Не буди лихо (Слепой Циклоп) (СИ)

Глава 11

Мише этим утром тоже не сиделось дома. Но, в отличие от сестры, у него не было твердой цели. Поэтому, выскользнув из дома, он перешел канал, потом поднялся на горб Большого каменного моста над Москвой-рекой и какое-то время постоял на нем, с невольным трепетом оглядывая красные зубчатые стены Кремля, почти платиновых в морозном утреннем свете двуглавых орлов на башнях… Но не пошел туда, а свернул на набережную и двинулся по ней прочь от Красной площади и Лобного места.

Снег скрипел под ногами, дыхание белыми облачками вырывалось изо рта. Была уже середина февраля, но зима еще и не думала отступать, хотя солнышко уже повернуло на весну. Миша спиной чувствовал его теплое прикосновение, и невольно от этой ласки на душе становилось легче, светлее.

Он бродил по городу, пока совершенно не заледенел и не проголодался. Это загнало его обратно домой. На подносе в прихожей лежали какие-то бумаги. Разматывая шарф, он взял одну из них и вдруг замер — это была повестка. Александру Павловну Орлову очень вежливо приглашали явиться в следственный департамент Московского окружного суда, комната номер двадцать восемь, для дачи показаний. Он развернул следующую бумагу — она предназначалась ему.

— Господин Чемесов заходили-с с утра, — сообщил дворецкий, и Миша вздрогнул от неожиданности.

— Графиня уже видела это?

— Нет-с. Ни ее, ни господина Орлова нет дома.

— А где же они? — удивленно спросил Миша.

— Оба ушли из дома очень рано. А куда, не могу знать-с.

Миша пообедал, еще побродил по дому в надежде, что придет сестра, но ее по-прежнему не было. Лишь ненадолго вернулся Игорь Викентьевич, но вскоре снова ушел, и юноша вновь остался предоставленным сам себе. Поняв, что поддержки ждать неоткуда, он сел в свое любимое кресло, уткнул лицо в ладони и принялся по крохам собирать мужество, чтобы решиться на поход к следователю. Сможет ли он снова солгать, глядя в глаза Ивану Димитриевичу, после того, что тот сказал им с Сашей этой ночью? Как страшно! Миша почувствовал дурноту, живот скрутило болью. Юноша вздохнул так глубоко, как только мог, и решительно поднялся, поняв, что если просидит так еще немного, накрутит себя до нервного срыва.

И в тот момент, когда он шагнул к дверям, они с грохотом распахнулись, и в комнату ворвался Чемесов собственной персоной. Он кинулся к Мише и ухватил мгновенно утратившего всю свою решимость Мишу за грудки.

— Где твоя сестра? Когда она ушла из дома? Одна? Что она тебе говорила вчера? Где Орлов? Видел ты кого-нибудь из них днем?

Эта торпедная атака повергла юношу в совершеннейшее оцепенение. Он только хватал воздух ртом, чувствуя, что вот-вот грохнется в обморок, как девица на первом балу. Чемесов смерил его взглядом, подтащил к креслу, совсем не бережно плюхнул в него и куда-то исчез, а когда вернулся, то нес рюмку водки.

— Пей!

Миша проглотил содержимое хрустальной стопки одним мучительным глотком, передернулся и вновь уставился на Ивана круглыми немигающими глазами.

— Где Александра Павловна? — с нажимом спросил Чемесов.

— Н-не зн-наю. Д-дворецкий г-говорит, у-ушла рано утром. П-пока не п-приходила.

— Орлов?

— Т-тоже. Т-только он был здесь с час назад, но быстро ушел.

— Черт! Черт! Черт! — Чемесов забегал по комнате, дергая себя за вихор.

Миша изумленно следил за его перемещениями, потом сглотнул и, внутренне перекрестившись, произнес, словно прыгнул в ледяную воду.

