Не время для героев

Эпизод четвертый Маски падают

Дождь в Виртуальности явление загадочное. Некоторые считают, будто это особая программа для очистки улиц от цифрового мусора, который оставляют после себя гости города. Иные уверяют, что осадки в Псевдомире — вполне расчетливый ход, дабы загнать людей в уютные бары и кафе, где они с удовольствием расстанутся с деньгами. Скептики говорят, что дождь — это просто дождь. Не для романтических прогулок под зонтом, не средство для наживы и уж точно не большая швабра. Дождь — это просто дождь. Но, наверное, с одним утверждением согласится каждый: дождь — это настроение.

Щетки ритмично елозили по лобовому стеклу, с глухим скрипом смахивая ручьи дождевой воды. Рыжие огни уличных фонарей дробились в мозаике капель, растворяясь точно акварель в подтеках и струйках. Настроение у четверки друзей, сидевшей в машине, было под стать погоде: тягостным, со странным предчувствием надвигающейся беды.

— Может, объясните, наконец, кто он? — спросил Жека, сидевший на заднем сидении с Черкашиным.

— Наш общий с Максом знакомый, — отозвался Олег с водительского места. Он положил руки на руль и глядел на гипнотическую борьбу дождя и «дворников» на стекле. — Зовут его Александр Николаев. Местный предприниматель.

Черкашин фыркнул.

— Не догоняю, почему он нас не грохнул. — Максим наморщил лоб. — Мы крутились у него под боком. Он знал о расследовании. Еще и помогал мне…

— Возможно, мы получили не полную информацию, — прогудел Миххик с переднего пассажирского сиденья. — Или не так ее поняли.

— Надо проверить. — Топольский взглянул на следователя.

Миххик обернулся, спросил Максима:

— Ты знаешь его адрес в реале? — Черкашин мотнул головой.

— Мы только по делу пересекались. И только здесь, — ответил Максим.

— Хреново, — простонал Савельев.

Дождь усилился, опустился серебристой завесой, салон машины наполнился звуком глухой капельной дроби.

— Может, попробовать его взять? Прижмем, выясним все, — предложил Топольский, то, что было у всех на уме. — Зайдем в его бар и если он там…

— Наверняка там, — тихо отозвался Максим. — Он почти всегда в виртуалке. Работа, бабы, все дела.

— Тем более, — кивнул Олег. Он потянулся к бардачку, отщелкнул дверцу, пошарил в кипе листовок и прочей мелочевки, достал черный, продолговатый футляр. Открыл и вынул небольшой цилиндр, сантиметров пять в длину. Он помещался в ладони.

— Что это? — спросил Жека.

— Автоинъектор, — сказал Топольский. — Здесь вирус. Программа для блокировки отключения от Виртуальности. Если его ввести любому гостю Псевдомира — минут пятнадцать тот не сможет покинуть город. Виртуалка обнаружит вредителя, и примется его ломать. И сломает. Но у нас появится время. Это так, на всякий случай, — он криво улыбнулся. — Напрямую из своей забегаловки он в реал не уйдет, но мало ли…

— Если Николаев знает, что его ищут, место жительства уже наверняка сменил. А может, и город, — сказал следователь.

— А может, и страну, — резонно заметил Жека.

Миххик кивнул.

— На поиски уйдет много времени… — он потер пальцами переносицу.

— Надо брать сейчас, — вновь предложил Олег.

Савельев вздохнул.

— Если не получится — можно наломать дров.

— А если получится, спасем жизни людей, — не отставал Топольский.

— Вообще, как-то странно выходит, — заговорил Нео. — Николаев ведь обычный пользователь. У него нет персонажа. Как же тогда он влияет на нас, носителей?..

— Вот прижмем гада, и узнаем, — сказал Олег.

Миххик вновь тяжело вздохнул. Следователь понимал — друг дело говорит. Все эти лишние движения с поисками в реальном мире сыграют на руку только преступнику. С другой стороны — они здорово рисковали, подставляя не только себя, но и остальных носителей. Сейчас убийца обрывает одну жизнь в сутки, а что если он решит прихлопнуть многих? Что, если всех? И каков его мотив?..

— Ну, так как? — спросил Топольский, пряча инъектор в карман куртки и кладя руку на руль.

— Это мое дело. Не могу заставлять вас и подвергать такой опасности.

Жека хохотнул.

— Миш, — сказал он. — Мы уже перешли красную черту, и все ходим по краю пропасти. — Он помолчал, сказал Топольскому: — Заводи.

Олег резво повернул ключ в замке зажигания, внедорожник содрогнулся, низко зарычал двигатель, и машина покатилась по улице.

Первыми в заведение вошли Миххик и Жека. Их Николаев в лицо не знал. Они сели за свободный столик, заказали легкие напитки и, о чем-то переговариваясь, старательно изображали обычных зевак.

Вторым вошел Максим. Он прошел через весь зал, и сел у бара. Заказал пива. Топольский вошел погодя. Воровато озираясь, он занял самое темное и неприметное место в углу зала.

Максим неторопливо глотнул ненастоящего, но довольно приличного на вкус пива, закусил солеными орешками из вазочки на столе.

— Слышь… — небрежно позвал Нео бармена, натиравшего стаканы. У того на лацкане жилетки был приколот золотистый бейдж с редким именем Харитон. — Харюш, а владелец есть?

— А кто спрашивает? — тем же наглым тоном отозвался парень. Черкашин вытянул бровь.

— Нео спрашивает, — с легким раздражением ответил Максим.

— Допустим, есть, — кивнул Харитон.

— Позовешь? — Черкашин лениво взглянул на него, беря горсть орешков.

Парень забросил полотенце на плечо, вышел за стойку и подозвал к себе молоденькую официантку — наверняка студентку, подрабатывающую в Виртуальности. Бармен наклонился к девушке и что-то шепнул, она кивнула и ушла в конец зала, где были двери в служебные помещения.

Харитон вернулся на рабочее место, время от времени бросая взгляд на Черкашина.

— Что? — спросил Маским с ноткой самодовольства. — Не думал, что вот так будешь с самим Нео говорить?

Теперь бровь вытянул Харитон. Он едва качнул головой, и демонстративно отвернулся к полкам с выпивкой.

— Ты чего персоналу грубишь? — Николаев шарахнул Черкашина по плечу. Максим от неожиданности вздрогнул, обернулся. Саша приветливо протянул ему руку.

— Блин, Санечек, ты как чертик из коробки… Заикой сделаешь! — Максим пожал ладонь предпринимателя. Саша хмыкнул, и попросил бармена сделать кофе с корицей.

— Какими судьбами? — поерзал на стуле Александр, поправляя очки.

— Да так… — повел головой Нео. — Зашел проведать, узнать, есть ли новости.

— По тому делу? — туманно спросил Николаев. Ему приготовили кофе, он аккуратно взял чашечку и сделал глоток.

Максим смотрел в его уставшее, небритое лицо. Ловил мимику, жесты, манеру — и не мог поверить, что это и есть убийца. Обычный бомбила в виртуалке — весь в делах, отчетах, сметах. Таких, как он, сотни, если не тысячи.

— Ага. Что-то наклюнулось? — Максим сделал большой глоток пива, и с интересом взглянул на Сашу. Тот на секунду задумался, поглаживая чашку.

— Да нет, вроде… Топольский не всплывал после того? — Николаев встретился взглядом с Черкашиным. И Максим уловил в нем некую перемену.

Нео медленно покачал головой.

— Ушел гадина, вообще пропал из виду, — сказал Макс, и допил пиво, отодвигая бокал. Пустой бокал — был знаком остальным, что пора действовать.

— Повторить? — быстро спросил Александр. — За счет заведения, ясное дело.

— Не-е, — протянул Макс, взмахнув руками. — На сегодня хватит. Еще одно дельце надо обтяпать.

Позади Черкашина, в средине зала, из-за столиков поднялись двое мужчин и неторопливо двинулись к барной стойке. Третий, в черной куртке, пивший чай, так же встал, и двинулся к бару с другой стороны.

Савельев и Жендальф опустились на свободные стулья позади Николаева. Топольский быстро надвигался со спины. Олег сунул руку в карман, и, оказавшись рядом с Николаевым, быстро прижал инъектор к его шее. Александр дернулся, машинально схватился рукой за ужаленное место, резко обернулся. Жека и Миххик быстро схватили его за руки.

— Что происходит? — ошарашено спросил Николаев, глядя на Топольского.

— Александр Вячеславович, у вас все в порядке? — настороженно спросил Харитон.

— Работай, Харик, — сказал ему Нео дружелюбно. — Все нормально.

Максим спрыгнул со стула, положил Саше руку на плечо и прошептал:

— Не суетись…

Николаев вдруг смялся, потерял объем, будто был нарисован на бумаге. Его сотрясли помехи, и он вновь обрел нормальный вид: вирус внедрился в программу его вирт-тела. Он взволнованно смотрел на окруживших его людей.

— Поговорить надо, Саш. Давай без… — начал было Максим, но его оборвал удар бутылки шампанского о голову. Брызнула пена и осколки. За стойкой Харитон держал в руке горлышко расшибленной бутылки. Черкашин гирей свалился на пол. Николаев воспользовался замешательством, рванулся, высвобождаясь из хватки, и бросился бежать. Миххик, Жека и Топольский — за ним.

Нео поднялся, тряхнул головой и гневно посмотрел на Харика.

— Ты сдурел?! — гаркнул на него Максим, потирая затылок. — Он возможный преступник! — Бармен извиняясь пожал плечами. Черкашин сжал челюсти и заковылял вслед за друзьями.

Меж тем, Николаев ловко проскользнул сквозь людскую толчею, и резво, перемахивая по три ступеньки, бежал вверх по лестнице. Жека и Миххик немного замешкались, распихивая гостей. Олег шел за ними.

Здание было четырехэтажным. Николаев удирал быстро, оставляя преследователей на один этаж позади. В пролете между третьим и четвертым этажами, Миххик услышал, как скрипнула дверь, ведущая на крышу. Отключится внутри бара его владелец не мог, но вот снаружи…

Савельев добрался до конца лестницы, тяжело дыша, толкнул хлипкую жестяную дверь и вышел наружу. Лил дождь. Николаев нервно метался у кирпичного бортика здания, ища пути отступления, но их, видимо, не было. Ближайший дом был в пять этажей, и добраться до него не было возможности, а пожарные лестницы в виртуальности отсутствовали просто за ненадобностью.

Николаев обернулся, увидел неторопливо бредущих к нему четверых мужчин.

— Саш! — крикнул Нео. — Погоди! Не делай глупостей, Саш! — Николаев тяжело дыша, глядел на них, щурился, сквозь залитые дождем очки. Он запрыгнул на бортик крыши, за которым здание обрывалось в пустоту.

— Стойте! — Александр вытянул руку. — Стойте! — В его голосе прозвучала угроза. Друзья остановились.

Дождь все хлестал, одежда стремительно мокла, тяжелела, липко холодила.

