Велко Милоев НОВАЯ МОДЕЛЬ ДЕТСКОГО НАНОКОМПЬЮТЕРА ДЛЯ КАЖДОЙ СЕМЬИ

Невропатологи Калифорнийского университета сделали открытие. Оказывается, стоит человеку услышать глупую мысль или абсурдное выражение, кора его мозга начинает излучать волну определенной длины. Так, например, бессмысленная фраза вроде „Я пью кофе со шлаком и немецкой овчаркой“ вызывает ответный импульс продолжительностью в четырехсоттысячную долю секунды. Ученые назвали эту волну Н-400.

Из газет

Да, помню это сообщение. Можно сказать, что с него-то все и началось. В то время биополя входили в моду, я был молод и читал все подряд, даже газеты. По-моему, сообщение появилось под рубрикой „Любопытные факты“. Я принес вырезку в институт и в перерыве между лекциями прочел ее вслух. Христо пришел в восторг. Да, тот самый. Правда, тогда он не был профессором. Он предложил играть в Н-волну. Преподаватели были глубоко озадачены: на лекциях воцарилась гробовая тишина, мы ловили каждое слово, только по временам из разных концов аудитории раздавалось тихое „пиу-пиу-пиу“… Никто из них так и не понял, что это такое, — решили, что студенты валяют дурака. Потом нам надоело. Но для Христо игра стала идеей-фикс, как я узнал гораздо позже. Кстати, вы у него уже были?

Понимаю. Он в самом деле очень занятой человек и, между нами говоря, не любит журналистов. А мне люди вашей профессии безразличны. Хотите коньяку? Не беспокойтесь, времени у меня достаточно. Для коньяка главное, чтобы дистиллят прошел хорошую выдержку, хотя бы лет пять. Потом его разводят до 40–50 градусов и добавляют полтора процента сахара. Вы читали „Основы технологии производства спирта“? Очень интересная книга. Так что я буду рассказывать, а вы себе пишите, что найдете нужным.

Так вот, Христо был гением нашего курса. Богом информатики. Когда при Институте наноэлектроники создали лабораторию измерений диагностики биополей, он бросил и место ассистента, и диссертацию и перешел туда. За него ухватились руками и ногами. Это была новая область науки, мы в ней отставали, но терпения Христо не занимать. Пусть в тематическом плане лаборатории глупотестер не фигурировал — я уверен, что Христо ни о чем другом не думал.

Нет, в то время мы не встречались. Я все еще учился. Учился я долго, и должен сказать, что студентом был весьма посредственным. Нет, экзамены не представляли проблемы. Но за десять лет я перебрал все факультеты и кафедры института, потом махнул рукой на технику и взялся за гуманитарные науки, по два — три семестра изучал историю, филологию, право, философию… Интересные науки, но какую ни копни поглубже, становится скучно. Я учился заочно и в Академии искусств, посещал лекции по экономике и медицине, но с физикой, химией и биологией знаком только по книгам.

Да, книги. Конечно, много. Я даже знаю, о чем вы сейчас спросите, и могу сказать, что прочел их. Да, все… Знаете, каждый раз получалось, что как только я овладевал основами какой-то науки, тут же терял интерес к ней. Вы можете сказать, что это просто лень. Особого рода. Возможно. Но тогда я объяснял себе это иначе. Я хотел стать специалистом. Хорошим специалистом, очень хорошим. Но стоило мне познакомиться с основными понятиями данной науки, я видел, как широко она разветвилась и продолжает неудержимо разветвляться на десятки и сотни дисциплин и как далеко ушли в ней люди, ставшие специалистами в какой-либо из них. Это приводило меня в отчаяние, и я брался за другую специальность — лишь затем, чтобы с первых же лекций увидеть, что и она усложняется с каждым шагом. Вот вы, например, журналист, а знаете ли вы, какие водились на свете журналисты? Супероперативные! Короли пера! Вы такой же? Нет? Ну, вот видите.

Я не хотел вас обидеть. Мне просто нужно, чтобы вы поняли: я мечтал найти область, в которой мог бы стать действительно очень хорошим специалистом. Но не получилось… Зато, пожалуй, именно потому мне удалось стать Специалистом. А может быть, это просто талант, не знаю.