— Иван Димитриевич, я должен вам признаться…

— Не сейчас! — посмотрев на юношу как-то странно, отрезал Иван. — Мне понадобится твоя помощь, Михаил. Я боюсь об этом думать, но похоже, что твоя сестра похищена.

— Что? — пролепетал, почти ничего не соображая, Миша, потом вдруг ахнул, вскочил с кресла и, бросившись к Ивану, выпалил. — Как похищена?

— Она была у Олега Иевлева в больнице. Судя по всему, пыталась ему помочь по-своему, как может только она. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Ее нашли на полу в глубоком обмороке и пока разбирались, что к чему, в дело вмешался какой-то человек, который, назвавшись ее родственником, унес ее из больницы. Описание этого мужчины совпадает с описанием убийцы Наташи Петренко, но и идеально подходит Игорю Орлову. Больше графиню никто и нигде не видел.

— Бедная Сашенька… Мне никогда не нравился этот тип!

— Спокойнее, у меня нет никаких доказательств. Единственное, что я пока что могу ему инкриминировать — это заказ на твое избиение, голуба-душа. И то в том случае, если он будет опознан теми двумя парнями.

— Но Саша…

— Господи! Ну почему все происходит, когда меня нет рядом!

— Вы думаете, ее похитили с целью выкупа? — с надеждой спросил юноша.

— Время покажет, дружок. Время покажет. А пока я очень рассчитываю на тебя.

— Я готов на все, Иван Димитриевич.

— Так вот. Ты будешь сидеть дома. Если Орлов объявится вновь, во что почему-то не верится, то ты должен всеми правдами и неправдами удержать его здесь и тут же тихонько отправить гонца за полицией. Пост я у дома поставить не могу — людей свободных нет, да и опасно. Он хитрющий лис, враз почует. И смотри, чтобы никакого авантюризма и геройских поступков, Михаил! Заклинаю тебя. Ни к чему хорошему это не приведет, уж поверь моему достаточно большому опыту.

— Но, может, это все-таки не Игорь Викентьевич? — пролепетал Миша. — Он влюблен в Сашу, а вы…

Иван поморщился.

— Время разговоров о ревности, дурных помыслах и прочей ерунде кончилось, Миша. Если мои подозрения окажутся ложными, я готов публично принести свои извинения. А пока… Пока не грусти, мальчик. Все в руках божьих!

Иван хлопнул юношу по плечу и ушел столь же стремительно, как появился. В этом непрекращающемся движении, выматывая себя до упаду, Чемесов только и находил успокоение своему беспокойству, своей боли, снедавшей его изнутри. Сашенька… Хрупкая, добрая, любимая до безумия, до боли, в руках у хищника, который не остановится ни перед чем в достижении своих целей! Орлов, если это конечно его рук дело, по крайней мере дворянин… Быть может, что-то, заложенное в детстве, впитанное с молоком матери, помешает ему быть грубым по отношению к женщине своего круга, тем более к той, которая нравится ему, влечет физически — ведь если слова могут обманывать, то взгляды, брошенные исподволь, почти неосознанно — никогда.

«Если его основная цель — деньги, то он, кто бы он ни был, наверняка знает, что новый граф Орлов завещал все Александре. Иначе что бы он делал в Воронеже? Иначе, зачем смерть Наташи, которая вполне могла послужить ему орудием для сбора информации? Подслушать наш разговор с Николаем мог кто угодно. Мы не таились…

А если так, то наиболее простой путь получить это наследство — жениться на прекрасной вдове! Боже, как просто! Как естественно и логично! Потом, какое-то время спустя, умрет внезапно, но вполне естественно, Николай, и молодожены станут богаты… А пока вполне можно себе позволить петь о своей любви и полнейшем бескорыстии! А вдруг это снова ревность? Не-ет. Уж больно ладно все выстроилось. Но каков! Ведь все время был перед глазами, ругался со мной, попрекал меня моими же глупыми чувствами! Только к чему это похищение? Чего он им хочет добиться? Неужели просто почуял, что запахло жареным, и решил упредить удар? Но как? Не сможет же он силой заставить ее выйти за него… Силой! Святые угодники! Если только этот мерзавец посмеет тронуть ее хоть пальцем!!!»