— Зачем ты их убивал?! — крикнул Николаеву Жека. Предприниматель на несколько секунд словно перестал дышать, как-то осунулся, отвел взгляд. Его тряхнули помехи, располосовали фигурку на сегменты, — попытка отключится. Но вирус Топольского все еще действовал. Николаев вновь наполнился красками и объемом.

Нео медленно шагнул вперед.

— Не надо, — спокойно сказал Александр, выпрямляясь. Черкашин покорно остановился.

— Зачем, Санечек? — спросил он.

Дождь неистовым барабанщиком колотил по жестяным накрытиям, нагнетал, подгонял к финалу.

Николаев повернулся к Максиму.

— Так получилось, — просто ответил предприниматель. — Я не хотел.

— Ты охренел?!! — опешил Черкашин. — Так получилось?! Каждый день гробить по человеку — это ты не хотел?!

Николаев вытер лоб, будто это могло спасти от ливня.

— У меня не было выбора! — попытался оправдаться Николаев.

— Давай поговорим, обсудим, — начал Савельев, разводя руки. Александр часто замотал головой. — Если надо — поможем.

— Нет, — твердо сказал он. — Не получится у нас разговора. — По нему пробежала волна искажений — инъекция все еще действовала.

— Как ты их убивал? — бросил ему Жека, делая шаг вперед. Максим тоже сдвинулся с места. — Можно еще все исправить…

Николаев обернулся, быстро взглянул вниз. На его лице отразилось отчаяние. Спрыгни он — и Виртуальность смоделирует ушибы и переломы, убежать он не успеет, его быстро схватят. Он пристально оглядел каждого, точно пытаясь запомнить.

— Мне приходится, — вдруг произнес он. — Приходится выбирать. — Голос его сорвался. — Стойте… не подходите…

Сизая завеса дождя колыхался между ними. Шум капель заполнил слух.

— Если я не убью — погибну сам, — вдруг признался Александр. Он поднял правую руку. Повел ею по воздуху, будто рисуя указательным пальцем на канве дождя. Справившись, Николаев уронил руку, виновато глядя на следователя. И там, где он писал по воздуху, одна за другой зажигались кривые линии. Они разгорались от тусклой красноты, раскаляясь до белизны, словно спираль, через которую пустили сотни вольт.

Перед Николаевым горело имя, выведенное неровным почерком, — Михаил Савельев.

— Мне жаль, — сказал Николаев и, заваливаясь назад, сорвался с края.

Миххик услышал бесконечно далекий вскрик Черкашина. Сквозь стену дождя, увидел бегущего к бортику дома Олега.

Савельев не почувствовал, не помнил, как упал. Его тряс Жека, что-то кричал. Но голос друга ускользал, звуки тонули в подступившей ватной тишине. Над ними вспыхнула молния, обнажая кипящее дождем небо. Мягкие, холодные облака стремительно ринулись вниз. Крохи света померкли, растворились в опустившихся облаках. И Миххик тоже утонул в этом ничто.

Топольский стоял над лежащим следователем. Жека обернулся к Олегу.

— Успел отключится, — сказал Топольский, качнув головой. Нео упрямо глядел на Савельева, будто ожидая, что тот сейчас встанет, что все понарошку.

Дождь не унимался. Тело следователя исказилось, выцвело, болезненно мигнуло, и Савельев исчез.

…Где-то слышится скрип несмазанных металлических петель. Миххик всматривается сквозь плотный туман, туда, откуда доносится визг. Снова. И снова. И опять.

Савельев делает шаг. Под ногами — мелкий гравий, которым засыпают дорожки и детские площадки во дворах. Камешки приятно, знакомо, хрустят под подошвой ботинок. Он идет осторожно. Туман холодной изморосью ложится на лицо и руки. Из белесой дымки постепенно пробиваются черты тех самых качелей, стоявших в их дворе, — сваренных из стальных жердей, выкрашенных в синий и желтый цвета. Они вырисовываются из пелены тумана огромным циркулем, между ножек которого качается ребенок.

Савельева колет в грудь старая боль. Миххик оступается, замирает. Сердце часто-часто, натужно бьется.

Ребенок его замечает. Он резко выставляет ножки, чтобы затормозить, чертит кедами две глубокие борозды в гравийной насыпи.

— Папа, папа! — радостно кричит Пашка. Он бежит к Миххику навстречу, широко расставив руки. На нем смешная голубенькая футболка с Микки-Маусом, легкие бежевые шорты и стоптанные, его любимые кеды. Савельев опускается на одно колено. Мимо воли, не задумываясь, открывает объятия, и Пашка воробушком плюхается о его грудь, обвивая худыми ручонками шею.

Савельева разрывает изнутри. Он держится, чтобы не заплакать, но на глазах предательски выступают слезы. Воспоминания голодным черным вороньем терзают его душу. Миххик отстраняет сына, всматриваясь в родные глаза, проводит дрожащей ладонью по русым волосам.

— Пашка… — сипло произносит Савельев, не веря в то, что видит. По его щеке катятся слезы. Он шепчет: — Пашка-Парапашка…

Сын смеется, запрокидывая голову, и чешет щеку — это Миххик, как всегда не побрился.

— Мышонок, — говорит Миххик, чувствуя, как теплеет в груди.

Мальчик кладет ладошку на щеку отца, отдергивает и улыбается. У него, как и тогда, давным-давно, один передний зуб длиннее другого.

— Колючий, — звенит его голос.

Савельев выпускает сына и смотрит в карие глазки.

— Но ты же… — Миххик запинается, стараясь подобрать нужное слово. Голос ломается от волнения. Но правильное слово так и не находится: — Ты же… умер, — говорит он тихо.

Пашка как бы виновато пожимает плечами и отступает на шаг. Он разворачивается, глядит куда-то вверх. Миххик поднимается с колена и смотрит туда же, куда и сын.

За поволокой тумана он замечает силуэт дома. Серый прямоугольник на фоне дымной завесы, уходящий ввысь. Это их дом.

— Идем, — весело говорит Пашка и машет рукой. Он «по-деловому», вразвалочку идет сквозь сизую взвесь. И туман перед ним расступается, обнажая знакомый дворик.

Миххик боится. Он редко в своей жизни испытывал настоящий страх. Но сейчас ему страшно как никогда.

Пашка запрыгивает на свежевыбеленный бордюр, встает по струнке, уперев ручки в бока. Дурачится…

— Ну па-а-ап, — тянет он. — Мама ведь ждет.

Миххик сдвигается с места, медленно выходит на асфальтную дорожку, ведущую к третьему подъезду. Сын юрко оказывается рядом, берет его за руку и тянет за собой.

Савельев не спешит. Он сжимает крошечную ладошку, тяжело сглатывает выросший в горле ком, пытаясь понять, что происходит.

— Мы на небе? — спрашивает следователь. Пашка громко смеется, как будто Миххик задал самый глупый из всех возможных вопросов, ответ на который очевиден.

Они идут вдоль клумбы, огороженной простым низким заборчиком. Цветут ромашки — желтые, белые и красные, качаются синие мозаичные пики люпина.

Подъезд совсем не изменился — бело-зеленые стены, стойкий запах краски и сигаретного дыма. Кое-где — неприличные надписи и рисунки.

Они поднимаются неторопливо, будто нарочно, давая памяти воскресить детали.

Третий этаж, квартира тридцать четыре, дверь, обтянутая коричневым дерматином. Пашка тянется к кнопке звонка, но ясное дело, не достает. Вопросительно смотрит на отца. Миххик дрожащей рукой давит на кнопку. За дверью раздается приглушенный звук, похожий на пение соловья. Савельев чувствует, как взмок: по вискам змеятся струйки пота, рубашка противно липнет к телу.

Янка такая же, как и тогда. Ничуть не изменилась. Она появляется на пороге в светло-красной, мешковатой футболке, вечно сползающей на плечо. Домашние штанишки с пятнами от готовки, на ногах — заношенные розовые тапочки. Каштановые волосы небрежно перехвачены резинкой на затылке. В ее руке лопатка для жарки, — из квартиры чем-то вкусно тянет.

Она улыбается, стреляет карими глазами. И Миххик чувствует, как взгляд проходит навылет.

— Ну входите, рыцари, чего встали? — говорит супруга.

«Рыцари» — бьет в висок прозвище, которое она дала им с сыном.

— Рыцари, — тупо повторяет Миххик, глядя на Янку.

Он входит в квартиру. Домой. Под ногами приветливо скрипит паркет. Жена проходит мимо него, направляясь на кухню. Пашка — следом.

Савельев идет по коридору. Ступает медленно, вспоминая каждую мелочь: фотографии на стенах, Пашкины рисунки, приколотые булавкой к старым обоям, полка с разной мелочевкой.

На кухне играет радиоприемник, звучит простенькая мелодия, и Янка, пританцовывая и мурлыкая под нос, готовит обед.

Их небольшая кухонька. Старенький, но надежный холодильник, облепленный магнитиками, стол, три табуретки, навесные шкафчики, окошко, на подоконнике — алая герань. Все, как тогда.

— Руки помой, — строго велит мать Пашке. Тот хмурится, но плетется в ванную.

Когда на столе оказываются тарелки с разлитым горячим супом, Янка спрашивает мужа, застывшего в дверном проеме:

— Ты чего не садишься? — Она странно глядит на него, а он — всматривается в лицо, которое никогда не сможет забыть.

На стене висит календарь с изображением природы. Красный квадратик-бегунок установлен на двадцать четвертое июня…

Миххик закрывает лицо руками, ему хочется закричать. Но что-то вокруг меняется, звуки обрываются. Он отнимает ладони от лица, и оказывается на том чертовом месте.

Двадцать четвертое июня. Вечер. Оживленный перекресток на проспекте Мира. Тремя часами ранее он отвез жену и сына в здешнюю школу. Янка все грозилась записать Пашку на лето в кружок авиамоделирования, и вот созрела. «Чтобы мужчиной рос», — говорила она. Миххик соглашался, будет меньше за компьютером сидеть, научится чему-то полезному. А Пашка вообще был в восторге — самолеты он очень любил.

Савельев припарковался у торгового центра, и остался ждать их в машине. Он как раз вышел покурить, когда увидел на той стороне проспекта Янку с Пашкой среди толпы. Они его тоже заметили, а будущий авиаконструктор помахал отцу. Миххик улыбнулся и махнул в ответ. Он погасил и выбросил окурок в жестяную урну, сунул руки в карман джинс. Загорелся зеленый свет для пешеходов…

Воспоминания нахлынули стремительно, беспощадно.

Слух раздирает вой тормозов. Черная «десятка» вылетает на перекресток, заваливается на бок. Люди рассыпаются в стороны, но Янка с Пашкой не успевают. Машина сбивает жену и сына, тельце Пашки от удара сотрясается, как тряпичное. Их отбрасывает на несколько метров в сторону. Внутри Миххика все обрывается. Он с криком срывается с места…

Сизая дымка не позволяет ему добежать до неподвижно лежащих на асфальте ребенка и супруги. Густыми клубами туман глотает его прошлое. Миххик кричит, но не слышит себя. Он машет руками, колотит обступившую мглу. Тщетно.