Помню то время, когда вокруг глупотестеров начался шум. За границей уже давно работали над этой темой и немало успели сделать. О них участились сообщения в печати, но ни одно не давало точкой информации — одни сенсации или преднамеренный скепсис. И поскольку ясно и открыто о глупотестерах не говорили, поползли слухи. Многие верили, что тестер сам по себе способен обнаружить любую глупость. Это, конечно, неверно.

Видите ли, я не могу объяснить, как именно работает эта машинка. Не беспокойтесь, она выключена. В деталях я не разбираюсь, но основное, принцип действия объяснить могу. Тестер не регистрирует глупость, он только улавливает реакцию на нее. Когда человек воспринимает глупость, — зрительно, на слух или в процессе чтения, — в его мозгу наряду с общеизвестными процессами анализа и запоминания возникает бурная реакция. Меняются кое-какие потенциалы, перестраиваются клеточные цепи, и в конце концов мозг начинает излучать Н-волну — волну глупости. Кстати, вы не читали „Введение в исследование биополей мозга“? Чудесная книга, только в конце сильно напутано. Ну, неважно. Грубой аналогией этого процесса может послужить иммунная реакция организма на болезнетворные бактерии. По-видимому, сходным образом человеческий мозг реагирует на глупость. Мы назвали эту штуку реакцией протеста. В сущности, тестер лишь ловит волну глупости, преобразует сигнал, индуцирует его и выводит на индикатор. Машинка — всего лишь регистрирующее устройство, а первичным преобразователем, датчиком, остается сам человек. Теперь вы понимаете, почему глупотестер — великое открытие? А нужно, чтобы поняли.

Извините, я увлекся и забыл о своих обязанностях. Глоток джина? Да, алкоголь, конечно, влияет. И на склонность мозга генерировать глупость, и на способность реагировать на нее. Ну, это уже — вопрос оптимального режима. Вы не читали „Основы прикладной психологии“? Как восходящие, так и нисходящие отрезки кривых весьма круты, и нужно быть очень осторожным, чтобы не превысить оптимальные параметры. Но глоток рома все же не повредит.

Да-да, конечно, продолжим. Ну да, интервью. Так вот, ко времени нашей второй встречи Христо далеко ушел вперед. Он сумел построить двенадцатиразрядный тестер. Представьте себе, мало того, что его аппарат регистрировал основные точки отсчета — нуль и единицу, то есть показывал, реагирует человек на глупость или нет; он мог дифференцировать уровни реакции. Это помогло Христо понять, что амплитуда Н-волны зависит не только от объективного уровня глупости, но и от восприимчивости реципиента. Это уже принципиально ново. Христо начал искать „датчиков“. Он всюду носил с собой тестер — тогда мало кто знал, что это за машинка.

Теперь я могу вам сказать, как он меня открыл. Это было на вечере встречи нашего бывшего курса. Я-то в то время еще учился. Собралось много народу, говорили обо всякой всячине, — о нанокомпьютерах, о преподавателях, о женщинах, о машинах, о картинах, о шефах, о поливизорах, о диссертациях, — всего и не упомнишь. И Христо обнаружил, что среди сидящих за столом находится идеальный датчик. Конечно, он не знал, кто именно, потому что при групповом тесте сигналы накладываются один на другой, интерферируют, но запись показала наличие доминирующей частоты. Он угробил пол года с лишним, чтобы под разными предлогами встретиться с каждым из нас и тайком произвести проверку. Идеальным датчиком оказался я.

А почему бы и не поверить? Я всегда уважал Христо и верил ему. И кроме того, я наконец-то нашел дело, которое мог делать как следует. К тому же работа обещала быть разнообразной.

Мы начали опыты. Христо сумел заинтересовать нашей работой кое-кого из специалистов, и они снабжали нас проверенным сырьем для тестов, каждый в своей области. Это были главным образом материалы научных конференций. Много давали также некоторые журналы и отдельные передачи поливидения. Я действительно оказался точным и чувствительным датчиком, хотя не был специалистом ни в одной из областей, в которых мы экспериментировали. Оказалось, что я могу индуцировать Н-волну по текстам, которых вообще не понимаю. Христо был поражен и окрестил меня Специалистом.

