Натиск

Ч1.

Ступни Рики изранились в кровь, но боль в ногах не могла сравниться с той что в боку. Он бежал сломя голову по ночному Роджеру. И ночь его радостно приветствовала. Тени вздымались под лунным светом и в них он видел красные глаза преисполненные злобой. Тени от деревьев, от домов и заборов сливались в один причудливый строй солдат намеренных тебя убить. Их алые взгляды с земли устремились вверх, смотрели на него и пожирали собственной злобой окружая маленького мальчика. Знания проходов и коротких троп потеряли всякий свой смысл, Рики видел лишь страх облаченный в черное впереди, и страх в виде его брата сзади. Нож блистал под лунным светом и разгонял тени. Солдаты расступались перед своим генералом, кланялись и бросали приветствия. Тут он был боссом и они должны ему подчиняться. Физический нож ударит больнее бесформенного солдата леса.

Рики пытался кричать, но не мог, ком в горле душил и наказывал за каждый преодолевший метр.Легкие рвало, шаги пели болью и отдавались скошенной походкой в бок.

Заборы, новые дома, вновь заборы, черные деревья, всепоглощающая черная бездна жухлой травы.

И он бежал, бежал в раскрытые алые рты, сквозь напитанные злобой глаза. От брата. К другу.

Ч2.

Она долго ждала этого дня и хотела выглядеть потрясающе потрясной. Сердце билось и ее рука дрожала.

Но этот день должен быть самым лучшим!

Вздохнув и собрав все свои силы она сосредоточилась на зеркале и на своих волосах. Волосы не хотели поддаваться и она нажимала на расчёску сильней.

– После сна так тяжело делать причёску, будто корова лизнула, ей богу!

Она ворочилась и они сбились в клубок шерсти неизвестного досели животного. С каждым проходом вырывая маленькие клочки.

– Вот так. Так лучше. Ровнее и станет лучше. Да.

Выдвигается нижний шкафчик стола и из него она достает кусочек угля.

– В тон волосам должны быть и глаза!

Она закрывает одно веко и проходиться по нему. Потом второе.

– Цвет нечёткий! Надо лучше!

Жирной чертой уголь проходит по всему лицу.

– Слишком много! Меньше! Я сказала меньше.

Она слюнявит палец и пытается смыть часть, делая ее нос похожим на одно черное пятно.

– Мой дорогой, ты ведь не будешь злиться за такой небрежный макияж? Да-да. Он не будет. – Говорит она шепотом слушая ответы тишины.

Она даст ему больше чем милое личико. Она даст ему всю себя. И в их момент лицо её будет неважно.

– Ты, прав. Будет важна лишь моя фигура.

Она чувствует себя легче перышка и подлетает в пируэте к невероятно высокому шкафу. Дверцы открываются с такой же лёгкостью и она видит свои платья. Но они ещё лучше и их больше! Очень много новых платьев! Они блестят и переливаются её любимыми цветами. Всеми цветами наполняющий этот бренный мир. В пустоте и в черноте они сверкают светом тысячи солнц.

– Ты же порвешь его, так? Тогда хочу чтобы порвал моё любимое. Это будет нашим знаком любви.

Длинное шелковое платье скользит в ее руках и красная крапинка на подоле сверкает цветом крови.

– Бени! Бени! Ты ведь любишь алый, да?

Дом наполняется её нежным голосом. “О мой любимый, о мой дорогой. Сегодня мы с тобой…”. Ветер из раскрытых окон создает музыку насвистывая в такт песне между половицами и дверными проемами. Дерево хрустит и скрежечет. “Под златом девы…” Мама и папа спят. Они не слышат её оду юности и уходящему лету. Их зима уже пришла.

– Они бы помешали мне! А так нельзя! Этот день наш!

Ветер подталкивает вперёд. Она чувствует его силу. И она… летит, как всегда хотела.

– О Бени! О мой любимый, верный Бени!

Бритвенно острые ножницы Баа сверкают под светом луны. Она их не отпустит! Нет! И не выронит! Дважды нет! Ласковые и мягкие тени смыкают руки в пустоте.

– Сегодня я буду твоей плохой девочкой, а ты мои плохим мальчиком…

И свист Ее песни, вновь. И ветер. Много жесткого, холодного ветра.

Ч3.

Ники заполз под кровать. Он сидел на брате и хотел его убить! А нож теперь под комодом, и он ждёт. Ники знает что ждёт, видит как он смотрит и движется столь медленно что обычный человек не заметил бы. Но Ники видит! Видит как он смотрит и как желает напиться кровью, вспомнить свое прошлое. То о котором говорил папа. Он же был хорошим охотником. А его сыновья… слюнтяи и девочки. Им никогда не стать мужчинами. Не без него. Не без ножа.

Ники не плачет. Ему нельзя плакать. Вздохи и всхлипы привлекут ЕГО. Того что стоит за приоткрытой дверью. Скрюченного под потолком высокого человека без тени, но тенью являющегося. И того что с каждым часом все больше и больше растягивается по полу ровной тьмой. Подбираясь к заветной вещи. К железной, стальной, серебряной – неважно! Важно что острой!

– Возьми его первым! – Говорит кто-то сзади и Ники невольно дёргается. – Возьми чтобы они не взяли!

Ники хочет посмотреть кто говорит но не может обернуться.

– Маме одиноко одной. Ей так бывает одиноко днём. Ты что не любишь свою мамочку, Ники? – Безумную улыбку монстра можно прочувствовать в его изречениях и в мурашках на спине. Оно говорит, и говорит шепотом громче всякой грозы и грома. – Папа ведь трахает ту, с ведерками которая. А мама хотела бы тепла.

– А ей будет тепло если он будет внутри? – Спрашивает Ники спокойным тоном.

– Когда оно растечется по кровати? – Оно улыбается. – Не будь глупым Ники! – Сказало оно голосом отца. – Стань мужчиной, Ники, мама не против.

Тени за окном всё длинней, а глаза в углу всё красней.