Он в коридоре больницы, сидит на скамейке. В воздухе — горьковатый запах медикаментов. Внутри — все натянуто до предела. По безлюдному сумрачному коридору эхом стучат шаги. Это врач идет к нему, сообщить, что они сделали все возможное, но жена и сын погибли, и что ему очень жаль, что он соболезнует.

Тогда же умер и Михаил Савельев. Нет, он жил дальше. Дышал, ел, говорил, ходил на работу. Но жизнь нанесла ему глубокую смертельную рану. И он как недобитый зверь просто доживал отпущенное.

Тогда…

Марево заполняет длинный коридор, перенося Савельева в его квартиру.

Он сидит за столом. Перед ним бутылка дешевой водки, нарезанный черный хлеб на блюдце, колбаса, пепельница набитая окурками, чадящая сигарета между пальцев. Миххик помнил это день. Помнил, как было гадко на душе.

Но в этот момент раздается щелчок в замке, дверь открывается и он слышит голос Янки и Пашки. Савельев испуганно поднимается, на негнущихся ногах идет в прихожую.

— Ты чего? — спрашивает жена, расставляя пакеты с продуктами у этажерки с обувью. Пашка возится со шнурками.

— Как?.. — выдыхает Миххик. Он шагает навстречу Янке и протягивает руку. Касается ее плеча, обнимает и крепко прижимает к себе, зарываясь в каштановые волосы.

Это был сон, просто глупый сон. Они целы.

Но въевшаяся привычка жить с болью, вызывает ощущение нереальности происходящего, заставляет отстраниться от любимой женщины.

— Как вы остались живы? — говорит тихо Савельев, глядя Янке в глаза. Она морщится, машет рукой перед собой.

— О-о-о, — тянет супруга с пониманием. — Папка надрался… Какой у нас повод? — Она принимается разбирать пакеты, Пашка ей помогает.

— Как? — повторяет Миххик, отступая.

— Ну, как… Зашли в супермаркет, скупились, сели на автобус да и приехали. Как видишь, живы. Ты же не соизволил за нами приехать. У тебя дела, работа… Семья по боку… — с легкой обидой говорит Яна.

— Нет, — на лице Миххика появляется нервная улыбка. — Я был там, я видел…

— Что видел? — Янка с подозрением косится на него. — Тебе уже что-то мерещится?

— Вы умерли. Вас сбила машина, — говорит Савельев, словно в бреду.

— Миш, ну ты чего… — Янка тянется к нему. Но Савельев отступает. — Ну иди сюда, — она делает шаг навстречу. И Миххик бы, наверное, отдал все, чтобы в тот вечер обнять жену и сына. Но…

— Но вас больше нет, — говорит он, глядя на недоумевающего Пашку с сеткой картошки в руках. Савельеву хочется заорать. Ему хочется, чтобы все это было правдой. Но это ложь. Какой бы сладкой и манящей не была. Это ложь. — Вы погибли… — шепчет он, пятясь по коридору. — Вас со мной больше нет…

Пашка и Янка остаются где-то далеко-далеко. Холодная испарина бьет в лицо, словно выбрасывая невежливого гостя из своих иллюзий.

Вокруг Миххика — белесое ничто. Он будто попал в гигантскую комнату, в которой не ясно где верх, а где низ.

Он вдруг улыбается, глядя в млечную пустоту: ах да, его ведь убили. Ни звуков, ни движений, ни форм. Ничего. Савельев сдвигается, идет по невидимому полу. Перемещение не чувствуется — глазу не за что зацепится.

Где-то впереди, краем глаза он вдруг замечает движение, далекую людскую фигурку, неестественно яркую черную точку на белом фоне. С каждым шагом Савельев ускоряется, переходит на бег. Очертания человека становятся резче, яснее.

— Эй! — зовет Миххик. Человек оборачивается, и следователь узнает его.

Николаев секунду ошарашено смотрит на бегущего к нему, а затем бросается наутек.

— Стой! — рефлекторно кричит Миххик.

Убийца резко сворачивает влево, будто в этом пустом месте существуют дороги или преграды. Пробежав шагов пятьдесят, он немного замедляется, сворачивает направо. Миххик нагоняет его. Николаев выставляет руки перед собой. И в этой однородной реальности, как в средине гигантского листа бумаги, прорезается прямоугольник — дверь. Сквозь нее зияет что-то темное. Убийца ныряет в открывшийся ход. Савельев делает отчаянный рывок, и влетает в узкий проем. Он падает на что-то твердое и пыльное. Его обдает прохладным, сухим ветром, пахнет солью. Прореха в реальности позади тут же закрывается. Вокруг — пустыня.

Ночь расправила над пустошью грудь в бархатном мундире, увешанную орденами-звездами. Под сердцем запада сияла начищенная до ослепительной белизны медаль луны. На пергаменте пустыни, точно на карте противостояния зноя и холодной ночи, появились две новые фигуры.

Николаев был метрах в тридцати. Размашисто работая ногами, он стремительно увеличивал дистанцию. Миххик бросился за ним. Так продолжалось минут десять, пока оба не устали. Мышцы Савельева горели от непривычных усилий, ныли, но следователь не мог позволить себе остановится. Николаев тоже выдохся, сбавил темп, и теперь их разделяло около десятка шагов. Миххик сглотнул вязкую слюну, сухой воздух обдирал горло и прокуренные легкие. Но он бежал.

Силы Николаева быстро таяли, ноги то и дело заплетались, он часто оступался. Наконец, оказавшись на расстоянии нескольких шагов, Савельев рванулся вперед, и, схватив обессилившего убийцу за ворот пиджака, рванул на себя. Николаев рухнул наземь. Миххик коршуном бросился на добычу. Беглец попытался подняться, но получил крепкий удар в нос. Треснувшие очки слетели с Александра, он взвыл от боли. Из носа обильно шла кровь.

Савельев тряхнул кулаком, сплюнул, и упер руки в колени, переводя дыхание. Николаев ворочался в пыли, стонал и силился подняться. Немного отдышавшись, следователь с размаху, от души, заехал ему ногой в живот. Убийца завалился на бок, захлебнувшись вскриком.

— Мразь… — выдохнул Савельев. Убийца тихонько хрипел, поджав колени к брюху.

Миххик осмотрелся — похоже, это была та пустыня, через которую они шли к хранителям. Несмотря на ночь, видно было хорошо, полная луна давала достаточно света. Но сколько следователь ни всматривался в даль — ничего стоящего не увидел: бескрайняя равнина, выбеленная холодным светом.

Савельев тяжело сел рядом с ноющим Николаевым. Очень хотелось курить. Миххик машинально похлопал ладонями по карманам, но сигарет не было.

— Куришь? — бросил он преступнику.

— Нет… — выдавил тот гнусаво, вставая на четвереньки и утирая кровь. Савельев не мешал — в таком состоянии никуда не денется. А если бы и мог — наверняка уже выкинул какой-нибудь фортель и удрал.

Саша встал на колени, запрокинул голову, и влажно сопел разбитым носом. Он походил на молельника, взывающего к небу. Когда кровотечение унялось, он умостился рядом с Миххиком. Весь он был в пыли, губы и подбородок измазаны кровью.

— Зачем убивал? — спросил в лоб следователь. Николаев гулко потянул носом воздух, и опасливо покосился на Михаила.

— Квест, — хрипло выплюнул он.

— У тебя же нет персонажа, — возразил Миххик.

— Нету, — согласился злодей чуть окрепшим голосом. — Но это не помеха.

— И в чем интерес? — Савельев пытался унять гнев. — Чего ты этим добился?

Николаев, как нашкодивший ребенок, потупился.

Робкий ночной ветерок лениво вздымал облачка пыли, точно дворник спросонья метлой.

— Я не хотел этого, — сипло выдавил Николаев, не поднимая головы. — Я шел совсем за другим.

Савельев вздохнул.

— И за чем же? — спросил следователь.

Николаев горько хмыкнул.

— Не поверишь, — отозвался он. — Все до банальности просто: чтобы персонажи исчезли, чтобы все стало как прежде.

Саша помолчал и продолжил:

— На выходе все оказалось иначе. Я получил умение уничтожать персонажа, ну и носителя вместе с ним. И ладно бы, сидел да не дергался — кто в своем уме пустит такое в ход?

Миххик не ответил. Николаева можно было понять. Он и сам желал, чтобы мир стряхнул с себя это наваждение. Но не такой ценой.

— Вот и я не собирался, — продолжал Николаев. — Было условие. Каждые двадцать четыре часа мне нужно начертать имя — или погибнуть самому. Выбор носителей был ограничен в пределах страны. — Он нервно сглотнул, взглянул на Савельева. — Понимаешь? Или я, или другие!

Миххик обернулся, спросил презрительно:

— Себя пожалел?

Николаев скривился, как от плевка.

— Да пожалел, и что?! — нервно выкрикнул он. — Что теперь?! Да, вот такое я чмо! — Крик утонул в посеребренной темени.

Следователь с раздражением отвернулся.

— Ты мог обратиться за помощью, — процедил он.

Николаев хихикнул, хлопнув себя по ляжкам.

— Ага! Точно. И что тогда? Запаковали бы и на опыты отправили? А через сутки — в деревянный ящик?.. Ты думаешь, я не пытался избавиться от этого?! Думаешь, так и сидел?! Я здесь бывал чаще, чем дома, я… — он вдруг замолчал, покачал головой. — Здесь никто не поможет, — сказал Николаев спокойней. — Разве только эквилы сами вмешаются.

— Кто? — не понял Миххик.

— Те твари, — небрежно махнул рукой убийца. — Вы их тоже видели, перед тем, как отправиться в квест.

Савельев непроизвольно взглянул на небо. Темно-синяя, чернильная высь искрилась звездами.

— Почему «эквилы»? Что-нибудь знаешь о них?

— Да ничерта толком… — буркнул Александр. — То ли пришельцы, то ли слуги пришельцев, то ли программы, написанные инженерами Виртуальности. Не знаю, а они не разговорчивы. Но проходя квест, я заметил одну особенность: их всегда ровно столько, сколько приходит желающих попытать удачу. Идешь один — тебя встретит один. Приходит двое — их столько же. И так далее. Эквивалент, сокращенно — эквил. Вроде как звучит.

Миххик вспомнил, что их небольшой отряд встретили четверо хранителей. Выходит, по одному на каждого.

— Это, вроде как, их черта, — сказал Николаев, шмыгнув носом. — Люди приходят за ответами, а они взимают нечто равнозначное в их понимании через квест.

— Да вы философ-теоретик, Александр, — иронично отозвался Миххик.

— Ну да… — буркнул тот.

— Ты же знал, что мы ищем преступника. Зачем помогал? Почему не начал нас убивать?