Специалисты помельче? То есть, специалисты с маленькой буквы? Конечно, они тоже участвовали в экспериментах. Мы работали с исключительно умными, незаурядными людьми. Они безукоризненно анализировали и безошибочно вылавливали глупость, каждый в своей области. Но глупотестер не реагировал. Они не излучали Н-волну — очевидно, были лишены способности протестовать против глупости. Мозг такого человека регистрирует глупость, но не возмущается ею. Постойте, они не виноваты. Это естественно, в конце концов, они же совершенно нормальные люди. Нет, не кусаются. Я говорю, доберманы не кусаются. Пусть лежит, где хочет. Да, крупноват. Доберману и положено быть рослым, в отличие от доберман-пинчеров, которые… да вы читали „Популярную кинологию“? Люблю собак. Для Специалиста собака — лучший друг, она умеет молчать и умно смотреть в глаза. Это очень приятно и помогает отключиться после работы. Нет-нет, вы меня не утомляете, не стесняйтесь. Спрашивайте.

Да, так и шло. Нас волновали самые разные чувства. Мы верили, что стоим на пороге чего-то грандиозного. Совершенно серьезно! Мы сгорали от нетерпения, предвкушения радости и боязни. Отставание к тому времени было ликвидировано. На Западе после первого бума и первых скандалов в связи с внедрением тестера в иных парламентах и фирмах страсти улеглись. У них был прибор, но не было метода. Им не удалось пойти дальше простой фиксации очевидной глупости, но для этого, в сущности, аппарат и не нужен. А может быть, они споткнулись на той же проблеме, что и мы. Но расскажу по порядку.

Стратегии у нас еще не было, но тактику мы разработали, и неплохую. Мы действовали в двух направлениях. Во-первых, в институте Христо, которому удалось зажечь директора идеей глупотестера. Они сумели ввести экспериментальное использование тестера, — разумеется, в комбинации со мной, — при защите диссертаций, составлении тематических планов и рассмотрении отчетов, а там и при присуждении научных степеней. За короткое время институт стал ведущим в мире, а наша тематика — его ведущей тематикой. Штат сократился вдвое, а бюджет увеличился втрое, у нас была самая современная аппаратура. Но это — в институте. А за его стенами…

Доказательства? Да, вы угадали правильно. Поймите, мы не были наивными простаками. Мы понимали, какие нас ждут проблемы. Придется объективно доказывать возможности прибора и метода — к этому мы были готовы. Стало очевидно, что специально отобранный материал, который использовался для первоначальных экспериментов, ничего не дает. Для проверки прибора нужны были тексты, которые, во-первых, никому не принадлежали, во-вторых, содержали объективно глупые посылки, что могли бы подтвердить специалисты в соответствующей области, и, в-третьих, глупость должна была определенным образом дозироваться на разных уровнях — нужно было продемонстрировать количественные возможности метода. Создать такой текст — трудная задача, и решить ее может только лишь компьютер.

Можно ли составить алгоритм глупости? Оказалось, что можно. Мы уже немало об этом знаем. Вы читали „Логику и психологию глупости. Основы анализа“? В институте есть целая секция, которая этим занимается. Что такое глупость? Во-первых, это наличие ничтожно малой полезной информации в большом объеме условной информации. Во-вторых, это всеядность, некритическое восприятие недостоверной и непроанализированной информации. В-третьих, банальное повторение. В-четвертых, очевидная слабость логического анализа, несоблюдение элементарных законов логики. Например, если из факта существования тестера сделать вывод о том, что с его помощью удастся ликвидировать глупость, это будет глупо. Одно совсем не вытекает из другого. И так далее. В целом признаки глупости объективны, и здесь программисты справились. А когда были выявлены основные показатели глупости, оказалось нетрудно ввести ее количественную оценку — по реакции человека-датчика. И поскольку у разных людей восприимчивость разная, эталоном стал я. Теперь, принимая на работу нового Специалиста, можно снять тарировочную кривую его реакции на разные уровни глупости и с ее помощью выразить показания прибора в абсолютных единицах. Христо даже настаивал на том, чтобы эту единицу назвали моим именем. Я отказался, — конечно, из скромности. Так и получился „спец“. Один „спец“ — это среднее арифметическое моей реакции на 93 серию поливизионного фильма „Семья Петровых“. Вы-то вряд ли помните 93 серию, она шла давно. Фон в общественном транспорте — около двух с половиной спецов плюс-минус единица. Встреча старых друзей на улице — от нуля и трех десятых до четырех единиц. Поливизионная реклама — не меньше пяти. Ваша рубрика новостей науки и техники, например… э-э-э… смотря по теме…

На чем это мы остановились? Ах, да, — тактика. Вторым направлением наших действий было общество. Глупотестирование следовало популяризовать, люди должны были поверить в него и привыкнуть к нему. Мы решили было действовать осторожно, но тут сама глупость пришла нам на помощь.

