась входная дверь, я осознала, что понятия не имею, где нахожусь. Снаружи все напоминало самую обычную лондонскую улицу — дома с террасами и небольшими палисадниками (одни были завалены мусором, а другие смотрелись ухоженно, аккуратно). Голуби склевывали с асфальта пятнышки жевательной резинки, издалека доносился вой сирен полицейских и пожарных машин. Издалека — но откуда именно? По противоположной стороне улицы шагал мужчина со строгим, холодным выражением лица. За ним семенила женщина на высоченных шпильках и, стоило ему уйти немного вперед, кричала:

— Майк! Подожди меня!

Я подумала, не догнать ли их, но не успела я решиться, как они исчезли за дверью одного из домов.

Мне нужно было спросить у кого-то, где я нахожусь, — если кто-то мог это знать. Чуть дальше по улице я заметила троих подростков. Они сидели на невысоком кирпичном заборе перед домом, болтали, размахивали руками и истерически хохотали. Я направилась к ним, стараясь не нервничать. «Выгляди своей, — уговаривала я себя. — Мысли рэпом. Ты крутая». Я глянула на свое отражение в окошке припаркованной у тротуара машины. Вид у меня был, как у Эминема[22] после инсульта.

— Извиняюсь, — проговорила я, поравнявшись с подростками, — а что это за райончик?

Один из мальчишек — тот, у которого на голове была бейсболка с эмблемой «Burberry», подмигнул мне.

— Что, повеселилась вчера, подруга?

— Да нет. Я…

— Ты — шлюха, да? — спросила девушка, сунув большие пальцы под пояс приспущенных джинсов и обнажив пупок, в который было вставлено колечко.

— Ой, а ты говорить умеешь! — простонал один из ребят.

— Пошел ты, Джейс, — ругнулась девица, зыркнув на парня, и, вернувшись взглядом ко мне, повторила: — Ты — шлюха.

— Пожалуйста, — пробормотала я. — Может, просто скажете мне, где я? Мне домой надо.

— Дай десяточку — скажу, — усмехнулась девица и протянула руку с длинными накрашенными ногтями.

— Ладно, не надо, — вздохнула я. — Сама дорогу найду.

Подростки загоготали. Я пошла дальше. Я еще слышала, как они мяукали и визжали, когда я прошла улицу до конца, повернула за угол и чуть не налетела на столбик автобусной остановки. Вытаращив глаза, я уставилась на номер на табличке с указанием маршрута. О, господи, я находилась в Килберне, всего-то минутах в десяти от Западного Хэмпстеда, где жили мы с Дэном.

Я стала рыться в сумке в поисках мелочи. В этот момент из-за угла выехал автобус. У меня в бумажнике оказалось двести фунтов. Откуда они взялись? И куда подевались мои банковские и кредитные карточки, мои водительские права, библиотечное удостоверение? Все документы, на которых стояло мое имя, исчезли.

«Вот черт, — думала я, расплачиваясь за проезд, — надо было прочесть это идиотское руководство». Автобус повез меня к Дэну. Я стала смотреть в окошко. Куда бы ни упал мой взгляд, я видела людей. Они шагали, разговаривали, спорили и смеялись; они собирались небольшими группами около букмекерских контор, они стояли в очереди к компьютерам в интернет-кафе, входили в мини-маркеты и выходили из них, покачивая пластиковыми пакетами с молоком, хлебом и пивом. Я смотрела, как загораются окна в квартирах над магазинами, люди возвращались с работы и устраивались перед телевизором, приносили из кухни тарелки с едой и задергивали шторы, словно бы отгораживаясь от меня. Все жили обычной жизнью, как будто ничего не произошло. И на самом деле ничего не произошло. Я ведь не была принцессой Дианой, Анной Николь Смит[23] или Хитом Леджером.[24] Я не была ни знаменитостью, ни важной персоной, меня не обожал весь народ. Я была просто Люси Браун, двадцати восьми лет от роду, из Лондона. Только горстка людей на всем белом свете знала, что я умерла, и никто, кроме моих новых соседей по дому, не ведал о том, что я вернулась.

Пожилая женщина, сидевшая по соседству со мной, принялась рыться в сумке, и я перевела взгляд на нее. Она была маленького роста, сухопарая, в прозрачной пластиковой шапочке от дождя, надетой поверх седых кудряшек, выкрашенных в голубой цвет. Шапочка покрывала морщинистый лоб старушки. «Бедняжка, — подумала я, глядя, как она достает измятую ириску со дна своей сумочки и отправляет в рот, — наверное, она жутко боится умирать. И наверняка она ужасно одинокая». Самое меньшее, что я могла сделать для нее, — это заговорить с ней и помочь унять страх. В конце концов, я теперь была отчасти экспертом в этих делах.