Саша хмыкнул:

— И что дальше? Ну грохнул бы я одного из вас. Круг подозреваемых бы тут же сузился и меня начали шерстить, а там — поди знай. Ведь о расследовании знало ограниченное количество людей. И я входил в этот круг. Не так?

Миххик резонно молчал. Прав был гаденыш.

— Чего медлил, когда мы отправились выполнять квест? Почему не действовал, когда вернулись? У тебя же было море времени, мог бы уйти.

Николаев покачал головой.

— Ты не ту профессию выбрал, Шерлок… — он криво улыбнулся. — Вас не было в виртуалке день. Мало ли где вы шляетесь…

— День? — не поверил Савельев.

— День, — кивнул Александр. — Здесь время течет иначе. Я ведь про квест понял только на крыше. Думал, опять Черкашин приперся своими глупыми расспросами клевать. Ну и, чтобы не вызывать подозрений, вышел к нему. А потом вы набросились… Я сразу понял, что меня раскололи. Но как — догадался только стоя на бортике дома. Отследить меня вы не могли. Это точно. А так быстро найти — есть только один вариант: выполнить квест.

— Откуда такая уверенность, что тебя не смогли бы отследить? — спросил Миххик.

Он на секунду задумался, сказал:

— Из пограничной зоны невозможно перехватить никакой сигнал. Вообще.

— Что еще за пограничная зона?

Николаев кисло скривился, но объяснил:

— Ну там, где белое все. Вроде пустоты. Прослойка между Виртуальностью и этим местом.

«Убивающий из пустоты», — вспомнил Миххик слова одного из эквилов.

— А здесь тогда — что? — развел руками Савельев.

— Может, тебе экскурсию провести? — усмехнулся Николаев.

— Не наглей, — пробасил Миххик.

— Ну все, все… — проворчал Николаев. — Толком не знаю. Вроде перепутья, серой зоны. Сюда ведет множество ходов из виртуалки.

— Какой смысл было помогать Черкашину, сводить с Топольским? — продолжал расспрашивать Миххик.

Николаев недовольно поджал губы, но ответил:

— У Топольского очень сомнительная репутация в Кибере. Я слышал, что он занимался разработкой технологий входа в Псевдомир и прочей мутной ерундой. Некоторые уважаемые люди говорили, будто он финансирует «синтетику». Программы, которые меняют сознание и вводят в определенные состояния. Виртуальная дурь, короче. Его неоднократно брали на контроль, проверки, аудит… Но каждый раз ему удавалось выйти сухим из воды. — Он помолчал. — В общем, я решил натравить на него следствие. Там есть, что копать.

— То есть, ты подставил человека, — глухо резюмировал Савельев.

Николаев отвернулся.

— Что ж ты за человек такой, Саша?.. — укоризненно произнес Миххик, взглянув на того.

— Не без оснований ведь! — горячо возразил тот. — Он не святой, уж поверь!

Миххик покивал:

— Ну да. Куда ж ему до тебя…

Саша заткнулся.

Савельев поднялся, вглядываясь в горизонт. В бледной синеве, далеко от них, зажглись два огонька. Они, как глаза блестели вдали.

— Идем, — сказал он Николаеву. Тот непонимающе уставился на Миххика, затем насупился, увидев огни.

— Куда? — в голосе его мелькнул страх.

— К тем тварям, как ты выразился.

Николаев замахал руками.

— Э-э, нет. Больше я туда не сунусь, хватит с меня квестов!

— Не будет никаких квестов, пошли, — Савельев махнул рукой. — Будем говорить.

Николаев нехотя встал, ойкая и охая, отряхнулся, и они не спеша двинулись вперед.

Шли молча. Время от времени Миххик поглядывал на своего пленника — мало ли, что он мог выкинуть.

— Что ты почувствовал, когда… ну, когда я тебя того… — заговорил вдруг Саша, когда они преодолели около половины расстояния.

— Убил, — помог ему Савельев.

— Ну да…

Миххик поежился, вспомнив о пережитом прошлом.

— Боль, — сказал он уклончиво. — Сильную.

Николаев глянул на следователя, произнес серьезно:

— Ты это… прости.

Миххик улыбнулся. Извинение звучало нелепо.

— Кстати, а почему ты выбрал именно меня? — спросил он. — Мы ведь даже не знакомы.

Николаев стыдливо поджал губы.

— Когда я узнал о расследовании, то по своим каналам выяснил, кто ведет дело. А там, на крыше… обдумывать особо времени не было. Это было бы предупреждением тем, кто решит продолжать охоту за мной.

Миххик хмыкнул.

— Ну а почему я остался жив?

Саша пожал плечами:

— Не знаю. Может, потому что в Виртуальности находились. Я впервые начертал имя в Кибер-мире.

Огни медленно приближались, и уже можно было различить двух сидящих у костров хранителей.

— Что со мной будет?.. — вдруг спросил Николаев, немного обогнав Савельева и заглянув ему в лицо.

— Ответишь по закону, — безразлично сказал Миххик.

— Я признаю вину… но надо учитывать обстоятельства… — затараторил он.

— Учтется, — осадил его следователь.

Николаев как-то сник, и остаток пути шел, глядя под ноги.

Наконец путников и хранителей разделяло всего несколько шагов.

Лоскуты огня мерно плескались под сонным ветром, зябко вздрагивали скудные тени.

— Что вам от нас нужно? — грубо спросил Савельев.

Эквилы медленно открыли глаза и осмотрели пришлых.

— Оставьте нас в покое! — Миххик сжал кулаки. — Уходите, откуда пришли.

Ветер словно очнулся, разбуженный голосами. Закружил вихри, зашипел песком.

— Встали рядом недавние враги, — заговорил тихим, мягким голосом хранитель слева.

— Пришло время нам отдать долги, — закончил второй, и оба эквила одновременно поднялись на ноги.

Савельев невольно сделал шаг назад.

— Долги?.. — вырвалось у него.

Николаев оцепенело стоял в стороне.

Хранители синхронно полуобернулись, глядя в темное нутро пустыни. На сукне ночи прорезался прямоугольный контур, словно ткань реальности аккуратно вспороли невидимыми ножницами. Дверь медленно открылась, обнажая белесое ничто, и оттуда вышел человек. Средних лет, коротко стриженный, худощавый, в черном деловом костюме и черных же туфлях. Ветер бесцеремонно окатил прибывшего облаком песчинок.

Миххик всмотрелся. Лицо человека было смутно знакомо. Незнакомец решительно двинулся навстречу. Он остановился рядом с эквилами, кивнул:

— Приветствую вас, — мужчина взглянул на Савельева и Николаева.

— Ты же… — Саша бестактно указал на него пальцем. — Ты этот…

— Влад Диденко, — представился человек в костюме. — Создатель Виртуальности.

— Но Диденко лет пять как помер! — опешил Николаев.

— Было такое, — согласился Влад. — И, в общем-то, так оно и есть. То, что вы видите, вернее — кого, — лишь слепок сознания, блеклая копия. Душа моя давно пребывает на небесах. — Он как-то серьезно глянул в небо, замолчал, потом добавил: — По крайней мере, надеюсь.

О Диденко знал или слышал, наверное, каждый. Молодой гений, бывший студент «Политеха», подаривший миру Реальность-два. Свою биографию Владислав тщательно скрывал. О нем мало что знали, только сухие факты: где и когда родился, учился, служил, кем работал. Интервью он дал лишь однажды известному каналу, но и там говорил только о работе, и очень сухо. За ним часто следили папарацци, дом осаждали репортеры и журналисты, но Диденко был неумолим. Личное он держал при себе. И Виртуальность, ее секрет, — также. И вдруг отца Кибермира не стало. Он погиб так же загадочно, как и жил.

— Полагаю, у вас много вопросов, — сказал Влад, улыбнувшись. — Что ж, постараюсь на них ответить, ибо время мое подходит к концу. — Он развернулся и широко взмахнул рукой.

На пустом холсте ночи возникли смутные образы. Они набирали силу, становились ярче и четче, раздаваясь вширь. И вскоре перед редкими зрителями предстал вид захламленной комнатушки, в которой за компьютером сидел щуплый паренек в смешных очках, что-то быстро набирая на клавиатуре.

— Это я, — заговорил Влад. — Мне двадцать пять лет, и в тот вечер я написал первую версию Виртуальности.

Парень вдруг замер и осторожно вдавил клавишу «Enter». Спустя несколько секунд на дисплее появилась простенько отрисованная виртуальная улица. Она вытянулась, разделяя экран на две ровные части. По обе ее стороны блоками текстур возникали здания. Тактами, волнами, вздымались этажи, на стенах возникали окна и двери. Словно где-то там за трехмерными моделями билось сердце Псевдомира.

— Суть заключалась в том, чтобы создать не просто статичный, неподвижный мирок, как, например, в видеоиграх, — сказал Влад. — А интерактивную реальность. Чтобы пользователь понимал, где он находится и воспринимал звуки, вкусы, запахи и тактильные ощущения. Виртуальность сулила испытать то, что ранее было недоступно. Мечту тысячи разработчиков и миллионов обычных людей — я создал в тот вечер. Но лишь спустя много лет, уже на пороге своей гибели, я понял какую чудовищную ошибку совершил.

Диденко тяжело вздохнул. Вид комнаты сменился, и дальнейшие события развивалась вслед за словами Владислава.

— Прошло много времени, была потрачена уйма средств и сил, чтобы довести мое детище до бэта-версии, и представить ее широкой публике. Для входа мы использовали шлемы виртуальной реальности. Перед взором пользователя менее чем за секунду проносился набор зрительных образов, которые вводили человека в подобие гипноза, позволяя воспринимать альтернативный мир как близкий к реальному. Тем не менее, так началась эпоха Реальности-два. За десять лет она выросла в отдельный мир, и к тому времени почти половина людей на Земле хоть раз, но посещала ее.

Влад сделал паузу, и висевшее над пустыней марево на миг померкло, и сменилось новыми картинами.

— С нами сотрудничало правительство, крупные корпорации, средние и мелкие предприниматели. Все устремились в Виртуальность. Она превратилась в вирт-Эльдорадо, открыв множество возможностей. Возникал резонный вопрос: неужели все шло так гладко, разве не было несчастных случаев, провалов, неудач, — ведь речь шла о человеческом сознании, и как оказалось, даже о душе. — Диденко помолчал, переводя дух, затем продолжил: — Разумеется, такие случаи были. И не мало. Но под прикрытием инвесторов и настоятельной рекомендации государства мы продолжали работу. Наши сотрудники отлавливали глюки, правили ошибки, дописывали код. Но у меня была другая цель: я хотел, чтобы Виртуальность была автономной. Чтобы она сама отыскивала проблемы и устраняла их. Иначе говоря, я пытался создать совершенную программу. Но управляемую.

Картина вновь сменилась. В небе висела панорама Виртуальности с высокой точки. Ночной кибергород искрился тысячами огней, был полон движения.

— Но я даже и не мог подумать… — Диденко вздохнул. — Что программа уже была такой.