Помню такой случай. Звонит известный ученый Икс и приглашает меня, — разумеется, с тестером, — на конгресс в Токио, где я буду иметь честь и удовольствие выслушать исключительно интересное сообщение его глубокоуважаемого коллеги Игрек. Через пять минут звонит уважаемый Игрек и велит, не теряя времени, лететь в Токио, ибо стоит послушать, какую потрясающую чушь будет городить на конгрессе всем известный тупица Икс. За два — три года я объехал весь мир — конгрессы, конференции, симпозиумы и прочее, и прочее. Нет, это неправда, меня никто не похищал. Хотя попытки были. За это время я получил предложения стать замдиректора в трех учреждениях, занимающихся невесть чем, и соавтором восьми докторских и тринадцати кандидатских диссертаций, а также шесть предложений руки и сердца. Да это что! Вы читали, как нас в то время обстреливали научные журналы? Не читайте.

Конечно, сядьте поудобнее, он вас не тронет. А рычит потому, что мы все время произносим слова, которые он не любит. Например, конференция или соавт… спокойно, пес…

Ошибаетесь, я держу его вовсе не затем, чтобы он меня охранял от людей. Скорее, наоборот. Знаете, хочется иногда поболтать о пустяках, о чем-то незначительном, говорить глупости… В малых дозах глупость обладает неким терапевтическим действием, помогает расслабиться, отдохнуть. Мне тоже иногда ужасно хочется болтать чепуху, но не могу. Не могу побороть себя. Стыдно. Что поделаешь, профессиональная деформация. Кроме того, меня многие знают и остерегаются, наотрез отказываются разговаривать о погоде, например. А собака служит поводом для невинной человеческой беседы. Особенно если и у собеседника есть собака. С собакой меня принимают, без собаки — нет. Вообще человек с собакой всегда вызывает интерес и доверие к себе. Так что собаки нам очень нужны. Ну хорошо, спрашивайте дальше.

Э-э-э, нет. Подробно рассказывать нет смысла. И вспоминать неприятно. Это в какой-то мере сугубо личные проблемы. Не принято. В конце концов, никто нам не был виноват, но приходилось очень туго. Хорошо еще, что к тому времени институт успел завоевать имя. Не будь мелких, но нужных чудес наноэлектроники, которые он постоянно выдавал, нам бы не выдержать. Но мы не только устояли, но и свыклись. И даже расширили поле деятельности.

Я начал ходить в кино, в театр, на выставки, смотреть передачи поливидения. Забросил конференции… тихо, пес… и переключился на премьеры. Меня приглашали наперебой. Всегда находился человек, готовый с удовольствием провести меня на чью-то премьеру. Но встречали меня без особой радости, конечно. Художники первыми придумали и пустили в ход лозунг: „Глупо, но талантливо“. И пошло-поехало: „Глупо, но шикарно“, „Глупо, но красиво“, „Глупо, но интересно“, „необходимая доза глупости“, „Глупо, но целомудренно“, „интеллигентная глупость“ и прочее, и прочее. Словом, заварилась каша.

Появились шутники, которые всюду носили с собой коробки, имитирующие глупотестер, — корпус такой же, а внутри простая схема, которая выдает на дисплей случайный набор чисел. Потом в продаже появились дамские сумочки в дизайне тестера и с надписью: „Вижу насквозь!“. Но это еще цветочки…

Хуже всего были сознательные мистификаторы, выдававшие себя за Специалистов. Они нанесли страшный вред. Тщетно мы добивались, чтобы контроль за глупотестированием был полностью передан нам, — каждый руководящий работник требовал, чтобы у него на письменном столе стоял глупотестер, рядом с видеофоном и нанокомпьютером.