Иван что было силы шарахнул кулаком по столу, за которым сидел уже битых полчаса, ожидая известий с улицы, где все городовые, околоточные и прочие полицейские люди опрашивали народ — не видел ли кто высокого темноволосого мужчину с молодой женщиной на руках, не выносил ли он ее из экипажа, не снимал ли номер в гостинице для внезапно занедужившей супруги, сестры, племянницы… Но нет, она словно в воду канула!

Чувствуя, что начинает понемногу сходить с ума, Чемесов достал из кармана пальто дневник Ирины Бессоновой и раскрыл его на первой странице в надежде хоть как-то отвлечься.

Александра приходила в себя медленно, очень медленно. Перед глазами кружили цветные пятна, спирали и всполохи. Она поморгала, даже попыталась поднять руку, чтобы протереть глаза, но не смогла совершить даже такое простое движение. Внезапно она почувствовала, как кто-то приподнял ей голову, а губ коснулось холодное стекло.

— Выпей, — скорее догадалась, чем услышала она и послушно проглотила сладкое, чуть терпковатое содержимое стакана. — А теперь спи.

И теплая чернота снова укрыла ее. Александре было покойно и уютно. Снов не было, или она не запоминала их, но графиня чувствовала, что забытье это целебно для нее. Организм медленно восстанавливал силы, потраченные на врачевание, ведь еще никогда она не отдавала так много…

В следующий раз, когда она пришла в себя, какая-то совершенно незнакомая ей неопрятная старуха накормила ее, как ребенка, с ложечки. Потом снова было то же терпкое питье, и опять сон на своих по-кошачьи мягких лапах подобрался к Саше.

Петя Доркашов пребывал в глубочайшем гневе. Он уже переругался со всей канцелярией, но толку от этого было чуть. Его запрос, едва придя по назначению, был безнадежно утерян! Опять задержка! Но возмущайся, не возмущайся, а сделанного не воротишь. Молодой человек уже отправил новую бумагу аналогичного содержания, присовокупив к написанному еще и свои извинения. Во всей этой малоприятной истории его радовало лишь то, что, движимый природной аккуратностью, он позаботился о том, чтобы Бульжинский сделал ему не одну, а целых три фотографии того человека, из-за которого он — столбовой дворянин пусть из обедневшей, но достойной семьи чуть не стал уличным воришкой.

Теперь молодой человек думал о том, что ему необходимо зайти к Ивану Димитриевичу, и никак не мог решиться — все в управлении были в курсе последних событий. Однако именно из-за них-то и следовало рассказать ему обо всем. До сих пор Петя не делал это только потому, что ни в чем не был уверен, все надеялся — вот придет ответ на его послание… Но теперь события стали разворачиваться так, что ждать он просто больше не мог.

Петя еще потоптался в нерешительности у дверей чемесовского кабинета, потом собрался и постучал. Никто не ответил. Юноша удивился. Уж в чем, в чем, а в том, что Иван Димитриевич у себя, он был уверен, потому что давно крутился вокруг, собираясь с духом. Доркашов демонстративно, скорее для окружающих, чем для самого себя пожал плечами и толкнул дверь. Иван сидел за столом, уперев подбородок в сжатые кулаки, поставленные друг на друга и на столешницу и как-то тупо уставившись на раскрытую перед ним то ли тетрадь, то ли книгу. Юноша дипломатично покашлял, но и это не вывело Чемесова из оцепенения.

— Иван Димитриевич! — позвал Петя, смущаясь, но, понимая, что отступать ему некуда. — Иван Димитриевич, я должен вам кое-что рассказать.