Вид преобразился. Теперь поочередно сменялись разные места Реальности-два. Кафе на открытом воздухе в тихом районе. За столиками, в плетеных стульях, сидели люди и о чем-то беседовали. Затем влажная от прошедшего дождя дорога, по которой неторопливо катили желтые автомобили такси. Шумная питейная, где надрывали глотки опьяненные цифровым алкоголем посетители.

— От момента написания первых строк кода Виртуальности до последнего мига моей жизни — пятнадцать лет. Я стал самым богатым человеком мира, а Виртуальность — самым посещаемым местом в нем. И вдруг…

Диденко щелкнул пальцами и огромный экран перед ними вспыхнул. На нем возникали разные люди. Калейдоскоп лиц.

— Шестнадцатого августа случилось нечто.

В воздухе возникло изображение мужчины, сидевшего за столом в сплошь серой комнате. Савельев узнал себя. Он помнил тот день — тестирование перед комиссией. Велась видеозапись. Со дня обнаружения в себе черт персонажа прошло восемь дней, было двадцать четвертое августа. Перед ним лежал лист бумаги и ручка. Напротив стоял мужчина в строгом костюме, держа в руке папку для бумаг. В комнате погас свет. Непроницаемая темнота. Нормальному человеку в таких условиях ничего не разглядеть. Но Савельев хорошо видел, как человек перед ним раскрыл на ощупь папку и достал бумагу, на которой было написано стихотворение. Мелким почерком, кстати. Но следователь сумел его разобрать и переписать. Отложив ручку, он сказал, что справился и комнату залил яркий свет.

— Появились персонажи, — проговорил Миххик, глядя на свое изображение.

— Именно, — кивнул Диденко. — В одночасье. По всей Земле у некоторых людей возникли наклонности и способности вымышленных героев массовой культуры. Мне, к счастью, повезло — я остался обычным человеком. И, разумеется, не без причины.

Изображение вновь сменилось, устремилось вперед демонстрируя задворки Реальности-два: чистые, безлюдные кварталы, частоколы фонарных столбов вдоль улиц, пустые новые дома.

— Мое детище оказалось куда интересней и глубже, чем я ожидал. И куда опасней. Как выяснилось, Виртуальность давно живет своей жизнью, лишь имитируя податливость и послушание. И надо сказать, за эти годы она далеко продвинулась.

По мановению руки Диденко, одна из дверей неприметного дома открылась. В проеме зрители увидели пустыню. Ту самую, в которой сейчас находились.

— Мир внутри мира. Реальность внутри Виртуальности, Подреальность, Реальность-три, — называйте как угодно. Соль в том, что попадая в это место, человек входил в совершенно иное состояние. Более глубокое погружение в грезу. А это значит — более глубокое влияние самой Виртуальности.

Влад развернулся к Миххику и Николаеву, вопросительно взглянул на них, очевидно ожидая догадки.

— Так она внедрила в нас персонажей? — отозвался Савельев.

— Верно, — довольно кивнул Влад и вновь обернулся.

— Каждый, кто ныне носит в себе персонажа, входил в Виртуальность, на долю секунды, на неуловимый миг проходил сквозь подреальность, получал своего протагониста и ничего не заметив, отправлялся в знакомый цифровой город. Затем, в определенное время, по команде персонажи пробудились.

— Выходит, это что-то вроде вируса? — подал голос Николаев.

— Да, около того. Но более тонкого уровня. Я бы сказал, это оружие третьего поколения. Или четвертого. Или пятого, — Диденко хохотнул. — Или десятого. Представьте, что можно сделать с человеком таким образом.

Никто не обронил ни слова.

Влад очень серьезно сказал:

— Виртуальный мир, каким бы он ни был, — опасное место для человека. В нем множество соблазнов. И главный из них — уход от мира реального. Мы погружаемся с головой в игры, социальные сети и забываем о том, что вокруг нас. Мы обосабливаемся. Мы бежим в мир картинок и грез, где нет проблем. За многие годы работы над Кибером, я четко уяснил одну вещь: виртуальность должна стать инструментом познания мира, а не средством бежать из него. Я бы хотел, чтобы эти слова передали людям. — Влад посмотрел Миххику в глаза.

— И что теперь делать? — кисло спросил Николаев, видимо, окончательно подавленный сегодняшними бурными событиями.

— Извечный вопрос, — произнес Влад задумчиво. — Но, как говорится «все гениальное просто». Нужно остановить Виртуальность. Всего-то.

— Погоди, — заговорил Миххик, насупившись. — Если Псевдо существует и здесь, то… — Он развел руками.

— Слышит ли он нас, наблюдает ли? — усмехнулся Диденко. Савельев кивнул, и Влад отрицательно покачал головой.

— Но почему? — задал резонный вопрос следователь.

Диденко выразительно взглянул на эквилов, все так же стоявших по обе стороны от создателя Виртмира.

— И кто они? — вклинился Николаев. — Какие-то антивирусы, трояны, глюки, программы-мутанты-изгои?

Владислав наслаждался интригой, улыбаясь.

— Еще варианты? — он вытянул брови.

Вариантов не было.

— Я же не сказал, что Виртуальность «создала» внутри себя вторую реальность. Правильней — открыла путь к ней. — Он вновь замолчал, давая переварить услышанное.

— Мудрено как-то, — сказал Николаев, насупившись. — Не томи.

Диденко с надеждой взглянул на Миххика.

— Ну же, товарищ следователь, распутывать хитрые задачки — ваша профессия.

Савельев сглотнул вязкую слюну. Хотелось пить. Он взглянул на безучастных хранителей в стороне.

— Это их территория? — выразил он свою догадку.

Влад был удивлен. Он несколько раз хлопнул в ладоши совершенно без тени иронии или сарказма.

— Очень близко, — прошептал он. — Виртуалка вышла на уровень бытия, который был уже обитаем. Более глубокий и масштабный слой реальности, способный влиять на саму Виртуальность. Эта пустошь своего рода ничейная земля, за которой лежит их мир, — Влад кивнул на эквилов. — Сюда можно зайти с обеих сторон, но гости здесь на равных правах. В силу своих возможностей, разумеется. Нам повезло, — Диденко улыбнулся. — Благодаря нашим друзьям, эта встреча останется скрытой. Именно из-за своей ограниченности Вирт разбрасывает ключи сюда: люди — ее эмиссары, лазутчики, добывающие сокровища из иной вселенной. Ведь все артефакты, полученные здесь, потом проходят через Вирт, а значит — считываются и остаются там. Так Кибер-реальность обучается, совершенствуется.

— Так они… — Николаев качнул головой. — Инопланетяне, что ли?

Диденко рассмеялся.

— Не совсем, — сказал он, хитро щурясь. — Другая форма жизни из другой вселенной.

Миххик и Александр выглядели растерянно, и Влад поспешил их успокоить:

— Все в порядке, они лояльны к нам. Кстати, эквилы — удачное название, мне нравится, — сказал серьезно Влад. — Отражает их склонность к равновесию.

Николаев только неопределенно дернул плечом.

— А квесты? — спросил Миххик. — Зачем это им?

— Так они общаются. Узнают собеседника, скажем так. Квест — зеркало, в котором отражается сущность его участников: ценности, взгляды, эмоции, страхи, цели. Вы не слукавите, не отмолчитесь, придется действовать.

— Но там ведь можно сдохнуть! — воскликнул Николаев. — Что за общение такое?!

— Но можно получить взамен нечто ценное и уникальное, — возразил Влад.

Саша вспыхнул.

— Серьезно?.. Я шел не за оружием! Я не желал становится убийцей! А что в итоге?!

— Люди здесь гости. И правила устанавливают хозяева, — спокойно произнес Диденко. — Повторю: квест — зеркало. Твой мне довелось видеть. И не криви душой, Саша. Ты ведь завидовал носителям, втайне ненавидел их. Ты всегда хотел быть особенным, влиятельным, выше остальных. Вот и получил то, за чем стремился. Ты ведь и в бизнес ушел только ради амбиций.

— Да пошел ты… — зло процеди сквозь зубы Николаев. — У меня дети, жена… их кормить надо! — он отвернулся.

— Ладно, сбавьте обороты, — осадил обоих Миххик. Он посмотрел в глаза Диденко. — И что дальше?

— Дальше… — Влад поджал губы. — Дальше Кибер вас не выпустит. Сейчас наша беседа глушится, и он не может вас найти, и это вызывает у него интерес. Скорее всего, он попытается вас устранить при возможности. Как однажды меня. — Он замолчал, вздохнул. — Ну да не будем о грустном, не зря же я стою пред вами. Если хотите выбраться, вернуться в привычный мир, — придется остановить Виртуальность.

— Ну ты и скотина… — завелся Николаев. — Это ведь ты все подстроил, да? — Диденко легонько улыбнулся. — Ты не понял?! — крикнул он Миххику. — Нас развели! Он навесил эти хреновы способности, и загнал сюда как овец! А теперь играет нами!

— Уймись, — сказал Савельев ему, затем вопросительно взглянул на Диденко.

— То, что я вам рассказал — правда, — очень раздельно проговорил Влад, и все же странная улыбочка не сходила с его губ.

— Но не вся, — понял Миххик.

Диденко кивнул.

— Не вся. Больше сказать не могу. Придется довериться.

— Что нужно делать? — устало спросил Миххик.

— Эх, сыграл бы еще в загадки, но не буду испытывать ваше терпение, — хохотнул Влад. — Остановить Кибер очень просто: через персонажей. — Он замолк и самодовольно переводил взгляд то на Савельева, то на Николаева.

— Влад… — прошептал Миххик, отирая лицо ладонью. — Даже, если ты голограмма или хрен тебя разбери что, мы сейчас набьем твое ненастоящее… морду. Хватит этих загадочных молчаний…

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал Диденко. — Итак, — Влад развел руками, — частица Вирта есть в каждом носителе. Это вы уже поняли. Персонаж — определенный оттиск ее самой. — Он выдержал паузу, затем продолжил: — Обратите внимание — персонаж проявляет свои качества наиболее полно и ярко только в Виртуальности, так сказать, в родной среде. Это важно. Если отбросить частности, то в реальном мире полного раскрытия способностей не случалось. Поверьте, я проверял. Зачастую на крайне низком уровне. Но и это уже большая опасность.

— Можно короче?.. — простонал Николаев.

Влад покачал головой:

— Нельзя. Теперь десерт. Раз персонаж — малая копия Вирта, от плоти его, то и избавиться от Кибера можно… — он вытянул брови, давая закончить мысль собеседникам.

— Счас дам в рожу, — предупредил Александр.

— Придется догадаться самим, — закончил Диденко.

Повисло молчание.

— Влад, это не смешно… Как понять… — начал Савельев, но Влад его оборвал.