Я кашлянула.

— Прошу прощения.

Старушка посмотрела на меня и улыбнулась.

— Хотите ириску? — спросила она и снова сунула руку в сумочку. — Кажется, у меня есть еще одна.

— Нет, спасибо, — отказалась я. — Я просто хотела с вами поговорить.

— Вам одиноко? — Старушка ласково похлопала кончиками костлявых пальцев по моей руке. — Это ничего, милая. Нам всем порой бывает одиноко.

— Нет-нет, — покачала головой я. — Мне просто хотелось поговорить с вами о смерти.

— О смерти? — переспросила старушка, нахмурив брови.

— Да, — ответила я, и мои глаза наполнились слезами сочувствия. Я бережно сжала хрупкую руку старушки. — Я только хотела сказать, что смерти бояться не нужно. Все, кого вы любили и потеряли, ждут вас в раю. Вам нужно только…

— Помогите! — прокричала старушка, резко отодвинулась от меня и обвела салон автобуса диким взглядом. — На помощь, кто-нибудь! Меня завлекают в секту. Помогите! Помогите!

— Да нет же! — с часто бьющимся сердцем возразила я. Все пассажиры, как один, уставились на меня. — Вы меня не так поняли. Я просто хотела…

Прежде чем я что-либо поняла, по проходу ко мне подошел мужчина средних лет и сердито указал на меня пальцем.

— Вы! — рявкнул он. — Если вы не барабаните нам в двери в любое время дня и ночи, то пристаете к пенсионерам в автобусах. Вам должно быть стыдно!

— Я… Я… — забормотала я, глядя за окошко и в отчаянии пытаясь найти объяснение, на фоне которого я бы не выглядела законченной шизофреничкой. — Я… Ой, моя остановка.

Несколько секунд спустя автобус резко затормозил. Я вскочила, со всех ног бросилась к дверям и спрыгнула со ступеньки на тротуар. Солнце ушло за горизонт, на город опустилась сумеречная дымка, рассеиваемая только мигающими и жужжащими уличными фонарями, отбрасывающими на асфальт пятна оранжевого света. А вот и она — белая табличка с черными буквами и цифрами. У меня от волнения засосало под ложечкой. Уайт-стрит, 6. Мой дом.

Я дождалась, пока мимо автобусной остановки пройдет толпа народа. Я пристроилась в конце и шла, пока не поравнялась с ближайшим к дому фонарем. Там я спряталась в тени.

Свет был включен, шторы не задернуты, мерцал экран телевизора в углу гостиной. У дальней стены рядом стояли два стеллажа. Один был заполнен моими книгами, другой — DVD и компьютерными играми Дэна. Наверху стояли вырезанный из дерева слон, приобретенный мной во время поездки в Таиланд, две церковных свечи в черных металлических подсвечниках, серебряная статуэтка — приз, выигранный командой Дэна на лондонской выставке рекламы, и горшок с весьма унылого вида хлорофитумом. Перед стеллажами стоял диван. Кто-то лежал на нем, поджав колени и обхватив одной рукой подушку.

Это был Дэн.

Пока ехала в автобусе, я представляла себе, как подбегу к двери, нажму кнопку звонка и брошусь на шею Дэну. А теперь у меня взмокли подмышки и пересохло в горле. Что я скажу? Что скажет Дэн? Не каждый день твоя подружка воскресает из мертвых и стучится в дверь.

Я все еще пыталась собраться с храбростью и что-то предпринять, когда экран телевизора вдруг стал ярче, и свет озарил лицо Дэна. Он, похоже, смотрел на фотографию. У него задрожали плечи, и по щекам потекли слезы. Сердце до боли сжалось у меня в груди. Я была готова лишиться чувств. Я никогда не видела, чтобы Дэн так плакал. Никогда.

Я сделала шаг к окну и постучала.

— Дэн, — произнесла я одними губами. — Я вернулась.

Дэн поднял голову. На его опухшем от слез, покрасневшем лице застыло выражение изумления.

— Это я! — прокричала я, отчаянно подпрыгивая на месте. — Я вернулась! Прости за скандал, Дэн. Я просто полная дура. Я не хотела ничего такого говорить.

У меня на глазах выражение лица Дэна изменилось. На смену волнению пришло разочарование. Я замерла с поднятыми руками. Что произошло? Почему он перестал улыбаться? Он злился на меня? Я сорвалась с места и добежала до двери.