Чемесов, наконец, встрепенулся, взгляд его с надеждой метнулся к посетителю, но тут же угас — он явно ждал кого-то другого.

— Здравствуй, Петя, как твой убитый студент? — почти автоматически поинтересовался он, вновь опуская взгляд на страницы, исписанные аккуратным округлым почерком.

— Иван Димитриевич. Я как раз по этому поводу и пришел…

— Не до того мне, брат.

— Я слышал… Знаю… Но дело в том, что это может иметь отношение…

— Что?

Петя зачастил:

— Помните, я говорил, что единственный свидетель указывает на человека, про которого никак нельзя подумать, что убил именно он? Потом я еще чуть не украл у этого господина шапку, чтобы сделать фото.

— Я все это знаю, — нетерпеливо буркнул Чемесов.

— Только вы не знаете, о ком шла речь. Понимаете, это господин Орлов.

— Что-о?

— Игорь Викентьевич Орлов…

— Так что ж ты молчал? — взревел Иван, вскакивая с места.

— Я ждал ответа на свой запрос, чтобы уж все точно. А его потеряли в канцелярии и вот…

— Святые угодники!

— Я послал новый, Иван Димитриевич, он скоро придет!

— Ну, брат! У меня и так от этого проклятого богом дела скоро голова лопнет, а тут еще новый финт! Когда, говоришь, было это убийство?

— В конце августа, — уныло сообщил юноша.

— Э, Петр Степанович, — Чемесов сразу будто уменьшился в размерах. — Тогда господин Орлов еще фланировал где-нибудь по Монмартру. Я же проверял — он прибыл в Москву поездом 10 сентября, в 18.30 вечера.

— Но ведь свидетель…

— Пьянь твой свидетель, сам знаешь.

— Знаю, — понурив голову, подтвердил юноша, — но это единственное, за что здесь можно было уцепиться.

— Не грусти. Не все дела раскрываются. Чай не последнее.

— Да я думал, может, вам чем помогу… — юноша повернулся и тихонько вышел вон.

Однако впадать в тоскливое ничегонеделание он себе не позволил. Петр Доркашов так легко не сдастся! Раз эта версия оказалась тупиковой, он выстроит другую. А теперь следует опять опросить жильцов этого треклятого дома, да и соседних тоже. Может тогда, в первый раз, он что-то упустил?

А Иван, качая головой, вновь опустился за стол, а потом медленно закрыл лежащую перед ним тетрадь. Теперь он знал, или, по крайней мере, представлял себе события вечера, когда был убит граф Василий Орлов, настолько четко, будто присутствовал там сам.

«Бедный Миша! Бедная Александра! Саша, Сашенька… Где же ты?! Что с тобой, любимая моя, желанная?!! Я бы отдал всю свою кровь, лишь бы ты была в безопасности, вот только кому она нужна?..» — горький смех, прозвучавший натянуто и неестественно в тишине кабинета, показался противным даже ему самому.

Дверь кабинета отворилась вновь, на сей раз пропустив в кабинет Ивана дядю Женю Кошкарева.

— На, поешь хоть. А то совсем себя уморишь. Только из больницы, а уж вторые сутки на ногах, — ворчал старик, выкладывая на стол какие-то свертки, сверточки и кульки. — Найдется твоя ненаглядная, вот увидишь! Целая и невредимая!

— Твоими бы устами да мед пить, дядя Женя…

— Может, она где на улице снова в обморок упала, и ее в какую-нибудь больницу увезли? Или добрые люди подобрали, и она у них дома лежит?

— Больница отпадает — все проверены. А добрые люди… Почти сутки ведь прошли, неужели не сообщили бы властям?

На этот раз Александру привели в себя голоса. Двое негромко переговаривались за дверью комнаты, в которой она лежала. Женский, судя по всему, принадлежал той самой старухе, которую Саша уже видела, или это только снилось ей? И мужской. С глубокими низкими модуляциями. Графиня напрягла слух, но так ничего и не разобрала. Голова была какой-то тяжелой, дурной.