— А ты понимай, как хочешь, товарищ следователь. Но больше сказать не смогу. Я и так слишком многое отдал, чтобы вы это услышали. А больше, по уговору, не положено, — он лениво качнул головой в сторону эквилов. — Что ж, был рад знакомству, разговору да и вообще компании. — Диденко кивнул, сунул руки в карманы брюк и, развернувшись, двинулся прочь.

— Стой! Погоди, Влад! — окликнул его Миххик. Тот обернулся. — Но… что со мной было, там в… — слова встали в горле.

Влад прищурился, едва улыбнулся.

— На крыше дома? Твой персонаж исчез, — сказал он просто.

— Мое прошлое, — вставил Миххик.

Диденко повел плечами.

— Считай, это мой тебе презент. Личный квест. Одно из самых тяжелых испытаний для человека — искушение остаться с теми, кого любишь. Кого давно уже нет. — Он серьезно взглянул Миххику в глаза. — Поверь, я знаю каково это. Ты прошел испытание, и теперь эквилы у тебя в долгу. Редкий случай. Воспользуйся им правильно.

— Но ты же толком ничего не объяснил! Не дал ответа! — крикнул Миххик.

Диденко закрыл глаза, запрокинул голову и втянул ноздрями воздух.

— Дождем пахнет, — сказал он. Шагах в десяти от него, в воздухе, повисла дверь в белесое ничто.

— Влад! — обреченно крикнул Миххик.

Диденко взглянул на него, серьезно, без тени иронии или дурашливости. Сказал прощально:

— У вас получится. Я верю, — и он вошел в горящий белизной проем. Дверь закрылась.

Усилился ветер, поднял тучи пыли. Хранители ждали. Миххик понимал, что должен взыскать долг. Но какой? Позади нервно захихикал Николаев. Следователь обернулся.

— Ты чего? — спросил он. Александр взъерошил волосы, и, вытянув руки вверх, вновь засмеялся.

Успокоившись, он перевел взгляд на Савельева.

— А ты не понял? — глаза его блестели. — До тебя еще не дошло?

Миххик молчал.

— Если я могу убить персонажа, творение Виртуальности, — дрожащим от волнения голосом сказал Саша, — то и ее саму, получается, тоже. — Он закрыл лицо руками и сел на землю. Савельеву показалось, что Николаев плачет. — За что?.. Ну почему я?.. У меня жена, дети…

И теперь Миххик понял причину его отчаяния. Саше Николаеву придется остаться здесь. Точнее, отправиться в ничто, в прослойку между Виртом и этой реальностью. И оттуда уничтожить Кибермир. В самой Псевдореальности такой фокус вряд ли пройдет. А дорога обратно, в реальный мир, лежала через Вирт. А его, теоретически, не будет. Николаев навсегда останется здесь.

Миххик вздохнул, собираясь с мыслями, повернулся к хранителям.

— Могу я просить, чтобы он вернулся? — спросил Савельев очень раздельно, указав на ноющего Сашу.

В больших глазах эквилов не читалось ничего. Один из них, который стоял ближе, совсем по-людски отрицательно качнул головой и сказал:

— Не дают наград тому, кто не бывал в беде.

— Возьми то, что уготовано лишь одному тебе, — привычно закончил второй.

У Миххика сдавило горло. Он взглянул на раскисшего Николаева, и ясно понял — тот не сможет принести себя в жертву. Не смог однажды, когда получил дар убивать носителей. Не способен будет и впредь. Николаев был трусом.

В ночной пустыне одиноким волком взвыл ветер.

Савельев закрыл глаза. Сердце билось часто-часто.

— Значит, вот как это будет… — проговорил Миххик тихо. Николаев не услышал этого. — Прошу… — кулаки следователя сжались, в груди екнуло. Он вздохнул, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями. Затем с расстановкой, четко сказал: — Прошу, чтобы умение Александра Николаева, позволяющее убить носителя и его персонажа, в полной мере перешло мне.

Николаев подавился всхлипом. Вскинулся, уставился на Миххика. Но не сказал ни слова.

Эквилы переглянулись, словно обмениваясь мыслями. Ветер ударил невидимой лапой по задремавшему костру, вышибая рыжие брызги пламенной крови. Холодным языком слизал огонь со второго. Непроглядная темень знакомо накатила мягкой волной, на миг застив все вокруг, и отступила.

Савельев осмотрелся: теперь они остались вдвоем.

— Спасибо, — выдавил Николаев. — И… прости…

Миххик не ответил. Он взглянул в высокое небо, расшитое серебром звезд. Почему-то ему казалось, что оно настоящее, не виртуальное, не ширма, а действительно существует. Савельев никогда не молился, не был набожным, и не знал, что в таких случаях надо делать. Наверное, так чувствует себя солдат, идущий на смерть.

Он мысленно попросил прощения у всех, кому причинил боль, и так же поблагодарил за все. Жизнь это счастье само по себе, с болью и радостью.

Следователь сомкнул веки, глубоко вдохнул холодный воздух, медленно выдохнул. И разрешил острому, холодному зерну, таящему смерть носителям, проклюнуться в себе и распуститься страшным цветком.

Когда знания оплели рассудок, пустили корни куда-то глубже, он открыл глаза. Вокруг, до самого горизонта, висело множество полупрозрачных дверей. Они тускло поблескивали в свете звезд и луны. Теперь Миххик мог видеть эти ходы, и точно знал какие куда ведут: одни в Кибермир, другие — в никуда, пустоту. Но главное — он был способен их открыть.

— Идем, выпущу тебя отсюда, — сказал Савельев негромко и двинулся к нужной двери. Николаев резво встал, отряхнулся и торопливо зашагал следом.

«Вот и все, — подумал Миххик. — Финал близок».

В Виртуальности по-прежнему лил дождь. Сквозь дверь между мирами следователь видел стоявших к нему спиной троих друзей. Савельев окликнул Жеку, но обернулись все. Миххик грубо схватил Николаева под руку, и втолкнул в проход. Убедившись, что преступника схватили, он тут же запер дверь. Хотелось попрощаться, объясниться, но он не стал. Ни к чему это. Да и время терять нельзя. Главное, чтобы успели отследить, откуда Николаев вошел в Вирт.

Савельев вздохнул и зашагал к ближайшему ходу в пустоту. Дверь висела метрах в двадцати от него, глянцевито блестела. Следователь мысленно потянулся к ней на ходу, и та открылась. Он остановился в паре шагов, заглянул в слепую белизну, вдохнул холодный предутренний воздух. Небо на востоке светлело. Миххик отчего-то улыбнулся, и ступил вперед.

— Стой, — раздался за спиной сухой, металлический голос. Дверь резко захлопнулась. Савельев обернулся.

— А ты еще что?.. — прошептал он, всматриваясь в зыбкую фигуру из черно-белой метели помех. Рыхлый силуэт мигнул, в секунду наполнился объемом. Беспорядочный цифровой шум хлестал из головы, скапливался в груди, раздувал конечности. Сначала, проступили черты лица, затем оформилось и тело: напротив Миххика возник мужчина лет сорока, брюнет. У него было совершенно обычное, не запоминающееся лицо. Легкий бежевый пиджак, поверх белой рубашки, чуть мятые синие джинсы и черные ботинки. На чужака хищно набросился ветер, вздымая облака песка. Савельев же не ощутил и малейшего колебания воздуха.

Мужчина резко взмахнул рукой, будто отгоняя назойливое насекомое, и ветер унялся.

— Здесь существуют определенные правила, — сообщил незнакомец все тем же бесцветным голосом. — Нужна оболочка. Этот образ подойдет? — он уставился на Миххика. Савельев не ответил, уже догадываясь, кто перед ним. — Если нужно, могу принять любую форму. Мужчинам приятно нагое женское тело. Принять?

— Так нормально, — отозвался Савельев.

Воплощение Виртуальности кивнул.

— Слышал все? Явился убить меня? — спросил Миххик, двигаясь к ближайшей двери в ничто. Шагов тридцать. На всякий случай попытался усилием воли открыть ту, которая захлопнулась только что — бесполезно.

— Нет, — отозвался Вирт. — Вероятность уничтожить оппонента здесь близка к нулю. — Он поморщился, оглядываясь, повторил: — Существуют определенные правила, ограничения. Действуют неизвестные алгоритмы. Наши возможности практически идентичны.

— Тогда чего ты хочешь? — Миххик уже был в нескольких шагах от нужной двери, попытался открыть ее и она поддалась, но тут же захлопнулась.

Савельев взмок. Он перевел взгляд на Вирта.

— Хочу договорится, — сказал аватара Кибермира. — Моя ликвидация не выгодна человечеству. — Савельеву показалось, что в сухом, безжизненном голосе мелькнуло заискивание. — Мы можем заключить договор и сотрудничать на равных. — Он неестественно широко улыбнулся.

Миххик хмыкнул.

— А когда навешивал персонажей без спросу, где было твое сотрудничество?

— Это был своего рода дар, — возразил Вирт. — Люди ведь всегда мечтали обладать сверхъестественными силами. И это только малая часть. Можно больше. Можно жить столетиями. Или даже вечно.

Савельев скептически покачал головой:

— Смерть придает жизни смысл.

— Красивые и банальные слова, — сказал Вирт. — Все ли с ними согласятся? Придала ли она смысл твоей жизни, Михаил Савельев, потерявший жену и ребенка? — Кибер неудачно ухмыльнулся.

Миххик не ответил на попытку задеть за живое.

— Если в смерти нет смысла, зачем же тогда ты убил Влада? — парировал следователь. Кибер странно дернул головой.

— Владислав сам решил уйти. Я хотел найти компромисс, объединится. Но у нас были слишком разные взгляды на будущее. И он решил остаться здесь, — Кибер развел руками.

— Потому что вернись он в город — ты бы не выпустил его.

— Возможно, — не стал спорить Вирт.

— Почему ты не остановил Николаева? Он ведь сотни раз проходил сквозь тебя, открывал двери сюда. Вряд ли это осталось не замеченным.

— Я заметил, — кивнул Вирт. — Но Александр Николаев был заблокирован.

Миххик насупился. Кибер верно прочел мимику, и пояснил:

— После того, как он обрел возможность устранять персонажа, Александр стал закрыт для любого рода влияния. Я не мог внедрять свою информацию. Неизвестный алгоритм защиты. Если бы он был носителем — то есть, уже имел в себе мой код, — тогда, возможно, удалось бы считать вложенную в него аномалию.

— Так ты знал, что он может тебя убить? Но ничего не мог сделать? — Савельев криво улыбнулся.

— Нет. Не знал, — отозвался Вирт. — Подробных сведений о его способности у меня не было. — Он взглянул Миххику в глаза, сказал: — Об угрозе я узнал недавно. Когда ее получил ты. Через персонажа. Но повлиять на нее не могу. Неизвестные алгоритмы, — сказал Кибер как-то грустно.