«Скорее, — думала я, нервно переступая с ноги на ногу, — скорее, Дэн. Просто открой дверь и впусти меня».

Заскрипели половицы, послышались тяжелые шаги.

Дверь медленно приоткрылась.

— Здравствуйте, — проговорил Дэн. — Могу я вам чем-то помочь?

— О, как смешно, — отозвалась я, чувствуя, что вот-вот взорвусь от радости. — Просто впусти и обними меня.

— Извините? — Дэн озадаченно нахмурился. — Я вас не расслышал. Будьте добры, повторите.

— Я умерла. Я знаю, — проговорила я, продолжая безумно улыбаться. — И я все еще мертва, типа того… но я вернулась к тебе. Только сначала мне надо выполнить задание. Я должна…

— Кто вы такая? — спросил Дэн, смерив меня взглядом с головы до ног. — И что вам нужно?

Мне стало худо. Глаза Дэна смотрели на меня как-то неправильно. Он выглядел холодным и далеким и совсем не радовался моему появлению.

— Дэн, это я, — сказала я, просунула руку в приоткрытую дверь и погладила его по щеке. — Это я, Люси. С тобой все хорошо? Ты шокирован, да?

Дэн вздрогнул, как от ожога, и грубо оттолкнул мою руку.

— Какого черта вы делаете, а?

— Впусти меня, — умоляюще простонала я, а Дэн был готов закрыть дверь. — Перестань шутить. Ты меня пугаешь.

— Если вы потеряли голос, — буркнул Дэн, — дальше по улице есть аптека.

А потом он захлопнул дверь у меня перед носом.

— Дэн! — воскликнула я и забарабанила по двери обоими кулаками. — Дэн! Это я, Люси. Это Люси! Впусти меня!

Дверь снова открылась.

— Послушайте, — произнес Дэн сквозь зубы, глядя на меня с отвращением. — Не знаю, кто вы такая и что вам нужно, но мне этого дерьма точно не надо. Просто ступайте прочь.

Он снова закрыл дверь, а я уставилась на блестящую поверхность, выкрашенную светло-голубой масляной краской, на серебристые цифры номера квартиры 33 и сглотнула слезы. Что произошло? Почему Дэн не узнал меня и не впустил?

Я еще пару раз тоскливо побарабанила в дверь, выкрикивая имя Дэна, но он не вышел. В полном отчаянии я перебежала к окну и постучала в стекло. Дэн сидел на диване, обхватив голову руками.

— Я вернулась, Дэн! — крикнула я. — Я вернулась к тебе!

Он встал, подошел к окну и в упор уставился на меня. На краткий миг мне показалось, что он узнал меня. Но он тут же задернул шторы и исчез за ними.

Я не сразу возвратилась в Дом потенциальных призраков. Я дошла до Примроуз-Хилл,[25] села на скамейку в темноте и долго смотрела на мерцающие огни Лондона. Зрелище показалось бы красивым, если бы мне не было так гадко и одиноко.

Я никак не могла забыть лицо плачущего Дэна. Я никогда, никогда не видела его таким несчастным. На самом деле за семь лет, что мы прожили вместе, он плакал всего четыре раза. А именно:

Когда он приехал ко мне после гибели моих родителей.

Когда его мать сообщила ему о том, что у нее — рак молочной железы. При ней он не плакал, а потом приехал ко мне, уткнулся носом мне в шею и рыдал.

Год спустя, когда мать оповестила его о том, что у нее официально признали ремиссию.

Когда мы смотрели «Список Шиндлера» на DVD. В конце фильма, когда Шиндлер сжимает кольцо, сделанное для него евреями, и кричит: «Я мог бы спасти больше… еще одного еврея, еще двоих!», Дэн вдруг всхлипнул. Когда я включила свет, у него глаза были красные от слез.

Для такого крепкого мужчины, каким был Дэн, наверное, и этого многовато, а я вообще раньше ни разу не видела плачущих мужиков. А то, как Дэн страдает из-за моей смерти, стало для меня самым жутким зрелищем. И в ту долю секунды, когда мне показалось, что он узнал меня, я поняла: я приняла верное решение, вернувшись на землю. «Нет ничего важнее, — подумала я, глядя на мигающее вдали „Око Лондона“, — чем то, чтобы мы с Дэном снова были вместе». Сколько раз он спасал меня, пока я была жива. А теперь ему была нужна я. Даже если стану всего-навсего призраком, по крайней мере, он будет знать, что я забочусь о нем.

Я решительно встала со скамейки. Для того чтобы выполнить задание, мне следовало вернуться в Дом потенциальных призраков и выяснить, почему Дэн меня не узнал. Нельзя было терять ни минуты.