Александра осмотрелась и не узнала место. Комната была совершенно незнакомой. Убогая мебель, порыжевшие, местами в пятнах обои… «Где я?» — подумала она, не осознавая, что повторяет то же самое вслух. Разговор за дверью тут же прекратился. Через мгновение где-то хлопнула дверь, а чуть позже в комнату Александры просунулась седая голова давешней старухи. Значит, это был все-таки не сон…

— Где я? — снова беспомощно повторила графиня, чувствуя, что к глазам подступают невесть откуда взявшиеся слезы. — Кто вы? Как давно я здесь?

— Зовут меня Юлия Януарьевна. А место это тихое, безопасное. В самый раз, чтобы отлежаться, поспать всласть… Кушать-то хочешь?

— Хочу, а вот спать больше — нет. А еще я хочу домой. Как я сюда попала? Где это место? Кто-нибудь знает о том, что я здесь?

— Сейчас я принесу супчику куриного. Как раз горяченький.

Старуха, бормоча что-то себе под нос, скрылась за дверью. Александра попыталась сесть, но комната тут же закружилась у нее перед глазами, и она со стоном вновь упала на подушки. «Неужели это оттого, что я слишком сильно выложилась, когда лечила Олега Федоровича? Земфира предупреждала меня… Но нет! Все совсем иначе… То питье… Снотворное? Какой-то наркотик? Опий? Но зачем?» Старуха, которую Александра тут же окрестила Ягуарьевной, вернулась, неся тарелку и ложку.

— Давай-ка я помогу тебе сесть повыше, дорогуша.

— Я не буду есть, пока вы мне не объясните…

— Да не волнуйся. Кушай, а я буду рассказывать. Ну вот. Значит, подобрали тебя на улице. В обмороке. Знают, что я могу присмотреть, вот и принесли ко мне. Врач приходил, сказал, мол, нервинное истощение.

— Нервное, — автоматически поправила Александра.

— Ну, я же и говорю. Ты в себя все не приходила, да и врач-то сказал, чтобы спала побольше, я тебя и не трогала. Так что никто о том, что ты здесь, не ведает, да и откуда, если я и знать не знаю, куда посылать весточку?

— Юлия Януарьевна, — постепенно успокаиваясь, проговорила графиня. — А если я напишу записочку, найдете, кому ее отнести?

— Обязательно найду. Не сейчас, конечно. Сейчас ночь уж, а утром все на работу спешить будут, а вот вечерком… Ты напиши, а уж я позабочусь, душа моя.

Александра с аппетитом доела суп, потом быстро набросала несколько успокаивающих строк Мише и вновь откинулась на подушки. Но потом спохватилась.

— А как меня найдут? Я ведь ваш адрес не знаю…

— А тот человечек, что понесет письмецо-то, и проводить сможет.

— Я так благодарна вам! Мой брат привезет деньги и заплатит вам за все хлопоты и траты.

— Да я что? Я от чистой души, — засмущалась старуха. — А теперь спи, красавица.

— Да я уж выспалась, — возразила Александра, но вдруг почувствовала, что веки ее вновь тяжелеют…

«В супе…» — успела только подумать она, и тяжелый, как земля сон душно навалился на нее.

В темноте подворотни он плохо видел человека, который за более чем приличную плату согласился продать ему информацию по «делу Орловых». Но это было даже хорошо. Это означало, что и тот не сможет опознать покупателя столь деликатного товара. Он слушал внимательно, недобро щуря глаза и тут же оценивая, насколько то, что удалось выяснить полиции, опасно для него, насколько близки ищейки и крепко ли взяли след.

«Вовремя! Как вовремя! Теперь я, по крайней мере, успею подстраховаться. Рисковать никак нельзя, все и так невероятно зыбко. Черт бы побрал эту бабенку!» Ни с кем ему еще так не везло в смысле финансовом, и так ничего не ладилось в другом. В том, что всегда считал своим главным талантом, что не вызывало осечки ни с одной женщиной!