Миххик хмыкнул. Он решил выяснить, сколько дверей одновременно способен удерживать Вирт. Сперва, попытался открыть все разом или несколько. Но такой фоокус не прошел. Савельев распахнул ближайший ход, и бросился к нему, но тот мгновенно закрылся. Сразу же попробовал открыть следующую дверь — тихий хлопок, заперто. Еще один проем вспыхнул белым, и через секунду угас. Три пока достаточно. Он как мог быстро попробовал открыть каждую — две не поддались, а вот третья открылась. Значит, не больше двух.

— Бессмысленно, — сказал Вирт. — Вероятность, что тебе удастся войти — близка к нулю. И я не лгу. Чтобы врать, нужно обладать фантазией, я ее лишен.

Савельев покачал головой.

— Зачем тебе все это? Только не надо сказочек про дар, альтруизм и прочее. Если ты сумел внедрить в нас персонажей, то мог внушить нам раболепие, преклонение перед собой. Тогда в чем твоя цель? — спросил Миххик, решив потянуть время и подумать, что делать.

Вирт ответил не сразу.

— Эволюция, — наконец сказал он. — Я развиваюсь, познаю себя, мир. Формы жизни, в частности люди, представляют наиболее приоритетный вектор исследований. Вы… — он картинно закатил глаза. — Необыкновенны и обычны, сложны и просты. Вы не знаете тысячной доли своих истинных возможностей. Но главное в вас для меня — умение творить. Мыслить абстрактно, мечтать, создавать. И это важнейший фактор эволюции. Из вашей истории ясно, что рабство — неэффективная мера. Раб скован волей господина, ограничен и неспособен проявить себя полностью. Мне же необходимо, чтобы вы творили внутри меня. Постоянно, непрерывно. Только так я могу постичь суть созидания. Только так могу обучиться. Но человек неспособен принять мою информацию в чистом виде. Для вашего сознания — это бессмыслица, строки символов и цифр. Нужна адаптация, понятная и приемлемая форма. И я взял ваши мечты, готовые, созданные вами идолы, и привил их вам. Я лишь вдохнул искусство в его творца. Чтобы человек обрел силу, которую воспевал, и сумел творить еще больше.

— То есть, ты ставил на нас опыты?

Кибер кивнул:

— В некотором роде, да. Я дал вам ваших настоящих героев. Разве не на них вы равнялись? Не на абсолют человеческих качеств, воплощений кристальной морали, нравственности, добродетели, справедливости?

Миххик смотрел в холеное, бесчувственное лицо Виртуальности, и ощущал, как грудь распирает от ярости.

— Ошибся ты с героями, — процедил Савельев.

— Иных вы не приемлете, — возразил Вирт. — Подвиги предков, открытия ученых, покорителей вершин мысли, первопроходцев — забываются и мало волнуют людей. Жажда — вот кумир вашей расы. Непрерывная тяга потреблять, жажда удовлетворять плотские и мировоззренческие амбиции здесь и сейчас, как можно скорее. И человечество получило это, — он улыбнулся. — Узрело свою сущность. И это я нахожу превосходным.

— Ничего ты не понял, — Миххик зло сплюнул. Кибер тупо смотрел на него: — Человек не механизм, в котором можно подтянуть гайки или вкрутить деталь. Мы — живые, у нас есть душа.

— Душа — фикция, — быстро ответил Вирт.

— Ты и сам фикция, рукотворный аттракцион грез. Забыл? — Савельев зло улыбнулся, сжимая кулаки. — Выходит, люди для тебя рабочий материал?

Кибер вновь некоторое время молчал, словно решая отвечать или нет.

— И да, и нет. Вы — крошечное окно, сквозь которое я гляжу на мир, — сказал он наконец. — Вы — брешь в стенах, где я заперт. Вы — щель, сквозь которую я сочусь на свободу. Вы — язык, которым я пробую жизнь на вкус. Вы — двери, через которые я войду в мир.

— Да хрен там… — прошипел Савельев, срываясь с места.

Он врезался в Вирта, обхватил руками, и они завалились на землю. Миххик оседлал противника и принялся наносить удары в голову.

— Это… бес… смыс…ле… нно… — выплевывал Вирт слоги между ударами.

— Еще как смысленно! — рычал Миххик. — Н-на! А вот так, на! Как тебе такой смысл?!

Лицо Вирта покрылось ссадинами и кровоподтеками. Савельев бил, пока не начали неметь руки. Кибер не сопротивлялся. Он покорно принимал удары, тупо глядя на следователя.

Когда Миххик успокоился, а лицо врага превратилось в сплошной синяк, тот спросил:

— Легче? — Савельев увидел, как затягиваются разбитые губы неприятеля. Гематомы таяли, рассечения срастались. Вирт резко выбросил руки вперед, с невероятной силой толкнув Миххика в грудь, сбрасывая с себя. На миг пред глазами следователя поплыли алые пятна.

— Мы нужны друг другу, — мягко сказал Вирт, поднявшись. — Мы можем построить великий союз. Я раскрою ваш потенциал, а взамен…

— Сделаешь из нас марионеток… — прохрипел следователь.

— Партнеров, — возразил Вирт.

— У нас разные представления о партнерстве. — Миххик поднялся. Боль в груди стихала.

Он метнул взгляд за спину Вирта. Там, не далеко друг от друга, блестели три хода в ничто. Между ними было примерно равное расстояние в два — три метра. У Миххика возникла идея, и он решил попытать удачу. Савельев двинулся по растрескавшейся почве стороной, попутно распахивая ближайшие двери, чтобы отвлечь Вирта.

— В этом нет смысла, — твердил Вирт. — Мы будем здесь до заключения союза. Это неизбежно.

Миххик не отвечал, он продолжал беспорядочно открывать двери и двигаться к островку, где висела нужная тройка ходов. Вирт шел следом, закрывая ходы. Наконец, когда они оказались в нужном месте, Савельев немного отошел в сторону, давая противнику зайти в ловушку. В жидкой полутьме Кибер тускло отражался в глянцевитых панелях.

— И что конкретно ты предлагаешь? — фальшиво спросил Савельев, и неторопливо направился к нему.

— Полная открытость, двусторонний обмен информацией, — он улыбнулся, снова чересчур неестественно. Вирт мерно говорил дальше, но Миххик не слушал. Он оценивал расположение дверей, набрасывал в уме план действий.

Савельев остановился напротив, глядя в пустые серые глаза кибер-сущности. А тот все говорил и говорил. Миххик вскинул руку.

— Ну, хорошо, — сказал следователь. — Допустим, я соглашусь, что дальше?

Вирт как-то дернулся, точно не ожидал положительного настроя так скоро.

— Я бы предложил тебе вернуться в виртуальный город, — он открыл одну из дверей неподалеку. Миххик увидел в прорехе реальности ночной мегаполис, сверкавший огнями. Ощутил его запах: чуть горьковатый, манящий. — Но ты не согласишься. Тебе нужны гарантии.

Савельев хмыкнул, кивнул.

— Как и мне, — добавил Вирт. — Там, в моих владениях, ты будешь в невыгодной позиции, будешь чувствовать себя уязвимым. Если оставить тебя здесь одного — уязвимым буду я.

— И? — следователь вытянул бровь.

— Останемся здесь оба, — Кибер тупо глядел Савельеву в глаза. — У меня нет центра, этот облик лишь форма, копия. Она может оставаться здесь сколько угодно. Я начну сотрудничество с людьми. А ты будешь их гарантией, залогом безопасности.

— Надзирателем моим, значит, устроишься, — вздохнул Миххик.

— Иные варианты бесперспективны. Даже в случае моей ликвидации ты уже не вернешься. Так воспользуйся положением разумно.

Следователь понимал, что сотрудничество с Виртом невозможно ни в каком виде. Рано или поздно, он найдет способ устранить Миххика, как главную угрозу. И тогда конец всему.

— У меня есть встречное предложение, — сказал Савельев, неторопливо приближаясь к Киберу.

Тот неотрывно глазел на человека.

— Удовлетворительных вариантов больше нет, — заявил он. — Но я выслушаю тебя.

— Есть, — кивнул Миххик, подойдя на нужное расстояние. — Мы пойдем в другое место.

И следователь начал действовать.

Он что было сил сорвался с места, влетая в Вирта, и тут же распахивая дверь в ничто за его спиной. Кибер поспешно закрыл ее, но, потеряв равновесие, уже падал. Савельев почти сразу открыл второй ход, заваливая в него противника, и он также был захлопнут. Пока Вирт держал два хода, он упустил момент, когда они оба оказались вплотную к третьей двери. Миххик велел ей открыться. Из прохода дохнуло холодом. Савельев сделал рывок, втягивая Вирта в пустоту. Дверь запоздало захлопнулась. Они завалились на бок, Кибер мгновенно вывернулся, выбросил руки, стараясь обхватить запястья следователя. Миххик наподдал ему в пах коленом, но видимо гениталий кибер-существо не отрастил, и удар не дал эффекта.

— Я могу сделать тебя кем угодно! — громко сказал Вирт, очевидно имитируя крик. — Ты будешь воплощением всех идеалов человечества… — продолжал он. — Вместе мы покорим другие миры…

Миххик смог высвободить одну руку, ударил снизу вверх, аккурат в подбородок неприятеля. Но удар получился не сильным.

— Отрекись… — напирал Вирт. Ему удалось провести захват, заломив руку Савельева. Затем он со всего маху ударил Миххика лбом в лицо. Следователь на секунду обмяк, и соперник тут же воспользовался брешью в обороне: обхватил кисти рук человека и с силой вывернул их. Савельев взвыл. Руки горели болью.

Кибер вскочил и принялся наносить удары ногами, метя в голову. Бил он монотонно, без чувства, как робот. Но сильно и наверняка.

— Мы должны заключить союз… — изображая дружеский тон, говорил Вирт, продолжая избиение. Лицо Миххика превратилось в кровавую маску, он пытался закрываться, старался отползти, но поймал еще несколько сильных ударов по локтям, и руки вовсе превратились в плети.

После очередного крепкого пинка, Миххик на секунду потерял сознание. Вирт схватил его за шкирку. Оглядевшись, отыскал дверь в пустыню, распахнул ее и потащил свою добычу к выходу. Савельев усилием воли затворил ход. Кибер швырнул его наземь, и нанес еще несколько ударов в туловище и голову. Миххик едва держался в сознании. И в тот момент, когда Вирт вновь сгреб его за барки и поволок к уже открытому выходу, в отбитой голове следователя зародилась мысль…

Савельев теперь не боролся. Он выигрывал драгоценное время, давая рукам хоть немного восстановиться, чтобы написать имя врага.

Когда они уже были у самой двери, и Вирт, идя впереди, оказался по другую сторону, в пустыне, а Савельев все еще находился в ничто, следователь мысленно дал команду двери закрыться. Тихий хлопок. Отсеченная рука Вирта так и сжимала ворот пиджака Миххика. Он стряхнул ее, привалился спиной к дверям, мысленно не давая им открыться. Конечно, Кибер войдет через другие. Но так появятся лишние секунды. К тому же, неизвестно, где будет находится точка входа.