Примерно в то же время возникли клубы дураков. Может быть, вы помните девчонок, которые с гордостью носили огромные значки с надписью: „Я у мамы дурочка“… Вы „Элементарную социологию“ читали? Люди думали, что глупотестер не сегодня — завтра станет частью их повседневной жизни. Это не входило в наши планы, но ничего невозможного здесь в принципе нет. Прибор недорог, а методика несложная. Вы знаете, к тому времени я так натренировался, что прибор реагировал, если я пристально смотрел кому-нибудь в глаза, вот так… А картина? Сам рисовал. Не модерн, а керосиновая лампа. Конечно, никогда не видели, они уже во времена моего детства были антикварной редкостью. Лучше всего мне удаются старые лампы, а эта нарисована совсем недавно. У меня их целая серия. Да нет, просто захотелось… Нет, другого не пробовал… Знаю, что не смогу.

Но вернемся к нашей теме. Получалось некрасиво: кокетство собственной глупостью вошло в моду, превратилось в некоего рода интеллектуальный снобизм. Люди защищали свое право остаться такими, каковы они есть.

И тогда Христо сказал: хватит! Это уводит нас от главной цели! И был, конечно, прав. При всей популярности глупотестирование так нигде и не ввели, — ни в одном научном учреждении, ни в одном институте, ни в одном университете, словом, нигде, кроме как у нас. Работать, в вашу газету? Ну, нет. Уровень у вас повысится, а читателей растеряете…

Пора было менять тактику и разрабатывать стратегию. Да, у нас были планы. Грандиозные. Первое: внедрить тестирование в средствах научной информации. Представьте себе: информационный потоп мелеет и превращается в ручеек чистого золота, экономятся огромные средства. Второе — на высвобожденные средства провести самый масштабный в истории эксперимент в области образования. Методами глупотестинга скрупулезнейшим образом отобрать кадры, разработать программы, содержание и методику обучения в первой супершколе. Ее первый супервыпуск — первые суперучителя, второй — также, и так до тех пор, пока все дети не пройдут через идеальную, умную школу. И наконец третье — человечество делает гигантский шаг прямо в далекое будущее…

Нет, никто этого плана не отвергал. Он никогда и не выносился на обсуждение. План был глуп, и мы это поняли безо всякого глупотестера. Интересно, что на сей раз мой датчик молчал. Понимаете, мы мечтали. Мы были утопистами. Кстати, вы читали „Утопию“ Томаса Мора? А „Город солнца“ Кампанеллы? А французских утопистов? Вы знаете, я на их книги не реагирую. Хотя с точки зрения нынешнего дня в них немало абсурдных представлений, да и сами они сумели наделать немало глупостей. Особенно Сен-Симон. Но это прекрасно… Конечно, красота не извиняет глупости, но ведь речь идет не о хорошенькой девушке, а о будущем. Мечта может быть наивной, но не может быть глупой. Во всяком случае, против такой глупости мой мозг не протестует. Видно, не такой уж я безупречный датчик. Но извините меня, я отклонился от темы.

Так вот, главная трудность была в том, что не хватало датчиков.

Пока я сеял панику среди художников и поэтов, Христо искал. Искал и я. Искала вся лаборатория, весь институт. Мы объявляли конкурсы, проверяли тысячи желающих. Профессия Специалиста казалась людям легкой, интересной и престижной. Многие почему-то считали, что поскольку ни в чем не разбираются, это позволит им стать идеальными датчиками. Но это — далеко не достаточное и даже не необходимое условие… Оказалось, что у огромного большинства претендентов реакция на глупость слабая или ее нет совсем. На тестах они срезались один за другим, а вместе с каждым неудачником срезались и мы.

Нет, я не уникален. Есть и другие, но нас оказалось мало, — неожиданно мало. Не могу назвать цифры, а тем более имена. Остальные и сами не знают о своих способностях. И это правильно.

Иные из них не годятся для нашей работы, потому что не обладают чувством юмора, а без этого невозможно стать хорошим Специалистом. Им самим непонятно, почему их считают конфликтными личностями. А Специалисту нужно умение быть терпимым к людям, способность с кем угодно вести спокойную и приятную беседу, как, например, мы беседуем с вами… Да ничего я не хочу сказать… Есть и другая причина, и она гораздо важнее. Это я настоял на том, чтобы они не узнали о своих способностях, — конечно, не потому, что хотел остаться единственным. Наоборот. Понимаете, эти люди… они мне очень близки и дороги… больше, чем кровная родня. Видите ли, мы понимали, что войну с глупостью нельзя вести как баррикадный бой, да это и не нужно. И все же для успеха требуется армия, а не горстка людей. Какой же смысл переворачивать их жизнь вверх дном? Что толку быть идеальным диагностом, если не умеешь лечить? Я просто не мог сказать им, что они — не такие, как все, и что нас ничтожно мало… Словом, мы было решили, что всему конец. А оказалось, что это — лишь начало.