— Мне потребуется еще одна услуга, — заглушив голос толстым шарфом, проговорил он, когда информатор закончил свой отчет.

— Смотря, какая.

— Оплата не разочарует вас, любезный.

— Как не услужить такому приятному господину, — льстивое хихиканье стукача было совершенно омерзительно, но человек был нужен ему, и он сдержался.

— Мне понадобится вот что, — и, склонившись к самому уху собеседника, он быстро изложил свою нужду.

Миша сидел дома, как ему и велел Иван Димитриевич, и в который раз вспоминал их разговор. «Почему он не захотел меня выслушать? Я ведь совсем было решился, а он… И взглянул как-то странно. А потом еще эти его слова: „Не грусти, все в руках божьих“… И явно не о Саше».

И тут Мишу словно кипятком окатили. Он даже подскочил. «Он знает! Он все про меня знает!» — осенило его, и от этой простой и ясной мысли вдруг стало легко и спокойно. Сколько же времени он носил на душе этот грех, эту безмерную тяжесть! А ведь хотел, хотел пойти сразу в полицию и во всем признаться, а потом… Потом даже сестре не решился открыться! Только она все равно как-то узнала, сердцем почуяла. Осознание собственного малодушия подействовало на юношу угнетающе.

«Зато бояться теперь нечего! Самое страшное уже позади, раз Иван Димитриевич знает!»

У Миши вдруг прорезался аппетит. Он вышел из своей комнаты, где отсиживался, и через ступеньку поскакал вниз по лестнице, собираясь заглянуть на кухню и там чем-нибудь поживиться. Однако, едва миновав дверь гостиной, замер, а потом вернулся и медленно заглянул в нее. Нет, ему не показалось. В кресле, целиком погрузившись в чтение газеты, как ни в чем не бывало, сидел Игорь Викентьевич Орлов собственной персоной! Юноша попятился и на цыпочках устремился на поиски дворецкого, а найдя, быстро написал записку и велел срочно и незаметно отправить ее Чемесову или, если его не окажется на месте, то просто в полицию. Потом, поразмыслив, решил занять пост в коридоре, справедливо думая, что если человек сидит и читает газету, то значит скоро никуда уходить не собирается и вполне и без его, Мишиного, вмешательства дождется полицию.

Так оно и получилось. Когда Иван в сопровождении двоих дюжих полицейских входил в дом, Орлов едва успел просмотреть газету до конца. Заметив в дверях знакомую фигуру одноглазого сыщика, Игорь Викентьевич демонстративно взглянул на часы.

— Престранное время вы выбираете для своих визитов, господин Чемесов.

— Что делать, если вы пренебрегаете моими более чем вежливыми приглашениями, господин Орлов. Скажите спасибо, что я не распорядился доставить вас в участок под конвоем, — Чемесов снял пальто, небрежно бросил его на спинку дивана, а сам с комфортом разместился в кресле напротив Игоря Викентьевича.

Орлов наблюдал за его действиями, иронично вскинув бровь.

— Надо понимать, что вы здесь надолго.

— Это будет зависеть от многих причин. А для начала прошу сообщить, где вы сегодня пропадали весь день.

— Полагаю, это мое личное дело.

— А по-моему, уже нет. Сегодня утром из больницы, в которую поместили Олега Иевлева, похищена Александра Павловна Орлова. Причем похищение произошло на глазах у нескольких врачей, которые достаточно подробно описали мужчину, унесшего ее. Описание идеально подходит к вашей персоне, сударь. Теперь вы по-прежнему станете утверждать, что ваши сегодняшние передвижения не касаются полиции?

— Как похищена?! — вскричал Орлов, отшвыривая газету и так сжимая подлокотники кресла, что побелели пальцы. — Что вы городите?