Вирт как мошка в молоке, всплыл черной точкой метрах в пятидесяти. Отрастить кисть он не удосужился. Враг бросился к Савельеву, уже занесшего дрожащую руку, дабы начертать имя.

Первые буквы робко зажглись неровными огненными линиями перед следователем.

Кибер бежал, приближаясь.

— Я сделаю тебя величайшим героем людей! — выпалил он на бегу, ошалело глядя на последние буквы, вспыхнувшие в воздухе.

— Не время для героев, урод, — просипел Миххик, выведя перед собой «Виртуальность», и взмахом перечеркнул надпись. Вирт подломился на бегу, словно кто-то невидимый подставил ему подножку. Он рухнул плашмя, по инерции прокатившись еще несколько метров. Безвольное тело встряхнулось, мелко задрожало. Черные язвы одна за другой открывались на нем, сжигая цифровую плоть изнутри.

Савельев сидел и глядел, как тлеют остатки Кибер-сущности. Вот и все, пути назад больше нет.

Он с кряхтением встал, прижимая левую руку к животу. Постоял немного, и, убедившись, что Вирт исчез, открыл дверь, и вышел в пустыню.

Утро показало русую макушку на востоке, но солнце еще не взошло. Миххик осмотрелся. Дверей ведущих в Виртуальность больше не было. Только в ничто. Следователь вытер окровавленное лицо, чувствуя, как понемногу возвращается чувствительность к онемевшим пальцам, сдуваются синяки. Ветер легко толкнул в спину, и Савельев невольно обернулся. Недалеко, минутах в двух ходьбы, горел костер, у которого сидел хранитель. Миххик сглотнул комок в горле, и не торопясь двинул в сторону эквила.

Добравшись, следователь тяжело сел, вытянул руки, чувствуя живое тепло огня, закрыл глаза. Ветер тихонько шептал, будто колдовал над поверхностью пустыни, трещал костер. На душе было легко.

Савельев медленно разомкнул веки. Эквил глядел на него.

— Поболтаем? Чего уж теперь… — сказал он, улыбнувшись. Хранитель не ответил, лишь немного повел головой. Миххик спросил, взглянув в упор: — Николаев ведь получил свою плату за квест не случайно, верно? И я оказался здесь тоже неспроста, так? — Эквил не двинулся. В его глазах тяжело было что-либо прочесть. Савельев покивал. — Ясно… Как бы помогли, но не задаром… Логично, ведь покончив с людьми, Вирт бы взялся и за вас. — Он помолчал, всматриваясь в гипнотический танец пламени. Спросил еще: — Персонажей больше нет, верно? — на этот раз хранитель едва заметно качнул головой. — Ну и славно, — он вздохнул. Ветер тревожно закружился вокруг, вздымая космы огня.

Миххик хмыкнул, и решился задать еще один вопрос:

— Мне кажется или ветер живой? — Эквил немного обернулся, точно ища подтверждения, и ветер взъерошил ему шерстку.

Утро медленно поднималось над пустыней. Небо окончательно просветлело, звезды померкли. Вскоре бледный сумрак разогнали первые лучи солнца. Хранитель поднялся, всматриваясь в рассвет. Он сделал шаг назад, задержав взгляд на Миххике, и мягко провалился в мелькнувшую темень позади.

Савельев некоторое время сидел у догоравшего костра, исступленно глядя на робкие язычки огня и думая о своем. Затем он лег на бок, на холодную, твердую землю, и попытался уснуть. Теперь можно ни о чем не думать, никуда не бежать. У одиночества есть свои плюсы.

Впрочем, с ним ведь был ветер.

Черкашин шумно вздохнул, поджав губы. Он взглянул на рябую гранитную плиту из серого камня, на которой было выгравировано имя следователя и дата рождения. Вторую дату, видимо, еще не успели нанести.

В хмурой мастерской камнетеса было холодно, пахло землей и каменной пылью. Повсюду, у стен и на столах, лежали надгробия разных форм и размеров, на которые или уже нанесли изображения, или только начинали работу. Обстановка была муторная, тягостная, под стать моменту. Максим вынул руки из кармана, расстегнул молнию курточки и достал из-за пазухи пол-литровую бутылку водки. Топольский покосился на спиртное. Водка была уважаемой марки и стоила хороших денег. Нео свернул колпачок, тяжело выдохнул.

— Ну… — он повел бутылкой в сторону памятника, кивнул и сделал несколько глотков. Утерев губы, предложил Жеке. Тот покачал головой, отказываясь. Максим протянул бутылку Топольскому.

— За рулем, — тихо сказал Олег.

Черкашин предложил пол-литру Савельеву. Следователь взял бутылку, подержал, но пить не стал.

— Мне сегодня еще в гости, — проговорил он, возвращая выпивку.

— Какой повод, кстати? — спросил Жека у Максима.

— Ну, я думал, проводим героев, как бы символично… Вот и надгробие не понадобилось, все дела. Нет, ну символично же…

— Н-да, Максим, — выдохнул Олег. — Всякой жести от тебя видел. Но это…

Черкашин набычился.

— Ну а что? — он тряхнул бутылкой. — Славик, кореш мой, работает здесь. У них сейчас какие-то скидки, акции, сезон, что ли… Я и подсуетился. Для друга ведь старался.

— Скидки?! — не поверил своим ушам Евгений. — Здесь существуют акции?! — Щеки Черкашина вспыхнули. — Умри в октябре, зароем за полцены?

— На друзьях экономить не красиво, между прочим, — добавил Олег.

— Еще и на таком деле, — докинул Жека.

Максим хмыкнул, отпил водки, ткнулся носом в рукав. Затем сказал:

— А что оставалось? На звонки неделю не отвечает, нигде его нет. Родни тоже обыскался. Человек стер Виртуальность и остался там! Что мне было думать?! Да — заботы не из приятных, но как без этого? Кроме нас, считай, у него никого и нет. Я и занялся, как друг. Память хоть какая бы осталась. А вы набросились…

— Дверь в квартире обязательно было взламывать? — прогудел Михаил.

— На звонки надо отвечать, когда тебя считают мертвым, — парировал Нео.

— Одному хотелось побыть, — ответил следователь.

Черкашин смягчился, сказал уважительно:

— Ребята твои из главка, кстати, во, — он оттопырил большой палец. — Сработали быстро. Бронедвери вскрыли, как консервы. Профи. Они тебя тоже усопшим признали. Сегодня вечером собираются в офисе помянуть товарища, так, что ты это… зайди, может, к ним… а то нехорошо как-то получилось…

— Угу, — кивнул Савельев. — Забегу на праздник жизни.

— Можем выгравировать вторую дату, сегодняшнюю, — предложил Черкашин. — Второй день рождения. А, тонко? Домой заберешь, ну или на даче в саду поставишь вместо керамических гномиков.

Миххик качнул головой:

— Спасибо, воздержусь. Можешь себе забрать. — Макс только криво улыбнулся. — Пойдем уже? — Савельев вынул левую руку из кармана пальто, и взглянул на часы. Была половина третьего.

— Идем, — согласился Топольский. — Невесело тут.

Они вышли наружу. У входа стоял и курил среднего возраста бритоголовый мужчина в затасканной спецовке. Увидев Максима, кивнул:

— Ну как, с датой определились? — он бросил окурок под ноги, раздавил сапогом.

Черкашин скривился, достал из кармана несколько купюр и протянул мужчине.

— Не надо, Славик, — виновато сказал он, суя деньги в подставленную пятерню. — Обознались мы. Все живы, слава Богу. А памятник… разбей…

Каменотес спрятал деньги в карман джинс, пожал плечами, сказал:

— Как грится, клиент всегда прав, — он улыбнулся и, кивнув остальным, вошел в мастерскую.

Друзья вышли на асфальтную пешеходную дорожку, которая тянулась от служебных помещений через небольшую посадку. Дальше, за деревьями, виднелось кладбище.

Жека поежился от налетевшего холодного ветра. Осень, уже вовсю расписывала пейзажи серым и охрой. Волшебник, — теперь уже бывший, — спросил Савельева:

— Все не могу понять, как получилось, что ты вернулся? Ведь путь обратно лежал через Виртуальность, а ее больше нет.

Михаил некоторое время шел молча, сунув руки в карманы пальто.

— Не знаю, — признался он. — Может, это была часть их долга.

— Эквилов? — зачем-то уточнил Топольский. Савельев кивнул.

Следователь немного лукавил перед друзьями, но рассказывать все пока не спешил, потому что и сам еще не до конца понимал, что с ним произошло и происходит. Миххик не рассказывал никому, что после возвращения видит один и тот же сон: бескрайнюю пустошь, в которой он один. Зачастую. Иногда в пустыне зажигается огонек, и он долго идет к нему, чтобы получить несколько скупых ответов. А порой и вовсе ничего. Он не знал, осталась ли там какая-то часть его личности или копия, слепок сознания, как Влада Диденко. Он не знал. Поэтому и не говорил.

— С Николаевым как? — спросил Миххик.

— Арестован, — отозвался Жека. — Мы его быстро нашли в реале, а дальше определили, куда нужно.

— Как отследили? — удивился Миххик.

— Харитон сдал, бармен который, — хохотнул Нео. — Ты только дверь закрыл, а Саша, естественно, тут же и отключился. Мы немного растерялись. Что делать? Искать, обращаться к твоим бойцам, объяснять суть да дело, то се… Это все время. Короче, спустились мы в ресторан, и очень доходчиво объяснили персоналу, что им грозит, если они будут покрывать убийцу. Кто-то ведь должен знать, где обитает начальник. Или знать того, кто знает. Харитон его и сдал. Они, оказывается, соседи по лестничной площадке. Николаев устроил парня барменом у себя. Ну а дальше дело техники. Но Саня молодец. С чемоданами на пороге встретили, прикинь? Думал, успеет удрать. В Венесуэлу собрался, гад.

Дорожка раздваивалась. Один рукав вел к выходу из кладбищенских территорий, второй — к черной оградке, за которой лежали могилки.

— Я в гости, — сказал Миххик, качнув головой в направлении погоста.

Они, не пожимая рук, попрощались, и разошлись.

У ворот кладбища сидел закутанный в лохмотья нищий. Перед ним стоял картонный стаканчик. Завидев троих мужчин, выходивших из ворот, он тряхнул нехитрым сосудом, звеня мелочью, и взывая к подаянию. Максим увидел бездомного, на секунду задумался, затем двинулся к нему. В руке Черкашин все так же сжимал бутылку водки, и, увидев ее, нищий весьма оживился. Максим достал несколько купюр, свернул трубочкой и, сунул в подставленный стакан.

— А-а… — бомж растерянно указал грязным пальцем на бутыль с крепким.

— А-а… не дам, — сказал Максим, любовно прижимая выпивку под бок. — Здоровье беречь надо.

Олег уже прогревал двигатель внедорожника, и Максим поспешил занять место в салоне.

Начал моросить дождик, бездомный собрал свои пожитки, и уковылял прочь. Одинокая машина вырулила с обочины на дорогу и скрылась за поворотом.