Да, будет сенсация, и ваша газета сообщит ее первой. Почему не сказать? Бомба уже сброшена, нам уже никто не сможет помешать, так что пишите на здоровье. Я что-то устал. Может быть, выпьем кофе?

Так вот, мы искали датчиков. Везде и всюду. Кроме конкурсов в институте, применяли метод, которым Христо когда-то нашел меня. Исследовали целые группы людей. Иногда контролировали реакции на естественный поток информации в группе. Иногда сами вносили материал для проверки. И знаете, где обнаружилась самая бурная реакция протеста… вам с сахаром?

В детском саду. Есть такая сказка, как лиса обманула волка и заставила его опустить хвост в прорубь, чтобы наловить рыбы, а зима была морозная, хвост у волка примерз, ну и так далее. Когда детям читают эту сказку, их головенки прямо кипят от возмущения волчьей глупостью. Средний уровень реакции — семь спецов, представляете?

Вы правы, это естественно. И мы были вынуждены признать, что реакция протеста у человека — врожденная и свойственна любому мозгу. Почему же позднее он утрачивает ее? Этого мы еще не знаем. Здесь можно продолжить аналогию с иммунной реакцией. Если вам сделали прививку, место укола вздулось, покраснело и так далее. После этого вы можете есть вирусы ложками и с вами ничего не случится… Возможно, мы теряем эту способность потому, что не пользуемся ею. Ведь рядом всегда отыщется некто, готовый указать, что глупо, а что — нет. И даже если этого некто не окажется, в действие вступает жизненный опыт, формальный анализ и прочее, даже, если угодно, предвзятый подход… Ведь человек способен выжить, и не прибегая к интуитивным резервам мозга, а любая способность требует тренировки, развития… Тренировка же — дополнительное усилие.

Решение? Оно несложно. Чтобы вызвать интерес к определенному роду усилий, нужно превратить их в вид спорта или игру. Вот именно, игра в Н-волну. Но для игры нужны игрушки.

Глупотестеров нет в продаже? Кто вам сказал? У вас есть дети? А вы им купили последнюю модель детского нанокомпьютера? И прекрасно сделали. За неделю продано полмиллиона. Он недорог, к тому же это самая совершенная игрушка, какая когда-либо создавалась на земле.

Да, в нашем институте. Я и сам не знаю всего, на что она способна. Конечно, нанокомпьютер может считать, обучать, играть во всевозможные игры. Может служить мини-поливизионным приемником и передатчиком УКВ на малые расстояния, например, для игр во дворе или дистанционного управления механическими игрушками. Может генерировать сказки в интерактивном режиме. С его помощью можно синтезировать простенькие мелодии или цветные картины для экрана поливизора.

Можно переводить простые фразы и выдумывать несложные языки. Можно работать с кубиком Рубика. Ну, что еще… Кстати, этот компьютер в зависимости от возможностей хозяина решает, что программировать ребенку, а что — ему самому. Да, вы правы, все это доступно любому компьютеру с соответствующими периферийными устройствами. В них-то все дело.

Столько возможностей, собранных воедино, такой набор программ, — этого еще никогда не было. Такую игрушку любой ребенок будет всюду носить с собой и не захочет с ней расставаться.

Но у нее есть еще одна функция. Она не зависит ни от программы, ни от периферийных устройств, о ней не упоминается в руководстве к пользованию. Дети сами ее обнаруживают. Нет, жесткая схема, вмонтирована в корпус. И когда микроглупотестер ловит Н-волну, раздается тоненький голосок: „Молодец!“. Нет, вот так: „Молодец!“.

А, значит, уже слышали? Ошибаетесь, другие модели не могут, только эта. А как вы думали, почему ваш сын стал прислушиваться к каждому вашему слову?

Загрузка...