— Некто высокого роста, темноволосый, вашего возраста и телосложения, сказавшись ее родственником, вынес графиню из больничного покоя на руках, пользуясь тем, что ей стало дурно. После этого Александру Павловну никто не видел.

— Иисусе! И как вы можете говорить об этом в таком тоне, сухарь вы несчастный!

— Только не надо патетики, сударь. Давайте вернемся к моему вопросу. Где вы были в течение дня?

— Уж не хотите ли вы сказать…

— Хочу, но не буду. Так что просто ответьте на вопрос, господин Орлов. Это много больше поможет делу, чем все ваши словесные выверты!

— Если вас интересует мое алиби, господин Чемесов, то, боюсь, я буду вынужден разочаровать вас.

— Вот как?

— Да, так. После вашего ночного кавалерийского наскока я был в отвратительнейшем настроении. Дома сидеть не было сил. Поэтому оделся потеплее и просто бродил по улице.

— Целый день?

— Нет, отчего же? Когда совсем замерз, зашел в какой-то ресторанчик… Даже не помню, где это было… А потом купил билет в цирк господина Саламонского. Новое здание на Цветном бульваре, знаете?

— Как не знать, — проворчал Иван, взвешивая услышанное. — Жаль только, что никто не сможет подтвердить ваш рассказ.

— Не могу не согласиться, но таковы факты.

— В таком случае, вам придется проехать со мной, господин Орлов.

— Силы господни, зачем?!! Вместо того чтобы искать негодяя, похитившего Сашеньку! Быть может, ее убивают сейчас!

Орлов схватился руками за голову, а Иван почувствовал, как черный ужас, который он целый день подавлял усилием воли, рвется наружу, грозя захлестнуть разум. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы вновь загнать этого голодного зверя обратно в его логово.

— Довольно разговоров. Собирайтесь.

Одного из сотрудников, что приехали с ним, Чемесов отправил к Незнамскому. Он хотел немедленно знать — Орлов или кто-то другой увез Александру из больницы. Никита, человек привычный к внезапным ночным вызовам, приехал очень быстро, но категорически заявил, что человек, которого ему показали, хоть и похож по каким-то совершенно общим признакам на того, кто был в больнице, но нет! Это не он!

— Как не он?! — Иван даже растерялся.

— Прости, дружище, если сломал твои построения, но — увы!

— Святые угодники! Что за чертовщина! — почти простонал Иван.

В этой ситуации ему оставалось лишь одно, и он не стал медлить. Полицейский курьер был отправлен в Бутырку с приказанием немедленно доставить в следственный департамент тех двоих громил, которые били Мишу, для того чтобы опознать в Орлове человека, заказавшего это преступление. А потом, сообщив об этом Игорю Викентьевичу, Иван почти час сверлил его взглядом, но так и не дождался на красивом лице Орлова ни тени страха или неуверенности, которые мог бы испытывать, между прочим, любой, даже самый законопослушный человек, оказавшись в руках полиции по подозрению в совершении столь тяжких преступлений.

Орлов читал газету, курил, придирчиво изучал свои ногти, просто смотрел в потолок, то принимаясь насвистывать, то напевая что-то себе под нос.

— И после этого я сухарь? Где же ваша великая скорбь? — негромко произнес Чемесов и впервые заметил, что самоуверенность Игоря Викентьевича поколеблена — он покраснел. — Что, вышли из роли, увлекшись азартом погони?

Орлов кинул на него злобный взгляд, но ничего не ответил, хотя губы его даже дрожали — от стольких нелестных эпитетов в адрес Ивана ему пришлось удержаться.

Посланный в Бутырку вернулся, но когда заглянул в кабинет Чемесова, выглядел так странно, что Иван решил переговорить с ним не при задержанном.

— Что случилось?

— Иван Димитриевич! Беда! Пошли за ними в камеру, а они оба мертвые! Задушены! По всему — только-только. Еще теплые были. Свои же и угробили. А кто? Вы ж знаете, сколько в камере человек сидит, и все будут молчать как рыбы.

Чемесов медленно перекрестился и, не сказав ни слова, пошел обратно к себе.

— Господин Орлов, я вынужден принести вам свои извинения за причиненное беспокойство. Вы можете быть свободны.

Игорь Викентьевич, усмехнувшись чуть заметно, кивнул и поднялся. Когда он уже был в дверях, Иван негромко окликнул его. Теперь он смотрел Орлову в глаза, и взгляд этот жег как пламя ада.

— Спокойной ночи, сударь. Надеюсь, вам иногда снится то, что вы успеваете сделать за день!

— Спокойной ночи и вам, господин Чемесов. И помните, если я замечу, что кто-то из ваших трется возле меня или моего дома, или вы сами еще раз потревожите меня среди ночи по подобным пустякам, я буду жаловаться вашему начальству. И уж поверьте, я найду способ сделать свои претензии столь весомыми, что вам не поздоровится. Прощайте.

— До свидания, — выдохнул Чемесов, прилагая почти нечеловеческие усилия, чтобы не броситься на Орлова и не разбить его самодовольную рожу.

Почему-то, хотя этот вечер оказался совершенно, фатально провальным, Иван теперь был абсолютно уверен — его подозрения в отношении Игоря Викентьевича Орлова не просто плод ревнивой подозрительности. Что-то едва ощутимое в поведении Орлова, что-то незримое, однако, безошибочно уловленное знаменитым чутьем, тренированным сыскарским нюхом, превратило подозрения в уверенность. Но что он мог? Особенно теперь, после столь наглого и расчетливого убийства возможных свидетелей… И кто же тогда тот человек, который похитил Александру?..

Иван рухнул на стул и, обхватив голову руками, начал медленно, как заведенный раскачиваться из стороны в сторону. Ему никогда в жизни не было так плохо. И вдруг перед его внутренним взором встало доброе, мягко улыбающееся лицо матушки:

— Ванька ты мой, Ванька. Ванька-встанька. Чем ниже клонишься, тем быстрее встаешь. Не плачь, мальчик мой, все у нас будет хорошо.

Он словно наяву услышал эти слова, произнесенные с всепоглощающей любовью, и вспомнил, когда матушка на самом деле говорила ему это. Тогда его сильно побили во дворе соседские мальчишки. Их было несколько, и они явно ничего не знали о рыцарской чести. В тот день ему тоже казалось, что никогда в жизни с ним не сможет произойти ничего хуже…

Саша! Ну почему он был так беспечен! Почему ему казалось, что кому-кому, а уж ей точно ничего не грозит? Почему он был уверен, что все замыкается именно на нее? Ведь Игорь Орлов и так ближайший родственник Николая! Смерть Александры наоборот укорачивает ему путь к деньгам, делая его единственным наследником! Правда, нынешний граф Орлов может взбрыкнуть и действительно оставить все свои деньги бездомным собакам, но это уж дело техники. О том, какие махинации проворачивают с подменой завещаний, Ивану было известно лучше, чем кому бы то ни было!

«Господи, ты не позволишь, чтобы это свершилось! — взмолился Иван, так горячо и искренне, как никогда в жизни. — Ты не оставишь ее своей милостью! Она жива! Она жива и невредима! Уж слишком много горя, Господи! Слишком много… Миша Румянцев, в семнадцать лет вынужденный пойти на убийство, чтобы защитить сестру и сохранить себя. Наташа Петренко, изнасилованная и убитая человеком, которого искренне полюбила. Два парня в расцвете лет, которые хоть и были не самыми праведными твоими детьми, но не заслужили такого ужасного конца. Олег Иевлев, застрявший где-то между жизнью и смертью, словно в чистилище. И Саша… А все потому, что граф Василий Станиславович Орлов сеял зло щедрой рукой, а его двоюродный брат теперь заботливо взращивает его плоды!»